Аннотация: По закону бутерброда, как только вы оказываетесь на пороге тайны, перед вами захлопывают дверь и депортируют вас в деревню.
Проклятущий город оказался не только столицей неведомого государства, но еще и крысиным лабиринтом, чего ночью мной замечено не было.
Множество ответвляющихся улочек, ведущих в нужном мне направлении, то и дело оканчивалось тупиками или сливались с другими улочками, ведущими в совершенно другую сторону. Их реальное расположение разительно отличалось от того, которое открывалось с крыши башни, поскольку разноцветные гирлянды светильников тянулись как попало, совершенно не следуя направлению улиц, а иногда даже закручиваясь в хитрые спирали. То и дело выныривали крохотные площади, выложенные брусчаткой, с непременными фонтанами или беседками по центру.
В конце концов, я не выдержал и, попав в очередной тупик, взял стену штурмом, опровергнув тезис о необходимости многократных тренировок для покорения вершин. Очутившись на крыше какого-то сарая, я проложил приблизительный курс в сторону башни - интересно, почему она зайцева - тщательно отключил мозг и помчался в ту сторону длинными прыжками, избегая строений с вычурными крышами или скользким на вид покрытием. Интересно, сколько народу я успел переполошить грохотом от прикрышевания? Как-никак, почти полтора центнера веса, если верить показателям цветка.
Солнце все увереннее расправляло жадные языки, выкрашивая улицы во все оттенки синего. Лазурь, ультрамарин, индиго... Разнообразные вариации этого безумного цвета плясали в окнах, бликовали на стенах, и даже сам воздух переливался голубоватыми волнами. Гирлянды и фонари поспешно гасли, и я уже чуть не вляпался в ловушки из тонких проволочек с осветительными шариками: дважды проскочил, согнувшись в три погибели, а на третий - свалился в чужой двор, попутно оборвав бельевую веревку и всполошив собачищу размером чуть поменьше тех монстров, что обретались у Талеона в усадьбе. И ведь по всем книжным правилам полагается зверью бояться меня да забиваться под крыльцо... Ан нет, чуть кусок ноги не отхватила, тварюга.
Параллельно я смутно надеялся услышать пожарную сирену или какой-нибудь тревожный набат, который собрал бы жителей столицы по поводу вопиющего сноса башни. Там же дома совсем рядом, не то что у некоторых - пятьдесят соток благостного парка и башня в центре. Таверна-то стоит прямо на улице, эдакий Дамоклов меч, нависший над горсткой домишек.
Но при этом на улицах - практически никого. Проходят иногда редкие прохожие, потерянные с виду, однако для столицы это возмутительно, вопиюще малолюдно. Никто не бежит туда, куда стремлюсь я, безумно смело преодолевая пространства между чужими курятниками.
Предаваясь подобным недоумевающим размышлениям, я допрыгал-таки до самого последнего рубежа и присел на коньке лаково-синей черепичной крыши. Подо мной было три этажа свободного полета, заканчивающихя бирюзовым газоном. Шагах в двадцати, неприступно возвышался забор, наглухо отгораживающий покой обитателей дома от шумных (не сейчас) улиц. А за ним...
От башни остался лишь скелет, и тот до половины. Но вместо картины повсеместных разрушений, уже нарисовавшейся в моем воображении, я обнаружил толстенный слой пыли и праха, ровным кольцом окружавший этот скелет, не выходя за пределы пятиметрового радиуса. Окинув взором строение, я ощутимо криво улыбнулся. Высоко, под самым небом болтался кто-то очень знакомый, позвякивающий ворохом стальных лент заместо волос. Хотя улыбка тут неуместна - кто знает, живой он или уже того...
- Не думать, значит, - бормотнул я, пристально глядя на далекий забор. Отвратительная привычка - разговаривать с самим собой, да не просто разговаривать, а еще и советоваться.
Прыгай!
Забор целиком и полностью занял сузившееся поле зрения, стремительно летя навстречу и одновременно проваливаясь куда-то вниз. Я возликовал и тут же зацепился носками ботинок за самую верхушку и с грохотом и матом кувыркнулся наземь. Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я не пожалел времени на бдительный осмотр себя со всех сторон. Ни синяков, ни царапин, все равномерно-серое. Отлично, осталось только принять релаксирующую ванну... Ну и спасти всех, кто под руку попадется.
- Эй!
Я на всякий случай крикнул вверх, и одинокое бледное эхо метнулось между домами, как испуганная ворона, пока не забилось в какую-то каминную трубу. Тишина...
При всех моих приступах апатичности я сомневался, что останусь спокоен и беспристрастен, если залезу наверх и обнаружу там зверски убиенного гнумия с прощальной надписью, выжженной на спине.
- Снимите меня отсюда! - заорал гнумий во всю мощь легких, полностью оправдывая гордое звание живого и вроде бы даже невредимого.
Почесав в затылке, я вздохнул и полез в серые завалы, поднимая целые облака то ли пепла, то ли праха. Добравшись до бывшего здания, на всякий случай простучал его кулаком, потом еще раз усомнился и для проверки добавил ногой. И совсем забыл, что...
Скелет крякнул, разваливаясь, словно карточный домик. Сверху донесся дикий вопль, нарастающий по мере приближения, и полторы секунды спустя на меня свалился нецензурно орущий, но совершенно целый на вид гнумий, изловленный мною, словно дорогой телевизор, сброшенный с балкона.
- ...и сдох!!! - гном закатил глаза и принял вид человека на грани тошноты.
Я выронил его в пеплопылевой сугроб, гном заорал так, как будто все же упал с той поднебесной высоты. Мне на голову рухнуло что-то громкое, со стуком отскочившее от черепа, и свалилось прямо на гнома, после чего кануло в пыли.
