- Сынок, - обвел всех взглядом Илья Степанович, - сегодня у нас всех торжественный день. Еще один год прибавился к прожитой тобой жизни. Год забот и тревог, год стремлений и начинаний... год, который сделал тебя еще мудрее. Я горжусь, - выдержал он эффектную паузу, - тем, каким человеком ты стал, сын. Мужество, сила духа, ум и целеустремленность привели тебя к тому, что ты сейчас имеешь: работа, престижная квартира, машина, жена... У тебя прекрасная жена, сынок, и я думаю, ты стал для нее хорошей опорой и поддержкой. На тебя можно положиться, - ты заботлив и ответственен, а это в наше время бесценные качества!... Пусть в вашей семье будет согласие и уважение, любовь и почтение, здоровье и благоденствие! Пусть вам всегда сопутствует удача и мир. И ты, сынок, иди по жизни так же уверенно и целеустремленно. Оставайся таким же стойким и непоколебимым во всем, что касается доблести и чести! Пусть твоя воля будет несгибаема, а внутренний стержень не крушим... За тебя, мой дорогой! За тебя, Максим! За тебя, сынок!
Речь закончилась, Максим, подозрительно блестя глазами, пошел к отцу обниматься, а гости принялись звонко чокаться бокалами.
- Поздравляем, - наперебой повторяли остальные, и за столом на какое - то время установился гул всеобщей радости. Когда волнения немного улеглись, мы приступили к ужину.
Свинина в виноградном соусе, поданная с золотистым картофелем фри, курица, фаршированная печенью и блинами, шампиньоны, начиненные ветчиной и сыром, тарталетки с красной и черной икрой вперемешку, всевозможные рулетики из семги и форели, традиционные нарезки фруктов, овощей и сыра... Все это было настолько красиво, что, конечно же, я вынуждена была признать, что моя стряпня весьма далека от искусства. Пробуя все понемножку, я окончательно посыпала свою голову пеплом и, глотая слезы, честно пыталась настроиться на волну позитива.
- Максим, - тщательно протягивая гласные, обратилась к моему мужу Лариса. Ларочка, - как называла ее Алевтина Максимовна, была дочерью Петра Бенедиктовича и Марии Васильевны - старинных друзей этого дома. На сегодняшний праздник их семейка была приглашена в полном составе. - А расскажи, как ты съездил в командировку? Кажется, ты был в Якутске?
Я посмотрела на нее внимательнее. Нет, правда, неужели девочке с гуманитарным образованием, кажется, филолога, может быть интересен рассказ инженера - управленца? Хотя, судя по широко распахнутым глазкам, замершей в руках вилке, и фигуре, чуть поданной вперед, интересно было необычайно.
Отправляя в рот очередной рулетик из семги, я перевела взгляд на Максима. Сегодня он был в темно сером костюме и лиловой рубашке в полоску. Коснувшись сейчас безупречно завязанного галстука, он улыбнулся Ларочке, и сказал:
- Не знаю, что бы вас могло заинтересовать в моей поездке, не работа же, в самом деле?
- Максюш, расскажи нам про раскопки, - предложила Алевтина Максимовна. Странно, мне он про это ничего не рассказывал...
- Ах, да, раскопки! Действительно, интересный случай. Практически рядом с нашим офисом в Якутии, ведутся раскопки, и основал их профессор Кокорский, причем многие из моих знакомых считают его сумасшедшим. Своей целью этот Кокорский поставил перевернуть все существующее на данный момент в истории. Он считает, что многие выводы, к которым сегодня пришли ученые, будут признаны ошибочными, если вскроется хотя бы одна тайна, что хранит в себе так называемая вечная мерзлота. На свои личные деньги он организовал уже не одну раскопку, а найти он хочет всего - то ничего: мамонта. Целого. Который, замерзнув, остался бы в первозданном виде.
- А что, - Ларочка, наконец - то, пошевелилась, - они и целыми замерзали?
- Ну да, - вроде бы даже не удивился ее вопросу муж, - говорят, в Якутске, вообще, развит браконьерный бизнес. Местные то и дело находят там то бивни, то шкуры, то еще какие - нибудь части мамонтов и нелегально продают их за кордон. А этот чудила мечтает найти мамонта, законсервированного целиком, потому что по его теории, мамонты не умирали постепенно. Они умерли молниеносно, в один миг.
- Как это? - подала голос Мария Васильевна, - они с супругом внимали Максу так же как дочь, - жевать перестали, дышали через раз.
- Вот вы, Мария Васильевна, замораживали когда - нибудь мясо?
- Конечно, Максим.
- Так вот, для этого вы наверняка перед этим резали его на кусочки. А тут, представляете, - мамонт! Если похолодание тогда наступало постепенно, то он, наверняка бы, сначала умер, а потом начал разлагаться, да? Так вот, вроде бы сохранились где - то мамонты, которые, не разложились, а сохранились целиком, так сказать, были законсервированы во льду. И поэтому существует версия, что мамонты вообще не вымирали постепенно, - они замерзли сразу, в один миг. И даже вместе с тем, что у них находилось в желудках и животах, - например с детенышами - мамонтятами или пережеванной свежей травкой.
- О Боже, - выдохнула Ларочка.
- Не может быть, - покачала головой Мария Степановна.
- Так что же, - подал голос и Петр Бенедиктович, - похолодание не было постепенным? Это случилось резко? Метеорит? А?
