Аннотация: Взросление госпожи Манаи. Подушка для госпожи. Хитроумный план Гоку. Молчаливый призрак. Праздник цветения. Гнев тенгуя
В прошлой главе была рассказаны истинные обстоятельства рождения госпожи Манаи. Теперь, пришло время поведать о её детстве, юности и тех несчастьях, испытаниях, что выпали этой удивительной женщине на пути к её предназначению - слиться с великим Шио, подобно тому, как небо сливается с землей через живительный дождь.
Недостойный Мудзин, автор пасквиля "Гибель династии Тай", утверждает, что госпожа Манаи юность свою провела в Цветочном квартале города Якши, известном заведении "Пурпурная обитель", где она зарабатывала своей молодостью и красотой. Мне больно повторять вслед за ним эту ложь, рука моя дрожит от гнева, выводя эти строки тушью по бумаге. Но ниже я намерен опровергнуть это утверждение, таким образом очистив доброе имя величайшей из императриц.
Как уже известно, мать госпожи Манаи, Ёси была избавлена от проклятия, который на ней наслал дух озера. После она переехала с севера, в город Якши. Сейчас это гнусное пристанище пиратов и торговцев запретной пряностью. Во времена императора Шио это был большой процветающий город, что жил торговлей с островами Лу, ныне ушедшими на морское дно. Там Ёси и родила девочку, которую назвала Ни Тенгуй, или просто Ни. В память об её удивительных обстоятельствах рождения, на щеке Ни была родинка красного цвета, как раз размером с кончик носа тенгуя. Но это совсем не портило удивительной красоты будущей госпожи Манаи. Глаза цвета молочного чая она унаследовала от матери, Ёси. Брови, подобные ивовым листочкам и удивительно свежее лицо, подобное цветущей орхидее, Ни получила от своей второй матери, монахини Футсу. Я бывал в городе Инара, что сейчас находится рядом с руинами Обители. И там, в доме господина Йона, видел единственный сохранившийся портрет Футсу, которая впоследствии достигла просветления и стала святой. Там она запечатлена пожилой женщиной, однако и тогда Футсу отличалось редкой красотой, и удивительнейшим сходством с госпожой Манаи, особенно парадным портретом времен Регентства. Что касается Ёси, её портретов не сохранилось, и я могу лишь опираться на описания. От матери Ни наследовала также изящество и складность фигуры, небольшую грудь, ровно такую, что помещается в мужскую ладонь, аккуратные маленькие стопы.
Жили мать и дочь в бедном квартале, который назывался Рыбным и находился рядом с портом. Ёси сначала попробовала жить чисткой рыбы, но вскоре её заметила жена морского торговца Эмуя и взяла себе прислугой. Серебро, которое подарил Ёси сам Шио, она обернула тряпицей и спрятала, чтобы в будущем обеспечить дочь приданным. Госпожа Эмуй была доброй и справедливой хозяйкой. Молодая, сметливая и усердная в труде Ёси пришлась ей по душе и она приблизила её к себе, сделав прислужницей в личных покоях. Госпожа Эмуй и сама была молода, она была старше Ёси всего лишь на 7 лет. В таком возрасте женщина ищет наслаждения в любви, её заветная пещера требует заботы и регулярного посещения. А её муж, будучи часто по торговым делам за морем, не мог столь часто заботиться о ней. Его драгоценный дождь проливался на её пашню столь редко, что она стала засыхать и зарастать сорняком. Потому госпожа Эмуй сошлась с юным повесой и игроком в кости по имени Гоку. Чтобы все оставалось в тайне от соседей и прислуги, Гоку посещал покои госпожи Эмуй под покровом темноты. И Ёси, поскольку лишь ей госпожа Эмуй могла доверять, была его проводником. Она шла перед ним, освещая путь фонарем, провожала через заднюю дверь до самой спальни госпожи. В случае, если их кто-то застанет вместе, Ёси должна была говорить, что она ведет Гоку к себе. Сама Ёси хранила воздержание, хотя среди слуг было немало желающих вкусить её плод. Но её девственность в свое время забрала монахиня Футсу, потому Ёси чувствовала приятное волнение лишь при виде женщины. Вид мужчины, особенно его вздыбленного корня заставляли её нутро сокращаться так, словно оно желало извергнуть назад съеденную пищу. Но ей приходилось не только провожать Гоку в покои госпожи. Она прислуживала им, пока любовники пили подогретое в чайнике вино, ели фрукты с рук друг друга и говорили на сокровенные темы. А когда они решали наконец слиться на ложе, Ёси садилась так, чтобы госпожа могла лечь головой между её ног. Делалось потому, что в госпожа Эмуй была весьма чувствительна и обладала огненным темпераментом. Она в момент, когда сплетала с Гоку ноги, не могла себя сдерживать, извивалась и громко стонала. Потому Ёси должна была осторожно прикрывать рот госпожи маленькой подушечкой, в ином случае любовники бы перебудили весь дом. После утех, Ёси должна была приводить госпожу в порядок, смывая пролившийся жемчужный нектар Гоку с помощью мягкой губки и теплой воды. Это госпоже нравилось не меньше, чем страстное слияние с любовником. Она смеялась и гладила Ёси босой ногой по лицу. От этого Ёси, которой очень нравилась госпожа Эмуй, изливалась благодатным дождем. И тут же краснела от стыда, потому как между ног на её халате появлялось мокрое пятно, словно она не сдержала свои золотые воды. Иногда это происходило в тот момент, когда она держала голову госпожи, представляя себя на месте Гоку. Но к счастью, госпожа Эмуй слишком поглощенная страстью, не замечала этого.
