Делиани Лиана. Самаия

Самаия

На написание этого текста меня вдохновили нижеприведенные строки и самаия - старинный грузинский танец, посвященный царице Тамар.

Танец в разных вариациях и аранжировках можно увидеть здесь: https://www.youtube.com/watch?v=iKBeOPo3BBI

здесь https://www.youtube.com/watch?v=uDn1CHBAeLQ

и здесь:

https://www.youtube.com/watch?v=ZRP_cv2tagE&list=LLjjwGCnlE-7nBlWqRbQeLjQ&index=4

========== Часть 1 ==========

Кем ты была, Тамар? ...

О чем печаль твоя?

...

Отсюда не слышны назойливые речи

тех, кто винил меня в безбожии за то,

что я любил тебя. О, это бессердечье!

В сравнении с ним само безбожие -- ничто!

И. Абашидзе

"Голос в белой келье"

Еще несколько месяцев назад мечурчлетухуцеси*, а ныне лишенный придворной должности дидебули** Кутлу-Арслан всегда придерживался мнения, что с женщинами лучше всего договориться способны женщины, поэтому для беседы с царицей и ее дражайшей теткой Русудан направил двух опытных дам, уже доказавших на деле свои способности вести переговоры. Краваи Джакели и Хвашак Цокали не так давно исполняли роль переговорщиц, когда сам он сидел в подземелье. Те переговоры завершились его освобождением и фактическим поражением царицы: она вынуждена была согласиться расширить полномочия дарбази*** до таких пределов, что от былого самовластия её отца и деда остались жалкие крохи. Тем не менее, почивать на лаврах Кутлу-Арслану было недосуг, он чувствовал -- девчонка не смирилась...

А потому медлить не следовало. Неслыханное дело -- женщина-царь на троне, но еще более неслыханное -- строптивая незамужняя девица. Срам перед соседями да усобицы -- только это и выйдет из более чем странного решения, которое принял царь Георгий III, еще при жизни посадив на престол соправительницей двенадцатилетнюю дочь. Кутлу-Арслан с самого начала это знал. И ведь прав оказался умудренный прожитыми годами государственный муж, ох, как прав. Первым восстал законный наследник -- царевич Демна, теперь же, после смерти Георгия III, жадные до чужих земель соседи с возрастающим аппетитом зарятся на земли беззащитного, лишенного царя-полководца царства.

Царице нужен муж, а стране -- царь, и именно столь щекотливый вопрос был предметом переговоров, на которые с Божьей помощью отправились Джакели и Цокали. Ибо прозорливый Куртлу-Арслан вместе с католикосом Микаэлом после многомесячных тяжелых раздумий и переговоров, наконец, определились с кандидатурой на роль царя абхазов, картвелов, ранов, кахов и сомехов.

Чтобы сформулировать требования, предъявляемые к претенденту на руку царицы, много думать Кутлу-Арслану и его соратникам не пришлось. Мужем царицы надлежало избрать человека, который был бы достаточно тверд, чтобы взять над ней власть в браке, но вместе с тем, целиком зависел бы от бывшего мечурчлетухуцеси и поддерживающих его дидебулов. Долгие часы раздумий и поисков потребовались для того, чтобы найти подходящего знатного юношу. Пока, наконец, эмир Тбилисский Абуласан не предложил жениха, во всех отношениях соответствующего их пожеланиям.

В прохладных покоях царственной Русудан царил полумрак. Тетка царицы и вдова султана Хоросанского всегда любила роскошь, но с возрастом невзлюбила яркий свет. Злые языки утверждали, что так несравненная Русудан пытается продлить недолгий век женской красоты. Впрочем, слегка увядшую красоту царицыной тетки богато оттеняли лучшие восточные ткани и украшения. Прибывшие на переговоры дамы, уже успели обсудить все необходимое со светлейшей Русудан, и теперь ждали появления царицы. Та задерживалась. Еще несколько минут дамы мило беседовали о пустяках, и, наконец, в покои вошла Тамар в сопровождении своих прислужниц.

В отличие от большинства присутствовавших женщин, царица была одета в темное платье без всяких украшений. Такое же темное покрывало обрамляло ее серьезное, сосредоточенное лицо. Дамы поднялись, чтобы приветствовать вошедшую. Наряд царицы их не удивил, хотя и вызвал скрытое раздражение. Сегодня была пятница, день поста, и царица, известная своей набожностью, в этот день неукоснительно соблюдала традицию, заведенную еще ее матерью, покойной царицей Будурхан, -- после службы отправлялась в беднейшие кварталы, раздавала милостыню и помогала врачевать бедных и немощных. Она прекрасно знала, зачем прибыли Джакели и Цокали, но, тем не менее, специально не переменила платья, давая понять, что не приветствует цель, которая привела их сегодня во дворец.

Беседа началась похвалой бесподобной царице, ее красоте и не менее прекрасным духовным качествам, перетекшей плавно в утверждение, что даже такой женщине как она, необходим спутник, мужчина, разумеется, достойный такого неземного блаженства, как супружество с нею. Дамы Краваи и Хвашак непрерывным журчанием голосов сменяя друг друга, славословили жениха, ниспосланного царице самой судьбой. Знатный князь из далеких северных земель, сраженный слухами о ее красоте в самое сердце, преодолел огромный путь через кипчакские степи, дабы лицезреть ее прекрасные очи и удостоиться счастья просить ее руки. Русийский князь хорош собой, молод, он одной с нами веры, среди смертных нет равных ему в воинском искусстве, мудрости и прозорливости, а его любовь к ней затмевает все доступные примеры страсти, описанные западными и восточными поэтами. Он будет достойным супругом царице. Наконец, дамы, измученные собственным красноречием, смолкли, переводя дух.

