Мне сон приснился... В поисках (чего?) Я долго брёл дорогой лабиринтов:Сменяли переходы спусков пинты, Где воздуха хватало одного, Чтоб, грудь набрав и замерев, бежать, Покуда хватит силы для подъёма. И призраком манили стены дома, Какие мной просились обожать - Где свет, тепло, где ждан я и любим, Где вкусно пахнут искренние чувства. Где нет пространства, было бы где пусто, Чтоб пустотою полнится за ним.
Я так хотел попасть туда - не мог...
Дрожали мышцы на крутых подъёмах Моих усталых, изнурённых ног. А предо мною, как и прежде, склоны... И я опять, преодолев себя, По ним взбираюсь, крепко стиснув зубы.
И, пересохшие, мне шепчут губы: - Ещё чуток... Дыханье затая, Я обмер перед видом красоты, Какою горизонт мне открывался - В предутреннем тумане мерно стлался, Как солнца, свет... Достигнув высоты, Он рушился искрящимся дождём, Но, как при солнце, я глаза не щурил. И брови, за глазами вслед, не хмурил... И вот уж не один я...а вдвоём.
Дитя со мною, малое совсем, И я к нему - участьем материнским... Как должное воспринятым, и свинским Ко мне, что возвратилося, затем. Их было три младенца - за другим Являлся через время кто-то следом. Я бережен был, нёс дитя к победам, Но после ощущал себя чужим:Отдав им нежность, я бывал забыт По-детски и коротким пониманьем. Наверное, для них я был...испит, Коль не осталось крохи их вниманья.
И я замёрз. И слово дал себе, Что больше я собою не согрею Ни душ, ни тел. Нет, духом не мелею, Но разочарований по судьбе Я больше не хочу! Я это знал И обходил младенцев по дороге. Я просто шёл, мои месили ноги Из будней всех логический финал.
Я помню, я на миг закрыл глаза, А их открывши, встретился с улыбкой - В корзинке, что назвать бы можно зыбкой, Ко мне стремилась...летняя гроза. Да, да, я так воспринял сей порыв, Когда мой взгляд увидел в ней ребёнка. И нежность глаз - водоворот! Воронка! А в них - любовь, какой я, вкус забыв, Отрёкся навсегда... во имя тех, Во мне кто предусматривал успех.
О, да! В корзинке плещется Любовь!... Но, ей сказав, что с верою простился, Её кормил, а после удалился, Её оставив там же. Только вновь Она подножья моего стояла... Всё тот же взгляд...любовь и нежность в нём. Я оставлял корзинку эту днём, Она же к этой ночи нагоняла... И раз так несколько я расставался с ней, Хоть бережен был с нею я и ласков, Из ног своих сооружал салазки, Что мчались по подобию коней.
Да, я забыл, что то была - она. Глазёнки светлые и светлы волосёнки. И звуки, как у малого ребёнка. И между мной и ней была стена. Хотя кормил, и нежил, и гулял, Но глаз её предпочитал не видеть. Но не давал кому-нибудь обидеть. А сам...морозным духом обдавал. Не то, чтобы её не замечал, Я к ней боялся прикипеть душою. Пусть кто-то скажет: - Ты уже большой! И Ни капли сердца ты ей не отдал? Я был ей нянькой, но без сердца. Был, Поскольку моё сердце обнищало. Однажды лишь малютка запищала, Я взял на руки, сам глаза закрыл, Стены меж нами прочность проверяя, Чтоб не было ни трещин, ни дверей, Какие, никому не доверяя, Я просто бы закрыл тогда скорей.
Дитя, сказал, однажды лишь пищало, А вот улыбка - как снега зимой - Искрилась, кувыркалась и блистала, Но был уверен, что не облик мой Причиной стал, увы, её рожденья. И где-то там, в неведомой дали, Её мелькает парус наважденья - Во красном... шёлк. И в небе... журавли. Я исполнял причуды и желанья, Ей открывая зрелища картин -
Цветение, а следом, увяданье; Роскошество подарков и витрин. Но девочка меня не покидала Сиянием волос и блеском глаз. И от меня, как будто, не устала, Что я прельщал другим её не раз.
Она всегда оказывалась рядом, Прося, чтоб я взглянул в её глаза... Моя душа, отравленная ядом, Очнулась от безумия... Слеза Стекала по щеке невинной. Я растерялся и склонился к ней.