В то лето мне совершенно не работалось дома. Я сидел перед монитором своего старенького "четыреста восемьдесят шестого" и бессмысленно глядел на мигающий курсор, по-прежнему стоящий в начале первой строки. Мысли напоминали белых тонких червей, ползающих внутри головы. От жары плавились мозги и даже холодильник начинал барахлить. Город дремал в сонном мареве; сиеста вынужденно начиналась уже около полудня. В конце концов, мне удалось выдавить из себя коротенькое эссе, перенасыщенное мизантропизмом и смахивающее на бред человека, получившего-таки тепловой удар.
"...Любое общество, даже самое что ни на есть идеально устроенное, несет в себе зародыш хаоса и анархии. Постройте Рай на Земле, посадите туда двуногих тварей, дайте им все, что они могут потребить, сделайте их счастливыми. Сделайте так, чтобы они поверили, что это все принадлежит им и навсегда. Пусть они распустят слюни, пусть превратятся в домашние тапочки. Сделайте их мягкими, правильными, добрыми. Дайте им веру, обещающую вечное блаженство и за пределом жизни, отодвиньте для них этот предел в необозримое будущее, а будущее разрисуйте радужными красками. Вы превратите их в счастливых олигофренов, одержимых силиконовой любовью к ближнему, в беззубых слизней, оставляющих за собой блестящие дорожки засохшей праведности. Но однажды вы проснетесь, выглянете в окно и увидите горящие дома, перевернутые автомобили, тела повешенных на фонарях и ваше покорное некогда, вегетарианское стадо, предающееся кровавому каннибальскому пиршеству. И, если вы - не Господь Бог, спасайтесь. Потому что очень скоро они доберутся и до вас!.."
Я перечитал абзац и с отвращением стер весь файл, столько в нем содержалось напыщенности и претенциозности. А, главное, банальности. Было очевидно, что в ближайшее время ничего толкового мне написать не удастся. И тут зазвонил телефон. Обычно я отключаю его, когда работаю, но в тот августовский день телефон почему-то оказался включенным. Я снял трубку.
Звонил мой институтский приятель, Олег Витицкий.
-Здорово, писака! - Сказал он. - Как пишется?
-Никак. - Ответил я честно.
-А что так? - Даже в телефон было слышно, как он ухмыляется и, к тому же, что-то жует.
-Вдохновенья нет.
-А ты музу себе заведи.
-Все музы сейчас на Черном море задницами вверх загорают. - Проговорил я, начиная понемногу раздражаться.
-Слушай, старик, - сказал вдруг Витицкий и перестал жевать, - я ведь не просто так тебе звоню, а по делу. За клюквой поедешь?
-За клюквой?
-Ну да. Для почек, говорят, полезно.
-А для листьев?
-Брось ваньку валять. Я ведь серьезно. Денька на два, с ночевкой на природе, а? Я такие места клюквенные знаю! Там ее хоть ведром на ходу собирай. Посидим, поговорим о жизни. Так как?
Я раздумывал.
-Нечего думать, - сказал Олег, - глядишь, и вдохновение твое к тебе вернется!
-Ладно. - Согласился я. - Хрен с тобой.
-Со мной, со мной, не беспокойся. - Засмеялся Витицкий. - Завтра. В восемь на метро "Щелковская". В центре зала. И не опаздывать.
У Витицкого это была обычная манера разговора, и она ничуть не изменилась за все то время, что мы с ним не виделись. Я положил трубку и начал собирать рюкзак, хотя до восьми часов завтрашнего утра была еще уйма времени. В конце концов, даже самое длительное путешествие начинается с первого шага, так же, как любой рассказ, если продолжать его достаточно долго, заканчивается чьими-нибудь похоронами. Впрочем, я не собираюсь мучить читателя так долго.
Ночью мне приснилось мое давешнее бестолковое эссе, каким-то образом превратившееся в песню группы "Sex Pistols" "Анархия в Соединенном Королевстве". Только исполнялась она почему-то под аккомпанемент гармошки и на французском языке.
