- я задумался, покусывая кончик своего пера и вспоминая аристократичное лицо Леона Лагирэ. Что вообще можно назвать "особыми приметами", когда речь идет о вампире? Шрамов у них нет и быть не может, при их-то способности к регенерации. Ни косоглазием, ни хромотой вампиры тоже не страдают - я, во всяком случае, о таких случаях не слышал. С другой стороны, если я напишу "особых примет нет", получится, что Лагирэ обладает такой заурядной внешностью, что его сложно опознать. На фоне остальных нелепостей в моем докладе это даже будет выглядеть не так уж странно.
Я еще чуть-чуть подумал - и принялся за работу заново, тщательно вымарав из отчета сточку про приметы. Дознаватели, которые прочитают мой доклад, наверняка имеют представление о внешности вампиров. Как-нибудь обойдутся без моих косноязычных объяснений.
Я ничуть не сомневался в том, что мой доклад о бегстве Лагирэ вызовет в Консистории всеобщее негодование. Которое даже нельзя будет назвать несправедливым.
Поначалу меня соблазняла мысль о том, что некоторые детали нашей встречи с Лагирэ можно деликатно обойти - ну, например, совсем не обязательно было в подробностях рассказывать о том, как глупо я позволил себя провести, попавшись на крючок вампирской магии. Но стоило мне приняться за работу, стало ясно, что просто умолчать о неудобных для меня деталях не получится - такой доклад по справедливости сочтут неполным, и вызовут меня для дачи более подробных объяснений. При одной мысли о том, что придется рассказывать о нашем разговоре с Лагирэ в присутствии нескольких старших дознавателей, мне становилось тошно. Значит, нужно было либо сразу написать все так, как есть, либо пускаться во все тяжкие и выдумывать целую историю. Не чувствуя в себе ни наклонности, ни таланта к такому сочинительству, я выбрал первое. И внутренне готовился к тому, что меня, как полностью бесперспективного, сошлют в какую-нибудь глушь, где мне придется надзирать за местными знахарками - чтобы не занимались приворотами и прочей гадостью.
Когда пару недель спустя меня внезапно вызвали в Коллегию, то я вошел в знакомое мрачное здание с тяжелым сердцем, нимало не сомневаясь в том, что ничего хорошего меня не ждет.
Собравшаяся в мою честь комиссия тоже не внушала особого оптимизма. Большинство из тех людей, которые сейчас сидели за столом в комнате ректора, еще совсем недавно были моими преподавателями, выписавшими мне похвальный лист, в котором утверждалось, что я с блеском выдержал экзамены и полностью готов к тому, чтобы досрочно принять инквизиторское звание. Теперь они наверняка считали, что тень моего позора падает на них.
- Итак, ты утверждаешь, что его зовут Леон де Лагирэ?.. - спросил синьор Сорелли, всего несколько месяцев назад принимавший у меня экзамен по каноническому праву и едва не заваливший меня на вопросе о бенефициарах - хотя сам он, вероятно, этого не знал.
""Де" можно опустить, он к таким мелочам довольно равнодушен" - с совершенно неуместным юмором подумал я. А вслух сказал:
- Так он представился, во всяком случае.
- Леон де Лагирэ... высший вампир... - задумчиво сказал отец Бертольд.
- Почему высший? - не сдержался я.
Все присутствующие посмотрели на меня, как на законченного идиота.
- Сын мой, из вашего доклада совершенно ясно следует, что этот Лагирэ был голоден. И тем не менее, он вас не тронул. Как и девушку, которую украл в Алатери, - сказал отец Маттео, подперев бульдожью щеку рукавом сутаны. Да простит меня Всевышний за такую непочтительную характеристику почтенного старого человека, бывшего моим наставником. (Тут Лагирэ бы обязательно сказал - а зачем ваш Всевышний сотворил его похожим на бульдога?..)
- Я об этом не подумал, - покраснев, признался я.
- Это неудивительно. Вы еще очень молоды, - сказал синьор Сорелли снисходительно.
Я чуть не заскрипел зубами. Сперва Лагирэ, теперь еще и эти... дался им мой возраст, право слово!