Любовники столь переплелись своим душами, что места себе не находили, пока были вынуждены оставаться в разлуке. Когда господин Эмуй из-за сезона штормов две луны оставался дома, это казалось им целой вечностью. Госпожа ходила бледная, словно привидение, часто тайком плакала и даже поднимала руку на Ёси. В конце концов она вовсе слегла с болезнью. Она металась по кровати в горячечном бреду и все время повторяла имя Гоку. К счастью Ёси в этот момент прикрывала ей рот подушечкой, чтобы этого не слышал её муж. Нужно было что-то делать, иначе правда о их связи раскрылась, причем по вине самой госпожи.
Однажды, когда Ёси шла по поручению госпожи на рынок, кто-то схватил её за локоть. Обернувшись, она увидела Гоку. Взгляд его горел, словно у больного лихорадкой, лицо подобно бледной убывающей луне, под глазами темные круги. Он был болен той же болезнью, что и госпожа Эмуй. Он попросил Ёси пойти к нему. Дома Гоку поведал о плане, который он задумал, чтобы избавить себя и госпожу от страданий. Но ему была нужна помощь Ёси. Ей план не очень понравился, но видя страдания Гоку, и жалея госпожу, она предложила выбрать счастливый день для осуществления задуманного. Гоку бросил кости, но одна из костей закатилась под кровать, вторая выпала знаком "Белый мотылек".
Ёси побледнела, увидев столь плохие знаки, но Гоку деланно засмеялся и сказал, что не верит в приметы. И раз кости не хотят ему дать верный ответ, он придет к госпоже Эмуй завтра же. Ёси пробовала его отговорить, но Гоку лишь смеялся. С тяжелым сердцем пошла Ёси обратно, но прежде завернула в Рыбный квартал, где она снимала комнату у добрейшей женщины, старой вдовы Каи. Именно она присматривала за Ни, пока Ёси целыми днями и зачастую ночами работала в доме Эмуев. Ни к тому времени уже подросла, и несмотря на малый возраст выглядела так, словно её почки вот-вот набухнут и раскроются листвой и цветами. Ни была самой главной радостью в жизни Ёси. Потому она ни разу не жалела о том, что пошла тогда в лес и встретилась с духом озера. Глядя на девочку, Ни забывала все беды и в сердце её расцветали белые цветы абрикоса. Но в тот день даже Ни не могла унять печаль матери. Ёси плача, прижала дочь к себе и сказала, что если она не вернется, то под половицей в комнате спрятано серебро. И ещё открыла ей, что дед её был родственником, хоть и очень дальним, самого господина Манаи, могущественного фаворита императора, носящего красный халат с золотым поясом. А такие халаты во времена династии Тай было положено носить только министрам и имперским советникам. Ёси никогда не пыталась попасть в их дом, поскольку была по характеру не менее гордой, чем её мать. Тем более, что жили они в столице. Но она желала дочери лишь добра, надеясь, что бедствия и нищета обойдут её стороной. Ни была тогда ещё мала, но все равно заплакала, предчувствуя что-то плохое. Но Ёси надеялась все же как-то помешать тому, что по её вине должно было свершиться.
Придя в дом Эмуев, она все без утайки рассказала госпоже, надеясь, что та придет в ужас от безрассудства Гоку и найдет способ отменить его план. Но вместо этого щеки госпожи порозовели, глаза заблестели, её болезнь рассеялась, как утренний туман под лучами солнца. Но по плану, придуманному Гоку, ей и дальше нужно было притворяться больной. Потому, откинувшись на кровать, она стала метаться и стонать ещё больше. Когда в покои вошел напуганный господин Эмуй, госпожа сказала, что ей был сон, в котором она видела, как засохла слива в их саду, опала листва, скрючились ветви, почернел ствол. Госпожа заплакала в великой печали, но тут услышала чей-то голос. Подняв голову в удивлении, она увидела сороку. Она сказала ей, что сливу можно спасти, но способен на это лишь великий алхимик по имени Нара. Господин Эмуй, как и планировал Гоку, дал толкование сну. Он сказал, что засохшая слива и есть госпожа Эмуй, заболевшая таинственной болезнью. Сорока - посланница бога-покровителя торговли, который решил помочь, потому что Эмуи всегда относились к нему хорошо, принося щедрые дары. Но, господин Эмуй заметил при этом, что ничего не слышал о алхимике по имени Нара. На что госпожа ответила, что муж её слишком долго пребывал в варварских землях и уже скоро не будет знать, как зовут императора, не то что знать о Наре, известнейшем докторе и мастере алхимии. Который по счастливому совпадению, не так давно поселился в Якши. Господин Эмуй на это удивленно цокнул языком и велел немедленно позвать Нару.