Наступило завтра. Олег приехал не один, а со своей подругой Маргаритой. У Марго были шикарные черные волосы, римский точеный носик и практически идеальная фигура. В других обстоятельствах я бы обязательно ею увлекся. Однако, рядом находился Олег, тоже, как и я, далеко не красавец, но зато чрезвычайно умный, начитанный и донельзя самоуверенный. Он постоянно о чем-нибудь говорил, говорил и говорил. Марго все больше отмалчивалась, ограничиваясь короткими репликами. Вместе мы представляли живописное трио и чем-то напоминали героев романа Алекса Гарланда "Пляж", отправившихся на поиски тропического Рая.
Мы сели в рейсовый автобус и к полудню уже были в поселке Талицы, где, по словам Олега, находилось наше "главное транспортное средство". Поселок представлял собой длинную, в полсотни домов, улицу, одним концом упирающуюся в автомагистраль, а другим - в узкоколейную железную дорогу, которая раньше обслуживала торфяные разработки. Разработки прекратили, и узкоколейка зачахла, увяла, как надломленная ветвь дерева. Пока мы шли вдоль домов к депо, нас неоднократно облаивали собаки. Один наиболее настойчивый бобик бежал за нами почти через весь поселок, и только у последних домов отстал. Тут, видно, его территория заканчивалась.
Само депо являло собой характерный пример разрухи и запустения. Тут и там валялись ржавые части машин и механизмов, пустые бочки из-под горюче-смазочных материалов, среди зарослей борщевика в канавах можно было потеряться, как в тропическом лесу. Становилось жарко. Пока мы с Маргаритой сидели на рюкзаках в тени какого-то барака, Олег вел таинственные переговоры с хозяевами. Вскоре он вернулся и позвал нас.
Обещанное транспортное средство оказалось автомотрисой, или, иначе говоря, - дрезиной. На сваренной из труб раме стоял мотоциклетный мотор, простейший редуктор и бензобак. Поперек рамы была уложена доска, обмотанная телогрейкой, на которой нам предлагалось разместиться втроем. Что и говорить, приключение обещало быть интересным. Дрезина стояла на рельсах под навесом; сквозь дыры в навесе проглядывало ярко-синее небо. Рядом суетился Олег, от которого за километр несло бензином.
-Круто, а? - То и дело восклицал он, загружая дрезину нашими вещами. - Эта развалюха развивает скорость до шестидесяти километров в час. Жаль, здесь нельзя разогнаться больше тридцати.
-Почему? - Спросил я.
-У нас народ очень хозяйственный. - Ответил Олег, укрепляя на раме стопку из трех ведер. - Шпалы постепенно растаскивают. Кто на фундамент для постройки, кто еще на что. Так что, того и гляди, в кювете окажешься. Если вовремя не остановишься.
-А далеко ехать? - Подала голос Маргарита.
-Километров десять - пятнадцать. А там такие места начнутся, закачаешься! Ну, садитесь, поедем с Богом.
Мотор чихнул несколько раз и завелся. Все вокруг окуталось синим дымом, особенно ярким при солнечном свете. Мы уселись, дрезина тронулась и, набирая скорость, помчалась по ржавеющей колее. Колея плавно изгибалась вправо, и, что там за поворотом, видно не было. В лицо ударил свежий ветер, Марго засмеялась, впервые за все время.
Вскоре мы выехали за пределы поселка.
Мотор весело трещал, брызгался маслом, Витицкий что-то объяснял Маргарите, стараясь перекричать его треск. Она отстраненно слушала, склонив голову к плечу, и улыбалась. Я рассматривал окружающий пейзаж.
Пейзаж, разворачивающийся перед моим взором по ходу движения, казалось, попал сюда прямиком из фильма Тарковского "Сталкер". Кое-кто может упрекнуть меня в том, что повествование чересчур перегружено аллюзиями и ссылками. Но что поделать, если все мы воспринимаем окружающий мир исключительно через призму увиденного в кино и прочитанного в книгах?
Так вот, о пейзаже. Его можно охарактеризовать одним словом: тоска. Дух заброшенности и уныния витал над ним. Справа от насыпи тянулись запустелые деревни. Покосившиеся домишки с подслеповатыми окнами, заросшие крапивой, одичавшие яблоневые сады, упавшие гнилые заборы. Здесь давно уже никто не жил. Слева расстилалось торфяное болото, ровное, как стол. Кое-где вдоль "железки" еще торчали под разными углами телеграфные столбы со спутанными, свисающими до самой земли, космами проводов. Дрезину немилосердно трясло.
