Аннотация: И поднимусь я и сравняюсь с Богом, чтобы упасть потом, но не подняться
ГОЛГОФА
Моей бывшей Ларисе,не понявшей и не простившей.
Часть 1 Падение
Большой грязный вонючий палач долго снимал с меня мерки. По огромному брюху, которого, оставляя чистые белые полосы, стекал, между черными, склеенными комочками грязи, волосами, пот, заканчивая свой путь в набедренной повязке, набухшей от сырости и грязи. Камера находилась в полуподвальном помещении. В зарешеченное окошко под потолком бил солнечный луч, пронизывая камеру и пытаясь прожечь в противоположной каменной стене отверстие. Вокруг толстяка, представлявшего собой кусок сала, валяющийся на пыльной обочине на солнце, летали несколько больших зеленых мух. Он же, не обращая на них никого внимания, постоянно что-то пересчитывал, прикусывая кончик языка и бубня при этом себе под мясистый с огромной каплей пота нос иссиня-черными губами вереницы совершенно непонятных цифр. До ужаса грязный обрывок веревки с узелками, лоснившимися от грязи, постоянно прикладывался к моим конечностям и телу. Да что ж он так усердствует-то бедняга, такое впечатление, что это самое ответственное дело, порученное ему за всю жизнь.
Палач еще несколько раз что-то перемерил, записал тонким железным прутком на грязной дощечке, обмерил меня еще раз всего с ног до головы, несколько раз тяжело вздохнул, окинул взглядом сальных полупьяных поросячьих глазок меня с ног до головы, почесал плешивую грязную голову и вышел из камеры, грузно переваливаясь и тяжело дыша.
Я так и остался стоять, глядя ему вослед сквозь решетку двери, он шел, с трудом переставляя слоновьи ноги, аккуратно обходя легионеров стоявших по обе стороны коридора. И все это в мою честь, у цезаря, наверняка, охраны меньше чем у меня сейчас. Двое у дверей камеры, двое у поворота коридора, в котором скрылся палач, еще двое стоят у окна моей камеры, да и по всему зданию их никак не меньше двадцати человек. Проще было меня посадить к ним в казармы, чем держать здесь такую толпу.
Я сел на пол и стал вспоминать сегодняшний день.
Суд пролетел как один миг. Судья в черной мантии и высоком черном колпаке с прорезями для глаз, ударил молотком и произнес тонким визгливым старческим голосом, так не вязавшимся с его внешним обликом: "Виновен!!!". Толпа, собравшаяся на это представление, ответила гулом одобрения. Я окинул зал взглядом, он был полон народа, из-за дверного прохода виднелась толпа голов, единственный оконный проем в зале был забит сидевшими и стоявшими на подоконнике подростками и детьми. Они подхватили крик судьи и кто-то, обернувшись, крикнул на улицу: "Виновен!!!" и через оконный и дверной проем донеслись одобрительные крики и свист. Народ был доволен. Меня же подхватили под руки два бравых легионера и потащили из зала заседаний к черному ходу, впереди еще шестеро легионеров расчищали путь, сбоку и сзади не подпускали ко мне толпу еще с десяток. Узкими коридорами они дотащили меня до темницы и ударом дубины по спине впихнули в нее:
-Располагайся, сволочь!
Я обернулся и посмотрел на них. Такие близкие и вместе с тем далекие лица, еще недавно мы вместе сидели за одним столом, рассказывали друг другу истории. Теперь все это в прошлом. Все разделились на два лагеря, причем я в одном, все остальные в другом.
Оба легионера были похожи друг на друга, к завтрашнему утру, если одеть всех горожан в одинаковую одежду, они все будут на одно лицо. Хотя, стражник, стоявший справа от меня выглядел хуже левого. Темные круги под глазами, руки, покрытые шрамами и синяками, начинали подрагивать, так что конец копья совершал маленькие круговые движения. Лицо покрывала испарина, из-под шлема стекали тоненькие ручейки пота.
Мне самому было нехорошо, ноги начали мелко подрагивать, во всем теле появилась легкая слабость. Пришлось сесть на валявшийся в углу пучок тухлой соломы. Спиной ощутил холод и сырость каменных стен. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Я застыл в каком-то оцепенении. Через час пришел палач.
С улицы донеслись крики. Я поднялся и посмотрел в окно, взвод легионеров, под команды сержанта, выстраивался в линию около моего окна, вскоре показались люди, стекавшиеся ручейками с разных улиц и останавливающихся у шеренги легионеров. Они что-то дружно кричали, пытались кидать камни в окно, но легионеры теснили их щитами и пускали в ход дубинки. Где-то через полчаса толпа успокоилась и только плевалась в мою сторону гневными окриками.
Вдруг резко стало плохо. Я зашелся кашлем с рвотными позывами, но так как почти сутки ничего не ел, то изо рта текла слюна. Ноги подкосились, и я сполз по стене на солому.
Главное продержаться ночь. Я опять их всех обману, в последний раз, но обману. Держаться, крепиться, чтобы ни стража, ни толпа не видели моих мучений, нельзя доставить им удовольствие. Держаться, держаться.
