Аннотация: Работа Л. О. Пастернака над портретом Н.Ф. Федорова.
В феврале 1902 года пятая московская гимназия проводила юбилейный вечер в честь 50-летия со дня смерти Гоголя. Вечер завершали живые картины - "Апофеоз Гоголя" - поставленные гимназистами старших классов на фоне декораций, выполненных Леонидом Осиповичем Пастернаком. Гимназист младшего, второго, класса, Борис Пастернак, запомнил только, что с просьбой о выполнении декораций к отцу обращался молодой человек, очень похожий на Гоголя. Этим человеком был Николай Николаевич Черногубов - историк, энтузиаст коллекционер, впоследствии сотрудник Третьяковской галереи. Сходство, замеченное мальчиком, как видно было отмечено и другими, по крайней мере, в живых картинах Черногубов изображал самого Гоголя.
Леонид Осипович познакомился с Черногубовым в Ясной Поляне минувшим летом 1901 года. Страстный поклонник творчества Фета и собиратель его наследия, Черногубов в то лето разбирал и копировал письма Фета к Толстому. А Пастернак делал наброски, писал этюды для своей будущей картины "Толстой в кругу семьи" . Не желая утруждать членов семьи Толстого позированием, Пастернак предпочитал делать свои наброски исподволь, во время дружеских бесед, или когда каждый занимался своим привычным делом: чтением, шитьем и т. п.
Нередко мирные беседы Толстого с Черногубовым переходили в гневные филиппики писателя, спровоцированные высказываниями его гостя. Не входя в суть их спора, Леонид Осипович запомнил лишь желчную манеру молодого собеседника выражать свои мысли. При дальнейшем общении с Черногубовым Пастернак не раз становился свидетелем того, как энтузиазм коллекционера брал верх над чувством элементарного такта.
Впрочем, когда человек коллекционирует посмертные маски великих современников, само желание пополнить свою коллекцию несет на себе отпечаток ирреальности.
"А Льву-то Николаевичу опять приходится плохо, - писал Черногубов уехавшему в Одессу художнику. - Если он, избави Бог, умрет, неужели Вы не съездите в Ялту и не сделаете с него, мертвого, своего мастерского рисунка и хорошей гипсовой маски? Право за этим стоит съездить. Если Вам нельзя будет ехать, то хоть заочно похлопочите о маске" .
И это написано не о лежащем на смертном одре, а о заболевшем воспалением легких писателе, прожившем после этой болезни еще восемь лет полнокровной жизни.
Квартира Черногубова обилием картин и посмертных масок напоминала музей. Была в его коллекции и посмертная маска Н. Ф. Федорова. Страстный библиофил, дерзкий мыслитель и эрудит во всех областях знания Николай Федорович Федоров работал скромным библиотекарем в Румянцевском музее. Он не признавал безусловности смерти, его идея "общего дела" заключалась в долге потомков воскресить ушедшее поколение отцов, объединив при этом все усилия и знания нового поколения.
"Нужно жить не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а с каждым и для каждого; это союз живущих (сыновей) для воскрешения мертвых (отцов)".
Его идеалом было осуществление царства Божия в этом мире.
Побеседовать с удивительным мыслителем приходили многие знаменитые современники. По воскресеньям библиотека закрывалась рано. После трех часов в каталожной комнате у Федорова можно было увидеть Достоевского, Фета, Толстого, Вл. Соловьева. Если беседа затягивалась, ее продолжали на квартире Федорова. Иногда споры на религиозно-философские темы заканчивались далеко за полночь. Слабая керосиновая лампочка под бумажным абажуром освещала скромную комнату с единственным стулом и горбатым сундуком, служившим Федорову кроватью. Отстаивая свои идеи, Федоров преображался. Голос его срывался от волнения, в его речах появлялся нескрываемый сарказм, и даже бывали случаи, когда, бранясь, он выгонял спорщика вон. Очевидцы утверждали, что этой участи подвергался и Толстой. Но изгнанный писатель всякий раз возвращался к своему учителю с повинной .
Федоров щедро делился мыслями, но избегал шумихи вокруг своей персоны. Не желая пополнять "иконостас" великих, Федоров, в отличие от Толстого, наотрез отказывался позировать перед художниками и фотографироваться. Он бежал от славы и популярности. Его статьи либо печатались под псевдонимом, либо оставались в полной безвестности. Черногубову пришлось проявлять чудеса беззастенчивой настырности в погоне за портретом оригинального мыслителя и праведника.
"Недавно разговорился с В. А. Серовым о Н. Ф. Федорове, - писал он Л. О. Пастернаку в мае 1902 года, - и В. А. пожелал сделать с него портрет, с условием, чтобы Н. Ф. 1-2 часа ему попозировал и... Николай Федорович убил меня отказом.
Осенью издам книгу его статей и в виде взятки выпрошу у него для Вас с В. А. часа 3 времени. А книга Н. Ф. будет чудесная и по внешности: "Скорпион" не поскупится на шрифты и бумагу" .
Но Федорова невозможно было взять ни на какие "взятки", посулы, красивые шрифты и бумагу.
Однако и Черногубов не отказывался от своей идеи. Зная, как хорошо удаются Пастернаку наброски с "живой" натуры, Черногубов сообщал художнику часы работы Федорова в библиотеке, где Леонид Осипович должен был рисовать его исподтишка, выдавая себя за обычного читателя.
В Федорове Пастернак с удивлением узнал того самого согбенного старичка-библиотекаря, который десять лет тому назад подбирал для него литературу по истории военных и гражданских костюмов 1812 года необходимую для создания иллюстраций к "Войне и миру", и поразил художника знанием наизусть почти всего каталога вверенной ему библиотеки.
Прошедшие годы не изменили Федорова. Он все так же демонстрировал феноменальную память, предлагая читателям литературу по нужным им темам. Все так же сам тащил тяжелые фолианты, приговаривая: "Вот здесь Вы найдете нужное Вам". Не изменил он и своей привычке зябко прятать руки в рукава широкой женской кофты-кацавейки. Прежним оставался и горящий взгляд его черных запавших глаз, делавший его похожим на аскетических монахов средневековья.
Осенью 1902 года, поддавшись на уговоры Черногубова, Пастернак, украдкой, сделал несколько набросков для будущего портрета Федорова. Но работа над портретом все время откладывалась. В конце 1902-го и начале следующего года Леонид Осипович был поглощен идеей создания нового творческого объединения художников. Еще в 1901 году московские художники, недовольные узкой тематикой Товарищества передвижных выставок, объединились и устроили выставку "36 художников". Выставка имела успех. В 1902 году, после второй выставки "36", к московским художникам присоединились петербургские из "Мира искусства". Начиная с 1903 года, московские и петербургские художники вели активные переговоры о создании "Союза русских художников" и об уставе нового сообщества. Леонида Осиповича воодушевляли новые перспективы, он принимал самое активное участие в переговорах.
Весной 1903 года в ответ на нетерпеливые напоминания Черногубова художник жаловался, что остался в доме один с четырьмя детьми: Розалия Исидоровна уехала в Одессу к умирающему отцу.
Только в конце мая перед отъездом семьи на лето в Оболенское художник отправил Черногубову вариант портрета. А в декабре 1903 году Федорова не стало. Тяжелое воспаление легких прервало жизнь 74-летнего мыслителя, который, поддавшись на уговоры друзей, изменил своим аскетическим правилам и впервые за свою жизнь облачился зимой в шубу.
В 1919 году Пастернак написал, наконец, портрет Н. Ф. Федорова по имевшимся у него наброскам, сохранив тем самым для потомков, как и мечталось Черногубову, облик оригинального мыслителя.
Не погибла и "Философия общего дела" Федорова. Даже в самые удушливые годы советского атеизма федоровские идеи находили своих адептов.
Стоит ли удивляться, что двое из них неожиданно возникли на пороге квартиры Бориса Пастернака в Лаврушинском в августе 1941 года. Шли первые дни войны, Москву нещадно бомбили, озабоченность собственной судьбой затмевала иные заботы, а стоявших на пороге студенток волновала судьба Марины Цветаевой.
Накануне одна из них, Екатерина Крашенинникова, помогала заготавливать дрова ютившемуся в сыром подвальном помещении поэту Борису Садовскому. Он рассказал о визите к нему Марины Цветаевой, о ее мрачной подавленности. Крашенинникова передала рассказ Садовского своей ближайшей подруге, тоже студентке университета, Ольге Сетницкой.
Подруги решили разыскать Цветаеву и постараться отвлечь ее от мрачных мыслей, поделившись своими - о перекличке цветаевского "Тезея" со статьей Владимира Соловьева "Смысл любви", - которые их в то время занимали.
Адрес Цветаевой решено было узнать у Пастернака, который, по словам все того же Садовского, встречался с Цветаевой и содействовал предоставлению ей заказов на переводы .
Но девушки опоздали. Оставив у Садовского на хранение книги, рукописи и другие вещи, Марина Цветаева уехала в свое последнее земное прибежище, в Елабугу. Проводивший ее Пастернак вскоре переселился в Переделкино, потому что во время последней бомбежки Москвы фугасная бомба разрушила здание почты на Ордынке и ударной волной вышибла почти все окна дома в Лаврушинском переулке.
Там, в Переделкино, и нашли его огорченные своей неудачей с Цветаевой подруги. Они привезли Пастернаку статью о его творчестве в свете проповедуемой ими философии и редкостную книгу - том Федорова "Философия общего дела" - приоткрывающую взгляд на истоки этой философии. Девушки знали, что автором единственного, как тогда думали, портрета почитаемого ими мыслителя является отец обожаемого ими поэта.
Пастернак высоко оценил оригинальность и живость мышления студенток. Эта встреча стала началом их многолетней дружбы. Еще больше поэт ценил чистоту подвижничества обеих подруг. Уезжая в неизвестность чистопольской эвакуации, он доверил им самое дорогое: папку с письмами Марины Цветаевой. О грустной судьбе этих писем я расскажу позднее. Сейчас я только хочу добавить, что именно Екатерина Крашенинникова снабжала Пастернака в послевоенные годы богослужебными книгами и раздобыла для него утерянную им во время войны Библию. Беседы с Крашенинниковой были положены Пастернаком в основу суждений Симы Тунцовой в романе "Доктор Живаго". И, наконец, именно Е. А. Крашенинникова приняла по просьбе умирающего поэта его предсмертную исповедь.
Что же касается федоровской идеи о воскрешении, Пастернак предполагал, что если таковое и возможно, то современное общество к нему не готово. Что пройдет много лет, прежде чем человечество очистится от всего, что мешает ему объединиться и совместными усилиями направить жизнь в созидательное русло. И что искусство призвано помочь найти этот путь и пройти его.