Последняя застава на пути к столице выглядела не особенно внушительно. В неярком кругу света, который отбрасывал на снег висевший над воротами фонарь, ежились два замерзших стражника. Их шлемы и плащи были покрыты изморозью, как пирог - глазурью. Чувствуя ноющую боль в спине, ногах и шее, Лейда спешилась, взяла гнедого под уздцы и повела его во двор. Конь был высокий, нервный, постоянно рвущийся в галоп. Вручив поводья подбежавшему мальчишке, Лейда на всякий случай предупредила:
- Оботри насухо, но не пои. Нам скоро выезжать.
Кивнув своим ребятам, заводившим лошадей в конюшню, Лейда зашагала к постоялому двору. Казалось, что дрожащий в окнах свет бросает вызов холоду и мраку, навевая мысли о тепле, натопленном камине и горячей пище. Зайдя в трактир, она стянула меховую шапку с укрепленным на ней беличьим хвостом. Освобожденные из плена волосы рассыпались по плечам. Сидевшие в трактире стражники с заставы и какой-то остроносый тип, напоминавший сборщика налогов, словно по команде, повернулись в ее сторону, разглядывая Лейду с жадным любопытством. Судя по всему, им было очень скучно. Быстро разобравшись, кто есть кто, Лейда шагнула к остроносому, подбросив на ладони кошелек.
- Сколько у вас свободных лошадей?
- Пятнадцать, - не задумываясь, отозвался он. - Но по закону на заставе всегда должны быть по меньшей мере три свежие лошади для орденских гонцов, поэтому...
- Поэтому я заплачу прогонные в двойном размере, - предложила Лейда без обиняков. Обычно она не испытывала склонности к подкупу должностных лиц, но сейчас она чудовищно устала и промерзла до костей, и все, чего ей хотелось - это, наконец, добраться до Адели и покончить с этим двухнедельным путешествием. Остроносый с явным сожалением поморщился.
- Простите, леди, не могу. Не приведи Создатель, явится кто-нибудь сразу после вас, потребует коня - что я ему скажу?..
Лейда облокотилась о шершавую столешницу, придвинувшись поближе к собеседнику.
- А вы скажите, что я показала вам письмо лорда дан-Энрикса, и вы не решились отказать, - предложила она тихо и многозначительно. Она достала из-за отворота своего колета сложенный в несколько раз листок и положила его на стол так, чтобы было видно остатки алой восковой печати и размашистую подпись "К д.-Э.". Мужчина посмотрел на росчерк Крикса, а потом взглянул на Лейду - так, как будто бы впервые разглядел ее по-настоящему.
- Лошади будут готовы через четверть часа, месс Гефэйр, - сказал он, понизив голос с видом человека, разгадавшего невесть какую тайну и теперь гордящегося своей прозорливостью. Лейда улыбнулась и поощрительно кивнула, втайне потешаясь над серьезной миной остроносого. В действительности разве что дурак не догадался бы, что женщина в мужской одежде и с мечом на поясе, которая торопится в столицу во главе отряда всадников под гверрским стягом - Лейда Гвенн Гефэйр. Ее собеседник покосился на ее туго набитый кошелек и предложил:
- Может быть, выпьете горячего оремиса?..
- Несите лучше грог - сразу на всех, - распорядилась Лейда. Ее люди постепенно заполняли общий зал, который сразу стал казаться маленьким и тесным. При слове "грог" раздался радостный нестройный гул. Лейде ощутила, как на сердце у нее становится тепло - странное дело, вплоть до этого момента она не отдавала себе отчета в том, как сильно ей хотелось сделать этим людям что-нибудь приятное, хоть как-то выразить им свою благодарность за решение последовать за ней в Адель. Каждый из них пошел на это совершенно добровольно, точно зная, что гораздо выгоднее - и уж всяко безопаснее! - будет остаться в Гверре. Каждый ясно понимал, что булькавший от злости Элрик примет их решение поехать с ней, как оскорбление и личное предательство. И все-таки они оставили свою привычную, налаженную жизнь, чтобы отправиться навстречу неизвестности... всего лишь потому, что она попросила их об этом.
Должно быть, под влиянием подобных мыслей выражение лица у нее стало непривычно мягким - Лейда заметила, что Остри, новый командир ее охраны, смотрит на нее, буквально затаив дыхание, как человек, увидевший порхающую над сугробом бабочку. Такие взгляды в планы Лейды совершенно не входили. Она быстро натянула на себя привычную личину и с обычной жесткой, чуточку насмешливой улыбкой обратилась к капитану:
- Ну, не хмурься. Парни столько дней мозолят задницы в седле, что заслужили право хоть чуть-чуть расслабиться...
Остри вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. И энергично закивал.
- Ну да. Само собой.
Стражники за угловым столом мало-помалу потеряли всякий интерес к приезжим и вернулись к партии в пинтар. Обычный путешественник наверняка не придал бы значения, когда один из них поднялся на ноги и вышел за порог - ну мало ли, понадобилось человеку отлучиться по нужде... Но Лейда была далеко не новичком в таких делах, поэтому тихонько хмыкнула себе под нос. Доглядчик лорда Ирема. Помчался в город с донесением, что гверрцы уже на заставе.