- Кружка, - обалдело резюмировал я.
- А ну развязывай! - заверещали из-под ног, не больно, но обидно лягаясь, и тут же последовал приступ захлебывающегося кашля.
Я благополучно вспомнил, что мне-то мелкодисперсные взвеси нипочем, а вот человек и прочая дышащая тварь может и задохнуться. Вытащив кашляющего, плюющегося и чихающего гнумия из пепельной ловушки, я разодрал многослойную веревку, стягивающую его руки за спиной, и сразу отошел в сторону на всякий случай.
- Я разорен! - пафосно объявил гнумий, сдирая с себя лохмотья, некогда прозывающиеся рубахой. - Я пойду по миру! И кто в этом виноват?
Я бы мог сказать - кто, но слова застряли где-то в районе диафрагмы. Я уже успел выстроить причинно-следственную цепочку и, как ни крути, виноватым здесь оказывался именно я, а Талеон со своим отмщением - это уже следствие из причины.
- Стекло-то, стекло какое дорогущее пропало, - гнумий пустился в перечисление ущерба, растирая багровые полосы на запястьях и выше. - Апчхи!
Его причитания снова натолкнули меня на абсолютно левую мысль. Я хорошо помнил, что в талеоновой башне как минимум на одном уровне были огромные окна по всему периметру. А вот когда я слетел по внешней границе этого их силового поля, то не заметил никаких стекол. Иллюзии, голограммы?
Между тем гнумий перестал перечислять нанесенный ему ущерб и попробовал зарыться в пыль - вероятно, чтобы найти хоть что-то - но был сражен собственным громоподобным чихом и вынужденно отступил.
- И что за диверсия была? - наконец-то выдал я мучительный вопрос. - Ты знаешь, кто разрушил башню? Это, гхм...
- Не клацай зубами, ты здесь не при чем. Вернее, при чем, - опыленный гнумий оглядел меня с ног до головы. - Но я сам виноват, что ввязался в дело с хуцами.
- Так это не Талеон устроил? - с плеч наполовину свалилась незримая гора.
- Если бы это был он, его люди непременно сообщили бы об этом, - оскалился гнумий. - А так я даже не успел подумать о хуцах, как мне предъявили счет. Похоже, где-то завелся хлебогрызец. Маленький такой хлебогрызец, - гнумий почти промурлыкал последние слова, и его тон не обещал неведомой тварюжке ничего хорошего.
- То есть кто-то пришел и сказал, что козлов, тьфу, хуцев лучше не трогать? - уточнил я.
- Именно.
Как интересно. Кто же это может быть так кровно заинтересован в сохранении козлиной тайны. Наверное, тот, кто не хочет, чтобы широкая общественность узнала о его прогулках по верхнему лесу. Неужели это настолько страшно, что ради сохранения тайны не жаль обрушить целую башню? Конечно, не исключено, что я ошибаюсь, и с хуцами связан кто-нибудь другой, но иной версии у меня нет.
- Башни просто так не рушатся - задумчиво пробормотал железноволосый. - Чтобы развалить башню нужно слишком сильное слово, подозрительно сильное.
- Или энное количество взрывчатки - буркнул я себе под нос.
- Да что ты знаешь о взрывчатке? - возмутился гнумий, живо напомнив Лакая, и я на секунду пожалел, что снял его с импровизированного лобного места.
- Что она сильнее выкриков и пассов руками.
- Нет! Слово много сильнее. Именно поэтому здесь никого нет, если это тебе интересно, - добавил он, покосившись на меня. - Боятся последствий, - уточнил для самых тупых.
Чуть-чуть помолчав, я выдал традиционное для таких случаев:
- Может, я что-то смогу для тебя сделать?
- Что, составишь мне протекцию для вступления в ряды личных охранителей кое-кого? - ухмыльнулся гнумий. - Я думаю, он будет в восторге.
- Я думаю, ты не будешь в восторге, - предположил я.
- Вот это, - гнумий постучал себя по голове, - не дает мне быть чьей-то привязкой. И слава Бавухе!
- Это вы, батенька, врете, - уличил я его. - Я сразу двоих гно... гнумиев видел. В привязке.
- Да ну? - гнумий дышал сквозь рукав, затеяв выбраться из пыли. - Я думаю, что волос у них нет.
- Так вы знакомы?
- Еще чего не хватало. Просто лысые гнумии не могут противостоять такой ломовой силе, какая есть у этих психов типа твоего Талеона.
- Он не мой, - машинально отказался я. - Что за сила? Что за противостояние?
- Так я ии... чхи! Зелень побери! - гнумий сплюнул серым. - Короче, наши волосы - это защитная завеса. Вроде как железное ведро на голову надели.
Закончив объяснение столь оригинальным пассажем, он медленно погреб сквозь Джомолунгмы пепла на твердую почву.
Я двинулся следом и вдруг споткнулся обо что-то, засыпанное останками башни. Оно было... мягким. И от осознания этого как-то мне поплохело. Ну кто ж знал, что местные злодеи так оперативно среагируют!
Преодолевая метания души, я закопался в пепел, разбрасывая пыль целыми пригоршнями.
- Что ты там делаешь? - гнумий добрел уже до середины пылевого круга, прикрывая глаза рукой.
- А как же люди?
- Какие люди, - гнумий закашлялся, пытаясь одновременно жестоко прочихаться. - Никого не осталось.
- Все умерли? - тупо спросил я, стоя над чьим-то телом, усыпанным пеплом. Серая пороша лежала даже на открытых глазах, превратив их в слепые бельма.