Минут через двадцать мы добрались до первой и, похоже, единственной стрелки. Олег остановил мотрису, соскочил на насыпь, некоторое время изучал что-то у себя под ногами, потом ухватился за рычаг и перевел стрелку. Мы поехали по левой колее.
-Теперь близко! - Проорал он мне в самое ухо. Я кивнул.
Еще через десять минут Витицкий выключил мотор. Некоторое время дрезина двигалась по инерции, постепенно замедляя ход. Наступила тишина, лишь колеса на стыках гулко постукивали.
-Как тихо! - Сказала Маргарита. Дрезина остановилась. Теперь торфяники расстилались и справа, и слева от дороги. Впереди, метрах в пятидесяти, насыпь перечеркивала двойная нитка заброшенного нефтегазопровода. По ее ржавым трубам можно было спокойно идти, все дальше и дальше углубляясь в заболоченные территории.
-Ну, пошли, что ли. - Олег первым спрыгнул на землю, а следом за ним - и мы с Маргаритой. Он раздал нам ведра и проволочные грабельки для сбора клюквы.
-А дрезина? - Спросил я. - Так и оставим ее здесь?
-А что ей сделается? - Ответил Олег. - Тут никто уже давно не ездит. Разве что какой-нибудь блуждающий бронепоезд времен Гражданской войны...
С насыпи мы перебрались на нефтепровод. Правая ветвь нефтепровода упиралась в бетонное здание без окон и дверей, а левая терялась где-то в бесконечности. Олег и я пошли по одной трубе, друг за другом, а Марго, с ведром и в гордом одиночестве - по другой. Металл под ногами гулко вибрировал. Мне пришла в голову мысль, что, если приложить к трубе ухо, то можно было бы услышать наши шаги за десятки километров. Вскоре насыпь и стоящая на ней дрезина совершенно скрылись из виду.
Мы шли на юг. Солнце светило справа, было уже по-настоящему жарко. Олег что-то высматривал по сторонам, потом сказал:
-Прыгаем!
И спрыгнул вниз. Я последовал за ним и почувствовал, как мшистый ковер подается под подошвами кроссовок, словно хочет принять меня в свои объятья. Целиком и навсегда. Всего мгновение страха, и вот уже поверхность торфяника выровнялась. Марго замешкалась, но потом прыгнула и она.
Мы углубились в торфяники.
Странное это чувство - идти по толстому, в полтора метра, живому слою, состоящему из сплетения корней каких-то ползучих растений и мха, зная, что под тобой - наполненная водой бездна. Трубопровод, от которого мы уходили все дальше, казался единственной надежной частью этого зыбкого, плавучего мира между небом вверху и водой внизу. Осью этого мира. Точкой отсчета, в какую бы сторону мы ни шли. Мох под ногами пружинил, как батут. Кое-где из мха поднимались корявые, чахлые елочки, за всю свою жизнь не вырастающие выше восьмидесяти-ста сантиметров. Изредка встречались водяные прогалины, блестевшие на солнце, точно черные зеркала. И, конечно же, была клюква.
Олег почти не преувеличивал, когда зазывал меня сюда. Клюквы было просто море! Через какой-нибудь час мы ее набрали полные ведра. Ягоды рубиново светились изнутри, как россыпи драгоценных камней. Я прикинул возможности своего домашнего морозильника и пришел к выводу, что для собранного количества его скромных размеров просто не хватит.
Еще поражало полное отсутствие комаров и прочих кровососущих насекомых. Это было странно, ведь рядом - вода. Словом, Рай, да и только.
-Все, я устала! - Сказала Марго и уселась прямо на мох, скрестив ноги. Олег сел рядом и достал из портсигара папиросу с "травой". Прикурил, тщательно загасив спичку. Над заболоченными пространствами потянулся сладковатый дымок марихуаны.
-Будешь? - Он протянул папиросу мне.
-Буду. - Неожиданно для самого себя ответил я. Взял протянутый "косяк" и затянулся. Папироса перешла к Маргарите...
