Лохматый : другие произведения.

Алгоритм

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

  
  -1-
  Поток людей течет по злачным улицам, вливается в раскрытую пасть метро, исчезает в извилистых лабиринтах, и подземный кишечник медленно переваривает нахлынувшую морозную массу, жует, дробит, смешивает, извергает, скармливая размякшие тушки улицам, супермаркетам, соляриям и стадионам.
  Никто не заметил, что в метро прибавилось стражей.
  На вид они безобидны, как служащие метро. Те же рога антенн над головой, те же аморфные силуэты на фоне плывущего эскалатора.
  Отличить их друг от друга можно лишь по нагрудным жетонам. Чем выше звание, тем больше звезд на груди.
  Люди заметили, что стражи в последнее время чем-то озабочены.
   Зрачки пылают неоном, виски сотрясает адреналин, а ноздри процеживают поток воздуха, анализируя молекулы пота и сероводород клоак.
  Слуги дьявола ищут половину дьявола.
  Она ангел. Юный, звенящий от смеха, с лучами, которым тесно в глазах.
  Стражи выполняют долг ревностно. Хозяин должен быть здрав. Стальную силу мышц и звон сухожилий - вот что приветствуют демоны. Лишь этой музыке исчадия ада рады служить.
  Ангелов для хозяина ищут по запаху.
  Говорят, им не свойственно смердеть. Их кровь наполняют душистые смеси райских садов, и тысячи винных букетов доводят до умопомрачения.
  Стражи бродят по пьяным от мартовского озона улицам, заглядывают в глаза прохожих. Они вырывают прелестниц из рук кавалеров и сдирают маски с ночных бабочек. Дыханье ландышей и незабудок мешает распознать аромат редчайших генов. И стражи безжалостно уничтожают корзины с цветами, втаптывая в подтаявший лед пестики и тычинки.
   Цветочницы с воплями разбегаются в разные стороны.
  
  Вот уже третью неделю демоны рыщут напрасно.
  
  -2-
  Сгорбленная старуха положила на мое плечо почерневшую сморщенную ладонь и прошептала:
  - В полдень. На площади Отступников ты получишь весточку от отца.
  - Кто ты? - я обернулась на голос, но посланница уже унеслась далеко вперед. Я долго смотрела ей вслед. Она летела на роликах над выщербленным асфальтом, и черная мантия на рукавах раздувалась, как вороньи крылья.
  
  Отец...
  Он улыбнулся на прощание, взмахнул рукой, надвинул капюшон на глаза и шагнул в непроглядный туман.
  - Не уходи! - я с криком бросилась следом.
  Мать, подхватила меня на руки и утащила обратно в руины.
  - Почему он ушел?
  - Так надо. Будем ждать.
  - Старая Эли сказала, что в городе - вход в ад.
  - Не слушай никого. Главные врата в ад - человеческая глупость.
  - Отец обещал принести мне подарок.
  - Он ушел не за подарком.
  Тайны взрослых убивают души детей.
  Отец не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Пропал навсегда.
  Мама с тех пор замолчала, постарела, высохла.
  Не хотела жить. Целый день смотрела, как на закопченном потолке пляшет тень от парафиновой свечи.
  Я кормила ее из чайной ложки.
  - Ну, еще ложечку! Пожалуйста! Проглоти. Не умирай.
  - Я не умру.
  - Эли сказала, что умрешь, если не будешь есть.
  Мама погладила меня по голове прозрачной рукой и шепнула:
  - Ты хорошая девочка. Красавица, умница. Папа тебя любил больше, чем меня.
  - Неправда, он тебя любил больше жизни!
  - Обещай никогда не уходить в город.
  - Я могла бы найти отца.
  - Нет! Жди. Если не сообщили о смерти, значит вернется.
  
  Как долго мы его ждали! Десять лет!
   И вот, наконец, первая весточка о нем.
  
  -3-
  
  Без трех минут полдень. Я на месте обещанной встречи.
  Здесь, как всегда в будний день, мало прохожих.
  Практически никого. Пустота.
  Казни состоялись в прошлую пятницу. Страдальцы на крестах уже окоченели. Тела высохли под солнцем, не успев разложиться. К ним не разрешают прикасаться, пока ветер не скинет иссохшие кости с крестов.
  Останки отступников лишены права на захоронение по обряду. Они прокляты и преданы общественному поруганию. Каждый прохожий обязан выразить презрение трупу, швырнув в него камень.
  Булыжники лежат у ног казненных в мраморных чашах.
   Стражи бдительно следят за теми, кто не наклонится за камнем. Так они выявляют отступников. Их, как правило, вскоре находят здесь же, на свежих кольях, и родственники, пришедшие проститься, обязаны плюнуть им в глаза.
   Раздался шум и мальчишеский смех.
  Мимо пронеслась компания пацанов на скейтбордах. Они с пронзительным гиканьем принялись выписывать круги и восьмерки между распятиями, заглядывая в мертвые лица.
  - Гляди! Гляди! - закричал пацан в полосатой бандане, показывая пальцем на свежий труп, насаженный на кол. - Это наша соседка.
  Чугунная арматура проползла вдоль позвоночника, прорвав кожу над лопаткой. Голова свесилась на грудь, ветер лениво покачивал обвисшие пряди, засохшие, как кисти маляра, окунутые в бурую краску.
  - Ее казнили шесть дней назад. Знатное было зрелище! Весь район пришел на это посмотреть. Вот, зараза!
  Мальчик нагнулся за камнем.
  - Сдохла! Так и надо! - он бросил в голову булыжник. - Жаль, что быстро умерла. Если бы мог, оживил бы и снова казнил. А потом еще раз! И еще!
  - Она была шлюхой? - рядом с ним притормозил малыш с разбитыми коленками.
   - Еще какой! Убежала от мужа с астрономом, вон с тем, - парень показал на тело, насаженное на кол с другой стороны площади.
  - Будь проклят, вор шлюхи! - в сторону мученика полетел увесистый булыжник. - Эх, жаль, что блудница умерла раньше вора! Видел бы ты, как они тянули друг к другу руки и вопили: "Прости меня!", "Нет, ты прости!", "Любимая!", "Любимый!"
  - Почему с них кожу не сняли?
  - Ишь, чего захотел! Кожу снимают не за секс, а за политику.
  - "Измена мужу - есть политика".
  - А ты откуда знаешь?
  - Так сказал учитель.
   Старший мальчик снова бросил камень:
  - А теперь ты брось. Эх, повезло им, рано отмучились.
  - Почему ты думаешь, что живым хуже, чем мертвым в аду?
  - Ничего плохого на том свете нет. Посмотри: черепа ржут над нами, скалят зубы и радуются, что у нас, дураков, смертные муки впереди.
  - Почему у нас муки впереди?
  - Это сказал астроном, когда его посадили на кол.
  Малыш поднял камень и крикнул:
  - Иди в ад!
   Раздался гулкий шлепок, из расколотого лба вытек мозг. Надсадные стоны поперхнулись утробной икотой, и вор, задергав членами, затих.
  - Убил? Что же ты наделал! Он мог бы мучиться еще три дня! Ты тупой! Если кто-нибудь заметил, что ты избавил преступника от мучений, тебя тоже казнят.
   - Откуда я знал, что не промажу? Ведь, правда, не знал? Ты же сам говорил, что я косорукий! А я не косорукий. Ведь попал же, попал с первого раза!
  - Валим отсюда. И никому ни слова.
  Он остановился, громко свистнув. К ним подкатила пятерка пацанов:
  - Че свистел?
  - Сматываемся.
  - Гляди - рука! - один из мальчиков подобрал выбеленную временем кость и запустил в ухмылку распятой блудницы.
  Череп дернулся и с хрустом отломился. Голова покатилась по бетонным плитам.
  - Лови! Лови! Бей!
  - Пасуй!
  Мальчики удалились, толкая скейбордами новый мяч.
  