Вскоре в дом Эмуев явился почтенный старец, в халате, подпоясанном белым шнуром. Так в те времена было предписано одеваться целителям, которые прошли экзамен и получили особую имперскую грамоту с разрешением на лечение людей. Но, как вы уже поняли, это был Гоку, который приклеил себе на лицо фальшивую бороду и густые брови. У Ёси при виде него дыхание перехватило от страха, она боялась, что господин Эмуй сразу же обо всем догадается. Но тот вежливо поклонился Гоку и пригласил разделить с ним трапезу. Гоку, проходя мимо Ёси сунул тайком ей в руку пилюлю. По его плану, Ёси должна была её растолочь и тайно подмешать в питье, которая она подаст господину Эмую.
Меж тем, мужчины уселись, как подобает в подобных случаях за маленьким столиком, и угощаясь закусками, потягивая вино, предались неспешной вежливой беседе. Конечно, Гоку весь горел, жаждал побыстрее попасть в покои госпожи, но это бы могло его выдать. Госпожа же заранее сделала распоряжение прислуге, чтобы хозяина с гостем обслуживала именно Ёси. Она дважды роняла злосчастную пилюлю, прежде чем её удалось наконец растолочь и размешать в новом кувшине вина, который она собралась подать господину. А Гоку тем временем, вошел в раж, рассказывая хозяину дома невероятные небылицы, и всячески превознося свой дар целителя. Ёси принесла новый кувшин. Это было заморское вино, сделанное не из сорго, а кислых ягод, что растут в Стране Кучерявых Людей. Оно было красного цвета и обладало удивительной мягкостью и странным вкусом. Его было принято подавать холодным. Потому господин ничего не почувствовал, когда отпил из чаши, приняв привкус пилюли за особый винный букет. Гоку же только сделал вид, что пригубил и вознес хвалу чудесному вину и хозяину дома. Потом стал рассказывать о том, что бывал на островах Бессмертных и там ему доводилось пить похожее вино, только пурпурного цвета и пахнущее фиалкой. Всякий выпивший хотя бы глоточек этого напитка, жил на 100 лет дольше, а осушивший чашу до дна, сразу же возносился в Дворец Небесного Императора. Хозяин, взгляд которого начал мутнеть, спросил, почему же тогда господин Нара здесь, на земле, а не в Небесных Чертогах. Гоку не растерялся и ответил, что попробовал лишь глоток, потому что, видит цель своей жизни в нахождении эликсира, который бы лечил людей от всех болезней. И лишь после этого он согласен вознестись на Небо. Господин Эмуй ответил, что это весьма достойно и похвально, и поднял ещё один тост за своего удивительного гостя. Гоку тоже резко поднял кубок, и господин Эмуй с удивлением увидел, как у почтенного старца Нары отклеилась бровь и упала блюдо с жаренными гусеницами. Купец спросил, что это значит. Гоку растерянно посмотрел на бровь, и хотел было уже вскочить, чтобы сбежать. Но господин Эмуй неожиданно икнул и опустился лицом в морские деликатесы. Гоку осторожно потрогал его за плечо. Господин Эмуй спал крепким сном. Ведь Ёси подмешала в вино сонную пилюлю, которую Гоку купил у одной торговки разными снадобьями и приворотными зельями. Путь в покои госпожи был свободен, действие пилюли обычно продолжалось до утра.
Гоку и госпожа Эмуй так истосковались друг по другу, что перешли сразу же к соитию. В этот раз хозяйка стояла на коленях, вместо подушки она стонала в прорезь халата Ёси, между грудей. Потом они долго и медленно сплетали ноги, сидя. Потом госпожа вовсе заставила Ёси лечь лицом вниз и поджав колени, а она легла ей на спину, словно на ложе. К счастью для Ёси, Гоку столь распалился от необычности происходящего, что его дождь пролился в любовницу, стоило ему трижды достигнуть дна. Любовники не могли оторваться друг от друга до самого утра. Даже Ёси, которая лишь прислуживала и помогала, чувствовала такую усталость, будто бы целый день работала на кухне. Но надо было торопиться, господин Эмуй мог проснуться. Госпожа слабым голосом велела пойти в его покои и проверить насколько крепок его сон. Ёси вошла в покои господина и вскрикнула, в полутьме он смотрел на неё, не сводя глаз. Ёси поклонилась и справилась о его здоровье. Но господин Эмуй ничего не отвечал, продолжая смотреть на Ёси странным взглядом, будто вместо глаз ему вставили стеклянные бусины. Ёси со страхом подошла ближе и в ужасе прикрыла рот рукой - господин Эмуй был холоден и не дышал. Она немедленно позвала госпожу и Гоку, который всю ночь так и оставался с приклеенной бородой и одной бровью. Гоку сразу понял в чем дело. Когда он брал снадобье, он попросил у торговки самые сильные пилюли. Та открыла коробочку и показала большие черные пилюли, похожие на шарики земляного чая. И предупредила, что для долгого сна достаточно четверти. Но Гоку очень боялся, что господин Эмуй неожиданно проснется и застанет его среди ночи. Потому он взял несколько пилюль, дома раскрошил их и снова слепил в одну большую. И потом радовался, как он хитро придумал, теперь можно несколько дней предаваться утехам. Но теперь обманутый муж отправился к Девяти источникам. И по законам империи вина была на Гоку. А он не хотел попасть в яму-тюрьму, а потом в колодках и с клеймом отправиться на границу империи. Этого не хотела и госпожа Эмуй. Любовники, поддерживая связь, научились читать мысли друг друга. Потому, они, быстро переглянувшись, не сговариваясь, схватили Ёси с двух сторон и закричали на весь дом: "Убийца! Убийца!".