Все это время царица сидела и слушала, спокойно, ничем не выдавая своих эмоций.

-- Князь покинул свое отечество и готов остаться в чужой стране. Если он так мало дорожит родиной, то чего можно ожидать от него по отношению к чужой земле? -- голос у царицы был неожиданно низким и полногрудным. Слышавшие ее впервые поражались этому своеобразному несоответствию строгой внешности и низкого богатого голоса.

-- Светлейшая царица, князь ослеплен страстью к тебе, ради тебя он проделал столь долгий путь. Он почтет за счастье остаться с тобой, любовь к тебе заставит его полюбить и твою страну.

-- К тому же, я слышала, в его землях сейчас неспокойно, могущественный князь, его дядя попрал права многих князей и захватил их земли, -- сказала царица.

Краваи Джакели бросила из-под полуопущенных ресниц быстрый взгляд на царицу. Что ж, отрицать не было смысла.

-- Солнцеликая царица, твоя осведомленность говорит о твоей предусмотрительности. Юный князь храбро сражался со своим дядей, подобно молодому льву, и лишь его горячность помешала ему одержать победу в той битве.

-- Он такой храбрый воин, почему же тогда, отдав свои земли, без боя хочет получить другие? -- спросила царица с легкой насмешкой.

-- Прекраснейшая из цариц, и искуснейший воин один не выстоит против целого войска.

-- Иногда мудрый предпочитает временно отступить, дабы потом явить всю свою мощь, -- на два голоса ответили дамы Джакели и Цокали.

-- Если он так мудр, почему до сих пор не вернул себе свои земли? Где его союзники, ибо мудрость предписывает находить помощников в деле, с которым не справиться одному?

-- Он заключил союз с кипчаками. А теперь стремится к союзу с тобой, солнцеликая...

-- То есть он рассчитывает, что наши воины пойдут воевать где-то далеко на севере за его владения, оставив наше царство без защиты?

Дамы-переговорщицы тревожно переглянулись меж собой. Тетка царицы едва слышно вздохнула -- похоже, племянница слишком хорошо подготовилась к беседе.

-- Что касается русийского князя, не торопись дурно судить о нем, -- вступила в беседу Русудан. -- Его земли находятся так далеко от нас, что не следует слепо доверять слухам. Я видела этого юношу, он пригож собой и приятен в общении, и если ты встретишься с ним, то сможешь составить собственное мнение.

-- К чему мне встречаться с ним?

-- Юноша проделал столь долгий путь, чтобы увидеть тебя. Жестоко и нелюбезно теперь отказывать ему в этом.

-- Я не звала его и не обещала, что приму, -- царица проявляла намеренное непонимание, не желая продолжать разговор.

-- Царица, клянусь солнцем вашей покойной матери, незабвенной Будурхан, родную дочь я не могла бы любить больше, -- со слезами на глазах произнесла Хвашак Цокали. -- Никто из нас не желает зла ни вам, ни царству. Юноша вполне достойный, мы заботимся лишь о вашем благополучии...

-- Вы уже в том возрасте, когда необходимо подумать о будущем наследнике, о залоге будущего процветания нашего царства, -- страдальческим голосом произнесла Краваи Джакели.

-- Не пристало царицу уговаривать, как испуганного ребенка, встретиться с женихом, -- тихо добавила тетка.

-- Не пристало царице, как несмышлёному ребенку, навязывать свою волю, -- ответила Тамар, не повышая голоса. Она окинула внимательным взглядом всех троих собеседниц и устало добавила. -- Я встречусь с этим человеком.

Ни католикос, ни дидебули, ни сиятельная Русудан не стали мешкать в столь щекотливом деле, имея в виду, в первую очередь, шаткость положения в стране -- с тех пор как год назад бренный мир покинул царь Георгий III, и царица поссорилась с дидебулами, недовольство и бунтарство бродили по всем слоям населения -- от высшей знати и духовенства до городских ремесленников, купцов и даже презренных глехи, а во-вторых, то, что царица была незамужней девицей в возрасте, который лишь льстивые придворные поэты называли юным, -- ей шел двадцать четвертый год.

Прием важного гостя устроили в тронном зале Исанского дворца. Поскольку все члены дарбази и Русудан уже виделись и беседовали с претендентом на руку царицы, оставалось лишь свести жениха и невесту лицом к лицу.

Несвойственным девицам прямым, немигающим взглядом рассматривала Тамар Юрия Андреевича, уже успевшего при исанском дворе получить имя Георгия Руси. Светлые волосы, округлое лицо, ровный острый нос. И глаза, не голубые, не серые, почти лишенные цвета. Его облик был таким непривычным, что она даже не могла решить, хорош ли он собой.

