Annotation

     Жила-была девушка. Обычная. Не выдающаяся ни особыми внешними данными, ни особо милым и покладистым характером (даже скорее наоборот), единственное, что делало её не такой, как все – безумно красивые и невероятные миры, миллионами жившие в ее голове. Иногда она выкладывала их на бумагу, иногда, отстукивала на клавиатуре, когда хватало терпения описать все. Иногда механический черный карандаш, лениво прогуливаясь по страницам ее скетчбука, оставлял за собой короткие следы-зарисовки из её миров. Она перелистывала страницы и больше никогда к ним не возвращалась, чтобы снова не погружаться в такие реальные, но такие далекие, родные ей миры.

     Ей следовало родиться не здесь, не сейчас. Ей следовало бы родиться там… тогда. В абсолютно иных и совершенно разных мирах, где лицемерная фальшивая жизнь была вне закона, где имя означало именно то, чем человек являлся, где не было всего того, что так ранило отчуждением ее здесь.

     Она жила не одна. Но одиноко. Родители, которые всю жизнь её искренне любили, не понимали дочь, считая её таким же милым и задумчивым ребенком, который рисовал на асфальте почему-то только белых птиц. Их не интересовало, ни почему она всегда рисовала именно их, ни другие её рисунки, ни её стихи, рассказы, даже любимая музыка. Они просто по привычке заботились о ней, достойно исполняя свой долг.

     А девушка и не требовала от них ничего другого.

     Только иногда, возвращаясь вечером из колледжа, вдруг вздрагивала и поднимала глаза, бессильно всматриваясь в плескающееся над ее головой, темнеющее небо.

     Но несмотря на всё, у неё было много друзей и знакомых. Что как-то не вязалось с грустью в её глазах. Она всё равно чувствовала себя одинокой, хотя её считали душой компании, любили за неповторимое чувство юмора и саркастичный оптимизм.

     Но такой она была лишь снаружи. Лишь для них.

     Внутри же неё таилась грустная, прохладная тоска.

     И жил был парень. Необычный. Симпатичный, симпатичнее многих. Обладающим ярким, острым умом, развитым психологическим мышлением, но при этом, сложнейшим характером. У него не было друзей. Точнее был… один. Самый близкий друг, с детства росший вместе с ним и знавший все привычки, тонкости и острые углы его души, пожалуй, лучше всех. Впрочем, нет, не так, не лучше всех. Единственный, кто вообще хоть как-то знал его. Ведь больше никому он не открывался. Окружающие считали его жестким недружелюбным социопатом, родители его, конечно, очень любили, но и они считали его неисправимым одиночкой.

     А он и не собирался исправляться. Парень прекрасно знал кто он, кем является и кем кажется окружающим, но не собирался ничего менять, так как его всё устраивало. Он всегда смотрел на мир со снисходительным безразличием, и всё, что его интересовало в жизни – музыка и книги. Книги, мирами, описанными в которых, он искренне любовался, с уважением думая о их создателях.

     Однажды, в холодный январский вечер, судьба нагло ворвалась в распахнутые двери давно забытого мира и, промчавшись морозным ветром по замерзшим улицам, столкнула их лбами. В буквальном смысле.

     Он пробормотал что-то невнятное и поднялся с утоптанного снега, едва не навернувшись на ледяной проплешине обратно.

     - Извините, - мрачно произнесла она, даже не думая подниматься. Боль растекалась по всей ноге.

     Он презрительно посмотрел на нее, собираясь бросить что-нибудь жесткое и обидное и уйти, как всегда, но неожиданно осекся, увидев искривленные губы на лице, которое показалось ему самым прекрасным из всех, что он когда-либо видел.

     - Дай, я посмотрю, - хмуро буркнул он, и, не дожидаясь ее реакции, присел рядом на корточки, обхватив пальцами ногу, обтянутую тонкой тканью джинсов, заправленные в невысокие модные ботинки.

     Пальцы констатировали: ушиб. Он досадливо цыкнул: был бы вывих, он тут же бы вправил, а так.

     - Встать сможешь?

     - Вряд ли, - с сарказмом сказала девушка, понемногу вернув маску внешнего оптимизма. – У меня как бы нога вывихнута.

     Парень усмехнулся.

     - Не вывихнута. Ушиблена, довольно сильно.

     - Это должно радовать, да? – приподняла бровь девушка.

     Он посмотрел в её глаза.

     - Теоретически, - сказали его губы, а в голове пронеслось «Господи, какие же они глубокие…». – Где вы живете?

     Она хмуро кивнула на стоявший поодаль многоэтажный дом.

     - Там.

     - Надеюсь, не на шестнадцатом этаже с неработающим лифтом, - скептично пошутил он, с легкостью поднимая ее на руки.

