...Дверь вагона захлопнулась, поезд лязгнул суставчатым телом и стал отползать от перрона в ночь, медленно набирая скорость. Скоро от него остался только красноватый отблеск фонаря на стенке последнего вагона и затихающий стук колес. Димк огляделся по сторонам и понял, что он совершенно один. На этой станции с невнятным названием "91 километр" (от какой, интересно, точки?) больше не сошел никто. Похоже, поезд останавливался здесь из вежливости, из дани какой-то неясной традиции, а, возможно, просто по недоразумению. В темноте туман, окутавший местность, казался особенно плотным. Нет, даже не так: он не КАЗАЛСЯ плотным, он БЫЛ плотным. Два фонаря, один - в начале перрона, а другой - в конце его, желтыми бельмами проглядывали сквозь туман. Туман слоился. Пустая платформа, доска с клочьями расписания и два этих фонаря, - вот и все, что увидел Димк, сойдя с поезда.
А получилось вот как.
Три дня назад пришла телеграмма: "САША УМ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ ЛЮДА ТЧК". И адрес. Димк прочитал телеграмму несколько раз. Но не совсем понял, хоть и догадался, о чем идет речь. Саша - это его институтский, можно сказать, друг, Шура Терентьев. Люда - это Людмила, Шурина жена. А вот что такое "УМ"? "УМер" или "УМирает"? Вспомнился, как всегда, совершенно некстати, анекдот. Один еврей другому шлет экономную телеграмму: "Изя все". В ответ приходит телеграмма еще короче, с соболезнованием: "Ой".
Он решил поехать. Как бы то ни было, а Шура ему приходился когда-то хорошим другом. Но прошло еще два дня, прежде чем он смог утрясти свои дела и сесть в поезд. Короче, пока телеграмма шла, пока Димк отпрашивался на работе и собирался в дорогу, Александр Романович Терентьев похоже, действительно - "все". И вот теперь Димк здесь, на этой Богом забытой станции. "Черт побери! - Подумал он. - Угораздило же Шуру забраться в такую глушь, да еще и помереть здесь".
А вообще, он был даже отчасти рад, что все так сложилось. Конечно, Димк скорбел по усопшему другу, даже вспоминал кое-что приличествующее моменту. Даже небольшую речь подготовил. Более того, придумал, какими словами утешать Людмилу. Но.
Обыденность! Она надоела ему до чертиков. Подумать только, все в его жизни последние лет десять происходило по расписанию, по заведенному однажды распорядку. Да, это был наиболее рациональный распорядок, и если он нарушался, то становилось только хуже. Однако Димк устал от него, ему казалось, что обыденность медленно твердеет, превращается в монолит, который рано или поздно рухнет на него и раздавит, хотя до этого пока еще далеко. Время от времени в твердеющем монолите появлялась небольшая трещинка, и тогда любая возможность эту трещинку расширить, расковырять была для него почти что праздником. То, что, расковыривая трещину, можно доковыряться и до чего-нибудь НЕХОРОШЕГО, нимало его не смущало, хотя и приходило в голову. Он слишком долго вел однообразное, как ему казалось, существование, чтобы хоть немного, совсем чуть-чуть, но все-таки не обрадоваться произошедшему печальному событию. Димк был здоровым циником по отношению к жизни и к себе самому. Он считал, что это благоприобретенное качество помогает "не раскисать".
За минуту до остановки, стоя с проводницей в пропахшем табачным дымом тамбуре, он вдруг понял... нет, скорее, почувствовал: где-то здесь, совсем рядом, его и ожидает то самое... ЧТО? Он не мог сказать, что именно. Какое-то событие? Приключение? Однако, выйдя на перрон и глядя сквозь зябкий слоистый туман на удаляющееся красноватое пятно поезда, он почему-то решил, что опять сам себя обманул.
"Ну, ты, несчастный наивный придурок! - Обратился он сам к себе, обманутому. - С чего ты решил, что ЭТО ожидает тебя именно здесь?! Разве ты забыл, куда едешь?"