На крик сбежалась прислуга, кто-то позвал стражу. Бедную Ёси заковали в колодки и отправили в яму. На следующий день её привели к господину судье. Тот, конечно видел, что в разбираемом деле очень много непонятного. Но накануне он провел славный вечер за игрой в кости в игорном доме Цветочного квартала. Его давний знакомый Гоку постоянно ошибался, кости ему выпадали самые ужасные. Давно судья не был в таком выигрыше. А ещё Гоку угостил его славным вином с островов Лу и подарил золотой слиток, говоря, что давно мечтал стать с ним побратимом, ведь у них похожие фамилии. А все, кто имеет одну фамилию, как известно, происходят от одного предка. Они разошлись по домам только к четвертой страже, весьма довольные друг другом и поцеловавшись на прощание, как это принято между братьями. Так что на утро, судья не стал обращать внимание на то, что Гоку вообще делал столь поздно в доме Эмуев и почему он был при том одет, как целитель, не имея грамоты. Ёси он приговорил к ста ударам палкой, и высылке на 10 лет в пограничную крепость. И конечно, ей на щеку должны были нанести клеймо, на котором написано "Отравительница". Как видите, в те времена законы были гораздо справедливее и гуманнее, чем сейчас. В наше время принято казнить всех без разбора или применять изощренные пытки. При императоре Шио все было иначе, даже если судья действовал не по кодексу, а руководствуясь корыстью.
Клеймо Ёси должна была получить перед отбытием в крепость, а палки уже по прибытию на место. Её снова вытащили из ямы, и чиновник по имени Тоба прежде чем исполнить приговор, велел отвести преступницу к нему. Убедившись, что они остались наедине, Тоба сказал, что он отвечает за исполнение наказания. В его власти выбор крепости, где Ёси будет отбывать положенный ей срок. Он может отправить её в Ури, где люди гниют заживо от болотных испарений, или Тогу, которая почти круглый год держит оборону от свирепых степных людоедов. Но если Ёси будет послушной и сговорчивой, Тоба отправит её в крепость И. Там зимы не столь суровы, а местные варвары пристрастились к питию вина, и утратили воинственность. И самое главное, там есть возможность жить с дочерью, не опасаясь за её жизнь или невинность. К тому же комендант И, побратим Тобы. Если он отправит ему весточку, тот смягчит ей наказание палками. У местных палачей есть палки настоящие, а есть полые внутри, от которых остаются лишь синяки. И все это Ёси получит, если будет добра к Тобе, доставит ему удовольствие, хотя бы верхними губами. Ёси была противно сама мысль даже прикасаться к мужчине, но она подумала о дочери, о том, как она будет расти без неё. Да и сама мысль о разлуке с ней приводила Ёси в ужас. Потому она молча кивнула в знак согласия, хотя её внутренности едва не подняли восстание против хозяйки. Тоба, дрожа от похоти, велел стать Ёси на колени перед ним, сам же достал из-под одежды то, отвратительное, что я не решусь назвать мужским корнем, кожаным копьем или нефритовым жезлом. Это больше напоминало среднего размера батат, к тому же от него шел такой запах, как от дохлой крысы. Ёси от этого всего не сдержалась, и стоило Тобе коснуться её лица кончиком этого отвратительного отростка, как её желудок не вынес, извергнув наружу тюремную кашу из проса. Кормили заключенных во времена Шио обильно, потому она забрызгала Тобу с ног до головы. Тот, дрожа от гнева, схватил палку и стал нещадно бить несчастную Ёси. Недостойный чиновник вошел в такой раж, что остановился лишь, когда лежащая перед ним девушка перестала стонать и шевелиться. Так погибла Ёси, мать госпожи Манаи. Судьба её была несчастлива, но такова зачастую судьба родителей многих великих детей. Боги, отбирая счастье у родителей, щедро одаривают подобного ребенка своей благодатью. Но сама Ёси, которая не раз являлась дочери в виде призрака и во сне, никогда не жалела о своей несчастной жизни. В этом и заключается истинная сила духа, часто недоступная даже достойнейшим из мужей.
