Затупленный меч в руке Олриса был рассчитан на взрослого мужчину, а никак не на мальчика двенадцати лет, и руки от него болели так, как будто собирались оторваться, но Дакрис, по-видимому, полагал, что подбирать для Олриса более легкое оружие - пустое баловство. Олрис воровато оглянулся, и, удостоверившись, что на него никто не смотрит, сбросил тяжелый деревянный щит на землю и перехватил длинную рукоять второй рукой. По слухам, маг, который присоединился к войску Истинного короля и в числе первых оказался на стене Авариттэна, якобы носил волшебный меч, который был длиннее тех, которые ковали в Эсселвиле или в Дель-Гвинире. Этот меч можно было держать обеими руками, поэтому чужак сражался без щита.
Олрис нанес несколько ударов по столбу, который использовался латниками крепости для одиночных тренировок. Без привычной тяжести щита, прикрывавшего его от плеча до колена, Олрис чувствовал себя раздетым - даже несмотря на старую кольчугу, которая была ему безобразно велика. Интересно, неужели магу Истинного короля не страшно, что его убьют?.. Хотя его, скорее всего, защищает его магия.
Олрис вздохнул, подобрал с земли щит и вдел левую руку в петли. Подурачились - и хватит! Хотя Дакрис считал ниже своего достоинства лично следить за тем, что происходит на заднем дворе, он почему-то всегда знал о том, что его ученик пытался смухлевать. Подобные попытки награждались подзатыльниками и распоряжением вернуться и продолжить тренировку.
В первые же дни после того, как Олрис поступил к нему на службу, Дакрис привел его на двор и показал вкопанный глубоко в землю столб, покрытый сотнями светлых зарубок. После этого он объяснил, как нужно наносить удары, чтобы хорошенько набить руку. Верхний, нижний, боковой, с финтом и без финта... Ничего сложного, но, если нужно нанести каждый удар по меньшей мере двести раз, то это очень скоро начинает казаться каторжной работой. Дакрис чуть-чуть понаблюдал за тем, как Олрис повторяет показанные ему удары - то подряд, то вразнобой - а потом коротко кивнул и обронил: "Вот так и продолжай". Через несколько дней, успев возненавидеть жаркий август, пыльный задний двор и чертов столб, который начал видеться ему даже во сне, Олрис набрался наглости спросить, будет ли Дакрис обучать его тому, как защищаться от ударов настоящего противника. Гвардеец достал меч, одним сильным ударом выбил из рук Олриса его оружие и кратко пояснил, что остальные тренировки он отложит до того момента, пока Олрис не научится крепко держать свой меч в руках.
Чтобы как-то разнообразить свои тренировки, Олрис начал размышлять о том, отправит ли король Рыжебородого сражаться с людьми Истинного короля. По вечерам, когда гвардейцы собирались в общем зале, разговоры то и дело возвращались к только что захваченному айзелвитами Авариттэну.
В такие моменты Нэйд обычно сквернословил, пил и бился об заклад, что он доставит в Марахэн три головы - того молокососа, которого айзелвиты называют своим королем, его первого рыцаря, Атрейна, и, конечно, проклятого мага, которого звали Криксом-из-Легелиона. Но в браваде Мясника чувствовалась затаенная тревога. Олрис полагал, что знает, в чем ее причина. Войску Истинного короля в жизни не удалось бы захватить Авариттэн своими силами, но гвинны слишком поздно поняли, что план повстанцев состоял не в том, чтобы взять укрепленный город штурмом. Верные Атрейну люди давно уже находились в городе и призывали горожан выступить против гвиннов. Когда люди Истинного короля приблизились к стенам Авариттэна, их сторонники попытались открыть мятежникам ворота. Это им не удалось, но зато в городе начался настоящий хаос. Айзелвиты, много лет безропотно платившие налоги гвинскому наместнику, на этот раз как будто озверели. Бои шли на каждой улице, а наступательным оружием служило все подряд - от топоров и кухонных ножей до табуретов и обломков мебели. Расчет на то, что попытка захватить Авариттэн покончит с жалким войском Истинного короля, не оправдалась - город был захвачен меньше чем за сутки. Это могло внушить айзелвитам из соседних городов опасные идеи, а мятежники явно не собирались останавливаться на достигнутом.
Все это заставляло Олриса раздумывать о том, что скоро он, возможно, попадет на настоящую войну. Пока что мысли о войне были скорее фантазиями, чем реальностью, поэтому его не особенно пугала мысль, что он так и не научился ничему полезному, кроме того, как нужно бить по неподвижному столбу. Куда приятнее было воображать, как он совершит что-то выдающееся, что мгновенно сделает его героем в глазах остальных гвардейцев. Например, убьет Атрейна... Или, еще лучше - Крикса-из-Легелиона. Интересно, мага вообще можно убить простым оружием?..