- Благодарение Бавухе, я уже закрывался. А кто оставались, сразу по трещинам метнулись, что твои хлебогрызцы. Тьфу, хрень зеленая!
- Но не все же успели! - возопил я, пораженный таким равнодушием. Хоть бы притворился, что сожалеет, гном подколодный.
- Ты предложил бы мне смело перебить всех пришедших и на горбу вынести упившихся из рушащейся западни? - поинтересовался гнумий, останавливаясь и поворачиваясь. - Да, мне очень жаль, что погибли люди, но я сделать ничего не мог!
Я поднял неизвестного на руки и оглянулся, мучительно соображая, где здесь ближайшее кладбище, и по каким заветам хоронят безымянных.
- Оставь его. Город сам похоронит. Может, ему повезет, и город подарит новую жизнь.
- Город, - мрачно произнес я. - Пока добрался, чуть не свихнулся. Улицы как взбесились, одна в другую упираются и в клубок заворачиваются. Не город, а крысятник.
- Эй, - оскорбился гнумий. - Не говори о том, чего не знаешь! Чтоб тебе было известно, наш город - это дерево. Чего застыл, а? Вот посмотрел бы с высоты крыланова полета, сразу перестал бы удивляться.
Я действительно застыл, продолжая держать неизвестного. Город-дерево?
Судорожно кашляющий гнумий наконец-то преодолел пепельные завалы, а я осторожно опустил мертвеца в серые сугробы, как будто боялся разбудить резким движением. Вот уж точно прах к праху. Но теперь я знаю, что могу спокойно искать тех, кто это устроил. Очень тщательно искать.
Из сугробов я выбирался практически на цыпочках, мучительно ожидая снова споткнуться и найти кого-то знакомого - Мартина, Ёжи, ту здоровенную жизнерадостную амазонку...
Гнумий потоптался на границе и внезапно тихо спросил:
- До дома спровадишь? На всякий случай.
- Ладно, - я махнул рукой. - Расскажи, что ли, про город тогда?
- Это запросто, - согласился гнумий.
Из пространного рассказа я уяснил, что город у них живой, и не зря я сравнивал башни с поганками на клумбе. Вон и деревья растут вместо банковских счетов, а в пеньки можно входить вместо калиток. Как будто здесь живо то, что у нас, наверху, считается мертвым или, по крайней мере, неразумным. Неудивительно, что здесь нет мусорщиков, службы водоканала и прочих канализационно-строительных органов. За пределами такого города вряд ли кому-то захочется жить, разве что ярым любителям личных усадеб, которые могут позволить себе нанять кучу рабочей силы, чтобы усадьбы эти обслуживать.
- А корни его защищают нас от птиц. Поэтому в отличие от вас мы не закапываем тела и драгоценности в землю... Ну разве что для самых богатых.
Я потер висок, припоминая, что за птицы, от которых надо оберегаться, и вспомнил - те, которые живут под землей, нанизывая на клювы неосторожных пешеходов и прокладывая запутанную сеть подземных же тропок. Гнумий еще что-то болтал про возрождение некоторых особо избранных, которым город дарил новую жизнь - то в виде цветочка, то в виде башни или, там, бабочки, - все больше углубляясь в область легенд и преданий.
К тому времени, когда он завершил сказание о борьбе хтонических чудовищ, мы успели отмахать приличный километраж, солнце полностью распустилось, а на улицы высыпал народ: торгующий, в том числе и собой, покупающий, куда-то спешащий, едущий, блюющий после вчерашнего, играющий, выступающий - целая ярмарка. Нам тоже пару раз пытались бросить монеток, требуя выступить с актерскими номерами. Гнумий с утроенным скандализмом отмахивался от предложений, одновременно пытаясь хитро спрятать физиономию - наверное, боялся всенародного узнавания, ибо то тут, то там вспыхивали разговоры о рухнувшей башне, правда, кратковременные и не особо оживленные.
- Выжидают, хлебогрызцы, - ворчал гнумий, пристроившись у меня за плечом и едва не тычась в него носом. - Как узнают, что за разговоры бить по мордам их не будут, сразу столько слухов понапустят... Давай теперь налево через мост.
- Далеко еще?
- А как же, - гнумий со звоном тряхнул волосами. - Тебя разве не учили, что жить рядом с работой вредно для здоровья?
- Слушай, гном, - я остановился и повернулся к спутнику. - А тебя не учили, что хамить с утра пораньше - вредно для здоровья?
Росточку в нем было навскидку метр семьдесят, и потому гнумий аж привстал на цыпочки, собираясь гавкнуть что-то скандальное, но я вовремя сунул кулак ему под нос.
- Гляньте, горожане, что творится! - бабьим голосом заверещали справа. - Уже мертвяки честных гнумиев обидеть норовят прямо под чистым солнышком!
- А серые-то оба, небось, на башенном пепелище копались! - не в лад, но горячо поддержали справа.
Плотина народного терпения прорвалась, и рухнувшая башня моментально стала новостью номер один в местном чарте. Я собственными ушами услышал, как растет снежный ком дичайших слухов, превращая пусть и трагическое, но всего лишь событие в катастрофическое побоище со множеством жертв. Все заблудшие мужья, отцы и сыновья однозначно объявились погибшими в упомянутой башне, и над улицей уже поплыли одинокие ноты женского плача.
- О Бавуха!
Опомнившийся гнумий шустро проталкивался сквозь толпу на мосту, а я неотступно следовал за ним, для надежности прихватив в кулак пару железных ленточек. Интерес общественности к нам пропал так же быстро, как и появился, чему нельзя было не порадоваться.
Гнумий попетлял в улицах и притормозил только в самом конце одной из них, у последнего дома, а следом уже был серокаменный тупик. Не внешней городской стены, что уже хорошо, а то мне стало казаться, что мы отмахали половину города.