Он застегнул плащ, подхватил дорожную сумку и двинулся к лестнице, ведущей куда-то вниз, с платформы, в темное мутное пространство. Под лестницей оказался дощатый настил переезда. Он не был виден, он скорее угадывался. И Димк пошел по нему, стараясь не наступать в лужи. Вскоре настил кончился, под ногами захрустел гравий. Перрон остался где-то очень далеко и о его существовании там, за спиной, напоминало лишь размытое тусклое пятно, в которое слилось свечение обоих фонарей. Димк шел дальше, но чем дальше он шел, тем неувереннее становились его шаги. "Или вот хотя бы как тебе такое приключение, - вдруг подумал он, - в час ночи заблудиться в тумане, да еще в незнакомом месте, а?"
В тумане гравий под подошвами его ботинок хрустел неестественно громко. Димку это было неприятно, и он чуть сбавил шаг, тем более что все равно не видел, куда идти дальше. Потом остановился совсем.
Наступившая тишина слегка напугала его. К тому же, он готов был поклясться, что гравий продолжал хрустеть уже ПОСЛЕ того, как он остановился. Всего один ЛИШНИЙ хруст, но Димку стало не по себе.
-Эй! - Хрипло бросил он в темноту. - Есть тут кто-нибудь?
И подумал: "Ну не банально ли все это? В конце концов, я же не институтка на кладбище, чтобы бояться каждого шороха".
Тишина, гулкая, затягивающая. Никто не отозвался, ничья тень не мелькнула во тьме. Димк сплюнул и сделал еще несколько шагов. И тогда из мглы проступила темная громада вокзала. Чтобы ее увидеть, этих нескольких шагов как раз и не хватало.
Димк двинулся к этому уродливому, выбеленному известкой зданию. Даже ночная мгла полностью не смогла скрыть его уродства. Глубоко в недрах вокзала, за множеством слоев мутного стекла, горел свет. Кто-то там определенно находился. Но дверь была заперта. Димк дернул ручку, потом обошел вокзал кругом. Вокзал казался мертвецом, внутри которого исподволь поселилась некая иная, совершенно нечеловеческая жизнь. Надо было что-то делать. Шурин адрес у Димка был, но как туда сейчас добраться, он не представлял.
"И спросить-то не у кого", - с досадой подумал он. Блуждание в тумане можно продолжать до бесконечности. А Димку уже хотелось спать, выпить чего-нибудь горячего или хотя бы оказаться в тепле, вне досягаемости этого зябкого тумана, медленно проникавшего под одежду влажными невидимыми языками.
Через полчаса он, наконец, обнаружил некое подобие придорожного бара. Светилась красная неоновая вывеска "Открыто круглосуточно". Уже кое-что. У входа в бар стояли несколько машин, две иномарки и "девятка", в темной кабине которой то разгоралась, то гасла багровая точка сигареты. Сперва Димк хотел подойти и спросить, как ему доехать, и, может быть, уговорить водителя подвезти его, но решил, что спешить некуда. Шуре уже на все наплевать, а Людмила сейчас наверняка накачалась снотворным по самые уши. Успеется. Он толкнул остекленную дверь бара и вошел.
В полутемном зале, кроме бармена за стойкой, сидело еще двое посетителей за дальним столиком, очевидно, водителей припаркованных машин, из динамиков стереосистемы доносилась приглушенная музыка, было тепло и, как ни странно, довольно чисто. Димку здесь понравилось. Он расположился за столиком, на примерно равном расстоянии ото входа и от барной стойки, в уютной нише, образованной наложенными друг на дружку тенями.
-Что будете заказывать? - Спросил бармен из-за стойки. Голос у него был скрипучий, словно похоронные дроги, а в облике не проскальзывало и тени дружелюбия, хотя явной враждебности тоже не наблюдалось.
-Коньяк, если можно. - Ответил Димк.
-Что еще?
-Все пока.
Бармен налил в рюмку коричневатой жидкости и выставил на стойку. Димк поднялся, на ходу доставая телеграмму.
-Скажите, - обратился он к бармену, - Улица Ясеневая, дом четыре, это где находится?
Бармен пожал плечами.
-Это старая часть города. Я там никогда не был.
-А есть еще и новая часть?
Бармен снова пожал плечами. На Димка он больше не смотрел, словно тот вообще перестал существовать. Димк сгреб рюмку со стойки и вернулся на свое место. Неспеша закурил, отхлебнул остро пахнущего зелья. Странно, столько раз за свою жизнь он пил коньяк, и хороший коньяк, и поддельный, а различать сорта так и не научился. Жидкость обожгла глотку, побежала по пищеводу, достигла желудка. Где-то в районе солнечного сплетения стало зарождаться щемящее тепло, некое очень ПРАВИЛЬНОЕ ощущение. "Oh, show me the way to the next whiskey bar!" - Начал напевать невидимый Джим Моррисон, причем очень к месту. Все складывалось не так уж и плохо. Рано или поздно Димк допьет рюмку, спросит у кого-нибудь (да вот хотя бы у тех двоих за дальним столиком), как добраться до нужного места, потом закажет еще рюмку, выкурит сигаретку-другую, а потом ночь кончится. Дальше этого он пока не заглядывал.
