Аннотация: История шестая, и легион тоже Шестой. Всё ещё (как бы) Рим (см. комментарий). В рассказе использован текст стихотворения чешского писателя Йозефа Томана, он же текст гимна исторического факультета УрФУ.
ДРАКОН ШЕСТОГО ЛЕГИОНА
- Может, запалим? - с надеждой спросил Деметриус, протягивая факел.
Я оглянулся. Лагерь выглядел как всеми любимый покойник: обмытый, чистенький, прибранный напоследок, только неживой. Не времянка полевая - городок с домами, улицами, школой. И ни души.
- Я тебе запалю, - отрезал я. - Мал ещё.
Рожу Деметриус скорчил, но факел опустил. Ему только шесть - самый возраст что-нибудь поджечь-поломать. Ничего, без него справятся. Каждый бритт на сотню миль в округе уже знает, что легионы уходят. Пока за стены не суются просто по привычке. Двести лет привычки - это сила. Только благодаря ей мы до сих пор целы сейчас, без отцов, с кучей женщин и скарба - но сила привычки не беспредельна, а бритты в массе своей нас не любят... скажем так, преизрядно.
Последняя телега прошла Преторианские ворота, мы выбежали следом. Закрывай, - крикнул одноногий Секст - нестроевой ветеран, оставленный нам в помощь вместе с полусотней таких же увечных. Не велика защита, но всё ж таки легионеры. Да и не угнаться им нынче за строевыми: легиону нужно спешить. Говорят, готы уже в Италии.
Я никогда не был в Италии. Я родился здесь, и мой единственный дом теперь скрыт за тяжелыми створками ворот. Красного кирпича трёхэтажное здание для семейных. Школа, где ворчливый Клодий учил меня читать, а этот самый Секст, что ковыляет теперь в голову колонны, смешно взмахивая костылём - управляться с пилумом. Легионные мастерские, где выковали подарок отца на моё десятилетие.
Рука сама нашарила у пояса маленький гладиус в простых ножнах - на месте. Отец уже далеко: легион ушел налегке, не то что наш обоз. Будь моя воля, я бы сейчас шагал с отцовской когортой, и плевать на все эти миски и подсвечники - но со мной братишка, ему легионного темпа не выдержать. А ещё в одной из повозок - прах мамы в тяжелой урне.
Надеюсь, в порту будут корабли, чтобы влезла вся эта гора поклажи. Надеюсь, мы доберёмся до порта. Бритты уже пару лет как неспокойны: пока они чувствуют вашу силу, они лижут вам руки и выпрашивают крошки с вашего стола, но сейчас с Империей что-то происходит - что-то странное и нехорошее, и это заметно любому, даже бритту.
Море я видел дважды, когда спускался с отцом вниз по реке. По морю приплывают пополнения и товары, по нему же можно попасть в разные земли - даже в Италию, где всегда тепло и где Рим. От лагеря до моря всего два дня пути по прекрасной дороге, местами обсаженной приземистыми яблонями - а там порт, и корабли в порту обязательно будут. В конце концов, на двух головных телегах у нас - легионный архив. Легион не может бросить архив - так говорит Тифон, наш нестроевой дракон.
Тифон умный. Он так стар, что давно уже не летает и едет на третьей телеге, сразу за архивом. Чешуя у бедняги совсем выцвела, и в периоды сна шутники-новобранцы регулярно красят его с хвоста до головы в розовый цвет: дурацкая легионная традиция. Когда-то Тифон состоял при самом Цезаре - во всяком случае, он любит про это рассказывать - а сейчас состоит при кухне. Мог бы выйти в отставку, получить землю и доживать на покое - но не хочет. Подозреваю, что ему просто нравится два раза в год просыпаться розовым.
В случае чего, у нас кроме Секста с его ветеранами - десятка четыре старших мальчиков, каждый с оружием, и Тифон в качестве огнемёта. От небольшой банды отобьёмся. Впрочем, удобных для нападения мест мы миновали уже не меньше дюжины, и всё благополучно. По знаку Секста вперёд и на фланги уходила разведка из самых шустрых мальчишек, ветераны напряженно всматривались в заросли или в гребни холмов, готовые прикрыться щитами, Тифон вертел шеей и шумно делал свои дыхательные упражнения, раскочегариваясь - и каждый раз вхолостую. В придорожных деревнях всё было спокойно, бритты старались не показываться - только однажды на священном дубе в центре селения обнаружился подвешенный за ноги труп в нелепо и непристойно свешивающейся вниз римской тоге. Жителей в домах не оказалось, но очаги были ещё горячие. В прежние времена мы бы послали в лагерь за следопытами и перетрясли всю округу - теперь же пришлось ограничиться горящим факелом под каждую камышовую крышу, наскоро, не останавливая колонну.
Солнце стало ощутимо клониться к западу, малыши устали и плакали, но привал не объявляли. К ночи на горизонте показалось далёкое зарево.
- Животные, - сказал Тифон. - Всё им оставили в лучшем виде: дома, термы, кухни. Школу с досками. Заселяйся, живи и радуйся. Нет, надо обязательно всё растащить, сломать и спалить. Варвары бесхозяйственные.
- Может, это от той деревни? - робко предположил я, но Тифон только возмущённо фыркнул:
- Уж я в пожарах кое-что понимаю, поверь на слово.
Следующее селение, последнее на пути к побережью, не было пустым: перегораживая дорогу, стояла толпа. Почти совсем стемнело, и отчётливо видны были только факелы, но кое-где явственно поблёскивало оружие. На передних повозках придержали коней, готовые разом отвернуть влево и вправо, если толпа двинется: легионный архив - не такая уж плохая баррикада, особенно с Тифоном в промежутке. Стоящие на ногах сомкнули щиты по обе стороны от повозок, ускоряя шаг, безногие замерли на телегах с пилумами наизготовку.
Толпа глухо ворчала. Ворчание становилось громче, отдельные выкрики сливались в гул, и всем было понятно: как только звук поднимется до яростного рёва, бритты кинутся на щиты, на пилумы, на Тифона, на мой маленький гладиус - тупо, пьяно, самозабвенно.
Едва видимая между щитами, на повозке поднялась женщина: в темноте была различима только светлая одежда. Богдану, жену второго центуриона десятой когорты, легко узнать по потешному выговору: она из славян, и латинские слова до сих пор произносит нараспев. Её послушать, так нет на свете места лучше их дикой Скифии, и реки там текут молоком и мёдом. Богдана немолодая, но маленькая, как девочка, и голос у неё юный, звонкий.
- А ну, песню! - скомандовала она. - НАШУ песню!
Не знаю, кто первым выкрикнул слова легионного гимна - возможно, я сам, но через мгновение грянули все:
Пусть я погиб под Ахероном И кровь моя досталась псам - Дракон Шестого легиона Все так же рвется к небесам.
Все так же быстр он и беспечен И, как всегда, неустрашим. Пусть век солдата быстротечен, Но вечен Рим!
Когда песня стихла, дорога была свободна. Шарахнувшись в проулки и огороды, толпа стала молчалива и каждый в ней словно бы постарался сделаться меньше, незаметнее, вжаться в стены, освобождая проход. Гремя словами, по римской дороге чеканила шаг былая мощь уходящей Империи.
Набирая скорость, колонна устремилась к морю, а над ней маячил в ночи незримый призрак легионного штандарта с золотым драконом на навершии.