  Холодная тень преградила дорогу.
  Коротышка, сопливый сатир на полусогнутых. Мрачное существо.
  Он повел носом в мою сторону. Жадные ноздри расширились, вбирая запах. Анализаторы тонко загудели, стараясь расшифровать генокод.
  - На, получи! - я вытащила баллон с дезодорантом и пустила в нос анализаторщика шипучую струю.
   Всегда ношу с собой самодельный распылитель. Запах керосина мгновенно парализует альвеолы пластиронов.
  - Ну, все, теперь ты не сможешь меня узнать.
  Пластирон запыхтел, пытаясь продуть неисправный фильтр.
   - Будь здоров. А мне пора.
  Я оглянулась. Где же отец?
  - Ни с места, непроиндексированная личность!
  Что такое?
  Сзади подошел еще один пластирон.
  Это был уже не глупый анализаторщик, а страж. Он светился, покрытый никелем и мигающими светодиодами. Такие пластироны - редкость на улицах. Их физические параметры совершенны. При встрече эту модификацию трудно отличить от человека, одетого, например, в антирадиационный костюм. При беге стражи не заваливаются и не косолапят, а голоса, не искаженные сваркой, звучат натурально.
  Технология производства пластиронов никому не известна.
  Говорят, их делают из людей. Ими управляет чувство боли, но сами стражи не способны сочувствовать.
   Неужели у этого стража - человек внутри?
  Его глаза казались мертвецкими, холодными, отключенными от происходящего, как биометрические монокли, пристегнутые к груди.
  Правый зрачок расширен до радиуса радужки, другой пульсировал и мерцал, как живой.
  Если один зрачок у стража расширен, как у покойника, а другой нормально реагирует на свет, то перед тобой ТНБ - Тень Насыщенная Болью.
   ТНБ - мертвецы, они самые опасные стражи, которые не гнушаются никакими интригами и провокациями. Им неведомо сострадание даже к младенцам. Каждая клетка организма вывернута наизнанку, а души выжжены дотла.
  Мрази с мертвым левым полушарием всегда мрачны и немногословны.
  Если в отключке правое полушарие, страж обычно весел, болтлив и беззаботен. Таких, как правило, направляют в толпу на футбольные стадионы или на рынок, полный бомжей с развалин.
  Чистильщики умеют войти в доверие, угостив банкой тоника или анекдотом про неверных жен, а потом, дружески похлопывая очередную жертву по плечу, подают стражам условный знак.
  - Согласно параграфу пять дробь восемьдесят восемь требую остановиться и предъявить радужку.
  Убегая, я предъявила стражу средний палец.
   Но пластирон легко догнал, завернул руки за спину, и вот уже над моим плечом застыл инъектор.
   Через секунду мне будет больно. Зато на все плевать.
  Жду.
  Один щелчок - и едкая капсула парализует сначала плечо, потом сведет шею, и я не смогу сделать ни единого шага, зависну в пространстве, слыша лишь оглушительное биение сердца. Потом мое искаженное лицо ослепит фотовспышка. А когда начнется трансляция новостей, мою уродливую гримасу протащат крупным планом поперек рекламных роликов, и мониторы захлебнутся от радости, что пойман и обезврежен еще один шпион. Детки в прыгалках завопят от ужаса. А правильные мамочки будут тыкать пальцем в рожу окосевшего монстра, приговаривая считалку:
  "Параграф пять дробь восемь...
  Параграф пять дробь восемь -
  предъяви зрачок, когда попросим!"
  