Я перестала слушать. Это было интересно. Но было ли это правдой? Максим с отцом постоянно обсуждали все новые теории и человеческие догадки. Поначалу, я так же, как и Ларочка, внимала им с открытым ртом: "Неужели такое возможно? Неужели все это бывает?". Потом, не иначе как от переизбытка информации, я начала понимать, что все эти рассуждения - не больше, чем пустая болтовня. Некоторые болтают о шмотках, некоторые о тачках, эти вот - о тайнах мироздания.
Но чем они лучше? Переливать из пустого в порожнее, но с умным видом и глубокомысленными взорами? Увольте, не собираюсь даже слушать. Бред, бред, бред, даже если и есть тут хоть какая - то доля смысла.
Покачивая в руке бокал с вином, я смотрела на то, какие чудесные блики оно дает, ловя многочисленные лучики от точечных светильников, в изобилии раскинувшихся под потолком ресторана.
Вспомнились разноцветные лучики от прожекторов светомузыки в детском доме на празднике осени... Как там сейчас мои девочки?
Да - да, мои. Именно, что мои. Глядя сейчас на всю эту развеселую толпу я, вдруг, окончательно поняла - если я сейчас не решусь на серьезный шаг, то вся моя жизнь так и пройдет под акопонемент этого нестройного хора голосов. Так и буду я просто женой Максюши, никчемной снохой его родителей, но не собой. Не Настей. Не тем, стоящим чего - то человеком, каким считала меня когда - то бабушка. "Доченька, - всегда говорила она мне, - только ты сама вольна решать, как распоряжаться своей жизнью. Поверь, нет худшего для человека, если он примет как данность, что не волен в ней что - то менять". А еще она говорила, что самая страшная глупость - это прожить жизнь бездарно
А бездарно прожить свою жизнь я смогу легко. Уж глупости, как говорила Лидочка, у меня вообще в крови. Смогла же я, например, подарить себя человеку, для которого мой дар был совершенно незначим? И который предал меня при первой возможности? Бездарно я буду жить, если не удочерю этих девчонок, потому что только даря себя детям женщина может считаться счастливой...
- Что - то Настя у нас заскучала, - громко сказала Мария Васильевна и все, как один повернулись ко мне. - Ты, что моя хорошая? Не разболелась, нет?
- Что ты, Машенька, - коснувшись ее рукава, засмеялась Алевтина Максимовна, - Анастасия у нас вечно витает в облаках. Пора бы уже привыкнуть, дорогая.
- Да? Может быть, может быть...
- Что вы, - улыбнулся Илья Степанович, - она просто готовит поздравительное слово. Да же, Настя?
- Да, - кивнула я, - конечно. Правда, после вас, Илья Степанович брать слово почти бесполезно, - самое лучшее уже все - равно сказано... Но я попытаюсь.
Свекор благосклонно кивнул, и я посмотрела на мужа. Эту речь я предпочла бы произнести без посторонних, но Максим сам принимал решение провести этот день с ними. Наверное, с самыми близкими...
- Твой папа прав, - ты самый замечательный человек из всех, кого я знаю. Ты - хороший муж и прекрасный сын. Но сейчас мне бы хотелось выпить за то, чтобы ты сам стал отцом. Замечательным отцом для наших детей. - Максим перестал улыбаться, а Алевтина Максимовна напряглась так, что это было заметно даже боковым взглядом. Мария Васильевна ахнула и потянулась чокаться ко мне, а не к Максиму.
- Ох, моя дорогая, поздравляю! Как я рада! Наконец - то! - остальные сидели молча. Алевтина Максимовна с Ильей Степановичом растерянно, Петр Бенедиктович равнодушно, а Ларочка даже не старалась скрыть разочарования на своем кукольном личике. И только один Максим понял, о чем я говорю. Диагноз о моем бесплодии ему лично озвучил когда - то сам Игнатюк - лучший гинеколог нашего города.
Дежурно чокнувшись с каждым, он пригубил вина и подошел ко мне, чтобы пригласить на танец. Вкладывая руку в его ледяную ладонь, я ни минуты не сомневалась в том, что сейчас последует.
- Что это было? - когда мы удалились от столика на безопасное расстояние, прошипел Макс.
- Ты все понял.
- Я - то понял! Поняла ли ты? - рука его еще крепче стиснула мои пальцы. - Ты всерьез, что ли надумала взять ребенка?
- Двоих.
- Что: "двоих"?
- Двоих детей.
Максим отстранился и с ужасом уставился на меня.
- Ты пьяна?
- Не бери пример со своей матери, - поморщилась я, - и не делай из меня идиотку. Это решение принято мной не сегодня и оно окончательно. Если ты не согласен на усыновление, я сделаю это без тебя.
- Как это, без меня? Кажется, для этой процедуры требуется согласие обоих родителей?
- Ничего, обойдусь.
Максим замолчал. Хотя было видно, что дается ему это с трудом.
- Ладно, дома поговорим. Тоже мне, мать Тереза...
Остаток вечера прошел без происшествий. Все чинно сидели за столом, много ели и много говорили, а на меня больше внимания никто не обращал. Меня устраивало. Потому что остаток вечера я провела в мысленном диалоге с мужем. Подыскивая все новые и с каждым разом все более веские аргументы для спора. Получалось складно и, в конце концов, я уже была уверена, что Максим меня поймет.
Однако дома, куда мы добрались уже далеко за полночь, никакого разговора не состоялось, - Максим просто ушел спать.
Более того, к данной теме в ближайшее время мы больше не возвращались и я поняла, что Максим все так же против этой идеи.