- Ну я вообще-то уже дома, - нахально заявил гнумий. - А тебе, как я понимаю, в другую сторону?
- Василий!
Наглухо закрытое окно с дребезжанием распахнулось, резные ставни грянулись об стены, словно сметенные мощью трубного женского голоса. Следом в окно по пояс высунулась обладательница октав, звеня волосами, как цыганка монисто. Я уперся взглядом во внушительную грудь, позволявшую воспроизводить упомянутые октавы, и одновременно боковым зрением отметил, как гнумий медленно начал краснеть.
- Не Василий, а Вассэль, глупая женщина! - прикрикнул он. - О Бавуха, за что мне досталась такая жена?
- Это ты своим пьяницам будешь рассказывать, - ничуть не понижая голоса, ответила ему супруга. - Вассэль, Шмандрэль... Василием тебя нарекли, Василием и помрешь!
- Чи, Васенька, опять домой приперся пьяный? - по-старушачьи ехидно спросили откуда-то у меня из-за спины. - Да еще и раздетый, посмотри-ка на него! Да еще и полюбовницу с собой приволок!
- Ты что несешь, Лори! - гнумиха погрозила внушительным кулаком неведомой старушке, тут же бюстом встав на защиту чести и непорочности собственного мужа.
Гном, тьфу, гнумий временно онемел, широко раскрывая рот и мелко звеня волосами, я тоже глубоко задумался, соображая, где же тут женщины, помимо гнумовой жены, чей бюст по прежнему не давал мне покоя, ибо воинственно колыхался.
- Протри глаза, старая дура! - наконец очнулся поименованный Василий. - Совсем на трехсотый год видеть перестала?
- Да и здоровенную! - неутомимо перечисляла старушенция. - Лохмы вон какие отпущены! Тьфу, позорище!
В этот момент наконец-то проснулось мое логическое мышление и указало на явную связь между признаками, описываемыми старухой, и теми, что в наличии у меня.
На запах разгорающегося скандала начали высовываться остальные соседи, и на последних словах старой ведьмы кто-то уже многозначительно хохотнул.
- Дура, это мужик! - навела порядок бюстообладательница.
- Так он еще и мужи-ик, - обрадовалась старая ведьма. - Так вам детей до желтого солнца ждать придется!
Похоже, старая перечница тяпнула супружескую пару за самое больное место, поскольку оба синхронно раскрыли рты и исказились лицами. Прежде, чем кто-либо из них пришел в себя, я повернулся, собираясь собственными глазами рассмотреть зачинщицу ситуации. Серая пыль образовала вокруг меня облачко, взлетая с тех мест, где ее не обтерло в уличной толчее. Поймав взглядом морщинистое личико, выражавшее крайнюю степень злорадства, я громко щелкнул зубами.
- Упокойник! - неожиданно молодо взвизгнула старушенция и с грохотом захлопнула окно.
- Надо было в другом месте селиться, - проскрежетал гнумий.
- Да ладно, Васи... Вассэль, - отозвался его сосед, вышедший на крыльцо для лучшего рассмотрения боевых действий. - Давай лучше ко мне, арки глотнем, а?
- Ты меня завел в эти... в этот район вздорных старух, ты и выводи, - уставил я палец на гнумия.
- О Бавуха, не могу я все сразу! - гнумий схватился за голову. - Аспид, я потом зайду... Дорогая, закрой окно и не волнуй улицу своей красотой. А ты, эээ...
- Зох, - любезно подсказал я.
- Мы еще поговорим, - пообещала женщина и скрылась в доме.
- Тьфу! Да, а тебе, Зох, советую обратно сделать крюк через рынок. Сегодня он не работает, пройдешь спокойно. Сначала по первой боковой улице прямо до фонтана, потом налево до дома с кошками и оттуда по улице с цветником. Прямо упрешься в ворота, вдоль забора налево, там за кустами дыра. Все, будь здоров.
Выпалив маршрут и прощание на одном дыхании, гнумий взбежал на крыльцо и отгородился от мира дверью, неприступно ею хлопнув.
- Хоть бы на рубашку расщедрился, скупердяй! - рявкнул я вслед.
Скупердяйский гном не ответил - видать, затаился. Сосед-Аспид хохотнул и тоже скрылся за дверью. Сунув руки в карманы и провожаемый настойчивыми взглядами из окон, я двинулся обратно - к первой боковой.
У фонтана смыл остатки пыли, а возле дома с кошками стянул с бельевой веревки некое подобие рубахи, правда, без пуговиц. Зато размерчик подходящий...
Я задумчиво остановился у ворот, за которыми открывалось пустое пространство явно когда-то бывшее рынком. Интересно, что с ним сейчас? Не работает? Разрушен? А главное - что я-то здесь делаю?
В голове что-то щелкнуло, и я с облегчением вспомнил, за каким именно хреном сюда приперся. Но с прогрессирующими провалами в памяти не мешало бы срочно разобраться. Вдобавок я вспомнил, что ночью таскался к Талеону именно для решения этого вопроса, но вопрос так и не донес, расплескав по дороге. Главное, не забыть этого теперь. Не забыть, не забыть, не забыть...
Я прошел вдоль забора, нырнул в обещанные кусты и просочился в дыру, которую они маскировали. Не забыть, не забыть, не забыть... Нечеткое эхо выпрыгивало из-под ног и носилось между крытыми рядами. Не-за-быть, не-за-быть...
- Эй ты, паленый!