- Ближе к делу, господа, - сухо напомнил остальным Бертольд. И пристально посмотрел на меня. - Мы вызвали вас для того, чтобы сообщить вам исключительную новость. Вашим рапортом о встрече с Лагирэ заинтересовались там, - он ткнул сухим коротким пальцем в потолок, как много раз на моей памяти делал во время проповедей. Впору было уточнить, о ком он сейчас говорит - о Святом Трибунале, о Ее Величестве или же о самом Всевышнем. - Неделю назад у нас потребовали все бумаги, связанные с вами. Скажу честно, мы забеспокоились. Подобное внимание столичных эмиссаров чаще всего не приводит ни к чему хорошему. Но вчера вечером нам сообщили, что вас наряду с другими молодыми инквизиторами отобрали для дальнейшей подготовки в Сент-Мартене. Вы, конечно, понимаете, что это значит?..
Разумеется, я понимал.
Из Сент-Мартена выходили генералы Ордена и прочая элита Консистории, включая Черных братьев. Для того, чтобы попасть в эту столичную коллегию, нужна была либо серьезная протекция, либо высокое происхождение, либо, на самый крайний случай, исключительная одаренность. Я числился одним из первых в своем выпуске, но по столичным меркам это, несомненно, было жалким достижением.
Если в шестнадцать-семнадцать лет мы все мечтали о Коллегии Святого Мартина, то через пару лет с подобными фантазиями не расстались только идиоты. Было совершенно очевидно, что в столице нас никто не ждет.
И вот теперь мне заявляют, что я принят в Сент-Мартен - только за то, что бездарно упустил высшего вампира, которого мог - и должен был - арестовать.
Ошеломленный этой новостью, я промычал в ответ нечто довольно нечленораздельное. При других обстоятельствах такое поведение наверняка бы показалось моим собеседникам невежливым, но в тот момент они восприняли его как должное.
Отец Маттео улыбнулся, даже по сухим губам каноника Сорелли проскользнуло что-то подозрительно похожее на теплую улыбку.
- Поздравляю, Курт! Это большая честь. Но я уверен в том, что вы не посрамите нас перед столичными магистрами.
Я сумрачно подумал, что на месте своего бывшего профессора я бы не торопился с выводами. Мне по-прежнему казалось, что произошло какое-то досадное недоразумение. Я бы ничуть не удивился, если бы в комнату неожиданно вошел тот самый эмиссар, который разбирал мои бумаги, и во всеуслышание заявил: мы передумали, пусть остается здесь.
Это чувство нереальности происходящего не оставляло меня и потом - пока я собирал свои нехитрые пожитки, пока нес свой сундучок в почтовую карету и потом, когда скучал в дороге, перелистывая маленькую книжечку in quarto, полученную мной в качестве прощального подарка от каноника Сорелли. Книжка называлась "Самые известные судебные процессы над Вампирами, а также над людьми, оным Непотребным Тварям помогавшими" и я не мог отделаться от ощущения, будто вторая часть заглавия несет в себе какое-то мрачное предостережение, хотя отлично знал, что профессор Сорелли и не думал в чем-нибудь меня подозревать.
Книжица содержала в себе массу интересного, но читать, когда тебя поминутно побрасывает на жестком сиденье - удовольствие весьма сомнительное. Поэтому почти все время, проведенное в дороге, я или спал, закутавшись в свой плащ, или смотрел в окно, хотя большую часть пути ничего интересного снаружи не было.
На пятый день за окном потянулись предместья столицы, и я оживился, осознав, что всего через несколько часов увижу знаменитую Коллегию.
Так Лагирэ, сам того не желая, в первый раз кардинально изменил мою судьбу.
И следует признать - хотя бы здесь, наедине с самим собой - что в тот момент я был ему за это благодарен.