И тут от входной двери дохнуло холодом.
2.
Димк поднял глаза и увидел только что вошедшего нового посетителя. Был он неопределенного возраста, высок, худ и мертвенно бледен. Пальто черного цвета и старомодная шляпа сидели на нем как бы под некоторым углом, косо, словно внутри них было не тело, а кривой проволочный крест. Следом за посетителем в зал вполз белесый язык тумана.
Ни на кого не глядя, человек проследовал через весь зал к стойке и заказал кофе, а потом прямиком направился к столику, за которым сидел Димк.
-Приветствую. - Сказал он, бесцеремонно усаживаясь напротив. У него оказался неожиданно приятный бархатистый голос.- Надеюсь, не занято?
Димк хотел сказать ему, что свободных столиков полно, но передумал. Он решил узнать, что будет дальше.
-Только что приехали? - Незнакомец снял шляпу и положил ее на стол рядом с пепельницей. Потом, словно согласившись с чем-то, кивнул. - Ночным поездом, в ноль сорок одну.
Бармен сам принес ему кофе, а затем сразу же вернулся к стойке. У незнакомца был вытянутый лысеющий череп и руки с невероятно длинными пальцами профессионального карточного шулера. Внутри впалых глазниц влажно блестели темные шарики глаз.
Димк закурил, протянул пачку незнакомцу.
-Спасибо, не курю. - Ответил тот. И сразу, без перехода, продолжил:
-Так что же вас занесло в наши края?
Димк помедлил и коротко ответил:
-Похороны.
-По-о-охороны! - Протянул незнакомец с едва заметной усмешкой. - Вот как! И кто кого хоронит?
Димк неопределенно пожал плечами, как это недавно сделал бармен.
-Занятно! - Усмехнулся незнакомец.
-Ничего занятного не вижу. - Сказал Димк, чтобы поставить его на место. Неожиданный собеседник, показавшийся ему вначале хорошим вариантом скоротать остаток ночи, теперь начинал его слегка раздражать.
Некоторое время они молчали. Бледнолицый человек попробовал кофе, сморщился, будто всем своим видом говоря: "Я пробовал кофе и лучше", и отставил чашку.
-Да нет, занятно, занятно. - Продолжил он после паузы, как ни в чем не бывало. - Вот вы, например. Проделали долгий путь, чтобы сказать последнее "прости" своему... другу. Я угадал?
Димк насторожился.
-Вижу, что угадал. Все очень просто: если бы почила ваша матушка, или батюшка, или сестра с братом, не дай Бог, конечно, так вот, если бы умер кто-то из ваших родных, вы сейчас бы тут не сидели, а ловили такси. Или частника.
-Это в таком-то тумане? Кто б меня повез? - Димк постарался вложить в слова весь свой сарказм. Странно. Незнакомец был прав. И это немного пугало.
-Да, туман. - Проговорил человек. - Туман.
Он вдруг усмехнулся.
-До утра все равно нам отсюда не выбраться. И, как знать?..
-Как знать - что? -Димк посмотрел на него в упор. Казалось, человек хотел сказать: "И, как знать, КТО из нас двоих выберется отсюда утром?"
Незваный гость улыбнулся тонкими губами. В пальцах у него невесть откуда появился кожаный мешочек.
-Я хотел сказать: "Как знать, может, оно и к лучшему?"
Он дернул за шнурок, стягивающий края мешочка, и на стол выкатились игральные кости.
-Хотите сыграть? В "Тысячу"?
Димк был почти уверен, что имеет дело с местным "каталой", до нитки раздевающим приезжих "лохов", но вызов принял. Кости - игра, в которой довольно трудно словчить, сжульничать. Либо тебе везет, либо - нет. Если незнакомец пожелает играть на деньги, тем лучше. Все равно у Димка при себе их было немного. Проиграет, - и ладно. Обратный билет у него есть. А так - какое-никакое приключение. Он почти забыл, зачем сюда приехал. Вернее, даже не забыл, а просто сейчас это казалось неважным.