Солнце сияющим циферблатом плыло по небосводу, воздух был неподвижен, как кусок горного хрусталя. Бескрайняя равнина прогибалась под нами, словно гигантская чаша, наполненная безмолвием, а мы сидели на самом дне этой чаши. Спокойствие и молчание было поистине "гималайским". Или это было молчание мексиканской пустыни Сонора. Джек Керуак, писатель и вечный странник, наверное, по достоинству оценил бы это место. Кто бы мог подумать, что в каких-нибудь четырех часах езды от шумного многомиллионного города еще сохранились такие места!
Я на четвереньках подполз к ближайшей полынье. Здесь слой мха был гораздо тоньше и возникала опасность провалиться. У самой полыньи я лег на живот и погрузил руку в прохладную воду. Вода оказалась абсолютно прозрачной и неподвижной. В черную глубину уходили золотистые лучи. Ничто, даже наше вторжение, не могло нарушить этой тысячелетней неподвижности, этого трансцендентного ископаемого сна, вмещавшего в себя органические останки ушедших эпох. Сколько я пролежал так? Минут десять? Час? Два? Я не ощущал времени. Зато ощущал себя невероятно живым. Вдруг оказалось, что все мы, люди, именно так и живем, балансируя на тонком слое реальности, а внизу и вверху - пустота. Я слышал едва уловимые вибрации, некую электронную музыку, будто звучащую из фильма о космических пришельцах. Звук доносился снизу, сверху, со всех сторон, плыл над пространствами пустоты; он не был тревожным или неприятным, он, скорее, напоминал о чем-то забытом и потерянном безвозвратно...
-Ну, ты даешь! - Сказал Олег, когда я вернулся. - Где тебя черти носили?
-А что такое? - Удивился я.
-Что такое?! Тебя три часа не было! Мы уже думали, ты в трясину провалился.
Только сейчас я заметил, что солнце, еще недавно висевшее почти в зените, значительно сместилось к западу. Да, со мной такого еще никогда не было, чтобы с двух "затяжек" выпасть из реальности на три часа... Однако, судя по измятому мху и еще некоторым мелким деталям, Марго и Витицкий тут без меня не особенно скучали. Что ж, каждому - свое...
Солнце клонилось к закату, у нас появились невероятно длинные тени, вытягивающиеся чуть ли не до самого горизонта. С полными ведрами мы выбрались на трубопровод и двинулись на север, туда, где нас ожидала дрезина. Обратный путь показался гораздо длиннее. Сказывалась и тяжесть ведер, и усталость. У дрезины наскоро перекусили бутербродами и чаем. Олег торопил нас, потому что в поселок, по его словам, надо было успеть до темноты. Ездить по ненадежной узкоколейке ночью наш драйвер считал самоубийством.
Наконец, мы выехали.
Благополучно миновали стрелку. Олег и Марго молчали. Я молчал тоже и время от времени ногой придерживал ведра, чтобы они не свалились при тряске. Через двадцать минут, максимум через полчаса, должен был показаться поселок. И тут мотор поперхнулся тактом и заглох. В наступившей тишине Олег разразился совершенно непечатным монологом, суть которого, при всей его сложности, сводилась к тому, что мы, кажется, серьезно влипли. И теперь нам, скорее всего, придется ночевать под открытым небом.
Минут пятнадцать мы оба, я и Витицкий, возились с мотором, так как немного в этом понимали, но запустить снова нам его не удалось. К тому же, из инструментов в нашем распоряжении оказался лишь гаечный ключ, да и тот подходил всего к одной гайке. Умный читатель сразу подскажет: кончился бензин. Нет, дорогой читатель, бензина хватало. Не хватало наших с Олегом познаний, чтобы определить, отчего сдох мотор. Судя по внешнему виду, он скончался от старости. Пока мы возились, Марго курила в сторонке и так же, как и Олег, старательно гасила спички.
-Вообще-то, можно ехать и на мускульной тяге. - Предложил Олег, вытирая руки ветошью. - Надо только раздобыть два кола покрепче. Будем отталкиваться и ехать.
-Где же их тут раздобыть? - Я огляделся по сторонам. Кругом расстилалось бескрайнее болото. Солнце медленно погружалось в трясину. Между его нижним краем и горизонтом оставался совсем уже незначительный кусочек неба.