Юрий тоже с любопытством разглядывал молодую царицу. Смуглолицая, с темным пушком на верхней губе девушка невысокого роста и не первой свежести. "Не красавица, -- думал он. -- Приврали, как и следовало ожидать. "Солнцеликая". Солнце ее разве что обожгло". Он с тоской вспомнил златокосых подруг своей юности, с пышными податливыми телами и веселым смехом, оставшихся на далекой родине. Тяжелый пристальный взгляд Тамар отвлек его от воспоминаний, и, спохватившись, он изобразил на лице восхищение.

Лишь секунду замешкался Юрий, но Тамар уловила эту заминку. Первое неприятное предчувствие подтвердилось. Еще входя в залу, царица не надеялась, что жених поразит ее с первого взгляда или хотя бы внушит расположение. Про русийского князя уже ходило множество сплетен, естественно, достигавших ее ушей. Говорили, что русский еще у кипчаков пристрастился к содомскому греху, что он уж очень охоч до вина и не знает меры, но Тамар слишком хорошо понимала, сколь многие заинтересованы в ее свадьбе, чтобы принимать на веру все, что нашептывали ее приближенным соперничающие стороны.

Перед тем, как встретиться с Юрием она молилась, прося Божью матерь ниспослать на ее пути человека, способного разделить с ней тяжелую ношу власти.

-- Аминь, -- привычно шептали губы, пока царица осеняла себя крестом. Но и сотворив молитву, неподвижна осталась коленопреклоненная Тамар, сосредоточенно всматриваясь в грустный лик Спасителя.

Как крепки цепи земных страстей! Сколько их -- привязанностей земных, по долгу и зову сердца возникающих. Надо любить отечество, и она любила, надо любить семью -- любила. Слишком даже. Двоюродного брата любила запретной женской любовью, но не это мучало ее. Отгорело уж сердце, пеплом осыпалось и остыло. Более всего боялась Тамар не небесной кары за свою неподобающую любовь, более всего боялась -- не превысит ли любовь земная любовь небесную.

Неисповедимы пути твои, Господи, но тяжела ноша на плечах, почти непосильна: трое заточены в ее хрупком теле, трое скорбят, раздираемые страстями -- царица, что более всего радеет о чести и славе родной земли, так радеет, что ни перед чем не остановится, и собой пожертвует и другими; женщина, что горько оплакивает свою долю, ибо чувствует -- полюбить ей дано было лишь единожды, таков ее удел, и вот уж нет надежд на счастье, отцвела ее страсть, не успев распуститься; и в самой сокровенной глубине неземным страданием мучается душа, верующая глубоко и твердо, алчущая лишь небесной благодати и покоя, рвущаяся прочь из юдоли скорбей, подлости и мерзости к стопам Творца, туда, где бессмысленны все иные страсти и горести, ибо только там -- истина.

Тамар молилась, но, несмотря на свои молитвы, не верила в чудо. И чуда не произошло.

Покойная царица Будурхан была женщиной красивой, набожной и кроткой. Недостатков у нее было лишь два: ничего не смыслила царица в делах государственных да так и не сумела родить царственному супругу сына. По этим-то причинам, отчаявшись получить наследника картлийскому престолу, царь Георгий отдал дочерей на воспитание овдовевшей венценосной сестре своей -- Русудан. Таков был обычай, царица не сетовала и не вздыхала, но редкие приезды дочерей были праздником ее сердца.

Тамар росла серьезным ребенком. Терпеливо и настойчиво могла она слушать уроки старого воспитателя Басили, наставления Русудан, многочисленных мамок и нянек. Но просыпавшийся иногда в девочке бесенок, заставлял ее быть упрямой, непокорной, убегать играть с мальчишками в зарослях у стен замка. Русудан, как могла, старалась обуздать порывы племянницы, она и отец Тамар, царь Георгий III, приучали ее к важности и сдержанности царских особ. Долго приучали. Но изменилась Тамар в одно лето. В то лето, когда был казнен царевич Демна. Никогда больше с того лета Русудан не смогла бы с уверенностью сказать, что думает и что чувствует племянница.

Вот и теперь, входя в покои царственной племянницы, Русудан не знала, с чего начать беседу. После утренней встречи с русийским князем, Тамар никак не показала своего расположения или недовольства, с подобающей любезностью распрощавшись с гостем.

-- Все юные девы при нашем дворе единодушно нашли, что русский -- прекрасный юноша, -- доверительным тоном сказала Русудан.

-- Не все, прекрасное снаружи, блестит изнутри, -- ответила племянница.

-- Ты изначально настроена не в пользу этого юноши. Хотела бы я знать, кто внушил тебе такую неприязнь?

-- Я предпочла бы вовсе избежать замужества, будь на то моя воля.

-- Царевны могут становиться невестами Христовыми, не царицы. Ты -- царица, и превыше долга перед Всевышним пред тобой долг государственный -- дать наследника царству, обеспечить силу нашего рода и преемственность власти. Лишь выполнив свой земной, царский долг, ты сможешь положить жизнь к стопам царя небесного, -- веско произнесла Русудан.

-- Мой долг мне известен, -- печально улыбнулась племянница. -- Но я желаю знать мужчину, которого вы прочите мне в супруги. Редкая для нас внешность -- еще не повод считать его красивым, и уж тем более говорить о его духовных добродетелях. Я сама хочу убедиться в них. И лишь тогда принять решение.