     - На шестнадцатом, - согласилась девушка, обхватив его руками за шею. Помолчала… и мстительно добавила: - … с неработающим лифтом!

     Он лишь усмехнулся, проигнорировав ее слова: пять минут назад он вышел из этого дома, где жил его друг. На шестнадцатом этаже. С работающим лифтом.

     - Спасибо, - неловко поблагодарила она его, встав на дрожащую целую ногу и прислонившись к своей двери.

     - Пожалуйста, - кивнул он и, развернувшись, скрылся за съезжающимися дверями лифта.

     Она с грустью, наконец-то отпущенной на волю, посмотрела ему вслед.

     Упершись лбом в дверь медленно ползущего лифта, он крепко зажмурился, пытаясь унять невесть с чего заколотившееся сердце.

     «Life is timeless… Europe endless…»

     - Скучно здесь, - сказал он, усевшись на соседний стул за барной стойкой.

     Его друг, с улыбкой сказав кому-то на том конце провода «Ну мы вас ждем, давайте там!», отложил четвертый «айфон» и весело посмотрел на него.

     - Что, Кость, опять за свое? – ехидно произнес он и, посмотрев на часы, добавил. - Сейчас, Лис с компанией подтянутся, скучно не будет.

     - Угу, - отсутствующе кивнул тот, абсолютно не обидевшись на его слова. Скажи ему «опять за свое» кто другой, не Женя, он бы вспылил, мгновенно оскорбив собеседника так, что тот бы крепко пожалел, что не родился немым, но Жене было позволено многое. Плюс ко всему, кому, как не ему было знать, как Костя не любил большие компании, дружеские посиделки, алкоголь и бары.

     Но сегодня был праздник… годовщина выхода на свет «Артура Блэка» - сериала, объединившего фанатской любовью к себе, с десяток абсолютно разных людей из их маленького городка.

     Сидя спиной к двери, Костя услышал скрип открывающихся дверей бара и шум ввалившейся в него компании.

     - Лииис! – вдруг радостно заорал Женя и, встав, направился навстречу зашумевшей ещё больше компании.

     - Джек!!! – раздался чей-то знакомый, но непривычно веселый голос.

     Константин допил свой кофе и, не спеша, повернулся к двери. Он никогда не видел эту Лис, о которой ему часто рассказывал Женя, разве что на фан-форуме в сети иногда проскальзывали веселые и саркастичные замечания и сообщения с кучей смайликов от модератора «Lees».

     Женя отпустил невысокую девушку, которую до этого сжимал в объятиях, и она подлетела к барной стойке, махнув бармену:

     - Чаю! Горячего! Срочно!

     На ее густых рыжих волосах искрились тающие снежинки и, когда она повернула к нему голову, в ее серых глазах он увидел блестящие искорки, которые днем раньше принял за лед.

     - Ты? – удивилась она, красиво изогнув левую бровь.

     - Ты? – неожиданно для себя, ехидно и грубо вернул ей вопрос Костя.

     - Лис, знакомься, - подкравшийся сзади Женя хлопнул её по плечу богатырской ручищей, отчего девушка вздрогнула. – Это Константин. Мой лучший друг, милейшей души человек и вообще, просто прелесть, особенно когда спит зубами к стенке. А это, Костя, - теперь рука Жени опустилась на плечо Константина. - Лис, взрывной позитивчик и самый безбашенный оптимист из всех, что я встречал.

     «Мало же ты оптимистов встречал», - вдруг явственно увидел Костя в усмехнувшихся серых глазах и тут же вспомнил, какими печальными и глубокими они были вчера.

     - Как нога? – отрешенно спросил он, разглядывая ее длинные ресницы.

     - Спасибо, - кивнула она, - к сегодняшнему утру уже была в порядке.

     - ВЫ ЗНАКОМЫ?!!! – обиженно взревел Женя, ещё раз хлопнув обоих по спинам. Костя кашлянул, пошатнувшись от такого удара, и встал, собираясь высказать лучшему другу всё, что думает о превращении себя в его персональную грушу, но не успел!

     - Костииик! – взвизгнул еще один знакомый голос, и сквозь толпу пролетела, бросившись ему на шею, Илона.

     «Кто ее сюда пригласил?!» - одними губами прошипел Костя Жене и поднял руки, ненавязчиво отталкивая бывшую девушку. Одновременно он бросил осторожный взгляд на Лис.

     Серые глаза мгновенно заледенели, а в следующее мгновение она уже весело о чем-то болтала с барменом, грея руки горячей чашкой чая и угощаясь печеньками.

     - Кость, прости… - начала было наконец-то отцепленная от него Илона, но замолкла, натолкнувшись на злой взгляд карих глаз.

     - Исчезни. Видеть тебя не хочу после всего, что ты сделала.