  Не люблю пугать младенцев. Поэтому слежу за мимикой, закрыла рот, сжала зубы, зажмурила глаза.
   Насчет глаз - особое правило.
   Если во время парализации не зажмуришься, их непременно обгадят мухи. Веки заплывут гноем и покроются кровавыми язвами.
   Знание - сила. Не открою. Ни за что.
  Но страж не спешил. Говорят, страшна не сама боль, а ее ожидание.
  Ну, давай, давай! Сделай это!
  Выстрела не последовало.
  Я приоткрыла веки.
  Мы стояли вдвоем на пустынной улице.
  Я и он.
  Беглая преступница и охотник.
  Мне стало жутко, словно я заглянула в глаза мертвеца.
  Он не смотрел на меня. В живом зрачке отражались млечные дуги расклеванных ребер с постамента напротив. Он окаменел, глядя на высохший труп какой-то длинноволосой распятой женщины.
   Жесткие волосы преступницы пепельным крылом, взлетели над расклеванным черепом, отгоняя надоедливых галок.
   Кем была эта несчастная в прошлом, и за что ее распяли, никто никогда не узнает. Имена преступников и память о них, обязаны растаять в тумане вселенной раньше праха их тел.
  - Мирисабелла, - услышала я и вздрогнула.
   - Мирисабелла? - Я попыталась заглянуть в лицо казненной, запрокинутое высоко вверх.
  Враг молчал, как немой.
  - Ты сказал "Мирисабелла"? Это не она. Ты слышишь? Моя мама жива. Я говорила с ней вчера.
  Проклятый пластирон молчал.
  - Не пугай меня, страж. Вот мой степфон. Я позвоню - и мама ответит.
  Телефон откликнулся сразу.
  - Алло?
  - Мама? С тобой все в порядке?
  - Да!
  - Я так и знала! Ты получила коробку?
  - Да!
  - Целую, мамочка, люблю!
  - И я!
  - Ну, мне пора.
  - До скорого, милая!
  - Пока, пока!
  Я выключила степфон. Пластирон смотрел на меня как-то слишком грустно.
  - Видишь, с моей мамой все в порядке. Молчишь?
  Он молчал.
  - Правильно. Молчи. Ты не должен разглашать имен казненных. Ты не имеешь права быть с ними знаком. Но, скажи, зачем ты следишь за мной? Ждешь, когда я запущу камень в твою Мирисабеллу? Не дождешься, кем бы она ни была. А почему - знаешь? Скажу по секрету, что я давно присмотрела здесь местечко и жду, когда меня использует какой-нибудь пластитрон с железным колом.
  - Не мечтай о невозможном, Ана.
  - Вот как? Заговорил! Тебе известно мое имя? Как ты его узнал? Ты не настолько совершенен, чтобы сканировать зрачки на расстоянии. Твоим рецепторам далеко до идеала. Говори, не молчи. Похоже, ты не слишком совершенен, если не можешь ответить ни на один человеческий вопрос.
   - Я, наконец, нашел тебя.
  - Ты искал меня? Не ты ли тот самый тролль, которому я поклялась вчера кое - что оторвать? Не за этим ли пришел?
  - Не задавай много вопросов. Я не тот, кого сам бы убил.
  - Так кто же ты? Имена преступников знают только преступники. Ты, наверно, один из них?
  - Я слежу за тобой давно. Год назад распознал твой лексический клон. Сначала ты пряталась среди школяров, прилежно зубрящих сунны, потом среди словесной шелухи степфонов, притворялась наивным отроком на побегушках. Но траектория хаотичной беготни постепенно выстроилась в круг. А центром его, сама понимаешь, стало место твоего сегодняшнего прозябания, - кривая усмешка перекосила нижнюю часть лица стража. - Я знаю о тебе все.
  Мертвый зрачок отразил мой ужас.
  - Ты ошибся. Я другая. Дай пройти.
  Кто поверит криволапому псу, что я та самая, которая десять лет назад благополучно от них ускользнула?
  Мой отец увез меня от расправы, спрятал в руинах мертвого города.
  Там я выросла.
  О, нет, не среди неприкасаемых, как вы их величаете, а среди настоящих людей. Знаете ли вы, что кроме хомячков и пластиронов, в мире остались настоящие люди?
  -4-
  Развалины мертвого города - наш родной дом.
   Сквозь канализационные туннели можно попасть в любое недоступное здание. Тайно бродя по лабиринтам, я открыла много удивительных уголков.
  Там я нашла проход в засыпанный камнями театр.
  Выпотрошенная мебель и реквизиты валялись в беспорядке на полу, но малый зал сталкеры не тронули, в нем сохранились даже рассыпанные монеты. Здесь все осталось, как до войны. Кресла, обтянутые малиновым бархатом, приглашали отдохнуть. Хрусталь сыпал слезы сквозь позолоту люстр.
  В оркестровой ложе дирижер обронил палочку.
  Я взмахнула - и она перерезала солнечный столбик пыли, текущий сквозь дырку в потолке. Инструменты очнулись, литавры застонали, виолончель всплакнула, струны скрипки шевельнулись, как обнаженные жилки на запястье.
  Я услышала музыку, ту самую, которую музыканты оборвали на последней ноте. Эта нота слилась с тянущим за нервы далеким нарастающим гулом радиоактивного смерча.
  Столько лет предсмертный стон человечества был заморожен в этом брошенном зале!
   Артистов засыпало у служебного выхода, куда они устремились после сигнала тревоги. Безумная толпа сама себя затоптала, не догадавшись распахнуть вторую створку двери.
  До сих пор вперемежку с камнями и лепниной сквозь лохмотья пыли проглядывают обглоданные крысами кости и черепа.
  Брошенный театр с его гримерными, примерочными и бутафорскими складами отныне стал для меня школой танцев, а стеллаж с дисками - самым дорогим сокровищем.
  Старый граммофон, мой привередливый учитель, до изнеможения заставлял повторять трудные па, винты и прыжки.
  Отныне я была не одна.
   Среди зеркал в танцевальном зале мне улыбалась девочка в воздушной бальной пачке. Пыльные зеркала умножили и навсегда унесли в бесконечность отражения маленькой танцовщицы.
  
  -5-
  
  - Следуй за мной! - голос стража стал строг и властен.
   - Отстань!
  - Я вынужден повторить!
  Говори, тень, что хочешь.
  Я не я. Символ без смысла. Загадка без логики. Случайность без шанса на повторение. Это значит, прочь, наши дороги не пересекутся.
  - Ты пойдешь со мной согласно параграфам... - он начал перечислять гигобайты нарушенных инструкций.
  Правый зрачок превратился в точку. Мой новый знакомый любил поговорить.
  Ого, сколько кубиков адреналина выплеснул блок подпитки в плазму! Сквозь пульсирующие зрачки я заметила, как зашевелились и закипели искусственные мозги.
   Страж разозлен и опасен. Пора уходить.
   Я сделала шаг в сторону. Он повторил мое движение, и наши взгляды снова скрестились.
  - Для чего я тебе?
  - Ты нужна не мне.
  - Кому?
  - Не задавай вопросов. Просто опусти голову и - вперед!
  - Нет.
  - Стоять! - он снова преградил путь.
  Знал бы ты, что у меня в голове! Но лучше промолчу.
  - А ты упрямая.
  Наши глаза снова встретились. И тут я увидела, что мертвые зрачки широко распахнулись, а мертвые губы тронула теплая улыбка. Он по-доброму разглядывал мое лицо.
   - Вижу, ты не страж. Так, кто же ты?
  - Не задавай вопросов. Поторопись, посмотри: твой враг скоро очнется.
  Он прицелился в лоб анализаторщика встроенным лазером.
   Шипение. Вонь. Радужки парализованного пластирона побелели, кварц оплавился, внутри что-то зашипело, из ушей пошел дым.
  - Теперь - порядок. Он нас никогда не вспомнит. Уходим. Поторопись, Ана.
  