-- Если сыграть свадьбу в день святого Георгия, у вас будет довольно времени, чтобы ближе узнать друг друга до брака, -- примирительно сказала тетка.

-- Уже назначили день? -- Тамар не выглядела удивленной, скорее в голосе прозвучала насмешка. -- Меньше двух месяцев осталось. Что, если я откажусь?

-- Когда я выходила замуж, мне было тринадцать. Султан был втрое старше, другой веры, и я ехала в чужую, незнакомую страну. Ты давно уже не дитя, остаешься на родине, жених молод и пригож собой -- чего еще можно желать? -- сухо произнесла Русудан.

Оставшись в одиночестве, царица погрузилась в раздумья.

Из всех претендентов на место ее супруга лишь осский царевич Георгий был влюблен в нее. Из всех он один претендовал на то, чего она не могла дать, -- не только на власть и титул царя, но и на ее любовь. И именно поэтому она меньше всего желала, чтобы его сватовство было удачным. Ей нечем было ответить Георгию. Он заслуживал лучшей участи, чем жить бок о бок с женщиной, лишенной дара откликнуться на его чувства. К тому же хворый, слабый здоровьем царевич не смог бы в полной мере разделить с ней обязанности правителя и полководца. С осской стороной ее и так связывали достаточно близкие родственные отношения, и можно было не опасаться серьезного недовольства ее выбором, вне зависимости от того, на кого он падет.

Претендентов из числа родственников византийского императора после того, как младшую сестру Тамар -- Русудан -- пять лет назад выдали за сватавшегося к старшей Мануила Комнена, приближать так близко к трону было опасно -- Константинополь только и ждал удобного момента, чтобы вновь обратить южные земли в одну из своих провинций.

Кандидатуры многочисленных шахов, султанов и пашей, жаждавших вступить с ней в брак, никто всерьез не рассматривал. Учитывая различие в вере, даже Русудан, сама побывавшая замужем за мусульманином, признавала, что жених царевны и жених царицы совсем не одно и то же. Муж царицы и отец ее детей должен принадлежать православной вере, и в этой же вере должны быть воспитаны наследники.

В общем-то, это была лишь видимость выбора. Из всех претендентов лишь Юрия спешно привезли в Картли, не спрашивая ее согласия. Георгий нехорошо себя чувствовал и под этим предлогом, ей не советовали с ним встречаться, а она и не настаивала. Ни одного шаха Тамар никогда не видела. Лишь Юрия настойчиво ставили перед ее глазами, и Кутлу-Арслан уже строил планы будущей свадьбы.

Юрий -- марионетка в этой игре. Даже если он умен, ему потребуется время, чтобы разобраться, что к чему в чужой стране. И это время он будет послушным орудием. Вопрос только, в чьих руках? Тамар сжала пальцы в кулак. Сейчас не время, сейчас она бессильна. Но... Терпение, терпение. Однажды она станет полноправной царицей.

В то же самое время Юрий тоже обдумывал утреннюю встречу. Вот он, его единственный шанс. Годы жизни у половцев в качестве изгнанника уже давно набили оскомину молодому сыну князя Боголюбского. Унизительные подачки, которыми одаривали его половецкие ханы, кочевая жизнь в шатрах, и долги, долги, вечно долги... Нечем расплатиться с купцами, а уж тем более не на что собрать войско, чтоб идти воевать отцовскую вотчину. Но эти же долги пошли ему на пользу, усмехнулся Юрий. Отчаявшиеся получить свои деньги купцы первыми намекнули Абуласану о возможном женихе для Тамар.

Интересная страна, эта Георгия, богатая, да и где еще на троне сидит незамужняя девица? Невеста, правда, не красавица, но и не урод, а уж приданое с лихвой все окупает. Потом, для услады жизни и любовных утех всегда можно найти другую, и не одну. Он станет тут царем, государем над землями не меньше и не хуже греческих, вот уж дяде Всеволоду останется лишь утереться. А там глядишь, неровен час, можно и в дальний поход сходить, половцев с собой прихватить, узнает тогда дядя, почем нынче лихо.

И только строгие глаза Тамар приглушали сияющие дали. Царица хоть и девица (в самом деле ли девица, кстати, в ее-то лета?), но не глупа. Необходимо добиться согласия на брак, нужно понравиться ей.

========== Часть 2 ==========

Не прошло и двух дней, как царица покинула Исани, отправившись в Шио-Мгвиме для молитв. Свиту с собой она взяла скромную, поставив во главе личной охраны бывшего спасалара-мандатуртухуцеси Кубасара.

Звезда Кубасара, потомка кипчакских воинов, переселенных в южно-грузинские земли ее прадедом Давидом, взошла на политическом небосклоне, когда восстание царевича Демны было в самом разгаре. Кубасар первый собрал войско для царя, умело провел осаду Лорис-цихе и в результате доставил к ногам Георгия III царевича Демну и его тестя -- амирспасалара Орбели. Обоим мятежникам выкололи глаза и отрезали языки перед казнью, а после казни обезображенные отсеченные головы выставили на всеобщее обозрение. Кубасар же за заслуги перед царством получил должность мандатуртухуцеси.