-А на что будем играть? На деньги?
Незнакомец хихикнул. В его исполнении этот смешок выглядел как-то совершенно непристойно.
-На деньги? Ну, зачем же - на деньги. Есть вещи куда более интересные.
-Например? - Димка не покидало любопытство, чем же все это кончится. Кости, лежащие перед ним на столе, были желтоватые, точно зубы кофемана-курильщика; они были чрезвычайно старые, может быть, даже древние, отполированные до блеска миллионами прикосновений. Где-то он читал, что лучшие игральные кости получаются из человеческих. Незнакомец откровенно его разглядывал.
-Ну что есть еще ценного в этом мире? А?
Димк сделал вид, что задумался. Существовало множество вещей, на которые можно было бы сыграть. Но, чтобы слегка поиздеваться над собеседником, он сказал:
-Душа.
Незнакомец покачал головой.
-Нет. Зачем вам моя душа, а мне - ваша? Это только Дьявол с Богом на души играют. Уверяю вас, однако, у нас с вами против них не было бы ни единого шанса.
"I tell you - we must die! I tell you - we must die!" - Дважды с расстановкой обратился к слушателям покойный Джим Моррисон.
- Жизнь! - Вдруг быстро сказал незнакомец и повторил с растяжкой: - Жи-и-изнь!
Димк прищурился, оценивая сидящего напротив. Двинуть ему под столом, что ли, в пах, пока не поздно? Но, в конце концов, что может сделать ему этот ходячий скелет?
-Не шути так, дядя. - Тихо проговорил Димк с угрозой.
-А я и не шучу. - Незнакомец нимало не смутился. - Жизнь - вот, действительно, то, на что стоило бы сыграть.
-Ну и на чью жизнь мы будем играть?
-Значит, согласны?
-Я еще не сказал "да". Так на чью?
Казалось, незнакомец размышляет.
-На жизнь вашего друга.
-Что-о?!!
-А что? Ведь вы же ДО СИХ ПОР не уверены в его смерти. Разве нет?
Димк молча полез в карман и бросил на стол телеграмму. Незнакомец равнодушно на нее посмотрел.
-Что-то эта бумажка не похожа на свидетельство о смерти.
Димк понял, что имеет дело с сумасшедшим. С настоящим психом-некрофилом. Можно прямо сейчас встать и уйти. Но предчувствие, вот это самое предчувствие, которое охватило его тогда, перед дверью вагона, неожиданно вернулось. Этот человек ему ничего не обещал, он даже не объяснил Димку толком, что ждет того в случае выигрыша или проигрыша. Но Димк ЗНАЛ все уже и так. В глубине души идея сыграть на ЧУЖУЮ жизнь, пусть даже и не всерьез, всегда возбуждала Димка, хоть он и пытался это скрыть от самого себя. "Так кто из нас двоих некрофил?" -Мелькнула и тут же пропала мысль.
-О-кей, - сказал он, - играем. С "бочками", со штрафами, все как положено.* Но если я заподозрю какой-нибудь подвох...
Его будущий партнер по игре прижал руку к пальто, к тому месту, где должно было находиться сердце. Потом через стол придвинул Димку телеграмму и перевернул ее текстом вниз.
-Будете записывать. Ручка у вас есть?
Димк достал ручку, на чистой стороне листка начертил вертикальную линию и пририсовал вверху поперечную перекладину. Получился крест.
-Как запишем нас?
-Без разницы, - ответил незнакомец, - можно, к примеру, "Д" и "М". Димк пристально посмотрел на него, но незнакомец глядел куда-то в сторону, и Димк вывел над поперечной перекладиной буквы "Д" и "М".
Они начали игру. По жребию первым бросал Димк. И все равно этот бой он проиграл. Незнакомец упорно, неуклонно двигался к финалу, "впритирку" зависал перед "бочками" и единым махом их перешагивал, в то время как Димк плелся где-то позади, постоянно спотыкался и ухитрился поначалу залезть даже в отрицательную область.
Бармен, снова перевоплотившись в официанта, принес две чашки кофе, убрал грязную пепельницу и недопитую чашку незнакомца. Тот, похоже, ничуть не был доволен своей победой. Он, казалось, лишь выполняет некую работу, которая самому ему уже порядком надоела.
Они снова начали игру.