Чем выше человек поднимается, тем дольше и больнее ему падать. Хорошо еще если останутся силы снова начать подъем, а то можно так и прожить остаток жизни на дне. Я надеюсь, мне не дадут упасть, завтра казнь, она остановит мое падение, она закончит мои мучения. Я ждал ее, боялся и ждал, когда-то это должно было случиться, это предопределено историей. Мне не на что жаловаться. Я прожил жизнь здесь ярко и быстро. У меня было все. Все, что можно пожелать. Я владел этим городом. Я всем был нужен, и все зависели от меня.
Часть 2 Расплата
Это произошло пару лет назад. В какой-то момент мы перестали понимать друг друга. Жили вместе, спали вместе, вместе занимались общими делами. На что-то сломалось и мы перестали понимать друг друга... Потом она ушла. И я остался один. Но я не мог быть один, я больше не мог без нее. Мне было плохо. Очень плохо. И каждый день: водка, вино, пиво и боль. Боль, то острая, то тупая, но не постоянно, не прекращаясь ни на секунду. Это длилось вечность. Потом пришел Он, посмотрел на меня и решил помочь. Я поверил ему и пошел за ним по его "дороге". Он дал мне вторую жизнь, наполнил ее смыслом и целями. Сразу после этого боль прошла без следа. А самое главное научил летать, дав крылья. При этом он произнес:
-Ты можешь взлететь и летать, но надо верить в себя.
Я сразу же прицепил крылья себе на спину и взлетел. Восторг, чистый восторг. Крылья были большими, поэтому полет был похож на полет орла или грифона. Становишься на вершину горы, расправляешь крылья, и поток воздуха подхватывает тебя и уносит в безграничное небо. И ты летишь, летишь к новым чувствам, новым далям, новым горизонтам, летишь, летишь, пока не устанешь и не ляжешь спать. А утром...
боль, выворачивает тебя, и ты просыпаешься, весь разбитый и усталый, болит тело; ломит, ломит и выкручивает ноги и спину, а еще сильней и ужасней болит душа. И сам себе клянешься, что больше не будешь. Но встаешь и идешь на его поиски, ищешь его, Его - нового друга, товарища, брата. Его, заменившего тебе всех друзей и родных, которые стали для тебя чужими, которые отвернулись сразу же, как только узнали о том, что ты принимаешь наркоту, да и тебе они не нужны, с ним хорошо одному, а на остальных - помочиться с высокой колокольни. А он становится тебе новым доктором и лекарем души. Он становится для тебя твоим вторым "Я".
Не помню, как я очутился в этом мире и в этом времени. Просто оказался здесь.
Впереди была дорога, позади была дорога. Утоптанная тысячами ног, пыльная и однообразная. Она тянется между полями, устланными ковром из красных цветов. А вдалеке, в пыльной дымке виднелся город.
-А что ты сможешь сделать для блага нашего города? - спросила меня стража у ворот.
Я подумал, а потом достал из сумки маленький сверток из фольги от пачки сигарет, маленькую бутылочку с кипяченой водой, ложку, зажигалку, ватку и шприц. Аккуратно развернул фольгу, высыпал в ложку коричневатый порошок, залил водой, немного нагрел, размешал, бросил туда вату и выбрал в шприц желтовато-коричневатую жидкость.
-Я научу вас летать, лучше и выше птиц. Я научу вас быть счастливыми. Я научу вас мечтать. А самое главное, вы забудете, что существует боль.
Город радовался как ребенок, город был счастлив. И с этого момента, каждое утро, около моего дома выстраивалась очередь. Весь город ждал моего пробуждения. Когда я выходил, вся очередь замирала, безумными блестящими глазами глядя на шкатулку в моих руках. В своем безумстве они все были одинаковы: и бедные, и богатые, и молодые, и старые.
Низко согнув спину, они подходили ко мне один за другим, держа в руках маленькую чашечку, в которую я насыпал мерной ложечкой волшебный заветный порошок. Они тут же накрывали чашку рукой и рысцой, под завистливые взгляды остальной толпы, выбегали со двора. Один за другим, день за днем, месяц за месяцем.
Я повелевал этим городом, он валялся у меня в ногах. Я убивал этот город, и город убил меня.
Ноги сводило судорогой, в груди горел пожар, глаза широко раскрылись и болели, нечем было дышать. Я катался по полу камеры из угла в угол. Как же все болит. Спина, ноги, грудь. Меня кидало то в жар, то в холод. Я лег на бок, подтянул ноги к груди и обхватил их руками, стало чуть-чуть полегче.
Часть 3 Казнь
Я лечу. Теплые потоки воздуха поднимают меня в вышину к голубому небу. Я не шевелюсь, лишь только ветер трепет перья на кончиках крыльев. Солнце ласково греет мне спину. Подо мной проносятся леса, реки и поля, поля алых маков вокруг города.
Мак даже не нужно было специально сеять. Весь город был окружен маковыми полями. В своем доме, на первом этаже, я устроил лабораторию, в которой делал порошок из сырца, который приносили крестьяне.