Я сбился с шага, обернулся на выкрик, испоганивший мою тщательно составленную мантру. За спиной у меня нарисовались два субъекта уголовной национальности. Один - синеволосый, как мужское воплощение Мальвины, другой - обритый налысо коренастый отморозок. Именно такие типы караулят одиноких горожан в темных подворотнях, начиная беседы с традиционного "закурить не найдется?" и заканчивая битьем ногами по важным органам.
- Чего надо? - заранее недружелюбно спросил я.
- Поговорить надо, - классически отозвался синеволосый, догоняя меня и даже перегоняя.
По ходу дипломатической беседы мы оказались у какого-то склада, выполненного в серых каменных тонах. Я логично рассудил, что беседовать лучше всего, когда стена у тебя за спиной, и остановился. Синеволосый улыбнулся так сладко, будто сожрал пятилитровую банку меда.
Шагнув назад, я уперся лопатками вовсе не в стену, а во что-то живое.
- Тц-тц, - произнесли из-за спины. - Смотри куда идешь, - и строго, по-милицейски, схватили за плечи.
Я широко зевнул. Не ради выражения презрения, а просто так вдруг, неожиданно даже для себя. Легкие раздулись, как воздушный шарик, и так же быстро вытолкнули воздух. Мне жутко хотелось вернуться домой, то есть в башню, и добраться-таки до этой проклятой ванны. Глаза закрывались, но я все равно успел порадоваться тому, что выполняется моя долгожданная мечта - спать. Правда, мозг при этом словно превращается в кисель, сель, капель...
- Эй ты! Ты что, решил издохнуть раньше времени?!
Хлесткая пощечина вытряхнула меня из растениевидного существования.
- Так не годится, - сообщил синений. - У нас есть к тебе пара слов.
Выжидательно подняв брови, я уставился на оратора, отказываясь даже предполагать, что мне могут поведать. Единственное, чего не стоило ждать - так это поздравления и путевки наверх. В Нарн-суу.
- Скажи спасибо своему железноголовому приятелю.
- Чего? - я несказанно удивился, представив себе странного типа со сверлом вместо головы.
- Гному, - любезно пояснил синеволосый.
- И дальше что? - искренне заинтересовался я, одновременно преисполняясь желанием оторвать голову недавно спасенному "железноголовому". Не успел с ним расстаться, как он уже гопников насылает?
- А дальше вот что.
Синеволосый отцепил с пояса ранее незамеченный мною топор и с легкостью перекинул его из руки в руку. В это время, вместо того, чтобы строить тактические планы, я мучался историко-филологическим вопросом: откуда здесь могло взяться "спасибо" да и куча других слов, происходящих от понятий, которые вроде как существовали только в моем мире. Тут было бы уместнее говорить "спасиба" или "спасимы" - от Бавухи и от мыша.
Размышления были прерваны ударом в грудь, от которого у меня едва не подкосились ноги.
- Ах ты ж паскуда залетная, - молвил синеволосый, разглядывая топор с какой-то отрешенностью во взоре.
- Сюрпри-из, - протянул я, радуясь тому, что убийца по странной прихоти решил зарубить меня не как Раскольников или профессиональный кат, а нетрадиционно.
План действий так и не родился. Я качнулся вперед-назад, снова вперед, а назад уже ударил всем телом, со всей силы, которую мог приложить. Над ухом раздался такой звук, будто напарника синеволосого жестоко тошнит, закончившийся булькающим хрипом. Под спиной множественно хрустнуло, лопнуло, треснуло и тут же потекло. Руки явно покойного безвольно упали, и я без помех избавился - вернее отлепился - от назойливого присутствия.
- В очередь, сукины дети, в очередь! - процитировал классику советского кинематографа. - А вот кому еще тайский массаж проникающего действия?
Оглядываться я не стал, полностью положившись на выражение лица синеволосого, который уставился мне за спину совершенно некондиционным взглядом.
- Ты... - опомнился несостоявшийся палач. - Ты!
Я передернул плечами, чувствуя, как спину облепляет мокрая ткань.
Синеволосый не стал тратиться на дальнейшие обличительные выкрики и прыгнул, вращая топором, как обезумевшая мельница. Я схватился за узур и рванул его навстречу противнику, опять забыв, что зубастый меч находится в ножнах. Еще один экземпляр узурохранилища можно выбросить на помойку.
Узур и топор столкнулись с яростным лязганьем, даже брызнула пара-тройка искр. Лезвие топора медленно и уверенно раскололось на две неровных части. Синеволосый схватился за обвисшую руку и резко отпрыгнул назад, зверски исказившись лицом.
Вот здесь ему было бы уместно крикнуть "мы еще встретимся!" и раствориться в улочках города. Или мне нужно сказать что-нибудь презрительное, мол, вали отсюда, помойная крыса, и опасайся еще хоть раз столкнуться со мной на одной дороге...
Но вместо этого владелец топора сунул здоровую руку за спину, и я моментально вообразил, что у него там компактный лучемет, а потому без раздумий прыгнул, норовя достать вражину до того, как он достанет меня. Прыжок оборвался в самом начале, потому что я ухитрился поскользнуться на ровном месте, попытался удержать равновесие, выронил узур, извернулся... и рухнул на спину.
- Привет, - наклонился надо мной синеволосый, демонстрируя громоздкий агрегат аж с тремя стволами.
- Привет, - согласился я и махнул ногой, не жалея связок.
Носок ботинка врезался синеволосому прямо в лоб и застыл как приклеенный. Лезвие, спрятанное в подошве, врубилось в черепную кость, прочно застряв. У синеволосого медленно отвисла челюсть, безжизненно опустились руки и явно подогнулись колени. Трехствольная пушка с грохотом упала на каменную землю. А потом и синеволосый завалился набок, утянув меня за собой.