Тамар невольно вспоминала об этом каждый раз, когда видела низко склонившегося перед ней старого воина. Но его искренняя преданность отцу Тамар и не менее искренняя привязанность к ней самой умеряли невольный неприязненный порыв ее сердца. Более того, она всегда старалась быть ласковой с Кубасаром, а тот всеми силами служил своей царице, оставшись на ее стороне даже сейчас, когда большинство его сородичей поддержали Кутлу-Арслана в его планах по ограничению царской власти и устройству царицыной свадьбы.

Если кто вызывал у Тамар подлинную неприязнь, то отнюдь не Кубасар, а Кутлу-Арслан, затаившийся во время восстания подобно змию в камышах, выжидая, когда можно будет примкнуть к победителю. Он с легкость продал Демну царю Георгию, но мог поступить и наоборот, -- разницы не было, единственное, что интересовало вельможу -- мера собственной власти. Подобно шакалу, он угодливо прогибал спину перед царем-победителем, но едва тот испустил последний вздох, принялся плести сети для молодой царицы. Это по его требованию от придворных должностей были отстранены Кубасар, Апридон и многие другие, преданные ей и ее отцу люди.

Кутлу-Арслан менее всего желал снова ссориться с царицей сейчас, в шаге от исполнения всех своих замыслов, поэтому предпочел не заметить Кубасара, возглавившего ее охрану. Старый дурак не в счет, он вне игры и не может принести вреда. Со дня на день ждал Кутлу-Арслан важных известий. И когда дождался, то был столь доволен, что неосмотрительно позабыл отдать приказ задержать вестников.

Меж тем один из них в ту же ночь покинул Исани.

Вестник скакал всю ночь, и оруженосец следовал за ним молчаливой тенью. На рассвете оба въехали в ворота Шио-Мгвиме, и, несмотря на ранний час, постучали в покои царицы. Заспанная прислужница ответила, что царица ушла к заутрене в часовню на берегу реки, дабы помолиться в тишине и одиночестве. Досадливо вздохнув, вестник в сопровождении усталого оруженосца продолжил путь по пыльной истоптанной дороге.

Дорога вскоре перешла в узкую тропу над берегом реки, и ветви низко растущих деревьев били всадника по лицу мокрыми от росы листьями, снимая сонливость и усталость долгого пути. Взбодрившись и ускорив бег лошади, он чуть не наскочил на двух странниц, шедших по извилистой тропе. Женщины испуганно вскрикнули, одна отскочила в сторону, другая успела лишь повернуться, но он удержал коня.

-- Прошу прощения, калбатоно, -- извинился всадник.

С лица женщины, закутанной в черное покрывало на него взглянули черные внимательные глаза. Глаза, прекрасные как у Богоматери, но более требовательные, вопрошающие, пронизывающие до глубины сердца.

-- Светлейшая царица, -- выдохнул он.

-- Господь да пребудет с тобой, Давид, -- раздался глубокий грудной голос Тамар.

Давид Сослани спешился и преклонил колено. Тамар велела ему встать, и воин медленно пошел рядом с царицей. Ее прислужница, Мариам, и его оруженосец вели позади уставших коней.

-- Третьего дня Георгий скончался, -- сообщил царице Давид.

-- Да обретет душа его Царствие Небесное, -- ответила та, осеняя себя крестным знамением.

В ответ Давид дернул головой, подзывая поближе оруженосца.

-- Это еще не все вести, царица.

Оруженосец, совсем мальчишка, неожиданно рухнул на колени в дорожную пыль, не выпуская из одной руки поводий. Вблизи было заметно, что одежда на нем с чужого плеча, а неловкие движения принадлежат скорее, книгочею, нежели воину.

-- Светлейшая... человек, к-которого доставили к нам в обитель по твоему п-приказу... Он умер.

-- Когда?

-- Вчера п-поутру. Перед смертью он все м-мычал... -- послушник смущенно замолчал, но, встретив требующий продолжения взгляд царицы, добавил: -- Махал руками, словно х-хотел что-то сказать... и я догадался, что он просил бумагу и п-перо. Он... пытался что-то написать, но б-боюсь, у него не получилось. Там одни каракули.

-- Отдай мне, -- властно протянула руку царица.

Нашарив в складках одежды, вестник протянул ей свиток. Было еще недостаточно светло, чтобы можно было что-нибудь разобрать на пергаменте. Впрочем, царица и не пыталась. Отвернувшись от спутников, она несколько мгновений молча стояла на берегу.

-- Воистину печальные вести, -- наконец, сказала Тамар, глядя на рассветный туман, стелящийся над рекой. -- Слишком часто в последнее время приходится молиться об упокоении души дорогих мне людей.

-- Прости, что огорчил твое сердце, -- горячо сказал Давид, не выдержав мысленного сравнения этой взрослой, умудренной жизнью и болью женщины с образом смеющейся юной девочки с черными тугими косами, ожившим в его воспоминаниях. "Я с радостью отдал бы душу, чтобы вновь увидеть улыбку на твоих устах".

Царица зашагала вперед по тропинке, и ни Давид, ни слуги не стали нагонять ее, давая Тамар время побыть наедине с ее горем. Лишь когда она обернулась и остановилась в ожидании, Давид приблизился вновь.

-- Светлейшая царица, есть еще одна весть, о которой ты, впрочем, догадываешься. Я получил предписание оставить Ташискари и отправляться с посольством к кипчакам вместо князя Джакели, -- он старался говорить так, как подобало обращаться к царице ее подданному, пусть даже другу детства и дальнему родственнику. -- Я не мог отправиться в путь, не получив твоих указаний.