-Видишь деревню? - Он указал куда-то вперед. Там действительно виднелось нечто похожее на крышу дома.
-Кажется, да.
-До нее метров триста. Выломаем шесты из какого-нибудь забора.
Мы усадили Марго на дрезину, а сами, подталкивая раму с двух сторон, пошли рядом. Триста метров - не так уж и много, но до заката мы явно не успевали. Мир окрасился в неправдоподобно розовый цвет, сейчас показавшийся мне почему-то бутафорским и даже несколько пошловатым. Я поделился своим ощущением со спутниками. Теперь, когда мотор не трещал, можно было и поговорить.
-Да, - сказал Олег, - совсем ты к жизни вкус потерял. Может, оттого и не пишется.
-Просто не вижу пока интересных тем.
-Это одно и то же.
-Ты не понимаешь, - я попытался протестовать, - на самом деле, в мире осталось исчезающе мало настоящего, того, о чем бы хотелось хотя бы думать, не говоря уже о том, чтобы об этом писать.
-А о чем тебе, как писателю, действительно хотелось бы поведать миру? - Вдруг вступила в разговор Маргарита. Несколько секунд я глядел на нее, как на заговорившую кошку. Забыл даже толкать дрезину. Это было, как мне показалось, слишком сложное для нее предложение. За весь день она не сказала ни одной фразы, состоящей более чем из трех слов. И тут - на" тебе! Словом, я ее недооценил.
-Что? - Не поняла она моего взгляда. - Я задела какую-то болезненную тему? У писателей не принято обсуждать подобные вопросы?
-Да нет, почему же, - очнулся я, - могу поделиться творческими планами. Я давно хочу написать действительно страшную книгу. Этакий роман ужасов. С социально-психологическим уклоном.
-Ну, так в чем проблема? - Удивился Олег. - Пиши.
-В том-то и проблема. В мире не осталось ничего по-настоящему страшного. Даже фильмы ужасов. Они либо омерзительны, либо наивны. Ну, как можно всерьез бояться чудика, бродящего по экрану с бензопилой и в маске вратаря? Все эти фильмы снимаются не для того, чтобы напугать зрителя, а чтобы пощекотать ему нервы. Иначе в кино перестанут ходить.
-А если бы чудик бродил по кинозалу? - Тихо спросила Марго. - Во время просмотра?
-Знаешь, мир и без того переполнен насилием. - Сказал я. - Но почему-то меня это тоже не трогает.
-Пока это не произойдет с тобой. - Вставил Витицкий. - Если ты среди ночи вдруг обнаружишь себя не в теплой постели, а на железнодорожной насыпи, привязанным к рельсам, и вот-вот подойдет поезд, я думаю, ты испугаешься.
-Все равно это как-то банально. - Проговорил я. - Это просто страх физического уничтожения, инстинкт. Мы, по большому счету, живем с ним всю жизнь до самой смерти.
-Да. - Согласился Олег. - Страшно не это. Ты считаешь, что страх может иметь вполне объяснимую, разумную причину. Но это не всегда так. Наш разум - как холодильник: дверца открыта и горит свет, все продукты разложены по полкам, но стоит захлопнуть его, как внутри тут же наступает тьма. И никто не может сказать с уверенностью, что там происходит, пока дверца закрыта. По-настоящему страшно, если ты даже не знаешь, кто и, главное, за что привязал тебя к рельсам! Вот это, по-моему, действительно страшно.
-А, по-моему, это паранойя. - Заметил я.
-Ну, ты же хотел что-нибудь социально-психологическое.
На этом наш разговор, собственно, и закончился. Мы подъехали к деревне.
Эта деревня была тоже заброшенной. Над темной зеленью корявых яблонь торчали местами уже провалившиеся крыши. Кое-где на шестах виднелись пустые скворечники - своего рода "фэн-шуй по-русски". Однако, гармонией с миром здесь и не пахло. Зато пахло гниющими яблоками.
