Trust I seek and I find in you Every day for us something new Open mind for a different view And nothing else matters
Never cared for what they do Never cared for what they know But I know...
No Metallica. Nothing Else Matters
Часть 1.
Сейчас такая бородка вознеслась на пик моды, и, хоть большая часть Охотников звала ее "козлиной", оставшиеся фанаты усердно выбривали тонкие залихватские усики над верхней губой и ровный треугольник/прямоугольник/n-угольник под нижней. Кто-то доходил до того, что в особо отросшую щетину немыслимым образом вплетал совсем уже пошлые тесемки, окончательно становясь неотличимым от рогатой животины.
Варнаш Идель Тацше никогда не следил за модой, и тот факт, что она вдруг решила сделать подлость и пискнуть на его тональности, раздражал Охотника обычно сдержанного и снисходительного. Мало того, что теперь все незнакомые люди спрашивали при встрече, не модель ли он, так добрая треть братьев стала копировать его нарочитую небритость. А ведь всего лишь несколько недель назад было принято иметь гладковыбритое лицо, короткие светлые волосы и бронзовый загар, отчего об Охотниках ходили не самые благородные слухи. Нет, уж лучше пусть они будут неотесанными мужланами со щетиной, чем красуются в газетах с заголовком, что их в очередной раз пригласили на защиту гей-парада. Варнаш отложил бритву, - острую, блестящую, с заточенным до прозрачности лезвием, - и стал рассматривать себя в зеркале.
Тацше никогда не любил свое лицо: ему казалось, что у него слишком высокий лоб с ранними морщинами, слишком низкие брови, нависающие над фиалковыми глазами (только их Варнаш более-менее принимал в себе), длинный - слишком длинный! - тонкий нос с чуть загнутым кончиком, бесцветные губы. Низкие, острые скулы были завершающим пунктом в списке недостатков внешности Охотника. Мужчина умылся и только тогда снял резинку с волос, взял черный гребень, испещренный рунами, обильно смазав его каким-то настоем, и стал расчесывать шевелюру. Хотя Варнаш и не знал, от кого она ему досталась, - от матери или от отца, они оба были черноволосыми северянами, - но волосы перешли к нему в полном объеме. Толстые, жесткие и прямые, как шерсть, они доставали мужчине до лопаток, каскадом иссиня-черной нефти спадая на плечи, спину и грудь. Гребень послушно скользил, не встречая сопротивления, складывая волосок к волоску. Нечасто можно позволить себе такое удовольствие.
Довольный результатом, Тацше вышел в комнату. Приятно быть главой Загонщиков - и комната у тебя большая, отдельная и светлая, с огромным окном в полстены; и ванная собственная, а не загон для скота, вечно занятый и с холодной водой.
Когда несколько лет назад ему присвоили звание и выселили из шестиместного барака, Варнаш поначалу растерялся в просторе и одиночестве. Оно было таким желанным и сладким, что первые несколько ночей, пока Тацше не приобрел кровать, он спал прямо на полу, накрываясь своим плащом.
Уже потом, освоившись, Охотник купил себе шкаф, два стола, широкую круглую кровать и будильник, создав себе невероятно уютную комнату. Как он считал. Заходившие к нему Загонщики сначала ежились, а потом начинались поносить "унылый склеп" такими словами, что краснел даже сам хозяин комнаты. Манишель первым начал таскать безделушки; это была старая потрепанная карта метрополитена Москвы, которую под аплодисменты прибили над кроватью. Потом Грисаль принес посылку, по весу и размеру больше напоминающую разобранный асфальтовый каток, и шкаф заполнился книгами. Ада и Ранэль подарили одеяло с подушками - очень мягкими, в которых Тацше просто утопал, - а Лоран, ворчливый и строгий Охотник, - сиреневое с черным хлопковое постельное белье. С каждой неделей комната больше превращалась в антикварный музей, а точнее, в эклектичную помойку. Оба стола: письменный у окна и рабочий в углу - исчезли под грудой бумаг, карт, документов и отчетов, каких-то безделушек и талисманов, потеряв свое назначение. Любое собрание глав отрядов проводилось в этой комнате, которую заботливо обозвали радужной кают-компанией.
Варнаш улыбнулся своим мыслям, перешагивая через кипу рапортов: Грисаль вчера задержался далеко за полночь, в наказание составляя рапорты за прошедшую неделю, пока Тацше безмятежно давил подушки во сне. Охотник принюхался. Каждая вещь в этом помещении пахла человеком, принесшим ее, и его чувствами - даже спустя много лет после появления. Рапорты пахли терпким яблочным вином и уксусом: Грисаль ненавидел Варнаша за такую подлость. Обычно Загонщик пах шиповником и облепихой, и именно этот запах заставлял Тацше многое спускать с рук своего ученика.