  -6-
  
  Мониторы на стене заморгали вспышками помех.
  В кабинет ответственного за благополучную обстановку вбежал, запыхавшись, страж третьего уровня. Он доложил:
  - Следы предателя обнаружены!
  - Докладывай! - приказал пятизвездный.
  - Сбежавшую пару нарушителей мы засекли в метро, но они постоянно перемещаются. Ни секунды не задержались на одном месте.
  - Как такое возможно?
  - Они петляют под землей, пересаживаются с одного экспресса на другой, расстаются, сходятся, меняют маршруты, взлетают то вверх, то вниз на эскалаторах.
  - Снимки готовы?
  - Нет. Нарушители находятся постоянно среди других пассажиров. Распознать лица в толпе невозможно.
  - Что установлено?
  - Удалось записать фрагменты разговора. Разрешите запустить?
  - Давай!
  Страж разорвал пломбу, вставил флешку и вдавил желтую кнопку в панель. Две звуковые синусоиды побежали, пересекаясь по монитору.
  Фонограмма состояла из коротеньких обрывков, выхваченных из непрерывного шума пневмоэкспрессов, тамбурных сливов и непрерывного зуммера паспортных проверок. В ней отчетливо различались два голоса, женский и мужской.
  Женский отличался проникновенным контральто, в нем слышался юношеский задор и скепсис.
  Мужчина, по всей видимости, страж второго уровня, был немногословен, скрытен и все-таки не прекращал разговор.
   - Ты говоришь, он дьявол?
  - Он вечное зло.
  - Из какой игры?
  - Его игра - наша планета.
  - Для чего ему я?
  - Ты его антипод, антитело, антимир, иначе: еще одно пространство.
  - Допустим, мы разные, но почему он выбрал меня?
  - Ты нужна ему так же, как прожорливой глотке необходима клоака.
   - Очищение - это главное?
  - Мир не два полюса, а три. Два без третьего взаимоуничтожаемы и нестабильны.
   - Без "плюса" невозможен "минус", это понятно. Но что есть третье между ними?
  - Пустота. Она сумма, результат взаимного обнуления. Если она уже существует, то две противоположные силы не могут в нее обратиться. В этом стабильность и равновесие.
   - Значит, мы с ним должны произвести "ноль"?
  - Пустоту. Именно она основа мира.
  - Почему - я?
  - Только твои хромосомы, как ключ к скважине, подойдут его идее.
  - Он позаимствует мои гены?
  - Нет. Вы станете единым.
  - Во время секса?
  - Может быть.
  - Расскажи подробно.
  - Это мерзость. Он использует тебя.
  - Разве обычные мужчины не использует женщин?
  - Тебе об этом лучше не знать.
  
  - Вот мерзавец, - поморщился старший страж. - Подлец изучал философию. Надеюсь, вы уже выяснили, кем предатель числился у нас? В какой группе он служил? А кстати, служил ли он вообще?
  - Данные стерты. Биография не пробивается.
   - Найти! Связи выявить! А главное установить его прошлое! Пластирон не мог получить свободу передвижения без полной анестезии контроля. Надеюсь, вы понимаете, как опасен для системы страж с воспоминаниями?
  - Так точно, сэр!
  - Установить! Обезвредить! Доставить!
  