Первые часы в столице вообще прошел под знаком непрекращающихся восторгов. Город оказался еще больше, дворцы на набережной Принцев еще красивее и богаче, а Коллегия Святого Мартина - еще величественнее, чем я когда-то представлял. Я пообедал в каком-то трактире, и в приступе охватившей меня эйфории не расстроился даже тогда, когда за никудышный, в общем-то, обед с меня содрали втрое больше, чем я думал заплатить. В Сент-Мартене меня восхитило все - высокие готические своды, плац для военных упражнений и студенческие общежития. В коллегии, в которой я провел последние пять лет, мы жили в одной общей спальне, а в первые три года обучения еще и спали на по двое - дортуары были слишком тесными, кроватей не хватало, тогда как людей, мечтающих отправить младших сыновей учиться на бесплатные харчи и раз и навсегда устроить их судьбу, наоборот, всегда было в избытке. Но на отсутствие кроватей мы не жаловались - во-первых, потому, что дома большинство из нас привыкли спать вместе с братьями и сестрами, а во-вторых - и в главных - потому, что зимой в спальнях было холодно, как в склепе. К старшим курсам большинство учащихся отсеивалось, так что лет примерно с девятнадцати я делил спальню "всего лишь" с двенадцатью студентами и спал на своей собственной кровати.
Но в Сент-Мартене приезжих расселяли по четыре человека. Кроме собственно кроватей, в каждой спальне имелся камин, два письменных стола и стулья - мне такая обстановка показалась прямо-таки верхом роскоши. От восхищенного созерцания комнаты меня отвлек темноволосый и темноглазый юноша, которого я сначала не заметил, так как он занял самую дальнюю от выхода кровать, и, завалившись на нее с ногами, читал какую-то книгу.
Пружинисто поднявшись, он подошел ко мне и протянул мне аристократично узкую ладонь, заставившую меня вспомнить Лагирэ.
- Себастьян.
- Курт, - отозвался я, пожав протянутую руку. Мне уже успели объяснить, что в стенах Коллегии пользуются только именами - вероятно, чтобы как-то сгладить разницу между наследниками аристократических фамилий и безродными провинциалами вроде меня.
Впрочем, особенного смысла в этом не было - по виду Себастьяна, например, сразу было понятно, что он вырос не в семье торговца шестью.
- Кто у тебя? - спросил мой новый знакомый деловито. Я непонимающе посмотрел на него. Себастьян подкупающе открыто улыбнулся. - У меня - дядя. Этот хрыч хотел засунуть меня в гвардию, ты себе представляешь?.. Я ему сказал - или Сент-Мартен, или я при первом же удобном случае сыграю в карты на фамильный особняк. Он чуть за сердце не схватился. Но, как видишь, вышло все-таки по-моему. Пришлось старому сквалыге поднапрячься и достать для меня приглашение в Сент-Мартен. А тебя кто сюда устроил?
Я почувствовал себя довольно странно. Мне всегда казалось, что в Сент-Мартен попадают только клирики. А получается, что некоторые аристократы идут в инквизицию по доброй воле.
- Я... на самом деле, я уже закончил одну коллегию. Даже получил "исповедника". Только не здесь, а в Сент-Эрмине.
- Сент-Эрмин... что-то знакомое, - наморщил лоб несостоявшийся гвардеец. - Погоди! Так ты - тот самый инквизитор, который охотился на Высшего вамира?
- Ну, не то чтобы охотился... - смутился я. Вспоминать о "подвиге", доставившем мне приглашение в Коллегию Святого Мартина, мне совершенно не хотелось. Но глаза у Себастьяна уже загорелись.
- Расскажи!
Пришлось мне, скрепя сердце, пересказывать ему всю историю с самого начала.
К моему удивлению, смеяться Себастьян не стал. Наоборот, к концу рассказа он смотрел на меня с плохо скрытой завистью.
- Черт побери! Подумать только, мы с тобой практически ровесники, но ты вживую видел Высшего вапира. Да что там, ты его почти арестовал! А я из всех кровососов знаю только свою тетушку Сиэль и ее дочку Лидию.
Насчет того, что я "почти арестовал" Леона Лагирэ, я предпочел деликатно промолчать. А вот про Лидию на всякий случай уточнил, и, честно говоря, не прогадал. За следующий час услышал ворох уморительных историй о семье моего нового знакомого. Когда настало время спуститься на ужин, мне казалось, что я знаю Себастьяна уже много лет.
Ужин превзошел самые смелые ожидания. Несколько рыбных блюд, бобы, шпинат и пирог с сыром - день был постный, но, за исключением мяса, на столах стояло все, что только можно пожелать.
Я окончательно уверился, что моя новая жизнь будет безоблачно прекрасна.
Это заблуждение не покидало меня еще долго - весь остаток вечера и ночи, вплоть до самого подъема.