На открытой дверце шкафа висели чистые, но не глаженные черные штаны, рубашка же, на удивление, висела там, где и должна висеть одежда. На вешалке. В шкафу с книгами. Варнаш не замечал за собой такой педантичности, хоть и был рожден в конце августа, под самым чистоплотным знаком. Тацше вообще редко совпадал со звездами, - они друг друга ненавидели и предпочитали не пересекаться. Охотник принялся одеваться, прикосновение хрустящей чистой рубашки к намытому телу заставило мужчину блаженно закатить глаза, наслаждаясь этим чудесным моментом.
Обычно Охотник живет в дроге: спит на мотоцикле, в машине или палатке, реже - в гостиницах; ест полуфабрикаты (иногда даже сырыми); одевается в грязную, нестиранную неделями одежду (и пахнущую, соответственно, этими неделями); урывает сон по десять минут. Поэтому Тацше обожал редкие моменты покоя, когда можно спать до полудня, на кровати, а не снегу, обнимая пуховое одеяло таких впечатляющих размеров, что становилось неясно, кто же на самом деле занимает ложе. Или когда ты проснешься и сможешь надеть чистейшую белую рубашку, а не засаленный потный свитер, пропитавшийся кровью нежити. Когда можешь сколько угодно бриться перед зеркалом, а не перед огрызком стекла, путешествуя в раздолбанном фургоне, каждый раз норовя вскрыть себе артерию.
Варнаш застегнул на руках Охотничьи браслеты-кандалы - знак отличия от Загонщиков - с рысью, изогнувшейся в прыжке (на внешней стороне) и совой, раскрывшей крылья (на внутренней). Да, Тацше уже прошел десять ступеней Следопытов и Загонщиков. И теперь он уже имеет вторую ступень Охотника, собрав под своим началом порядочный штат сотрудников.
Мужчина натянул на ноги невысокие сапоги с серебряными восьмерками по всему отвороту. Полвосьмерки - одна нежить. Если посчитать количество убитых Охотником тварей, можно будет точно сказать - этот человек их просто притягивает.
Закрыв за собой дверь, Тацше пошел налево по длинному, узкому коридору с горящими люминесцентными лампами, изредка мигающими от перепада напряжения. Это было Северное Крыло, четвертый этаж - комнаты старшего состава и их сожителей, если таковые имелись. Варнаш завернул за угол и постучал в первую дверь. Табличка с именем хозяина была заменена на выкарябанное нецензурное выражение, с карикатурой внизу. В принципе, очень профессионально выполненной, прямо не отличишь от...
-Лоран, доброе утро. - Брюнет кивнул и вошел в занимаемое Охотником помещение.
-Добрый день, если учесть, что на часах уже без десяти два. - Как обычно ворчиво отозвался мужчина, почесывая зад. Видно было, что человек только что проснулся - щека все еще хранила полоски от жесткой подушки, а штаны, кажется, Лоран вообще со вчера не снимал, предпочитая последовать принципу: "чем больше на тебе надето, тем дольше утром можно спать". Довольно давно, еще когда Лоран был неопытным крысоловом, во время боя он выпил не тот декокт, и его волосы сначала вылезли прядями, а потом отрасли колкими, как проволока, белыми кудрями, отчего Охотник стал казаться гораздо старше своих лет. Иногда его даже называли дедушкой. Собственно, по характеру, Лоран именно его и напоминал. - Я слышал, будто Экспедицию Когтей закрыло в горном ущелье, и они не могут выбраться оттуда.
-Да, Грисаль мне вчера сказал это. - Варнаш подтвердил кивком слова друга, садясь на шаткий стул, единственный в комнате, заваленный вещами. Правда, это был локальный беспорядок в комнате Лорана, и Охотник позавидовал умению этого человека держать помещение в стерильном порядке.
-Этот парень опять был у тебя? - Подавив зевок, беловолосый оттянул пояс брюк, заглядывая туда, словно проверяя - все на месте? - с очень заинтересованным видом. - Он не выходит из твоей комнаты, словно желая в ней поселиться. Я последнюю неделю только и слышу от тебя: Грисаль, Грисаль, Грисаль... Что он нашел в таком ублюдке и подонке, как ты?
-У меня много интересных ему книг и мануалов, тем более, парень очень вдохновляет меня. - Пожал плечами брюнет, и стул под ним заскрипел, отчего Тацше решил вообще не дышать. - Но на самом деле я не знаю, что ему дает наше совместное времяпрепровождение.
Лоран удовлетворенно кивнул, оценив наличие частей тела. Вероятно, за ночь ничего не пропало, но теперь Охотник начал чесаться, оставляя на бледной коже алые росчерки ногтей. Лоран всегда чесался, даже если был только что из душа. Это была нервная привычка, как, например, у Варнаша - бесконечное заправляние волос за уши или кусания внутреннего запястья.
-Не знаю, что ему может дать такой метросексуал и библиофоб, как ты. Единственное, о чем ты можешь поведать - это куда вставлять бензозаправочный пистолет и сколько поршней в Мазератти лохматого года выпуска. - Белый Охотник накинул на голые плечи куртку, надел на шею бархатный ошейник с такими же восьмерками, как и у брюнета. Их количество могло впечатлить кого угодно.
-Это тоже может ему пригодиться когда-нибудь. - Тонкие губы исказила ухмылка. Варнаш никогда не реагировал на открытые оскорбления Лорана, пока они не касались автомобилей или оружия.
Беловолосый пригладил жесткую шевелюру, провел ладонью по щеке, пробуя щетину: можно еще так походить, или сегодня уже лучше не бесить Хранителя? Лоран поскреб колючки пальцами, извлекая наждачный звук и удовлетворился состоянием поросли. Варнаш поднялся, стул рухнул на спинку, перевешанный несколькими килограммами одежды. Лоран словно не заметил этого, выставил своего друга в коридор, вышел сам и закрыл дверь.
-Поскольку на обед мы уже опоздали, то, я думаю, стоит сразу пройти в зал совещаний. - Выразил первую более-менее сносную мысль Охотник, не прекращая чесаться - на этот раз голое пузо. Тацше поймал себя на мысли, что у него тоже возникает зуд, причем где-то в районе шеи. Мужчина подавил дикое желание повести себя как Лоран, хотя неприятные ощущения заметно усилились.
Твердь, дом всем тем, кто положил свои жизни во благо Цели, была настолько путанной, что первые дни жизни в ней казались адом - потеряться в хитросплетениях коридоров ничего не стоило. Но кто-то умный развесил указатели, сделанные вручную, хоть Хранитель ругался, мотивируя их снятие тем, что студентам надо тренировать свою интуицию и координацию в пространстве.
Северное крыло было одним из менее трудных в запонимании потому, что все коридоры были в нем или параллельны, или перпендикулярны, а надпись "выход" горела над каждым перекрестком, не давая сбиться. Основное здание Тверди же уходило этажей на двадцать семь вниз и столько же - вверх; массивное, темное, похожее на средневековый замок и замковой стеной же и огороженное. Твердь венчал длинный узкий шпиль, стрелой ввинчивающийся в небо, с необыкновенно ярким пульсаром на конце, но большую часть времени скрытым низкими облаками: погода очень редко прояснялась. Чтобы пройти в главное здание, Варнашу и Лорану пришлось прошествовать по навесному мосту, так как закрытый переход ремонтировался, - а точнее, восстанавливался после взрыва, - вот уже второй месяц. Рвануло так, что отдельные кирпичи и блоки до сих пор находили далеко за стенами Тверди, а разорванные проходы зияли как пробитая артерия, щерясь сколотыми камнями, подобно изодранной коже. Зрелище было угнетающее, а уж тем более, завешенное строительными лесами, как перевязкой на травмированной руке.
Подвесной мост был перетянут между коридорными окнами, поэтому, перед тем, как еще и пройти по этому шаткому сооружению, надо было доказать, что ты хитер, силен, быстр и ловок. Варнаш изворотливо выскользнул в проем, Лоран же замешкался, и ему пришлось пропускать несколько человек, которые оказались более наглыми, чем белый Охотник. Всю оставшуюся дорогу он ныл и бурчал что-то насчет неуважения к старшему по званию и хамству в рядах солдат.
Лоран и Тацше как раз дошли до зала собраний, когда их поймал адъютант Хранителя - невысокая светловолосая девушка двадцати семи лет. Мария Караш. Она была больше похожа на тростинку - очень худая, гибкая, как ласка; у нее были светло русые волосы, заплетенные в тугую косу, с длинной челкой, нависающей над серыми просто огромными глазами. В Тверди не было как таковой формы, но Мария носила обтягивающее черное платье, расшитое серебряным цветочным орнаментом, с блузой; каблуки поднимали девушку на добрых пятнадцать сантиметров, поэтому она примерно ровнялась плечу Варнаша. Мария положила ладонь на сердце, чуть склонила голову - обычное приветствие солдат.
-Общее собрание закончилось до обеда. - Сообщила девушка, прижимая к груди папку с документами. - Но Амадей просил передать, что ничего важного вы не пропустили, основные положения отправлены вам на личную почту. Прошу же теперь пройти в закрытый плацдарм, через полчаса начнется Весеннее распределение.
Как только Караш отошла на безопасное расстояние, Лоран выразительно присвистнул. Походка у дамочки и правда была завлекательная, на нее можно было долго, очень долго смотреть, как на воду или на огонь. Блондинка развернулась, показала белому Охотнику кукиш и скрылась за поворотом.
-Хранителю всегда везло с секретаршами. - Заметил мужчина, когда они уже спускались в подвалы, к закрытому плацу, на грохочущем грузовом лифте. С ними ехали какие-то лаборанты; студенты в белых халатах, поверх будничной одежды; несколько техников и один профессор преклонных лет. Каждый из них церемониально поприветствовал Охотников, которые ответили им тем же. - Но никогда не везло с подчиненными.
Варнаш пропустил это обидное замечание мимо ушей, засунув руки в карманы брюк и опустив голову. Лоран любил уколоть Тацше, да побольнее, но, как уже было сказано, черноволосый Охотник уже давно абстрагировался от подобных инсинуаций. Он устал слышать в спину возбужденный шепот, чувствовать заинтересованные взгляды. Он... привык.
Тацше был тогда глупым наивным мальчишкой, не отличавшим любвь от благодарности, ненависть от презрения, жалость от привязанности. Дурак... Это было так заманчиво, так неизведанно, что в животе порхали бабочки, а руки холодели. Яхьев Амадей Зимнай-теру. Он был его первым учителем, он был божеством, он был центром мира, всем, всем... Молодой, красивый. Любимец женщин и последний подлец. Они любили его за эту ушлую жилку, за его способность обмануть и повернуть так, будто, на самом деле, виноват не он. Но с Варнашем Амадей был... не таким. Будущий Хранитель относился к мальчику, как к самой большой драгоценности, юноша отвечал тем же. Это была странная любовь, смешанная с ревностной горечью подростка, ставшего познавать различия в чувствах.
Варнаш поежился, закрывая глаза. Давно, очень давно... они сидели в личной комнате Амадея, Тацше - спиной к его груди, между ног любимого, который расчесывал его волосы, ласково поглаживая по голове. Юноша любил такие моменты. Яхьев - тоже. Только питали нежные чувства они по-разному. Мужчина скривил губы, он вдруг вспомнил, как Амадей тогда обнял его - не так, как делал это всегда, - и сказал: "этот путь ведет в тупик, не приходи сюда больше, пожалуйста". Юноша тогда встал и ушел, и больше никогда, ни с кем, не позволял быть самим собой. А теперь, кажется, история повторялась.
"Сейчас он многого добился". - Подумал мужчина, когда они вышли из лифта в темный коридор, в котором далеко и гулко отзывалось эхо шагов. - "Когда, много лет спустя, раскопали наше прошлое, его репутация была заметно подмочена, но он справился, вылез. А на меня до сих пор смотрят косо. Особенно, когда видят, как я выхожу куда-то с Грисалем"...
Грисаль - имя, заставляющее внутри все вспыхивать, имя, которое он произносит насколько же часто, как слово "я". Молодой человек пришел в группу к Варнашу два года назад, на Зимнем распределении. Он был тихий, боязливый и грустный поначалу, ни с кем не общался, держался особняком. И чах прямо на глазах. Тацше ненавидел, когда у него не получалось воспитать Загонщика, это были большие потери, отработанный материал. Люди. Люди, не сумевшие выжить. Или не захотевшие.
Тогда Загонщик седьмого ранга, учитель фехтования, однажды выловил серого мальчишку после тренировки. Варнаш устроил строгую, серьезную выволочку Грисалю, прижав того к шкафчику с вещами, дверца которого до сих пор оставалась вмятой, словно напоминание. Юноша тогда смотрел на учителя со смесью ужаса и благоговения; Тацше жетогда чувствовал только острые плечи под ладонями и холод кожи парня. Брюнет что-то долго втирал своему ученику, вставляя крепкие словечки, пару раз обозвав растерявшегося ученика "смазливой бабой".
Варнаш тогда не знал, что Грисаль привяжется к нему, как щенок к хозяину. Но, как часто признавался сам себе Охотник, внимание юноши ему нравилось. Ученик оказался очень способным, его дела быстро пошли в гору, и к концу первого года парень был лучшим на курсе. Тацше вспоминал этот гордый взгляд, который часто ловил на общих тренировках, когда Грисаль побеждал очередного своего противника.
Однажды, когда юноша в очередной раз остался в комнате Варнаша дольше других, под предлогом возникших вопросов по рунам, он разоткровенничался: когда их готовили к поступлению в ряды солдат Тверди, они пришли вместе с братом. Но у Гаяса, близнеца, совсем не было способностей к боевым наукам, его могла побить любая девчонка курсом меньше. Парень очень переживал, но зато он был прекрасным тактиком и стратегом, у него был аналитический склад ума. Во время специализации, Грисаля направили в Российское отделение, а Гаяса - в Белорусское, разлучив братьев.
Так появилась первая ниточка, соединившая Грисаля и Варнаша. И Охотник очень боялся этой связи. Нет, он не испытывал к юноше каких либо иных чувств, кроме восхищения и отцовской заботы... чего было нельзя сказать о Загонщике....
-ВАРНАШ! - наконец услышал Тацше и поднял голову. Перед ним стояла Бригит, сложив руки на груди и нервно отстукивая рваный ритм каблуком. Кажется, его звали уже некоторое время. - Все, вышел из перманентного состояния эскапизма?! Может быть, поздороваешься по-человечески, или так и будешь инфантильно мечтать о том, как кого-нибудь в темном углу...
-Здравствуй, Бригит. - Обезоруживающе улыбнулся мужчина возмущенной бестии, коснулся рукой сердца, в поклоне. - Соизволишь ли ты меня простить за мою мечтательную натуру, и за то, что я не заметил твой восхитительной белизны цвет. Который, вероятно, он меня и ослепил.
Девушка еще некоторое время грозно сопела, но уже чисто для проформы. Охотник, подыгрывая ей, не поднимал головы до тех пор, пока сопение не превратилось в фырканье, а после в гробовое молчание.
-Ладно, знаю я тебя, подлиза. Рада, что ты жив. - Бригит крепко обняла Тацше, а он уткнулся в ее мягкие кудрявые волосы, распущенные по плечам. Они, как обычно, пахли виноградом и крыжовником. Варнаш не удержался и запустил пятерню в шикарную шевелюру, наслаждаясь теплом и шелком прекрасных волос. Бригит ненавидела, когда он так делал, и на сей раз заехала кулаком под дых. - Сколько раз тебя просишь так не делать, а ты все не учишься на своих ошибках!
-Прости, твои волосы обладают просто нереальным притяжением для моих рук. - Словно дразня, девушка тряхнула головой, тугие кудри завораживающе закачались, невольно приковывая взгляд. - Как давно я тебя не видел?
-Ну, полгода точно. Я задержалась в таком зловредном мире, гоняясь за одной пронырливой сучьей тварью! - при этом Бригит взяла друга под локоть и повела его к центру плацдарма. - Она задрала трех лучших моих псов, покалечила еще двух, и теперь они ни к чему не способны... - Шатенка вздохнула. Да, собаки, правда, были ее самым сильным увлечением, и самыми верными помощниками. - Но от Шикиного помета у меня осталось еще два щенка, и я с ними прохожу ускоренный курс.
-А как же Опал? - Мужчина вспомнил добродушного добермана, всегда радующегося его приходу. Но Бригит вдруг погрустнела, и Охотник сразу понял. - Тебе повезло больше, чем мне. Последнее мое задание было настоящим самоубийством, Врата выбросили меня в мир без обратной устойчивой связи, в первые же дни меня прикончили какие-то сумасшедшие аборигены, поэтому я так и не настиг ту Химеру. Ее захватил отряд Паутины.
-Они хитрецы, паутинщики. - Согласно кивнула девушка, обворожительно улыбнувшись. - Сегодня я планирую заполучить, как минимум, пять эмпатов и семь иллюзионистов, так что не отнимай у меня вкусное прямо из-под носа, иначе я натравлю на тебя Дамира, и он будет гнать тебя до самых Ворот!
Тацше поежился от ее тона. Она могла. Поэтому не стоит отнимать у девушки то, на что она положит глаз. "Но вообще, я планировал отхватить себе как можно больше бойцов, поэтому с остальными я буду драться до последнего. Не нужны мне в отряде хлюпики".