-- У меня остается все меньше возможностей не только выиграть в борьбе, но даже вести ее, -- глаза царицы гневно блеснули. -- Все меньше преданных людей вокруг. Поезжай и постарайся собрать сведения, узнай, каков он, этот русийский князь, каковы его нравы, его слабости, привычки. Узнаешь что-то важное -- постарайся прислать мне подтверждение. Если будет еще не слишком поздно.

-- Царица, одно твое слово, и я останусь. Моих людей из Ташискари вместе с людьми Кубасара хватит, чтобы защитить тебя до тех пор, пока на помощь не подойдут преданные тебе войска. Можно похитить русского, и тем самым отсрочить свадьбу.

-- Мы слишком слабы, чтобы взять власть одним ударом. Затяжной междоусобной войны допустить не должно -- она ослабит царство, а у нас слишком много врагов.

Давид, соглашаясь с ее доводами, опустил голову.

-- Тогда мне нужно отправляться немедленно. Путь не близкий, но клянусь тебе жизнью, царица, я переверну небо и землю, чтобы успеть.

-- Благодарю тебя, Давид, -- ответила Тамар. -- Помолимся вместе перед дорогой, ведь ты тоже знал и любил каждого из них, -- глаза царицы встретились с его глазами, и вновь он ощутил, как похож ее лик на иконописные лики Божьей Матери -- та же неутолимая скорбь в очах.

В часовне под колеблющимся светом лампады и свечей Тамар развернула пергамент. Послушник не солгал, говоря о каракулях, -- на листе было всего три неразборчивых закорючки, первую из которых царица, впрочем, сумела прочесть -- "Тамо" -- и позволила остальным, нечитаемым расплыться перед глазами, полными слез...

-- Он отнял у меня все! -- память услужливо воссоздала яростный жест, которым Демна ударил кулаком о стену. Удар повторился еще несколько раз, с каждым разом слабея. -- И ничего не отдаст... -- Демна опустился на землю у крепостной стены. Место было их детским убежищем, здесь никто не мог их подслушать -- во всяком случае, так хотелось думать обоим. Тамар сделала шаг вперед и положила ладонь на плечо любимого. Неделю назад ей исполнилось двенадцать -- вполне подходящий возраст для замужества. И пока Демна просил ее руки у отца, она истово молилась, с замирающим сердцем прислушиваясь к звукам в отцовских покоях. -- Мы могли бы править вместе, Тамо. Ты и я... Что тут такого? Мы всего лишь двоюродные... В Константинополе женятся на падчерицах, престарелых тетушках, бывших монахинях, императрицы выходят замуж за евнухов... а тут... ну, конечно, это страшный, небывалый грех... двоюродные... Лицемер проклятый! Клятвопреступник! -- Демна снова ударил кулаком о камни крепостной кладки. -- Ведь он поклялся, на смертном одре моего отца дал клятву передать мне власть, когда я вырасту! Наш прадед Давид принял бразды правления у своего отца в шестнадцать! Мне уже семнадцать и, знаешь, что он говорит?! -- от избытка чувств у Демны перехватило горло. -- Чтобы править, сначала нужно жениться! Но не на тебе. Он уже нашел подходящую невесту. -- Царевич рассмеялся безрадостным, злым смехом. -- Старшую дочь амирспасалара Орбели. Да, ту, про которую говорят, что она бесплодна как библейская смоковница. Прекрасная невеста для царя, не находишь? Самая подходящая, дядя лично выбирал!

Тамар помнила свадьбу Демны: тяжелую, полную свечного дыма и благовоний духоту Светицховели, непроницаемое лицо новобрачной с опущенными глазами и бешено стучащий пульс в жилке на блестящем от пота виске жениха. Помнила, как стояла рядом с отцом, чувствуя тупую ноющую боль в груди и мечтая упасть в обморок, чтобы не видеть...

Тамар надеялась, что свадьба примирит отца с Демной, поможет любимому получить то, чего он желал и на что имел полное право -- царский венец. И себя, и ее Демна тешил мыслью, что, став царем, сможет избавиться от навязанной жены, уговорить уйти в монастырь. Тамар возражала ему, что это грех, но влюбленное сердце билось быстрее при мысли, что еще не все потеряно, что они еще смогут быть вместе. Нет, конечно, та юная Тамар никогда бы не воспользовалась шансом, добытым такой ценой, даже если бы он действительно выпал, но...

Несколько месяцев спустя царь Георгий объявил старшую дочь своей соправительницей, окончательно отстраняя Демну от престолонаследования.

-- Твердость руки -- первейшая основа царства, основа основ. Наш предок Давид понимал это, ты понимаешь, я знаю на горьком опыте, а Демна... Ты женщина, Тамар, но воля и дух твои тверды, тверже, чем у него. Видела бы ты, как он пришел просить твоей руки -- будто нищий милостыню! Разве мужчина, разве царь так должен себя держать? Любой супруг будет жерновом на твоей шее, Тамар, но более всех -- Демна, потому что он одной с тобой крови, а значит, его слово всегда будет больше твоего, ведь ты женщина. Не он будет мужем царицы -- ты будешь лишь женой царя! При нем и через него дидебули растащат страну на кусочки! Все, на что положили жизнь наши предки, начиная с Баграта и заканчивая мной, пойдет прахом! Ты сама возненавидишь Демну, изо дня в день наблюдая его слабость, борясь с нею, вместо того, чтобы радеть о величии и процветании царства, запомни мои слова. Лишь тебе одной я могу доверить трон, -- намертво впечатались в память Тамар слова, сказанные отцом в ночь накануне ее помазания на царство. Слова, запечатавшие в горле все доводы и мольбы, что она приготовилась произнести.