  -7-
  
  Катер летел сквозь туннели и мокрые арки мостов.
  Киль резал надвое густое месиво канала, и водяные крылья вздымались по обе стороны от кормы.
  Ана смотрела вперед. Там сгущалась зловонная мгла. Ветер сдувал с лица мокрые волосы, они развевались за спиной, как флаг. Туман, пропитанный ртутью и свинцом, проникал сквозь одежду и стекал по спине.
  Рядом за рулем стоял пластирон. Он тоже внимательно вглядывался в серозную муть на горизонте.
  - Так ты решилась, Ана?
  - Расскажи подробно. Когда все это началось?
  - После того, как он добился власти.
  - Он?
  - Люди не замечают зло, пока оно на расстоянии протянутой руки. Их незнание - его укрытие. Дьявол - событие в жизни каждого, и не может состояться при свете, когда маска не скрывает шрамы на лице.
   - Шрамы? Откуда они у него?
  - Ему приходится сражаться.
  - С женщинами?
  - И с ними тоже.
  - У него слишком легкая война.
  - Женщины бывают разные. Иногда приходится надевать намордники на непокорных.
  - А язвы? Откуда у него язвы?
  - Ожоги. Он родился, когда воздух не был отравлен кислотой.
  - Ты и сам в маске.
  - Все стражи носят маски.
  - Чтобы скрывать свое презрение к хомячкам?
  - Да, и к самим себе тоже.
  - Расскажи о себе.
  -Я дам тебе чип. Прочитаешь на досуге.
  - Мы расстанемся?
  - Нет. Я буду рядом. Тебе нужна охрана.
  - За мной следят?
  - Да.
  Они остановились возле ржавых изломанных конструкций. Из груды битума торчали изъеденные коррозией корпуса и крылья бортов с выбитыми стеклами. Иллюминаторы подозрительно разглядывали округу.
  - Куда мы пришли? - спросила Ана. - Странное место.
  - Запомни координаты. Здесь убежище дьявола. Черный вход в логово.
  - Ты шутишь? Он живет на свалке?
  Страж протянул руку, толкнул густой серебряный поток пыли, и нагромождение из битума, списанных вертолетов и вагонов, как нарисованная декорация, легко расступилось.
  - Заходи, - сказал страж.
  - Вот это фокус! - удивилась Ана.
  Ее взору открылось внутреннее убранство дворца. Блеск хрустальной капели, зеркальная гладь мрамора под ногами удивляли ничуть не меньше, чем странное пристрастие владельца к позолоте. Беломраморные изваяния викингов, монстров и сфинксов казались живыми на фоне застывших струй фонтанов и причудливой чеканки на стенах. Литой поток золота, стекая с купола, огибал хитросплетения мертвых цветов и трав.
  - Холодно, - сказала она, окуная губы в облачко вздоха, не успевшее замерзнуть на лету.
  - Да. Очень холодно. Время заморожено. Но грань эпох тонка и невидима. Окаменевшие изваяния способны расплавиться даже от шепота. Остерегись здесь плакать.
  - Но...
  - Ты способна его остановить.
  - Что во мне особенного?
  - Лучше спроси, что особенного в ангеле, которого еще не изваляли в грязи.
  - Меня изваляют в грязи?
  - В самом гнусном дерьме. И не просто изваляют. Твоя боль не сравнится ни с чем. Она обратит весь мир против демона. Поднимутся не только верхние жрецы, но и весь нижний мир с человеческой мразью. И дьявол возненавидит сам себя.
  - Что толку в этой ненависти?
  -Дьявола невозможно прикончить, он может убить себя только сам.
  - Ты говоришь так, будто хорошо знаешь его.
  - Да. Я знаю.
  - Он прекрасен, не правда ли?
  - Он уродлив. Тщедушен, мелочен и вонюч.
  - Врешь.
  - А еще он стар, плешив, скорчен радикулитом.
  - Не верю.
  - Он завистлив и мстителен. Мамин даун с вывалившимся языком.
  - Ржу.
  - Короче, мерзкий и скользкий тип.
  - Похоже, ты ревнуешь?
  - Похоже.
  - Чего я еще не знаю о нем?
  - Самая главная загадка дьявола заключена в том, что он кормится своим окружением. Мы думаем: вот он, злой гений, мал, дряхл, нарумяненный постник, бросающий куски из тарелок догам, опасаясь отравы. Но главный дьявол не он и не там.
  - А где?
  - Дьявол порожден идеей плебса о всесильном зле. Он его выдумка и желание. Пока хомячки хотят поклоняться ничтожеству, карлик не слетит.
  - Вопрос в том, почему люди поклоняются самому слабому и трусливому?
  - Жалким массам нужен лишь такой прыщ, который при случае не жалко выдавить.
  - Я не смогу.
  - Сможешь. Я знаю. Ты уже сделала это со мной.
  - Сделала что?
  - Ты изменила мою программу. Я разглядел будущее, свое и твое.
  - Но как?
  - Увидел твой танец.
  - Где? Когда?
  - Случайно. Шел по следам, проник в убежище. Вы называете его "театр". Кресла в зале были пусты. Но дивная музыка со сцены вдруг оглушила. Словно взрывом ударило по голове, по щекам что-то потекло. Думал: мозги, нет, - слезы. Казалось бы, ерунда, примитивная химическая реакция. Но она случилась первый и единственный раз за всю мою жизнь. И почему? Потому что увидел неправдоподобное хрупкое существо, из которого музыка слепила борца. Ты металась по сцене и, как острие меча, отсекала от мира нити своего страха. А заодно - и моего кошмара.
  - Следил? Ты подл. Но продолжай.
  - Музыка воспламенила душу. Она сожгла во мне часть встроенной программы, я вспомнил свое настоящее, различил в толпе лица людей. Я посмотрел в зеркало и ужаснулся. Сердце сжалось и отказало повиноваться. Дополз до щитка, вырвал провода и сжал два конца зубами. Но смерть отказалась от меня. Когда вернулся, различил кругом сонные рожи, глаза хомячков. Программа восстановилась. Но с тех пор я многое стал замечать. Река людей больше не казалась мутным безликим потоком. Обычно при виде стражей хомячки норовили спрятаться друг за друга, толпа расступалась, не мешая пройти. Но теперь я стал различать в толпе другое. Почувствовал кроме страха - ненависть. Увидел, как из-под нахмуренных бровей сверкали глаза, готовые меня испепелить, как сжимались кулаки, желающие расплющить мой лоб.
  - Люди еще не знают, что один из пластиронов испортился в лучшую сторону.
  - Испортился? Вдруг? А если не вдруг и не слегка?
  - Но почему ты не живешь внутри своей программы? Что задумал твой свихнувшийся мозг?
  - Толпу нужно разбудить до конца. И разбудит ее твой танец, Ана. Мы запустим его вместо трансляции очередной казни. Мы заставим человечество вспомнить прошлое, снимем блокировку с разума.
  - Это невозможно.
  - Я все продумал. Гигантская стая рыб подчиняется воле одного малька. Он лидер, потому что дышит глубже. Всю стаю может развернуть его испуг или прозорливость. Так и в человеческом стаде. Страсть одного заряжает экстазом толпу. Достаточно крикнуть - и дождешься эха.
  - Разве не проще казнить чудовище?
  - Нет. Сонные хомячки произведут из недр своих желаний полное подобие убитого тирана.
  - Итак. Мы должны разбудить хомячков? Понятно. Это, разумеется, легче, чем перевоспитать дьявола. Твой план слишком прост. Но как я с этим справлюсь? Что я могу? В этом деле даже вооруженное восстание будет бессильно. И даже если поднимется весь город, его моментально санируют огнем и зарином.
   - История не помнит ни единого случая, когда толпа сама смела чудовище с трона. Плебеи бессильны перед тираном. Зверя может одолеть только зверь. Кровожадного - кровожадный, подлого - подлый. На Цезаря нашелся Брут. На Сталина - Хрущев. На Аттилу - красавица Брунгильда.
  - Понятно. Только приближенный дьявола сможешь нанести удар в спину.
  - Тиран, как тираннозавр был когда-то мокрым птенцом, пока не вырос и не сожрал всех своих сородичей. Так он стал главным хищником на планете. То же происходит и в человеческом мире. Сначала идол становится бессменным, а потом бессмертным.
  - Что ты хочешь от меня?
  - Твой танец станет его концом.
  - Я должна умереть?
  - У тебя есть выбор.
  - Я ничего не выбрала.
  - На следующей неделе на телешоу объявлена публичная казнь. Верховный суд приговорил к медленной смерти обитателей развалин.
  - Это же несколько тысяч человек! И мама!
  - Молчишь? На всякий случай я захватил с собой твой саквояж со склянками для шоу.
  Страж поставил к ногам девушки закопченный чемоданчик и раскрыл его. На дне неаккуратным комком лежал огнеупорный костюм, крылья из медных блях, цепи для фитилей и несколько бутылей для расцвечивания искр.
  - По-твоему, так просто:пойти и сжечь тирана?
  - Кто может танцевать - тот просто танцует. Была когда-то богиня. Ее называли Свобода. Но об этой богине люди забыли. Кто-то должен крикнуть, что богиня жива.
  - Я не сказала "да".
  - Твой выход на арену расписан между завтраком и массажем. Не жди окончания представления, сразу беги вниз. В дамском туалете, найдешь костюм пожарного с противогазом. Надень его - и никто тебя не узнает. Потом спустишься по пожарной лестнице в окно, сядешь в машину. Шофер знает, куда тебя отвезти.
  - Почему я должна тебе верить?
  - "Почему?" Ты до сих пор не догадалась, отчего неисправный верховный страж все время вытаскивает из дерьма непослушную девчонку? Ты доверилась незнакомцу лишь потому, что он позвал? Ты до сих пор не догадалась?
  - О чем?
  - Разве папа не научил тебя остерегаться чужих мужчин? Не вступать в разговоры с посторонними? Разве не пел он тебе перед сном: "Спи, дочурка, не плачь, не найдет тебя палач"
  - Отец!
  
  -8-
  
  По пятницам ровно в 3.00 адская фабрика раскрывает ледяную пасть, чтобы проглотить очередной вагон с отступниками. Эшелон никогда не притормаживает у входа. Отступников ждут, они требуются в большом количестве.
  Обратно эшелоны возвращаются другим путем. Вернее, путь один - он круг. И движение в обратную сторону на этом конвейере не предусмотрено.
  Приговоренные обречены стать донорами. Их заключают в круговой цикл реинкарнации.
   Казематы страшнее смерти. Потому что не убивают, но медленно и долго иссушают живые клетки, извлекая из экссудата энергию митохондрий.
  Агония воскрешения страшнее агонии смерти, так как для того, чтобы вырвать плоть из небытия, адские хирурги не применяют анестезию.
  Страдание - важнейший компонент возрождения.
   Невыносимая боль, записанная в генную память, изменяет врожденные инстинкты. И главный из них - доминанта подчинения, обязательный атрибут раба.
  Говорят, едва вылупившийся цыпленок послушно побежит за первым, кого заметит около гнезда. Без разницы, кто это будет: курица, кошка или башмак.
  Так же поступают новорожденные полимероны. Открыв глаза и пробудившись для новой жизни, стражи склоняют головы перед альфой своего подсознания.
  