* Автору известно, как минимум, три разновидности игры в "Тысячу". Та разновидность, в которую играл с незнакомцем Димк, наиболее распространенная. Суть игры в том, чтобы, по очереди бросая кости, набрать тысячу или более очков. Значимыми считаются плоскости с одной точкой (десять очков) и пятью точками (пять очков). Их значения суммируются. Другие плоскости участия в игре не принимают, пока не выпадают сразу три одинаковых значения. Тогда (например, выпала тройка) это значение умножается на 10, получается 30 очков. Если выпало четыре одинаковых плоскости, их значение умножается на 20, если пять одинаковых - на 100. То же самое происходит с десятками и пятерками. Но, если при броске значимыми оказались все пять костей, игрок обязан их все бросить снова. Может что-то выпасть, а может и нет. Если три раза подряд броски у игрока были нерезультативные, он штрафуется на 50 очков. То же самое происходит и в случае если сумма очков у него будет равняться 555. Т.н. "бочки" - это области суммарных значений от 300 до 400, от 600 до 700 и от 900 до 1000. Попадая туда, игрок должен за возможно меньшее число бросков выбраться из "бочки". За один ход сначала бросаются все пять костей, потом - только оставшиеся незначимые. Побеждает тот, кто первым наберет 1000 очков. Игра развивает устный счет и память, но отнимает время и опустошает кошелек, если ведется на деньги.
Записывание сильно мешало Димку, однако, он не мог поручить это дело незнакомцу. На этот раз противник Димка изменил тактику. Он передвигался маленькими шажками, бросал только наверняка. Но в этой его неторопливости присутствовала некая ужасная предопределенность, и Димк понял, что опять проиграет.
Наступила краткая передышка. Он медленно раскурил сигарету, сосредоточив взгляд на ее кончике и глядя, как чернеет в пламени, а потом сразу же белеет и отпадает хлопьями тонкая бумага. "Сигарета - это бикфордов шнур, с одного конца которого огонек, а с другого - дурак. Верно подмечено. - Вяло размышлял Димк. - Кто это сказал? Кажется, Бернард Шоу? Или нет?" Мысли путались. Чтобы собрать из них что-либо значимое, требовалось огромное усилие. Но его-то как раз делать и не хотелось. Теперь ему нужно выиграть два раза подряд, чтоб хотя бы сравнять счет. О победе он уже не думал всерьез, хоть и был неплохим игроком. "Соберись!" - Приказал он себе. В этот момент он вдруг остро почувствовал всю абсурдность происходящего. Что он делает здесь? Какого Дьявола он связался с этим пугалом в пальто?!
-Не отчаивайтесь. - Проговорило "пугало". - У вас еще хорошие шансы.
"Шел бы ты к черту, дядя!" - Мысленно ответил ему Димк и вдруг подумал: а что если это и есть сам черт? Хорошо, если не сам Дьявол. Тогда и вправду шансов нет. Он оборвал себя: "Надо же, какая хреновина в голову лезет!"
3.
Они сыграли еще дважды. Каким-то невероятным образом, уже перед самым рассветом, Димку все-таки удалось сравняться с незнакомцем. Нельзя сказать, что ему начало везти, скорее, это был результат некоего внутреннего усилия. Но он понимал, что долго на своем "резерве удачи" не продержится. Противник сомнет его. Решить все должен был последний, пятый заход.
Проигравший бросает первым. Первым теперь бросал незнакомец. Выпали три десятки, пятерка и двойка. Итого, сто пять. Димк машинально записал. Кости перешли к нему. Выпала десятка. Он отложил ее, оставшиеся четыре кубика встряхнул. Бросил. Три двойки и шестерка. Маловато. Нужно набрать, по крайней мере, еще двадцать. Он бросил последний кубик. Пятерка. Снова встряхнул все кости. Десять и пять. Всего пятьдесят, для начала игры достаточно. Ход перешел к незнакомцу.
Некоторое время они шли на равных, но потом Димк прочно засел на семистах пятидесяти, едва выбравшись из второй "бочки". У незнакомца же было восемьсот девяносто пять. Тот собрал со стола кубики, на секунду сжал их в руке и бросил. Выпало ПЯТЬ шестерок. Но, поскольку все кости были значимыми, следовало бросать еще раз. Димк напряженно глядел на бледную руку человека, на то, как она медленно сгребает кости, поднимается над столом и превращается в белесую пятипалую звезду. Вот кости падают, дребезжат, отскакивая от столешницы. Две четверки, две шестерки, двойка. Прочерк!