Лезвие пришлось расшатывать, яростно дергая ногой и выслушивая неприятные хлюпающие звуки.
Вырвавшись на волю, я первым делом оглянулся в поисках возможных свидетелей и поспешил ретироваться. Только отбежав шагов на двадцать, я сообразил, что передвигаюсь как-то неправильно, плюнул и поднялся на ноги, отряхивая ладони об штаны. Забытый узур тут же напомнил о себе синеватым отблеском, и пришлось снова возвращаться к окончательно посиневшему трупу.
Кое-как приладив узур на место с помощью изъятых у трупа шнурков, я наконец покинул пределы рынка, выйдя в почему-то незапертые ворота и тут же влившись в потоки активно снующих по городу жителей. Надеюсь, они сочли, что расцветка рубахи у меня от производителя - белая с бурыми пятнами. Ну гном, ну паршивец, доберусь еще до тебя и превращу в наскальную живопись.
До собственного дома без помех добраться мне не дали - на очередном бурлящем перекрестке меня схватила за руку тетка неопределенного возраста, щеголяющая черной повязкой на глазах. Схватила и заголосила театральным шепотом:
- Свершится пророчество!
- Какое пророчество? - изумился я. - Мне все-таки суждено спасти мир?
Тетка подцепила повязку немытым пальцем, и из-под ткани на меня глянул внимательный сорочий глаз.
- А, нет, ты не избранный, - разочарованно цыкнула зубом гадалка. - Обозналась, хрень зеленая.
Слегка оскорбившись, я пожелал ей выучиться на кого-нибудь классом повыше шарлатана, и мы расстались взаимно недовольные друг другом.
Еще немного поплутав по городу, я вывернул-таки к родной башне. Если бы не день-деньской, я бы давно оказался на месте, снова использовав пустующие крыши, поскольку не внять многоголосому шелесту мыслей в башне было невозможно. Протянувшиеся к ней нити буквально проступали в воздухе памятным красным пунктиром. Вот еще одна уходит далеко в сторону - это серая кобыла, еще две - это раковина и третья лошадь. Все потом, потом.
Отворив калитку пинком, я прошествовал прямо к воротам, нарисовавшимся в стене башни при дневном освещении. Диаметр постройки позволил ей выстроить проем, в который без проблем въехала бы парочка внедорожников. Я дернул за шнурок, недвусмысленно мотыляющий кисточкой на уровне глаз, и был вознагражден колокольным звоном, прокатившимся за тяжелыми створками.
Ворота открылись наружу - тихо, без скрипа петель и упредительных криков "Стой, путник!"
Первой, на кого я натолкнулся, была Светлая Иррлихт. Ее-то я помнил без заглядываний в шпаргалку. Она действительно была светлой с ног до головы: кожа, волосы, неописуемо прозрачные глаза, хрустально поблескивающие ногти, губы цвета перламутра. Как будто ее выточили из огромной жемчужины. И при всем этом ей было лет тринадцать. Изначально я бухтел про педофилические склонности, весьма распространенные в высшем обществе, но мне быстро разъяснили, что она - единственная, кто почти добровольно пошел в телохранители. Не сказать, чтобы она была не по годам мудрой или по-детски непосредственной, но в рамки холодной благовоспитанности укладывалась вполне.
- Зо-ох? - протянула Иррлихт, высоко поднимая светлые брови. - А ты разве не в дозоре?
- Ванная, - твердо сказал я, удерживая в памяти главное. - Где моя мертвая вода? Где она?
Иррлихт всплеснула руками, развернулась на пятке и убежала куда-то вглубь башни. Я пошаркал следом, но выше первого яруса даже не совался, плюхнувшись на мрачно-багровый пуфик, притулившийся у стены.
- Привет, Серый.
Я завертел головой и обнаружил, что рядом с дверью есть ниша, в которой затаился очередной бдительный страж. Страж светил из темноты лиловыми глазищами, одновременно сверкая стоматологически-совершенной улыбкой. Потом из тьмы вынырнула рука, обвешанная бирюльками, сделала приветственный жест и спряталась обратно во мрак.
- Не скучно там весь день стоять? - исключительно из вежливости поинтересовался я. Меня угнетали одни лишь мысли о несении караула, и я искренне считал кремлевских часовых самыми несчастными людьми в мире.
- Скучно хренозеленственно, - вздохнул К'сел, выныривая из ниши целиком. - И ты занял мой любимый пуфик. Я как раз собирался на него сесть.
Поерзав, я утроился поудобнее и вытянул ноги. К'сел напыжился, собираясь сказать какую-то гадость, но тут по лестнице бодрым горохом рассыпались легкие шаги, и темноволосый караульный быстро занял место по уставу.
За мной прибежал девчонка. Наверное, из обслуги, чья-нибудь дочка или племянница, пристроенная на теплое местечко. Будущая повариха, горничная, нянька...
Ребенок вежливо пригласил меня следовать за ним - в глубину башенных коридоров и переходов.
- Дядь, а вы правда покойник? - щебетала пузатая мелочь, ухитряясь одновременно двигаться вперед и нарезать вокруг меня круги. - А правда, что вы на завтрак вампиров едите, на обед детишек, а под вечер живыми птицами закусываете? А правда, что...
Нескончаемый поток детских вопросов бурлил вокруг меня, как норовящее вот-вот выкипеть молоко. Того и гляди перельет через край, пригорит и завоняет. В конце концов я на ходу протянул руку и поймал карапузиху за высокий воротник стоечкой, после чего сгреб подмышку и внушительно произнес:
- Дитя мое, показывай дорогу, иначе в меню я внесу тебю. Ага?
Малявка заболтала ногами и счастливо засмеялась. Я аж поморщился. Да, вот он - чистый и незамутненный детский смех, от которого звенит в ушах. По крайней мере, одно точно не изменилось - мелкие детишки продолжают меня любить, причем не за конфеты, а просто так. Меня это всегда напрягало.
Ведомый указаниями девчонки, я добрался до цели путешествия, выраженной в закрытой двери, возле которой одноглавым цербером пристроился Урша.
- Поставь ребенка на место - вместо приветствия потребовал моха.
- Еще чего, - прищурился я, - вот возьму и съем эту козявку.
- Не ешь козявки, они невкусные! - радостно взвизгнула мелочь и активно заболтала ногами.
- Слово, изреченное младенцем, суть полуправда, - блеснул философскими познаниями моха, отбирая у меня детеныша и родительски напутствуя его подзатыльником. - Брысь на кухню, спросишь там орехов.
Девчонка достала из-за пояса перьевую метелку и поскакала в обратном направлении, делая вид, что старательно обметает барельефы на стенах.
- И светлый детский смех озарил эти мрачные готические коридоры, - с выражением произнес я. - Замок некроманта рухнул от звуковой волны, и всем положительным героям стало хорошо.
Урша булькнул что-то невнятное и поинтересовался - кто такие некроманты. Я любезно разъяснил, чем они занимаются, попутно зачитав лекцию о том, почему нельзя их путать с некрофилами, и на всякий случай затронул вопрос о ксенофилии, одновременно алчно поглядывая на запертую пока что дверь.
- Хватит, - оборвал меня моха, возмущенно потрясая хвостом. - Об эликсирах, составленных из отрезанных гениталий, я не хочу ничего слышать! О Бавуха, какие же извращенцы...
- Где моя ванна, змей?
- Ах да... прошу.
Урша распахнул дверь, и я вступил в мрачную комнату, освещенную хлипким желтоватеньким сиянием, испускаемым какими-то наростами на каменных стенах. Однако комната вовсе не напоминала сырой карцер, а главное - в центре возвышалась столь воспеваемая мной посудина.
- Только не в одежде! - заверещал моха, ловя меня за рубашку. - Ни в коем случае!
Это отняло у меня еще десять драгоценных секунд, и в ванну я влетел рыбкой - все судьи десять баллов. Совершив мощный вдох, я тут же загрузился водой целиком и плавно опустился на дно, чувствуя себя по-настоящему счастливым человеком. Тяжелая вода лениво колыхалась, рассеивая и без того чахлый свет, и я поймал себя на пафосной мысли о бесконечности бытия в разрезе возвращения в материнскую утробу. Избавившись от мудрой думы, я пристально уставился на любопытничающего Уршу, который только что бинокль не взял или микроскоп, чтобы подробно изучить мое подводное существование.
- Что, тоже в эликсире здоровья хочется поплескаться? - осведомился я, выныривая и отплевываясь.
- Н-нет, - промычал Урша, - я н-не могу. Нам нельзя.
- Почему?
- Талеон сказал... запретил. Сказал, что без его разрешения нельзя. Ни капли.
- Не везет, - глубокомысленно заметил я, съезжая в воду по уши. - И что, сильно проявляет диктатуру имени себя? - вопрос прозвучал пополам с бульканьем.
- Я должен сказать, что здесь намного лучше, чем могло быть где-то еще. Как минимум меня не заставляют откладывать яйца, - змеелюд раздраженно махнул рукой, собирая хвост в кольца.
- Яйца?
- Да, - хвост беспокойно-озлобленно извивался, шурша по каменному полу. - Яйца, это такие штуки, из которых выводятся мелкие твари и детеныши.
Благоразумно не став развивать этот вопрос, я завис в медитативном состоянии, прислушиваясь к организму и желая услышать от него исключительно бодрые рапорты. Моха устроился на полу, закольцевавшись немыслимым образом, и явно не собирался свалить отсюда в ближайшее время. Наверное, Талеон его направил сюда шпионить - опасался, что я тайно и преступно выпью всю ванну, после чего сбегу в соседние государства и продам там не только проглоченное, но и целый ряд промышленных и государственных секретов. Правда, секретов на руках у меня еще не было, но мало ли...
Стоило только подумать о Котла, как он не замедлил явить себя народу. Если он всегда отличался таким талантом, то долгожительство по народным приметам ему обеспечено.
Возможно, при появлении столь значительного лица всем полагалось падать в обморок или хотя бы нервно вздрагивать, однако Урша слишком плотно свернулся в клубок, а я слишком старательно погрузился в воду, и посему посетитель реакции не дождался. Талеон не смутился и пошел на крайне меры - наступил Ушре на хвост. Моха тут же взвился, выдергивая хвост из-под чужой пяты и раскручивая его как плеть, но, наткнувшись взглядом на Талеона, смутился и конфузливо протрещал что-то своей трещоткой.
Я наполовину вынырнул, смутно ощущая, что как-то неприлично плескаться перед нанимателем в ванне, но все же решил остаться в ней, потому что выскакивать и метаться в поисках обмундирования - еще глупее.
- Вечером мы выдвигаемся в. В поход, - начал Талеон и передернул плечами. - Ты, - он невежливо ткнул пальцем в моху, - собери полный церг как обычно.
- Хорош-шо, - моха изогнулся в каком-то подобии уважительного иероглифа. - А деньги?
- Полная крона в твоем распоряжении, - отмахнулся Талеон.
- Интересно, почему здесь всё поручается кому попало? - пробормотал я, делая вид, что разговариваю сам с собой.
- Потому что я так хочу, - сообщил Котла, провожая взглядом исчезнувший за дверями хвост. - А ты попроси у Тали что-нибудь на выход. Что-нибудь менее грязное, - он покосился на изгвазданную рубашку.