  - Гордись, ты избран для пробы сверхпрочного ню-коллагена, - сказал хирург.
  Раймонду показался знакомым этот голос.
  - Через пару минут ты навсегда распрощаешься со своим телом, - усмехнулся человек с лазерным скальпелем в руке. - Ты везунчик.
  Дуга скальпеля сделала надрез вдоль позвоночника.
  Раймонд замычал, кусая кляп, и забился в тисках.
   - Тихо-тихо! Не психуй. Тебе не нужна дряблая мускулатура. Я не стану чистить изношенные капилляры, просто отсеку от тебя дерьмо. Ты станешь легок и прозрачен, почувствуешь себя даже не зародышем, а виртуальной сущностью, алгоритмом.
  Скальпель разрезал кожу на затылке.
  - Не посчитай за месть, но позволю тебе лично поучаствовать в эксперименте и без наркоза проследить за операцией. Хочу, чтобы ты оценил мастерство изгнанного из проекта никудышного ученика.
  Дадабур Койтин!
  Он был его учеником по теме усовершенствования белковой органики. Сразу после Третьего Ядерного Недоразумения неудачник не преминул перейти на сторону противника и выдал команду нано-конструкторов.
  "Предатель!" - хотел крикнуть Раймонд в лицо подонку, но пережеванный кляп окончательно перекрыл горло.
  - А теперь, уважаемый профессор, прочувствуй до мозга костей талант бестолкового ученика.
  Куски мяса падали в таз, напоминая запаренных моллюсков.
  - Тебе повезло, дорогой профессор. Ты скоро сам поймешь, как тебе повезло, - приговаривал мучитель.
  Дрель несносно гудела, вибрируя в руках садиста, брызги крови стекали с оргстекла маски.
  - Обычно мы не церемонимся с пациентами. Расплавленный теплопласт под давлением мгновенно спекается с живой тканью. Методика изготовления пластиронов проста. Пара минут - и штампованные конечности готовы. Но ты, профессор, не потеряешь ни одного нервного узла. Даже пульпы зубов я не трону. Твой разум останется неизменным, как в пору моего безумного восхищения перед гением века. Пусть кумир пройдет круги ада и возродится верным слугой.
   Безжалостный скальпель отсекал мышцы, а пасть контейнера поглощала кровавые куски, как ненасытный зверь.
  - Боль обращения не ритуал, а необходимость.
  Содранная кожа застряла между створок контейнера, напоминая сброшенный водолазный костюм, измазанный кровью.
  - Не обижайся. Зато я сохраню твой мозг. Он пригодится новому проекту. Пробовал скачать твою память - не смог. Но скоро она заиграет на моих мониторах в виде двоичного кода. Ты же помнишь, профессор, что я буксую в некоторых вещах. Но мы исправим ошибку.
  Резиновый кляп, всаженный в оскал, разорвав челюсть, перекрыл трахею.
  - Раз уж ты отказался сотрудничать, извини, будет больно, - бормотал Дадабур, врезая в костяшки пальцев титановые пружины.
  Напоследок хирург пропитал остов бывшего учителя дезраствором:
  - А теперь можешь отдохнуть. Обсохни. Станешь не только бессмертным, но и красавцем.
  Два служителя подхватили контейнер и вынесли на внутренний двор. Оттуда послышался визг церберов, неподеливших добычу.
  Раймонд потерял сознание.
  Очнулся он от странной музыки. Поморщился.
  Звуки пронзали виски, позвонки содрогались от чередования чудовищных нот.
  Он снова увидел мучителя.
   Дадабур ковырялся титановой стамеской в воспаленных коленных чашечках и приговаривал:
  - Голова и ноги всегда антагонисты, они требуют особого подхода. Ты жив - вот и радуйся. Кем станешь - тебя не касается. И не думай, что я изверг. Эту боль ты всегда носил в себе.
  "Дадабур, чертов выскочка, оставь меня в покое", - хотел крикнуть Раймонд, зубы заскрипели от кляпа. Хрустнула и переломилась челюстная кость.
  - Челюсть несовершенна, придется еще разок ее помучить, - сказал Дадабур, разглядывая оскал Раймонда сквозь лупу.
  - Психика человека проста и неразнообразна. Узнать, каин ты или авель помогут тайные пристрастия. Любишь музыку - значит ты в душе садист, знаток страданий и шелеста мертвых губ. Композитору, как живодеру, даже в плеске прибоя чудится музыка плача. А художники - дети Авеля, жизнерадостные чревоугодники и беспробудные пьяницы. Бес-по-лез-нейшие, скажу тебе, существа. Они рабы сладострастия. С разумом летящих на радугу мотыльков. Плебеи всегда спешат к корыту. Каждый художник в душе мазохист. Но мир отныне принадлежит не им. Звукоряд волчьего воя прост, зато при первых его звуках - мир на коленях.
   Дадабур пронзил сверлом вторую коленную чашечку.
  - Ты не музыкант, но и не художник. Так кто же ты? Молчаливый отшельник, погруженный в себя математик, шизоид, способный создать Вселенную с нуля. Ты гений. А гении - самые черствые, бездушные и неподкупные существа. Как ты, профессор. Ты глух к сентиментальным историям. Ты даже не вздрогнул от исповеди одного плюгавенького студента, которому щедро отвешивали люлей однокурсники. Да. Ты изгнал несчастного из проекта за пустяковую дозу, которой он пытался залатать некоторые комплексы. А человеческие комплексы способны разрушить мир. Обиженные детки мечтают поставить человечество на колени. Ты не вник в исповедь изгнанного студента. Так послушай теперь музыку настоящего композитора.
  Пока Раймонд "подсыхал", по выражению Дадабура, мучитель ковырялся в его носоглотке.
   - Исправлю дыхалку. Полипы такому психу, как ты, не нужны.
  