Олрис на мгновение прикрыл глаза и представил себе Авариттэн, охваченный огнем. Он никогда не видел штурма, но однажды был свидетелем пожара, и теперь не мог вообразить себе сражения без пламени. Итак, Авариттэн горит, мятежники уже на городской стене, и защитники готовы сдаться. Айзелвитами руководит высокий человек, похожий на Рыжебородого. Но этот человек заметно выше Мясника из Бреге, и к тому же у него на лбу клеймо. Защитники Авариттэна сразу узнают в нем Крикса-из-Легелиона, и даже самых отважных воинов охватывает паника - все понимают, что сражаться с магом бесполезно. Только один человек рискует бросить ему вызов...
Олрис улыбнулся и, парировав щитом невидимый удар, набросился на столб, словно на настоящего противника.
- Развлекаешься?.. - уничижительно спросила Ингритт, незаметно подошедшая к нему.
Застигнутый врасплох, Олрис почувствовал, как к щекам приливает жаркая волна - и внутренне порадовался, что Ингритт не может знать, о чем он сейчас думал. А потом мгновенно ощетинился, расслышав в ее голосе знакомые пренебрежительные интонации.
- Чего тебе? - грубо осведомился он.
Девушка смотрела на него в упор.
- Ты знаешь, что случилось с Роланом?
Олрис вздрогнул. Разумеется, он знал про Ролана - хотя это было последней темой, которую он хотел бы сейчас обсуждать. Когда пронесся слух о том, что Авариттэн захвачен людьми Истинного короля, а в большинстве приморских городов стало настолько неспокойно, что их жители могут в любой момент восстать вслед за соседями, Ролан попытался сбежать из Марахэна. Олрис до сих пор не понимал, на что он вообще надеялся - с его-то покалеченной ногой! - но кончилась эта история именно так, как следовало ожидать: его поймами, привезли назад и здорово избили. Любого другого на его месте могли бы и убить, но в Ролане пока нуждались. Олрис утешался тем, что люди короля не станут жертвовать лучшим оружейником, особенно в преддверии большой войны. Но Ролан рассудил иначе. Едва оклемавшись от побоев, этот сумасшедший заявил, что он больше не собирается ковать оружие для гвиннов. К вечеру известие об этом обошло весь Марахэн, а заодно обросло множеством вымышленных подробностей. Те, кто рассказывал об этом, утверждали, будто Ролан обложил площадной бранью Олварга, Рыжебородого и всех адхаров, и приписывали кузнецу слова о том, что войско Истинного короля вышвырнет гвиннов с завоеванных земель еще до первых настоящих холодов. Кое-кто даже осмелился окольно намекнуть на связи Ролана с повстанцами.
Олрис не знал, что думают об этом случае король и его приближенные, но Нэйд при одном лишь упоминании о Ролане мгновенно делался мрачнее тучи, да и большинство гвардейцев из его отряда выглядели ненамного лучше. Создавалось впечатление, что после взятия повстанцами Авариттэна до них неожиданно дошло, что в Марахэне слишком много пленных айзелвитов. Было очевидно, что, если прямо сейчас казнить хромого кузнеца, то в глазах большинства жителей крепости он будет выглядеть героем, который погиб за Истинного короля. Лишить Ролана ореола мученика и героя можно было только одним способом - заставить его сдаться и вернуться к исполнению своих обязанностей.
Несколько последних дней Ролан содержался под стражей. В кухне перешептывались, что Мясник из Бреге отдал Ролана своим гвардейцам. Это было правдой - Нэйд пообещал награду первому, кто сумеет сломать упрямство Ролана, и некоторые гвардейцы отнеслись к этому поручению с азартом. Олрис сам слышал, как в казармах заключались довольно серьезные пари на то, кто сможет выбить из хромого кузнеца согласие работать. К счастью, Дакрис не выказывал никакого желания принять участие в этих "забавах".
Интгритт продолжала смотреть на него горячечно сверкавшими глазами, и Олрис нехотя ответил:
- Допустим, знаю. Ну и что?..
- В каком смысле "что"? Тебя это совсем не трогает?.. Будешь и дальше таскаться за Дакрисом, размахивать своей железкой и гордиться тем, что через пару-тройку лет станешь таким же, как эти убийцы?
Олрис вздрогнул.
- Тихо! Ты совсем рехнулась, что ли?! Тебя кто-нибудь услышит!
- Пусть услышат, - отрезала Ингритт. - Издеваться над несчастным стариком - это позор. Даже не знаю, что может быть гаже этого... Хотя, если подумать, поступать, как ты, и делать вид, что ничего не происходит, когда совсем рядом убивают человека - это еще хуже.
Олрису показалось, что она его ударила.
- Вот как?! А что сделаешь ты? - выпалил он, не забывая, в то же время, понижать голос до шепота. - Будешь ходить по крепости и верещать, пока тебя не обвинят в сообщничестве с Роланом и не повесят? Думаешь, это ему поможет?!
На одну секунду он увидел в глазах Ингритт выражение растерянности и с мрачным удовлетворением почувствовал, что ему удалось задеть ее по меньшей мере так же сильно, как она задела его самого.
Губы у Ингритт шевельнулись, словно она безуспешно пробовала найти подходящие слова.