     Губы девушки обиженно дернулись, и, отвернувшись от него, она ушла к кому-то в толпе «блэкоманов» - так они себя называли.

     - Она с Мишей пришла, - виновато посмотрел на него Женя.

     Костя усмехнулся, кивнув. Её брата Мишу, в отличие от Илоны, он уважал.

     - Так что, Лис? – встрепенулся Женя, вспомнив о чем-то важном. – Мутим шашлыки? Первого февраля – день «блэкоманов»!

     Лис отхлебнула горячего чаю и спокойно повернулась к ним. В её серых глазах уже не было того льда, который заставлял Костю вздрагивать.

     - Мутим, – весело кивнула она. – Хоть завтра.

     Остаток вечера Костя помнил плохо. То есть, все события сохранились в его памяти, но почему-то, как только он пытался их воспроизвести, перед глазами всплывала только Лис…

     Массивная железная дверь с легким щелчком закрылась, и она сползла, прислонившись к ней спиной. Серые глаза устало закрылись, длинные черные ресницы соприкоснулись, и окружающий мир померк, бросая ее обратно в калейдоскоп родных и таких далеких миров.

     «Какая же у него грустная улыбка», - пронеслось в её голове.

     Снег безмятежно хрустел под ногами.

     - А как тебя зовут по-настоящему?

     Лис взглянула на него задумчивыми глазами и наклонилась за очередной хворостиной к своей охапке.

     - Даша.

     - Даша? – он усмехнулся. – Красивое имя. Но почему Лис?

     Она взглянула на него уже с любопытством.

     - А почему ты никогда не улыбаешься?

     Он внимательно посмотрел на неё.

     - Я не умею улыбаться. Точнее умею, но все говорят, что моя улыбка больше похожа на усмешку. Поэтому я не улыбаюсь. – он пожал плечами.

     Она внезапно уложила хворост на снег и выпрямилась, шагнув к нему.

     - Но это же совсем просто.

     Она протянула руки к его лицу и улыбнулась, одновременно потянув тонкими пальцами в митенках уголки его губ кверху.

     Против воли, неожиданно для себя он почувствовал, как губы послушно подчиняются и, засмотревшись на ее улыбку, он не заметил, как улыбнулся сам.

     Она отняла руки и сделала шаг назад, залюбовавшись своей работой.

     - Вот! Прелесть же.

     Константин внезапно смутился.

     Буркнув что-то невразумительное, он развернулся и быстрым шагом направился к лагерю.

     Она проводила его улыбающимся взглядом искрящихся серых глаз.

     Темная ночь мерцала, склонившись над небольшой полянкой с костром посередине и сидящими вокруг него людьми.

     Женя независимо бренчал на гитаре, аккомпанируя веселому рассказу Миши о поездке в Киев, Илона ворковала со своим соседом, а Костя, чуть склонив голову, наблюдал за улыбающейся, глядя в костер, Дашей.

     Он решил отныне называть её так. Это шло ей больше, чем «Лис». Лис она была лишь на людях, напуская на себя веселый, но фальшивый оптимизм. В душе она была другой. Он понял это давно. Ещё когда увидел искривленную линию ее губ, сжатых от боли.

     - Кость, а спой что-нибудь? – внезапно произнесла Илона.

     Костя вздрогнул. Он и не заметил, как рассказ подошел к концу, и наступила тишина.

     Он поднял глаза. Женя протянул ему гитару и уселся поудобнее.

     - Спой мою любимую, - промурлыкала Илона.

     Он усмехнулся, вспомнив, как она презирала его музыкальные вкусы, считая Арию и Coldplay отстоем, и свято веруя в своего Ивана Дорна. Под «моей любимой» она сейчас подразумевала его любимую – «Лирику», Сектора Газа. Как же это смешно, подумал он, когда тебя пытаются задобрить.

     Он тронул пальцами послушно отозвавшиеся струны и запел совершенно другую песню.

     Краем глаза он заметил, как усмехнулась Даша. Она явно знала эту песню.

     Костя перевел взгляд на костер и с какой-то даже мстительной радостью продолжил:

     Ночь заинтересованно сгустилась вокруг, полуобнимая его за плечи. Даша переменила позу, став чуть ближе к нему и взглянула на него спокойно-понимающим взглядом глубоких серых глаз. «Море… плещется в них», - почему-то подумал он. «Нет ни льда… ни искр… Оттаяли.»

     Бриллиантовая пыльца,

     Увядшей мечты цветов,

     Сыпется без конца,

     На площади городов.

     И от неё до него,

     Через всю землю бег.

     И кажется, так легко,

     Падает белый снег...

     Написано под песню Дельфина - Снег и кавер на Europe Endless группы Kraftwerk из сериала "Отбросы". Посвящается тому идеалу, который еще не успел превратиться в пыль.