   Наконец, Раймонд избавился от разговорчивой крысы с дрелью в руках. Барокамера загрузилась в лифт и под скрежет лебедок поднялась на второй ярус. Здесь будущие пластироны проходили этап орошения.
  Едкий нашатырный диэлектрик умертвил последнюю живую плоть.
  Этот этап Раймонду показался раем. Тишина и одиночество, которые он никогда не ценил, показались блаженством. Лишь на несколько дней он вернулся к боли, когда началось вживление в позвонки внутриклеточных биогенераторов.
  После этого его надолго погрузили в темноту.
  Он не хотел выходить из нее. Наслаждался отсутствием каких-либо желаний. Но вдруг услышал далекий детский крик - и очнулся.
  Ана.
   Ее крик донесся из закоулков памяти.
  - Не уходи!
   Хрупкая фигурка пятилетней девчушки тянула из темноты к нему тонкие руки, губы кривились в плаче.
  Мрак не поглотил ее светлую тень.
  Разум начал восстанавливаться, словно в опустевшем многоэтажном здании кто-то постепенно включал свет. Все ярче становилось в мертвом доме, все меньше оставалось вопросов и теней.
   И наконец!
  Раймонд приказал - и шевельнулись пальцы.
  Он потребовал - и тело выгнулось дугой внутри саркофага. По крышке побежали трещины, раздался хруст, посыпались осколки.
  Он встал.
  Прибежала стража, бунтующее тело снова погрузили в расплав.
  Циклы возрождения возобновлялись до бесконечности. Сознание металось по виражам забвения, пытаясь разворошить пепелище. Разум сходил с ума в комнате разбитых зеркал. Раймонд так и не сумел собрать ни одного лица из миллионов кружащихся сверкающих осколков.
  Зато он осознавал и фиксировал в памяти этапы медленного воскрешения: агония, асфикция, борьба клеток за кислород, коллапс, судороги, тишина, и наконец, пробуждение, восторженность первого взгляда и первых шагов по чужой земле.
   Раймонд вырвался из камеры забвения, чудом сбросил вериги шантажа.
  Он вспомнил Мирисабеллу и крошку Ану, прижатую к ее груди.
  Родные лица возникли в памяти не вдруг. Их образы восстанавливались мучительно и долго. Сначала из темноты проявились внимательные глаза Мирисабеллы, ее зовущие губы и руки, доверчиво лежащие на его плечах.
   Потом ее лицо заменили веселые глаза девочки, летящей из его рук к потолку.
   Он вспомнил нору, вырытую среди развалин, и больную, иссохшую Мирисабеллу, на груде грязного белья.
  Он ушел за лекарством, но вернуться не смог.
  Был ли он все еще человеком?
  Среди живых Раймонд уже не числился.
  
  -9-
  
  Ана осталась одна в холодном вестибюле.
  Над ней нависли дуги лестничных пролетов, по которым не хотелось подниматься. Застывшие струи фонтана из жидкого золота доводили разум до тошноты, зеркальные плиты опрокидывали мир вверх ногами, стеклянная роса на пластиковых лепестках покрылась пылью.
  Послышались шаги. Сверху кто-то спускался.
  Это был страж - индексатор. Он поднял конечность со сканером, синяя волна пробежала по фигуре девушки.
   Она услышала металлический голос:
  - Вы отсканированы и проиндексированы. Получите чип.
  Вакулятор впрыснул под затылок электронную каплю.
  - Можете быть свободной, проиндексированная личность.
  Появился еще один страж с ажурным передником на поясе и кокетливой пилоткой на голове.
  - Пройдите за мной, проиндексированная личность.
   Ана пошла по лестнице, разглядывая золоченую лепнину стен.
   Страж остановился возле входа в просторный будуар.
   - Приготовьтесь. У вас ровно восемнадцать минут. Когда нажмете на кнопку вызова, я отведу вас на арену.
  - Но...
  - Через восемнадцать минут я приду за вами.
  
  - Проиндексированная личность, следуйте за мной!
  
  Ана, облаченная в плотно облегающий костюм, щелкнула последней пряжкой на бедре. Натянула ремешки на запястьях, встряхнула кисти рук и слегка ослабила зажимы.
  "Спокойно, - приказала она себе. - Ничего не изменилось. Все, как всегда. Ничего страшного не происходит. Тебя здесь никто не боится. Значит, и тебе некого опасаться".
   У самой сцены страж протянул ей крюк, и она зафиксировала кляп на спине.
  - Ну, все, лечу!
   Она подняла руки над головой. Заскрипела лебедка, трос натянулся, и девушка с факелами в руках взлетела под купол.
  Во время представления она никогда не смотрела на публику, потому что приходилось следить за фаерами. В любой момент они могли погаснуть, следовало постоянно менять радугу ореола.
  Настроение зрителей она угадывала по дружному стону или восторженным свистам. В этот раз головокружительные кульбиты внутри огненных колец никто не встретил ни вздохом, ни криком.
  Она огляделась, поневоле залюбовавшись убранством арены и мраморными ангелами, слетающими с купольной сферы вниз.
  Обилие света немного ее огорчило. Яркие бра и люстры снижали эффект, производимый настоящим костром, разведенным в центре арены.
  Языки пламени тянулись высоко вверх, и Ана, описывая круги по краю горячего потока, испугалась на миг, что гремучие смеси могут воспламениться.
  Она посмотрела вниз и увидела Его.
  Дьявол утонул в кожаном просторном кресле, задрав ноги на кривоногий столик, стоящий перед ним. Его пальцы медленно поглаживали трубку кальяна. Внутри лазуритовой колбы пенились пузыри. На брюхе кальяна восседали, обхватив его ногами, хвостатые чудовища. Они окунали раздутые бычьи ноздри внутрь раструба, и бодали рогами стекло.
  У ног дьявола разлеглись четыре цербера, лениво следящие за происходящим. Глаза из-под нахмуренных лбов вспыхивали, как догорающая зола.
  Тиран, откинувшись на спинку кресла, смотрел на танцовщицу.
  Сердце Аны заколотилось. Псы, почуяв опасность, вскочили, вытянув морды вверх. Дьявол прищурился, словно страдал близорукостью.
  С виду он казался человеком чрезмерно озабоченным собственной внешностью. Сквозь истертую кожу выпирали ошметки сквашенного пластика. Ана подумала: "Никто не посоветовал ему убрать второй подбородок. Его боятся. Он одинок, но уверен, что это норма".
  Вокруг дьявола стояли стражи, все в одинаковых шлемах и с огнеметами в клешнях. Под масками - пустота. На этих пластиронах конструктор сэкономил. Лица просто срезали и оснастили выемку индикаторами.
  Отец заметно отличался на фоне обычных стражей. У него сохранились настоящие глаза и нижняя челюсть. Но человеком он уже не был.
   "Вперед, крошка, вся надежда на тебя", - с этими словами он спокойно вручил дочурке склянку с керосином.
  Ана улыбнулась, вспомнив инструкцию:
   "Задача проста и безопасна. Нужно устроить немного шума. Хлопок взрыва потушит факелы и костер внизу. А сумасшедший фейерверк в другом крыле отвлечет стражу от охраны монстра. После этого девочке следует немедленно исчезнуть".
  Этот план Ана помнила назубок. Но захочется ли ей исчезнуть, когда начнется самое интересное, никто не спросил.
  Пошел последний круг, музыка смолкла.
  Первая секунда...
  Вторая...
  Третья...
  Четвертая...
  Пятая!
  Ана кинула в правый сегмент арены фосфорный воспламенитель, а в левый - склянку с нитро. Раздался резкий хлопок, свет погас. Едкий дым заполнил горло.
  Внизу поднялась паника. Взвыла сирена, вспыхнули аварийные лампы на шлемах пластиронов.
  Взвыл черный дог, катаясь по ковру и лапами протирая морду.
   Другие псы, кусая клубы дыма, нехотя отступали к выходу. Но он был запер. Началась дикая суматоха.
  Пора.
  Ана тронула рычаг, чтобы спуститься вниз, но лебедку заело.
  Танцовщица беспомощно повисла под куполом, напрасно дергая за аварийный шнур.
   А густые клубы дыма уже поднимались к куполу.
  Дым и темнота. Резь в глазах.
  Пожар разгорался.
  В потолке с запозданием включился противопожарный душ. В распахнутое окно хлынула пена, ворвались морозные хлопья.
  В глубине дворца раздалась стрельба, лучи лазеров зашипели, оплавляя позолоту стен.
  Пластироны способны обнаружить цель в абсолютной темноте, их датчики безотказны, лазеры бьют строго по цели, но из-за скученности они стражи резали друг друга.
  Один из них упал, крутясь на обрубке ноги, и сварочный луч, встроенный в предплечье, повалил на арену всю команду. Пластироны бросились добивать свихнувшегося бойца.
  Луч лазера полоснул по канату, на котором висела Ана. Стальные жилы сразу оплавились и разъединились, загнувшись, как судорожные лапки насекомого.
  - Вот что значит висеть на волоске от смерти. Вернее, на трех волосках от своего позора. Я не выполнила задание.
  