Теперь его ход. Первый бросок - двадцать. Второй бросок - десять. Третий - десять. Четвертый - пять. Надо бросать все. Он помедлил. Некоторые игроки перед решающим броском дуют на кости, трут их, только что не облизывают. Жалкие дураки. Едва ли удачу может привлечь запах гнилых зубов или мастурбация.
Он не стал ничего этого делать. Он просто высыпал кости на стол.
Выпало три десятки, тройка и двойка. Всего - восемьсот девяносто пять. Димк взглянул на листок. Очки под буквами "Д" и "М" сравнялись. Мир вдруг представился ему в виде огромного колеса, слева и справа от которого были расположены какие-то крошечные, не имеющие совершенно никакой ценности вещи. Вещи назывались "Жизнь" и "Смерть". Иногда, очень редко, одному смертному предоставляется возможность решить судьбу другого смертного. Тогда к избранному приходит темный посланец С ТОЙ СТОРОНЫ. Они играют в игру до восхода солнца, и победитель забирает себе жизнь обреченного. Таков Ритуал. Таков Закон. Сейчас колесо зависло в шатком равновесии, и если покрепче упереться, то можно было сдвинуть это колесо в нужную сторону. Если упереться...
Димк взял тремя пальцами оставшиеся два кубика, приподнял их над столом и отпустил в свободное падение. Две пятерки. Девятьсот пять в "бочке", и надо бросать еще раз. Незнакомец, сложив руки перед собой, спокойно наблюдал за ним.
Димк почувствовал, как капелька пота под одеждой бежит вниз по ложбине между лопатками. Кубики сами собой оказались у него в кулаке. Колесо качнулось. "Если упереться". - Подумал он и разжал пальцы.
Сначала он увидел двойку. Та глядела на него черными пустыми глазницами в костяной оправе. А потом он вдруг понял, что все остальные кости
лежат
десятками
вверх.
Это могло означать только одно.
Он выиграл.
Колесо заскрипело и провернулось. От него во все стороны побежали концентрические волны изменений. Причинно-следственные связи выстраивались согласно новому распорядку. Мир менялся. Мертвые вставали из своих невырытых еще могил, а прожившие жизнь так никогда и не рождались. Рвались одни цепочки событий и возникали другие. Жизнь и смерть сами по себе не имели значения, значение имели только эти цепочки, протянувшиеся из прошлого в будущее. Будущее! Вот на что он в действительности играл! Видение длилось всего секунду, но Димк понял: все было ПОДСТРОЕНО ЗАРАНЕЕ! Ему попросту ДАЛИ выиграть, ради каких-то своих, непостижимых для смертного, целей. Он оказался марионеткой в руках кукловода и, как знать, не привел ли он мир к чему-то более страшному, чем смерть одного человека?
Радости не было. Полное опустошение - вот что он испытывал. Димк отхлебнул остывший кофе, даже не почувствовав его вкуса, огляделся. Кости со стола пропали. Как и когда ушел незнакомец, он не заметил. Он подошел к барной стойке, чтобы расплатиться, но бармен проскрипел: "Все оплачено". Тогда он взвалил на плечо свою ставшую невероятно тяжелой сумку и поплелся к выходу.
Поднялся ветер. Он разрывал туман клочьями, и в разрывах проступали очертания новой реальности. Сквозь один из таких разрывов показалась подъезжающая машина. Димк проголосовал. Назвал адрес. Через каких-нибудь пятнадцать минут он был уже на Ясеневой улице. Толкнул калитку дома номер четыре. Лаяла собака, во дворе сушились на веревках простыни. Он постучал. Сначала довольно долго было тихо, потом раздались шаги. Кто-то там, за дверью, повозился с засовом, и дверь распахнулась.
На пороге стоял... Шура Терентьев.
-Димон! - Завопил он хриплым после сна голосом. - Какими судьбами?
Димк молчал. Лаяла собака. Ветер трепал простыни.
-Кто там в такую рань? - Донесся из глубины дома сонный голос Людмилы.
-Люда! Димон приехал! - Отвечал Шура. - Ну что ж ты стоишь, как пугало на огороде?! Заходи!
И он отошел в сторону, пропуская Димка внутрь.
Димк порылся в карманах, но телеграмму найти так и не смог.