Когда несколько минут спустя дверь снова распахнулась, впустив в зал холодный зимний воздух, Лейда удивленно оглянулась. Неужели она все-таки ошиблась, и предполагаемый доглядчик оказался просто парнем, перебравшим пива?.. Но вместо исчезнувшего стражника в трактир вошли - точнее было бы сказать, ввалились - два мужчины сразу. Вслед за ними в зал вошла большая серая собака, от которой в теплой комнате тут же запахло мокрой псиной.
- Лошадей! - хрипло велел хозяину заставы путешественник, который был пониже ростом и носил орденский синий плащ. - И побыстрее, мы спешим.
Остроносый открыл рот. Потом закрыл его. А потом посмотрел на Лейду, словно умоляя о поддержке.
- "Побыстрее" не получится, - сказала Лейда, глядя на приезжего с насмешкой. - Мы только что забрали всех свободных лошадей.
Гвардеец раздраженно обернулся. Выглядел он плохо - скулы и подбородок покрывала светлая щетина, тени вокруг глаз и осунувшееся от усталости лицо свидетельствовали, что он провел в дороге уже много дней и не щадил ни лошадь, ни себя. Судя по колючему, неласковому взгляду, рыцарь собирался сказать ей какую-нибудь резкость, но в последнюю секунду передумал.
- Месс Гефэйр?.. - спросил он с сомнением, как будто бы не мог поверить собственным глазам. Услышав свое имя, Лейда наклонила голову к плечу, глядя на незнакомца с любопытством. Ей давно уже не приходилось иметь дело с рыцарями Ордена. И, в любом случае, лицо этого северянина не вызывало никаких ассоциаций.
- Мы знакомы? - спросила она, приподнимая бровь. Пусть калариец сам решает, как следует понимать ее вопрос - как вежливое удивление или же как намек, что она не привыкла тратить время на беседы с незнакомцами.
- Нет. То есть, в каком-то смысле, да... Крикс всегда очень много говорил о вас. Меня зовут Юлиан Лэр. А это...
- Рад вас видеть, месс Гефэйр, - подал голос его спутник, поклонившись со сноровкой, совершенно не вязавшейся с его потрепанной одеждой.
- Льюберт?! - изумилась Лейда, присмотревшись к нему более внимательно. Если Лэра она представляла только по рассказам Крикса, то Льюберта Дарнторна она когда-то знала очень хорошо. Но сейчас ей с трудом удалось узнать в этом обросшем темной бородой мужчине прежнего высокомерного подростка. - Извините, я не сразу вас узнала. Вы так сильно изменились...
- Хочется надеяться, - сказал он, криво улыбнувшись. Стоявший рядом с Льюсом остроухий пес с пепельно-серой шерстью подошел поближе, вежливо коснулся ее пальцев теплым носом, а потом слегка махнул хвостом туда-сюда. Лейда подумала, что этот длинный и прямой, напоминавший палку хвост делает пса Дарнторна похожим на волка.
- Это Молчаливый, - сказал Льюберт. - Кажется, вы ему понравились... я еще никогда не видел, чтобы он вилял хвостом.
"А ведь ему, наверное, было ужасно одиноко жить в Торнхэлле" - промелькнуло в голове у Лейды. Она подвинулась на лавке, жестом приглашая двух мужчин присесть за стол. Не приходилось сомневаться, что и Льюс, и Юлиан промерзли до костей и будут рады выпить по глотку чего-нибудь горячего, прежде чем снова выбраться на тракт. Лейда не стала спрашивать, зачем они торопятся в столицу - это было очевидно и без слов. Льюберт, казалось, полностью ушел в себя и с задумчивым выражением лица почесывал свою собаку за ухом, так что вести светскую беседу выпало на долю Лейды с Юлианом. Они дружно обругали холода и скверные дороги, а потом повеселились, представляя, чем бы мог закончиться дурацкий спор о лошадях.
- Давайте выпьем за дан-Энрикса и за его удачу! - предложил Юлиан торжественно, когда из кухни принесли еще две кружки грога.
- Да уж, толика удачи бы ему теперь не помешала, - буркнул стражник, притулившийся в углу. - Бедняга! Никому не пожелал бы оказаться в его шкуре...
Лейда с Юлианом обменялись быстрыми встревоженными взглядами.
- Что ты там болтаешь про дан-Энрикса?.. - угрюмо спросил Лэр. - С чего тебе вдруг вздумалось его жалеть?
- Так Меченый же под судом, - вмешался в разговор хозяин станции. Он явно не желал, чтобы такую сногсшибательную новость сообщил кто-то другой. - Все говорят, что он прирезал Рована Килларо. Его бы посадили в Адельстан, но он все еще не встает с постели после покушения. Я слышал, он практически ослеп.
- Какое еще покушение? - резко спросила Лейда, чувствуя противный холод в животе.
- А фэйры его знают... В городе болтают, кто во что горазд. Договорились даже до того, что к Меченому подослали Призрака. Но с какой стати Ар-Шиннору убивать дан-Энрикса?
- Возможно, с той, что Ар-Шиннор - союзник Олварга?.. - впервые подал голос Льюберт, бросив гладить и чесать своего пса и резко поднимая голову. Все остальные посетители трактира быстро отвели глаза, как будто бы им сделалось неловко за Дарнторна. Видимо, доверие к истории, изложенной Кэлрином Оттом, рухнуло одновременно с репутацией дан-Энрикса, и теперь люди всячески старались сделать вид, что они никогда и не воспринимали россказни об Олварге всерьез. Лейда отставила почти нетронутую кружку.
- Думаю, что наши лошади уже готовы... Едем, господа! - сказала она своим спутникам. Мужчины дружно поднялись следом за ней.
После короткой передышки резкий зимний ветер показался еще более пронзительным, Лейду мгновенно начало знобить. Но сейчас ей не было дела ни до холода, ни до усталости, ни до пульсирующей боли в перенапряженных мышцах. Не дожидаясь, пока последние из ее спутников окажутся в седле, она ударила гнедого пятками и в вихре снежной пыли вылетела на безлюдный, заметенный снегом тракт. Густая, как чернила, темнота рванулась ей навстречу, ветер зло и торжествующе завыл в ушах. На одну краткую секунду Лейде показалось, что она ослепла - как отец, который после "черной рвоты" стал беспомощным, как маленький ребенок, и ходил по замку, спотыкаясь и испуганно вцепившись в ее руку. Как дан-Энрикс...
Жестокие слова, услышанные на заставе, оказались слишком страшными, чтобы ее сознание сразу вместило смысл сказанного. Там, в трактире, она поняла только одно - что Меченный в беде, и нужно поспешить, тогда как отдельные детали - обвинение в убийстве, неспособность встать с постели, слепота - едва царапнули ее сознание. Так в разгаре боя далеко не сразу понимаешь, насколько опасна только что полученная рана.
Лейда яростно оскалилась и закричала, подгоняя лошадь.
Хотя ее имя постоянно связывали с Криксом, сплетники и авторы слезливых песен были бы, пожалуй, глубоко разочарованы, сумей они проникнуть в мысли Лейды. Разумеется, когда-то она в самом деле тосковала по дан-Энриксу. Был и такой период, когда ей казалось, что ее любовь к нему, перегорев, сменилась совершенно противоположным чувством. Но в конце концов он стал для Лейды просто частью ее прошлого, так же мало связанного с ее повседневными заботами и интересами, как детские воспоминания о первых уроках верховой езды или любимых куклах. Изредка вторгавшиеся в ее жизнь воспоминания и сны Лейда воспринимала со стоическим спокойствием, как редкие, но из-за этого не менее мучительные приступы тоски по Лисси или по покойному отцу.
Время излечивает все - и пылкую влюбленность, и самые жгучие обиды. Лейда прочитала письмо Крикса с тем же чувством, с каким прочитала бы письмо Элиссив, если бы она была жива и попросила бы ее о помощи. Каждая строчка этого короткого письма дышала напряжением, как будто бы дан-Энрикс сомневался в своем праве обращаться к ней с какими-либо просьбами, но самой Лейде решение отправиться в Адель казалось чем-то само собой разумеющимся. Меченый, конечно, не был воплощением всех мыслимых достоинств, каким он казался ей в семнадцать лет, но одного у Крикса было не отнять - он никогда и никого не бросил бы в беде. Правда, эта готовность броситься на помощь первому же встречному, забыв про все и вся, делала дан-Энрикса плохим товарищем и отвратительным возлюбленным, но подобный человек, во всяком случае, заслуживал, чтобы в решающий момент другие люди тоже, для разнообразия, откликнулись бы на его призыв. Лейда с презрительной улыбкой слушала, как Элрик топает ногами и вопит, что она оставляет Гверр на произвол судьбы ради того, чтобы поехать к своему _любовнику_. Конечно, когда братец обнаглел настолько, что назвал ее гулящей девкой, она врезала "сиятельному герцогу" по роже (до сих пор приятно вспомнить, как он вытаращил на нее глаза, схватившись за ушибленную щеку), но в целом все это было слишком глупо, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание.
Братец, к несчастью, относился к категории людей, которые не слышат никого, кроме себя - иначе Лейда, может быть, и попыталась поделиться с ним собственным опытом, сказать ему, что жизнь обтесывает человеческие чувства так же, как морские волны стесывают гальку. Исчезает боль, и страсть, и гнев - но, если повезет, то остается уважение друг к другу и немного дружеской, спокойной нежности...
Спокойной нежности, которая кончается безумной скачкой сквозь ночную темноту, поддела себя Лейда, ощерившись в язвительной улыбке. Шапка еще несколько минут назад сползла ей на затылок, и теперь она рывком стянула ее с головы. Потоки ледяного воздуха приятно охлаждали ее взмокший лоб. По краю тракта, почти вровень с ее лошадью, бесшумными скачками двигалась серая тень - пес Льюберта Дартнорна, Молчаливый.