Тоба же, придя в себя и увидя, что наделал, пришел в ужас и немедленно сбежал. Вскоре его поймали, клеймили и отправили в крепость Ури, где он умер от гнилой лихорадки. Ни осталась одна. К счастью, вдова Каи столь прикипела к ней, что позволила остаться. Более того, относилась к ней, словно к своей дочери. Ни все равно скучала за матерью и часто плакала или предавалась воспоминаниям о том, как они разговаривали, шутили, пели, а в погожие дни, когда госпожа Эмуй отпускала Ёси, гуляли с зонтиком по городской стене, на участке, обращенном к морю.
А Гоку с госпожой Эмуй были счастливы, ничто больше не мешало им видеться каждый день. Гоку столь осмелел, что являлся к вдове среди бела дня и распоряжался в её доме, словно хозяин. Но так было до дня, когда недостойный Тоба убил Ёси. Закат в тот вечер был похож на пролитую кровь, потому в храмах города Якши были проведены особые обряды, чтобы отогнать нечисть. Ни в ту ночь не спалось, по её щекам катились слёзы, а красная родинка горела огнем, словно ожог. Когда слеза касалась родинки, то с шипением превращалась в пар. Гоку с госпожой Эмуй в тот вечер не покидали её покоев, предаваясь беседе и распитию вина. Правда, пили они только местное. Красное вино из кислых ягод у этих двоих вызывало воспоминания о господине Эмуе, лежащем на кровати с выпученными в агонии глазами. Потом, как обычно, они решили соединиться на ложе, и это несмотря на то, что госпожа Эмуи носила белую траурную одежду. Некому больше держать подушечку у её рта, но это было и не нужно. Все в доме, да и всем квартале уже знали о её связи с Гоку. Но стоило напряженной стреле поразить розовую мишень, а госпоже Эмуй вскрикнуть от наслаждения, как вдова почувствовала что-то холодное на лице. Гоку поднял глаза и застыл от ужаса. В голове госпожи Эмуй сидела девушка, в изодранной одежде, покрытая синяками и кровоточащими ранами, со спутанными волосами, что закрывали лицо. Она сидела и держала на лице вдовы круглый плоский камень, из которых обычно составляют небольшие пирамиды на общих могилах. Гоку и госпожа Эмуй вскочили, страшно крича. Но когда на их крик сбежались слуги, таинственной девушки уже не было. Впрочем, для Гоку с вдовой Эмуй не было тайны, кто это был, в изуродованной девушке легко угадывались черты Ёси. С тех пор паре убийц не было покоя. Стоило им попробовать слиться, как подле госпожи появлялась бывшая служанка, которая закрывала ей рот могильным камнем, при этом ничего не говоря, и исчезая, когда любовники кричали от страха. Они пробовали покинуть Якши, но даже на скалистом острове Онги, в одинокой хижине, им являлась страшная Ёси. Вдова приглашала в дом разных заклинателей духов, те проводили разные обряды, но все было тщетно, Ёси неумолимо преследовала нечестивую пару.
Вдова Эмуй стала позволять себе лишнего в выпивке, её удивительная красота начала сходить, подобно патине на старой бронзовой монете. Гоку же, распоряжаясь её деньгами и имуществом, вскоре промотал почти всё, что неустанно копил господин Эмуй. Гоку вновь видели в Цветочном квартале, в обществе певичек и актрис. Однажды он привел в дом весьма сомнительного человека, который промышлял контрабандой, а также любил играть в кости не меньше Гоку. Госпожа Эмуй сидела с ними, пытаясь поддержать вежливую беседу, но язык её заплетался, потому что она непрестанно пила вино с момента, когда первый луч солнца коснулся её лица. Гоку с гостем на это лишь смеялись, позволяя себе оскорбительные замечания. Но вдова была в том состоянии, когда голова завернута в зимнее одеяло, набитое ватой, потому мало что понимала. Подняв ещё одну чашу за гостя, она закрыла глаза и откинулась назад, упав на спину вместе со стулом. Гоку с гостем вскочили, но вдова спала беспробудным сном, лежа на полу. Гость вместо того чтобы устыдиться и закрыть себе лицо, наоборот с жадным интересом рассматривал спящую женщину. Её большая грудь выпала в прорезь халата, пышные голые ноги раскрылись в самой неизменной позе. Гоку, видя это, улыбнулся и сказал гостю, что, если тот простит ему долг, они смогут договориться. Контрабандист оскалился и ответил, что пьяная вдова не стоит и связки монет. Они заспорили, и в итоге сошлись на половине серебряного слитка. Гоку поднял и положил госпожу Эмуй на стол, чтобы гостю было удобней. Тот достал свой стержень, который уже налился силой и был похож на булаву гарнизонного офицера. Гоку заботливо раздвинул своей любовнице ноги, смазал её лоно маслом и контрабандист, крепко зажмурившись от удовольствия, стал заколачивать свою булаву в самую глубину. Вдова при этом спала столь крепко, что не издавала никаких звуков, и лишь когда гость начал брызгать горячим густым молоком улыбнулась и тихо произнесла имя Гоку. Призрака Ёси при этом не появилось. Гоку был весьма доволен, как легко оказалось избежать проклятия призрака. Так с тех пор и пошло, Гоку стал продавать вдову всем своим знакомым. Сам же всегда был рядом при каждом слиянии, помогая этим недостойным овладеть бесчувственной женщиной. Он получал большое удовольствие, наблюдая за происходящим. Иногда, если гость был не против, Гоку в момент соития с госпожой Эмуй, одновременно овладевал им сзади. Особенно ему нравилось, когда она в этот момент произносила его имя или наутро обнимала его и говорила, что очень любит его за то, что он каждый раз такой разнообразный, будто владеет искусством тысячи превращений.
Тем временем Ни росла и расцветала. Вдова Каи когда-то была замужем за рыбаком. Она была совсем молода, когда он не вернулся назад, из моря. Ни тела, ни обломков лодки так и не нашли. Потому, вдова все ждала своего мужа, не позволяя никому её утешить или вновь взять замуж. Так продолжалось, пока она не стала одинокой и бездетной старухой. Жила она, сдавая угол в своем доме, чистя и потроша рыбу, по праздникам продавая моллюсков с отмели. Ёси, когда поселилась у неё, поначалу помогала ей с чисткой рыбы. Старуха до того сдавала комнату разным мужчинам, обычно путникам или обедневшим рыбакам. Ёси была первой девушкой, которая поселилась у неё. Старуха так искренне привязалась к ней и её дочери, что через несколько лун отменила плату за комнату. Они стали жить, как одна семья. Когда Ёси не вернулась из дома Эмуев, вдова отказывалась верить, что её арестовали, а потом в то, что она умерла. Ёси похоронили в общей могиле, потому вдова Каи упорно отказывалась признавать, что её названная дочь отправилась к Девяти Источникам. Но вы сами знаете, что это действительно не так: призраки не попадают в Загробное министерство, а продолжают скитаться по земле. Ни не пыталась разубедить в этом старуху, она общалась неоднократно с матерью во сне, наутро просыпаясь с глазами, распухшими и красными от слёз. Шло время, Ни подросла, стала помогать старухе в её ремесле. Чтобы заработать за день, хотя бы связку монет, ей приходилось перечистить гору рыбы, выше чем она сама. Даже годы спустя, когда девочка уже стала супругой великого Шио, она имела привычку часто мыть руки в особой цветочной воде. Ведь когда госпожа Манаи подносила руки к лицу, ей казалось, что они до сих пор пахнут рыбой. По той же причине, императрица никогда не употребляла рыбу в пищу, ни в каком виде. Это ли не доказательство того, что её нога никогда не переступала за ворота Цветочного квартала, и уж тем более заведения "Пурпурная обитель"?
На юге до сих принято, после сезона штормов устраивать пышное торжество, который называется Праздник Цветения. Не был исключением и город Якши, который в те времена был настоящей драгоценностью в россыпи южных городов империи. В этот день, как и сейчас, самым важным и красивым зрелищем было шествие местных девушек, которые только вступили в возраст цветения. Они, одетые в самые красивые одежды, что могли себе позволить, шли по улицам к храму богини Туимы, а жители, что стояли по обочинам, осыпали их лепестками цветов и горстями сухого риса. Ещё в этот день, девушки впервые в жизни делали себе прическу и закалывали её шпильками, что говорило о том, что они уже расцвели, созрели и готовы плодоносить. У бедной Ни, которая как раз вошла в возраст для праздника, не было денег, чтобы купить красивое платье, нечего было говорить и о шпильках. Но тут она вспомнила о серебре под половицей. По совету матери, она никому не говорила о нем, даже вдове Каи. Но её одолевали сомнения, правильно ли она поступает, может стоит приберечь скромное богатство для чего-то иного? Ни даже пошла к предсказателю, который умел гадать по черепашьему панцирю. Ответом ей была фраза: "Великая кровь завершит один путь и начнет новый". Ни провела много бессонных ночей, терзаясь, что значит эта фраза. И это благоприятное предсказание или нет. Но как известно, дважды гадать, значит навлекать на себя гнев духов. Ни постоянно разрывалась между страхом и желанием хоть раз в жизни побыть не замарашкой, от которой пахнет рыбой, а красивой девушкой, чье появление вызывает всеобщее восхищение. Надо сказать, что тогда из-за её бедной одежды, вечно неухоженного тела, рыбного запаха, и большой красной родинки, она не имела успеха даже у мальчишек в Рыбном квартале. Один только выживший из ума старик Ошо постоянно приходил к вдове Каи, предлагая выдать Ни за него замуж, чтобы она заботилась о нём в его немощи, но вдова каждый раз гнала этого жениха с порога грязной тряпкой. Мне самому удивительно писать подобные слова о красивейшей женщине всех времен, но в то время это было чистой правдой. Потому теперь понятно, насколько сильно она желала попасть на этот праздник. Потому, когда до праздника оставалось менее недели, Ни решилась, достала серебро, завернутое в ветхую тряпицу и отправилась к торговцу одеждой. Тот сначала велел слуге выгнать оборванку, что осмелилась переступить порог его лавки, но холодный блеск слитка из чистейшего серебра, да ещё с императорским оттиском, заставил его переменить решение. Ни остановилась на чудесном платье цвета сливы, белых тончайших носках, высоких сандалиях из орехового дерева, веере, сделанном в виде павлиньего хвоста. Ещё она впервые в жизни купила себе белоснежную, пахнущую весенними цветами пудру и ярко-красную, одного цвета с её родинкой, помаду. Последние полтора слитка ушли на шпильки. Половиной Ни заплатила за работу, а целый слиток ушел в переплавку, чтобы изготовить острые массивные шпильки, больше напоминающие небольшие кинжальчики или мечи, в память о победе императора над неисчислимыми ордами Амаи-хана, злейшего из варваров. Такова была мода в те времена при дворе Шио, ей следовали модницы и красавицы по всей его необъятной империи.