Я долетел до моря. Оно было неспокойное и холодное. Я стал мерзнуть, а море шумело все сильнее и сильнее, волны с мощным шумом накатывали на берег. Все небо было затянуто тучами, сквозь которые пробивался тоненький лучик солнца, светящий мне в глаза.
Я приоткрыл глаза. Луч, отражаясь от стены светил мне в лицо. Стража, выстоявшая всю ночь, стойко стояла по стойке смирно. С улицы стали доноситься крики людей, собиравшихся на представление.
Все, пора. Я оторвал каблук и достал оттуда шприц, воду и пакетик с героином, чистейшим героином. Я ожидал такого развития событий и готовился к этому. Быстро развел, выбрал и вколол в мышцу, некогда искать вены. Закрыл глаза и стал ждать.
Волна пошла плавно, все усиливаясь. Сейчас, сейчас - это произойдет.
Но ничего не случилось.
"Осел, нагнал себе дозу, что даже умереть красиво и в свое удовольствие не получилось".
Где-то вдалеке послышались команды, голоса все приближались, послышалось звяканье ключа в замке. В камеру вошли.
-Вставай, пора.
Я приоткрыл глаза. В дверях топтались двое стражников, а перед ними высился красавиц офицер, с ярко красным плюмажем на блестящем шлеме. Из-за его спины виднелся балахон священника, он выглянул. Что ж, все-таки мне лучше, чем им всем. Судя по всему, ночь у всех была бессонная.
-Небось, спинки с ножками болят, - ехидно поинтересовался я, чувствуя, что моя боль проходит.
-Выходи!
Улица ошеломила ярким солнечным светом и гудящей, как прибой, толпой, ненавистно глядящих красными блестящими глазами, вокруг которых темнели черные круги. Только дети резвились, как ни в чем не бывало.
Справа стоял палач, тоже болезненного вида, но с улыбкой на лице. За ним, четыре бравых помощника держали творение его рук, блестящий на солнце свежей смолой крест.
Первые шаги дались тяжело, но, сдвинув его с места, и не останавливаясь, делая маленькие шажки, можно было его тащить. Первый же камень попал мне в лицо, разбив губы. Послышались крики восторга. Ладно, радуйтесь, а то у вас и так развлечений почти не осталось. Толпа ликовала и кидала камнями и грязью, легионеры делали вид, что не замечают этого и только тыкали в ребра мечами, когда я замедлял шаг.
Подъем на холм я преодолел в одиночестве, толпу остановили у подножия. На вершине крест с меня сняли и положили на землю. Священник быстро прочитал молитву, и дюжие ребята палача повалили меня на крест. Лишь на секунду мелькнула надпись над головой: "Сей, есть раб героина".
Палач, размахнувшись молотком, вбил гвоздь в ладонь, потом во вторую. Ребята прикручивали руки к кресту веревками. Палач, вбив последний гвоздь в лодыжку, подал команду, и меня подняли. С этой высоты открылось прекрасное зрелище.
Кольцо легионеров, в сверкающих на солнце шлемах, окруженные темным морем бушующей толпы. А вдалеке - город, ставший для меня таким родным, окруженный полями красного мака.
В ту же секунду стало темнеть, и все погрузилось во мрак. Раздались крики ужаса.
А я увидел ее. Ее, такую прекрасную, молодую и счастливую. Она стояла напротив меня и улыбалась. Я рванулся вперед, обгоняя ветер. Подхватил ее на руки и прижал к груди. Спрятав лицо в волосах соломенного цвета, я взлетел с ней в синеву неба и полетел, догоняя бледно розовые облачка, вдыхая такой родной и неповторимый запах, ее запах. Мое тело жадно впитывало нежное тепло, окутывающее ее. Я провел рукой по волосам и заглянул ей в глаза. Она все также нежно улыбалась и смотрела... но, почему-то мимо меня. Я проследил за ее взглядом.
Он стоял чуть в стороне и, глядя на нее, растеряно улыбался.
Я отпустил ее, ставшую, вдруг, почему-то чужой и холодной. Она, все также улыбаясь, пошла к нему. Они поцеловались и пошли по дороге к городу, мимо красных цветов.
Я перестал верить в себя и в свои силы и воздух перестал меня держать. Я камнем рухнул вниз в темноту.
Часть 4 Конец
Врач встал с корточек и, повернувшись, посмотрел на наряд милиции, вызвавший его:
-Какого хрена, среди ночи сорвали. Это по вашей части. Нарк. Передозировка.
-Да, кто же знал? Вроде бы нормальный парень, лежит, как будто плохо ему.
-Ну, вас на хер, разбудили, ни хрена не разобравшись.
Врач растолкал ППСников и двинулся к выходу из подъезда.
-Пошли, что ли, - сказал тот, что помоложе, сплюнул и они пошли к своему УАЗику.
Плевок попал на клочок бумаги не замеченный никем, который от этого перевернулся. На нем была написана карандашом только одна фраза: "Я все равно тебя люблю!!!"