В ординаторской второго мужского отделения зазвонил телефон.
Врачей в кабинете не было - все на утреннем обходе, лишь молоденькая медсестра полировала ноготки маникюрной пилкой. Девушка обиженно посмотрела на старый, еще дисковый, аппарат, но тот продолжал настырно трезвонить, и ей пришлось поднять трубку:
- Заведующего? Нет, не могу... Будет через полчаса, - чуть растягивая гласные, пропела она. - Что-нибудь передать? Кто? Повторите: Белович? Хорошо, передам!
Вскоре появился тот, с кем хотели поговорить.
Завотделением оказался молодым, очень высоким и немного нескладным мужчиной. При этом он не выглядел худосочным. Такие фигуры бывают у баскетболистов: кажется, что этот костяк слишком велик для этих мышц, но потом выясняется, что хрупкий с виду человек покрепче многих "качков".
При виде начальства сестричка зарделась и нагнулась, делая вид, что ищет что-то в ящике стола, а на самом деле - пряча маникюрный набор. Когда она подняла голову, врач уже сидел за другим столом, делая пометки в историях болезни.
- Александр Александрович, а вам звонили! - радостно выпалила девушка, решив, что врач не заметил ее манипуляций. - Обещали перезвонить опять!
Мужчина оторвался от писанины:
- И кто звонил? Оль, я же просил: требуй, чтобы представлялись!
- Я требовала! - девушка изобразила возмущение. - Он сказал!
Но долго сердиться она, видимо, не умела - улыбнулась так гордо, словно ей пришлось пытками вырывать признание у собеседника.
- И? - поторопил ее врач.
- У него отчество такое смешное - Беллович... У него что, отец - лесбиянка? По голосу - старый дядька. Раньше что, разрешали однополые браки?
- Что? Какая лесбиянка?
- Ну, Белла - это же женское имя?
Врач открыл рот и снова закрыл, пытаясь понять логику того, что услышал.
В конце концов, до него дошло:
- Может быть - венгерское. Был такой интернационалист - Бела Кун.
- Кто?
- Ладно, проехали, - нахмурился врач. - А имя с фамилией ты запомнила?
- Конечно, - кивнула медсестра. - Савва Белович Одинцов. Так думаете, у него отец - венгр?
- Что? - мужчина уставился на девушку, словно пытаясь понять, не шутит ли она. - Повтори, пожалуйста...
- Савва. Белович. Одинцов. А что вы так смотрите?
- Ничего.
- Так думаете - венгр?
- Кто?
- Отец этого... Одинцова.
- Венгр...наверное, - согласился Александр Александрович.
На секунду повисла тишина. Такие девушки, как Оля, умеют чувствовать чужое настроение, поэтому она молчала, по-детски хлопая накрашенными ресницами.
- Не бери в голову!- в конце концов, вернулся в действительность мужчина. - Выглядишь сегодня хорошо. Эта кофточка тебе очень идет... новая?
Медсестра порозовела от удовольствия:
- Нет, я ее и на той неделе надевала... У нее пуговички неудобные, скользкие, все время расстегиваются...
Неизвестно, к чему привел бы разговор про пуговички, если бы не зазвонил телефон.
Александр Александрович схватил трубку:
- Слушаю! Второе мужское... Кто?
После этого он довольно долго молчал, потом недовольно буркнул:
- А психов моих на кого оставлю? Парадоксы тут не работают!
И все же тому, кто находился на дальнем конце провода, удалось уговорить врача.
- Неделя - это еще туда-сюда, - неуверенно произнес он. - Ладно, буду!
Мужчина аккуратно положил трубку и потер лоб.
Медсестра Оля во все глаза смотрела на начальника:
- Что-то серьезное? Из облздрава?
- Что? - не сразу ответил врач, погруженный в свои мысли.
- Это из облздрава?
Александр Александрович хмыкнул:
- Хуже! Из Москвы.
И, помолчав немного, приказал:
- Значит, так. Я уезжаю на неделю. В Москву на семинар. Заявку подавал давным-давно, сначала - отклонили, теперь вдруг внесли в списки. Мои палаты будет вести Копылова. Все назначения я оставлю. Ты сейчас заводи свой шайтан-ящик и посмотри на сайте аэропорта, какие билеты есть на самолет до Москвы. Рейс, кажется, в два. Закажи мне билет - оплачу в аэропорту. Я сейчас к главному, ты сначала реши с билетом, потом собери всех...
***
Вечером того же дня по МКАД катила разбитая "Тойота" девяносто лохматого года выпуска. Когда по сторонам дороги поплыли дымящие трубы, водитель - пожилой кавказец - не выдержал молчания (пассажир, вроде бы приезжий, а разговор не поддерживал, ограничивался малопонятным хмыканьем) и снова принялся причитать:
- Эх, совсем плохой район, злые люди живут, порядка нет, совсем нет!
Александр Александрович, скрючившийся на заднем сидении (его рост позволял удобно устроиться только в каком-нибудь монстроподобном "джипе"), в ответ снова скептически хмыкнул. Однако что-то в словах водителя его зацепило, и он переспросил:
- Порядка, говорите, нет?
- Какой порядок? Где порядок? Я полиции плачу, хозяину плачу, за гараж плачу, за место плачу, а ваши приходят и бьют моего брата! Зачем я плачу? Лучше я уеду в другой район!
Прилетевший в Москву меньше часа назад, Александр Александрович, недолго думая, взял в аэропорту первое же такси, водитель которого согласился ехать по названному адресу. Почему-то искать 1-й Капотненский проезд вызвался только потрепанный жизнью азербайджанец.