Марго осталась сидеть на дрезине, а мы с Олегом отправились в деревню на поиски необходимого инвентаря. Спустившись по откосу, мы пересекли узкую полоску отчуждения, пробрались вдоль косого, совершенно сгнившего, забора и оказались перед буйными зарослями сирени. В зарослях торчала облезлая трансформаторная будка, которая давно уже ничего не трансформировала, а дальше начиналась деревенская улица, кривая и заросшая высокой травой. Было неправдоподобно тихо. Местная атмосфера угнетала. Я бы не удивился, если бы здесь, в каждом пустом доме, на столе стоял гроб.
Мы свернули к третьему от начала улицы дому. Хозяйственные постройки тут, действительно, были. Над дверью сарая кто-то, шутки ради, прикрепил крест-накрест огромный ржавый серп и топор с зазубренным лезвием. Специфическое чувство юмора, нечего сказать. В сгущающихся сумерках мы обследовали сарай, но ничего подходящего не нашли. Там стояли только ржавые кровати и ведро с гвоздями.
-Вот что, - предложил Витицкий озабоченно, - давай разделимся. Ты посмотришь в доме, а я пока схожу к соседям. Может, у них какая-нибудь оглобля найдется.
-Что-то мне твоя идея не очень нравится. - Сказал я. - Но, так и быть.
-О-кей! - Олег фамильярно похлопал меня по плечу. - Встретимся у дрезины.
Мы разошлись.
Окна дома были заколочены досками. Дверь висела на одной петле. Хозяева съехали отсюда, может быть, много лет назад, но кто-то побывал тут совсем недавно. На столе стояла посуда с засохшими остатками какой-то еды, а в воздухе улавливался слабый запах гари. Я коснулся ладонью печной кладки и тут же отдернул руку. Показалось, что печь еще теплая!
Ее топили не больше суток назад!
Хотя деревня была и заброшенной, но отнюдь не безлюдной. Однако, что это были за люди? И люди ли? Мое воображение совсем некстати разыгралось, услужливо рисуя невнятные, но довольно мрачные картины. Я вспомнил наш разговор с Марго и Олегом по пути сюда. Стало как-то нехорошо. Во рту появился кисловатый привкус. Одно дело, когда смотришь фильм ужасов на экране или читаешь об этом в книжке, и совсем другое, когда это происходит с тобой в жизни. Но это был еще не страх, а всего лишь слабая его тень.
Я торопливо вышел из дома, спеша оказаться под открытым небом. Наступили сумерки. Мир стал серым и плоским, каким он бывает исключительно в это странное время суток. Пройдя сквозь яблоневый сад, я остановился.
Место было совсем другое.
Я совершенно точно помнил, что здесь мы с Олегом не проходили.
Так, спокойно, сказал я себе. Я всего лишь слегка заблудился. Как говорят коренные жители Северной Америки, это не индеец потерялся, это вигвам спрятался. Нужно вернуться назад, к дому, и поискать дорогу снова.
Однако, дома на прежнем месте не оказалось.
На его месте стоял покосившийся деревянный сортир с окошком на двери в виде сердечка. В легкой панике я обошел его кругом. Здесь начинались непроходимые, в рост человека, заросли малины. Орать "Ау!", звать Олега совершенно не хотелось. Сумерки сгущались. В них, как в ватном матраце, увязали любые, даже самые громкие, звуки. Еще минут двадцать, и все. Ни фонаря, ни даже спичек у меня не было, рюкзак со спальником остался на дрезине, под охраной Маргариты. Приходилось уповать лишь на то, что я все-таки успею выбраться к насыпи до наступления полной темноты.
Мне стало тоскливо. Ни одного ориентира, черт возьми! Складывалось впечатление, что эта заброшенная деревня не прочь подшутить над чужаками. И, быть может, я далеко не первый, кто остался тут навеки, блуждая между домом, сараем и нужником... От сладковатого запаха преющих яблок начинало слегка поташнивать. Я огляделся. Ветви малинника сплелись в плотную колючую стену, и только в глубине сада виднелся рваный просвет с огрызком неба вверху. Не особенно надеясь на результат, я побрел туда и вдруг увидел знакомую трансформаторную будку, мерах в пятидесяти отсюда. Я обрадовался ей, как родной мамочке, и побежал, перескакивая через кучи какого-то подозрительного мусора и упавшие яблоневые ветки. О поисках оглобли я уже даже и не помышлял.