Разум терзался сомнениями, частично признавая правоту сказанного отцом, а сердце... сердце верило, что ее Демна -- храбрый, искусный воин, исполненный не слабости, но доброты и милосердия. Демна был в ее жизни всегда, сколько она себя помнила, -- улыбчивый, радостный, тренирующийся с мечом во дворе вместе с еще одним сиротой, нашедшим приют под широким крылом не имевшей собственных детей Русудан, -- тихим, не бросающим слов на ветер Давидом Сослани и рыжими драчливыми отпрысками князя Мхаргрдзели -- Иоанэ и Закарией, и с ними же с удовольствием пускавшийся в скрытые от бдительного ока воспитателей приключения. То, что Демна с Тамар обвенчаются и станут править вместе, когда вырастут, так же как сейчас вместе воспитываются у тетки, представлялось обоим самой естественной вещью на свете.

Людям свойственно заблуждаться, даже таким светочам мудрости, как отец. Никто не знает Демну лучше Тамар, не знает, что плакал он лишь однажды, когда из монастыря Кватахеви пришла весть о смерти его матери. Никто не понимает его лучше Тамар. Никто не видел, как Демна учил ее стрелять из сделанного им лука, как нес на закорках через болото во время самовольной детской охоты, как подстраховывал, когда после они тайно перелезали через стену. Человек, который делал это, не слаб и не предаст.

И увидев его вновь, через полтора года после своего помазания на царство, возмужавшего, серьезного, сбежавшего ко двору, в Исани, на несколько дней от постылой навязанной жены, Тамар поняла, что не станет противиться своей страсти.

Они оба теперь смотрели друг на друга иначе -- на смену детской невинной любви пришло желание не отрывать взгляда, касаться украдкой, целоваться, пока никто не видит. Да, грех, но такой сладкий, что вся хваленая воля Тамар словно растворялась, стоило их глазам, пальцам или губам найти друг друга.

Год за годом Тамар убеждала отца, что время ее замужества еще не пришло (а он и рад был с этим соглашаться), ради того, чтобы когда-нибудь соединиться с Демной, потому что отныне иного пути у них не было -- ни один супруг не стал бы терпеть соправителем двоюродного брата жены.

Три года спустя Демна с тестем попытались захватить царя Георгия в плен во время охоты, а когда покушение провалилось, подняли мятеж.

-- Это презренное отродье не может быть сыном моего брата! -- кричал спасшийся бегством разъяренный царь. -- Поднять руку на родную кровь, напасть исподтишка, как гадюка! Это не сын моего брата! Нет, говорю вам, в этом негодяе не может течь крови Багратидов!

Тамар хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать, как на крик отца отзывается в памяти эхо тихих, полных горечи слов, сорвавшихся с губ Демны в день, когда они виделись в последний раз:

-- Он знает о нас. Мне подрезали подпругу перед охотой, Тамо. Жаль, в отличие от отца я слишком удачно выпал из седла... еще до того, как мы настигли зверя.

Тогда она не поверила ему, ответила, что это случайность. В тот последний раз, когда они смотрели друг на друга, их души были полны страха. Тамар не могла, боялась принять на веру сказанное им, а Демна... Демна, как запоздало понимала она теперь, уже видел, чем все кончится.

-- Господь осудит меня за мои деяния, когда я предстану пред его судом, -- вечером, накануне его смерти голос царя Георгия звучал тихо и устало, дыхание сбивалось. -- Я готов принять кару, но в поступках своих тверд. Ради моего царства я пошел на то, что погубил свою душу и поднял руку на племянника. Но на мне лежит еще большая вина... Я не довершил то, что должно было сделать, прислушавшись к твоим с Русудан мольбам, не обезглавил Демну... Прости, дочь... что возлагаю его кровь на тебя. Это нужно сделать как можно скорее. Тогда в глазах всех его смерть останется моим грехом... и недовольные не смогут обратить его в свое орудие. А ты, тем самым, положишь конец страданиям калеки.

До последнего не отпускали царя заботы о делах царства, но под утро силы его иссякли, а речь утратила связность.

-- Я был его любимым сыном, а не ты ... Ну и что, что младше... Это мне трон должен был достаться по праву... по праву достойного... Я не хотел убивать, клянусь... Если бы ты отрекся... -- Царь беспокойно заметался по постели. -- Молчи! Ты был никудышным правителем... И сын твой был бы таким же... Замолчи! Нет! Я не обезглавил наш род! Моя дочь продолжит его... Не обезглавил... не обезглавил...

У Тамар захолонуло сердце, но, собрав волю в кулак, она продолжила вытирать вспотевший лоб отца. Собравшиеся вокруг смертного ложа переглядывались, в ужасе от услышанных откровений. Тетка выглядела испуганной, но не удивленной. Объявив, что царь бредит, Русудан удалила из покоев почти всех.

