Днём, когда все уже работают, на окраинах города народа не много. И редкие представители полупустого общественого транспорта бродят по улицам неохотно и медленно, будто засыпая. Особенно, если на улице плохая погода. Хотя сегодняшний день отличался солнечностью, а кружащиеся в прозрачном воздухе снежные хлопья радовали взор, за десять минут ожидания автобуса на остановке я изрядно подмёрз и теперь слегка пританцовывал, одновременно пытаясь отогреть румяные от холода кисти. Все житейские проблемы остались где-то там, в беспросветном будущем, а сейчас лишь бессильное недовольство задержкой транспорта занимало мой ум.
Чтобы отвлечься от гневных мыслей, я принялся рассмастривать остальных собратьев по несчастью, и обратил внимание на человека в чёрном пальто. Он медленно приближался от дальнего конца остановки, подходя к каждому лелеющему надежды стать сегодня пассажиром тёплого и комфортного автобуса. Подходил, спрашивал что-то, улыбался и шёл дальше. Казалось бы, обычная ситуация, и он, наверняка, лишь просит закурить, но реакция людей явно противоречила этой версии. Мне показалось, что женщина, к которой обратился этот незнакомец, сразу же поменялась в лице, но я отнёс бы это на счёт снежных иллюзий, если бы мужчина, стоявший чуть ближе ко мне, после заданного вопроса не подхватил свой портфель и не кинулся прочь, придерживая свой берет, так, будто он забыл дома нечто очень важное.
Чтобы не ломать голову над происходящим на остановке, я посмотрел на часы, отметив, что уже опаздываю, и не заметил, как таинственный незнакомец возник прямо передо мной.
- Как поживает ваша дочь? - был его первый вопрос.
Признаться, такого я не ожидал и даже растерялся, не зная, что ответить.
- Благодарю Вас, хорошо!
- Что ей нравится рисовать?
Второй вопрос был ещё неожиданнее первого. Я слышал, жена говорила пару месяцев назад что-то про художественную школу, но что конкретно, никак не мог вспомнить.
- Ей нравится рисовать летние пейзажи. Между тем, Вы видели когда-нибудь, как она рисует?
Незнакомец лучезарно улыбался, но в глазах явно сквозила печаль. И, может быть, именно этот контраст удивительнно располагал к нему. Казалось, он видит меня насквозь, но это, как ни странно, не пугало. Я смотрел в его глаза, не смея солгать, и не видел ничего, кроме них.
Он продолжал спрашивать, я что-то невпопад отвечал. Прошёл час, может быть другой - я не чувствовал бега времени и не смотрел на часы, но всё больше поражался тому, как мог не уделять внимание семье. Незнакомец не спрашивал ничего такого, что могло бы меня возмутить, не укорял, но всё явственней возникало желание посетить - и не потом, сейчас! - и своих родителей, и тёщу с тестем, и семью моей сестры. Узнать, наконец, чем живёт десятилетняя дочь, провести выходные с женой и помириться, наконец, с лучшим другом. И мысли о многом, многом другом роились в голове подобно пчёлам, и подобно пчёлам блюли строгость иерархии. Будущее развернулась белой лентой страниц ежедневника и стало заполняться встречами с близкими людьми, от которых, в гордыне своей, я отдалился за последние годы.
Неожиданно, когда все пчёлы в моей голове расселись по своим сотам, незнакомец приподнял свою шляпу, и, пожелав удачи, пошёл дальше. Слегка шокированный, я не сразу отреагировал на это, и, когда оглянулся, рядом стояла девушка с таким же растерянным лицом, но незнакомца в чёрном пальто уже не было рядом. Остывшие на морозе часы жгли руку, но показывали всего на пятнадцать секунд больше, чем до разговора с незнакомцем. Вдалеке между хлопьями снега мелькнул силуэт автобуса, и я впервые за много лет знал, что хочу делать.