Ехали недолго, чему врач очень удивился.
Остановились у стандартной панельной многоэтажки, издалека похожей на круизный лайнер. Александр Александрович рассчитался и на прощание сказал:
- Меньше начальникам плати - легче жить будет.
Подъезд мало соответствовал понятию "плохой район". Стандарт: домофон, недавно крашеные стены, скрипучий, но опрятный лифт, в котором даже имелось неразбитое зеркало.
В квартире на седьмом этаже врача ждали - он не успел прикоснуться к кнопке звонка, как распахнулась дверь.
- Так вот ты какой, Смотрящий! - не переступая порога, произнес Александр Александрович.
- Заходи, чего встал, как неродной! - раздалось из глубины коридора.
Встречал гостя широкий, как шкаф, старик в ярко-алом атласном халате.
В сочетании с загорелой лысиной, пышной белой бородой и шлепанцами с заостренными носами на голых ногах, роскошный халат с вышитыми золотом драконами делал старика карнавальным персонажем: то ли дед Мороз после бани, то ли Хаттабыч отъелся после кувшинной диеты.
Александр Александрович, оставив в коридоре куртку и дорожную сумку, молча прошел в комнату.
Быстро осмотрелся.
Обстановка - "чистый лист". Белые стены, кремовое половое покрытие, кислотно-яркая обивка кресел - желтые и зеленые прямоугольники. Такое впечатление, что вся мебель день назад куплена в "Икее", причем брали то, что подвернулось под руку, не думая, как с этим жить. Человек - любой - в таком интерьере казался инородным телом. Тем более - сидевший в одном из кресел шатен с длинными, стянутыми в хвост, чуть волнистыми волосами. Понятие "Икея" мало сочетается с черными слегка потертыми джинсами, берцами и черной с алым футболкой.
Гость критически взглянул на него:
- Привет, Ара! Рекламируешь земные рок-группы?
- А почему нет? - отозвался шатен. - Мне нравится. Как там... "Я пил кофе, и я был готов, что не скажешь о тех, кто спешил, как дурак, на работу". Словно про нас с тобой. Так, Саныч?
Он поднялся и широким жестом показал на соседнее кресло:
- Устраивайся, бродяга! На ближайшие дни это - твой дом.
- Сам ты бродяга, - отмахнулся гость. - Я - уважаемый человек, на хорошем счету у начальства, все процентные показатели в моем дурдоме лучше, чем в остальных!
- Надолго ли?
Врач недоверчиво пощупал кресло - из-за сверхсовременного дизайна оно казалось неустойчивым - но все же сел, вытянув ноги на половину комнаты, и только тогда ответил:
- До тех пор, пока пойму, где... как бы это лучше сказать... точки напряжения.
Тот, кого называли Арой, сделал шаг в сторону кухни, но обернулся:
- Я одну вижу. Поэтому ты - здесь.
- Хм, - отозвался Саныч. - Посмотрим. Хотя три бога рядом с одним нефтезаводом... это что-то да значит.
Ара расхохотался:
- Многое значит! Ладно, осматривайся... тут еще спальня есть, лоджия, вид чудесный... а мы - быстро.
Шатен скрылся на кухне. Хлопнула дверца холодильника, и в квартире повисла тишина.
Приезжий заглянул на кухню - никого. Открыл холодильник - тот был набит упаковками полуфабрикатов и фруктами. Тоже ощущение, что хозяева в один прием затарились в средней руки супермаркете. Александр Александрович взял банан и в задумчивости принялся обходить квартиру. И спальня, и ванная - такие же, с иголочки новенькие, пахнущие краской и заводом.
Мужчина немного посидел на кровати, пощупал шифоньер и вышел на застекленную лоджию. С нее открывался вид на реку и на теряющиеся в тумане микрорайоны многоэтажек.
Александр Александрович, не отрываясь о созерцания пейзажа, задумчиво съел банан, пристроил шкурку на ручку одной из створок окна, полюбовался, пробормотал вслух:
- Концепция, однако. Символ... Банановая шкурка, парящая над столицей...
Потом он распахнул одну из створок остекления, до пояса высунулся наружу:
- Ну-ка, посмотрим, что тут...
Мужчина закрыл глаза и замер в неудобной позе.
Пыльно-серая равнина, пересеченная серебряной лентой, пучилась буграми черного и бурого. Словно капли крови, блестели пятна алого. Вдалеке дрожали мертвенно-зеленые всполохи. По равнине в беспорядке высились дрожащие столбы, похожие на застывшие смерчи. Эти были разноцветны и дотягивались до пестрого, расцвеченного радугами, неба. Брызги синего напоминали огни электросварки. При этом все пространство дрожало и вибрировало, словно кто-то огромный спрятался под серой шкурой и дышал натужено, с хрипами, как дышит астматик, взбегая по лестнице на пятый этаж...
- Мдя, - произнес мужчина, открыв глаза. - Только зачем это надо?
- За кем, - раздалось за спиной у Александра Александровича.
Тот лениво обернулся - небольшой столик в гостиной был накрыт, в креслах сидели Ара и давешний старик - но теперь уже не в халате, а в неприметном костюме, в каких ходят мелкие чиновники. Даже борода, раньше торчавшая веником, теперь была аккуратно подстрижена.
- И за кем же? - переспросил Александр Александрович.
- Закрывай окно и иди сюда. Да не тормози ты, Саныч! - позвал тот, кого называли Арой. - Разговор долгий, раньше сядем - раньше выйдем.