- Дело совсем не в этом, - возразила она наконец. - Дело в тебе. Сколько я тебя помню, ты терпеть не мог Рыжеборого и остальных гвардейцев. А теперь ты носишь меч за Дакрисом и чистишь его сапоги, как будто так и надо. И тебе это, похоже, нравится! Ты, вообще-то, отдаешь себе отчет, что выглядишь до отвращения самодовольным? Не могу сказать, о чем ты думал в тот момент, когда я к тебе подошла, но я готова спорить на что хочешь, что уж точно не о Ролане. Не понимаю, как ты можешь заниматься всякой ерундой, пока... пока он там. Он ведь был твоим другом!
Олрис ощутил бессильную досаду. Прежде всего, Ролан вовсе не был его другом, хоть и выделял его среди других мальчишек, ошивающихся на конюшнях. Но сейчас Олрис никак не мог сказать об этом Ингритт, потому что в создавшемся положении это бы выглядело, как предательство.
Ингритт со своей прямолинейностью и ворохом дурацких принципов всегда умела загонять людей в угол. Олрису внезапно захотелось, чтобы они больше никогда не разговаривали.
- Никак не пойму - чего ты вообще от меня хочешь?.. - спросил он со злостью. - Предлагаешь мне устроить для него побег? Или достаточно будет ходить повсюду с постной миной и осуждать других за то, что они ничего не могут сделать - точно так же, как и ты?..
Глаза Ингритт потемнели.
- Какой же ты идиот, - выпалила она и, развернувшись, пошла прочь.
- Нечего возразить - так и скажи! - выкрикнул он ей вслед, но тут же пожалел об этом. Куда лучше было бы вернуться к прерванному делу, чтобы Ингритт, заворачивая за угол, увидела бы, что он уже и думать о ней забыл.
Олрис снова обернулся к покрытому зарубками столбу, но недавнее вдохновение прошло. Сколько он ни старался, он не мог заставить себя думать об Авариттэне и о Криксе. Он пытался вызвать в памяти те картины, которыми упивался всего несколько минут назад, но мысли то и дело возвращались к разговору с Ингритт.
Нет, в самом деле, что она к нему пристала?! Разве это он виноват в том, что случилось с Роланом? В конце концов, этот кузнец отлично знал, на что идет. Значит, он выбрал это добровольно. Единственное, что здесь можно было сделать - это как-то убедить его вернуться к своей работе, но Олрис практически не сомневался в том, что Ролан его не послушает.
Впрочем, сейчас он уже начал смутно понимать, что Ингритт говорила вовсе не о том, чем они могут помочь Ролану. Каждая ее фраза была адресована только ему. Эта мысль внушала странную тревогу, а еще - какую-то тоску. Если послушать Ингритт, получалось так, что служба Дакрису каким-то образом делала Олриса ответственным за то, что сейчас происходит с Роланом. Но это же не так! Дакрис тут совершенно ни при чем, а Олрис и подавно. Не может быть, что бы Игритт на самом деле ожидала от него, что он откажется от всех своих надежд, вернется на конюшню и будет до конца жизни выгребать навоз, лишь бы не оказаться заодно с гвардейцами, которых она назвала убийцами?!
Чем дольше Олрис размышлял об этом, тем сильнее раздражался. Что ни говори, у Ролана всегда были проблемы с головой. Он что, на самом деле думает, что победа или поражение повстанцев зависят от того, откажется ли он ковать оружие для гвинов?.. А если нет - то чего ради так бездарно жертвовать собой?
"Он мог бы этого не делать, - сказал Олрис сам себе. - Почему я, или кто-то еще, должен нести ответственность за его идиотское упрямство?!"
Он атаковал злосчастный столб целой серией стремительных ударов. Что бы ни воображала Ингритт, они ничего не могут сделать. Ни-че-го. А если даже попытаются - то только навредят самим себе, нисколько не облегчив участь Ролана. Самое лучшее, что можно сделать в таком положении - это перестать мучить самого себя и выбросить эту историю из головы.
Последние удары по столбу вышли такими сильными, что теперь запястье отзывалось острой болью на каждое новое движение, но Олрису почему-то не хотелось останавливаться. Он оскалил зубы и ударил по столбу еще сильнее. Воображаемое лицо "дан-Энрикса" мелькнуло перед его глазами, а потом почти сразу же сменилось на лицо Рыжебородого. Олрис удвоил усилия. Теперь рука болела целиком, от кончиков пальцев до плеча, но Олрис чувствовал, что, если он хотя бы на секунду остановится - то его просто разорвет от горя и бессильной ярости. Он продолжал изо всех сил молотить по столбу, и ему чудилось, что после каждого удара ненавистное лицо Рыжебородого как будто рассыпается на тысячи осколков.
Через несколько минут Олрис влетел в полутемную конюшню - к счастью для себя, не встретив по дороге никого из слуг - забрался в первый же пустой денник и, бросив меч на грязную солому, сполз по стенке и ткнулся лицом в колени. Он как будто раздвоился - одна его часть сидела на полу, давясь от слез, в то время как другая обмирала от стыда при мысли, что кто-нибудь может заглянуть сюда и обнаружить, что оруженосец Дакриса и будущий гвардеец короля ревет, словно сопливый шестилетка.