  -10-
  
  Во всех уголках дворца раздавалась пальба, дым ел глаза, но в ложе хозяина было чисто и спокойно.
   Сквозь пуленепробиваемое стекло Дадабур наблюдал за происходящим. Он не удивился появлению Раймонда
  - А, явился? Но я не звал тебя, - хозяин присосался к мундштуку, прикрыв глаза.
  Он не опасался такого ничтожества, как Раймонд.
  - Пришел защитить хозяина от огня и дыма? Пожалуй, ты поступил правильно. Только странно, что в этот раз ты действуешь по уму, а не по программе. Взгляни на стражей. Они как всегда неподвижны. Их долг - алгоритм подчинения. Один ты явился на помощь хозяину. А почему?
  Раймонд стоял перед Дадабуром, смиренно опустив глаза и теребя в руках плетку для порки женщин. Он, как обычно, притворился идиотом. Этому трюку хозяин всегда верил.
   - Молчишь? - Дадабур затянулся из трубки и зажмурился от удовольствия.
  Псы, лежащие у ног, с рычанием обнажили клыки.
  Дадабур сказал:
  - Посмотри на собак. Они чувствуют агрессию Возможно, они о чем-то догадались?
   Дадабур потрепал черного дога по загривку.
  - Верный Чон сказал на собачьем языке: "Хозяин оставил Раймонду толику разума, но до сих пор не догадался, что кретин снова стал человеком".
  Раймонд насторожился.
  - Хватит играть. Давай поговорим начистоту, - Дадабур пристально поглядел в глаза стража. - Именно, поговорим. Я же знаю, ты воспринимаешь речь не так, как остальные пластироны. Я вижу, что ты сумел пробудить сознание. Хотя сам ли ты сделал это? Не я ли позволил ради нашего общего эксперимента?
  Раймонд поднял голову.
  - Вот так-то лучше, - сказал Дадабур. - Я долго наблюдал за тобой, играл, как мышкой, ждал прокола. Поверь, я знаю все о твоих планах. И даже о сегодняшнем задуманном покушении.
  Раймонд не шелохнулся, но Дадбур заметил, как резко зашкалило движок индикатора на щитовидке.
   - Твой разум под контролем, свобода условна, - Дадабур усмехнулся
  - Для чего я нужен тебе? - спросил Раймонд.
  - Ну, наконец, заговорил. Отвечу: без тебя я долго не продержусь. Есть нечто, контролирующее мои успехи. Я не на самом верху.
  - Кто контролирует тебя?
   - Ты любопытен. Знаю, тебе не терпится узнать, как неудачник стал идолом хомячков? Кто усадил меня на трон? Объясню, как все произошло. Путь наверх прост. Достаточно сменить зажиревшую крысу на ее программный аналог. Мой одряхлевший предшественник вознамерился стать бессмертным и лег под мой нож. На стадии гамма-прессования он исчез. Сбой в программе превратил дьявола в лужу металлопласта. Система включила режим поиска, проанализировала варианты и заменила первое лицо на подходящее. Им оказался я. Почему я? Потому что находился ближе всех к расплавленной луже. Вот и все. Таков мой путь наверх.
  - Не ты - а некая Система создала наложниц и догов, лежащих у ног? Ты в стороне?
  - Не я твой враг, Раймонд, а система. Она создана не психопатом Дадабуром и не его предшественниками. Система страха зародилась много тысячелетий назад. Кем? Сама собой. Хомячки, агрессивны, потому что полны страха, но и послушны тоже по причине страха. Это главный движок разумного мира.
   - Ты хочешь заменить алгоритм страха на что-то иное?
  - Без страха нет власти. Без власти - я труп, сам понимаешь.
  - Ты хочешь присвоить алгоритм и заменить систему собой?
  - Мы должны обмануть систему. Подчинить ее воле человека
  - Твоей воле?
  -Уничтожив разнообразие, Система отрезала главную ветвь эволюции. Дальше - тупик. Не правда ли, странно, что за тысячи лет физиология человека совершенно не изменилась. Это потому что дальнейшее усовершенствование приматов не запланировано. Пойми, не ядерное недоразумение, а страх спалил человеческий мир.
  - Как ты собираешься разрушить систему?
  - Мне нужен твой молодой мозг, профессор.
  - Молодой? Ты шутишь?
  Поискав глазами под куполом фигурку девочки в сверкающем трико, дьявол подмигнул:
  - Твоя дочь?
  Раймонд вздрогнул. Дадабур перехватил напряженный взгляд.
  - Знаю. Гордишься. Твои гены. Знаю и то, для чего ее сюда притащил. Ты глуп, Раймонд. Пытался девчонку подсунуть в мою постель? Я ее, разумеется, с удовольствием насажу, но главное - мозг. Вот что мне нужно. Молодой, растущий, пытливый мозг станет главным реликтом. Я извлеку из него гены гениальности, твои гены, Раймонд, и ты мне в этом помо...
  
  Он не договорил.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"