Он сунул руку в воду, поболтал ею, и я выжидательно уставился на нее, ожидая, что отдельно взятая конечность сейчас омолодится.
- Чуда не будет, - ухмыльнулся Райаль половиной рта. - Ты уже все вытянул.
- А как же Мартин? - возразил я. - Он за счет меня крупно нажился. Я бы на месте ваших нуворишей обязательно заказывал бы себе такие купания.
- На чьем месте?
- Тех, кто может себе это позволить, - поправился я.
- Ты знаешь пословицу о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку? - Талеон задумчиво наблюдал, как с его пальцев срываются тяжелые капли. - Один раз - хорошо. В следующий... скажем, бесполезно.
- Тогда я не понимаю, почему Мартин орал так, словно его решили искупать в кипятке. Чего бы на халяву не поплескаться в редкостной водичке?
- Второй раз? - уточнил Талеон с различимым в голосе ехидством.
- А разница есть? - я решил покончить с лечебными ваннами и уже готовился покинуть водяное пристанище.
- Есть. Значит он умрет, - пожал плечами Райаль.
Я поскользнулся на бортике и рухнул в воду как подбитый пеликан.
- Как умрет?
Вода текла из ноздрей, ворочалась и булькала в груди.
- Я хотел сказать - умрет лет на пять раньше. Зато молодым и красивым, - Талеон изменил голос на последних словах, явно кого-то передразнивая. - Еще ее можно пить - это только для умирающих от тяжелых ранений и для таких как ты. Впрочем, это неинтересно.
- Почему же? - завозражал я, шумно выбираясь наружу. - Это не только бизнес, но и первоклассное средство устранения врагов.
- В кого это ты такой умный... - сквозь зубы процедил Талеон.
Скрепя сердце, я оставил последнее слово за нанимателем и тихо удалился, оставив его оплакивать целую ванну нейтрализованной и бесполезной воды. Вместо рыданий грянул утробный звук слива.
На то, чтобы узнать, где Тали прячется, у меня ушла куча времени. На то, чтобы добраться до указанного места - вдвое большая куча. Но я все же с честью нашел этот злосчастный склад, высушившись по дороге.
По идее, далеко не телохранительское дело - заниматься обмундированием, но Тали была известна как весьма дотошная особа, да к тому же мало кто лучше знает, что нужно служивому человеку, чем такой же служивый.
- И тебе доставляет удовольствие сортировать штаны и портянки? - докапывался до нее я, обшаривая взглядом просторное помещение.
- Во-первых я занимаюсь снаряжением, во-вторых, не каждый день, а в-третьих, меня попросил Талеон, - парировала женщина, поправляя закрученные в узел волосы. Японские палочки-шпильки хищно блеснули.
- Талеон, Талеон... вы все его обожаете, что ли?
- Ты знаешь, это как-то очень странно... - Тали провела ладонью по лбу. - Он заставил нас возненавидеть его, и в то же время... полюбить, наверное. Будь в нас чистая ненависть, мы никогда бы не стали его защищать. Это ладно, - она внезапно рассмеялась, - мне-то легко, я девушка. А наши парни из-за этого периодически психуют. Ты разве не..? - она многозначительно умолкла, воздев палец.
- Черств, как прошлогодний батон, - моментально ответил я. - Что это вы мне приписываете?
- Значит, тебе повезло, - констатировала она. - Ты можешь разговаривать с ним, не разрываясь на части от желания одновременно убить и встать грудью на защиту...
- Избавь меня от этих подозрительных описаний, - я скривился. - Мне б лучше обмундирование, ну и вообще полный список прибамбасов для средневекового квеста под названием "Добрый сюзерен объезжает владения подведомственных крестьян".
Тали захихикала, выразилась в том духе, что я говорю очень странные вещи, и одним махом вывалила на меня кучу вещей, которые должен иметь при себе каждый настоящий участник похода. Сообразно с моими потребностями и возможностями, я быстренько произвел ревизию выданного, выкинув такие важные и нужные вещи, как фляжки, лекарства, каменнотвердые плитки НЗ и прочая, прочая. Тали сопротивлялась всей душой, и в итоге мы сошлись на компромиссе - я забрал то, что могло уместиться на навороченном поясе.
- И этот человек собирается покинуть город на месяц!
- На месяц? - я выронил все, что держал в руках.
- Или даже на полтора.
- Ну нет, я не могу настолько уехать. У меня... у меня тут дела.
В моем понимании поход представлял из себя недельную прогулку по дикой местности или боевой марш-бросок, занимающий столько же времени, но покрывающий куда большие расстояния. Какие полтора месяца? Когда я буду искать владетельницу медведя?
- Какие у тебя могут быть дела, отличные от охраны?
- А моя ванна? - уперся я. - Никуда не поеду.
Теперь меня одолела паническая мысль о необходимости срочно бежать в Нарн-суу. За один местный день там проходит не-де-ля. А я здесь уже, кажется, неделю торчу. Это полтора месяца! Да наверху годы пройдут! Я мысленно застонал.
- Ты в своем уме? - зашипела Тали. - О чем ты вообще говоришь? У тебя нет свободы решать! Только долг!
- Таль, - я подобрал буро-зеленую куртку и такой же расцветки кепку. - Кто тут у вас разбирается в соотношении Нарн-суу и Шолым?
- Чего-чего?
- Мне нужно знать, какая между ними разница во времени.
Вид у Тали сделался такой, будто я попросил ее кратенько изложить основы теории суперструн.
- Я хочу знать, сколько времени проходит там за тутошние сутки, - раздельно произнес я.
- О, - телохранительница просветлела лицом, - совершенно одинаково.