И вот стих морской ветер, прекратились проливные дожди, пышная природа Юга расцвела во всей своей красе и свежести. Пришло время праздника. Вдова Каи плакала от радости, когда помогала Ни одеться в платье и сделать красивую прическу. Старуха была уверена, что Ёси устроилась работать в ещё более богатый дом, может к самому господину Мори, который ведал в городе налогами и торговыми делами. И что, именно благодаря заработку Ёси, её дочь теперь одета столь красиво и богато, будто она наложница наместника, а то и самого императора. Ничего, говорила старуха, Ёси ещё прибудет сюда в паланкине, переселит нас с тобой в самый центр Якши, и есть мы будем с золотых блюд. А потом вернется её муж, они отправятся с ним в море, как в прежние времена. Ни слушала её с тяжелым сердцем, все чаще бабушка Каи заговаривалась и несла околесицу. Но и это не могло испортить её чистой радости перед будущим праздником. Хотя к этому примешивался сладковатый привкус страха, особенно когда она вспоминала предсказание, которое так и не смогла истолковать.
И вот послышалось четыре удара в гонг, служители храма Туимы оповестили горожан, что все четыре двери открыты. Послышались звуки барабанов и иных музыкальных инструментов, это люди, выйдя на улицы, начали веселье. Ни была столь бедна, что у неё не было зеркала. Потому осмотрев себя в отражении в луже, она нашла себя весьма красивой. Это было чистой правдой - платье цвета сливы, веер, новые сандалии из ореха, прическа, заколотая серебряными шпильками - все было прекрасно, все подчеркивало её цветение. Единственное, что ей не понравилось, это то, что ей не удалось до конца скрыть свою красную родинку, несмотря на толстый слой пудры, она все равно проступала на щеке. Но это совсем её не портило, потому она с легким сердцем и веселым настроением вышла на улицу, готовая принимать чужое восхищение и зависть.
Но не успела она пройти и нескольких шагов, как услышала издевательский и непристойный свист. Потом ещё и ещё. Женщины при виде неё отворачивались и плевали через плечо. Мужчины скалились и свистели. Прочие девушки, что вышли на улицы, сторонились, словно она была поражена проказой. Ни совсем растерялась и не могла понять в чем дело. Она не подозревала, что сама того не зная, оделась так, как было принято в Цветочном квартале. Но как я уже говорил, бедная Ни с тех пор как умерла Ёси, не видела красивой одежды, ей некому было подсказать и посоветовать. Призрак матери перестал являться Ни во сне. А старуха Каи к тому времени совсем выжила из ума, да она и редко покидала Рыбный квартал, потому вряд ли отличила бы легкомысленную певичку от благородной госпожи. Потому девочка, мечтающая о красоте и яркости, выбрала себе самые яркие и красивые атрибуты, не догадываясь, что они являются знаками для привлечения мужчин в разного рода злачные заведения. Но самым главным знаком, по которой бедную Ни определили в продажные женщины, была её родинка на щеке. Певички часто клеили себе на щеки мушки, что являлось знаком, о том, что у девушки сегодня красные дни и она готова доставить удовольствие верхними губами.
Под свист и улюлюканье будущая госпожа Манаи дошла до храма. Там внутри, девочки приносили в жертву Туиме букеты цветов, а некоторые сжигали в курильнице свои локоны. Жрицы, что ходили меж ними, окуривали девушек ароматным дымом и благословляли на плодородие. Когда жрица подошла к Ни, то замерла от удивления, девушки из Цветочного квартала поклонялись другой богине, Тетушке Ёми. Ни поклонилась, надеясь получить благословение, но жрица отвернулась и пошла к другой девушке. Так поступали и другие жрицы. Ни совсем расстроилась, и готова была заплакать. Но она росла среди мальчишек, и потому считала, что проливать слезы при таком стечении народа, неприлично. К тому же, слезы испортили бы столь тщательно нанесенный макияж. Потому развернувшись, она пошла прочь, обуреваемая печалью и гневом. Бедная Ни полагала, что все дело в запахе рыбы, что идет от неё несмотря на то, что тело её было чистым, а на лице и шее пудра, пахнущая весенними цветами. А родинка на её щеке была уже не красной, ярко-пунцовой.
Когда она шла домой, то старалась выбирать не центральные улицы, а более узкие и кривые, ведь там было меньше людей. А следовательно меньше свиста и издевательских выкриков. На одной из таких кривых и узких улочек, она услышала, как её зовут. Пьяный мужчина, который только справил нужду на стену одного из домов, звал её составить ему компанию. Был он ещё молод, но при том пьян и неряшливо одет. На лице его была всклокоченная борода, глаза лихорадочно блестели, словно у безумца или того, кто потребляет запретную пряность. Это был ни кто иной, как Гоку. Однако Ни ничего не знала о нем, и уж тем более никогда не видела в лицо. Девушка даже не обернулась на выкрик, однако прибавила шагу. Но Гоку побежал за ней, обещая, что заплатит прямо сейчас. У него есть деньги, и серебро, он много выиграл накануне. Родинка на щеке Ни покраснела ещё сильнее и стала жечь, как тогда в день смерти матери. Гоку тем временем, подбежал и схватил её за развевающийся пояс. Он знал прием, которому его научил один из его гнусных дружков: если определенным образом дернуть за пояс, то девушка закрутится и попадет ему в объятья обнаженной, платье её развернется словно обертка вокруг пилюли. Но он оказался слишком пьян, от его рывка Ни лишь упала на колени. Гоку подскочил, развернул её лицом к себе, жадно впился в губы, зашарил своим мерзким языком у неё во рту. Неожиданно он замер, увидя знакомые глаза, такие же как у Ёси, а потом родинку, которая светилась красным пламенем. Он коснулся её щекой и закричал от боли, словно ему в лицо бросили уголь из камина. Ни же вся дрожа от гнева, не сознавая, что делает, вытащила одну из шпилек и с размаху вонзила её в шею Гоку. Она попала ему в то место, где кровь течет могучей полноводной рекой, подобно благодатной Уйми. Из шеи Гоку брызнула красная струя, забрызгав щеку Ни. Он упал, забился у её ног в агонии. Последнее, что он увидел, прежде чем отправиться к Девяти источникам, была страшная изуродованная девушка с темными волосами, которые закрывали её лицо. Она улыбалась.
Ни побежала прочь, кто-то закричал вслед: "Убийца! Убийца!". Только в отличие от Ёси, Ни не собиралась сдаваться. Когда ей наперерез выскочил кто-то из горожан, Ни оставаясь во власти огненного гнева, ударила его шпилькой в живот и побежала дальше. Многие глупцы, особенно недостойный Мудзин смеют подвергать эти события сомнениям. Как хрупкая молодая девушка оказалась способна на такое, говорят они. Но не забывайте, что та родинка на щеке Ни была в память о демоне тенгуе. К тому же, её полное имя было Ни Тенгуй. Сила и энергия огненного демона таким образом была в теле госпожи Манаи, помогая ей, придавая ей сил. Но платой за это был страшный гнев, когда императрица не могла себя контролировать, и совершала немало страшных вещей. Но как видите, даже так, она становилась орудием Неба, которое все видит и рано или поздно карает тех, кто преступил его законы.
Ни покинула город через пролом в восточной стене. Как раз в тот сезон штормов, часть стены не выдержала и обвалилась. Её планировали починить как раз после праздника, а пока выставили нескольких стражников. Но они в честь праздника в тот день были в кабаке, потому никто не остановил Ни. Она покинула город Якши, но вслед за ней уже отправилась погоня. Целый отряд из конных ополченцев и псарей.
Госпожа Манаи лишь однажды посетила Якши после того бегства. Произошло это много лет спустя. Она тогда уже знала из записей все подробности дела Ёси. Она велела найти всех родственников и потомков чиновника Тобы и затем палачи казнили их всех на глазах госпожи. Так же она велела раскопать общую могилу, достать оттуда все кости. Мать в тот день последний раз явилась в виде призрака. Молчаливая и страшная Ёси молча указала на череп и осколки костей, что принадлежали некогда ей. Госпожа Манаи захоронила их в семейном мавзолее, принеся все необходимые жертвы. В том мавзолее, рядом с матерью, позднее похоронили и её саму. Что касается госпожи Эмуй, то о ней мало что известно. Говорят, что она потеряла дом, стала ублажать матросов в порту, позднее, когда она утратила привлекательность даже для них, стала нищенкой. На 23-й год царствования Шио, когда на Юг неожиданно пришла суровая и снежная зима, она замерзла насмерть, как и многие бродяги в Якши.
Про вдову Каи рассказывают, что после того, как Ни не вернулась домой, она пошла искать её на отмель, где собирают моллюсков. Старуха была уверена, что Ни где-то тут. Долго она ходила её и звала, пока неожиданно не увидела лодку с косым парусом, которой управлял молодой рыбак с повязкой на голове. Вдова радостно подбежала к лодке, молодой рыбак помог ей взобраться на борт и обнял, словно после долгой разлуки. Потом лодка уплыла и больше её никто не видел. Так говорят люди, и я не вижу причин сомневаться в правдивости этих историй.
Что произошло с госпожой Манаи дальше, как ей удалось уйти от погони, и какую цену пришлось за это заплатить, будет рассказано в следующей главе.