В полной мере осознание того, что Демна еще жив, пришло потом -- Тамар умела не давать волю чувствам, не проявлять их внешне, обдумывая самые важные решения в тишине, вдали от чужих глаз.

Она не выполнила последнюю волю отца. Всего лишь хотела, чтобы измученный, искалеченный, потерявший все человек обрел если не мир, то подобие его на остаток дней. Чтобы бремя страшных грехов, отягощавших душу отца, стало чуть легче. Но порыв любящего сердца немедленно обратили против нее самой.

-- Царица, ты повелела перевести опаснейшего из узников из темницы в монастырь. Твой отец учил тебя быть беспощадной к врагам. Жаль, что ныне его мудрость забыта, -- Кутлу-Арслан прищурил и без того раскосые глаза, наблюдая за реакцией членов тайного совета, и сокрушенно вздохнул.

-- Царь небесный проповедовал милосердие к страждущим. Мы же, владыки земные, лишь его бледное подобие, но и нам не пристало проявлять жестокость без нужды, -- ответила Тамар, но вред уже был нанесен. В глазах влиятельнейших вельмож страны она предстала влюбленной девчонкой, ради преступной страсти после смерти отца первым делом нарушившей его заветы и правила политических игр. В народ пошли слухи, один грязнее другого: о неслыханной распущенности молодой царицы, о кровосмесительных запретных связях, о монахах, с которыми она тешится по ночам, о трупах, сбрасываемых со стен дворца после особенно бурных ночей.

Из-за этих слухов, Тамар не решилась встретиться с любимым, а ведь он думал о ней, наверняка, ждал. А она надеялась свидеться с Демной потом, когда уляжется ропот, когда ее положение станет устойчивее... Надеялась и страшилась.

Суета сует, все суета. Дела мирские с их грязью и интригами... От того, что говорят и будут говорить о ней, о ее отце и брате, не изменится главное: теперь уж поздно. Все, что осталось -- три закорючки на пергаменте. Никогда, никогда, никакими молитвами не отмолить ей грехи двух самых дорогих людей... Не смогла удержать от чудовищных ошибок, не смогла примирить при жизни. Не сможет даже уйти в монастырь, чтобы достойно оплакать каждого, не сможет искупить их и свою вину...

Молитва по усопшим не принесла облегчения душе Давида. Искоса взглядывая на коленопреклоненную фигуру рядом с собой, он не мог побороть мучительного ощущения облегчения, поднимавшегося из самых сокровенных глубин души и мутившего молитвенную чистоту мыслей. Ни его собственный двоюродный брат, царевич Георгий, ни тот, другой, чьего имени никто не упоминал вслух уже больше шести лет, никогда не смогут назвать ее женой. И пусть он сам, ни разу даже в самых дерзких мечтах ни на что не надеялся, мучительное, низкое, подлое облегчение, которое он сейчас испытывал, было сродни безумной, несбыточной надежде.

Но эта надежда мгновенно рассыпалась в прах, едва он заметил блеснувшие в первых солнечных лучах слезы на щеках Тамар. Ее боль, ее горе не могут быть его радостью. Если бы она смогла выйти замуж за любимого, разве не был бы он счастлив ее счастьем, отбросив собственную боль? Был бы, потому что ее счастье важнее его боли, а ее боль никогда не даст ему счастья. Он снова почувствовал облегчение, но на этот раз светлое и чистое чувство от того, что сумел побороть себя, и, сосредоточившись, наконец, на молитве, просил у Господа сил, чтобы идти до конца, чтобы быть ей опорой и поддержкой, чтобы сокрушать ее врагов.

-- Господь да пребудет с тобой, Давид, -- прозвучал глубокий грудной голос Тамар, прощаясь.

Историческая справка

Брак Тамар и Юрия продлился два с половиной года, в течение которых Тамар укрепляла свою власть, а Юрий портил себе репутацию постоянными неумеренными возлияниями, после которых терял над собой контроль. В результате, когда Тамар объявила, что отказывается дальше жить в этом браке, католикос в виду отсутствия у супругов детей, согласился на его расторжение. Юрий при разводе получил довольно щедрые отступные, но несколько лет спустя, собрав войско в Византии, вернулся, чтобы свергнуть бывшую жену.

Тамар к тому времени уже вышла замуж второй раз за Давида Сослани и, похоже, на этот раз, это был ее собственный выбор. Первый ребенок у пары - сын Георгий Лаша - родился, когда Тамар уже было за тридцать - по средневековым меркам она была почти бабушкой.

* - министр финансов

** - вельможа

*** - совет высшей знати, без согласия которого цари Грузии не могли принимать важные государственные решения

официальный титул царей из рода Багратиони

крепостные крестьяне

Русского

23 ноября

министр почты и полиции

министр обороны

"госпожа", форма вежливого обращения к женщине

кафедральный собор

Оставить комментарий © Copyright Делиани Лиана (lalile010@gmail.com) Размещен: 02/05/2018, изменен: 02/05/2018. 42k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: На написание этого текста меня вдохновили нижеприведенные строки и самаия - старинный грузинский танец, посвященный царице Тамар.

Делиани Лиана Самаия

Делиани Лиана
Самаия