Через пять минут я подбегал к тому месту на насыпи, где мы оставили Марго и дрезину. И тут меня ожидал еще один неприятный сюрприз. Угадайте, какой?
Правильно.
Дрезины не было.
Несколько секунд я тупо созерцал ржавые рельсы узкоколейки. В том, что это именно то место, я был просто-таки уверен. Но здесь не наблюдалось ни дрезины, ни Марго, ни Олега. До меня еще со всей отчетливостью не дошло, что они меня, похоже, просто бросили. Или с ними обоими случилось нечто действительно ужасное. Я остался один. Один на один с наступающей ночью.
И тут чахлые кусты по сторонам от дороги зашевелились. Из кустов показались фигуры Олега и Марго. Я облегченно вздохнул, но, как выяснилось, радовался я рано.
-Я уж думал, вы без меня... - Начал я и осекся. Что-то с ними было не так. Спутанные волосы Маргариты торчали в разные стороны, у Олега левую половину лица заливало что-то темное, может быть, кровь. И двигались они несколько странно: угловато и в полном молчании. Оба напоминали мертвецов, восставших из какой-нибудь второсортной видео-могилы. Сходство усилилось, когда я рассмотрел то, что они держали в руках. В руке Олега был зазубренный топор, а в руке Марго - огромный серп. Можно было даже и не гадать, откуда они это взяли. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Потому что деваться от этих доморощенных зомби было, в сущности, некуда.
Они приближались ко мне с двух сторон. Этакие свихнувшиеся изваяния Рабочего и Колхозницы, сбежавшие ночью с ВДНХ и временно расторгшие свой союз для совершения ритуального убийства. Картина была абсолютно иррациональной, дикой. И именно поэтому невероятно жуткой. Расстояние между нами неумолимо сокращалось, а я не мог пошевелить и пальцем от ужаса. И тут, не дойдя до меня каких-нибудь пару шагов, они остановились и начали хохотать.
Марго тряслась от смеха, будто в припадке эпилепсии. Олег, хохоча, выронил топор и согнулся буквально вчетверо.
- Ха-ха-ха! Ку... Ку-пил-ся! - Пытался сквозь смех произнести Витицкий, но ему мешали мышечные спазмы. - Ха-ха-ха!
Еще через секунду мой кулак с хрустом врезался ему в переносицу, и Олегу стало не до смеха. Сразу же притихла и Марго.
-Ты чего, старик?! - Испуганно прогнусавил Олег, зажимая лицо ладонями, из-под которых обильно текла кровь, теперь уже совершенно настоящая. - Ты чего? Это же шутка была! Шутка! Ну да, согласен, несколько неудачная, но зачем же вот так - по лицу?!
-Сука ты. - Сказал я спокойно. Мне стало почти хорошо. Может быть, потому что исподволь всегда хотелось разбить Олегу нос. И вот, наконец, мечта осуществилась.
-Мы помочь тебе хотели. - Тихо сказала Маргарита, на всякий случай держась от меня подальше. - Чтобы к тебе вдохновение вернулось...
-Спасибо. Помогли.
Наступила неловкая пауза, во время которой Олег сморкался, плевался и шмыгал носом. Краткий период анархии и хаоса миновал. Пора было наводить порядок.
-Ну, что встали? - Сказал я. - Выкатывайте транспорт, поедем. Мне почему-то кажется, что теперь мотор непременно заведется...
Так и случилось. За всю оставшуюся дорогу, которую мы, кстати, проехали в полной темноте, никто из нас не проронил ни слова. На пути нам не встретилось ни разобранных народом шпал, ни завалов, ни блуждающих бронепоездов. В поселке первая же попавшаяся хозяйка дома за ведро клюквы (кстати, это было мое ведро) пустила нас на ночлег и даже накормила ужином. Утром, не дожидаясь, пока Витицкий и Марго проснутся, я уехал в Москву. Прощаться мне с ними почему-то не хотелось.
В городе по-прежнему стояла жара. Под холодильником на кухне собралась лужа. Сейчас можно было с полной уверенностью сказать, что позавчерашний суп в его темном нутре безнадежно испортился. А прочее меня не волновало. Вернувшись домой, я первым делом включил компьютер и восстановил стертый файл. Потом открыл новый документ и написал заголовок: