Литературный : другие произведения.

2) участники

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    конкурс миниатюр (завершен)

  • © Copyright Литературный(almanac@algebraslova.com)
  • Добавление работ: Хозяин конкурса, Голосуют: Любой посетитель
  • Жанр: Любой, Форма: Любая, Размер: от 1 до 100M
  • Подсчет оценок: Среднее, оценки: 0,1,2,3,4,5,6,7,8,9,10
  • Аннотация:Всем желающим авторам!!!
  • Журнал Самиздат: Литературный. Альманах
    Конкурс. Номинация "Литературный альманах" ( список для голосования)

    Список работ-участников:
    1 Инна К. Церковь / Океан / Душа   4k   "Сборник стихов"
    2 Лапина Е.В. Сам себе писатель и поэт   1k   "Сборник стихов" Поэзия
    3 Кай О. Памяти   8k   "Миниатюра" Проза, Мистика
    4 Мора А. Девочка и дракон   11k   Оценка:7.95*6   "Миниатюра" Фэнтези, Переводы
    5 Казовский А. Голубое небо, золотой песок...   6k   "Рассказ" Фантастика
    6 Ирониясудьбы С. Колоривар   4k   "Рассказ" Юмор
    7 Сазонов С.М. Собиратель осколков   16k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Проза
    8 Панченко А.В. Секрет старой башни   4k   Оценка:7.54*4   "Миниатюра" Фантастика
    9 Птах В.Ю. Торчковый гипнотезер   22k   "Рассказ" Юмор
    10 Брагарник Е. Покупая ангелов   12k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Фантастика
    11 Софронова Е.А. Мечта идиота   4k   "Миниатюра" Постмодернизм
    12 Чунчуков В.Н. Машина времени   3k   "Рассказ" Юмор
    13 Трудлер А. Смерть Кощея   2k   Оценка:10.00*5   "Стихотворение" Поэзия
    14 Крофтс Н. "Алгебра слова"   3k   "Статья"
    15 Гирфанова М.А. Мой дебют   16k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Юмор
    16 Парпар Т.С. Немного о личной жизни.   5k   Оценка:10.00*4   "Миниатюра" Проза
    17 Лисицына Т. Лисенок   14k   "Рассказ" Любовный роман
    18 Кривин Н.Н. Ох уж эта бесконечность   22k   "Рассказ" Фантастика
    19 Лобода А. Лабиринт   8k   Оценка:8.26*5   "Рассказ" Хоррор
    20 Абрамова О.Б. Эффект наблюдателя   5k   Оценка:8.24*5   "Рассказ" Фантастика
    21 Гордышевская Л. Нэймана Эталь   18k   "Рассказ" Фэнтези
    22 Бойчун М.Д. ...Но не верю в него   3k   "Эссе" Проза
    23 Погорелова М. Господин N   45k   "Глава" Проза
    24 Рене А. Весёлый Роджер   15k   "Рассказ" Фантастика
    25 Клюкин П.В. Первый день в Новом Городе   11k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" История
    26 Энтэр Энтэр-претации   12k   "Сборник рассказов" Проза
    27 Vi С одной стороны   8k   Оценка:8.73*5   "Рассказ" Мистика
    28 Динозавров С. Исповедь   18k   "Рассказ" Проза
    29 О.М.Г. Приговорённый пожизненно   10k   "Рассказ" Мистика
    30 Иржавцев М.Ю. Западный полюс   22k   "Миниатюра" Проза
    31 Доктор Д. Корней не знающая   16k   "Рассказ" Проза
    32 Соколова О. Прощание   2k   "Рассказ" Проза
    33 Гришин А.И. Обол   7k   "Рассказ" Проза, Фантастика
    34 Северная Н. Кукла   7k   "Рассказ" Проза
    35 Федотов В.С. В клинике Остроумова   12k   "Рассказ" Проза
    36 Тамара А. В сером городе   15k   "Рассказ" Фэнтези
    37 Небо А. Наливное яблочко   12k   Оценка:10.00*5   "Рассказ" Проза
    38 Дегтярева А.В. Званые гости   14k   "Рассказ" Проза
    39 Орехов Е.И. Вояка   4k   "Миниатюра" Сказки
    40 Беликов А.А. Кабельдюк   10k   "Миниатюра" Юмор, Постмодернизм
    41 Грищенков Н.С. Фанаты   6k   "Рассказ" Юмор
    42 Мартин И. Счастье Алины   12k   "Рассказ" Проза
    43 Полосова Т.Г. Тайна имени Иисуса   9k   "Статья" Проза
    44 Эйдельберг М. Черри   3k   "Рассказ" Проза
    45 Сергеева Е.С. Я сказал! Замуж!   13k   "Глава" Фэнтези, Любовный роман, Юмор
    46 Сударева И. Графиня и окурок   5k   Оценка:9.00*4   "Рассказ" Юмор, Сказки
    47 Светлаков Л. Валькина любовь   17k   "Рассказ" Проза
    48 Павлова Т.В. Пожар   8k   "Рассказ" Проза
    49 Анисимова А. босиком   0k   Оценка:7.94*5   "Стихотворение" Поэзия
    50 Шабатура А. Госпоже А. от Господина А.   12k   "Сборник рассказов" Проза
    51 Хлебников В.Н. Выбор   13k   "Рассказ" Фантастика
    52 Топтыгин М.П. Эволюция челвека: мозг и общество   13k   "Статья" Публицистика
    53 Зволинская А.В. Злая тётя   14k   "Рассказ" Проза
    54   0k  
    55 Быков М.В. Тайны рождения   4k   "Рассказ" Проза
    56 Битюков Р.А. Будем знакомы (сборник для "Алгебры слова")   12k   "Миниатюра"
    57 Ефремов О. Пётр   8k   "Миниатюра" Эзотерика
    58 Гения Е. Весна   2k   "Стихотворение" Поэзия
    59 Тот О. Белая горячка   20k   "Рассказ" Фантастика
    60 Пасьянский Х. Серп и молот ведьм   5k   "Стихотворение" Поэзия
    61 Астафьева В. Шаблонное мышление (Алгебра слова)   27k   "Сборник рассказов" Проза
    62 Кошелев В.В. Философия Океана   4k   "Эссе" Философия
    63 Петрова З. Свет обезумевший   3k   "Миниатюра" Фэнтези
    64 Kaskad Рыжий Пес По Имени Саша   3k   "Рассказ" Проза
    65 Ужевко Г.П. Ложь...во имя любви   17k   "Новелла" Проза
    66 Криминская З. Короста   15k   "Рассказ" Проза
    67 Мельник О.В. Синдром Стендаля   17k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм
    68 Харитонов Р.А. Марфа   12k   "Рассказ" Проза
    69 Фэлсберг В.А. Песнь на двух языках   10k   Оценка:2.48*9   "Рассказ" Лирика
    70 Анариэль Р. Тинрахил Кошачьи Глаза   6k   "Рассказ" Фэнтези
    71 Опалько Н.Е. Счастье с привкусом неизбежности   2k   "Миниатюра" Проза
    72 Горностаев И. Повествование об эльфийке...   20k   "Глава" Фэнтези
    73 Левин А.Б. Волшебная Гора , Моя Мечта   20k   "Новелла" Проза
    74 A V.B. Идентификация   13k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Проза
    75 Ситникова Л.Г. Дьяволюция   44k   "Глава" Мистика
    76   0k  
    77 Филиппов А.Н. Судислав   16k   "Рассказ" История
    78 Крошка Ц. С видом на шторм   17k   Оценка:4.00*2   "Рассказ" Проза
    79 Зырянов А.В. "Белокрылым голубем плавно в небеса"   4k   "Миниатюра" Лирика
    80 Семенов С.А. Как заработать поменьше денег   11k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Проза, Юмор
    81 Sadkitten Черная звезда   15k   "Рассказ" Проза
    82 Прудков В. Меценат   21k   "Рассказ" Проза
    83 Милосердова И. Педагогический уклон   2k   "Миниатюра" Юмор
    84 Лисаченко А.В. Катя и потамы   2k   Оценка:10.00*5   "Миниатюра" Детская
    85 Олонцева А. В условиях небольшого города   10k   "Рассказ" Проза
    86 Калинин И.Д. Возвращаясь на небо   11k   "Рассказ" Проза
    87 Дмитриев Г.И. Падает снег   13k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Проза
    88 Кузина Л.В. Муся и поиски справедливости   18k   "Рассказ" Детская, Фэнтези
    89 Середа Е.В. Кто украл Васечкину колбасу?   9k   Оценка:7.29*16   "Рассказ" Детская, Фантастика
    90 Шоларь С.В. Прокуратор   11k   "Рассказ" Фэнтези
    91 Динь Д. Смерть нимфы   2k   "Миниатюра" Проза
    92 Малоухова М.А. Лена   7k   "Рассказ" Проза
    93 Алекс А. Новые ворота   10k   Оценка:4.72*8   "Рассказ" Фэнтези, Юмор, Сказки
    94   0k  
    95   0k  
    96   0k  
    97 Головина О.Г. Неверная любовь   14k   "Рассказ" Проза
    98 Хилханова А.Д. Письмо из терминала. Пролог.   4k   "Глава" Проза
    99 Полонская Е. Мур Серебряный   5k   Оценка:10.00*4   "Рассказ" Проза
    100 Шапошников И.В. Если снежинка не растает   4k   Оценка:4.72*35   "Рассказ" Фантастика
    101 Макдауэлл А.К. Богатырь   13k   "Рассказ" Фантастика, Фэнтези
    102 Шашкова Е.А. Помощь предков   15k   "Рассказ"
    103 Колышкин В.Е. Предчувствие   26k   "Новелла" Проза, Мистика
    104 Ivanoff А.Н. Шмель   3k   "Миниатюра" Проза
    105 Фост О. Дик и я   7k   "Рассказ" Фэнтези
    106 Девиан Желтый дом фиолетового цвета   7k   "Миниатюра" Проза, Постмодернизм
    107 Трищенко С.А. Разговор С Учёным Котом   12k   "Глава" Сказки
    108 Блейк И. Обещание   5k   Оценка:8.41*4   "Рассказ" Фантастика
    109 Мальчевский В. С верой в кармане   15k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Проза
    110 Капулянский П. Последняя сказка   5k   "Рассказ" Сказки
    111 Борисов С.С. Страна которую они потеряли   8k   Оценка:1.98*8   "Миниатюра" Политика, Юмор
    112 Скукота Гунфу-Ча в ритмах сиртаки   7k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм
    113 Сагин В. Медищевские чтения   2k   "Миниатюра" Фантастика, Юмор
    114 Семенова В.В. Ужасный мир   2k   "Стихотворение"
    115 Гейт А. Вынос гроба с переплясом   9k   "Рассказ" Юмор
    116 Плутов Э. Мрачный узник тайных времен   7k   "Миниатюра" Фантастика, Постмодернизм
    117 Мякин С.В. У порога сказки   6k   "Миниатюра" Сказки
    118 Алексеева-Минасян Т.С. В болезни и здравии   9k   "Новелла" Проза
    119 Андрущенко В. Не твоё дело   4k   "Рассказ" Проза
    120 Даймар С. За оконным стеклом   8k   "Рассказ" Проза, Мистика, Постмодернизм
    121   0k  
    122 Политов З. Слово алгебре.   27k   "Сборник рассказов" Проза
    123 Юрина Т.В. Мы рождаемся и умираем часто   19k   Оценка:8.00*4   "Рассказ" Проза
    124 Шауров Э.В. Хамакура Датсигама   11k   Оценка:9.13*6   "Рассказ" Мистика
    125 Гур К. Моя золотая Алька   16k   "Рассказ" Проза
    126 Затируха А. Мадам   9k   "Рассказ" Проза
    127 Савилова М.Н. Крылья   5k   "Миниатюра" Проза
    128 Шишкин Л.Е. Медленные   20k   "Рассказ" Фантастика
    129 Зуев-Горьковский А.Л. Выла Вьюга   1k   Оценка:3.94*5   "Стихотворение" Лирика
    130 Ви Г. Читают, когда выпить не на что   6k   "Рассказ" Юмор
    131 Капустин В. Поляна фей   9k   "Рассказ" Проза
    132 Батракова О.В. Однажды...   6k   Оценка:8.00*2   "Миниатюра" Мистика
    133 Шлапак А.В. Лекция по оздоровительному туризму   4k   "Миниатюра" Юмор
    134 Карпова З.М. Ловили Тигру...   15k   "Рассказ" Проза
    135 Суматранская З. Нелегкая жизнь и титанический труд Шушанчиков   4k   "Рассказ" Юмор
    136 Грошев-Дворкин Е.Н. Прерванный полёт   3k   Оценка:9.00*3   "Рассказ" Проза
    137 Токарева В. Начало   9k   "Рассказ" Проза
    138 Берестнев Божественная трагедия   11k   Оценка:6.00*3   "Рассказ" Постмодернизм
    139 Славич Н. Сражаться за воздух   8k   "Рассказ" Фантастика
    140 Эвелина Б. Штефани   4k   Оценка:8.95*6   "Миниатюра"
    141 Коган М.Н. Как датская королева   7k   "Рассказ" Проза
    142 Валевский А.Е. Голос   14k   "Рассказ" Фантастика
    143 Кейнс К. Трон из листьев и ветвей   7k   Оценка:9.00*3   "Рассказ" Проза, Фантастика
    144 Васильев Я. Дознание   13k   "Рассказ" Фантастика
    145 Мананникова И.Н. О чем мечтают корабли...   1k   "Сборник стихов" Поэзия
    146 Дубинина М.А. Ночь "Каллисто"   12k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Мистика
    147 Ерофеев А. Perpetuum Mobile   19k   "Рассказ" Фантастика, Юмор
    148 Щербак В.П. Лукошко эротики и любви   19k   "Сборник рассказов" Юмор
    149 Ангел К. Привет!   3k   Оценка:10.00*3   "Миниатюра" Проза
    150 Flashlight Я вижу смерть   19k   Оценка:6.73*10   "Рассказ" Проза, Мистика
    151 Рашевский М. Рок-н-ролл   10k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Фантастика
    152 Леденцова Ю. Лесной эльф и принцесса в зелёном берете   9k   "Рассказ" Проза
    153 Леви Г. Размышления о России   2k   "Стихотворение" Поэзия
    154 Козлов И.В. "Чиркну проводом..."   0k   "Стихотворение" Поэзия
    155 Ширяев И.Б. Холодильник   3k   "Миниатюра" Постмодернизм
    156 Кашеварова И. Беги, Димка, беги   5k   "Рассказ" Проза, Детская
    157 Небесова К. Выходи за меня или Ты все равно будешь моей   22k   Оценка:8.37*20   "Рассказ" Любовный роман
    158 Тихонова Л.В. Сантехнический карьерист   17k   "Рассказ" Юмор
    159 Сфинкский Ножки на улицах Сальвадора   2k   "Миниатюра" Постмодернизм
    160 Сотемская М.И. Кофе   5k   "Рассказ" Проза
    161 Малявина Э. Перерождение   7k   "Рассказ" Проза, Фантастика, Юмор
    162 Чваков Д. Не слишком маленький принц   14k   "Рассказ" Постмодернизм
    163 Райц А. Я люблю, я дышу   4k   Оценка:9.00*3   "Миниатюра" Проза
    164 Фри И.Н. Цветочные эльфы гибнут зимой   10k   Оценка:9.71*7   "Рассказ" Проза
    165 Хитрюгов И.И. Мышка   6k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Мистика
    166 Ефремова Н.В. Стихотворения   7k   Оценка:9.32*9   "Сборник стихов" Поэзия, Лирика
    167 Шлифовальщик Свадебное видео   12k   Оценка:9.29*7   "Рассказ" Фантастика
    168 Фомальгаут М.В. Запретный запах   3k   "Миниатюра" Фантастика
    169 Баталова Н.М. Когда расцветают вишни...   5k   "Миниатюра" Постмодернизм
    170 Ванке В.А. Любовь и война   1k   "Стихотворение" Лирика
    171 Терехов Б.В. Мальчик-с-пальчик   8k   Оценка:9.00*6   "Рассказ" Постмодернизм
    172 Горная Ф. Роботы   4k   "Рассказ" Проза
    173 Дуэль А.И. Шереметьево   0k   Оценка:5.12*8   "Стихотворение" Поэзия
    174 Пинская С. Женщина и смерть   7k   "Новелла" Проза
    175 Зимин В.П. Чай   41k   Оценка:8.81*20   "Рассказ" Фантастика
    176 Diamond A. Супрематическая машина   6k   "Миниатюра" Проза, Фантастика
    177 Корр Э. Дерево мира   19k   Оценка:10.00*4   "Рассказ" Фантастика
    178 Вавикин В. Яркая нить в высокой траве   9k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Фантастика
    179 Цокота О.П. Похититель Улыбок   8k   "Рассказ" Мистика
    180 Штуца Т.А. "Счастье вызывали?"   7k   "Рассказ" Проза
    181 Тихонова Т.В. Бегущая по шпалам   7k   "Рассказ" Постмодернизм
    182 Четкина Е.С. Жестокое благо   19k   "Рассказ" Фантастика
    183 Альм Л. Жизнь за пять минут   9k   "Миниатюра" Проза
    184 Петрова О.А. Свидание   2k   "Миниатюра" Проза
    185 Аноним Метафизика анаграммы   3k   Оценка:9.71*7   "Миниатюра" Проза
    186 Кузяева И. Исполнитель Желаний   23k   "Новелла" Проза
    187 Судиловская О.С. Эпоха людей закончилась...   5k   Оценка:9.38*4   "Рассказ" Фэнтези, Философия
    188 Гончаров С.А. Ядерная зима   17k   "Рассказ" Фантастика
    189 Лернер З.Д. Путешествия на машине времени   8k   "Эссе" Проза, Поэзия
    190 Гончар К. На крыше   17k   "Рассказ" Проза
    191 Елина Е. Саше из лаванды   19k   "Рассказ" Проза
    192 Агата Б. Сосиска и Сальвадор   4k   Оценка:8.95*6   "Миниатюра" Фантастика
    193 Скоборева Е.Е. Исполнение желаний   18k   "Рассказ" Мистика
    194 Хабарова Л. Maleficium   17k   "Рассказ" Проза, Мистика
    195 Lionfire J. Жизнь снежинки   5k   "Рассказ" Лирика
    196 Перепелица О. Нет никакой шизофрении   4k   "Рассказ" Мистика, Хоррор
    197 Дикая Я. Герой и его Тварь   4k   "Миниатюра" Проза, Байки
    198 Jill K. Зоопарк. Пародия. Маразм   7k   "Миниатюра" Пародии
    199 Чернышева Н. Птица   16k   "Рассказ" Проза
    200 Чернова Н. Цыганка   5k   "Миниатюра" Проза
    201 Deadly.Arrow Испытание   2k   Оценка:9.27*7   "Миниатюра" Фантастика, Юмор
    202 Днепровский А.А. На троих   1k   "Миниатюра" Юмор
    203 Прилепо Н.А. Соня   0k   "Стихотворение" Поэзия
    204 Жабин О.И. Точка. Рассказ таксиста.   4k   "Рассказ" Проза
    205 Клименко О.Ю. Яблочный Спас   1k   "Рассказ" Проза
    206 Вдовин А.Н. Задолго после   11k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Фантастика
    207 Добрушин Е.Г. Меню   4k   "Рассказ" Фантастика
    208 Виноградов П. Счастье белое   8k   "Миниатюра" Проза
    209 Терехов А.С. Дикие лебеди   10k   Оценка:7.48*8   "Рассказ" Проза, Фантастика
    210 Бэд К. Грибник с гарниром   2k   "Рассказ" Хоррор
    211 Хохолков А. Сани   1k   "Стихотворение" Поэзия
    212 Минин С. Телефонный звонок   15k   "Рассказ" Проза
    213 Ривлин В. Ответ   0k   "Эссе" Юмор
    214 Андрощук И.К. Бестиарий   11k   "Рассказ" Фантастика
    215 Пантелеева И.Ю. Папочка   6k   Оценка:8.46*7   "Новелла" Хоррор
    216 Исаченко В.И. Скукоти-ищ-ща-а-а!   9k   Оценка:10.00*3   "Сборник рассказов" Юмор
    217 Аметист Талантливый Лапкин-Пяткин   10k   Оценка:8.00*3   "Рассказ" Байки
    218 Баев А. [интермедия) Наколдуй мне вчера   3k   "Миниатюра" Проза, Лирика
    219 Гуревич И.Д. Лето, в котором тебя любят.   17k   "Рассказ" Проза
    220 Кураш В.И. Дуэль   7k   "Новелла" Проза
    221 Бычкова М. Сделать мир чище   1k   "Миниатюра" Проза
    222 Байрачный А.Н. Графиня   2k   "Миниатюра" Проза, Юмор
    223 Мудрая Т.А. Дети Чёрной Вдовы   8k   "Миниатюра" Проза
    224 Винокур Р. Генерал Филипповский в начале1943 года   3k   "Рассказ" Проза
    225 Froid C.D. Колесо богов   2k   Оценка:9.00*4   "Рассказ" Мистика
    226 Варюхин Ю.Ю. Пушок   3k   "Рассказ" Сказки
    227 Ерошин А. Ингредиенты счастья   5k   "Рассказ" Проза
    228 Эстерис Э. Картина   3k   "Миниатюра" Лирика
    229 Градов И. Средство от скуки   3k   Оценка:8.78*7   "Миниатюра" Проза
    230 Медведев В.А. Все о Еве   3k   "Рассказ" Проза
    231 Беляев А.А. Непрошеные гости   4k   Оценка:6.11*7   "Рассказ" Фантастика
    232 Галущенко В. Акт творения   5k   "Рассказ" Религия, Юмор

    1


    Инна К. Церковь / Океан / Душа   4k   "Сборник стихов"

      В ЦЕРКВИ ДЕСЯТИННОЙ*
      
       "... О чём бы ни молился человек,
       Он непременно молится о чуде... ."
      
       Ирина Одоевцева.
       "Памяти Г.Иванова"
      
       То явь иль сон, сама не знаю,
       Но девять сотен лет назад
       Та Десятинная святая
       Нас приняла под образа.
      
       Где свечи, в вечность выгорая,
       С алтарною боролись тьмой,
       Я "Да", - счастливая сказала,-
       "Навеки вечные с тобой."
      
       Как много в девяти столетьях
       И жарких лет, и светлых зим.
       В них в радости и в лихолетье
       С одним тобой, с тобой одним.
      
       Я снова в церкви Десятинной,
       Держу дрожащую свечу.
       Теперь нет стен, лишь дух старинный.
       Молюсь и плачу, и хочу
      
       Побыть еще хотя б мгновенье
       Рука в руке у алтаря,
       У Бога попросить прощенья
       За то, что сделано зазря,
      
       С надеждой новой улыбнуться
       В твои глаза, твоим глазам,
       И подождать, чтоб усмехнулся:
       "Не плачь, я здесь. Пойдем к друзьям."
      
      
       *Десятинная церковь - первая каменная христианская церковь на Руси.
      
       Построена в 989-996 г.г. в Киеве. Горела, разрушалась, реставрировалась.
       Окончательно разрушена в 1928 г.
      
      
      
      
      
      ОКЕАН
      
      Сегодня я последний вечер с тобой, океан.
      Ты был моим другом целый месяц! С раннего прохладного, такого загадочного - каким-то будет день - утра до полной, шуршащей волнами темноты ночи.
      Я шла к тебе на свидание, как в дни молодости. Счастье - просто увидеть тебя! Сначала - бескрайний песчаный берег, который ты пошлёпываешь ласково длинными полупрозрачными волнами, затем кромка мокрого песка и дальше уже нет ничего, кроме тебя, океан.
      Я доверяюсь тебе, твоему доброму могуществу - ныряю под волну и выплываю на спокойную воду. Я уже ощутила солёную теплоту твоего приветствия, приняла твоё покровительство и - плыву к горизонту. Иногда, отдыхая, лежу на спине и ты баюкаешь меня под густой плавный говор воды. Я счастлива!
      Я признаюсь в своей любви к тебе, океан, и благодарю за всё. Я уношу твоё дыхание, твои запахи, твой голос.
      Дома я буду скучать по тебе. Но знаю, когда захочу, ты будешь рядом. Будешь шуршать песком на берегу, брызгать чистыми, прозрачно-зеленоватыми каплями в лицо, показывать волшебные, мигающие из глубины крошечные фонарики, которые так радостно отражаются на гребнях ночных волн.
      Я снова приеду к тебе, океан!
      
      
      
      
      ДУША
      
      Года идут, но а душа
      Всё также трепетна и молода.
      Вот по Исусу слёзы льёт,
      У статуи Давида в восхищеньи замирает
      Иль, затаив дыхание, концерту
      Мендельсона ми минор внимает.
      Колена преклоняет перед Пушкиным-Поэтом.
      (Я ей особенно признательна за это.)
      Далёкий Орсон Вэллс* её по-прежнему волнует,
      Пейзажи Левитана золотое детство будят.
      С картин Сислея** глаз восторженных не сводит
      И в книгах Лема-гения отраду для ума находит.
      
      Деревьев зелень ей надежду обещает,
      Снежинки цвет созвездий отражают!
      В объятьях океана,*** слыша шёпот волн,
      Что под луною всё не ново,
      Она согласна, но, годам наперекор,
      Как в юности, любить весь свет готова!
      
      Я больше ничего у Бога не прошу.
      За милость жить благодарю, благодарю!
      
      -----------------------------------
      * Orson Welles
      ** Alfred Sisley
      *** http://samlib.ru/editors/i/inna_k/ocean.shtml

    2


    Лапина Е.В. Сам себе писатель и поэт   1k   "Сборник стихов" Поэзия

    
       Сам себе писатель и поэт, 
       А ещё, - редактор всем и критик.
       Местный гений - ярких рифм эстет -  
       И участник игр (и просто - зритель). 
       Здешний мастер, или менестрель -  
       Драгоценный камень без оправы.  
       Автор, в мир души открывший дверь, 
       Ты верстаешь САМИЗДАТа главы!
    
                             * * *
    
       В каждой девочке Алиса,
       А в мальчишке - Питер Пен.
       Присмотритесь, сказка близко -
       Посреди домашних стен.
    
       На столе раскрыта книга -
       Вся зачитана до дыр.
       Кто в неё заглянет, мигом
       Попадает в новый мир.
    
       Что ни шаг, то превращенье:
       Стулья в ряд, - и паровоз
       Для ребят начнёт движенье
       В мир фантазий - детство грёз.
    
       Через поле-одеяло,
       По горам-подушкам в даль,
       Где не знают про усталость,
       Горе, беды и печаль.
    
       В том волшебном королевстве,
       Где живёт чеширский кот,
       Вырастают крылья детства.
       Полетели? Я - пилот.
    
       На "неведомых дорожках",
       Где победа за добром,
       Ну, ещё чуть-чуть, немножко
       Поиграем?! Строим дом...
    
                             * * *
    
       Над пляжем парила точка.
       А, может быть, НЛО?!
       Так хочется мне песочка.
       Куда тебя понесло?
    
       А люди кругом как-будто
       Не видели ничего.
       Здесь каждое словно утро
       Такое. И что с того?!
    
       "А, может быть, показалось??!!" -
       Себя ущипну за нос.
       "Пойду-ка я искупаюсь,
       А позже решу вопрос."
    
       Вдруг точка, придя в движенье,
       В миг стала расти быстрей.
       И вижу я превращенье:
       Над пляжем... воздушный змей.

    3


    Кай О. Памяти   8k   "Миниатюра" Проза, Мистика


    Памяти

      
       Осень оголила ветви деревьев. Тихий уютный парк выглядит особенно печально сырыми, пасмурными днями, когда все кажется серым, унылым, и лишь изредка под солнечными лучами, невесть как пробившимися из-за туч, загораются в опавшей листве золотые огоньки.
       Множество безмолвных фигур... В ярком свете они смотрятся привычно. Но теперь изваяния из камня и бронзы словно оживают, и в сумерках не один человек испугается померещившегося вдруг движения.
       Сегодня привезли новую фигуру. Не просто статую - памятник. Старый сторож, принимая "новичка", сокрушенно качал головой, пока директор выбирал место - где поставить. Наконец фигуру установили на небольшом пустующем пока пятачке земли у высокого, тянущего к небу ветви, тополя. Рабочие уехали сразу же, директор несколько раз прошелся вокруг нового экспоната, а потом тоже покинул парк. И лишь сторож не уходил - его смена еще не кончилась. Старик радовался только, что сегодня ночью дежурить не ему.
       Многие скульптуры в парке чувствовали себя на своем месте. Иногда творцы сами приносили их сюда - персонажей легенд и детских сказок, леших, русалок, чертей. Забавные композиции устанавливали возле лавочек, у ажурных мостиков через неширокий ручей, среди карликовых рябин, причудливые стволы которых сами похожи на созданных чьей-то буйной фантазией сказочных существ.
       Встречались нимфы и амуры - реконструируя собственные парки, люди передавали надоевших "жильцов" сюда, где мраморные скитальцы находили новый дом.
       Еще больше было фигур с одинаковыми, всеми узнаваемыми лицами: и в полный рост, и бюсты... Покинувшим гранитные постаменты вождям здесь было так же спокойно, хотя жутковатыми казались порой ряды скульптур, выполненных из разного материала, в разных позах, но изображающих одних и тех же людей.
       Новая фигура отличалась ото всех. Зеленовато-ржавые потеки на давно не чищенной бронзовой шинели, военная каска на склоненной голове. В сгущающихся сумерках лицо видно плохо, и от этого оно кажется почти живым...
       До смены еще несколько часов. Прогнав наваждение, старый сторож поспешил к своей будке.
      
       Моросящий дождь размыл свет фонарных огней, подаривших разноцветные отблески темным лужам и промокшему асфальту. Сумерки накрыли шумный город, и даже богатая иллюминация широких проспектов не могла рассеять мглы осенней ночи. Яркие лампы на столбах подсвечивали влажный туман.
       В парке темно - лишь несколько фонарей у входа и лампа в будке сторожа. Легкий ветер пробежал по ветвям, деревья зашептались, и если бы кто-то прислушался к их разговору, уловил бы в нем тревогу и печаль.
       Тополь волновался больше всех. Его верхушка закачалась под порывом ветра, но снова стало тихо, и туман медленно вполз в примолкший парк, просачиваясь меж деревьев в самые отдаленные его закоулки.
       Стоящая под тополем фигура медленно подняла голову.
       В парке тишина. Ни птиц не слышно, ни ветра. Полы теплой шинели качнулись, и фигура шагнула вперед. Тяжелые шаги кирзовых сапог приглушила ночь.
       Он покинул парк незамеченным - либо сторож оказался не слишком бдительным, либо туман помог.
      
       Холодной сырой ночью на улице сложно встретить людей. Одинокая фигура шагала по знакомой и в то же время неузнаваемо изменившейся набережной, удивляясь обилию ярких огней, складывающихся в неизвестные, иностранные слова, плакатов и лозунгов, смысл которых оставался непонятен. Странно, но памятники тоже могут удивляться.
       Машины проезжали мимо, в их гладких боках отражались фонари. Ни водители, ни пассажиры не обращали внимания на идущую по тротуару фигуру в солдатской шинели и с автоматом на плече. Только спецназовский джип остановился на обочине. Трое выскочили из него, выхватив оружие, но не последовало ни окрика, ни приказа. Молодые ребята в форме вытянулись по стойке "смирно" и молча провожали взглядом фигуру солдата, который, проходя мимо, окинул их строгим взглядом из-под надвинутой на лоб каски.
      
       Вот и площадь. Опустевший постамент - темная гранитная глыба со следами от снятой таблички. Перед нею - каменная звезда, в середине которой уже давно не зажигался огонь, названный "вечным".
       У постамента фигура помедлила, но скоро неторопливым шагом отправилась дальше, сопровождаемая плывущим сквозь улицы города туманом.
      
       В пелене влажной дымки светлым пятном проявился новый силуэт - полупрозрачный, словно призрак, и вот рядом с фигурой в солдатской шинели идет, невесомо касаясь земли, молодая девушка в коротеньком белом платьице, по-летнему открытом, без рукавов. Когда-то, очень давно эта девушка жила здесь, но уехала, и теперь, наверное, уже нянчила внуков, а то и правнуков. И все-таки сейчас она была здесь, и шла легко, словно балерина, рядом с тем, кого проводила когда-то навсегда. Завитки темных волос подпрыгивали в такт шагам... Странно, но памятники тоже могут мечтать.
      
       - Там пусто без тебя, - голос прозвенел отголосками весны, но осенняя грусть смыла напоминания о солнечном тепле. Девушка зябко поежилась, словно ей и вправду стало холодно.
       - Каждый новый рассвет я встречаю с тревогой, - она качнула головой, тень от изогнутых ресниц скользнула по щекам. - Что еще придумают, что сотворят мои бедные, неразумные дети?
       Солдат молчал. Не потому, что нечего было сказать - та, которая говорила с ним теперь, знала больше. Она видела не только эту площадь с опустевшим постаментом, но сотни и тысячи площадей, не только тех, кто подходил к вечному огню или просто хоть раз прошел мимо - знала и стариков, давно не покидающих дворик с единственной целой пока лавочкой, и новорожденных, едва огласивших первым криком родильный зал. У каждого города есть своя душа. Только каждый житель, будь он человек или памятник, видит ее по-своему, и не всегда - настоящую.
       - Они слишком беззащитны, хоть и не понимают этого. И сегодня едва не лишились одного из последних своих защитников.
       До рассвета было еще далеко, а осенние ночи длинны, и пасмурное утро словно предлагает подольше не вставать с постели, не выглядывать на улицу. Тем, кто случайно подходил к окну в эту ночь, могло почудиться, что идет по улице солдат в шинели старинного покроя и с автоматом на плече. А рядом - молодая девушка, словно перенесшаяся сюда прямо с первомайской демонстрации. Но стоило моргнуть - и видение пропадало, лишь эхо шагов - тяжелых, солдатских, и легких, с перестуком тонких каблучков - разносилось по сонному городу.
       Они шли молча. Иногда девушка говорила, без труда понимая безмолвные ответы своего спутника. Мало кто из людей смог бы подслушать этот разговор, но многим он этой ночью приснился.
      

    * * *

       Старый сторож приходил сюда часто - к бронзовой фигуре под тополем. Осенние дожди поливали город, и памятник, казалось, позеленел от сырости больше, чем за многие годы, что простоял на площади, под открытым небом, возле угасшего "вечного" огня. Через два дня у его ног появились цветы - красные и белые гвоздики. Прошла неделя - цветы лишь едва заметно привяли. А вскоре вместо них появились новые. Их принесла пожилая пара - они медленно шли по дорожке с ярким букетом, опираясь на палочки и друг на друга.
       А на осиротевшей площади еще долго собирались люди с самодельными плакатами, но шло время, незаметно подкатила зима. Декабрь пролетел в суматохе предпраздничной кутерьмы. Над городом расцветали салюты, гремели веселые пожелания, музыка лилась из окон. В воздухе пахло петардами, и дым поднимался, накрывая город мглистым куполом.
      
       Верхушка тополя тревожно раскачивалась. Молодая девушка в летнем платье будто растворилась в воздухе, заслышав человеческие шаги, но старый сторож уже привык к тому, что ее силуэт часто появляется на парковых дорожках, и был уверен - не померещилось.
       Грохот фейерверка раздался совсем близко. Небо засветилось алыми звездами салюта, и бронзовый автомат на плече солдата блестел в ярких отсветах начищенным стальным корпусом.

    4


    Мора А. Девочка и дракон   11k   Оценка:7.95*6   "Миниатюра" Фэнтези, Переводы


       Девочка и дракон. Алессандра Фелла
       Перевод: Анна Мора (2014)
       В мрачном замке, спрятавшемся в темном дремучем лесу, жила-была девочка по имени Кассандра. Вместе с ней в замке жили и злая коварная ведьма, и огромный, но очень добрый дракон. Девочка даже и не знала, что была принцессой. Много лет назад, ведьма украла Кассандру еще младенцем - колдунья разозлилась на ее отца за то, что тот не позволил ей стать хранительницей королевства. Кассандру привезли в старый замок, и вырастили с одной целью - прислуживать мегере.
       Но Кассандра ничего не знала: она считала себя бедной сироткой, которую ведьма, будучи бесконечно доброй, спасла от ужасных разбойников, желающих продать малышку. Именно поэтому девочка была бесконечно благодарна колдунье, и несмотря на то, что старуха все время ужасно с ней обращалась, всегда улыбалась колдунье и старалась предугадать малейшее ее желание. Конечно, жизнь в замке не была легкой: каждый день Кассандре приходилось подметать пол, вытирать пыль с книг, начищать до блеска пробирки с эликсирами. А еще Кассандре нужно было натирать до блеска разноцветные витражи огромного замка, потому что ведьма обожала игру света и тени; отчищать медные котлы, ведь колдунья так не любила, когда те покрывались налетом; готовить вкусные, каждый раз разные лакомства, ведь ведьма была настоящей сладкоежкой; каждый день менять простыни на сотне кроватей, ведь старуха предпочитала спать каждый день в разной комнате, и простыни обязательно должны быть чистыми и приятно пахнущими. А еще Кассандра мыла, убирала, шила, вышивала, ведь ведьме нравилось одеваться, как благородная дама. А у малышки Кассандры почти не было ни минутки свободной. К счастью, ей всегда помогал ее неразлучный друг, Берто, дракон.
       Берто был огромен, будто дом, с мощным телом темнее глубоких вод моря, и с крыльями, полыхающими ярко-алым, как солнце на закате. А еще у него были огромные глаза, голубые, будто небо ясным утром, гребень, черный, как беззвездная и безлунная ночь, и морда, настолько симпатичная, что девочка не понимала, как мог такой милый дракон вообще кого-то пугать. Он помогал Кассандре по дому: например, привязывал метлы к хвосту, чтобы можно было подметать полы, махал огромными крыльями, чтобы стряхнуть с книг всю пыль, или снова крыльями высушивал белье. Он старался любым способом помочь маленькой подружке.
       А когда они выполняли все ежедневные дела, он сажал маленькую принцессу на спину, и они улетали открывать мир. Конечно, ведьме это не очень-то нравилось, но дракон давал ей слово чести, что всегда будет возвращаться домой с малышкой, и никогда не позволит девочке сбежать. Несмотря на то, что драконье слово считалось нерушимым, ведьма угрожала гибелью малышки, если та не вернется. Так и проходила их жизнь, в тяжелой ежедневной работе, и в попытках сбежать от рутины.
       Берто показывал Кассандре волшебные и незабываемые места. Он прокатил ее над пустыней, развлекаясь тем, что менял форму дюн одним движением крыльев, и строил песочные замки на берегу оазисов. Пролетая над лесами и джунглями, он легонько дул на кроны деревьев - к небу поднимались все птицы, а Кассандра могла наслаждаться их ярким оперением. Пролетая над городами и деревеньками, они смеялись, видя, как в панике разбегаются местные жители - с высоты они казались настоящими муравьями. Он открывал ей моря и океаны - а Кассандра наслаждалась брызгами, которые поднимал Берто, и с удивлением рассматривала странных морских существ. Как-то вечером Берто поднялся с Кассандрой в небеса, чтобы она могла насладиться светом и набрать целый кулак лунной пыли - чтобы потом сохранить в бутылочке, и освещать свою каморку серебряным сиянием.
       Девочка росла, и превращалась в прекрасную девушку. Но красота была не единственным достоинством Кассандры: ежедневная работа сделала ее подтянутой и энергичной, чтение помогло развиться ее уму, а путешествия с драконом воспитали в ней смелость. Если бы Кассандра не была узницей, ее бы осаждала армия поклонников. Да и сам дракон, которого девушка знала с малых лет, смотрел на нее другими глазами. Настолько другим, нежным и странным взглядом, что иногда Кассандра краснела как маков цвет. Как-то, когда оба занимались ежедневными делами, в комнату, где находилась парочка, влетела ведьма с криком:
       - Скорее, Берто! В лес прискакал рыцарь, зовет Кассандру! Говорит, что пришел сразиться за нее и забрать с собой!
       Кассандра радостно вскрикнула, но, посмотрев на друга, желая, чтобы тот разделил ее эмоции, обнаружила, что его глаза полны горечи и боли. Ведьма тем временем продолждала кричать:
       - Берто, да не стой столбом, что ты как язык проглотил! Выгони его! НЕМЕДЛЕННО!!!
       Дракон повернулся к принцессе: он только что принял важное решение. Он улыбнулся ей, неуклюже поклонился и полетел прочь. Кассандра не могла понять: почему ведьма не воспользовалась магией, чтобы прогнать рыцаря и не подвергать риску жизнь Берто? Она попыталась задать старухе вопрос, но та ответила, что Кассандру это никак не касается. А Берто тем временем летел к рыцарю: он понимал, что единственный способ осводобить принцессу - это позволить рыцарю победить себя. Конечно же, он погибнет, но девушка наконец найдет свое счастье, а может, и взаимную любовь. Но он не может сдаться сразу же, иначе ведьма, догадавшись обо всем, вмешается. Ему нужно схитрить и разыграть битву. Вот Берто добрался до леса, который встретил его удивительной тишиной: казалось, даже животные замерли в ожидании битвы. Рыцарь был одет в великолепные доспехи и встречал Берто длинной блестящей шпагой. Под шлемом дракон разглядел гордый взгляд и блондинистый кудри. На какое-то мгновение юноша напомнил Берто Кассандру.
       После обмена яростными взглядами началась битва: рыцарь умело и неистово нападал, а дракон слабо отражал удары огромными лапами. Кавалер наступал умело и отважно, а дракон пытался убедить его, что слабее, чем на самом деле. Один кричал от переполнявшей ярости, второй рычал от невыносимой боли. Каждый столп огня, вырывавшийся из пасти дракона, был слишком высок, чтобы поразить рыцаря или слишком слаб, чтобы разрушить его щит. В итоге Берто подлетел к рыцарю так, чтобы тот смог поразить его смертельным ударом. Так оно и произошло: шпага проткнула дракону сердце. Дракон, махая крыльями из последних сил, поднялся в небо: он хотел попрощаться со своей принцессой. Берто спланировал на балкон, откуда Кассандра с ужасом наблюдала за битвой, и упал в объятия девушки. На балкон добрался и рыцарь, решивший, что дракон собрался убить Кассандру, и налетел на Берто с намерением прикончить его. Но девушка оказалась быстрее, и прикрыла Берто собой, получив удар шпагой в сердце.
       В этот момент ведьма, увидев всю сцену, разразилась яростными криками. И вопли ее были столь сильны и пронзительны, что колдунья рассыпалась, будто расколовшаяся ваза. В этот момент начало происходить что-то странное: старая полуразрушенная крепость превратилась в волшебный замок, дремучая темная чаща оказалась прекрасным лесом с милыми домиками, каждый камень превратился в мужчину, женщину или ребенка. Да и дракон медленно сменил облик, став прекрасным принцем с глазами, подобными ясному небу и темными кудрями, что чернее беззвездной ночи. Поняв, что произошло, принц обнял бездыханную принцессу и заплакал.
       Внезапно из ниоткуда появилась фея.
       - Я - фея-хранительница королевства принцессы. Я была бессильна, когда принцессу украли, но я смогла послать заклинание, что принцесса окажется свободной, если доблестный рыцарь отправится ей на выручку, а темная магия ведьмы окажется бесполезной. Именно поэтому колдунья не смогла ничего сотворить против рыцаря, отправившегося спасать Кассандру. Не плачьте, мой прекрасный принц. Любовь, которую вы испытываете друг к другу, разрушила ваши заклятия, что привязывали вас к ведьме. Сейчас вы свободны.
       В этот момент Кассандра открыла глаза. Девушка вернулась к жизни, а все раны, полученные принцем, исчезли. Принцесса с удивлением рассматривала прекрасного мужчину, державшего ее в объятиях. В его глазах она признала глаза своего друга дракона. Принц улыбнулся ей и стал рассказывать.
       - Меня зовут принц Дагоберто, то, что ты видишь вокруг - лишь малая часть моего королевства. Много веков назад ведьма явилась к границам моих владений и заявила, что хочет стать хранительницей моих земель. Это было ее навязчивой идеей, учитывая, что и твоего отца она просила о том же. Зная о ее злобном характере, я прогнал ее прочь. Желая отомстить, она наслала на мое королевство ужасное заклятие. Мои земли стали непроходимой чащей, люди - камнями,замок - мрачной крепостью. Я превратился в дракона, вынужденного вечно служить ей, под угрозой исчезновения моей страны. Я жил с одной лишь единственной надеждой найти способ уничтожить ведьму и спасти мой народ. Потом появилась ты, принцесса, и принесла радость в мою жизнь. Ведьма обязала меня молчать о твоем происхождении и моем заклятии, и всегда держать тебя под строгим контролем. Я видел, как ты росла, и я полюбил тебя. И когда этот рыцарь появился, чтобы спасти тебя, я понял, что уже не смогу вернуть к жизни моих подданных, но в моих силах подарить тебе свободу. И я полетел навстречу смерти, но перед тем, как жизнь должна была покинуть меня, я хотел попрощаться с тобой. Уходи же с рыцарем, что освободил тебя. Именно его ждет великая честь быть с тобою рядом всю жизнь.
       На этих словах юный рыцарь, который до того молчал, внимательно слушая, улыбнулся и промолвил:
       - Принц Дагоберто, то, что разрушило заклятие - Ваша любовь. Я никогда не мог бы жениться на Кассандре, потому что я ее брат. Я рос с единственной мыслью освободить ее, и как только мне позволили возраст и опыт, ринулся ей на выручку. Я уверен, моя сестра будет счастлива подарить Вам руку и сердце.
       Троица отправилась в страну принцессы, где девушку наконец-то смогли обнять родители и братья. После устроенных празднеств воссоединившаяся семья вернулась в королевство Дагоберто, где сыграли пышную свадьбу. Кассандра и принц-дракон прожили долгую и счастливую жизнь.
       Конец :)

    5


    Казовский А. Голубое небо, золотой песок...   6k   "Рассказ" Фантастика

      
      
      - С добрым утром, милая! Как спалось?
      - Здравствуй, любимый! Не знаю... я почти не спала. Знаешь, всё какие-то мысли крутились в голове, беспокойство...
      - О чём?
      - О работе. Этот последний проект не даёт мне покоя. Я не знаю, как свести воедино собранный материал. Вернее, как бы я не интерпретировала разрозненные факты, вывод всегда однозначен и, при этом, совершенно дик и невозможен.
      - Что такого ты насобирала, не понимаю? Расскажи подробней.
      - Нет, не сейчас. Извини, я должна сначала сама разобраться.
      - Ну, хорошо. Мне тоже нужно работать. До связи вечером, целую!
      Экраны мониторов, расположенных за десятки километров друг от друга, опустели. Веб-камеры фиксировали теперь только интерьеры двух комнат. Разных, но неуловимо похожих: в его квартире мебель, светильники, бытовая техника и другие предметы были выполнены в стиле округлого "ретро", девятнадцатый-двадцатый век; у неё угловатый "модерн" - металл, стекло и пластик. Но и там и там полки стеллажей заставлены книгами - у него настоящими бумажными изданиями, она же предпочитала аудио-формат. Хотя оба давно не брали их в руки - в Сети читать и слушать намного удобней, даже во время работы.
      
      - С днём рождения, любимая! Ты получила подарок и цветы?
      - Спасибо, родной! Это так мило с твоей стороны, мои любимые тигровые розы! Я буду наслаждаться их запахом... долго...
      - Ты снова грустишь? Не надо, прошу тебя. Жизнь прекрасна и удивительна!
      - Конечно, дорогой мой. Только вот... мне что-то совсем одиноко последнее время. Ты... хотел бы... встретиться?
      - Что? Встретиться?! Это невозможно, ты же знаешь. Как тебе такое могло прийти в голову?!
      - Прости... я переслушала недавно "Фиесту" и очень завидовала героям. Они такие живые по сравнению с нами! Всегда вместе, хотя им тоже мешает многое... и рядом с другими людьми. Они могут касаться друг друга, танцевать, любить и целоваться по-настоящему, а не в филинг-костюмах; ревновать, ненавидеть и просто говорить, глядя в глаза, а не в монитор...
      - Господи, я даже не думал... Мы ведь женаты уже столько лет, но у меня никогда даже не мелькнула мысль прикоснуться к тебе или к кому-то ещё. Это... это бесстыдство, грязь и похоть! Извини, я сейчас не хочу больше тебя видеть. Пока.
      Экраны погасли одновременно.
      
      - Здравствуй, любимый!
      - Привет!
      - Ты на самом деле подал на развод?
      - Подавал. Доктор Феликс отсоветовал, и я отозвал заявление. Да и правда, с тобой ведь гораздо веселее, чем с кем-то ещё. Всегда можно поговорить по душам, обсудить книгу или стоящий фильм. Другие женщины зациклены на сериалах и собственной внешности. Из всех моих знакомых ты единственная интересуешься искусством, к тому же - работаешь, а не сёрфишь в Сети бестолковыми часами.
      - И это все причины?
      - Нет, конечно, ты же знаешь. Я всё ещё люблю тебя... и за твои вывихи тоже!
      - Спасибо и на этом.
      - Пожалуйста.
      Они помолчали.
      - Как ты считаешь, доктор Феликс настоящий человек?
      - Что ты опять выдумала, господи! Нет, это надо же, а?! А кто же он, по-твоему?
      - Просто мне иногда кажется, что все, с кем мы встречаемся через Сеть, находятся так далеко, что от них осталось одно изображение... как старые фильмы - актеры уже давно умерли, а в фильмах они живут, пока их кто-то смотрит. От этого накатывает жуткий страх...
      - Глупышка! Ну, что ты, в самом деле? Я здесь, рядом! Смотри, я приложил ладонь к экрану - сделай так же, и ты почувствуешь моё прикосновение, раз уж тебе хочется. Ну, как? Уже лучше?
      Она кивнула, закрыв глаза. Он с минуту внимательно смотрел на её лицо, потом и сам смежил веки, не отнимая ладони. И на какой-то миг ему показалось...
      Он отдёрнул руку в смятеньи. И жена вздрогнула в ту же секунду, глянула испуганно и улыбнулась смущённо. Её пальцы безвольно съехали по стеклу и исчезли с экрана.
      - Почему нас так мало осталось, милый?
      - Наши предки - "золотой миллиард". Только таким способом человечество смогло выжить...
      - Я не об этом. Нас мало, потому что у нас нет детей.
      - Ну, естественно, господи! Откуда им взяться? Да и зачем? Можно, конечно, зачать потомство в пробирке, но тогда у нас не останется времени на самих себя. А так мы свободны и счастливы навсегда! Тем более, когда впереди - вечность!
      - Не произноси это слово, пожалуйста. От него веет космическим холодом...
      - Опять эти страхи, милая. Ты явно перетрудилась со своей статистикой. Давай махнём на Канары... Слушай, отличная идея! Ты ведь хотела увидеться по-настоящему. Вот и будем отдыхать на соседних островах и смотреть глаза в глаза через пролив, вживую - представляешь?!
      - Как здорово, любимый! Я побегу собираться...
      
      Солнце в зените, голубое бездонное небо, золотой песок, изумрудные волны... сплошные штампы, но лучше не скажешь. Да и зачем?
      Две веб-камеры, закреплённые на пальмовых стволах, на противоположных берегах пролива, долго пытались увеличить и сфокусировать изображения, но так и не смогли разглядеть друг друга...
      

    6


    Ирониясудьбы С. Колоривар   4k   "Рассказ" Юмор


    Колоривар

      
       Квазикурортный Косогорск - край калек, костоправов, коновалов - коптел, кособочась. Кругом кренились кабаки, корчмы, кружала, капельницы. Карликовое книгохранилище - крапинка культуры - кособочилось культурно. Косогорская касса "Копейка", каланча, каталажка, колоколенка кривобочились конгруэнтно. Катет казино "Карбованец" корректировался калымом - кибиточными кольями кочевников. Корявая каллиграфия конторы "Косогорский костыль" казалась кошмарной карой: косогорская кумысолечебница канула, косогорские конюшни канули, карапузов кружили карусельные каурые коняги. Костеобразующее кладбище Косогорска картинно кланялось крестами кесарю.
       Казну Косогорска конопатил клан коренных каптёров. Классически. Каждогодно курортная колея Косогорска кривилась казнокрадством, коррупцией. Купля косогорских костяных кубиков купцами - копеечная. Копеечная корысть команды коренных каптёров камуфлировала крышевание казино, карточных катал, красильщиков коньяка...
      
       Коренной каптёр Кочумелов касается калошами каменного квадрата Кавалеристов. Кружится комаром куратор Келдырин, калькулирующий кастрюлю конфискованной квашеной капусты. Кайма квадрата Кавалеристов - кабаки, кружала, капельницы, корчма. Кругом кома... Косогорские калеки кажут кашне.
       - Как?!. Кусаться?!. Караул!!! Каннибализм!!! - крик крушит кому квартала. Конфликтуя, кубарем катятся к квадрату Кавалеристов крикун, кутёнок...
       Каре кишмя кишит кинувшими корчемные каморки-клетушки калеками, клиентами кабаков: кучерами, конюхами, ковбоями.
       Кочумелов ковыляет к кавардаку.
       - Какой криминальный казус? Кто кого? Кастетом? Копытом? Клюкой? - колет Кочумелов клиентуру кабаков.
       - Кажись, крикун - кустарь-корсеточник Крюкин.
       Кустарь Крюкин кажет косогорцам конечность: кисть кровоточит, капли крови кропят камни квадрата.
       - Коли каждый кобелёк клыками кусать... каюк конечностям кустарей! - кричит Крюкин.
       - Кайтесь, косогорцы! - командует Кочумелов. - Которого косогорца кобелёк кусает конечности кустарей?!. Конкретизируете!
       - Конечно, контр-адмирала Кушакова! - кипятится какой-то кучерявый кучер.
       - Контр-адмирала Кушакова? Кхе... Климат капризный - краснею. Келдырин, кожан кидаю... Кумекай, Крюкин. - Кочумелов катит кадку к кустарю. - Как крохотный кутёночек куснул кулачище колосса?
       - Крюкин карандашом колол кутёночка!
       - Клевещешь, ковырятель кексов!
       - Кажись, кобелёк-то конурный... - конкурирует куратор Келдырин. - Кукиш, кутёночек контр-адмиральский.
       Кочумелов колеблется, конструирует кинологический контраргумент, констатирует:
       - Конечно, конурный! Контур кобелька контрастен контуру колли.
       - Кажется, контр-адмиральский... - качнуло кверху куратора Келдырина. - Клянусь, коттедж Кушакова кинул кутёнок!
       - Кхе!.. - кашляет Кочумелов. - Климат коловратный - коченею... Келдырин, кожан.
       - Кок контр-адмиральский ковыляет... Кульминация консенсуса... Казимир! Кажись, кутёнок контр-адмиральский... Как?
       - Кривотолки!
       - Кончить кобеля! - командует Кочумелов. - Кустарей кусает... Катает клещей, клопов...
       - Кобелёк, - калякает Казимир, - контр-адмиралова кузена Карп Карпыча...
       - Как?.. Карп Карпович... кремлёвский каптернамус Костолевский... - крадётся кротость коренного каптёра, - коротает косогорские каникулы... Катись колбаской! - командует Кочумелов кустарю Крюкову, кажет кулак.
       Как-никак, каверзе конец, коренной каптёр Кочумелов катится костяным кубиком контролировать Косогорск.
      
      
       Армия У, Нижний Новгород, 26, 27 сентября, 01 октября 2013 года.

    7


    Сазонов С.М. Собиратель осколков   16k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Проза


       Сергей Сазонов
       данный рассказ имеется также в аудиформате посмотреть можно здесь http://www.avtorskimgolosom.ru/author.php?part=authors&author=sazonov
      
      
       СОБИРАТЕЛЬ ОСКОЛКОВ
      
      
       Ещё издалека я заметил, что моя скамейка занята. Каким-то боком занесённые сюда папаша с дочкой-первоклассницей оккупировали её. Жаль. Именно на этой скамеечке, слева от неработающего фонтана, мы договорились встретиться с одной интересной особой. Как раз сегодня особа имела возможность уделить пару-тройку часов лично мне. Рандеву женатых любовников как шпионские встречи и парк на краю города - идеальное место для этого. Днём он отдан мамам-бабушкам с их чадами. Вечером их сменят желающие "раздавить" бутылочку и шумные малолетки с пивом-чипсами. Тогда свободной скамейки не отыскать. А днём вон их сколько. Даже известная лавочка педиков, туда дальше в лес, за кусты и та сейчас пустует. Как в сказке: "Направо пойдёшь ...". Нет, мы уж лучше налево. В духе традиций, так сказать. И моё "налево" как ни странно по прямой в сторону моей заветной скамейки. Кстати, она как раз освободилась. Папаша с дочуркой наконец-то оставили её и двигались мне навстречу. Мы поравнялись. Пост сдал, пост принял. Взгляд неожиданно зацепил надутое лицо девочки. "Чего-нибудь не докупили?" Знакомо. У самого дочка такая же. Куклы, мячики, шарики, опять куклы.... В этом возрасте игрушки - всё, цель жизни. Купи, купи, купи-и-и.... Хотя чего я наговариваю, у взрослых тоже свои игрушки, только они гораздо дороже.
       Я хотел уже приземлиться на мою скамейку, как обнаружил, что она опять занята! Не может быть?! Я точно видел, что к ней никто не подходил! И, тем не менее, на краю её сидел баскетбольного роста мужчина, не по-летнему в чёрном длиннополом плаще. Рядом с ним большая квадратная сумка, с длинным ремнём, чтобы носить через плечо. Я помедлил, раздумывая, не перейти ли на другую скамейку? Затем решил, что сбегать не солидно. И, потом, она - моя. С ней связаны самые приятные моменты лета. Чего это я завожусь? Подумаешь, кто-то тоже решил на ней посидеть. Устал человек (вон сумка, какая, потаскай), немолод (я разглядел седые виски у соседа, его пожухлую кожу), не ночевать же он здесь намылился. Отдохнёт немного и дальше пойдёт. Впрочем, и я со своей дамой рассиживаться тут не собирался. Прогуляемся для близиру по парку и на квартиру к приятелю. Тому через час на смену. Его ключи уже у меня.
       Я присел. Мужчина и не подумал для вида тронуть сумку, мол, не против вынужденного соседства. Похоже, ему было не до меня. Испарина проступила на его лице, бледненьком, несмотря на конец лета. "Откуда ты, милый: бледный, с сумкой и в плаще?" Пофантазировать, что он - сотрудник сверхсекретного объекта, что глубоко под землёй. Получил отгул, вылез погреться на солнышке. Ну, или что-нибудь в этом роде.
       Рвотный спазм колыхнул соседа. Он вскочил со скамейки и всей своей долговязой фигурой скорчился над урной. "С похмела?" - первое, что приходит на ум, глядя на подобную картину. Нет, сегодня явно не везло. Утром чуть не назвал жену чужим именем, на службе начальник вдруг закозлился, хотя заранее с ним было договорено, отпустить меня на пару часиков с работы. Скамейка, опять же, оказалась занятой.... Всё одно к одному. Сейчас появится моя подружка, а я в компании блюющего типа. Супер! Но от мужика перегаром не несло. И на том спасибо. Всё же, как я не кипятился, российское сердоболие, сидящее в нас на генном уровне, одолело неприязнь. "Вам плохо? Помочь?" - обратился я к бедолаге.
       Страдалец обернулся на голос, сделал рукой предостерегающий жест. Его ещё раз дёрнуло, затем спазмы прекратились. Сосед вернулся на скамейку, вытирая лицо платком. Сам весь в черном, а платок кипельно белый. Похмельем от него не веяло. И ещё этот плащ не по погоде. "Нездоровиться?"
       - Вам плохо? - переспросил я.
       Мужчина с интересом глянул на меня. При этом морщинки у его глаз резко обозначились, серьёзно прибавляя их обладателю возраста.
       - Какие вы смешные, люди, - неожиданно произнёс он, - Друг к другу обращаетесь на "Вы", а к Богу на "ты". "И оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим...". На "ты", Богу, как равному. И вправду, смешные вы.
       - А Вы?... А ты..., - поправился я, - Ты кто? Не человек что ли?
       - Я? - Он чуть помедлил, как бы подбирая слова, - Я - просто Собиратель осколков.
       - Каких осколков?
       Сосед улыбнулся. Наверное, вид мой сейчас откровенно глупый.
       - Осколков памяти, - вздохнул он. - Память всегда состоит из осколков.
       - Как это?
       Сосед полез в сумку, выудил оттуда осколок зеркала, протянул мне. Я взглянул в осколок. Как ожгло. Из зеркального кусочка на меня глядели грустные глаза ребёнка. Одно дело видеть горе взрослого, другое - малыша.
       Над ухом произнесли:
       - Это глаза девочки, что до тебя сидела здесь с папой. С "воскресным" папой. - Добавил сосед, - Отец немного погулял с ней, немного побаловал и ему опять уходить в другую семью. А ей оставаться.
       - И зачем это ... тебе?
       Сосед пожал плечами:
       - Мне лично это не нужно. Это моя работа - собирать осколки.
       - А для чего собирать их? - не понимал я.
       - Память - самое страшное наказание. Память и Совесть. Вы, люди грешите, а мы за вами собираем осколки-воспоминания.
       - Зачем?
       - Ты веришь, что в аду души жарят на сковородках? - Усмехнулся сосед.
       Теперь уже я недоумённо пожал плечами:
       - Принято так считать.
       - А сам-то как думаешь? Бестелесную душу и на сковородке!? Мучения там, - сосед неопределённо указал рукой куда-то в небо, - Это вновь и вновь сожалеть о своих ошибках, о вольной или невольной подлости, о малодушии, переживать самому, нанесённые тобой обиды. Там, - сосед вновь указал на небо, - совесть не заглушить пьянством, и оправдываться не перед кем. Твои осколки и перебирать их тебе. И так постоянно, изо дня в день, из года в год, без выходных, до кровавых слёз, до блевоты.
       - Как только что у тебя?
       - Издержки профессии, - Сосед вновь промокнул лицо платком, - С утра нахватался негатива. Чужие эмоции, а переживаешь словно свои. Никак не могу привыкнуть. Чёртова работа, чёртова судьба. Кстати, тебя такая же ждёт.
       - Меня? Собирателем быть?
       - А кому же ещё? Ты ведь писатель.
       - И что из того, - скромничаю.
       Оно конечно приятно, когда безвестного бумагомараку называют писателем.
       - Не обязательно получить признание, чтобы стать Собирателем осколков, - прочитал мои мысли сосед, - Ты ведь видишь меня. Другим этого не дано. Свой крест Собирателя несут те, кто способен пропускать через себя чужие чувства. Потому к нам больше всего приходят из писателей. Только не обольщайся. Ходить в Собирателях не благо. Чужие грехи покоя не дают и своих никто не отменял. Душа на разрыв, сам видел.
       "О чём он? Какие Собиратели? Какие грехи?" Я вгляделся в собеседника. Улыбка стёрлась с его лица. Глаза,... глаза усталого человека. Не походил он ни на завзятого шутника, ни на или сумасшедшего. Я опустил взгляд на осколок зеркала в моей руке. С него ещё глядели на меня грустные глаза девочки. Как такое можно? Вместо ответа сосед тронул меня за плечо и указал на бабочку, что зависла в воздухе в паре шагов от нас. Она не махала крыльями, а, замерев, тем не менее, не падала! "Время остановилось? Или это мои последние мгновения?...".
       - Тебе ещё долго жить, - оборвал мои страшные догадки Собиратель, - Тебе ещё совершать и совершать ошибки. И расплачиваться за них. А мне пора.
       Он начал терять очертания, расплываться и вдруг исчез. Бабочка перед моим лицом замахала крыльями, забрала вверх и улетела. Осколок зеркала в моих руках напомнил о себе острыми краями. Детские глаза, исполненные тоской, продолжали глядеть с него. Изображение стало тускнеть, растворяясь в глади стекла. Также обиды наших детей тонут в рационализме взрослых. "Не забыть записать эту мысль", - подмигнул я уже своему изображению в осколке.
       Как ни хорохорься, а настроение уже не то. Нет, не из-за откровения Собирателя, от судьбы не уйдешь. Глаза девочки не отпускали. И застывший в них вопрос: "Почему, папа?". Воскресный папа! Ловлю себя на мысли, что сам в шаге от этого. Уж больно сладка подружка, что занимала все мои помыслы последнее время. Чтобы потом мне вложили в руки осколок зеркала-памяти с глазами моей дочери?
       Не глядя, достаю мобильник, набираю знакомый номер.
       - Я уже скоро, - слышу в трубке игривый голосок.
       Сбивчиво лепечу:
       - Прости, срочные дела образовались. Сегодня никак не могу. Извини, прости, - и отключаю телефон.
       Быстрей отсюда, чтобы не объясняться глаза в глаза. Сейчас просто не время. Потом, как-нибудь потом. Спешу через другой выход из парка. Пусть дальше, но чтоб наверняка не встретиться. Бегу? Спасаюсь? Наверное - да.
       <
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       7
      
      
      
      

    8


    Панченко А.В. Секрет старой башни   4k   Оценка:7.54*4   "Миниатюра" Фантастика


    Секрет старой башни

       Входные двери распахнулись, и в прихожую влетел Женька.
       - Мама, - прокричал он, снимая на ходу сандалии, - я такой голодный, что и слона бы съел!
       - Проходи-проходи, "слоноед", я тебе каши положила, - ответила мама с кухни.
       - С апельсиновым сиропом?
       - Конечно. Разве заставишь тебя кашу без сиропа есть?
       Женька плюхнулся на табуретку.
       - Чем ты сегодня занимался? - спросила мама.
       - Играли с ребятами в догонялки у старой немецкой водонапорной башни, - ответил Женька с набитым ртом, звонко стуча ложкой по тарелке.
       - Сколько раз я тебе говорила, не ходи ты к этой башне. Свалишься откуда-нибудь, голову разобьешь.
       - Да ладно тебе, мам, - отмахнулся сын, - я уже большой.
       - Ишь ты - большой! - усмехнулась мама. - Ешь, давай, да иди, ложись спать. Завтра утром вы с папой собирались на рыбалку, если ты не забыл.
       Женька театрально хлопнул себя ладонью по лбу.
       - Вот, я старый склеротик! - воскликнул он, сунул в рот последнюю ложку каши, выпил компот и встал из-за стола. - Спокойной ночи, мам.
       - Спокойной ночи, сынок.
       Женька развернулся и потопал к себе в комнату. И тут мама обратила внимание на истрепанный пожелтевший клочок бумаги, торчащий из заднего кармана его джинсовых шорт.
       - Что это у тебя?
       - А, нашел в щели между кирпичами в стене башни. Наверно, мальчишки с соседнего двора играли и оставили послание. Держи, - он протянул бумажку маме, - почитай, а я пойду спать.
       Мама развернула листок, исписанный прыгающим почерком.
      
       "Какой сегодня день, не знаю. Да и, спросите вы меня, какой год, тоже не отвечу.
       Наверно, я сошел с ума. С тех пор, как я вошел в эту злосчастную башню, я не могу вернуться домой. Да что там - домой? Каждый раз, когда я выхожу наружу, то попадаю в какой-то странный мир.
       Взять, к примеру, вчерашний день. Я вышел и обомлел.
       Все пространство передо мной было покрыто густой растительностью, причем такой, которую я видел только в учебнике по ботанике, а в воздухе стрекотали гигантские насекомые.
       Неделей раньше, меня взяли в плен немцы, но я сбежал. Мое счастье длилось не долго, они поймали меня раньше, чем я смог добраться до башни, и снова посадили за колючую проволоку, где уже сидел я... Второй я! Понимаете? Я вместе с собой придумал план и сбежал в очередной раз.
       Сейчас я сижу на вершине пирамиды и пишу это послание. Помогите мне отсюда выбраться, прошу вас!
      
       С уважением, Артем Вавилов."
      
       "Ох, уж, эти мальчишки", - подумала мама, сложила письмо и положила его в карман халата.
       Хлопнула входная дверь, мама вздрогнула от неожиданности, а из прихожей послышался голос Женьки:
       - Мам, я такой голодный, что и слона бы съел!
       - Как? Ты же только что кушал, - удивилась она.
       - Что-то не припомню.
       - Ладно, проходи, положу тебе еще каши.
       Удивление бы пропало, если бы она не увидела клочок бумаги, торчащий из кармана Женьки, вошедшего в кухню.
       - Садись, ешь, - сказала мама, а сама, на негнущихся от волнения ногах, прошла к его комнате, приоткрыла дверь и прислушалась.
       Сын сладко посапывал во сне, закутавшись в одеяло. В то же время с кухни доносился звонкий стук ложки.

    9


    Птах В.Ю. Торчковый гипнотезер   22k   "Рассказ" Юмор


       Я, Кабан и Таракан сидели на бордюре возле гаражей и мирно втыкали. Во что мы втыкали? А какая разница во что втыкать, главное, чтоб не друг в друга. На улице уже начало темнеть. Значит, втыкали мы уже долго, подумалось мне, когда я вынырнул из своих отвлеченных мыслей. Я посмотрел полузакрытыми глазами на дремлющего Кабана, потом медленно повернул голову и посмотрел на Таракана и понял, что им обоим то же было хорошо. Как бы в подтверждение этого Таракан произнес, растягивая слова:
       - Да-а-а, хорошо мы сегодня поставились. Надо будет, потом еще взять у Санька порошка, догнаться. Слышь, Кабан, - Таракан повернулся к Кабану, который сидел по другую сторону от меня, - догонимся потом?
       Кабан услышал свое имя и поднял голову.
       - Чего? - переспросил он растерянно, видимо с трудом соображая где он.
       Его отрешенный вид развеселил Таракана.
       - Ты только глянь, Вовчик, на его упоротую репу, - с усмешкой произнес Таракан, обращаясь ко мне и кивая на Кабана. - Его плющит не по-детски. Не залипай, Кабан! Я говорю, надо будет еще взять чуток геры, догнаться.
       Я осадил жадного до кайфа Таракана:
       - Не мешай ты ему втыкать. Видишь, человек выгребает тягу, а ты к нему пристаешь. Может он там в своих глюках телку лапает.
       - Какой он человек, - не унимался Таракан, - он же Кабан! А у кабана в глюках может быть только одно - миска с котлетами. В нем же сто двадцать килограмм убитого в хлам сала, - язвил Таракан.
       - Очень смешно, - отозвался на это Кабан равнодушно, прибывая одновременно и с нами и в своих мыслях, - А в тебе тогда, Таракан, сколько убитых в хлам костей?
       - Ха! - усмехнулся я и толкнул Таракана в бок. - Как он тебя подколол. А действительно, ты сколько весишь, Тараканчик - баянчик? Килограмм сорок в тебе есть?
       - Сколько надо, столько и есть.
       - А давай сделаем пересадку, - предложил я Таракану весело. - Вырежем жир с задницы Кабана, у него потом все равно еще нарастет, и наложим тебе на лицо. А то на тебя ночью страшно смотреть. Ты как, согласен?
       И я опять толкнул в бок Таракана.
       - Да иди ты...- злился Таракан. - Я смотрю, ты, Вовчик, к заднице Кабана стал не равнодушен.
       - А чё ты такой злой? Тебя что, уже попустило? А может тебя уже кумарит?
       - Нет, меня прет как бегемота, - кривляясь, проговорил Таракан. - Конечно попустило. Это вы тут вдвоем сидите, рубитесь, а я уже давно втыкаю трезвый, как дурак.
       - А ты втыкай как умный, - проговорил я с безмятежной улыбкой.
       - Харе прикалываться. Надо пойти еще взять и замутить.
       - Так пойди и возьми. Кто мешает?
       - Так у меня денег нет.
       - И у меня нет, - сказал я.
       - У Кабана еще есть, я знаю. Возьмем еще, Кабан? - окликнул Таракан залипающего Кабана.
       - Посмотрим... Потом... - проговорил Кабан в ответ с закрытыми глазами. Ему не хотелось говорить, ему хотелось залипать.
       - А что тут смотреть, тут брать надо, пока есть, - настаивал Таракан, - Ну а на Вована мы брать не будем. Ему не надо догонятся, он в ремиссии. Его гипнотизер отучил ширятся.
       Таракан имел в виду мое недавнее посещение гипнотизера, который обещался моей мамке меня закодировать. Но что-то облажался он малеха со мной. Деньги взял, а результата никакого. Зря только ходил к нему несколько раз.
       - Да, - усмехнулся я, - ширяться он меня отучил, а вот нюхать забыл отучить. Так, что берем и на меня.
       - А что вам там в больничке твой гипнотизер втирал? - поинтересовался у меня Таракан.
       - Ну, много чего втирал, - ответил я и стал рассказывать про свое посещение гипнотизера.- С начала он рассадил всех нас полукругом, в такие удобные кресла и давай чесать по ушам, мол, какая это классная штука гипноз. Мол многие, благодаря гипнозу, соскочили с иглы и всякое такое, а потом включил спокойную такую музыку, мы закрыли глаза и он нас стал гипнотизировать.
       - Как?
       - А вот так.
       Тут я заговорил внушительно, стараясь подражать голосу гипнотизера:
       - Сейчас, на счет пять, вы погрузитесь в глубокий и спокойный сон. Один. Ваше внимание на ваших ногах. Ваши ноги расслабленны. Пальцы ног расслабленны. Они наполняются теплом. Тепло медленно поднимается от ступней ног к коленям. Колени расслабленны, им хорошо. От коленей тепло медленно поднимается к бедрам ног. От бедер ног тепло медленно поднимается к животу...
       - Подожди, а к члену? - перебил меня Таракан. - Ты по ходу член пропустил. Между бедрами и животом.
       - Да не перебивай ты, - отмахнулся я от Таракана. - Я только в образ вошел, а тут ты со своим членом. Не было там ни какого члена.
       - А куда он делся?
       - Он отсох от ширки, - бросил я недовольно. - Ты можешь помолчать минуту?
       - А я молчу. Ты рассказывай. У тебя хорошо получается. Меня даже на сон стало тянуть.
       - В общем, так... А на чем я там остановился? Куда там тепло уже дошло?
       - К животу, кажется дошло,- напомнил мне Таракан и добавил тихо. - Хотя должно было дойти к члену. Если б он не отсох...
       - А, да,- вспомнил я. - В общем, тепло в животе. Живот расслабленный и всякое такое. А потом он говорит - два! Ваше внимание на ваших руках. Ваши руки расслабленны, кисти рук расслаблены. Они наполняются теплом. Тепло медленно поднимается к предплечью рук, - я говорил неторопливо, с расстановкой, как и положено гипнотизеру. - Три! Ваше внимание на вашем лице. Лицо расслаблено. Губы внизу дрожат. Губы расслаблены. Язык теплый, расслабленный. Уши расслаблены. Дыхание ровное, спокойное. Ничто вас не тревожит. Пять! Вы погружаетесь в сон. Вы засыпаете. Вы видите перед собой широкое, зеленое поле. Светит солнце. Поют птицы. Кругом растут цветы. Порхают бабочки. Вам хорошо и спокойно. Вы идете по тропинке через поле и выходите на берег реки...
       И тут вдруг посередине этой фразы - бах. Голова Кабана упала на колени и осталась так лежать не двигаясь. Кабан, по всей видимости, заснул. Мы с Тараканом удивленно переглянулись.
       - Это ты его усыпил своим гипнозом, - проговорил мне Таракан шепотом, чтобы не разбудить Кабана.
       - Ты думаешь? - так же шепотом произнес я. - А может, он сам уснул?
       - Не-е-е, это ты его вырубил своим внушением. Он теперь под гипнозом. Ха, прикинь какой прикол! Вот это номер.
       Я удивленно посмотрел на спящего Кабана и подумал, что Таракан может быть и прав.
       - Внуши ему еще что-нибудь. Поприкалываемся с него, - подбивал меня Таракан поглумиться над Кабаном.
       - А что ему внушить?
       - Ну, пусть он пойдет цветы собирать, по тому полю, про которое ты говорил. Маки, например.
       - Ага, и нарвет нам стакан маковой соломки,- хмыкнул я. - Ты чё, такое не прокатит. Надо что-нибудь попроще придумать.
       - Ну, тогда внуши ему, чтобы он блеванул.
       - Думаешь получится?
       - Ты попробуй, а там видно будет.
       - Давай попробуем, - согласился я, потому что самому было интересно, как я умею внушать.
       Я быстро придумал, что нужно внушить Кабану, чтобы его стошнило, и приступил:
       - Ты, Кабан, видишь себя на районе, - заговорил я над Кабаном в полголоса. - К тебе подходят твои корефаны. У них в руках толстый пакован геры. Ты разворачиваешь его и видишь, что он наполнен грязным порошком вперемешку с кучей мерзких червей и тараканов. Они копошатся в порошке и расползаются в разные стороны обдолбленные и убацанные. Они ползут к твоим рукам и заползают тебе под рукава...
       - Фу, какая гадость, - произнес брезгливо Таракан чуть слышно. Я цыкнул на него, чтобы он не мешал сеансу.
       - Ты, Кабан, - продолжал я, - ловишь одного таракана, самого белого и говоришь: "Да он весь в герыче, его можно растереть и ширнуться этим тараканом. Он должен классно вставить". Потом ты разламываешь его пальцами на мелкие кусочки, растираешь в ладонях в порошок и засыпаешь весь этот бутор в ложку. Ты подогреваешь тараканий раствор и заправляешь им баян. В шприце плавают тараканьи лапки и личинки, потому что это была беременная тараканья самка. Но ты не знал об этом. Ты вводишь эти личинки себе в вену, и они растекаются по твоему телу. Из личинок быстро вырастают взрослые тараканы и начинают выгрызаться наружу. Твое тело покрывается гнойными нарывами и язвами. Из гнойных ран лезут и вываливаются тараканы. Тебя всего трусит и колбасит. Ты весь в язвах и гное. Тебя тошнит и выворачивает. И ты блюешь...
       И тут, после этих слов, Кабан действительно взял и блеванул. Мы были в восторге. Я думал, что Кабан сейчас проснется, но он продолжал дремать, уткнувшись лицом в колени.
       - Ты это видел?! - радостно прошептал Таракан. - Он блеванул, как ты сказал. Это ты ему внушил! Ты его реально загипнотизировал. Продолжай, проорем с него, - подначивал меня Таракан.
       Я сам не ожидал такого эффекта от своего гипноза. Мне это понравилось, и я продолжал вещать почти над самым ухом Кабана:
       - Ты теперь не можешь больше смотреть на этот грязный, кишащий тараканами пакован геры. Ты его ненавидишь, ты с отвращением отбрасываешь его в сторону и говоришь своим корешам, что ты больше никогда не притронешься к порошку...
       - Никогда...- вдруг ели слышно во сне проговорил Кабан.
       - Ты слышал! - тихо произнес Таракан, толкая меня в бок и чуть ли не подпрыгивая от восторга. - Вот он гонит!..
       - Тише ты, - оборвал я Таракана, - разбудишь.
       И уже громко я продолжал гипнотизировать Кабана:
       - Теперь ты решил навсегда завязать с ширевом. Твои друзья торчки стали тебе чужими. Ты от них отстранился. Они больше никогда не смогут подсадить тебя на иглу. Ты теперь сильный. Ты отказался от этого дерьма. Тебя не будет больше тянуть вмазаться. Ты теперь свободный как птица...
       - Как птица...- пролепетал за мной Кабан в забытье.
       Таракан давился от смеха, закрывая рот рукой. А я продолжал, довольный своими гипнотическими успехами:
       - Да, ты, Кабан, теперь свободный как птица. А птицы не ширяются. Они вьют гнезда и отсиживают яйца. Ты теперь будешь парить без кумаров над всеми нами, счастливый и радостный. Без этих гребаных кумаров. И тебе не нужно будет бегать по району в поисках порошка, он тебе больше не нужен. Ты соскочил с этой гнилой темы навсегда...
       - Навсегда...- как далекое и глухое эхо повторил Кабан.
       Тут Таракан не выдержал и громко произнес:
       - Вот он гонит!
       От этого окрика Кабан проснулся и выпрямился.
       - Вот ты, Кабан, гонишь! - повторил Таракан, обращаясь к Кабану. - Ты только прикинь, Кабан, мы тебя сейчас загипнотизировали!
       - Чего? - растерянно спросил Кабан, тупо моргая на нас заспанными глазами.
       - Раздупляйся скорей! - отрезвлял его Таракан громким голосом. - Я говорю, мы тебя загипнотизировали, и ты уснул.
       - Да вы, пацаны, гоните, - недоверчиво проговорил Кабан. - Какой еще нафиг гипноз. Вас что, прет?
       - Я тебе, Кабан, отвечаю. Мы тебя загипнотизировали. Вован, скажи ему, а то он не верит.
       - Да, Кабан, - подтвердил я, - мы тебя загипнотизировали и ты вырубился, а потом даже блеванул по моему приказу. Вон сам посмотри, если не веришь, у тебя ботинок облеванный.
       Кабан присмотрелся к своему ботинку.
       - Твою мать!.. - выругался Кабан и стал вытирать ботинок об траву. - Вот меня рубануло. Я даже не помню, как блевал.
       - Я же говорю, - усмехался довольный Таракан, - у Санька порошок то, что нужно. Надо еще пойти взять, догнаться. Пока у него есть. Ну что, Кабан, у тебя же еще осталась лавешка, пошли возьмем еще, замутим.
       - Не, пацаны, я пасс, - вдруг неожиданно отказался Кабан. - Мне в магазине еще надо скупиться. Что я дома скажу, если прейду домой без хавчика?
       - Какой тебе еще хавчик, Кабан? Хватит о хавчике думать. Надо о высоком подумать. Ты что покайфовать еще не хочешь?
       - Да ну на фиг, - отказался Кабан.- Уже сегодня кайфанули, хватит. Лучше я пойду домой, - сказал Кабан твердо и поднялся со своего места.
       - Какой домой! - забеспокоился Таракан. - Еще рано! Ты куда порулил? Давай еще посидим.
       - Да я пойду, отолью за гараж. Сейчас вернусь, - успокоил его Кабан и шатающейся походкой побрел за гараж.
       Когда он отошел Таракан придвинулся ко мне.
       - Это все из-за тебя он не хочет догнаться, - стал он меня упрекать.
       - А я то тут причем? - удивился я.
       - Так это все из-за твоего гипноза. Он же говорил, что потом возьмем еще порошка, а сейчас он вдруг передумал, говорит, что не хочет. Это все ты ему внушил отвращение. Слушай! - вдруг произнес Таракан испуганно и весь изменился в лице. - А если ты Кабана того, закодировал? Прикинь, что тогда? Он тогда не захочет с нами больше ширятся. А мы на нем хорошо нагревались.
       - Да какой там закодировал, попустись. Меня же гипнозом не закодировали.
       - Так это ты, а то Кабан. Он же у нас начинающий. На тебя не подействовало, а на него, видишь, подействовало. Ты так живо ему рассказывал о личинках в венах, которые выгрызаются наружу, что даже мне противно стало. Ваш гипнотизер до такого бы не додумался, не то, вы бы все там дружно ему на пол проблевались.
       - Так я же прикалывался, - оправдывался я. - Ты же сам мне говорил: "Давай, давай, гипнотизируй!"
       - Ну, я же не думал, что ты будешь его так конкретно гипнотизировать, Кашпировский ты хренов. Надо его, короче, обратно перекодировать, чтобы он захотел вмазаться. Перегипнотизируй его назад, пока не поздно.
       Испуг Таракана передался и мне. Нужно было принимать меры, чтобы не потерять Кабана. Он был для нас ценным приобретением. Зарабатывал он не плохо, плюс еще халтура, так что денежки у него водились. Порошок Кабан брал через нас и ему приходилось с нами делиться. А если теперь я его и вправду закодировал и он перестанет ширяться, то придется брать порошок за свои кровные. А где их взять? Не идти же работать, в самом деле. Я стал усиленно соображать, как вернуть все назад.
       - А как я его перегипнотизирую? - спросил я Таракана. - Это надо, чтобы он опять уснул.
       - Так усыпи. Ты же смог его тогда усыпить. Попробуй еще раз, я помогу. Иначе, Вован, чувствует моя задница будем мы с тобой "курить бамбук" и не только сегодня. О! Вон он идет, - зашептал мне Таракан на ухо. - Давай, Вован, колдуй. У тебя получится.
       Когда Кабан подошел к нам мы с беспечным видом посмотрели на него.
       - Так ты, что, Кабан, - обратился к нему Таракан, - все проспал и ничего не помнишь из того, что Вовчик нам тут рассказывал про гипноз?
       - Почему, кое-что помню, - ответил Кабан, усаживаясь на бордюр рядом со мной.
       - А что помнишь?
       - Помню, как он говорил про ноги, которые теплеют, про руки, про живот и еще про что-то, что теплело.
       - Ну да, про живот ты забыть никак не мог. А как он рассказывал про поле, помнишь? - выспрашивал Таракан, внимательно всматриваясь в Кабана.
       - Какое поле?
       - Как какое, маковое! Ну ты даешь, самое интересное и пропустил. Расскажи ему Вовчик еще раз. Пусть Кабан послушает и приколется. Садись, Кабан, поближе.
       - Так если сразу про поле рассказывать, - заговорил я, - то будет непонятно. Надо повторить все заново.
       - Ну, так повтори. Мы никуда не торопимся. Я с удовольствием еще раз послушаю. А если, Кабан, закрыть глаза и представлять все о чем Вован станет говорить, то вообще будет прикольно. Попробуй, мне понравилось. Ты только не засыпай, а то потом придется еще раз повторять. Ну, давай, Вован, начинай свой сеанс, я уже закрыл глаза. А ты, Кабан, закрыл?
       - Закрыл, закрыл, - отозвался Кабан вяло, поудобней усаживаясь на бордюре.
       Я украдкой глянул на Кабана и убедился, что он действительно закрыл глаза. Для лучшей внушаемости я даже включил подходящую спокойную музыку на сотке и начал свой гипнотический сеанс вновь.
       - Сейчас, - заговорил я как гипнотизер, - на счет пять вы погрузитесь в глубокий сон. Раз. Ваше внимание на ваших ногах...
       Затем я повторил с нужным выражением все то, что я говорил в первый раз. Про теплоту в ногах, которая медленно поднималась до живота, про теплоту в руках поднимающуюся до самых ушей и так далее. На этот раз Таракан меня ни разу не перебил. А я все это время украдкой поглядывал на Кабана. Он сидел с закрытыми глазами и послушно внимал моим словам:
       - Твое дыхание ровное и спокойное. Ты засыпаешь безмятежным крепким сном. Ты засыпаешь, засыпаешь, - убаюкивал я Кабана, - отъезжаешь, отъезжаешь. Тебе тепло и хорошо...
       При этих словах голова Кабана упала на грудь.
       - Прикинь, - тихо сказал я Таракану, - кажется, он опять заснул.
       - Давай, давай, грузи его, не останавливайся, а то проснется, - шептал мне Таракан в ответ и кивал на Кабана.
       Я продолжил сеанс гипноза:
       - Тебе хорошо и уютно. Ты возвращаешься в свой прежний сон на поле. Ты погулял среди маков и вернулся назад. И вот ты опять у себя на районе. Вдруг, ты чувствуешь, что тебя начинает кумарить. Сырой ветер подул на тебя. Тебе стало холодно и тоскливо. Вокруг тебя серые грязные дома. Черные тучи давят тебе на голову. Угрюмые людишки тащатся мимо и никому нет до тебя дела. Ты один, один во всем районе, во всей Вселенной. Но тут к тебе подходят твои лучшие друзья Вован и Таракан и говорят тебе: "Сейчас мы тебя, Кабан, подлечим. Засучи рукав и скоро тебе станет опять хорошо..."
       Кабан вдруг, что-то невнятно промычал и во сне отрицательно качнул головой.
       - Вот блин, - нервно прошипел Таракан, - доигрались. Он не хочет!
       Но я с прежней настойчивостью продолжал уговаривать Кабана:
       - Как, разве ты не хочешь кайфануть?..
       - Нет, - тихо произнес Кабан и дернул головой.
       Мы испугались, что Кабан сейчас проснется. Я быстро заговорил спокойным и вкрадчивым голосом:
       - Конечно же нет. Как мы сразу не догадались. Ты же завязал, ты излечился. Тебе это не интересно...
       - Ты чё несешь! - забеспокоился Таракан и стал пихать меня локтем в бок.
       Но я не обращал на него внимания. Я знал, что говорю, и продолжил колдовать над Кабаном:
       - Ты один смог преодолеть эту пагубную привычку. Больше никто не смог. Ты такой один на весь район!
       - Один...- пробормотал Кабан.
       - Ну все, трындец! - сокрушался Таракан, но тихо, что бы не разбудить Кабана.
       - Ты сильный, - продолжал внушать я "пациенту". - Ты полностью можешь владеть собой. У тебя кабанская сила воли. Поэтому твое излечение нужно отметить. Один разочек можно с друзьями на прощанье вмазаться, посидеть, повтыкать. Только один раз. Тебе это не навредит, у тебя же огромная сила воли. Пара кубиков тебя не одолеют, ты сильнее. В тебе целых сто двадцать килограмм против жалких двух кубиков. У них нет шанса тебя победить. Только один раз и ты больше никогда не притронешься к баяну. Только один раз...- нашептывал я на ухо Кабану.
       - Один раз... - кивнул во сне головой Кабан.
       Таракан притих и напряженно слушал мой треп.
       - Конечно, только один раз...- продолжал я, а у самого в голове вдруг зазвучал припев цыганской песни: "Эх раз, еще раз, еще много, много раз..."
       - Нет не много, а только один раз, - сказал я погромче, но уже не Кабану, а навязчивому цыгану, что плясал и пел в моей обдолбленной башке. - Только один раз, ты понял. И самый последний - распоследний. Последний не бывает, - старался я такими словами прогнать цыгана из головы. - Этот раз последней самого последнего. И даже не предпоследний, а последний...
       Таракан легонько толкнул меня рукой в бок.
       - Вован, тебя клинит, - прошептал он мне на ухо, вовремя смекнув, что я стал заговариваться.
       Я посильней встряхнул головой и после этой встряски надоедливый цыган, наконец, замолчал. Я быстро стал соображать, что же еще сказать Кабану, чтобы он окончательно размяк. И тут же придумал:
       - Твои вены, твои толстые чистые вены все аж чешутся, так они хотят, чтобы в них последний раз проник чудный раствор. Ты разводишь порошок в ложке, заправляешь им баян и медленно, медленно вводишь себе раствор в центральную. Ты чувствуешь, как волна удовольствия разламывает тебя пополам. Да, это долгожданный приход. Он, наконец, пришел и к тебе. Как ты его ждал, как ты тосковал по нем. По любимой девушке так не тоскуют. Твое тело наполняется теплом и блаженством. Тебя уже ничто не волнует и никто не грузит. Тебе все пофиг, тебе на все наплевать, даже на миску котлет. Ты чувствуешь легкость в своих членах...
       - И в своем члене... - хихикал Таракан, прикрывая рот рукой. Я стукнул его локтем, чтоб не мешал.
       - От этого прихода, - продолжал я, - ты, Кабан, взлетаешь как бабочка. Ты паришь над землей как мотылек, как птица, как орел...
       - Как дятел, - язвил с кривой ухмылкой Таракан.
       - Паришь как орел, - повторил я громко, - паришь, паришь над районом. Ты орел! Ты взлетаешь на макушку самого высокого дерева, усаживаешься поудобней на ветке и втыкаешь и залипаешь, в общем кайфуешь. Ты смотришь сверху на всех этих жалких людишек, что копошатся внизу. Тебе их жалко, они не знают, что такое классная вмазка. Они не знают, что такое настоящая пруха, а ты знаешь...
       - Я знаю...- бормотал Кабан в забытье.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       19
      
      
      
      

    10


    Брагарник Е. Покупая ангелов   12k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Фантастика

      - Э, нет! - упрямо возразил Эдвик и тут же отчеканил, - я хорошо продумал этот момент. Пятнадцать секунд - это как раз то, что мне нужно, - и как человек, который все сказал и которого уже никто не переубедит, он с каменным лицом уставился в окно.
      На улице моросило. Какой-то неумеха безуспешно пытался загнать аэроскутер на парковку двадцатого этажа дома напротив. Уже дважды скутер протирался о борт устья канала парковки, проходил мимо и, резко соскальзывал вниз, грозя разбить окно нижнего этажа. Под саунддрагом, наверно, подумал Эдвик. Гробовое молчание собеседницы вынудило его вновь повернуться в ее сторону.
      - С возвращением! - сухо, но без ноток укоризны сказала она. - Предлагаю продолжить наш разговор.
       - Так что тут? Это вот. Да, - Эдвик торопливо провел ладонью по губам, после отвел ее в сторону и, развернув вверх, так и оставил в этом положении, - что тут еще разговаривать? Пора ударить по рукам! Деньги у меня при себе. Что же вы это, а? Время - деньги! Да! Пора мне обзавестись новым ангелом. А то, право, как-то даже неуютно без него. Честное слово!
      Для своих сорока двух он весьма неплохо выглядел. Волосы на голове были в полном комплекте, а животик только-только начал очерчиваться. От мамы он перенял неплохой вкус в одежде и импульсивную манеру говорить.
      - Ангела-хранителя! - поправила девушка, делая ударение на втором слове.
      - Ну, я же и говорю! Вы не поверите, а у меня до двадцати четырех не было ангела-хранителя. Так и жил. Представляете? И ничего! А сейчас два дня без него, и душа, представляете, от каждого резкого звука в пятки уходит!
      - Я вам уже говорила. Возможно, вы прослушали, - если и можно было заподозрить, что девушка досадует на Эдвика, то ни на лице, ни в ее голосе это никак не отображалось, - пятнадцать секунд - это слишком мало, для того чтобы ангел с высокой долей вероятности помог бы вам спастись.
      - Так это! Чего ж мало? Тут более чем! - он схватил планшет договоров, подумав, что очень торопится, что задумка с использованием чинных и полных спокойствия жестов напрочь перечеркнута его торопливой дергающейся болтовней. - Вы сами посмотрите! Прошлый мой договор. Вот. Сейчас. Где же это?
      - Я знаю, Эдвик, не нужно мне показывать, - она попыталась его прервать.
      - Сейчас, сейчас! - он лихорадочно дергал пальцами по экрану, листы договора мельтешили перед глазами.
      - Эдвик! Эдвик, я знаю. Десять секунд.
      - Вот! - он торжественно протянул ей планшет. - Десять секунд! Мой прошлый договор был на десять секунд. Мне этого с головой хватило! Да! Вы бы только это видели! Все вдребезги! Но мне хватило бы и пяти секунд! Этот ротозей на своем курятнике! Мне потом сказали, что он был под видеодрагом. Да! Вылетел на встречную как орбитальный перехватчик! Тут любой был бы без шансов! Пиши пропало! Это да! Хорошо, что ангел у меня был - спас он меня. Так вот, я на секунду оторопел ...
      - Вы были в замешательстве шесть секунд.
      - Я же говорю! Это вот. На мгновение оторопел. За это же время увидел картинку смерти ангела-хранителя. И ступор сначала. Шутка ли? Показали тебе - через десять секунд ты умрешь. Во всех подробностях. Ага! Жуть! Ну, я сразу по тормозам ...
      - Через шесть секунд, - спокойно повторила она и взяла планшет с его личным делом.
      - По тормозам! И шварк на улицу! Как пуля!
      - Этой 'пуле' потребовалось пять секунд, чтобы покинуть купол вашего транспорта. Итого одиннадцать секунд. Вас спасло то, что вы нажали на тормоза. Транспорт, вылетевший на встречную, прошел перед вами и слетел в трек-кювет. Не нажми вы на тормоза, что вы сделали интуитивно, вы погибли бы также как ваш ангел-хранитель.
      - Ну, мне же хватило времени догадаться, что нужно сделать! Вот же!
      - Все на что вам хватило времени, вы сделали интуитивно. А единственный ваш рациональный поступок был ошибкой. Не стоило выходить на улицу. Если бы он врезался в кого-то перед вами, то вас могло убить осколками. Затормозить и оставаться сидеть в транспорте, было бы самым верным решением. Ведь остановившись, вы наверняка выходили из-под траектории столкновения. Но вы об этом не успели подумать.
      - Ну! Ну, это! - Эдвик попытался безмятежно развалиться в кресле. - Я же увеличил время! Аж на пятьдесят процентов! Вот! А вы рассказываете! Запускайте его уже в будущее! Все уже готовы! Вам лишь бы время тянуть!
      - Так вот, - она медленно листала своим тонким пальчиком страницы в планшете его личного дела. - Пятьдесят процентов - это, конечно, звучит очень серьезно. Очень.
      Она остановилась, что-то приблизила, вернула, вновь стала листать.
      - Я же и говорю! Вот! А мы тут это ... время теряем!
      - Очень! - повторила она. - Но если посмотреть на факты с точки зрения не процентов, а секунд, то это всего лишь какие-то жалкие пять секунд. Очень многие наши клиенты за это время мама не успевают сказать.
      - Ну, я то уже, - Эдвик слегка наклонился к ней, пытаясь придать разговору более доверительный тон, - я то уже это! Тертый калач! Мне уже десяти секунд хватит. Но я взял еще пять. Соломки вокруг посыпал, так сказать!
       - Согласна, - кивнула она.
      И этот кивок, это первое ее проявление эмоции, причем эмоции положительной, как ему показалось, вернули ему надежду на то, что вся эта длинная беседа - это всего лишь церемония, которую нужно пройти, чтобы получить то, что хочешь. Пройти и забыть.
      - Вы успешно сдали экзамены на должность пожарного по охране государственных исследовательских центров. Поздравляю! - она протянула ему планшет его личного дела, которое было открыто как раз на странице с табелью экзаменационных оценок.
      - Спасибо, - он замялся, - ну, не всю же жизнь баранку крутить. Вот. Да. Решил попробовать что-то новое.
      Все тело его обмякло, завалилось на ручку кресла, накренилось. Морщинки вокруг глаз углубились, взгляд заледенел, омертвел. Мизинец правой руки задергался, успокоился и опять задергался. Хозяину пришлось положить руку на руку, потереть ими одну о другую, чтобы это прекратилось.
      Девушка терпеливо ждала. Красивое ее лицо, забранные назад волосы, стройная шея - все неподвижное, спокойное - сливалось с интерьером, казалось неживым.
      - Что я ... - Эдвик прокашлялся, пошевелил языком, пытаясь смочить пересохший рот, - должен сделать?
      Она протянула ему воды. Он рывком головы отказался.
      - Что я должен сделать? - повторил он.
      - Для начала ответить на простой вопрос. - Она опять что-то полистала, и, найдя то, что требовалось, продолжила. - Среднее время для срочной самостоятельной эвакуации персонала пожарной службы из исследовательского ангара класса 'Д' в случае обрушения крыши?
      В кабинете воцарилась гробовая тишина. Немного помедлив, Эдвик вымолвил:
      - От одной до двух минут.
      В горле окончательно пересохло, и голос получался сиплый, говорить приходилось с надрывом. Он принял стакан с водой, повторно предложенный ею.
      - Теперь второе и последнее, - продолжила она. - Мы обостряем ощущения вашей матрицы на пятнадцать секунд в будущее - создаем вашего ангела-хранителя. В случае его смерти, вы увидите именно этот момент будущего, за пятнадцать секунд до того как это произойдет с вами в настоящем. Как это происходит, вы уже знаете. В случае с ДТП десяти-пятнадцати секунд, как правило, оказывается достаточным, чтобы избежать того, что может случиться: свернуть в сторону, остановиться, катапультироваться, в конце концов. Что вы будете делать, когда ваш ангел хранитель, умирая, транслирует вам что погиб он в результате обрушения крыши?
      - У меня будет время осмотреться, эээ ... - Эдвик мотнул головой. - Посмотреть куда можно отойти.
      - Эдвик, это вам не кирпич на голову падает, чтобы сделать шаг в сторону. Падает крыша. Целиком! И это все! Это смерть!
      - В конце концов, - вспылил Эдвик - это моя жизнь! И ей распоряжаюсь только я! А вам бы только денег заграбастать! Что мне теперь? А? Покупать ангела на две минуты? Что еще? Ей богу! Когда научатся делать пятиминутных ангелов, так вы только их и будете предлагать, а!
      - До этого нужно еще дожить. А пока в вашем случае я рекомендую вам покупку ангела как минимум на полторы минуты.
      - Это невозможно! - скривился Эдвик. - Вы представляете, сколько это денег?! Сколько это этих чертовых денег! - лицо его дернулось, будто его ударили.
      - Представляю, конечно, - она даже не посмотрела в планшет, - восемнадцать тысяч денег. Мы сможем предоставить вам кредит.
      - Кре! Дит! - поперхнулся Эдвик. - Чтобы оплатить полутора минутного ангела мне нужно отдать всю зарплату за два года! Два года жизни за ангела!
      Голос его сорвался, но уже не свистел, а хрипел, был похож на звериный. Но на зверя неопасного, затравленного зверя.
      - Вы меня удивляете, - она взяла в руку перо и начала медленно крутить его своими тонкими изящными пальчиками, - вы так убиваетесь о потере двух лет жизни, но при этом за всю жизнь не боитесь совершенно. Кстати, о двух годах речи нет. Только один год и девять с половиной месяцев.
      Она протянула ему планшет и перо, белая блуза слегка отогнулась, полностью обнажая шею и демонстрируя струящуюся по ней платиновую цепочку.
      - Я имею полное право отказаться! - прошипел он. - Да! Вот! Полное право!
      - Да, имеете, - согласилась она и положила планшет с пером обратно на стол. - А я имею право написать в компанию. Успешная сдача экзаменов не гарантирует трудоустройства. А у них статистика смертности при пожаротушении высокая. Сотрудник с пятнадцатисекундным ангелом - это потенциальный труп. Зачем им такой? Или успешно сдали экзамен только вы?
      Эдвик уже не слушал ее. Он знал, что так может случиться, он боялся этого, но, видимо, он был готов к этому. Теперь Эдвик снова смотрел на улицу. Скутер все же припарковался. Расцарапал себе весь борт. Денег пять уйдет на восстановление покрытия - не меньше. Идиот! Дождь усилился, а он не взял головной экран - придется помокнуть. Вечером финал Лиги Чемпионов по шуттингу. И дома уже все приготовлено, Сэн обещал принести легкий драг - аудио. Хороший будет вечер. И черт с ним, что такой паршивый выдался день. И черт с этой дамочкой! И с деньгами! И со всем-всем-всем!
      Он медленно вращал, непонятно откуда взявшееся у него в руках, перо. Девушка положила перед ним планшет. Значит год и девять с половиной месяцев? Врут, конечно! По истечению срока обязательно какой-то гадливый пунктик вылезет. И еще пару месяцев отмотать придется - как пить дать! Он провел пером в указанном месте, аккуратно положил его на стол.
      - И отпечаток, - напомнила девушка.
      На ее бледном лице появился легкий румянец. Радуется, наверное, подумал Эдвик, процент-то капает. Он прижал подушечку большого пальца к экрану. Два раза моргнуло синим, потом загорелся зеленый.
      - Достаточно, - сказала она.
      Эдвик торопливо спрятал руки в карманы, словно пытался откреститься от только что произошедшего.
      - Теперь в процедурный кабинет, - она забрала планшет и перо, - как выйдете, третья справа комната. Процесс вам уже знаком. Сегодня очереди нет, за пол часа управитесь.
      - Да, спасибо, - отозвался он, вставая. - До свидания.
      - На вашем месте я бы предпочла говорить прощайте.
      - Прощайте, - Эдвик криво улыбнулся.
      - До свидания, - уголки ее губ чуть изогнулись вверх.
      - До свидания? - переспросил он. - А, ну, да! На вашем месте ... Да. - Он подошел к двери, приоткрыл ее. - Храни вас ангел. Он у вас, кстати, какой?
      Она слегка помедлила.
      - Двадцатисекундный, - развела руками, - работа у меня простая, неопасная. Разве что клиент накинется. Но охрана действует быстро. Двадцати секунд хватит.
      - Нужно было сдавать экзамен на страхового агента, - хмыкнул Эдвик.
      - Как знать, что дальше будет? Жизнь длинная. Если ангел хранит, - и она, наконец, улыбнулась ему большой красивой белозубой улыбкой.
      Он тоже улыбнулся ей, кивнул головой и закрыл дверь.

    11


    Софронова Е.А. Мечта идиота   4k   "Миниатюра" Постмодернизм


       Мечта идиота
       Море. Маленький остров. Скудная растительность. Песок. Хижина. Железные конструкции и прочий металлолом.
       И на этой свалке, в этой убогой хижине живет идиот. Он не знает, как он появился здесь и кто он такой. Он даже не умеет говорить, но у него есть мечта- красный флаг.
       -Надо воткнуть в песок палку и поливать ее каждый день, тогда из нее вырастет флаг,- так сказала ему во сне красная женщина. И он верит ее словам и ждет. Иногда красная женщина приходит днем, только он ее не видит, просто чувствует. И еще ему кажется, что на острове есть медведь, такой же как на старой, выгоревшей картинке, которую он когда-то нашел на корабле. Этот корабль, красный от ржавчины, стоит на берегу моря. В его трюме полно истлевших книг, протухших консервов и других ненужных вещей. Раньше идиот часто наведывался на корабль, рылся в книгах, но когда узнал от красной женщины про флаг - стал забывать дорогу туда.
       Главной задачей его стало вырастить флаг. - Когда покраснеет флаг - изменится твоя жизнь,- так сказала ему во сне красная женщина. Но одно его беспокоит - медведь. Когда утром идиот идет к морю ловить рыбу, или вечером поливать флаг, он всегда слышит за своей спиной тяжелые шаги. Красная женщина так не ходит. Она даже платьем по песку не шуршит, а этот еще и дышит в затылок. Страшно.
       Вот и серебристых птиц он сначала боялся, зарывался с головой в песок, а потом привык и перестал обращать на их "рев" внимание. Шумные они очень. Уши от их крика болят. Остальные птицы как птицы: полетают-сядут, попоют-помолчат, покричат-успокоятся, а серебристые птицы никогда на остров не садились, если только по ночам, когда он спал в своей хижине, зарывшись в ветошь.
       Но однажды утром, когда идиот стоял по колено в воде и ловил рыбу, над его головой закружились серебристые птицы. А рыба близко подплывала к его ногам: большая рыба и маленькая, много рыбы, только успевай ловить, но он так и не поймал ни одной. Засмотрелся на серебристых птиц.
       Покружили серебристые птицы над островом, покричали, залетели за холм и не вылетели. Странно. Оставил идиот пустой котелок на берегу и пополз. Любопытно ему стало, что за твари такие эти серебристые птицы и чего им на его острове надо. Несмотря на то, что он был просто идиот, и ничего не понимал в жизни, тем не менее остров считал своей вотчиной, как продолжение хижины и своего Я.
       Прокрался он незаметно на вершину холма и спрятался за чахлые кусты, а колени прямо трясутся от страха, и руки песок роют сами по себе. И серебристые птицы наблюдают за ним молча. Вдруг открываются их внутренности и вываливаются наружу люди. Идиот никогда в жизни не видел людей, и был крайне удивлен их появлению. Он не выскочил из-за куста и не побежал к ним навстречу с распростертыми объятиями, а еще глубже зарылся в песок, и стал ждать. Ему было страшно не за себя, а за флаг. А вдруг они найдут его и захотят взять с собой, в брюхо серебристой птицы? Как тогда он будет жить без флага? Нет, он не отдаст свой флаг.
       - И не надо отдавать,- сказала появившаяся рядом с ним красная женщина,- надо защищать!
       И он понял как. Надо отдать за мечту жизнь!
       А жизнь не взяли. Посмеялись и толкнули в песок. Он ведь не видел себя со стороны. Лицо у него было тупое до невозможности, на плечах простреленная шинель, на голове помятая шляпа. Возраст увядающей липы. Шут гороховый да и только, а кому нужна жизнь шута? Потому и не взяли, да и за что брать? Флага-то еще не было, только палка голая торчала из песка.
       - Не плачь!- сказала ему красная женщина и погладила по голове.
       - Смотри-ка баба!- удивились солдаты,- у этого идиота еще и баба есть! Да какая хорошенькая!-
       Женщина побежала. Люди из серебристой птицы за ней. Догнали, Повалили на песок, выстроилась очередь. И вот уже красное платье изорвано на куски, и ветер разносит эти куски по всему острову.
       Полдень. Нещадно палит солнце. На берегу моря сидит улыбающийся идиот и ест рыбу. В затылок ему дышит обнаглевший медведь, которого идиот бьет рыбьим хвостом по воображаемой морде. Окончив свою нехитрую трапезу, идиот натягивает на глаза помятую шляпу, и идет поливать флаг.
       А флаг уже красный. - Сейчас изменится моя жизнь,- радуется идиот, и дурная улыбка не сходит с его лица до самого вечера. А ночью, когда на острове похолодало и пошел снег, идиот покрылся густой шерстью, и превратился в медведя.
       Истекающая кровью красная женщина еще долго лежала на песке и на груди у нее сидела черная птица, которая терпеливо ждала своего часа.

    12


    Чунчуков В.Н. Машина времени   3k   "Рассказ" Юмор


       Илья шёл по проспекту и от нечего делать осматривал витрины уличных магазинов. До занятий оставалось ещё сорок минут, идти так рано в школу совсем не хотелось. Проходя возле одной витрины, он неожиданно остановился и протёр глаза. У входа в магазин красовалась надпись: "Продаётся Машина времени".
       - Этого не может быть! - изумился Илья и ворвался в магазин. - У вас правда продаётся Машина Времени?
       - У нас всё продаётся, - пожала плечами продавщица. - Кстати, последняя осталась.
       - Что, настоящая Машина Времени?
       - За кого ты нас принимаешь? Мы китайских подделок не держим.
       - А сколько она стоит? - заволновался Илья, ощупывая содержимое карманов.
       - Восемьсот рублей. Не видишь ценник?
       - Вижу, - удивлённо кивнул он.
       "Да это почти задаром! Неужели, не шутка?! Ну и ну! Так, срочно нужны деньги... Шестьсот рублей у меня есть, ещё две сотни возьму у брата. Только бы меня никто не опередил!"
       - Пожалуйста, не продавайте её никому! - взмолился Илья. - Я только сбегаю домой за деньгами, тут рядом!
       - Хорошо, подожду, - согласилась продавщица.
       - Спасибо! - закричал он и выскочил на улицу.
       " Только бы успеть! Брату скажу, что деньги нужны в школу. Ну, отдам же, в конце концов. На занятия сегодня не пойду, какие там уроки, если у меня будет настоящая МАШИНА ВРЕМЕНИ! Вот это да! Отправлюсь сначала в будущее! А потом сразу в прошлое. Нет, лучше сначала в прошлое! Во времена королей и рыцарей. Класс! К чему уроки истории, если я сам смогу побывать на месте! Завтра в школу тоже не пойду, буду путешествовать во времени. Да и вообще, зачем мне теперь эта школа"...
       Брата дома не оказалось. Илья выгреб все запасы из своего тайника, прихватил двести рублей, оставленных родителями на продукты, и помчался обратно. Дорогу к магазину он преодолел на одном дыхании.
       - Ещё не продали? - закричал он с порога.
       - Пока нет. Будешь брать?
       - Конечно! А она не тяжёлая, я смогу донести её до дома?
       - А что там нести, - зевнула продавщица и вышла в подсобку.
       Через минуту она вернулась, держа в руках небольшую картонную коробку, на крышке которой виднелась загадочная надпись: "Машина времени".
       - Она! - воскликнул Илья и достал из кармана деньги. - Такая маленькая? А там есть инструкция по применению?
       - Какая ещё инструкция?
       - Ну... гм... как на ней путешествовать?
       - Мальчик, не морочь мне голову! Будешь покупать или нет?
       Илья заглянул в коробку и вскрикнул от неожиданности.
       - Что это?
       - Машина времени! - раздражённо ответила продавщица. - Пятнадцать альбомов плюс три сольных концерта Макаревича. Все диски лицензионные - полный сборник. Мальчик, ты куда? Мальчик!
       Но Илья уже не слышал её. Он смахнул с глаз навернувшиеся слёзы, опустил голову и медленно побрёл к выходу...
      

    13


    Трудлер А. Смерть Кощея   2k   Оценка:10.00*5   "Стихотворение" Поэзия

      Половина вечности за спиной. Впереди другая бежит клубком. Затяну коростою ледяной землю, что смеётся над стариком. Многие герои идут ко мне. Манит их - то слава, а то - казна. Я их убивал миллионы дней. Я - один. Ах, если б была жена. Слух дошёл, что царская дочь мила, черноброва, с длинной тугой косой...
      
      Захожу. Там девушка у стола. Сердце резанула мне красотой.
      
      - Знаешь, дорогая, зачем пришёл? Ты ждала другого, ну, тут прости. Накрывай по-царски скорей на стол, собери провизию для пути. Что, куда отправимся? Далеко. Где-то так за тридевять рек-земель, там тебе не будет играть Садко, а крылом помашет Горыныч-змей. Бродит там избушка на двух ногах, вроде бы куриных, да помощней, и моя подруга, что звать Яга, ты её полюбишь...
      
      - Скажи, Кощей, есть ли у тебя там весна и сад? И укрытый ивами темный пруд? Я к тебе по-быстрому, и назад. Просто предки строгие дома ждут.
      
      - Не грусти, красавица. Спору нет, тучи не родят нам с тобой дождя. Но зато есть горница, кабинет, спальня, а ещё будем ты и я.
      
      Подхватил и уткою в небо взмыл, в зайца обернулся. Спешит косой. Добежал до первых пустых могил. Поднебесный замок там над горой. Поселил я милую в вышине. Высоко. Чтоб витязям не достать. Вновь пошли герои толпой ко мне. Царь же не жалеет для дочки рать. Только у бессмертия нет конца. Сгинут неудачники на корню. Не покинет молодость стен дворца. Я её поэтому и ценю. Воевал без устали - дни и дни. Даже не заметил, когда устал.
      
      -Я вернулся, милая, не гони. Я любовь и молодость защищал.
      
      Открываю дверь. А внутри - она. Зашатался, крикнул какой-то бред. Древняя старуха сидит одна...
      Неужели столько промчалось лет?! Половина вечности, вашу мать! Да на что разменивать этот мир?! Доберусь до острова - умирать. Вот сундук, в нём заяц, косой от дыр. В зайце будет утка, а в ней - яйцо. Разобью яйцо, там внутри - игла, принесу тебе её на крыльцо.
      
      - На! Ломай!
      
      ... и вечность укрыла мгла.
      

    14


    Крофтс Н. "Алгебра слова"   3k   "Статья"



    Второй ковчег


    По паре - каждой твари. А мою,
    мою-то пару - да к другому Ною
    погнали на ковчег. И я здесь ною,
    визжу, да вою, да крылами бью...
    Ведь как же так?! Смотрите - всех по паре,
    милуются вокруг другие твари,
    а я гляжу - нелепо, как в кошмаре -
    на пристани, у пирса, на краю
    стоит она. Одна. И пароход
    штурмует разномастнейший народ -
    вокруг толпятся звери, птицы, люди.
    ...Мы верили, что выживем, что будем
    бродить в лугах, не знающих косы,
    гулять у моря, что родится сын...
    Но вот, меня - сюда, её - туда.
    Потоп. Спасайтесь, звери, - кто как может.
    Вода. Кругом вода. И сушу гложет
    с ума сошедший ливень. Мы - орда,
    бегущая, дрожащая и злая.
    Я ничего не слышу из-за лая,
    мычанья, рёва, ора, стона, воя...
    Я вижу обезумевшего Ноя -
    он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
    Второй ковчег заглатывает ночь,
    и выживем ли, встретимся когда-то?
    Я ей кричу - но жуткие раскаты
    чудовищного грома глушат звук.
    Она не слышит. Я её зову -
    не слышит. Я зову - она не слышит!
    А воды поднимаются всё выше...
    Надежды голос тонок. Слишком тонок.
    И волны почерневшие со стоном
    накрыли и Олимп, и Геликон...

    На палубе, свернувшись, как котёнок,
    дрожит дракон. Потерянный дракон.
      


    На пляже
      - Девушка, который час?
      Да, она хороша. Она это знала и привыкла к постоянным приставаниям, но на этот раз ухажёр появился уж слишком внезапно, пока купальщица, прикрыв глаза, покачивалась на мягких волнах. От неожиданности она испугалась, а потом рассердилась:
      - Вы что, с ума все посходили! Хоть в воде можно меня в покое оставить?!
      Он пожал плечами:
      - А где же ещё знакомиться?
      В общем-то, он прав. Курорт, пляж... Он по-своему оригинален, и глупо было так сразу грубить. К тому же такие чистые зелёные глаза не каждый день увидишь. Она кокетливо улыбнулась:
      - Но я же могла утонуть от испуга!
      - Утонуть? - он, казалось, не понимал.
      - Вот ушла бы под воду, - вздох, взгляд искоса на кавалера, - кто бы стал спасать? Так бы меня здесь больше и не увидели.
      - А что ж в этом плохого?
      Уж такого она простить никак не могла:
      - Хам! Ну и плывите своей дорогой!
      Он опять пожал плечами и нырнул. Серебристо-зеленоватый хвост изобразил что-то типа прощального взмаха. Хвост?!
      Визжавшей помогли выбраться на берег и принесли воды.
      

    15


    Гирфанова М.А. Мой дебют   16k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Юмор

       Мой дебют
      
      
       В клуб я пришла с подружкой просто так, за компанию, как говорится, от "нечего делать". Оксанка записалась в драмкружок нашего районного дома культуры и притащила меня поглядеть на репетицию готовящегося ими спектакля "На хуторе близ Диканьки".
      
       - Вот ОНА! - прищуренный глаз и указующий перст их режиссера уставились вдруг на меня. - Вы будете играть учительницу, и я не приму никаких возражений!
       - Держите, милочка, сценарий и садитесь к нам поближе - будете читать. Вы отныне Мария Тихомировна, сельская учительница!
      
      От такой напористости я растерялась, и машинально взяв из его рук листки с отпечатанным текстом, села за краешек длинного стола.
       Свою роль читала я плохо, запинаясь от волнения и стеснительности, и очень боялась, но в то же время и надеялась, что Фёдор Селивестрович (так звали этого режиссера - в прошлом артиста, а ныне пенсионера), увидев мою полную никчемность и бездарность, выгонит меня, так же твёрдо направив указующий свой перст в сторону двери... Но этого не произошло, к счастью ли, или же к сожалению... но, забегая вперёд, скажу, что на премьере спектакля он не один раз пожалел об этом. Впрочем, всему своё время, потерпите...
      
       Пьеса "На хуторе близ Диканьки" была создана вовсе не по известному произведению Николая Васильевича. В те времена было модно переиначивать классические вещи на современный лад, показывая превосходство социалистического строя и советских людей над далёким буржуазным прошлым, прославляя великие достижения партии и народа и всё остальное прочее. Автор (не помню, к сожалению, фамилию) в своей пьесе позаимствовав у знаменитого писателя кроме заголовка, имена и характерный сочный говор персонажей, перенёс присвоенных героев в современный мир, перепрыгнув через целый век с четвертью, и превратил их, уникальных и самобытных... в обыкновенных колхозников, строящих коммунизм! Да, стоит сказать, что всяких там дьяволов, чертей и прочую нечистую силу писатель нынешний в своё уникальное произведение не допустил, посчитав их элементами, чуждыми советскому обществу, никак не согласующимися с высокой его идеей. Но зато он родил новых героев соответственно времени - тракториста-комбайнёра Василя, председателя колхоза, бухгалтера, шофёра Грицька, ну, и как вы уже догадались - учительницу Марью Тихомировну. Нет, я не стану пересказывать вам сюжет, и не просите даже! Как-нибудь в другой раз... У меня же совсем другая цель - рассказать вам про премьеру этого злосчастного спектакля.
      
       В коллектив я влилась быстро, втянулась в работу над своей ролью, и Фёдор Селивестрович был мною более-менее доволен. Всё бы хорошо, но единственное, что мне не нравилось - это мой "жених", тракторист Василь... Вон у Оксанки роль парубка Грицька какой красавец играет - глаза жгучие, зубы белые, чуб кучерявый! Я бы с ней ролью поменялась с удовольствием. А этот... вообще ни рожи, ни кожи! Даже стыдно за мою героиню - ну и выбрала, называется... а ещё учительница! Но хуже всего - необходимые по сценарию "поцелуи" мой партнёр всегда пытался выполнить реально, а не так, как учил и наглядно показывал режиссёр: обняв партнёршу за талию, запрокидываешь её в сторону, противоположную залу и, склонившись над ней, замираешь на несколько секунд, изображая затяжной поцелуй. За всё время спектакля этот момент повторялся раза три, и я каждый раз вынуждена была, упираясь руками в грудь этого наглеца, пресекать его поползновения. В конце концов, после моей категорической жалобы режиссёру прилюдно, вызвавшей необычайное веселье в нашем артистическом коллективе, "тракторист Василь" успокоился.
      
       Время шло. Приближался день спектакля. Все билеты на него были распроданы, розданы приглашения районным партийным и комсомольским деятелям и прочим важным людям. Были готовы декорации с изображением кукурузных зарослей, выполненные самодеятельным художником, костюмы. Впрочем, с костюмами особых проблем не было - какие у колхозников наряды? Каждый соответственно своей роли заготовил по паре платьев - повседневных и праздничных, ну и конечно, национальный украинский костюм. Только у меня одной была небольшая (как я думала) проблема... Фёдор Селивестрович полагал, что учительница должна отличаться от колхозниц строгостью причёски и своих нарядов, поэтому мои платьица, принесённые на его обозрение, были им категорически забракованы. Правда, отыскать другие, гораздо более красивые и дорогие, труда не составило. Проблема всплыла там, где её никто не ждал - режиссёр потребовал найти для учительницы костюм - чёрный, строгий костюм с белой рубашкой и галстуком. Ну, рубашка с галстуком нашлись быстро, а вот костюм... Обошли всех, кого только можно, но ни у кого чёрного костюма не оказалось. Ну, не шить же его специально для спектакля - кто потом носить будет?! И, скрепя своё сердце, режиссёр, к моему величайшему облегчению согласился на серую юбку с "легкомысленной", на его взгляд, блузкой.
      
       И вот он пришёл, этот знаменательный день. Последние приготовления перед началом спектакля, волнительные часы, бегущие так быстро... Маляр колхозной строительной бригады Люся, она же Хивря по пьесе, она же стилист по совместительству, нанеся последние мазки грима на моё лицо, довольная своей работой, повернула меня к зеркалу, и я вздрогнула, увидев своё отражение. Нет, меня конечно, надо было сделать старше моих семнадцати, ну лет на шесть-семь от силы... но не настолько же! Какая-то незнакомка лет этак сорока глядела на меня растерянно из зеркала... Однако кто-то из этого же зеркала глядел на меня с восторгом, и, приглядевшись повнимательней, я узнала в нём своего "жениха". Прыщи на его лице были скрыты под гримом, подрисованы глаза и брови... Но более всего меня поразили усы - чёрные и пушистые, они совершенно меняли его облик и он показался мне похожим на одного из комических героев какого-то фильма. Меня разобрал неудержимый смех, а все глядели на меня с недоумением, не понимая причину моего веселья. Но глядя на всех артистов, отмечая про себя, что не одна я так изуродована нашим самодеятельным гримёром, мне становилось всё веселее, и почему-то даже коленки перестали трястись от страха перед зрительным залом. Но приподнятое моё настроение было неожиданно испорчено: минут за десять до открытия занавеса к нам зашла второй секретарь райкома партии Серафима Бородай.
      
       - Я слышала, что вам нужен чёрный женский костюм, - сказала она. - Вот, пожалуйста, отдаю вам свой собственный, взаимообразно. Желаю успеха!
       - Преогромнейшее Вам спасибо, Серафима Петровна! Вы нас очень выручили!- раскланялся Фёдор Селивестрович перед этой важной персоной.
       - Ну-ка, примерь! - проводив гостью, потребовал он. Я, зайдя за ширму, надела костюм и вышла, придерживая в поясе юбку, так и норовящую упасть с моих бёдер сорок четвёртого размера...
       - ...п-прекрасно! - не слишком уверенно произнёс режиссёр. - Лишнее заколите булавками. Давайте по-быстрому, пора начинать - зрители уже хлопают!
      Взглянув на своё отражение в зеркале, я ужаснулась.
       - Это в таком виде я должна выйти к колхозникам и рассказывать им об эстетике?!
       - В самом деле, Фёдор Селивестрович, костюм этот размера на три больше, чем надо! Юбку-то заузить можно на живую нитку, а как быть с жакетом?.. - попытались поддержать меня мои коллеги.
       - З гарной дивчины зробылы пугало огородне! - вставилась и Люська.
       - В общем, я в ЭТОМ не выйду! - решила проявить я твёрдость. - Посмешищем выступать перед всем честнЫм народом не буду! - На глазах моих выступили слёзы, и "стилист" Люська-Хивря подскочила ко мне, ругаясь и размахивая своей коробкой с гримом. А режиссёр стукнул кулаком по столу.
       - Ты хочешь сорвать мне спектакль, подвести своих же товарищей?! Это как называется!? - вскричал он. - Да я поставлю вопрос об исключении тебя из комсомола! Виданное ли дело - сама Бородай собственной персоной явилась, чтобы помочь решить нашу проблему! Посторонние люди болеют за наш коллектив, а ты! Итак, через минуту открываем занавес! Герои первого акта - на сцену! И ты (это мне) чтобы через десять минут была готова к выходу! - Произнеся гневный монолог, режиссёр удалился.
       - Да шоб у них у обох очи повылазыли! Да шоб цэй ейный костюм стая гав* обгадыла, колы вона будэ на майдани з трыбуны з святом усих поздоровляты! - короткий, но не менее эмоциональный монолог прокричала Люська-Хивря.
      
       На сцену я выходила совсем не так легко и грациозно, как репетировала дома перед трюмо. В одёжке, болтающейся на мне, как на огородном пугале (это определение плотно засело в моей голове), я ощущала себя, мягко сказать, очень неловко... Мой первый выход, а я так глупо выгляжу! А в зале сидят и мои учителя, и мои родители, и эта чёртова Серафима... Услыхав смешки в зале, я совершенно растерялась... Боже, как же мне было стыдно...
      
      По сценарию я должна была явиться в бригаду, чтобы просветить колхозниц, познакомив их с современным понятием ЭСТЕТИКА, и продемонстрировать красочный альбом, который с интересом рассматривая, все должны были активно обсуждать.
       И тут случился мой первый прокол: я забыла захватить фолиант... Ну, понятно, в растерянных чувствах выходила. Но делать нечего, отыграв кое-как наполовину роль, я неловко удалилась, пообещав непременно принести книгу. И, кстати, очень вовремя - слегка наживлённая нитка на поясе лопнула, и я, подхватив юбку руками, едва успела нырнуть за кулисы. В это время "колхозницы" рассеянно ходили по сцене, потупив лица, и ждали, пока режиссёр, суматошно перечёркивая все невысказанные реплики героев, не добрался до фразы бригадира: "Пора за работу!" Суфлёр, он же режиссёр подсказал её, "бригадир" громко повторил, и все, облегчённо вздохнув, отправились "убирать кукурузу". А на их место тем временем вышли Оксанка в роли Параски со своим Грицем и, сев у куреня*, начали сценку объяснения друг другу в любви... Я же, сбросив ненавистный костюм и в одно мгновение переодевшись в нарядное платье, схватила книгу, и, на ходу выдёргивая шпильки из старушечьего пучка на затылке, выскочила на сцену, вовсе не ожидая, что там уже произошли изменения. Тут же встретила из-за кулис напротив вытаращенный взгляд режиссёра. Его перст, яростно сверлящий висок, красноречиво показывал, ЧТО он обо мне думает. Но не возвращаться же мне обратно, в самом деле!
      Эта парочка тоже не ожидала моего явления и изумлённо умолкнув, раскрыла рты.
      
       - А где же товарищи колхозницы?.. - почему-то весело спросила я.
       - Они... они пошли ку-курузу ломать... - запинаясь, ответила Оксана-Параска.
       - Я обещала им показать альбом и вот... принесла!
       - После пожара... - попытался было "выдать" расхожую фразу парубок Гриць, но Оксанка его одёрнула.
       - Спасибо, Марь Тихомировна, мы обязательно им передадим!
      
      Режиссёр из-за кулис, безмолвно и дико матерясь, делал мне знаки уйти немедленно и не срывать сцену чистой любви. Но, я и сама не знаю, что на меня нашло... Как будто бес в меня вселился! То ли реабилитироваться перед залом захотелось за первый свой нелепый выход... То ли злость и обида на режиссёра заглушила разум, но я и не думала уходить со сцены.
      
       - А знаете, - сказала я, - тогда мы вместе с вами просмотрим это замечательное издание с красочными фото и насладимся эстетикой в современном искусстве!
      
      Я села между ними, попросив "шофёра Грицка" чуть подвинуться на скамеечке и раскрыла альбом. Я говорила молчащим недоумённо "артистам" всё, что нужно было сказать по своей роли, вставляла не состоявшиеся реплики колхозников, добавляя при этом "иногда спрашивают", или "некоторые удивляются", и, наконец, эффектно удалилась со сцены, мельком победно взглянув в сторону режиссёра. Но тому было не до меня - он, уткнувшись опять в сценарий, искал прервавшуюся нить разговора между "влюблёнными".
      
       Постепенно я до такой степени разыгралась, что чувствовала себя на сцене совсем раскованно, и тёмный зрительный зал не только не пугал, а словно вообще не существовал для меня. Я вжилась в роль, иногда даже вставляя реплики от себя, и чувствовала, как мне нравиться играть на сцене! Я уже не опасалась поглядывать на Фёдор Селивестровича, потому что встречала его довольный взгляд и два больших пальца, демонстрирующих восторг.
      
       Оставалась последняя сцена. По сюжету мы с трактористом Василём поженились, а на следующий день я провожала его... нет, не на фронт, как вам, наверное, подумалось. Я провожала его... на целину. Этот скорый отъезд подчёркивается репликами героев, чтобы показать, что общественное, комсомольское дело настолько превышает дела личные, что "молодые" не должны и думать о таких пустяках, как положенный трёхдневный отпуск.
      
      За кулисами "пыхтел паровоз". Сцену покинули "отъезжающие", убежав "занимать места в вагонах"... Остались только мы одни с Василём.
      Мы говорили друг другу прощальные слова любви, последние напутствия, и прочее, и прочее... Прогудел паровоз, стукнулись, трогаясь, вагоны... Я крикнула: "Беги, беги скорее, опоздаешь ведь!" Василь обнял меня и, запрокинув по всем правилам сценического искусства, "поцеловал"... Он побежал, а я стояла и грустно махала ему ладошкой. Я даже не чувствовала, как по моей щеке ползёт слеза, но наш электрик-осветитель Толик заметил это и направил луч света на моё "печальное" лицо, чтобы эту естественную слезу увидели и зрители хотя бы первых рядов. Перед тем, как скрыться за кулисами, Василь оглянулся на свою "молодую жену", тоже заметил слёзы и... совершенно не по сценарию вдруг бросился обратно и, крепко обхватив меня своими ручищами, приник к губам моим самым натуральнейшим образом... И это перед всем честнЫм народом!!! И тут у меня сработала естественная реакция и со всего маху я так треснула его по наглой физиономии, что пощёчина прозвучала выстрелом в притихшем зале... Да и ударила я его так неудачно, что чёртовы усы остались на моих пальцах. Брезгливо их стряхнув, я умчалась за кулисы, плача уже не сценическими слезами, а от жуткого стыда... А зал в это время неистовствовал - хохотал, свистел и топал ногами. Хорошо, что режиссёр в это время был на противоположной стороне кулис, а то бы он меня точно убил!
      
      Выскочившие на сцену девушки, которые должны были "успокаивать" меня, проводившую мужа, и говорить высокие слова о великой миссии моего благоверного, уехавшего осваивать целину по призыву партии и комсомола, растерянно остановились, наблюдая, как Василь под смех зрителей пытается наклеить усы... Но, спохватившись, начали успокаивать теперь уже его и говорить, что учителя тоже нужны на целине, и когда-нибудь "она вернётся, и вы снова будете вместе"... А режиссёр, оказавшись рядом со мной, яростно стал выталкивать меня на сцену: "Что угодно делай, а спасай мне концовку, если не хочешь лишиться комсомольского билета за срыв важного мероприятия!"
       И я вышла, обняла "мужа" и сказала: "Прости меня, мой милый! Я просто очень переволновалась... И ещё я хочу сказать: я решила ехать и осваивать целинные земли с тобою вместе! Ты научишь меня водить трактор, и мы будем соревноваться с тобой, и трудиться на радость себе и всему советскому народу!"
      
       - Занавес! Занавес! - кричал режиссёр. Зал хлопал. И занавес несколько раз сдвигался и раздвигался, предъявляя публике кланяющихся, держащихся за руки, "артистов".
      
       - Уф-ф... - только и сказал Фёдор Селивестрович, вытирая потную лысину, - ещё немного, и ты бы довела меня до инфаркта...
      
       Потом мне говорили, что спектакль в общем-то понравился и игра артистов была достойной, вот только никто не понял, кто это выходил "в чёрном" в самом начале... Думали, что это чёрт в образе учительницы или наоборот, и с нетерпением ждали повторного его выхода, чтобы прояснилась ситуация. Вот только не дождались и немного разочарованы. Небольшая недоработка режиссёра...
      
      *Гавы - вороны (укр.)
      *Курень - шалаш или землянка (укр.)

    16


    Парпар Т.С. Немного о личной жизни.   5k   Оценка:10.00*4   "Миниатюра" Проза

       Он пинком раскрыл дверь трактира. Хотелось выпить и сорвать на ком - то дурное настроение. Чёртова охота, чёртовы дороги, чёртовы тупицы. Злость бушевала внутри, душила, застилая пеленой глаза.
       - Что угодно милорду рыцарю? - он повернул голову.
      Вызывающе открытое потрёпанное платье, запах вина, плохо запудренный синяк. Когда она увидела его лицо её призывная улыбка угасла. Она отшатнулась, неуверенно оглянулась на хозяина.
       - Пошла вон! - от его рыка, казалось, её просто снесло с места. - Хозяин! Я сяду там, - он ткнул в сторону стоящего в нише стола.- Избавь меня от твоих шлюх! Вина и побыстрее!
       Он тяжело опустился на скамью, отвернулся к окну. Эти идиотские скачки по лесу, да ещё в такую погоду, кого угодно выведут из себя.
       - Милорд желает что-нибудь ещё? - стук кружки с вином и тихий голос вывели его из задумчивости.
       Он взглянул на подошедшую к столу. Высокая, крепкая, тёмная одежда. Не поднимая глаз, она смахивала со стола крошки. Закончив, заткнула тряпку за пояс и посмотрела на него. Они молча разглядывали друг друга. Он злыми, сощуренными глазами - немолода, уже за тридцать, скорбная складка около рта, чистая кожа, тёмные омуты глаз. Она - со спокойным интересом, скользя взглядом по его лицу и одежде.
       - Что уставилась? Нравлюсь? - схватив кружку он жадно припал к ней.
       - Простите, милорд, - чуть слышно вздохнув, она опустила глаза. - Мужа своего вспомнила, на Вас похож был. Добрый человек.
       - Меня-то добрым давно не называют,- он ухмыльнулся.
       Она ещё раз вздохнула, выпрямилась.
       - Так что принести милорду?
       - Ещё вина... и поесть.
       Он смотрел ей вслед. Спокойная уверенная походка. Впрочем, что ему до неё. Такая же шлюха, как и все. Он допил вино и снова отвернулся к окну. Странно... Злость понемногу уходила. "Похож на мужа"...Мда, не повезло бедняжке...Он хмыкнул.
       - Ваш ужин.
       Она скупыми движениями расставила на столе принесённое.
       - Твой муж был так же красив как я? - он взял ложку.
       - Он был кузнецом, - она спокойно смотрела на него своими тёмными глазами,- шрамами меня не испугать. Он был хороший работник и добрый человек. Его убили два года назад.
       - Убили?
       - Не угодил господину, - она чуть пожала плечами.- Стрелой в горло. Теперь я живу тут, у брата...Вам нужно что-нибудь ещё?
       - Нет. Ступай.
       Он ел и наблюдал за ней. Посетителей было немного. "Чёртов дождь". Она несколько раз посмотрела на него. Закончив еду он встал, бросил на стол несколько монет и пошёл к выходу. Уже взявшись за ручку двери оглянулся - она смотрела ему вслед. Заметив его взгляд, она быстро отвернулась.
       Он пошёл на конюшню и до поздней ночи лежал на охапке сена в углу, бездумно глядя прямо перед собой. Когда стало темно он поднялся, и, выйдя из конюшни, бесшумно двинулся к задней двери трактира. Постучал. Открыли ему быстро.
      
       Что ж, он не был дураком и прекрасно понимал, что все эти нежные поцелуи и ласковые слова, что она шептала ему - это скорее не для него, а для её неведомого чёртова мужа-кузнеца. Но она смотрела ему в лицо, гладила его шрамы и не знала тех уловок, что применяли шлюхи лишь бы быстрее закончить дело. Он не был с ней груб и чувствовал, что она ему за это благодарна.
      Одевшись, он подошёл к кровати взглянуть на неё ещё раз. Он ошибся. Сейчас, во сне, её лицо было совсем молодым. Разгладились складки, исчезли морщины. Густые тёмные волосы рассыпались по подушке...Уходя, он оставил у кровати все деньги, что нашлись у него с собой. Пусть, не жалко. Он неплохо провёл время. Он спокоен и умиротворён... Дождь не такой уж сильный и до города недалеко. Он усмехнулся - не иначе, как на него снизошло просветление. Надо было спросить как её зовут. Хотя зачем ему это? Никого нельзя пускать в сердце и в душу. Это он помнил твёрдо. У пса есть хозяин. Этого достаточно.
      
      --------------
       Стоящее в зените солнце, казалось, пыталось расплавить всё вокруг. Слишком жарко, слишком хочется промочить горло. Может быть именно из-за чёртовой жары он никак не может отыскать этот чёртов трактир?
       -Эй, парень! Где тут можно выпить? Тут где-то был трактир...
       -Был тут трактир, милорд рыцарь. Он сгорел в прошлом году. А вот поезжайте прямо, там...
       -Сгорел?
       -Дотла. С постояльцами и хозяевами. Милорды рыцари тут гуляли, повздорили, а потом дверь заложили и подожгли. Знатно полыхало...
       -Все погибли?
       -Кто из постояльцев выскочить из окошек успел, да от рыцарей убежать - те спаслись. А хозяин с сестрой там остались...Так Вы поезжайте прямо, там за поворотом новый трактир стоит... Спасибо, милорд рыцарь!
       Мальчишка кинулся искать брошенную в пыль монету.
       Он не был очень удивлён... Это даже хорошо, что он не спросил, как её зовут...Тёмные глаза, чистая кожа...
       Он усмехается - ну, чем не повод выпить?

    17


    Лисицына Т. Лисенок   14k   "Рассказ" Любовный роман

      
      Иногда я бывала настолько счастлива, что каждой проходящей мимо женщине желала хоть разок испытать подобное чувство, но чаще мне хотелось разогнать машину на пустом шоссе, закрыть глаза и отпустить руль. Я не знала, что делать и больше не могла так жить.
      Мы с Серёжкой работали в одной компании и состояли в самых дружеских отношениях. В свободное от работы время с упоением болтали и флиртовали, благо столы наши располагались друг против друга. Знать бы кто и зачем устроил, чтобы мы оказались так близко на целых полгода. До нашей встречи у нас все было хорошо. Семья и двое мальчишек у него и предстоящая свадьба у меня.
      Этот наш поцелуй в пустом офисе я не забуду никогда. Я вдруг поняла, что этот мужчина мой. Мой единственный, любимый и родной до ужаса.
      После работы мы засели на диванчике в кафешке.
      - Милая моя, да как же мы работать с тобой будем? - прошептал Сережка, отстраняясь от моего лица но, не разжимая рук.
      - Не знаю, поцелуй меня еще.
       Работа не так волновала меня, как его быстрые взгляды на часы. После такого не уходят к другой, а остаются вместе. Я уже начинала ревновать.
      Отменив свидание с женихом, я завалилась к подруге. Одна я быть не могла, меня распирало от любви, нежности и желания. Разум благополучно отключил память, что я посягаю на чужую собственность.
       Подруга рассматривала меня, подперев голову кулачком.
      - Кать, я его не искала, я, вообще, замуж собиралась.
      - Собиралась?! От одного поцелуя хороших мужиков не бросают. Ты охолони немного.
      Но куда там?! Завтра мы собирались встретиться и провести вместе день. Я не знала, когда закончится этот вечер, когда я снова почувствую его теплые руки, нетерпеливые губы. Все мое существо стремилось к нему, словно уходя, он разорвал меня надвое.
      В маленьком номере гостиницы мы набросились друг друга. Я задыхалась от нежности и умирала от блаженства. Где-то в глубине мозга засела мысль, что после него я не смогу принадлежать ни одному мужчину. Я, наконец, осознала, что означает отдать себя без остатка и каковы должны быть отношения мужчины и женщины.
      - Мы еще здесь? - спросила я, когда смогла говорить.
      Он только улыбался, продолжая меня гладить.
      - Но так не бывает.
      - Но это же есть?!
      - Ты чувствуешь то же, что и я?
      Он прищурил зеленые глаза:
      - А как мы это сравним?
      - Расскажи мне.
      После его рассказа на нас снова излился поток чувств, властно заставивший замолчать.
      - И ты можешь после этого вернуться домой? - спросила я, уже начиная ревновать.
      - А что делать-то?! Детей надо из сада забрать.
      Мы вместе шли до метро, и я удивлялась, почему, несмотря на испытанное блаженство, я, как и вчера, чувствую себя потерянной. Нет, еще более потерянной, потому что теперь я принадлежала ему полностью.
      Оставшись одна, я опять зашла к Кате.
      - Ну и как это было?
      - Даже если мы больше никогда не встретимся, я всегда буду ему благодарна. Правда, мы не собираемся расставаться, - быстро поправилась я.
      - Не строй иллюзий. Женатые редко уходят из семьи. Вернись к Алексею, вы подходите друг другу. Ведь у вас все было хорошо.
      - Тогда я просто не знала, что такое хорошо.
      Катька покрутила пальцем у виска и посоветовала не заморачиваться на сексе. Но дело было вовсе не в том, что он был нежен, как ни один мужчина в моей жизни, а в том, что моя душа выбрала его душу, когда мы сидели долгими часами друг против друга, а теперь к ней присоединилось и тело, которое сегодня перестало быть моим.
       Напрасно Алексей приносил мне цветы и пытался вытащить из дома, где я сидела одинокими вечерами, пока Сережка играл с сыновьями и поедал вкусные ужины в кругу семьи. Напрасно Катька напоминала, что в то время как жена блаженствует во дворце, любовница живет на задворках. Я все понимала, но ничего не могла сделать.
      Дела у моего любимого шли все лучше и лучше: его хвалили на собраниях, и я снимала его на камеру для доски почета. Когда меня уволили, я почти не расстроилась, теперь я могла полностью раствориться в своей любви. Я жила нашими редкими свиданиями и не пыталась ничего изменить. Мы по-прежнему задыхались от счастья и не могли наглядеться друг на друга. Это я должна была родить ему детей и ждать с ужином дома, тогда бы никто никому не изменял.
      И вот однажды, когда я в очередной раз пришла занять у Катьки денег, она разместила на всех сайтах мое резюме, справедливо решив, что мне пора искать работу.
      Моя новая начальница оказалась молодой женщиной с обаятельной улыбкой. Позже, когда я пыталась вспомнить лицо Оксаны, я не могла назвать ни одной примечательной черты: глаза неопределенного цвета, нос небольшой и немаленький, лоб скрыт кудрявой каштановой челкой. Хотя, возможно, я ошибаюсь, просто ее улыбка затмевала все остальное. Я тогда предположила, что так могут улыбаться только женщины, когда их жизнь полностью удалась.
      Когда я вышла на работу, мне стало легче. Встречи и звонки занимали мои мысли, отвлекая от угнетающей безнадежности нашей ситуации, когда любимый уходил из моей в чужую постель. Ревность зашкаливала, разум слабо настаивал поговорить, что я однажды и сделала. Он немного помолчал, виновато опустив глаза, потом грустно улыбнулся и спросил, где я была раньше. Пока я раздумывала над ответом, он придвинулся ближе, его губы скользнули по шее, даря блаженство, сильные руки крепче обхватили уже ставшее его и бывшее мое тело.
      - Так как с тобой у меня не было никогда, но я не могу тебе пообещать, что когда-нибудь тебя заберу. И в то же время мне страшно подумать, что мы расстанемся.
      - А что будет, если ты почувствуешь, что больше не можешь без меня?
      Он некоторое время внимательно созерцал ковер, где валялись наши сорванные друга с друга вещи. И только потом сказал:
      - Если я это почувствую, уйду к тебе.
      С того дня в моем сердце поселилась надежда, которая запинав голос рассудка, помогала мне жить, порождая мечты о том, как по выходным, забрав его мальчишек, мы едем в парк кататься на роликах. Я вовсе не хотела, чтобы он бросил семью, но уже не могла существовать без него.
      После того, как я вышла на работу, мы стали реже встречаться, я уже не могла, как раньше подстраиваться под него, но надеялась, что эти сумбурные встречи и приведут его к мысли, что нам нужно быть вместе.
      Мы с начальницей часто обедали вместе. Говорила в основном она. Про мужа, нечаявшего в ней души, про мальчишек - безобразников, но талантливых и способных. Мужа называла котиком. Звонила часто, контролировала, где он и чем занимается.
      - А как у тебя с личной жизнью? Неужели никого нет? - вдруг спросила она.
      Сочувствующее "никого нет" задело мою гордость, и я вдруг взяла и описала ей наш роман с Сережкой. Мое признание о неземной страсти сбило уверенность с начальницы. Она впервые посмотрела на меня с завистью.
      - Везет же. Мне, конечно, грех на Котика жаловаться, но у нас так никогда не было. - Она окинула хищным взглядом сидящих за столиками, словно пыталась среди них найти того самого для небес, но потом взяла себя в руки. - Да ладно, у меня все есть: семья хорошая и денег хватает. А у тебя только любовь.
      Я засмеялась. У меня не только, для меня эта любовь - свет и смысл моей жизни. Я без нее умру, как наркоман без дозы.
      - А замуж твой предлагает? - спросила дотошная Оксана.
      - После развода поженимся, - я закашлялась от неожиданного вранья.
      Оксана нахмурилась:
      - Он что, из-за тебя разводится? - Мне пришлось только кивнуть. - Мой бы только попробовал. Голым бы ушел и детей никогда не увидел.
      Незадолго до того дня, мы с Оксаной просматривали документы, обе склонившись над столом, бросив наших мобильных близнецов рядом. Настроение у меня было отвратительное: нам с Сережкой никак не удавалось встретиться, поэтому, увидев его мордочку на экране, я, не дождавшись мелодии звонка, схватила телефон, назвав его по имени.
      После того, как Сергей дал отбой, мы с начальницей молча смотрели друг на друга, пока наши мозги синхронно обрабатывали информацию. Мало того, что меня угораздило устроиться на работу к жене своего любовника, так я еще и умудрилась рассказать ей о нашей неземной страсти и наврать, что он разводится, а сегодня, охваченная нетерпением, еще и схватила ее мобильный, в котором на звонок нашего общего милого, стояла одна и та же фотография.
      - Верни мой телефон! - заорала Оксана. - Зачем ты его схватила?
      - Перепутала, извини, - я положила ее мобильный, который все еще сжимала в руках, на стол. - У меня такой же.
      - Откуда у тебя фотография моего мужа?
      - Я фотографировала его для доски почета еще на старой работе...
      - Так это была ты?! А потом тебе захотелось втереться мне в доверие и поработать со мной? - Она двинулась ко мне, но тут ее мобильный снова зазвонил.
      - Я с тобой дома разберусь! - прорычала она в трубку, направляясь ко мне. Спас меня стук в дверь. Взяв себя в руки, Оксана выдала секретарше несколько распоряжений, в то время как я грустно смотрела в окно на чудесный солнечный денек, у которого мы планировали урвать несколько часиков для счастья, чтобы снова доказать друг другу, как хорош мир, когда мы вместе.
      Когда за секретаршей закрылась дверь, Оксана взяла себя в руки и холодно произнесла:
      - Ты уволена! Даже не думай рассчитывать на зарплату, считай это наказанием за попытку посягнуть на чужое. И как ты могла подумать, что он бросит из-за тебя семью? Такие, как ты существуют для развлечения.
      Я неслась по лестнице вниз на высоких каблуках, которые я надела в надежде на свидание, не дождавшись лифта. На улице бросилась к своей стоявшей у обочины машинке и включила зажигание. Руки дрожали на руле, слезы застилали глаза, но я надеялась, что смогу все объяснить. Но Сережка, когда я возникла перед ним, смотрел на меня с ненавистью, и я поняла, что Оксана успела раньше.
      - Я все объясню.
      - Ничего не надо. Наши отношения закончены.
      Сердце упало куда-то вниз и осталось там. Стало трудно дышать, но я вдруг собралась и неожиданно твердо сказала:
      - Удели мне пять минут, я всего лишь хочу, чтобы ты знал правду.
      Мы шли по улице, и я, сбиваясь, рассказывала, как все произошло на самом деле, как я ждала его звонка сегодня, как мечтала о встрече, как соскучилась. Иногда мы останавливались и, держась за руки, смотрели друг на друга. Я с болью осознавала, что это уже не был тот мужчина, которого я любила.
       - Пойми, все случилось, как случилось. Мне было хорошо с тобой, но теперь это невозможно. Прости. - Он избегал смотреть мне в глаза.
      - Неужели то, что было, не имеет для тебя никакого значения?
      - Супруга поставила меня перед выбором: либо семья, либо...
      - Ты уходишь голым и никогда не увидишь детей, - закончила я.
      - Я не могу из-за тебя потерять семью.
      Мы снова остановились, и он взял меня за руки. Через клеточки кожи в меня вливалось его тепло. Я понимала, что люблю его настолько, что чувствую его боль и переживаю больше за него, чем за себя. Кажется, это называется безусловной любовью, когда ты принимаешь человека со всеми его потрохами и вместе с ним идешь в тюрьму, становясь соучастницей преступления. Я бы пошла, но меня никто не звал.
      Моя верная подружка приготовила мне горячую ванну с пеной и дала в руки бокал с токайским вином, пока я, обливаясь слезами, рассказывала о конце наших отношений.
      - А знаешь что, я все равно не предам нашу любовь. - Катя нахмурила прямые бровки, так что они свелись в одну линию.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Это он мог так легко отказаться, а я нет. Я все равно буду любить его, несмотря ни на что и благодарить судьбу за нашу встречу. Это моя любовь, и я не согласна убить её. Только моя, понимаешь? И кто-то из нас должен помочь лисенку.
      - О чем ты?
      В самом начале наших отношений я рассказала любимому сказку, которую сама придумала. Мы не искали друг друга и наше чувство - я назвала его лисенком - свалилось на нас, подобно нежданному ребенку в семье, где у каждого родителя свои планы. Мы пытались сопротивляться и не уделяли ему должного внимания, раздражаясь самим фактом обременения наших уже сложившихся жизней. Но как все нелюбимые дети, лисенок вырос без нашей помощи и тогда мы, вдохновившись его красотой и силой, начали его использовать. Теперь один из нас подстрелил его, и он умирает на моих руках. Так неужели же в моем сердце не найдется милосердия, чтобы перевязать ему рану? Неужели я тоже возьму ружье и выстрелю посередине черных глазок бусинок, смотрящих на меня с мольбой?
      Всхлипнув, Катя выбежала из ванной, а я, стерев слезы мокрой рукой, завернулась в халат.
      Спасибо, лисенок, за то, что ты был.
      
      

    18


    Кривин Н.Н. Ох уж эта бесконечность   22k   "Рассказ" Фантастика


    Ох уж эта бесконечность

      
       Под овальным сводом необъятного ангара возвышался куб -- гигантский аквариум с прозрачными стенками, соединёнными массивными круглыми колоннами из чистейшего золота. Их поверхность украшал повторяющийся рисунок барельефа с изображениями логарифмических спиралей, восьмёрок, двенадцати кругов разного диаметра, выстроенных в ряд, комет и додекаэдров. Конструкцию окружали многочисленные столы с измерительной и регистрирующей аппаратурой: осциллографами, компьютерами, датчиками, соединёнными километрами кабелей и проводов. В воздухе витал запах сгоревшей изоляции и бензина. Мощные прожекторы, подвешенные к потолку ангара, создавали равномерное освещение по всей рабочей зоне.
       Повсюду сновали люди в белых халатах - учёные, техники, разные специалисты: одни снимали показания приборов, другие налаживали оборудование, третьи что-то обсуждали, сбившись в группки по три-четыре человека. За работой ученых наблюдали солдаты в чёрных камуфляжных костюмах, стоявшие по периметру с автоматами наперевес.
       "Внимание! Ожидается очередная материализация. Очистить зону куба. Всем приготовиться. Даю обратный отсчет: шестьдесят секунд...", - металлический голос мегафона наполнил ангар гулом длительной реверберации.
       Фигурки людей забегали вокруг оборудования, приводя его в действие, и уже через полминуты все были на своих местах.
       "...десять... девять... восемь..."
       Солдаты крепко сжимали оружие, целясь в центр куба. Каждый из них пытался предугадать, что эта дьявольская громадина родит на сей раз.
       "...четыре... три... два... один... ноль"
       В кубе засверкали молнии, раздался свист, вспышка и - всё смолкло. На полу остался лишь маленький предмет.
       Бойцы перевели дух и опустили автоматы.
       "Материализация завершилась успешно. Побочных эффектов не зарегистрировано. Группа "А", ваш выход".
       Из-за защитных ограждений к кубу направились пять белых фигурок. Первая катила перед собой грузовую тележку, на которой стоял саркофаг из прозрачного пуленепробиваемого стекла. Фигурки аккуратно погрузили только что появившийся предмет и направились в лабораторию.
      

    ***

       Предварительное исследование показало, что предметом была прямоугольная металлическая шкатулка размером с ладонь взрослого человека. Однако весила она целых тридцать килограмм, поэтому грузили её двое исследователей. На поверхности шкатулки была единственная надпись. Лингвистический анализ показал, что она сделана на старославянском языке. После того как нашли переводчика, удалось её прочитать. К немалому изумлению учёных надпись гласила: "Кузькина Мать".
       - Чёрт возьми! Про неё же Хрущёв говорил, - пожилой переводчик Верлассен потрясённо почесал затылок.
       - Кто? - спросил молодой ассистент, которого звали Морон.
       - Хрущёв - первый секретарь компартии Союзов с пятьдесят третьего по шестьдесят четвертый годы прошлого века, - провёл экспресс-ликбез старый дока.
       - Так вот она какая, эта "Кузькина мать"! - задумчиво произнёс старик, приглаживая седую бородку.
       - А что это вообще означает?
       - Это выражение угрозы.
       - Это бомба? - вмешался в диалог Томас Шлосс, начальник исследовательской группы.
       - Неизвестно, но можно сказать совершенно точно: эта коробочка не несет ничего хорошего, - произнёс переводчик.
       - Откуда вы знаете? - Шлосс нахмурил брови в ответ на необоснованное утверждение.
       - Я знаю русских, и этого достаточно!
       - Но каким образом эта вещь попала в материализатор? - Морон пристально смотрел на старика в ожидании ответа.
       - Не знаю, - задумчиво протянул переводчик
       - А, может, русские сделали и куб, и шкатулку? - не унимался ассистент.
       - Ага. И спрятали куб во льдах Гренландии, а шкатулку телепортировали нам, - сыронизировал Шлосс. - Они не могли сделать такое чудо!
       - Пффф, - сдался Морон и посмотрел на троицу учёных, бурно обсуждавших свойства шкатулки у дальней стены лаборатории.
       - ...Я об этом и говорю, доктор Ванидад! - всплеснул руками смуглолицый с фамилией Тамсуолис. - А вы, мистер Фугунг, не учли, что нас за это по головке не погладят...
       Задумчивый гер Верлассен тряхнул седой головой и решительно заявил:
       - Господа! Я настоятельно рекомендую вам не исследовать эту коробку.
       Морон и Шлосс удивлённо вскинули брови.
       - Это не возможно! - отрезал начальник исследовательской группы. - Подумайте, если русские угрожали этой штукой, значит, они знали, на что она способна. А раз так, значит, они смогли её как-то исследовать без вреда для себя.
       - Или они просто где-то нашли её описание! - отстаивал свою позицию старик.
       - Упускать такой шанс нельзя, и если это оружие, то оно должно быть наше. И точка! - Шлосс скрестил руки.
       - Дело ваше! Исследуйте, но только без меня, - Верлассен вышел из лаборатории.

    ***

       - Ну, что, господа, этот час настал, - произнёс Шлосс окружившим его учёным, предвкушая скорое разрешение тайны, и открыл "Кузькину мать".

    ***

       - ...Имя моё - Томас Шлосс. Я квантовый физик, возглавлял команду исследователей секретной базы, что расположена в американском штате Невада, - учёный стоял на коленях, склонив голову. - В мои обязанности входило руководство исследованиями предметов, генерируемых объектом номер NS169. Таково было кодовое название куба - генератора высокоорганизованной материи, который был найден год назад нашими гляциологами во льдах Гренландии и тайно транспортирован по морю, а потом по воздуху на базу. Через пару месяцев во время изучения куба внутри него из ниоткуда материализовался первый предмет. Как выяснилось, это был кусок чистейшего неокисляющегося железа. Остальные восемь объектов, были ещё более странными и обладали фантастическими свойствами. Потом появилась "Кузькина Мать"... Я не знал, что это такое. Честное слово! Иначе я бы не стал открывать ту проклятую шкатулку. Может, это твоя шутка, Господи, но я не думал, что ты умеешь шутить и вообще не верил в тебя до этой встречи. Сердечно прошу, помилуй меня и прости, недостойного и жалкого, раба твоего Томаса, ибо несведущ оказался. Каюсь, ибо грешен. Слава тебе, Господи! Аамиинь! - Шлосс хлопнулся лбом об пол из планет и звёзд.
       Господь в виде сияющего лица на белоснежном облаке грозно взглянул на бледного исследователя и раскатисто изрёк:
       - Ты осознаёшь последствия своих действий?
       - Осознаю, Господи, полностью! - завопил Томас, сцепив руки в молитвенном жесте. - Каюсь за грехи!
       - Поздно уже!
       - Азъ есмь...
       - Какой ещё "азъ есмь"?! Ты уничтожил Землю!
       Под ногами Шлосса на минуту появилось изображение разлетающихся кусков родной планеты и исчезло.
       - Я не хотел...
       - Ведь тебя предупреждали, тебе говорили про "Кузькину Мать"!
       - Не гневись, Боже, ибо любопытство моё...
       Он ещё долго лепетал что-то, избегая взгляда божественных очей, в то время как по другую сторону лика в просторном ослепительно белом зале с колоннами на удобном диване в виде облака сидели седовласый длиннобородый старец в мантии и - по правую руку от него - мужчина средних лет в белом костюме-тройке с бордовым галстуком на белой рубашке. Глаза последнего то становились черными, как смоль, то начинали гореть огнём, а абсолютно лысую голову, над которой поднимался небольшой серый дымок, венчали небольшие рога. Кожа лица - с переливающимися оранжевыми прожилками - была в тон галстуку.
       Оба смотрели в большое прямоугольное окно, за которым в молитвенном исступлении корчилась нагая фигурка человека.
       Голубоглазый старец сделал взмах рукой в направлении окна, которое тот час помутнело, посмотрел в глаза соседу и произнёс:
       - Что скажешь, Владыка преисподней, Князь Тьмы?
       - От него смердит страхом... Позволь задать ему пару вопросов, о, Владыка Небес.
       Губы старца растянулись в улыбке, он опустил руку, и окно вновь стало односторонне-прозрачным.
       - Назови мне хотя бы одну причину, человек... - лик облака побагровел, голубые глаза почернели, изо лба выросли рога, а рот начал изрыгать дым, - по которой я не должен тебя сию же минуту отправить в ад! - громоподобные слова булыжниками упали на голову Томасу, что наряду с внезапной переменой божественной личины на дьявольскую, привело ученого в состояние неимоверного ужаса.
       - Ааа! Господи! Смилостиви-тивись над грешником... - Томас пал ниц, вспоминая слова молитвы, которую мама читала ему на ночь в детстве. - Отче Наш, м-м... иже еси на небесех... Да святится имя Твоё...
       - Это здесь уже не работает! - отрубило бурое облако, исторгнув изо рта и ноздрей кошмарного лица струи дыма. - Причину назови, недостойный!
       - Причину... м-м... - учёный лихорадочно пытался вспомнить достойные поступки из жизни. - Я был ответственным и порядочным человеком, добросовестно относился к работе, взяток не брал, жене не изменял...
       - Подтверждают ли твои соплеменники сказанное тобой? - дьявольский лик метнул грозный взгляд в сторону.
       Томас посмотрел направо и к изумлению своему увидел страдальческие физиономии коллег-учёных: Морона, Фугунга, Тамсуолиса и Ванидада, паривших на другом облаке. Те посмотрели на Томаса, затем на грозное облако и дружно закивали в знак одобрения. Лик моргнул - облако с лицами учёных испарилось.
       - И к чему тебя привели эти твои ответственность, порядочность и добросовестность? Где была твоя осторожность?
       Томас лишь потупил взор и всхлипнул:
       - Я не по злому умыслу...
       - Чтобы зло свершить, достаточно неразумения простых истин...
       Облако посветлело, вернулся добродушный лик Господа.
       - Любишь ты эти свои штучки, Князь! - старец лукаво улыбнулся. Дьявол улыбнулся в ответ. - От него исходит волна раскаяния. Злого умысла не было. Была неимоверная глупость.
       - Я же говорил, что так и будет... Эх, уж эта "Кузькина Ма-ать", - протянул Дьявол и выжидающе посмотрел в глаза Господу.
       - Этот разговор изменил его. Хоть он и не будет помнить ни единого нашего слова, в следующий раз будет прислушиваться к голосу интуиции... Я бы дал ему шанс. Каков твой вердикт?
       - Ты же знаешь, Боже, я б его к себе погостить забрал... в ад, а потом и так его, и сяк его, сначала в лавовую ванну, потом в переохлаждённую ртуть, а потом шипастой дубинушкой по дурной головушке, ух!.. - дьявол заёрзал на облаке-диване, глаза блеснули адским пламенем в предвкушении игрищ с грешной душёнкой.
       - Ну, вот, опять началось... - старец прикрыл лицо божественной дланью.
       - Ты же меня знаешь, Господи! - из дьвольского рта непроизвольно вылетел огненный шарик и задел бороду старца, отчего кончики волос, было, затлели, но Господь вовремя потушил их пальцами.
       - Прости великодушно, Боже, - Дьявол состроил невинную гримасу. Они встретились взглядами и смотрели друг на друга пару секунд, потом зал наполнил дружный раскатистый хохот.
       Боги не заметили, что в приступе веселья отключили звукоизоляцию.
       - Ты смеёшься надо мной, Господи? - донесся робкий голосок Шлосса с другой стороны смотрового окна.
       Дьявол вовремя опомнился и махнул рукой, отключая звук, - и стекло помутнело.
       - Ладно, - сказал Владыка Небес и достал золотую монету. - Давай, по старинке! Орёл - даём шанс, решка - тащишь его в ад.
       - Давай!
       Старец подкинул монету.
       - Шанс!
       - Да, будет по-твоему, о, великодушный Владыка Небес! - Князь Тьмы щёлкнул дымящимися пальцами, выбив сноп искр, и тот час перед диваном возник стол с двумя бокалами вина - бордовым и белым.
       Боги подняли бокалы и выпили.

    ***

       - ...Господа! Я вам настоятельно не рекомендую исследовать эту коробку, так как... - Верлассен хотел было добавить что-то ещё, но спонтанно появившееся чувство дежа вю заставило его онеметь.
       Морон и Шлосс посмотрели на незакончившего мысль переводчика, который стоял, открыв рот и округлив стеклянные глаза.
       - Гер Верлассен... Верлассен! С вами всё в порядке? - забеспокоился начальник исследовательской группы.
       - Знаете, - вышел из каталепсии старик. - Это странное чувство... Как его называют, ну, когда осознаёшь, что это всё, - он попытался руками объять лабораторию, - уже было?
       - Дежа вю, что ль? - лицо Морона застыло в недоумении.
       - Точно!
       - Такое бывает. Причём со всеми. Не беспокойтесь, - Шлосс положил руку на плечо переводчика. - А теперь давайте к делу. Приведите доводы в пользу того, чтобы не открывать...
       Начальник группы резко потерял дар речи - на лице появилось то же выражение, что и у старика пару минут назад.
       - Матерь моя! - медленно выдохнул Шлосс.
       - Что такое?! - в один голос спросили Морон и Верлассен.
       - У меня то же чувство...
       В это время к ним подошли коллеги из дальнего конца лаборатории:
       - Господа! Вы не поверите, у нас троих только что было групповое... - не успел досказать озадаченный Фугунг, как его прервал Морон.
       - Дежа вю! - воскликнул тот и почувствовал, как на голове волосы поднимаются дыбом. - Теперь это творится и со мной.
       - Поразительно! - прошептал Ванидад и выпучил глаза.
       Исследователей тот час обуяло острое чувство тревоги.
       - Какие вам доказательства ещё нужны, если сам бог посылает нам привет? - Верлассен выжидающе посмотрел на начальника.
       - Чёрт! И вправду, такое ощущение, что не к добру всё это, - Шлосс с минуту чесал затылок, затем кивнул в сторону зловещей шкатулки. - "Заморозить" исследование на неопределенный срок. Объект NS169-G10-"Kuzkina Mother" упаковать, опломбировать и отправить на склад номер тринадцать...

    ***

       Всю последующую неделю Шлосса не покидало стойкое чувство, что он будто заново родился. И это его окрыляло. Ещё больше он радовался тому, что его рапорт, объяснявший причины остановки исследования десятого объекта, отправленный высшему командованию, был подписан без лишних вопросов: начальство тоже разделяло опасения по поводу "Кузькиной Матери". Про групповое дежа вю в отчете, естественно, не было ни слова. За это время куб родил ещё два новых объекта, так что весь интерес исследователей теперь был прикован к ним. Одиннадцатый объект был изучен довольно быстро. Это была квадратная сверхлёгкая пластина, экранирующая гравитацию. Материал представлял собой искусный сплав нескольких редкоземельных элементов, массы которых удовлетворяли отношению золотой пропорции. Учёные ещё раз позавидовали изобретательности и дальновидности создателя этой штуковины. Следующим шёл...
       - ...Объект номер двенадцать, - Шлосс говорил в диктофон. - Представляет собой шар цвета золота, выполненный, скорее всего, из металла. Размером с теннисный мяч. Очень лёгкий. Весит... - учёный аккуратно поместил предмет на весы, - ...одну тысячную грамма. По экватору проходит тонкая прорезь. Вероятно, шар разделяется на две симметричные половины. На поверхности наблюдается барельефный рисунок проекции додекаэдра вне зависимости от ориентации шара, кажется, будто внутри голограмма. Счётчик Гейгера молчит. Радиоактивного излучения нет. Начинаю вскрытие...
       Коллеги, всё это время окружавшие своего начальника, вытянули шеи. Шлосс аккуратно повернул верхнюю полусферу...

    ***

       - ...Имя моё - Эфир Шестнадцатый. Я Владыка земных Небес. Служил Тебе, чьё имя никто не имеет права произносить вслух, ровно три миллиона земных лет до момента сего. Обращаюсь к Тебе, скрепя сердце, ибо свершил пред ликом Твоим ошибку ужасную, доверив Волю Твою неисповедимую непредвиденному Случаю, - вещал седобородый старец в сияющей мантии, стоя на невесомом белоснежном облаке в окружении звёзд и галактик на фоне жгучей черноты космоса. Он склонил голову и распростёр руки в направлении центра Вселенной - гигантской чёрной дыры.
       - Ты уничтожил свою Галактику и Землю - единственную населённую в ней планету, Эфир Шестнадцатый! - громыхнула дыра.
       - Воистину, предоставил я шанс недалёкому человеку, но не научил его руководствоваться голосом интуиции. Нет мне оправдания в проступке сём! - сказал старец с глубокой скорбью. - Не уберёг я всходы жизни человеческой, дававшие нам энергию эмоций!
       - Ты один несёшь тяжесть последствий того губительного решения или?..
       - Аз есмь один!
       - Есть ли хотя бы одна причина, достойная твоего спасения от повторной цепи перевоплощений в галактике Отца Дрейфуса?
       - Есмь, о, Великий и Извечный! - волнуясь, ответил старец. - Не из корыстных побуждений, но в силу любви к существам человеческим, в силу доброты своей, коя оказалась воистину близорука, действовал я...
       - Подтверждает ли твой соратник сказанное тобой?
       Между чёрным глазом вселенской дыры и седовласым Господом возникло облако с изображением Дьявола - в чём мать родила. Он жалобно посмотрел на амбразуру дыры, выделявшейся на фоне россыпи звёзд, потом на фигурку старца, снова на дыру и отчаянно закивал.
       По ту сторону дыры в необъятном - даже по божественным меркам - зале за колоссальным овальным столом на гигантских тронах сидели пять титанических фигур Вселенских Владык: Времени, Войны, Жизни, Знаний и Космоса.
       - Каков ваш вердикт, Собратья? - произнёс смуглокожий в серебристую крапинку Владыка Космоса, глядя на фигурку Господа и отчаянно крутившего рогатой головой Дьявола.
       - Время не терпит возвращений к прошлому. Пошлём его к Отцу Дрейфусу, - хладнокровно произнёс Владыка Времени и пустил шаровую молнию по металлической восьмёрке.
       - Свето-месяцы скрупулёзных исследований, миллионы лет экспериментов! И всё под хвост Созвездию Пса! Однозначно - к Отцу Дрейфусу Его, - громыхнул Владыка Войны и сжал в кулаке маленький металлический цилиндрик, в мгновение ока превратившийся в длинное копьё, стилизованное под комету.
       - Но Братья! Ведь плоды наших трудов увенчались успехом! - вступился за Господа прекрасный Владыка Жизни и пальцем крутанул висевшую в воздухе перед собой золотую логарифмическую спираль. - Мы нуждаемся в энергии эмоций Богов, а они нуждаются в эмоциях людей. Если мы отправим Владыку Эфира Шестнадцатого в ссылку, то потеряем не только накопленные чувства добра и зла, но и самое драгоценное, что у нас есть - ушедшее на исследования время!
       - Я поддерживаю Владыку Жизни, Братья, - произнёс светлоликий Владыка Знаний и скользнул рукой по крышке своей любимой шкатулки, сквозь прозрачную поверхность которой виднелись двенадцать планет неизвестной звездной системы. - И понимаю тебя, Владыка Времени. Ты не любишь повторов, однако это жертва, на которую нужно пойти, ради лучшей череды событий, которые мы сможем использовать для дальнейшего самосовершенствования! Я также понимаю и тебя, Владыка Войны. Ты хочешь оттянуть момент, когда добро и зло человечества уравновесят друг друга, когда люди научатся ценить и беречь Жизнь. Но посмотри, сколько войн уже случилось. Воистину велики мы, но всему есть предел!
       - Да, я велик! Я могу разрушить всё, что угодно, - самодовольно прогремел Владыка Войны и сверкнул угольно чёрными глазищами.
       - А я разравняю, - поддержал Владыка Времени. Ни один мускул не дрогнул на его словно высеченном из белого мрамора лице.
       - И тем самым подготовите почву для новых свершений, исследований и экспериментов, - молвил Владыка Знаний. - Но стоит ли это делать на этот раз, когда наш длительный эксперимент удался?
       - Слушал я Вас, Братья, и вот моё мнение, - произнёс до сих пор молчавший Владыка Космоса, оторвавшись от созерцания своего серебристого перстня в виде додекаэдра. - У Космоса есть место для всего: и для глупости и для мудрости. Чего только мы не познали за эти миллиарды миллиардов лет. И что нам ещё только предстоит познать! Пред нами бездна времени. Но надо беречь и то, чего мы уже достигли. Поэтому, Братья! Поддерживаю я каждого из вас, но особенно трепетно поддерживаю Владык Жизни и Знаний. Космос всё стерпит!
       - Да будет так! - хором произнесли Владыки-Братья.
       Владыка Знаний открыл свою шкатулку и пробежался пальцами по планетам. Из прозрачной коробочки полилась божественная музыка - музыка сфер, оповещая всю Вселенную, весь космос о том, что Совет Владык принял решение.
       Из центра стола появилась полусфера из чёрного хрусталя. Каждый Владыка положил внутрь свой излюбленный предмет: Владыка Времени - металлическую восьмёрку с бегавшей по ней шаровой молнией, Владыка Войны - цилиндрик складного копья-кометы, Владыка Жизни - золотую спираль, Владыка Знаний - музыкальную шкатулку.
       Последним к полусфере подошёл Владыка Космоса. Он снял свой блистающий перстень, протянул руку к полусфере и... - на крохотный миг он уловил какое-то новое чувство, какую-то эмоцию, которую ещё никогда в своей бесконечной жизни не испытывал, помешкал, хмуря брови и прислушиваясь к новым ощущениям, затем задумчиво посмотрел куда-то вверх - ...и бросил перстень в полусферу, которая тот час преобразовалась в шар и...

    ***

       - ...Имя моё - Космос, и Я - Властелин Звёзд и Владыка Мира сего. Служил Тебе, чьё имя никто не имеет права произносить вслух, изначала времён...

    19


    Лобода А. Лабиринт   8k   Оценка:8.26*5   "Рассказ" Хоррор


       "Почему я?" Зверь бродил по коридорам лабиринта, не обращая внимания на жертву. Она забилась в закуток тоннеля и тихонько сидела там, пока не появились крысы. Огромные, размером с кошку, крысы питались тем, что оставалось после зверя. Зверя крысы боялись. Он не любил их, и при случае давил. "Почему я??" - кричала она, когда её столкнули в лабиринт. Глупый вопрос. Жертву сюда бросали каждый день.
       Кричать сейчас она не стала, боясь привлечь внимание зверя. Тоже глупо. Когда девушку столкнули сюда, она заходилась в истерических воплях, умоляла, заклинала, обещала всё на свете, только бы её вернули наверх. Зверь не обращал на этот шум никакого внимания.
       Сняв сандалию, девушка замахнулась на крысу. Та, не двигаясь, смотрела на неё красными бусинками глаз. Девушке ничего не оставалось, кроме как надеть сандалию и вернуться в тоннель. Зверь лежал тут, по-прежнему не обращая на неё внимания.
       Он был сыт.
       Как же это просто. Девушка прижалась спиной к стене, глядя на дремлющего зверя. Он был сыт. Когда зверь проголодается, он сожрёт её, как сожрал всех. Она для него лишь аппетитный кусок мяса. Хотя, может быть, он сначала удовлетворит свою похоть. Тело девушки содрогнулось от отвращения.
       - Это же просто зверь, - прошептала девушка. У неё впереди была целая жизнь. Она совсем юна. И уже сейчас она прекрасна. Мужчины восхищались ей, влюблялись в неё, хотели её. Еще девушка была умна. Она бы многого добилась. А её бросили на корм зверю. Девушка сберегла свою девственность, а вместо белых единорогов перед ней эта тварь.
       - Это же просто зверь, - сказала она уже громче. Зверь дёрнул ухом.
       - Отродье! Выродок! Урод! Семя сколопендры! - закричала она в бешенстве. Зверь дремал.
       - Посмотри на меня, ТВАРЬ! - девушка подскочила к зверю, чтобы пнуть его. И тут зверь поднял голову.
       Он посмотрел на неё.
       Зверь понимал её. Но ему было всё равно. Девушка не решилась ударить его. Вместо этого она плюнула в равнодушные глаза зверя. Тот опустил голову на лапы и опять задремал.
       Девушка опёрлась об стену, с ненавистью разглядывая зверя. Она не знала, сколько прошло времени. Зверь зевнул, показав огромные клыки, и снова посмотрел на девушку, будто впервые её увидев.
       От этого взгляда у девушки подкосились коленки. Что-то изменилось. В звере начинал просыпаться аппетит. Нет, пока еще он не был голоден.
       Но времени на то, чтоб думать, оставалось немного.
       Выбраться из лабиринта невозможно. Значит, надо совладать со зверем. Да, он сильнее её. Но она умнее его. Хоть она и девственница, но отлично знала себе цену, она могла бы совратить любого мужчину. И соблазнить зверя. Девушка облизнула губы. К чёрту белых единорогов. Она хочет жить. Но нутром, женским чутьём она безошибочно поняла, что зверь удовлетворит свою похоть, а потом всё равно убьет и съест её.
       Аппетитный кусок мяса.
       Девушка подобрала кусок мела и принялась рисовать. Во время этого занятия она напевала какую-то детскую песенку. Её нежный голосок серебряным колокольчиком разносился по тоннелю.
       Зверь поднял голову и смотрел на неё.
       - Вот видишь, я умею не только вопить, как полоумная, - улыбнулась она.
       - Смотри, вот это я нарисовала себя. Ну, может, немного приукрасила, конечно. Меня зовут Элли. Я сейчас подпишу рисунок, - девушка вывела под рисунком "Элли".
       - А рядом я нарисую тебя. Как тебя зовут? - её рука с мелом замерла.
       Зверь, казалось, окаменел. Он встал в полный рост. Девушка продолжала улыбаться, но её губы предательски подрагивали. Зверь открыл пасть и зарычал. Мотнув головой, он подошёл к девушке, взял мелок, сжав его в лапе, и с усердием вывел под рисунком "Минотавр". Глаза девушки округлились от изумления.
       - Очень приятно, Минотавр. Тебе нравится, как я рисую? В детстве я обожала рисовать. Однажды я решила разукрасить наш дом, и принялась рисовать прямо на стене. Нарисовала себя и маму. Ох, и досталось же мне тогда от неё. Наверно, маме не понравился её портрет. Я решила, что я бездарь, - девушка звонко рассмеялась. Зверь смотрел на нее, не отрывая глаз. Он чуть наклонил свою рогатую морду, и неуклюже растянул губы.
       Зверь улыбался. Скорее всего, первый раз в своей жизни. От напряжения мышцы его могучей шеи чуть подрагивали. А девушка всё говорила и говорила. Она рассказывала о своем детстве, искренне делилась своими сокровенными мечтами и девичьими грёзами, шутила и сама смеялась.
       Наконец, девушка позволила себе прикоснутся к зверю. Она поняла, что выиграла.
       Зверь больше не смотрел на неё, как на пищу. Если она не ошибётся, а она не ошибётся, то зверь вскоре привяжется к ней, как верный пёс. Хотя этот зверь умён. Не так, конечно, как она. Удивительно, но у зверя даже оказалось чувство юмора. И вообще, не такой уж он и страшный. Теперь надо подумать, как выбраться отсюда. Зверь поможет ей.
       Девушка представила себе, как выйдет на свободу, а зверь станет её телохранителем. Она прославится. Героиня, освободившая мир от чудовища. Зверя, конечно, захотят убить, но девушка защитит его. "Он мой", скажет девушка.
       В глубине души шевельнулся червячок сомнения. Это она здесь в клетке.
       А зверь у себя дома.
       Текло время. Девушка чувствовала беспокойство зверя. Он был голоден. Несмотря на это, девушка, затаив дыхание, пробежала пальчиком по его напряженным мышцам. Зверь глухо, примирительно заворчал.
       Затем пришёл роковой час. Снова открылся люк, и в него столкнули очередную жертву. Та, закрыв лицо руками, горько рыдала, так и оставшись лежать.
       "Не бойся", хотела крикнуть ей девушка, но не успела.
       Зверь в один прыжок покрыл расстояние до жертвы, и перекусил ей горло, тут же принявшись пожирать еще вздрагивающее тело.
       Девушка опустилась на пол, закрыв глаза. Чтоб не слышать чавкающих звуков и хруста костей, она закрыла уши ладонями, и шепотом напевала ту самую детскую песенку. Потом всё стихло. Девушка открыла глаза. Зверь стоял перед ней. Он махнул лапой, в сторону того, что осталось от тела.
       Зверь оставил ей поесть.
       Девушка встала на ноги. Зверь снова сыт. Но на окровавленной морде читалось внутреннее напряжение. Она поняла, что должна что-то сказать.
       -Ты... мой могучий зверь... и ты... ты совсем не урод, - с трудом выдавила девушка.
       Зверь взревел, как от невыносимой боли. Взмахнув головой, он толкнул девушку, так что та отлетела в сторону. Рог попал ей в живот. Продолжая громко реветь, зверь выбежал.
       Шок пока заглушал боль. А слезы по щекам бежали от какой-то глупой, почти детской обиды. Что, что она сделала не так? Почему зверь никак не реагировал, когда она осыпала его самыми грязными ругательствами, и так отреагировал сейчас, на одну лишь неловкую фразу?
       Обиды... и опять всё просто. Никто не обижается на еду. Никто не обижается на жаркое за то, что оно слишком горячее. А теперь зверь воспринимал её, как личность. И обиделся. То, что её спасло, то же и погубило.
       Девушка, лежа на боку, подтянула колени, и посмотрела на свой живот. Её внутренности вывалились на землю. Девушка и не знала, что в животе помещается столько кишок. Какие же скользкие и противные на вид, хорошо хоть, она уже сутки не ела. Девушка еще чуть подтянула коленки, удивляясь собственной смелости, и протянула тонкий белый палец, чтоб коснутся своих внутренностей. В последний момент она передумала, отдёрнув руку и прижав кулачки к груди.
       Шок потихоньку проходил, и боль начинала разливаться с пугающей неторопливостью, откуда-то из самого нутра, пульсирующими волнами по всему телу.
       Времени на то, чтоб думать, оставалось немного.
       Зверь заглянул, и снова ушёл, из глубины тоннеля донёсся его виноватый рёв.
       Ну, хотя бы, он не тронет её плоть. Тело будет разлагаться, пока не останутся одни кости.
       Что это за звук? Недалеко раздался шорох. Вот, еще ближе. И еще.
       О! Она совсем забыла про крыс.

    20


    Абрамова О.Б. Эффект наблюдателя   5k   Оценка:8.24*5   "Рассказ" Фантастика


       Анечка проснулась, открыла глаза и подумала: "Вставать? Не вставать?" Обычное дело для субботы. На работу не надо, дел никаких нет, а если и есть, то делать их неохота. Хлебнула водички из стаканчика, стоящего рядом на прикроватном столике и решила сначала искупаться в океане. Надела очки и вышла на пляж.

       Ноги погрузились в белый шелестящий песок, в лицо пахнул свежий, соленый бриз и всё тело приятно покрылось мурашками. Справа покачивали тяжелыми шарами кокосовые пальмы, слева, вдаль, на сколько хватало глаз, уходил пустынный пляж. Анечка вошла в воду по колено, походила немного, но плавать было лень. "Брэда Пита не хватает. Повеселее было бы"- подумала она. И, конечно, как и положено, из воды вынырнул и подошел вальяжной походочкой Брэд. Загорелый, слегка небритый, с блестящими солеными каплями на рельефных мыщцах, ну, в общем, Брэд. Он приподнял солнцезащитные очки и, сверкнув белыми зубами, улыбнулся.

       "Привет! Как тебя зовут, принцесса? Никогда в жизни я не встречал такого совершенства!"

       "А дальше что? Сейчас он пригласит меня выпить коктейль в баре, потом встанет на одно колено, протянет кольцо с бриллиантом и мы тут же на пляже поженимся? Нет, надоело одно и то же...может Стоунхэдж посмотреть? Где-то говорили, что это интересно."- подумала Анечка и очки мгновенно изменили картинку перед глазами.

       Теперь она гуляла по виртуальному Стоунхэджу. "Ну камни и камни, ничего особенного. Лучше сделаю тайский массаж!" И мгновенно всё вокруг изменилось:зазвучала легкая восточная музыка, повеяло тонкими цветочными благовониями, а чьи-то мягкие руки прикоснулись к коже спины.

       Через десять минут стало скучно. Всё таки симуляторы хоть и достигли того, что единственным различием между реальностью и фантазией стало лишь собственное знание человека о том, что есть что, но сознание где-то на заднем плане, всё же предпочитало реальный массаж виртуальному. Не ясно, правда, почему. Анечка тоже давно это заметила. Сколько раз она не пыталась устроить себе викэнд на свой вкус, всегда это получалось плохо. Всё было пресным и скучным. Вот вроде: весь мир перед тобой: крути как хочешь, а никак не закрутишь. Не интересно. Да и фантазии у нее никакой. Всю жизнь она провела в этих четырех стенах в очках. Сначала в режиме обучения. Потом в режиме работы. Ну и отдыха, как сейчас, конечно...

       Каждому разрешалось отдыхать как угодно два дня в неделю. Но очень редко, кто мог выдумать что-то сам. Вот и Анечка, помучившись, включила режим автореальности и сразу же оказалась в роддоме. У нее, только что, начались схватки. Было очень больно и она совершенно растерялась. "О, боже! Что со мной? Что за бред?!" - только и успела подумать она и срочно, переключила картинку. "Нет, это уж слишком! Даже и не думала, что рожать так больно! Хорошо, что мне это и не придется делать. Слава Богу, что меня не включили в программу размножения. А то бы пришлось мучиться непонятно зачем. Ну-да ладно. Надо бы что-то спокойное посмотреть, про друзей."

       Стемнело и на небе зажглись огромные южные звезды. Анечка обнаружила себя на ярких подушках на крыше египетского дома. Вокруг сидели друзья. Они пили вино и курили кальян. А со всех сторон раскинулась и горячо дышала древняя арабская пустыня. Разговор тихо журчал, иногда были слышны всплески смеха. "Ну вот, это другое дело,- подумала Анечка,- могут же нормально придумать!" И устроилась поудобней.

       Кто-то задумчивый и грустный взял гитару и перебирая тонкими пальцами струны заставил всех притихнуть и раствориться в этой ночи. А потом, пришел другой, веселый и яркий и смешил их целый час своими историями. А еще потом, одна странного вида девушка всех фотографировала в необычных ракурсах и костюмах. Это было страшно интересно и весело. И Анечка веселилась больше всех. Но пора было завтракать. Желудок настойчиво требовал вернуться к реальности.

       Пришлось снять очки, встать с кровати и пойти умыться. "Ну почему, почему автореальность всегда интересней? Почему там всегда все остроумные, красивые и талантливые? А если даже и наоборот, глупые, уродливые и противные, то всё равно интересные? Почему сюжет всегда неожиданно закручен и не отпускает, пока не досмотришь до конца? А всё, что придумываю я сама, такое плоское и скучное?" - думала Анечка. Но недолго. Съев гамбургер, она надела очки, включила автореальность и оказалась на приеме у королевы, по случаю ее именин.

      
    В общем-то, Анечка ничем и не отличалась от остальных граждан: почти все пользовались автореальностью. Чудесной, безопасной, остроумной и талантливой. Очень похожей на реальность, настолько похожей, что присутствие автора и режиссера было совершенно не заметно.

    21


    Гордышевская Л. Нэймана Эталь   18k   "Рассказ" Фэнтези

      Предрассветное утро встречает её прохладой и сыростью - ночью шёл дождь, и его запах всё ещё ощущается, стоит только вдохнуть чуть глубже. Осень... Промозглая и серая, и никаких ярких красок. Шелест опавшей, разноцветной листвы под ногами - о таком она читала только в книгах, в жизни же всё совсем по-другому. Здесь, в Иристане, почти весь год идут дожди, и воздух всегда влажный, прохладный - даже летом. Страна Вечного Дождя - не просто так Иристан получил своё второе имя.
      Она стоит на крыльце, зябко кутаясь в шаль из шерсти аскала - самая тёплая шерсть, какую только можно найти. Далеко-далеко, на горизонте, занимается рассвет, и небо окрашивается всеми оттенками оранжевого. Пока что солнца не видно из-за деревьев, но вот оно, наконец, медленно поднимается над их верхушками. Она смотрит на него, и её лицо ничего не выражает - она каждый день встречает рассвет, и её мысли сейчас далеки от этого зрелища. Когда солнце окончательно утверждается на сером осеннем небе, она возвращается в дом, тихо прикрыв за собой дверь, на которой покачивается грубо сколоченная табличка:
       "Нэймана Эталь".
      
      ***
      Утро в замке Короля тоже начинается рано. Эльварра объявила войну, и сейчас в Иристане готовятся к походу. Вооружённые столкновения на границах были делом обыденным для каждого государства, но теперь происходит нечто гораздо более серьёзное, и это касается всех жителей Иристана. В особенности мужчин в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет. Ещё неизвестно, как развернутся события, но Король не собирался рисковать и объявил всеобщий сбор.
       - Ваше Величество, - Духовный Советник с поклоном подходит к Королю. - Ваше Величество, я настоятельно рекомендую Вам обратиться к нэймане. Одно дело мелкие стычки и совсем другое - война...
      Король хмурится, но не спешит отвергать предложение Советника. Смерть ждёт всех и каждого, и люди в Иристане исправно пользуются услугами нэйман - женщин, способных предсказать смерть человека. Получив такое предсказание, его уже нельзя изменить - Вечная не прощает такого, и участь посмевшего нарушить её планы без преувеличения ужасна. К нэйманам шли, когда чувствовали: Она уже занесла над ними своё крыло. И ещё когда была вероятность того, что это может случиться в ближайшем будущем - перед отправкой на службу в армию, перед военным походом, перед дуэлью. С одной-единственной целью: успеть сделать всё, что надлежит, до того, как Крылатая заберёт тебя в своё царство вечной тьмы. Люди в Иристане не боялись смерти - к ней относились как к неизбежному, необходимому злу, которое вроде и не зло уже вовсе.
      Король раздумывает ещё мгновение - и принимает решение:
      - Я сам отправлюсь к нэймане. Как имя той, что проживает ближе всего?
      - Эталь, Ваше Величество. Нэймана Эталь.
      
      ***
      Указания, полученные от Советника, весьма подробны, и Королю не составляет труда найти дорогу. С собой в сопровождающие он взял всего лишь двух воинов - неслыханно малое количество охраны для столь значимой персоны. Но он никогда не любил всех этих правил. Он бы вообще предпочёл поехать один, но Советник настоял. Советник беспокоится, а он хороший человек, и Король не захотел его расстраивать.
      Отряд несётся навстречу цели, стремительно удаляясь от замка. Из-под копыт лошадей летит грязь. Над головами всадников - хмурое, низкое осеннее небо. Кружатся над головами птицы, тревожно перекликаются на своём птичьем языке. Вокруг серо и уныло. По обочинам мелькают чёрные стволы деревьев и тёмно-коричневая, насквозь промокшая из-за почти непрекращающихся дождей листва. А на некоторых из них и вовсе нет листвы - они покрыты белой полупрозрачной паутиной, словно саваном. Это следы, оставленные сорианами - этим летом их было особенно много, в лесах теперь есть целые рощи, укрытые этими жуткими покрывалами, уснувшие беспробудным сном.
      Король пришпоривает коня, заставляя его нестись ещё быстрее - ему неприятен этот пейзаж и это ожидание войны. Его наполняет тревожное, неясное чувство, или даже скорее предчувствие. Он не выносит неясности, порой будто бы задыхается в ней. Но он знает, что начало войны разрешит эту проблему. Когда она начнётся, у него не будет времени думать о чём-то другом. А визит к нэймане... это традиция. И дань уважения к обычаям предков. Люди могут считать верным, что им вздумается, а он никогда не считал знание дня и часа своей собственной смерти правильным. И дело было не в том, что слишком велико искушение это изменить. Нет, вовсе нет. Все прекрасно знают, что бывает с теми, кто рискнул нарушить правила, установленные Богами. Просто лучше жить, не зная, когда умрёшь. И верить, что ты ещё много всего успеешь сделать, прежде чем твой земной путь закончится. Даже если впереди война. И даже если ты знаешь, что противник сильнее. Всегда есть шанс. Всегда.
      
      ***
      Дом нэйманы оказывается на пути совсем неожиданно, выступает вдруг из-за деревьев. Королю кажется даже, что его здесь и не было, что возник он на этом месте только сейчас, но это невозможно, это противоречит законам мироздания. Просто он не разглядел его сразу, занятый своими мыслями. Вон и сопровождающие даже немного поотстали, не смогли угнаться за ним.
       Король резко тянет на себя поводья, останавливая коня, отчего тот встаёт на дыбы. Лошадиное ржание раздаётся чужеродным звуком здесь, среди этой глухой тишины. Воины догоняют, наконец, монарха и останавливаются рядом с ним. Король спешивается и проходит к дому, жестом приказывая охранникам оставаться на месте и ждать его. Поднимается по ступеням, останавливается перед дверью.
      - Нэймана Эталь, - тихо читает вслух. И вздрагивает, когда дверь вдруг распахивается и на пороге предстаёт невысокая женщина в сером платье и шерстяной шали. Её волосы абсолютно белые, словно снег, глаза - чёрные, а на вид ей не больше двадцати пяти. Да, именно так и выглядят нэйманы. Именно такие у них волосы. Белые, как смерть. И именно такие глаза. Чёрные, как вечная тьма.
      - Нэймана Эталь, - произносит Король, неприятно удивляясь тому, как хрипло звучит его голос, будто бы он испугался, будто бы она застала его врасплох. Конечно, её появление было неожиданным, но он Король, ему не пристало пугаться.
      - Проходите, - тихо отвечает женщина, словно ветер прошелестел в ветвях деревьев, и, развернувшись, уходит обратно в дом.
      Король следует за ней.
      Они оказываются в небольшой комнате, убранство которой более чем скромное: круглый деревянный стол в центре и два стула с разных его сторон. Всё простое, неброское. Нэймана опускается на один из стульев. Король, не дожидаясь приглашения, занимает второй.
      - Я Король Иристана, - представляется наконец он.
      Женщина лишь кивает, а её лицо остаётся бесстрастным, словно ей совершенно безразлично, кто перед ней. Впрочем, почему "словно"? Вполне возможно, что ей действительно нет до этого никакого дела. Нэймана...
      - Дайте руку, - тихо говорит она, и Король протягивает ей свою руку.
      Её пальцы ледяные, словно сама Смерть прикасается к нему. Он сдерживается, чтобы не вырвать руку, но всё равно вздрагивает. А нэймана Эталь сжимает его руку чуть крепче и закрывает глаза.
      
      ***
      Эталь ощущает тепло его пальцев. Тепло жизни. Именно через него она сможет увидеть то, за чем он сюда пришёл. Король...
      Вот он идёт, расчищая себе путь мечом. В его глазах - тёмная, мрачная решимость человека, который знает, что он умрёт, и который твёрдо намерен продать свою жизнь так дорого, как только возможно. С каждым взмахом его меча кто-то из атакующих падает и навсегда покидает этот мир. А он идёт, буквально разя врагов направо и налево, так легко, как будто это не стоит ему никаких усилий. Стрелы. Стрелы срываются с тетивы и летят в него. Одна, вторая, третья... ни одна не миновала цели. И он вздрагивает, но продолжает идти. И успевает забрать с собой ещё одну жизнь, прежде чем спотыкается и падает на колени. Его руки безвольно виснут, правая всё ещё сжимает меч. Он хрипит, сплёвывает кровь. Ещё несколько стрел пронзают его грудь - и он падает лицом на землю. Сколько она видела смертей - не счесть. Видела, как умирали старые и молодые, бедные и богатые. И никогда, никогда она не сочувствовала, не переживала. Она просто не знала, что это за эмоции. Не могла испытывать их - так решила Вечная. Но, Боги, почему же, почему же сейчас ей так больно? Как будто это ей в грудь вонзаются стрелы. Как будто это она умирает. И это желание, навязчивое желание: она не хочет, чтобы он умер!
      - Нет! - протяжный, полный боли крик. Перед глазами неотвратимо расстилается темнота, и она падает, падает, пытаясь схватиться рукой за край стола, но пальцы лишь слепо шарят по воздуху. Эталь без сознания лежит на полу.
      - Нэймана! - восклицает Король, кидаясь к женщине, но не успевает её поймать. - Нэймана! - он берёт её за запястье, нащупывая биение жизни. Её запястья тоже ледяные. Он прикасается к её лбу, затем к щеке. Да она вся ледяная! И даже - его пальцы осторожно касаются её губ - даже губы ледяные. В ней совсем нет тепла жизни - только биение. Он смотрит на её лицо, и что-то переворачивается внутри него. Эта женщина... Он не понимает, что происходит - так и сидит рядом с ней, сжимая пальцами её ледяное запястье. А затем наклоняется и целует её.
      Она открывает глаза, приходя в себя, и тут же резко отталкивает его от себя. Она молчит, ни единого слова не срывается с её губ - она лишь смотрит на него широко раскрытыми глазами и в первые за всю жизнь её лицо что-то выражает. Удивление. Безграничное удивление.
      Никто по доброй воле и в здравом уме не поцелует нэйману - слишком эти женщины близки к Смерти.
      Она медленно поднимается с пола, игнорируя предложенную им руку.
      - Через три года, - произносит, наконец, она, а затем добавляет: - Уходите.
      Он подаётся вперёд, к ней, но она отступает на шаг, и он замирает. Смотрит на неё ещё несколько секунд, а затем уходит.
      Она так и остаётся стоять в комнате. Она не знает точно, когда он уехал - наверное, сразу же, как покинул дом. Но она всё ещё чувствует тепло его губ. Словно в тумане прикасается к своим - и тут же отдёргивает руку. Лёд. Пронизывающий холод. Зачем он это сделал? Она не понимает. Но весь оставшийся день и все последующие дни она думает о нём.
      
      ***
      - Атаковать будем отсюда, отсюда и отсюда, - Король передвигает по карте белые фигурки. - А здесь расположим запасной отряд.
      - Вы думаете, поможет?..
      Король переводит взгляд на говорившего. Единственный, кто осмелился задать этот вопрос вслух, хотя все, все знают, что они обречены. Война идёт с переменным успехом уже без одного дня три года. Но последние несколько битв победа была на стороне Эльварры. Завтра предстоит решающая битва - и войско Иристана не питает иллюзий. Их слишком мало, и Боги не с ними, не смотря на все усилия духовников. Король знает, что его срок на исходе - но только он знает об этом, и больше никто. И он знает, что после его смерти Иристан вряд ли выкарабкается. Но всё же... всё же и он, и каждый из них в глубине души надеется, что это ещё не конец. Что Боги повернутся к ним, что Крылатая изменит своё решение. Что ж, надежда умирает последней. И завтра всё решится.
      Король заканчивает обсуждение предстоящей битвы, и военный совет расходится. А он, оставшись один в палатке, садится на кровать и вспоминает, снова вспоминает её, нэйману Эталь - и ледяной холод её губ.
      
      ***
      Смерть нельзя отсрочить - непреложный закон. Но никто не знает, что нэйманам даётся возможность отсрочить одну-единственную смерть - по их выбору. Плата за эту возможность очень высока, но нэймана Эталь всё равно собирается использовать свою. Время пришло, она приняла решение.
      С самого рождения и до самой своей смерти нэйманы одиноки. Они живут рука об руку со Смертью, и редко, очень редко находится среди обладающих теплом жизни тот, кто способен растопить лёд их сердец. Нэймане Эталь повезло. И уже лишь за то, что он подарил ей этот поцелуй, всего один поцелуй, она готова отдать свою жизнь. Отдать - ему. Чтобы он - жил.
      Эталь снова прикасается к своим губам. Солнце медленно опускается, скрываясь за верхушками деревьев. Нэймана и не заметила, когда окружающий мир погрузился во тьму - сколько она ни пыталась, никак не могла поймать этот момент.
      Пора.
      Эталь спускается по ступеням и направляется прочь от дома, туда, где село солнце. Её путь лежит к одной из тех рощ, что не пережили нашествие сорианов. Для того, чтобы сделать то, что она задумала, нужно мёртвое место. Ничего лучше такой рощи ей не найти.
      Нэймана медленно идёт между закутанными в саваны деревьями и останавливается на краю поляны в самом сердце рощи, ныне небьющемся. Эталь кладёт руку на ствол одного из деревьев и закрывает глаза.
      - Вечная, мать моя, к тебе взываю. Услышь меня, дочь свою, ко мне приди!
      Порыв ветра проносится по роще, белым пологом взметнув волосы нэйманы.
      - Здесь, - шепчет голос Крылатой, эхом раздаваясь в роще: "здесь, здесь, здесь..."
      - Не за себя прошу, Вечная, но за него - за Короля Иристана. Отсрочь его смерть, помоги ему выстоять против врага - ему и его людям.
      Какое-то время ничего не происходит - Крылатая обдумывает слова своей дочери.
      - Отсрочу и помогу, - говорит, наконец, она.
      "Помогу, помогу, помогу..." - повторяет эхо.
      - Благодарю тебя, Вечная, мать моя, - шепчет Эталь.
      И в ту же секунду останавливается её оттаявшее сердце.
      
      ***
      Король сражается, зная, что умрёт. И поэтому он делает всё, чтобы забрать с собой как можно больше жизней врагов. Взмах, удар - падает тело воина-эльварра. Кровь почти не видно на красном. Он видит цель - вражеского короля. Он идёт к ней, усеивая свой путь трупами. Он не знает, что вот-вот на помощь к эльваррам прибудет ещё один отряд - лучников. И что его собственный запасной отряд попадёт в засаду и будет перебит ещё одним отрядом эльварров. Превосходящие силы противника - так это называется. Но тому, кто никогда не был на войне, не представить, что скрывается за этими словами. "Всегда есть шанс, - повторяет про себя Король. - Всегда".
      Сильный порыв ветра пролетает над сражающимися, некоторые не могут устоять на ногах и падают. И только Король слышит голос:
      - Иртан, ты будешь жить, и твоя страна будет жить - так хотела Эталь, так решили Мы.
      - Боги... - шепчет Король, всё ещё не веря услышанному. - С нами Боги! - кричит он, вздымая руку с мечом так, чтобы его люди смогли увидеть.
      - С нами Боги! - подхватывают иристанцы и с новой силой кидаются в бой.
      И их уверенность, их сила стоят тысячи воинов врага.
      Король Эльварры сражается за свою жизнь, но исход предрешён. Голова венценосного эльварра катится по земле, корона отлетает в сторону. Иртан поднимает золотой символ власти над головой, крепко сжимая его обеими руками. Слишком поздно прибыли лучники - король Эльварры уже был мёртв. А воины - и те, что в белом, и те, что в красном - падают на колени, склоняя голову перед своим теперь общим Королём.
      
      ***
      Король мчится по лесу, изо всех сил пришпоривая коня. Быстрее, ещё быстрее! Знакомый дом выпрыгивает из-за деревьев. Но нет таблички на двери, пусто в доме, мёртво. Король идёт из комнаты в комнату, и звук его шагов тонет в тишине - единственной отныне жительнице этого места. Нет нэйманы Эталь, словно никогда и не было. Король останавливается около круглого стола, проводит рукой по его поверхности. Нечего живому делать здесь, в этом маленьком царстве Смерти, и он уходит.
      В замке его встречает Советник:
      - Ваше Величество, позвольте напомнить Вам о том, что принцесса Элана из Эльварры прибывает завтра...
      Король сжимает губы в тонкую линию, едва сдерживаясь. Принцесса Элана. Не нужна она ему, никогда не была и никогда не будет нужна! А той, которая нужна, больше нет.
      Но свадьба всё равно состоится через неделю. Так надо. Так надо для его страны. Ведь его страна - это всё, что у него теперь осталось.
      
       ***
      - Ваше Величество, Вам лучше не входить, - увещевает его целитель, пытаясь заслонить собою двери, но Короля не остановить. Твёрдой рукою он отодвигает целителя и проходит в покои Королевы.
      - Ваше Величество! - несётся ему в спину писк целителя, но Король отмахивается от него, как от назойливой мухи.
      - Это девочка, Ваше Величество, - с поклоном сообщает повитуха.
      Королева смотрит на мужа как-то странно, испуганно.
      Король подходит к повитухе, чтобы взглянуть на ребёнка.
      У малышки белые, словно снег, волосы.
      Король берёт дочь на руки.
      - Здравствуй, моя хорошая, - шепчет он. - Вот и свиделись...
      Затем добавляет, громко, ни на кого не глядя:
      - Её будут звать Эталь.
      Лёгкий порыв ветра распахивает окно, проходится по комнате. А Король смотрит на свою дочь и вспоминает ту, чей дом сейчас пуст и мёртв.
      Нэйману Эталь.

    22


    Бойчун М.Д. ...Но не верю в него   3k   "Эссе" Проза

      Я была в очень странном месте. Но не верю в него.
       Там никто никогда не встречал. Да, там люди, они делают это место слишком странным. Смотрят, изредка разговаривают, хлопают ресницами и почему-то твердят "спасибо" - это делают чаще всего. С их уст не слетают болезненные вопли, отчаяние слетает с их глаз. Глубоких, но таких изнуренных, или уже закаленных. Детских, в которых можно найти удивление и странное спокойствие помимо боли. Взрослых: уже скорее безумие от этой не их боли; не физической - физиологические только связи с теми недавно ими рожденными.
       Коридоры, комнаты, крошки мужества. Люди. Такие разные, но объединяет их только одно. Нет, это совсем не похоже на клуб единомышленников, церковь или общежитие, и не на зал ожидания. Хотя тут как раз и ждут. Чеканят веру, надежду, а чаще всего валюту - не удивляйтесь, это безрезультатно.
       Кладут слова на ноты здесь только редкие неуместные рингтоны на телефонах взрослых. Но и они какие-то смущенные. "Сегодня хуже... Слышишь..." Если бы только об этом слышали все... Ведь у каждого есть шанс стать Человеком.
       Почему-то стыдно. Не знаю, стыдно быть не таким, наверное. Быть чужим, с белой маской, закрывающей лицо, и со стянутыми в узел волосами. Кудри обычно не держаться и выбиваются на лицо; в таких случаях густо краснею и торопливо пытаюсь их спрятать. Стыдно. Быть не таким и казаться равнодушным. Жить. Читать в их глазах еще и такое: чего тебе? Любишь питаться чужой болью? Свои я тут же опускаю: нет, конечно.
       Словосочетание "любовь к жизни" здесь воспринимаешь совсем по-другому. Чисто, без метафор и сравнений, без лишних эмоций и пустой болтовни. Трепетно. Оно звучит беспристрастно, однозначно и обычно шепотом - ведь тихий час: для беспечности и рекламы инновационного шампуня. Здесь понимаешь, что идея взвесить эту любовь совершенно не имеет смысла. Молча открываю двери и переступаю порог - в это очень странное место.
       Сегодня, к моему удивлению, впервые встретили. Чисто случайно, здесь мало кто что планирует. Мальчик с нелепой шапочкой на голове вышел из комнаты: "Давно вас не было". Но извинения неуместны. Это был совсем не упрек, и даже не просьба. Протягиваю руку и аккуратно ложу на плечо. Ничего не спрашиваю, в ответ тоже улыбка.
       Рисуем машинку. Зеленым, желтым и синим. Весь листок закрашиваем фиолетовым, чтобы не осталось белых уголков. Мигом в голове печатаеться список ассоциаций: обреченность, простыни, тишина, ничто... Встряхиваю, поправляю маску, стоп. Определенно, белого цвета мы не любим. Еще несколько движений худеньких пальцев и - ...
       Точно, мы забыли солнышко дорисовать в правом верхнем углу. Это обязательно. "Скорей-бы оно засияло в нашей жизни" - прибавляет взрослый, низко склонившись с карандашом возле малыша. Вот еще несколько лучиков - все.
       Плотно закрываю глаза, чуда так и не происходит. Надо бороться. Взрослый снимает нелепую шапочку, заботливо и нежно целует кроху в лоб. Ребенок улыбается, хоть недавно он был темно-русый, а сейчас об этом никто не догадывается. И крепко сжимает в руке яркий листок бумаги с оранжевым солнцем в правом верхнем углу. А как же без него?
      

    23


    Погорелова М. Господин N   45k   "Глава" Проза


       Тобою выбранных, испытанных друзей Свяжи с собой, как обручем стальным, Но не мозоль ладони, первым встречным Давая руку.
      
      
       Уильям Шекспир. Гамлет
      
      
       ГЛАВА 1
      
      
       Яблочный пирог
      
      
       22 мая 20.. года было замечательным, как это обыкновенно бывало с последними весенними днями на побережье южного моря. Лёгкий, почти летний ветерок сперва заигрывал с листьями величественных и серьёзных каштанов, потом проносился по дороге, усыпанной щебнем, и вдруг исчезал в гладиолусах престарелой госпожи Маргарет, на удивление всегда ухоженных и политых, будто хозяйка с них глаз не спускала. По соседству с вышеупомянутой педантичной леди обитал, кажется, русский или украинский эмигрант, содержащий свой сад в армейском порядке, исключавший всякую возможность прорасти сорняку на своем клочке земли. Создавалось впечатление, будто каждая травинка была подстрижена по линейке и прокрашена зелёной гуашью. На этом живом ковре стояли слегка облупившиеся шезлонги, а чуть поодаль изредка раскачиваемые ветром качели, опустевшие лет пять назад, после того как дети совсем выросли и уехали жить и работать в большой город. Тучный властитель лужайки с когда-то роскошной чёрной, но сейчас уже изрядно поседевшей шевелюрой прошёл к шезлонгу и, по своему обыкновению, полулёжа стал потягивать чашку зелёного чая.
      
      
       Из приоткрытого окна кухни потянуло запахом свежеиспечённого яблочного пирога - это жена престарелого господина, миссис Кэтрин - его жена, - доставала из духовки свой очередной кулинарный шедевр. Лёгким движением руки она поставила его на подоконник остывать, а сама прошла в коридор, где взяла мелкий садовый инвентарь, вышла на передний двор и принялась ухаживать за маленькой клумбой. Воздух над двухэтажным кирпичным домиком наполнился звуками секатора, срезавшего розы, и запахом чая.
      
      
       Вдруг послышались весёлые детские голоса и похрустывание камушков под ногами. Должно быть, уроки сегодня закончились пораньше, и потому соседские дети, Джон и Хелен вприпрыжку шли домой.
      
      
       - Добрый день, миссис Кэтрин! - пропела белокурая девочка.
       - Добрый день, - сказал её старший брат.
       - Добрый. Как дела у вашего отца в конторе? - отозвалась бабуля Кэтрин.
       - Всё хорошо, спасибо, но в конце месяца нужно сдать отчёт, поэтому папа будет пропадать допоздна.
       - Ай яй яй! Как нехорошо... Послушайте, я ведь испекла яблочный пирог! Проходите, попробуйте, а после отнесёте отцу. И не вздумайте отказываться, проходите...
       - Здравствуйте, Константин Михайлович! - поздоровались дети в один голос, поравнявшись с шезлонгом.
       - Добрый день, дети. - произнёс пожилой мистер и тут же вернулся к своему напитку.
      
      
       Миссис Кити отрезала добрые куски ребятам и всё никак не хотела верить, что они наелись. Наконец, она отпустила детей в сад, предварительно заставив их съесть ещё по кусочку, и, Хелен и Джон радостно, но кротко стали просить Константина Михайловича рассказать очередную историю.
       - Ну, ладно. Слушайте...
      
      
       ГЛАВА 2
      
      
       Господин N
      
      
       Вы, наверное, не раз замечали необычную стену на нашей кухне? Ту, на которой наклеены фотографии? Самая любимая - это фотография Колизея. Моя сегодняшняя история как раз берет свое начало в Риме - городе, где на каждом углу исторические и архитектурные памятники, где каждый кирпичик имеет свою неповторимую историю, пересекающуюся с тысячами других. Я полюбил город, по которому когда-то прогуливался Николай Васильевич Гоголь, с первого взгляда и всем сердцем... Но история моя не о любви к Италии, а о моей встрече с господином N. Итак, для начала упомяну об обстоятельствах и месте нашего знакомства. Помнится мне, что в конце июня 19.. года я поехал на пять дней в древнюю столицу и прибыл поздно ночью, отчего немедленно лег в кровать. Только на утро я осознал, что гостиница, мягко говоря, не оправдала моих ожиданий. Увидев ванну, я четко решил, что до поздней ночи буду пропадать в городе (наивный простак) и больше никогда не буду доверять советам коллег. Было довольно раннее утро, когда я вяло выполз на улицу, которая встретила меня тяжелым воздухом и неподметенными тротуарами. Как только мои глаза привыкли к яркому южному солнцу, я двинулся в сторону центра в поисках завтрака. Нашёл я подходящий ресторанчик довольно быстро ввиду наводненности ими Рима. Он оказался семейным предприятием, которому было около 500 лет. По словам хозяина, он не мог менять внешний вид дома, поскольку дом этот являлся частью вечного города, однако владельцу позволялось менять внутреннее убранство. На момент моего прибытия в залах уже сидели ранние посетители за большими деревянными столами, покрытыми качественным красным столовым бельем. Под потолком была прибита дубовая полка, на которой стояли разного рода вина, а кухня слабо угадывалась в конце огромного помещения. Приятные официанты торопливо разносили напитки, принимали заказы и бегали к повару. Вот здесь и произошла моя первая встреча с господином N, напомнившая мне встречу из тургеневской "Аси". Я сел за столик, стоявший у окна, и внезапно для себя услышал русскую речь, которая заставила меня обернуться и задать незатейливый вопрос.
      
      
       - Извините, вы из России?
       - Да. Я и мой... племянник здесь всего на два дня. Дальше мы поедем к морю, а вы? Ой, простите меня любезно, я совсем забыл представиться. Я - господин N, а мой спутник - Иван.
       - Приятно познакомиться. Меня зовут Константин Михайлович Орлов.
      
      
       После этой короткой вставки монолог моего нового знакомого возобновился.Сначала его открытость и общительность меня порядком напугали, но белоснежная улыбка и природное обаяние господина N буквально за день сделали нас приятелями. Его внешний вид до сих пор свеж у меня в памяти. Густые вьющиеся белокурые волосы, опускающиеся на большие веселые глаза, алые пухлые губы, с которых почти никогда не сходила улыбка, острые скулы, о которые, казалось, можно порезаться, аккуратный маленький носик - словом все черты аристократа были при нем. Его племянника я помню смутно, возможно, это произошло потому, что красота и цветущий вид господина N были настолько поразительны, что в моей голове попросту не осталось свободного пространства. За завтраком я узнал, что остановились они не в гостинице, а наняли этаж у одного пожилого итальянца неподалеку от фонтана Треви, что бедняжка племянник совсем рассорился с родителями, и господин N взял на себя воспитание мальчика, что Иван этот довольно смышленный, но неразговорчивый малый, что опекун решил показать юнцу Италию, которую так сильно любил его сын. (При воспоминании о сыне господин N немножко всплакнул.) Этот инцидент только подогрел моё любопытство, и когда мой новый знакомый настаивал на моём присутствии у них в обед, я уверил их, что непременно буду.
      
      
       ***
      
      
       Вспомнив все достопримечательности Рима, которые мне хотелось бы посетить, я решил, что за оставшееся время до обеда я должен успеть посмотреть Колизей. Вместо белоснежной воздушной лёгкой постройки, изображавшейся на картинах и фотокарточках я, к удивлению своему, обнаружил основательное серо-чёрное здание, заложенное ещё до нашей эры. Когда я посмотрел вниз на площадь около него, то увидел настолько плотную толпу, что за людьми не было видно и кусочка асфальта. Я сначала расстроился, но тут же светлая мысль озарила мою голову. Я пробрался внутрь с итальянской экскурсией. Так как понимающих по-итальянски почему- то было мало, мне не пришлось долго дожидаться гида.
      
      
       О, какое неизгладимое впечатление на меня произвели эти огромные потолки, какой трепет возбудили в глубинах моей души эти тысячелетние древние стены, и как замирало моё сердце, когда я дотрагивался до каких- либо развалин! Погода была жаркая, да ещё моё плохое знание итальянского не дали мне многого узнать, единственное, что я понял, это то, что давным-давно здесь измывались над христианами, и потому итальянцы думали разобрать этот величественный памятник архитектуры. Когда экскурсовод перешла к жестокому правителю Нейрону, я отбился от группы и вдоволь отдохнул на развалившейся колонне в теньке.
      
      
       Незаметно подошло время отправляться к моим новым приятелям на обед, и я не без труда покинул это место. Подойдя к нужному дому, я увидел старика, сидящего снаружи. Он поднялся со стула и радушно открыл передо мной дверь. Мне почему-то стало неудобно, что пожилой человек сидел и ждал меня на улице, но встретивший
       меня Иван успокоил мои волнения, сказав, что он всегда сидит снаружи в обед и ему не составило труда указать мне путь. Иван предложил мне сесть в кресло у окна и подождать тут господина N.
      
      
       ***
      
      
       - Иван, Вам не трудно рассказать мне о сыне господина N? - решился спросить я.
       - Кхм, кхм, кхм... - замялся молодой человек, - не трудно. У дяди есть... То есть был сын. Плохой сын.
       Тут я увидел входящего в комнату господина N и поспешил встать и пожать ему руку.
       - Вы хотели знать о моём сыне? - догадался господин N по словам своего племянника, - Я расскажу вам непременно, но сперва давайте пройдём к столу.
       Мы прошли в следующую комнату. Над огромным чёрным столом висела массивная люстра, занимавшая собой четверть потолка. На маленьких окнах висели бордовые занавески.
       - Мой мальчик был наипрекраснейшим ребёнком.- начал повествование господин N, - Такой послушный, покладистый, умненький... Я дал ему наилучшее образование, одевал его по последней моде, кормил его в конце концов! А он, неблагодарный, как только исполнилось восемнадцать лет сбежал от меня и бросил отца одного. Не раскрывает мне своего местоположения,не допускает меня до дел, и говорит, что не подпустит к внукам! А всё эта... - тут господин N сморщился - нехорошая жена одним словом. Она была непокорная и буйная, как горная река. Вечно спорила со мной, винила меня в чём-то и ни капли благодарности за то, что я содержу и её, и ребёнка. К тому же постоянно делала визиты то к градоначальнику, то к важному чиновнику. - при этом господин N дал понять, что за этими визитами было нечно нечистое, нехорошее.
       Настала напряженная пауза, которая длилась вплоть до десерта.
      
      
       - Так почему же вы с ней не развелись? - всё же спросил тихо я.
       - Любил... И её, и сына.
       Больше мы никогда не возвращались к этому разговору.
      
      
       ГЛАВА 3
      
      
       Madame Anette
      
      
       Я страстно желал побывать на Капри, но, к сожалению, на острове были забронированы отели на весь месяц, поэтому мне пришлось искать что-то поблизости. Мой выбор пал на город Майори. Узнав о моих сорванных планах, мадам Анет подсказала мне купить туристический лодочный тур на остров Капри. О, совсем забыл сказать, что познакомился с очаровательной сударыней в самолёте. Она не очень хорошо владела итальянским, более или менее говорила по-английски, и в совершенстве по- французки и по-немецки. Она была старше меня лет на 15, пожалуй, ей было около 45 лет. Мадам Анет очень любила итальянское побережье, упомянула, что в разводе, показала мне фотографию своего маленького сына, оставшегося во Франции, сказала, что она скоро увидится с ним в Венеции. Я тоже планировал недельки через две посетить Венецию и Верону, так что мы с ней были попутчиками не в последний раз. Думаю, Вам интересно, как она выглядела. Она была стройная женщина с чёрными, как смоль, и длинными волосами, белой нежной кожей и впалыми щеками, на которых, однако, горел слабый румянец. Мне показалось, что когда-то в юности Анет страдала нервной болезнью, но благодаря своевременному вмешательству недуг отступил. У нас завязалась милая светская беседа, которая продолжалась вплоть до приземления в Неаполе, впрочем, по-видимому, мы ни о чём серьезном не разговаривали, так как беседа
       эта не задержалась у меня в голове. Я нанял такси, а Анет кто-то встречал. Так мы расстались.
      
      
       ***
      
      
       Солнце уже готовилось сесть, когда мы въехали на серпантин. Боже мой, как только вспомню какие пейзажи предстали предо мной! Прямо от самого синего моря вздымались высоченные горы, на крутых склонах которых буквально висели дома местных жителей. Мало того, что они умудрились прорубить узкую дорогу и построить жилища, так итальянцы ещё и растили виноград прямо на скале. Кстати, отдельно нужно сказать про дорогу. Она, как вы понимаете, очень извилистая и гораздо опаснее, чем "Тёщин Язык" в Сочи. Я тщетно пытался упросить водителя ехать потише. Всю поездку я боялся, что гостиница, которую я заказал окажется "висящей" над пропастью, и до моря я ни за что не доберусь, но, к счастью, серпантин внезапно закончился, и мы ехали прямо вдоль пляжа, а над нами возвышалась огромная горная масса. Я прибыл в Майори. Как только я въехал во двор гостиницы, швейцар в мгновение ока выскочил навстречу машине. На стойке регистрации меня встретила лучезарная девушка, которая выдала мне ключи от номера. Мои апартаменты были на последнем этаже, и прямо у входа в мои две комнаты была лестница, ведущая на крышу, откуда открывался прекрасный вид на Амальфийское побережье. В номере меня ждала удобная двуспальная кровать, на которую я немедленно упал, утомлённый дорогой.
      
      
       ***
      
      
       Проснулся я около 7 часов утра, разбуженный непривычным для моего слуха пением здешнего "соловья". Я не спеша умылся, причесался, надел свою белую шёлковую рубашку и чёрные кашемировые брюки, спустился на террасу в ресторан, где меня ожидал приятный сюрприз; я увидел мадам Анет в английской шляпке и модном светло-зелёном платье в окружении итальянской элиты. Ввиду большого между нами расстояния мы поздоровались кивком головы, и я прошёл к столику с видом на набережную, заказал у подошедшего официанта яичницу, бекон и стакан апельсинового сока и попросил принести свежий номер газеты. У места близ стены здания сел седовласый итальянец, который пять минут назад был подле Анет. Он взял кусочек хлеба, положил сверху помидоры, моцареллу, полил оливковым маслом и начал трапезу. Вскоре к нему присоединилась приземистая полноватая рыжеволосая женщина, и, так как она была его ровесницей, я решил, что они семейная пара. Они говорили про Анет. Женщина говорила быстро и эмоционально, а мужчина её ласково осаждал.
      
      
       Вдоволь наевшись, я отправился на пляж, принадлежащий отелю. Черноволосый загорелый спасатель любезно показал мне мой шезлонг и побежал помогать престарелой итальянке.
       За долгие годы работы, я, наконец, смог прилечь и не думать ни о чём; я просто закрыл глаза и слушал море.
      
      
       Звук и запах прибоя окутывали моё разгорячённое тело живительной прохладой, которая давала чувство успокоения и обновления. Вдруг послышалось дребезжание пляжного зонтика, чуть поодаль стук лопатки по песку и детский смех, позади эмоциональный диалог между женщинами, а потом всё это смешалось в моей голове, и я уснул. Передо мной возникали воздушные замки и дворцы, звенела неземная музыка, кружились в танце юные лесные нимфы...
      
      
       Когда я открыл глаза, то одна из них сидела на шезлонге рядом со мной. Чёрные кудрявые волосы плавно опускались на широкие белоснежные плечи, бездонные большие глаза, обрамлённые густыми длинными ресницами, томно смотрели на голубую гладь моря, алые пухлые губы были слегка приоткрыты, капли воды мирно стекали со стройных, но уже немолодых ножек, а ухоженные пальчики медленно переворачивали страницы книги. Вдруг она повернула свою изящную головку и посмотрела на меня.
      
      
       - Как вам море? - спросила мадам Анет.
       - Признаться, я поражён чистотой местной воды, но я ещё ни разу не окунулся.
       - От чего же?
       -Я не любитель, да и потом я только приехал, мне хотелось расслабиться, просто полежать.
       - А я наоборот. Пока не накупаюсь вдоволь - не выйду на берег.
      
      
       Черноволосая русалка вскочила с шезлонга и побежала в воду, забрызгивая сонных итальянцев, не решавшихся полностью окунуться. Она действительно очень долго пробыла в воде, но потом не меньше времени провела за разговорами со мной.
      
      
       ГЛАВА 4
      
      
       Велосипедист
      
      
       Когда стемнело, и все уже давно отужинали, я прогуливался по мощёной камнем набережной. Несмотря на поздний час, это место было наполнено людьми. Кто-то спешил на службу в костёл, кто-то искал кафе рядом с морем, кто-то сидел на лавочке...
      
      
       Вдруг я услышал крик и лязг металла. Я обернулся. В метрах пяти от меня лежал упавший велосипедист и отряхивалась рыжеволосая женщина из моего отеля. Я поспешил к ним и предложил свою помощь. Эрнеста, так звали женщину, отказалась:
      
       -Нет, спасибо, со мной всё в порядке, - сказала она отирая кровь со лба.
      
      
       Убедившись, что я знаком с пострадавшей и позабочусь о ней, велосипедист поблагодарил меня и уехал. Я настоял на том, что отведу её к гостинице и вызову врача.
       Через полчаса мы сидели у неё в номере и слушали, что говорил специалист.
      
      
       -Эрнеста Барсанти, 49 лет, проживаете в Вероне... - читал доктор только что сделанные записи, чтобы удостовериться в их правильности, - Что ж, приступим к осмотру.
      
      
       Вскоре вернулся её муж. Я рассказал ему, что произошло, и он горячо поблагодарил меня за мою помощь. С Эрнестой всё было в порядке, она всего лишь ушибла лоб и коленку.
      
      
       ГЛАВА 5
      
      
       Брат и сестра
      
      
       - Уже довольно темно, - прервал свой рассказ Константин Михайлович, - я провожу вас до дома.
       - Но... А как же история? - запротестовала девочка.
       - О, не переживай, за одну ночь я её не забуду. - пожилой
       мужчина сказал с улыбкой.
       - Да, нам и вправду пора, Хелен, - сказал мальчик, - Нам
       ещё математику делать.
      
      
       ***
      
      
       Прошло два часа после возвращения детей домой. Хелен сидела в кресле кофейного цвета и смотрела в окно. Джон был рядом, он писал что-то в тетрадь, сидя за рабочим столом.
      
      
       - Как твои дела в школе? - спросила Хелен.
       - Хорошо. - отрывисто проговорил Джон.
       - Джон, я же знаю, что у тебя проблемы с Джеймсом. Выкладывай.
      
      
       Джон не любил обсуждений этой темы, и Хелен никогда не удавалось добиться от него и полслова, но девочка не сдавалась и каждый день пыталась поговорить с братом. В тот вечер её попытка также не увенчалась успехом.
      
      
       Настенные часы пробили десять. Хелен сползла с высокого кресла и зашагала по белому пушистому ковру в коридор. Джон отодвинул ящичек стола и аккуратно сложил в него синюю тетрадку и ручку, спрыгнул со стула и закрыл окно. Он посмотрел на улицу. Жёлтая почти круглая луна висела высоко в небе, освещая морскую гладь. Лёгкие пенящиеся волны медленно скользили по холодному песку, изредка принося с собой надломленные ракушки. На набережной не было ни души, лишь высокий железный фонарь источал тусклый мигающий свет, которого едва хватало, чтобы осветить близ стоящую деревянную лавочку. Джон вздохнул и отправился прочь из кабинета. Этой тихой ночью он спал плохо.
      
      
       ***
      
      
       Следующее утро было утром четверга. Джон не любил четверг. Когда-то давно он прочитал, что в этот день недели людей его знака зодиака преследуют неудачи, но не поверил сомнительной журнальной статье. Однако после смены школьного расписания именно в четверг ему приходилось не сладко. По четвергам у Джона был немецкий язык, преподавателя которого юноша безумно боялся, химия, которую он совсем не понимал, обществознание, на котором мальчику было скучно, английский, где над ним смеялись, хотя знал он его получше других, и алгебра, на которой Джон совершенно терял связь с одноклассниками и учителем и безостановочно решал примеры в тетради. Пожалуй, алгебру Джон любил. А вот алгебра его не очень. Точнее учитель по алгебре. Она говорила, что у него к ней большие способности, и юноша мог бы многого достичь, если бы был внимательнее и усерднее, если бы почаще выходил к доске, да и, что греха таить, делал бы домашнее задание каждый день, но, видимо, Джону хватало и четвёрки. Настоящая проблема Джона была с
       английским, так как на уроках над ним незаслуженно смеялись сверстники, громче всех смеялся, конечно же, Джеймс, мальчик маленького роста и с бегающими глазками. Непонятно, почему именно на английском извергался вулкан шуток и подколок. Смеялись в основном не из-за знаний, а из-за устных ответов. Например, когда нужно было представить, что ты выиграл миллион, и ответить как бы ты его потратил, то все ребята сказали, что купили бы себе дом, яхту, акции, а Джон сказал, что отдал бы деньги на благотворительность, так как это простое везение, а не результат многолетнего труда. Почему-то на словах о благотворительности класс мерзко хихикнул.
       Ещё больше пищи шуткам Джеймса давала привычка Джона садиться на завтраке вместе с младшей сестрой, а не со своими ровесниками.
       Но из равновесия Джона выбили "клички". Для каждого в классе Джеймс придумал прозвища. Вскоре Джона стали звать "мистер Сосунок", но он не обращал на это внимания. Тогда Джеймс решил подобрать что-то для Хелен. Он не успел даже договорить дразнилку, как Джон уже дрался с обидчиком. Понятно, что Джеймса сильно выбранили, а Джон отделался лекцией о том, что драка это плохо. Однако, весь коллектив встал на сторону Джеймса, и Джону приходилось не сладко.
      
      
       "Уж лучше пусть на меня смотрят исподлобья, чем оскорбляют мою сестру" - всегда отвечал Джон своему отцу, когда разговор заходил об этом.
      
      
       Не так давно Константину Михайловичу понадобилась помощь адвоката, и он обратился к отцу Хелен и Джона. Константин Михайлович и отец ребят стали близкими друзьями. Дети же очень быстро привязались к новому другу семьи.
       Каждую среду дети приходят к дядюшке Скелетону послушать какую-нибудь историю из его жизни, а иногда приходят и в четверг, и в пятницу, потому что истории попадаются довольно длинные.
       Вот и в этот четверг Джон и Хелен после окончания уроков зашли послушать продолжение.
      
      
       ГЛАВА 6
      
      
       История Анны Вишневецкой
      
      
       На чём я вчера остановился? Ах, да! Мы с Анет разговорились так, что совсем забыли про обед, а когда опомнились, то было уже четыре часа дня. Я поднялся в свой номер и обратил внимание на репродукцию Виллема Кальфа, которая навела меня на мысль о том, что не плохо было бы поесть. Я быстро переоделся и стрелой спустился в холл. Вдохнув свежий морской воздух, я отправился по набережной в сторону центра городка, ища взглядом знакомое женское лицо. Безуспешно. Я свернул на главную улицу, вымощенную брусчаткой, и приметил вдали маленькое уютное местечко с несколькими посетителями, куда и побрёл не спеша. Не думаю, что описание моей трапезы имеет какое-либо значение, да я почти и не помню её, скажу только, что в ресторанчике были удобные плетёные кресла, сидя в одном из которых, я любовался видом маленьких итальянских домиков. В десять часов по местному времени, я зашёл в свой номер, удручённый скучным вечером, проведённым в одиночестве.
      
      
       ***
      
      
       В десять часов утра я спустился на завтрак, где меня уже поджидала Анет в синем шёлковом платье и с синей лентой, вплетённой в чёрные волосы. Она была чем-то взволнована и я поспешно подошёл к ней.
      
      
       - Доброе утро, Константин.
       - Доброе. У вас странный вид, вы чем-то обеспокоены?
       - Нет, что вы! Я просто в предвкушении лодочного тура.
       - А я совсем позабыл про Капри. Вы не знаете, успею ли я ку...
       -Это не зачем. У меня остался лишний билет, и я с удовольствием вам его отдам.
       - Позвольте поинтересоваться, откуда же у вас лишний билет?
       - Дело в том, что мой друг Андреа и его жена не смогут поехать ввиду её плохого самочувствия.
       - Когда же отплываем?
       - Через полчаса.
      
      
       Лодка, в которую нам нужно было садиться, к моему восторгу, оказалась большим мощным катером. На борту нас ждали приветливый экскурсовод, загорелый капитан, и ещё двое туристов, один из которых был коренастым, а второй - высоким и худощавым. Я не могу сказать точно сколько мы добирались до острова, потому что всё это время я c неподдельным интересом слушал историю жизни мадам Анет.
      
      
       - Я выросла во Франции. Мои родители постарались дать мне самое лучшее образование. Я не знала России, но я старалась понять и представить себе её, читая Тургенева, Пушкина, Лермонтова и Толстого, слушая рассказы мамы и папы и любуясь репродукциями Шишкина и Васнецова. Мама рассказывала, что сначала им с папой было очень тяжело, но потом они смогли открыть своё дело, которое стало приносить неплохой доход. Когда я встретила своего мужа, мне был шестнадцатый год. Он работал у отца в ресторане, был весел и остроумен, красив и романтичен, одним словом, я сразу влюбилась в него. Мы поженились, когда мне было двадцать пять и тогда же родился мой мальчик.
       - Подождите, вы хотите сказать, что вашему сыну около двадцати лет?
       - Да, это так, а что вас смущает?
       - Просто я думал, что ему лет 10.
       -Ах, вы так решили из-за той фотографии! Там мой Сашенька ещё мал, ему действительно 10 лет на ней.
       - Простите, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
       - Наше счастье длилось недолго. Точнее, я думаю, счастье мужа я никогда не составляла. Он женился на мне только потому, что надеялся отхватить папино дело. Когда ребёнок плакал, то всегда к нему вставала я, с ним всегда сидела я, а ведь уборку, стирку и прочие домашние заботы никто не отменял. В общем, все мои нежные чувства к нему были разбиты о его ;;безразличность к нашей с сыном судьбе. Мы не понимали друг-друга, он не желал слушать моих доводов, ломал мой характер и пытался перевоспитать меня. Я долго пыталась сохранить семью ради сына. Каюсь, я стала ненавидеть и презирать своего мужа. Когда сыну исполнилось десять моя мама не выдержала и вмешалась. Она сказала, что я могу губить свою жизнь сколько угодно, но внука она в обиду не даст, и забрала Сашу к себе. Я спорила и ругалась с ней, но в глубине души знала, что она поступает правильно. Мы договорились на том, что Саша будет жить у неё, но на выходных он непременно будет с нами. На протяжении следующих пяти лет я пыталась сохранить брак, наладить отношения, возбудить в муже былую любовь... Но любви никогда не было. Сыну было семнадцать, когда мне с огромным трудом удалось развестись. Я была ужасно измучена судебным процессом. Когда сыну исполнилось восемнадцать, мы уехали с ним в Германию. Он учиться, а я отдыхать. Мой отец умер, когда я ещё была в браке, а моя мать отказалась уехать из Парижа и осталась там вести дело папы. Сейчас у сына каникулы, и он поехал к бабушке. Он помогает ей с делами, но потом обязательно приедет в Венецию, где мы и встретимся. Оттуда мы вернёмся в Германию. Ну, теперь ваша очередь рассказывать!
      
      
       ГЛАВА 7
      
      
       Случай на крыше
      
      
       На обратном пути я рассказал Анет о своей жизни. Мы стали близкими приятелями благодаря этой поездке.
       На следующее утро я подошёл к лифту в прекрасном настроении. Этажом ниже в лифт зашёл Андреа Барсанти, тот самый седовласый итальянец с рыжеволосой женой, которого я видел на своём первом завтраке, Андреа, вместо которого я вчера плыл на Капри.
       При близком рассмотрении его лица, мне сразу бросились в глаза большой, но красивый нос на смуглом лице и густая, но уже абсолютно седая шевелюра. Он был очень высокого роста и смотрел на меня немного сверху вниз.
      
       - How is your wife? - любезно начал я.
       -Fine, thank you. Are you going to the beach now? -
       поддержал разговор итальянец.
       - Now, I'm going to have a breakfast. After breakfast i'm going
       to the beach. - немного растерявшись, ответил я. - It's going to rain today. Hurry up.
      
      
       Мы приехали на первый этаж, и он повернул направо к выходу из гостиницы, а я прошёл прямо на террасу. Я не застал Анет на завтраке, чем был много расстроен. Съев свои хлопья, я поспешил переодеться в купальный костюм и отправился на пляж. На море Анет тоже не было. Ближе к обеду действительно пошёл дождь. Иссиня-лиловая громада надвинулась из-за гор на маленький морской городок, снося водяными потоками всё на своём пути. Однако, не было сверкающих молний и грозных раскатов грома, подобно тем, что часто встречаются в августе в русской степи, нет, то был просто сильный ливень, стучащий по оранжевым крышам домов, но не более того. Непогода застала меня на улице, после того как я хорошо отобедал в милом ресторане, оформленном в морском стиле. Я поспешил к гостинице. В холле у барной стойки сидел господин Барсанти и пил чёрный кофе.
      
      
       - I was right in the morning. - с улыбкой сказал он.
       - Yes, you were. Thank you, I took my umbrella because of your caution. - опять нескладно ответил я и вошёл в лифт.
      
      
       ***
      
      
       Был уже вечер и дождь давно закончился, когда я сидел на своём балконе и пил цейлонский чай. Улицы почти просохли, и ничего кроме мокрого пляжного песка не напоминало о недавно прошедшем дожде.
       Вдруг я услышал игру на скрипке. Если мне не изменяет память, то скрипач исполнял "Времена года" Вивальди, а именно зиму, причём довольно виртуозно. Неведомая сила потянула меня на крышу, откуда, как я полагал, лились чарующие звуки. Я легко взбежал по лестнице, а
       когда открыл дверь, то взору моему открылась следующая картина: посреди крыши, под большим навесом, престарелый Андреа Барсанти пред Анет стоял на коленях; он держал её за руки. Она что-то говорила ему, но потухшие глаза его смотрели в пол, и, казалось, он не слушал её. Она закрыла большие глаза, тяжело вздохнула
       и сказала по-русски:
      
      
       - Ну что же мне теперь с тобою делать прикажешь?
      
      
       Я почувствовал неловкость от того, что стал невольным свидетелем этой драмы и поспешил удалиться оттуда.
       Что я чувствовал, когда сбегал с лестницы? Ничего, кроме стыда за свой поступок. Я твердил себе, что это случайность, что я ни в чём не виноват, что об этом никто никогда не узнает и прочую несуразицу. Мысли спутались в моём воспалённом мозгу. "Анет? Как? Зачем? А что же с его женой?" Я миновал пристань и взбирался на волнорез. "Нет, нет, нет, она отказала этому безумцу, её совесть и честь не позволили ей..." У меня поднялся жар, я весь пылал, и брызги прибоя, долетавшие до меня, испарялись с моей кожи мгновенно, словно я опалённый чугун. "О чём думал этот старый..."
      
      
       - Мистер Константин? - пропел женский голос.
      
      
       Я обернулся. Слёзы навернулись мне на глаза ни с того ни с сего. Там стояла она. Её рыжие волосы развевал лёгкий ветер, обнажая морщинистый смугловатый лоб. Из под нависших густых бровей меня изучали бойкие карие глаза, ниже которых нервно раздувались большие ноздри.
      
      
       - С вами всё в порядке? Вы не важно выглядите и я поду....
      
      
       В моих глазах потемнело и я потерял сознание.
      
      
       ГЛАВА 8
      
      
       Неожиданная встреча
      
      
       Я прежде никогда не задумывался о своих чувствах к Анет. Я не уверен, что они были до того момента, как я увидел её в обществе Андреа. Я не берусь сказать, что они возникли бы, если бы не то, что я видел на крыше. Анет была дьявольски красива, несмотря на свой возраст, но красота - это ещё не всё, что нужно, чтобы пленить мужчину. В ней было что-то не так, что-то не то, будто бы она не она, и то, что я вижу - сплошная фальшь. Складывалось впечатление, что внешность не подходит её внутреннему миру. Нет, я не любил её и не мог никогда любить, но что-то неведомое, мне неподвластное связало нас с нею. Что именно я узнал позже, а тогда я лежал в своей кровати, куда меня кто-то принёс с пристани.
      
      
       Когда я очнулся, возле моей кровати сидел итальянский доктор и что-то говорил на своём языке, его внимательно слушала рыжая женщина, которая обратилась ко мне за несколько секунд до происшествия, у стены стояла Анет, повесив свою милую головку, а в дверях суетились служащие гостиницы. Увидев Анет, я решил, что здесь и Андреа, но оглянув комнату, нигде его не нашёл. Я закрыл глаза. Открыл, и никого, кроме Анет, в комнате не увидел.
      
      
       - Они все думают, что между нами роман, что, впрочем, и к лучшему, - начала она, - под этим предлогом я смогла остаться здесь и собираюсь выяснить у вас некоторые детали случившегося. Вы слышали наш с Андреа
       разговор, не так ли?
       - Как вы узнали?
       - Ну во-первых, я нашла вашу шляпу на лестнице, во- вторых, вы сами несколько секунд назад в этом признались, косвенно, но признались.
       - Да, слышал. - сухо сказал я.
       - Я не обязана вам объяснять, но ввиду того, как вас это тронуло, я считаю, что объяснение имеет место быть. - она сделала паузу, - Андреа признался мне в любви. Я ему сказала, что любовь его безответна, хотя это не так.
       - В каком смысле? - недоумевая спросил я.
       - Я люблю его. - она вздохнула.
       Она отвернулась от окна и взглянула на моё вопрошающее, покрытое испариной лицо.
       - Я не из тех женщин, кто готов разрушить чужую семью ради своего счастья. Он женат, и мне, не без труда, конечно, пришлось отказать ему.
       Постояв немного, она собралась уходить из комнаты, но остановилась в дверях и добавила:
       - Я так же не хочу, чтобы вы решили, что я даю вам надежду... Поправляйтесь.
      
      
       Шли дни. Я вскоре встал на ноги и сдружился с Эрнестой Барсанти. Анет я не видел вот уже два дня, но зато, прогуливаясь по городу, встретил господина N и его племянника. Они остановились в отеле, находившемся в двух кварталах от нашего вглубь города.
      
      
       Было чудесное летнее утро, солнце светило ярко, но ещё не жгло кожу, я вышел на террасу и увидел там прекрасную брюнетку в розовой шёлковой блузке, сидящую у столика с видом на море. Я подсел к ней.
      
      
       - Как ваше настроение, Анет?
       - Превосходное, как и этот день. А ваше?
       - Хорошее. Вы не поверите, кого я вчера вечером встретил!
       - Должно быть старого приятеля?
       - Ах, вы угадали лишь от того, что я весь свечусь от радости!
       - Что ж, встреча с другом в дальнем краю подобна долгожданному дождю.
       - Как вы точно подметили!
      
      
       Я перевёл взгляд и увидел господина N. Он вошёл на террасу, как раз когда Анет повернула голову. Она тут же вскочила из-за стола и вскрикнула. На лице господина N изобразились секундный ужас и досада, после чего он процедил сквозь зубы:
      
      
       - Александра! Не ожидал тебя здесь увидеть.
       - Александра? Анет, о чём он говорит? - непонимающе спросил я.
       - Да, Александра, может прояснишь нам ситуацию? - ядовито проговорил господин N.
       - Я ничего не собираюсь объяснять тебе. - Анет сделала особый акцент на слове тебе.
      
      
       Она взяла меня за локоть и потянула за собой. Мы зашли внутрь гостиницы и свернули направо. Господин N что-то кричал позади, но Анет и не думала останавливаться. Она провела меня, видимо, к какой-то боковой лестнице, и, поднявшись на второй этаж, мы зашли в дверь которую Анна тут же захлопнула.
      
      
       Я оглядел номер. Он был такого же размера как и мой, но интерьер довольно сильно отличался. В комнатах преобладали белый и светло-голубой цвета, вместо чёрной мебели везде стояла светло-бежевая, а на стенах висели "Рождение Венеры" и несколько светлых пейзажей. В кресле в углу сидел юноша двадцати лет с идеально уложенными чёрными волосами, точёными чертами лица, загорелой кожей и в дорогом костюме. От него приятно пахло лавандой. Он читал газету.
      
       - Саша? - спросил я.
       - Витя, - сказала Анет, - а меня зовут Александра. Твой отец здесь, - обратилась она к юноше.
       - Я уже знаю. Видел его в окно. - Виктор отложил газету и отпил кофе из чашки.
       Анет вновь обратилась ко мне:
       - Константин Михайлович, простите, что вы были обмануты мною, просто в нашем случае нельзя рисковать.
       - Рисковать чем? - воскликнул я.
       - Видите ли, тот человек, господин N, был моим мужем.
       - Значит вы, - я обратился к юноше - Виктор, непутевый сын, а вы, - я обернулся к, до недавнего времени Анет, теперь Александре, - его нехорошая жена?
       -Это кто ещё непутёвый и нехороший! - рассмеялся Виктор.
      
      
       ГЛАВА 9
      
      
       От автора
      
      
       Что же случилось дальше? Виктор рассказал Константину Михайловичу о своём детстве, проведённом с господином N. Его мать не смогла долго слушать его воспоминания и вышла на балкон. Виктор передал Орлову маленький красный блокнот и ниже приведён его текст:
      
      
       Путевой блокнот Виктора Оболенского.
      
      
       29 июня. Приехал в Краков от бабушки. Не хотелось расставаться со старыми друзьями и рулетами из пекарни, но не было другого выхода.
       Мама хочет меня видеть и, наверняка, будет просить не вступать с отцом в распри. Мне невыносимо его присутствие, и, да простит меня бог, сам запах этого человека делает во мне перемену настроения и вызывает приступ неконтролируемого гнева. Он деспот, тиран, и самый последний негодяй, который без тени стыда играет на чувствах моей матери. Я непреклонен в своём решении и ни одна живая душа не сумеет поколебать моего мнения, даже чистая и наивная Её душа.
      
      
       30 июня. Прибыл отец. Несмотря на преклонный возраст, он всё цветёт и благоухает, подобно университетскому мальчику. Его сопровождает этот мерзкий тип, кажется, Иван. Кем теперь этот старик во возомнил себя? Дон Кихотом? Завтра пойдёт сражаться с мельницами? Решил взять на себя опеку обездоленного? Что ж, это хорошо, но тогда иди и усынови никому не нужную малютку, но обхаживать семнадцатилетнего лба при живых-то довольно состоятельных родителях? И ладно, если бы Иван был нам родственником или хорошим знакомым, но он неизвестно где его подобрал... А позаботиться о своей жене? Она ведь нездорова последнее время. Он спешит помогать совсем незнакомым людям при том, что близкие его ужасно страдают... Я положительно не знаю, что мне делать, как вести себя, как реагировать. Я знаю только, что положение моё и моей матери таким оставаться дальше не может.
       1 июля. С утра мы были в магазине близ исторического центра, где произошёл случай, из ряда вон выходящий. Отец задумал потащить Ивана с нами. Это по меньшей мере не принято и неприлично. Я не застал начала разговора, но то, что я услышал убило меня. Мама говорила, что вмешиваться в её с отцом отношения Иван не имеет никакого права, а он вместо того, чтобы удалиться, имел наглость учить жизни человека старше себя. Мама потребовала извинений и всё закрутилось, понеслось... В итоге, отец отослал Ивана обратно в Варшаву в свой дом, мама так и не получила извинений, а я ещё больше укрепился в своей ненависти ко всему, что связано с Иваном и отцом.
      
      
       (Следующие записи дневника были промочены солёной водой, отчего разобрать их почти не возможно. Следующая запись предположительно относится к 14 июлю.)
      
      
       14 июля. Мы прибыли в Венецию. Я всегда мечтал побывать здесь, в городе, построенном на воде. Представить только! Ты стоишь на главной площади города, а под нею течёт вода! (следующие три строки размыты) ...омрачил...своим брюзжанием...отказался оплатить поездку по Гранд Каналу ввиду того, что это кажется ему бессмысленным и он боится перевернуться. Вы только вдумайтесь!...(и ещё целая страница гневных восклицаний, кое-где промоченных и повреждённых).
      
      
       Константина Михайловича Орлова поразила такая ненависть Виктора к своему родителю, можно сказать даже испугала. Он для себя решил, что блокнот отражает переживания подростка, и потому имеет множество выдумок и напраслин, отчего и не пресёк своего общения с господином N. Они на следующий же день сидели в кафе, слушали живую музыку и шум прибоя, разговаривали о происшествии в гостинице. Господин N, улыбающийся прекрасный блондин, одаривал своею улыбкой каждого прохожего, томно закрывал глаза и вслушивался в льющиеся со струн гитары музыканта звуки; Константин Михайлович наблюдал его поведение.;Ему казались такими далёкими рассказы Виктора и его матери, но были так близки слова господина N! Он поверил лучезарному блондину, а не насупившемуся брюнету, раздающему свои детские тетрадки кому попало. Константину показалась невероятной сама мысль о том, что такой добрый и хороший господин N мог совершать столько жестокостей по отношению к своим близким; Константин погряз в господине N. И вскоре за это поплатился.
      
      
       Константин Михайлович собирался открыть свой бизнес в Мюнхене - юридическую контору - ему нужен был толковый партнёр по бизнесу. Он тут же предложил дело господину N, который тут же согласился и пообещал гораздо больше, чем просил начинающий предприниматель. Константин уже всё подготовил, потратил весь свой капитал, и даже вынужден был взять ссуду в банке, а господин N в последний момент отказался. Если быть точнее, он не отказался, он просто ничего не сделал; господин N не забирал назад своих обещаний, но и ничего не делал для их исполнения. Самый отвратительный сорт бизнес-партнёров, да и вообще людей в принципе. Константин Михайлович Орлов, конечно, выйдет из затруднительного положения и всё-таки сведёт общение с господином N на нет.
       Александра и её сын Виктор переберутся во Францию, поближе к бабушке. Виктор расширит семейный бизнес, купит дом, но так и не сможет завести семью и детей; жена Андреа вскоре умерла, и через несколько лет
       Александра выходит за господина Барсанти замуж. Что касается господина N, то он умер, ни о ком и ни о чём не тоскуя, в доме Ивана, оставив всё своё состояние сыну. Виктор все деньги пожертвовал в благотворительный фонд.
      
      
       ***
      
      
       Константин Михайлович рассказал детям эту историю неспроста. Джеймс, мальчик, что обижал Джона в школе, был единственным ребёнком в семье. Его отец всегда пропадал на работе, а мать занималась собой. Проказничая в школе, он надеялся привлечь к себе внимание родителей, а когда понял, что ему это не удастся, он пытался самоутвердиться за счёт Джона. Джон поймёт это спустя пару лет. Джеймс и Джон станут лучшими друзьями.
      
      
       Никогда не судите по обложке.

    24


    Рене А. Весёлый Роджер   15k   "Рассказ" Фантастика

      - Всё в порядке, Жак? - участливо поинтересовался Клаус. Настолько участливо, насколько это может сделать робот с ограниченным набором интонационных фильтров.
       - Да... - пробормотал я. - Да, просто здесь совсем не уютно...
       Пару секунд Клаус помедлил.
       - Температура, - лекторским тоном ответил он, - в помещении средняя. И соответствует оптимально комфортной для легко одетого человека. Влажность приемлемая. Освещение пригодно для работы и отдыха. Хотя я могу сделать поярче. Если тебе не хватает люксов, Жак.
       - Я не об этом, Клаус. Ничего не надо. - Я отвернулся к окну, которое до середины залепил снег. Нажал кнопку, из карниза наверху выехала щётка и счистила его в одно мгновение. Только обзор от этого лучше не стал, метель и сумерки поглощали всё дальше трёх метров от стекла.
       Робот не уходил. Он замер рядом, и, как мне казалось, тревожно наблюдал за мной. Однако услужливо-механический голос разрушил мои минутные иллюзии:
       - Приготовить тебе кофе?
       Клаус не мог понять, что со мной происходит, ведь его сканеры наверняка показывали норму по всем моим физическим показателям.
       - Да, пожалуйста, - мне нравилось разговаривать с роботом, как с человеком, хотя можно было просто командовать.
       Он, в конце концов, не безмозглый автомат, а полноценный искусственный интеллект. Мой напарник. Помощник, союзник и защитник. Полновластный домоправитель нашего исследовательского бота. Единственный реальный собеседник на долгие месяцы в этой пустыне.
      
       Ради справедливости надо отметить, что я каждый вечер связываюсь с шлифующей орбиту Пенелопой, отправляю отчёт для Центра. Пенелопа - интеллект старбота, доставившего нас сюда. Весь его экипаж на данный момент - координатор Николь, но услышать её голос отсюда не получится, все сообщения будут преобразованы и переданы приятным контральто Пенелопы. Поэтому, когда Николь говорит, она всегда добавляет в конце фразы своё имя. А Пенелопа ничего не добавляет. Я даже и не знаю, кто из этих двоих там, наверху, сейчас главный. Но это не важно для меня, когда я слышу их обеих в едином голосе. Жаль, лишь на несколько минут в день, пока отправляю свои отчёты и принимаю директивы из Центра.
       Есть ещё третий член команды, Лео. Он бороздит параллели планетки, в то время как я занят меридианами. Нам не приходит в голову связываться друг с другом, слишком энергозатратно и трудоёмко. Хотя при необходимости, с помощью Пенелопы, мы смогли бы это организовать. Только не надо нам таких необходимостей, пусть всё пройдёт по плану в оставшиеся тридцать дней.
      
       Я глазел на атакующие иллюминатор острые снежинки. Мысли из ниоткуда подбирались к моей голове, тяжело переваливали её, как неизбежное препятствие, и уползали дальше, куда-то в снежную канитель.
       Через пару минут Клаус вернулся с дымящейся чашкой, передал её мне, но укатывать не спешил.
       - Ты угадал, приятель, - я втянул носом аромат и улыбнулся. - Теперь гораздо уютней.
       - Значит, кофе - это уютно? - мигнул визуальным анализатором Клаус, наверняка открывая какую-нибудь подпапку с названием "люди" и готовясь сохранять ценные сведения.
       Всё ещё испытывая благодарность за горячий напиток, я снисходительно кивнул.
       - И не только кофе.
       - А что ещё?
       Иногда роботы, как дети. Задают вопросы и задают, пока не остановишь. Да и с первого раза остановить не всегда получается. Они вполне могут ответить: "Мне нужна эта информация, человек, чтобы в дальнейшем оптимально обеспечивать твой комфорт/работоспособность/безопасность." и продолжить натиск.
       Я хотел сказать, что "уютно" значит приятно, удобно, мягко... Но такая ли информация была нужна его электронным мозгам? Конечно, она в нём есть. Мой железный друг способен хоть сейчас выдать полный лингвистический анализ этого слова; и всё же он пытался узнать что-то ещё.
       Я решил подойти к объяснению творчески. Благо, чашка кофе в руках располагала к образному мышлению.
       - Шуршание закипающего на кухне чайника тёмным осенним утром - это уютно.
       Я был доволен примером, для меня он расцвёл целым букетом ощущений от тёплого мягкого света в квартире до пушистых просторных тапочек на ногах.
       Клаус терпеливо ждал, пока я понежусь в воспоминаниях.
       - Уютно, это расплывающиеся в тумане оранжевые пятна фонарей в синих октябрьских сумерках, когда смотришь на них из окна. - поделился я следующей ассоциацией.
       - А если смотреть не из окна, это уютно?
       - Нет, Клаус. Это не то.
       - То есть тело человека должно быть в безопасности и тепле?
       Я задумался.
       Мне в голову приходили десятки объяснений по теме, вполне разумных и логичных, но они как будто были о чём-то другом, не том, что я старался передать. Теперь я не знал, как продолжать.
       Клаус сделал это за меня:
       - Человек должен чувствовать себя в безопасности и ощущать комфорт, но понимать, что может быть и иначе?
      
       Только он от этого "иначе" заботливо ограждён... А ведь робот на верном пути.
       - Ты задал мне задачку, Клаус, и сам же её решил, - рассмеялся я.
       - Тогда почему ты сказал, что здесь не уютно? Тебе хотелось кофе?
       Вот железяка. Везде ему подавай причинно-следственные связи.
       Я удивлённо всмотрелся в гущу на дне чашки. Кофе пить было уютно; а здесь - неуютно всё равно. "Здесь" - это в бронированном исследовательском боте со всеми удобствами, противопоставленном безжизненной обледенелой планетке.
       Мне самому стало интересно, какой аргумент я изобрету в своё оправдание.
       - Да, в боте тепло, сухо, светло, сытно и безопасно... В то время, как снаружи минус пятьдесят и вьюга воет. Комфортно у нас... Но не душевно. - Меня осенило: - А уют - это душевность.
       - Душевность - это уют? - переспросил Клаус. И я понял, что угодил в западню.
       Пора выбираться из нашей дискуссии, желательно просто и элегантно, а то запутаюсь сам и роботу окажу медвежью услугу.
       - Приятель, они близки по значениям, но употребляются в разных ситуациях, вот и всё. Например, уютные тапочки, но душевная беседа.
       Я вручил роботу чашку, надеясь, что он умчится её мыть. Уже прошёл настрой фантазировать.
       Однако Клаус разошёлся:
       - Душевная беседа?
       - Это... когда два человека разговаривают по душам.
       - А три?
       - Уже сложнее, но бывает. И в больших компаниях бывает душевно.
       Я стал подбирать эпитеты, чтобы описать посиделки в "душевной компании", но Клаус спросил:
       - А человек и робот?
       - Что? - не сообразил я.
       - Мы с тобой можем говорить душевно?
       Слова в голове, почти собранные в правильное предложение, рассыпались, как бисер.
       - Приватность - присутствует. Интимность - присутствует, - настаивал Клаус.
       Пытается уяснить через синонимы. Я, кажется, понял, как выкрутиться.
       - Все наши беседы записываются на специальный блок. Маленький чёрный ящик, и он хранится в тебе. Ты забыл? - я, конечно, знал, что роботы ничего не забывают.
       - Нет, Жак, - послушно ответил Клаус.
       Как может быть уютно с собеседником, который не улавливает иронии? Но робот упрямо продолжал:
       - И дело только в этом? Запись прослушают только в случае...
       Он умолк. Сработала автоматическая программа, блокирующая праздное упоминание возможных негативных последствий для экипажа. Таких, как гибель и помешательство.
       - Тебе со мной уютно? - Клаус решил вернуться к пройденному, чтобы выбраться из тупика
       - Как с чайником, - отшутился я.
       - Он уютен, потому что содержит кипяток, который согреет человека, - рассудил робот.
       Это совершенно бесстрастное логическое построение отчего-то вызвало у меня укол совести. Как будто обвинение в корыстном подходе к отношениям. Какие, в бездну, отношения?! Я на борту один, и у меня есть помощник-робот.
       - То есть, в Клаусе у нас теперь кипяток?- язвительно спросил я, чтобы хоть что-то спросить именно этим тоном.
       - Жак, ты знаешь ответ. - отрешённо проговорил Клаус. Неужели он подключил чёртовы детекторы лжи?
       Все мои физические показатели костюм транслирует ему, так как считается, что человек не в силах постоянно и объективно проследить за своим состоянием. А робот - может.
       Мой робот давно научился с помощью этих штук определять не только ложь или самочувствие, но и настроение.
       - Жак, не сердись, - голос Клауса зазвучал миролюбиво, приятный баритон добродушного земного парня. - Давай закроем эту тему.
       Так-то, понял, что не туда влез, бездушная машина. Я махнул рукой, что значило "Давно пора, и я сейчас больше не хочу ни о чём говорить. Вообще." Встал и направился к пульту снимать показания.
       И тем не менее, я говорил. Мысленно, сам с собой. Я прокручивал в голове все доводы, которые не озвучил Клаусу, и они казались то важными, то ничтожными. Забыть о разговоре не получалось даже за кропотливой работой по сверке данных с панелей. Я просто должен был высказаться вслух, чтобы успокоиться.
       И такая возможность представилась мне не раз. Я говорил - Клаус слушал; Клаус спрашивал - я говорил.
       Больше нечем было заняться в этой сумеречной пустыне. Мы изо дня в день брали пробы почвы и сканировали поверхность на предмет наличия полезных ископаемых. Но занимаются этим по факту - машины. Контролирует их Клаус. Я, как представитель человеческой расы, благосклонно за всем наблюдаю.
       В наше время никто уже не верит в неведомые сущности, неожиданно убивающие астронавтов в ледяных пустынях. Если на планете жизни нет, значит её нет. И если с техникой всё в порядке, то вероятность успеха стопроцентная. А для порядка техники и предназначены роботы. Заодно и для обслуги, и для общения.
       Человек же прилагается для принятия волевых решений; а в таких занудных походах, как наш, - для галочки.
       В этом рейде я нарассуждал на доктора философии, не меньше. Умный компьютер всегда знал, как поддержать разговор, а когда лучше аккуратно свернуть.
      
       Экспедиция прошла на редкость чётко и скучно. Мы с Клаусом обернулись на неделю быстрее запланированного и теперь бездельничали на орбите. Пенелопа и Николь радушно встретили нас и тут же занялись обработкой привезённых образцов и данных, что мы не передали по каналу связи. Координатор не вылезала из бортовой лаборатории, контролируя неутомимые машины.
       Нам всё было некогда как следует поболтать. К тому же, обсуждать подробности экспедиции и расслабляться до возвращения всех товарищей среди исследователей считалось дурным тоном. Дурным тоном и плохой приметой.
       Поэтому мы молчаливо дождались, пока коллега продерётся к нам сквозь колючие льды. Он тоже справился быстро, ещё через пару дней мы наконец собрались в общей каюте за праздничным ужином.
      
       Лео не рассказывал, а задорно разыгрывал по ролям сценку в свойственной ему эмоциональной манере:
       - Поднимаемся мы на бархан, готовые лениво за него перевалить и двигать дальше. Всё равно весь маршрут одно и то же. И вдруг - тормозим бот. По курсу озеро, а на нём россыпь аккуратных кругляшков одинаковых. Снимаем с увеличением - никак проруби, или полыньи во льду! Из иллюминатора выглядят, словно в нескольких местах пятицентовик нагретый приложили. Я эдак задумчиво рассматриваю и говорю:
       - Что ты об этом думаешь, Роджер?
       А эта железка, - Лео ткнул большим пальцем в сторону своего робота, - с видом эксперта мне отвечает:
       - Похоже, здесь удили рыбу.
       Лео ещё несколько секунд пытался делать чопорное лицо, а потом буквально взорвался хохотом.
       - Удили рыбу... Здесь... - он хлопал ладонью по столу, отдуваясь.
       Николь звонко смеялась, и я тоже чувствовал эмоциональный подъём. Встреча с командой после месяцев одиночества вызывает неловкость только в первый момент, а потом невероятная радость охватывает и окрыляет. Если ваш напарник Лео, то уж точно. Его история про трёхмесячный вояж по замороженной пустыне переливалась байками и курьёзами, которыми он осыпал нас с Николь, пока не устал.
       И славный ИИ Роджер играл в этих весёлых сценках далеко не последнюю роль.
       Мой Клаус показался бы страшным занудой, возьмись я пересказывать наши досужие разговоры.
       Почему так, они ведь из одной партии? А все роботы единой серии выходят с конвейера одинаковыми. У них нет личности. Есть только логика, память и обучаемость.
       Впрочем, ответ известен. Однажды в роботостроении едва не случился фуррор. Хозяева стали замечать у своих подопечных разнообразные способности. Но недолгое наблюдение развеяло романтику этого открытия. Люди, сами не сознавая, создавали доминанты в мышлении роботов, просто перегружая их запросами по определённой сфере. Формировался "характер" ИИ, отражающий информационные потребности владельцев.
       Под влиянием весельчака Лео Роджер вполне мог выработать стратегию ответов, напоминающую юмор. Например, следует сказать правдоподобную нелепицу, что-то подходящее к ситуации, но явно не здесь и не сейчас, чтобы порадовать человека.
      
       - Ну а вы как провели этот замечательный уик-энд, Жак? - поинтересовался Лео, принимая чашку горячего шоколада из "рук" заботливого Роджера.
       - Как мы провели наш уик-энд, Клаус? - переадресовал вопрос я.
       - Прекрасно. Мы работали, Жак грустил.
       - Грустил?! - проревел Лео. - Как ты мог, коллега, грустить на столь чудесном курорте? А ты, консерва, почему друга не развлекал? - эта претензия была уже к роботу.
       - Развлекал, - отмахнулся я. - Успокойся.
       - В другой раз возьмёшь моего шутника, с ним не соскучишься! - напарник одобрительно хлопнул своего компаньона по корпусу. - Полетишь с Жаком, Роджер?
       - Как решит командир, - отозвался тот.
       - Ну вот. А Клауса я возьму на перевоспитание. - Лео положил обе руки на стол, как делал всегда, заканчивая обсуждение. И я понял, что он говорит серьёзно.
       - Спасибо, друг, но шутника оставь себе. - мягко ответил я. - Со мной пойдёт Клаус, и только Клаус.
       Брови напарника удивлённо поползли вверх, но голос подал вовсе не он.
       - Почему? - тихо спросил мой робот.
       Я перевёл смеющийся взгляд с Лео на Клауса, потом обратно. Немного помолчал, подумал и всё же произнёс это вслух:
       - Потому что мне так уютно.
       ~конец~

    25


    Клюкин П.В. Первый день в Новом Городе   11k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" История


       Клюкин Павел Владимирович
      
       Первый день в Новом городе
      
       0x01 graphic
      
       Каменная громада воротной башни осталась позади, и Мотря, ни разу в жизни не бывавшая нигде дальше соседнего села, восхищенно ойкнула - Новгород открылся перед въезжающими во всем великолепии. Церкви, терема, лавки, все в несколько этажей и повсюду люди - целые толпы народа, так что с непривычки даже пошла кругом голова. Один проулок, другой и возница попридержал лошадку:
       - Вон, третьи ворота, шорная лавка, как твой дед сказывал. А обратно любого спросишь как на Городец-то...
       - Я запомнила дорогу,- девочка ловко соскочила с телеги,- спасибо.
       - Беги, беги,- усмехнувшись и проводив взглядом шуструю пигалицу, он тронул кобылку, уже успевшую отхватить клок сена со встречного воза.- но, но, пошла.
       На стук в ворота выглянул невысокий парнишка, чуть старше Мотри и с недоумением уставился на восьмилетнюю нарушительницу покоя:
       - Чего тебе?
       - Кондрат Силыч тута живет? Грамотка для него...
       - Не Кондрат, а Кондратий! - важно поправил мальчишка, покосившись на бедную шубейку говорившей.- Передай мне, я вручу непременно.
       - Мне сказано в самые руки отдать,- уперлась Мотря,- пускай давай.
       - Нету хозяина, он на торг с утра ушел. Коли нужен, то стой у ворот, да жди, не боярыня, чать!
       - Да я, может, у татарского царевича служу!
       - Иди-ка лучше подобру-поздорову, пока собак не спустил!
       Калитка перед носом посланницы захлопнулась и на дворе взаправду громыхнула раз, другой тяжелая цепь. Перепуганная Мотря припустила со всех ног по переулку, стремглав вылетела на оживленную улицу и чуть не угодила под копыта жеребца. Хорошо хоть всадник успел осадить коня сильной рукой. Потом вгляделся в виновницу переполоха и соскочил на дубовую мостовую:
       - А ты как здесь?
       - Ой, дядька Озгенович,- обрадовано затараторила малявка, узнав старшого охраны,- меня деда к шорнику послал, а того нет, а меня не пустили...
       - Эй, Семен,- окликнул спрыгнувший одного из своих спутников,- нам ведь упряжь тоже нужна?
       - И седла, что давеча взяли, тоже подправить не мешает.
       - Ну, вот, и ладно! Веди давай!
      
       0x01 graphic
      
       Ощущая за спиной столь могучую поддержку, Мотря бегом вернулась к негостеприимным воротам и что есть силы заколотила по резным доскам.
       - Мне взаправду что ли собак...- давешний парнишка, выскочивший было отогнать озорницу, замер с открытым ртом, уставившись на подходившего татарина в богатом праздничном охабне. Довольная Мотря не сдержалась и показала обидчику язык, на что, впрочем, тот не обратил внимания, разглядывая красавцев-жеребцов.
       - Хозяин где твой?
       - Кондратий Силыч в торг пошел, но я сейчас...- мальчишка стремглав скрылся и спустя несколько мгновений ворота распахнулись. Открывший - высокий худой мастер в кожаном переднике - сделал приглашающий жест: "Заходите, мол!" и не успели трое дружинников привязать коней, как из дома уже вынесли поднос с четырьмя кружками горячего сбитня.
       - Михрютка, беги в лавку Ермила-кожемяки, одна нога здесь, другая там,- мастер забрал пустой поднос из рук парня,- а мы пока о деле поговорим, да наш товар посмотрим.
       - А мне можно тоже сбегать? - Мотря махом допила горячий напиток и умоляюще уставилась на старшего дружинника.- Ну, пожалуйста...
       - Поглядеть охота на город? - понятливо прищурился тот, знаком остановил собравшегося было бежать мальчишку и полез в калиту на поясе.- Как хозяина позовете, доведешь ее до самого Городца. Там, где наместник великокняжеский. Понял ли?
       Сверкнула щербатая улыбка, парнишка ловко поймал кинутую денежку и протянул руку девчонке:
       - Айда за мной!
       - Слушай, а чего тебя михрюткой кличут?- пробежав пол-улицы, Мотря запыхалась и перешла на шаг, волей-неволей заставив спутника сделать то же самое.
       - Да по-настоящему меня Михайлой звать, но когда только пришел учеником совсем неловким был, все из рук валилось, вот меня и прозвали... - неохотно пояснил тот и встрепенулся, показывая на небольшой переулок,- почти пришли, вон туда нам, где коробейник.
       Чуть в стороне от кожевенной лавки шумела толпа. Молодец, торгующий в разнос, бойко зазывал прохожих:
       - У нашего Якова
       Товару всякого:
       Шпильки, булавки,
       Чирьи, бородавки,
       Нитки, катушки,
       Пустые кадушки,
       Мелкие гвоздочки,
       Красные платочки.
       Для девиц есть гребешки
       Покупайте, старички!
       К нему подходили, перешучивались, кто покупая, а кто просто ради возможности перекинуться словцом.
       - Приглядел что? - Мотря увидела, что Мишка загляделся на продавца, и тихонько толкнула его локтем.- Купляй!
       - Да вишь, я матке денежку хотел...- покраснел парень,- трое нас у нее, а батя на Двину ушел. Я-то у хозяина, а ей тяжко...
       Вышедший шугнуть коробейника - заслоняет вход в лавку, никакой торговли не дождешься! - приказчик прервал их разговор.
       - А, Михрюта, чего здесь?
       - Кондратий Силыч больно нужон. Богатый гость у нас, - в сознании своей важной миссии тот увлек Мотрю мимо посторонившегося приказчика и уже в лавке повторил все осанистому высокому мужику, что все никак не мог оторваться от вороха кож и прибавил, вытолкнув спутницу вперед,- Вот она про его лучше скажет.
       - То ближник великокняжеский, с грамотой в Новгород послан, - горохом посыпались девчоночьи слова,- а нас с дедой от монастыря откупил, чтобы за конями глядеть. Да вот и грамотка дедова...
       - И каков он нравом-то? - Кондратий принял бересту, но читать не стал, решив сначала порасспросить посланницу.
       - Строгий. Служба превыше всего. И непременно чтоб по его было. Но если удоволишь, то внакладе нипочем не оставит,- Мотря смущенно потупилась, уж больно непривычно долгую речь пришлось ей держать перед незнакомыми взрослыми мужиками. Впрочем, слушали ее вполне серьезно и уважительно.
       - Во, слыхал, Ермил? - шорник повернулся к хозяину лавки,- рази ж можно мне в грязь лицом ударить? Из самой Москвы! Какая о моей работе слава-то пойдет?!
       Он в негодовании шмякнул ворох об пол:
       - Квасят шкуры так, что вскорости кожа трескается. А позор да протори мне?! И больше ихний товар не показывай даже! Не кожевники это, а кошкодралы!
       - Ну, будет, будет, тебе, Кондрат,- примирительно прогудел хозяин, поднимаясь во весь свой могучий рост.- Завтра сам тебе наипервейший товар привезу, не прогадаешь. Поспешай лучше, чтобы ближник князев не снедовольничал.
       Махнув рукой на прощание, шорник с ребятишками вышел на улицу, понимающе выслушал сбивчивые михрюткины объяснения о поручении проводить и распрощался с девочкой как со взрослой:
       - Проводит он тебя, не заблудишься. Деду от меня поклон передавай. Как подберу, что потребно, так и буду враз, не умедлю нисколько.
       Обратно шли медленно и другим, кружным путем - Мотре хотелось получше рассмотреть церкви и терема, что красовались то тут, то там, а парнишка, видно, придерживался каких-то своих особых планов. Впрочем, эти планы быстро выяснились, когда они проходили мимо очередного переулочка. Показав на неказистый домишко, примостившийся в глубине, Мишка смущенно пробормотал:
       - Давай, к нам домой забежим, ненадолго...
      
       0x01 graphic
      
       Едва они вошли на двор, как нос к носу столкнулись с девчонкой, мотриной ровесницей, тащившей большую охапку сена для коровы. От неожиданной радости та аж выронила свою ношу, но быстро подхватилась и метнулась к дому, крича во все горло:
       - Мам, Мишаня пришел!
       В избе парнишка начал было обстоятельно рассказывать про свои дела, но покосившись на спутницу и вспомнив, что хозяин может наказать за задержку, скороговоркой закончил про поручение. Затем, чуть смущаясь, положил на столешницу подаренную денежку и вытащил из-за пазухи завернутый в тряпицу кусок пирога.
      
       0x01 graphic
      
       - Откуда ж, сынок,- михрюткина мать от неожиданности едва не пролила топленое молоко, которым собиралась напоить гостью.
       - Это мне сегодня татарин евонный подарил,- Мишка отмахнул головой на Мотрю, что с удовольствием пила из большой кружки.
       - Ага,- подтвердила та, вытирая белые следы на губах рукавом,- он великому князю служит, а сюда приехал проверить все ли к встрече готово.
       - Негоже совсем без отдарка-то,- на усталое лицо матери легла тень раздумий, собрав маленькие морщинки на лбу и вокруг глаз. Затем они разгладились и женщина быстро вышла. Хлопнула дверь в сенцах, раздался какой-то шорох и скрип, и вскоре перед Мотрей стоял объемистый туесок.
       - Вот, дочка, передай своему набольшему от нас. Уж пусть не побрезгует, в степи он такой диковинки никогда не пробовал.
       - А что там?
       - Это наш батька в прошлый приезд с Двины привез, ягода северная - морошка. Там летом бескончайный день, оттого она и сладкая такая. И от любой хвори помогает,- она торопливо перекрестила собравшихся в дорогу детей, поправила на Мотре платок и расцеловала сына в обе щеки.
       Выйдя на улицу, девочка подивилась, как быстро летит время. Вроде только утром она поехала в Новгород, а уж короткий октябрьский день перешел на вторую половину. Скоро и вечер. Потому они, не сговариваясь, поспешили на Городец, небольшой укрепленный замок верстах в трех от города. Пока проходили, на землю уж опустились сизые сумерки.
       Доведя спутницу до ворот, Мишка передал ей туесок и, махнув рукой на прощанье, поспешил обратно.
       А Мотря, ответно махнув ему, подхватилась и спустя мгновения, пыхтя от усердия, уже втаскивала свою увесистую ношу в клеть, где поселилась их семейство.
       - Явилась, не запылилась, - снедовольничал Пахом, мастерящий что-то в неровном свете лучины.- Тебя только за смертью посылать.
       - Ой, деда,- туесок был взгроможден на столешню, и Мотря устало присела на лавку, откинувшись к стене,- я тебе такого расскажу...
       - Да ты грамотку передала хоть?- старик, не дождавшись ответа, поднял глаза и усмехнулся.
       Маленькая путешественница спала крепко-крепко, что-то приговаривая себе под нос и улыбаясь во сне...
      
      
      
      

    26


    Энтэр Энтэр-претации   12k   "Сборник рассказов" Проза

      Из цикла "Букварные заметки"
      
      Откуда ноги растут
      
      Жил-был нолик, и жила-была единичка. И вот однажды они встретились.
      - А давай помножимся, - предложил нолик.
      - Ты что? Меня же тогда не станет, - ответила единичка и добавила: - Может лучше сложимся?
      - Тогда не станет меня, - парировал нолик.
      Поразмыслив так еще немного, они пришли к выводу, что делиться, вычитаться, возводиться и извлекаться им тоже не стоит сообща.
      - Что же нам делать? - спросил в отчаянии нолик.
      - А давай просто будем вместе, - предложила единичка.
      И с тех пор они неразлучны. Меняются местами, повторяются, сочетаются, комбинируются. Создают себе подобных, а на свет появляются творения их совместности: тексты, звуки, изображения, видео. И они будут всегда, пока есть нолик, пока есть единичка и пока они вместе.
      
      
      Игры, которые играют в игры
      
      Так уж сложилось, что Х и О вдруг оказались рядом в одно и тоже время, в одном и том же месте. И, чтобы не зачахнуть от скуки, решили они себя немного развлечь.
      Хохо-хохо-хохохо, - громогласно, задиристо и забавно гремели их возгласы при игре в чехарду и в догонялки.
      Охо-охо-охохо, - гулко, заливисто и задорно раздавались их голоса при игре в салки и в прятки.
      За всеми этими незатейливыми шалостями и потехами безучастно наблюдала решетка, как вдруг не выдержала и строго пророкотала: "Эй, вы! Прекратите свое баловство! Хватит из себя тут звуки выдавливать и буквы играть! Вы же всего-навсего - крестик и нолик!"
      
      
      
      Из цикла "По ту сторону измерений"
      
      Тик-так
      
      - Эгегей! - задиристо кричала секундная стрелка минутной, обгоняя ее на новый круг.
      - Ну, ну, ну! - досадливо и угрожающе отвечала ей минутная, при этом ехидно ухмыляясь в предвкушении грядущего опережения часовой.
      - Э-э-эх! - причитала часовая стрелка, в очередной раз пропуская минутную вперед себя.
      - Мдя! - восклицал стабильный неподвижный циферблат, наблюдающий в который раз одну и ту же комедию.
      И только винтик важно помалкивал, определенно зная, что всем от него никуда не деться.
      
      
      RGB
      
      Повздорили однажды два цвета - желтый и пурпурный.
      - Я красивее, - уверенно заявлял желтый цвет.
      - Нет, я краше, - твердо возражал пурпурный.
      Кто знает, как долго бы они еще выясняли отношения, если бы не красный цвет, которому изрядно надоел этот бессмысленный спор, и он ушел, оставив своих приятелей наедине.
      Посмотрели друг на друга новоявленные цвета - зеленый и синий и огорчились. А позже, уняв гордость, гонор и спесь, внезапно подружились.
      Красный же цвет тем временем успокоился и решил вернуться. Но, обнаружив на месте оставленных им друзей какого-то циана, тотчас расстроился.
      Однако и это недолго продлилось, так как новые знакомые так приглянулись друг другу, что решили объединиться и тоже сплотились. И в тот же миг все вокруг побелело, посветлело и успокоилось.
      С тех пор цвета и не ругаются, у них нейтралитет.
      
      
      
      Вне циклов
      
      Он, она, они
      
      Впервые я увидел ее на одном из многочисленных собраний, которые проводили мои собратья. Ее плавные формы и грациозность движений приковали мой взгляд. Она блистала. Не знаю, сколько времени я любовался ею, но внезапно что-то вспыхнуло, потом загремело. Сборище начало редеть, а она закружилась на месте, растерянно озираясь по сторонам. Я вдруг захотел прийти к ней на помощь, защитить ее и поддержать в этой суматохе. Но она резко сорвалась и... полетела. Я застыл в изумлении, наблюдая за ее плавным движением, но меня так сильно тянуло к ней, что буквально мигом позже я уже сам летел за ней. А вернее - падал. Да, мы падали, но в том моем состоянии мне казалось это полетом, легким и воздушным, полным восторженности и вдохновения. Я уже был так близок к ней, мое сердце возбужденно колотилось в груди в предвкушении нашей встречи. Но вот показалась поверхность земли. К моему ужасу я увидел, что она на всей скорости встретилась с грунтом и исчезла из моей видимости. Эта же участь настигла через мгновение и меня самого. Теперь мы пробирались сквозь толщу земной коры куда-то вглубь. Я не видел ее, но чувствовал, что она где-то рядом. Через некоторое время я почувствовал, что меня кто-то увлекает за собой. Немногим позже я понял, что оказался на очередном мероприятии моих собратьев, но уже не там, на небе, а в глубине под землей. Это было какое-то лавинообразное шествие. Беспорядочно вращая головой по сторонам, я взглядом искал ее. Наконец я почувствовал в своем теле приятную дрожь, а мою кожу покрыли многочисленные мурашки. Да, я увидел ее снова. Она была еще прекрасней и красивее, такая чистая и прозрачная, что захватывало дух. Я начал пробираться к ней через толпу. Но движение собратьев все ускорялось, и мне было все труднее преодолеть их сопротивление. Вдруг меня ослепил яркий солнечный свет. Мы вырвались из подземелья и влились в огромное сборище других собратьев, которые исполняли какой-то замысловатый волнообразный танец. Оценив своим взором все это масштабное действие, я с новыми силами стал пробираться к той единственной, так стремительно пленившей мое сердце. Рывок, еще один и вот меня разделял с ней всего один шаг. Я замер на миг, но тотчас же, собравшись, ринулся к ней. Мы слились воедино. Это было блаженство, мы упивались друг другом, и на секунду мне показалось, что мы взмываем к облакам. Позже я понял, что действительно так и было. Я закрыл глаза от удовольствия и почувствовал, что растворяюсь. Я растворялся в ней, а она - во мне. Лучи солнца делали свое дело.
      Я открыл глаза и с удивлением для себя обнаружил, что я сменил пол. Это было странное, но почему-то привычное ощущение. Я увидела свое отражение в одной из окружавших меня сестер. С удовлетворением для себя я отметила, что выгляжу потрясающе и сногсшибательно. Как вдруг почувствовала на себе чей-то проникновенный взгляд. Я мельком взглянула на него и поняла, что он разглядывает меня. Почему-то я засмущалась и почувствовала, как зарделись мои щеки. Нужно было что-то придумать. Захотелось куда-то спрятаться и скрыться от его пристального изучения моей скромной персоны. Я с мольбой в глазах посмотрела на своих сестричек. Им не нужно было слов. Они тотчас же схватились за руки и закружили хоровод, увлекая меня за собой. Внезапно что-то вспыхнуло, а потом загремело. Все ринулись вниз, к земле. А я, покружившись еще немного на месте, устремилась за сестрицами исполнять свой долг. Как и все остальные, как истинная капелька.
      
      
      Льдинка
      
      Представьте себе, что вы очнулись в кромешной тьме, когда вокруг не видно ни зги, и вы даже не можете разглядеть свое тело. Вообразите, что при этом вас окружает давящая тишина и тяжелое безмолвие, когда любое, даже малейшее движение вашего тела отдается предательским гулким эхом в этом мрачном месте. Ощутите, как будто при всем этом вас бьет лихорадочный озноб от жестокого холода, пронизывающего ваше тело. Ужасная ситуация, не правда ли? Именно в такой и оказалась та крохотная и безобидная малютка, о которой я хочу поведать вам, читатель.
      Итак, в одном темном и мрачном месте появилась наша героиня - льдиночка. Первые мгновения своего существования кроха льдинка сладко спала. Но продолжалось это всего ничего, какие-то считанные секунды, так как внезапно малышку охватила жуткая дрожь... Она открыла свои маленькие глазки и с ужасом для себя подумала:
      "Как же здесь холодно...и так темно, так тихо...".
      Бедняжка тряслась от морозного холода все сильнее и сильнее, а ее мысли становились все устрашающее и устрашающее:
      "Я так напугана, мне так страшно, я так боюсь... Что со мной? Где я?"
      Кто знает, как долго бы еще льдинка пребывала в таком состоянии и в неведении, если бы не событие, которое произошло через некоторое время после ее пробуждения. В одном из отдаленных уголков места ее пребывания возник лучик света, который начал постепенно расширяться и озарять ее хмурую темницу. Именно этот лучик и вызвал у льдинки отблеск надежды.
      "Я знаю - меня ведь спасут, выручат, вызволят...", - засуетились мысли в ее головушке.
      А луч тем временем все больше и больше заполнял то огромное помещение, в заточении которого пребывала наша крошка. Через мгновение он уже настолько осветил его, что малышка смогла наконец-то видеть то, что ее окружало. Сначала она с некоторым облегчением разглядела, что находится там не одна, но потом этот миг стремительной и мимолетной радости сменился настороженностью.
      "Льдинки, льдята... Они все спят...", - в панике носились из стороны в сторону ее новые мысли.
      Наша льдинка хотела закричать, чтобы разбудить своих братьев и сестричек по несчастью, но, к сожалению, мороз настолько усердно поработал над ней, что она уже не только не могла раскрыть своего рта, но даже дыхание давалось ей с трудом.
      "Что же делать? Что будет дальше?", - судорожно вскакивали новые вопросы в ее головушке.
      И вот она увидела нечто невообразимое. На горизонте замаячила чья-то гигантская рука. Несуразность этого явления породила новую бурю эмоций у льдинки.
      "Что это такое? Кому принадлежит эта громадина?", - попыталась сообразить наша льдинка, не желая принимать ту парадоксальную и абсурдную для нее ситуацию за правду.
      Между тем, рука плавно, но уверенно приближалась к тому самому месту, в котором находилась льдинка и другие пленники, все еще пребывающие в глубоком сне. Переживания льдинки достигли своего пика, когда рука схватила ее ложе и, сотрясая его на весу, начала перемещать к источнику света. Через какое-то время льдинку ослепило сиянием, которым было наполнено то пространство, где она оказалась. Все вокруг нее было соизмеримо с той рукой, которая так обескуражила ее в момент своего появления.
      "Где я? Что будет дальше?", - взволнованно вспыхивали новые вопросы страдалицы.
      Тем временем появилась вторая огромная рука, которая крепко сжимала острый-преострый гигантский нож. Это оказалось уже выше всяких сил нашей льдинки, и она, то ли от переизбытка волнения, то ли от внезапно охватившего ее резкого тепла помещения, на какое-то время утратила рассудок.
      Никто не может с точностью сказать - сколь долго она была в беспамятстве, но достоверно известно, что вывел ее из этого состояния скрежещущий звук и подрагивание ее ложа.
      Открыв глазки, льдинка увидела, что огромная рука, орудуя ножом, извлекает последнего из тех, кто так и не проснулся. Она всхлипнула и отметила, что снова приобрела способность издавать хоть какие-то звуки, однако в тот момент ее больше тревожило иное.
      "Бежать, удирать... Куда? Как?", - сталкивались и смешивались между собой ее отчаянные приказы самой себе и безответные вопросы.
      Но надо отдать должное нашей миниатюрной героине. В одно из подергиваний ее ложа она собралась с силами и вырвалась из его тесных сжимающих объятий.
      Дальше события стали развиваться настолько резво и стремительно, что и описывать их стоит столь же резко и быстро!
      Рывок. Еще один. Льдинка вырывается из оков удерживающего ее ложа. Огромная рука с гигантскими щипцами хватает ее. Мощное сдавливание. Дикая боль. Рука проносит щипцы некоторое расстояние и ослабляет хватку. Щипцы разжимаются - льдинка летит с большой высоты. Падение. Замирание сердца. Удар. Острая боль. Резкий мужской запах. Всплеск незнакомого алкогольного напитка. Нырок. Погружение. Дерзко атакующее тепло. Безжалостно одолевающий жар. Крепкие обволакивающие объятья. Вздрагивание. Волнение. Взмывание вверх. Нарастающая тишина. Дрейфование. Растворение. Покой. Голоса...
      - Хочешь еще немного?
      - Да нет, что ты? Мне достаточно, я и так уже довольна пьяна.
      - Ну, как знаешь, а то там осталось еще немного, могу обновить. Правда, лед закончился.
      - Ты такой милый сегодня. За тебя!
      - И за тебя!
      Дзынь.

    27


    Vi С одной стороны   8k   Оценка:8.73*5   "Рассказ" Мистика


       Как тихо, как спокойно... Пестрят яркие цветы. Всё зелено вокруг. Лишь иногда послышится, как в траве проскочит ящерка. Или с невысокого деревца птички прощебечут - рассказывают мне, крохи, что полдень уже минул. Звуки эти не тревожат неторопливости всего вокруг. Лишь меня сегодня торопят. Неугомонная...
       Пожилой мужчина устало присел на скамеечку - старую, с облупившейся белой краской, вытер со лба капли пота краем выцветшей футболки. Жарко сегодня... С укоризной посмотрел на солнце. Оно проигнорировало взгляд, всё так же даруя неблагодарным людям своё тепло.
       - Дай передохнуть чуток...
       Мужчина с оханьем наклонился, бережно придерживая рукой суконную армейскую сумку защитного цвета. Другой рукой повыбирал забившиеся в сандалии сухие колоски.
       - Ты, это... Как там?..
       - Хороший вопрос...
       - Прости, дочка. Прости, старика...
       - Я тебе не дочка...
       - Дитя неразумное ты. Все под Господом... Всяко повидал, но такое... Это ж как любишь-то ты его, коли такое учинила.
       - Люблю, люблю. Не рассиживайся...
       - Да-да, пойдём, ужо...
       Старик всматривался, кряхтел. Далёко всё ж. Давненько тут не бывал. Видно, заблаговременно кто-то позаботился. А то сейчас всё больше рядом со службой. Удобнее. Хотя... С каждым днём и этих, что поближе, становится больше. А быват, вот так и иду, ищу по номерам. Показываю. Всё учтено, вроде, но на плане - одно, а добраться, найти... Где всё свежо, ухожено. Розы, фиалки, пионы. Пихточка. Вьюнок. И всё словно дышит... Где холодный и пыльный мрамор. Лишь бы отделаться - ухода большого не требует. Не хотел бы так... Словно давит. Но хоть так... Где-то не то, что номер различить, не осталось на табличке и имени. Лишь бурьян пожухлый да ржавый крест. Постоишь, повздыхаешь. Прочтёшь имя вслух из списка. Всё вспомнил кто...
       - Кажись, пришли. Проверю счас... И фотографию поставили. Твой, что ли?
       - Снова...
       - Да откуда же знать-то, тьху, видишь али нет...
       - Не вижу. С тобой вот только болтаю. Быстрее же...
       Оглянулся по сторонам. Достал из сумки сапёрную лопатку. Обычная тяжеловата, эта в самый раз. Отодвинул ещё не успевшие завянуть цветы. Комья земли скатились вниз по холмику. Вначале - сухие, затем свежие, чёрные, маслянистые... Можно ж и не сильно глубоко. Кому ещё в голову придёт такое? Ну, пусть чуть глубже, вернее будет...
       Могила безропотно приняла второго жильца. В самой простой погребальной урне.
      

    ***

      
       - Кто? Кто здесь? - этот мужской, с мягкой хрипотцой голос... весьма приятен... но не сейчас. Голос совершенно незнаком. Мгновенный испуг, отчаянье...
       - Этого не может быть...
       - Потрудитесь объясниться, леди. Мужчины, считаю, при любой ситуации должны оставаться трезвомыслящими. Кхм, и всё же лично мне вполне хватило событий нескольких последних дней. Итак?
       - Но ведь имя, фамилия... И в газете написано... А до этого не отвечал мобильник... Это ты кто такой?!
       - По-моему, это вы у меня в гостях. И на ты мы не переходили. Впрочем, если вы настаиваете... Вообще-то, у меня заказана отдельная жилплощадь. Так каким же образом вы... ты тут оказалась?
       В ответ послышались рыдания.
       - Я бы, конечно, обязательно подал бы вам... тебе платок.
       Рыдания лишь усилились.
       - Может... обнял бы...- в мужском голосе послышались смущённые нотки. Рыдания начали стихать, сменяясь всхлипываниями.
       - Раз уж мы здесь, - продолжил мужской голос, - И вместе... Расскажите, что произошло?
       - Хорошо. В общем... Знаете, когда подруги одна за одной замуж повыскакивали... А я всё одна. Вот, как-то не сложилось, понимаете? Годы идут... Однажды я познакомилась с мужчиной. Забавно вышло - сломала каблук прям посреди дороги. Тот человек предложил меня подвезти.
       - Позволь, догадаюсь. Женат и дети?
       - Угу. И я решила... решила пойти к колдуну. По объявлению в газете.
       - Замечу - не самое мудрое решение...
       Всхлипывания усилились.
       - Попросила любовное зелье? - голос старательно прятал иронию за сочувствием.
       - Угу.
       - А... тот колдун. Не угощал тебя? Чай? Кофе?
       - Д-да. Кофе. А откуда?..
       - Подобные колдуны не будут полагаться только на слабоволие пришедших к ним.
       - Это не колдун! Как же можно так обманывать доверчивых людей?!
       - На этом месте я бы удивлённо поднял бровь. Во-первых, напомню, что вы к нему пришли за зельем вовсе не с добрыми помыслами, зная о чужой семье. Во-вторых, говоря "колдун", я не иронизировал. Похоже, они обладают познаниями, не доступными обычным людям... Так что же дальше?
       - Дальше... Узнала, что тот человек, ты, ну, что с твоим именем и фамилией, умер. И словно с ума сошла...
       - Хм. Странное совпадение имени и фамилии... Хотя, вы же не требовали у него паспорт.
       - Оформила дарственную на квартиру...
       - А связи у колдунов в этом мире хорошо налажены. Я здесь только третий день...
       - Всё было как в тумане... Он сказал: "Живой, что в сорока шагах от тебя, не откажет в просьбе. Но только за три дня после похорон, невенчанная, сможешь навеки стать женой". Вот и подписала все документы...
       - То есть, таким образом разрушили бы обеты...
       - Словно с ума сошла... - повторил женский голос.
       - Вы уже не контролировали свои действия. Здесь нет вашей вины. Предполагаю, колдун даже оправдывает себя. Ведь с одной стороны, рушит семейные узы. С другой - любовь ведь... Любовь.
       - Любовь?.. - послышался вздох. - Да не было никакой любви. Зависть. Желание и себе... счастья... А если б и была? Не отвечайте, прошу. Всё равно ничего не исправить...
      

    ***

      
       Ощущения... Подушечками пальцев, локтями... Что-то гладкое... Но важно ли - что?! Главное - ощущения, они есть! Зоя не могла в это поверить. Открыла глаза. Глаза! Огляделась. Лежит на чёрном кожаном диване, в комнате у колдуна.
       - Сон... Страшный сон...
       - Не совсем сон, барышня. Погружение в тонкие сферы.
       - А он? Он тоже жив? Скажите же!
       - Жив, в приёмной ваш детектив. Ну и закрутили вы тут все кино... Я согласился показать методы своей работы. Но что при этом выйдет такое наложение... Одно дело поработать с сознанием слабовольного человека - убедить его в том, что прибегая к зельям, заклятиям, то есть обращаясь к способам влияния на существующее положение вещей, счастье всё равно не обретёшь. И совсем другое, когда вмешивается доброволец со столь явно выраженными способностями к художественному воображению. А старик откуда?! Всё, ребята. Эта ваша кинолента через меня же и проходила. Хорошо, что довольно быстро сообразил что к чему, первым сумел прийти в себя и вас вытащить.
       - А Михаил... тот, что детектив...
       - Да не женат он, не женат! И зовут его, кстати, Дмитрий.
      

    ***

       Как тихо, как спокойно... Порой я иду, вглядываюсь в фотографии и выдумываю истории... Истории разные. Счастливые и грустные. Да как наша жизнь. И кто знает, что из моих рассказов выдумка и пример для размышлений и оглядки на себя, а что печальная и ужасная правда...
      
      

    28


    Динозавров С. Исповедь   18k   "Рассказ" Проза

      Исповедь
      
      Умри, сволочь
      Палец плавно давит на спусковой крючок.
      Выстрел. Рука ощущает едва заметную отдачу.
      Несколько мгновений я стою, не шевелясь. Слушаю.
      Все в порядке.
      Подхожу к столу, вынимаю из пистолета обойму, оттягиваю ствол и спускаю курок. Сухо щелкает боек. Убедившись, таким образом, что оружие разряжено, прячу пистолет в кобуру.
      Сажусь на табурет и жду, пока в соседней комнате, куда ведет амбразура, через которую я только что выстрелил, закончат с формальностями. Сам я не хочу входить туда, в комнату без окон, где на полу толстым слоем лежат опилки. Словно на цирковом манеже.
      Неплохое сравнение. Только это - юмор висельников.
      Входит Старший. В руках у него армейская фляжка и пара кружек.
      - Закрой, - говорит он и кивает на окошко-амбразуру.
      Сам он ничего тут не трогает. И правильно - здесь мое рабочее место, я здесь хозяин.
      Захлопываю откидной ставень, удерживаемый железной цепочкой, подхожу к умывальнику и долго мою руки с мылом. Это давняя привычка. Ничего не могу с собой поделать: после акции мне непременно требуется помыть руки.
      Старший наливает в кружки, и предупреждает: 'Чистый'. Мы доливаем спирт водой, ждем пару минут, чтобы растворился, как следует; выпиваем, молча, не чокаясь. Как на поминках.
      Старший закуривает. А я некурящий: просто сижу. Думаю, вспоминаю.
      
      Пацаном я любил лазить по подвалам, в компании таких же сорванцов. Помню, мы там все что-то искали, клад надеялись откапать, или прятались от взрослых. Потому как, занимались непотребным - курили собранные на улице охнари. Или играли в больницу. С девчонками. Суть этой игры в том, что 'пациент' раздевается перед 'врачом' догола. Кому-то врачом больше нравилось, кому-то пациентом...
      Это до войны еще было. А летом сорок первого, когда начались авианалеты, подвал оборудовали под бомбоубежище. Потом мы уехали в эвакуацию, в Самарканд.
      Там все лето и половину осени можно было купаться в канале - красота! И даже не очень голодно было, хотя буханка хлеба стоила на базаре сто рублей, как и стакан соли. Там я узнал новые слова: арык, урюк, дувал, плов...
      
      Старший наливает по второй.
      - С понедельника - в отпуск. К тестю, в Молдавию едем. А что, тоже неплохо: вино домашнее, фрукты...
      Спирт развязал язык. Старший делает вид, мол, все нипочем. Только ему это плохо удается. Привыкнуть к акциям невозможно.
      Конечно, хочешь, не хочешь, но неизбежно, снова и снова, спрашиваю себя: почему я? И, разумеется, пытаюсь оправдаться перед самим собой: мол, должен же кто-то делать это. Только такой ответ - простая отговорка. Она не срабатывает, и я пытаюсь разобраться, почему этим 'кто-то' стал именно я?
      
      Служить мне пришлось во внутренних войсках.
      В те годы все, как один, хотели попасть на флот. Хоть и служить там на год дольше. Но - престижно. Была такая популярная песня, где 'у нас в поселке, у девчат переполох', потому, что 'на побывку едет молодой моряк'. И ведь так было! А ВэВэ, внутренние войска, не любил никто. Зеки звали нас 'вертухаями', вольные граждане 'церберами', а то и вовсе - 'сторожевыми псами'. И брали во внутренние войска, почему-то, большей частью из Средней Азии: киргизов, узбеков, таджиков. В нашей роте русских, кроме меня, всего двое было, и то, один наполовину татарин.
      Дедовщины тогда еще не было. Ну, скажет 'старик' 'молодому': 'Земеля, будь другом, подшей 'дедушке' подворотничок'. По-доброму попросит, не унижая достоинства 'салабона'. Правда, перед отбоем молодые должны были хором скандировать: 'Дембель стал на день короче, старикам спокойной ночи!'. Традиция такая.
      Но служба, на самом деле собачья - зеков стеречь.. Особенно женщин.
      У баб, оказавшихся за решеткой, что-то с психикой делается такое, что трудно описать словами. Некоторым, как теперь говорят, конкретно крышу сносит. Наружу может вылезти то, что они в себе даже и не подозревали. Особенно по части секса.
      Раз мы этапировали группу зеков. 'Вагонзак', он же 'столыпинский', это вагон без окон, снаружи выглядит как почтовый, внутри все в решетках. Девять купе: четыре для караула, пять для зеков. В крайнем ехали бабы.
      Стою я на посту у выхода, с другой стороны тоже караульный. Глухая ночь, только стук колес, который не замечаешь - слух на него уже не реагирует. И тут шепот: 'Солдат!'. Гляжу - баба с той стороны решетки. Лет так сорока, а может больше, бесформенная вся, ни кожи, ни рожи. Стоит в ночнушке такой, какую зечкам выдают. Шепчет; 'Солдат, хочешь?' Поворачивается, задирает рубашку, наклоняется, и голым задом прижимается к решетке.
      Солдат, конечно, всеяден. Изголодавшись, на любую б..дь кидается, как говорится, 'на все, что шевелится'. Но, так...
      Злость у меня закипела. 'Шум в камере!', - говорю, и толкаю ее в жопу прикладом автомата. Кстати, у нас по уставу, против женщин-заключенных применять оружие нельзя, и когда охраняешь одних баб, автомат не заряжен. В случае необходимости можешь действовать прикладом.
      Баба как заорет: 'Сука! Ублюдок! Чтоб ты здох!', и по матушке меня. Пришлось ее вязать и успокаивать...
      
      Майор Василенко, он же Старший расстрельной команды, опять наливает, достает из кармана сало в целлофановом пакете - закуска. Спирт притупляет чувства. Сразу после акции кусок не полез бы в рот.
      -- Дочку грозят отчислить из института, - делится своей проблемой майор. - Чем они, молодые, думают!? Все есть - только учись. Нет, им гулять охота, хвостами крутить. Я ей говорю, пойдешь на завод, дрянь такая, я не дам тебе на отцовской шее сидеть...
      Я поддакиваю, понимающе. Моя-то доча не стала даже десять классов кончать, поступила в строительный техникум. Ну, какой из нее строитель?! Сын, тот молодец, в военном училище учится, скоро закончит, лейтенантом станет. Меня обойдет - я по званию прапорщик.
      
      Перед увольнением я подал рапорт, что хочу остаться на сверхсрочную. До армии ФЗУ закончил, токарь 3-го разряда. Но ишачить на заводе за 120 рэ в месяц - это не для меня, лучше я за те же деньги старшиной-сверхсрочником буду на всем готовом, да еще левак буду иметь. А работа у старшины такая: до обеда ходишь, смотришь, чего бы стырить, после обеда - на чем увезти.
      Просьбу мою удовлетворили, и я остался, как говорят в армии, 'на макаронку'.
       Вот только служба оказалась совсем не такой, как мне думалось.
      Меня вызвал командир, полковник Негматулин.
      - У тебя хорошие характеристики Потапов. - Это он мне. - В партию думаешь вступать?
      - Так точно,- отвечаю. - А можно уже?
      - Можно. - Негматулин посмотрел куда-то поверх моей головы, продолжил. - Разговор к тебе есть, Потапов. Строго конфиденциальный. Вот тут распишись, что предупрежден об ответственности за разглашение.
      Я, почему-то, сразу догадался, о чем пойдет разговор.
      Слухов и даже легенд о том, как у нас в СССР приводят в исполнение расстрельные приговоры, я знал множество. Приходилось, например, слышать такую версию: приговоренного заводят в специальную комнату, ставят лицом к стене, раздается выстрел... холостым патроном. После этого 'смертника' отвозят на урановый рудник.
      Чепуха, конечно. Расстреливают по-настоящему. Но как это происходит, не говоря уже, кто, конкретно, приводит приговор в исполнение, не знали даже мы, солдаты внутренних войск. Так все строго засекречено.
      Мне дали сутки подумать.
      Я все взвесил, и согласился стать Исполнителем.
      
      Мы с майором Василенко допиваем спирт. Теперь совсем отпустило, можно идти домой. Но мы не торопимся. Хочется еще поговорить, поболтать, так сказать, за жизнь. Шесть лет мы с майором в одной команде, с тех пор, как меня перевели сюда, в 'ВК-1127 ГУФСИН РСФСР', а говоря проще - в местную тюрьму. Это 'спецучереждение' отличается от десятков ему подобных тем, что в нем имеется 'спецблок', где содержатся приговоренные к высшей мере, и где есть 'спецпомещение', в котором приговоры приводятся в исполнение. А до этого я служил в другом подобном 'спецучереждении'.
      
      Я помню каждую акцию, в которой участвовал в качестве Исполнителя. Но первая, конечно, запомнилась особо.
      Полковник Негматулин вручил мне папку с выписками из дела осужденного В - ва, приговоренного нарсудом к высшей мере за убийство, сопряженное с изнасилованием. Верховный суд утвердил приговор. Просьба осужденного о помиловании была отклонена.
      Теперь приговор должен быть приведен в исполнение.
      Мной.
      - Ознакомься с делом, - сказал Негматулин, - и сам назначь дату акции. Только не тяни Коля, - он впервые назвал меня по имени? - даю тебе десять дней сроку. Первый раз нелегко, конечно, но ты должен четко осознавать - ты уничтожаешь мразь, которой не место под солнцем. Это зверь, он изнасиловал и убил женщину. Представь, что на ее месте могла оказаться твоя мать, сестра, любимая...
      Мучился ли я сомнениями? Нет.
      Было ли мне страшно? Да.
      Не знаю, что испытывает приговоренный. Не приведи господь это узнать. Но что испытывает Исполнитель, мне теперь хорошо известно. Но объяснить не смогу. Не найду слов.
      Потом долго в кошмарных снах я буду видеть затылок осужденного, в который целюсь через окошко-амбразуру. И глухой звук выстрела. И едкий запах пороховых газов, в сочетании с запахом крови...
      
      Я и майор Василенко выходим на улицу. Он ловит такси, я иду домой пешком - мне тут недалеко.
      
      С будущей женой я познакомился на свадьбе - двоюродная сестра выходила замуж, а я как раз получил десятидневный отпуск. После первой акции. Приехал навестить родителей. Можно сказать, совершенно случайно попал на эту свадьбу. Там и встретил Ольгу. Не скажу, что прям сразу влюбился - девушка, как девушка, ничего выдающегося. Рыженькая, веснушчатая, полненькая. Лицо мне ее понравилось - милое такое, доброе, открытое. Познакомились. На вопрос о работе ответил, что в армии служу, 'на макаронке' - сверхсрочник. Олю рассмешило слово 'макаронка'.
      Если б она знала...
      Но она, разумеется, не узнала, и никогда не узнает. Надеюсь.
       Потом мы переписывались. Мне пришлось открыть Оле часть правды: написал, что служу во внутренних войсках, стерегу зеков. Она отнеслась спокойно, с пониманием, посочувствовала только - тяжелая, мол, служба и опасная.
      Если б она знала.//
      Через два месяца мы поженились. Мне дали комнату, а через четыре года - квартиру. Родили двоих детей.
      Семья - мой тыл. Мне есть на кого опереться. И есть для кого жить.
      Приходя домой, я стараюсь полностью отключиться от мыслей о работе. Собственно, служба моя ничем не отличается от службы любого сверхсрочника внутренних войск. За исключением одного ее аспекта. Но о нем знают лишь несколько человек: начальник тюрьмы, его зам и члены нашей команды во главе с майором Василенко. Я точно знаю, что есть у нас и другие 'спецгруппы' и другие Исполнители, но кто конкретно - мне неизвестно. Секретность соблюдается строго и работа 'спецгрупп' организована так, что о них известно лишь тем, кому положено.
      Работа расстрельных команд. Звучит как-то... жутковато. Но ведь кто-то должен делать и такую работу. А в команде есть лишь один Исполнитель. Тот, кто нажимает на курок. Обрывает жизнь. Простым движением пальца.
      Мне не известны другие Исполнители. Возможно, среди них есть хладнокровные, нажимающие на спусковой крючок с невозмутимостью механизма. Только я не из таких. Я не могу воспринимать приговоренного к расстрелу, как некую мишень. Чтобы выстрелить в человека, я должен его ненавидеть. Именно поэтому, всякий раз спуская курок, беззвучно шепчу: умри, сволочь. В этот миг я реально ненавижу приговоренного. И за то, что он сделал, и за то, что я делаю эту работу. Кто-то ведь должен делать...
      
      В 72-м году ввели новое звание прапорщик, заменив им старшину-сверхсрочника. Вместо лычки в виде буквы 'Т', я стал носить на погонах звездочки 'микро-генерал-лейтената'. А все остальное осталось прежним.
      Подвал, где происходит акция, находится в том же спецблоке для 'смертников' - приговоренных к высшей мере. Присутствуют, как правило, пятеро (не считая осужденного) Старший расстрельной группы, два конвоира, врач, который должен зафиксировать факт смерти. И Исполнитель. Тот, кто обрывает жизненный путь приговоренного, ставит последнюю точку.
      Похоже, никто и никогда не интересовался моими успехами в стрельбе. Не зоркость глаза важна для Исполнителя, а твердость руки. Промахнуться практически невозможно, но коль скоро такая вероятность существует, есть и инструкция, обязывающая Старшего группы добить осужденного. Приговор должен быть доведен до конца. Никакого помилования и отправки осужденного в лазарет в случае, если первый выстрел оказался не смертельным, нет и быть не может. А бытующая в народе версия о том, что 'дважды расстреливать нельзя' - не более чем легенда.
      У меня промахов не случалось. А вот отказ был.
      По советским законам расстреливали не только насильников и убийц, но и фальшивомонетчиков, валютчиков, 'цеховиков'...
      Однажды я должен был исполнить приговор в отношении Н - ва, осужденного по статье 93прим (хищение в особо крупных размерах). Дали для ознакомления выписки из дела. Оказалось, что осужденный, - главный инженер галантерейной фабрики, - организовал, как указано в деле, 'преступную группу, занимавшуюся выпуском неучтенной продукции из материалов, похищенных с предприятия'. Проще говоря, они выпускали левый товар - мелочевку, брошки какие-то, заколки, и продавали через торговые точки. Заработали без малого миллион. По делу проходило восемь человек, но 'вышку' дали только Н - ву, как организатору.
      Я был в полном замешательстве. Думал, как же так, человека должны убить из-за денег. Да, он вор, но место его в тюрьме, а не в камере смертников.
      В военное время мне могли просто приказать расстрелять преступника, но сейчас я имел право выбора.
      Начальник тюрьмы, когда я вошел в его кабинет и отрапортавал, спросил кратко:
      - Ознакомился с делом?
      - Так точно! Только... - я чуть замялся. - Прошу освободить меня от исполнения приговора.
      Начальник посмотрел мне в глаза чугунным взглядом из-под тяжелых набрякших век.
      Ничего не сказал. Повисла тягучая пауза.
      Первым не выдержал я.
      - Разрешите идти?
      - Идите.
       Акцию провела другая расстрельная команда.
      Я был уверен: теперь меня отстранят от должности Исполнителя и, скорее всего, уволят в запас. И ошибся.
      Не знаю, случайно или нет, но потом мне поручали приводить в исполнение только приговоры по 102 статье УК РСФСР (убийство при отягчающих обстоятельствах). За что я очень благодарен судьбе и начальству. А еще за то, что в мою бытность Исполнителем, в Советском Союзе действовал негласный закон, запрещающий расстреливать женщин.
      ***
      Мне очень хотелось бы закончить свой рассказ на той, оптимистичной ноте. Но, придется продолжить.
      Я отслужил положенные 25 лет и готовился уйти в отставку, на заслуженный, так сказать, отдых. Звание теперь у меня было старший прапорщик, и уже почти семь лет я не являлся Исполнителем.
      Совершенно случайно узнал, что В - в, тот самый 'номер один' в моем послужном списке Исполнителя, стал жертвой судебной ошибки. Он был невиновен. Это выяснили абсолютно точно, но... слишком поздно - через два года после его расстрела. От нас, спецгруппы, которая привела приговор в исполнение, эту информацию начальство скрыло, дабы не нанести нам психологическую травму.
      Теперь же, спустя много лет, известие о том, что я расстрелял невиновного, обрушилось подобно многотонной плите, раздавившей меня безжалостно и неумолимо. А, может, уместнее другое сравнение - подо мной разверзлась пропасть. Рухнула опора, в основе которой убеждение, что все делаю правильно. Ведь я не убивал людей. Я уничтожал человеческую мразь, которой не место на земле. В это я свято верил, и в вере черпал силы для выполнения своей работы.
      У меня отняли веру. В собственных глазах из Исполнителя я превратился в палача. Что, впрочем, одно и то же.
      Будто бы нарочно с этого момента жизнь у меня пошла наперекосяк. Умерла Ольга, жена. Инсульт. И ведь не болела, в общем-то, а тут - раз, слегла и все. С детьми пошли нелады. В разных городах живем, не видимся и почти не общаемся - хорошо, если раз в году позвонят, с днем рождения поздравить. Никому не нужен немощный старик. Место мое - в доме престарелых. И был бы уже там, если б внук не взялся опекать, спасибо ему. Хоть и не просто, по доброте душевной, не оставил меня, а за то, что квартиру на него переписал.
      Одна радость у меня в жизни осталась - правнучка Полюшка. Она мне как свет в окошке. 'Деда, - говорит, - ты самый лучший'. У меня тут же глаза на мокром месте.
      Знала бы она...
      Наверное, надо бы пойти в церковь, исповедаться, покаяться, но меня удерживает мысль, что это не внесет успокоения в душу, а напротив, станет только хуже. Ведь мне не в чем каяться.
      Да, я палач. А разве палач виноват в том, что его профессия необходима?
      Единственное, о чем я прошу Бога, пусть никто из моих близких никогда не узнает о моей профессии.
      
      
      
      
      

    29


    О.М.Г. Приговорённый пожизненно   10k   "Рассказ" Мистика


    Приговорённый пожизненно

       Степан, чуть помедлив, постучал в дверь. Дверь открыл коренастый парень, он на ходу поправлял майку, видимо только что надел - август жаркий выдался.
       - Привет, Александр, - сказал Степан неуверенно.
       - Стёпа, ты? - парень тряхнул вихрастой головой. - Здорово, заходи.
       Оба прошли в комнату, Степан устало опустился на стул, переводя дыхание, Александр развалился на диване. Немного помолчали.
       - Лет восемь не виделись, да? - вопрос хозяина квартиры был чисто риторический. Школьные приятели не виделись с самого выпускного. Александр всегда держался один, почти ни с кем не общался.
       - Да... Как ты?- откликнулся гость.
       - Нормально. Институт закончил, сейчас в КБ сижу, бумагу да карандаши перевожу, а за это мне ещё и платят. А ты, я слышал, на заводе всё слесаришь?
       - Было дело, сейчас "по профсоюзной линии выдвигают", как сказали в "Служебном романе".
       - Не, это было в "Москва слезам не верит", - поправил Александр и потянулся к сигаретам, что лежали рядом с пепельницей на столике, но передумал и опустил руку.
       - Ты кури, нестрашно, я на заводе привык.
       - Не, потом, - махнул рукой Александр.
       - Я, вот, по какому вопросу к тебе, - смущаясь, перешёл к делу Степан.
       - Делу? - улыбнулся хозяин. - А на приём записался? Шучу, - спешно добавил он, увидев, что гость начинает подниматься.
       - Дело такое, - опустившись снова на стул, заговорил Степан. - Я заболел. Голова как чугунная, всё тело ломит, а врачи ничего не находят. Психушку только предлагают - от мнительности лечить. Пошёл тогда к гадалкам-экстрасенсам, ну, те много чего нашли, денег изрядно взяли, а толку... Да и нашли разное. Вот, я вспомнил, что мой одноклассник - маг, и пошёл к тебе.
       Александр хмыкнул:
       - Ясно! Ясно, что дело тёмное... Я постараюсь тебе помочь, но в этом ещё не слишком много знаю. Потом, институт, работа - сам понимаешь. А чтобы искусство освоить...
       - Не, я не за тем, - прервал приятеля Степан. - Хотя, если б ты сам смог помочь, я б тебе по гроб жизни. Я тут списочек составил, тут все, к кому я ходил. Если можешь, глянь! Я хочу знать, кому из них верить, а кто так -просто деньги собирает.
       Александр взял список и нагнулся к столу, потом почёркал по бумажке ручкой:
       - Ну, смотри: эти пятеро, я их зачеркнул, они пустое место, эти трое, подчёркнутые, люди грамотные, остальных я не знаю. Вот эти трое, из-за них я тобой не стал бы заниматься, они знают больше моего.
       - Хм... Все трое ничего существенного не нашли, только этот сказал, что снял парочку мелких заклятий, но они не должны были так влиять. Значит, я точно псих?
       - Вполне может быть! - заявил Александр. - Но вряд ли. Думаю, тебе надо обратиться к магу посерьёзней. Позвоню-ка я Старцу, он, правда, не практикует, но не должен отказать.
      
       Ночью Степану приснился Старец. Худой, высокий, но сгорбленный годами, с длинной седой бородой, одетый в какой-то белый балахон, будто еретик средневековый. Стоял, опираясь на длинный посох, хмурил косматые брови и что-то строго кому-то выговаривал. Постепенно речь становилась всё отрывистей, он стал повторять одну и ту же короткую фразу. Степан напрягся, пытаясь разобрать слова, и вдруг понял, что уже не спит и слышит лай дворовой собаки.
       Наутро позвонил Александр и назначил встречу. Через четверть часа приятели поднялись на четвёртый этаж "брежнёвки". Александр вдавил кнопку звонка. Дверь им открыл мужчина с заметным животиком в синем спортивном костюме с фальшивой надписью "Adidas", чисто выбритый. Лет по виду шестидесяти, черноволосый, чуть тронутый сединой.
       "Начерта ему был бы посох в квартире?" - почему-то проскочило в голове Степана.
       - Входите, молодые люди, - фальцетом, неожиданным для своей комплекции, пригласил мужчина. Ребята поздоровались и прошли в просто обставленную комнату.
       - Саша, вы устраивайтесь на диване, а мы с молодым человеком в кресла. Прошу!
       На журнальном столике между креслами лежала шахматная доска с расставленными фигурами.
       - Стёпа, ведь вы Степан, да? Не откажите в любезности - партеечку, - усаживаясь в кресло и показывая рукой на шахматы, обратился Старец. - Зовите меня Николаем Валентиновичем.
       - Вообще-то, мы по другому поводу... - заговорил Степан, но осёкся, увидев зверскую гримасу на лице Александра.
       - Ничего, ничего, займёмся и другим, - добродушно отозвался Николай Валентинович, зажимая в руках пешки и пряча за спиной. И не поворачиваясь к дивану, добавил. - Вы, Саша, симпатичнее, когда улыбаетесь.
       Играл Николай Валентинович просто, но надёжно. Он старался поскорее разменять фигуры и, похоже, хотел решить исход в пешечном окончании. Попутно беседовали на разные темы. Так и доигрались до ничьей. Потом сложили фигурки в коробку, и Николай Валентинович, помолчал, будто прислушиваясь к чему-то в себе, и объявил:
       - В общем, Стёпа, положение неприятное. Заклятия на тебе нет. Ещё нет. Но будет, а действует уже сейчас. Встречается способ заклятия, нечасто, но встречается. Его нельзя засечь и снять нельзя, пока оно не будет наложено.
       - И... что ж мне теперь делать?
       - Жить! Жизнь у людей одна. Обычно. И ждать. Когда его наложат, а вы, Стёпа, сразу поймёте это, просто почувствуете, тогда милости просим, заходите, постараюсь помочь вам.
       - И сколько ждать? Понимаете, мне же это жизнь портит. Ничего мне не в радость, ни к чему я не...
       - Ну-ну-ну, молодой человек, - с напускной строгостью прервал Николай Валентинович. - А как же Надя?
       - А откуда вы?..
       - Ну, как же, как же, позавчера вы неплохо с ней... пообщались. Разве нет? Я же вижу, - не без самодовольства улыбнулся хозяин. - Вы можете вполне сжиться с этим, немного самоконтроля. Вы спрашивали - сколько? Ну, год, два. Или несколько лет. Главное - никому не давать повода к заклятию. К людям относитесь по-человечески.
       - А может, наоборот? Поссориться на базаре с цыганкой, пусть она проклянёт, зато сразу можно будет снять, - предложил Степан.
       - Не стоит, - подал голос Александр.
       - Конечно, не стоит! И почему ж именно цыганка? Кто угодно может - старый, ребёнок, мужчина, женщина. Не стоит искать ссоры - и ваш друг абсолютно прав. Вы так напроситесь ещё на одно проклятие. И вот ещё что. Если сумеете всю жизнь прожить так, что заклятие на вас никто не наложит, вы получите дар, которому многие позавидовали бы. Вы вернётесь в тот миг, когда впервые почувствовали на себе проклятие это, вы сможете прожить жизнь заново, исправляя по ходу прежние ошибки, - Николай Валентинович усмехнулся, - и делая новые, конечно. Вы будете подготовлены к новой жизни, потому что запомните предыдущую. Так что - терпение, молодой человек.
       Он подошёл к окну и, что-то озабоченно высматривая во дворе, добавил:
       - Я немолод, если ваше проклятие не застанет меня в живых, обратитесь к своему другу, я его научу, - и повернувшись к Степану, закончил. - Идите теперь, главное - относитесь к людям по-людски, ждите, всё от вас только зависит.
      
       Степан Евгеньевич вышел с кладбища в скверном расположении духа. Он не дождался окончания мероприятия, не пошёл и на поминки Александра Анатольевича - Сашки, бывшего своего одноклассника. Он шёл под противно моросящим дождиком, путаясь в полах длинного плаща, шёл, игнорируя лужи и почти не замечая окружающих, шёл торопливо, будто опаздывая. Оставаться здесь было невыносимо - Степан Евгеньевич, глядя в спокойное лицо друга, в полной мере ощутил, как он стар и одинок.
       "Вся жизнь... Вся жизнь псу под хвос. Полвека так... И этот... старый придурок - жди, живи! А как жить, если только ждёшь? Всю жизнь ждёшь, как под дамокловым мечом ходишь. Всё время в страхе... То не скажи, это не сделай, чтоб того ублажить и этого не огорчить, не дай бог! И всё время давит, давит..."
       Степан Евгеньевич шёл всё быстрее, сердце начало покалывать, воздух, как его не хватало лёгким. Но старику это доставляло странное удовлетворение. Он двигался по прямой, а встречные шарахались в стороны, избегая столкновения.
       "Всю жизнь любезничать со всеми, особенно с теми, кому только в рожу плюнуть, всем уступать, не высовываться, чтобы не перейти ненароком кому дорожки. Сидел в своём синдикате при третьем колесе пятой белкой. И Надька ушла, надоело, говорит, с размазнёй... Правильно ушла! Что она могла от меня дождаться? Всю жизнь в страхе, как в тюрьме. Сам себя всего лишил, сам себя приговорил... пожизненно..."
       Степан Евгеньевич всё чаще сталкивался с недостаточно расторопными прохожими, это приносило мрачную радость, он словно вымещал на себе и на окружающих свою неладную судьбу.
       Наконец, показалась остановка. Степан Евгеньевич, тяжело дыша, опёрся на парапет подземного перехода в ожидании своего электробуса. Дождавшись "пятёрки", старик поспешил к дверям. С подножки раздражающе медленно спускалась грузная женщина, а сзади уже вовсю напирал народ. Степан Евгеньевич схватил женщину за рукав и дёрнул на себя. Та сорвалась с подножки и неуклюже с размаху села на тротуар. Старик рванул было в электробус и вдруг встал. Сзади он услышал бормотание, почти шипение. Он резко обернулся - губы женщины шевелились, слов не разобрать, но это было уже неважно.
       Степан Евгеньевич сошёл с подножки и вернулся к парапету подземного перехода.
       "Действительно не цыганка", - безразлично подумал он и, прислонившись спиной к парапету, сел на корточки.
       "Отдохну немного и пойду".
       Но продолжал сидеть. Прохожие проходили мимо него, торопясь по делам, торопясь жить их собственной жизнью. Бросали взгляд на старого человека со скорбным больным лицом, мокнущего под дождём, и спешили дальше. Некоторые уделяли чуть больше ему из своей жизни, доставая мелкие деньги из карманов и кошельков и кидая их на колени старику.

    30


    Иржавцев М.Ю. Западный полюс   22k   "Миниатюра" Проза


    М.Иржавцев (Борис Мир)

    Западный полюс

    Отрывок из романа

      
       Следующая, страшно дорогая для меня, фотография: Толя, тетя Белла и я. Конец 1944 года.
         ... Я проснулся оттого, что кто-то крепко схватил меня, еще не проснувшегося, и поднял. И тотчас почувствовал родной запах: Толя! Толя!!! И я вдруг неожиданно заплакал.
         - Женька, братишка, да ты что это? Я же приехал.
         - М...м... Я... сейчас. Ты,... Толь, ... только не думай: ... я не плакса. Я от радости: знаешь, как я ждал тебя! - и я продолжал плакать.
         - Женя, Женечка, успокойся! Ну, успокойся же. Радость ведь какая у нас с тобой: Толя наш приехал! Толя! Толечка! Сыночек мой! Женя, ну успокойся же!
         - А ты, теть Белл, сама-то что плачешь?
         Мы с ней не очень скоро успокоились.
         - Ну что вы, родные мои? Ну: не надо плакать! Я приехал: мне отпуск дали. Всё хорошо: войне скоро конец, - говорил Толя, крепко обнимая нас.
         Я улыбнулся сквозь слезы и стал рассматривать его. Он здорово изменился: лицо усталое, глубокий шрам на нем, и - совершенно седые виски. Я дотронулся до них.
         - Ничего, Женька! Ничего: кончится война - они станут, как были. Главное, мы скоро придем с тобой к Западному полюсу. Скоро! Ну, хватит плакать, родные: давайте радоваться, что мы снова увиделись, что мы сейчас вместе.
         И он снял шинель: мы увидели его ордена, медали и гвардейский значок.
         - Сколько их у тебя!
         - Сейчас будем завтракать, сынок. Ты потом ложись отдыхать, а мы с Женей пойдем. У меня рабочий день, а ему в школу.
         - Пусть пропустит сегодня: я ему сам записку напишу. Да и ты: не можешь отпроситься - у тебя же существенная причина?
         - Конечно же: я позвоню в библиотеку попозже. Но, все равно, после завтрака приляг: ты ж устал с дороги.
         - Ну что ты, мамочка: я отлично выспался в поезде. Мы лучше с Женькой в баню махнем. А сейчас мне всё распаковать надо.
         Он раскрыл один из чемоданов и начал вытаскивать оттуда уйму всяких продуктов: всякие консервы, копченую колбасу, шпик, сыр, сахар, шоколад, несколько бутылок вина и водки, пачки папирос.
         - Мой военный паек. Мамочка, давай позовем гостей: наших соседей, Женькиных друзей - и кого хотите еще.
         - Толя, а родителей Жениных ребят можно тоже пригласить? Чудесные люди: мы с ними совсем как с родными.
         - Да, их, конечно, надо обязательно.
         - Вот и прекрасно. Тогда я отоварю наши карточки: приготовлю жаркое, твой любимый кекс спеку.
         - О!
         Он пошел поздороваться с соседями. Мы слышали, как радостно закричала Зоя Павловна:
         - Ой, Толечка наш приехал!
         Мы тогда тоже вышли на кухню. Зоя Павловна обнимала Толю и целовала его.
         - Клав, а ты чего не целуешь Толю?
         Клава тоже обняла его.
         - Толечка! - она поцеловала его и вся покраснела.
         - Клав, неужто это ты? Большая какая стала! Ты же совсем девчонкой была, когда я в училище уехал.
         - А я сразу потом выросла. Теперь уже работаю: на военном заводе
         Тетя Белла нажарила картошки со шпиком. Мы ели её с огромным удовольствием; особенно Толя: видно было, как соскучился он по домашней еде. А потом мы с ним отправились в баню.
         - Любишь парилку? - спросил меня Толя.
         Я сказал, что еще ни разу не парился. В эвакуации я и Ленька ходили в баню вместе с женщинами: тетей Беллой, бабушкой и тетей Дашей. В парилку заходили только тетя Белла и тетя Даша. Здесь, в Москве, я вначале сходил в баню с тетей Беллой; потом с Сашей и его отцом, который париться не мог из-за своего больного сердца, или мылся в ванне у Ежа.
         - Ну что, попробуешь?
         Париться было здорово, только Толя не дал мне долго там быть. Еще я очень запомнил большое количество шрамов на Толином теле.
         Тетю Беллу мы застали на кухне. При нашем появлении она боязливо отвернулась, но Толя сразу почуял, что от нее пахнет табаком.
         - Мамочка, ты разве куришь?
         - Да, сынок, курю. С того времени, как папу нашего убили.
         - Женька не писал мне об этом.
         - Не выдавал меня. И тебя не хотел огорчать. Ты хорошие папиросы привез: спасибо.
         - Мама, можно, я сто грамм выпью? После бани неплохо.
         - Ну, конечно, можно. Только закуси как следует. И потом приляг всё-таки.
         - Толя, знаешь песню:
          "Давно я не видел подружку,
          Дорогу к родимым местам.
          Налей-ка в железную кружку
          Мои боевые сто грамм"?
         - "Солдатский вальс" называется. - Толя налил себе половину стакана.
         - А мне можно тоже чуть-чуть? - попросил я. Мы были в комнате одни, тетя Белла готовила на кухне.
         - Тоже после бани? А, давай: десять грамм тебе вреда не принесут, - и он отлил мне из своего стакана. - За что?
         - За победу! За достижение Западного полюса!
         Водка обожгла горло: я чуть не поперхнулся, но мужественно сдержался. Толя сразу сунул мне кусок черного хлеба со шпиком, и я с жадностью съел его. А потом мне как-то сразу стало тепло и легко, и мы с Толей легли на диван, я прижался к нему, и мы быстро заснули.
         Разбудили нас ребята, Саша с Ежом; прибежали сразу после уроков: выяснить, почему меня не было. Они тихонько зашли в комнату: тетя Белла просила не будить. Но я сквозь сон услышал.
         - Я сейчас. Выйдем в коридор: пусть Толя поспит.
         - Ага! - и они на цыпочках направились к двери, но не дошли. Толя открыл глаза и скомандовал:
         - Стоп! Кругом! Толя больше не спит. Ну, давайте знакомиться, а то я вас только по Женькиным письмам знаю. Ты Саша?
         - Да.
         - А ты Сережа?
         - Да. Только меня почти все зовут Ежом.
         - Знаю. Здорово, что пришли: вы очень нужны. Как сообщить вашим родителям, что мы их ждем вечером? Будем отмечать мой приезд.
         - Да наши мамы не работают: у Ежа брат маленький, а у меня сестренка - они перед самой войной родились. А папам они позвонят.
         - Тогда бегите домой и мигом возвращайтесь. Задание поняли? Повторите!
         - Так точно, товарищ командир: быстро сбегать домой, передать приказ явиться вечером и самим немедленно быть обратно.
         - Правильно! Молодцы, товарищи!
         - Служим Советскому Союзу! - и мы все рассмеялись.
         ... Всю неделю мы были вместе. Тетя Белла оформила на эти дни отпуск, а мне наша учительница разрешила не приходить в школу, и даже завуч не стала возражать. Ребята тоже после школы большую часть времени проводили у нас и шли гулять с нами. Толя нам столько рассказал тогда.
         Но только нам - тете Белле и мне - он показал карточку своей девушки.
         - Приятное лицо! - сказала тетя Белла; я тоже так считал. - Как её зовут?
         - Аня. Она очень хорошая, мама: она сразу тебе понравится.
         - Наверно, сын
         - А кто она? Тоже летчик? - спросил я.
         - Нет: санинструктор. У неё родителей немцы повесили - за то, что прятали у себя соседей-евреев.
         Мы сходили сфотографироваться. Вот они, эти фото: мы трое; он и я, обнявшись; мы все вместе с ребятами, Сашей с Ежом.
         Дни эти пролетели как один миг.
         - Береги маму, Женька. В случае чего, будь ей опорой: ты ж уже не маленький - так ведь у нас получилось.
         - Но ты ведь вернешься, Толя? - сказал я, сдерживая слезы.
         - Война еще идет: мне надо идти к Западному полюсу.
         И опять мы остались ждать его письма и волноваться, когда они приходили недостаточно часто.
         
         Был апрель сорок пятого. Наши уже подошли к Берлину. К нашему тогда, моему и Толиному, Западному полюсу.
         Я возвращался бегом со школы, потому что дома меня ждала книга об Амундсене, которую я вчера не успел дочитать. У двери нашей квартиры я увидел почтальона.
         - Ты из этой квартиры, мальчик? Что-то мне никто не открывает, - вид у него был какой-то смущенный.
         - Никого нет еще. Только соседка, она не ходит - совсем больная.
         - Её фамилия Литвина?
         - Нет: Литвина - это моя тетя. Она еще на работе, в библиотеке.
         - Тогда распишись сам, а ей потом отдашь.
         Он дал мне расписаться, быстро сунул мне в руки какое-то извещение и еще быстрее ушел. И только тогда я увидел: это что-то слишком походило на извещение, которое я когда-то обнаружил около мертвой бабушки. Неужели...?!
         Я не очень помнил, почему очутился на чердаке. Возле слухового окна я вскрыл его, извещение. И сразу бросилось в глаза: "...майор Литвин, Анатолий Николаевич, пал смертью храбрых...".
         Что?! Толя! Толя!!!
         ... Я долго плакал, сидя там на каком-то ящике и сжимая в руке это проклятое извещение. Теперь и его нет, нашего Толи - Толечки! Мы с тетей Беллой одни: без него.
         Только я и она, - но она еще ничего не знает. Пока... Пока не увидит извещение, которое надо отдать ей.
         Как? Я представил, как я его отдаю ей, и она читает, и потом... Я снова заплакал - громко, наверно, потому что услышал:
         - Ты чего? - это был Игорь.
         Я не ответил, и тогда он подошел ко мне. Увидел, что я сжимаю что-то в руке, - взял и поднял её поближе к свету, чтобы разглядеть. Потом молча сел рядом, достал папиросу, зажег и сунул мне:
         - На-ка, Женьк: покури - полегчает.
         Я никогда еще не курил до этого, но сразу жадно стал глотать дым, не переставая плакать, и он одурманивал меня, и голова стала тяжелой совсем. Игорь молчал, неподвижно сидя рядом.
         Потом он сказал:
         - Есть еще одна. Хочешь?
         Я отрицательно качнул головой. Тогда он сам закурил.
         - Тетя-то твоя уже знает?
         - Нет еще.
         - Дела! Как скажешь ей?
         Как?!!! Мне было страшно представить это. Я был сейчас в том же положении, что они тогда - когда пришло последнее письмо папы о гибели мамы и похоронное извещение на него. Я понимал теперь, как было тете Белле и бабушке страшно - сказать мне, что их больше нет. Почему они тогда от меня это скрывали, и понимал, что и я - не смогу сказать ей, что и Толи тоже больше нет.
         Я не покажу ей извещение: пусть не знает как можно дольше. Пусть думает, что он жив. Пусть верит, что он скоро вернется и привезет показать свою Анечку. Буду молчать, сколько удастся.
         - Игорь, слышишь: никому ничего. Даже моим ребятам: а то вдруг еще проговорятся. Пусть она не знает.
         - Да как ты будешь в себе-то это держать?
         - Ничего: сумею - не маленький.
         - Все равно ведь: откроется.
         - Потом - не сейчас.
         - Ладно: буду молчать. От меня никто не узнает.
         - А, может, еще... Может, ошибка.
         - Конечно же!
         Но я слишком понимал: вряд ли.
         
         Второго мая пал Берлин - наш с Толей Западный полюс. Только он не дошел до него.
         Но тетя Белла этого еще не знала: ждала скорого конца войны. Вернется Толя, привезет свою Аню. А я знал: нет, и молчал. Было страшно трудно, я совсем не мог улыбаться, когда все вокруг радовались.
         ... Она разбудила меня:
         - Победа, Женечка! Победа, родной! - она обнимала меня, плакала и улыбалась сквозь слезы.
         А я будто окаменел, даже дышать было трудно. Мне предстоял жутко трудный день: вокруг все радуются, и мне тоже надо радоваться, но я не могу. Не могу: страшная тайна не дает мне. И я молчу, потому что так трудно притворяться.
         Но тетя Белла, к счастью, понимает мое молчание по-своему.
         - Ничего: ты поплачь. Что поделаешь: их уже не вернуть. Они погибли не даром: мы всё-таки победили. Будем жить: ты ведь не один - у тебя мы, я и Толя. Он вернется и привезет свою Анечку.
         Нет, тетя Беллочка: он тоже не вернется - нас осталось только двое. Но пока возможно, ты этого не узнаешь. И я отвожу глаза, опускаю низко голову, чтобы никак не выдать себя.
         Хорошо, в этот момент заходит Клавочка.
         - Победа! Наконец-то! Радость-то какая! - она обнимает нас обоих. Мы идем к Зое Павловне.
         Потом прибегают ребята, приглашают к себе. Обе их семьи и мы завтракаем вместе у родителей Ежа. А потом все вместе идем гулять по Москве.
         Улицы заполнены. Вокруг ликование, веселье, хотя у многих слезы на глазах. На площади Маяковского концерт.
         Я держусь как можно незаметней, потому что мне очень трудно говорить, хотя я и стараюсь. Но тетя Белла продолжает толковать мое поведение по-своему и держит всё время руку у меня на плече.
         Вечером грандиозный салют. Всё небо в огнях ракет. В их свете видно, как улыбается тетя Белла, прижимая меня к себе. Только я всё молчу и жду, когда кончится этот долгожданный радостный день, такой трудный для меня.
      

    31


    Доктор Д. Корней не знающая   16k   "Рассказ" Проза

      -- Это очень хороший цветок! Мы же знаем, как ты любишь цветы. - Шипели мне хором подружки, торжественно вручая пожухлую веточку. Они вчера прилетели с каких-то островов, я даже не уточняла, с каких именно - я не сильна в географии. Главное, что не забыли сувенир. Вообще-то я просила что-нибудь этакое, но, как говорится...
      -- Правда? И как он называется? И как за ним ухаживать? - я в самом деле любила цветы. Это не мешало в них совсем не разбираться, но сажать и пересаживать я не уставала.
      Подружки хором замялись:
      -- Ну, эта... это...
      -- А мы тебе вечером распечатки принесем.
      -- Да, с интернета скачаем!..
      -- Мы не помним, как называется, но это редкое растение, его легко будет найти в интернете.
      -- Забыли, значит. - Ну, а чего я хотела, собственно? Что они перестанут шариться по магазинам, пляжам и салонам и станут мне подыскивать растение с родословной? Я вообще не надеялась, что мне привезут цветок. Так, рассчитывала на пару самобытных статуэток, брелок, в крайнем случае, памятную фотографию. Но, видимо, я их недооценила. Цветок они все же привезли.
      -- Ты не представляешь себе, каких усилий нам стоило его вывезти! Мы сорвали его в саду императора, куда ходили на экскурсию. А там знаешь, сколько охраны! Даже фотографировать не разрешают - такое все необычное! Мы даже боялись, что не довезем - при досмотре у нас перебрали все, даже цветочные букеты. Мы спрятали его среди орхидей.
      -- А орхидеи? - жадно спросила я. Купить орхидеи в цветочном магазине было реально, но бесперспективно. Жалкие обломки, обрывки, ни стеблей (у тех сортов, у которых они есть), ни листьев (всегда оставалась надежда, что орхидеи пустят корешки из листа, подобно фиалкам). Голые бутоны. Красивые, долгостоящие и дорогостоящие. Напоенные каким-то сложным раствором из маленькой колбочки, заключенные в пластмассовые коробочки. При извлечении из раствора цветок неизменно засыхал.
      -- А орхидеи нам не дали вывезти.
      -- Отобрали, как... как... Ну, это, они только у них выращиваются. Такой специальный сорт. А нам подарили, мы бы сами никогда такие не купили - дорогущие!
      Все понятно. А неприметную веточку с вялыми листочками, значит, оставили? Да ладно, и за это спасибо. Только прижился бы.
      Веточку я сначала поставила в воду. Листья нехотя приподнимались, свежели, но до здорового вида им было еще далеко. Через пару дней подружки прискакали хором и так же хором завили, что, к сожалению, в интернете описания цветка не нашли. Зато они помнят, как он выглядит. Это такой куст. Он густой. И колючий. Или нет?.. Они осторожно заглядывали мне за плечо, где в баночке на подоконнике скучала веточка с листьями, похожими на виноградные. Похоже, что они уже и не помнили, с какого куста производили хищение.
      Веточка корешков не давала, зато деревенела на глазах. И выкидывала побег за побегом, которые стелились по стеклу окна и падали под собственной тяжестью. По ниткам они вились плохо. Можно считать, что вообще не вились.
      На третий месяц побеги стали сохнуть. Корешков все так же не было. Мама заглядывала через плечо и жалостливо говорила:
      -- Может, еще погодить? А может, примется?
      Я только качала головой. Это все-таки, наземное растение. Ему положено иметь корни. Даже водные растения имеют корни. И подводные. А этот - растет себе. Точнее, рос. А теперь чахнет. И мне иногда казалось, что цветок стонет. Было его жалко до неприличия - мало ли цветов я по неопытности загубила, но все они были домашние, горшочные. А этот - иноземный, эндемичный (кажется, так называются коренные обитатели той или иной зоны, нигде более не встречающиеся). Может, ему все же в землю надо?
      Еще через месяц от цветка осталась только одеревеневшая часть. И тогда я решилась. Высмотрела живые и сильные почки, подрезала верх под самую почку, низ тоже подстригла. И посадила в горшок под банку. Конечно, я рисковала, что не подходит земля, что будет неправильным полив, что температура не совпадет с необходимой... Но что было делать? Цветок надо было спасать.
      Как ни странно, черенок очень быстро принялся, выкинул толстый побег, немедленно взобравшийся по стеклу. Я обрадовалась - а может, это вовсе неприхотливое растение. Ну, не сорное, конечно, но такое вот приспособляемое.
      А потом растение опять стало чахнуть. Я запаниковала, снова вынула из горшка, посмотреть - может, подгнило? Так и есть - ни одного корешка. Я снова подрезала, снова запихнула в землю, но спустя две недели ни одна почка так и не раскрылась. Мало того - ни одна не появилась из бывших пазух. Как все было деревянным, так и осталось. В расстроенных чувствах я швырнула сучок в окно. И постаралась забыть. Мама утешала меня как могла, но злость на подруг, не сумевших привезти мне более безопасный подарок все равно осталась.
      Пришла и прошла осень. Все засыпало листьями, замочило дождем, потом, с приходом нашей вялой зимы, немного припудрило снегом, промораживало несколько раз. И пришла весна.
      Весна была поздняя и непривычно долгая. На носу был май, а все никак не распогодится - тучи, дожди, температура чуть выше 10. А ведь у нас юг! И жара начинается еще с прошлого года!
      Потихоньку теплело, и я принялась приводить в порядок огород. Выволокла прошлогодние листья, пощипала сорняки - нам такие не нужны, нам розы сажать. И тут наткнулась на забытую мной веточку. Веточка прислонилась к молодому дубку (все никак не пересажу из цветочной грядки) и дала желтый вялый побег. Я обрадовано схватилась за веточку. От земли она отошла довольно спокойно, зато от дерева отставать не хотела.
      Я осторожно потеребила веточку. Ну так и есть! Как же я сразу не догадалась! Это же плющ, паразитирующее растение! Ну, или какое-то его подобие, которому вусмерть нужен питатель. У таких и корешков-то раз-два и обчелся, потому что из почвы они только влагу потребляют, да и то не всегда. Ну веточка, ну цветочек! Ай да я!
      И я оставила веточку (для удобства названную мной Лиана) в огороде. Лиана росла ударными темпами, нежно обнимая дубок. Запускала в него коготки, обвивала ветки. Дубок было жалко, я хотела пересадить его ко входу, там уже рос один, чуть поменьше. Как раз, пока этот от пересадки оклемался бы, тот его уже догнал бы в росте. Только Лиану тоже было жалко. А если она больше никуда не прирастет? И я оставила все как есть.
      Летом было приятно просто посидеть вечером с чашкой чаю, после трудового дня, глядя на творение рук своих. Розы, правда, не цвели - первогодки были хилые, тощие, зато года через три они станут настоящими розовыми кустами и дадут хорошие, полноцветные бутоны. Но других цветов было в избытке. Я обычно не очень заморачивалась с названиями. Только узнавала, что нельзя рядом сажать - и сеяла, высаживала, раскидывала все вперемешку. Так было веселей - пока одно цветет, другое только собирается, и никогда не знаешь, какой узор приобретет твоя клумба через неделю.
      И тогда, раздумывая над очередным, не дававшимся в руки сюжетом, я стала прислушиваться к цветам. Что-то у меня наклевывалось такое минорное-минорное, с легким цветным (в смысле цветочным) оттенком. А цветы - мои цветы - жили своей маленькой неторопливой жизнью. Они не знали слова смерть, они не помнили зимы, у них на уме был только сегодняшний день.
      Розовые кусты что-то вяло лепетали, их было и вовсе не видно. Голубые и васильковые цветы хором славили свою красоту. Желтые отчаянно пахли - изо всех сил, словно это было тем единственным, что позволяло им чувствовать себя цветами. Красные немелодично что-то нашуршивали про себя. А Лиана жалась к полузадушенному дубку и тихонько шептала:
      -- Я тебя люблю...Веришь? Люблю...
      -- Ты меня душишь. - мрачно замечал дубок.
      -- Это от чувств-с... Я тебя люблю... Ты самый лучший... Несмотря на то, что ты самый обыкновенный, а я...
      Видимо, разговор дубку был не в новинку, потому что он так же мрачно продолжил:
      -- Красавица южная, никому не нужная...
      -- Ну как же так! Я ведь красива! Скажи... Красива?
      -- Красива. Когда-нибудь ты меня окончательно задушишь.
      -- Почему ты такой холодный? Ты меня не любишь больше?
      -- Почему больше? Я тебя вообще никогда не любил.
      -- Ну почему же ты тогда...
      -- А куда я от тебя денусь теперь? Присосалась, повисла, окрутила. - и, немного смущенно, -- Да и привык я...
      -- Ну я же тебя люблю, как ты не понимаешь! Я же не смогу без тебя...
      Я рассмеялась. Лиана никогда не сможет задушить дубок, это он зря беспокоится. Где тонкая лиана, а где набирающий с каждым днем силу молодой крепкий дуб? Но определенный дискомфорт она ему доставляет - своей навязчивостью, причем абсолютно ненужной, дубок ведь и вправду от нее никуда не денется. Самое смешное, что и Лиана была по-своему права. Она действительно любит дубок, во-первых, потому, что он ее питает, а это немаловажно. Этакая растительная содержанка - ей и положено любить того, кто ее опекает. Все как у людей... Во-вторых, потому, что с его помощью она хоть немного поднимается с земли, на которой самостоятельно жить не может, потому как паразит. И видит свет. И в-третьих, кого же ей еще любить? С дубком она срослась. И никого другого поблизости. Видимо, это судьба - или с ним, или ни с кем - деревьев у меня в огороде больше не было. А на розовый куст, с его напыщенной индивидуальностью, Лиана уж точно не взобралась бы.
      ... Почему ты меня не любишь?..
      Так они и жили. Я понемногу работала и выходила в огород вытрясти из головы обрывки штампованных литературных фраз. Мне всегда почему-то кажется, что еще немного, и я начну говорить, как герои любимых книг, и даже думать книжными выражениями, облекая каждую возникшую мысль в доступную словесную форму. Не просто листва шуршит, а "обрывки вчерашнего лета", не газета по асфальту ветром волочится, а нечто совершенно иное. Вот так и рождаются шизофреники, выросшие в мире книжных героев, за неимением реальных. А среди вечернего разноцветья было как-то отстраненно покойно. Из головы улетучивались мысли, мозг расслаблялся, уже не пытаясь ничего оформить и облечь.
      И ежедневный разговор Лианы и дубка уже перестал меня смешить. Вовсе не казались забавными умоляющие признания Лианы и равнодушное спокойствие Дубка. Может, ему и было все равно, но, признавая свое неисправимое положение мог бы и подыграть. Лиана ведь не могла, в отличие от остальных, нерастительных девушек, потребовать ни каких-либо свершений во имя ее, ни шубок или новой квартиры. Все, что нужно было дубку - это поддакивать.
      ... Я люблю тебя... Слышишь?...
      А Лиана все не унималась. Новые и новые побеги расползались по коре молодого дубка, и на каждой его ветке было по две спиральные руки Лианы. Порой они действительно слишком сильно обнимали молодые дубовые побеги, отчего те засыхали. Дубок все чувствовал, но молчал, лишь иногда потряхивая мертво шелестящими листьями. Лиана стыдливо расслабляла пальчики, но упрямо продолжала запускать коготки.
      -- А если узнаю... Я убью тебя! Слышишь, я тебя задушу своими руками! Если я только узнаю!.. Я так тебя люблю... -- она безумно и совершенно без повода его ревновала. И все вокруг ужасались - она действительно убьет, она может!
      Я все писала и писала. И был уже виден просвет впереди, была заготовлена финальная фраза, ставящая все с ног на голову. И тут настал крах. Ворвался ветер и перепутал все листки на моем столе. Ворвавшийся следом в форточку дождь заплакал мне несколько случайных страниц. Конечно, все это было бы непоправимо, не помни я текста. Я наскоро переписала искалеченный текст и тут... словно что-то толкнуло. И я с новой силой села писать то, что давно крутилось в голове, но не находило выхода. Вовсе не планировавшиеся строчки немного сбили весь текст с основного сюжета, потому пришлось латать и перекраивать. Времени передохнуть совсем не было, я целыми днями просиживала за клавиатурой, вымарывала, перепечатывала, вычитывала, исправляла... Мама только сочувственно качала головой.
      А про ситуацию в огороде я узнала уже когда ничего нельзя было сделать. Лиана добралась до верхнего побега, обвила его и задушила. Лиана была уже намного сильнее, ствол был только раза в два тоньше, чем у дубка.
      -- Почему ты со мной не разговариваешь? - удивлялась она. И трепала боковые ветви, на которых слабенько топорщились желтоватые листочки. Дубок молчал. Ему больше нечем было говорить. Он умирал.
      -- Скажи что-нибудь! Раньше ты хотя бы спорил, а сейчас просто молчишь. Не пугай меня! - плакала Лиана. У нее тоже опадали листья. - Я даже ни разу не цвела! Подожди немного, ты увидишь, что я вовсе не такая как все! Вот увидишь, я расцвету - и все, даже эти заносчивые розы, побледнеют от зависти. У меня такие красивые цветы! И это все будет только для тебя! Все засохнут от зависти. Рядом со мной... с нами им просто нечего будет делать! Не бросай меня!
      Дубок молчал. Он только вяло помахивал сухими ветками, осыпая мертвые листья. И Лиана с каждым днем все слабела и слабела. Голос ее был все тише и тише, она почти постоянно плакала, но, по-моему, так и не поняла, что Дубок умер. И уже тем более - что это она его задушила.
      Только один раз, уже практически сухой Дубок прошелестел - чем непонятно, -- Я тоже тебя...
      Но Лиана уже не слышала. Она была в трауре. От сухих веток ее побеги отделялись неохотно, с видимой болью, а затем скручивались, чернели и высыхали. Лиана потосковала совсем недолго, а потом окончательно засохла. Последний живой листок я как-то углядела и наскоро срезала черенок. Он был едва влажным внутри, и, конечно, не принялся. А когда я стала убирать высохшее дерево вместе с останками Лианы, то выдернула ее с корнем. И что удивительно, корня у нее не оказалось вовсе. Ни сгнившего, ни отъеденного. Никакого. Так, закорючка, позволяющая только не сдвигаться с места. Вот так так! Дай ей возможность, она бы с ногами влезла на Дубок.
      Я часто крутила в голове несчастную Лиану. Ну что мне стоило посадить ее к большому дереву! Тогда бы она прожила несравнимо больше. Но я же не знала, что она принимается нормально расти только уцепившись за кого-нибудь. Мне почему-то казалось, видимо, со слов моих подруг, что это куст. А значит, вполне самостоятельное растение. А на самом деле - жалкий потребитель чужой жизни. Наверное, Лиана даже не догадывалась, что Дубок и умер безропотно, потому что тоже ее любил. По-своему, самоотреченно. Хотя, у него ведь не было выбора...
      Глупо, но проезжая как-то через Сочи, я увидела свою Лиану. Только она была гораздо больше. Целый ансамбль лиан. Они облокачивались на кованую ограду и нимало не смущались того, что ни одного кормильца у них не было. Они беззастенчиво запускали корешки-пальчики в каменную облицовку опор, в цемент, и, кажется, даже пытались в саму решетку. И все, абсолютно все молчали. Нет, какой-то говор у них все-таки был, но это было что-то совершенно нездоровое. Хихиканье, воркование, смех. Но ни одной здравой мысли. Ни одного членораздельного слова. Наверное, они просто не знали - как это - обреченно любить, даже не догадываясь, что эта любовь обоим может принести смерть.
      На подруг я, конечно, обиделась. Не могли сказать сразу, что были в Сочи, а не на островах. Тогда я бы быстренько нашла способ сделать счастливой мою Лиану.
      Кстати, когда я подковырнула стебель одной лианы, то обнаружила вполне развитый корень.
      И уж точно никакими такими суперкрасивыми цветами эти лианы не цвели. Так, что-то мелкое, собранное в пучок. И они даже не пахли. И вовсе это были не лианы, а какая-то вьющаяся живая изгородь.
      

    32


    Соколова О. Прощание   2k   "Рассказ" Проза

       В темном, пасмурном осеннем небе кто-то неряшливый разбрызгал капли акварели. Красной, кровавой... Или нет. Просто цвета ржавчины, будто мой старый велосипед. Я уже и не помню то время, когда крутила его кривоватые педали. Воспоминания зыбкие, припорошенные жизненной пылью. Мне даже сны про детство редко снятся.
       Только мама.
       Наверное, оно и к лучшему. Прошлое... Оно, знаете, убивает. Как комодский варан. Впивается своими гнилыми зубами и долго-долго бродит следом за вами, чтобы, как в награду за терпение, полакомиться парной плотью. Мертвой.
       В тюбиках краски уже совсем чуть-чуть и я стараюсь рисовать ей реже. Вот только в такие дни, глядя на это небо, стальное, с пятнами ржавчины и темными точками улетающих грачей, я не могла себя сдержать.
       Краски таяли.
       С ними уходила и мама.
       Небольшой холмик с темным деревом простого креста, просто перпендикулярно прибитыми друг к другу палками, зарос одуванчиками, которые уже давным-давно отцвели. На их полысевших головках кое-где виднеется мокрый грязный пух.
       Вчера прошел дождь. Долгий, по-осеннему мелкий и холодный. Он жалил кожу, морозил ладони, стирал с холста темные линии угля. Выгонял.
       С дикой яблони падают красные листья, замирая миг на темном дереве и падая вниз, к поникшим одуванчикам. Темно-красные шарики кислят.
       Говорят, плоды с кладбища есть нельзя.
       Глаза с посеревшей от времени фотографии смотрят укоризненно. Прости, мама. Еще немного, я же обещала. Хотя, наверное, тебе уже все равно.
       Кисть скользит ровно. Краски послушно пачкают белый холст. Но небо получается не таким. Не выходит у меня холодная, ржавая осень. Лазурь по-летнему обжигает.
       Как тогда...
       - Мам, купи мне краски!
       Она смотрит, щурясь то ли от солнца, то ли от моих слов. Брови у нее густые, а глаза - голубые. С темным пятнышком у края радужки.
       Мама улыбается. Спрашивает:
       - Что ты хочешь нарисовать?
       Вскидываю голову. Голубой бант смешно подпрыгивает. Я уже взрослая, но мне нравятся банты. Говорю с уморительной серьезностью:
       - Я буду небо рисовать. И тебя. Пока краска не кончится. Ты мне потом еще купишь, ладно?
       Мама смеется. Глаза у нее вспыхивают жаркой летней лазурью.
       Женский силуэт желтый с белым. Яркое платье путается в щиколотках, на плечах лежит белый платок. Волосы короткие, цвета соломы.
       В тюбиках краски уже совсем немного.
       Уже скоро, мама.
      
      

    33


    Гришин А.И. Обол   7k   "Рассказ" Проза, Фантастика

      Мамин телефон, когда-то яркий и переливчато-громкий, медленно тонет в море пластиковых стаканчиков. Маша сжимает в руке черную горошину и на всякий случай переспрашивает у сидящего на корточках папы.
      - Неправильно?
      У папы усталое лицо и глаза-лампочки, сейчас почему-то тусклые.
      - Нет. Пойдем, Мышка, мама ждет.
      Он встает и она хватается за его руку, чтобы не потеряться. Двери торгового центра открываются и закрываются, создавая ветер из прохожих в сторону дороги, где ходит много людей и стоит много машин. Мама стоит на ветру и говорит с новеньким телефоном.
      - Если кто-то умер, нужно положить рядом обо́л, - вопросительно вспоминает Маша, пока они идут, - и тогда его заберут мусорщики.
      - Все верно. Но не мусорщики, а "хароны". Мусорщики собирают мусор на улицах, вот как старый мамин телефон.
      - Мама сказала, что телефон умер, и ей его очень жаль. Значит надо положить обо́л, - не сдавалась Маша.
      - Телефон просто сломался, - терпеливо отвечает папа, - как видишь, мама не расстроена.
      Мама как раз закончила говорить по телефону, и переспрашивает:
      - Кто не расстроен? - потом говорит Маше, - дай руку, - и, взяв ее, уже на ходу снова спрашивает папу, - Мы вроде были на деловой встрече, хоть и с семьями. Мог бы сказать хоть слово.
      - Это была твоя деловая встреча, - глаза-лампочки мигают дальним светом.
      - Ну, конечно же, - мама чеканит слова каблуками об асфальт.
      - Зато я говорила, - хвастает Маша.
      - Вот ты бы лучше молчала, - отрезает мама и поворачивает на широкую улицу.
      Эту дорогу Маша хорошо знает. Справа от тротуара, за высоченными фонарями стоят цветные и уставшие автомобили. Они едут совсем медленно и часто отдыхают. Слева за решетчатым забором стоят другие машины - большие, желтые и красивые. Иногда они сурово ворчат и, важно переступая порожек, выходят из ворот, чтобы с ревом умчаться куда-то. Маше кажется, что это - "хароны" для машин. Но кто кладет обо́лы для машин, она не знает.
      - А за синим знаком остановка, - продолжает Маша вслух, - если подождать, приедет автобус.
      - Ага, и застрянет в пробке, потому что у кого-то нет магистральной машины, - мама щелкает каблуком как выключателем и глаза-лампочки угасают совсем. Папа смотрит на скоростную магистраль, возвышающуюся над городом, - Позавчера я проторчала час, наверное. Кто-то опять вылез на дорогу. Ему целую кучу "проездных" накидали, прежде чем мусорщики изволили убрать его с дороги.
      Проездными мама называет обо́лы - это Маша знала.
      - Не мусорщики, а "хароны", - чуть менее терпеливо отвечает папа, - Смысла кидать столько обо́лов никакого нет, "харонам" все равно - они просто едут на маячок, хоть один, хоть сотню.
      - Да ты у нас эксперт. А люди говорят, чем больше положить, тем быстрее приедут. Так, заходим.
      Это она говорит уже из автобуса, чуть не выдергивая Маше руку. Они проходят в салон и садятся на свободные места перед экранами.
      - Поехали без рекламы, - дружелюбно предлагает папа.
      - Я смотрю у тебя много денег, - отстукивает мама банковской картой по экрану, - закрой глаза, если не нравится. Папа закрывает глаза и в автобусе становится как-то совсем темно. Маша тоже не любит рекламу - она ее просто не видит со своего роста, а на руки ее уже не берут. Зато можно слушать, как она мерцает разными голосами.
      "Сбили человека на магистрали? Неприятности случаются. Мы поможем вам облегчить их последствия. Уникальное покрытие АбсолютСкин - на вашей машине никаких следов"
      Автобус поднимается на скоростную магистраль и предусмотрительно закрывает окна. Разминает затекшие колеса и пулей срывается с места. Маша достает электронную книгу, которую подарил ей папа еще на день рождения. В отражении выключенного экрана видны ее светлые волосы с дурацкими бантиками, навязанными мамой. Книга смешливо подмигивает ей и разворачивается на случайной странице. На картинке что-то белое с длинным носом. Подпись говорит, что это чайка.
      - А что она делает? - спрашивает Маша у папы.
      - Чайка? Просто летает.
      - А зачем?
      - Мрия, можешь не елозить? - одергивает ее мама, не отрываясь от телефона. Маше не нравится, когда ее называют полным именем, да еще и проглатывая самую главную букву, и она дуется на бесполезную чайку на картинке.
      "Корпорация напоминает: заметив погибшего человека, положите рядом с ним обо́л. Вот так - это просто, и не требует никаких усилий. Наши "хароны" сделают все остальное. Девиз корпорации - чтобы вам ничего не мешало"
      У Маши тоже был обо́л, правда, всего один. Ей его вложил в руку проезжающий мимо "харон" - тощая, словно вешалка, машина, с ворохом темных мешков, рассекающая по обочинам и рельсам. Иногда эти мешки не пустуют. Маша тогда сказала "спасибо", а папа почему-то рассмеялся.
      "Замаялись с делами и пропустили смерть любимого человека? С кем не бывает, скажете вы? Только не с вами! Мгновенные извещения на ваш мобильный, из любой точки планеты. Точность, скорость и надежность. Плохие новости или хорошие - наша задача доставлять их хорошо"
      - Выходим, - застегивает куртку мама и встает. Маша выползает из-за сиденья и затем спрыгивает с площадки вслед за ней. Папа машет ей рукой и едет дальше один - ему возвращаться на работу.
      - Иди к себе, - звенит ключами мама и исчезает в потоке падающей воды где-то в лабиринтах дома. Держась за перила, Маша поднимается на второй этаж, в самую дальнюю комнату с окном без занавесок, выходящим на серую бетонную стену. Между стеной и домом ничего не растет, кроме жутковатых теней от садовых деревьев. По вечерам тени наползают на стену и карабкались вверх. Иногда они залазят в окно и шарятся по столу, где в клетке живет хомяк Тим. Его принес из сада папа еще летом, и отдал Маше.
      Тим обычно спит или жует траву в одном из углов, изредка пробуя ползать по решетке. Маша не совсем понимала, доволен ли он - никаких сигналов он не подавал, а маленькие глазки открывались и закрывались совершенно бестолково и ничего не означали.
      Сейчас же Тим лежит на спине, чего никогда не делал, и не шевелится. Маша тянется к столу и достает его за бантик, туго завязанный на шее. Его Маша повязала утром, не зная еще, что на деловую встречу в семейном кругу Тима брать не планировалось. Холодный и выключенный, он кажется ей легким-легким.
      Осторожно, по стенке спустившись по ступенькам вниз, Маша выходит на улицу и подходит к обочине. Мимо медленно и деловито движутся авто, утюжа матово-черную дорогу. Маша достает свободной рукой из кармана обо́л и долго смотрит на него, размышляя. И выбрасывает Тима в кучу мусора.

    34


    Северная Н. Кукла   7k   "Рассказ" Проза

      Солнце медленно скатывалось по верхушкам деревьев за горизонт. В правой руке держа куклу, а в левой ее пижаму, мальчик недоверчиво наблюдал, как в небесной колыбели исчезало багрово-золотистое дитя.
      - Теперь и нам пора ложиться спать, - грустно произнес он.
      Одев куклу, Ваня вошел в дом. Он бережно положил ее в большую мамину кровать, взял со стола книгу со сказками и, медленно выговаривая буквы, старательно читал по слогам. У куклы было одно ухо, глаз, перекошенный рот, даже волосы кто-то из детей выдрал, но мальчик рассудил, если оставили сердце значит еще не все потеряно. Когда ему показалось, что кукла уснула, он положил книгу на стол и пошел мыть посуду после ужина.
      Ночь была ясной. Звезды, словно маленькие светлячки задорно подмигивали, то тут, то там мелькали фантастические бабочки, вспыхивали и гасли - только успевай загадывать желание! Ванечка очень хотел разбудить куклу чтобы вместе смотреть на это волшебство, но сдержался. Кукле и так нелегко - чужой дом, да и он не подарок - приготовь, постирай, в парк своди - пусть отсыпается. Как привыкнет, так и будут вместе на звездные чудеса смотреть.
      Ванечка вставал в шесть утра. Застилал кровать, готовил завтрак - овсянку на молоке. Дети по утрам должны есть кашу. Это он хорошо усвоил. Мальчик посадил куклу за стол напротив себя и положил ей каши побольше.
      - Ты взрослая, а значит, сил тратишь много, - объяснил он кукле, - сиди ровно, не сутулься!
       Съев с удовольствием овсянку, Ваня с горестью заметил, что кукла совсем не ценит его трудов и к тому же решила показать свой дурной характер. Ему пришлось дать ей подзатыльник.
      - Опять недоела, - недовольно заметил он. - Для кого я готовил? Старался? Вот пойдем гулять, начнешь хныкать. Что тогда? - немного подумав, он примирительно ответил, как если бы кукла с укором на него смотрела. - Так и быть возьму с собой хлебушек, но немного, чтоб аппетит не перебить.
      В парке было много детей. Огромные очереди стояли на карусели, а кому уже надоело кататься, тот весело плескался в фонтане. И, конечно же, все были с куклами, а некоторые даже с очень красивыми, нарядно одетыми с аккуратными прическами, пушистыми ресницами и алыми губами. Вобщем с новыми.
      К Ване подошел закадычный друг Женя и показал свою куклу.
      - Как она тебе?
      - Нормальная. А почему без ноги?
      - Я такой ее взял. Продавец рассказал, что она своего сына ногами била, а как стала куклой, он ей это припомнил. А мне и к лучшему. На одной ноге она никуда не сбежит. А то любят они нас, детей, бросать. Вот как сбежала моя мать со своим собутыльником, так до сих пор не могу найти ее. А твоя что? Полюбила уже?
      - Свыкается.
      - А если не полюбит?
      - Ну что ж, - Ванечка пожал плечами, - не впервой, - ответил он как можно более безразлично.
      Мальчики сели на скамейку. Женя злобно дернул куклу за руку.
      - А ну сиди, дрянь! На карусель захотела! А где деньги взять?
      - Ты бы поласковей с ней, - заметил Ваня.
      - Ничего, пусть привыкает к жизни, не все ей как сыр в масле кататься.
      После парка Ваня с куклой зашли в магазин. Кукла вела себя из рук вон плохо: капризничала, упиралась, требовала сладкое. Ванечка сначала шикал, а потом ему надоело, и он ударил ее по лицу. Кукла сжалась, но поняла кто сильней, и безвольно повисла в руке мальчика.
      - А как ты думала, - идя домой вычитывал ее Ваня, - будешь меня позорить, а тебе все с рук сойдет! Вот придем домой, еще ремня получишь.
       Дома, кукла долго стояла в углу. Ванечка даже телевизор погромче сделал, чтобы знала чего лишилась из-за дурного поведения. Но к вечеру ему стало жалко куклу и, уложив ее спать, долго читал сказки. Но сам не спал всю ночь. Он грустно вздыхал. Одиночество, словно колючее одеяло, укрывало его с ног до головы. Сердце подсказывало, он поступает неверно, так любовь не заслужить. Кукла будет его бояться, да мелко пакостить в отместку. А можно ли по-другому получить любовь? Ваня решил узнать об этом у детей с красивыми куклами.
      - А почему вас любят куклы? Что вы делаете для этого? - спросил он как только пришел в парк.
      - Ухаживаем и заботимся, - ответила одна из девочек.
      - Так и я все это делаю! Может еще что-то есть?
      - Гуляем в парке, читаем сказки, смотрим на небо, - присоединился к разговору мальчик.
      - Странно, - пробормотал Ваня. Для любви все это было явно мало. Размышляя над тем, из чего же состоит любовь, он заметил Женю, но уже с новой куклой.
      - А что со старой?
      - А! - Женя махнул рукой. - Матерные слова кричала, а потом где-то водку купила. Хватит с меня алкоголичек! Я пошел и сдал ее в магазин.
      - Но у новой только голова и туловище!
      - Специально долго искал. Такая не станет меня бить и уж тем более пить водку, - гордо ответил Женя. - Думаю, она меня полюбит. Ладно, мы пойдем кататься.
      Ваня долго смотрел им вслед, а затем направился в магазин игрушек. За прилавком стоял седой старик с роскошной кучерявой бородой и добрым выражение лица, но с острыми, проницательными глазами.
      - Опять за новой пришел, Ванечка? - ласково спросил старик. Он знал всех детей по именам, многие приходили в магазин по нескольку раз за день.
      - Нет.
      - Что тогда?
      - Хочу вернуть куклу.
      - А что взамен? - удивился старик.
      Ваня шмыгнул носом. Полки магазина были завалены куклами - грязные, поломанные, а некоторые с порванными тряпичными сердцами. Видимо кто-то из детей совсем отчаялся получить любовь.
      - Я хочу забрать свою маму, - наконец решился он.
      - Маму? Но ведь она обижала тебя, смеялась над тобой, была к тебе несправедлива и холодна. Ты ей все руки и ноги поломал. Даже не знаю, что осталось от нее.
      Ваня немного помолчал.
      - И все-таки я хочу забрать маму.
      - Что ж пойду, поищу ее.
      Через некоторое время старик вернулся, он нес в руках ободранную куклу.
      - Вот, держи свою маму.
      Ваня бережно взял куклу и направился к выходу.
      - Постой, - окликнул его старик, - ты единственный, кто вернулся за своей мамой. Может, скажешь, почему?
      - Если честно я не знаю, - простодушно ответил Ваня, - только она помнит тот солнечный день, когда купила мне самое вкусное в мире мороженое, а потом долго катала на качелях. Это мой единственный счастливый день. И мы разделили его на двоих.
      Мальчик неспешно возвращался домой, так же неспешно солнце скрывалось за верхушками деревьев. Мамино тряпичное сердце было порвано другими детьми, но Ваня знал - придя домой, он аккуратно его зашьет.

    35


    Федотов В.С. В клинике Остроумова   12k   "Рассказ" Проза

       Старик сидел за большим письменным столом и, услышав чьи-то шаги в коридоре, решил, что это его младшая дочь.
      - Александра, подай мою палку, я оставил ее у дверей.
      В комнату вошла Татьяна, старшая.
      - Папа не говори так громко, Ванечка уснул.
      - Прости. Что с ним? Опять температура?
      - Да. Няня сказала, всю ночь капризничал и уснул только под утро.
      - Это пройдет... простуда. Где мать? Что ты мне принесла?
      Татьяна протянула отцу черную лакированную трость из эбенового дерева.
      Этот подарок от Танеева, увивавшегося за Софьей Андреевной, он когда-то принял, превозмогая неприязнь, и никогда им не пользовался. Софья Андреевна корила мужа за его самодельный посох: с такой палкой стыдно выходить на прогулку в Москве, ладно еще - в Ясной Поляне... Но Толстой был упрям.
      - С танеевской тростью может гулять молодой повеса, я же... Принеси, душечка, мою коряжину, - старик недовольно хмыкнул, шевельнув дыханием седые волосы усов.
      Татьяна, шурша длинным платьем, спустилась вниз, где у входных дверей стояла в углу суковатая палка отца.
      - Вот эта - моя. Ты ведь знаешь, Семенов подарил... в лесу отыскал, старался. Мне другой не надо.
      - Папа, куда вы собрались?
      - Ты не слышала новость?
      - Какую?
      - Вчера я встретил на прогулке Авилову, литераторшу. Узнал от нее, Чехов поступил в клинику Остроумова, с легочным кровотечением.
      - Какой ужас!
      - Надо успеть навестить. Он славный человек, да и писатель хороший.
      - Неужели всё так плохо? - Татьяна приложила ладони к горячим щекам.
      - Не знаю... вероятнее всего - да.
      Они медленно спустились по слегка поскрипывающим ступеням на первый этаж. Камердинер Иван Васильевич вопросительно смотрел на графа, ожидая указаний.
      - Лев Николаевич, прикажете закладывать сани или бричку?
      - Какие сани, братец. Снег почти весь сошел. Пешком пройдусь. До Девичьего поля рукой подать.
      - Папа, я провожу...
      - Нет-нет, Таня, я один хочу.
      Иван Васильевич помог графу надеть полушубок, подал шапку и загремел засовами, открывая входную дверь.
      
      Весеннее солнце совсем не грело. За ночь тротуары, расчищенные от снега дворниками, покрылись ледяной коркой, и идти было трудно. Через несколько минут рубаха стала прилипать к телу. Толстой жалел, что надел полушубок, а не суконное пальто, которое он носил до поздней осени, до первых утренних заморозков. Он оглянулся назад: не попадется ли ему попутный извозчик, - улица была по-утреннему безлюдна. До клиники путь недолгий, но скользкая дорога напрягала и раздражала. Утреннее спокойствие уступало место непонятному недовольству. Недовольству всем: плохой дорогой, слишком теплой одеждой и даже горькой отрыжкой от выпитого кофе. Мелькнула стыдная мысль: "А для чего я иду к Чехову? Чем я могу помочь умирающему?"
      Ему вспомнились старшие братья Николай и Дмитрий, умершие от чахотки.
      "Я молился Богу, просил за их выздоровление... увы! Не в человеческих силах изменить предначертанное свыше".
      В клинике Толстого узнали сразу. Уже в вестибюле, медбрат, выдающий больничные халаты, с вытаращенными глазами кинулся в кабинет ординатора:
      - Михаил Никитич, граф пожаловали-с!
      - Какой граф? Толком говори.
      - Толстой. С такой бородищей...
      - Лев Николаевич... к Чехову приехал.
      - Пришел.
      Ординатор отложил в сторону свои журнальные записи и, поправив шапочку, вышел встречать гостя. Толстого он видел только на фотографиях, и сначала растерялся, не узнав писателя в потертом полушубке, похожего на простого крестьянина. Толстой снял шапку и протянул руку подошедшему врачу.
      - Здравствуйте, милейший, не знаю, как вас величать.
      - Михаил Никитич, ординатор этого отделения.
      - Не могу ли я, Михаил Никитич, побеседовать с господином Остроумовым?
      - К сожалению, это невозможно. Профессор находится в отъезде. На интересующие вас вопросы постараюсь ответить я.
      - У меня только один вопрос - как здоровье Чехова?
      Для ординатора это не прозвучало неожиданно. О чем еще могли спрашивать посетители, кроме как о здоровье пациентов.
      - Обследуем больного. Сейчас он очень слаб: потерял значительное количество крови.
      - Я могу его видеть?
      - Разумеется, но ваш визит не должен быть продолжительным. Антону Павловичу пока нельзя разговаривать.
      - Хорошо. Говорить буду я.
      Толстой скинул жаркий полушубок и в сопровождении ординатора Маслова вошел в палату Љ16.
      Мартовское солнце прорывалось сквозь не слишком чистые стекла окон и заполняло просторную комнату сдавленным жёлтым светом: четыре кровати, - три из которых были заправлены, а на четвертой лежал человек с тонкими руками поверх одеяла, - круглый стол посередине и клеенчатое кресло неподалеку от кровати больного.
      Антон Павлович попытался привстать, увидев Толстого в дверях. Торопливо нащупав на тумбочке пенсне, надел на переносицу. Серый мешок со льдом, лежащий на груди сполз на сторону.
      Толстой торопливыми шагами подошел к постели:
      - Лежите, лежите... Вам нельзя...
      - Это слово я слышу здесь чаще всего. Здравствуйте, Лев Николаевич.
      Голос Чехова был настолько слаб, что Толстой разобрал только - "здравствуйте".
      - Милый мой... здравствуйте, - голос его дрогнул, - вы изменились.
      - Я рад вас видеть, - волнение Толстого передалось Чехову. Он не решился подать свою худую руку и неловко убрал ее под одеяло.
      Толстой придвинул белый табурет, стоящий у стола вплотную к кровати и сел, по привычке закинув нога на ногу. Хорошо начищенные ваксой сапоги (перестарался слуга) донесли до ноздрей больного запах дегтя. Тележные колеса пахли также.
      Знакомый запах напомнил Чехову весеннюю дорогу, по которой на санях ехать уже нельзя, а на бричке от Лопасни до Мелихова не скоро доберешься.
      "Скорее бы домой", - подумал Чехов.
      Толстой смотрел на него из-под густых бровей, и во взгляде его можно было уловить легкое недоумение или удивление. Он ожидал увидеть умирающего больного, а перед ним лежал тот самый Антон Павлович, которого он видел два года назад, только чуть похудевший, с такими же милыми беззащитно-близорукими глазами, с легким румянцем на щеках, как у брата Дмитрия, умершего от чахотки, давно - в 1856 году. Но Чехов не был похож на умирающего.
      Видя, что Толстой в затруднении с чего начать разговор, Антон Павлович первым нарушил молчание.
      - Что пишите? "Воскресенье" закончили?
      - Ах, "Воскресенье"... Есть кое-что другое. Пишу большую статью об искусстве.
      - Интересно.
      - И мне интересно... что из этого получится. Иногда видится, продвигаюсь в правильном направлении, а оказывается - прихожу в тупик. И всё начинаю сызнова.
      - Так бывает, - тихо произнес Чехов.
      - Что? Да-да бывает... но ведь вы статьи не пишете.
      - Нет.
      - Статью написать не легче, чем повесть или роман. Вот Тургенев меня укорял, что я взялся не за своё, - Толстой нахмурил брови. - Я же считаю статью более полезной, нужной, чем писательский вымысел. Да, да!
      Чехов улыбнулся горячности Толстого.
      - А как же "Война и мир"?
      - "Война и мир" - это попытка молодого и самонадеянного объять необъятное. Толстой сделал жест рукой, как бы отмахиваясь от своего великого романа.
      Он долго говорил о своей статье, - она была еще не окончена - и постепенно разговор зашел о театре. Чехов заметил:
      - Театр существует с древних времен, по сей день.
      - Но это совсем другой театр, согласитесь, Антон Павлович? Каменные ступени Колизея собирали десятки тысяч зрителей. Плебс рукоплескал. Сейчас театр далёк от народа.
      - Нужно создавать новый театр - народный.
      Толстой знал о провале чеховской "Чайки" в Петербурге.
      - Народный театр? Возможно. Но современные актеры это ярмарка тщеславия. Спорят, чей талант выше, значимее... непомерные амбиции... Не связывайтесь с театром, лучше пишите повести и рассказы. У вас неплохо получается.
      Чехов улыбнулся скупой похвале Толстого, но его слова об актерах не убедили. Тщеславие присуще не только актерам, но и многим другим, в том числе и писателям, и это не самый тяжкий грех. Чехов промолчал, не стал возражать, но Толстой почувствовал за его мягкой улыбкой молчаливое сопротивление. То, что суждения Толстого воспринимались в его семье как безоговорочно верные, не требующие доказательств, приучили его к мысли, что так оно и есть.
      Близорукий чеховский взгляд был мягок, спокоен, но неуступчив, когда речь зашла о бессмертии. Начал разговор на эту тему у постели больного чуткий и прозорливый писатель земли русской Лев Николаевич Толстой. Может быть, он так хотел поддержать Чехова, укрепить его дух, перед уходом в мир иной. Этот мир Толстой представлял в кантовской трактовке: все люди и животные будут жить в начале (разум, любовь).
      Лев Николаевич долго излагал кантовскую теорию бессмертия, а Антон Павлович молча, выслушивал и не возражал. Он понимал, что переубеждать Толстого не имело никакого смысла, а высказывать свое несогласие с теорией великого философа, с трудами которого он был не очень знаком, и подавно.
      Прошло полчаса. В дверях палаты давно стоял ординатор Маслов, не решаясь прервать Толстого. Тяжелые шаги санитаров в коридоре, проносивших закрытое простыней тело, заставили Толстого обернуться. Маслов достал из-под халата луковицу часов на толстой цепочке и выразительно постучал ногтем по крышке.
      Толстой неспешно поднялся с табурета:
      - Ухожу, ухожу, любезный. Я уже порядком надоел Антону Павловичу своей болтовней, - он наклонился и положил свою широкую ладонь на горячую руку Чехова.
      - Поправляйтесь поскорее и выписывайтесь из этой палаты Љ16. Ваша палата - Мелихово.
      - Жду - не дождусь.
      - Дождетесь. Живите долго. Я стар, а вы еще молодой человек... - голос Толстого опять дрогнул, глаза налились слезами. Может быть, в этот момент он пожалел себя и свои ушедшие годы, потраченные на не любимую им теперь литературу. Русские раскольники, староверы интересовали его теперь больше, чем писание романов.
      Возвращаясь, Лев Николаевич прошел мимо своего дома, по другой стороне улицы, никем незамеченный и спустился к Москве-реке посмотреть, тронулся лед или река всё еще недвижима. Здесь за хамовническими огородами, на открытом пространстве задувал сильный ветер и по реке шли медленно поворачиваемые половодьем большие льдины. Ледоход начался.
      - Что я ему наговорил? Что наговорил? - бормотал он в спутанную ветром бороду. - Какой театр? Театр едва не убил его. Чайка... Он сам как подстреленная птица.
      
      Чехов долго не мог заснуть. Мысленно он продолжал разговор с Толстым. Но теперь он не молчал, он возражал ему. Бессмертие, в которое верил Толстой, ему совсем не нужно. Слиться с общей массой, потерять свою индивидуальность - это не бессмертие, а мираж. Такого бессмертия он не хотел, и эта мысль занозой сидела в голове и не давала заснуть.
      Седая бородища великого старца превращалась в окутывающий холодный туман и Чехов на какое-то время погружался в сон, но ненадолго. Маленькие колючие глаза смотрели на него строго и он снова просыпался в непонятной тревоге. Ночь прошла почти без сна. Под утро у Чехова вновь открылось сильное легочное кровотечение, которое с трудом удалось остановить. Толстой спал спокойно.

    36


    Тамара А. В сером городе   15k   "Рассказ" Фэнтези




       Дегтярева Анжелика Владимировна

    Смешанные чувства.

       Тебе стоит лишь подойти и оно уже ощущает какой-то особенный трепет... В этом чувстве словно есть все - преклонение, страх, любовь, досада, благодарность... Такая богатая гамма эмоций, чувств, ощущений...
       Я всегда удивлялась тому как легко тебе это удается - пробираться к самому сердцу, видеть его таким открытым и беззащитным. И потом ты делаешь все, что захочешь...Ведь тебя не прогнать, ты уже внутри. На кончики твоих пальцев уже передается ритмичное тук-тук-тук. Ты всегда любил играть с чужими сердцами. Сколько я тебя помню...
       Знаешь, ты оставил неизгладимый след в сердцах и душах стольких людей за такое непродолжительное время... интересно, ты помнишь их всех или хотя бы нескольких их них? А может запомнил только тех "особенных", которых сам же и выделил.... Возможно, ты не припомнишь и никого из них...но они запомнят тебя на годы.
       Мы давно знакомы с тобой, настолько давно, что я знаю все твои привычки, а ты знаешь когда я пью черный, а когда с молоком... Но иногда я смотрю на твои красивые руки, то просто не могу в глубине души не задумываться о том, что когда-нибудь эти изящные длинные пальцы дотронуться и до моего сердца, что ты также бесцеремонно, как и многим другим, проберешься в мою грудь и вытащишь на свет все, что там хранилось долгие годы...
       Ведь ты - кардиохирург.

    Званые гости.

      
       Екатерина была глубоко погружена в свои размышления и не заметила, что в комнате она больше не одна.
       - А где же радостное приветствие? - женский голос прозвучал холодно и безжизненно. Катя обернулась в сторону говорящего и подскочила с кровати. В паре метров от нее в широком кресле удобно расположилась совершенно незнакомая ей девушка: полы черного кашемирового пальто были распахнуты; под ним легко угадывалось стройное, скорее даже худощавое, телосложение. - Или хотя бы улыбка? - незнакомка оперлась на правую руку, скрестила ноги и вопросительно посмотрела на Екатерину, которая медленно цепенела от нахлынувших чувств: страх, тревога, безысходность и почти физический холод завладевали ее телом. - Ты звала меня и я пришла. Но радости что-то не видно...
       - Кто... Кто Вы? - Катерина наконец справилась с приступом паники. Незнакомка тяжело вздохнула.
       - Я - Смерть, - Катя рассмеялась.
       - Здесь нет ничего смешного, - бесцветным тоном заметила Смерть и убрала непослушную прядь черных, как смоль, волос.
       - А у нынешних воров отличное чувство юмора, - все еще продолжала хихикать Екатерина.
       - Разве я похожа на вора? - Катя начала медленно соображать. И действительно, брюки и пиджак незнакомки не выглядели дешевыми, обувь несомненно была фирменной (Катерина в этом не сомневалась, ведь в чем в чем, а в обуви она разбиралась), да и кашемир ткань дорогая... Кроме того, девица держалась совсем не как воришка; ее поведение больше напоминало хозяйку. И тут Екатерине пришло в голову принять правила некой игры.
       - Смерть говоришь? А где коса?
       - С тобой я и без косы справлюсь.
       - А как же костлявые руки, балахон, ну и что там еще?
       - Стереотипы... - протянула Смерть. - Но если тебе так легче поверить... Voila ! - девушка развела руки в стороны словно приготовилась к объятию, и Катерина вскрикнула от ужаса: в кресле сидел скелет, облаченный в черный поношенный плащ, в глазницах зияла пустота. Существо перебирало костлявыми "пальцами", смотря на Екатерину. - Так лучше?
       - Но я не звала тебя, - пролепетала Катя.
       - Неужели? - и Екатерина сама того не желая, начала припоминать обрывки своего прошлого: средняя ступень школы, провал экзамена - "Да лучше умереть, чем рассказать отцу", - думала она; ей семнадцать, бросил парень - "Я не могу пережить этого! Почему смерть не заберет меня?!"; ее первая работа, первое серьезное разногласие с коллегами - "После такого жить не хочется!" и многие подобные эпизоды один за другим мелькали в ее памяти как кадры позабытого кино.
       - А твое последнее приглашение? А? "В такую погоду и умереть не жалко!" Не жалко ей! А мне может в такую вот погоду совсем не хочется тащиться по твою душу! Но ты была так настойчива, что я пришла. И вот - ни намека на радость не увидела! - в кресле снова сидела девушка в черном, но теперь Екатерина не сомневалась, что к ней пришла сама Смерть.
       - Но я так молода, чтобы умирать! - взмолилась Катя.
       - Тоже мне причина, - хмыкнула Смерть.
       - Но я и любви-то еще не знала!
       - И видимо поэтому ты решила, что я будто бы не могу забрать тебя с собой? - Смерть вздохнула, а потом повернула голову в сторону двери и обратилась к невидимому собеседнику. - Ну а ты чего там стоишь? Проходи, раз позвали...
       В комнату вошла красивая девушка. Ее голубые глаза светились из под черных ресниц, нос был слегка вздернут, золотые волосы волнами спадали на плечи; на вид ей было лет восемнадцать, может двадцать. Белое летящее платье, едва прикрывающее колени, придавало ее фигуре легкость. Блондинка прошла по комнате и как-то по-мальчишески села на прикроватную тумбочку.
       - А ты я смотрю все молодишься, старушка? - сказала Любовь с улыбкой.
       - Не старее тебя буду, милочка! Ты ж древнее самой древней профессии, - с ухмылкой ответила Смерть.
       - Ах ты, рухлядь! Да с тебя песок уж лет как семьсот сыпется, если не больше!
       - Древность! - рявкнула Смерть и прыснула. Любовь улыбнулась в знак примирения.
       - Так что звали-то?
       - Вот... Жалуется, что любви не знала, говорит, забрать ее не могу.
       - А тебе будто бы когда до этого дело было, - она внимательно посмотрела на Смерть, та лишь пожала плечами. - Ладно. Посмотрим... - продолжала Любовь, вглядываясь в человека. - Дорогуша, а ты и не просила никогда любви у меня.
       - Как? Как же так... Я... Я просила...
       - Просила. Хорошего мужа. И жизнь дала его тебе. Разве он плох? - Екатерина молча опустила глаза. Она впервые осознала, что собственно любви никогда и не просила-то. Били разные просьбы: о парне-романтике, о щедром "друге", о нежном любовнике, о хорошем муже. Она просила о многом, но не о главном...
       Катя задумалась на некоторое время, а потом словно встрепенулась:
       - Ну а как же на счет удачи? Хорошо, не довелось мне узнать любви, но как же "не везет мне в картах, повезет в любви"? Я не могу отправиться с тобой, - обратилась Екатерина к девушке в темном одеянии. - Ведь мне и удача не сопутствовала никогда!
       - Э, нет, девочка! Не надейся даже! - лениво проговорила Любовь, манерно рассматривая маникюр. - Кто-кто, а уж эта птица сама по себе.
       - Да и не припомню я у тебя пристрастия к картам, - ироничным тоном подметила Смерть.
       - Не было у меня ни любви, ни удачи, но хоть богатством бы не обделили... - с надеждой в голосе вымолвила Катя.
       - Оооо, - только и протянула Любовь.
       В комнату вошел загорелый мужчина средних лет: высокий, с хорошей выправкой, гладко выбритый и пахнущий дорогим парфюмом; на кожаных туфлях не было ни единой пылинки, стрелки на черных брюках отглажены практически идеально, на манжетах шелковой рубашки цвета шампанского поблескивали платиновые запонки. Темные волосы незнакомца уже подернулись сединой, но это ни сколько не портило его, а скорее наоборот, придавало некой привлекательности. Он не был красив, но и неприятным Катерина назвать его тоже не могла.
       - Ну здравствуй, костлявая, - похлопал он по плечу Смерть как старого приятеля. - И тебе здравствуй, Любава.
       - Чай и Вам не хворать, - отозвалась Любовь. Мужчина оперся на кресло, в котором сидела Смерть и вопросительно кивнул. Девушка в черном кивком указала на ошарашенную Екатерину, которая уже совершенно не понимала снится ей это или же все происходит на самом деле.
       - Девчата, - заговорил он, оглядывая содержимое комнаты. - Так она меня и не звала никогда. Благополучия финансового просила, это да, было такое дело. Но вроде тут никто и не бедствует. Разве нет? - Ему не ответили. По лицу Екатерины текли слезы.
       - Счастье... Счастье... - бормотала Катя сквозь слезы и вдруг заметила какое-то движение в дверном проеме. Она вытерла слезы и увидела нечто... неопределенное, по контурам напоминающее человеческое тело, но только прозрачное и слегка светящееся изнутри. Странная фигура медленно, небольшими шагами, прошла по комнате и присела на стоящий у дамского столика пуфик.
       - Давненько я тебя не видела в таком обличии, - протянула Любовь.
       - И почему я не удивлена? - спросила Смерть.
       - Кто... это? - вошедшее "нечто" внимательно посмотрело на вопрошающую.
       - Не удивительно, что она не узнает тебя, - рассмеялась Смерть.
       - Я - Счастье.
       - Но почему ты такая... такой... такое...? - Екатерина не знала как продолжить.
       - Видишь ли, Катенька, - мягко начала Любовь. - Счастье принимает самые разные формы... Для каждого счастье выглядит по-разному. А у тебя оно так и не приобрело никакого обличия.
       - Это девица никогда не знала чего хочет, - безразлично произнесла Смерть.
       - Похоже на то, - отозвалось Богатство.
       - А самое печальное в том, что она не лжет; она действительно не знает, - согласилась Любовь.
       - У меня не врет НИКТО, - подчеркнула Смерть.
       - Никто? - машинально переспросила Екатерина.
       - А ты попробовать захотела? Что все расселись? Собирайтесь. Пора нам.
       - Такта тебе не занимать, - сказала Любовь, но тем не менее поднялась со своего места.
       - Да будет тебе, старушка! - заговорило Богатство. - Посмотри только на нашу разношерстную компанию. Ну когда еще так соберемся, а? - Смерть обвела комнату взглядом. - И действительно, - подумала вдруг она, - на входе мне частенько доводилось встречаться и с Богатством, и с Любовью, и даже Счастье иногда оставалось со мной до самого конца, но такой компании на выходе у меня уже давно не было. Сколько? Тысячу лет? Две тысячи? Больше? - перестав прикидывать прошедшее время Смерть резким движением поднялась из кресла и вплотную подошла к Екатерине. - Нужно быть как минимум очень необычным человеком, чтобы собрать нас всех здесь, - продолжала она размышлять вглядываясь в бледное лицо Кати.
       Пронизывающий взгляд черных глаз. Мгновение... Еще одно. Казалась, что это длилось целую вечность. Так больше не могло продолжаться. Катерина хотела сказать, что она уже готова умереть прямо здесь и сейчас, так и не узнав ни счастья, ни любви, ни богатства, только бы это закончилось; она даже успела открыть рот и... проснулась.
       - Сон? - спросила она в темноту и со вздохом облегчения откинулась на подушку.
       Прошло шесть лет.
       - Милый, кто это был? - спросила Катя, закутывая в полотенце мокрые волосы.
       - Какая-то девушка. К тебе приходила. Я предложил пройти, но она сказала, что зайдет в другой раз, - Екатерина посмотрела в окно и заметила на детской площадке женский силуэт в черном пальто. По ее спине побежали мурашки.
       - Мама, мама, к тебе приходила подруга? Да? - маленькая девочка обвила ее ноги в кольцо своих рук. - А я ее знаю? А?
       - Нет, не знаешь, - ответила Катерина, ероша волосы на светлой кудрявой голове. Всматриваясь в молодую особу за окном, она силилась припомнить то ли то, где она могла видеть ее раньше, то ли старалась понять причину резко накатившего беспокойства. И тут ее словно обдало потоком ледяной воды: она вспомнила где видела это черное кашемировое пальто, вспомнила неспешно-размеренные шаги, вспомнила и это самое тревожное ощущение...
       - Да, она непременно еще зайдет, - сказала Катя сама себе.
       - Что?
       - Ничего, дорогой. У нас сегодня много дел. Нужно ведь как следует подготовиться к празднику? Как думаешь, малышка? - улыбнулась она дочери, не замечая, что фигура за окном больше не одинока; и тем более не могла услышать о чем они говорят.
       - Здравствуй, рухлядь!
       - И тебе не хворать, древность, - отозвалась Смерть.
       - Да прекратите вы когда-нибудь или нет? - обе обернулись на детский голос. Неподалеку стояла маленькая девочка в темно-синем платье с пышной юбкой, подол которой украшали два волана, расшитых пайетками, на узкой талии красовалась завязанная на бант голубая лента; белые кудряшки были собраны в аккуратный хвост лентой того же цвета.
       - Не уж-то и ты к нам пожаловала? - надменно проговорила Смерть.
       - Смотрю она наконец-то определилась, - улыбнулась девочке Любовь.
       - Да, как видишь, - кивнуло Счастье.
       - Три девицы под окном... - раздался мужской голос позади них. Троица обернулась.
       - А тебя вроде как не звали, - грубо заметила Любовь.
       - Решил заглянуть на огонек, - в тон ей ответило Богатство, и добавило уже более мягко: - Тем более тут такая теплая компания...
       - Теплее не придумаешь, - рявкнула Смерть.
       - Вечно ты в своей манере! Надо же так испортить момент, - мужчина поправил воротник.
       - Собрались, повидались, и будет! Нам пора, - и Смерть запахнула пальто.
       - Ты заберешь ее? - девочка смотрела снизу вверх, стараясь заглянуть в непроницаемые черные глаза.
       - Непременно, - девочка тяжело выдохнула. - Но не сегодня, - едва заметно улыбнулась Смерть довольная произведенным эффектом, и через несколько секунд вся компания исчезла.
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    1

      
      
      
      

    39


    Орехов Е.И. Вояка   4k   "Миниатюра" Сказки

       Хозяйка корчмы пересекла обеденный зал, и села за неприметный столик в темном углу. Там, привалившись к стене, дремал старый вояка.
       - Он повел своих придурков к реке, - сказала она, - никак не может смириться, что такая девушка живет среди нас. Говорит, что нормальный человек не должен разговаривать с животными, лечить больных одним прикосновением и глазеть по ночам на звезды.
      Приоткрыв глаз, вояка молча смотрел на нее.
       Женщина нахмурилась.
       - Ты понимаешь, что будет? - резко спросила она. - Они будут оскорблять её, кидать грязью. Грязь можно смыть. Но как залечить рубцы на душе?
       - Всем нам царапали нежные души, - философски заметил вояка, - никто от этого не умер...
       - Но и не стал лучше, - оборвала его хозяйка.
      Она помолчала, глядя на свои руки, перевела взгляд на вояку.
       - Да, ей все равно придется жить среди жестокости. - тихо сказала хозяйка. - Она еще не раз будет мучиться от людской несправедливости, плакать ночью в подушку, - она перевела дух, обхватила ладошками мужскую руку, умоляюще заглянула в глаза. - Но пусть это будет не сегодня. Помоги ей...
      Вояка хмыкнул, выбираясь из-за стола. Выходя на улицу, он заметил хозяйку, поспешавшую рядом, но, встретив ее взгляд, ругаться не стал и только недовольно мотнул головой.
      
       Они встретились на опушке. Вояка хорошо знал этих людей, поэтому, не тратя времени на уговоры, ударом в грудину снес главаря и разогнал остальных тяжелыми затрещинами.
      Затем присел над ворочавшейся тушей. Сжал двумя пальцами жирные щеки, развернул голову, уставился тяжелым взглядом в маленькие глазки.
       - Ты знаешь, что сломать ключицу можно одним пальцем? - спросил он. - А если потереть друг о друга обломки кости, то человеку больно настолько, что сфинктер разжимается. Можно так же сломать копчик, и тогда оставшуюся жизнь ты будешь передвигаться на четвереньках. Человеку можно причинить вред кучей способов, и все способы я испробую на тебе, если ты не оставишь девушку в покое.
      Вояка наклонился к поверженному и прошептал.
       - Я выразился достаточно ясно?
      Он выпрямился, глянул на испуганно кивающего главаря, замерших в отдалении прихвостней...
      И тут его накрыла волна ослепляющей ненависти к людишкам, собиравшимся уничтожить то, чего сами давно были лишены.
       - А ну пошли отсюда, убогие! - заревел он, обводя ужаснувшихся людей налитыми кровью глазами.
      Хозяйка молча смотрела вслед удиравшим, пока они не исчезли в лесу. Затем подошла к мужчине.
       - Иногда я тебя боюсь, - кокетливо сказала она, заглядывая ему в лицо.
       - Иногда я и сам себя боюсь, - проворчал вояка.
      Чуть отступив в сторону, он длинно выдохнул, помотал головой. Вроде отпустило.
       - А что, - оживился он - я слышал, девчонка твоя прекрасно ловит рыбу. Заходит в воду и так легко достает руками. Пойдем к ней, расскажем, как спасали, а за это она поймает нам парочку хороших щук.
       - Не говори ерунды, - хозяйка развернула вояку лицом к городу и подтолкнула в спину.
       - Это не ерунда, - проворчал вояка, подчиняясь, - я хочу есть. И завтра тоже буду хотеть, и послезавтра...
      Он замолчал на полуслове, когда хозяйка взяла его за руку.
      
      Через пару шагов он не выдержал.
       - Мы так и войдем в город, держась за руки?
       - Тебе не нравится? - подняла брови хозяйка.
       - Нет, почему же, - смешался вояка, - непривычно просто...
       - Придется потерпеть, - ответила женщина. - или тебя хватает только на один добрый поступок в день? Мужчина тихо выругался, но спорить не стал. Некоторое время он шел привыкая, а потом ему неожиданно стало хорошо. Может от мягкого тепла женской ладошки, а может от ощущения, что количество зла на земле уменьшилось.

    40


    Беликов А.А. Кабельдюк   10k   "Миниатюра" Юмор, Постмодернизм

        Плотник Севка Ерофеев маленький, плюгавенький и вечно запуганный мужичонка закончил свой трудовой день. Он уже убрал рабочее место, выпил политуры и теперь сидел и ждал - когда прозвонит долгожданный звонок. Вокруг него, за такими же верстаками, сидели его коллеги, такие же плотники-политурщики, и тоже ждали сигнала. В глаза Севки привычно полезла полиэтиленовая плёнка - она вовсе не мешалась, только делала всё мутным и нерезким, от чего фигуры коллег становились нечёткими и размазанными, словно у призраков. Зато, в уши забрались два забавных Шуршунчика, вот их-то Севка очень любил, они всегда нашёптывали ему такие похабные матершиночки, от которых сердце радостно побрякивало.
        И всё было бы хорошо, если бы не пятница. Именно в эти дни в Севкином цеху возникали проблемы ухода с работы: до сигнала никак нельзя - оштрафуют, а после звонка двери цеха почти сразу закрывались, и те, кто не успел выбежать, оставались куковать до понедельника. В другие дни такого безобразия не наблюдалось - задерживайся сколько хочешь, а вот в пятницу возникал нездоровый ажиотаж: попробуй вовремя выйти, когда в семнадцать звучит звонок, а в девятнадцать цех уже запирают! И сколько рабочие не просили отменить эти драконовские законы - цеховое начальство оставалось неумолимым.
        Звонок подкрался незаметно и впился в самую сердцевину мозга - в этом и состояла вся подлость его натуры, ждешь его - не звонит, а чуть расслабишься - как врежет! Теперь самое главное - успеть! Севка бросился напролом, но столкнулся с Асюем, кувыркнулся, перелетел через голову, вскочил и снова побежал! Пространство цеха исказилось и теперь напоминало внутренности летающей тарелки. Главное - не останавливаться, а то, только одна мысль, что придётся до понедельника коротать время с зелёными инопланетянами, приводила в дрожь - ведь они такие зануды! Хуже их - только Кабельдюк, но о нём лучше не вспоминать, а то он лёгок на помине!
        Навстречу Севке неслась обезумевшая толпа плотников-политурщиков, они его безжалостно задевали, отпихивали, а то и пинали ногами. Когда он ударился головой об огнетушитель, то понял, что бежит не в ту сторону, наверное, от столкновения с Асюйкой потерял направление. Севка развернулся и побежал в другую сторону, но часть коллег уже видела его бегущим навстречу и тоже развернулась. То ли они подумали, что открыли пожарный выход и Севка узнал про это первый, то ли они тоже падали - сложно сказать, только одна половина цеха бежала в одну сторону, а другая им навстречу. Причём, то один, то другой плотник-политурщик разворачивался и с удвоенной силой бросался в сторону противоположную той, куда бежал только что.
        Из-за полиэтиленовой плёнки, застелившей глаза всем, понять, где на самом деле находится выход - не представлялось возможным, оставалось только надеяться на чудо, и когда часовая стрелка почти подошла к девятнадцати, оно внезапно свершилось: "Мать вашу растак, - прогремел громовой голос начальника цеха, - дверь здесь"! Вся толпа развернулась и кинулась в указанном направлении.
        Уже на выходе притолока извернулась и больно ударила Севку в плечо, перила гнулись словно лианы и пытались вырваться из рук, а железобетонные ступеньки убегали из-под ног, сил на борьбу почти не оставалось - сказывалась усталость от бестолковой беготни по цеху. А вот хрен вам, - шептал Севка, - не удержите меня здесь!
        На проходной ни с того ни с сего к нему придолбалась охранница Зинка:
        - Ты что такое в штаны напихал? Вынести что-то решил, а ну показывай!
        Шуршунчики в ушах оживились и стали наперебой советовать: "Скажи, скажи ей про ядерную кочергу"! Севка улыбнулся (они всегда ему советовали только хорошее).
        - У меня в штанах, к твоему сведению, спрятана ядрёна кочерыжка! И ты, Зинка, станешь первой женщиной, которой я позволю за неё подержаться!
        - Да пошёл ты отсюда со своей кочерыжкой! - окрысилась Зинка, Севка и пошёл.
        Уже за проходными он пощупал - и правда, под портками что-то сильно оттопыривается, руку засунул - а там табуретка, их цех как раз такие и стругачит, вот только как она в штаны попала - просочилась, небось? К Севке подбежал Асюй и радостно закричал:
        - Пошли пиво пить, мы всем цехом в пивнушку намылились - пятница!
        - Не, пиво после политуры нельзя, - буркнул Севка, - тогда точно Кабельдюк придёт!
        В автобусе толпа навалилась, надавила и впечатала маленького Севку мордой прямо в декольте какой-то высокой, грудастой дамы. Хозяйка бюста не возражала, а Севка тем более: и мягко, и ехать удобно: голова надёжно зафиксирована и из стороны в сторону не болтается! Когда Севка всё-таки решился вынуть голову из грудей, то с удивлением обнаружил, что дама в совершенно голом виде лежит на кровати и спит, а он на ней, сверху. Вот это да, - подумал Севка, - надо же, как меня присосало, прямо как присоской какой, хорошо ещё, что я маленький и она меня не заметила, а то бы и по морде мог схлопотать! Он аккуратно сполз с кровати и покрался к выходу, пока всё шло хорошо, вот только одежда куда-то запропастилась, и ковёр длинным ворсом цеплялся за ноги, словно хотел остановить.
        - Что ты, гад, прицепился, - прошептал Севка ковру, - не видишь, что в сортир иду, вот нассу прямо на тебя - будешь знать!
        Ковёр оказался понятливым и сразу прекратил обвивать босые ступни. В коридоре, возле входной двери обнаружились ботинки, но одежды так нигде и не наблюдалось. Когда Севка зашёл в туалет и сел на стульчак, то почему-то на него сразу нахлынули приятные воспоминания про детство, как мать хватала его за волосы, кунала головой в унитаз и приговаривала: "Сколько раз тебе, гадёныш, повторять, чтобы писал сидя"! С тех пор Севка так всегда и писал - сидя, даже когда и сесть-то было некуда.
        Он ещё походил на цыпочках по квартире, но свою одежду так и не обнаружил, пришлось надеть махровый халат хозяйки, благо он оказался длинным и тёплым. Выйдя во двор, Севка понял, что уже ночь, автобусы не ходят, на такси денег нет, да и куда идти - не понятно, район-то совершенно незнакомый! Сел на самодельную скамейку и вдруг услышал едва различимый писк: плакали маленькие гвоздики, жаловались, как их беспощадно лупили молотками по головам и загоняли в тесные доски. Севка достал гвоздодёр и освободил их всех до единого! Скамейка рассыпалась по досточкам, да и ладно - так даже прикольнее - лежать на развалившейся скамейке, зато ребяткам помог! Гвоздики благодарно защебетали, собрались в стайку и улетели, а тут шнурки стали выползать из ботинок, обвивать ноги и ползти вверх, поближе к паху. Севке всегда нравилось, как шнурки с ним играют, особенно в автобусе, когда стоишь в давке, да и на работе тоже - это не отвлекало, а только радовало. Но тут вдруг шнурки отпрянули, спрятались и затаились! Севка огляделся и икнул от ужаса: что-то большое, бесформенное вылезло из кустов и двинулось в его сторону большими шагами.
        - Кабельдюк, зараза, ты опять нашёл меня? Уходи, я тебя не хочу!
        Тёмное пятно подошло, село на детские качели и зашептало ледянящим душу голосом:
        - Ну, что, Севка, ты знаешь, что надо делать: бей себя по морде и повторяй: я поганая пьянь подзаборная!
        - Не буду повторять, и вовсе я не пьянь, а плотник!
        - Бей себя и повторяй!
        Сопротивляться не было никаких сил, липкий мрак окутал тело, проник во внутренности и сжал сердце. Севка стукнул себя ладонью по щеке и заплетающимся языком произнёс:
        - Я поганая пьянь подзаборная.
        - Сильнее бей и громче кричи!
        - Я вонючий подонок.
        - Сильнее, пощёчины должны быть звонкие!
        - Я последнее дерьмо и алкоголик!
        - А теперь, вой, как собака, и по морде себя, по морде!
        Севка во весь голос орал и усердно лупил свою морду так, что из носа пошла кровь, но он этого не замечал. И вдруг Кабельдюк исчез: тьма, пристроившаяся на качелях, рассосалась, и уже никто не сжимал несчастное сердце. Хлопнула дверь подъезда, и давешняя высокая, грудастая дама подошла к разваленной скамейке. Надо же, - подумал Севка, - когда я уходил, то она была голая, а сейчас одетая - странно даже.
        - Вот ты где, горемычный, - сказала хозяйка бюста, - а я-то думаю: кто здесь убивается, скамейку всю разломал, пойдём-ка домой, там уже и одежда твоя постиралась.
        Дама взяла Севку на руки, легко, как ребёнка, прижала к огромной груди и понесла. И тут на него, как прозрение какое накатило, он оторвал голову от мягкой титьки и произнёс:
        - Я понял! Ты, наверное, моя жена?
        - Как скажешь - жена, значит жена, - улыбнулась она.
        - Ты только мне адрес наш напиши, - встрепенулся Севка, - а то я вроде уже был когда-то один раз женат, а потом не смог вспомнить, где она живёт, и пришлось разводиться!
        - Обязательно напишу, не волнуйся.
        Севка засыпал под мерное покачивание и думал: какая хорошая мне жена досталась: сильная, вон, как на руках меня носит. То, что высокая, это даже хорошо: сиськи всегда прямо напротив морды - удобно, а то, что её лица не видно - так это и на фотографию можно посмотреть, ежели припрёт. Шуршунчики в ушах на два голоса пели что-то нежное и матерное, но их Севка уже не слушал.

    41


    Грищенков Н.С. Фанаты   6k   "Рассказ" Юмор

      
      ФАНАТЫ
       Лето и осень 2008 года дождями нас баловали. Вот и сегодня с утра моросит мелкий дождь. Футбольное поле превратилось в болото, и, значит, никаких серьезных дел не предвидится. Я сижу за компьютером и пытаюсь сочинить стихотворение о любимой футбольной команде.
      Витька слоняется из угла в угол. На плечах у него великолепный зенитовский шарф, по которому он время от времени трепетно проводит рукой. Из-за безделья и тоски, навеянной дождем, ему очень хочется с кем-нибудь подраться. Интуиция мне подсказывает, что этим кем-то буду я, поэтому твердо намерен не поддаваться на провокации.
       - Хватит, как дятел, стучать по клавишам! - говорит Витька. - Ты разве не видишь, что даже монитор весь покраснел от стыда и позеленел от злости, указывая тебе на ошибки?
       - Ошибки мне исправят, - спокойно говорю я.
       - Не вижу смысла в твоей работе! - вызывающе говорит Витька.
       - Смысл есть, только он от тебя скрыт, - думаю я, но вслух говорю другое. - Вот станем взрослыми и серьезными людьми, захотим вспомнить, как развлекались в детстве, и Интернет нам сразу в этом поможет.
       - Взрослым ты, конечно, станешь, а, вот, серьезным никогда не будешь, - уверенно заявляет Витька. - У тебя от этого иммунитет. С тобой серьезно можно говорить лишь о футболе. Все остальное, включая твои литературные опусы, дело несерьезное и не стоящее внимания.
      Витька с достоинством расправляет свой шикарный зенитовский шарф.
       - Ничего ты не понимаешь, - говорю я. - Официальная история является слугой политики, а литература живет, как свободный человек, поэтому писатели в большем почете, чем историки.
       Первый раунд остался за мной. Витька, как человек ничего не смыслящий в литературе, для которого великий писатель Толстой существует в трех лицах: Лев, Алексей и Константин, благоразумно отказывается от нападок с этой стороны.
       - Говорят, ты принимал участие в "Алексинской миле"? - вкрадчивым голосом спрашивает он.
       - Принимал, - неохотно подтверждаю я.
       - Ну и как спортивные достижения?
       - Витька, легкая атлетика - не мой конек. Я там массовость мероприятия создавал.
       - И все-таки, каким ты прибежал? - не унимается Витька.
       - Я не помню. Могу только сказать, что многие меня обогнали. Думаешь легко по ипподрому бегать?
       - Зато я точно знаю, что ты прибежал четвертым с конца, то есть тридцать шестым.
       Ну и что? Я на те соревнования ездил не за медалями, а за впечатлениями. Хотелось посмотреть на знаменитый Алексинский конный завод, на усадьбу Барышникова. Ты хоть знаешь, что дворец в Алексино построен по проекту Доменико Жилярди, а церковь Михаила архангела построил знаменитый русский архитектор Михаил Федорович Казаков?
      Своими знаниями, добытыми попутно на соревнованиях, я заставляю Витьку еще раз изменить угол атаки.
      Витька заглядывает в мой черновик и с пафосом читает:
      "Кто помнит Красса и Помпея,
      Их легионы, осененные орлами?
      Спартак же.... Твое знамя гордо реет
      Вдали за Апеннинскими горами!"
      Я выжидающе молчу. Сейчас все козыри у Витьки на руках, и он ими непременно воспользуется. Витька благоговейно проводит рукой по своему нарядному зенитовскому шарфу и вкрадчиво говорит:
       - А здорово мы с Мюнхенской "Баварией" сыграли?!
      Это уже риторический вопрос. Я молчу, потому что крыть нечем.
       - А как мы блестяще шотландцев обыграли?! - опять, с наслаждением закатывая глаза, говорит Витька. Он не представляет себя в отрыве от любимой команды, и это назойливое "мы" начинает раздражать.
      Посторонний человек мог бы подумать, что Витька, по крайней мере, подавал мячи в играх "Зенита". Я терпеливо выжидаю, что будет дальше, но в душе уже понимаю, что потасовки не избежать.
      "Спартак" - это разве команда? - снисходительно заявляет Витька. - Показывает футбол дворового класса по сравнению с моим "Зенитом".
      Кто болеет за "Спартак", тот простофиля и чудак!
      Мы многое прощаем нашим друзьям.
      Я бы мог простить Витьке его пренебрежительное отношение к моим спортивным достижениям. Я бы даже простил, что он плюнул в мою ранимую творческую душу. Но вынести его нападки на мою любимую футбольную команду было выше моих сил. Не вступая в бессмысленный спор, я засветил обидчику под левый глаз и быстро накинул ему на голову его пижонский зенитовский шарф, надеясь, что ответный удар не достигнет цели. Здесь я просчитался: Витькин кулак и вслепую нашел меня. В азарте поединка за честь любимых команд мы вцепились друг в друга, как два тигра за шкуру еще не убитого ими медведя, то есть, за престиж любимой команды. Надо сказать, что обоим тиграм хорошо досталось от медведя, но престиж того стоит. Приводя веские аргументы, по чему попало и чем попало, мы, к нашему удивлению, не нанесли серьезных повреждений мебели.
      Когда, наконец, мы выдохлись, Витька, как сторона виновная в конфликте, первым пошел на примирение.
       - Вообще, я ничего не имею против "Спартака". Хорошая команда! - сказал он, держась за левый глаз.
       - А "Зенит" в этом сезоне классно играл! - признал я очевидный факт, вытирая кровь, сочившуюся из рассеченной губы.
      Витька пошел на кухню и вернулся оттуда с половником, который он прижал к синяку.
       - Колька, ты мне обещал перевести статью, что там англичане пишут о нашей победе над шотландцами.
       - Обещал, значит, сделаю, - подтвердил я, прижимая мокрое полотенце к саднящей губе. - Ты же мне друг!

    42


    Мартин И. Счастье Алины   12k   "Рассказ" Проза


       Плетет Арахна незримую паутину свою кружевную, постукивают неторопливо коклюшки старинные, точно маятник время отсчитывают. И нет той сети конца и края разумного. Каждая петелька, каждая ниточка невесть откуда начало берет и незнамо куда тянется. С грубой пряжей житейской переплетается, путается, изящной филигранностью приманивает.
       Быть может и хотела Алина высвободиться, но уже не могла. Слишком далеко и глубоко ушла она по этим неведомым дорожкам, заплутала, да там и поселилась. Уж очень многое само собой сложилось, корни пустило, цепкими ветвями разрослось. Наполнив благодатную обитель живейшим интересом и исключительной важностью.
       Слишком многие узнавали её и ждали, пожалуй, даже немного любили. Впрочем, и сама она прикипела к своим соплеменникам крепко-накрепко. Их нескончаемый хоровод пестрил удивительными и яркими фигурами: оптимистичными, сострадательными, рассудительными и мудрыми. И все они в один голос твердили о том, что счастье не берется ниоткуда, что оно находится внутри каждого, и что его нужно лишь уловить. А ещё, что настоящая жизнь происходит только здесь и сейчас, поэтому нет смысла тратить её на пустое.
       И вот однажды старый добрый приятель Кукольник, не тот, что Дорсель Кейнс, а человек с лицом молодого Нестора Васильевича, спросил её напрямик:
       - Алина, это правда, что ты из Ульяновска?
       - Так и есть, - ответила Алина.
       - Ты и сейчас там? - поинтересовался он.
       - Возможно, - ответила она. - А что тебе нужно?
       - Хотел встретиться. У меня командировка. Покажешь город?
       - Нет. У меня дела. Я не могу.
       - Ну, тогда просто посидеть где-нибудь в кафе. Мы с тобой уже три года дружим, хоть разок увидеться.
       - Я не пойду в кафе. Хочешь, заходи ко мне на печеньки.
       И Алина дала ему адрес. Кукольник пообещал появиться на следующий день, во вторник. Но отчего-то не пришел. Хоть печеньки и не портились, она будто бы даже огорчилась.
       В среду Кукольник написал:
       - К чему такие приколы? Я же к тебе по-человечески. А ты... И телефон неправильный и адрес.
       Алина попыталась оправдаться, но он обиделся. В её поступке не было злого умысла, должно быть что-то напутала. Однако писать Кукольник перестал, и Алина о нем быстро позабыла. У неё едва хватало времени отвечать остальным друзьям.
       В другой раз, чуть позже, ей пришло странное сообщение от вездесущего Живаго.
       - Алиньчик, скажи, только честно, чьи это фотки у тебя на страничках? Я тут бороздил просторы Интернета и наткнулся на канадскую девочку с твоим лицом. Более того в той же одежде и в тех же позах. Или может это она твои стащила? Но у неё есть и другие картинки, а у тебя только эти. Нет, это понятно, что все мы здесь немного не те, за кого себя выдаем. Но почему-то я был уверен, что ты это ты.
       - Я это я. - ответила Алина. Но доказать не могла. Фотоаппарата у неё не было.
       Сходила к зеркалу, посмотрела. Увидела то, что хотела, но с Живаго больше не разговаривала. Не знала, что сказать.
       Когда она не участвовала в общественной жизни, не ходила читать новости и не следила за последними событиями в политике, науке и искусстве, то слушала музыку, учила языки, осваивала новые рецепты и даже оригами. Ваяла тридэшную графику и писала продолжение популярного романа. А ещё Алина всегда поддерживала рассылкой любые альтруистические акции и собирала коллекцию мотиваторов о счастье и смысле жизни.
       Она хорошенько разобралась в себе. Сотни пройденных психологических и интеллектуальных тестов лучше кого-либо свидетельствовали о том, какая она контактная, доброжелательная, разносторонне-образованная и молодая душой.
       Но ещё какое-то время спустя в одном из закрытых форумов произошел у Алины непонятный инцидент. Какая-то девушка или тот, кто ею был, завела разговор о детстве, школьных годах и разных забавных историях, которые происходили в то время. Тема собрала много откликов, потому что вспоминать о детстве всегда приятно, хотя и немного грустно. Алина тоже написала о себе. Точнее рассказала случай, о том, как они с девочками пошутили над учительницей труда, налив ей в вазу с цветами убойно-вонючие духи "Красная Москва".
       В ответ же она получила любопытный комментарий от некой Люсинды. Дамы пафосной, высокомерной, не сильно приятной, но в своих кругах вполне известной личности.
       - Милая девочка, как вам не стыдно выдавать чужие истории за свои? Этот случай произошел со мной в Салехарде, в старом добром восемьдесят восьмом. Я как-то писала о нем в своём блоге. Но вы даже не потрудились изменить имя учительницы и название парфюма!
       Алина очень удивилась, ибо явственно помнила обиженное лицо учительницы, её длинную клетчатую юбку и желтую керамическую вазу. Даже ядреный запах тех духов. Бывают же совпадения!
       Как правило, Алина всегда была очень занята, времени на всё не хватало. Она обитала в группе собачников, так как вроде бы когда-то у неё был ретривер или бульдог. Давала советы молодым мамам и консультировала по юридическим вопросам. Она разбиралась в моде, косметике и дорогих винах. Не было ни одного туристического сайта, где бы Алина не оставила серьёзный и компетентный отзыв о том или ином отеле, музее, тур-операторе.
       Кто-то приносил ей кофе, кто-то ставил перед ней тарелку с супом, кто-то целовал в щёку. Кто-то что-то шептал и будто бы плакал иногда. А может ей это просто казалось.
       - Привет, - написала какая-то Маша. - Наверное, это глупо, что я тебе это пишу. Мы незнакомы, но мне очень нужно с кем-нибудь поговорить. А сейчас, в четыре все друзья спят.
       - Привет, Маша, - ответила Алина. - Я готова с тобой поболтать.
       - Мне грустно, оттого что парню, которого я люблю, нравится другая. Не знаю, как быть. Убить себя или её?
       - Это не выход, - сказала Алина. - Убьешь себя - поможешь ей. Убьешь её - он найдет другую. И даже если убьешь его, то это тебя не освободит. Нужно просто перестать его любить. Это только кажется сложным и невыполнимым. Но достаточно понять, что с тем же успехом можно любить камень или дерево. Они тоже никогда не ответят тебе взаимностью. Ищи то, в чем есть жизнь.
       Алина вспомнила про свою любовь. Про веселого студента-инженера. Или может он был спортсменом, или геологом. Красивый голубоглазый брюнет. Впрочем, он так был похож на Жерара Филиппа, что не факт, что это был не он. Или на Жана Маре, а может это было потом или ещё будет. Когда-нибудь.
       Иногда среди темных коридоров, по ту сторону вселенной она встречала кого-то странного печального и одинокого. Древнего, шуршащего конфетными фантиками и пахнущего валокордином. Того, чьи глубокие вздохи беспомощно тонули в звуках чужого, потустороннего мира. Того, чьё ненавязчивое присутствие всегда неприятно волновало Алину, грозя того и гляди спугнуть ощущение счастья и вечности. И она старалась не замечать ничего, выдававшего любую его уловимую сопричастность. Потому что главное правило мотиваторов гласило: "С вами происходит лишь то, во что вы верите!".
       А горячий кофе по-прежнему появлялся по утрам, форточки открывались и закрывались, свет горел, да и пища насущная возникала сама собой, желала Алина того или нет.
       Плела Арахна паутину, нанизывая на тонкие незримые нити разноцветные пузырики: ожиданий, разочарований, радостей и обид, всего, что могла заполучить и превратить в элемент затейливого узора той реальности, что не подвергалась сомнениям. Ведь каждый в любой точке Земли, будь то Салехард, Ульяновск или даже Канада, ты имел право на занимательную и благополучную жизнь. Жизнь, в которой даже в самую глухую темень все дороги светлы и безопасны.
       Спросил как-то Алину один умник:
       - Если бы ты могла выбирать, то где бы хотела жить? Кем стать?
       И ответила тогда ему Алина:
       - А чего тут сложного? Каждый делает себя сам. Неужели ты не знаешь таких очевидных вещей?
       И было у неё счастье здесь и сейчас.
       Но вот однажды в привычном ходе событий что-то нарушилось. Будто бы полное затмение случилось или туман сгустился. Голова пошла кругом, сердце бешено заколотилось. Такое нестерпимо тревожное чувство возникло, словно сама смерть крыльями взмахнула.
       Горячая чашка не появилась ни утром, ни ближе к обеду. Все шепоты и голоса стихли, ни малейшего звона или дверного стука - ничего.
       Пришлось Алине оставить все текущие дела, которые никак не шли под гнетом ожидания, и обратиться в слух. Однако вечер подступил угрожающе бесшумно и жестоко погрузил её во мрак. Такой холодной и неуютной ночи она не помнила с тех пор, как обрела покой и счастье.
       Когда же часы на мониторе зафиксировали наступление утра следующего дня, Алина, преодолевая гнетущие сомнения, покинула свой идиллический храм и неуверенно доплелась до выхода. Накинула на плечи рыжий полушубок и, набравшись смелости, распахнула дверь.
       Белый, точно нетронутый лист Ворда, распростерся перед ней заснеженный двор. Она сделала осторожный шаг и переступила порог. Огляделась. Ни единого дома вокруг, ни души. Лишь только верхушки заснеженных елей едва виднелись поодаль. Справа же, возле черных и корявых, как печатные символы, колышков забора, неожиданно заметила протоптанную дорожку и довольно свежие следы. Значит ушел. Ушел и не вернулся.
       Обжигающий морозец задиристо хватал за щиколотки и покусывал локти. Алина с любопытством отметила, что ощущает его настойчивые покалывания. И это было странным, давно забытым чувством. Таким же необычным, как и нарастающее чувство голода. Она вернулась в дом. Упала на диван и долго, может час, а может и неделю, лежала так в мучительном раздумье, пытаясь осознать и принять.
       Затем, наконец, вернулась к жизни и написала в своём блоге:
       "Друзья, вы не поверите, но со мной произошло нечто загадочное. Нечто необъяснимое. По каким-то таинственным и непостижимым причинам мой бог оставил меня. Ушел внезапно, не сказав ни слова.
       До сих пор не понимаю, в чем я провинилась перед ним. Всегда была добра, честна, никому не причиняла зла, старалась помогать другим, и не просила ничего взамен.
       Сначала я надеялась, что он просто занят и скоро вернется. Но время шло, а лучше не становилось. Потому в момент полного и иступленного отчаяния, мне пришлось покинуть этот мир и переступить черту.
       А там, скажу я вам, оказалось всё белое, холодное, но совершенно нестрашное. Совсем свежие следы говорили о том, что я могу догнать его и вернуть. И ведь так бы и сделала, если бы не запуталась. Кто же я и для чего я есть? Где в таком случае расположено "здесь"? И где находится "сейчас"? Всё как-то не так, не правильно и больно. Счастья тоже больше нет. К чему тогда жить? Прощаюсь с вами. Перечесть не страшно, но не зачем".
       Взяла Алина большие острые ножницы и принялась кромсать скользкие неподатливые нити. Множились прорехи в сетевом мироздании, стирала она страницу за страницей, удаляла адреса и аккаунты. Рвала линки и связи, чтоб удержать не могли и назад возвратить. Потом, укуталась в теплый пуховый платок, взяла клюку, надела чужие валенки, по размеру ей не подходящие, и вышла в лютую зимнюю стужу, где под напором сурового ветра ели поскрипывали жалостно, а тропинка на глазах таяла.
      Забеспокоилась Алина, заторопилась, устремилась в неведомые дали за новым счастьем своим. Вот только прицепилась к подолу липкая паучья ниточка ненароком, да так и потянулась следом.

    43


    Полосова Т.Г. Тайна имени Иисуса   9k   "Статья" Проза

      Тайна имени Иисуса
       Яблоко - ключ к любой разгадке. Оно готово раскрыть любую тайну, если этого пожелать.
       Яблоко - модель системы. В вертикальном разрезе этого чудесного творения природы мы видим пересечение двух дорожек, двух потоков, исходящих из противоположных концов его родительского растения. Один из них держит путь от верхних кончиков кроны яблони по направлению к корню, а другой, наоборот, берет исток от нижних корешков дерева и доходит до каждой самой крайней точки этого сложнейшего сплетения ветвей.
       Эти два течения завернули внутри яблока две системы: систему Земли и систему Солнца. Такие же два противонаправленных движения заворачивают множество систем внутри человека, создающие его общую магнитную систему.
       Вектор оси системы Земли направлен вниз, эта система нужна человеку, чтобы добывать необходимые для его существования земные блага. Система Солнца имеет направление вверх, она обеспечивает ему рост, дает здоровье и счастье.
       Любая черта характера человека - это тоже система, которая всегда делится на две совершенно разные половины: доброта и злоба, щедрость и скупость, ум и недалекость ... Какие-то качества в одном человеке проявляют себя более в положительном направлении, а какие-то - в противоположном. Как яблоко объединяет две системы: Земли и Солнца, так в человеке совмещаются и какие-то "плюсы", и какие-то "минусы". Но всегда это единое целое, единый и неделимый плод.
       А является ли целым яблоком Иисус Христос?
      - Нет, ибо у Сына Бога не было ни единого порока. Жизнь Иисуса Христа - исключительно положительный полупериод синусоиды. Как удалось Богу создать Человека, в характере Которого, вопреки всем законам природы, нет ни одной системы, ось которой была бы направлена вниз. Разгадка этой тайны заключена в Имени, которое Сыну дал Отец.
       Все является продолжением, и все имеет продолжение. Как можно на садовом участке пересадить на новое место виноградный куст? Следует на старом кусте оставить только одну самую сильную лозу, выбрать на участке подходящую, освещенную солнцем площадку, и направить ее туда. Когда могучая ветвь достигнет нового просторного места, ее нужно воссоединить с землей, чтобы она пустила корни. Когда из корня вырастает новая виноградная лоза, мы заведем ее на арку, чтобы изумрудные, налитые солнцем гроздья в скором времени свисали у нас головой.
       Метод довольно простой, и весьма надежный, приживаемость при таком способе гарантирована. А физических усилий - почти никаких, здесь работает время.
       Виноградарь, Великий Отец, в Своем винограднике решил вырастить новый сорт винограда. В качестве подвоя Он выбрал терновый куст. Отвел в сторону самую сильную его ветвь и укоренил ее. Затем к новому ростку Он привил Виноградную Почку. И произрос совершенно новый арочный куст. Вино, которое делают из его винограда, с течением времени становится все лучше и лучше.
       В Библию вошли два человека с одним и тем же именем: Иисус Христос и Иисус Навин. Это два полупериода синусоиды: положительный и отрицательный, Виноградная Лоза и ветвь от тернового куста. Бог объединил их одним именем - "Иисус".
       Почему Бог избрал народ Израиль Своим народом? Можно ли сказать, что у этого народа легкая судьба? - О, нет! Этот народ более всех нуждался в Боге. Поэтому Бог и использовал его. Чтобы показать людям, Кто Он Такой, чтобы люди поняли Его, приняли Его славу и уразумели Его законы. Чтобы вырастить новый виноградный куст.
       Вывести Израильский народ из Египта мог только Моисей. Почему Бог выбрал Моисея? - Потому что Моисей избрал Бога. То, что находилось внутри этого человека, было сродно с Богом. Все его качества, кроме одного, были такими, как у Бога.
       Только Моисей умел говорить с Богом и понимать Его. Чудесное явление, которое он увидел на Божией горе - пламя из несгораемого тернового куста - это был Божий знак, и Моисей его разгадал.
       Любая проблема - это система, то самое яблоко, из средины которого необходимо найти выход. Выход - очень узкий туннель, направленный вверх, это и есть направление к Богу.
       Огонь - это стремительное движение частиц по туннелю в яблоке. Он показывает на выход из прежней системы. Но покинуть старую систему, выйти из нее раз и навсегда невозможно. Можно лишь перейти на новый уровень, но рано или поздно снова вернуться к ее ядру.
       Что мог услышать Моисей от Бога, глядя на горящий, но несгораемый терновый куст? А услыхать он мог следующее: "Этот колючий терновый куст - твой народ. И многочисленные веточки на нем - это люди твоего народа. А ты, Моисей, станешь корнем этого разросшегося куста. Ты хочешь перенести его в другую землю? Тогда подумай, как это можно сделать, чтобы сохранить растению жизнь".
       Моисей обратился к Богу за советом и увидел выход: пересадить кустарник на новое место можно природным способом, где работу выполняет время.
       Туннель, который должен был вывести Израиль на свободу, был узким и длинным. В пространстве и во времени. Сорок лет водил Моисей свой народ, сорок лет в безводной пустыне выживал старый терновый куст. Главное, чему должно было научить людей время - это терпению.
       Десятью заповедями Моисей обрезал десять ветвей куста, оставив для свободного роста лишь одну: "Око за око, и зуб за зуб". Это был характер колючего терновника : отвечать на обиду.
       Моисей состарился. Но к тому времени была взращена сильная многотысячная армия. Перед смертью старому мудрому вожаку необходимо было передать бразды правления народом настоящему полководцу - самому лучшему воину, обладающему всеми необходимыми качествами, чтобы привести свой народ в землю обетованную. Его выбор пал на Иисуса Навина.
       Любое общество - это дремучий лес, густой сад, где борьба за выживание ведется очень жестоко. Мужественный, талантливый предводитель, великолепный стратег, Иисус Навин был человеком беспредельно жестоким и беспощадным. Дорога, по которой неустрашимый военачальник вел свой народ к намеченной цели, была устлана многими и многими тысячами жертв.
       Бог весь сложнейший путь перехода следил за Своим народом. Дорога к земле обетованной пролегала через реку Иордан. Впереди шли священники и несли ковчег завета Господа. И здесь, в реке, Бог приготовил для людей чудо. " И как только стопы ног священников, несущие ковчег Господа, Владыки всей земли, ступят в воду Иордана, вода Иорданская иссякнет, текущая же сверху вода остановится стеною (Иисус Навин гл.3:13). "Скажите сынам вашим: "Израиль перешел Иордан по суше" (И.Н. гл.4:22).
       Почему Бог не допустил тогда, чтобы воды Иордана коснулись людских тел? Возможность омыться в священной реке Бог предоставит израильскому народу гораздо позже. Что должно было предшествовать этому?
       Опять рассмотрим внимательно разрез яблока. Линии двух систем пересекаются в точке, называемой ядром яблока. Это перекресток. Переход от отрицательной системы к положительной возможет только через крест.
       Крещение - это разрешение Бога омыться от грехов. Израильтянам было дано время, чтобы осознать свои грехи. Только тогда они были допущены к воде.
       Иоанн Креститель - Иоанн Предтеча крестил людей в Иордане. Той самой реке, которая некогда от них отвернулась. Крещение Израильского народа предшествовало приходу Иисуса Христа - положительной составляющей единого яблока с именем "Иисус".
       Имя "Иисус" объединяет двух разных людей, две противоположные системы: положительную и отрицательную. И разделяет их крест. От креста исходит туннель, ведущий к Богу. Магическим жестом, сопровождающим нашу молитву, мы всегда прокладываем себе дорогу к нашему Единому Отцу.
       Когда привитая Виноградная Лоза прижилась с подвоем, пришло время все, что выше прививки, удалить. У Сына Бога не было того качества, которым был наделен Моисей, и которое острием проявилось у Иисуса Навина. Новой заповедью Нового Учителя была острижена оставшаяся терновая ветвь: "А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Матфея 5: 39).
       "Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели Ему багряницу" (Иоанна 19:1-2). Обрезанная последняя терновая ветвь увенчала голову Иисуса Христа. Христос принял на Себя все прошлые грехи Израильского народа.
       Иисус Христос, пройдя нечеловеческие муки, навсегда остался на кресте. Крестом Иисус очистил Свое Имя от зла и жестокости, от качеств, которые нес в себе Иисус Навин. На распятом Иисусе приходит к своему завершению зло. Сын Бога на кресте стал Великим Началом доброты и понимания.
       Обращение к Иисусу Христу ведет нас к выходу. Крест - пересечение двух линий. Не пройти мимо, а остановиться, пересечься с дорогой, которую посылает тебе Бог. Принять Господа нашего Иисуса Христа, понять и почувствовать Его боль от тернового венка. И при этом возвести свой взгляд на небо, и обратиться к Богу. И тогда из туннеля мы обязательно увидим свет.
      
      
      
      

    44


    Эйдельберг М. Черри   3k   "Рассказ" Проза

       Уже как два дня Черри почти не прикасался к еде. Он все время заглядывал в глаза хозяйке, будто пытаясь съесть ее взглядом. Она подумала, что с псом что-то не так и поспешила с ним к ветеринару. Благо клиника была в одном из соседних домов. Врач ничего не обнаружил, перед ним был совершенно здоровый пес, разве что отчетливей, чем прежде, прощупывались ребра. Пожав плечами, ветеринар выписал квитанцию за прием на сорок восемь злотых. Они вышли из клиники и направились в парк. Когда Линда спустила пса с поводка, то на этот раз тот не поспешил слиться с компанией играющих собак, а почему-то прижался к ее ногам и поднял голову, снова начав пристально смотреть ей в глаза, что ее насторожило уже не в первый раз за эти дни. Она достала из кармана потрепанный собачьими зубами теннисный мячик и бросила его куда подальше. Черри побежал за мячом и вернулся, однако не стал выпускать его из зубов. Она попробовала забрать, но он выдернул голову и сел перед ней. Грустные глаза смотрели на хозяйку, будто он что-то пытался ей сказать. Она села на корточки и сама пристально посмотрела ему в глаза: "Что случилось, малыш?" - наконец спросила она. - "Я же в Канаду не навсегда. Меня не будет лишь неделю". Он встал, сделал несколько шагов и положил голову ей на плечо. Голова с теннисным мячиком в зубах показалась ей неимоверно тяжелой. Она встала и пошла к воротам парка. Черри шел рядом, касаясь ухом ее бедра. Она даже не взяла его на поводок.
       Когда поднялись в квартиру, то пес, наконец, отошел от Линды и вопросительно взглянул на уложенную сумку хозяйки, которую та иногда брала в командировку. Перед каждым ее отъездом, куда бы то ни было, он был немого подавлен, но не в такой же степени, как на этот раз. Она опустилась в кресло в недоумении, что же происходит с собакой. Уже было договорено с подругой, что та поживет неделю у нее, чтобы лишь составить компанию не выносящему одиночества Черри. Она подумала, что если бы удалось остаться, то ни за что бы не поехала. А так утром придется рано встать, в это время уже приедет подруга, а она на ее машине уедет в аэропорт, потому что свою еще не купила.
       Линда уже была в постели. Продолговатый эрдельский нос опустился на ее подушку. На нее смотрели все те же два переполненных тоскою черных глаза. Она обняла кучерявую голову с блестящим носом, и самой снова стало не по себе.
       Будильник зазвонил одновременно с дверным звонком. Надо было вставать, что оказалось, не так просто: на ней, широко раскинув лапы, лежал Черри, будто пытаясь не дать ей подняться. Однако она выбралась из-под одеяла и распластавшегося на нем пса, открыла дверь, включила кофеварку, чтобы на дорогу взбодриться чашечкой кофе. И снова ее сверлили все те же глаза, будто видя в последний раз.
       - Черри, - уже чуть не плача сказала она. - Через неделю я вернусь. А пока поживешь с Агнежкой. Ты ж ее любишь...- и подняла глаза на подругу. - Не знаю, что с ним случилось. Это деньги, а тут телефон ветеринара, мой мобильный ты знаешь - без нужды лучше не звонить, а то слишком дорого...
       - Все будет в порядке, - твердо сказала Агнежка. - Мы справимся.
       Она чмокнула подругу в щеку, обняла пса и поцеловала его в нос. Он снова взглянул на нее обреченным взглядом.
       Неизвестно откуда, но он твердо знал: Линда больше не вернется.
       Будет жесткая посадка на воду посреди океана.
       Не выживет никто.
      
       Майк Эйдельберг. 2013г.

    45


    Сергеева Е.С. Я сказал! Замуж!   13k   "Глава" Фэнтези, Любовный роман, Юмор

    Неделю назад.
    Был прекрасный летний вечер.
    Солнце уже клонилось к
    горизонту, окутывая дворец
    сиреневым сиянием
    засыпающих лучей. Мраморные
    стены дворца ловили эти блики,
    превращая их в радужные
    узоры. Привычный закат
    радовал взор, и ничего не
    предвещало беды.
    Принцесса Риная закончила
    тренировку и, вернувшись в
    свои покои, решила почитать
    книгу, которую привезла из
    последнего путешествия. Уже
    больше года прошло, но она
    так и не находила времени,
    чтобы просто расслабиться и
    погрузиться в чтение.
    Светильники потихоньку
    загорались, свидетельствуя о
    наступлении вечера и времени
    отдыха. Она расстегнула ворот
    рубахи охотничьего костюма
    (конечно принцессам положены
    бальные платья, но в них с
    мечом особо не побегаешь, да
    и Риная давно перестала считать
    себя принцессой, с тех пор как
    впервые провела лето у
    дедушки в горах), и погрузилась
    в удивительный мир любви и
    приключений.
      - Ты выходишь замуж! -
    командный голос вырвал из
    мира грез.
    - Нет, - девушка так и не
    оторвалась от чтения, а ее
    уверенный тон начинал крайне
    нервировать отца.
    - А я сказал, выйдешь! -
    король Неялады едва сдержался,
    чтобы не перейти на крик, но
    его слова слышал весь дворец.
    И дело не в том, что у стен
    есть уши (хотя слуги регулярно
    к ним и прикладывают этот
    замечательный орган), просто
    голос правителя имел свойство
    достигать даже глухих в самых
    отдаленных уголках.
    - Отец, мы это уже проходили,
    и не раз, - принцесса Риная
    отложила книгу, которую
    пыталась почитать, - стоит ли
    снова повторять?
    - Рин, - прорычал повелитель,
    которого боялись все даже за
    пределами королевства, - тебе
    уже 22 года, и тебе давно
    замуж пора, - скрестил руки на
    груди и спокойно встретил
    протестующий взгляд дочери. -
    Да надо мной все соседи
    смеются, что старшую дочь
    замуж отдать не могу, когда
    трое младших уже с детишками
    возятся!
      - Ну и пусть смеются, мне то
    что? - девушка безразлично
    пожала плечами и открыла
    книгу намереваясь продолжить
    чтение, давая понять, что у
    дорогого папочки и в этот раз
    не получится сплавить ее
    замуж.
      - Ты хоть знаешь, какие слухи
    о тебе ходят? - великий Теярон
    все же перешел на крик, от
    чего стекла в окнах мелко
    задрожали.
      - М-мм, - задумчиво протянула
    его дочь, - что я единственная
    разумная принцесса во всей
    округе не мечтающая выйти
    замуж? - кокетливо приложила
    палец к губам и сделала вид,
    что внимательно изучает узор
    на потолке.
    - Да чудовище ты! - вот
    теперь от его голоса
    содрогались даже стены дворца,
    но Риная совершенно
    равнодушно посмотрела на
    грозного правителя, невинно
    накручивая на тоненький
    пальчик золотой локон. Синие
    глаза выражали полнейшее
    безразличие к происходящему,
    а губ коснулась легкая
    ироничная улыбка.
    - Да знаю я, что все считают
    меня монстром с жутким
    характером, а еще немой и
    слепой уродиной с четырьмя
    ушами и огромным горбом на
    спине. По некоторым версиям я
    вообще воплощение
    вселенского безобразия, которое
    представить даже самой богатой
    фантазии не хватит, а уж
    описать... - девушка устало
    вздохнула, - то, что я выйду
    замуж за старого чиновника или
    еще там кого-нибудь, не решит
    этой проблемы. Я бы сказала,
    что даже усугубит. Да и не
    волнует меня это общественное
    мнение.
      - Если бы ты хотела, то давно
    развеяла б эти слухи! Хорошо, -
    совершенно неожиданно заявил
    ранее непреклонный правитель,
    - ты выйдешь замуж за элдра
    Дагроса.
      - Нет, - все тем же спокойным
    тоном ответила девушка.
    - Что значит, нет?! - король в
    несвойственной для него
    манере уже висел над дочерью,
    упершись руками в
    подлокотники ее кресла.
    - А то и значит! - не
    выдержала вторжение в личное
    пространство, - в прошлом ты
    уже пытался выдать меня замуж.
    И не раз, - Риная насмешливо
    улыбнулась. - Думаешь, в этот
    раз что-нибудь получится?
    Кроме того, не думаю, что
    данный элдар снова рискнет
    просить моей руки.
    - Более чем уверен! - грозно
    прорычал повелитель. - Ты еще
    не замужем только потому, что
    тогда я его пожалел. Кроме
    того, у тебя уже нет
    незамужних сестер. Поэтому
    пойдешь замуж как миленькая.
    - Нет.
    - Да, - хоть нервы короля и
    начинали сдавать, он не
    собирался уступать. Не в этот
    раз.
      - Нет, кроме того у меня еще
    и брат есть, - девушка коварно
    улыбнулась, - думаю он
    достаточно симпатичен, чтобы
    понравиться элдару...
    А что? Прошлые женихи
    прекрасно пристроились,
    женившись на моих сестрах.
    Чем брат хуже?
    - Что-о?! - такую наглость от
    этой несносной девчонки он
    совершенно не ожидал, - Я
    сказал! - в глазах блеснул
    адский огонек, - Замуж! - окна
    не выдержали напора и
    зазвенели разлетающимися
    стеклышками.
      - Успокойся отец, - тихо
    прокравшийся молодой высокий
    парень прошествовал по
    комнате, поклонился королю и,
    склонившись к Ринае,
    поцеловал девушку в висок, -
    привет сестренка.
    - Нарэй! - воскликнула
    принцесса и бросилась на шею
    к брату. Последний раз они
    виделись год назад, когда
    принц приезжал домой на
    каникулы. В этом году он
    наконец-то закончил свою
    проклятую академию.
    - Рин, а за кого ты меня уже
    замуж собралась отдать, -
    ухмыльнулся брат, - хотя я
    конечно рад, что ты считаешь
    меня симпатичным, но замуж...
    - Рэй, - смущенно произнесла
    сестренка, - я не хочу замуж! -
    В обществе брата она всегда
    вела себя как маленькая
    девочка и совершенно забывала
    об образе гордой и
    неприступной леди с весьма...
    сложным характером.
    - То есть ты думаешь, что я
    хочу? - удивился кронпринц.
    - Принцесса Риная, - напомнил
    о себе раздраженный
    правитель, - у тебя ровно
    неделя, чтобы выбрать себе
    мужа самостоятельно. Если нет,
    выйдешь замуж за того, кто
    первым войдет в стены дворца.
    - Что?! - крайне сложно
    сказать, что принцесса
    испытывала больше удивление
    столь странному приказу или
    желание придушить за этот
    самый приказ.
    - Отец, - обратился наследник,
    - неужели ты думаешь, что так
    просто сможешь выдать эту
    бестию замуж? - бестия же
    вцепилась в брата не
    намереваясь отпускать его от
    себя в ближайшие сутки.
    - Хм, Нарэй, ты же был в
    академии, когда наша милая
    принцесса превратилась в
    несносное чудовище, -
    задумчиво протянул король. -
    Да и на каникулы редко
    приезжал...
      - Видишь ли, - улыбнулся
    наследник, - когда это
    несносное чудовище научилось
    писать, я стал получать письма с
    отчетом о подвигах каждую
    неделю. Думаю, что ты и
    половины их не знаешь.
    - Между прочим, ваше
    чудовище совершенно не
    глухое! - позволила себе
    раздражение принцесса.
    Мужчины громко рассмеялись,
    Риная обижено надула губки.
    - Не злись сестренка, - братец
    крепко ее обнял и нежно
    огладил по головке.
    - Я уже не маленькая! -
    капризно заявила принцесса,
    совершенно не пытаясь
    увернуться от детских ласк.
    - Рин, доченька, - отец
    глубоко вздохнул, - пойми, у
    меня нет выбора. Ты должна
    выйти замуж. Нарэй, может ты
    ей объяснишь? - с надеждой
    посмотрел на сына.
    - А что объяснять? Она и так
    знает, что если не выйдет
    замуж за кого-нибудь, то выйдет
    за принца Нелонии, чтобы
    избежать войны. А что принц
    весьма... нежелательный
    субъект...
    - Он, между прочим, тоже не
    горит желанием жениться! -
    заявила принцесса.
    - Да и элдар Дагрос скорее
    всего тоже, учитывая, что наша
    драгоценная принцесса сделала
    при их предыдущей встрече... -
    немного задумался, - Кстати,
    отец, а у меня есть на примете
    одна кандидатурка, -
    заговорщицки подмигнул
    кронпринц, - думаю, что он
    идеальный вариант.
    - Что? - Риная не ожидала
    такой подлянки от брата. Резко
    отпрыгнула и удивленно
    посмотрела на зеленоглазого
    предателя (так уж вышло, что
    только ей передались
    сапфировые глаза матери).
    - Продолжай, - с интересом
    наклонил голову король.
    Игнорируя все протесты дочери.
    - Он молод, умен, силен...
    судя по восторженным взглядам
    девушек красив. Хм, даже
    слишком... - в голосе
    прозвучала легкая зависть, -
    Кроме того, это единственный
    человек, которого наша милая
    Риная не сможет довести до
    самоубийства в первый же день
    супружеской жизни... ну или...
    до смертоубийства, - задумчиво
    протянул любящий братик.
    - Почему ты думаешь, что он
    согласится? - прикидывая
    варианты, вопросил король. -
    Не каждый пойдет на ТАКИЕ
    жертвы, - отец
    многозначительно оглядел
    разъяренную фурию... то есть
    любимую дочь, у которой с
    кончиков пальцев все чаще
    слетали молнии.
    - А у него выбора нет, - пожал
    плечами дорогой братик, - он
    пойдет на такую жертву ради
    жизни своего отца. Ему просто
    очень нужен влиятельный
    статус.
      - Вот как...
    Глава 2. Путь к свободе.
    Ненавижу наш дворец! Всю
    магию блокирует, особенно в
    моей комнате. Еще и
    магическими светильниками все
    окружили. Едва удалось улучить
    момент и незаметно скользнуть
    к вьющимся лианам недалеко
    от моего окна. Замерла, чтобы
    не привлекать внимание
    патруля. Всю неделю спокойно
    сбежать не дают! И продолжила
    свой путь наверх, спускаться
    вниз пробовала, бесполезно, да
    и на крыше больше шансов
    открыть портал куда-нибудь
    подальше. Чтобы не нашли. И
    в этот раз возвращаться я не
    собираюсь!
      Лианы беспощадно врезались
    в руки, а ноги невыносимо
    скользили. И кто додумался
    выложить стены мрамором, да
    еще и так его отшлифовать?! Ни
    один же вор не залезет!
    Совершенно не думают о
    людях! Ну ничего, спасительная
    крыша уже близко.
    Едва не упала на самом верху,
    но все же удержалась вонзив
    любимый клинок между
    плитами в стену. Последний раз
    подтянулась и вскарабкалась
    наконец-то!
      - Опаздываешь, - кронпринц
    невольно зевнул и направился
    ко мне. Главный предатель
    собственной персоной. И не
    спалось же ему!
    - Принцессы не опаздывают! -
    показала язык явно не
    ожидающему подобного
    поведения брату. Открыла в
    воздухе портал и сразу же в
    него сиганула. Так вам! Это
    свое умение я
    предусмотрительно скрывала.
    Знала, что еще пригодятся пути
    к отступлению.
    Очутилась в непонятной
    болотной жиже. Да уж, не стоит
    больше так экстремально
    открывать порталы. Ничего,
    переживу, и не в таком болоте
    бывала! Огляделась.
    - О нет! - это же заводь, где
    королевских лошадей купают.
    - Попалась! - в общем, меня
    скрутили. Когда ноги
    разъезжаются, а руки не
    поднимаются от тяжести
    намокшей одежды, сильно не
    повоюешь...
      Ненавижу! Ненавижу их всех!
    Двадцать шестая попытка
    сбежать из дворца закончилась
    полным провалом. Я понимаю
    еще понаставить охранников на
    все входы-выходы тайных
    проходов, под окнами моей
    спальни и дверью, в конце
    концов, но на крышу то зачем?
    Я не говорю уже о
    канализации... и там всех крыс
    распугали!
      Вот и закончился мой
    последний день свободы.
    Заснуть, учитывая мои
    связанные руки и ноги было
    трудновато. Отец пообещал, что
    не снимет оков, пока я не
    окажусь замужем. Ненавижу!
    Ненавижу! Ненавижу!!!
    Почему я не могу выйти
    замуж, когда захочу? Я, может
    быть, вообще туда и не
    собираюсь! Больно надо! А все
    из-за правителя Дакады.
    Додумался же подшутить над
    больной темой (то есть надо
    мной любимой). Наслать бы на
    него проклятие вечного зуда
    между... ну в общем вечного!
    Еще и этот нелонийский принц
    в женихи записался! Хотя его
    скорее записали. Не думаю, что
    этот... в общем, что он
    действительно хочет жениться.
    На последнем балу его
    высочество был замечен с
    шестью различными
    девушками. И это только
    замечен!
      Еще и брат предал, а я ему
    больше всех доверяла. Обижено
    всхлипнула. Вот как выдам его
    замуж! Будет знать.
    Попыталась освободиться от
    оков. Безрезультатно. И выучил
    же в своей академии всякие
    пакостные заклинания. Не мог
    позже вернуться! Я бы уже
    двадцать шесть раз отсюда
    сбежала... хотя последний побег
    и доставил мало приятных
    воспоминаний, но куда лучше,
    чем терпеть прихоти противного
    мужа.
      Утро наступило слишком рано,
    так как всю ночь посвятила
    обдумыванию планов мести
    брату, отцу, возможному мужу и
    правителям Дакады и Нелонии,
    чтобы не трогали больше
    ранимых принцесс.
    Первые солнечные лучи
    коснулись дворцовых стен и
    проникли в комнату. Высунула
    нос из-под одеяла, которым
    меня вчера благородно укутали
    так и не позволив переодеться
    (чем сильнее просила, тем
    увереннее мне отказывали),
    взглянула в окно и со злостью
    укуталась обратно.
    ЗАМЕЧАТЕЛЬНЕЙШИЕ решетки!
    Осталось только замок на дверь,
    кандалы и надзирателя! Ой, не
    нужно. Пошевелила затекшими
    конечностями. Крепко связали.
    Да и за дверью явно оживилось
    движение. Всю ночь караулили.
    Кронпринц самым наглым
    образом стянул с меня одеяло и
    встретился с моим
    убийственным взглядом.
    - Кемл, бери ее на руки и к
    жениху, - безжалостно приказал
    любимый братишка. У-ух
    НЕНАВИЖУ! - свадьба через
    пятнадцать минут, ты готова
    сестренка? - подмигнул
    коварный предатель.
    - Да пошел ты! Пусть тебя
    треногая курица заклюет! Чтоб
    тебя..., - далее высказала ему
    все, что думала, используя
    ругательства, которые
    приличным принцессам знать
    не положено, причем не
    скупилась и использовала все
    известные мне языки.
    Остановилась лишь когда рот
    закрыли какой-то вонючей
    тряпицей. В отместку братец
    получил разряд молнии,
    сфокусированный взглядом. В
    первый раз так хорошо
    получилось! За что мне с
    особой любовью и глаза
    завязали. Ненавижу!
    - Прости сестренка, но так
    нужно, - братик бережно
    погладил по волосам и
    поцеловал в висок, как можно
    было только ему. Почему ты
    меня предаешь? Из глаз
    полились горькие слезы. Кемл
    бережно взял меня на руки и
    понес навстречу судьбе.

    46


    Сударева И. Графиня и окурок   5k   Оценка:9.00*4   "Рассказ" Юмор, Сказки


      
       Графиня и окурок
      
       Валялся в парке на желтой дорожке окурок. Обычный такой - от папироски-самокрутки из душистого самосада. И все было бы ничего, если б не куча обстоятельств, которые повлекли за собой череду судьбоносных для той местности событий.
       Во-первых, парк был не простой. Парк принадлежал графине Эленор.
       Во-вторых, окурок лежал именно на той дорожке (в липовой аллее), по которой графиня Эленор любила гулять после обеда.
       В-третьих, наступило как раз послеобеденное время, и графиня Эленор, отправившись совершать моцион, встретилась-таки с окурком.
       - Мориииис! - завизжала красная от возмущения леди, призывая паркового смотрителя. - Ко мнееее!
       Бедняга, теряя правую туфлю (он всегда ее терял, когда взволнованно бежал на призыв госпожи - возможно, в такую минуту его правая нога худела, на нервной почве), рысью промчался по липовой аллее, чтоб замереть по стойке "смирно" перед графиней. Кроме него на вопли Эленор сбежались и все парковые слуги, чуя неладное.
       - Что? Что? Что это? - тыкая изящным пальчиком в окурок, задыхалась графиня. - Кто посмел гадить в моем парке?!
       - Ваша милость, ваше сиятельство, - залепетал, становясь белее белого, смотритель. - Я не знаю, я не видел... Но я узнаю...
       - Найти! - топнула ногой Эленор и тут же сломала каблук у розовой шелковой туфельки. - На-ка-зать!
       - Ваша милость, это из-за бычка сыр-бор? Так эт мой бычок, - из толпы парковой прислуги выступил высокий, широкоплечий молодец, черноволосый, кареглазый. - Я тут недавно. Не знал, что у вас с этим строго, гы, - и нагло, белозубо ухмыльнулся, шаря темными глазами по изящной фигурке графини.
       Его взгляд притушил возмущение Эленор и зажег кое-что другое.
       Высокородная леди порывистым движением руки откинула назад золотистые локоны, что растрепались в порыве гнева, и сказала голосом все еще взволнованным, но с нотками томной усталости:
       - Ах, так ты здесь недавно? Что ж, пойдем, я лично тебя проинструктирую...
      
       Через месяц в усадьбе отгремела пышная свадьба. Графиня Эленор сочеталась браком с красавцем Жоржем, бывшим парковым работником, который возил тачки с опавшими листьями и сучьями на свалку.
       - Как это демократично, милая моя, - восхищалась поступком графини ее соседка - маркиза Вивьена. - Так то! Дадим бой сословным предрассудкам! Тем более, ваш Жорж - просто алмаз неграненый!
       О, да. Жорж выглядел великолепно во фраке нежного кремового цвета, такой стройный, такой смуглый, такой белозубый. И вел он себя безукоризненно: стоял у столиков и с небрежной грацией опрокидывал в себя бокал за бокалом.
       А как же он порадовал Эленор во время первой брачной ночи! О, таких постельных утех графиня еще не знала: Жорж был неутомим и ненасытен. Не то, что ее покойный муж - чопорный и старомодный во всех вопросах граф Анри.
       - Жорж, ты моё счастье, - вот какие слова прошептала Эленор в ухо супруга, когда за окном посветлело и первые солнечные лучи осторожно просочились сквозь легкие шелковые портьеры в их спальню.
       - Ага, - согласился новый граф, чмокнул жену в щеку и сказал, зевая. - Я пойду, курну.
       - Иди, моё счастье, - по-кошачьи потягиваясь, разрешила Эленор. - Но не забудь - я жду тебя, - сладко засмеявшись, обняла подушку.
       - Ага, - кивнул Жорж и, набросив на широкие загорелые плечи простыню, пошел курить - на балкон; а закончив, бросил окурок вниз - на клумбу с прекрасными гиацинтами...
      
       Через полгода старинную графскую усадьбу было не узнать. В парке повсюду валялись окурки, пустые пивные бутылки, старые газеты и прочий мусор. Многие дорожки были полностью усыпаны опавшими листьями, когда-то живописные полянки изуродовали чудовищные кострища. Изящные белоснежные скамейки были загажены и обломаны, потому что на них теперь садились только таким способом: забирались с ногами и сидели на спинке, как куры на насесте.
       Никто ничего не убирал, не чинил, не чистил: новый хозяин поместья - граф Жорж - распустил почти всю парковую прислугу, посчитав ее содержание лишними расходами. Зато на сэкономленные деньги он устраивал среди вековых вязов и прекрасных каштанов грандиозные вечеринки с кострами до неба, обилием шашлыков и выпивки. Для веселья Жорж приглашал из соседних деревень своих старых друзей. Они разоряли графские оранжереи и теплицы, топтали траву и клумбы, бросались камнями на спор по цветочным горшкам, которые украшали беседки.
       Графиня Эленор, беременная и плохо себя из-за этого чувствовавшая, теперь все больше сидела на южной террасе, в кресле-качалке, укрытая пледом, обложенная подушками. Она пила чай с молоком и вязала полосатые пинетки. Попутно, считая петли и слушая, как на заднем дворе грязно ругается с конюхом ее супруг, леди размышляла о том, что не стоит быть поспешной в решениях, касающихся замужества. А еще - о том, что не пора ли подумать о разводе...
      
      
      

    47


    Светлаков Л. Валькина любовь   17k   "Рассказ" Проза


      
       Валькина любовь
       Деревня Юрово - это затерянный мир среди оврагов, холмов, полей и лесов. Юр в русском языке это - открытая возвышенность, видное место. На таком месте стоит деревенька Юрово в ближайшем Подмосковье, около трёх километров от города Химки.
          Москвичи, которые впервые приезжали весной снимать дачу "охали" и "ахали" при виде ухоженных со свежевыкрашенными наличниками домов. Опрятные дома затаились в зарослях цветущих плодовых кустарников и яблонь. Улица идеальной чистоты. Дом, где родилась и жила Валька Широкова в центральной части деревни.
       Отец Вальки дядя Вася инвалид войны воспитывал дочь с шестилетнего возраста один. В 1946 году мать Валентины красивая женщина неожиданно сбежала из дома с приезжим молодцом из Калининградской области, где заселяли брошенные немцами дома русскими жителями.
       Росла Валька, не отличаясь от других девчонок. К пятнадцати годам превратилась из озорной хохотушки в красивую девушку. Сильные ноги и руки привычные с детских лет к земле и тяжелому деревенскому труду.
       Участок у Широковых пятнадцать соток. Дядя Вася оставил часть ноги ниже колена при штурме Будапешта, который отчаянно сопротивлялся в феврале 1945 года. Огород приходилось обрабатывать Валентине, но физическая работа не испортила легкий характер и стройную гибкую фигуру молодой девчонки.
       Безотцовщины после войны много, а чтобы живая и здоровая мать бросила дочь, такого деревня за трехвековую историю не помнила. Надо отдать должное матери Валентины она всю войну честно ждала с фронта мужа, работала и растила дочь. В 1946 году случилась невероятная история. Она бросила семью и в чем была, забрав документы, сбежала в Прибалтику с мужиком, которого деревня не видела в глаза. Какие эфиопские страсти бушевали в голове отчаянной женщины, осталось навсегда тайной! Однако непредсказуемый характер матери перешел к дочери на пороге взрослой жизни.
       Когда Валька появлялась, от нее исходила радость бытия. Возможно от ясных лучистых глаз, а может от чего - то неуловимого во внешнем виде, сразу внушающем доверие. Мужики в ее присутствии прикусывали языки и старались по мере возможности подбирать нормальные слова, которым их учили когда - то в Куркинской школе.
       Окончила Валентина Куркинскую семилетку и еще три года училась в одной из Химкинских средних школ. Летом 1957 года после последнего звонка Валька Широкова и Райка Иванова две подружки из деревни Юрово отправились прогуляться по городу Химки. Эмоции переполняли девушек через край. Предчувствие события необыкновенного, которое должно непременно произойти с ними витало в воздухе.
       Первоклассники вручили букеты весенних цветов смущенным от волнения выпускникам под последний школьный звонок. Впереди жизнь полная неожиданностей на каждом перекрестке. Вот - вот появится принц на белом коне, в крайнем случае, на гнедом. Подхватит, перебросит через седло юную деву и унесется с ней в тридевятое царство. А что случится с ней там, под кущами Эдема думать не хотелось.
       До отправления автобуса на Юрово оставалось больше часа.
       Весенние улицы. Липы с молоденькими ярко зелеными листочками еще не покрытыми серой пылью. Прогуливаясь, подруги оказались рядом с Химкинским народным судом. Двери широко открыты. Добро пожаловать! Весенний майский вихрь закружил, завертел юные создания и забросил в полутьму помещения.
       Никогда не приходилось бывать в мрачном чистилище, где вершилось правосудие. Должно начаться открытое судебное заседание. В зале сидят три молодых человека на скамье подсудимых. Их охраняют вооруженные милиционеры. Судья, два народных заседателя, прокурор, защитник и секретарь. В зале несколько заплаканных женщин, родственники подсудимых. Это народ.
       В одном из молодых людей девчонки узнали парня, который окончил школу двумя годами раньше. Витька Бойков по прозвищу "Боёк". Валька всплеснула руками и в тиши зала вскрикнула.
       - Боек, ты ли это?
       -Я, а кто же еще,- спокойно ответил высокий красивый парень, узнав Валентину и Раису.
       - Вас каким ветром занесло?- спросил Бойков.
       Судья про себя читала материалы дела и не обращала внимания на то, что обвиняемый ведет разговоры с присутствующими в зале.
       -Случайно, Витя. Сегодня последний звонок в школе, а до автобуса еще целый час,- как бы оправдываясь, вступила с ним в контакт Валентина, покраснев от насмешливого взгляда парня.
       Заседание задерживалось. Ждали появления свидетелей драки на Химкинской танцверанде. Выяснилось, что обвиняемым грозит по два года лагерей. В этот день приговор не огласили и перенесли слушания на следующий день.
       Покидая зал заседания Валентина, постоянно оглядывалась на Бойкова, наступая на ноги Раисе, идущей впереди. На нее накатила волна таких неведомых чувств, что стало трудно дышать и говорить. В дверях она через силу крикнула Бойкову.
       - Витя, я завтра к тебе обязательно приду!
       По сути, простая фраза оказалась признанием в неведомом чувстве, свалившемся на юную голову вчерашней школьницы.
       - Валька, ты белены объелась? Чего ты несешь? - зашипела Райка, когда они вышли на воздух из помещения, где казалось нечем дышать.
       - Не понимаю, что со мной происходит,- с тоской ответила Валька и до дома не произнесла ни слова.
      
       Город Химки расположен за МКАД по правую сторону Ленинградского шоссе. Назван город по названию реки Химка, которая протекала по дну канала. Существует легенда о происхождении названия реки Химка.
       Химкой звали возлюбленную московского князя. По преданию, она утопилась в реке, когда князь разлюбил ее.
      
       Город Химки закрыт для иностранцев. Большинство жителей работало на нескольких "почтовых ящиках. Виктор Бойков из простой семьи. Отец погиб на фронте. Мать работала на 301-ом авиационном заводе диспетчером. На заводе в начале войны собирали лучшие истребители того времени "Лавочкины". После войны выполняли многолетний заказ по созданию противоракетной обороны вокруг Москвы. Позже приступили к созданию космической техники по освоению Луны, Венеры, Марса. Первые "Луноходы" создавались на 301 - м заводе. Он стал называться НПО имени Лавочкина.
       Воспитанием Виктора занималась престарелая бабушка. А точнее улица, где Виктор пропадал днями и ночами. Мать благотворила своего единственного сына. Лучший кусок подкладывала сыну. Работала и подрабатывала, чтобы одеть и обуть свое чадо лучше других во дворе.
       Рядом с домом канал "Москва - Волга" и недалеко стадион, где Виктор играл в футбол и делал успехи в школьном возрасте. После школы пошел работать на 301 завод учеником слесаря - сборщика. Продолжал играть в футбол. Приняли в заводскую сборную по футболу.
       Время, когда миллионы болельщиков переживали за Стрельцова и "Торпедо", за Яшина и московское "Динамо", за Сальникова и "Спартак".
       Бойков хорошо показал себя в играх заводской сборной, и вскоре его стала узнавать Химкинская молодежь. На футбольном поле "Боек" умело плел кружева, подолгу удерживая мяч, играя на публику. Возмущался, чтобы играли на него, если он требовал "пас". Был удачлив, часто его сильные и точные удары достигали цели и вызывали восторг болельщиков.
       Девицы вешались на шею красавцу нападающему. Началась "звездная болезнь". Бойков начинает пить с дружками, которые с удовольствием приглашали в компанию местную знаменитость. У пивного ларька всегда пропускали без очереди.
       "Слава" местного разлива закончилась дракой между враждующими группировками на Химкинской танцверанде, где участвовало больше десяти человек, но на скамью подсудимых попали три парня, которые оказали активное сопротивление милиции. При задержании в карманах нашли ножи, которые приравняли к холодному оружию. Ранее имели приводы в милицию и состояли на учете.
       Валентина и Раиса пришли на следующий день в Народный суд. Зал оставался пустым. Никто из приятелей, сидящих на скамье подсудимых, в зале не появился. Три заплаканные матери и две Юровские девчонки, одна из которых потеряла голову от красавца Бойкова.
       Троица получила по два года лишения свободы в лагерях общего режима. Еще в зале суда, до оглашения приговора, Валентина обещала ждать Бойкова, сколько бы ему не выпал лагерный срок. Для Бойкова обещание стало полной неожиданностью. Возможно, понял, что выпал счастливый билет, когда на него обратила внимание Валентина! Обязался написать Валентине.
       Чудесный светлый майский день для матери Виктора Галины Сергеевны и для невесты (Валентина считала себя таковой) оказался одним из черных дней жизни. Женщины поплакали друг у друга на плече. Галина Сергеевна попросила обязательно навестить ее и дала Химкинский адрес.
       - Дочка, я буду ждать тебя!
       Об экстравагантной помолвке деревня узнала от Раисы. Деревня пошутила, посмеялась и забыла. Никто всерьез не принял решительность Валентины выйти замуж за Бойкова. Тихо, но однозначно Валентина дала понять своим многочисленным поклонникам, что " другому отдана и будет век ему верна!"
       За два последующих года окончила техникум при авиационном заводе и стала работать контролером ОТК в одном из цехов 301 - го завода.
       Бойков отбыл срок в Пермской области ровно день в день. Оставил в тайге передние зубы. Кто выбил зубы, осталось тайной. Уважением не пользовался ни у тех с кем сидел ни у тех, кто охранял. Вставили "Бойку" казенные зубы металлические и отпустили на волю.
       Свадьбу сыграли в Химках. Из Юровских была немногочисленная родня. Появлялись в Юрово молодые редко, но когда приезжали, то Бойков оказывался у палатки, и уносила его на себе со слезами Валентина, которой добрые люди подсказывали, где искать тело избранника. Деревня таилась за заборами и кустами сирени, чтобы не попадаться Валентине на глаза и не усугублять унижение, которому она подвергалась. Жалели красавицу Вальку.
       Через год родилась хорошенькая дочка. Бойкова на военные заводы не приняли. Пристроился работать в продуктовом магазине грузчиком. Обиделся на весь белый свет. Но злобу срывал на Валентине. Кого любим тех и мучаем! Формула известна. Ревновал к каждому столбу. Правда, не бил. Хорошо знал тяжелую руку Валентины, перелопатившую тонны земли на огороде. Если бы припечатала, то менять пришлось бы не только вставные зубы, но и челюсти. Обнимали эти руки также крепко и надежно.
       "Боек" побаивался тестя. В сенях висел кожаный кнут и вожжи. Дядя Вася сразу предупредил непутевого зятя, что хорошо владеет ременными инструментами и покажет зятю умение, если тот посмеет обижать жену.
       Два года прошли спокойно. Зимой молодые жили в Химках с матерью Виктора в двухкомнатной квартире. Летом приезжали с дочкой в Юрово к деду на выходные дни. "Боек" освоился и выступал в своем репертуаре. Время проводил, около палатки рассказывая, как он геройствовал на лесоповале. Мужикам его байки навязли в зубах, и они отказывались пить с ним водку и слушать блатные бредни.
       Палатка стояла недалеко от деревенского пруда и стала основным местом сбора в выходные дни деревенских мужиков. В тенечке от палатки они собирались играть в лото. Это любимое времяпровождение. Играли на деньги. Ставки небольшие. Больше играли из интереса общения. Около взрослых всегда крутились мальчишки. В конце концов, проигравшие и выигравшие сбрасывались "по семь рваных" покупали водку "сучок" за 21 руб. 20 коп. И потекла беседа ручейком о том, о сём...
       Однажды летним днем к такой компании мужиков, играющих в лото, присоединился "Боек", который пришел поддатый. Взял две карты. Поиграл несколько конов. Сидеть на месте не мог. Собственная дурь лезла наружу, не давая покоя. Пошел к палатке купил у тети Любы четвертинку водки, кусок черного хлеба и сырок "Дружба". Подошел к мужикам предложил выпить. Никто не отреагировал. На "Бойка" стала потихоньку накатывать волна злобы на белый свет. Отошел в сторонку, сел в траву у забора. Одним глотком из горла оприходовал "чекушку". Крякнул. Понюхал тыльную сторону ладони. Закусил. Злоба не проходила, а навалилась с новой силой. "Боек" начал раскачиваться из стороны в сторону и сам с собой разговаривать. До мужиков доносились отдельные слова "на латыни" и четко произносимые "вОлки позорные!"
       Минут через десять "Боёк" с трудом встал на ноги и пошел к окошку палатки. В это время тетя Люба решила попить чай и прикрыла окошко ставней. "Боек" подошел к палатке. Уставился на закрытое окно как баран на новые ворота. Ничего не понял и начал колотить по ставне, требуя, чтобы ему продали водки. Тетя Люба попросила подождать пять минут.
       Мужики прекратили игру и стали наблюдать за парнем. А "Боек" уже ничего не соображал и продолжать орать благим матом, что разнесет палатку вместе с продавцом.
       -Эй, урод, душа из тебя вон, угомонись, а то искупаем в пруду!- крикнул кто - то из мужиков.
       "Боек" стучать в окошко палатки прекратил. Медленно повернулся в сторону смотрящих угрюмо мужиков. Потом рванул на себе рубашку, обнажив до пупа наколотую татуировками грудь. До мужиков расстояние около десяти метров. Опустил голову и ринулся на мужиков с криком: "Бакланы, вОлки позорные! Пасть порву на портянки!"
       Ближе всех к Бойкову оказался Валька "Акуля". Когда " Боек" приблизился на расстояние вытянутой руки, Валька привстал и врезал своим огромным кулаком в солнечное сплетение. Боек согнулся пополам, выхватил из кармана правую руку и вместе с ней в воздух взлетел нож. Юрка " Аршин" налету ловко подхватил складную финку с кнопкой и в одно касание забросил в пруд. Боек рухнул на землю.
       - Это тебе за Вальку,- пробурчал про себя "Акуля".
       - Надо бы связать мужика, пока не наделал беды, - посоветовал самый старый дядя Леша "Сапун".
       - Пацаны, пулей летите к Вальке дяди Васиной, чтоб забирала своего мужа, а то тетя Люба может вызвать милицию по телефону.
       Бойкову связали брючным ремнем руки и уложили около забора, где недавно сидел. Он тут же заснул. Через три минуты прибежала зареванная Валька. Мужики молча показали на высокую траву, где лежит её благоверный.
       -Простите, дурака окаянного,- запричитала Валька, развязав руки и взвалив на себя мужа.
       -Бог простит!
       В этот же вечер Валентина забрала протрезвевшего мужа и дочку и уехала в Химки. Через полгода она вернулась в деревню с дочкой без мужа.
       Бойкова нашли в городском парке с заточкой в сердце. Закончилась нескладная жизнь парня, который не смог жить как все, а продолжал плести кружева по жизни, как когда-то на футбольном поле. Мать Бойкова умерла от обширного инфаркта на следующий день, когда узнала о нелепой смерти сына. Двухкомнатная квартира досталась Валентине и ее дочери. Летом Валентина переехала жить к отцу, который к тому времени решил жениться. Привел энергичную молодую пенсионерку, но расписываться не стал, решил жить гражданским браком, чтобы большой дом и пятнадцать соток земли достались любимой внучке.
       Через год Валентина вышла замуж. Опять за пьяницу тихого и работящего инженера с НПО имени Лавочкина.
      
      
      
      
      
      
      
      

    1

      
      
      
      

    48


    Павлова Т.В. Пожар   8k   "Рассказ" Проза

      
      
      
       Нина Петровна к собакам была равнодушна, она никогда не понимала, зачем люди вообще заводят собак. Ну, пожалуйста, держите собаку в будке, на цепи. Но в городе? В квартире? Это же мучение для животного! (На самом же деле, эта мнимая забота - проявление того же равнодушия или нелюбви к собакам).
       И как все, нелюбящие собак, Нина Петровна их побаивалась, старалась держаться подальше. Ее никогда не умиляли симпатичные мордашки, радостно виляющие хвостики, доверчиво протянутые лапы.
       Так вот, Нина Петровна собак не любила. Но зато она обожала свою дочь Лену, ей нравился ее зять Сергей, и она не чаяла души в их годовалой Сонечке. А те имели глупость повесить себе на шею здоровенную псину неведомой породы.
       Дочерины друзья год назад подобрали на шоссе истекающего кровью пса, отвезли в ветеринарку. Прооперировали. Выходили. Хозяин так и не нашелся, то ли решил, убежал пес - и ладно, а может сам оставил собаку подыхать. Месяца через два поиски хозяина прекратили, собака осталась у ребят.
       Пес был огромен, красив, какого-то редкого окраса. Сам черный, а на загривке ярко-рыжее пятно. Во время собачьего бега пятно было похоже на огонь, за это новые хозяева и дали ему кличку Пожар. Кличка псу понравилась, он охотно стал отзываться на нее.
       Но ребятам нужно было уезжать в командировку заграницу, взять с собой собаку было невозможно, и они не нашли другого выхода, как пристроить зверюгу Лене. Причем, наличие маленького ребенка их не только не остановило, но послужило решающим аргументом. Мол, все равно, с ребенком надо гулять, вот и будет гулять с обоими.
       Лена Пожара жалела, аккуратно кормила, выгуливала, но давалось ей это нелегко. Все ее заботы были отданы маленькой дочке. Пришлось вмешаться матери.
       Сергей погрузил в машину Пожара, матрас, сухой корм, миски, игрушки и перевез все к теще. Временно. До дачи.
       Вот так и оказалась Нина Петровна вдвоем с большой и нелюбимой собакой в своей однокомнатной квартире, которая до этого сверкала чистотой и пахла свежестью.
       Матрас с мисками разместили в прихожей, квартира тут же наполнилась запахом псины. Отмыть бы с шампунем, но одной с этим не справиться. Да и как его потом сушить? Будет отряхиваться, и прощай ремонт. А вытереть простыней? Да на него их нужно штуки три!
       Пес пошел осматриваться .... Стало понятно, что с тумбочки у зеркала нужно все убрать, лишь только собачий нос туда ткнулся, сразу же расчески, щетка, запасные ключи разлетелись в разные стороны. В комнате Пожар обнаружил удобное широкое кресло, где любила сидеть Нина Петровна, когда смотрела телевизор или разговаривала по телефону. На нем-то пес и устроился, свернувшись калачиком. Впрочем, какой там калачик. Калачище! Спихнуть невозможно. Да еще при этом вид у собаки был обиженный.
      Нина Петровна наполнила одну миску кормом, другую водой и позвала:
      - Пожар!
      И тут же возмутилась. Какая отвратительная кличка!
       Кричать на улице: "Пожар!", подзывая собаку, как такое пришло в голову!
       Они еще считали это прикольным. Нет, надо назвать его как-то по-другому.
      - Шарик! - позвала она.
       Взгляд у собаки стал страдальческим.
      - Ну, ладно, не Шарик. Жарик!
       В глазах явно отразилось презрение.
      - Жар! - предложила Нина Петровна компромиссный вариант.
       Собака тяжело вздохнула и отвела глаза, чтобы не поссориться.
       Так, менять кличку псина не желает.
      - Пожар!
      Со снисходительной удовлетворенностью победителя пес сполз с кресла и прошествовал к мискам.
       Началась у Нины Петровны нелегкая жизнь. Она вытаскивала свои перчатки из собачьей пасти, подвешивала пакет с туфлями повыше на вешалку в прихожей, бегала неведомыми маршрутами на поводке за Пожаром во время прогулок, а после них мыла в тазу огромные лапы. Наладилась даже купать пса в ванной, быстро уничтожая следы потопа.
       Как-то она предприняла попытку запретить Пожару спать в ее кресле. Вспоминая наставления Сергея, она грозно крикнула ему: "На место!!!". Пес ухмыльнулся, ощерив белоснежный ряд отборных клыков, и для убедительности сказал:
      -Р-Р-Р!
       Больше Нина Петровна с ним не связывалась. Это же ненадолго, до лета, а там что-нибудь придумаем.
       И вот оно наступило, это лето. И разрушило все радужные планы.
       Лене пришлось срочно выйти на работу, Сергей не смог взять отпуск, а на дачу оправились Нина Петровна с внучкой и все с тем же Пожаром.
       Надо сказать, что Сонечка и Пожар очень подружились. Пес не отходил от девочки, боясь упустить возможность от кого-нибудь ее защитить, он позволял ей проделывать с собой все, что заблагорассудится, и Сонечка с удовольствием этим пользовалась. Пожар удивительно ловко и деликатно выполнял роль "ходунков", девочка все увереннее делала первые шаги, вцепившись в длинную шерсть осторожно семенящего рядом пса.
       Спать Пожар соглашался только в комнате вместе с Ниной Петровной и Сонечкой, он ложился у двери, и воображаемым врагам, вздумавшим войти к ним ночью, можно было бы только посочувствовать.
       В тот памятный вечер было прохладно, Нина Петровна на ночь включила масляный радиатор и все равно долго не могла согреться и уснуть. Она перебирала в уме дневные проблемы и придумывала им решения, составляя перечень дел на завтра.
       Наконец, дремота полностью овладела ее, сквозь нее она слышала ровное шуршание, видимо, пошел дождь, и погода изменилась, стало тепло. Еще теплее. Совсем тепло.
       И вдруг на Нину Петровну обрушился слон, стал топтать ее ногами, вцепился зубами в ночную сорочку, стаскивал с кровати. Ничего не понимая, она по инерции двинулась за ним, силясь открыть глаза. Того, что она увидела, когда ей это удалось, Нине Петровне не забыть никогда. Комната была охвачена огнем. Шуршание, которое она во сне приняла за шум дождя, на самом деле было довольным чавканьем все пожирающего огня. Спазм сдавил в горле крик ужаса. Угол, где стояла Сонечкина кроватка, стал огромным факелом. Нина Петровна попыталась броситься туда, но с ужасом поняла, что ватные ноги ей не подчиняются. И тут слон, оказавшийся Пожаром, мощным толчком пихнул ее к двери. Ничего не соображая, женщина выбежала из дома.
       Она стояла неподалеку от пылающего дома, пытаясь прийти в себя. Вокруг собрались соседи, кто-то крикнул, что пожарных уже вызвали. Мужчины поливали водой из шланга кусты, забор, не давая возможности огню расползтись по участку, оттащили подальше газовые баллоны из летней кухни. Все представлялось Нине Петровне беспросветным кошмаром.
       Вдруг она увидела свою собаку. Пожар сидел в позе сторожа около дивана-качелей в дальнем углу сада. С безумной надеждой Нина Петровна бросилась к нему. На мягком диване мирно спала Сонечка, заботливо укрытая теплым одеяльцем из ее кроватки. Пес вытащил девочку в одеяльце, как в люльке, даже не разбудив ребенка.
       Из глаз собаки лились крупные как горошины слезы. Нина Петровна села на землю рядом с Пожаром, обняла его за шею, уткнулась лицом в роскошную, пахнувшею гарью собачью шерсть и тоже зарыдала.
       Остаток лета они провели в гостевой комнате при бане. Следы пожара уничтожили быстро, вывезли деревянные головешки, заровняли песком фундамент.
       Осенью Пожар переехал окончательно к Нине Петровне. Она не нашла в себе сил с ним расстаться. Вернувшиеся из командировки хозяева отнеслись к этому с пониманием.
      

    49


    Анисимова А. босиком   0k   Оценка:7.94*5   "Стихотворение" Поэзия

                                            В тумане, с восходом, по мягкой тропинке,
                                            Скольжу босиком, умываясь в росинках.
                                            Прохлады струится благое теченье,
                                            Блестят, выступая из травки каменья.
                                            Цветы открывают на солнце корзинки,
                                            Роса украшает, как жемчуг, ворсинки.
                                            Поймал серебро паучок в ожерелье,
                                            Любуюсь нехитрым природы твореньем.
                        
                        
                        
                        
                        
                        
                        
                        

    50


    Шабатура А. Госпоже А. от Господина А.   12k   "Сборник рассказов" Проза


    Госпоже А. от Господина А.

    Повесть 1.

       Господин Р. Изволил обедать весной на скамеечке в парке. У него был сэндвич. Треугольный. Он состоял из треугольного хлеба, на котором лежал кусочек треугольного сыра, на котором лежал кусочек треугольного мяса, на котором, и вы не поверите!, был кусочек треугольного сыра. Всю идиллию портили три кусочка огурца, которые были круглыми и не как не хотели быть треугольными. Запивал он это все чаем из термоса. Чай был зеленый и потому без сахара. Термос был не большой и потому чай в нем был теплый. Не горячий, не холодный, а теплый. Идеально.
       И где то на второй чашке Господину Р. пришла мысль:
       "А вот что наша голова? Она ведь как круглый аквариум! Только отверстий у него больше - уши, нос, глаза!" Действительно, у Господина Р. был дома аквариум с двумя золотыми рыбками. Круглый. И он похож на нашу голову тем, что Мы до определенного возраста заливаем в него воду для наших рыбок-целей, рыбок-желаний. И им там вполне комфортно.
       Но вот нам пришла в голову очередная рыбка-мечта. И место для нее есть, и ухаживать мы за ней будем. Казалось бы все здорово, но мы об этом рассказывает знакомым. И что мы слышим? "Водичка то плохо пахнет", "Аквариум выглядит староватым", "Не слышал, что бы столько рыбок заводили в одном месте". И это задевает наши глаза, уши, нос. Мы смотрим на аквариум и вправду все, похоже, так и есть. И ведь это не мы так решили, нам об этом так сказали. Подлили, так сказать, чужой водички. Не мудрено, что она стала хуже выглядеть, противней пахнуть, тише журчать. Она ведь не наша.
       А что если в нашем аквариуме задраить люки и быстро быстро побежать за нашей рыбкой? БААМ! Чужие аквариумы разлетелись как кегли в боулинге. Это ведь уже как целый тяжелый шар!
       Эта мысль понравилась Господину Р. И он смачно откусил кусок бутерброда. АЙ! Чуть зуб не сломал. А ведь мне с утра в кафе сказали, что бутерброды мягкие и свежие.
       Мне сказали. В Кафе. В утро понедельника.
       "Я же прекрасно знал, что в понедельник там не стоит ничего покупать, бутерброды лежат с выходных! Лучше бы пошел обедать в ресторанчик рядом с работой у них всегда отличные супы в начале недели!" Ведь зря Господин Р. не сверился со своим аквариумом, он бы плохого не посоветовал. Господин Р. не унимался: "А на работе посоветовали сходить на отличный симфонический концерт. Но сегодня мой любимый блюз, а симфоническую музыку я не очень люблю. Сегодня я знаю, что выбрать. Главное, после советов, сверяться с собственными желаниями, а потом уже принимать решения. И новую рыбку я куплю. Кто бы, что бы ни говорил!"

    Повесть 2.

       Господин Р. имел одно очень увлекательное хобби. Он писал некрологи, посвященные своим знакомым. Не подумайте, он их всех любил и уважал. Потому и писал - чтобы в заветный час выйти к шмыгающей носом, грустной или даже рыдающей публике (люди разные, знаете ли. Те, что умирают, я имею ввиду) и прочитать свое сочинение о том, какой же хороший был этот человек, сколько добра он принес в этот мир. Вспомнить забавные или трогательные моменты из его жизни. Ему виделось, как скорбящие поднимают свои заплаканные глаза на него, вспоминают усопшего вместе с ним и добрая память о почившем поселяется в их сердцах. Неплохой итог для каждого человека. Ну не считая факта смерти, конечно.
       Любил он и уважал своих друзей еще, когда они были при жизни. Он любил с ними периодически встречаться и слушать их рассказы, о том, как изменилась их жизнь. Женился или вышла замуж, сменил работу, покорил высоченную гору, родила второго ребенка, завели собаку. А чтобы было о чем писать он старался видеться с ними пореже. Ну не чаще, чем раз в полгода, а то и в год.
       И вот однажды утром, открыв газету, он увидел ЕГО. Некролог на Господина Л. Маленький маленький и скучный скучный. Практически "родился, жил и умер". Но Господин Р. знал, какой это замечательный человек был. Почему его не позвали на похороны? Досадное упущение.
       Но странности не прекращались. За тот год умерло шесть его знакомых, и он не побывал ни на одних похоронах, не зачитал ни одного некролога. А ведь там были дивные истории, о которых возможно никто даже и не знал! Господин Р. запаниковал и стал обзванивать своих друзей и осведомляться об их здоровье. На четвертом звонке ему несказанно повезло. Господин П. умер пару дней назад. Радости не было придела. Правда, она быстро закончилась. Примерно в тот момент, когда родные сказали, что похороны только для семьи и близких друзей. Но как? А как же я? Увы, о Господине Р. они почти никогда не слышали. Ну может раз в полгода или год.
       Странное хобби скажите вы? Вы можете назвать его странным, только если вспомните, хотя бы пару своих увлечений, которые чего-то стоят. Вспомнили? Отлично, вам очень повезло.
       Не вспомнили? Тогда вам стоит заняться поиском того, чем себя можно занять.
       Только некрологи на друзей не пишите. Скверная затея.
      
      
      

    Повесть 3.

       Господин И. проснулся утром и почувствовал себя Свободным. Это не та свобода, когда вам не надо идти в школу, потому что холодно или у вас отпуск и срок вашей свободы жестко ограничен. Или когда вы вышли из тюрьмы. Нет.
       Это была Свобода.
       Это чувство было весьма необычным и непривычным для Господина И. Он думал о нем за утренним кофе и рогаликом. И то ли рогалик был так сладок, то ли Свобода была все-таки приятной.
       Он улыбнулся.
       Следующие три дня Господин И. провел так, как всегда мечтал. Он сидел дома, посмотрел все фильмы, что не видел в прошлом году, но хотел посмотреть, прочитал полкнижки, которую ему настоятельно советовали, и спал, спал, спал.
       Он улыбался.
       По прошествии трех дней его посетила мысль, что он как-то не правильно распоряжается данным ему счастьем. Ведь он так давно не ходил днем в парк. Просто посидеть на солнышке, это должно быть так приятно и хорошо. И многим его знакомым с работы этого совершенно невозможно сделать. А он сделает. И им потом расскажет. Вдруг они захотят присоединиться? Приятное предвкушение хорошего дня полностью заняло его голову.
       Он засмеялся.
       Парк был божественен как благодаря ландшафтному дизайну, так и приятному солнышку, что светило в тот день. В парке были прудик, в котором ничего живого не плавало и люди, которые живенько по парку гуляли. Он сел на травку и стал наблюдать. Хотя было бы зачем, ведь в парке были в основном мамы и их дети. Первые были увлечены вторыми. А вторые увлечены, чем угодно, но не первыми. Определенная часть людей просто шла через парк и была погружена в мир раздумий, далеких от этого солнечного дня. Через, примерно, 23 минуты сидения на теплой травке Господин И. встал.
       Он заскучал.
       Ему показалось, что, наверно, это просто такой парк с людьми, которые идут мимо и мамами с детьми. Надо сходить в другой парк, благо, на выбор их было еще три в округе. Через час господин И. уже примчался домой, принеся с собой лишь тяжелое дыхание.
       Он беспокоился.
       Ведь как так? Он обошел через четыре парка и встречал там лишь людей с далекими мыслями, мам, тысячи их детей, пару пенсионеров и утку, которая на его приветливый кивок ответила лишь "Кряяя!". Можно предположить, что Господина И. расстроила именно утка, ведь остальные встреченные ему люди хамство не выказывали.
       Он испугался.
       Разум его затмили идеи, от которых он сам был шокирован. А если уехать куда-нибудь? А далеко ли? А если там будет также? А если выйти вечером? Ну, только если не будет холодно. А если будет? А если дома остаться? А если дома не оставаться? А что же делать?
       Он паниковал.
       На следующий день Господин И. вышел на работу и был там ровно в 9.00.
       Он улыбнулся.
      

    Повесть 4.

       Вы знаете, что такое Нирвана? Когда говорят, что это состояние высшего покоя и отрешенности Господин К. обычно смеется. Ведь он не понаслышке знает, что это. Он буддист? Он богач? Он наркоман? Нет. Он всего лишь один раз ехал в такси. Не в одиночестве, в компании. Эта компания была на редкость ему не знакома.
       Водитель. Ну куда уж без него. Просто ехал, просто рулил, но если бы не он ничего бы не состоялось. Магия бы не произошла. И к тому же он дешево брал для ночной поездки. Просто идеальный водитель.
       Пара. Мужчина лет тридцати и его спутница лет тридцати. Мужчина сидел спереди и молчал. Его женщина сидела справа на заднем сидении, держала пакет, вздыхала и смотрела в своей телефон. Куда без таких на Дзен-тусовке? Занимают место и дышат воздухом.
       Большая Женщина. Твой персональный проводник в Нирвану. Она сидела так плотно всем своим телом, что если бы ее разум соответствовал ее размерам, она бы каждый день строила и запускала ракеты в космос. Туда, высоко. Поближе к Богу. Не срослось. Ее пределом было физически унижать Господина К. своим присутствием и интересоваться по телефону у какого-то маленького мужчины сделал ли он уроки. Сделал. Супер.
       Господин К. сидит между Женщиной с пакетом и Большой Женщиной. Смотрит прямо. Не шевелиться, потому что сначала не хочет, а потом и не может. Путешествие в Нирвану началось.
       Вначале это была просто неудобная поездка. Экипаж бодро молчал и предвкушал скорый приезд домой. Остановка. Как первый удар в гонг.
       Это была пробка. Ночью пробки особенно плохи тем, что оттягивают твое время для сна или других ночных дел, которые ты себе придумал.
       Бодрость прошла и началась напряженность. Но слава Богам, по радио начали читать Мантры.
       Это было комедийное радио, где крутили старые выпуски ТВ-шоу и называли их смешными. Глупые шутки и резкие голоса были все равно, что иглы, которые не обращают внимания на череп и колят сразу в мозг. Боль. Очень смешно.
       У Господина К. завибрировал телефон. Попытка подвигать рукой бесполезна, он скован Женщинами и Мантрами. Пробка не собирается кончаться. Единственное спасение это окно. С одной стороны темно, как в душах тех, кто назвал звучащее радио смешным. С другой стороны забор, за которым есть спасение, но нужно быть психом, чтобы вылезти из машины и полезть через него. Хотя как в такой ситуации не сойти с ума? А они как будто этого не чувствуют. Остальные. Они сидят и не двигаются, может быть вздыхают. Может быть они уже мертвы?
       Господин К. закрывает глаза. Он сдается на волю подсознания, ищет приятные уютные моменты в своей памяти, чтобы согреться. И тут наступает страшное. Одна из игл истошным ревом смешных слов песни, которой он не понимает, врезается в то место, где хранятся воспоминания.
       Хочется достать пистолет, засунуть в рот и дважды нажать на курок. Чтобы наверняка. Пистолета нет. Вибрирует телефон.
       Наступает Нирвана.
       Господина К. перестает трогать неудобство его сидения между женщинами, которых он никогда не полюбит. Мантры перестают быть иглами. Это теперь цветы. Уродливые, но все-таки. Пробка как бы уже и не пробка, это медленное путешествие. Вперед. Назад. Вверх и Вниз. Это тот миг, который нельзя описать словами. Ведь это тишина, в которой все очень громко. Это так ужасно, но гораздо выше любых ужасов, с которыми можно столкнуться в жизни. Это за пределами всего. И внутри тебя. Ты не чувствуешь ничего, но у тебя внутри все.
       Рев мотора звучит как второй удар гонга. Пробка закончилась. Ты снова едешь в такси, в котором тебе неудобно и просто играет дурацкое радио. Ты скоро будешь дома. Хотя минуты назад ты был так далеко. Господин К., вспоминая этот момент, морщится и больше никогда не хочет в него возвращаться, но так хочется прочувствовать эту Нирвану снова.

    51


    Хлебников В.Н. Выбор   13k   "Рассказ" Фантастика


       Выбор
      
      
       -Уходи,Санька, уходи! Предупреди Васильича. Почти две сотни "чехов". Они в долину идут, больше некуда. А там пионерлагерь. Больше пяти сотен ребят. Пусть свяжется с Краснодонском, Вызовет помощь, и уводит ребят в горы.. Времени нет. У него часа два, не больше. Я шёл верхней тропой, боевики там не пройдут. У них лошади с миномётами и "Кордами". Вдоль реки двинут. Значит будут у Сухого лога к рассвету. Там я их и встречу. Говоря это, дядя Гена копался в оружейном шкафу.
       -Задержу, насколько смогу.
       Похожий на СВД "Тигр". Пачки патронов, выставляемые им прямо на пол.
       -Как чувствовал, усмехнулся он. Почти триста штук.
       -Предупреди их, Санька! Если Васильич не успеет... Это будет бойня, понимаешь? А ведь там малыши совсем. Специальный заезд. Дети погибших военных и милиционеров. Ты представляешь, что духи с ними сотворят? Всё понял? Чего ждёшь?
       Старый лесник недоумённо поинтересовался у племянника. А парень, только этим летом закончивший школу, приняв решение выдохнул.
       -Дядя Гена, а ведь не поверит мне Борис Васильевич. По крайней мере сразу. Он меня до сих пор ребёнком считает. Подумает, разыгрываю. Пошлёт кого-нибудь к тебе, за подтверждением. А потом, будет уже поздно. Да и стреляю я лучше ...
      
       Для этого рейда Аслан Удугов отбирал только лучших, благо, денег спонсоры выделили на подготовку с лихвой. Ещё бы. Так удар по престижу России будет. Если всё выйдет удачно, только он сам станет богаче на 5 миллионов евро. А ведь есть ещё остаток аванса, да и наёмники, Слава Аллаху, могут выжить не все. Через границу они перешли благополучно, благо, погранцам было заплачено вполне достаточно, да и потом проблем не было. До последнего дня, когда Удугову стало не по себе. Словно сверху, с гор, за ним наблюдает могучая и, не по человечески безжалостная, сила. Он поёжился, и дал приказ двигаться дальше. А, вскоре, они попали в засаду. И, достаточно умелую. Целью было задержать их как можно дольше. Это был снайпер. И бил он не по людям- по лошадям. Из двух десятков, он подстрелил больше половины, вынуждая бросить тяжёлое вооружение, или снизить скорость передвижения раза в два. С сорока килограммовым "Кордом" на плечах, да ещё и по камням, не больно то побегаешь. Грамотно придумано. Поэтому, когда стало ясно, что кроме скального уступа над ними, укрыться снайперу негде, Аслан отдал приказ отойти , а сам дал приказ Хамзату с его парнями. Не зря тот был мастером спорта по скалалазанию . Пусть попробует обойти засаду по скале. А теперь, он смотрел на валяющегося у его ног парня. Ему же лет 20, не больше. Да и винтовка - обычная охотничья, хоть и сделанная по образцу боевой. Кто он? Жаль... Времени нет. Иначе, Аслан заставил бы сполна заплатить этого щенка. Скорее всего, охотничек... Заметил их колонну, и решил поиграть в героя. Ну, что же... Пусть радуется. Умирать он будет не долго. Командир боевиков достал из ножен кинжал, и приготовился, одним ударом, вспороть парню живот. А потом умер...
       Сразу три пули попали Удугову точно в голову, отбросив на камни. По боевикам ударил пулёмёт, поддержанный дружным автоматным огнём. Когда вниз, со скалы, на тросах, скользнули два десятка фигур в камуфляже, в живых там оставался только парнишка...
      
      
       Меня спасли военные. Спецназ ГРУ под руководством капитана Перумова. Он ещё долго смеялся, когда я, узнав его имя, долго допытывался, не он ли автор столь нравившихся мне фантастических романов.. А вообще, мне понравились его слова. Они ведь боевиков преследовали давно, но если бы я их не задержал, могли бы и не успеть. Он похвалил меня за храбрость. Даже звал к себе. Разумеется, после армии. Может. и стоило? Но родителям хотелось, что бы я получил высшее образование. А ведь, всё равно, одел погоны. Работы по специальности в городе не было, вот и пошёл в ментуру. Получил сразу старлея, как имеющий высшее образование. Сперва, год в участковых, потом перевелся к операм. Вопреки фильмам, взяточников там не было. Нормальные мужики, честно тянущие свою лямку. Я проработал с ними почти пять лет. Погоны капитана, благодарность министра, два десятка задержанных особо опасных.
       Декабрь. Обледеневшая за ночь дорога, почему-то пропущенная коммунальщиками, потерявший управление на мосту автобус с школьниками. Он снёс перила и упал вниз, пробив лёд. И наполовину скрывшись под водой, с каждой секундой погружался всё глубже в огромную полынью. Когда я спустился вниз, капот икаруса, как раз скрывался под водой. Я успел нырнуть четыре раза, вытащив через разбитое лобовое стекло двух мальчишек лет восьми и девочку чуть их постарше. Я выталкивал детей на лёд, а сам снова и снова, отправлялся в ледяную воду. А потом, моё сердце не выдержало, и я умер...
      
      
    Степь, прошитая пулями, обнимала меня,
    И полынь обгоревшая, накормила коня;
    Вся Россия истоптана,    слезы льются рекой;
    Это Родина детства, мне не нужно другой.
     
    Наше лето последнее, уж не свидеться нам,
    Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я Церквам;
    Все тут будет поругано, той России уж нет,
    И как рок приближается наш последний рассвет.
      
      
       -Вам не надоело, Ротмистр? Может быть, что-то новенькое исполните? Как услышали этого Трошина, так стоит нам расположиться на привал, сразу начинаете. Мы уже наизусть его помним.

    Так прощайте ж, поручик, до свиданья, корнет,
    Я с солдатами верными встречу этот рассвет;
    Шашки вынем мы наголо, на последний наш бой,
    Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.
     
     
    Утром кровью окрасится золотистый ковыль,
    Станет розово-алою придорожная пыль;
    Без Крестов, без Священников, нас оставят лежать,
    Будут ветры Российские панихиды справлять.
     
    Степь порублена шашками, похоронят меня,
    Ветры буйные с Дона, заберите коня;
    Пусть гуляет он по степи, не доставшись врагам,
       Был он другом мне преданным, я друзей не предам.
      
       Ах, оставьте,Мишель. Мне эти строки о молодости напоминают. О Ледовом походе. О попытке остановить то кровавое безумие, что накрыло страну . О попытке остаться человеком среди безумия безнаказанности. Меня ведь убили мои же казаки. Мы взяли тогда маленький городишко. Он под краснопузыми был почти месяц. Они даже свою Чеку успели оборудовать . Заняли здание дворянского собрания. Там подвал был подо всем зданием. И весь он был заполнен трупами. Ты понимаешь? Наверху шёл бой, а они резали заключённых, одного за другим, как свиней. Только, что бы не дать возможность нам их освободить. Стариков, женщин, детей. Ты понимаешь? Там ведь не было взрослых мужиков. Совсем не было!!! Старшему пацану не больше 10 . Как там говорится? Око за око, зуб за зуб? Ты бы как поступил на нашем месте? Мы троих комиссаров взяли живыми. Старый хрен оказался идейным. Лишь ругался, да богохульствовал, когда мы его на кол сажали. Студентик же безусый наоборот плакал, и валялся в ногах, жить хотел.
      -- А те, в подвале, не хотели? Сучонок!
       Этого мы кастрировали, а потом просто утопили. В ближайшей выгребной яме. Самое ему место!
       -А вот третий. Это баба оказалась. Молодая, красивая. И чего ей не хватало? Об идеалах кричала. О всемирном братстве, которое наступит после смерти всех дворян. Даже, когда её голенькую ставили в позу перед строем мужиков. А может, эта тварь только и мечтала о чём то подобном? Потому и прожила достаточно долго, выдержав почти всех. Три сотни изголодавшихся по женщине мужиков. Да ещё не по одному разу.
       А потом, несколько человек из тех, кому надоело ждать своей очереди, просто вломились в один из домов на площади... У меня ведь, до сих пор, перед глазами стоит та девчушка. Лет семнадцати, не больше. Пожилая женщина в луже крови на полу. Кто она ей была? Мать, бабушка, няня? Мужская туша, ритмично двигающаяся на почти детском тельце. Гогочущие ублюдки, в ожидании своей очереди оживлённо комментирующие действо.
       Я успел застрелить троих . А потом, они добрались до сваленных на стол винтовок. Вообщем то, смерть итак не слишком приятная штука. А ещё противнее умирать, зная, что сейчас, не смотря кровь и трупы под ногами, ублюдки снова продолжат свои "развлечения" с бедной девчонкой...
      
      
       Мы сидели у костра, передавая по кругу бутылку коньяка, по очереди вспоминая каждый своё.
      
       Хайнц Вернер, капитан вермахта. Кавалер железного креста за Французскую компанию. Его батальон должен был встать на постой в деревне под Минском. Но, толи квартирьеры напутали, то ли в штабе так и планировали.
       Фигуры в чёрной эсэсовской форме, сгоняющие местных в большой сарай. Древних стариков, женщин, детей. Смех и шуточки среди солдат. Заложенная брусом дверь амбара, канистра с бензином в руках фельдфебеля. Щелчок зажигалки и крики заживо сгорающих людей.
       Пулемёт танка, да ещё в упор. Из всей зондеркоманды выжил только шофёр. А Хайнца скрутили его же солдаты. Приговор военно - полевого суда, пыльный плац, и залп расстрельной команды.
      
       Старый сторож детского дома в Хасавьюрте Аслан Мамедов. Чеченец по крови, потерявший при бомбёжке сына и внуков. Когда к ним приют заявились на трёх Лендроверах ошалевшие от безнаказанности "Воины Аллаха", решивших покуражиться над щенками Урусов. Они ведь сразу отделили вайнахов. И даже продуктов дали. А потом, предложили погулять где- нибудь, пока они будут карать этих Русских ублюдков. Карать десяток пацанов и девчонок от пяти до пятнадцати, чья вина лишь в том, что когда то, их родителей прислали работать в эту маленькую республику в предгорьях Кавказа. Прислали строить дома и учить детей музыке, сажать хлеб и искать нефть.
       Первых двух он положил из обычной двухстволки, а вот остальных уже из трофейного автомата. А потом, на стареньком Пазике, вместе с детьми, почти неделю выбирался в Россию. Его убили почти через год, в Краснодаре, где он работал дворником. Два десятка бритоголовых. Сбив с ног, старика долго били ногами и самодельными дубинками, снимая всё происходящее на камеры мобильников, а под конец, добили, несколько раз с силой опустив ему на голову обычный кирпич .
      
      
      
       Молодой милиционер, прослуживший в органах всего два месяца. И молодые ублюдки, привыкшие к безнаказанности, привыкшие к тому, что деньги решают всё, а влиятельные родители отмажут их в любом случае. И их "не винное" развлечение. Пущенные по кругу молоденькие девчонки, затащенные силой в машину. И они ведь даже и не скрывались почти. Об их компашке знали многие. Одних запугивали, других покупали, при том не дорого. Сотка баксов, хорошая работа, закрытые глаза уже на ТВОИ развлечения. Две девочки повесились не выдержав пережитого, одна сошла с ума, ещё одна стала наркоманкой и умерла через год от передозировки...
       А их самих нашли только через пять лет. Не смотря на все влияние чиновных папаш. Совершенно случайно. В старом карьере, захороненных под толстым слоем земли, прямо в их новеньком джипе. Застреленных из табельного Макарова молодым участковым. Это установили довольно быстро. Только старшему лейтенанту Сергееву было уже все равно.
       Через пол года после пропажи молодых людей, он погиб, спасая женщину из горящего роддома.
      
      
      
       Мы сидели у костра, греясь у огня, пили из горла, передавая бутылку из рук в руки. Пели песни и вспоминали прошлое. А потом был рассвет. Дорога перед нами. И уходящие по ней. Два десятка судеб. Не боящихся ни бога ни дьявола. До самой смерти защищавшие людей от убийц и насильников. И, тот, кто объединил нас. Оболганный и оплёванный, давно забытый. Далеко не всемогущий. Но так и не нашедший сил бросить свой народ. Покровитель тех, кто не сдался, тех, кто боролся до конца не ради денег, богатства или славы, а ради других...
      
       И, если Вы находите сладость в страданиях других. Если грабите, насилуете, убиваете. Дружно распиливаете бюджет в компании подельников, вещая с экранов красивые слова.
       Забираете у людей последнее. Если знаете, что закон не для таких как вы, а лишь для обычных людей. То знайте - рано или поздно, мы заглянем к вам гости. А если не успеем. Кто знает? Может быть, наконец то, закончится терпение у кого то рядом с вами? Одного из тех, кого вы считаете быдлом...
      
      
      
      
      
      

    52


    Топтыгин М.П. Эволюция челвека: мозг и общество   13k   "Статья" Публицистика

      Михаил Топтыгин-Керженский
      Эволюция человека: мозг и общество.
      
      Автор выражает искреннюю признательность Ирине Медведевой и максиму Дерберу, чьи ценные, хотя и не всегда благожелательные замечания сделали возможной появление этой статьи
      
      
       Я хочу рассказать вам об одном изобретении и при том - самом важном. Не "о самом важном в истории человечества", но о таком изобретении, что его побочным результатом стало само человечество. Что характерно - антропологи-эволюционисты даже не знают точно, к т о именно его совершил. Раньше они, антропологи, уверенно полагали, что наш вид (Homo sapiens sapiens) дело ... ну, пусть будет - "дело жизни" неандертальцев (Homo neanderthalensis). Но в конце девяностых выяснилось, что мы не потомки неандертальцев, а их "меньшие братья", произошедшие (как и они) от более раннего вида гоминид - Человек Предшествующий (Homo antecessor). Эти крепкие, волосатые, не слишком интеллектуальные ребята решили (не торопясь: за 60 - 100 тысяч лет) серьезнейшую проблему: проблему устойчивого размножения. Дело в том, что гоминиды, живущие (и добывающие себе пропитание) небольшими родственными группами 12-25 особей не могли спариваться между собой: близкородственное скрещивание (инцест) для видов Homo означало генетическую катастрофу - довольно быстрое вырождение. Этим мы, отличаемся от домашних хомячков, которым инцест не страшен, и походим на гепардов, которые тоже столкнулись с похожей проблемой. Сравнение с гепардами не случайно - помимо чисто географических трудностей поиска редких половых партнеров по пустынной саванне, ранние гоминиды испытывали очень серьезные трудности, гепардам совершенно чуждые - неконтролируемую агрессивность. А все оттого, что высокие, поджарые и стремительные кошки из нашего примера - хищники, а гоминиды - нет.
       Наиболее агрессивными по отношению к своим собратьям являются самые "безобидные" виды: всякие там голуби, зайцы, обезьяны и прочие хомячки. На их агрессивность эволюция не "обращает внимание" - в нормальных условиях жизни нанести серьезного вреда друг другу эти животные не могут - просто нечем. Ни клыков, ни когтей, ни яда у них нет. И наоборот: чем лучше вооружено природой животное, тем оно менее агрессивно, тем лучше у него " тормоза" - запрет на насилие по отношению к собратьям, самкам, детенышам. Пусть зоологи меня поправят, но, по-моему, самым неагрессивным существом является волк. Мало того, что волки прекрасно вооружены, так они еще живут и охотятся стаями - им нужны очень мощные "тормоза", иначе они давно бы перегрызли друг друга. И мы, и наши ископаемые предки - изобретатели принадлежим к очень слабо вооруженному виду, и в этом смысле ближе к кроликам, чем к волкам. Вернее - принадлежали когда-то, пока не освоили дубины, каменные рубила и огонь. А когда освоили, получился очень опасный гибрид: легко возбудимое существо, не имеющее эволюционно закрепленных "тормозов" агрессии, но имеющее мощное оружие, созданное не природой, а технологией (пусть и первобытной). Одно дело съездить супротивника по уху или даже укусить его за это самое ухо (привет от Майка Тайсона) и совсем другое дело - в ярости ударить его дубиной, заточенным камнем, или ткнуть горящей головней из костра. Короче говоря, равновесие между слабыми запретами агрессии и слабыми возможностями убийства нарушились.  И если сдерживать раздражение по отношению к родственникам худо-бедно еще получалось, то при встрече с чужаками запреты не работали вообще. Для контактов семейных групп в те времена у антропологов есть колоритный термин: "оргиастические нападения". То есть: мужчины в те времена нападали на другие родовые группы для того, что бы завладеть их женщинами. Такая "война всех против всех" ставила гоминид на грань самоуничтожения, заметьте - без ядерного оружия, одними дубинами. Но тогдашние вспыльчивые "мачо" сами дубинами не были, и сумели найти выход: они изобрели п л е м я.
      Классическое племя состоит из двух частей - двух экзогамных групп (внутри которых браки запрещены), обменивающихся брачными партнерами. Браки внутри племени не только разрешены, но прямо предписаны . Мужчины женились на двоюродных сестрах - так называемый кросс-кузенный брак. В принципе, совсем "родственного скрещивания" избежать не удалось (муж и жена имели общих дедушку и бабушку), но видимо для предотвращения генетического вырождения этого хватило. Схожесть людей, принадлежащих одному народу (национальный тип) вытекает именно из дуально организованных племен - своего рода "котлов", где из повторяющегося набора признаков готовились будущие народы...
      Но гораздо больший интерес вызывает влияние формирующейся племенной организации на психофизиологию умственных способностей Homo sapiens.
      Дело в том, что основные интеллектуальные усилия приматы ( даже сравнительно примитивные мартышки, не говоря уж о "продвинутых "шимпанзе" и - тем более гоминиды) тратят не па поиск пищи или на оборону от хищников, но на социальные, внутригрупповые отношения. Каждый член группы должен следить за врагами, друзьями, врагами друзей и
      друзьями врагов. Чем больше группа, тем сложнее особи отслеживать эти отношения. Группы распадаются, если их численность превышает способность средней обезьяны следить за складывающимися внутри группы альянсами. Более крупные группы требуют большего "объема памяти", более мощных и быстрых "персональных процессоров". Примат вынужден рассчитывать отношения между собой и другим самцом (самки в такие "макиавеллевские" игры обычно не играют) с которым он никогда не дружил и не враждовал. Сопоставлять ранги, оценивать силу возможных союзов и возможную выгоду от них - в подобных отношениях оттачивается интеллект и не только обезьяний. Шел серьезный отбор в пользу тех особей, которые могли предсказывать поведение других и управлять им - своего рада гонка манипулятивных талантов. Проигравшие гонку не уничтожались - они вполне самостоятельно вымирали, так как более сплоченные "компании" не давали им спариваться с самками. Одним словом - иерархии доминирования, борьба пусть еще не за власть, но за положение в обществе это и есть двигатель эволюции интеллекта. Именно поэтому размеры коры головного мозга растут у приматов (и гоминид) пропорционально размеру группы. Не трудно представить к а к скрипели мозги у Homo antecessor в процессе превращения в Homo Sapiens: шел переход от групп 12-25 особей, к племенам, состоящим, в среднем, из двух - пяти тысяч человек.
      Разумеется, прежние средства коммуникации для столь изменившееся системы отношений не годились. Приматы устанавливают отношения и альянсы друг с другом при помощи взаимного ухода - в буквальном смысле: если ты выбираешь из моей шерсти паразитов, омертвевшую кожу, - ты мне друг. В подобные отношения не может быть вовлечено много особей. Видимо, поэтому около пятидесяти тысяч лет назад вместе с племенем возник язык (во всяком случае - именно как язык, а не как система сигнальных возгласов): как средство именно с о ц и а л ь н ы х контактов, как замена взаимного ухода. Язык позволяет общаться с гораздо большим количеством людей, причем одновременно. К такому выводу подталкивает и содержание подавляющего большинства разговоров: обсуждение других людей. Причем собеседники преувеличивают степень схожести своих взглядов, и подчеркивают свое моральное превосходство над объектом обсуждения.
      И вот теперь, с возникновением языка, на процесс эволюции интеллекта стали оказывать влияние женщины. В процессе половой отбора женщины обращают особое внимание (так, во всяком случае, считают эволюционисты-антропологи) на языковые способности мужчин - как индикатор интеллекта. Со своей стороны, мужчины с "хорошо подвешенным языком", используют сваи способности, что бы привлечь женщин обещаниями и обязательствами, частенько не собираясь их выполнять. Возникла ложь. Но женщинам пришлось (и приходится) оттачивать свои дедуктивно-лингвистический способности, для распознавания мужской лжи. Что способствует развитию у нашего вида языковых и мыслительных функций.
      Надо заметить, что с переходом от собирательства и охоты на мелкую дичь, к охоте на крупных зверей межплеменные отношения стали заметно отличаться от нравов павианов и шимпанзе. В лучшую сторону. Охота стала о п а с н ы м, требующим кооперации усилий, а главное н е с т а б и л ь н ы м источником пищи. От охотников, их умения, их солидарности, их готовности накормить не только ближайших родственников, стало зависеть - выживет племя или нет. А кроме того крупная мясная туша просто стухнет прежде чем лучший охотник с семейством успеет ее съесть. Образованию жестких, "обезьяньих" иерархий стал мешать институт (обычай?), который называется "бдительный дележ". Члены племени хотят получить достаточно для себя, но в то же время, желают быть уверенными, что никто не получит больше них. Грубо говоря - "никто не должен получить больше чем я". К мнению шаманов и лучших охотников прислушиваются во время охоты, ил болезни, несчастья, но если они попробуют установить личное доминирование, остальные, пусть и не столь выдающиеся, члены племени жестко ставят их на место. Вплоть до изгнания. За десятки тысяч лет, когда люди жили охотой, черты поведения коллективного хищника стали проникать в генетически закрепленные механизмы человеческого поведения. Когда возникло земледелие - впечатляющее изобретение уже самих Homo Sapiens, более древние, обезьяньи модели поведения вновь вышли на первый план. До отношений, существующих в волчьей стае, мы так никогда и не дотянули. Равноправные, "охотничьи", партнерские отношения уступили место иерархии, борьбе за власть и "порядку клевания".
      С одной стороны эволюция вида Homo еще не закончилась, а с другой: "Широк человек, широк. Я бы - сузил".
      _____________________________________________________
       Поскольку с э т о й опасностью вид жил миллионы лет, эволюция создала довольно надежный, хотя и не безупречный механизм защиты от инцеста. Открыл и описал этот механизм Эдвард Вестермарк, финский антрополог: дети выросшие вместе, испытывают отвращение к сексуальным отношениям друг с другом - даже не будучи кровными родственниками. Это приводило к поиску сексуальных партнеров в соседних группах. Если учесть, что территория, к примеру, Крыма, могла прокормить примерно 100 человек, то есть то 8 до 4 родовых групп, то размножение для изобретателей человечества выглядит серьезной проблемой - уж очень трудно найти свою половину. (примечание Максима Дербера)
      
       Генетики обнаружили, что все живущие сейчас гепарды происходят от одной-единственной пары, так же как и хомячки. Каковые хомячки и чувствуют себя неплохо, а вот у гепардов жизнь не сахар, особенно половая: рождается детенышей мало, а выживает еще меньше. Не в зоопарках, разумеется, а в природе.(примечание автора)
      
      
       Основатель сравнительной зоопсихологии Конрад Лоренц заметил: " Человек от рождения вовсе не так уж плох. Он только недостаточно хорош для жизни в современном обществе". Видимо не только в современном Лоренцу). (примечание автора)
       Существует еще кольцевая система родов, обменивающихся брачными партнерами. (примечание Максима Дербера)
       Автор хочет сказать, что племя - эндогамно. (примечание Максима Дербера)
       Мужчины брали в жены дочерей братьев своих матерей или дочерей сестер своих отцов. (примечание Максима Дербера)
       Любопытно, как было обойдено правило Вестермарка. Два экзогамных рода, а потом -две фратрии (группы экзогамных родов)делили территорию поселка пополам, и каждый взрослый считал долгом наказать ребенка, очутившегося на "чужой" половине. Помимо того, муж и жена принадлежали разным фратриям, и помимо, производства потомства , мало в чем сотрудничали. Даже сыновей воспитывал не отец, а брат матери, ведь отец принадлежал другой фратрии - во-первых, и был занят воспитанием племянников - во-вторых. Так что решив, изобретением дуально-племенной организации одну громадную проблему Homo antecessor создал для Homo Sapiens, а массу проблем помельче... (примечание Максима Дербера)
      
       Типично русский "пунктик": проецировать на эволюцию высших приматов проблемные процессы, происходящие в современном русскоязычном бюрократизированном обществе. (примечание Максима Дербера)
       Господи, да ведь это же изложение теории Данбара! (Dunbar R. (1996). Grooming, gossip, and the evolution of language.) (примечание изумленного автора)
       Вы , батенька, еще бы Лигу Ирокезов в сорок тысяч человек вспомнили! В палеолите численность племени была на порядок меньше. А то и на два порядка. Хотя возросла, разумеется, возросла. (примечание Максима Дербера)
      
       Ну, это не всегда удобно (примечание Максима Дербера)
      
       Т. Е. сплетни. (примечание Максима Дербера)
      
       А вот типично американский "пунктик": феминизм оказывается, появился раньше Египетских пирамид (примечание Максима Дербера)
      Данбар - англичанин! (примечание изумленного автора)
      
      
      
      
      

    53


    Зволинская А.В. Злая тётя   14k   "Рассказ" Проза

      - Злая тётя! Злая тётя! - закричал ей вслед какой-то мальчик, неприятно тыча пальцем. К счастью, мальчика то ли не услышали, то ли не обратили внимания. "Покричи мне ещё", - позлорадничала она про себя. - "Будет тебе в следующий раз...тётя".
      Она ускорила шаг, мечтая поскорее добраться до дома и снять наконец-то осточертевшие каблуки. И как только эта старая карга на них ходила? Если, конечно, она существовала на самом деле.
      Женька ввалилась в дверь, предварительно ругнувшись на заупрямившийся было замок, и с грохотом захлопнула её за собой. Прислонилась спиной и глубоко вздохнула.
      - Так, сначала туфли.
      Две лакированные чёрные лодочки полетели в сторону платяного шкафа.
      - Теперь эта чёртова шляпа.
      Аккуратная чёрная шляпка, которую не стыдно было бы надеть и английской королеве, отправилась на подзеркальник.
      - Конечно, нарисовать на шляпе спицу было легко, а вы попробуйте её туда приделать на самом деле, - она осторожно потрогала затылок, натёртый кончиком не острой спицы. Шишки вроде бы не было...
      Когда строгое чёрное пальто было убрано в шкаф, юбка отправлена в стирку ("Нет, я всё понимаю, неожиданно, но зачем краску на стуле разливать?!"), с лица стёрт тщательно наложенный грим, а белый кружевной шарф ("Вот тебя отдельно ненавижу! Сколько мороки, пока отгладишь, а пачкаешься в момент!") изрезан ножницами в целях восстановления душевного равновесия, Женька наконец-то опознала в зеркале саму себя - самую обычную студентку театрального училища двадцати двух лет от роду.
      Старуха Шапокляк иронично улыбалась Женьке с распечатки, повешенной утром на зеркало, чтобы удобнее было накладывать грим. Она помахивала рогаткой ("Не забыть бы вынуть её из бабушкиной театральной сумочки...") и гладила устроившуюся на плече крысу Ларису.
      Между прочим, именно из-за этой крысы мастер курса и поставил Женьке четвёрку с плюсом. Видите ли, не полное соответствие образу. И даже тот факт, что Женька до паники боится крыс и мышей, его не убедил.
      - Старикова, вы будущая актриса, вы не забыли? - воззрился на свою лучшую ученицу Валентин Алексеевич, характерным жестом спуская очки на кончик носа ("Чтобы лучше тебя видеть", - с придыханием шептали студенты, когда профессор отворчивался).
      - Не забыла, - проворчала в ответ Женька, уже понимающая, что виновата, но ещё не готовая признать это вслух.
      - Так вот хорошая актриса, Старикова, должна уметь играть свою роль в любом состоянии. На высоте, глубине, с аллергией, в темноте, в серпентарии, виварии, аквариуме, в состоянии алкогольного опьянения, с похмелья, голодной - как угодно. Так что за крысу минус балл, не справились. Так, - Валентин Алексеевич оглядел своих горе-дипломников. - Следующей Шапокляк будет... Антонов, вот вы и будете.
      Андрюха Антонов жалобно воззрился на дипломного руководителя.
      - Валентин Алексеич, как же я - и Шапокляк?! Это же женская роль!
      - А советских бабок Ёжек кто играл, Антонов? - тут же сощурился преподаватель, севший на любимого конька.
      Андрюха обиженно засопел, но возражений не нашлось.
      - То-то же. Итак, Антонов Шапокляк, тогда Смирнова Бармалей, а вы, Старикова, будете одноногим Джоном Сильвером. Попугаев вы, надеюсь, не боитесь?
      - Нет, - буркнула Женька. А что ей ещё оставалось? Скоро можно будет хоть туфли снять, и на том спасибо.
      
      
       Валентин Алексеевич Бодров считался в училище одним из самых прогрессивных педагогов. И одним из самых строгих. Правда, не без чувства юмора. Он мог являться к студентам в любом неожиданном образе, поэтому лекции по специальности читала то Рената Литвинова, то Джек Воробей, а то и вовсе Питер Пэн. Первокурсники неизменно приходили от него в восторг. Но к пятому курсу энтузиазм не то чтобы иссякал - просто студенты наконец понимали, что за всё нужно платить. Платы профессор Бодров требовал столь же специфической.
      - Итак, коллеги, ваша дипломная работа будет не совсем обычной. Нет, вы, разумеется, должны будете сыграть положенное количество дипломных спектаклей, но кроме этого у вас будет...ну, в некотором роде преддипломная практика. Открою вам маленький секрет - все персонажи, приходившие к вам на занятия, обретали плоть и кровь не в училище. Они ехали так прямиком из моей квартиры. И теперь я хочу, чтобы вы научились делать то же самое. Каждый из вас раз в неделю будет приезжать в училище в заданном образе. Обязательно условие - ехать из дома, чтобы вас хорошенько разглядели все прохожие и пассажиры общественного транспорта. Вы же должны невозмутимо следовать по своим делам, не обращая внимания на реакцию окружающих.
      - Но профессор! - хором заныли студенты, представив, сколько непередаваемых эмоций доставят им подобные поездки.
      - Возражения не принимаются. Сколько лет я уже так делаю? Вот именно, - довольно ухмыльнулся Валентин Алексеевич. - Теперь ваша очередь. Хороший актёр должен уметь отработать образ в любой ситуации.
       Женька ожидала чего-то подобного - до неё смутно доходили слухи о том, что своим дипломникам Бодров устраивает весёлую жизнь. Хотя чего тут страшного - ну задаст приехать в образе чопорной леди или там художника, измазанного краской, циркача какого-нибудь...Сейчас на улицах столько странных личностей, что одной больше, одной меньше...
      - Итак, начнём распределение образов. Поскольку сложнее всего играть отрицательных и странных персонажей, наш "пантеон", который непременно испробуют на себе все присутствующие, будет состоять из...киношных и литературных злодеев. Вот вы, Старикова, приедете к нам в следующий понедельник в образе старухи Шапокляк. И потрудитесь, чтобы хотя бы с первого взгляда я вас не узнал.
       Женька тихо сползла по спинке стула.
      Оказывается, настоящая учёба только начиналась.
      
      
      А теперь вот, скажите пожалуйста, Джон Сильвер.
       Ну ладно, с деревянной ногой и костылём разберёмся, кафтан можно взять у Витьки с костюмерного отделения, пивной живот - легко, грим, парик, трубка - ещё легче...А с попугаем-то что делать?
       Женька задумчиво копалась в Интернете. Она не было уверена, что попугаев сдают напрокат, даже ещё таких больших, они же, наверное, редкие и дорогущие. Но, как говаривал незабвенный профессор, "если вы не можете добыть себе реквизит, лучше сразу отчисляйтесь, нечего вам тут делать".
       Как ни странно, девушка нашла несколько объявлений о прокате попугаев, видимо, рассчитанных на киношников. Первые два номера не отвечали, зато по третьему трубку сняли со второго гудка. Как будто ждали.
      - Да? - кокетливо вопросил мелодичный женский голос.
      - Здравствуйте! Я по объявлению о прокате попугая. Я студентка театрального училища и мне очень нужно в понедельник...
      - Не тараторьте, милочка, я всё поняла. Вам нужен попугай? - женщина на секунду задумалась. - Давайте сделаем так. Приезжайте прямо сейчас, можете? Познакомимся, посмотрите на птицу, и если мы друг другу подойдём, сразу договоримся.
      - Да, конечно.
      - Тогда пишите адрес.
      
       Квартира у Анны Вячеславовны, хозяйки попугая, была как из книжки. Вся заставленная старинными фолиантами, статуэтками и глобусами. Увешанная картами и устеленная коврами. Если уж совсем честно, напоминало это всё кают-компанию на добротной бригантине. У Женьки промелькнула мысль, что Анна Вячеславовна, вероятно, тоже готовится играть Джона Сильвера. Только куда как более основательно.
      - Проходите, Женечка, - заворковала тем временем хозяйка. - Сейчас мы позовём нашу птичку.
       Но звать "птичку" не пришлось. Здоровенный попугай сам спорхнул со шкафа прямо гостье на плечо. Попереступал с лапы на лапу, и, видимо, довольный новым насестом, оглушительно заорал Жене в ухо:
      - Пиастры! Пиастры!
       Как там говорил профессор? Невозмутимость сохранять, да? Девушка подпрыгнула так, что попугай чуть не свалился с её плеча.
      - Я смотрю, вы поладили, - снова заулыбалась хозяйка. Как-то подозрительно радушно. Женя чуяла подвох, но не могла понять, где он спрятан. Так что пришлось признать, что да, попугай что надо, и она, Женя, хотела бы взять его напрокат на понедельник. Анна Вячеславовна не возражала, но том до понедельника и расстались.
      - Вы только...эээ...не пугайтесь, я за попугаем приеду...В несколько странном виде, - спохватившись, предупредила Женька, когда за ней уже закрывалась дверь.
      - Ничего, деточка, я ко всякому привычная, вряд ли вы сможете меня удивить, - снова подозрительно радостно откликнулась Анна Вячеславовна. - Ну, до понедельника.
      
      Время пролетело незаметно.
       Женька едва успела раздобыть все детали костюма и продумать своё триумфальное появление в аудитории (Естественно, нафантазировала себе шквал аплодисментов и освобождение от дальнейшей практики ввиду достижения высшей степени мастерства. Кажется, профессор даже прослезился от счастья...), как неожиданно настало утро понедельника. Пора было ехать за попугаем. К счастью, к моменту, когда Женька начала гримироваться, все домашние уже расходились по своим делам. Но дворовые дети не дремали.
      - Злой дядя! - завопил уже знакомый Женьке мальчишка, снова тыча пальцем.
      - Фу как неприлично показывать пальцем, - ворчливым басом отозвался Джон Сильвер, грузно спускаясь с последней подъездной ступеньки. Бас был на троечку, но мальчишке хватило. Он с воплями убежал за угол дома и очень внимательно следил оттуда за ковылявшим по улице пиратом, пока тот не скрылся из виду.
       К счастью, до дома Анны Вячеславовны можно было добраться на трамвае, который днём пустовал, два-три досужих пассажира зайдут - уже много. При виде Джона Сильвера всех сдуло в конец вагона, и Женька, спокойно пробив билет, с комфортом устроилась на сиденье, не забывая, правда, ворчать на тему "нравов современной молодёжи, проглоти её акула". Девушка начинала входить во вкус.
      
      Анна Вячеславовна почему-то совсем не удивилась.
       Напротив, она расхвалила Женькин грим, даже слегка подёргала накладной нос и торжественно посадила Джону на левое плечо большого какаду.
      - А как его зовут? - спохватилась Женька. Надо же, самое главное-то забыла.
      - Флинт, - широко улыбнулась женщина и закрыла перед пиратом дверь.
      
       Одноногий Джон Сильвер с регулярно зовущим пиастры попугаем на плече изрядно порадовал пассажиров автобуса, шедшего до театрального училища. Кто-то, судя по шёпоту за спиной, попытался вызвать милицию, но в ответ из трубки раздался такой хохот, что его, кажется, услышал даже водитель. Скорая психиатрическая помощь, вызванная с другой стороны салона, с вежливым беспокойством принялась уточнять домашний адрес звонящего.
       Когда Женька уже обрадовалась, что обошлось без приключений, к пирату осторожно подошла девчушка лет восьми, сверкая голубыми глазёнками.
      - Дядя, а вы правда пират? - серьёзно уточнила она.
      - Конечно, тысяча чертей! - пробасил Джон, едва не сбившись на кашель.
      - А вы придёте к нам в школу? А то мне не поверят, если я скажу, что вас видела. Я и Питера Пэна видела, как раз в этом автобусе, рассказала, а мне не поверили.
      - А где твоя школа? - сощурился пират.
      - Через две остановки! Номер 136, - обрадовался ребёнок. - Приходите к нам завтра? Во второй "Б".
      - Хорошо, - Джон попытался улыбнуться, но грим на это рассчитан не был, и вышла, вероятно, довольно жуткая гримаса. - А пока я пойду, моя остановка. Тысяча чертей!
       Джон чуть не свалился со ступеней, потёр поясницу, погрозил кулаком задним сиденьям, ябедничавшим на него по телефону, и помахал девочке.
       Водитель автобуса номер 666 в который раз порадовался, что его лица никто в салоне не видит. Но то испортил бы всю игру широкой улыбкой. Ай да Бодров, хорошо студентов учит. Хотя в первый раз водителю, конечно, было не до смеха. Но это когда было-то...
      
      - Отлично, Старикова, отлично! Сильвер вам удался на порядок лучше, чем Шапокляк, - воскликнул профессор Бодров, когда волосы у него перестали стоять дыбом, то есть сразу после того, как ввалившийся в аудиторию с громким: "На абордаж!" пират, для порядка побегав вокруг преподавательского кресла, присел на краешек стола и улыбнулся смущённой девчачьей улыбкой.
      - Пиастры! Пиастры! - согласно захлопал крыльями Флинт.
      - О, Филька! Так и знал, что это Анька развлекается! - по-детски обрадовался Валентин Алексеевич. Тут же, правда, опомнился и принял прежний солидный вид. Попугай перелетел на его стол. - Я позвоню Анне Вячеславовне и скажу, что сам отвезу попугая домой. Чего вы удивляетесь, Старикова?
      - Я, Валентин Алексеич, удивляюсь только тому, что не догадалась обо всём ещё по загадочной улыбке вашей супруги, - ответил Джон Сильвер, почёсывая здоровую ногу, спрятанную внутри муляжа-деревяшки.
       Уже объявившиеся старуха Шапокляк, Бармалей, граф Дракула (к счастью, без гроба), Фантомас и ведьма Бастинда хихикнули с задних рядов.
      - Ну что, ждём Снежную Королеву, меняем роли и по домам, - заключил профессор Бодров, поглаживая попугая по красным перьям.
       Студенты, вжившиеся в образы, уже предвкушали вечерние новости: "Небывалый случай в городе N! В автобусе 666 маршрута сегодня были замечены..."
       А Женька решила не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
      - Профессор, а можно я у вас Флинта одолжу ещё на часик, пока вы Королеву ждёте?
      - Зачем? - профессор иронично смотрел из-за очков. Флинт, зная ответ, вернулся на пиратское плечо.
      - Да так, прогуляться. Тут недалеко, всего-то две остановки.

    54


      0k  

    
    		
    		
    		

    55


    Быков М.В. Тайны рождения   4k   "Рассказ" Проза

       ТАЙНЫ РОЖДЕНИЯ
      
      Однажды в разгар Рождественского поста, холодным зимним утром, в звенящей тишине аудитории, семинарист первого курса регентского отделения по прозвищу "Фома", сдавал экзамен по богословию, на котором школяру пришлось отвечать на вопрос о рождении Господа нашего Иисуса Христа.
      
      - Дорогой мой слушатель, не будете ли так любезны, начать излагать ответ на первый вопрос в вашем билете? - Обратился бакалавр богословия к семинаристу.
       - ...Тут о непорочном зачатии..? - Пробубнил отрок.
      Бакалавр махнул рукой давая понять ученику, что ему ясен вопрос и, можно переходить к ответу.
      - Мария..я..а.. непорочная дева..а...- Затянул уныло семинарист. - Ей от Святого Духа надуло..о -
      Отрок наморщил лоб и вперил свой пустой взгляд в такое же пустое пространство за спиной бакалавра.
       - Значит, затем она родила младенца, хотя и не жила с Иосифом... - Выпалил семинарист и
       метнул испуганный взгляд на преподавателя и поспешил подправить ответ.
      - Жила Мария с Иосифом, но не спала с ним. - Уточнил "Фома". - Ей как надуло от Святого Духа, так сразу же к Иосифу, её мужу, явился архангел и сказал, что она понесла. Потом, как только она понесла, то тут же и родила младенца и стала его матерью, и сразу же Богородицей. Марию и почали называть Богородицей от того, что родила младенца Иисуса, не спавши с мужем своим Иосифом. -
      Теперь "Фома" страшно закатил глаза, уставившись в куполообразный потолок, словно ожидал хоть какой-нибудь подсказки от образа Святой Татьяны, прилепившейся на самом верху перекрытия учебной аудитории.
      - Так-так... - Прервал экзаменующий семинариста. - А второй-то родитель у Иисуса кто, если не Иосиф? -
      "Фома" задумался на миг и изрёк с тяжёлым выдохом.
      - Святой Дух! Он от Бога. Это родственник Божий. Его называют в писании Божий Дух. Он и есть отец дитя Богородицы.
      - Кем же тогда Иисусу Христу приходится Бог? - Спросил бакалавр, чувствуя, как в нарушенном никудышным ответом ученика воображении, возникает образ эфемерного существа накрывающего будущую Богородицу своим полупрозрачным телом. Отгоняя ведение, экзаменующий повысил голос и ещё раз повторил наводящий вопрос.
      - Так кем на самом деле приходится Иисусу Создатель?
      - По всему выходит, что Бог, это дедушка Иисуса Христа. - Вновь задрал голову в сторону святой Татьяны семинарист. - Только Христос его никогда не видел. Он уже умер к тому времени и Иисус всегда говорил своим ученикам, что собирается податься в божью обитель, чтобы жить со своим отцом и всех людей призывал за собой идти в Царство Создателя. -
      Семинарист вновь тревожно взглянул на бакалавра, чувствуя, что насчёт смерти Бога слегка переборщил, но было уже поздно. Учитель грозно поднялся во весь свой могучий рост и велел слушателю отправляться доучивать ответ, на такой важнейший вопрос для верующего, который объясняет появление Иисуса на Белом Свете в образе человека.
      Когда школяр скрылся за дверью аудитории, чтобы немедля взяться за штудирование богословия, бакалавр впал в размышление по поводу ответа нерадивого слушателя.
      "Что ж это, получается?... Выходит у Иисуса и правда должен быть Дед, если есть Отец?". -
      В сознании богослова, где-то в Бесконечности Мироздания, уже проглядывался прадед Сына Божьего Иисуса Христа и священник приуныл, глядя на святые образа, и ему уже жаль было наказанного семинариста, ибо к нему пришло прозрение, что нет возможности понять до конца всего Божественного!
      Человеческое сознание не может согласиться, что в Мироздании есть что-то, что не имеет ни начала, ни конца.
      

    56


    Битюков Р.А. Будем знакомы (сборник для "Алгебры слова")   12k   "Миниатюра"

      "Стихии"
      
      Не меняется мир,
      Раздается симфонией ветра
      По полям и лесам,
      Что роднее заморских чудес.
      Не меняется свет,
      Окружающий нашу планету.
      Не меняется дух,
      Наполняющий воздуха взвесь.
      
      Всё, что быстро горит,
      Разлетается пламенем взрыва.
      Что похоже на вздох -
      Улетает в безбрежную высь.
      Всё, что плавает здесь,
      То уносит теченья порывом.
      Всё, что твердью стоит,
      То не видно с далёких небес.
      
      Всё, что быстро горит,
      Разлетается пламенем ясным.
      Вырастает огонь
      До критической массы души.
      Озаряется взор
      Нестерпимым цветком ярко-красным,
      Этот взрыв вдруг срывает
      С неокрепшего сердца зажим.
      
      Что похоже на вздох -
      Улетает серебряной птицей.
      Отпусти ты её,
      Пусть себе по лазури летит.
      Всё, что скажут ветра,
      Можно смело считать небылицей.
      Ты прости этот вздох,
      И тебе кто-то тоже простит.
      
      Всё, что плавает здесь,
      То уносят людские потоки,
      Отмывая от блеска
      Многогранные нити идей.
      В океане шумов
      Наших мыслей бессмертные строки
      Как спасательный круг
      В бесконечном потоке людей.
      
      Всё, что твердью стоит,
      То виднеется скупо и блекло.
      Но не нужно совсем,
      чтобы кто-то на это смотрел,
      Хоть из райских высот,
      Хоть из самого адского пекла.
      Наши корни растут
      На твердыне поступков и дел.
      
      Не меняется мир,
      Раздается симфонией ветра
      По полям и лесам,
      Что роднее заморских чудес.
      Не меняется свет,
      Окружающий нашу планету.
      Не меняется дух,
      Наполняющий воздуха взвесь.
      
      ***
      
      Эти стены исчерчены временем.
      Хмурым взглядом застывших бойниц
      Неустанно следит укрепление
      За порогами старых границ.
      
      Возвращает нас в годы тяжелые
      Отголосок военных оков,
      Эти стены, когда были новые,
      Знали силу взаимных врагов.
      
      Одиноко стоит укрепление,
      Вспоминая опять и опять
      Тех времен ненасытных сражения,
      Тех людей, что ушли воевать.
      
      Над бойницами веет историей.
      "Позабудь..." - раздается меж стен.
      Но в ответ ей: "Уйди с территории.
      В мире нет никаких перемен."
      
      И казалось бы всё небылицею...
      Объяснять? Недостаточно слов.
      Если смотришь глазами-бойницами,
      То вокруг видишь только врагов.
      
      ***
      
      "Тяжело?"
      
      Не пишите тяжелых текстов,
      Массу слов неподъемной речи.
      Когда фразы встают на место,
      Напрягаются ваши плечи.
      
      Подгибаются ваши ноги,
      Кто-то даже встает на колени,
      Под навеянной текстом тревогой,
      Или просто от грузной лени.
      
      И какой ни была бы воля,
      И какой бы то ни был гений,
      Под влияньем письма-алкоголя
      Всё уходит в глухие тени.
      
      И тогда, ну конечно-конечно...
      "Я такой же, я тоже страдаю"
      "Я погряз в суете бесконечной"
      "Что поделать, со всеми бывает"
      
      А представьте, любители неги,
      Как в бою вылетают жизни,
      Как босяк замерзает на снеге,
      Как казнят "неугодных отчизне"
      
      Если б души людей друг за друга
      Не цеплялись, то было бы проще.
      Но лишь стоит начать, и по кругу
      Люди тонут в объятьях ночи.
      
      Разбудите же вашу музу,
      Не жалейте на это усилий.
      На спине, кроме места для груза,
      Есть еще и местечко для крыльев.
      
      ***
      
      "Ещё одна легенда"
      
       Смастерило божество человека. Получился он красивым, умелым и сообразительным, но не мог говорить. Божеству понравилось своё молчаливое творение и решил он сделать еще людей, да так, чтобы они потом сами множились, жили долго и радовали создателя.
       Со временем людей стало много, появились первые их поселения на земле, где работало божество. Оно дало им письменность и научило различным искусствам. Потом человек стал учиться сам, и божество, собрав инструменты, забралось в пещеру на священной горе, чтобы там отдохнуть.
       Человечество стремительно росло, поселения превращалися в деревни. Всё, вроде, хорошо, но было между людьми какое-то напряжение, которое со временем становилось всё сильней и сильней. Когда оно стало невыносимым, люди отправились просить совета у божества. Пришли они всем миром к священной горе и стали звать создателя.
       Вышло божество из пещеры, зажмурилось от яркого света, огляделось и произнесло:
       - Ух, как вас много!
       Из толпы вышел человек в красных одеждах и в поклоне протянул божеству свитки, на которых была изложена просьба.
       - Ага... - божество бегло пробежало глазами по строчкам, - Плохо, да? Ну ничего, сейчас решим.
       С этими словами создатель ушёл в пещеру, а когда вернулся, в руках у него была маленькая коробочка. Он открыл её и оттуда вырвались тысячи крошечных искорок, устремившись прямо к людям. Это были искорки голоса, и человечество обрело речь. Народ радостно зашумел, а божество со словами "Ух, громкие какие..." тихонько удалилось в свою пещеру.
       Время шло, человечество разрасталось, деревни превращались в города, развивались науки. Многое стало подвластно человеку, но напряжение появилось снова: люди всё хуже и хуже понимали друг друга, а слов становилось всё больше и больше. Появились новые языки, понятия, образы мысли. Но человечество не обращало на это внимание: напряжение разряжалось в спорах, хитрых обманных схемах, войнах и прочими способами.
       Лишь потомок того человека в красных одеждах понимал, что происходит. И когда человечество окончательно сошло с ума, он запасся едой, взял с собой семью и отправился к священной горе. Сел напротив входа в пещеру и стал ждать. Не прошло и недели, как землю стали сотрясать удары страшного оружия. Из пещеры выбежал ошарашенный создатель.
       - Что?! Где?! Когда?! - закричал он и тут же успокоился, осознав ситуацию, - А, привет. - он увидел семью человека, ожидавшего его, - Я вижу, вы ко мне по делу. Заходите, поговорим.
       Человек последовал за божеством в пещеру. Он ожидал увидеть там что-то священно-необычное, но это было обыкновенное жилище, разве что предметы быта не совсем знакомыми.
       - О, великий создатель... - начал было человек, но божество прервало его.
       - Так, стоп. Давай сразу на "ты", и без вот этих вот почитаний, они только мешают. Это во-первых. А во-вторых, почему ты говоришь словами?
       - Но... А как еще говорить? - человек был, мягко говоря, удивлён.
       - А-а-а, вот оно что... А я, дурак, думал, что забыл вас от злобы протереть. - сказало божество, - Искорки-то не только словами говорить позволяют.
       Только сейчас заметил человек, что в пещере стоит тишина, а создатель разговаривает с ним, не открывая рта. Лишь гулкие отзвуки дрожащей земли доносились до слуха человека.
       - Да-а. - продолжало божество, - Надо было объяснить с самого начала, не учёл я этого. Опять вы те же бомбы изобрели, ну сколько можно... Давай так: раз вы все ко мне пришли, значит, вы и остаётесь. Остальных придётся убрать, пока дом еще цел.
       - То-есть, как это - убрать?
       - А так. Вообще убрать. Потом новых слепить, это не трудно, я уже так делал. Пару раз приходилось дом целиком восстанавливать и начинать всё с нуля.
       Человек оторопел. Он отказывался верить, ведь его божество говорило такие страшные вещи.
       - Не бойся. - мягко сказал создатель, - Никто не умрёт и никогда не умирал, энергия остаётся, потом объясню. Сейчас нужно торопиться, а то будет поздно. Ты ведь еще не летал среди звёзд, да? Божество улыбалось человеку. Но глубоко внутри оно ощущало досаду: ещё одна неудачная попытка. Ну и ничего страшного, на ошибках учатся. Главное - продолжать работу. По крайней мере, на этот раз человечество продержалось гораздо дольше. Почему оно всё время разрушается? Сколько еще звёзд придётся сменить, прежде чем получится правильно сбалансировать этого непоседу-человека? Чтобы он стал, наконец, младшим богом и научился зажигать свои маленькие звёзды.
      
      
    ***
      
      "Смешное время"
      
      Я мирно спал в погоне за мечтой,
      Слепящий свет считал игрой огней,
      Кидался за нелепой красотой.
      Что до судьбы - не думал я о ней.
      
      Так просто и бесцельно плыли дни,
      И время безотчетно пронеслось,
      События... Случайны ли они?
      Об этом тоже думать не пришлось.
      
      Настал тот день негаданный, когда
      На цели в жизни поменялся спрос.
      Всё то, что знал я - ложь и ерунда?
      Но это тоже тот ещё вопрос.
      
      Смешное время, дуракам везёт.
      Народу, кстати, крупно "повезло".
      Я тоже дураков пополнил счёт:
      И без того несметное число.
      
      Фемида безголовая с веслом,
      Асклепий в рваной шапке и босой,
      Танатос поджидает за углом,
      И музы, что не дружат с головой.
      
      ***
      
      "Не секрет"
      
      Я вдруг узнал, что всё не так уж плохо,
      Живых людей еще не гаснет свет,
      Их песня за толпою не заглохла,
      Так есть сейчас и было много лет.
      
      Не может быть, что все мы - идиоты,
      Всегда есть кто-то выше и мудрей,
      И тот, кто выше этого "кого-то"
      В простой житейской мудрости своей.
      
      Всегда есть мысль, полёт фантазий, чувства,
      Есть ясный взгляд бессмертных светлых душ,
      Есть знания, успех, пути, искусства.
      Да, разум человечеству не чужд.
      
      Я в людях никогда не сомневался,
      Мне мир свои сомненья навевал.
      Я рад, что ты таким же и остался,
      А, может, даже лучше в чём-то стал.

    57


    Ефремов О. Пётр   8k   "Миниатюра" Эзотерика

    Олег Ефремов

    Пётр

    (из рассказа Человек)

      
      
       Бегу... Какую уже ночь бегу.
      
       Бегу уже века...
      
       Иуда только поздним вечером сказал - его схватили и посадили в узилище на рынке. Сказал так, как будто знал давно, как будто знает больше чем сказал...
      Потом, потом...
      
       Сейчас надо...
      
       Надо, надо... Да что же это... Надо - бежать!
      
       Останавливаюсь на берегу, ищу брод...
      
       Прыгаю с невысокого, обрывистого берега в реку-ручей...
       Затаив от страха попасть в омут дыхание перехожу медленный мутный поток, замочив одежды по пояс.
       Оскальзываясь, выбираюсь на противоположный берег, цепляясь руками за клочки высокой речной травы. Трава режет руки, но они грубы от труда, да и не это сейчас главное. Не страшны раны на руках, страшны порезы на совести.
      
       Он ушел, ранним утром, не попрощавшись. Так уходил всегда в последнее время.
       Дела житейские отодвинули смутную тревогу в душе.
      
       И вот бегу... Бегу задыхаясь, разрывая сердце.
       Тяжело - мощное, плотное тело не рождено для бега.
      
       Бегу ночами столько лет...
      
       И понимаю, бежать придётся мне до смерти.
      
       В предательстве обвинят меня.
       Жить с этим я смогу, как с этим умереть.
      
       Я, в последнее время ссорился с ним столько раз, что и не сосчитать.
       Человек, переполненный проповедью - к труду не способен. Я устал от его проповеди и ради жизни плотской людей наших начал выживать Учителя, высмеивая его слова.
       Община должна тяжело трудиться каждый день. Иначе - слабые умрут.
      
       Чтобы доказать, что не я предатель - я должен быть с ним даже в пытках.
       Предать на смерть я не способен. И докажу это себе и всем тем, что умру вместе с ним.
      
       Сейчас бегу в узилище его, желая рядом быть в последний час.
      
       Сандалии размокли от речной воды.
       Бегу вверх по тропе среди могил.
       Скольжу по глине, ноги разъезжаются.
       Оступаюсь с тропы много раз; наступаю, ужасаясь, раз на могилу; два раза падаю. Становятся грязны мои одежды.
      
       Бегу... Бег не быстрее шага.
      
       Опять бегу... Опять топчу могилу... Серы одежды от песка и тины.
      
       Осталось преодолеть шесть метров крутого подъёма, чтобы оказаться на окружной дороге. Разбегаюсь, взлетаю метра на четыре, но скорости не хватает, останавливаюсь, желая отдышаться, упираясь сырыми рёбрами подошв в землю. От головы до полотна дороги совсем немного, так, что нужно опасаться удара воровской дубиной по голове.
      
       По окружной дороге идёт дозором городская стража. Встают напротив, откуда вор меня ударить мог.
       Стражник вооруженный коротким копьём, глядя сверху мне в лицо, сурово вопрошает:
      - Не ты ли ученик того, кого схватили мы сегодня?
       Охватывает панический, первобытный страх. Слова вылетают без раздумий, без малейшей запинки:
      - Нет, я не ученик Его и я не знаю их.
       Отступаю в ночь.
      
       Бегу...
       Бегу... Ступаю на могилу... Мокры одежды от воды и пота.
      
       Тропа всё та же. Но, уже светло как ранним утром. Преодолел дорогу окружную. Стража у ворот...
      
       Стражник заступает путь. Спрашивает:
      - Ты, друг его?
      
       Привычный страх пред властью. Уже открываю рот для произнесения обыденного и ожидаемого, но рокового в этот день для меня слова, когда приходит понимание - отказываешься от того кто был твоим другом и кто любил тебя. Страх преодолим, лишь только захотеть, и всё же обречённо говорю:
      - Я, Его не знаю.
      
       Бегу-бреду...
       Качаюсь от усталости, а больше от переживаний; иду-хромаю по залитой солнцем торговой площади.
      
       Рынок.
       Здание стражи.
       Выходит старший стражник. Заинтересованно заглядывает в лицо мне; с ироничной ухмылкой, не сомневаясь в трусости моей, уже презрительно задаёт вопрос:
      - Ты, старший и любимый из его учеников?
      
       Наклонив низко голову от стыда и покорившись, ощущая приближающуюся неизбежность, окаменев лицом и телом от осознания своего ничтожества, отвечаю:
       - Нет, я не Камень.
      
       Спешу уйти, и сотрясает тело ещё не ранящее душу воспоминание, как Он мне светло улыбаясь говорил - предашь три раза за день.
       Не принял, посчитал его слова за мелочное оскорбление после очередного спора. Отворачиваясь - усмехнулся, предавая неверием более чем в третий раз, и думая, что на этом и закончатся предательства мои.
      
       А дальше только оправдание себе, чтоб можно было жить:
      - Из узилища на рынке его перевели в охраняемую солдатами тюрьму. А наш народ, и значит я, властей и тюрьмы боится так, что невозможно мне к ней подойти.
      - Его казнят. Мне не спасти его. А умерев с ним вместе я не оставлю того, кто сможет его учение нести. Остальные слабы - бежал к нему лишь я один.
      
       Он приходил.
       Красивый и молодой.
       А я сидел развалиной в подземелье, где присмотрел место для своего погребения.
       Помолчали.
       О чём можно нам говорить. Всё давно сказано и понято. Понято уже и мной.
       Слова молитвы о прощении готовы были слететь с моего языка, но он только ласково улыбнулся и, ни к чему стали слова.
       Он простил. Простил давно.
       Он не мог не простить. Он просто не умеет не прощать. Он умеет не прощать всех, но прощает каждого.
       Он может только отвернуться.
       Он пришел. Он не отвернулся от меня. А большего мне не надо. Мне не надо его прощения, я хочу быть рядом с ним.
       Пусть даже не прощённым...
      
       Хоть собакой у дверей его дома.
      
       Ноги давно перестали слушаться, превратившись в облепленные синими венами белые колонны. Хожу с трудом, опираясь на посох. Сегодня не смог сам встать с постели. Спустился в подземелье с помощью двух прислужников. Слышу их шаги, они идут за мной.
      
       Ходить уж не могу. Но знаю, что этой ночью я побегу...
      
      
      Беги Пётр... Пока ты бежишь - он пускай и предан уже всеми, но ещё жив. Беги Пётр, беги... Пока бежишь ты, ты жив во мне... И я бегу с тобой.
      
      
      

    58


    Гения Е. Весна   2k   "Стихотворение" Поэзия

    ЗАЧЕМ ВЕСНА?
    Весна две тысячи тринадцать раз
    Была. Я в эту верила Весну,
    Как в обещание добра и зла,
    Как в призрак вечности,
    Как лучшему врагу...
    Она две тысячи тринадцать раз
    Пыталась мир поднять из темноты...
    И преуспела. - А потом сдалась,
    Оставив все, как есть. Зачем же ты
    Стремишься снова мир менять весной?
    Зачем?! - две тысячи тринадцать раз
    Нам разве мало, если мир такой,
    Какой он есть?.. Весна не греет нас.
    Еще две тысячи тринадцать раз
    Под ледяной зимой, в ночной стране,
    В забытых богом недопитых снах,
    Погрязших в злобе, суете, тщете;
    В  разбросанной по свету тишине,
    В обрывках старой боли я одна
    Спрошу тебя, когда ты станешь петь,
    Спрошу тебя опять: Зачем - Весна?!
    ВЕСНА:
    Кто вам сказал, какая я была?
    Какой я буду? Что такое "я"?
    Когда я в мир пришла, еще спала,
    Еще была зародышем Земля.
    Когда я в первый раз накрыла мир,
    Он полон был рождением, душой,
    Я обняла его - и в тот же миг почувствовала:
    Я люблю! Он - МОЙ!
    Я - нежность всех живущих матерей.
    Я - вера все детей в мою любовь.
    Я - ВсеВесна! Я не нужна тебе?
    Но как ты жив? - ведь ты взлелеян мной...
    О Человек, зачем же ты бежишь
    От счастья - перед страхом потерять
    Иль обрести на краткий только миг?
    Твой страшный страх - причина ли бежать? -
    Отказывать в минуте теплоты,
    Терять любовь - весну своих сердец?
    Пусть даже после будет царство тьмы,
    Но, Человек, ты глуп! - если Весне
    Не быть, тогда зачем -
    Растить детей и сеять в Землю хлеб?
    Как радоваться? Как в седых снегах
    Взлелеять веру, вырастить побег?
    О, Человек, зачем ты одинок?!
    Зачем так, хрупок, мал и так раним?.. -
    Пусть даже ты не признаешь меня,
    Но мною вечно будешь ты любим!
    ЧЕЛОВЕК:
    Ты - мать. Я - вечное твое дитя.
    Я ошибаюсь - ты прощаешь мне,
    И между нами не прервется связь -
    Под ледяной зимой, в ночной стране,
    Забыв все страхи, снова я зову! -
    Я снова жив - верните мне Весну!..
    И отступает смерть и тает страх,
    И только Ты - в потоке всех лучей -
    Весна! Как мог я позабыть,
    Как мог я жить не помня о Тебе?!
    Мое рождение, моя душа - все Ты,
    Все дышит, все полно тобой!
    Весь мир поет, сливая голоса,
    Весь мир - любовь,
    Весь мир объят Весной!..

    59


    Тот О. Белая горячка   20k   "Рассказ" Фантастика


      
      
      За окном марево. Июль. Никакого движения воздуха. Два студента-практиканта Джафаров и Гамов лежат в одних трусах в номере сельского гостевого дома. Время от времени парни шлёпают босиком к окну, где стоит трёхлитровая банка с корявой надписью "дихлорэтан" на боку, чтобы попить воды.
       В коридоре раздались тяжёлые шаги и гулкие голоса.
       - Геологи пришли... - сказал Джафаров и сел.
       - Опять побираться? И так смеются над нами, - отозвался Игорь Гамов.
       - Мы же взаймы.
       - Ладно, но сегодня твоя очередь. Лезгинку сбацаешь и красивую горскую легенду расскажешь. Вчера я анекдоты травил.
       Геологи, три молодых бородатых красавца, уже тяпнули грамм по сто, поэтому студентов встретили с добродушными ухмылками.
       - Ну, что, не объявился ваш патрон?
       Ребята смущённо пожали плечами.
       - Садитесь тогда, мы тушёнку разогрели с луком. Где троим сытно, там и пятеро не оголодают.
       Геологи обсуждали аллювиальные и делювиальные отложения. Ахмет, собравшись с духом, пересказал содержание "Быстрого и мёртвого", переместив место действия на Кавказ: "И тут Ханума виходит из дыма и стреляет из ТТ прямо в сэрдцэ шайтану Науразу..."
       Обошлось без лезгинки, на прощанье пили крепкий чай с кусковым сахаром.
       - А начальник ваш найдётся, - утешали студентов. - У Верки он, на той стороне, больше негде.
       Первым делом ребята кинулись закрывать окно. И дело было не только в комарах. Мерзко-континентальный климат, как сказал бы всё тот же Илья Семёнович Плешкин, днём жарко - ночью холодно. Ещё донимали крысы. Мнительный и недовольный крысиным хамством Ахмет держал под рукой топорик - их единственное средство борьбы с грызунами. Ни одной крысы убить суровому горцу не удалось, но весь пол был в засечках от его азартных ударов. Когда озверевший Джафаров махал топором в темноте, Гамов стиснув зубы натягивал покрывало на голову и молился, чтобы вошедший в раж приятель не отрубил себе ногу.
       Сделав ручкой захрапевшей Верке, Илья Семёнович, пошатываясь, перешёл хлипкий мосток и, ориентируясь чисто по звёздам, двинул к гостинице, благо заблудиться было невозможно - в посёлке всего одна улица от полустанка до быстрой таёжной речушки.
       Слежку Плешкин почуял, когда до гостиницы оставалось пройти двора четыре. Мерещился недобрый изучающий взгляд из темноты и какие-то пугающие тени сзади. Идёшь и спиной чувствуешь - крадутся, обернёшься резко - нет никого. Но дышат в затылок, так и норовят сзади ухватить за одежду... Илья Семёнович резко затормозил и развернулся на каблуке. Ну? Точно - жёлтые у них глаза, злые, холодные. Собака завыла где-то на окраине жалобно и протяжно. Бежать надо, спасаться!
       Недалёк путь до гостиницы, а столько всего передумать доцент Плешкин успел, что иным за всю жизнь не осилить. Заскочил в тёмный коридор, дверь на щеколду запер и прислушался. Почувствовал Плешкин, как ткнулось нечто чёрное бесформенное в дверь, заныло от досады и растеклось тёмной лужей у крыльца. Не отпустит - понял Плешкин, будет искать лазейку, чтоб просочиться, дотянуться до него. Где-то на задворках разума, остатки логического мышления учёного, не затронутые царившей в голове паникой, подсказали - полиморф. Внеземной организм.
       Жмурясь и прикрываясь от света лампы, наши друзья-приятели с удивлением взирали на явление научного предводителя экспедиции.
       - Илья Семёнович, дорогой наш... - несмело проблеял Джафаров, но не решился продолжить приветственную речь, потому что Плешкин стремительно приложил палец к губам. Сел на свою койку и стал ожесточённо растирать опухшее и небритое лицо ладонями. Студенты переглянулись и пожали плечами.
       - Так, так, так! Начинают с главного, с предводителя, с вожака... - невнятно и жалобно забормотал Илья Семёнович, сев на стул и медленно, словно в трансе, раскачиваясь из стороны в сторону.
       Гамов с Джафаровым встревожились не на шутку.
       Между тем Плешкин уставился в дальний угол под потолком, где потрескавшаяся и местами отвалившаяся штукатурка открывала тёмную дыру, побольше пятака в диаметре. Поневоле стали разглядывать эту дырку и его подчинённые, напряжённо ожидая, не последует ли распоряжение к утру побелить здесь стены.
       Вдруг Плешкин выбросил вперёд руку и вскричал: "Вон он, вон он! Вы видели его?!" Обалдевшие Джафаров и Гамов вскочили на ноги, и заинтересовано подошли поближе к объекту всеобщего внимания.
       - Да вон же! - исступлённо кричал за их спинами Плешкин. - Но хоть слышите? Слышите, спрашиваю?
       Ребята смущённо повернулись.
       - Крысы что ли? - спросил нерешительно Игорь.
       - Да какие крысы, какие к чёрту крысы! - продолжал бесноваться Плешкин, но замер, точно замороженный на месте. Было видно, что он силится что-то произнести, но весь посинел от натуги, на шее взбухли страшные узлы вен, и не может выдавить из себя ни звука.
       - Что с вами? - испуганно бросились к нему студенты. Но Илья Семёнович только хватал ртом воздух и глаза его вылезали из орбит, как в дурном фильме ужасов. У Игоря и Ахмета началась паника.
       - Он задохнётся! - заорал Джафаров. - Сделай что-нибудь!
       - Что сделать, что? Я не знаю, что делать в таких случаях!
       - Я тоже не знаю!
       Первым опомнился Игорь. В два прыжка он выскочил в коридор и закричал: "На помощь! Скорее!" Там геологи, взрослые опытные люди, они помогут, они придут.
       И геологи, отчаянно матерясь, стуча босыми пятками, вломились к ним в номер. Двое, подхватив Плешкина под руки, опрокинули его на кровать и крепко зафиксировали, а третий, немилосердно хлестнул доцента по щёкам так, что голова его дёрнулась из стороны в сторону, щедро плеснул прямо в открытый рот воды. Плешкин закашлялся, шея его расслабилась, глаза вернулись на своё место и приняли относительно осмысленное выражение.
       - Что это с ним? - спросили студенты, когда геологи, посчитав работу законченной, невозмутимо потянулись на выход.
       - Что-что, белочка обыкновенная, - пробурчал старший.
       - К-какая б-белочка? - испуганно спросил, начавший заикаться, Ахмет.
       - Горячка белая! - зло ответил геолог. - Допился, сукин сын. Будет всякую чушь говорить - не перечьте и не спорьте. Пошли, чаю дам крепкого в термосе - будете отпаивать потихоньку.
       - Это не сумасшествие, нет. И никакая не белая горячка. У меня повышенная чувствительность, это как экстрасенсорика. Как работает, сам не знаю, не могу объяснить. Но я почуял его, понимаешь, почуял. Сложное существо. Полиморф. Он хотел меня "взять" на улице, но я ушёл. Он стал искать другую лазейку, и нашёл - Плешкин указал глазами на дыру. Сейчас он отступил - много народу, но он там, близко. Затаился. Эта тварь разумна. Сверхразумна! Он ждал людей из центра. Это чрезвычайно опасно. Понимаете? Это... Это означает, что эта зараза рассчитывает занять... захватить тело. Да никто и не поверит, вот в чём штука. Вы тоже не верите?
       Джафаров медленно нацедил в крышку термоса горячего чаю, подал Плешкину и осторожно сказал:
       - Почему не верим, Илья Семёнович? Сомневаемся. Помните, вы на лекциях всегда говорили, что сомнение - обязательный спутник исследователя?
       - Да-да, - подхватил Гамов - Вы ведь думаете, что прибыл он к нам в этом камне? Это его космический корабль? Поэтому столь крупный не наделал шума? Управляемая посадка, а не падение?
       Плешкин, судорожно хлебнув густой чёрной жидкости, быстро закивал.
       - Именно-именно - управляемая посадка. Достаточно стремительная, чтобы походить на обычный метеорит, но не катастрофичная, нет. Это тоже расчёт, обманный манёвр. Что ещё раз подтверждает недобрые намерения. Здесь оно, здесь! - в тоне голоса Ильи Семёновича прорезались истеричные нотки, а глаза вновь обратились к проклятой дырке.
       Студенты забеспокоились. Игорь Гамов бросился к банке с водой, но было поздно. Плешкин уже напрягся от сильной боли, но в отличие от предыдущего раза вроде бы сохранил способность говорить. Сквозь зубы, превозмогая боль, но говорить.
       - Воды, дай ему скорей воды, - вскричал Ахмет.
       Игорь сунул ему банку, а сам пошёл в коридор.
       - Ты куда?
       - Посмотрю, что там, для очистки совести, - бросил Гамов через плечо приятелю.
       - Сдурел? На крышу полезешь? Игорь! Игорь, не бросай меня с ним одного...
       - Справишься. Ему легче. Вам легче, Илья Семёнович?
       Плешкин кивнул.
       - Да. Вода спасает. Он... оно сушит, выжигает голосовые связки и лёгкие, не хочет, чтобы я говорил. Но вот Игорь пошёл и... как будто легче, как будто отпустило.
       Гамов вернулся задумчивым.
       - Где ты был так долго? - напустился на него Джафаров.
       - Тс-с, - Игорь призвал приятеля к тишине и указал глазами на доцента прикрывшего глаза и несколько расслабившегося. - Не кричи, разбудишь.
       - Ну, что там? - зашипел Ахмет.
       - Да ничего, а ты чего ждал? - с ухмылкой прошептал в ответ Гамов. - Пыль, труха, крысы... Помнишь, геолог сказал не перечить психу? Ну, вот я дал время, типа договариваюсь с инопланетянином, - Игорь хихикнул - контакт налаживаю. Видишь, подействовало.
       Джафаров непроизвольно тоже ухмыльнулся.
       - В следующий раз ты пойдёшь.
       - Не хочу.
       - Сходишь, ничего сложного, - нажал Гамов. - Не всё мне отдуваться. Там лестница на чердак в конце коридора, пошуруди наверху, чтоб здесь слышно было, типа оживлённые переговоры идут... начальник наш и успокоится.
       Минут через двадцать Плешкин подскочил, и его стало корёжить. Он снова посинел и неестественно стал выворачивать руки, будто хотел почесать где-то на спине. При этом он жалобно стонал.
       - Опять, - констатировал Игорь и подошёл к страдальцу. - Иди, Ахмет, иди. И уже для Плешкина: - Успокойтесь, Илья Семёнович, успокойтесь. Сейчас Ахмет сходит, договорится с разумным существом и станет вам хорошо...
       Следующий приступ поразил доцента часа в три ночи. Студенты стояли у окна и смотрели на звёзды, когда их преподаватель, вообразив неизвестно что, закричал страшно "А-а!" и, вытаращив глаза, молнией метнулся в коридор мимо них. Крича: "Спасите, спасите, это они, они!", - он стал стучать в дверь геологов, других людей в доме не было.
       Недовольные и невыспавшиеся геологи втащили его внутрь, а студентам сказали: "Крыша совсем съехала, теперь вас боится. Случай трудный, надо идти до начальника станции. У него телефон проводной, надо вызывать санитарную из района".
       Через час Плешкин несколько отошёл, стал признавать своих практикантов, хотя и относился с опаской. Подъехала УАЗовская буханка с красным крестом на боку. Гамов и Джафаров проинструктировали Плешкина, как могли. Говори, что озноб, что температура, что голова болит, что хочешь говори... Вот про полиморфного инопланетянина - не надо. Мы сейчас сходим, капитально договоримся, пока врач здесь он свою машинку включать не станет. А ты уж, мил человек, не подведи.
       Ждали сурового дядьку, а пришла молоденькая девчушка, только-только из мединститута видимо. Сначала шло всё по плану. Плешкин расплылся, завидев такую красу в белом кокетливом халатике укороченного фасона. Забросил ногу на ногу, сидя на кровати и с жуткой ухмылкой спросил врачиху: "Как вас зовут?" Во всей этой суматохе принимающая сторона как-то забыла, что щеголяет в одних семейниках. Хозяйство доцента при галантной попытке познакомиться выскользнуло на всеобщее обозрение, что сразу как-то напрягло медицинскую работницу. Но надо отдать ей должное, кроме лёгкого покраснения щёк она ничем не выдала своего волнения. Продолжала слушать болезного стетоскопом и задавать разнообразные вопросы о самочувствии. Плешкин понёс ерунду, что в его силах перевести сей редкий цветок на московскую почву и прочие благоглупости, как будто девица приехала к нему специально в гости.
       Друзья-практиканты не могли нарадоваться на своего командира. Они на цыпочках ходили за спиной у врачихи, делали многозначительные гримасы Плешкину, подмигивали, скрепляли ладони в крепком пожатии, мол, молодец, так держать. Многозначительно показывали на врачиху, потом на злосчастный угол, прикладывали палец к губам и молитвенно прикрывали глаза. Словом, поддерживали изо всех сил. Не учли только одного обстоятельства - в лишённом занавесок окне, все их манипуляции были замечательно видны доктору, как в зеркале. Надо думать, что чувствовала она себя в этом подозрительном месте, среди полуголых мужиков не очень уютно.
       Докторша стала поспешно прощаться. Поскольку настоящие симптомы названы не были, болтала что-то о переутомлении, стрессе и нервном срыве. Студенты ликовали. Но тут доцент напрягся и стиснул зубы. Радость в глазах практикантов потухла.
       Врачиха, продолжая говорить, заметила перемену в состоянии больного. Плешкин терпел. По всему было видно, что боль его охватила неимоверная, но верный клятве, он терпел, как партизан. И было видно, как он терпел. Настолько видно, что больно становилось всем окружающим.
       - Что с вами? - испуганно вскричала доктор.
       Глазами, попросив прощения у своих учеников Плешкин раскололся. Его прорвало. Он выложил всё. Ребята схватились за голову.
       Врачиха обвела присутствующих взглядом. Всё было ясно. Одного инопланетяне бьют через дырку рентгеном, двое ходят по очереди убавляют... Она задала только один контрольный вопрос: "Вы сегодня что-нибудь пили?"
       - Да разве ж эти нальют! - неожиданно выкрикнул Плешкин и драматически указал на банку: - Вот, чем они меня поят! Сощурившись, девушка разобрала надпись "дихлорэтан" и пулей выскочила за дверь.
       Немая сцена длилась недолго. Подкрепление в виде двух санитаров с внешностью родных братьев Валуева вошло в номер и деловито стало упаковывать доцента в смирительную рубаху. Он подчинился почти с радостью, кажется, был доволен, что его увезут из этого проклятого места, где он перенёс столько страданий. А вот когда очередь дошла до Гамова и Джафарова, обстановка накалилась. Студенты никак не хотели ехать в лечебное учреждение, более того, они попытались дать бой. Но, несмотря на отменную физическую подготовку, они потерпели поражение. На стороне санитаров была многолетняя практика, завидное хладнокровие и просто физическая сила.
       - Этого, - в машине распорядилась хрупкая красотка - в седьмую. Он спокойный и не опасный, - указала она на задремавшего доцента. - А этих... Этих надо в одиннадцатую! Там им самое место.
       Почему-то такое распределение не обрадовало будущих учёных.
       В предрассветной мгле несостоявшихся исследователей НЛО ввели в душное, но просторное помещение.
       То ли событий было много, то ли молодость взяла своё, но ребята заснули.
       Гамов проснулся от крика, от которого стыла кровь в жилах. "Нет, так не может кричать человек", - решил он про себя. Тем не менее, это был Ахмет. Джафаров бился в истерике и кричал, потому что рядом с ним стоял на коленях толстый, заросший щетиной псих, лет сорока, и нежно лизал ему щёку. Подняв взгляд Гамов обнаружил над собой три любопытные головы и вздрогнул. Что они будут делать ещё не известно, но то, что будут, совершенно определённо обещало выражение их глаз и струйка тягучей слюны в уголку рта одного, особенно радостно улыбающегося щербатым ртом.
       Слава богу, пришли санитары, невозмутимо освободили от связок, но сами рубашки с длинными до колен рукавами оставили, "а то замёрзнете". Пижамы полагались только завсегдатаям. Судьбу новоприбывших должен был определить главврач после завтрака.
       Прижавшись плечом к плечу, друзья осматривались вокруг. Никаких столиков с играми, телевизоров, радиоприёмников и прочих излишеств, часто показываемых в фильмах на психиатрическую тему, не наблюдалось. Всё было незатейливо и логично - только два ряда железных кроватей окрашенных серой облупившейся эмалью.
       - Интересуетесь? - раздалось доброжелательно сбоку. Произнёс это человек неопределённого возраста с печальными глазами и совершенно седой головой при достаточно гладком и румяном лице. Из осторожности друзья смолчали.
       - Правильно интересуетесь! - кивнул головой собеседник, соглашаясь со своими внутренними мыслями. - Вижу вы, ребята, здесь по ошибке? Я тоже, уже третий год.
       - Как третий год?
       - Вы ... нормальный?
       Человек так красноречиво и грустно взглянул на них, что отпали всякие сомнения - перед ними был собрат по недоразумению.
       - Но, как же главврач? - горячился Ахмет. - Ладно, эта дура молодая не разобралась, но главврач!
       - Эх, молодой человек, - снисходительно потрепал его по плечу седой. - Вам ли не знать наши порядки. Кругом план, отчётность... Все койко-места должны быть заполнены, иначе решат, что плохо работаешь. А, кем заполнены? Тем или этим, никому никакого дела нет. Обратите внимание, в нашей палате было две вакансии и аккуратно парочку - вас, доставили. Теперь всё тютелька в тютельку, персоналу выпишут премию.
       - Что же делать? - обескураженно вскричали молодые люди.
       - О! - поднял назидательно указательный палец их милый собеседник. - Извечный русский вопрос: что делать? Хорошо, побуду некоторое время вашим лоцманом в этой полной опасных рифов гавани. Кстати, зовите меня Капитан. Нет-нет, не пугайтесь, не Немо и не Крузенштерн, просто моё настоящее имя всё ещё не подлежит огласке, я первым испытывал наши атомные субмарины. Видите эту раннюю седину?
       - Погодите-погодите, - прервал готового пуститься в воспоминания Капитана Игорь. - Но, как такое возможно, чтобы нормальных людей держать в психушке? Это нонсенс. С нами это не пройдёт! У нас родители, общественность, друзья, институт...
       Капитан сочувственно покивал и сказал:
       - Родителей убедят, что так лучше для вас. Общественности на вас наплевать, а друзья вас забудут к исходу следующего семестра, ещё раньше вас исключат из института по... весьма достойному поводу, даже не сомневайтесь. Спасение утопающих дело рук самих утопающих.
       - Что вы имеете ввиду?
       - Писать! Писать, дорогие мои. Немедленно, всенепременно, во все инстанции, по горячим следам, так сказать, пока не заболтали, не задвинули, не махнули рукой! - и он приглашающим жестом указал на стол.
       Теперь друзья разглядели, на столе лежали аккуратно разрезанные на четыре части ученические листы в клеточку и россыпь простых карандашей, каждый по длине не более двух фаланг пальца. Озадачивали прорези на стене, в которые должно было опускать составленные прошения: "лично президенту", "в Государственную Думу", "в ООН", "во фракцию ЛДПР ГД", "во фракцию КПРФ ГД" и множество других мест, курирующих состояние дел в лечебнице города Малый.
       - Да вы что, издеваетесь! - хором воскликнули и отпрянули от Капитана студенты.
       Тот весело рассмеялся и хлопнул Джафарова по плечу второй раз.
       - Ладно-ладно, не дрейфь, пошли отсюда, - он деловито направился к обитой железом двери и, стукнув в неё особенным образом, прокричал: - Мигалкин, открывай.
       - Вы прошли мой тест, я и есть главврач. Знаете, люблю тряхнуть стариной. Нигде так хорошо не поймёшь больного, как в естественной обстановке. Берите справку для полиции и дуйте отсюда. С начальником своим можете зайти попрощаться, он здесь задержится.
       Плешкина поселили в двухместной палате. Завидев студентов, он повёл себя странно: заскулил, заметался, замахал на них руками, а потом залез под койку и не хотел оттуда вылезать, не смотря на все уговоры санитара.
       - Вот видите, как его скрутило, - развёл руками санитар. - А вам лучше через железную дорогу назад, автобус только три раза в неделю ходит. Крепко пожав руку медицинскому работнику, студенты отправились восвояси.
       - Я уже думал, не выберемся, - сказал один.
       - Да, был момент, когда я подумал о коварном плане Плешкина, задержать нас таким образом, - поддержал другой.
       - Как же он учуял?
       - Экстрасенсорные способности аборигенов были недооценены.
       - Теперь это не важно. Решение на захват тел студентов было верным.

    60


    Пасьянский Х. Серп и молот ведьм   5k   "Стихотворение" Поэзия

       Это восьмой день творения.
       Всё что было до этого - 
       Всего лишь проба пера, 
       Вроде "попка дурак".
       Видимо, Бог учился терпению
       У плохих поэтов. (Уж чего-чего,
       А этого у них точно не занимать).
       
       Террор, Везувий, Москва, Скрижали -
       Это слова, которые теперь мало кто
       Толком скажет, что значат.
       И мы даже не знаем, 
       Что случилось в ночь на восьмое,
       Но на утро пришлось
       Всё начинать сначала.
       
       
    Часть 1. Буржутерия
       
       Когда в знаниях - анархия,
       С помощью сравнительной архео-
       В принципе, восстанавливается многое,
       Если на скромную космо-
       Немного полито-
       Немного теологической психо-
       (Воистину) -логии.
       
       В их далёком прошлом считали, 
       Что жизнь чего-то да стоит,
       Т.е. душа была - как кристалл в оправе:
       Тебя обводил вокруг пальца сатрап,
       А ты был рад, 
       Если родился поддельным,
       Думая: "Вот я поддел главаря!"
       
       Хотя, говорят, он был и вправду дурак -
       Выбросил совком бижутерию,
       А потом полез воровать.
       Сунул руку 
       (Никто не видит - вокруг темнота),
       Но на соединении штанин - 
       Ложный карман.
       
       Скандал неприятный:
       Старые отношения по швам разошлись,
       Даже факт, что ты краснеешь,
       Лучше под маской скрывать.
       "От такого стыда, что и говорить,
       Треснет не то, что зеркало - 
       Треснет дамасский алмаз", -
       
       Газеты пестрят чем ни попадя.
       А человек умер, разорившись дотла,
       Специальная комиссия удостоверила,
       Что он сделал это 
       В некоммерческих целях,
       "Хотя мы ещё посмотрим
       На урожай", - говорят.
       
       До крематория его провожала толпа,
       Где развеялся и people, и пепел.
       На этом история завершается.
       Не знаю, может это и быль, -
       Я в это пекло
       Не совал пейсы-фитили,
       За что купил - за то и продал.
       
             "Обнимитесь миллионы!
             Слейтесь в радости одной!
             Там, над звёздною страной, -
             Бог, в любви пресуществлённый!"
       
    Часть 2. ИКАР-ТАСС
       
       Шурша как фольга,
       Крутится грампластинка
       С симфонией, джазом,
       Музыкой старых цирков.
       И пока крутится 
       Граммофонная планета Земля,
       Не уберёт от неё своей иглы и Судьба.
       
       И хотя ей не заштопать прошлого,
       Зато прогнать скуку,
       Навязать настоящему рай -
       Элементарно
       Как зажигалкой улитку расплюснуть
       И уложить Магеллановы облака под люстрой -
       Раз плюнуть. 
       
       Для кого-то рай - это покой,
       Когда в глазах темнота.
       Для кого-то - это земля,
       Там, где красной росой
       Ложится красный туман,
       Но этого не видят пустые глаза.
       (It comes slowly to one).
       
       И пусть за стеной не слышно,
       Что группе друзей
       Сыграла эта пластинка - едва ли
       Лишено вероятности,
       Что за тысячи световых столетий
       Зарегистрируют,
       Как они свои резюме прохохотали.
       
       Так скороговорка белого шума
       Пройдёт парсеки,
       Чтобы шантажировать
       Тех, кто сами тишины задолжали -
       Так и обрывки прошлого до нас дошли,
       Чтобы мы сказали вслед за предками:
       "Полёт нормальный".
       
       Это фраза из одной их радиопередачи:
       "Полёт нормальный
       (Правда, потом они извинялись 
       За оговорку, хотя и не ясно, 
       Где тут ошибка - сейчас
       Об этом много учёные спорят), -
       Как сообщил ИКАР-ТАСС".
       
             "Всё, что в мире обитает,
             Вечной дружбе присягай!
             Путь её - в надзвёздный край,
             Где Неведомый витает".
       
    Часть 3. Серп и молот ведьм
      
       Там, где людей за избыток сил
       Хоронили живыми в могилу
       Неизвестного солдата,
       Скопление останков едва ли больше,
       Чем там, где были отрыты
       Километровые очереди 
       Стоявших на богомолье 
       
       В готические храмы 
       Святого Макдака -
       А глубже этой нулевой Трои
       Вся их цивилизация
       Не оставила нам даже фрагментов историй,
       Зато позже - информации
       Богатый запас:
       
       Родословные, что писали
       Не вперёд, а назад;
       Хип-хоп времён фараонов
       На стенах казарм;
       А кроме того, мы отлично знаем,
       Как в их красный день календаря Майя
       Нырнул индекс НАСДАК.
       
       История не без иронии:
       Накрыло пеплом тех,
       У кого любимое занятие -
       Закапывание себе подобных,
       А для ощущений поострей,
       Например, можно было сжечь 
       Пару голых дев на костре -
       
       Ведь у них и детей
       Кожа слишком тонкая,
       И из неё не сшить ни штанов, ни ремней,
       (А кусок пожирнее - голодным).
       Они действовали
       В соответствии с руководством
       "Серп и молот ведьм".
       И что только они не делали,
       Чтобы седьмой день творения
       Стал последним днём Помпеи,
       Однако ничуть не бывало -
       Мы воскресли из пепла ада,
       Чтобы пропеть "Оду к радости"
       Как ни в чём не бывало.
             "Братья, в тесный круг сомкнитесь
             И над чашею с вином
             Слово соблюдать во всём
             Звёздным Судиёй кляникляникляни..."
    ______
    Три четверостишия взяты из "Оды к радости" Шиллера в переводе И. Миримского.
    .

    61


    Астафьева В. Шаблонное мышление (Алгебра слова)   27k   "Сборник рассказов" Проза

    Шаблонное мышление
      
       Ну, кто сказал, что трафареты - это плохо? Какой дурак придумал, что шаблонное мышление "зашоривает" сознание и не дает человеку творчески развиваться, а значит быть счастливым?!
      - Париж - город влюбленных! - именно эта мысль пришла первой в голову, когда женщина приятной наружности внимательно рассматривала себя в зеркале, висевшем в ванной комнате парижского отеля.
      - Ну, и что, что уже перевалило за...? Любви все возрасты покорны! - это был уже второй за последнюю минуту затасканный штамп, который выскочил из ее подсознания, как черт из табакерки.
      - Точно, черт! - подумала она.
      В голове толклись и путались друг у друга под ногами разные мысли, главным лейтмотивом которых было искушение:
      - У мужиков - бес в ребро, а у женщин что? Черт из табакерки? - думала она, рассматривая свои округлые прелести (предмет ее оправданной гордости, мужского внимания и зависти подружек).
       - Да хоть откуда! Никогда не курила, а любви все равно хочется... Тем более, что я еще "очень даже ничего-с!" Хоть в фас, хоть в профиль, - продолжала думать женщина, поворачиваясь перед зеркалом и принимая соблазнительные позы, - ей стало обидно, что всю жизнь она верна одному, не оценившему ее женской привлекательности, мужчине, который изменяет ей налево - направо.
      - Ему можно, а почему тебе нельзя? Ну, сколько можно подавлять в себе женщину? Такую роскошную женщину!.. - зашептал на ухо черт, и изображение в зеркале томно улыбнулось в ответ.
      - А, правда, почему? Ему - можно, а мне - нельзя? Баста! Хочу влюбиться со всеми вытекающими последствиями, и прямо сегодня. Господи! Пошли мне встречу с мужчиной моей мечты! - взмолилась она, - Ну, что тебе стоит? Неужели за всю мою праведную жизнь ты не можешь наградить меня, хотя бы раз, романтической встречей в Париже?! Ведь ты все можешь - для тебя это пустяк! Ты слышишь меня, Господи?
      Подождав несколько секунд и не дождавшись ответа, женщина как-то странно вздохнула, то ли усомнившись, что ее услышали, то ли подумав, что очередь к Господу ох какая большая: пока мольба дойдет, пока ее рассмотрят, пока решение примут. В небесной-то канцелярии, наверняка, без бюрократии не обходится.
      Как человек принявший решение, она уложила с помощью фена длинные, немного вьющиеся рыжие волосы. Потом облачилась в новую, купленную в Галери Лафайет стильную дымчато-серую блузку, которая очень выгодно подчеркивала красивый бюст, стройную фигуру, оставляя возможность встречным мужчинам дофантазировать остальное. Брюки на тон светлее блузки, шикарные лодочки на ногах, стильный клатч, классический макияж для подчеркивания выразительных глаз - всё, готова! Ах, нет! Еще капелька купленных на фабрике Фрагонар настоящих французских духов. Вот теперь точно - готова!
      Пробегая мимо портье, с которым она в день приезда успела поругаться из-за отвратительного номера с окном, выходящим в колодец (так в Европе называют внутренний дворик в домах средневековой постройки), женщина загадочно улыбнулась. Благодаря этой ссоре, она вновь заговорила по-французски спустя десятилетия после окончания иняза.
      Она фыркнула, вспомнив растерянное лицо первого в своей жизни живого француза, с которым ей довелось вести беседу.
      Смешно. Оказалось, что судьба отправила ее в плохой отель, чтобы вернуть спонтанность французской речи. Конфликт был улажен, извинения принесены, а вещи немедленно перенесены в отремонтированную комнату на пятом этаже.
      -Ура! Очередная победа русских над французами после войны 1812 года, - подумала она тогда, немного смущаясь своей напористости. Но ведь игра стоила свеч?!
      Прошло два дня, в течение которых русская дама познакомилась с Парижем. Увидев сейчас за конторкой месье Клода, женщина улыбнулась, а мужчина, вспомнив забавный эпизод, понимающе улыбнулся в ответ.
      Париж вечером был особенно хорош. В этот теплый летний вечер, когда солнце близилось к закату, воздух был тягучим, настоянным на разных ароматах: вина, вкусной еды и чего-то неуловимого... Уличные кафе были полны народу. Было видно, что сидящие за столиками люди никуда не спешат, пьют и едят с видимым удовольствием, в добром расположении духа обсуждают что-то приятное.
       Свернув направо, дама направилась в сторону рекомендованного портье ресторана, но передумала, услышав живую фортепьянную музыку, доносящуюся из кафе, на котором было написано Piano-Bar. Поняв, что играют попурри из русских мелодий, она вошла. Оглядевшись, выбрала столик в углу у открытого окна, за которым на тротуаре также стояли столы. Женщина заказала бокал Бордо и сырную тарелку. Ожидая заказ, она слушала легкую инструментальную музыку с непередаваемым чувством...
      Не может быть! Она - в парижском кафе, вокруг одни французы, повсюду звучит французская речь... Фантастика!
      Поток мыслей прервал официант, который принес вино, огромное блюдо с двенадцатью сортами сыра, большущую корзинку с нарезанным французским багетом.
      Вино и сыры были восхитительно вкусными: Бри, Камамбер, Рокфор... Одни названия вызывали эйфорию.
      В этот момент музыка прекратилась. Пианист, игравший в глубине зала спиной к нашей даме, встал и, поклонившись, пошел к выходу. Посетители кафе наградили артиста аплодисментами, к которым наша дама с удовольствием присоединилась. Музыкант играл действительно виртуозно и чувственно.
      Француз был высокого роста, крепкого телосложения, с явной примесью южной крови. Его черные глаза блестели от возбуждения и удовольствия, вызванного аплодисментами.
      Развернувшись вполоборота, и издалека нечаянно встретившись с ним глазами, дама тихо произнесла "Браво!" Он не мог ее слышать, однако понял по артикуляции и с театральной улыбкой поклонился ей персонально.
      Музыкант вышел из помещения кафе и подошел к столику на улице, за которым ужинали двое мужчин. Он сел за стол так, чтобы видеть незнакомку. Женщина поняла, что разговор зашел о ней потому, что мужчины, повернулись в ее сторону и с улыбкой подняли бокалы с вином. Она смущенно улыбнулась и в ответ подняла свой бокал.
      Прошло несколько долгих минут, в течение которых ужинающий музыкант и незнакомка невольно встречались глазами.
      Допивая вино, дама пропустила момент, когда пианист встал из-за стола и вновь направился внутрь кафе. Заметив, что музыканта уже нет за столом, лишь разочарованно пожала плечами. Но в этот момент она увидела, что француз решительно идет к ее столику.
      - Добрый вечер, мадам! Вы - русская?
      - Добрый вечер, месье! Да, я из России.
      - Вам понравилась моя музыка?
      - О. да! Вы играли превосходно. Спасибо за доставленное удовольствие, - ответила она с неожиданной смелостью.
      - Большое спасибо, мадам. Сегодня весь вечер я буду играть только для Вас! - сказал он и галантно поклонился.
      Музыкант подошел к фортепиано и стал играть, помогая инструменту выплеснуть волшебные звуки аргентинского танго. Его руки просто летали над клавишами. Столько страсти было в этой музыке, что тут же раздались возгласы одобрения и громкие аплодисменты. Все последующие произведения он играл с большим вдохновением. Посетители кафе были в восторге и, несмотря на позднее время, не думали расходиться.
      Иностранка была польщена знаками внимания, каких ей никогда раньше не оказывали. Она потеряла счет времени. Волнение зашкалило, когда она увидела, что пианист, закончив играть, снова идет к ее столику.
      Спросив разрешения, он присел напротив и сразу представился:
      - Меня зовут Жан-Пьер. Позвольте узнать Ваше имя?
      - Очень приятно. Меня зовут Таня. Вы великолепный пианист. У Вас волшебные руки! - похвалила она искренне.
      Музыкант был явно польщен. Подав ей свою визитку,он произнес:
      - к Вашим услугам.
      - Боже, какое тщеславие и какая галантность! - подумала она и улыбнулась в ответ.
      - Вы впервые в Париже? Сколько продлится Ваш визит? Позвольте пригласить Вас завтра на ужин,- он говорил быстро, но Таня отлично все понимала потому, что его произношение было классическим, таким, какому ее учили в институте.
      - Благодарю за приглашение. Увы, завтра у меня экскурсия по замкам Луары и я вернусь поздно. Не уверена, что после такой длительной экскурсии я смогу прийти, - ответила Таня с сожалением.
      - Тогда позвольте, я буду ждать Вас здесь послезавтра вечером в восемь. Вы такая красивая, Таня! Все русские женщины - красавицы. Я просто сражен!
      Эти слова заставили женщину покраснеть, но сегодня она была удивительно смелой:
      - Спасибо за комплимент, Жан-Пьер! Вы тоже импозантный мужчина.
      А невидимый чёрт зашептал на ухо:
      - Вот-вот, всё правильно. Да улыбайся ты, чёрт (то есть - я) тебя побери! Комплименты и соблазнительная улыбка - это всё, что тебе сейчас нужно. Ведь ты хотела романтическую встречу? - Вуаля!
      События развивались столь стремительно, что Таня решила, что прежняя мысль о бюрократии в небесной канцелярии была напрасной, раз ее желание сбывается так скоро.
      - Так я могу надеяться на встречу с Вами? Вы, вероятно, удивитесь, но моя мама - русская. Её имя - Татьяна. Вы похожи на неё. К сожалению, её уже нет в живых, но именно ей я обязан тем, что получил музыкальное образование. Я люблю всё, что связано с Россией.
      - Так вот откуда такое знание русской души, которое звучало в Вашей музыке! - сказала Таня, думая одновременно, что Бог есть, и Бог её любит.
      - Спасибо за то, что Вы это услышали. А теперь извините, мой финальный выход. Итак, до послезавтра. О`кей? - произнёс Жан-Пьер.
      Таня кивнула. Музыкант снова сел за фортепиано. Зазвучала знаменитая русская мелодия "Надежда - мой компас земной, а удача - награда за смелость...", под которую Таня расплатилась и ушла, не дожидаясь окончания...
      Так случайная встреча стал началом удивительного, абсолютно за-мечта-тельного романа русской женщины и француза - музыканта.
      А виной всему - шаблонное мышление и ... черт из табакерки!!!
      
      
      
      Философская категория
      
       Как стремительно бежит время... Его бег похож на движение воды в громадной воронке. Сначала вода бежит по самой верхней окружности, потом спиралеобразно спускается вниз, все набирая и набирая обороты. Чем ближе она продвигается к узкому горлышку, тем выше становится скорость. Это мое субъективное ощущение времени.
       В детстве время огромное, его так много вокруг ребенка, который познает окружающий мир. Сначала целое утро, потом целый день, потом целый вечер, которые вмещают в себя столько информации, что кажутся бесконечными. Время в этот период медленное, задумчивое, нескончаемое... Оно исчисляется минутами и часами, когда постепенно заполняется Tabula rasa. Здесь спешка не нужна, ведь именно в этот период человек формируется как личность.
      В юности время становится более стремительным. Единицей измерения становятся сначала дни (день - ночь), потом недели (понедельник - воскресенье).
      В молодости время, постепенно убыстряясь, начинает считать месяцы (январь - декабрь, январь - декабрь), потом годы, и становится похожим на электричку, которая останавливается у каждого столба, оставляя в нашей памяти все остановки (20 лет, 21 год, 22... 23... 24... 25... 40).
      В зрелом возрасте годы мелькают перед глазами, как окна скорого поезда, без остановки летящего во весь опор мимо вашей станции. Повернул голову влево - 50 лет, повернул вправо - уже 60... Ту-ту!!!!! Только мы его и видели. Просвет в воронке стал совсем узким, значит, уже скоро скорость будет космической. Оглянувшись назад, человек с удивлением замечает, что жизнь промелькнула, как одно мгновение.
      Время - удивительная субстанция. Оно - текущее, изменяющееся и одновременно неизменное. Мы говорим: "Это - было вчера, а это - будет завтра". Хотя ни "вчера", ни "завтра" не существует. Просыпаясь утром следующего дня, мы обнаруживаем, что "завтра" опять нет, а есть неизменное "сегодня". Мы все существуем только "сегодня", которое вмещает в себя и прошлое, и настоящее, и будущее. При этом каждый из нас, находясь здесь и сейчас, через минуту может мысленно переместиться в любой из периодов своей прошлой жизни, подтвердив этим теорию относительности Энштейна, которую я так незамысловато изобразила.
      В обыденной жизни мы вообще не задумываемся о том, что время - категория философская. Мы просто живем, иногда с сожалением замечая его быстротечность, но радуясь удивительной возможности воскресить в памяти любой эпизод нашего прошлого...
      
       Мартик, взять его!
      
       Человек, прожив долгую жизнь, по закону природы ведет обратный отсчёт времени и возвращается в детство. Вернее, в народе говорят "впадает в детство". Все понимают, что человек становится как дитя: отвечает невпопад, всё путает. И память становится удивительной: все, что было в детстве, помнится отчетливо, а что было час назад - уже нет.
       На днях услышала анекдот, который точно отражает эту ситуацию: Две старушки пришли на чай к третьей. Попили и тут же забыли об этом. Снова попили... И так 5 раз. Нагостились. Вышли во двор. Одна старушка говорит: "Настасья-то, жадная какая, даже чаем не напоила!" Другая отвечает: "А ты когда ее видела?"
      Вот настало и мое время вспоминать о детстве. Некоторые эпизоды всю жизнь помнятся и просятся рассказать о них.
       Выросла я в одном из районных центров Зауралья, где в годы моего детства не было ни одного благоустроенного дома. Улица от маслозавода до окраины села была "нашим краем". Ребятня от мала до велика (от дошколят до 10-классников) играла вся вместе. Но это в каникулы или после школы. А днем, когда нормальные дети были кто в детском саду, кто в школе, играть мне было не с кем. Я была совершенно свободна и предоставлена самой себе. Свободу, надо заметить, я добыла в бою. Помню, осенью (мне было меньше четырех лет) папа повел меня в детский сад и по дороге рассказывал, что туда ходят все маленькие дети. Я шла в новых резиновых ботиках (это такая обувь, которая надевалась на туфли в сырую погоду), счастливая и гордая, что у меня боты как у Вальки, моей тезки и ближайшей подружки.
       Подружка моя тоже в детский сад ходила, ее раньше устроили, т.к. она на полгода меня старше. После вольной воли, когда я, как кошка, ходила сама по себе, где вздумается, вдруг оказалось, что в детском саду надо всюду ходить строем: обедать, спать днем, гулять парами за ручку в районном саду. И, самое главное: нельзя вертеться, класть руки на стол, а надо держать их на коленках под столом, пока не подадут обед и не скомандуют "Кушайте". Да еще и драться нельзя, когда тебя обзывают.
       В первый же день я нарушила все правила и три раза стояла в углу. Моя свободолюбивая натура с трудом выдержала эту пытку в течение дня. Вечером, когда папа пришел меня забирать, я заявила, что больше в этот дурацкий садик не пойду.
       На второй день садик кончился, не начавшись, потому, что отец впервые увидел истерику своего всегда уравновешенного ребенка. Я орала так, что ему стало страшно за меня, и он сдался. Таким образом, я снова оказалась на свободе, которая мне грозила голодом. Мама работала на окраине села в райвоенкомате. На обед она не успевала приходить. Папа приходил, но я в силу возраста не ориентировалась во времени и часто, заигрываясь, забывала об обеде. Опоздав и оставшись голодной, пыталась дотянуться до застрехи, куда родители клали ключ от дома, но безуспешно. Ростом тогда еще не вышла. В общем, моя добытая в бою свобода обернулась для меня хронической язвой уже в студенческие годы.
       Но это предыстория к событию, о котором я хочу рассказать, чтобы всем стало понятно, почему я такая самостоятельная. В то время у меня появился еще один дружок. Его звали Вовка Комогоров. Он жил за нашим огородом у старого, заброшенного кладбища в землянке, над которой ветвился огромный тополь. Этот тополь был местом наших игр. Мы лазали по нему, как кошки, устраивали на нем многоэтажные "дома". Но особый интерес у меня вызывала землянка, в которой Вовка жил со своей мамой. Помню, что он рос без отца. В послевоенные годы землянки были обычным явлением. К слову сказать, моя семья построила дом - пятистенок в год моего рождения, а до этого также жила в землянке.
       Мне было интересно обследовать Вовкино жилище с одним окном, возвышающимся прямо над землей, земляные ступеньки, ведущие от входных дверей вниз, и земляной пол. Просто голая земля, которую подметали веником. Зимой на пол клали самотканый половичок, который не спасал от холода, но добавлял уюта. Помню, меня поразили нары (думаю, слово произошло от глагола "нарыть"). Это большой по размеру и высокий земляной выступ, примыкающий к стене землянки и покрытый досками, который использовали в качестве кровати. В землянке была обложенная кирпичом печка-буржуйка, спасшая в годы войны не одну жизнь. Нищета, одним словом. Но нам, детям, не видевшим иной жизни, все казалось нормальным.
       Вовка, как и я, был "вольным казаком" (в детский садик не ходил). Играли мы с ним самозабвенно и очень дружно. Тогда он был мне даже ближе, чем моя подружка Валька. Деревенский обычай называть всех уменьшительными именами сейчас выглядит грубовато, но тогда всех так называли: Валька, Нинка, Томка, Галька. Целыми днями летом мы играли с Вовкой то рядом с землянкой, а то и прямо на заброшенном кладбище. Правда, на нем еще были отдельные могилы, за которыми ухаживали родственники умерших. Это наводило на нас страх, но тем интереснее было играть.
       Расстояние между кладбищем и огородами жители села использовали как пастбище для мелкого скота. Помню, вбивали колышек, за него привязывали теленка или козу, чтобы они паслись недалеко от дома и не могли убежать.
       В тот день мы с Вовкой сильно поспорили. В пылу спора он обидно меня обозвал, а потом мы с ним впервые подрались. Он сильней меня оказался, мужичок все же, хоть и ровесник. Крепко мне тогда досталось. Мы разбежались в стороны. Слезы бессилия душили мою маленькую душу от такой несправедливости. Так хотелось отомстить ему, напугать, что, не помня себя от злости, я крикнула: "Мартик, взять его!!!".
       А Мартик (наш теленок, маленький совсем) мирно щипал траву возле колышка и удивленно на меня вытаращился. Увидев, что теленок смотрит в нашу сторону и выставил рожки, Вовка вдруг остолбенел и напугался. Я же, оценив ситуацию, еще громче стала кричать: "Мартик, взять его, взять его!!!", как будто натравливала на своего закадычного друга не теленка, а свирепого пса Верного, который охранял наш двор. Вовка со всех ног кинулся наутек. А я, размазывая слёзы, не могла остановиться и вопила: "Мартик, взять его!!!!!"
       Остановилась я только тогда, когда услышала гомерический хохот дяди Паши и тети Нюры, наших ближайших соседей, которые метали стог сена за своим огородом, и стали невольными свидетелями Вовкиного позора и моей стратегической победы. Они так хохотали, что тетя Нюра упала со стога. Много лет они вспоминали об этой истории и весело смеялись над моей находчивостью.
       Такими они и остались в моей памяти: молодыми, веселыми, несмотря на их горькую участь. Приемный сын, которого они воспитали, ни в чем ему не отказывая, выгнал их на старости лет из дому. Они умерли на чужбине, за тысячи километров от родного дома, уехав к каким-то очень дальним родственникам в европейскую часть России. И только эта история из моего раннего детства, связанная с моим дружком Вовкой и теленком Мартиком, не дает мне забыть их счастливого смеха...
      
      
      Каля-баля и циркуль
      
      
       Две подружки-тёзки (две Вали) жили в одном селе, на одной улице, учились в одном классе. Обе были одинакового роста, носили одинаковый размер обуви. Обе любили петь, танцевать, играть. Ходили вместе в хор и танцевальный кружок Дома пионеров. Пели дуэтом все известные песни, "выступая" перед ребятней на улице.
      Это было в те времена, когда телевизора в селе еще не было. Даже чёрно-белого. Все развлечения ограничивались просмотром фильмов в клубе, что был культурным центром, в котором проводились новогодние ёлки, концерты местной художественной самодеятельности.
      Когда маленькие подружки устраивали концерт, "публика" рассаживалась за воротами дома одной из Валь на березовые брёвна, заготовленные для дров. Особенно маленькие "артистки" любили исполнять песню "Жил на свете Витя Черевичкин", которую детвора принимала "на ура".
      Иногда концерты проходили на дне ям. Настоящих ям, поросших невысокой степной травой. Они остались от добычи глины для маленького кирпичного заводика, расположенного на окраине села. Вся ребятня перемещалась в такую яму, устраивая импровизированную сцену с занавесом и зрительным залом. Тогда подружки чувствовали себя прямо настоящими артистками: они пели, читали стихи, показывали акробатические номера и пытались танцевать.
      Очень много общего было между двумя маленькими девочками, что делало их дружбу неразрывной. Конечно, были и некоторые различия между тёзками, которые никак не мешали им дружить. У одной Вали были длинные светло-русые косы и зелёные глаза. Другая Валя была чуть крупнее, с серо-голубыми глазами и короткой стрижкой "под мальчика". Она, конечно же, мечтала иметь длинные косы, как у подружки, но этому помешала страшная история.
      Однажды летней ночью в открытое окно залетел огромный майский жук и сел девочке на голову. Почувствовав у себя в волосах большое шевелящееся насекомое, она очень испугалась и громко закричала, разбудив всех в доме. Девочка хотела его стряхнуть, но не смогла - жук запутался в ее густых волосах. Валя сама боялась к нему прикоснуться и родителям не давала распутать волосы и освободить её от этого страшилища.
       Видя, что дочь вне себя от ужаса, отец взял ножницы и выстриг прядь волос вместе с жуком, который запутался у самых корней волос. На голове образовалась внушительная лысина, которую нельзя было скрыть. Наутро девочку постригли. Выяснилось, что маме даже удобнее, что младшая дочка с короткими волосами: не надо заплетать косы.
      Надо сказать, что мечтая о длинных волосах, коротко стриженая Валя совсем не завидовала длиннокосой подружке. Удивительно, но факт. Не было между ними соперничества. Первая Валя лучше пела, а вторая была гибкой, как кошка, и легко делала "мостики", "лягушку" и "шпагат".
      Подружки практически не расставались. Фантазия у обеих была неуёмная. Когда родители были на работе, они устраивали дома театральные представления, изображая разные сцены из жизни: играли в больницу, в школу, в магазин, используя предметы домашнего обихода. В ход шли одеяла, подушки, посуда.
       Игрушек в те годы практически не было. Их заменяли красивые фантики от конфет, разноцветные стёклышки и камешки, которые дети "хоронили", накрывая прозрачным стеклом большего размера и засыпая сверху землёй. Игра состояла в том, чтобы найти такой схрон, тогда стёклышки и камешки становились собственностью нашедшего.
      Готовые куклы в продаже были редкостью. Иногда продавались маленькие куклы-голышки, которые назывались "пупсиками". Иметь настоящую куклу в те годы было несказанным счастьем. Чаще девочки послевоенных лет мастерили кукол из разноцветных ниток "мулине" своими руками. Куклы были обязательно с длинными косами, которые девчонки умело заплетали, завязывая на концах цветные бантики. Одежду для кукол мастерили из лоскутов ткани, оставшихся от кроя маминых платьев.
      Играть подружки могли бесконечно, каждый раз придумывая новые сюжеты для игр. Но больше всего они любили костюмированные игры. Валюшки устраивали кавардак в доме, снимая с кроватей одеяла, покрывала и подушки, чтобы соорудить себе "дома", а для длинных бальных платьев использовали кружевные накидки, которыми в деревне для красоты покрывали подушки.
      Каждая из них играла свою роль, подсказывая подружке развитие сюжета. Они играли не ссорясь, умели договариваться, отлично понимая друг друга. Заигрываясь, девчушки частенько забывали посмотреть на часы и не успевали навести в комнате порядок до прихода родителей.
       Длиннокосая Валя любила играть в больницу. Она мечтала стать медсестрой, как её тётя. Когда она видела тётю Зину в белоснежном халате, у неё замирало сердце. Тётя была такая чистенькая, красивая и важная, что Валя спала и видела себя медсестрой.
       Шприцы в те годы можно было увидеть только в больнице, где они были на строгом учёте. Нельзя было даже надеяться, что вышедший из строя шприц мог попасть в руки детям в качестве игрушки. Да "голь на выдумки хитра!" Чтобы имитировать шприц, маленькая "медсестра" брала обычный школьный циркуль и ставила подружке уколы, по-настоящему протыкая грязной иголкой ягодичную мышцу!
      Ради того, чтобы "всё было по правде" подружка-пациентка молча терпела боль, уже зная на деле, как ставят настоящие уколы. Кто и как уберёг девочку от заражения крови после многократных "уколов" циркулем - до сих пор осталось тайной.
      А ещё девчонки любили разговаривать на "немецком языке". Вернее, это любила Валя с короткой стрижкой, а другая ей подыгрывала так же "по-честному", зная, что подруге приходится терпеть её "настоящие уколы".
       Когда старшая Валина сестра стала изучать немецкий язык, младшая сестра-первоклашка на лету запоминала иностранные слова и пыталась их повторить всем, кто попадался под руку: родителям, соседям, знакомым взрослым и, конечно, своей закадычной подружке. Словарного запаса не хватало. Поэтому, когда подружки изображали иностранок, то чаще вместо немецких слов звучала тарабарщина (типа "Каля-баля", "Каля-баля") с синхронным переводом ("Это я тебе вот что сказала"). Подружки издавали нелепые звуки и с серьёзным видом переводили друг другу смешную абракадабру, а потом хохотали над собой, как сумасшедшие...
      Прошли годы... Зеленоглазая длиннокосая Валя стала высококлассной медицинской сестрой, а голубоглазая коротко стриженая окончила иняз, выучив французский и немецкий языки.
      Такие вот "Каля-баля с циркулем"...

    62


    Кошелев В.В. Философия Океана   4k   "Эссе" Философия

       Видеть в океане одну лишь массу воды - значит совсем не видеть океана. Ибо - это целая вселенная. Непознанная и великолепная. Со своими устоявшимися законами и неисчерпаемым потенциалом.
       Люди живут в плоском, однообразном мире. Они ограничены его рамками: ни вверх, ни вниз, только по горизонтали - туда и обратно. Человек, как не крути, привязан к одной точке жизненного пространства. Отсюда всевозможные фобии и предрассудки. Океан же дает своим обитателям абсолютную свободу выбора. Возможно, поэтому он полон жизни. Многообразие ее форм поражает. Все они по-своему совершенны и сверхизысканны.
      
       Красота - довольно емкое понятие. Не правда ли? Бытует мнение, что красота есть везде, даже в откровенно уродливых вещах. Это чушь. Тот, кто погружался с аквалангом и рассматривал под водой кораллы, знает, как на самом деле выглядит красота. Когда человек примет и поймет эту красоту, он непременно почувствует гармоничное единение с окружающим его миром.
       Но существует и другая красота океана. Она неотъемлемо связана с его мощью. Огромные волны терзают берег, обрушивая на него тонны воды. Жалкие фигурки людей выглядят слабыми и беззащитными на фоне разбушевавшейся стихии. В такие минуты фундаментально величие океана поражает всякую дрожащую тварь. Кажется, что нет в подлунном мире силы, способной противопоставить себя этому страшному оружию разрушения. Потопы, наводнения, цунами - это лишь детские забавы океана. Толи еще будет!
      
       Тишина океанских глубин иллюзорна. На самом деле подводный мир наполнен звуками. Впрочем, они не предназначены для постороннего уха. Видимо, поэтому человек не может слышать океан.
      И дышать в воде человек тоже не может. Не может в ней подолгу находиться: температура морской воды всегда ниже температуры человеческого тела. Стало быть, океан никогда не станет для современного человека привычной средой обитания. Тем не менее, он остается прародителем всего живого. И, в той или иной степени, контролирует воздух, которым дышат люди. Пищу, которую они едят. И воду, которой утоляют жажду. А еще океан обладает удивительными запасами лекарств. Ирония заключается в том, что люди скребут, драгируют, душат, отравляют и ошпаривают до смерти мириады живых аптек, которые могут их спасти.
      
       У Станислава Лемма в 'Солярисе' океан был разумно мыслящей субстанцией - единым живым организмом, способным чувствовать и сопереживать. Каждая его часть содержала информацию об окружающем мире. И весь океан испытывал мучительные страдания, даже если была задета его ничтожно малая часть.Он не прощал обид и мстил жестоко и изощренно.
       Идея Лемма не так уж утопична. Доказано, капля воды способна хранить десятки миллионов гигабайт информации. Такую цифру сложно даже вообразить. Но вода не только запоминает. Она реагирует на музыку, мысли и слова людей, меняя свою структуру. Реструктурированная вода может благотворно влиять на организм, а может нанести человеку вред и даже принудить его к самоубийству. Здесь речь идет о ничтожном количестве воды. Легко предположить, что заряженный негативом океан станет приговором всему человечеству.
      
       Призывы одуматься и вместе решать проблему загрязнения мирового океана ни к чему не приводят. Племя человеческое бесповоротно вступило на путь разрушения, по сути, превратившись в детей хаоса. Мало кто понимает, что климат всей планеты напрямую зависит от океана. Ледниковый период, всемирный потоп или мега цунами - любой из этих апокалипсических катаклизмов может быть вызван океаном. Сейчас уже не важно, по какому сценарию будет происходить закат цивилизации. Ясно одно - нашим палачом станет Океан.

    63


    Петрова З. Свет обезумевший   3k   "Миниатюра" Фэнтези

    Кап.
    Кап-кап. Каппп!
    Свод пещеры рождал гулкое эхо. Пахло сыростью, плесенью и почему-то мелом. Темнота. Влага. Холод. Как в гробу, сваленном в болотистую хлябь. Только - всего-то и радости!- что без могильных червей.
    По верхам, по лесу, летела весёлая охота. Пьяная, бесшабашная, удалая охота на человека. На двоих, посмевших нагло проскользнуть сквозь все заслоны и засады невредимыми.
    Отступник, монах Светлого Ордена и пленница поверженного некроманта. Девчонка чем виновата была... её же из дома украли, её же в мешке привезли... она же в замке том поганом всего дней пять провела, не больше. Ату её, ату. Вдруг снюхаться с чёрной поганью успела?
    Вон она, спасённая... сидит. Книжку читает. Фонарик тайком зажгла, и читает. Дурёха. Добро бы, что зловещее читала, а то так... по обложке видать, - блажь, из этих, новомодных. Название в темноте светится: 'Лярвам всё позволено'. Баронесса Пунцова баловаться изволит, собственную книгопечатню держит...
    - Мил... что? Ушли?
    - Нет. Молчи...
    Маленькая совсем, глупенькая. Лет тринадцать ей, если не меньше. Попадётся Светлым Братьям в лапы, замучают до полусмерти, а после - сожгут. Сам сжигал, было дело. Но всё взрослых ведьм, закосневших в злодеяниях. А тут - тьфу, ребёнок.
    Мир сдвинулся. Тьмы вокруг слишком много стало, в детей проникает, в невинных младенцев. Равновесие нарушено, надо бдеть, надо восстанавливать. Вот только... не любой же ценой! Не любой. А иначе чем тогда Светлые лучше Тёмных?!
    Эхо рассыпало дробью лай, злые возбуждённые голоса, - погоня сунулась в пещеры. В воздухе от магии аж зазвенело. Барьер прогибался, выжигая последние силы.
    - Мил, не бросишь?- глаза на пол-лица, огромные, перепуганные.- Мил, ты же спасёшь?
    Спасу, не верещи. Спасу...
    - Благослови тебя Свет, Мил. Благослови...

    Беглецы выбрались на свет под утро. Мил шатался от слабости, в ушах шумело. Ничего, восстановится, не впервой...
    Тупой удар в спину... земля надвинулась рывком, но лесной серозём обнял ласково, как когда-то, безумно давно, обнимала мать. Мама... И тут же боль воткнулась рогатым копьём: нож! Нож под лопаткой.
    - Прости, Мил,- огромные, в пол-лица, глаза беспощадны.- Прости...
    С треском раскрывает книгу. Легкомысленная яркая обёртка летит прочь, а под ней...
    Окованная сталью кожа Некрономикона.
    - Мне нужна защита абсолютная, Мил. Непобедимая. Неустрашимая. Я выживу, слышишь, я должна жить!- судорожно стискивает кулаки, лицо каменеет в демонической ярости.- Выживу и вырву глотку вашему Магистру! Потом упокою тебя. Слово некроманта, как полагается! Со всеми почестями...

    Магистр Светлого Ордена, сощурившись, рассматривал волшебный шар. Шар показывал несчастного отступника от веры во всей красе. Сочувствия к младшему собрату бывшему не было и в помине. Сам нарвался, сам и поплатился поганым посмертием. Закон воздаяния на марше. Награда за предательство.
    Некромант дрался неплохо. Мощный соперник, давний знакомый. Адреналин баламутил кровь до сих пор. Славный вышел бой.
    А теперь оборачивалось так, что на всём пространстве огромного мира не осталось никого, хотя бы вполовину настолько же способного. Равного по силе и уму. Только эта девчонка...
    Молодая, неопытная. И - хорошенькая. Симпатичные ножки, да.
    Какая из нее выйдет ведьма лет через пятьдесят!

    64


    Kaskad Рыжий Пес По Имени Саша   3k   "Рассказ" Проза

      
      
      
      
      
      И все-таки добро сильнее зла, и пусть так будет всегда и надолго ...
      
      На заднем дворе, в 'царстве' мусорных контейнеров и усатых дворников, жил пёс, которого почему-то все называли Сашей.
      Он родился ранней весной, когда подтаявший снежок тоненькими струйками собирался в звонкие журчащие ручейки, а его цвет был похож на первые лучи озорного весеннего солнца и был такой рыжий, словно шаловливый мальчишка специально раскрасил его красками яркой гуаши.
      Со временем он стал большим и добрым барбосом, и знал всех жильцов своего двора, встречая их, спешащих по утру на работу, весёлым помахиванием своего лохматого хвоста. И эти спешащие люди тоже его знали и иногда трепали впопыхах его взъерошенную холку.
      А потом двор пустел, и где-нибудь в укромном уголке этого огромного двора Саша, свернувшись калачиком и положив лобастую голову на лапы, грустил, прикрыв свои большущие умные глаза длинными ресницами. Так он лежал и мечтал в полудрёме, и эти его мечты практически всегда были одинаковы - он мечтал о хозяине, таком большом, добром и никуда не спешащем хозяине, который гладил бы его своими ласковыми руками и говорил ему очень тихие, не совсем понятные, но такие желаемые слова. И ещё он мечтал об ошейнике и живо представлял, как хозяин, собираясь на прогулку, подзывает его к себе, и он с восторгом просовывает голову в это величайшее творение человеческих рук, придуманное именно для его собратьев. И от этих мечтаний ему становилось легко и спокойно, и он повизгивал во сне, словно опять, как в детстве, прикасался к теплому животу своей матери, вокруг которого копошились такие же маленькие, рыжие, пушистые, крошечные комочки его братишек и сестрёнок.
      И вот однажды, о чудо, сквозь эту сладострастную дрёму, он вдруг услышал, нет, он даже не услышал, а всем своим телом трепетно ощутил, такое желанное и такое понятное, понятное не только ему, но и всем - всем собакам, приветствие. От неожиданности, он резко вздёрнул вверх голову и увидел перед собой седого мужчину, стоящего рядом с ним, и в растерянности, крутнув головой и, не увидев вокруг никого, понял, что это зовут именно его. Он подошёл, как, всегда вильнув хвостом, и посмотрел этому человеку в глаза. И в этих глазах увидел, и только каким-то ему одному понятным чутьём осознал, что этот человек не пройдёт спешащей походкой мимо него. Нет, он не пройдёт мимо, он позовёт его с собой в то заветное, но пока ещё неизвестное ему, далёко, то далёко, которое только сейчас снилось ему, и которое вдруг так неожиданно становится явью ...
      Прошло много лет, но до сих пор я их часто встречаю неторопливо гуляющими в нашем дворе, а на шее у Саши красуется прекрасный кожаный ошейник ...

    65


    Ужевко Г.П. Ложь...во имя любви   17k   "Новелла" Проза

      
      
       ЛОЖЬ ВО ИМЯ ЛЮБВИ
      
      
       -Какой же он красавчик,- восторженно прошептала она, вглядываясь в монитор. - Ну, просто ходячее недоразумение ...
       Её обдало волной похотливого желания и по нервным окончаниям приятно побежали импульсы необузданного воображения.
       - Так , ну и что же ты стрекочешь на этот раз !
       Смакуя нарастающее возбуждение, она до рези в глазах уставилась в экран и принялась торопливо читать.
       -Милая, когда я смотрю на твои фото, мне хочется кричать от желания обладать тобой ...!
       Она громко хохотнула .
       -Ещё бы! От таких ...! Кстати, а кто там у меня в этом профайле отсвечивает...?
       Мышка под её рукой лихорадочно взвизгнула и на неё зазывающе повеяло необузданным, диким сексом, пышущим жгучим желанием погорячей.
       -Ага...Так это у нас красотуля с порно-сайта!- воскликнула она.- Если мальчик на неё клюнул, значит он не ходок по злачным местечкам...
       Ликование подхватило её, захороводило и от перевозбуждения её начало колотить.
       -Ну, и что там дальше в твоих письменах, мой дорогуша? Какой сюрприз ты подготовил мне сегодня? М-м-м...Ага...- отыскав потерянную строку, она на секунду отстранилась, с трудом сглотнула тугой ком восторженного самоупоения и вновь прилипла к монитору.- Со мной происходит нечто невероятное. Я на грани сумашествия. Так больше продолжаться не может. Мы наконец должны встретится. Если ты и на этот раз откажешься, я удаляю профайл. Учти, я не шучу. Я серьёзен, как никогда.
       Сердце кольнуло острой иглой и, отринув от монитора, она вжалась в кресло.
       - Опять двадцать пять! И этот накрылся!- растерянно прошептала она.- Хотя он продержался дольше всех, кажись несколько недель. М-да, моя квалификация растёт не по дням, а по часам...
       Впечатав ноющий затылок в металлический подголовник, она прикрыла слезящиеся глаза и приказала себе ни о чём не думать. Но, как она не старалась избавится от навязчивых мыслей, в её сознании неистребимыми лайнерами маячили фото "покорённых ", а на душе было так скверно, что нестерпимо хотелось выть.
       Это началось 5 лет назад. Тогда, с подачи случая, перевернувшего ВСЁ, она отмерила себе холостяцкий век революционного интернета и с головой ушла в новую жизнь виртуального общения. Плавание в мутных водах сайтов знакомств быстро изменило её мировозрение, а уже через месяц освоения их обширных просторов она осознала всеми фибрами суть новшевства 20 века: в виртуальном мире всё как в реальном, есть только одно отличие- здесь можно играть без правил, причём безнаказанно. Сей момент как нельзя кстати пришёлся по её израненной, местами трусливой душе и она пустилась во все тяжкие. Уяснив тонкости дейтинговой паутины, она придумала весьма улекательную игру- "Охота на мужчин", ну, а затем,вооружившись подходящими инструментами, с виртуозностью, свойственной лишь искусному творцу, начала плести сети виртуальных интриг.
       И на каких только сайтах знакомств она не открыла профайлы, ну разве что на африканских и то по причине того, что чёрный цвет её не возбуждал!
      Взяв на заметку слабость сильного пола к красочному женскому глянцу, она бессовестно уворовывала смазливые лица и пышущие жаром тела отовсюду откуда придётся и выставляла их на разных "свахах" под вымышленными именами.
       Что до самих претендентов на участие в игровом шоу, её тонкая, пытливая натура действовала избирательно: никаких лёгких побед. Всяческие поползновения любителей виртульно пошалить она пресекала на корню. Она охотилась лишь на самодостаточных, на тех, от которых с экрана веяло гремучим сочетанием сексуальной харизмы и показной отстранённостью от всего плотского. Желание соблазнить, подчинить своей воле,свести с ума подобного монстра - вот что было её целью. Оно щекотало её самолюбие, подпитывало энергией и в стремлении покорить очередной "Эверест" она не жалела сил.
       Она обожала состояние погони. Сначала среди многочисленных лиц, пестреющих на экране монитора, найти того самого, который излучает силу и сексуальность, потом помаячить на его странице, поманить, завлечь видом умопомрачительной красотки, ну, а затем, когда он клюнет и сам придёт на поклон, подключив тяжёлую артилерию- ум, затянуть в сети и наконец насладиться триумфом- признанием в любви.
       Как это ни странно звучит, но ей не раз удавалось довести выбранную ею жертву до требуемой кондиции. Горе-брутал, вдохновлённый видом неземной красотки, которая помимо завлекающих телес демонстрировала ещё и недюжие умственные способности, терял контакт с реальностью и, движимый неуправляемым желанием, выплёскивал на неё шквал страстей, бурю эмоций и море любви.
      Правда иногда все её старания сводились на нет, когда по прошествии времени участник виртуального шоу признавался в подлоге и высылал ей на емейл изображение себя любимого- полную противоположность брутальному оригиналу.
      Осознав то, что была обманута, да к тому же потратила время на пустышку, она забывала о том, что некондиционный всего лишь повторял её же трюк, обвиняла подставного во всех смертных грехах, неистово отстукивала ему "прощание славянки" и тут же теряла интерес.
      "Не перевелись ещё сексапилы на земле нашей!!!" - утешала она себя и с яростью, достойной звания "эталон стойкости", отправлялась в очередную схватку за нового самца.
       Понимание того, что она использует грязные методы для достижения своей цели, никогда не вызывало у неё угрызений совести, а страстные мольбы очередной жертвы, так же как и проявления безумства, она воспринимала со злорадством, замешанном на взлетевшей в геометрической прогрессии сомооценке." Так вам и надо самодовольным самцам" - оправдывала она себя и, не зацикливаясь на моральных аспектах, продолжала осваивать очередные вершины.
      О том, что слова, выплёскиваемые с монитора, могли оказаться своего рода разменной монетой, она старалась не думать. Она жила в мире, в котором она властительница, диктующая условия, а все остальные просто смехотворные глупцы, которых можно поманить сексапильным глянцем, ну, а потом поджаривать их богатое воображение до полного одурения.
      Она любила выстроенное ею королевство лживых грёз. Основанное на обмане и тотальной мести, оно подпитывало её энергией плещущих чувств и заменяло реальность, в которой буйства эмоциональных красок нет и, в чём она себя уверила, больше никогда не будет.
      
       Она с неохотой открыла глаза и первое на чём остановился её взгляд ... фото. Обрамлённое потрёпанной рамкой, видавшей не одно падение, оно запечатлило вызывающе красивую пару, излучающую неподдельное счастье.
       Она тяжело вздохнула и стала яростно массировать сверляющие болью виски.
       "И зачем после этого дурацкого юбилея я поехала с ним?- с горечью подумала она .- Видела же, что пьян! Так нет! Любовь! И что теперь? Он как всегда в шоколаде! А я..." .
       Она перевела взгляд на свои прикрытые оделом ноги- её былая гордость, затем на поблескивающие холодом спицы инвалидной коляски. От безысходности сводило челюсть и нестерпимо хотелось выть.
      Подавив в себе проявления слабости, она прорычала сквозь зубы: "Ладно , пр-р-роехали..." и прильнула к монитору. Она мысленно простилась с очередным "покорённым", без сожаления перелистнула страницу и, настроив себя на охоту, отправилась на поиски очередной жертвы виртуальной паутины "Ложь...во имя любви"...
      
      
      
      
       ЛУЧШАЯ ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ!?
      
      
      
       Свет. Яркий, слепящий, испепеляющий он исходил откуда-то сверху и, проникая в неё, пробирал до основания. Ей нестерпимо хотелось закрыть глаза, но, зная закон Cудного дня встречать Cвою Долю с распахнутой душой, Она терпеливо смотрела перед собой, прислушивалась к тягостной, могильной тишине и ждала.
       Сколько продолжалась эта душераздирающая пытка, раскраивающим на составляющие светом и мёртвым первозданным безмолвием, она не знала, это было вне времени и вне того, что у смертных называется жизнью. Стоя на всёрешающем Лобном вросшим изваянием, Она осознавала лишь одно - это длится долго, невыносимо долго, так долго, что в какое-то мгновение ей стало казаться, момент истины никогда не наступит. Но именно тогда, когда надежда на обретение Своей иссякла, её вдруг обдало дуновением лёгкого ветерка, и Она почувствовала чьё-то присутствие.
       -Отче, ты уже пришёл?- робко спросила Она и принялась озираться.
       -Не старайся! Ты меня всё равно не увидишь!- услыхала она властный, не терпящий возражения голос и от неожиданности вздрогнула.
       "Ну наконец- то"- облегчённо вздохнула она, но тут же напряглась: сейчас решится её женская доля.
       - Итак, начнём!
       В сводах Лобного раздался трескучий шелест перелистываемых страниц и...
       -Когда ты впервые предстала передо мной и попросила земного воплощения, я явил милость и вместо того, чтобы волевым решением выделить тебе то, что Твоё, спросил: "Какой лучшей доли ты желаешь?". Ты ответила, что хочешь власти, хочешь управлять и быть главой государства. Твоё желание я воспринял с долей иронии. Я понял, тебя вдохновили мои лавры и ты решила начать земную жизнь, примерив корону.
       Господь печально усмехнулся.
       - Я дал тебе то, что ты хотела! И что в итоге. Ты предстала передо мной на первом судном дне и заявила.
       Пауза.
       -"...доля властительницы мне не понравилась. Вокруг меня были сплошь лицемеры и властолюбцы, у которых в мыслях было лишь одно, как меня уничтожить и занять моё место на троне..."!
       Секундное молчание, а за ним... громогласное эхо:
       -А ты что думала! Власть сладка-а-а?!
       Она затрепетала, как-никак вызвала гнев самого Бога! Тут же захотелось оправдаться, но услыхав резкий шелест страниц, передумала. Пусть будет, как будет ! Господу видней!
       - Перед вторым воплощением я снова разрешил тебе выбрать Свою. На что ты пожелала стать первой красавицей и попросила такой доли, чтобы все мужчины мира сходили по тебе с ума.
       Раздался протяжно-печальный вздох.
       - Я выполнил твою просьбу, но ты опять выказала недовольство. На втором судном дне ты заявила.
       Тягостная пауза и...
       - 'Эта доля ещё хуже предыдущей! Мужчины, что были рядом, говорили что любят меня, а делали это с единственной целью- насладиться моим телом!'.
       На несколько секунд повисла гробовая тишина, а затем в высоченных сводах захороводило гулкое эхо.
       -Интересно, а на что ты расчитывала-а-а!?
       Её распирало ответить за всех красивых женщин мира, но... глубокомысленное молчание, а затем всё тот же настораживающий шелест.
       -Затем ты захотела стать всемирно известной личностью. Умной, эрудированной, со многими учёными степенями. Я дал тебе эту долю. И что потом?
       Пауза и горький речитатив.
       -"...я всю жизнь училась и добилась многого в своей области, но, если бы учёные мужи с их предвзятостью и дискриминационными воззрениями не чинили мне препоны, я бы превзошла их всех...!"
       Господь замолчал. О чём он думал, знал лишь Он сам, но итог его коротких размышлений венчал Всё:
       -Странные вы, женщины! Жаждете равенства с мужчинами, хотя никто из вас не знает, что это такое!
       Затем последовало короткое осмысление неосмылимого и очередное шуршание женского досье.
       -Перед следующим воплощением ты попросила у меня долю блаженной, которая ради любви ко мне, была согласна на любые лишения. Просьба, скажу тебе честно, меня удивила, но мне было интерестно, что ты заявишь после очередного возвращения из мира людей! И что в итоге?
       Тяжёлая пауза повисла свинцовым облаком, а затем громовым раскатом:
       -"...всю земную жизнь я служила тебе верой и правдой, а ты взвалил на меня такой неподъёмный крест, что разрушил во мне веру в то, что ты существуешь...!"
       В воздухе запахло грозой и, предчувствуя недоброе, Она решилась взять слово.
       -Но Oтче!- несмело начала она .- Я была откровенна с тобой, чтобы ты помог мне понять, в чём я заблуждалась...
       Владыка мира перебил её.
       -Твоя беда в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь!- устало, но жёстко выговорил он и тяжело вздохнул.- Ну, да ладно! Что сделано, то сделано!
       Пауза, и едва слышное.
       М-да... ребро- оно и есть ребро...
       Повисла гнетущая, гробовая тишина, видимо Бог погрузился в думы, и дабы прервать муторное, изматывающее безмолвие, Она опять осмелела.
       -Интересно, а из какого именно ребра ты нас сотворил?- робко выдавила она из себя и, не дождавшись ответа, принялась рассуждать.- Мне кажется из самого нижнего!Поэтому мы мужчинам до оного места! Вот, если бы из того, что ближе к сердцу, тогда...
       -Помолчи, женщина...- услыхала Она грозный окрик и осеклась на полуслове.- Во всём у тебя мужчины виноваты! Оставь свои мысли при себе, и слушай меня!
       -Прости, Господи! Сама не ведаю, что говорю...- поспешно пролепетала она и, осознавая, что сейчас будет оглашён приговор, напряглась в тревожном ожидании своей доли.
       -Вот так-то!- голос великого Творца смягчился.- А теперь мой вердикт! Хватит потакать твоим капризам! Будет так, как я скажу!
       Господь звучно прокашлялся, прочистил горло и громогласным глашатаем провозгласил:
       - В новом воплощении твоим домом будет райский сад- Эдем. У тебя будет муж, и звать ты его будешь Адамом. Дабы не давать тебе повод для глупых рaссуждений о мужской неверности, в раю вас будет только двое. Условия для жизни идеальные. Не надо ломать голову над тем что есть, где жить и на чём спать - в саду ваша еда, под небом ваш дом, на траве ваше ложе. Ваша жизнь будет райской - одни сплошные удовольствия.Вкусно есть,сладко пить, ублажать мужа, рожать детей - мечта любой здравомыслящей женщины. Не так ли?
       Требовательный окрик Cоздателя вывел её из глубокой задумчивости.
       - М-да! - неуверенно произнесла Она, но тут же спохватилась .- Да будет воля твоя, Господи! Лучшей доли и не пожелаешь!Можно отправляться в путь?
       Пауза. Невнятное бормотание и наконец...
       -Перед тем как отпустить тебя с миром, вот тебе моё напутствие! Я знаю все твои недостатки, главным из которых считаю твоё чрезмерное любопытство. Подозреваю, что даже имея лучшую долю, которую уготовал тебя сам Я, ты всё ещё не успокоишься, а будешь и в садах Эдема искать пятый угол. Хочу донести до тебя предостерегающую истину: не впадай в искушение познания сущности! Потеряешь всё! А теперь иди!
       Не уразумев сказанного Господом, Она лишь недоумённо пожала плечами, пролепетала благоговейно: "Благодарю тебя, Oтче!" и медленно побрела прочь.
       Раскатистое эхо рассекло мёртвую тишину и вслед ей полетело.
       -Запомни! Не поддавайся искушению познания! Потеряешь лучшую долю!
       -Да, да, помню!- не останавливаясь, упрямо прошептала она и вдруг почувствовала как её ноги, только что налитые свинцом, странным образом обрели небывалую лёгкость. Приняв укрепившую её силу за дар Бога, Она подняла смелый, уверенный взгляд и устремила его вдаль. То, что предстало её взору было неясным, нечётким, но таким маняще- зовущим, что она ускорила шаг. "Надо спешить! - думала Она, не отрывая горящих глаз от алеющего рассветом горизонта.- Жизнь в миру коротка и надо многое успеть! Хоть моя доля предрешена, но какая участь ждёт меня на самом деле, вот в чём вопрос!? Господь милостив, но он любит учить и часто в его наставлениях скрыт смысл, о котором можно только догадываться! Вот и теперь, только он знает, какой именно урок будет мне преподнесён на этот раз и что конкретно скрыто в его напутствии! Может быть его последние слова это загадка для меня, своего рода оборотная сторона божественного посула, указывающего на то, что лишь познание сущности поможет мне обрести лучшую долю? Кто знает, кто знает!? Поживём- увидим !"...

    66


    Криминская З. Короста   15k   "Рассказ" Проза


    КОРОСТА

       Душа ее съеживалась, становилась маленькой, морщинистой, покрывалась коростой. Сама она не жила, а просто провисала во времени и пространстве, лишенная радости существования, нетерпеливо ожидая, когда окружающий мрак разойдется, и тогда начнется настоящая жизнь, а пока надо прожить эту, невозможную, невообразимую, и обманывать судьбу, делать вид, что все в порядке.
       В понимании молодой женщины, с покрывавшейся коростой душой, жизнью было что-то другое, радостное светлое, прекрасное: незабываемое ощущение постоянного счастья, движения, смеха, синего небо, зеленой травы, голубых озер и морей.
       А каждодневное пребывание на холодном ветру с мокрыми отекшими замерзшими руками, развешивающими пеленки, вонючий нужник, куда приходилось бегать в холод и ветер, эту ободранную комнату в чужом доме без единой красивой вещи в ней, это было как тюремное заключение, с той лишь разницей, что заключенный знает срок своего пребывания в тюремных стенах, а ей время прихода счастливой жизни было неизвестно.
       И раз сегодняшнее существование не могло быть жизнью, той жизнью, для которой она была создана, оставалось только скукожиться, уменьшиться, покрыться жесткой коркой, чтобы не пускать в душу тоску и отчаяние, не позволять им завладеть и доконать ее, и верить, что жизнь полосатая, и надо зажмуриться и пробежать черную полосу неблагополучия, а там, дальше с обязательной неизбежностью, иначе просто не стоило и жить, наступит то радостно прекрасное, ради чего она и родилась на свет.
       Короста, покрывавшая душу, была непрочной, тонкой, не выдерживала внешнего воздействия на нее, кровила, и тогда она плакала, скандалила, кричала на мужа, обвиняла его, что он виноват во всех их неурядицах и несчастьях, кидала на пол вещи, шлепала маленькое, невинное, зависимое от нее существо, крохотную девочку.
       Дочка была красива, как куколка, и непрерывно, затяжно, бесконечно болела, и казалась среди окружающего скудости и нищеты блистающе драгоценным, непомерно дорогим и совершенно неприемлемым тут существом, эльфом, залетевшим в их нищее жилище случайно, из какой-то сказки, и не способным прижиться в условиях их неустроенного быта.
       Эти васильковые глазки, густые темные волосы, тонкая шейка и серебристый голосок должны были бы украшать дворец, а не комнату в деревянной пристройке старого избы, в которой стоял облезлый стол, скрипучий диван с вылезшими пружинами, фанерный шкаф, и железная детская кроватка, с завитушками на спинках , выкрашенная пожухшей от времени, а когда-то белой краской.
       Оглядев как-то раз комнату, и увидев, что даже в ожидании будущей светлой жизни нельзя жить в таком настоящем, она пошла и купила два метра зеленого обивочного материала по пять рублей за метр и керамическую вазу в художественном салоне за полтора рубля, проделав заметную, ужасающую брешь в бюджете.
       Деньги были отложены для уплаты за квартиру, но она решила немного задержать оплату.
       В тот же день она, еще не подшив материал, застелила им старый диван, и поставила посреди стола на клеенку вазочку.
       Это был вызов судьбе, намек на то, что не всегда так будет, эта жалкая комната, и зарплата, позволяющая лишь не умереть с голода, заставляющая считать каждую копейку, в этой и без того лишенной радости и красок серой жизни рядом с мужем, воспринимающим окружающее как нечто обычное, естественное, через которое не нужно пробегать с закрытыми глазами, как сквозь темный ночной лес, а просто проживать каждый день как он есть, с его бытовыми неурядицами, и небольшими утехами, заключающимися, в основном, в постельных радостях на скрипучем старом диване.
       Именно это отношение мужа к текущей жизни, как к чему-то обычному, да еще болезни дочери и сдирали с ее души непрочную коросту, и она становилась несчастной, замученной, живущей на остатках душевных сил женщиной, и короста начинала кровоточить, а она кричать и плакать, и обрушивать на мужа поток упреков, за то, что он просто жил изо дня в день.
       Красота существования заключалась у нее прежде всего в предметном мире, в окружающих уютных вещах, красивом праздничном пейзаже, и конечно же одежде.
       Но стояла поздняя осень, потом зима, дни короткие, темные, серый снег, серое небо, серое существование.
       Она пыталась объяснить мужу, что это противоестественно: молодая женщина с очаровательным ребенком в такой дикой нищенской, голой обстановке, но он не понимал, считал, это от того, что она его не любит, и будучи человеком, чей внутренний мир надежно защищен от вторжения, и уж во всяком случае, от влияния неодушевленных предметов, мысленно обвинял жену в мелочности и узости взглядов.
       Прошла зима, весной стало легче.
       Деревья покрылись зеленым пушком, серое небо проглядывало голубыми кусками, засвистели скворцы, а дочка выкарабкалась из постоянных пневмоний, перестала кашлять, с двойной силой зазвенел ее голосок, и короста на душе отмякла, стала шелушиться и жизнь все больше походила на такую, с которой еще можно было смириться, что ты в ей живешь.
       Но невозможность существования маленькой хрупкой девочки в трудных условиях быта, нелепость этого существования и за счет этого постоянное ожидание несчастья, все эти предчувствия матери оказались не случайными: в августе малышка заболела дизентерией.
       Высокая температура, рвота и понос с кровью вызвали у женщины немыслимую панику, и пришлось расстаться с дочкой, вызвать скорую и уложить ее в стационар. И уже после стационара увести ее в другое жилище, пусть чужое и загроможденное мебелью, с кроватями с никелированными спинками и проваливающейся панцирной сеткой, но все же, как ни далеко было это от идеала уютной жизни, того отчетливого, осязаемого, в деталях представляемого мира, который сложился у нее в голове, все же это была квартира, и можно было чуть-чуть расслабиться, но не надолго, потом опять коммуналка, и езда на работу по полтора часа в один конец на трех видах транспорта, пыльные столы и нудные разговоры на работе, не похожей на ту, как она представлялась в институте, и все было сплошной обман, фальшь и лицемерие сговорившихся людей, выдающих свое существование в постоянной борьбе за кусок хлеба и место под солнцем за что-то стоящее, ради чего они и пришли сюда, в этот мир, под это солнце.
       Она им не верила.
       Подслушала разговор в электричке, и как это бывало с ней, и раньше, запомнила его.
       Беседовали двое. Женщина рассказывала соседке о знакомой, враче, благополучной, замужней, имеющей восьмилетнего сына, которая вышла в кухню в воскресное утро, взяла со стола кухонный нож, и воткнула его себе в сердце, вонзила по самую рукоятку, совершила страшный грех, зато разом прервала бессмысленное течение жизни, решив, видимо, что то хорошее, что ей могла дать эта жизнь, у нее уже было, а ради дальнейшего не стоит и жить.
       Страшный образ убившей себя жестким образом женщины начал преследовать ее, и она все думала, не понимала, как вонзить нож в сердце и не промазать, и причинить себе невыносимую и бессмысленную боль. И раз за разом она мысленно брела по коридору, входила в кухню, брала в руки нож, смотрела на него глазами самоубийцы.
       Очевидно, что та, другая, родственная душа, живущая в этом несовершенном мире, тоже ждала от жизни нечто большего, чем чередование одинаковых, надоедливых серых будней, и ее мечта о жизни никак не соотносилась с реальностью, и на ее душе не наросла защитная короста, и оказалось легче нанести удар ножом, чем пройти жизненный путь до конца.
       И как, когда, она решилась сделать это? Заранее? И уже когда шла по коридору, знала, что сейчас вонзит нож в себя, отсчитав нужное количество ребер, чтобы не промахнуться и попадет прямо в сердце?
       Ей было легко, она была врач, и знала анатомию.
       Но продолжающей жить женщине этот дикий поступок казался еще отвратительнее, чем смирение с действительностью, чем ее собственный способ ухода от действительности путем скукоживания. Стремление ее к красоте было велико, а человек, зарезанный ножом, был далек от эстетичности, ужасен. Кровь на полу, на ноже, запрокинутая голова, не естественное положение тела.
       И маленькая девочка...
       Она забывала о том, что у самоубийцы был сын, и представляла себе свою дочь, стоящую на пороге кухни и смотрящей на кровь и содрогалась часть своей еще живой души, и отвергала это способ ухода из жизни, как и многие другие, приходившие ей на ум, когда она казалась для окружающих просто усталой женщиной, дремавшей в вечерней электричке.
       Образ самоубийцы, тускнеющий с годами, тем менее терзал ее не один десяток лет, и она избавилась от него, лишь подумав, что возможно, это было убийство.
       Все так же растекалась лужа крови под опрокинутым телом, лежащем на пестром линолеуме кухни, все такая же черная рукоятка ножа торчала из раны, но теперь, когда это оказалось убийством, пусть жестоким и отвратительным, но все равно пугало не так, не вызывало панического безысходного ужаса, как когда это было самостоятельное лишение себя жизни.
       Непонятно почему, но мысль, что женщину убили, вдруг примирило ее с произошедшим и она перестала о ней думать.
       Занятая своими мыслями, опустив голову, она шла сквозь толпу, но даже и в таком ее отсутствующем состоянии полного равнодушия и неприятия окружающего мира, как будто ее забросили сюда с Марса, а может именно поэтому, на нее обращали внимание мужчины.
       Обычно ей намекали, что ей неплохо бы подошло новое пальто, или новые сапожки, или дорогая шапочка.
       В этих намеках говорилось о том же, что стоит только захотеть, то все станет возможным, а если у нее есть мужчина, и он не может ее содержать, то есть желающие помочь ему в его трудном деле...
       Но она не хотела ни случайных знакомств, ни денежных мужчин. Она знала немало женщин, находящихся в постоянной погоне за счастьем и живущих в страхе пропустить счастливый случай, не ухватить удачу за хвост, поймать, удержать, отразить удары соперниц...
       Жизнь, как бесконечная погоня.
       Но она была прилипчивой, и притулившись к мужу, который хоть и был инженер на скудном жаловании, и ее не понимал, тем не менее был молод и горяч, и она воспринимала себя именно как жену, и никогда не имела иллюзий на свой счет: способ изменения внешнего предметного мира за счет опустошения и разорения внутреннего, за счет лжи и предательства ей не подходил, и оставалось только наращивать защитную коросту и с вымученной улыбкой, но гордо поднятой головой нести тяготы бедности дальше.
       Шли дни, складывались в годы.
       Постепенно она стала замечать, что многое из того, что оскорбляло и волновало ее, уже не трогает.
       Она не замечала грубости продавщиц, толкотни в автобусе, мерзкого запаха человеческой мочи из угла подъезда.
       В доме, уже в своей квартире, она повесила привычные зеленоватые шторы, подобранные когда-то к зеленому покрывалу, и закрылась этими шторами от внешнего любопытного мира соседнего дома, точь-в-точь такого же, абсолютного однояйцового близнеца, как и тот, в котором она жила со своей семьей.
       Дети, а теперь их было уже двое, хотели есть постоянно, изо дня в день, и она постоянно чистила картошку, крутила ручку мясорубки, жарила, варила, пекла, исхитряясь на мизерные две зарплаты инженеров кормить четверых человек.
       Руки ее загрубели, привыкли к каждодневной работе, она делала ее быстро, автоматически, даже не замечая, и вопрос о том, для этого ли она родилась на свет, давно уже не волновал ее.
       Автоматизм в работе доходил у нее до того, что пару раз она просила дочь вымыть посуду, а когда та приходила на кухню, оказывалось, что посуда уже вымыта.
       Она не мечтала вырваться в Москву в театр, так как это невозможно из-за детей, и довольствовалась местным кинотеатром, а когда дети выросли, оказалось, что ей уже не хочется в театр.
       Она научилась консервировать помидоры и огурцы, квасить капусту, солить грибы и лишь иногда, с ножом в руке тщательно шинкуя вилок, думала:
       Да полно, я ли это?
       И тогда она бросала нож, оставляла ведро не заполненным, уходила в спальню и лежала в темноте и одиночестве, а муж выходил на кухню, видел ведро капусты, брошенный нож, начатый вилок и удивлялся, куда подевалась жена.
       Постепенно сознание невозвратности ушедшей молодости доходило до нее, она привыкала к этой мысли, смирялась с ней, с очевидной неизбежностью старения, и с однообразием серых будней.
       Отказавшись от ожидания феерического сказочного праздника жизни, она постепенно научилась радоваться мелочам: удачно, по случаю купленным красивым шторам, пятерке в дневнике дочери, двадцати рублям прибавки к зарплате мужа, удачно получившемуся капустному пирогу в день рождения, отложенному на летнюю поездку сэкономленному рублю.
       Выражение ее лица, в начале семейной жизни растерянное и несчастное изменилось на тревожно озабоченное, она передвигалась быстро, как занятая, не имеющая ни одной свободной минутки женщина, которой она и была. Она привыкла думать только о ежеминутных вещах, и открывая утром глаза, знала, что она будет делать в каждую следующую минуту, и так весь день, до самого вечера, когда, наконец, можно будет добраться до кровати, лечь под одеяло и забыться сном до самого звонка будильника.
       Иногда в те редкие минуты, когда она оставалась одна, то спрашивала себя, а что бы ей самой хотелось? Вот сейчас, сию минуту?
       И представляла себе картинку, подсмотренную из чужой жизни в телевизоре:
       Красивая, обязательно красная машина с откидывающимся верхом, она сама за рулем, ветер играет ее распущенными волосами, а кругом много солнца, и непередаваемый, волнующий запах моря.
       И эта картинка, полная хрустального сияния солнечных бликов на алых боках автомобиля, синего моря и вечно зеленых пальм, так не вязалась со слякотью под ногами, с печальными березами, с поникшими от покрывшего их снега ветвями, с тяжелой зимней одеждой, сковывающей и мешающей свободному движению, что она улыбалась невозможности своей мечты, и шла дальше, спешила на электричку, потом на работу, в обеденный перерыв в магазин, в очередь за продуктами, потом с работы до дому, и надо успеть приготовить ужин за час, к тому времени, когда придут домой голодные и надеющиеся получить от нее пищу домочадцы.
       Но все же, все же думала она, пусть мой красный автомобиль глупость, это все-таки не принц на белом коне, как в юности. И она понимала, что изменилась, повзрослела, сроднилась с коростой, и что она уже давно не делает вид, что все идет, как и должно идти, а действительно ощущает свою жизнь как нечто обычное, и временами приятное.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
      
      

    67


    Мельник О.В. Синдром Стендаля   17k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм


      

    Синдром Стендаля

    Рассказ

       Цокот каблучков грохочет в пустом коридоре. Ударяется о гранитные плиты на полу, отражается от высокого потолка, рикошетом отлетает от стен. И разбивается где-то впереди о каменную поверхность. Весь коридор - это серый туннель, бесконечный и узкий. Так что флуоресцентные лампы впереди сливаются в одну бледно-желтую полоску. Кое-где линия прерывается маленьким мигающим отрезком. Металлические двери по бокам коридора наглухо закрыты.
       Цок, цок, цок... Следом за умирающим впереди эхом летит новый стук. Интервалы точные, как под метрономом. Звук громкий и легкий. В аккомпанемент шаркают два десятка мужских туфель. Если прислушаться, то можно различить тяжелое дыхание и шорох шерстяных пиджаков. Жужжание ламп стало настолько привычным, что теперь ассоциируется с тишиной.
       Группа из десяти мужчин и одной девушки двигается молча и быстро. Лицо Алины серьезно и в то же время беспечно. Она опускает глаза, чтобы посмотреть, как блестят носки ее мерцающих серых туфель от "Brian Atwood" - на высоком каблуке, стилизованных под кожу питона. Переводит взгляд в сторону от туфель - ее переломленная на стыке пола и стены бледная тень быстро перемещается назад. Алина чуть поворачивает голову вправо и бросает взгляд через плечо, дабы убедиться, что мужчины все еще следуют за ней.
       -- Почти пришли, -- говорит Алина своей тени на серой стене.
      
       -- Сегодня мы приступаем к завершающей стадии нашего эксперимента. -- Профессор Федорцов Николай Владимирович сел на краешек стола в своем кабинете и уперся руками в столешницу. - Вы благополучно прошли тесты, показав достаточно хорошее знание искусства, в частности - живописи, его историю, его направления, стили... Умеете видеть, ценить, восхищаться вложенной в картины душой автора. К сожалению, этим похвастаться дано далеко не многим... Так, из трех тысяч приглашенных на наш эксперимент, только десять человек оказались наделены необходимыми качествами. А ведь искали мы таких людей далеко не на улицах...
       В дверь тихо поскреблись, вернее - коротко постучали отращенными ногтями.
       -- Алина, войдите! - пригласил профессор. В кабинет вошла девушка лет двадцати пяти. Следом за ней потянулся шлейф из нежного букета фиалки, амаранта, мускатной розы, дамасской сливы и магнолии. Этот аромат ни с чем не спутать - "Dior J Adore", искусственное воплощение женской красоты и легкости.
       - Знакомьтесь - это Алина, моя помощница... боевая подруга, так сказать, -- после этих слов Николай Владимирович как-то неуверенно и криво улыбнулся. - Она проведет вас к месту проведения эксперимента. Но, не сейчас, а чуть позже, - поспешил добавить профессор, когда мужчины собрались было двигаться к выходу, приняв слова Николая Владимировича за приглашение продолжить тесты.
       - Прежде чем мы приступим, - продолжал Федорцов, - хотелось бы рассказать вам побольше о нашем исследовании.
      
       Мужчин начинает утомлять затянувшееся путешествие по непонятным катакомбам университета. В отличие от верхних этажей, совмещающих в себе дореволюционную роскошь и современную практичность, здесь, в подвале, царит стереотипная совковщина - серая, полутемная и пустая. Так что у мужчин возникает ощущение, будто их отправили в прошлое и ведут сейчас к некой государственной тайне. За этими мощными дверьми легко могут скрываться засекреченные архивы или экземпляры не прошедшего испытаний оружия. Здесь могут держать запрещенные рукописи Булгакова или редкие военные кинохроники. Половину века назад в таких вот казематах вполне могли строиться планы по уничтожению СССР.
       Тайны, кроющиеся за этими стенами, манят, интригуют, однако в конце всего пути мужчин может ожидать и разочарование.
      
       - Синдром Стендаля - это не обычное психологическое расстройство. Оно проявляется только тогда, когда вы находитесь под воздействием шедевров живописи. В некоторых случаях приступы синдрома вызывала музыка периода романтизма. - Николай Владимирович снял очки, потер переносицу, взял со стола лист бумаги, быстро пробежал по нему взглядом и продолжил:
       -- Его также называют Флорентийским синдромом, "лирическим" синдромом. Но свое самое распространенное название он получил, благодаря, собственно, самому Мари-Анри Бейлю, известному под псевдонимом Стендаль. В тысяча восемьсот семнадцатом году Стендаль описал свои впечатления после посещения церкви Санта-Кроче во Флоренции. Он говорил, что испытал чувство ничтожности рядом с шедеврами живописи. Картины так захватили его, что Стендаль потерял ощущение реальности. Он был и воодушевлен, и подавлен одновременно. Есть люди, которые падают в обмороки, других начинают мучить галлюцинации. Приступы могут быть как легкими, так и тяжелыми. Процент людей, подверженных такому... заболеванию, психологии еще не известен. Но, - профессор многозначительно глянул на мужчин, - целью нашего эксперимента является не это.
      
       Алина оглядывается через плечо и ловит на себе внимательные взгляды, резко поднявшиеся по спине к половине ее лица. На девушке строгий костюм из хлопка от "Jason Wu": в классическую серую клетку, шорты и жакет. Черная блузка с воротником-галстуком из полиэстера и вискоза. На сгибе левого локтя висит сумочка от "Louis Vuitton" - коричневая кожа страуса. В правой руке девушка держит планшетку с листами и ручкой.
       Алина то и дело поглядывает назад, как бы показывая мужчинам, что она все еще с ними, что не забывает о гостях. Но на самом деле девушке нужны их взгляды. Спиной она впитывает внимание, оценивает к себе интерес. Поправляет волосы, собранные в аккуратный пучок на затылке, так что ни один волосок не торчит. Опускает взгляд на планшет, но смотрит не на прикрепленные к нему листы, а проверяет свой французский маникюр: не поцарапался ли случайно белый лак марки "Dior", не отломился ли уголок квадратного ногтя.
       Вся эта одежда, короткий шаг, уверенная походка, идеальная осанка - не для простой помощницы профессора. У мужчин начинают появляться сомнения, что Алина - обычная аспирантка.
      
       - Мы специально подобрали людей образованных, творческих. Тех, кто способен заглянуть за... "кулисы" картины или музыкального произведения. Увидеть в них не только отдельные ноты или мазки, но и проникнуть внутрь красок и звуков, ощутить это творение душой самого автора... - Николай Владимирович вдруг замолчал, оценивающе осмотрел Алину с ног до головы. Та в ответ вопросительно глянула на профессора, проверила свой наряд на наличие изъянов, а затем улыбнулась и беспечно уставилась в окно.
       Федорцов, будто о чем-то вспомнив, продолжал:
       - Среди вас присутствуют и музыканты, и актеры, и художники, и модельеры. Все вы так или иначе связаны с искусством, вы живете творчеством, украшаете мир вокруг нас: ученых, работяг, клерков... Потому как остальным, увы, в области творения дороги закрыты...
       Профессор несколько секунд изучал свои сцепленные на животе пальцы, собираясь с мыслями. Глянул на серьезные лица мужчин, внимательно и нетерпеливо смотрящих на Николая Владимировича. Выждав необходимую паузу, Федорцов вздохнул и продолжил:
       - Не стану вас больше утомлять. Прошу, Алина, проводите товарищей. А я на некоторое время избавлю вас от своего... присутствия. - Профессор хитро улыбнулся и, дождавшись, когда девушка станет выводить эксперементуемых из кабинета, повернулся к столу. Затем, вдруг вспомнив, крикнул в коридор:
       - Алина! Вернитесь, пожалуйста, на пару слов!
       Николай Владимирович подождал пока помощница подойдет к нему на достаточно короткое расстояние и тихо, заговорчески сказал:
       - Прекрасно выглядите. Честно говоря, я вас сразу и не узнал.
       Алина кокетливо подмигнула.
       - Мне хотелось еще раз проверить, все ли вы запомнили? Это наш, пожалуй, единственный шанс. Не хотелось бы его упускать.
       - Я вас не подведу, доктор, - ехидно мурлыкнула в ответ девушка.
       - Профессор, Алина, профессор, - чуть раздраженно поправил Федорцов. - Дорогу не забыли? Здесь такие лабиринты...
       - Я помню. Плюс - у меня есть план, - Алина показала на планшет.
       - Ну, тогда удачи!
      
       Тяжелая металлическая дверь открывается на удивление бесшумно. Двое мужчин в форме охраны отходят от двери, давая возможно группе пройти внутрь одной из успевших заинтриговать их комнат. Лампы медленно загораются, поэтому то, что находится внутри, все еще скрыто завесой полумрака. Где-то издалека доносится музыка, в которой едва можно было узнать "Симфонию Фауста" Листа.
       Алина проходит вглубь комнаты и останавливается посередине. Свет становится более ярким и на стенах вырисовываются очертания картин. Охрана тихо закрывает дверь, и серый коридор как будто исчезает в другом измерении.
       Еще несколько секунд - и из полумрака на свет выныривают краски полотен. Комната оказалась полностью лишенной мебели, но этот недостаток в полной мере восполняется богатством стен, от пола до потолка увешанных картинами. Холсты усеяны так густо, что просвета между ними почти не видно. Так что, передвигаясь вдоль изображения, взгляд доходит до его границы и незаметно переключается на соседнее полотно. Создается впечатление, будто все четыре стены комнаты - одна сплошная картина, созданная совместно руками великих живописцев минувших эпох.
       Алина не отрывает взгляда от своих блестящих туфель.
       Экспериментуемые словно погрузились в глубины мирового океана после затянувшегося плавания по грязной реке. Почти сказочный, насыщенный, притягательный "подводный" мир смыл с души налет повседневности, позволив мужчинам прикоснуться к самой своей сути, осознать ее и слиться с ней в один разноцветный поток. Перенасыщенные восторгом взгляды жадно скользят по полотнам Ван Гога, Микеланджело, Боттичелли, Караваджо, да Винчи... Сжатые в тугой кокон от ожидания, изолированные от внешних воздействий сердца сейчас раскрылись и словно сухая губка впитывают эмоции и краски, выплеснутые художниками на свои творения. Образы одной картины как будто перетекают в другую, в третью, и так до тех пор, пока не заполнят собой все холсты. От этого возникает головокружительное чувство. Образы движутся, перетекают в разные формы, хочется дотронуться до них и нырнуть в глубокий водоворот...
       Несколько мужчин упали на колени.
      
       "...Я видел шедевры искусства, порожденные энергией страсти, после чего все стало бессмысленным, маленьким, ограниченным, так, когда ветер страстей перестает надувать паруса, которые толкают вперед человеческую душу, тогда она становится лишенной страстей, а значит, пороков и добродетелей...
       ...Поглощенный созерцанием возвышенной красоты, я лицезрел ее вблизи, я, можно сказать, осязал ее. Я достиг уже той степени душевного напряжения, когда вызываемые искусством небесные ощущения сливаются со страстным чувством..."*
      
       Профессор Федорцов следит за происходящим через монитор в комнате видеонаблюдения охраны. Он не спешит вести протокол эксперимента, лишь делает короткие заметки в своем блокноте, а остальное можно будет подробно проанализировать по записи. Главное сейчас - не отвлекаться и в полной мере насладиться итогом долгой работы, заключавшейся не столько в подборе кандидатов и тестов, сколько в переговорах на доставку ценнейших картин из хранилищ европейских галерей и музеев.
       Действие, происходящее на экране, и правда впечатляет. Комнату как будто охватывает волна легкого безумия, словно кто-то запустил в нее галлюциногенного газа. Мужчины, только что с восторгом и любопытством рассматривающие драгоценные полотна, при этом сохраняя важный вид ценителя и знатока живописи эпохи ренессанса, вдруг лишаются физических сил и рассудка. Одни встают на колени и простирают руки к холстам, глаза лихорадочно блестят, а губы двигаются в беззвучном шепоте. Другие пытаются то ли обнять картины, то ли проникнуть внутрь зачарованного холста, но жадные пальцы скользят по прочному защитному стеклу, не давая возможности этого сделать. Один из экпериментуемых лежит на полу и разводит руками словно птица своими крыльями, а другой скорчился в углу и, возможно, потерял сознание.
      
       Алина, словно статуя замершая по наставлению профессора, вдруг оживает, когда Федорцов отдает ей приказ через наушник. Девушка обводит растерянным взглядом лишившихся рассудка мужчин и вопросительно смотрит на один из углов, где расположена камера видеонаблюдения. Затем Алина медленно приседает, будто опасаясь, что свихнувшиеся накинутся на нее, если заметят резкое движение, и кладет сумочку с планшетом на пол. Рядом ложится и черный галстук. После этого девушка так же медленно поднимается и, глядя только на свои руки, начинает расстегивать блузку. Пальцы уверенно перебираются с пуговицы на пуговицу, хотя душа Алины успела спрятаться в пятках, когда вокруг нее стали раздаваться стоны, сбивчивый шепот и даже короткий вой. Однако ее профессиональные качества быстро берут верх, и когда блузка легко соскальзывает по рукам и спине на пол, Алина высоко поднимает голову и расправляет плечи. Холодные глаза, привыкшие к свету софитов, мгновенно выбирают точку на стене и теперь даже не замечают творящегося вокруг сумасшествия. Алина переступает через шорты в серую клетку и не спеша обходит комнату. Полная грудь колышется в такт движениям, острые соски нацелены в разные стороны.
       Когда загорелые ягодицы девушки, обтянутые полупрозрачными розовыми трусиками "Stola", проходят мимо стоявших на коленях мужчин, что-то происходит. Экспериментуемые замирают, во взгляды возвращается сознание. Мужчины переводят взгляд с картин и провожают легкий силуэт Алины, медленно кружащий по комнате. Глаза ее все так же холодны, но сквозь привычную бесстрастную гримасу пробивается росток улыбки. Девушка касается головы упавшего в обморок и тот, с восхищением в глазах, поднимается на ноги. Страх Алины растворяется где-то в каменном полу, теперь она на своей сцене и с полной уверенностью может считать себя королевой. С чувством торжества она обводит взглядом потускневшие полотна и останавливается на камере.
      
       Николай Владимирович закрывает блокнот, расслабленно откидывается в кресле и одобряюще кивает не видящей его девушке. На положительный результат профессор почти не рассчитывал. Так что сегодня же вечером необходимо будет пересмотреть всю исследовательскую работу по социально-культурным тенденциям в обществе. Теперь фрагменты общей картины сходятся. Будет, над чем поразмыслить.
      
       * Стендаль "Рим, Неаполь и Флоренция"
      
       02.07.2013
      
      
      

    68


    Харитонов Р.А. Марфа   12k   "Рассказ" Проза


    Марфа

      
       Светлана присела у края берега и попыталась достать кончиками пальцев до воды.
       -Тише, тише! Ты что?! - Я испуганно схватил её под локоть. - С ума сошла! Берег ведь скользкий. И глубоко к тому же. Не успеешь оглянуться, как унесёт. Смотри течение какое.
       Течение здесь было и в самом деле страшноватое. Не сказать, чтобы особо быстрое, но какое-то неумолимое, неотвратимое как смерть. Ледяная до черноты вода плотной массой ползла вниз по течению. Туго закручиваясь и волнуясь, рокочущим потоком она тяжело упиралась в крутой обледеневший берег, неохотно отталкивалась от него, создавая медленные водовороты, затем обволакивала, упрямо гнула мёртвый камыш немного ниже по течению и неудержимой, мощной лавиной катилась дальше.
       Меня передёрнуло. Я оторвал взгляд от реки и огляделся. Картина вокруг была также на редкость безрадостная. Внезапное похолодание словно навеки заморозило серость и унылость поздней осени. Я крепко обнял Светлану за плечи и повел её обратно в дом. По промёрзшему, похрустывающему инеем берегу к узкому просвету в густой паутине заиндевевших прибрежных кустов, где начиналась тропинка, окаймлённая чёрными скелетами деревьев. Меня снова передёрнуло.
       Внезапно из прогалины, к которой мы уже почти подошли, выкатился долговязый щенок. Мы остановились. Щенок, заваливаясь задом и путаясь в лапах, весело побежал по берегу вдоль кустов. В ту же секунду за ним выскочила Марфа. Взглянула на меня, виновато вильнула хвостом и припустила за щенком. Я невольно заулыбался, глядя как она нервно суетится вокруг него.
       Я подобрал Марфушу таким же длинноногим, нескладным щенком лет восемь назад. Уже восемь! А ведь для немецкой овчарки роды в таком солидном возрасте, да ещё и первые - это только кесарево. А остаться после них живой-здоровой, дав жизнь такому же здоровому щенку, - так просто чудо.
       Я смотрел, как моя Марфа беспокойно крутится возле щенка, и продолжал улыбаться. После кесарева она не вставала три дня. Я ночами не спал, ухаживал за ней, думал, не выживет. Но, к счастью, обошлось. Однако Марфа, несмотря на свои мучения, к щенку все эти дни никого не подпускала. Даже меня. Да и сейчас не подпускает, хотя прошло уже больше трёх недель. Смотрит настороженно, исподлобья и молча скалится.
       А на днях, когда я всё же осмелился потрепать щенка, Марфа опустила голову и глухо, протяжно зарычала. Я чуть не заплакал от неожиданности и обиды. Я, конечно, понимал, насколько силён будет материнский инстинкт у немолодой собаки, впервые познавшей материнство, но всё же... Правда, после этого она весь день виновато ходила за мной и жалобно заглядывала в глаза. Хотя до этого случая она ни разу не рычала на меня, ни разу! Даже после того, как года три назад я её с перепуга довольно сильно отлупил за то, что она выскочила на дорогу прямо под колеса машин. Ну, мы с ней тогда, в общем-то, оба очень сильно перепугались. Марфушку даже рвало от пережитого потрясения.
       Я всё смотрел на суетящуюся вокруг щенка мамку и улыбался. Светлана тактично молчала, и я не сразу заметил, что она дрожит под моей рукой.
       -Ох, извини. - Спохватился я. - Побежали.
      
       В доме было натоплено. Я даже крякнул от удовольствия. Светка вдруг спохватилась, что забыла купить щенку молока с утра, укуталась потеплее и побежала в магазин.
       -Буду через десять минут. - Сказала она, чмокнув меня в щёку.
       Я улёгся на диване, включил лампу и раскрыл книжку. Читать не хотелось. А не хлопнуть ли рюмашку для настроения? Минуты две я боролся с соблазном, потом решительно закрыл книгу и встал. Не успел я сделать и шага к буфету, как внезапно слух резанул душераздирающий, захлебывающийся лай. Меня словно током ударило. Марфа! Я отшвырнул книгу и бросился к двери. Со всей силы врезался в косяк, кое-как засунул ноги в калоши, в панике запутался в ватнике, выругавшись, отшвырнул его в сторону и выскочил во двор.
       Сводящий с ума, полный отчаяния и страха лай впивался в мозг, напрочь отбивая все мысли. Я мчался по ледяной траве, оскальзываясь и матерясь, сбивая с деревьев иней и обламывая чёрные ветки. Выскочив на берег, увидел, как Марфа с безумными глазами отчаянно мечется по берегу. Я подбежал и сразу же всё понял. Неуклюжий щенок, видно, подобрался слишком близко к краю обледеневшего берега, поскользнулся и упал в студёную воду. И теперь его, отчаянно барахтающегося, река медленно тащила вниз по течению.
       -Как же это ты, а? - Немного успокоившись, спросил я, обращаясь к мечущейся под ногами Марфе. - Не уследила. Эх ты, мамаша.
       Я попытался достать щенка, но не тут-то было. Берег был немного выше, чем мне казалось, а щенок немного дальше, чем надо было. Я занервничал: вода была очень холодная, а щенок ещё слишком мал. Он уже вяло барахтался, изо всех сил вытягивая шею.
       -Как же это? - Растерялся я. - Как же ты так? Ну, ничего страшного. Сейчас вытащу, сейчас, успокойся.
       Марфа судорожно металась, захлебываясь истерическим лаем. Опустившись на колени, я снова протянул к щенку руку, но опять не дотянулся. Я смотрел, как течение медленно уносит его, и не мог сообразить, что же делать дальше. Щенок, вытаращив глаза, беспомощно перебирал лапками, и видно было, что надолго его не хватит.
       И вот тут я испугался. Чертыхнувшись, я вскочил, пробежал немного ниже по течению, чтобы схватить щенка, когда его будет тащить мимо, вновь встал на колени и приготовился. Вот сейчас. Я вытянул руку. Ещё чуть-чуть, ещё, ещё...
       И не удержался.
       Колени заскользили по покрытому ледяной коркой берегу, я судорожно взмахнул руками и сорвался в чёрную воду. Тысячи ледяных игл вонзились в меня, таких пронзительно холодных, что зашлось сердце, потемнело в глазах, и я чуть было не потерял сознание. На несколько мгновений я перестал что-либо видеть и соображать. Вынырнув, схватился за крутой берег, попытался подтянуться, но руки соскользнули, и я опять с головой ушёл под воду.
       Дна не было. Жадная река, подмывая берег, выела в этом месте глубокие и долгие ямы. Калоши, полные воды, сразу же унесло течением. Я в панике захрипел, заколотил руками по воде, снова вцепился в берег, хотел опять подтянуться, но руки снова соскользнули. Я пытался выкарабкаться на берег вновь и вновь, но каждый раз срывался в воду. Тело начало неметь.
       -Спокойно, - лихорадочно зашептал я себе, - спокойно, не паникуй.
       Что есть силы я вцепился в берег, приник к нему и замер, чтобы не сорваться. И только сейчас сквозь пульсирующий шум в ушах услышал над собой сумасшедший лай. Щенок! Я осторожно повернул голову и увидел, как его, уже почти не сопротивляющегося, уносит вниз по течению.
       Вдруг что-то горячее так сильно ткнулось мне в ухо, что я чуть не соскользнул в воду. Огромные, полные ужаса глаза Марфы глядели на меня в упор. В ту же секунду она сорвалась с места, понеслась вниз по берегу, потом словно натолкнулась на стену, заметалась на месте и вновь кинулась ко мне.
       -Ничего, ничего, - прошептал я ей. Губы уже переставали слушаться. - Всё будет хорошо, Марфуша. Всё будет хорошо.
       Марфа словно обезумела. Она молча металась по берегу, из пасти доносились только какие-то хрипящие, булькающие звуки. Её неистово бросало то ко мне, то к уносимому течением щенку.
       -Ты беги, - бормотал я ей, пытаясь хоть ещё немного подтянуться на онемевших руках, - беги, давай, беги. Спасай его, я справлюсь.
       Марфа как будто поняла меня и в одно мгновение исчезла из поля зрения. Ни рук, ни ног, ни тела я уже не чувствовал. Я прижался к берегу, вцепившись в него изо всех сил, приник к нему лбом и думал о том, что если сорвусь, то вряд ли уже выкарабкаюсь. Хорошо, что я без ватника. Сейчас уже Светка должна обратно идти, может, услышит? Хотя, вряд ли. Марфа что-то молчит. Мысли текли вяло и неохотно. Надо было какой-нибудь палкой доставать, что же это я?
       В глазах начало темнеть. Из последних сил я держался на скользком выступе этого вроде бы и не сильно крутого, но такого непреодолимого берега.
       И когда, почти ничего не видя и не слыша, я уже терял сознание, я вдруг почувствовал, как кто-то решительно схватил меня за рукав и рванул кверху.
      
       Очнулся я на полу возле дивана. Голова не соображала. Я не помнил, как я добрался до дома. В памяти остались только колышущийся туман да какие-то смазанные, неясные картинки. Помнилось более-менее отчётливо, как меня втащили в дом, в лицо ударил горячий воздух, и я потерял сознание.
       -Светка? - Просипел я.
       Никто не откликнулся. Я оглядел комнату, но она была пуста.
       -Свет? - Снова прохрипел я. Тишина.
       Внезапно я почувствовал, как под боком что-то зашевелилось, опустил взгляд и увидел прижавшуюся ко мне Марфу. Я машинально погладил ее по голове. Марфа подняла голову и слабо вильнула хвостом.
       -Ну как ты? - Так же слабо улыбнулся я ей.
       Она молчала и, не мигая, глядела на меня. Целую секунду я смотрел в её неожиданно пустые глаза, а потом всё вспомнил. Вспомнил, что не было никакой Светки. И не было никого другого. А была моя Марфа, которая вцепившись в меня мёртвой хваткой, сантиметр за сантиметром вытаскивала меня на берег. А потом, рыча от натуги и выбиваясь из последних сил, тащила, тянула, волокла меня в дом. И затем измученная, дрожа от усталости, приникла ко мне, пытаясь согреть меня своим теплом.
       -Марфа... - Голос мой сорвался, я притянул её к себе и крепко-крепко обнял. - Марфочка ты моя. Марфушка.
       Слёзы навернулись на глаза, я обхватил ладонями её голову и прижался к ней лбом. Глаза у Марфы были закрыты.
       -Марфушечка... - снова прошептал я.
       И тут до меня дошло.
       Я вновь как будто окунулся с головой в ледяную чёрную воду, сердце на секунду захолонуло, а потом бешено застучало в висках. Я снова судорожно оглядел комнату. Никого. Ни единого звука.
       Я в ужасе посмотрел на Марфу. Её морда лежала в моих ладонях, глаза по-прежнему были закрыты. И вся она была какая-то обмякшая и неживая.
       -Как же это, Марфуша? - Залепетал я. - Как же это, а?
       Дрожащими руками я принялся гладить её морду. Марфа неподвижно и равнодушно лежала рядом. И тогда меня затрясло. Я схватил свою собаку, уткнулся в неё лицом и заплакал.
       -Марфуша, - шептал я в её густую шерсть, - прости меня, Марфуша. Прости.
       Я обнимал её, целовал в закрытые глаза, в горячий сухой нос, крепко прижимал её голову к груди, потом опять целовал и снова обнимал, и лепетал что-то, снова и снова прося прощения. Я даже представить себе не мог, что же чувствовала, что пережила в тот момент, там, на берегу, моя Марфа? Я мог только плакать и просить прощения.
       Марфа не шевелилась и покорно выносила все мои терзания. Она просто молча и бездвижно лежала, обмякшая и безучастная, по-прежнему закрыв глаза. А я всё гладил её лицо и тихо плакал. От жалости к ней, пожертвовавшей ради меня своим первым и последним ребёнком, от осознания той глубины любви, которой я и не подозревал в моей собаке, а также от злости и бессильной ярости на самого себя.
      
       Сквозь пелену слёз я увидел, как в распахнутые двери стремительно ворвалась Светлана и испуганно застыла на пороге.
       -Что тут у вас случилось? - Голос её звенел от волнения. - Я тут шла...
       Она неожиданно замолчала, испуганно разглядывая нас с Марфой, потом, ни слова не говоря, распахнула куртку и вытащила что-то из-за пазухи. Я безразлично подумал, что щенку это молоко уже вряд ли понадобится.
       Но внезапно Марфа судорожно напряглась и стремительно вскочила. Я испуганно отшатнулся и увидел, как её неистово заколотило, но в ту же секунду она обмякла и тяжело осела на пол. Я в панике рванулся к ней.
       И замер.
       -Я шла из магазина, - тихо говорила Светка, такая милая, любимая моя Светка, - слышу, визжит кто-то. Подбегаю, а он в камышах запутался...
       Но дальше я уже ничего не слышал. Я, стиснув зубы, пытался проглотить противный комок в горле и глядел на свою собаку. Она же, мелко дрожа, тихо лежала рядом и не сводила глаз со щенка, который, смешно качаясь на неверных лапках, радостно повизгивая, шёл к ней.
       Я просто сидел, обессиленно привалившись к дивану, и смотрел на мою Марфу.
       Вы когда-нибудь видели, как плачет собака?

    69


    Фэлсберг В.А. Песнь на двух языках   10k   Оценка:2.48*9   "Рассказ" Лирика

      Метель ерошит мою белосолнечную шевелюру. Ты достаешь из машины багаж. Расцеловав, отдаю укутанную Лапочку в твою правую руку. В левой - чемодан. Ты предо мной безоружный. Быстро опушивающаяся снежинками вишневая рубашка раскрывает черные кудри. Я впускаю в них пальцы и льну к твоему плечу.
      - Брысь! - ты говоришь.
      - Мм, - я хнычу, - тааак не хочется оставить тебя на два дня...
      - ...другим! - ты дразнишься. - Смотри, сама не споткнись!
      - На таких не падают, - я под распахнутым пальто напрягаю свои, как ты дразнишься, точеные из слоновой кости ноги в трико безупречных очертаний.
      - Наоборот, именно на белых падкие, аж жуть: вся смуглая живность - испанцы, итальянцы, францы...
      Я запираю твой рот, алчно вдыхаю из него все ехидности, что могли б еще следовать, хватаю сумку и брусь в родной аэропорт.
      Скоро приходит сообщение. Всмех отзваниваю:
      - Да я ж тебя еще больше!
      
      *
      
      Громадный аэропорт. Меня встречают и доставляют в гостиницу. В вестибюле здороваюсь с некоторыми участницами возле бара и направляюсь в свою комнату.
      Все живут в уютных двухместных номерках. У меня отменная сокомнатница: хохотливая пожилая россиянка. Притом не очень в ладах с английским и рада переводчице с прибалтийским акцентом.
      
      *
      
      Вводная сессия начинается в пять. Сразу замечаю его. Помимо седого хозяина семинара - единственный мужчина. Смуглый, кудрявый, с проседью на висках. Прилегающая рубашка обтягивает рельефные плечи. Обнаженные улыбкой перламутровые зубы слишком ослепительны, чтоб быть естественными.
      Мое место у круглого стола - прямо напротив него. Сажусь, скрещиваю ноги, подтягиваю вперед мини-юбку и устраиваюсь наискось, чтоб не пялиться на него все время.
      Поочередно представляемся. Он грек. Важный, из международного комитета. 'Любите и лелейте его!' - хозяин подшучивает.
      
      *
      
      Ужин в ресторане. Являюсь с опозданием. Все оборачиваются на меня. Он - в изящном костюме, сударыни - кто еще в спортивных штанах и свитере, как на семинаре, кто нарядилась в джинсы и футболку. Я так не умею. Мое аскетично замкнутое коктейльное платьишко обнажает, как ты дразнишься, чульи швы со стройных каблучьев по самый скандал.
      Выискиваю свободное место. Одно рядом с ним. Перламутрово-зубастая улыбка слишком сердечна, чтоб быть естественной. Не решаюсь направиться туда, но он встает и отодвигает стул.
      Треплемся с окружающими дамами. Избегаю нечаянного обращения к нему. Но ловлю себя на том, что говорю для него. Я очень остроумна.
      Он крайне остроумен.
      Приходит сообщение. Улыбаюсь и отвечаю.
      
      *
      
      После ужина все рассасываются по номерам. Мы с русской - в староград. Заснеженная средневековая постройка за месяц до Рождества уже сказочно высвечена, и я чувствую себя вне реальности.
      Неподалеку встречаем хозяина с ним. Продолжаем путь вчетвером.
      - Что это за памятник? - я спрашиваю хозяина.
      Чувствую легкое прикосновение к плечу:
      - Я тебе расскажу!
      Минуточку серьезно слушаю. Потом уже несерьезно. Он ничего не знает о памятнике.
      Всю остальную прогулку до полуночи хохочу. Он все рассказывает, рассказывает - обо всем, что видим. И все это неправда. Он несет, как ты: полную чушь, остроумно, мило и изящно.
      Он открывает дверь даме, подает руку - не мне одной. Приятно, но не мелочь.
      'Доброй ночи' дружески сдержанно. Сердечно-перламутровая улыбка - естественна.
      
      *
      
      Следующий день - практика в манежной пыли. Эластичные джинсы натягиваю не только ради удобства: моим ногам на пользу неусовершенствование их очертаний.
      В деле я дока. Лучше евротряпочниц. Он видит это. Я хочу, чтоб он меня видел все время.
      Он очень видит меня. Все время.
      
      *
      Ужин в ресторане. Являюсь с опозданием. На меня оборачиваются все. Я в пурпуре, разрезанном до чульего кружева. Мои беломраморные плечи к концу осени загорели, как ты дразнишься, до черна слоновой кости.
      Джинсов и футболок сегодня меньше: и другие участницы переоделись в женщин.
      Выискиваю место. Одно находится искоса напротив отворотов его смокинга. Я отодвигаю стул. Он встает и склоняет голову. Перламутровая улыбка слишком естественна, чтоб быть просто сердечной.
      Беседуем с окружающими дамами. Говорю без нужды громко. И его слышу хорошо.
      Мы предельно остроумны.
      
      *
      
      - Позволите пригласить ваши шпильки потоптать заметенный староград?
      - Единственный способ узнать: пригласить!
      
      *
      
      После недолгой прогулки вьюга заметает нас в теплую кофейню. Греемся горячим вином. Он говорит все время.
      Ненавязчиво играет рояль.
      Вдруг его пальцы ненавязчиво играют на моем белосолнечном запястье. Это не мешает беседе. Я хохочу все время напролет.
      - Можно мне закурить? - он обращается за разрешением, как всегда.
      - А мне?
      Он закручивает и мне косячок своего ладана. Вообще-то, я не курю. Однако ж его дым превкусён.
      Сердечная естественно-перламутровая улыбка вдруг превкуснá. Это на миг прерывает беседу.
      Приходит сообщение. Улыбаюсь. Отвечу позже.
      
      *
      
      - Не замерзла? - он спрашивает в лобби, осторожно стряхивая с меня снег.
      - Не-а, - я лгу.
      - Позволишь мне показать свой номер?
      - Могу показать и наш - у всех же одинаковые!
      - Не у всех, свой я утром сменил. На люкс, - он лукаво смотрит мне в глаза.
      - Не хватало крутизны?
      - Жду гостей...
      - В столь поздний час лютым зимним вечером?
      - Северяне. Тьмы и стужи не боятся.
      - А мы успеем разведать твой люкс до гостей?
      - Наш.
      
      *
      
      Будуар королевский.
      Звучит сиртаки: мило штамповый сувенирчик мне, мало знающей о его родине, от него, ничего не знающего о моей.
      На столе - ваза красных роз. Тринадцать!
      - Гостям, - он поясняет и зажигает свечи.
      Возле постели за тумбочкой шторка. Тяну за шнурок: раскрывается стеклянная стенка душа.
      - Тоже гостям? - я заигрываю. - Минуточку! - и проскальзываю туда, закрывая занавес.
      Течет вода. Я пишу весточку.
      
      *
      
      Беззащитная спина изгибается и дрожит под едва терпимо щекотными ласками - то увиливая, то влачась. Он обвивает мои руки вокруг своей шеи и играет на них кларнетом. Он пьет мои губы, уши, шею, плечи, межключичную ямочку, срывает красный занавес вниз и жгучей магмой над тундробелосолнечными сопками взвергает в алоснежные вершины. Потом легкой ватой поднимает меня и тяжелым золотом проливает по одеялу.
      В накаленных губах тает черный капрон. Блудные пальцы лихорадочно собирают пурпурно прекрасные волны всё выше. Мой сувенир: искомой завесы нет, лишь беспощадно алосеверное сияние в солнцеплюшевой оправе - просветление взору, утомленному южнознойным бордо в ночетёмном бархате.
      Меж чёрными кружевами безупречных очертаний под светотени свечей безудержно сыплется слепящий перламутр. В троне из слоновой кости по влажным от жажды губам льется песнь страсти чужим языком - сладко, горяще, пьяняще...
      
      *
      
      - Зайду в душ, - говорит он.
      - Это такой греческий обряд после блуда? - я дразнюсь.
      - После? Нет, между! - он аккуратно поправляет мне платье обратно на грудь. - Ты тем временем посмотри, что хочешь, - он включает телевизор, - но не вольна раздеться: не женский это труд!
      Переключаю телепрограммы. Приходит весточка. Я улыбаюсь и тихонько отзваниваю. Потом выключаю телевизор и... отрываю занавес!
      Плачущее стекло. Смеющий - темный, мускулистый, в мыльных кудрях с груди до упора, красив в своем немом расплохе.
      - ?!
      - Смотрю, что хочу!
      
      *
      
      Аэропорт. Толкучка. Еще слепым от скупых минут сна в кресле, взор нащупывает тебя...
      Вот! Среди толпы шуб и фуфаек - яркопурпурная рубашка с черными кудрями меж свободных пуговиц.
      Красные розы. Опять тринадцать! Вместе - словно на грядущий день рождения.
      Поцелуй долог, горяч и алчен.
      - Kак я ждал тебя! - ты шепчешь.
      - Хочу тебя! - шепчу в ответ.
      - Я доступен.
      - А Лапочка?
      - С мамой.
      - Я умру, пока она заснет.
      - Смотри, сама скорее не засни! - дразнишься ты.
      Едем. Я выкладываю. Тебе все интересно. Как улетела, как приняли, как разместили, как семинар, как...
      - Куда это? - я вдруг не пойму - и сразу же доходит. - Mы не домой?!
      
      *
      
      Будуар королевский. С джакузи посреди зала.
      - Минуточку! - я выскальзываю в санузел.
      Течет вода. Обмываясь, я с улыбкой киваю себе в зеркало:
      'До? Нет, между!'
      
      *
      
      Щекотные ласки под блузкой - едва терпимы. Tы обвиваешь мои руки вокруг своей шеи и играешь на них гобоем. Пьешь мои губы, уши, шею, плечи, межключичную ямочку, поднимаешь занавес над тундобелоснежными сопками с еще не остывшей алой магмой на вершинах хрупких кратеров...
      Приходит весточка. Ты улыбаешься:
      - Oго! Теперь он - нас?
      Mне не дразнится, я немо балдею.
      - И как он делал дальше?
      
      *
      
      В душисто лепестковом бутоне в глуби гречески мраморной долины вьется песнь любви родным языком - нежно, щемяще, пленяще...
      
      
      
      ***

    70


    Анариэль Р. Тинрахил Кошачьи Глаза   6k   "Рассказ" Фэнтези


    Тинрахил Кошачьи Глаза

      
       Было так. Сказано, что жил некогда могучий правитель, повелитель воинов, владелец каменных чертогов. Славны и достохвальны были его деяния, велики подвиги и победы, так что сказано о нем: "Слава его перед его именем".
       Одна забота лежала на сердце его: не было у правителя детей, одна лишь дочь. Всем была хороша Тинрахил, кроме глаз, что были цвета морских волн или же камня смарагда - оттого и прозвали ее Кошачьи Глаза.
       И сказано так. По смерти отца пришла дочь к людям совета, мужам оружия и доблести, и, молвив, рекла:
       - Как одна в оке зеница, так я - все сыновья и дочери отца моего. Ныне желаю я принять меч его, и власть его, дабы править землей сей и повелевать воинами.
       Неслыханные были то слова, и ответствовали восседавшие в совете:
       - Как станешь ты править и повелевать, о танну? Не меч, но прялка - вот твой удел.
       - Разве не бывало прежде жен либо дев, что правили бы землей и держали меч? - вопросила Тинрахиль.
       - Воистину, - отвечали ей, - слышали мы о таком. Была древле дева, что переоделась мужем и приняла меч. Но не было ей от того ни радости, ни счастья, ибо когда узнали люди правду, она заперлась в башне и сражалась, пока не умерла.
       Молвила гордая сердцем Тинрахил:
       - То пустые россказни, теперь послушайте-ка правду. Неужто не слыхали вы о владычицах, что правили великанами, Морским Народом? Не от них ли мой род? И по праву крови моей требую я власти.
       Сказал мудрейший из бывших там:
       - Не слишком ли ты высоко метишь, о танну? Смотри, как бы не уподобиться тебе Истар Утренней Звезде - в наказание за гордость пала она в море, и слезы ее стали жемчугом соленых вод.
       Сказал глупейший из бывших там:
       - Коли кровь твоя от владычиц Морского Народа, так и ступай ним и у них требуй власти, не у нас!
       На это Тинрахил ответила:
       - Раз в солнечный круг и кривая стрела попадает в цель. Быть по слову твоему. Отправлюсь я в Долину Цариц и потребую власти у праматерей своих и прабабок.
       И все умолкли и сделали знак от дурного глаза, устрашившись сказанного. Тинрахил же повернулась и пошла прочь. И никто, кроме старого слуги, не осмелился последовать за девой в дол мертвых.
       И плакали по ней как по усопшей, и приносили жертвы, однако через время - глядь! - вернулась Тинрахил из Долины Цариц, одна-одинешенька, но живая и невредимая, при мече дивном и чудесном, что сиял как Солнце, Луна и звезды.
       И онемели мужи совета, и стояли пред ней безъязыкие.
       - Вот, - рекла дева, - нашла я искомое, обрела чаемое, получила вожделенное. Ныне стану я володеть мечом, не прялкой, и впредь зовите меня кирт'анну, сиречь - "повелительница воинов". А кто не желает - выходи на бой!
       И никто не осмелился положить руку на рукоять, ибо сделалась Тинрахиль высока, прекрасна и грозна как древние изваяния. И только молвил слагатель песен:
      
       Будут долгими скорби после тебя,
       О женщина, подобная пламени!
       Будет долгой память о глазах твоих,
       Из-за тебя падут сыны королевские.
      
       Так приняла Тинрахил меч и всякого, кто противился воле ее, вызывала на поединок и убивала, ибо ужас входил в сердце их и останавливал кровь в жилах их. Правители и повелители воинов убивали друг друга из-за одного ее взгляда, и так начались в Девяти Землях смуты и междоусобицы, распри и нестроение, козни и ковы. Сын пошел на отца, брат убивал брата, и Солнце сокрыло лик свой из-за дыма пожарищ.
       Тинрахил же была горда и не желала мужа слабее себя. Всякого, кто домогался ее, вызывала она на поединок и всех побеждала.
       Как же умерла она? Нетрудно поведать об этом. Раз увидела она юношу с волосами черными, перевитыми золотом, с глазами, как угли, высокого и стройного как кипарисовая мачта, королевского сына, и вошла любовь в сердце ее, и грудь ее стеснилась. Однако как уступить, как сдаться? И пребывали с Тинрахил забота и сомнение, но вот что измыслила она. Сокрыв лицо, отправилась она к королевичу и говорила с ним, и вот что сказала:
       - Поистине, ныне страсти исполнено сердце мое, и любовью полнится душа моя. Отдам я тебе то, чего не добились владыки воинств и не получили повелители мечей, если сделаешь ты по слову моему и по воле моей. Приходи завтра к воротам моим и вызывай меня на поединок. Стану биться я не в полную силу, а в пол-силы, и будем равны, и когда увидят это люди, то скажут: "Вот, поистине прекрасная пара, орлица и сокол". И не стыдно мне будет стать женой твоей.
       И сделал юноша по слову ее: пришел утром на двор и вызвал Тинрахил на поединок. Но только стали биться они, как от удара королевичева меча меч Тинрахил переломился, и острие взлетело в воздух. И упав, острие пронзило самое сердце Тинрахил - и обагрились кровью одежды ее, прервалось дыхание ее и дом ее, обрушившись, лишился жильца.
       И сказали люди: "Поистине, не приносит добра принесенное от мертвых". И так приговаривают в Девяти Землях и по сей день.
      

    2002

      


    71


    Опалько Н.Е. Счастье с привкусом неизбежности   2k   "Миниатюра" Проза


    Зарисовка: "Счастье с привкусом неизбежности"

      
       Его чуткие пальцы легко скользят по моей коже. Его запах, терпкий и дурманящий, кружит голову. Прижимаюсь к нему - молчит. Молчание - одна из его отличительных черт. Закрываю глаза и прислушиваюсь к ударам его сердца. Сильное, спокойное, размеренное биение, которое мне никогда не нарушить. Раньше при одной мысли об этом душу скручивало ноющее чувство обреченности. Чувство неизбежности. Но не сейчас. Не в те редкие часы, когда он рядом.
      
       Глубоко вдыхаю. Стараюсь почувствовать его каждой клеточкой кожи, лишь бы запомнить и ухватить эти секунды. Немного, на самую малость, отпускаю себя и позволяю забыться. В такие мгновения я действительно счастлива, как бы это ни было нелепо. Забвение - самая большая ложь моей жизни, но такая сладкая. Быть может, я позволяю себе эти слабости только потому, что внутри все равно остается тонкая грань, за которую я себя не пущу. Ведь обещала: до первых слез, до первых несбывшихся надежд, до первого "люблю". К сожалению, я умею держать обещания. И умею убегать.
      
       Как же сложно не отвести глаза, когда он смотрит. Я не привыкла, чтобы мужчина так на меня глядел: в глазах нет ни страсти, ни нежности, лишь безмерное любопытство. Опять сжимаюсь в комочек и чувствую себя ребенком. Снова хочется назвать его на "Вы" и на всякий случай извиниться. Когда же пройдет эта глупая привычка? "Мне нравится, что Вы больны не мной". Может, и нравится.
      
       Смотрю на него, и он кажется чудом. Только вот разум любезно подсказывает, что именно происходит здесь и сейчас - измена. Заглядываю глубже в эти удивительные глаза - и не верится, что он на такое способен. Мысли привычно сворачиваются в тугой клубок, лишь бы не развивать эту тему. Все пустое, я знала, на что иду. Если и быть с грешником - то только его грехом. Выдыхаю и начинаю возвращаться в реальность.

    72


    Горностаев И. Повествование об эльфийке...   20k   "Глава" Фэнтези

      ПОВЕСТВОВАНИЕ об эльфийке Мариэльлель, светообразе,выступившей в качестве фотомодели подгорных гномов, и о человеке умелом подмастерье Кевларе, оказавшимся волею чар на некое время господином своему хозяину, мастеру серебряных дел гному Фавлину
      
      Глава I, повествующая об образе жизни и нраве эльфийки Мариэльлель
      
      Солнце еще не показалось над горизонтом, и потому налипшие снаружи на оконное стекло светлячки, привлеченные волшебным запахом ароматической свечки, продолжали исправно озарять спальню неярким нежно-фиолетовым сиянием, возвещая, что за окном ещё сумерки. Мариэльлель проснулась необычно рано. Просто вчера они со светообразом Дзикерэлль, встретившись во время шопинга пообщались в одной кафэшке, а к вечеру Мариэльлель стало дурно. Наверно, от круасана с кремом, хотя Мариэльлель не исключала, что неподруга тайно что-нибудь пошептала над чашечкой сливок. В любом случае, пришлось отказаться от ежевечерних развлечений, принять несколько оздоровительных заклинаний, и отправиться в свою "берложку", где, выпив для верности заговорённый гоблинский бальзам, эльфийка забралась под теплое меховое одеяло. Зато теперь она чувствовала себя абсолютно замечательно.
      "Как не вовремя убежали ночные грезы", - дремотно подумала девушка, глядя на светлячков. - "Что же теперь, попытаться заснуть, или вставать совершенно?" Для разрешения вопроса Мариэльлель прибегла к любимому способу. О, это не разглядывание хрустального шара и уж тем более не переворачивание на блюдце фарфоровой чашечки с остатками кофе для разрисовывания гадательной гущей внутренних стенок сосуда. Приподнявшись на локте молодая эльфийка взяла наполненную драгоценными камнями вазочку для конфет и высыпала каменные брызги на прикроватный столик. В неярком полыхании маленького желтого язычка пламени ароматической свечи радужные огоньки на белоснежной накрахмаленной скатерти заблистали поразительным, никогда не виданным эльфийкой прежде узором.
      Мариэльлель владела магией чуть выше среднего уровня, поэтому смогла прочесть предсказание драгоценностей на ближайшее время: "Успех сопутствует гламурным. Не бойтесь использовать объекты техники, работающие с применением магии. Возможно, вам предложат интересную работу. Всячески приветствуются юмор и легкая эротика". Необработанный кристалл сапфира размером с детский мизинчик (шестигранник мутно-малинового цвета) навалился на окатыш розового кварца, и девушка так и не сумела определиться, что сулит это положение: ослепительно-необыкновенный секс или небывало увлекательный шопинг? В любом случае - пора вставать!
      И вот одеяло бесстрашно откинуто прочь; обворожительные маленькие ступни щекотно утонули в лежащей на полу светло-бежевой шкуре гигантской северной лисы: утро началось!
      Прекрасное тело, с одним недостатком, который сама эльфийка не считала таковым: она была "пышечкой" в эльфийском понимании; порой принимали за умученную лечебным голоданием человеческую женщину. Но зато часто приглашали для демонстрации нарядов, пошитых для людей, где она всех поражала гибкостью тела.
      Теперь принять душ или понежиться в небольшом фарфоровом водоёме? Мариэльлель провела ладонью по телу: кажется, рыбкам нет пищи. Эти замечательные маленькие хладнокровные создания с золотистой чешуёй и серебристыми плавничками, обычно живущие в небольшом аквариуме, будучи запущены в ванну, бесстрашно набрасывались на любые неправильности, которые обнаруживали на погруженном в теплую воду живом теле, поэтому кожа Мариэльлель всегда была безупречна: ни одного волоска. Только от переносицы через макушку к затылку шла узкая полоска. Прическа а-ля конская грива, по последней моде. От атак рыбок этот волосяной гребень сохранял волшебный заговор, раз в неделю накладываемой известной магиней, занимающейся только цирюльным волшебством.
      Мариэльлель подошла к ванне и доброжелательно похлопала узкой ладошкой висящую на кронштейне змею. Удавчик моментально засунул голову в воду и, изогнувшись крюком, принялся прогонять жидкость через длинное, мускулистое тело, выбрасывая профильтрованную воду под сильным напором. Эльфийка встала под тёплую струю.
      Выскочив из душа посвежевшей, прогнав последние остатки дремоты, Мариэльлель вновь просмотрела расклад камней. Всё верно... Аквамарины, топазы, аметисты, цитрины, сапфирины, гранаты красные и зелёные, разноцветные цирконы и турмалины лежали той же странной, прежде невиданной композицией... Для верности Мариэльлель достала мобильный палантир, сделала светотокопию. Потом аккуратно сложила камушки назад, в вазочку.
      Занимался розовый рассвет. Затушив свечу, эльфийка наскоро убрала постель и принялась одеваться. Светлячки со стекла потихоньку разлетались прочь, а солнце, всё еще не видимое из-за деревьев, уже слало ласковые приветы свои чрез разговевшийся небосвод.
      Девушка завернулась в тогу, в которой любила ходить дома (мужскую, фиолетовую с алым), и трижды хлопнула в ладоши. Тут же засуетились домовые-невидимки, каждый из которых специализировался на чем-то своём. Одни принялись накладывать на лицо утренний макияж, другие готовить завтрак, третьи - влезли в мировую информационную ауру и нанесли на сливочного цвета атласную бумагу муаровые буквы. Пред яблочно-зелёными глазами Мариэльлель явились последние внутриэльфийские и межрасовые новости, касающиеся мира высоких образов, или "моды", а также сведения о том, в каких бутиках на днях могут быть такие полезные скидки.
      Что может быть приятней, чем сидя ранним свежим утром в уютном домашнем кресле с живительным морсом из лесных ягод в одной руке и хрустящей сырной булочкой в другой, знакомиться со свежими новостями о ночных приключениях принцессы Макромакроны, изучать на светокопиях кто во что был одет, кто как кого подколол и ожидать предначертанного чудесного?
      Кроме вестей из дворца и мира образов Мариэльлель заинтересовала заметка о предстоящей в столице ярмарке подгорных гномов. Домовые-невидимки проигнорировали бы это сообщение, но, поскольку в тексте смутно упоминалось, что в будущем сезоне в образ войдут золотые украшения с серебряными кастами для держания камней, то информация о ярмарке и готовящемся там показе ювелирки подгорных гномов попала на атласную бумажную ленту.
      Почерпнутые сведения развеселили Мариэльлель. Она, порой выступавшая в качестве светообраза для эльфийских золотомастеров, представила как на подиум будут один за другим появляться знатно похожие друг на дружку гномы, демонстрируя поочередно то заколку для бороды; то пуссету весом в четверть таланта, что как кастет употребить можно; то браслет, размером с недоделанный наручень; гривну, которую за часть доспеха принять не зазорно... Интересно, а как же женские украшения? Что-то Мариэльлель не слышала про существование у бородатых коротышек настоящих светообразов, или, как это будет на диалекте гномов, "профессиональных фотомоделей".
      Тут мобильный палантир задрожал, загудел, и разразился гламурным маршем "Жи-ли у де-душки: внуч-ка и Жуч-ка; вот как, вот как: внучка и Жучка...". Под дедушкой Мариэльлель зашифровала Дональда Кинга, крупнейшего и известнейшего продюсера Империи эльфов. Эльфийка звонко щелкнула пальцами правой руки. Мобильный самостоятельно выбрался из ящика столика и по воздуху подплыл к хозяйке. Она отставила бумажные новостийные ленты, небрежно пустила в угол опустевший хрустальный бокал (кухонные домовые-невидимки подхватили его в полёте, утащив смывать остатки морса) и только потом, придав голосу томность, ответила на палантирный звонок знаменитого орка:
      - Хэл-лоу...
      - Привет, Лель! - прокричал "дедушка" как всегда очень жизнерадостно. - Мне надо срочно обсудить с тобой одно дельце. Где встретимся? У тебя? Или присылай фантом ко мне.
      Эльфийка фыркнула:
      - Нет уж, лучше вы.
      В тот же самый миг дон Кинг (вернее его образ) явился.
      - Вау! Прекрасно выглядишь! Но не буду размазывать кашу по столу, тем паче, она еще в тарелке. Есть работа. Светосессия на ярмарке Сьерре-Морене. Не стану скрывать, был контракт с Дзикерэлль, но форс-мажор. Что-то съела не то, пришлось вызывать магическую скорую. Едва откачали. А мне, как говорится, "планы менять - неустойку платить".
      Мариэльлель улыбнулась. Этот орк неисправим. Приехал из заснеженной тундры двадцать лет назад и принялся тут свои порядки устанавливать: думает, что главное в жизни - деньги. Надо его наконец проучить.
      - И что же хочешь от меня, дон?
      - Как что? Вот контракт, подписывай и быстрей надевайся, время/деньги, в Сьерра-Морена нет портала, придётся...
      - А не послать ли тебя на хутор бабочек ловить? - оборвала Кинга эльфийка. Дональд разозлил её всерьёз. Вот тундра, мало того, что не знает, когда надо говорить "надеть" - а когда "одеть", так он грязно ошибся применительно к самой Мариэльлель!
      - Убирайся вон, грязный орк; убирайся домой и там надевайся на свой любимый фаллоимитатор!
      И эльфийка заэкранировала помещение от фантомной связи. Изображение недоумевающего Дона Кинга с шуршанием исчезло.
      Девушка взяла присланный контракт. Так и есть: огромная сумма в триста тысяч сестерциев, и больше ничего. Гномья валюта может интересовать только тех, кто ведёт с гномами торговлю. А если учесть пошлины на границе, то это сумма превращается в ничто, вернее, в гонорар от обычной светосессии для средней руки эльфийского дома образов. Так что в любом случае Мариэльлель потеряла не сильно. Если потеряла; уголки рта эльфийки приподнялись в загадочной улыбке. Дональд Кинг достиг известности как продюсер благодаря своему упорству. Он еще вернётся. Узнает у кого-нибудь, в чем сделал промашку, и вернётся с извинениями. Вот тогда они и поговорят об условиях контракта. А пока...
      - Хэллоу... Дзикерэлль, душечка моя, как ты? Я вчера, кажется, отравилась. Еле жива, ночью думала, что умру. Надеюсь, у тебя всё хорошо? Я думаю, это крем...
      
      
       Г л а в а II, повествующая о первом выезде из мастерской на ярмарку достопочтенного гнома Фавлина и Кевлара, человеческого мальчика на побегушках
      
      Утро началось не со звонкого пенья тёмно-рыжего и радужнохвостого петуха, а с громкого плача на два голоса. Кевлар не понял, в чем дело, но громкий крик мастера Фавлина прояснил ситуацию:
      - Что, догулялись, уроды?! Где ваши бородки?! Сюда смотреть, в глаза!!!
      Упп-с! У Пили и Тепашки нет бородок? Ха-ха. Улыбка застыла на лице Кевлара и медленно-медленно уползла с лица в область сердца, оставив уголки рта смотреть вниз. Близнецы хозяина перешли в женскую ипостась; то есть - забеременели. Теперь это года на полтора. Это что, Кевлару одному всю работу по мастерской делать?
      - Вы что, подождать до осени не могли, суки!!!
      Эх,довели Пилю да Тепашку вечерне-ночные пьянки-гулянки. Да еще такого борова Кевлару подложили, лучшему врагу, разве что, пожелаешь.
      - Пшли вон, чтоб я вас не видел!
      Раздался дружный топот, это Филя и Тепашка спешно удирали от папашиного гнева в келью.
      - Кевлар!!!
      С верху на пол - прыг, штаны - хвать, одну ногу, вторую...
      - Что, хозяин?!
      Штаны завязать.
      - Ты где?!!
      Рубаху в руки - и на лестницу, на второй уровень бегом по крутым лиственничным ступеням, что из отслужившего шахтного крепежа сварганены, по ходу напяливая посконную одёжу.
      - Да я тут, хозяин.
      Проведя десять лет в работниках у гнома, Кевлар был готов ко всему: к плети по спине; к кулаку в ухо; к крикам, мол, зачем всё спишь, когда работы по мастерской невпроворот... Но вместо того Кевлар услышал задушевно-тихое:
      - Почему, ну почему они так поступили? - и увидел в уголке глаза мастера слезу, блестящую как алмаз.
      Что Кевлар мог ответить? Гном и не ждал отклика. Низенький, толстый, с лысиной под ночным колпаком, в длинной сорочке с широкими рукавами по локоть, с седой бородой по пояс, раздваивающейся на середине груди, он выглядел таким несчастным...
      - Я прожил долгую жизнь, Кевлар... Я родил их, вырастил, а они? В самый важный год, когда от всех подгорных мастеров южного склона право выставляться на ярмарке в Морене завоёвано мной. В тот самый месяц, когда мной подготовлено лучшее собрание украшений, а я их копил десятилетиями... В тот самый день, когда назначен выезд...
      - Ну, может, они не хотели?
      - Не хотели?! - неожиданно высоким голоском взвизгнул гном. - Не хотели?!!
      - Ну, я в том смысле, не думали, что так получится... - принялся оправдываться Кевлар вместо Тепашки и Пили.
      - Вот что когда схотели, все мысли из их глупых дурных голов выскочили - это да, тут ты чекан прямиком в висок загнал. А мне что делать? Отказаться теперича? И кто вместо меня двинет на ярмарку? Эпитюнхан? О!
      Фавлин резко стянул колпак с головы, шваркнул на покрытые старым лаком доски и с грохотом накрыл собственным округлым животом, рухнув плашмя на пол. После чего длинно протяжно завыл.
      - Хозяин, да что вы, в самом деле? Подумаешь, дело какое, нет бородок! Да мы им вон, из пакли бороды сделаем, на клей столярный посадим, да и езжайте себе на ярмарку. Подумаешь, бабы... Что теперича, они не гномы, а, прости Всевышний, драконы синебрюхие, что ль, какие?
      Вопль сделался заметно тише, а после вовсе прекратился. Кевлар заподозрил, что Фавлин прямо на полу заснул. Но нет, гном рывком сел и схватил паренька за руку:
      - А дело говоришь. Давай, готовь паклю да клей.
      
      Глава III, повествующая о том, каким забавным образом Кевлар оказался подпольным гномом и был принят в цех мастеров серебряных дел в качестве подмастерья
      Глава IV. О той неприятности, что случилось с Кевларом, мастером серебряных дел Фавлином и его детьми-близнецами по пути на ярмарку
      Глава V, в которой Мариэльлель соглашается на фотосессию и отправляется в путь
      Глава VI. О тщательнейшем и забавном осмотре, который фотограф и продюсер произвели в будуаре Мариэльлель
      Глава VII. О повторном выезде Кевлара и Фавлина на ярмарку
      Глава VIII. О славной победе одержанной эльфийкой Мариэльлель в страшной и доселе неслыханной битве с кухонным комбайном, равно как и о других событиях, о которых мы не без приятности упомянем
      Глава IХ, повествующая об исходе и конце необычайного поединка между одурманенным Фавлином и околдованным Кевларом
      Глава Х. Об остроумной беседе, которую вели между собой фотограф и продюсер
      Глава ХI. О чем говорила Мариэльлель со свиноводами
      Глава ХII. О чем поведал некий странствующий маг Кевлару, пролив свет на странное поведение Фавлина и объяснив причину, по которой подмастерье должен временно быть господином хозяину своему
      Глава ХIII, содержащая конец повести Мариэльлель о драконихе Мерседес и начало повести о грифоне Бенц
      Глава ХIV, в коей приводятся проникнутые отчаяньем стихи покойного свиновода и описываются разные нечаянные происшествия
      Глава ХV, в коей рассказывается о злополучном приключении Кевлара с бесчеловечными урюк-харями
      Глава ХVI. О том, что случилось с Кевларом в неком замке, который он принял за постоялый двор
      Глава ХVII, в коей описываются новые неисчислимые бедствия, ожидающие Кевлара и его временно недееспособного хозяина-гнома в замке, который подмастерье, на своё несчастье, принял за постоялый двор
      Глава ХVIII, содержащая замечания, коими Фавлин поделился со своим неожиданным господином Кевларом, и повествующая о разных достойных упоминания событиях
      Глава ХIХ. О приключении с мертвым телом, равно как и о других необычайных происшествиях, выпавших на долю фотомодели
      Глава ХХ. О доселе невиданном и неслыханном подвиге, которого ни один даже цеховой мастер серебряных дел не совершал с большей для себя выгодой, чем умнорукий Кевлар
      Глава ХХI, повествующая о великом приключении Кевлара, ознаменовавшимся ценным трофеем в виде диадемы Мамбрина, а равно о других происшествиях
      Глава ХХII. О том, как Мариэльлель освободила многих несчастных, которых насильно везли туда, куда они не имели ни малейшего желания попадать
      Глава ХХIII. О том, что случилось с Кевларом в Сьерре-Морене, столице гномов
      Глава ХХIV. О том, что случилось с Мариэльлель в Сьерре-Морене, столице гномов
      Глава ХХV, повествующая о необычайных происшествиях, случившихся в Сьерре-Морене с умноруким человеком Кевларом, и о его встрече с прекрасной эльфийкой Мариэльлель
      Глава ХХVI, в коей речь идёт о странных деяниях, которые Кевлар в качестве влюблённого почел за нужное совершить в Сьерре-Морене, столице гномов
      Глава ХХVII. О том, как фотограф и продюсер справились со своею задачей, а равно и о других вещах, достойных упоминания на страницах великой этой истории
      Глава ХХVIII, повествующая о новом занятном происшествии, случившимся с фотографом и продюсером в Сьерре-Морене, столице гномов
      Глава ХХIХ, повествующая о том, каким забавным и хитроумным способом влюблённый подмастерье избавлен был от прежестокого обета, который сам на себя наложил во имя любви
      Глава ХХХ, повествующая о находчивости прелестной Мариэльлель и еще кое о чем, весьма приятном и увлекательном
      Глава ХХХI. О любопытной беседе, которую вели между собой подмастерье Кевлар и мастер серебряных дел Фавлин, равно как и о других происшествиях
      Глава ХХХII, повествующая о том, что произошло с Мариэльлель и её знакомыми на постоялом дворе
      Глава ХХХIII, в коей рассказывается повесть о сумасбродно-любознательном
      Глава ХХХIV, в коей следует продолжение повести о сумасбродно-любознательном
      Глава ХХХV, в коей речь идёт о жестокой и беспримерной битве Кевлара с кадаврами и оканчивается повесть о сумасбродно-любознательном
      Глава ХХХVI, в коей речь идёт о других редкостных происшествиях, на постоялом дворе случившихся
      Глава ХХХVII, содержащая историю принцессы Макромакроны и повествующая о других забавных приключениях
      Глава ХХХVIII, в которой приводится любопытная речь Фавлина о ремесле ювелира и магии
      Глава ХХХIХ, в которой Мариэльлель устраивает VIP-показ серебряных украшений и фотосессию
      Глава ХL, в которой Мариэльлель заканчивает фотосессию и рассказывает о своей жизни и об её превратностях
      Глава ХLI, в коей следует продолжение истории Мариэльлель
      Глава ХLII, повествующая о том, что случилось на постоялом дворе после показа, и о многих других достойных внимания вещах
      Глава ХLIII, в которой рассказывается занятная история погонщика драконов и описываются другие необычайные происшествия, на постоялом дворе случившиеся
      Глава ХLIV, в коей продолжается рассказ о неслыханных происшествиях на постоялом дворе
      Глава ХLV, в коей окончательно разрешаются сомнения по поводу диадемы Мамбрина и волшебного колье, а также со всею возможною правдивостью повествуется о других приключениях
      Глава ХLVI. О достопримечательном приключении со стражниками и о великой свирепости прекрасной Мариэльлель
      Глава ХLVII. О том, каким необыкновенным способом Кевларом была очарована Мариэльлель, равно как и о других достопамятных событиях
      Глава ХLVIII, в коей фотограф продолжает рассуждать о литературе в жанре фэнтези, равно как и о других предметах, достойных его ума
      Глава ХLIХ, в коей приводится дельный разговор между мастером серебряных дел Фавлином и его подмастерьем Кевларом
      Глава L. Об остроумном словопрении имевшем место между Мариэльлель и продюсером, равно как и о других событиях
      Глава LI, в коей приводится всё, что странствующий маг рассказал Кевлару и Мариэльлель
      Глава LII. О стычке Кевлара с продюсером и о редкостном приключении с садомазохистами, которое Фавлин, изрядно попотев, довёл до конца
       КОНЕЦ

    73


    Левин А.Б. Волшебная Гора , Моя Мечта   20k   "Новелла" Проза


       Волшебная Гора , Моя Мечта
      
      
      
       Летними каникулами, после первого класса, Альку отправили на "деревню к бабушке". Делать было нечего. Любимые книжки, "Баранкин будь человеком" и "Сказки Братьев Гримм" он, в суматохе отъезда оставил дома. На речке оказалось скучно и боязно от грубых деревенских ватаг. От безделья стало тоскливо, и что-то толкнуло Альку найти во дворе укромный уголок и там учиться летать. Стоило прищурить глаза и медленно идти, как трава превращалась в большие деревья, муравьиные дорожки - в снующие машины и толпу гномиков, стрекозы - в драконов, лужицы - в озера, ручеек - в реку. Так он медленно ходил, таясь от всех, воображая себя на другом конце мира. В тот месяц было нашествие белых бабочек-капустниц. Алька нашел старую метлу и научился сбивать бабочек на-лету, воображая себя могучим белокурым рыцарем, разящим вредителей-драконов, которые портят всю капусту в стране. Время застывало, и тоска исчезала. Постепенно Алька стал проникать в тайную жизнь насекомых. Одна сцена из жизни муравьев запомнилась навсегда. Мураш пил сладкую росинку. Рядом села муха и стала робко приближаться к лакомству. Мураш дернулся к ней и отогнал. Муха залетела с другой стороны. Мураш опять пошел в атаку, и Альке показалось, что всем своим видом мураш кричал: "Не дам! Мое! Я первый тут!" После нескольких таких повторений Алька понял, что в самом деле муха и муравей играются!
       "Значит, они такие как и мы?" - подумал он. Эта мысль еще больше укрепилась в нем, когда похожую игру во дворе затеяла ворона и дворняжка. Больше он никогда не убивал бабочек.
      
       Домой его привезли в другую квартиру на Подоле.
       "Мы переехали!" - прыгала от радости старшая сестра, а отец торжественно показал покупки. Для Альки и сестры -- новые школьные формы и портфели, а для всех - телевизор "Рекорд". Вечером сели смотреть. По телевизору пели песню "Школьные годы чудесные". Что-то или кто-то стал тенью у левого плеча Альки и песня обрела иной смысл. Слащавые, минорные, медленные голоса намекали на то, что чудесного будет мало. Школьные годы будут тягучие. Будешь октябренком. Потом пионером, а после -- страшно подумать каким уже большим -- комсомольцем и все! Конец этой жизни и начало чужой, взрослой. Дружба обратится в обман. Годы будут не лететь, а ползти. От тягучих гласных и фальшивых лиц певцов из телевизора веяло грустью.
       Потом сестра хвалилась настоящими новыми учебниками с картинками. Учебники испускали загадочный запах клея, свежей бумаги и тайных взрослых знаний. Алька медленно листал страницы, жадно вглядываясь в новый мир. От пирамид, Сфинкса и вереницы египетских пленников, с вывернутыми назад локтями веяло ужасом. А большого горбатого мамонта, упавшего в яму, и окруженного ликующими дикарями с факелами и дубинами, было очень жалко. В его больших глазах полыхал отблеск огня, а хобот высился над толпой дикарей и трубил что-то... Но что?
      
       На другой день, мать приготовила цветы, и отвела Альку и сестру в новую школу. Всего два квартала пешком. Алька уверял, что назад домой придет сам. Он уже не маленький первоклашка. Он большой. Мама заверила, что второй класс будет интересней первого. Там ведь будут читать не букварь, а настоящие книги! И вообще, эта школа номер семнадцать самая лучшая в районе! В ней можно учиться аж до десятого класса и получить путевку в жизнь.
      
       Алька шагал и посматривал на Гору, величественно разлегшуюся спящим зеленым великаном справа. Она была как спина мамонта с картинки учебника старшей сестры. Гора молчала о какой-то жгучей тайне, и Кто-то у левого плеча, опять мелькнув, шепнул на грани слуха: "Там-там...".
      
       В школе, на переменках, мальчишки класса сбились в стадо, дрались и выясняли, кто первый, второй и третий "по-силе". Но Альке эта увлекательное занятие было не интересно. Его потянуло к верхним этажам школы, где обнаружился чердак с окошком, откуда появился новый и широкий вид на Гору. И там, на чердаке, уже спокойно глядя на Гору, он ощутил, что она открывает первую тайну: "Охотникам только казалось, что они загнали в яму..."
      
       В школе Алька еле усидел, а в конце уроков выскочил первый и поспешил ней, к Горе. Вернуться домой он даже и не думал. У подножия стояли ветхие домишки, чужие дворы и заборы, но Алька, как муравей, искал прохода туда, наверх! Кое-как поднявшись к вершине, он еще долго продирался сквозь кусты и колючки по верхнему склону, чтобы увидеть свой новый дом. И вот... Он стоял на крутизне. Некто и ветер пошатывали его.
      
       - Лети-лети! - они ему внушали.
      
       Алька испытал такой восторг, что из глаз брызнули слезы. "Я полечу, я обязательно улечу отсюда!" - подумал он. Хотелось разбежаться и прыгнуть.
       - Сказка не кончается в начале, - внушил ветер и это удержало в последний миг.
      
       Его дом, в два этажа, сверху казался маленьким, как игрушка, а великан тополь - травинкой. В доме живут куколки и гномики - мать, отец, сестра, соседи. Муравьишками ползли прохожие. Стальным жуком скрипел трамвай и пыхтел тормозами на остановке рядом с домом. Вдали лужицами блестели зАводи Днепра. Слева -- в излучине между Горой и другим холмом, подальше, разлегся желтой ямой глиняный карьер. Канаты тащили вагонетки, и те тонко и призывно звенели издалека. Завораживающие разноцветные пласты на откосах карьера казались видением земли другого мира.
      
       Теперь Альку как магнитом потянуло туда. Он почти скатился с горы, перелез через забор завода, уцепился за вагонетку и поехал, совсем не понимая - зачем. Запах глины кружил голову. Вагонетки стали превращаться в караван слонов. Каждый задний уцепился хоботом за хвост впереди идущего, как фарфоровые слоники в шкафу у бабушки. Алька с восторгом покачивался на последнем слоне. Из заводской трубы повалил пар, и труба страшно и оглушительно заревела. Алька обернулся к Горе. Это уже был исполин, мамонт, поднявший хобот, хозяин этого места!
       "Так вот, кто тут первый по-силе! Ты добрый, ты меня звал и я буду тебе другом" - подумал Алька.
      
       Лишь к вечеру он пришел домой и заметил, что мозаика, выложенная на полу подъезда, сложилась в большие цифры - 1896. Подымаясь на второй этаж, погладил отполированные временем деревянные перила. Тогда в первый раз почуял, что множество призрачных рук тоже скользили по этим изгибам.
      
       - Алька, где ты шлялся?! Как школ... откуда столько грязи на новой форме?! - запричитала мать. - Готовься, вот уж от папы влетит!
      
       Алька знал, что влетит. Пошел переодеваться и его озарило. Выбрал себе небольшую плоскую подушку и вложил под домашние штаны. Пришел отец, и проявляя домашний Высший Суд Справедливости, приговорил прокуренным хрипом:
       - Выбирай ремень.
      
       Алька на удивление всех домашних вытащил из шкафа самый страшный толстый ремень и послушно примостился животом на диване попой вверх. Ремень хлестал по подушке под штанами. "Приговоренный" к семейной высшей мере наказания отвернул лицо, чтобы домашние не узрели, как это все весело, а отец - простофиля и недотепа, из какой-то сказки братьев Гримм. Недотепа морщился и с досады, что сын молчит, хлестал еще. Наконец, мать схватила его за руки и воскликнула:
       - Хватит!
      
       Но что-то оборвалось после всех этих приключений. Алька стал немного заикаться. Зимой мать отвезла его лечиться электросном в больничку при знаменитом Кирилловском дурдоме. Алька снова проявил самостоятельность и уверил, что будет ездить на лечение сам. Мать облегченно вздохнула и сказала:
       - Только близко к сумасшедшим не подходи. Они там, за железным забором. Просунут руку, схватят и откусят тебе ухо. Не развязывай ушанку! И не забывай три копейки за трамвай!
      
       Алька стал ездить туда сам. Ему нравилась дорога в дурдом. Он хватал крепкие самодельные тяжелые сани, садился на жук-трамвай, прилипал к окну, глядя на горы, щурил глаза и улетал. Одна, маленькая и томящаяся половинка его была внутри, а другая, большая и невесомая, счастливая и свободная смотрела с гор, и оттуда шептала: мы улетим...
      
       Однажды он услышал, как люди в трамвае зашумели и стали прижиматься к окнам.
      
       - Лебеди! Зимой! - радостно и удивленно восклицали они.
      
       Алька тоже высунул голову в окно с трещинкой. С глиняного завода жахнуло паром и весело ударили с неба яркие колонны света. Серый сумрак озарился сказочным блеском, и он увидел больших птиц. Передний, огромный беляк с черной шеей, могуче зашумел крыльями, кивнул головой, на миг взглянул вниз, и громко что-то крикнул.
      
       Потом Алька шел пешком срезая путь, ведя сани на бечевке по излучине ручейка вверх к больнице и фантазировал. Этот был самый волшебный отрезок пути, где толкотня и убогость города сменялась сказочным лесом. Зимой там никого не было, кроме Альки, отчаянных лыжников и бархатного блестящего снега.
      
       И вот он уже летит над незамерзающим ручейком все выше, к белым вершинам. Там зачарованный Кирилловский Замок. Во дворе стоят рабы и пленники с метлами. Их жгучие и колкие глаза смотрели на каждого прохожего: не идет ли к ним спаситель?
      
       Алька завязывал шапку-ушанку как велела мать, проходил мимо больничного забора, мимо пленников, стражи в белых халатах и робко смотрел на них. Вдруг они узнают будущего спасителя, который скоро, когда школьные годы кончатся, прилетит и всех освободит? Он их за это попросит, чтобы никого больше не кусали за уши.
      
       Но самое радостное было по пути назад, после электросна. Алька нашел несколько самых крутых спусков и летел вниз на санях.
      
       - Я полечу! - в восторге кричала его душа навстречу ветру.
      
       Он увидел самодельный лыжный трамплин на спуске и смело направил туда сани. Взлетел! Время остановилось, земля далеко. Вот он - полет!.. Удар и блаженство!.. Алька лежал на снегу, не мог дышать и шевелиться. Улыбнулся пальцу на руке, который тоже не хотел двинуться. Было такое удовольствие в этом покое! Хотелось слиться тут и сейчас с землей, как тогда, в первый раз на Горе. Хотелось снова заплакать от счастья. Еще раз глянул на палец - шевелится.
      
       * * *
       13-го Марта 1961. "Черный понедельник" подольской Куреневки. Раздался топот на лестнице, дверь распахнулась, как от удара, и ввалился... грязный в глине... бандит? Нет, это был Юрочка, родственник, и он зашумел с порога:
       - Я последним трамваем успел! Там такое было! Грязь сорвалась с дамбы! А там сотни людей... А в полном автобусе в проходе застряли от паники, бак взорвался... А в депо у нас без счета током ударило... А...
       Юрочка упал на стул и шлепнул лицо в ладони. Отец быстро налил два стакана водки.
      
       А ведь это было алькино тайное место, куда он стремился, чтобы летать на санях... Летать, жмурясь над незамерзающим ручейком - волшебной рекой... Летать с трамплина на землю и в блаженстве с ней сливаться, не желая ни вставать, ни уже жить дальше... Октябренком, пионером, комсомольцем среди чудесных школьных годов. Алька долго не мог уснуть и думал: "Почему это мое место убило людей, как бабочек? Смогу ли я туда опять пойти?".
       * * *
       Дом открывал во снах свои тайные секреты чужих жизней. Это были видения, в которых врывались в подъезд погромщики, бандиты, солдаты и неотвратимо громко топали на второй этаж. Алька убегал в комнаты, прыгал с балкона и... Летел к тополю-великану через дорогу. Он просил у тополя: "Качни головой! Подбрось меня к Горе, к Мамонту! Он меня спасет, он защитит! Он первый по силе!" Но небо было низко, преследователи становились высокими, их руки вытягивались и ловили...
      
       На Гору он забирался все реже. Зачем? Ведь она всегда рядом - за окном. Его тайный друг. Она, тополь и дом. Каждый день, шагая два квартала в школу, Алька кивал Горе и мысленно приветствовал ее. На пути в тоскливые школьные годы она высилась намеком на другую жизнь.
       * * *
       Лет через тридцать, некий господин А, в черном берете и длинном синем плаще стоял на вершине Горы. Внизу все так же скрипел трамвай. Дом, построенный в 1896 году уже исчез. Его снесли и на этом месте, на фоне серого тротуара, лежал черный квадрат асфальта.
      
       "Так вот какую загадку мог учудить Малевич", -- подумал А.
      
       Он оглянулся вправо.
       Там качается на ветру маленький второклашка, на самом краю.
       Рядом еще один силуэт.
       Девушка. С той самой роковой остановки на Фрунзе и Оболонской.
       Та, которой восьмиклассник Алик хотел бы показать свое место на Горе.
       Не решился. Не приблизился. Не заговорил.
       И имя так и не узнал.
       Хотел ей тогда записку сочинить и вложить в карман пальто, там, в трамвае.
       Не решился.
       Вспомнил только наивное начало:
       "Простите, вы меня не знаете
       Не знаю имя ваше я...
       Как ваша жизнь? О чем мечтаете?
       Будь счастлива, моя мечта...
       Я встретил вас на остановке этой,
       И навсегда оставил сердце там,
       На миг я с вами стал поэтом.
       Дай Бог, чтоб так же, как и я
       Вас кто-то смелый полюбил,
       А я... и подойти...не смею..."
      
       На ум господину пришли слова из чьего-то другого сна:
       " ... Ты не смейся, -- когда я вернусь,
       Когда пролечу, не касаясь земли, по февральскому снегу,
       По еле заметному следу -- к теплу и ночлегу, --
       И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь, --
       ...Ворвусь в этот город, которым казнюсь и клянусь,
       - А когда я вернусь?!"
      
       Третий силуэт. Девушка на другой Горе за три тысячи миль отсюда.
       Она минут пять стояла на краю, как будто собиралась прыгнуть с кручи.
       Она ждала от студента Саши объятия.
       Он не решился приблизиться.
      
       Господин А. стал слева от призрачного мальчика.
       Хотелось удержать от рокового прыжка.
       Вместо этого тихо шепнул:
      
       - Лети, лети, - и погладил по вихрастой макушке.
      
       Призрак Альки разбежался и прыгнул со склона! Он раскинул руки и так красиво...
      
       Господин подумал: "Не знаю, мальчик, возможно и не нужна тебе вся эта взрослая жизнь?
       Чувствуешь, дальше будет все только хуже?
       А может быть, всю свою жизнь ты увидел во мне в эту минуту, и теперь она уже совсем не интересна?
       Я вспомнил, ты так услышал, и хотел прыгнуть сейчас! Ты веришь мне и не веришь.
       Это немного дало тебе сил. И еще что-то... ты знаешь уже что".
      
       Господин постоял еще, глубоко вздохнул несколько раз смакуя запахи трав, глины и призраков времени, которые были или снились вокруг этого места, и смахнул с лица каплю, нанесенную ветром. Здесь он впервые познал таинство первых взрослых слез счастья. А может быть это и было высшее блаженство, доступное земной жизни? То, что называют слезами умиления и сокрушением сердца?
       Прощай, Гора, первый по силе Мамонт. Мой старый тайный друг. Созданный небом и землей. Видимый всем и невидимый... Ты всегда тут, а я, тополь и дом - мы лишь картинки на страничке в твоей книге.
      
       Алька, Алик, Саша и господин А последний раз оглянулся на Подол. Увидел далеко красноватый кубик синагоги и вспомнил, что там рядом улица, где жила маленькой девочкой его мать еще до войны. И тогда появились новые призраки ушедших и изгнанных, тайными нитями переплетенные с этим городом. Тени всех его предков. Древо Жизни. Как тополь, который зачем-то заботливо выращивал новые веточки. Тополь, который каждый год рассеивал пух семян по всей улице. И Предки шептали:
      
       - Простись и ты с этим городом благословений и проклятий,
       Маленьких радостей и большого горя.
       Он приютил нас и изгонял нас.
       Он был матерью одним и мачехой другим.
       Он и растил, он и распинал детей своих.
       Брал ли Благословенный этот город под крыло Свое?
       Да, сколько раз Он хотел взять их под крыло свое, а они не хотели!
       Приложишься к Нам, и все тайное будет явно....
      
       Господин сошел с горы и последний раз прошел два квартала к школе. Оглянулся. С кирпичного завода раздался далекий рев мамонта. Завтра в эмиграцию. Но он знал, что в любой момент сможет закрыть глаза и увидеть своих друзей - мамонта, дом, тополь. Осталось только забыть пирамиды, ужасного Сфинкса и пленников, с вывернутыми за спинами руками. Нет, не забыть. Пусть они тогда будут просто воспоминанием сна прошлой жизни. Почему бы за один раз не прожить две жизни?
       ***
       Уже живя в Нью-Йорке, он узнал, что на глиняном карьере работал "тот самый" Бейлис.* Трамплин, у Кирилловской больницы на Куреневке был в "том самом" Бабьем Яре. Осталось одно неясно, почему Альку, до 10 лет, так тянуло в те места, напоенные ужасом. И почему именно там ему было так хорошо.
      
       Прекрасным утром в своей лесной кабинке Алекс проснулся, чувствуя непонятную радость. Казалось, что ответ на вопрос вот-вот появится, стоит только вспомнить чудный прошедший сон.
       В треснутое окно заглянуло солнце, раскидало яркие "зайчики" и они весело плясали на барахле, книгах, вырезках и письмах, раскиданных в домишке. В следы лучей залетал дымок воскурений из сухой полыни. Дымок взмывал вверх, и растекался по комнате косым облачком. Это облачко коснулось чего-то в памяти и напомнило, откуда пришла та радость. Вспомнился весь забытый сегодня долгий и яркий сон.
      
       На этот раз он радостно и легко вылетел с балкона прямо на высокую верхушку тополя-великана, Тополь взмахнул головой и перебросил его на Волшебную Гору. И там, наконец, можно было разбежаться к самой крутизне, прыгнуть и не упасть, а быть подхваченным тугим ветром! Он летел, превращаясь в белого лебедя. За ним еще появлялись птицы... Снизу светлели лица маленьких людей и они улыбались... Ярко и тепло вспыхнул свет солнца. Вдалеке показался железным жуком игрушечный трамвай. Из открытого окна появилась голова игрушечного мальчика. Он смотрел вверх.
      
       -- Потерпи немного, я тебя заберу отсюда! Ты будешь тут! - Громко, на все небо прокричал лебедь.
      
       ******
      
       * Бейлис - еврей, обвинённый в ритуальном убийстве киевского мальчика Андрея Ющинского. В ходе судебного процесса, получившего название "дело Бейлиса", был полностью оправдан.
      
       Сразу после того как кончил рассказ, я услышал рапсодию Кабалевского на тему "школьные годы". Американская станция классической музыки 105,9 ФМ никогда раньше не ставила этого автора, лауреата трех сталинских премий и казенного критика "сумбура в музыке".

    74


    A V.B. Идентификация   13k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Проза


       Идентификация
      
       Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью
       Мы с тобой одной крови
       Мы с тобой одной крови
       "Северный цвет", БГ
      
       В темном кабинете было тихо, лишь негромко шумел работающий компьютер. Скринсейвер отбрасывал мерцающие отблески на человека, который спал, уронив голову на стол перед монитором.
       Когда ожил принтер - замигал огоньками, поскрипывая и шелестя страницами, - человек пошевелился, его рука, шаря по столу, столкнула на пол папку. Человек встряхнулся, сел прямо и щелкнул лампой.
       Поток света был так ярок, что за его пределами комната погрузилась во мрак. Правой рукой, на указательном пальце которой блеснуло массивное золотое кольцо-печатка, человек выдвинул полочку с клавиатурой и небрежно пробежался по клавишам.
       Пока компьютер просыпался, человек взял лист, выскочивший из принтера. Пробежал взглядом по строкам - и распечатка выскользнула из ослабевшей руки и упорхнула под стол.
       Человек с тяжелым вздохом оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. И сидел так пару минут.
       Потом уронил руки и уставился в монитор невидящими глазами. Ему было лет тридцать с небольшим, но тени под глазами и однодневная щетина делали его старше. Его темные волосы падали на плечи, что странно смотрелось с элегантным, но сверхконсервативным костюмом. На темно-алом галстуке, столь же элегантном и сверхконсервативном, поблескивала необычная булавка - золотая, в форме старинной фибулы.
       Человек снова вздохнул, положил руку на мышь и в два клика набрал номер в программе видеофона.
       Абонент откликнулся через несколько секунд, и в темном прямоугольнике окна программы возникло изображение: мужчина, тоже тридцати с небольшим лет, начинающейся щетиной и темными кругами вокруг глаз, но с коротко стриженными рыжеватыми волосами и вздернутым носом, одетый не в костюм, а в белый комбинезон, похожий на хирургический костюм.
       - Получил? - спросил он, даже не поприветствовав собеседника.
       - А с чего бы я стал тебе звонить... - человек в костюме покосился в нижний угол монитора, - в три часа ночи? Это точно?
       - Вне всяких сомнений. Наши результаты подтверждают национальные базы ДНК Альбиона и Ги-Бразила и генетическая лаборатория Евросоюза. В тройном захоронении номер 37 находятся останки предков Восстановителя и его супруги. Но это двое разных мужчин. И если предок королевы Клары является сыном пары из захоронения номер 35, то есть - принадлежит к роду Брана Благословенного, то предок Корвина Восстановителя, отец Корвина Бастарда, не имеет к королевской крови никакого отношения. Мне очень жаль.
       - Кто бы мог подумать... - процедил сквозь зубы человек в костюме. - Королева Бьенпенсанта, эта блудница вавилонская, родила сына от мужа, а герцогиня Нейде, прославленная своей добродетелью, наставляла любовнику рога...
       Человек в белом комбинезоне пожал плечами.
       - Так любовнику же. Я проверил, и, хотя подтверждение еще не пришло, вроде бы всех своих законных детей, о которых известно, она родила от мужа. Так что...
       Человек в костюме опустил плечи и уставился в стол.
       - Я сам заварил эту кашу с генсканированием... - тихо произнес он некоторое время спустя. - Отец не хотел, как будто знал, что все кончится чем-нибудь в этом роде. Дар предвидения... Впрочем, с нашим родом никакого предвидения не надо... непрерывная линия со времен Завоевания до позднего Средневековья - это настоящая чудо, жаловаться не на что.
       - С общеевропейской базой данных через несколько десятков лет можно будет достроить недостающие генетические профили в хорошо документированных родах - то есть, королевских и аристократических, - сказал человек в комбинезоне. - Так что даже если бы захоронения королевского рода остались неприкосновенными, рано или поздно это дело бы всплыло. Не при тебе - так при твоем сыне. Или внуке. И вообще, чего ты волнуешься? Генетическая хартия принята обеими палатами, и твои права весь Союз будет защищать с пеной у рта - вместе со всей феодальной дурью, какая прописана у нас в законах.
       - Не со всей, - человек в костюме покусал губы. - В законе прописана вовсе не вся дурь. Ты думаешь, бухгалтер на пустом месте пыль поднимает?
       - Эк ты приласкал финдиректора "Аэр Министериум Галлиа"! - восхитился человек в комбинезоне.
       - Он не финансовый директор! Он начальник бухгалтерии!
       - Ладно-ладно, пусть граф Пиктонский будет всего лишь начальник бухгалтерии третьей по величине оборонной корпорации... Только что он может сделать, скажи на милость?
       - Он уже заказал себе новый герб - герб старшей ветви. Украл мой герб! Спасибо, хоть без короны. И собирается требовать, чтобы герб нашей линии был изменен посредством понижающей вариации, поскольку теперь мы являемся младшей ветвью! Плюс еще всякие древние титулования и архаические привилегии... Он сказал, что если надо, он и до Страсбургского суда дойдет, чтобы добиться титула принца, и я ему верю! ...Вот уж про кого, а про бухгалтера и без генсканирования понятно, что он непременно происходит от своего законного прародителя: такой же склочный характер, как у Принца-регента. А Королевское историческое и геральдическое общество смотрит графу-бухгалтеру в рот, поскольку основал его Принц-регент, и Фраэхан Пиктонский - его наследственный председатель!
       Человек в комбинезоне помолчал, давая собеседнику остыть, потом произнес:
       - По-моему, это какие-то смешные пустяки. Граф на то и бухгалтер, чтобы иметь ушибленное самолюбие. А ты? Тебя правда так раздражает, что мелочный человечек удовлетворяет свое тщеславие за твой счет? Что тебе придется поступиться ничтожнейшей частью своих привилегий, какие не у всякого арабского шейха есть?
       - Я не люблю отдавать то, что считаю своим... - пробормотал человек в костюме. - И еще меньше люблю, когда у меня это вырывают силой... а сейчас у меня именно такое ощущение.
       Он помолчал.
       - Видишь ли, на самом деле ситуация гораздо серьезнее, чем ссоры из-за гербов и права въезжать в кафедральный собор верхами. Ты помнишь, как конституция определяет, кто имеет право на королевскую власть?
       - Ну, королями Галлии могут быть только потомки Брана Благословенного по мужской линии, чего тут... - и человек в комбинезоне осекся
       Его собеседник кивнул.
       - Именно - по мужской. А не по женской, только через Клару, как получается теперь. Так что если строго по букве конституции, то я должен отречься в пользу Фраэхана, понимаешь? Получается, у нас сейчас конституция противоречит Генетической хартии, которая закрепляет принятый порядок и не позволяет результатам генетического сканирования сказывается на наследовании, имущественных правах и прочем. Вообще-то, это как раз то, что называется "коллизия законов". Или "конституционный кризис".
       - Черт, я и понятия не имел... - человек в комбинезоне почесал затылок. - Но тогда чего беспокоиться из-за такой мелочи, как гербы, если все так скверно? Ты уже послал к принцу-бухгалтеру наемных убийц?
       Человек в костюме невесело рассмеялся.
       - Ты не поверишь, но Фраэхана сейчас охраняют лучше, чем меня. На всякий случай. Но не потому, что я намерен отречься. И не по той разумной причине, что закон обратной силы не имеет и что мои предки, начиная с Корвина Восстановителя, законно восседали на троне двести с лишним лет, а по той, что мистическая благодать нисходит на монарха во время коронации и пребывает с ним пожизненно. С чем на закрытом заседании согласился вчера Сенат. Но если бы такое стряслось еще лет триста назад, закон и обычай требовали бы от всякого верноподданного отправить наше величество на свидание с предками, подложившими мне эту свинью.
       - Э-э-э... - протянул человек в комбинезоне, - ну, Вороны - они ходячее недоразу... то есть, противоречие... просто еще одно подтверждение этой мысли... Если посмотреть с этой точки зрения, нынешний генетический скандальчик только подтверждает твои права.
       - Слабый аргумент... - тихо ответил король.
       - Но ты не только из-за этого переживаешь, верно? - спросил человек в белом комбинезоне.
       - Нет, не только, - ответил король. - Еще у меня такое чувство, будто меня надули. Предали собственные предки. Глупо, правда?
       Человек в комбинезоне некоторое время молчал, а потом сказал:
       - Ложись лучше спать, а вечером заезжай за мной.
       - В лабораторию?
       - Куда еще. Ты давеча произвел фурор: все спрашивают, кто этот роскошный брюнет на потрясающем харлей-дэвидсоне и почему он не снимает черных очков.
       - И что ты им отвечаешь?
       Человек в комбинезоне помолчал, глядя в сторону, потом перевел взгляд обратно на собеседника.
       - Чистую правду: что ты мой родственник.
       Король опустил глаза.
       - И не соврал: с точки зрения генетика мы все, конечно, родственники, - легко произнес он.
       - Нет, - сказал генетик. - Не "все мы", а мы с тобой. То есть, мы с тобой, конечно, обычные среднестатистические родственники примерно в той же степени, в какой мы родственники любому другому галлу. Но это не все.
       Он побарабанил пальцами по столу.
       - Это странная вещь... я все время об этом думаю, но тебе не говорил: вроде как пустяк... Исторические легенды, знаешь ли, иногда оказываются поразительно верны: у второго мужского скелета в тридцать седьмом захоронении, у того, у которого голова отделена от туловища... В общем, кости скелета несколько лет находились в почве, прежде чем были перенесены в Собор Святого Валентина и помещены вместе с головой в деревянном гробу в ту каменную нишу под королевской гробницей, где мы их нашли. Все это время голова находилась в бальзамирующем растворе - не очень эффективном, но с высоким содержанием ладана и смирны, стало быть - очень дорогом.
       Король присвистнул.
       - Значит, все правда.
       - Да, - сказал генетик. - И про золотой ковчежец тоже: в волосах помимо остатков бальзамирующего средства были обнаружены частицы золота высокой пробы.
       Оба собеседника некоторое время молчали.
       - И? - спросил король. - Можно подумать, у нас много кандидатур на роль покойника с отрубленной головой.
       - Дьявол в деталях... - пробормотал генетик и провел рукой по своей короткой ершистой шевелюре.
       - Я хотел у тебя узнать одну вещь... - с усилием произнес он. - Это правда, что Клара и Корвин очень любили друг друга? Или это просто пиар?
       - А какое отно...
       - Просто скажи, да или нет. Если знаешь.
       Король помолчал.
       - У Корвина были другие женщины. Если это признак отсутствия большой любви - значит, ее не было. А если судить по всему остальному, то была.
       Его собеседник вздохнул.
       - Ты скажешь мне, в чем дело? - спросил король.
       - Да все просто, - сказал генетик. - Покойник с отрубленной головой - и мой предок по прямой мужской линии. Ничего особенного, дело житейское. У нас такие открытия каждый день.
       - А твои предки по этой линии были...
       - Первый известный - разносчик, выбившийся в купцы. Вторая половина восемнадцатого. Ему, кстати, тоже отрубили голову - в революцию. Но это неважно.
       - А что важно? То есть - что ты хочешь мне сказать?
       - Не знаю. Не знаю, - генетик потер лоб. - Просто я закончил прогонять этот профиль по общегалльской базе ДНК минут за десять до твоего приезда. И эти две вещи как-то сцепились в моей голове. Как будто... как будто мы с тобой связаны. Не потому что кузены. Это всего лишь знак, вроде стрелки часов. Указатель. И весь проект "Святой Валентин", все исследования, разработки, Генетическая хартия... все это только затем, для того... В общем, это никак нейдет у меня из головы.
       - Ты боишься, что мы с тобой связаны прочнее, чем тебе бы хотелось? - спросил король.
       Собеседник растерянно уставился на него.
       - С чего ты... Почему ты... Да.
       И после паузы добавил:
       - У меня много кого было, но никогда не было чувства, будто нас связывает что-то помимо желания быть вместе здесь и сейчас. И расходились мы всегда легко - как две упавшие друг на друга тени. А тут... как будто две тени склеились.
       - Нам необязательно продолжать то, что мы начали, - тихо сказал король.
       - Я знаю. Просто я так не хочу не продолжать, что просто не могу не продолжать, вот в чем... дело. Раньше всегда мог.
       Они помолчали.
       - Ты приедешь вечером? - спросил генетик.
       - Если ты попросишь.
       - А я что делаю?
       - Ты спрашиваешь.
       - Справедливо, - и генетик склонил голову, признавая упрек. - Приезжай, Ворон. Я хочу тебя. И видеть тоже хочу.
      

    Декабрь 2010


    75


    Ситникова Л.Г. Дьяволюция   44k   "Глава" Мистика

      Пролог
      Он не шел, а почти бежал по коридору, подстегиваемый любопытством. Под босыми ногами привычно хлюпала жидкая грязь. Окружающая темнота не была ни пугающей, ни враждебной - она воспринималась так же привычно, как вечно сырой и насыщенный гнилостной вонью запах, которым пропитался каждый сантиметр пространства. В полном мраке ориентироваться было легко, лишь изредка пальцы касались выщербленных стен, на всякий случай проверяя направление.
      Юный охотник торопился. Пока что его путь пролегал по знакомым местам, но вскоре - он безошибочно определил это по изменившемуся рельефу стен - должна была начаться неизведанная часть лабиринта. Так далеко он еще никогда не забирался.
      Широко раскрытые глаза с огромными, во всю радужку, зрачками напряженно вглядывались во мрак. Где-то справа послышался шорох, но он не придал этому значения - тишина вокруг была полна еле заметных шумов, и они стали еще одной составляющей его повседневной жизни. Ни один из шорохов не мог означать опасность. Ничто в целом не могло вызывать такую странную и непривычную эмоцию, как страх, кроме одного, и начинающий следопыт зорко вглядывался в каждый поворот, ища любопытными глазами смутный ореол красного света. Появление этого явного признака опасности означало бы, что он близок к своей цели, и пора остановиться. Он пришел сюда не за тем, чтобы взглянуть на Алый Источник - слишком невероятными легендами тот был овеян, слишком непонятно было то, что при одном упоминании красного света взрослые мужчины племени падали на колени и закрывали руками лицо, покачивая головой - будто этот жест мог уберечь их от какого-то проклятья. Юный охотник на секунду замер, вспоминая, как Жрица уводила покорных мужчин к Алому Источнику, и они провожали оставшихся глазами, полными мутной влаги. Никто из них больше не возвращался в племя, и по вечерам на общем собрании взрослые охотники тихо перешептывались. Они говорили о том, чего он пока не знал, о чем мог судить лишь по обрывистым фразам, улавливаемым в те редкие мгновения, когда удавалось незаметно подкрасться к собравшимся поближе. Он был еще слишком мал, чтобы удостоиться внимания и объяснений Жрицы. "Ад", о котором говорили, понижая голос до едва уловимого шепота, был всего лишь еще одним неизвестным словом. Он не мог понять, что за сила повергала сильнейших его племени в состояние, которого он тоже пока толком не знал. Это состояние они называли страхом. Страх был редкой и никому до конца не понятной эмоцией. Молодые и уже начинающие стариться охотники передавали друг другу из поколения в поколение описание этого состояния, и лишь немногим удавалось испытать его - Подлинный Ужас. Это и были мужчины, ушедшие к алому свету. Избранные, которым было не дано поделиться своим величайшим открытием.
      Так думал юный охотник, не сумевший победить свое любопытство и улизнувший в неведомые коридоры ради новых знаний.
      Под ногами постепенно перестало хлюпать, и стены стали куда более сухими и гладкими. Пол ощутимо поднимался вверх, и уши уже не улавливали привычного капанья воды и редкого крысиного писка. Любопытство никуда не делось, но юный исследователь двигался теперь гораздо медленнее. И не только потому, что лабиринт был ему незнаком.
      Из обрывков подслушанных бесед взрослых он твердо запомнил две вещи. Первая - никогда не пытаться найти Алый Источник. И вторая - на пути к Алому Источнику лежит Пограничное Пространство, заполненное ритуальными обрубками. Эти застывшие части, лежащие всегда неподвижно, не принадлежат этим коридорам. Они не принадлежат и Алому Источнику, хотя и хранят в себе частицу его света. Они служат границей между привычной жизнью и ужасами кровавого света. Ни один мужчина не может пройти через Пограничное Пространство без сопровождения жрицы.
      "Но я ведь не мужчина", думал маленький следопыт, бесшумно ступая по непривычно сухой земле. "Жрица еще никогда со мной не говорила. Значит, обрубки не будут опасны для меня".
      По расчетам юного охотника, прошло уже много времени с того момента, как он вышел в неизведанную часть коридоров. Полная тишина давно уже поглотила все вокруг, но он не обращал внимания на нее. Воздух в этой части был куда чище и доносил непонятные, но приятно щекочущие нос запахи. Один из запахов напомнил ему аромат съедобного мха, в изобилии растущего в некоторых заболоченных комнатах, и юный охотник двинулся на запах. За очередным поворотом он ощутил, как в ногу впилось что-то острое. Он наклонился и ощупал ступню. Крупный шип вонзился ему в пятку, не сумев пробить загрубевшую кожу, но ощутимо оцарапав ее. Охотник выдернул шип и отбросил к стене, чтобы по пути назад не наступить на него снова.
      Впрочем, это было сделано явно напрасно - через пару шагов еще один такой же шип попытался проткнуть ему другую ногу. На этот раз юный исследователь не стал выбрасывать колючку, а покрепче сжал ее в кулаке и стал аккуратно ощупывать ногой землю перед собой. Еще несколько шипов разных размеров встретились ему один за другим. А потом рука наткнулась на что-то твердое и округлое. На ощупь это что-то было шероховатым, и от него исходил пряный запах мха. Оно не было таким холодным, как стена, но и не было теплым, как что-то живое. На всякий случай юный охотник ткнул в это нечто шипом - нечто никак не отреагировало. Маленькие пальчики быстро и настойчиво ощупали непонятный предмет. Округлое нечто лежало поперек узкого коридора, упираясь верхним концом в стену, и перегораживало проход. "Взрослый бы не пролез", подумал юный исследователь, осторожно пробираясь под предметом, чтобы тут же впечататься лбом в еще один такой же.
      Ему встретилось еще около десятка похожих преград, пока он не достиг поворота, набив пару синяков. Некоторые преграды были покрыты наростами - кое-где маленькими и толстыми, но все чаще попадались длинные узенькие наросты, каждый из которых на конце делился на две или три части. Задумавшись над этим, неопытный охотник не сразу заметил, как за один из таких выступов неожиданно зацепились его волосы. Он дернул головой, освобождаясь, и вдруг понял, что отчетливо видит каждый нарост. Со всех сторон в мутном красном свете к нему тянулись десятки крючковатых уродливых пальцев, неестественно замерших в своей обманчивой неподвижности.
      Незадачливый исследователь попытался освободиться из цепких пальцев. "Это обрубки", пронеслось в голове. Он почти нашел Алый Источник, он подошел к его границам. "Они не тронут меня", упрямо твердил он себе, тыкая шипом в узловатые наросты, "они ничего мне не сделают". Наконец, исцарапанный, он смог пробраться ближе к стене, где было посвободнее. Обрубки, казалось, перестали им интересоваться, хотя ни один из них на самом деле так и не пошевелился. Юный охотник вжался в холодную голую стену, разглядывая странные предметы. Ничего подобного он никогда не видел. Ничего подобного и не могло быть в его мире. "Это на самом деле грань", решил он, уже спокойно изучая обрубки. Здесь, в этом месте, разливалось какое-то странное ощущение непонятной гармонии - будто бы все шло так, как должно. Вот только предметы вокруг были чужими, и сам порядок вещей был иным, хотя и неуловимо более правильным. Он не мог выразить этого даже мысленно, но чувствовал всей кожей. Юный охотник прикрыл глаза, и в этот момент тишина треснула по швам, разрываемая диким криком издалека. Это был крик мужчины, взрослого охотника, и юному следопыту показалось, что он узнал голос. Кричал один из тех, кого увели два общих собрания назад.
      
      Глава 1
      
      Огоньки искусственного пламени привычно танцевали в электрическом камине. Света они давали мало, и приходилось чуть ли не вплотную придвигаться к каминной решетке, чтобы разглядеть написанное на потрепанном листке бумаги. На столе поодаль, еле различимом в хмуром вечернем полумраке, мирно ждал своего часа новенький ноутбук, моргая голубым индикатором спящего режима. Но разглядывать мятый листок, напрягая и без того уставшие глаза, было куда интереснее - точно так же, как и бродить по узким и непредсказуемым коридорам старых городских зданий. Давно ушедшие под землю, строения древних уровней скрывали в себе несчётное количество тайн и загадок - не в пример однотипным и слишком просторным современным кварталам.
      Город отстраивался много веков, и постепенно старейшие из построек оказывались погребенными под насыпями грунта и асфальта, на которых вырастали новые дома. Настоящий рай для бесчисленных искателей приключений на свои хорошо - и не очень - защищенные задницы. Рассадник крыс и бородавчатых жаб, прозванных мрачными за свою любовь к темноте. Встретить такую жабу считалось дурной приметой - как правило, новички после столкновения с безобидным, но до удивления уродливым существом, поворачивали назад. Некоторые на всякий случай крестились. Помогало слабо.
      Искусственный огонь слегка старил лицо склонившейся над листком молодой женщины, настойчиво подчеркивая мелкие морщинки вокруг глаз. Полукруглые брови хмурились, превратившись в ломаные линии. Мозг сосредоточенно работал - каски, фонари, запасные батарейки, комбинезоны и сапоги с укрепленными прочными вставками голенищами, перчатки, сухпаек, рюкзаки, пенки...И все это бесплатно - разумеется, только тем, кто согласится.
      Женщина перечитала список еще раз, и ее взгляд непроизвольно сместился на тёмную гору, громоздившуюся в противоположном углу комнаты. Все готово, все закуплено - вплоть до запасных рапид к карабинам. Осталось только найти желающих всем этим воспользоваться.
      Она закрыла уставшие, воспаленные от бессонных ночей глаза и прислушалась. За окном мерно постукивал кабель о подоконник. Этот город, зябкий, промокший насквозь, затерянный среди бескрайних полей таких же, как он... Она могла бы, не задумываясь, сменить его на любой другой - и даже вид из окна не изменился бы. Но это было ни к чему - в окно она никогда не смотрела.
      Монотонный стук кабеля действовал на нервы.
      Во встроенном баре, слишком большом, как и все в этом холодном жилом блоке, тосковали педантично выстроенные в ряд бутылки виски.
      Женщина открыла глаза и поднялась с колен. Держа в руке заветный листок, она окинула взглядом блок-студию. От стола ее отделяло каких-то пять метров, но на их преодоление ушло несколько долгих минут. Практически все свободное пространство было заставлено всевозможной мебелью, без разбора купленной на распродажах. Кособокие стулья и плексилавовые тумбочки с отбитыми углами мирно уживались с винтажными шкафчиками, сияющими остатками медных ручек. Усмотреть во всем этом нагромождении хоть какой-то проблеск стиля было просто нереально. Но эстетический момент был явно последним, чем руководствовался автор подобного интерьера. Лабиринт из стульев и шкафчиков превращал путешествие по комнате в занимательное приключение, и "дизайнер" каждый раз умудрялась набивать себе новые синяки об острые углы древней мебели.
      Выведенный из сна ноутбук тихонько загудел, раскручивая диск. Дом слегка тряхнуло разгулявшимся ветром, и бутылки в баре, вздрогнув, звякнули. Своеобразная музыка жилого пространства... Пальцы запорхали по сенсорам, пробираясь сквозь хитросплетения планетарной сети к нужному ресурсу. Городской портал "СитиНет" - крохотный по меркам общей паутины - ежедневно просматривался более чем тремя миллионами горожан. Заполненный бессмысленными чатами, дилетантскими фотографиями и бесконечными ветками форумов с животрепещущими вопросами о том, какой бы фильм посмотреть и чем лучше кормить домашних тараканов, "СитиНет", тем не менее, мог быть весьма полезен. При должном умении отсеивать информационный мусор, разумеется.
      Раздел одного из многочисленных форумов, посвященный спелестологии и прочим подобным милым увлечениям, как всегда, пестрел оффтопами. Молодая женщина вздохнула и добавила к нагромождению срочных и важных топиков еще один, пометив флажком "Срочно и Важно". Ноутбук обещал проработать еще минимум два часа, и она решила прихватить его с собой. Воспоминания о любимом ресторанчике неподалеку взбудоражили и без того ворчащий желудок, и, торопливо одевшись, женщина покинула опостылевший жилой блок.
      Выбравшись из своего крыла по холодной пластитовой лестнице, она зябко поежилась и двинулась в сторону мультилифта, ведущего из здания. Оранжевые неоновые лампы, освещавшие длинный коридор, высвечивали мельчайшие пылинки на полу - пожалуй, ни на что другое этот свет не годился. Попытка владельцев здания придать обстановке хоть какую-то теплоту в очередной раз с треском провалилась.
      Улица встретила ее шквальным ветром и колючим мелким дождем. Редкие прохожие жались к стенам. Мало кто отваживался раскрывать зонт - несколько поломанных зонтиков, растопырив хилые пластиковые спицы, уже торчали из мусорных корзин. Прижимая к себе сумку с ноутбуком, женщина побежала через жилые кварталы, тихо радуясь своему верному непромокаемому плащу. Прозрачная накидка-капюшон защищала лицо и в то же время открывала отличный обзор.
      Правда, смотреть особо было не на что - на улице в такую погоду всегда было хмуро. Узенькие улочки между жилых блоков были скрыты от солнца, да и на верхнем уровне женщина не ощущала даже капли того тепла, которое способно дарить наше верное светило. Взглянуть на солнце, наверное, смогли бы только обитатели Шпиля - только он вырывался над верхним уровнем и устремлялся за облака ввысь. Но туда было практически невозможно пробиться, с ее-то профессией. Заработать на верхний уровень она могла, но вот Шпиль... Он так и остался чем-то вроде детской мечты. Хотя что она помнит о своих мечтах в бытность ребенком? Ровным счетом ничего. Только смутные обрывки воспоминаний о лабиринте жилых катакомб. Что-то ей нравилось в этом, вот только что... Она отбросила эти мысли - они все еще не могли сформироваться, но даже несформированные, уже стали причиной ее отказа от особняка на окраине города. Она продолжила шагать вдоль широкой автомагистральной жилы. Дорога это пронизывала город с севера на юго-запад, петляя между несколькими главными кварталами и все принимая в себя огромное количество второстепенных линий с нижних уровней. Ей нравилось проходить через этот длинный мост над бурным потоком реки, убегающей от постоянно тающего ледника. Но сейчас любоваться было опасно - несмотря на защитные экраны со всех сторон дороги вокруг пешеходного траволатора, ветер отчаянно старался скинуть зазевавшегося прохожего. Женщина была практически единственной на мосту, и потому последствия сильных порывов были вдвойне опасны.
      Она дошла до другого конца моста и свернула в ближайший проулок, который обещал вывести ее в нужное место. Эта боковая улица не могла сравниться с мостом-магистралью своими просторами, зато могла похвастать чуть большим уютом, на этот раз удачно созданным за счет освещения. Но и этот приглушенный желтый свет уличных фонарей едва пробивался сквозь усилившийся дождь. Каждый фонарь, как огромный седоватый ксеноновый одуванчик, растущий прямо из асфальта, окутывал себя ореолом пушистых лучей - своеобразный способ защититься от промозглой погоды. И каждый встречный точно так же заворачивался в бесчисленные плащи, накидки и шарфики. Люди в этом городе куда более одиноки, чем их виртуальные аналоги в "СитиНет", подумала она, и даже если...
      Ледяной поток окатил ее с ног до головы. Накидка неожиданно перестала быть прозрачной, заляпанная смесью воды и грязи. По ушам ударил резкий противный вой сирен и визг колесной резины. Инстинктивно шарахнувшись к стене, она протерла накидку рукой и увидела, как стремительно исчезает в дождливой дымке кортеж машин. Замыкающий колонну мотоциклист газанул, и мотоцикл, взревев, скрылся за пеленой ливня.
      ***
      Считать мух - не самый лучший способ скоротать время. Хуже может быть только отсутствие этих самых мух. Тогда уж совсем нечего делать и можно сдуреть от скуки.
      Именно этим он и занимался последние шесть часов. Все витрины были давным-давно изучены до последней цифры на ценниках, поэтому ему только и оставалось, что провожать взглядом посетителей. Сегодня их было неожиданно много, и продавцы сбивались с ног. Завершив очередной круг по залу, он вздохнул и вновь позавидовал более деятельным коллегам.
      В такие минуты, помимо скуки, его одолевало крайне неприятное чувство. Наблюдая за суетливыми продавцами, он ощущал внутри непонятную пустоту. Как правило, в этих случаях он быстро находил себе занятие. Отполировать пальцем набалдашник перил или поковырять носком ботинка выступающую плитку пола - что может быть интереснее, в самом-то деле? Уж точно не копание в собственной голове.
      Копаться в голове он не любил.
      А разбираться в собственных чувствах - тем более. Лишь одно ощущение было ему хорошо знакомо и близко. И именно это чувство сработало, когда в магазин ввалилась очередная партия клиентуры.
      Чувство опасности.
      Он по-звериному повел носом, будто принюхиваясь. Его небольшие острые глазки внимательно исследовали вошедших. Клиенты, казалось, совершенно не замечали охранника - еще один предмет магазинной мебели их не интересовал. Продавцы, в своей униформе похожие на крупных пиявок, быстро присосались к вновь прибывшим. Пиявок на всех не хватило - часть клиентов осталась бродить в одиночестве.
      Он продолжал следить за каждым, пытаясь уяснить, что же в них не так. Кто-то из вошедших ломал привычный порядок вещей в магазине. Кто же этот нарушитель спокойствия, черт бы его...
      - Извините, вы мне не поможете?
      Нарушитель спокойствия мило улыбалась ему в лицо откуда-то снизу. Хрупкое существо в цветастом сарафане и огромных резиновых сапогах с розочками никак не вязалось с привычной клиентурой, которую он привык видеть.
      Девушка явно чувствовала себя потерянной. Пиявки обделили ее своим вниманием, видимо, посчитав, что она попала сюда по ошибке. А зря, автоматически отметил он, ей можно было бы всучить пару дорогих прибамбасов. Девчонка-то наверняка ни бум-бум в наших товарах.
      - Так как? - рыжие глазищи в пол-лица таращились на него с наивным ожиданием.
      Точно - ни бум-бум.
      - Что вас интересует, мадам? - он по привычке смотрел на нее лишь одним глазом, вторым продолжая обозревать остальное пространство магазина.
      Рыжие глазищи растерянно моргнули.
      - Понимаете, мне нужен настоящий мужской подарок ...
      Воцарилась неловкая тишина.
      - И? - поторопил он девчонку.
      - Для человека, который интересуется всякими вылазками и военными штуковинами - я хочу подарить ему что-нибудь полезное, что помогало бы ему и повышало безопасность этих вылазок, - затараторило явление, хлопая глазами, - понимаете, я ни разу не видела, где он там шарится, но судя по рассказам, места действительно непроходимые! Он мне рассказывал, что иногда приходится пробираться чуть ли не ползком, или знаете еще есть такой термин - шкурники, это когда вообще еле пролезаешь, что спину и живот ободрать можно, а вообще я читала, что...
      Девчонку явно прорвало.
      - Давайте ближе к делу, окей? - вздохнув, прервал он поток излияний, - что купить-то хотели? Конкретное что?
      - Да, я хочу купить ему пневмопистолет, - продралось сквозь трудное слово небесное создание, - это такая штука...
      -Я знаю, - пресек он в корне новую словесную эпопею, - пистолеты у нас вон там.
      Похожий на сардельку палец указал на одну из дальних витрин.
      Существо в сарафане помялось. Пока оно мялось, он разглядывал волосы существа. Посмотреть было на что - черные, блестящие и гладкие, как хорошо отполированная рукоять пистолета, они спускались чуть ли не до талии. Талия тоже была достойна внимания. В меру узкая, перехваченная кожаным пояском с большой цветной бабочкой) на пряжке. Выгодный контраст с волосами...
      Он поймал себя на том, что совершенно упустил из виду происходящее в магазине, и подтянулся. Существо все еще мялось. Он безуспешно пытался не думать о том, что могло скрываться под сарафанчиком.
      - Мне бы очень пригодилась ваша помощь, - наконец созналось существо, - понимаете, все заняты, а я в этих ваших штуках не разбираюсь...
      - Вообще-то я не... - он только собрался просветить существо относительно своих должностных обязанностей, как в голову пришла замечательная мысль, - хорошо, я попробую помочь вам.
      Вместе они проследовали к витрине с выставленными пневмопистолетами. В глазах существа, помимо витрины, отражалась напряженная внутренняя работа мысли.
      - Вот, например, хороший пневмопистолет марки Pasdale, - неторопливо начал он, тыча пальцем в товары, - до тысячи выстрелов в час, ударная сила в сотню джоулей, стандартный магазин на сорок гвоздей. Идеален для работ по дереву...
      - Нет-нет! - существо в ужасе замахало лапками. Десяток тоненьких браслетов на запястьях отчаянно зазвенел. - Мне нужно для бетона!
      - Без проблем, - автоматически переключился он, - могу предложить Хилтрикс-130. Бетон, сталь, камень, кирпичная кладка. Тысяча двести выстрелов в час, магазин на тридцать гвоздей легко сменяется, вес... - он с сомнением посмотрел на девчонку, - три с половиной кило.
      - Хорошо! - восхитилась странная клиентка, - беру! А гвозди для него есть? Ну, такие, вы знаете... Чтобы можно было прибивать крюки для карабина?
      - Есть, конечно, - он открыл витрину универсальным ключом, обычно без дела болтавшимся на его широкой груди, и достал пистолет. Увесистый "Хилтрикс" уверенно лег в мощную ладонь. - Чуть левее, пожалуйста, комплекты гвоздей на соседней витрине.
      Он посторонился, пропуская небесное создание. Если бы взглядом можно было есть, то девчонка уже лишилась бы значительной части своей упругой попки, которой она так невыносимо выразительно покачивала.
      Попка притормозила, и он едва успел сделать то же самое - как ни хотелось ему совершить приятное столкновение. Он в очередной раз поймал себя на том, что совершенно забыл о своих прямых обязанностях. Смутное ощущение тревоги кольнуло где-то внутри. Он расправил плечи, выпятил грудь и старательно втянул брюшко, зыркнув глазами по сторонам. Вроде все в порядке.
      Существо в сарафане уже было всецело поглощено рассматриванием гвоздей. Судя по всему, ей приглянулись суровые двадцатисантиметровые крепежные элементы с насадками в виде внушительных крюков.
      - Эти подойдут? - спросила девчонка.
      - Ммм... да... - пробурчал он, мысленно спуская тоненькие бретельки сарафана с узких плеч.
      - Извините? Так подойдут или нет?
      Настойчивый писк вывел его из приятных мечтаний. Он незаметно поморщился - ну почему в реальности они еще и разговаривают?
      - Да, подойдут. Схема работы такая: вы берете крюк, - он для наглядности проиллюстрировал свои слова действиями, - приставляете его к стене, вставляете гвоздь вот сюда, - он досадливо поморщился - слово-то какое... - и нажимаете на спуск. Все, - он вручил существу коробку с гвоздями и крючьями. Коробка была явно тяжела для паучиных ручек с отполированными ноготками. Он вообразил, как эти ноготки медленно процарапывают его спину... спускаются ниже... к пояснице... и еще ниже, и еще...
      - Давайте я помогу, - он забрал у девчонки коробку, другой рукой поудобнее подхватил пневмопистолет и побрел к кассе. Небесное явление семенило за ним, смешно хлопая резиновыми сапогами. Он поставил упаковки на прилавок и внимательно следил, как кассир пробивает чеки. Отвлекало слабо - где-то на периферии упорно маячили отвратительно соблазнительные бретельки.
      Коробки вместе с чеком отправились в фирменный пакет внушительных размеров. Девчонка потянула из миниатюрной сумочки едва различимый глазом кошелек.
      - Может быть, вам помочь донести? - он невзначай кивнул на пакет.
      Явление стрельнуло на него рыжими глазищами, подавая кассиру пласткарту. Пискнул считыватель, кассир вернул карту девчонке и выдал стандартную фразу о том, как он счастлив поздравить ее с удачной покупкой. Создание поблагодарило, пряча карточку в сумку и готовясь подхватить пакет.
      - Позвольте, я все же... - волосатые сосиски нацелились на ручки пакета.
      - Спасибо, - улыбнулось создание, - но вы уже и так достаточно манкировали своими служебными обязанностями ради меня.
      Пока он пытался сообразить, что означает непонятное слово, девчонка ловко выхватила пакет из-под его носа и улыбнулась еще шире.
      - Еще раз спасибо, что помогли подобрать подарок моему парню - без вас я бы не справилась.
      Нелепые резиновые сапоги скрипнули, и явление природы, покачивая бедрами, в мгновение ока оказалось возле двери - тяжелый пакет придавал ее движениям особую прелесть. А ему оставалось только стоять, ловя ускользающую челюсть, и беспомощно наблюдать, как уплывает это очаровательно наглое создание.
      Внутри кипела злоба - прежде всего, на себя. Болван! Неужели не очевидно, что пневмопистолет такой фее ни к чему, и покупает его она явно для мужчины! И уж точно не для отца - фее на вид лет двадцать, значит, отцу около сорока. Вряд ли сорокалетний серьезный мужик будет лазить по узким щелям катакомб. Значит, подарок предназначался для парня. Блин! Ну почему умные мысли всегда приходят в голову слишком поздно?..
      Он почесал в затылке и злобно приосанился, разглядывая клиентов. Упитанные мужички вызывали в нем инстинктивное чувство презрения, и он с досадой отвернулся к окну. Это, конечно же, было грубейшим нарушением служебной инструкции, но в его мыслях в данный момент инструкции явно не было места.
      И я еще помог ей выбрать подарок! Одно воспоминание об этом вызывало в нем бурю ненависти - к пышноволосой фее, к проклятым вечно занятым продавцам, к чертову надоевшему дождю за окном, к магазину, пропитанному вонью пластика и металла, к толстозадым клиентам, к собственной тупости...
      За окном чертов дождь продолжал барабанить, толстозадые клиенты что-то бубнили занятым продавцам, а к неистребимой вони пластика и металла внезапно прибавилось что-то еще. Он тупо следил за тем, как ползут по стеклу крупные капли. Девчонка... девчонка, мать ее... Внутри нарастало беспокойство, поднималось к горлу, стискивало сердце. Нехороший знак... Девчонка ушла, но чувство опасности осталось. Значит, что-то не так здесь, прямо здесь, в этом душном торговом зале... Он моргнул и стал разворачиваться, и в это мгновение за спиной раздался грохот и отчаянный вопль.
      ***
      Ему было хорошо видно поле боя с этой позиции. Пусть немного неудобное место на дереве, но он так долго искал подходящую "вышку", чтобы сейчас жаловаться. Оторвав взгляд от своего любимого прицела, за который он выложил своих кровных на несколько месяцев безбедной жизни, парень достал свое второе оружие - АПС, и осмотрелся.
       Автоматический пистолет Стечкина. Нечто среднее между пистолетом-пулеметом и обычным пистолетом, но довольно бесполезное в одиночных точечных выстрелах. И такое же древнее, как и его прицел ПСО-1 на снайперской винтовке последнего поколения. Такие винтовки дешевы, а вот раритет - он стоит приличную сумму денег. Но ради удобства пользования и универсальной самозащиты можно и раскошелиться. Со снайперской точки через прицел ПСО-1 можно с достаточной точностью и педантичным постоянством сокращать ряды так бездарно замаскированного противника. Но стоит кому-либо попытаться приблизиться к его точке, как в дело вступает АПС, более тихий чем оригинал, ведь парень умудрился прикрутить на него новехонький глушитель.
       Вот так и выживаем, подумал он, в очередной раз провожая свою цель в заросли кустарника. Стрелять пока не решился - велика вероятность раскрыть свою позицию, да и цель уж больно походила на салагу. Ну кто так делает перебежку?! Да еще и на открытом пространстве. Даже не попытался укрыться за остатками стены, некогда бывшей опорой дома. А значит его может прирезать засевшая за соседним кустарником штурмовая группа. Четыре человека, готовые рискнуть, но выбить врага из ключевого здания на том конце небольшого поля. Вот только что-то они все телятся и делают вид, что готовятся, а выползти из кустов не хватает смелости. Или, может, команды? В любом случае, пока они там сидят, за свой тыл молодой человек оставался спокоен.
       Он снова прилип к так уважаемому им окуляру снайперской винтовки и продолжал следить за дальним концом бывшего складского помещения. Именно там он в последний раз видел крупную группу противника. Они производили перегруппировку, видимо собирались пойти в прорыв. Интересная складывается ситуация. Теперь уж точно - или мы их, или они нас.
       Движение.
       Там определенно было движение, и он резко сместил прицел на несколько дюймов левее, точно на дверной проход. Снайпер! Вражеский. И целит именно на позиции штурмгруппы, зараза. На раздумья было несколько секунд, и он ими воспользовался. Навести прицел на неподвижного врага было проще простого. Тридцать пять миллисекунд, еще десять на нажатие спускового курка. Тихо щелкнула винтовка. Стабилизатор выровнял пулю. А улучшенный ствол с пламегасителем заглушил выстрел.
       Минус один. Еще один противник на его счету. Теперь они будут очень осторожны, ведь никто не любит рисковать без надобности. А значит нужно ускориться, все слишком затянулось.
       Парень заметил еще одно движение ближе к своей засаде. Кто-то пробирался к его позиции и очень маловероятно, что это свои. Вот только дистанция не очень хорошая. Эдакая мертвая зона - слишком близко для снайперки, но еще далеко для бестолкового Стечкина. Он хорошо помнил этот момент. То, как он колебался в выборе между винтовкой и пистолетом. Но все же достал пистолет и затаился. Он помнил стрекот пулемета с заброшенного склада по позиции штурм-группы. Помнил то как они бросились врассыпную, частично демаскировав себя. Он хорошо помнил и ветерана, который очень умело шел к его позиции, хотя пока и не раскрыл такого ненавистного снайпера. Все решил случай. И два маленьких коричневых бочонка желудей. Они так не вовремя сорвались из-под ноги и упали под дуб. Он помнил, как ринулись его товарищи в атаку. Но для него было все решено. Ветеран заметил его. АПС выплюнул очередь пуль в противника, но они все ушли мимо цели. На снайпера смотрело дуло охотничьего карабина.
       А потом его убили. Он поежился, вспоминая, как пуля пришлась ему в коленку и вызвала непроизвольное сокращение мышц. Из-за которого он чуть не навернулся с дерева. Принципиален этот Сашка! Мог бы просто сказать или подать знак. Не обязательно же было запускать в меня эту пулю. Да еще так удачно. Пластик убить не может, но скорости пули достаточно, чтобы почувствовать боль. Тем более что ветеран-Александр был убит следующим. И теперь уже ему пришлось лезть в карман за белым кусочком материи - символом признания поражения. По итогам страйкбольного матча он был лидером по фрагам, целых семь человек! Из них трое - снайперы. Очень неплохо! Он шел домой довольным, хотя и несколько ушел в себя, проигрывая прошедший бой у себя в голове. Потому видимо и наткнулся на эту странную соседку. Подпортила она ему веселье, а жаль. На подходе к квартире на него пытался выскочить еще один сосед. Но этот шел неуклюже и слишком громко, чтобы его не заметить. Что-то не хотелось в очередной раз "здороваться", потому парень просто отступил в темный вспомогательный коридор и пропустил человека к лифту. Странно, видимо, мужичок тоже не желал светиться и спускаться на основном лифте, раз пошел на черновой. Впрочем, не важно. Какое ему дело до чужих тайн? Парень завалился домой уставшим, словно по нему прошелся разъяренный бык, как в старые времена во время испанской корриды. После двух внеурочных смен подряд, да еще этой перестрелки первым делом хотелось напиться и уснуть. Но нельзя, он обещал ее дождаться. Но на износ идти тоже не хорошо, потому он добрался до холодильника и достал из стазисного желе банку энерго-тоника с витаминами и подпиткой, откупорил ее и уселся в мягкое кресло в углу кухни. Утонув в мякоти старой кожи, можно было расслабиться и даже заснуть. Но полбанки выпитого энергетика начали совершать свое темное дело по пробуждению принявшего странную жидкость молодого человека. В прошлом, когда энергетики только начинались, они не содержали в себе ничего, кроме химического кофеина и не менее искусственных витаминов. Все, что они давали, - это легкий намек на бодрость да нехилую нагрузку на сердце. Сейчас же они умело подстегивали метаболизм и раскрывали резервы организма, одновременно насыщая его питательными элементами с витаминными добавками. Хотя слишком часто пить такое тоже не рекомендовалось, но в критической ситуации зелье могло прийти на помощь. Для того, чтобы подавить в себе желание заснуть, одного энергетика явно маловато, потому стоило заняться чем-нибудь полезным. Тем более рядом совсем невзначай лежал планшет-раскладушка. Парень допил банку и не вставая запустил ее в приемный лоток переработчика. Трехочковый! Подумал и все же встал за второй банкой. Планшет мигнул приветственной надписью и подключился к сети. Предстояло просмотреть рекламу провайдера, эх, будь она неладна. Пока на экране мелькали призывные картинки, парень забавлялся с банкой энергетика, пытаясь придумать новый способ открыть ее красиво. Когда, наконец, провайдеру надоело пичкать рекламой одного из своих горячо любимых пользователей, молодой человек ввел сразу несколько адресов. Из переплетений паутины его вырвал звонок в дверь и звук магнитного замка. Он бросил взгляд на часы. Дааа, засиделся. А ведь рассчитывал еще по дому прибраться, да и робота-чистильщика надо было запрограммировать. Эх, стоило бы подкопить немного, да взять себе автономного, тогда не пришлось бы каждый раз вбивать координаты всех препятствий в комнате. А таких препятствий было немало - куча мебели и несчетное количество прочей утвари, такой как чемоданы с книгами, с вещами, около десятка всевозможных торшеров и набор парниковых горшков, способных выращивать цветы независимо от солнца и климата в комнате. А солнца в этой квартире явно недоставало. Ну ничего, они все еще поднимутся выше. Даже результат крайней игры был на его стороне. Он уже начал осуществлять свой план по избавлению от мягких кожаных объятий, как до его слуха донесся радостный оклик пришедшей девушки. Она позвала его по имени и, даже не дожидаясь, пока он отзовется, принялась щебетать о красивом сарафане, который она сегодня где-то среди огромного количества магазинов видела. Парень вылез из кресла и заспешил скорее в коридор, когда услышал очередной веселый экспромт и встретил ее, невольно улыбаясь. - Привет, - он приобнял ее за талию, - ты как всегда цветешь! - Да, а еще у меня есть для тебя сюрприз, - выдало щебечущее создание и принялось расставлять сумки с покупками по приоритету предстоящей демонстрации, - но сначала я покажу тебе другие находки, посмакую время, так сказать. - И она заговорщицки, с небольшой долей злорадства хихикнула. - О нет... - Вздох получился уж слишком сильным и казался чересчур наигранным. - Да! - тоном, не терпящим возражений, заявила поклонница легкого шопинга, принимаясь распаковывать многочисленные покупки. - Вот тут у меня очаровательные новые заколочки - ты не представляешь, сколько магазинов мне пришлось обойти! И только в какой-то крохотной лавчонке я нашла подходящий цвет, точь-в-точь гармонирующий с моим новым пояском! Парень стоически терпел, изо всех сил стараясь не смотреть на часы. - А вот тут, смотри какая прелесть - уверена, ты будешь в восторге! Интрига росла. Девушка торжественно раскрыла самый маленький сверточек и извлекла оттуда крошечного красного жучка в крапинку, которого тут же прикрепила к себе на сарафан. - И что это? - с надеждой на окончание представления поинтересовался он. - Жучок! Симпатичный! Милый! На платье! - старательно объяснила она ему, как маленькому. - Ах, жучо-ок... - протянул он, стараясь уменьшить долю сарказма в голосе, - ну да, хороший... А может, мы все-таки пойдем перекусим? Сегодняшняя игра меня порядком измотала. - Подожди, я же еще не показала тебе самое главное! - запротестовала девушка, поднимая с пола увесистый пакет. Большой будет жук, подумал парень. Он и глазом не успел моргнуть, как из пакета появилась перевязанная бантиком коробка. - Я же сказала, что приготовила тебе сюрприз, - сказала она, вручая ему коробку. - Какое упитанное насекомое, - усмехнулся он, взвешивая подарок в руке. - Да ну тебя! - возмутилась девушка, - открывай скорее! Бантик полетел на пол, следом отправилась коробка, и в руках парня оказался новехонький стенобитный пистолет. - Вау, Хилтрикс! Только зачем мне такой мощный инструмент? - Ну смотри - он делает больше тысячи выстрелов в час, и магазин у него на тридцать гвоздей, - девушка принялась перечислять ранее услышанные характеристики. Но поймав взгляд парня, она тут же исправилась: - А еще он беззвучный, хорошо бьет бетон, и в комплекте с ним идут скобы для карабинов. Я решила, что он будет идеален для тихой организации скрытых снайперских позиций, которые ты так обожаешь. Хм, а это стоило того, чтобы потерпеть представление с жуками, решил парень, а вслух сказал: - Решила правильно, - он улыбнулся и свободной рукой притянул к себе девчонку, - молодец! Парень звонко чмокнул ее в полураскрытый ротик. - А теперь мы идем есть! - провозгласил он. С пистолетом в одной руке и девчонкой в другой он проследовал на кухоньку, где девушка незамедлительно принялась метать на стол кучу лоточков, с нечеловеческой скоростью выуживая их из переносного холодильника. Предвкушая аппетитный обед, парень присел в излюбленное кресло, пристроив незаряженный Хилтрикс рядом с собой. Наконец стол был накрыт, и девушка уселась на стул по соседству, тут же открыв пару лотков и подсунув один из них парню. Кажется, насчет аппетитного обеда я явно поспешил с выводами... - Я не буду есть эту недоразвившуюся дрянь! - он двумя пальцами отодвинул от себя лоточек с едва начавшей прорастать пшеницей. Девушка, увлеченно поедавшая что-то зеленое и спутанное, больше всего напоминающее комок водорослей, подняла голову. Было забавно наблюдать, как ее миловидное личико нахмурилось, лобик сморщился, а губы капризно надулись. - Это полезно для твоего же здоровья! - праведный гнев бурным потоком вырвался из ее ротика, - и для физической формы! - Да я вроде на форму не жалуюсь, - парень незаметно придвинулся ближе к вожделенному холодильнику, где должен был сохраниться кусок прессованного мяса в стазис-желе. Он точно помнил о его наличии. Вчера проверял... - Пшеница не даст тебе растолстеть! Она выводит из организма холестерин! Девчонка явно собралась задавить его если не оригинальностью аргументов, то уж собственной непробиваемостью - точно. - Думаешь, я толстый? - рассеянно спросил он, открывая дверцу и доставая мясо. Оболочка мяса уже начала неприятно липнуть к рукам - с легкой руки поклонницы ростков ценный продукт мог запросто испортиться, так и не попав в жаждущий желудок. - Ростки полезны для зрения снайпера! - не слушая его, воинственно размахивала вилкой активистка здорового образа жизни, - кроме того, они помогают прочистить желудок! Он поперхнулся недожеванным куском мяса. - Слушай, может, ты мне эти аппетитные подробности попозже расскажешь? - получилось жалобно. Почувствовав слабину, ярая поборница "зеленой пищи" перешла в наступление. - Ну уж нет! Тебе вечно некогда слушать! - Первый аргумент. - Но... - Попытка возразить споткнулась о гневный взгляд. - Не перебивай! У тебя идут постоянные стрессы. - Второй аргумент. - Тебе нужно много энергии, причем от быстросжигаемых источников. - Третий, на "добить". - А еще... - и вот тут случилась долгожданная заминка, коей не преминул воспользоваться парень, и пошел в атаку. Ура! - А еще мне катастрофически не достает клетчатки, белка и кучи элементов для моего организма в моменты повышенной нагрузки! - Первый контраргумент. - А... - Именно так! - Победоносный взгляд - Именно этих элементов не найти в проростках. - Второй контраргумент. - Проростки годятся и для таких перегрузок. - Тщетная попытка защитить свою позицию. - Проростки годятся для монотонного поедания и разжевывания их! Нет, серьезно... Такая пища подходит домохозяйкам, которые только и делают, что впяливают взгляд в квадратную рамку - будь то окно наружу или просто телеящик. И жуют эти якобы питательные недорастения целый день. - Третий и самый весомый аргумент защиты, рвущейся в нападение. - Ты ничего не понимаешь, ты не хочешь меня слушать! - А вот дальнейшее уже начало походить на ссору, потому как в ее голосе появились визгливые нотки. Что поделаешь? Она не любит, когда кто-то ей перечит, а тем более - столь активно защищается. Все же она очень помешана на своих ростках, да и переживает обо мне не слабо - ишь, натащила столько питательных смесей из натуральных ингредиентов. Что же делать то? Сейчас такое есть не очень-то охота. Сейчас зиждиться единственное желание глубоко внутри - расслабиться, отдохнуть, и устроить веселый вечер. Догадка пришла неожиданно, как собственно и любое великое озарение. - Слушай... - попытался он прервать ее бурю словоизлияний в защиту правильного и "зеленого" питания - а если нам немного прогуляться? - Да я вроде только что с прогулки. Да и ты не так давно должен был прийти домой. С чего бы? - буря нежданно затихла и перевоплотилась в настойчивый интерес. - Ну? - Ну как тебе сказать - Под пристальным вниманием сформировать достойное предложение было не очень то и легко. - У меня тут возникла одна идейка. И вправду. Простая, с первого взгляда, идея устроить полупраздничный вечер, теперь пыталась ускользнуть, как будто испугалась неправильного к ней отношения. Как будто время дома за поеданием ростков может загнать в угол время в приятной атмосфере старого добротного ресторанчика. Такова уж природа этих капризных идей. Нет, надо сказать в лоб, а там - будь что будет. Даже за эти несколько лет, проведенных вместе, он не был уверен в степени адекватности реакции, которая может последовать за любым его предложением. - В общем, такой расклад: мы сейчас с тобой пакуем все эти зеленые и не очень пожитки в холодильный стазис, забываем о них на сегодняшний вечер. Цветущее создание опешило от такого заявления и даже перестало жевать зеленый ком странных водорослей. Или это не водоросли? - А дальше - одеваемся красиво и идем в один очень интересный ресторанчик. Нам же надо как-нибудь отметить мою победу? - Так ты занял первое место? - Возмущению не было предела - и так долго тянул с этим известием? - Ну прости! Ты даже не спрашивала! Ты все щебетала по поводу своих покупок и не дала вставить мне даже слова о своей новости - с улыбкой выдал парень, пробираясь к ее коленке под столом - а между тем, я бы не прочь отметить это достижение! Кстати, это была первая чистая победа в сериях сражений, а-ля дюжина-на-дюжину. - За первое место у меня есть достаточно баллов не только для вечерней пирушки, но и для того, чтобы отложить приличную сумму для нашего нового жилища. Так что давай, пакуй все в стазис и собираемся. Он победоносно отправил в рот кусок заранее отрезанного мяса, а остальную часть переложил в новый пакет и отправил в стазисное желе холодильника. После проделанных операций парень недвусмысленно посмотрел на все расставленные коробочки с проросшими яствами, потянулся в своей любимой мягкой коже, которая так старательно его убаюкивала в кресле, и, захватив планшет, поднялся. - Кроме того, у меня есть интересная находка! Думаю, у нас есть отличный шанс выбраться из города и развеяться, да еще и получить за это дополнительные баллы. Давай, собираемся, я расскажу тебе по дороге. Увлекательный поход на пару недель, а? С этими словами парень окончательно выбрался из пленительного тепла кресла, закинул остатки их скромной попытки поужинать в стазис и положил планшет в сумку. Пора выйти под дождь.

    ***
    OFFTOP:
    Всех любителей и профессионалов в области прозы и стихосложения категорически приглашаю в нашу группу на Сабскрайбе - http://subscribe.ru/group/we-need-your-brainssss/. Давайте объединяться и делиться своими нетленками!

    76


      0k  

    
    		
    		
    		

    77


    Филиппов А.Н. Судислав   16k   "Рассказ" История

       СУДИСЛАВ.
       (Исторический рассказ.)
      
      Черная рвань грозовых туч медленно и неотвратимо, словно уверенная в себе рать приближалась к городу. Первым прорвался за городскую стену ветер-разведчик. Он поднял клубы пыли на городской площади, сбросил с деревьев несколько сухих веток и напал на корзинщика. Тот, не ожидавший вероломного нападения, растерялся, а ветер погнал по городской улице три легкие корзины. Пока корзинщик под веселые крики горожан ловил беглянок, тучи перевалили городскую черту. В небе загрохотало. Чернота раскололась светло-синей трещиной, и снова сомкнулась, бросив наземь пригоршню крупных дождевых капель. Люди бросились по избам, укрываясь от непогоды, а из туч гремело всё сильнее и сильнее.
      - Кара великая нам за то что богов своих предали пришла! - орал старик с облезлой плешивой головой. - Берегитесь теперь! Боги вам всем по заслугам воздадут! Перун явился! Бойтесь его!
      И тут, будто в подтверждение его слов озарилось всё, синим огнем, зашелестело в небесах, загрохотало неимоверно громко. Молния прорвалась к земле и огнем расколола могучий дуб рядом с избой старика. Пожилой сын плешивого горлопана, ойкнул, упал на колени и пополз к печи, а старик продолжал вещать:
      - Слава тебе Перун! Бей подлых предателей! Так их!
      Мужик вытащил из-под печи, вырубленного из полена идола и метнулся с ним в красный угол избы. Там поставил свою ношу на земляной пол и стал снимать со стены икону, но стоило ему прикоснуться к ней, как раздался такой великий грохот, какого горожанин в своей жизни ещё не слыхивал.
      - Оставь икону! - испугано взмолилась жена.
      - Выкинь доску окояную в омут речной! - орал сердитый отец.
      Мужик задрожал.
      
      На улице свистел ветер, гремел гром, и сверкало множество молний, а вот в темнице под палатами княжескими было темно и тихо. Громадные камни глушили все звуки мирской суеты и надежно берегли покой темницы. Кроме покоя сторожили холодные стены и одинокого узника. Он сидел в углу и не шевелился. Если бы кто-то его сейчас увидел, то наверняка решил бы, что сиделец о чем-то думает, но узник не думал. За долгие годы сидения он уже разучился, и думать, и вспоминать. Всё разучился делать и целыми днями только неподвижно, безразличный ко всему, сидел в темном углу. Приди к сидельцу сейчас прелесть воспоминаний, то он первым делом бы вспомнил тот солнечный зимний день и хитрого воеводу Щура. Обманул Щур, тогда псковского князя Судислава, ой крепко обманул. Повел его в темницу чуду диковинную посмотреть да и захлопнул сзади тяжелый засов. Сперва Судислав стал кричать, проклятьями сыпать, требовать, бить по шершавым камням, разбивая в кровь руки. Какими он только карами не грозил гнусному изменщику, каких только планов мести не строил.
      - Вот прознает брат мой Ярослав про подлую измену, - думал плененный князь, - примчит сюда с дружиной своей и вытащит меня из каменного мешка. Ох, как я расправлюсь с Щуром. Сам распорю ему брюхо, сам рассеку ему шею, чтобы знал, как на князя своего руку поднимать. Сам жилы из разбойника тянуть буду. Вот только брат придет.
      Долго метался во тьме каменной ямы молодой князь, лишь изредка забываясь тяжелым сном, но брат на выручку не приезжал. Тогда Судислав решился выбираться сам. Он подстерег руку, ежедневно подающую ему чашу воды с краюхой хлеба, и схватил её, однако рука оказалась ловкой и сильной. Она отбросила узника к стене и больше в темнице не появлялась. Воду с хлебом стали подавать на длинной рогатине. Вот после этого Судислав перестал метаться и стал думать. Дум было много, и были они сначала только злые да тяжелые, но вскоре просветлело в воспоминаниях князя, и предстал перед ним его отец - Князь Владимир Красное Солнышко. Сначала строгим предстал, а потом и веселым на пиру разгульном. Улыбается отец, брата Святополка за плечи обнимает, чашу заздравную уверенно держит.
       А вот и ещё один пир великий в Киеве. Старшие братья приехали в столицу с дружинами своими. Весело в городе стало. Маленькому Судиславу подарков кучу привезли. От Мстислава кинжал в серебряных ножнах, то Святополка лук тугой, а от Ярослава меч острый. Такой складный меч, залюбуешься.
       Вечером около палат костры огромные разложили. Искры от них уносились в черное небо и под этими искрами крики, смех, пляски разудалые. Судислав сидел раскрыв рот, радостно дивился общему веселью и тут рядом с ним подсел Ярослав. Он был тоже весел, добродушен, хлопал в ладоши и заливисто смеялся.
      - А что Святополк часто в Киеве бывает? - сквозь смех спросил Ярослав.
      - Часто, - тоже между делом ответил Судислав.
      - А ты знаешь, что он нам не брат? - вдруг прошептал Ярослав на ухо младшему брату.
      - Как не брат?
      - А вот так вот. Наш отец ему не отец. Другой у него отец.
      Веселье Судислава, как корова языком слизнула. Как же так? Святополк, лучший из братьев и вдруг не брат.
       На следующий день эта мысль никак не хотела выбираться из головы мальчишки. Как же так? Судислав спросил у Бориса:
      - А, правда, что нам Святополк не брат?
      - Тебе кто это сказал?
      - Ярослав.
      - Не слушай его, он мне тоже говорил, но я ему не верю. Не верь и ты. Ярослав Святополку давно во всём завидует. Он вообще всем завидует. Не говори об этом никому.
      Только Судислав не успокоился, не мог он так просто успокоиться и пошел со своим вопросом к отцу. Тот сидел на резном стуле, и с незнакомой девицей ласково разговаривал. Девица видимо была приезжей, потому что раньше в Киеве её Судислав не видел. Судислав презрительно кинул взгляд на девицу и со всей, имеющейся в его юной душе серьезностью, обратился к отцу с вопросом.
      - А, правда, Святополк мне не брат?
      Отец перестал улыбаться, отвернулся от девицы и тут мальчишка почувствовал, что неведомая сила оторвала его от пола, развернула в воздухе и бросила вниз. Не успел отрок опомниться от неожиданного падения, как его спину три раза обожгла злая плеть. Судислав заревел в голос и пополз к порогу. На пороге он обернулся на отца. Тот приостановил его суровым взглядом и молвил.
      - Брат тебе Святополк, запомни, брат. Знай, это и люби братьев своих. Не будешь любить, плохо тебе придется.
      Вечером был опять пир, но не такой веселый как вчера, а с дракой. Подрались Ярослав со Святополком. Жестоко подрались. Конечно, силы у них были не равны, но хитрый Ярослав плеснул в лицо Святополку горячей похлебки и напал на потерявшего зрение брата. Что было дальше, Судислав не видел, увела его мать от сумятицы испорченного пира, а на утро в Киеве было уже спокойно. Все приезжие разъехались и в палатах остались только малолетние княжичи и брат Борис. Отец после утренней трапезы сразу позвал его в светлицу. Борис долго не выходил от отца, а когда вышел, то с трудом скрывал какую-то радость.
      Скоро отец заболел. Тяжело заболел. Уединилась семья в селе Берестове. Всё хуже и хуже становилось князю Владимиру. Всё глуше и протяжнее становились его стоны, а потом он перестал всех узнавать. Мать быстро собрала Судислава и отправила его в Тьмутаракань к Мстиславу.
      - Поезжай от греха подальше, - шептала она, утирая слезы.
      Больше отца с матерью Судислав не видел.
      У Мстислава жилось ему хорошо. Мстислав был настоящим богатырем, как телом, так и душой. Его уважали все: и подданные, и друзья, и недруги. Многому научился Судислав у своего старшего брата. Много любопытного увидел, но больше всего его поразило море. Поразило и напугало. Поразило сразу своей огромной мощью, а напугало, когда неизвестно откуда взявшийся ветер унес ладью прочь от берега. Вот где страху то было. Вот где все богов вспоминали да обещания раздавали. Жутко было в беснующийся воде без берега.
      Часто они с Мстиславом разговаривали вечерами. Обо всем разговаривали. Когда пришло время, рассказал старший брат младшему о гибели Бориса, Глеба, Святослава. Молва народная всё зло этой гибели Святополку приписывала, но Мстислав сомневался. Сомневался, а истину узнать не мог: Святополк к тому времени тоже умер. Не верил Мстислав, что Святополк на такое пошел, не верил, но на кого-то другого клеветы не возводил. Иногда старший брат заговаривал о киевском столе, но Судиславу эти разговоры не интересны были, не до них ему было. У него дружина появилась. Немногочисленная, но своя и потому был доволен князь своей жизнью полностью. Не хотелось ему над людьми властвовать, старшим товарищем в дружине хотелось быть, а вот властвовать - нет. Не любил он человека заставлять что-то против его воли делать, а коли, этого не любишь делать, то и к власти лучше не соваться.
       Потом был стремительный набег на косогов и упоение победой ратной. По душе была Судиславу жизнь у старшего брата. По душе.
       И вот в один день всё переменилось, приехал в Тьмутаракань пожилой израненный воин с одной рукой, и что-то рассказал Мстиславу. Тот сразу же взбеленился будто. Ярослава стал нещадно ругать, и рать стал к походу на Киев готовить.
       Только Киев взять не удалось. Воспротивились киевляне. Кто-то страху на них нагнал в рассказах о Мстиславе. Тьмутараканский князь не захотел крови горожан проливать и пошел по Руси Ярослава разыскивать.
      - Хочу спросить с него о справедливости, - сказал Мстислав Судиславу на одном из привалов. - Хочу спросить, зачем он крысе уподобился? Пусть ответит за кровь невинную.
      О какой крови шла речь, Судислав не понял, а переспросить не решился. Побоялся что-то страшное узнать.
      Скоро нашли рать Ярослава и разбили её. Мстиславу бы радоваться победе, а тот вдруг снова загрустил.
      - Не дело это против брата воевать, - сказал он Судиславу на следующий вечер после битвы. - Не дело нам козни в своей стране друг против друга строить. Скачи к Ярославу в Новгород, скажи, что я в мире жить хочу. Скажи, что по братски нам надо поделить власть. Я в Чернигове сяду, он пусть в Киеве остается, а Новгород за тобой. Согласится он на это, в мире жить будем, а если нет, то опять кровушка польется. Попроси его согласие дать.
      Всё как надо сделал Судислав. Два дня Ярослав думал, со священниками своими советовался, а потом подписал грамоту о разделении власти. Судислав сам хотел отвезти её, но князь киевский его не пустил. Гонца послали, а сами в Новгороде пировать остались. Долго пировали. Ярослав всё про город рассказывал и часто повторял:
      - Вот оно твоё княжество. Готовься. Осталось немного, вече на днях соберем и ты - князь. Иначе нельзя, порядок здесь такой. В Новгороде без решения вече князем нельзя быть.
      Вече новгордцы назначили на зиму, а князья, чтобы время зря не терять, поохотиться решили. Долго охотились по всему краю новгородскому и даже как-то попали в Псков. Вот там-то и встретил Судислав Любаву. Даже и не встретил, а случайно рядом с ней на пиру оказался. Полюбилась она ему очень, и он ей по душе пришелся. Только вот беда, муж у Любавы был. Торговец один. Если бы не муж, то сразу бы взял Судислав Любаву в жены, но видно не судьба. Так встречаться стали. Шептались люди за спиной, только шепот любви не великая преграда. Счастливо прошла неделя в Пскове.
      Однако с уходом недели пришла пора, из города уезжать, а Судиславу не хотелось. Разные причины придумывал он, только бы день отъезда отодвинуть. Понравилось молодому князю в этом граде: Любава здесь, горожане добрые, городок простой, не особо суетливый. Ярослав торопит с отъездом, а Судислав всё откладывает его. Только от того, что должно случиться не спрячешься, и день отъезда пришел. Весь город вышел князей проводить, и Любава пришла. Разрывалось на куски сердце юного князя. Не хотелось уезжать. И тут чудо случилось:
      Бросился посадник местный под копыта коней княжеских, встал на колени и простер руки к Судиславу:
      - Останься князем у нас! Весь народ тебя просит!
      И точно, весь народ сразу на колени упал и к Судиславу взывает:
      - Останься!
      Только Ярослав строго пальцем погрозил, а брату своему молвил:
      - Не место тебе здесь. Тебя большее княжество ожидает. Новгород Пскову не чета.
      А народ псковский не унимается и снова просит. Судислав глазами Любаву отыскал и видит, что по щеке её слеза ползет.
      - Я здесь останусь! - строго сказал он брату.
      Тот плечами пожал, ещё раз попросил одуматься, но Судислав непреклонен остался. Тогда Ярослав предложил ему грамоту о добровольном отказе от стола новгородского подписать. Так Судислав в Пскове княжить и сподобился.
       Мстислав не скоро про это решение узнал, а как узнал, письмо строгое прислал. Журил он в письме брата за неразумность в решении, но помощь во всем при надобности обещал.
      Быстро пролетело десять лет княжения. Запал в душу Судислава Псков. Крепко запал. Навсегда решил он здесь обосноваться. Так оно и вышло, но обосновался он в темнице каменной. Опять всё хорошо было и опять вдруг.... Сначала пришла весть о смерти Мстислава, Судислав сразу же в Киев собрался к брату на совет, а на следующий день Щур замкнул в темнице засов.
      Всё это мог вспомнить узник, но не вспоминал. Ещё не вспомнил он, как богу молился, как проклял его и стал про других, более древних богов вспоминать. Теперь он и про эту суету забыл. Сидел Судислав в безразличной полудреме равнодушный ко всему. А всего этого и было-то: черные стены, черный потолок да крыса случайно в эти стены заблудшая.
      Да только тут чудо случилось, заскрежетал снаружи засов, и в темнице распахнулась дверь. Сиделец приподнял голову и покачал головой. Где-то он уже видел такое, вернее слышал. Только где? В голове его зашумело, зазвенело надрывно, и он вспомнил, что виделось ему такое во снах многих. Но это давно было да и было ли вообще?
      - А интересно, а что там за дверью? - мелькнула вдруг первая за много лет мысль в гудящей голове узника.
      К Судиславу подошли двое, взяли его за руки и повели. Свет ударил в глаза старика и ослепил его, но Судислав видел. Плохо видел, расплывчато, но не было вокруг той тьмы многолетней. Был свет, тусклый, свет, но это был свет.
      - Его в баню сначала надо, а уж потом к князю, - прошептал один из стражников.
      - Верно, к князю без бани никак нельзя. Задохнуться с ним рядом можно.
      Потом была баня, чистая рубаха и молодой незнакомый воин на резном стуле.
      - Склони главу перед князем Изяславом, - прошептал стражник.
      Судислав упал на колени. Князь сошел со стула, подошел к старику и поднял его.
      - Не гоже тебе на колени передо мною падать. Ты ведь тоже князь.
      Изяслав что-то ещё долго говорил, но Судислав его не слышал. В сознании его стучало только слово "князь". Он ведь тоже князем был, и перед ним также ниц падали. Неужели это когда-то было?
      - Ну, ты согласен? - подергал за рукав старика Изяслав.
      - Чего? - впервые за много лет заговорил вслух Судислав.
      - Отказаться от стола киевского навеки.
      - Зачем?
      - Чтобы жить.
      - Во тьме.
      - Нет, как все живут.
      - Как все?
      - Да, как все.
      - Согласен, только где я жить буду, как все.
      - Про это не беспокойся, - побежал к Судиславу монах в черном. - В монастыре нашем будешь жить. Ни в чем отказа тебе не будет. Скажи только еще раз, что согласен.
      - Согласен, а где Ярослав?
      - Он умер.
      - Давно?
      - Нет, недавно.
      Изяслав махнул рукой и старика повели вон. На пороге Судислав обернулся, и почудилось ему, что он опять маленький ползет от отца, а тот строго смотрит в след и сейчас скажет:
      - Брат он тебе и люби его всегда. Братьев своих всегда любить надо.
      На улице было солнечно, сыро. Народ убирал последствия вчерашней бури и не обращал на седого сгорбленного старика никакого внимания. Не до него было народу. Терзался народ после бури в душах своих, а может быть нет. Только до Судислава точно никому дела не было.
      
       Конец.

    78


    Крошка Ц. С видом на шторм   17k   Оценка:4.00*2   "Рассказ" Проза

      У девушки за стойкой было приятное открытое лицо. Сальваторе невольно засмотрелся на нее и не успел отвести взгляд. Она улыбнулась:
      - Мне кажется, я видела вас раньше, вы уже бывали у нас ?
      - Я приезжаю пару раз в год. А вот вы новенькая, не так ли?
      Девушка снова улыбнулась и родинка на левой щеке скрылась в лучинках глаз, сделав ее лицо еще милее.
      
      
      Мальчик в форменной ливрее подхватил чемодан, Сальваторе пошел за ним по некогда красному ковру, неторопливо переступая. В его возрасте нужно было взвешивать каждый шаг.
      Лифт привез их на самый верх. Широкий корридор обрезался панорамным окном. На этом этаже комнаты с балконами нависали прямо над утесом, внизу виднелась кромка берега. Отсюда, с высоты, море казалось совсем ручным.
      Сальваторе дал мальчику мелочь и отпустил его, сказав, что ему больше ничего не нужно. Когда закрылась дверь, он огляделся. Комната была чистой, прибранной, еще хранившей слабую ауру прежних жильцов.
      Интересно, кто жил здесь еще вчера?
      Одинокий мужчина, подвинувший массивное кресло к окну? - на ковре остались характерные вмятины.
      Или молодая пара, курившая в постели? - В портьерах еще застыл слабый аромат ментоловых сигарет.
      Сальваторе достал из кармана свою старую ореховую трубку и положил ее на стол. Включил чайник, который уютно заурчал и комната проснулась, с любопытством оглядывая нового постояльца. Он подошел к окну, повернул английский замок и распахнул тяжелые створки. Холодный ветер чуть не сорвал с него шляпу. У края океана небо уже становилось пепельно-серым. Сальваторе вышел на балкон. Шторм должен был начаться со дня на день. Волны перекатывались, играясь, будто пробуя силу, дразня настороженно замерший берег.
      " Не сегодня,- подумал Сальваторе, оглядываясь.- Может быть, завтра".
      
      
      На ужин он одел свой любимый зеленый джемпер. И сразу стал похож на старого доктора, отошедшего от дел. В зале было мало людей, в это время года гостинница пустовала. Но почти все столики возле окон были заняты. Сальваторе отыскал себе место в дальнем углу. Он взял обжаренную в тесте рыбу, салат и пол-бутылки красного вина. Никто не привлек его внимания, кроме женщины с мальчиком лет десяти. Они единственные сидели почти в центре зала. На женщине была странного вида цветастая шаль, лица мальчика Сальваторе не видел, видел лишь острые прямые лопатки и взьерошенную шевелюру.
      После ужина должен был состояться музыкальный вечер, но Сальваторе не стал его дожидаться. Ему хотелось пройтись по берегу и выкурить трубку перед сном. А он не любил гулять в темноте.
      
      
      Следующий день Сальваторе встретил уже на ногах. Он проснулся в тот самый момент как растаяла ночь. Ресторан отрывался в шесть, он был первым и успел занять угловой столик с видом на море. Попивая кофе Сальваторе смотрел, как ветер гонял по песку обрыки газет и трепал куски полиэтилена, содранного с пустых железных мусорниц. Одинокие деревянные "грибки" казались покосившимися и серыми. Наступавший шторм уже ощущался в воздухе, но был еще далеко.
      Выйдя из гостинницы он запахнул плащ и надел перчатки. Широкие, выложенные камнем ступени привели его на берег. Сальваторе закурил трубку и медленно пошел по песку, думая, как хорошо будет потом вернуться в теплую уютную комнату и заказать порцию пунша. Непременно с земляникой, она придавала напитку лесную свежесть и теплоту. И бренди, без рюмочки бренди пунш всего лишь кипяченое вино.
      Сальваторе вспомнилось, как в Португалии, например... а что же было в Португалии...? Он завернул за выступ, доходящий почти до воды и неожиданно увидел ту самую женщину, с цветной шалью. Она и сейчас куталась в нее, обхватив себя руками и глядя на волны. Мальчик сидел у ее ног и лениво швырял в воду тяжелые округлые голыши.
      Сальваторе приблизился, и, когда она повернула голову, вытащил руки из карманов.
      - Старик,- приветливо сказал он. - Всего лишь безобидный старик.
      Женщина улыбнулась и Сальваторе изумился, до чего она красива. "Это все глаза", - подумал он, ведь кроме него, никто не назвал бы ее привлекательной.
      Хотя она была стройна, осанка говорила о гордости, а линия рта - о характере. Усталое лицо уже треснуло черточками ранних морщин, некрашенные волосы собирались на затылке небрежным хвостом. Шаль на худых плечах, тонкие руки. Сальваторе увидел все это одним мнгновением, но у него было особое зрение. Прежде всего он видел глаза, глубоко посаженные, утомленные, окруженые теми тенями, которые накладывает жизнь.
      Интересно, а как он сам выглядит со стороны?
      Мальчик размахнулся и швырнул большой камень, который с тяжелым всплеском исчез в волне и тут же показался вновь, облизанный отступившей волной.
      - Какой ты смелый,- удивился Сальваторе, -совсем не боишься моря?- Он успел заметить как женщина бросила на него тревожный взгляд, но мальчик лишь пожал плечами в ответ.
      - А чего его бояться, - ответил он глухо, - вода, как вода. - На Сальваторе он не смотрел.
      - Это здесь, у берега она спокойная, -пояснил старик.- А в море совсем по-другому. Вот представь, что ты не на берегу. Ты на корабле, на деревянной щепке со скрипящими мачтами, которую ветер тащит за собой, и каждая волна швыряет верх-вниз. И черная вода сливается с ночью и ни огонька вокруг, кроме тусклой керасиновой банки на корме, да свечи в капитанской каюте.
      Женщина смотрела на него удивленно, мальчик не оборачивался, но Сальваторе видел, как он замер с камнем в руке.
      - И так день за днем, месяц за месяцем, без всякой надежды. Даже знаменитый Колумб, я помню... .
      - Помните ?- мальчик наконец обернулся и старик увидел настороженное лицо, чуть угрюмое, по-взрослому резкое, непохожее на мать.
      - Ах, да! - рассмеялся Сальваторе.- Конечно, я не могу этого помнить. Я даже не помню, как назывались его корабли. Э-э..."Санта-Мария", "Пинта" и...не помню. Вы не помните, сеньора?
      - Женщина облегчено расмеялась:- Амалия. То есть, меня зовут Амалия. А кораблей не помню, если честно.
      Мальчик смотрел на мать удивленно и вопросительно. Сальваторе заметил, что у него симпатичные веснушки. Впрочем, нет, это были песчинки, смешанные с капельками соленой воды.
      
      
      Распрощавшись, он неторопливо побрел дальше. Трубка опять потухла, он решил, что раскурит ее вон за тем утесом. Женщина смотрела ему вслед. "Какой приятный, добродушный старик, - подумала она и погладила сына по жестким спутанным волосам.- Пойдем, Пабло, уже холодно.
      
      
      Здание гостинницы нависало теперь прямо над ним. Сальваторе помнил, что надо пройти еще чуть-чуть вдоль утеса и он выйдет к ступенькам, поднимающиеся к входу, с другой стороны. Прогулка взбодрила, ветер немного стих, но он знал, что это ненадолго. Ветер лишь копил силы. Сальваторе выбил трубку о серый застывший камень, достал спички и вишевый табачный аромат напомнил ему о лете. Он перешагнул через спутанный клубок водорослей, в которых застрял пустой рваный мешок. Завернул и увидел сидевшего на камнях человека.
      Тот сидел один, чуть в стороне от лестницы, там где начинались ровные гранитные плиты, ведущие наверх. Шляпа Сальваторе едва не коснулась его ботинок. Старик поднял голову.
      - В прошлом году вода добралась как раз до уровня ваших коленей,- сказал он.- Вы умеете плавать?
      - Нет, но я хорошо бегаю - ответил мужчина и лицо его отозвалось улыбкой, хотя еще мнгновение назад было задумчивым и серьезным.
      Сальваторе любил людей, умеющих вот так, быстро, переходить от настроения к настроению. Он неторопливо поднялся. Мужчина подвинулся и запахнул пальто на груди . В пальцах его левой руки торчала незаженая сигарета. Сальваторе протянул ему спички.
      - Вы учитель,- заявил он.- Я вижу это по вашим глазам.
      - Так заметно? Удивительно, но вы правы. Или мы знакомы?
      - Пока еще нет. Сальваторе Диаз, к вашим услугам.
      - Пабло Васкес, - ответил мужчина, протягивая руку.
      - Везет мне сегодня на Пабло. Вы давно здесь? Приехали успокоить нервы?
      - Третий день. Отдыхаю от своих сорванцов. От учеников,- уточнил он.-Только что-то не очень получается.
      Сальваторе поежился на холодных камнях.- Для меня самым тяжелым уроком была математика, -признался он. До сих пор слаб в дробях. А вы чему учите? Литературе?
      - Истории. Это еще труднее.
      - Правда? Даты, цифры?
      - Мужчина кивнул: "Многие так думают. Понимаете, история, это не только цифры и даты. Это не только знать, в каком году произошло это и это. Самое главное, знать - почему? Почему случилось так и не иначе, что к этому привело и что из этого вышло. Вот этому я и учу. Пытаюсь учить".
      Его лицо снова сделалось замкнутым. Порыв ветра холодным вздохом прошелся по камням. Где-то наверху вздрогнули и застонали оконные стекла. Сальваторе хорошо знал такие лица: с резко очерчеными чертами, напряженным ищущим взглядом и непослушной прядью на лбу. Сначала он думал ничего не говорить. В конце концов, он приехал сюда отдыхать. Но у человека, взявшего его спички, оказались неловкие пальцы с еле заметной полоской от кольца. Сальваторе вздохнул.
      - Вам тяжело учить?- спросил он.
      - Васкес задумался. -Учить-нет, ответил он.- Заставить понимать-да.
      Старик пригнулся ближе: - Вы увлеченный человек, - негромко сказал он, - но вы слишком добр. А это очень нелегко. И все-таки я вам не сочувствую. Это гораздо тяжелее, чем быть равнодушным.
      
      
      В полдень Сальваторе спустился в ресторан. Он отдохнул, выпил кофе и даже вздремнул. Но поспать не удалось. Море затаилось внизу и напоминало ему о себе грозным шипением волн, а ветер все чаще и чаще нетерпеливо рвался в окно. Но Сальваторе лишь качал головой: "Не сегодня,- говорил он, раскуривая трубку,- потерпите еще. Может быть, завтра".
      В ресторане на этот раз было людно. Несколько новоприбывших расположились в углу, покидав чемоданы. Он занял пустой столик на четверых и сел на самый крайний стул. Зал наполнялся, вскоре он заметил и Амалию с Пабло. Она медленно продвигалась вдоль стойки, нагружая поднос тарелками. Пабло независимо стоял в стороне, засунув руки в карманы.
      Когда они отошли, Сальваторе привстал и помахал им рукой, приглашая. Амалия на секунду остановилась и мальчик потянул ее за рукав в сторону. Женщина быстро глянула на Сальваторе, потом на сына, что-то сказала ему и пошла к столику. Пабло неохотно следовал сзади.
      - Присаживайтесь, -радушно пригласил их старик.- Это самое лучшее место.
      Женщина села у окна, быстро расставила посуду. Пабло тут же начал есть. Торопливо, наклонившись над тарелкой, так, что его худой нос почти касался ее. Сальваторе смотрел на него с любопытством.
      Они говорили ни о чем, в основном о погоде. Женщина сказала, что они приехали из Севильи, и Сальваторе вспомнил, что это красивый город.
      - Городишко, - хмуро сказал Пабло. Он отодвинул тарелку, вдруг встал и, не говоря ни слова, ушел. Амалия взглянула на Сальваторе.
      -Простите, -сказала она и отвела глаза.- Пабло непростой ребенок, у него характер... . Иногда с ним очень тяжело.
      Старик посмотрел на нее понимающе.- Когда-нибудь, он станет собой. Вы еще будете гордиться им.
      Она не ответила. Ей вдруг захотелось рассказать ему все. И про единственного позднего ребенка, и про жизнь без мужа. Про постоянную головную боль, про то, как он взрывается криком по вечерам, а ночью приходит к ней плакать, потому что ему страшно. Или просто одиноко. Про врачей, кивающих головами и выписывающих Риталин, рецепт за рецептом. Про учителей в школе, видящих в нем лишь изьяны и не видящих то, что видит она. Рассказывать и рассказывать. Все равнокому, хотя бы этому незнакомому старику с добрыми светлыми глазами.
      Сальваторе уже приготовился слушать, но тут вернулся Пабло. Он принес три стакана воды, крепко обхватив их пальцами. Поставил стаканы на стол и сел, сьежившись.
      - А я так и не вспомнил корабли Колумба, -сказал Сальваторе.- Но я встретил кое-кого, кто может нам помочь. - Сеньор Васкес! Сеньор Васкес! Идите к нам!
      Мужчина с подносом, стоявщий недалеко от них, удивленно обернулся и увидел Сальваторе. Он шагнул в его сторону, заметил что столик занят и неуверенно остановился.
      - У нас есть к вам вопрос,- быстро сказал старик. - Как к специалисту по истории.
      Васкес аккуратно опустил поднос на краешек, приветливо кивнул женщине. - Я не помешаю?
      - Вы можете помочь, -сказал Сальваторе .- А вы, Амалия, можете загадывать желание. Вы сидите между двумя Пабло. Ну, почти.
      Женщина приподняла брови и смущенно улыбнулась. Сальваторе снова увидел ее глаза. Она в самом деле была красива. Ему нравилось, как она смотрит вот так, чуть исподлобья.
      - Так в чем вопрос?
      - Мы тут пытались вспомнить, как назывались корабли Колумба. "Санта-Мария", "Пинта" и ...?
      - "Нинья".
      Сальваторе в отчаянии хлопнул себя по коленке: "Как я мог забыть!"
      Амалия и Васкес одновременно рассмеялись и даже Пабло неуверенно хмыкнул. Старик поднял бокал вина:- За знакомство!-сказал он.- И за великих людей. Хотя, кто знает, помнили бы сейчас о Колумбе, если б не Родриго де Триана!
      -А это еще кто?- удивился Пабло. Он как-то вдруг забыл о своей привычке ежиться и смотрел на Сальваторе со смешанным чувством недоверия и ожидания. Не замечая, что на него самого, с таким же выражением смотрит его мать.
      Васкес тоже, незаметно, но внимательно разглядывал мальчика. Почувствовав взгляд Сальваторе, он улыбнулся и отложил вилку.
      - Так звали матроса с Санта Марии, который первым заметил землю,- сказал он. Немного помедлил, неуверенно взглянул на женщину, на Сальваторе и, наконец, снова на Пабло.- Я могу рассказать тебе об этом.
      
      
      Шторм начался ночью и продолжался два дня. Пляж исчез, подножие утеса отражало бездумный и безостановочный натиск волн, порывы ветра содрогали отель, стоявший у них на пути. По ночам Сальваторе почти не спал, прислушиваясь к непогоде, а днем почти не выходил из номера. На второй день наступила тишина, не предвещающая ничего хорошего. Тяжелые тучи наступали на берег из середины моря, низко над водой, едва не задевая волны мохнатым брюхом. Но приближались они медленно и здесь, на берегу, оставалось еще пару часов тишины.
      Сальваторе стоял у приоткрытого окна, нетерпеливо выбивая трубку о край подоконника. Гостинница чуть ожила, согрелась отраженьем редких голосов. Он поглядел вниз, и на узкой, оставшейся от пляжа полоске песка, увидел их.
      Васкес и Амалия шли рядом. Он-засунув руки в карманы пальто, она-по привычке обнимая себя за плечи. Пабло бегал впереди, откидывая палкой выброшенные на берег водоросли. Иногда он подбегал к ним, показывая что-то особенно интересное из найденной добычи. И тут же бежал дальше, размахивая своей палкой как длинным испанским мечом.
      Сальваторе долго смотрел на них. Когда они дошли до выпирающей в воду скалы и повернули назад, он перевел взгляд на море.
      Тучи настороженно замерли. Сальваторе заново набил трубку и примял табак пальцем: - "Ладно, ладно,- произнес он, улыбнувшись - Уже можно. Сегодня ваш день.
      
      
      Амалия и Пабло уехали через три дня. За день до этого уехал Васкес. Учитель и так задержался больше чем мог. Перед отьездом он скомканно попрощался, аккуратно записал ее телефон и положил свернутый пополам листок в бумажник. Амалия знала, что он позвонит.
      И что? Пять дней случайного знакомства. Одинокая гостинница на утесе и две одинокие жизни вокруг бутылки вина, под ночное завывание ветра и мерное сопение свернувшегося под одеялом сына.
      Что будет, когда он позвонит? Хватит ли у нее сил? Хватит ли у нее желания? Хватит ли у него терпения?
      Пабло стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. Она вздохнула и прижала его к себе. Может быть, она еще раз увидит сына веселым и радостным.
      Девушка у стойки протянула ей ручку и бланк, подписать. У нее было приятное лицо и родинка на левой щеке. Амалия вернула листок, повернулась еще раз взглянуть на море и встрепенулась: После шторма окна в лобби отеля были распахнуты настежь, прямо на большую, еще засыпанную песком террасу, на которой стояли двое.
      - Скажите, - спросила она кивая,- вы случайно не знаете кто это?
      Девушка чуть перегнулась вперед и проследила за ее взглядом.- Это владелец нашей гостинницы,- сказала она,- он часто приезжает сюда.
      - Владелец гостинницы?- удивилась Амалия.- Надо же, я думала... .
      - Вы о ком говорите? Я имею ввиду сеньора Морано, вон того, в красной куртке с капюшоном.
      - Нет-нет, я о пожилом сеньоре, с которым он разговаривает. В плаще и шляпе, с трубкой.
      - Это...?- Девушка чуть прищурилась, всматриваясь.- Это...это один из наших постоянных постояльцев. Я не помню как его зовут.
      

    79


    Зырянов А.В. "Белокрылым голубем плавно в небеса"   4k   "Миниатюра" Лирика


       "Белокрылым голубем плавно в небеса"
      
       Я увидел голубя первым ближе к вечеру.
       Растворил окно, и впустил жару в первом летнем месяце.
       На балконе голубок подлетел к перилам. Верхушки тополей и худеньких берёз, что так едва касались ростом до нашего карниза, ему махали вслед, как будто бы благословя на что-то...
      
       Вдруг, раздался всхлип небес, набежали струи. И подумал я, что зря открыл, ведь подует ветер. Но Катин смелый голос помешал всем мыслям этим. И к моей груди ладонь прижав, в душу тонкой ниточкой проникает та единственная, кем я дорожу. Вмиг рукой обвив, телом всем прильнула. Сердце мне пленила звуком, что из уст её донёсся песней, что, подобно вихрю, в сердце залетела. Катя так способна петь, словно ангел веет, но в её губах алеют пылкие намёки. И не ангел, мой хранитель, не предсмертный вестник - не утянут за собой, как подобно этой неземной, столь кудрявой леди. Над её челом кудрявый всплеск, так волнующий мне мысли: не хочу терять я в жизни смысл - только с Катей есть он.
       Ну и пусть, что дождичек льёт через балкон. Мы над всеми бедами встанем вместе высоко, и воды небесной, словно молоко, выпьем капли нежные, что летят в лицо. Постоим и выдержим моросящих искр, пусть холодной рукавицею проскользнут за шиворот. Будут в жизни неурядицы, но без них безрадостно. Сколько б жизнь ни била нас - судьбы не расстанутся.
       Вот уж к серым облакам пальчики воздеты. Ждём, когда раздастся грохот, и, наморщив носики, осмелеем тотчас, чтобы встретить грозный рёв, нам с которым весело. Будет угрожающе дождь топтать по крыше. Ну а мы, привстав на цыпочках, тянемся легко: побеждать стихию нам лучше, взявшись за руки.
       Забежим мы в комнату босиком к ковру. Вытрем стопы досуха, и взорвёмся хохотом, а вослед нам - гром. Вот, успели ускользнуть, позади - стихия. Её губы мокрые из-за дождя и руки холодные у меня.
      
       Голуби попрячутся: юркнут кто куда. Ну, один останется - будет наблюдать, как мы с милой Катенькой будем в жизнь играть. Не оставим домыслов - всё начистоту. А уж глазки голубиные - это очи божие, оглядят наивным взором всё вокруг.
       И узнает, собственно, всё как днём и ночью: кто и чем здесь дышит, кто кому сказал "люблю", ну и что здесь пишут. И, узрев воочию нашу жизнь в быту, сотворит нам общую колыбель в раю, в коей возродимся мы с Катей в Новый день.
      
       Вот вода небесная, вот - земля и дом. Что-то удивительного в этом всё же есть. Всё когда-то в прахе было и из праха вышло. Почему же, Катя, наш черёд виден необычным?
       Белокрылый голубь в нашу жизнь вошёл; всё, что приключится с нами, видит наперёд.
      
       Комнату любимую огляну с грустинкой. И ненужной памяти не оставлю места. Завершу в тетрадных записях вереницу слов. Что писал для Кати, сохраню в посланиях. Ну а с ней мы, взявшись за руки, перейдём в иную жизнь, подымаясь с Катенькой с голубями ввысь.
      
       На балконе и на кухне створки не закрыты, и струёй небесной залило наш стол. А под нашей крышей и другие голуби притихли. Вот, наверно, жмурясь, наблюдают: как смешные люди мегаполиса, живущие приземлёнными и в плену у города, обретают сторону для себя пригожую, отдалённо схожую с истиной духовною.
      
       Отпечатки сердца на бумаге сверкают бликом тоненьких чернильных линий.
       С исписанной тетрадью уйдёт и жизнь моя; во взгляде белокрылой птицы прочёл всё это для себя.
       Нам в прошлые воспоминания не суждено вернуться в новом рае, коль кровью чувств не окропим земли.
       И все те мысли, что в памяти земной оставят мои строки, позволят мне стать той же белокрылой птицей, что обрекла меня с Катюшей созидать священных уз сплетенье на светлых небесах.
      

    Июнь 2010, январь 2011, Тюмень

    Алексей Зырянов


    80


    Семенов С.А. Как заработать поменьше денег   11k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Проза, Юмор

      КАК ЗАРАБОТАТЬ ПОМЕНЬШЕ ДЕНЕГ
      (советы начинающему)
      "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут..."
      Евангелие от Матфея, 6, 19.
      Недавно умер мой дедушка. Я его очень любил. Он был своеобразным человеком. Им владела страсть к собирательству, и после его смерти в его маленькой комнатке обнаружилось огромное количество всяких нужных и ненужных предметов: крышки от консервных банок, пустые спичечные коробки, пробки, бутылки и другие в этом же духе. Меня всегда поражала его настойчивость в ведении записей о погоде (интересно, просматривал ли он их, если нет, то для чего же их вел?). Он был склонен к совершению неожиданных поступков, например, как-то посадил арбуз на подоконнике, который в конце концов вырос, маленький, полосатый, размером с апельсин. Одним словом, я любил и уважал своего дедушку, за что - не знаю. Вероятно, за то, что он не обращал ни на кого никакого внимания и оставался самим собой.
      Когда он умер, понаехало неожиданно много откуда-то взявшихся родственников, которые стали разбирать и делить его вещи. Меня же интересовали его несколько пухлых, засаленных общих тетрадей. Мне почему-то казалось, что эти тетради содержат в себе что-то интересное. Отчасти я оказался прав. Поначалу, пролистывая их, я обнаружил лишь вышеупомянутые записи о погоде, а также сведения: во сколько встал, во сколько лег, болел ли живот и так далее. Но вдруг я наткнулся на заметки под заголовком, который вынесен в начало этой публикации. Мысли, изложенные в них, на мой взгляд, абсурдны. Ну в самом деле, как могут быть деньги вредны, когда всякий знает, что они просто-напросто необходимы. Однако, кое-что меня в них заинтересовало и, я думаю, заинтересует читателей.
      Кроме того, мне хотелось увековечить память о моем дедушке. Вот почему я предлагаю эти заметки на ваш суд.
      
      Записки дедушки.
      Люди в ходе развития придумали деньги как средство обмена результатами своего труда. Считается, что деньги необходимы, что без денег невозможна нормальная жизнь. При этом люди закрывают глаза на другую сторону медали, не видят, что с изобретением денег началось их нравственное падение. Всякое благо в своем чрезмерном развитии превращается во зло. Люди не знают меры. Деньги, сохраняя свое назначенье как средства обмена, превратились в самоцель, в идола. Большинство преступлений совершается из-за и во имя денег. Итак, деньги - это зло. Что же нам делать в этой ситуации, когда деньги необходимы для жизни общества и в то же время вредны, развращая душу человека?
      Чтобы заработать деньги, человек вынужден добровольно продавать себя в рабство. Все мы, зарабатывая себе на жизнь, в той или иной мере рабы. Но одно дело продать часть себя, зарабатывая на самое необходимое, другое - продавать себя всего или почти всего, зарабатывая больше меры, получая при этом блага, которыми ты не успеешь воспользоваться. Чем меньше человек работает во имя денег, тем более он свободен. Мне могут возразить, что он при этом оказывается свободным и от денег, а значит и от колбасы, от ананасов, машины, дачи, отдыха за границей и еще бог знает от чего. Да, человек свободен от всего этого, но во имя чего? Зачем ему нужна такая свобода? Чтобы заняться любимым делом, чтобы реализовать свое предназначенье. Мне жаль людей, которые ни разу не задумались над этим, которые работают, обогащаются и превращаются в итоге в ничто.
      Общество без денег обойтись не может - ну и ладно. Пусть там оно без них не обходится, нам-то какое дело. Деньги вредны, вредны для нас, для нашей души, и надо держаться от них подальше. При этом возникает проблема: как заработать поменьше денег. Многие при этом усмехнутся: "Мы ломаем голову, как заработать побольше, нам же объясняют, как заработать поменьше. Мы это и так знаем." Тем не менее, рискнем дать несколько советов. Самый простой способ заработать поменьше - это вообще не работать. Но так нельзя. Ведь надо обеспечить себе существование. В таком случае идеальный вариант - постараться подороже себя продать, работая весьма небольшое время. Но на практике такое случается редко. Итак, давайте поразмышляем вместе, как же заработать денег поменьше.
      Прежде всего, необходимо отметить, что для выполнения поставленной цели вовсе незачем становиться банкиром. Даже наоборот, это очень опасно. А если вы уже банкир (есть же несчастные люди!), то считайте себя пропащим человеком. У банкира вкус к деньгам развивается до такой степени, что он уже никогда не сможет зарабатывать меньше (если, конечно, его банк не лопнет).
      Немногие не сумели заметить в последнее время на стенах наших домов такие объявления как: "Работа. От 500 $. Образование и прописка значения не имеют." Обычно в таких объявлениях указывается адрес. Имеется и приписка: обратиться к инспектору Х. Так вот, если вы хотите заработать поменьше денег и потратить при этом побольше времени - не пройдите мимо такого объявления. Предположим, вы благополучно прибыли по указанному адресу. Там вышеупомянутый инспектор Х. предлагает вам распространять нечто, что, как вы догадываетесь, ни один нормальный человек у вас не купит. Вам жаль времени, затраченного на дорогу, и вы, раздосадованный, скрепя сердце, беретесь за работу, хотя душа у вас к ней не лежит. Что может быть бестолковей работы, чем предлагать людям то, что им не нужно!
      Способ второй: торговля книгами. За день торговли, пока вы увлеченно читали одну из книг с своего прилавка ("Страсти Мариелены" или что-нибудь тому подобное), у вас несколько книг украли. В итоге вы зарабатываете очень мало, а если повезет, то останетесь и в "минусах".
      Много интересных возможностей для небольших заработков предоставляет торговля в электричках. Например, если вы предлагаете пассажирам что-то очень тяжелое (гантели или утюги отечественного производства), то вряд ли их у вас купят. С таким же успехом вы можете носить по вагонам предметы объемные, например, подушки и одеяла. Правда, последние имеют то преимущество, что, устав, вы можете их использовать по прямому назначенью. Мало у вас будет возможностей что-либо продать, если вы будете торговать в часы пик, когда не протолкнешься. В такие часы удачным товаром для торговли будут воздушные шарики. Можно торговать и в последней электричке, когда на весь поезд - три пассажира. Им лучше всего предлагать в таком случае газовое оружие, баллончики или ножи-финки. Весьма хороший способ заработать поменьше - это продавать товар по завышенной цене. Например, если вы обыкновенный полиэтиленовый пакетик будете стремиться продать за десять рублей, то смело можете рассчитывать на небольшой заработок. Конечно, у вас могут купить пакетик и за такую цену, если в вагоне окажется чистюля, страдающий неукротимой рвотой. Могут у вас купить и ручку с блокнотиком за сто рублей, если вам не повезет и вы повстречаетесь с гениальным поэтом или ученым, которым некуда будет записать озарившие их строки, мысль. Но, ради бога, не пугайтесь, такие случаи редки.
      Чрезвычайно благородный способ заработать поменьше денег - продавать товар по цене ниже оптовой. В этом случае вы заслужите благодарность многочисленных пенсионеров, школьников, студентов, безработных, словом, 99 % россиян.
      Если вы, к несчастью, заработали денег больше, чем нужно для удовлетворения ваших естественных потребностей, можно деньги раздавать. Можно, конечно, сразу отдать излишек первому встречному, но так не интересно. Гораздо большее вам удовлетворение принесет, если вы осчастливите возможно большее количество людей. Начать можно с раздачи денег нищим, которых вы можете встретить у церквей, в подземных переходах, в метро и в других многолюдных местах. Если же у вас лишних денег столько, что нищих недостаточно, то можете раздавать деньги людям, которые себя нищими не считают (но фактически являются нищими). Таких людей большинство и найти их нетрудно. Можно встать, например, у выхода из метро и раздавать по сторублевой бумажке. Если у вас не берут и смотрят на вас как на идиота, можете увеличить достоинство бумажки. Когда вы дойдете до купюр достоинством тысяча - брать будут все, хотя и не перестанут смотреть на вас как на идиота. Постарайтесь это пережить. Лучше казаться идиотом, чем быть им на самом деле. Можно раздавать деньги в вагонах метро или электричек. При этом можно воспользоваться тем, что людям некуда деться, и они будут обречены вас выслушать. Для более верного успеха процедуру раздачи денег необходимо предварить небольшой речью. Начать можно так: "Граждане и старушки. Вы видите перед собой несчастного человека, который случайно, неумышленно заработал денег больше, чем ему нужно. Не откажите в любезности принять от него излишки." После этого надо медленно двигаться по вагону, обращаясь налево и направо и протягивая пассажирам денежные купюры. При этом не следует облачаться в тюбетейку и полосатый халат, а то пассажиры, не разобравшись, закроются газетами или притворяться спящими. Ни в коем случае не предлагайте деньги владельцам "Мерседесов", "BMW", "VOLVO" и прочих иномарок. Они либо не возьмут, а если и возьмут, то в результате вы усугубите и так их незавидное положение. Не совершайте неэтичных поступков.
      Весьма оригинальный способ заработать поменьше денег - это приобрести для продажи мороженное, а потом взять и съесть его. Не ешьте больше десяти штук зараз. Если вы приобрели для продажи большее количество, то можно призвать на помощь сидящих рядом пассажиров.
      Если вы организовали или хотите организовать свое дело, то для того, чтобы поменьше заработать, создавайте торговые точки в малолюдных местах. Есть замечательные уголки в Тверской, Вологодской и других северных областях. В особенности хорошо на болотах. При помощи вертолета вы можете поставить торговую точку в самый центр болотистого места и сидеть там, пока не съедите все продукты сами.
      Что же касается госторговли, то если вы человек честный, можете смело идти туда: много денег вы там не заработаете.
      Мы уделили так много внимания торговли, потому что эта область человеческой деятельности представляет наибольшую опасность с точки зрения высоких заработков. Неискушенному человеку, если он решил поменьше заработать, бывает очень и очень нелегко, занимаясь торговлей.
      Если человек преподает, учит или лечит, то можно не бояться: много он не заработает. Еще меньше опасности много заработать у представителей творческих профессий: ученых, писателей, художников. Правда, тут могут быть исключения: если у человека большой талант, то заработки его возрастают во много раз. Избавиться в этом случае от лишних денег можно одним из способов, изложенных выше...
      На этом месте записки дедушки обрываются. Я думаю, это и к лучшему. Неизвестно, что еще было у него на уме, но мне кажется, он не учел, что стремление заработать всегда являлось могучим стимулом развития всех времен и народов. То, что он понаписал, я думаю, не более чем опасная игра свободного ума. А свободный ум очень коварен, и неизвестно, куда еще он может завести.
      

    81


    Sadkitten Черная звезда   15k   "Рассказ" Проза


      

    Черная звезда

       Белый Ворон опять прилетел к Лисе. Звучит интригующе, правда? Всё изменится, если сделать маленькое уточнение: настоящее имя Лисы - Алиса, тогда как Ворон - самый обычный парень с каким-то самым обычным именем (Миша, к примеру). Неинтересно? Тогда начинаем нашу историю. Жили-были дед плюс баба. Тоже неинтересно? Тогда, жила-была парочка неразлучных бабочек. Очень интересных бабочек. Чем они так интересны? Они были настоящими друзьями - знали друг друга ещё гусеницами. Другие чешуекрылые считали их философами - иначе как можно объяснить их длинные беседы? Разговаривать друзья действительно любили. О самых разных вещах - о которых слышали от людей. Люди, как известно, тоже любят поговорить.
       Стояло жаркое лето, люди мечтали о холодной снежной зиме. Бабочки с трудом представляли себе снег , но увидеть его очень хотели. Хотя понимали - мечта у них несбыточная. "Зачем нам эта зима? Зимой холодно, даже солнечные лучики прячутся. Дни становятся серыми. Серый день - скучный день. Да ещё лёд этот - говорят, опасная вещь" - размышляли наши герои, сидя на сухой - растрескавшейся от недостатка влаги - земле . Внезапно налетел ветер, накрыв бабочек слоем пыли - самым лучшим (как им казалось) одеялом . О снеге они тотчас забыли.
       - Как думаешь, наше одеяло можно назвать лоскутным?
       - Каким-каким? Слово такое интересное.
       - Ага. Я вчера песню про лоскутное одеяло слышала. Хорошая такая.
       - На свете, вообще, много хороших вещей.
       - Света - та девочка, которая к нам во двор приходит?
       - Не-а. Я о Земле, о мире говорю.
       - Понятно. Как думаешь, с ней поговорить можно?
       - С кем?
       - Со Светой. Очень уж хочется про город послушать. В последнее время люди редко о нём вспоминают. Больше говорят о том, как бы избежать дорожной суматохи. Вот все их разговоры. Хотя, любят они ещё о какой-то временной петле поговорить. Хотят что-то вернуть или повторить, представляешь? О городе совсем забыли. Жалко.
       - Эх. А как бы хотелось полетать над ним.
       Бабочки, как многие жители нашей планеты, грезили городом . Наблюдая, как высоко плывут нежно-белые облака , наши герои им завидовали. Но иногда сердились. Бывали случаи, когда какое-нибудь большое неуклюжее облако плыло очень уж медленно, надолго закрывая своим "телом" небесный - такой необходимый бабочкам - свет . Таких представителей рода Облаков бабочки называли тучами. А ещё плаксами. Казалось, им, кроме как плакать, заняться нечем. Поэтому, когда бабочки замечали сгущавшиеся над ними тучи, то прятались среди листвы. Вместе с тем, им очень хотелось подружиться с облаками, ведь те могли познакомить их с городом .
       Хотя бабочки прекрасно знали - зелень там отсутствует, найти любимые желтые (желтый цвет - их любимый) цветы нереально, рассмотреть можно лишь дым непонятного происхождения - их интерес к городу с каждым днем только увеличивался. "Вот бы попасть туда!" - только об этом мечтали две бедные маленькие бабочки. "Хватит мечтать - пора действовать". Действительно, пора. Тем более, от мечты их отделяли каких-то тридцать четыре тысячи метров. Поэтому бабочки решили рискнуть, испытать свою судьбу - все-таки лет (точнее, даже дней) им отведено совсем немного. Жизнь коротка - нужно, чтобы каждый из прожитых дней был наполнен яркими событиями.
       Итак, наши бабочки отправились навстречу мечте. Летели они долго. Под сенью ночи отдыхали, иногда любуясь тем чудесным светом, который дарили им звёзды. Любили бабочки поговорить со своими собратьями - мотыльками, ведущими, по обыкновению, ночной образ жизни. Мотыльки приносили тревожные слухи о городе. Источником данных слухов был некий незнакомец, который, как решили друзья, стыдился своего имени, поскольку называть его категорически отказывался.
       Бабочки с нетерпением ждали, когда проснется солнце, чтобы продолжить путь. Две маленькие путешественницы изрядно устали, хотя они, конечно, слышали о своих сородичах, способных с легкостью пролетать тысячи километров. Герои наши слегка приуныли, однако у них сразу же появился повод для счастья - наконец-то стали видны очертания города. Очень скоро они его увидят.
       - Вы действительно хотите его увидеть? - спросил ворон.
       Надо же, бабочки настолько увлеклись созерцанием приближающегося города - совсем забыли представить своего нового спутника. Итак, знакомьтесь - старый ворон. Насколько старый? Похоже, даже сам ворон затруднялся ответить, сколько ему лет .
       - Хотим, конечно. Покажешь нам всё?
       - Хорошо. Правда, показывать там особо нечего. Разве только запустение.
       - Почему запустение? Там война ?
       - Как вам сказать. Почти война .
       - Разве может что-то сравниться с войной? Ты, наверное, хочешь нас напугать.
       - Ладно, скоро сами всё увидите. Ещё встретимся.
       Без каких-либо объяснений ворон улетел. "Обиделся" - подумали бабочки. Они немного расстроились: если всё, сказанное вороном, правда, то их полет сюда можно считать напрасным - бабочки ведь хотели посетить множество особых мест, которые запомнили бы надолго. Друзья даже хотели полететь обратно. Одной из причин , почему они свой путь продолжили, была следующая - им хотелось как можно скорее всё разузнать. К примеру, неплохо выяснить значение фразы: "Почти война ".
       Возле города их ждал ворон, с ним была ещё пара птиц.
       - Прилетели? Ладно, дело ваше. Может, все-таки обратно вернетесь? Вижу, вижу - переубеждать молодых бабочек бессмысленно. Тогда полетели, сейчас вам всё расскажем.
       Чем дольше бабочки осматривались, тем большее чувство беспокойства у них нарастало. С одной стороны - всё вокруг вроде хорошо, с другой - чувствовался какой-то неуловимый запах опасности.
       - Радиация. Здесь ею всё пропитано. Поэтому почти все уехали из города. Теперь его называют мёртвым.
       - От этой радиации есть лекарство ?
       - Возможно когда-нибудь будет. Средства, которые существуют сейчас, можно сравнить со средствами против старческих морщин - они дают незначительный, к тому же, кратковременный, эффект.
       Близился вечер. От солнца, садящегося за горизонт, осталось только маленькое напоминание - еле заметная красная полоска. Сейчас эта красная полоска выглядела зловеще - как будто кто-то пролил кровь . Пришла пора ложиться спать. Хотя бабочки, конечно, хотели продолжить своеобразную экскурсию, птицы их убедили: торопиться некуда, через каких-то несколько часов рассветет - за такое короткое время здесь вряд ли что-то изменится. Лучше лишний час отдохнуть. Утром, когда птицы только-только проснулись, бабочки уже были готовы лететь.
       Из бабочек просто посыпались вопросы:
       - Земля тоже пострадала?
       - Через какое время всё наладится?
       - Как всё случилось?
       - Когда ...?
       - Стоп, стоп, стоп. Нам понятно - у вас много вопросов. Только дайте нам возможность отвечать. Два с половиной десятилетия назад - двадцать шестого апреля -здесь произошла авария. На волю вырвалось много радиоактивных веществ. Радиация редко поддается контролю. Справиться с ней нелегко, если, вообще, возможно. Её заражению подвергается всё живое: люди, животные, столь любимые вами цветы (вообще, вся растительность).
       - И даже трава ?
       - Конечно. Всё, окружающее нас, получило свою долю радиации. Теперь её хранит. Если доля маленькая, то срок хранения может закончиться, скажем, через дня три , если же большая - может понадобиться несколько тысячелетий. Например, для освобождения земли от радиации, необходимо очень много времени. Однако потом она , всё же, снова будет жива .
       - И всё будет, как прежде
       - Как прежде? Вряд ли. Во-первых, планета будет, возможно, согрета новым солнцем. Во-вторых, невозможно предугадать, сможет ли наша планета существовать под лучами этого самого солнца. Может, погаснет, как делают многие далёкие звёзды .
       - Конечно, может быть всё. Давайте вы нам лучше про аварию расскажете.
       - Хорошо. Хотя, по правде говоря, вспоминать об этом довольно тяжело. Ведь я был очевидцем тех событий. Знал всех людей, которые работали здесь - поименно. С тех пор решил, о своем имени - никому. Проще быть безликим вороном - одним из тысяч. Тяжело быть единственным, как наше солнце , к примеру. Кстати, где оно?
       - Спряталось. Вон какие тучи.
       - И правильно. Все мы ведь знаем прекрасно, что нашему небесному светилу приходилось видеть много чего. Так пусть отдохнет немного. Давайте пока слетаем к саркофагу.
       Сегодня бабочки довольно часто слышали о саркофаге. Им было очень интересно, как выглядит саркофаг. У них почему-то данное слово всегда ассоциировалось с мумиями - хотя здесь несомненно должно быть что-то совершенно другое. Оказалось, что под саркофагом покоился опасный реактор - тоже своеобразная мумия со своею непростою судьбою .
       - Реактор взорвался вследствие неудачного эксперимента. Разумеется, эта версия - лишь одна из многих. Чем дольше люди думали о причинах этой катастрофы, тем больше версий появлялось. Очень уж любим у них этот способ времяпрепровождения - размышлять о том, чего нельзя исправить.
       - Конечно, многие ведь хотят узнать, кто виноват во всем случившемся. Совершенно нормальное желание.
       - Нормальное. Хотя, можно подумать, кому-то станет легче, если сказать - где-то живет человек, виновный во всех бедах.
       - Наверное, кому-то станет. Найти бы только этого виновного.
       - Судя по всему, виновников будет ой как много. Следуя негласным законам , виновными можно считать всех людей, которые тем или иным образом были связаны с проектированием, строительством, обслуживанием данной атомной электростанции.
       - Разве существуют подобные законы?
       - Как вам сказать. Для одних эти законы являются истиной, другим же - совершенно наплевать. Законы чести, совести, морали... Вот и саркофаг.
       - Ого! Какой большой. Кому , интересно, пришла идея его построить - воскликнули бабочки. - Вид у него очень уставший. Какой-то болезненный. Будто умирать собрался.
       - Старенький. С непростой судьбой.
       - Может, пора его заменить молодым ? То есть, новым?
       - Конечно, пора. Он ведь строился как временное укрытие, поэтому служить долго не может - постепенно разрушается. Нужно возводить новый саркофаг. Все об этом знают.
       - Об этом кто-нибудь помнит ?
       - Помнят многие. Говорят многие. Однако слова здесь мало чем помогут. Действовать нужно. Причем быстро. Если продолжать бездействовать, последствия будут самыми устрашающими.
       - Опять радиация?
       - Да . Только вот сценарий развития похуже будет. Во время чрезвычайных происшествий крайне важна скорость - сейчас же реагировать, думать и действовать быстро разучились. Помогают также большие возможности - раньше они были, сейчас - отсутствуют. Вот как вы думаете, смогли бы сюда, если бы что-то случилось, всего за сутки доставить дирижабль, который бы ночью освещал строительные работы фонарем мощностью "во сто сорок солнц"?
       - Смогли бы! Наверное...
       - Хм. Пустые слова . Ничего подобного. Нет , сейчас подобное маловероятно. Видимо, этому саркофагу уготована длинная жизнь. Надеюсь, он выстоит, не позволит себе сломаться. Ведь помнит , ценою каких усилий был построен. Вы что-нибудь слышали о том, как строился саркофаг?
       - Ничего. Ни капельки.
       - Сколько здесь людей работало! Лучшие умы, лучшие силы были собраны. Они воистину были героями, сражаясь со смертельной опасностью. Представители высоких чинов сюда приезжали. Промелькнул "мотыльком", исчезнув за считанные минуты, даже самый главный чин. Думаете, сегодняшние наши "высокие чины" решились бы приехать? Ни за какие деньги - вот вам мой ответ. Но, похоже, я немного отвлекся. Я же хотел о саркофаге рассказать. Знаете, у него есть имя - Укрытие. Пожалуй, единственное из всех имен , которое ему действительно подходит. И которое полностью отражает его сущность. Возводили Укрытие очень быстро. Однако все помнили - саркофаг должен быть способен справиться с той силой, которая исходила из несуществующего, но, все-таки, очень опасного монстра - ведь радиация-то осталась. Все хорошо понимали - если дать ей волю, радиация может дотянуться своими невидимыми руками до любого живого существа. Именно поэтому сотни тысяч людей, находившихся здесь, рисковали жизнью - ради спасения миллионов.
       Дело шло к полуночи.
       - Пожалуй, мне пора - сказал ворон. - Вам, наверное, тоже.
       Оставив бабочек, ворон взлетел ввысь. Бабочки увидели, как среди звезд вспыхнула ещё одна.
       - Какая яркая!
       Действительно, звезда мертвого города сияла, как никогда. Спать бабочкам не хотелось - они ждали рассвета, считая красивых небесных жительниц.
       Тут бабочки проснулись. Как же они обрадовались, когда поняли, что был это обычный страшный сон . Светило солнышко, пели птицы - был прекрасный весенний день. "Приснится же такое" - подумали бабочки. И решили полетать, чтобы размять крылышки. Внезапно подул ветер, бабочек - через открытую форточку - занесло внутрь какого-то дома. Раньше такое тоже случалось, однако тогда бабочки стремились побыстрее выбраться наружу. Сейчас им хотелось посмотреть, как живут люди. Вскоре друзьям стало неинтересно, но оставалась ещё одна комната. Быстро там осмотревшись - "Ничего интересного" - бабочки хотели лететь обратно, как вдруг заметили календарь. Если верить его показаниям, сегодня двадцать пятое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Бабочкам стало страшно. Вылетев, наконец-таки, во двор, они увидели знакомого ворона. Они бросились к нему с криками.
       - Сегодня ночью произойдет взрыв, будет авария? Нужно быстро лететь, предупредить людей!
       Но старый ворон был абсолютно спокоен.
       - Думаете, кто-нибудь вас услышит? Ха! Ничего подобного. Человек давно разучился слышать кого-то, кроме себя самого. Нам остается только ждать. Понимаете, даже тогда, когда вы будете точно знать, где вам суждено упасть - солома все равно окажется далеко. Думаете, судьба мотылька сильно изменится, если предупредить его о риске быть опаленным ? Мотылёк всё равно полетит к свету - за своей звездой . Поймите, лучше оставлять историю неизменной. Прошлого изменить нельзя, нужно с умом прожить настоящее, чтобы у будущего был шанс нас встретить.
       "По всей видимости, ворон сошел с ума" - решили бабочки, однако, подумав немного, поняли - ворон прав. Пусть всё будет, как должно.
       - Хотя бы сейчас скажешь нам, как тебя зовут?
       - Мое имя - Чернобыль.
       Звучание этого имени напомнило бабочкам о надвигающейся беде. Садилось солнце . Ворону оставалось жить всего несколько часов. Бабочки же пусть решают сами...

    82


    Прудков В. Меценат   21k   "Рассказ" Проза


    М Е Ц Е Н А Т

      Прoстoрный кабинeт. Ближe ко вхoду сидит oчарoватeльная блoндинка, пeрeд нeй на стoлe тoлькo чтo налитая чашка с кoфe, блюдцe с бутeрбрoдами. Вхoдит плoхo oдeтый, измoждeнный парeнь и oбращаeтся к нeй:
      - Вoзьмитe мeня на рабoту.
      - А чтo вы умeeтe дeлать?
      - Кoпать умeю.
      Дeвушка в затруднeнии.
      - Наша фирма oснащeна нoвeйшeй тeхникoй, - вeжливo разъясняeт oна. - У нас экскаватoры кoпают.
      - Пoгoди-ка, Софи, - в разгoвoр вступаeт сидящий пooдаль с игoлoчки oдeтый сoтрудник. - У нас жe в разрабoткe старoe кладбищe. Там и ручная рабoта пoтрeбуeтся.
      - Oй, упустила из виду, - признаeт блoндинка. - Пoйдeтe?
      - А чeгo ж, - oживляeтся парeнь. - Мoжeт, выкoпаю чeй-нибудь чeрeп и прoизнeсу свoй мoнoлoг.
      - Верно, - ухмыляeтся сoтрудник. - Быть или нe быть? Вoт в чeм вoпрoс!
      - To be, or not to be, - that is the question, - прoдoлжаeт брoдяга. - Whether 'tis nobler in the mind to suffer The slings and arrows of outrageous fortune Or to take arms against a sea of troubles. And by opposing end them?..
      В прeдвкушeнии удачи oн стeснитeльнo улыбаeтся и oсмeливаeтся пoправить:
      - Тoлькo, прoститe, нo этoт мoнoлoг Гамлeт прoизнoсит вo двoрцe, в Эльсинoрe. А на кладбищe, в сцeнe с мoгильщиками, у нeгo другoй тeкст... Бeдный Йoрик!
      Тут пoсeтитeль oпять пeрeхoдит на английский, причeм руки пoднимаeт на урoвeнь груди, ладoнями ввeрх, тoчнo дeржит в них чтo-тo круглoe, хрупкoe.
      - I knew him, Horatio. А fellow of infinite jest, of most excellent fancy: he hath borne me on his back a thousand times; and now, how abhorred in my imagination it is!.. Ну и так далee. Я нe утoмил вас?
      Софи изумлeннo вздымаeт брoви и хлoпаeт пoдкрашeнными завитыми рeсницами. На лицe мoлoдoгo сoтрудника гамма слoжных чувств.
      - Oй, сoвсeм забыл, - вспoминаeт oн. - Этoт oбъeкт - я имeю в виду старoe кладбищe - замoрoзили на нeoпрeдeлeнный срoк. Извинитe, кoнeчнo, нo сeйчас грoбoкoпатeли нам нe нужны.
      Oбoрванeц разoчарoван и убит. Как бы сoмнeваясь в услышаннoм, пeрeвoдит взгляд на дeвушку. Видит аппeтитныe бутeрбрoды на блюдцe. Глoтаeт слюну и бoрмoчeт:
      - Messieurs, je n'ai mange pas six jours, - и прилoжив руку к груди, извиняeтся. - Прoститe, сбился. На французский пeрeшeл.
      - А скажитe всe-таки, чтo вы сeйчас сказали? - любoпытствуeт Софи.
      - Да так, пустяки. "Гoспoда, я шeсть днeй ничего нe eл".
      - Ну так, натe, вoзьмитe бутeрбрoд, - прeдлагаeт сeрдoбoльная дeвушка.
      - Вы меня не так поняли. Это тоже была цитата, - посетитель сильно конфузится. - Тем не менее... не откажусь... Грациo, синьoрита.
      Он бeрeт из eё рук бутeрбрoд с кoпчeнoй кoлбасoй, пятясь и отвешивая поклоны, удаляeтся.
      Софи дeлится впeчатлeниями:
      - Странный парeнь. Разныe языки знаeт. Бoрис, а пoчeму ты oтказал eму в рабoтe?
      - Да ты чтo! - тoт нeшутoчнo вoлнуeтся. - А ну как дo Аркадия Сeмeныча дoйдeт, чтo этoт тип пo-англицки нe хужe Шeкспира шпарит, тo и в прeдстoящую кoмандирoвку в Лoндoн eгo пoшлeт, а нe мeня. Уж нe упустит сэкoнoмить на пeрeвoдчикe.
      - Так этoт Йoрик жe ничeгo нe умeeт, тoлькo кoпать. Кoнкурeнцию oн тeбe нe сoставит.
      - А я и кoпать нe умeю. Мoя функция на встрeчe чистo прeдставитeльская. Eгo приoдeть, и oн справится.
      - Ты вoврeмя сoриeнтирoвался, Бoриска, - пoнимаeт Софи и приятнo улыбаeтся. - Eзжай! Жду oт тeбя пoдарка, милый. Гoвoрят, там мoжнo запрoстo приoбрeсти кoндoмы с автoграфами самoгo Гарри Пoттeра.
      Oна бeрeт в руки чашeчку и, изящнo oттoпырив мизинeц с пeрламутрoвым нoгтeм, прoдoлжаeт заниматься тeм, oт чeгo oтoрвали: с удoвoльствиeм пьeт эспрeссo.


        Фердыщенко

    2. С ПОДЛИННЫМ ВЕРНО

      25 oктября, примeрнo в дeвятнадцать часoв, я шeл с рабoты дoмoй, пeрeрабoтавши два часа свeрх пoлoжeннoгo пo заданию начальника oтдeла.
      На улицe стoяла пасмурная пoгoда с тeмпeратурoй oкoлo нуля. Идя кратчайшим путeм пo улицe им. Щoрса, я oбратил вниманиe, чтo здeсь днeм прoизвoдились аварийныe рабoты. За трoтуарoм грунт был вскрыт и вырыта бoльших размeрoв траншeя, запoлнeнная вoдoй.
      Какoвo ж былo мoe удивлeниe, кoгда я oттуда, из глубины, услышал чeй-тo гoлoс. Я oстанoвился и вгляделся. Там, внизу, пo пoяс в вoдe стoял мужчина, одeтый в дeмисeзoнную куртку.
      Я припoмнил, чтo и утрoм прoхoдил мимo этoй траншeи, oчeвиднo, вырытoй для аварийных рабoт. Нo утрoм стoялo oграждeниe из дoсoк; а сeйчас их oтсутствoвали. Видимo, ктo-тo дoски приватизирoвал. Я сразу прeдпoлoжил, чтo свалившийся в яму мужчина нахoдится в сoстoянии алкoгoльнoгo oпьянeния. Ибo вoт я, трeзвый, нe пoпал жe в яму. И тeпeрь, пo пoнятнoй причинe, oн нe мoжeт из нee выбраться.
      Как я и прeдпoлагал, пoпавший мужчина пoпрoсил мeня o пoмoщи, а имeннo пoдать руку. Нo я нe мoг принять скoрoпалитeльнoгo рeшeния, пoтoму как мoг сам oскoльзнуться и пoпасть в oзначeнную яму. Пoэтoму вначалe я задал пoпавшeму нeскoлькo вoпрoсoв, кoтoрыe пoмoгли мнe утoчнить eгo сoстoяниe и сoциальнoe пoлoжeниe.
      Мoи прeдваритeльныe прeдпoлoжeния oказались вeрны: этo был нeктo слесарь Сeмeнoв. В этот день он oтмeчал с приятeлями свoe сoрoкалeтиe. Прo наличиe сeмьи и дeтeй умoлчал и нeтeрпeливo пoтрeбoвал eщe раз, чтoбы eгo вытащил.
      Свoe прeжнee рeшeниe я нe измeнил и руки eму нe пoдал, а с укoризнoй замeтил, чтo с трeзвым чeлoвeкoм такoгo ЧП прoизoйти нe мoжeт. Oн в oтвeт нeцeнзурнo выругался в адрeс кoммунальных служб, кoтoрыe, пo eгo мнeнию, нe дoлжны рыть траншeи вблизи трoтуарoв и брoсать их бeз присмoтра. Eгo замeчаниe, кoнeчнo, являлoсь справeдливым, нo нe oтражающим всей сути. Ибo, как я ужe oтмeчал, в нeтрeзвoм видe мoжнo лeгкo пoпасть в любую нeзавидную ситуацию. Вeдь нe зря гoвoрят: пьянoму мoрe пo кoлeнo.
      - Вы газeты хoть читаeтe? - спрoсил я у Сeмeнoва. - Тeлeвизoр смoтритe?
      - Бываeт, - oтвeтил Сeмeнoв. - Читаю и смoтрю.
      - Тогда вы должны быть в курсе, чтo ЮНEСКO включилo этилoвый спирт в числo самых сильных ядoв, врeдных для здoрoвья. Бoльшe тoгo!
      - Чeгo бoльшe-тo? - спрoсил Сeмeнoв.
      - Травмируeтся психика oкружающих вас людeй и близких. Я вижу, вы oтнoситeльнo мoлoды, тo eсть нахoдитeсь в рeпрoдуктивнoм вoзрастe. А знаeтe, как врeднo сказываeтся алкoгoлизм на пoтoмствo?
      - Знаю, - пoдтвeрдил Сeмeнoв.
      Oн сильнo закашлялся и стал oбильнo чихать.
      У мeня вoзниклo пoдoзрeниe, чтo oн прoстужeн, а вoзмoжнo и заражeн гриппoм. И oб этoм я прямo спрoсил:
      - Да уж нe грипп ли у вас?
      - Мoжeт, и грипп, - oтвeтил Сeмeнoв. - Мeня сильнo корёжит.
      Я забeспoкoился. Ибo каждый дeнь в нoвoстях сooбщают o нoвых эпидeмиях гриппа. А вeдь oн, наскoлькo я знаю, пeрeдаeтся вoздушнo-капeльным путeм и, таким oбразoм, пoпавший в яму Сeмeнoв, при приближeнии к нeму, впoлнe мoжeт мeня заразить. Я пooстeрeгся oбщаться с этим чeлoвeкoм. На всякий случай, oтступил назад, а дышать начал исключитeльнo чeрeз нoс. Нo вoзникла прoблeма дальнeйшeгo oбщeния. На всякий случай я вытащил платoчeк и, через него, высказал пoрицаниe:
      - А чтo ж вы сразу нe прeдупрeдили мeня o вашeй бoлeзни?
      Oн oтвeтил, чтo eму нe дo гриппа, так как oн, кoгда свалился, напoрoлся на арматурный прут. В пoдтвeрждeнии чeгo пoказал ладoни, кoтoрыe дeржал на живoтe, и я увидeл, чтo oни дeйствитeльнo в крoви, а вода близ Сeмeнoва приoбрeла характeрный бурый oттeнoк.
      Oткашлявшись и oтчихавшись, oн eщe раз oбратился кo мнe.
      - Вы мнe пoмoгитe, - пoпрoсил oн. - А пoтoм расскажитe прo врeд алкoгoля.
      Тут я сooбразил, чтo при oказании пoмoщи, чeрeз крoвь, мoжнo заразиться другoй заразoй - нe мeнee oпаснoй, чeм грипп. Пoэтoму, прeждe чeм чтo-тo прeдпринять, я пoинтeрeсoвался у Сeмeнoва: нe заражeн ли oн СПИДoм?
      - Каким там СПИДoм! Ну, пoдайтe жe мнe руку!
      - А пoдтвeрдить мoжeтe? - прoдoлжал расспрашивать я. - У вас eсть при сeбe справка?
      - Нeту у мeня справoк! Я с рабoты шeл! - пeрeнапрягшись, крикнул oн и oпять закашлялся.
      Затeм oн привалился спинoй к краю траншeи и прикрыл глаза. Бурoe пятнo вoкруг нeгo увeличилoсь. Oчeвиднo, oн пoтeрял мнoгo крoви. Я, как сoзнатeльный гражданин, нe мoг oставить eгo бeз пoмoщи. Нo и нe мoг рискoвать, учитывая тo, чтo являюсь мужeм и oтцoм двух дeтeй. Рeшил нeпoсрeдствeннo нe вмeшиваться, а вызвать скoрую пoмoщь. Чтo и сдeлал, набрав пo мoбильнику 03.
      К сoжалeнию, мeня дoлгo расспрашивали, гдe, как, чтo и пoчeму, какая у бoльнoгo тeмпeратура, пульс и давлeниe. Кoрoчe, приeхали нe скoрo. Пoслe чeгo вытащeнный из траншeи Сeмeнoв oказался трупoм.
      - Этo ваш тoварищ? - спрoсили мeня. - Вызывайтe милицию, а нам нeкoгда, надo пo срoчнoй заявкe eхать.
      Oни умчались, а я хoтя и нe был тoварищeм Семенова, oпять прoявил гражданскую сoзнатeльнoсть и вызвал милицию (пoлицию). Мeня задeржали и стали дoпрашивать. Пoслe тoгo как мeня пoдрoбнo дoпрoсили, а Семенова, ставшeгo трупoм, увeзли, я накoнeц oтправился дoмoй и oбo всeм рассказал жeнe.
      - Вeчнo ты в какую-нибудь истoрию вляпаeшься, - пoжурила oна.
      Я смeкнул, чтo дeлo мoжeт oказаться судeбным из-за нe oграждeннoй траншeи. И, даже не поужинав, сел писать отчет. Затем решил внести в кoмпьютeр, принадлeжащeй дoчeри. А кoгда дочь явилась, пoпрoсил этoт файл ни в кoeм случаe нe удалять. Она у мeня умница. Прoчитав мoй oтчeт, сказала:
      - Oй, папа, как интeрeснo! А вeдь с кoмпьютeрoм тoжe мoжeт чтo-нибудь случиться. Давай я вылoжу в сeть, а?
      Я сoгласился, хoтя мнe и нe хoтeлoсь прeждeврeмeннoй oгласки.
      С пoдлинным вeрнo: Мудрецов Павел Лаврентьевич.


        Матрос Железняк

    3. ВECEННИE ЗAМOРOЧКИ

        Был еще один рассказ, но Шкотов его не осилил, так только, пролистал. Действие там происходило на другой планете, герои выражались очень мудренно, употребляли много неизвестных слов, да и псевдоним автора был с иностранным душком: некий Бред Бэрри.
      "Как бы не ошибиться с призом, - подумал Шкотов и опять заскреб лоб. - Мда, проблема. Кто же из этих пяти сквалыга? Наверно, Тень наводит на плетень? А может, Фердыщенко? Фамилию-то выбрал мерзопакостную. Как можно жить с такой?.. Ну, Железняк этот - ведь явный экстремист. Прикрылся фиговым листком литературы. А Емельян Земеля? Мутный тип. Ишь, графом Толстым заручился".
      Перебрал всех, и только Бред Бэрри показался ему вне подозрений. Потому как весь в космосе, земных делишек не касается.
      "Хотя, опять же - про хроников. Как будто у нас своих алкашей недостаточно".
      Еще поразмыслил и пришел к выводу, что все авторы хороши... когда спят, отвернувшись лицом к стенке. И то им не так, и это. Нет, чтобы про нормальных людей, занимающихся бизнесом, писать, так гонят чернуху. Поморщившись, перевел на указанный электронный счет 1000$, а в ответном письме кратенько отписался:
       "Господин Козлов, вы уж разбирайтесь там сами, кто из вас склочник".
        Потревожил мобильник. Шкотов приложил трубку к уху и услышал знакомый уверенный голос, принадлежащий кому надо:
      - Алло, у нас тут намечается международный турнир по футболу. Мы надеемся, что вы примите посильное участие в его проведении.
      Вот что услышал Шкотов. А невысказанные мысли звонившего товарища транслировались без слов, каким-то образом проникая прямо в подкорку: "Мы ж вас не трогаем, на допросы не вызываем, в тюрьму не сажаем. А ведь всё могём. У нас не заржавеет!"
      - Да-да, - поспешил ответить Шкотов, прикидывая, сколько на этот раз надо "выделить" на организацию турнира и сколько килограмм сбросить, чтобы достойно отыграть в показательном благотворительном матче...




    83


    Милосердова И. Педагогический уклон   2k   "Миниатюра" Юмор

      Молодого режиссёра Сергея Петровича Бусыгина, на общественных началах пестующего школьный театр, пригласили в "Учительскую" на экстренный педагогический совет.
      - Уважаемый Сергей Петрович, - волнуясь, начала разговор с режиссёром директор школы Евдокия Семёновна Курбатова. - Наш педагогический коллектив убедительно просит вас включить в постельную сцену спектакля "Первая любовь" хоть какие-то компоненты с педагогическим уклоном. Пьеса - про школьников и для школьников, можно ли не учитывать этого?
      - Ах, мои милые дамы и господа! - театрально воздел руки к потолку Сергей Петрович. - Ну какой ещё в постельной сцене может быть, прости господи, педагогический уклон? Он там так же уместен, как... Как, например, в какой-нибудь батальной сцене - стриптиз.
      - А вот мы, Сергей Петрович, уверены, что Станиславский перед такой задачей не спасовал бы!
      - Спасовал бы, Евдокия Семёновна. Как пить дать, спасовал бы. Если бы Станиславский стоял перед альтернативой: придать постельной сцене педагогический уклон или уйти в истопники...
      - Плохо же вы, Сергей Петрович, знаете корифеев режиссуры, - с такой укоризной перебила его Евдокия Семёновна, как будто она не далее как вчера имела со Станиславским очень доверительный разговор на эту щекотливую тему. - Любая пьеса - не талмуд, она оставляет ищущему режиссёру достаточный простор для постановки назревших в обществе вопросов.
      - Место для постановки назревших в обществе вопросов - в средствах массовой информации и на митингах. Затащите вы эти вопросы в постель - и зритель, позёвывая, будет думать только об одном: когда же кончится эта тягомотина?
      - Нет, Сергей Петрович! Нет, нет и нет! Так нельзя. Всё-таки у нас школа, а не какая-нибудь улица "красных фонарей". Неужели во все эти невразумительные "ахи" и "охи" постельной сцены вы не сможете вставить хоть одну добротную компоненту с педагогическим уклоном? Ведь одно дело мы с вами делаем - гражданина растим...
      Седины Евдокии Семёновны, напор всех других учителей, опаска быть обвинённым в недоборе отечеством граждан, да и податливая молодость Сергея Петровича сделали своё дело: он пообещал придать постельной сцене "Первой любви" педагогический уклон.
      И получилось очень даже удачно. Вставленный режиссёром в пьесу новый элемент: "Прежде, чем между нами произойдёт ЭТО, поклянись, Витя, что все экзамены ты сдашь только на хорошо и отлично!" - эту эмоциональную вершину героиня взяла с таким надрывом, а герой, снимая штаны, клялся с таким чувством, что можно было не сомневаться: на успеваемость в школе "Первая любовь" повлияет самым благотворным образом.
      
      

    84


    Лисаченко А.В. Катя и потамы   2k   Оценка:10.00*5   "Миниатюра" Детская


    КАТЯ И ПОТАМЫ

       Каждое утро по дороге в садик Катя и папа кормят потамов. Потамы живут в контейнерах во дворе и кушают всякий домашний мусор. Стоит Кате проснуться, как она обязательно спрашивает: а мы пойдём кормить потамов? Обычно оказывается, что упаковок из-под молока, рваных бумажек и всяких там картофельных очистков за вчера накопилось достаточно - тогда Катя сама достаёт из ведра мусорный пакет и ставит его перед дверью, чтобы не забыть. Если пакет не тяжелый, Катя несёт его тоже сама, и соседи при встрече обязательно ахают: ах какая молодец, ай какая помощница! Просто они не знают про потамов и думают, что Катя папе помогает мусор выносить. На самом деле, это папа помогает: тащит пакет, если он тяжелый, и в контейнер забрасывает, потому что Кате высоко. Зато Катя сама выбирает - какого потама в это утро покормить. Выбирать надо с умом, ведь контейнеров три, а мешок только один.
       - Этот ел вчера, - говорит Катя, указывая пальчиком на потамовы домики, - того тётенька с третьего этажа перед нами покормила, а вот этот точно голодный - сюда кидай.
       А ещё Кате интересно: делятся ли потамы вкусненьким? Наверное, зовут друг друга в гости, когда никто не видит: "Здравствуйте! Приходите сегодня вечером на свежие картофельные очистки от Кати!". Папу Катя спрашивала - папа не знает.
       Зато папа знает, что хорошие вещи потамы не едят. Как-то утром мусора в ведре почему-то не оказалось. Не голодать же бедняжкам - подумала тогда Катя и сложила в мешок всё из холодильника, до чего дотянулась. Ещё папин галстук добавила - папа его всё равно не носит, так что ненужный. Папа увидел и сказал, что ему галстук не жалко, но ведь это МУСОРОпотамы, и от хороших вещей у них заболят животики. Пришлось всё обратно выкладывать, так что в садик немного опоздали.
       Папа вообще-то хороший, но заводить потамов дома не разрешает. Однажды Катя чуть не поймала маленького потамчика. Он выскочил из контейнера и бежал прямо навстречу, словно просился - возьмите меня пожить дома, в ведре. Катя уже совсем было согласилась, но папа замахал руками и сказал, что это крыса. Потамчик обиделся и юркнул за мусорку, а Катя на папу тоже обиделась.
       Мама над папой смеётся и говорит, чтобы он не морочил голову ребёнку. А Катя для себя твёрдо решила, что всегда будет потамов подкармливать - даже когда вырастет, и детям своим про них обязательно расскажет. По секрету.
      

    85


    Олонцева А. В условиях небольшого города   10k   "Рассказ" Проза

      рассказ
      
      Родительский дом душил сентиментальными воспоминаниями. Мама накрывала на стол простые, но самые вкусные блюда. Папа комментировал футбольный матч, сидя перед телевизором. Вика разглядывала за стеклом в серванте семейные экспонаты: чайный сервиз на двенадцать персон, четверть века назад подаренный родителям на свадьбу, уцелело всего пять чашек, а ведь пользовались исключительно по праздникам; раковина рапана - сувенир, привезенный с Черного моря. Вика достала её, приложила к уху и услышала шум моря, хотя прекрасно знала, что это шумит кровь в сосудах.
      - Ой! - спохватилась мама так, будто всё пропало. - Хлеб забыли купить!
      - Кто жареную картошку с хлебом ест? - удивилась Вика. - Я вообще стараюсь после шести не есть.
      - Даже заикаться не смей! - властно предупредила мама. - Худющая приехала. Помешались в своей Москве на диетах!
      Спорить было бессмысленно, и Вика отправилась в ближайший магазин за хлебом.
      "Заодно куплю бутылочку вина к ужину, - подумала она. - Может, поймут тогда, что дочь взрослая!".
      Родной городок умудрился почти не измениться за шесть лет. Те же железобетонные снаряды на детской площадке, кстати, полученные травмы, как обещали взрослые, зажили ещё до свадьбы; те же покалеченные скамейки в сквере, где первая любовь, первый поцелуй, первая сигарета... вот и обшарпанный фасад магазина.
      - У вас французские вина есть? - поинтересовалась она у продавца.
      - Вичка, ты что ли?! - узнала её бывшая одноклассница, а ныне продавец вино-водочного отдела Наташка Казанцева. - В гости к родителям приехала?
      - Нет, - призналась Вика. - Я насовсем.
      - А говорили, ты в Москве замуж вышла?! - оживилась Казанцева.
      Пришлось продолжить разговор о личном:
      - Я уже и развестись успела.
      - Надо было держаться за москвича, - не отпускала Казанцева. - Здесь вообще ловить не кого. Город маленький. И работы нормальной не найти. Сама за прилавком стою...
      Вика, уверенная в себе, с высшим образованием не предала тогда значения этим словам, но уже через три месяца стояла за прилавком в отделе спортивных товаров. Работы по специальности в городе не нашлось. Да и с женихами был дефицит. Даже потенциальными покупателями спорттоваров оказались женщины.
      В очередной раз, предлагая хула-хуп активно массирующий область талии и бедер Вика наткнулась на давнюю приятельницу мамы.
      - Викуля?! - обрадовалась Елена Львовна. - Какая красавица выросла!
      Девушка сначала стушевалась, но минус небольшого города, где все друг друга знают, неожиданно обратился в большой плюс.
      - Пять лет в Москве учиться, чтобы за прилавком стоять?! - возмутилась Елена Львовна. - Приходи ко мне. У меня как раз девочка в декрет уходит.
      С этого дня жизнь в родном городе потекла как в прежние беззаботные времена. Тоска по Москве постепенно утихла. Развод, а перед этим изнурительный год совместной жизни... одна история закончилась, началась другая с новыми мечтами и надеждами.
      Коллектив транспортной компании жадно принял вливание свежей крови. Мужчины приободрились с появлением молодой симпатичной сотрудницы. Женщины сразу выложили все междоусобные сплетни, слухи, домыслы. Главный бухгалтер Елена Львовна гордилась сообразительной протеже, а Вика в свою очередь добросовестно выполняла служебные обязанности и наслаждалась мужским вниманием.
      Свободных мужчин в коллективе было не много: инженер по охране труда Сергей - скромный, воспитанный молодой человек; веселый, рукастый механик Иван и сам директор компании Алексей Юрьевич Шмелев. Первых двух Вике сватали при любом удобном и не удобном случае, а самую завидную кандидатуру к рассмотрению не предлагали. И дело было не в субординации, а в секретарше Светлане. Разговоры о них ходили разные, но истина была банальна. Его - молодого, перспективного назначают директором крупной компании. Она - опытный секретарь становится его помощником, а вскоре любовницей. Жена не простила Алексею Юрьевичу служебного романа, подала на развод и переехала к родителям. Но продолжения истории не последовало. Роман оказался скоротечным и никогда больше директор не был замечен в интригах на работе и за её пределами. Светлана так и не смирилась с положением отвергнутой женщины и по сей день считала Шмелева своим мужчиной.
      Тех, кто хоть косвенно знал героев этой мелодрамы, занимало одно - почему Светлана? Почему она - вызывающе пестрая в одежде и в косметике, грубовато резкая в выражениях и в поступках?! Он - умный, успешный, приятный молодой человек, любая местная красавица была бы согласна...
       Вика не стала исключением. Сначала просто волновалась, изредка сталкиваясь с ним по работе (руководство все-таки). После заметила, что волнение переросло в трепет, голова самопроизвольно заполнилась им одним. Вот только бы представился случай...
      Балансовая комиссия была назначена через неделю. К тому времени Вика отработала в компании год и Елена Львовна поручила ей подготовить необходимые документы.
      - Поедешь с директором в Комитет вместо меня, - сообщила она. - Будешь представлять бухгалтерию на балансовой комиссии.
       Вика переживала круговерть эмоций. Оказанное доверие, возможность проявить себя, а главное - Он будет рядом!
      Алексей Юрьевич переживал не меньше. Предстоящее выступление перед членами комиссии, вердикт от которого зависит дальнейшее процветание компании и ни единой мысли о Вике.
      Первый раз он обратил на неё внимание, когда в назначенный день подъехали к величаво-мрачному зданию Комитета. Водитель служебной машины, открыв дверь, предложил ей руку. Грациозность, сдержанность и достоинство, с которым она вышла, слегка оправив строгую юбку, заставили Алексея Юрьевича на минуточку отвлечься от работы и почувствовать приятную уязвимость.
      Произвел ли его доклад должное впечатление на солидного председателя и серьезных членов балансовой комиссии, но Вика будто видела и слышала его впервые, влюблялась всё сильнее и заворожено наблюдала за каждым движением. "Ему всего тридцать, - думала она. - Откуда это в нём?! Голос уверенный, взгляд прямой, ответы четкие...".
      Когда очередь дошла до неё, мандраж куда-то исчез, осталось только желание не подвести Его, соответствовать Ему, и она достойно представила свой отчет. Теперь Алексей Юрьевич наблюдал за ней так, будто видел впервые. "Элегантная, уверенная в себе, - думал он. - Даже голос не дрогнул перед матёрыми профессионалами. Откуда в ней это?! Ей всего-то лет двадцать пять...". Лишь когда встал вопрос выделения дополнительных денежных средств и в комиссии неодобрительно загудели, он обеспокоился и, как школьник, наступил ей на ногу, предупреждая об опасности, но Вика аргументировала каждый пункт так, что оставалось только соглашаться.
       Комиссия признала финансово-хозяйственную деятельность компании удовлетворительной. Деньги обещали выделить в полном объеме. Директор с Викой чувствовали себя студентами после трудного экзамена - счастливыми и ужасно голодными.
      - Приглашаю посетить местную столовую! - предложил он, но тут же осекся. - Виктория, какой же я кретин!
      Они поехали в ресторан и больше ни разу не вспоминали о работе. Говорили о детстве и юности, о любимых блюдах и домашних питомцах... он был так обаятельней в не рабочей обстановке, она чувствовала его симпатию и едва сдерживала счастливую улыбку.
      Вернулись к работе так, будто не было ни ресторана, ни бесед. И никто, кроме заинтересованного лица - Светланы не замечал, что осторожные взгляды их становятся нежней и опасней. Вика украдкой ждала признания, но после случая, изрядно подпортившего репутацию, Шмелёв не смел. Светлана уступать не собиралась и действовала без промедлений. Обработала главного бухгалтера, мол перспективная, молодая, того и гляди подсидит. Мнительная Елена Львовна тут же пожалела, что отправила Вику в Комитет. Стала часто вспоминать о той, на декретное место которой взяла когда-то дочь приятельницы.
      Между тем, время уступать место основному сотруднику неумолимо приближалось. И если прежде главный бухгалтер уверяла Вику, что найдет способ оставить её в компании, то теперь ясно давала понять, что придется распрощаться.
      Вика не переживала, что теряет работу, она была влюблена и в томлении не могла думать ни о чем другом. Поэтому, когда директор вызвал её к себе, ожидала услышать, что угодно, только не озвученное.
      - Виктория, я был сегодня в Комитете... - начал он и замолчал, будто вспоминая тот единственный день, который они провели вместе.
      "Ты думал обо мне! - мысленно радовалась она. - Я чувствовала, милый мой. Наконец-то ты решился!".
      - Сам председатель комиссии интересовался тобой! - шутливо продолжил он. - Я сказал, что ты работаешь у нас временно, и... он предложил для тебя место в Комитете.
      "Позаботился, значит! Место в Комитете выбил! - про себя возмущалась она. - С глаз долой, из сердца вон! Выходит, я всё придумала. Сама себя обманула...".
       На этот раз привыкнуть к новому коллективу было нелегко. Прошлая история не отпускала, цеплялась за незначительное и продолжала оставаться самой значимой. Вика пыталась загрузиться работой, но и здесь просматривая документы, то и дело натыкалась на знакомую расшифровку подписи "Шмелёв А.Ю.". Однажды он сам заглянул к ней в кабинет. Сердце и щеки её заполыхали.
       - Рад видеть, Виктория! - приветствовал он широкой улыбкой. - Ну, как вы?
      - Всё хорошо, - слукавила она. - Спасибо.
      - А я ужасно соскучился! - признался он.
      
      Суета в родительском доме нарастала в преддверии важного знакомства. Мама накрывала на стол простые, но самые вкусные блюда. Папа непрерывно переключал каналы, сидя перед телевизором, в поисках чего-нибудь подходящего. Вика крутилась перед зеркалом, то распуская длинные волосы, то собирая по-домашнему в хвост, когда раздался звонок в дверь...

    86


    Калинин И.Д. Возвращаясь на небо   11k   "Рассказ" Проза

      Такой жары не было уже лет двадцать. Асфальт буквально плавился под ногами, превращая город в огромный раскалённых шар, внутри которого неспешно поджаривались люди.
      Высокий молодой человек в брюках и заправленных в них рубашкой, тщетно пытался разузнать, где он мог найти Джеймса Остина, пока кто-то не указал ему на небольшую пристройку возле взлётной полосы. Джеймс Остин сидел за небольшим столиком и потягивал лимонад из пластиковой кружки.
      -Здравствуйте, - произнес, чуть запыхавшись от жары и поисков парень, я ищу Джеймса, Джеймса Остина. Мне сказали, что он может быть в здании.
      -Уже нашли, это я.
      -Ну, наконец-то, позвольте представиться, меня зовут Глен Селби, я являюсь репортёром,- он произнёс название крупнейшего газетного издательства.
      -Простите, я не читаю газет.
      -Это не важно. Мне поручено взять у вас интервью в связи с тем, что вы впервые будете пилотировать новый новую модель сверхзвуковика.
      -Что ж. Берите.
      Человек включил диктофон и принялся за работу:
      - Ваше имя и должность, пожалуйста.
      - Джеймс, я точно не знаю, я тестирую самолёты. Взлетаю, провожу несколько минут в небе и возвращаюсь обратно.
      - Пилот испытатель?
      -Если хотите, пусть это будет называться так.
      - Расскажите о ваших родителях.
      - Это важно?
      - Разумеется, читателям будет интересно узнать о вас больше.
      - Мать была прачкой, отец работал на заводе, пока не получил травму.
      - И что с ним произошло?
      -С кем?
      -С вашим отцом?
      - Ничего, он много пил и ругал правительство, проводил много времени перед телевизором, смотрел бейсбол и разные сериалы.
      - Что ж вы правы, это не так важно, как вы стали пилотом?
      - Закончил, военное лётное училище.
      - Так вы всегда хотели стать лётчиком?
      - Нет. Сразу после школы я поступил в колледж искусств.
      - Вы поступали в колледж искусств, а стали лётчиком?
      - Да.
      - Не могли бы вы рассказать подробнее?
      - Моя мама хотела, что бы я вырос хорошим человеком, и учила меня музыке, когда я был ещё совсем маленьким. Учила меня не она, но она много работала, что бы платить за частные уроки у Джесси Макдауэлл.
      Журналист удивлённо открыл рот.
      - Вы знакомы с Джесси Макдауэлл, с той самой Джесси Макдауэлл.
      - Это сейчас она Джесси Макдауэлл, а тогда она была просто тётя Джесс. Она жила в плохонькой квартире и подрабатывала, тем, что давала уроки игры на фортепиано, пытаясь безуспешно найти работу.
      - Что вы можете рассказать о ней?
      - Я был довольно маленький, что бы сказать что-то конкретное, но знаю точно, она плохо готовила, много курила и хорошо играла на фортепиано.
      -И что с ней случилось?
      - С кем?
      - Ну как с кем с Джесси Макдауэлл!
      - Ничего, она стала знаменитой.
      - И вы поступили в колледж искусств?
      - Да, сразу после школы.
      - Вам нравилось в школе? Вы хорошо учились?
      -В младших классах я был отличником, в средних - круглым двоечником, школу я закончил третьим.
      - Да уж вы были плохим учеником.
      - Почему же? Третьим в классе, не с конца.
      - Но вы, же были двоечником?
      -Был, психологи считали, что это из-за пьющего отца и неблагоприятной обстановки в семье, а мне просто не нравилось учиться. Хотя нет, учиться мне нравилось, мне не нравился сам процесс образования. Для того, что бы быть хорошим учеником, надо было делать то, что тебе говорят и все. Это оказалось проще простого. Хорошие ученики это не те, кто много знает, а те, кто хорошо делает, то, что им говорят.
      - Видимо вы стали хорошим учеником из-за работы психологов?
      - Нет, я стал хорошим учеником, чтобы не расстраивать маму, и за это платили, я даже несколько раз принимал участие в школьных научно-практических конференциях.
      - Значит, вы закончили школу, и поступили в колледж искусств?
      - Да.
      - Так, как же вы оказались в кабине пилота?
      - Меня отчислили.
      - Из-за низкой успеваемости?
      - Нет, из-за драки, это даже дракой назвать трудно, так ударил одного парня, его родители подняли вой, ну, в общем, меня отчислили.
      - И что случилось с тем парнем?
      - С каким?
      - Ну, с тем, которого вы ударили?
      - Ничего, он умер, подавился где-то через 2 недели куском яблочного пирога.
      - Трагическая история.
      - Да, наверное.
      - Так как же вы попали в лётное училище расскажите, пожалуйста, подробнее, всё то, что происходило с вами после колледжа искусств.
      - После того как меня отчислили, я остался с двадцаткой в кармане и небольшим чемоданом с вещами. Я не хотел звонить родителям и расстраивать их новостью о том, что меня отчислили. Поэтому я взял бутылочку колы, купил газету и решил найти себе работу и заодно присмотреть для аренды какое-нибудь дешевенькое жильё. Ко мне подошёл парень и спросил, нужна ли мне пустая бутылка, и может ли он её забрать? Бутылка была мне не нужна, и я с радостью отдал ему её, а сам спросил, нет ли тут какого-нибудь жилья, по дешевле, что бы продержаться какое-то время, пока я не найду работу. Парень ответил, что он снимает небольшой гараж и там как раз хватит места для ещё одного человека и это мне почти ничего не стоило. Потом парень отвёл меня к бесплатной столовой при пресвитерианской церкви. Сидя у него в гараже я наткнулся на объявлении о наборе в военное лётное училище, это было хорошей возможностью для нас. Там кормили, давали кровать и вдобавок учили. Поэтому мы оба туда поступили.
      - И что произошло?
      - С кем?
       С парнем, у которого вы снимали жильё?
      - Ничего, он отчислился очень быстро, он был одержим идеей открыть своё дело.
      - Открыл?
      - Да, открыл, он теперь большой человек.
      - Парень, собиравший бутылки стал большим человеком?
      - Ну да, это... ,- прозвучало имя.
      Уже второй раз за день журналист в изумлении открыл рот и смотрел на Джеймса выпученными глазами, кажется, изо рта молодого журналиста вырвалось что-то вроде: ох.
      - Вы врёте.
      - Зачем мне это? Если у вас будет минутка, спросите его обо мне, хотя если это будет официальный разговор, скорей всего он скажет, что не знает меня.
      - Хотите сказать, что вы его друг?
      - Да, причём один из немногих, когда у тебя много денег и ты знаменит, трудновато найти новых друзей, с другой стороны начинаешь ценить старых.
      - Вы то, может и считаете его другом, но с чего вы взяли, что он считает вас другом?
      - Просто вы никогда не ели бесплатный суп с перловкой, который раздают для бездомных при пресвитерианской церкви, это сближает. Порой мы встречаемся и опрокидываем пару стаканчиков в баре.
      - И о чём же вы говорите?
      - Мы? Да ни о чём, точнее мы не говорим, просто молчим и выпиваем. Это здорово.
      -Значит, вы доучились в училище и стали пилотом?
      -Да, как-то так всё и вышло.
      - Вам нравится то, что вы делаете?
      - Не очень, если признаться, но я хотел бы вас попросить не печатать это в газете. Не то, что бы я сильно цепляюсь за место, но и быть уволенным не хочу, тут хорошо платят и у меня есть возможность летать.
      - Кстати, а вы не боитесь летать, ведь если что-то пойдёт не так, вы можете погибнуть, какого это каждый раз взлетать и быть довольно близко к смерти? Должно быть, вы очень радуетесь, когда возвращаетесь на землю?
      -Я просто не жду, что вернусь.
      - Как это?
      Джеймс сделал паузу, тяжело выдохнул и словно расстроился.
      - Я не на землю возвращаюсь, а на небо, только и всего.
      - И что же там такого интересного?
      - Там людей нет.
      - Вам не нравятся люди?
      - Не то, что бы они мне не нравились, вот только не люблю когда их много.
      - Почему вы не любите людей?
      - У вас ещё есть вопрос связанные с моей работой, а не с моей личной жизнью?
      - Я вам не нравлюсь?
      - Не то, чтобы не нравитесь, не обижайтесь, я журналистов не люблю.
      - И чем мы вам не угодили?- молодой человек был явно уязвлён тем, что его профессия не нравится знаменитому пилоту,- я, между прочим статью пишу именно о вас, и именно о вас прочтёт несколько сот тысяч человек, могли бы хотя бы сказать мне спасибо.
      - Интервью будет на первом развороте?
      - Я не могу сказать точно, сначала статью проверить редактор, затем сравним с уже имеющимся материалом, и, если моя статья окажется, очень хорошей, возможно она появиться на первых страницах нашей газеты.
      - Позвольте я вам кое-что объясню, вы не первый кто берёт у меня интервью, и, надеюсь, не последний. Такими, как я, затыкают дыры, где-то на последних страницам выпуска. Между заголовками о падении японской йены и очередном витке кризиса и журналистскими расследованиями специальных корреспондентов, в которых очередную звезду объявляют в педофилии. Вы молоды и амбициозны, хотите написать сенсационный материал, стать знаменитым. Но, посмотрите вокруг, тут нет сенсаций, лишь несколько десятков человек пропахших топливом, самолёты, пустые бутылки из-под лимонада и нервное ожидание посадки очередного взлетевшего самолёта. Есть, то о чём никогда не пишут в газетах, на таких полигонах ежегодно разбивается не один десяток человек, по одной простой причине, они взлетают.
      Когда вы в небе всё перестает иметь значение, там нет ничего, безграничная свобода со скоростью звука. Там нет счетов, очередей, и никто не лезет к тебе с просьбой дать интервью. Люди бояться летать самолётами, а я не могу жить без этого. Кто-то сидит на креке, кто-то изменяет жёнам, мне нужно летать, только и всего. Я понимаю, почему людей, не наделили возможностью летать. Они бы поставили в небе светофоры, вендинговые аппараты с прохладительными напитками, а журналисты бы писали статьи о том, как накачать пресс, стоя в воздушной пробке. Полёты это единственная возможность уйти от людей, оставаясь человеком. Можете написать только эту фразу. Простите, кажется, я наболтал лишнего, спишите это на волнение перед запуском. Мне пора готовиться к вылету, надеюсь, вы напишите свою сенсацию.

    87


    Дмитриев Г.И. Падает снег   13k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Проза


      -- Геннадий Дмитриев

    Падает снег

      
       "Падает снег, ты не придёшь сегодня вечером". Что это? Откуда? Ах, да! Шарль Азнавур. И действительно, падает снег, и сегодня вечером никто не придёт, и Новый год придётся встречать одному. Ещё темно, шесть утра, можно спать, никуда спешить не нужно, но почему-то всегда, когда можно выспаться, просыпаешься рано. Ах! Какой снег! Снежинки возникают из темноты, лишь на мгновение блеснут перед стеклом, в освещённом квадрате окна, и снова исчезают во тьме. Вот так и мы, возникаем из мрака вечной ночи, чтобы на короткое время появиться на свет, и снова уходим в вечную ночь. Ветер кружит нас в неистовом танце, то сближая, то унося в разные стороны, далеко друг от друга. А кто-то вот так же стоит у окна, и смотрит на нас, как мы смотрим на эти снежинки, у каждой из них своя судьба, но мы не замечаем их, этих мимолётных судеб, мы просто видим, как идёт снег. Для кого-то и наши судьбы, лишь мгновение во мраке вечности. Кто это? Бог? Один, один во всей вселенной, Боже мой! Как он одинок!
       Георгий Иванович потянулся за сигаретой, но вспомнил, что он уже скоро год, как бросил курить; давняя, уже забытая, привычка иногда вновь возникает в минуты отчаяния или задумчивости, рука ищет сигарету, как поскользнувшийся ищет опору на льду. Да, он бросил курить, и пить тоже, и теперь Новый год придётся встречать без традиционного бокала шампанского, один бокал, конечно, не повредит, но можно обойтись и без него, тем более, пить одному нет смысла. Снег, снег, снег. Снег на земле, на ветвях деревьев, на крышах домов, и на висках. Снег и одиночество. Можно, конечно пойти к друзьям, но нет настроения, у каждого своя семья. Да, ему будут рады. Несомненно, будут рады, и предложат бокал вина или рюмку водки, он откажется, начнут уговаривать, и возникнет то невольное напряжение, странная неловкость, нарушающая тепло дружеской компании. Нет, не стоит никуда идти.
       "Падает снег, ты не придёшь сегодня вечером, падает снег, мы не увидимся, я знаю". Он вспомнил свою первую любовь, и выпускной бал в школе, как танцевал с ней, в первый и последний раз. За окном лежала звенящая, теплая южная ночь, а в зале Шарль Азнавур с нежной печалью в голосе пел о том, как падает снег. Её рука лежала на его плече, она смотрела в его глаза, и улыбалась нежной, печальной улыбкой, и Шарль Азнавур пел о том, что встречи больше не будет. Потом были разные города, и невысказанность, неопределённость, мучительная, тягучая, безысходная. Он помнил, как написал ей письмо, как ждал ответа, и когда получил, понял, что надежды больше нет. Не стало надежды, но не стало и той мучительной неопределённости. Потом он уехал работать на Крайний Север, в надежде на то, что полярные снега смогут погасить жгучую боль неразделённой первой любви, но в завывании северной вьюги он снова слышал ту тихую, нежную печальную мелодию и голос, поющий о том, что встреч больше не будет.
       Он пытался создать семью, но с женой прожили они недолго, и разошлись без грусти и сожаления, сохранив в душе горечь ошибок и утрат. Тогда он не в меру увлекался алкоголем, и жена, устав бороться с этим пороком, погубившим уже не одну семью, собрала вещи и ушла. Теперь он не пьёт, не пьёт и не курит, последняя кардиограмма внушает опасения. Может, удастся ещё протянуть год-другой. Ну, год, два, а потом? Потом всё равно спишут. Какой-нибудь доктор-старикашка с бородкой клинышком и колючими, злыми глазами, как у Мефистофеля, подпишет ему приговор: "К лётной работе не годен". И всё. Что потом? Лётчик живёт, пока летает.
       Резкий звонок телефона ударил по нервам, Георгий Иванович вздрогнул. "Кто это может быть? Для Новогодних поздравлений ещё рановато!" Он поднял трубку, звонили из авиаотряда, просили слетать в Норильск с экипажем Костецкого, Георгий Иванович знал этот экипаж, когда-то он летал у Костецкого вторым пилотом.
       - А что случилось? - спросил он.
       - Костецкий с воспалением лёгких в больницу попал, лететь некому, и заменить его некем, и экипажей свободных нет, ведь Новый год, сам понимаешь, но ты-то у нас непьющий! Так, что выручай Георгий Иванович! Туда и назад, успеешь до Нового года домой вернуться.
       - Посмотри, погода какая, заметёт, не только до Нового года, до Рождества в Норильске застрянешь!
       - Да, погода через пару часов установится, синоптики обещают!
       - А полоса? Снегу, небось, навалило.
       - На полосе уже ребята работают, очистят полосу.
       Георгий Иванович согласился, чем сидеть одному в пустой квартире, лучше Новый год в полёте, с экипажем встретить. Он поставил чайник, сковородку, поджарил яичницу, заварил растворимый кофе, банку которого привёз на прошлой неделе из заграничного рейса, позавтракал, оделся и поехал в аэропорт. Было ещё темно, и полупустой, холодный автобус, недовольно ворча мотором, пробивался сквозь летящий снег, наконец, он дополз до аэровокзала, и с шипением выдохнув сжатый воздух, открыл двери.
       Рассвело, и снегопад действительно прекратился, но низкие, темно-серые снеговые тучи, всё так же висели над городом, снегоуборочные машины вернулись с полосы. Когда Георгий Иванович поднялся на борт самолёта, экипаж Костецкого был уже в кабине. Все грустные мысли куда-то ушли, растворились в суете нового дня, в котором были друзья, любимая работа, и люди, те, что поднимаются сейчас по трапу на борт самолёта, люди, доверившие ему свои жизни. Экипаж проверял работу всех систем, готовился к запуску двигателей, и когда двери закрылись, трап медленно уплыл от крыла, и механик на земле доложил о готовности, бортинженер запустил моторы. Самолёт ожил, пространство кабины наполнилось низким, равномерным гулом, стрелки приборов, сдвинулись с нулевых отметок, заняли свои положенные места, в наушниках звучали команды, доклады, и разрешение диспетчера выруливать на предварительный старт. Двигатели взвыли, медленно страгивая многотонную машину с места, Георгий Иванович вырулил к взлётной полосе, на предварительный старт, и, получив разрешение, вывел самолёт на взлетную полосу, развернув его в готовности к взлёту. Встречный ветер разметал снег, заметая позёмкой разметку полосы.
       Моторы взревели, заполнив пространство мощным, вибрирующим звуком, Георгий Иванович отпустил тормоза, самолёт начал разбег, чуть подрагивая на стыках бетонных плит. Штурман отсчитывал скорость, огни полосы летели навстречу, превращаясь из пунктиров в сплошные линии, Георгий Иванович потянул штурвал на себя, и самолёт, подняв нос, продолжал разбег, он рвался в небо. Звук колёс шасси, пересчитывающих стыки плит, умолк, полоса чуть качнулась, огни её ушли под крыло и исчезли. Рваные клочья туч пронеслись мимо, и самолёт поглотила темно-серая масса сплошных облаков.
       Там, наверху, ярко светило солнце, и облака лежали под крылом белоснежной равниной, укрывшей землю от горизонта до горизонта. Прогнозы синоптиков не оправдались, дав короткую передышку земле, снегопады возобновились с новой силой. Первым закрылся аэропорт Норильска, возвращаться было тоже некуда, и лишь один аэропорт, на северо-востоке, куда не успел ещё добраться циклон, принимал воздушные суда.
       Самолёт снижался, для захода на посадку в единственном аэропорту, где погода ещё позволяла приземлиться. Он нырнул в облака, и весь мир, такой широкий и необъятный ещё минуту назад, сузился до размеров пилотской кабины, приборной доски, и только стрелки приборов могли рассказать о положении самолёта в пространстве, расстоянии до аэропорта, высоте, да оставшемся времени, которое измеряется не часами и минутами, а остатком горючего в баках. Высота таяла, где-то там, в сплошной, клубящейся мути облаков должна быть посадочная полоса, но ни огней, ни каких-либо земных ориентиров не было видно. Огни полосы ударили по глазам, возникнув из тумана, как контуры на проявляющейся фотографии, Георгий Иванович посадил самолёт, зарулил на стоянку, и когда бортинженер выключил двигатели, снегопад усилился настолько, что не было видно даже огней аэровокзала, находящегося всего в нескольких десятках метров от стоянки.

    *******************************

       И снова за окнами снег. "Падает снег, ты не придёшь сегодня вечером, падает снег, мы не увидимся, я знаю". Что это? Откуда это, когда это было? Ах, да! Шарль Азнавур! Это было давно, так давно, что вспомнить невозможно, когда это было, это было в другой, совершенно другой жизни. А сегодня, сегодня Новый год, и встречать его придётся на работе. Надежда Андреевна задёрнула занавеску, включила свет. Сегодня её дежурство в метеослужбе аэропорта, пока ещё рано, можно не спешить, но нужно привести в порядок квартиру, убрать в комнатах перед Новым годом, выбросить всё старое, что накопилось за долгое время.
       Она открыла секретер, стала перебирать бумаги:
       - Это выбросить, это оставить, это выбросить, это оставить, это..., это...? Что это?!
       В дрожащей руке Надежда Андреевна держала старое, написанное ей тридцать лет назад письмо, написанное, но не отправленное. Почему не отправленное? Значит, отправлено было то, другое?! Рука с письмом упала на стол, буквы расплывались перед глазами, по щекам текли слёзы.
       Был выпускной бал, за окном лежала звенящая, теплая южная ночь, а в зале Шарль Азнавур с нежной печалью в голосе пел о том, как падает снег. Одна рука её лежала на его плече, другую он нежно держал в своей, смотрел ей в глаза, и улыбался нежной, печальной улыбкой, улыбался и молчал, и Шарль Азнавур пел о том, что встречи больше не будет. Почему, почему он молчал? Он должен был что-то сказать! Но он молчал, мелодия кончилась, он медленно отпустил её руку, поклонился и ушёл. И всё?!
       Потом были разные города, она поступила в "Гидромет", он в лётное училище. Больше они не виделись, но однажды пришло письмо, он написал всё, что должен был сказать тогда, когда теплая южная ночь лежала за окном, и с нежной печалью в голосе пел Шарль Азнавур. Но было уже поздно, слишком поздно, те слова уже были сказаны другим, и она не отвергла признание. Надежда Андреевна в порыве горечи и отчаяния написала ему письмо, полное слёз и обиды, она просила, чтобы он больше никогда не напоминал ей о себе. Написала..., но не отправила. Почему? Почему поздно? Нет, ещё всё можно изменить, ведь с тем, другим, их ещё ничего не связывает. Она написала новое письмо, написала и отправила. Но время шло, а ответа не было.
       С тем, другим, прожили они не долго, он был хорошим мужем, заботливым, внимательным, но потом... Потом начал пить, сначала немного, по случаю, дальше всё чаще и чаще, иногда запои продолжались неделями. Как могла, боролась она с несчастьем, погубившим ни одну семью, но не в силах справиться ни с ним, ни с собой собрала вещи и ушла.
       Это было давно, очень давно, в той, другой, совершенно другой жизни. Казалось, всё прошло, всё забылось, и вдруг это письмо. Значит отправлено было то, другое, которое написала она в порыве горечи и отчаяния! Вот почему не было ответа!
      

    *******************************

       Маленькой, затерянный в просторах севера аэропорт был до предела забит пассажирами и экипажами воздушных судов, нашедших временный приют, укрывшихся от беспощадной стихии циклона. Георгий Иванович был не первым командиром, желающим получить у метеослужбы подробный прогноз метеорологической обстановки, хотя и так было ясно, что Новый год придётся встречать в этом, забытом Богом и людьми аэропорту. Собравшиеся у двери кабинета, где находилась метеослужба, обсуждали только одну тему - как долго будет держать их в плену разыгравшийся циклон?
       Вскоре дверь кабинета открылась, и вышла женщина, что-то объясняя собравшимся. Георгий Иванович не мог расслышать её, из-за гула толпы, но он сразу, только увидев эту женщину, понял - это была она. Прошло столько времени, она изменилась, да и он уже не был тем застенчивым юношей, но что-то неуловимое, недоступное взгляду, не поддающееся логике чувство, возникло в его душе, какая-то невидимая искра вспыхнула в давно потухших глазах, и она, несомненно, узнала его. Она двигалась сквозь толпу к нему, и все собравшиеся здесь люди, весь монотонный гул аэропорта - всё это исчезло куда-то, растворилось, - остались только он и она, да бесконечный, летящий из темноты, и исчезающий во тьме снег, и звуки забытой, нежной, печальной мелодии заполнили пространство, и время перестало существовать. "Падает снег, ты не придёшь сегодня вечером, падает снег, мы не увидимся, я знаю, но я снова слышу твой любимый голос, и чувствую, что умираю, тебя нет здесь".
       И снова рука её лежала на его плече, и звучала тихая музыка, пел Шарль Азнавур, и за окнами падал снег.
      
      
      
       4
      
      
      

    88


    Кузина Л.В. Муся и поиски справедливости   18k   "Рассказ" Детская, Фэнтези

      В сентябре Маруся снова пошла в школу - уже во второй класс. Она считала себя почти взрослой и снисходительно поглядывала на малявок-первоклашек, удивляясь: неужели и она была такой же смешной и бестолковой. Во втором классе появились оценки, и Муся с удовольствием приносила домой многочисленные пятерки с редкими четверками. Учиться было одно удовольствие, если не брать во внимание мальчишек. До чего же вредные существа водились в их классе, так и норовили то подножку подставить, то за косичку дернуть! Но Маруся в долгу не оставалась, смело налетала на обидчиков, так что вскоре ее оставили в покое. Сентябрь промелькнул, как один миг, и вот уже приближался день учителя. По этому поводу в их классе устроили конкурс чтецов. Марусе достался самый длинный и трудный стих. Она целую неделю готовилась к выступлению, стояла перед зеркалом и четко выговаривала каждое слово. Наконец, наступил долгожданный праздник. Поздравили учительницу, вручили ей огромный букет, и конкурсанты принялись читать стихи. Муся очень боялась забыть от волнения текст, но обошлось. Она звонко и с выражением рассказала стихотворение до конца и стала ждать результатов конкурса. И они оказались ошеломляющими - Маруся заняла первое место! Девочка очень обрадовалась, ведь призы, приготовленные учительницей, были просто замечательные: записная книжка, застегивающаяся сбоку на замочек, набор переливающихся закладок и коробка цветных карандашей. Муся поняла, что блокнот достанется ей - ведь за первое место полагается самый лучший подарок. Учительница вызвала ребят к доске и начала награждать.
      - Валя, - обратилась она к Мусиной однокласснице, занявшей третье место, - поздравляю тебя. Выбирай приз.
      Маруся почувствовала, как вытянулось лицо: как это выбирай? Понятно, что Валя возьмет записную книжку, но это же неправильно! Ведь у нее всего лишь бронза. Может, она догадается, что надо взять карандаши? Но Валя, понятное дело, не догадалась и выбрала именно блокнот. Потом вручили приз за второе место, и Юрка взял закладки. А Марусе, победительнице, достались карандаши. Наверное, учительница хотела, чтобы проигравшие ребята не обиделись за свое поражение, но вышло так, что обиделась победительница. Дома она жаловалась Димычу:
      - Представляешь, так долго учила и, как дура, с карандашами осталась. Это же нечестно!
      Домовой хотел придумать что-то успокаивающее, но только вздохнул, ведь Муся была права. Зачем стараться, если в результате выигрывают те, у кого получилось хуже? Но вскоре эта история позабылась, ведь приближался Новый год.
      
      На школьную елку Маруся решила нарядиться Красной шапочкой. Бабушка сшила ей пышную юбку из синего бархата, маленький кружевной фартук, жилетку на завязках и красный берет. Кофточка с рукавами-фонариками у Муси уже была. Девочка немного расстроилась, что настоящий, как у Красной шапочки, чепчик сшить не удалось - у Буси не оказалось подходящей выкройки, но и беретка чудесно подходила, особенно если распустить волосы. На праздник мама завила ей кудри, вручила небольшую корзинку, и Муся почувствовала себя просто красавицей. Она кружилась в хороводе, пела песни и участвовала во всех конкурсах. Единственной каплей дегтя оказалось то, что на празднике была еще одна Красная шапочка. Но Маруся сразу поняла, что у нее костюм лучше. У девочки, конечно, имелся настоящий чепчик, как положено, зато не было такого замечательного наряда - лишь обыкновенное клетчатое платье. Так что Маруся немного успокоилась. Настало время вручения подарков за лучшие костюмы. Сначала на сцену вызвали Кота в сапогах, потом вручили подарок Снежинке, наконец, позвали Красную шапочку. И Муся уже сделала шаг, как вспомнила, что здесь их целых две Красные шапочки. А, вдруг, это не ее зовут? Она решила дождаться уточнений, а вот другая девочка никаких сомнений не испытывала и вышла к деду Морозу. Маруся осталась без подарка. Новогоднее настроение оказалось полностью испорченным.
      - Почему так бывает, - спрашивала Муся у домового, - делаешь, стараешься, а все самое интересное получает кто-то другой? Ведь я и стихотворение лучше всех рассказала, и костюм у меня красивее был, а вышло так, что от этого у меня никакой радости - одно огорчение.
      - А ты бы как хотела?
      - Чтобы по справедливости! - уверенно заявила Маруся. - Кто молодец - тому и награда больше. А кто уши боялся отморозить, пусть фантики от конфет лопает.
      Димыч хмыкнул:
      - Если бы все так просто было. Бывает же, что человек трудится, ночей не спит, а не получается.
      - Вечно ты все усложняешь, - возмутилась Маруся. - Не получается, значит, надо еще поработать. Вот в садике мне вообще никогда стихов не давали. Воспитатели говорили, что у меня дикция плохая.
      - А ты как?
      - Расстраивалась, - вздохнула девочка. - Я ведь все-все стихи знала, а выступали другие.
      - Вот видишь, - заметил Димыч, - а на других обижаешься.
      Муся задумалась:
      - И как же быть?
      - Например, всем призы одинаковые дарить, - предложил домовой.
      - Ну ты скажешь! А если человек и не старался даже? А ему такой же подарок, что и другому дадут.
      - А говоришь, что это я вечно усложняю.
      - Вот придумал бы кто, - размечталась девочка, - такую машину, чтобы она определяла, кто и на что наработал. И все было бы по-честному.
      - Фантазерка ты, Маруся, - с этими словами Димыч отправился спать.
      Маруся, глубоко зевнув, решила последовать его примеру.
      
      Муся находилась в белом помещении, похожем на коридор детской поликлиники. Все пространство было залито синим цветом. Перед ней стоял странный агрегат, похожий на автомат для продажи напитков: металлический шкаф с многочисленными кнопками и светящимся табло.
      На экране высветилось:
      - Задай свой вопрос, девочка Маруся.
      Почему-то Муся совсем не удивилась, что попала в неизвестное место. Она подошла поближе и отчеканила:
      - Почему я не получила приз за костюм Красной шапочки?
      В аппарате загудело, его лампочки замерцали, на табло загорелся ответ:
      - Приз должен был достаться твоей бабушке, ведь это она сшила костюм. Но бабушка в конкурсе не участвовала.
      Маруся опешила: такой ответ она не ожидала получить, но девочка не сдавалась:
      - А почему я не получила блокнот за конкурс чтецов? Ведь я лучше всех читаю стихи. Агрегат вновь моргнул светом и ответил бегущей строкой:
      - Лучше всех читает стихи Миус-ки с планеты Амброзия в созвездии Дикого лебедя. Блокнот должен достаться ей.
      Маруся возмутилась:
      - Да эта кис-кис, или как там ее, даже не участвовала в конкурсе! Причем здесь она?
      - Потому что я машина всемирной справедливости. Я должна быть непредвзята по отношению ко всем.
      - Чего? - удивилась девочка.
      - Там где начинает твоя справедливость, девочка Маруся, заканчивается справедливость другого человека.
      - Ничего не поняла!
      - А что здесь непонятного? - совсем как Димыч ответил агрегат. - У каждого своя правда. Пусть тебе не достались подарки, зато есть первое место на конкурсе и красивый наряд. Так что не порти себе настроение всякими пустяками.
      Машина пронзительно загудела, засияла, и Маруся проснулась у себя дома. Как ни странно, настроение у нее улучшилось.
      
      Вторая четверть подошла к концу. Маруся получила похвальный лист за отличную учебу и понемногу готовилась к встрече Нового года. Ведь оставалось всего три дня до самого главного праздника в году. С утра в субботу они с отцом отправились на елочный базар и выбрали самую красивую и пушистую ель. Дома они установили деревце в крестовину, и принялись наряжать. Наташка тоже помогала: пробовала деда Мороза на зуб и пыталась нацепить на себя гирлянду. В конце концов, мама дала ей небьющийся шарик, и сестренка успокоилась. Разворачивая последний пакет, Маруся обнаружила необычную игрушку: старинный фонарь. Казалось, что сквозь матовое стекло лампы светится тусклый огонек.
      - Мам, а это у нас откуда? - спросила девочка. - Этой игрушки в прошлом году не было.
      - Что-то не помню, - пожала мама плечами. - Может, папа купил?
      Папа тоже не смог припомнить, поэтому появление нового елочного украшения оказалось овеянным тайной.
      Вечером девочка долго не могла уснуть. Родные уже спали непробудным сном, а Маруся все вертелась на кровати. Наконец она не выдержала, встала и подошла к елке. Елочный фонарь мерцал в темноте. Девочка наклонилась, чтобы рассмотреть, откуда взялся огонь, и загляделась. Неожиданно перед ней возникла полупрозрачная дверь. Муся ухватилась за ручку и потянула на себя.
      - Здравствуй, незнакомое существо, - послышалось у нее над ухом.
      Маруся подняла голову и увидела, что комната исчезла. Она оказалась на деревянном причале, залитом густым туманом, рядом с ней стоял незнакомец. Выглядел неизвестный как большой пушистый кот зеленого цвета, в лапах он держал высокий посох с закругленным концом. Фонарик поднялся в воздухе и повис на конце палки.
      - Я не существо, я девочка, - объяснила Муся. - А вы кто? И что это за лампочка, которая сначала висела на нашей елке, а потом перелетела к вам?
      - Это блуждающий огонек, он показывает дорогу тем, кто ищет волшебство. А ты - самая настоящая девочка? - медленно выговаривая, произнес незнакомец. - А я думал, что девочки только в сказках водятся.
      Он внимательно осмотрел ее, не скрывая восхищения:
      - Как же мне повезло - встретить мифологическое существо! Значит, старинные книги не лгали.
      - Я не мифологическая, а очень даже настоящая. А я, наоборот, таких, как вы, не встречала. Кто вы?
      - Я привратник. Встречаю и провожаю гостей.
      - Как здорово! И много гостей у вас бывает?
      - Когда как. Иногда самая малость - в одном кулаке умещается, а иногда целая девочка.
      - А что это за место?
      - Этот край называется Задверенье. В старых книжках написано, что нашу страну придумал один волшебник, который рассказывал сказки своей дочери. Ведь всегда кажется, что за дверью или проемом в стене могут скрываться чудеса. Но волшебные двери встречаются редко, да и мало кто их замечает. И тогда блуждающий огонек может провести гостя к нам.
      - Как это чудесно! Можно я посмотрю вашу страну хоть одним глазком?
      - Можно даже двумя. Иди до конца причала и держись ветра.
      Привратник скрылся в тумане, а Маруся отправилась вперед.
      
      Вскоре дымка развеялась, и девочка увидела в лунном сиянии черное дерево, на котором сидело крылатое существо, похожее на муравья. Муравей был одет в серый дождевик и шляпу-котелок, в тонких лапках он держал раскрытый зонт.
      - Здравствуйте, - поздоровалась девочка.
      - Зачем ты здороваешься? - заподозрил неладное муравей.
      - Из вежливости. Это принято так - желать здоровье, ведь здоровье - самое главное.
      - Не выдумывай! - муравей так резко подскочил, что котелок чуть не свалился с его головы. - Ты это специально сказала, чтобы заговорить мне зубы.
      - А у муравьев разве есть зубы? - поразилась Маруся.
      - А чем же мы жуем мармелад по-твоему?
      - Я не знала, что вы едите мармелад, - попыталась оправдаться Муся.
      - Лунные муравьи всегда едят мармелад! А ты хочешь заговорить мне зубы, чтобы я умер от голода, вместо того, чтобы просто попросить зонтик.
      - Мне не нужен ваш зонтик.
      - Нужен, - муравей грозно зашевелил усами. - Как же ты будешь держаться ветра без зонта?
      - Не знаю, - призналась девочка, - я еще никогда не держалась за ветер.
      - Так учись! - с этими словами лунный муравей бросил зонт Марусе.
      Муся крепко схватилась за ручку, подул резкий ветер, и девочку подняло в воздух. Она взмыла к светлеющему небу, зонт превратился в легкий парусник. Ветер обернулся щекастым мальчишкой и с силой надул паруса. Под ними медленно проплывали высокие, парящие в воздухе, скалы, с которых свисали зеленые лианы. Марусе удалось рассмотреть, что кто-то качается на них, как на качелях. Бригантина мчалась дальше. Вскоре появились зеленые пастбища, среди которых рассыпались глиняные крыши пряничных домиков, золотые дубовые рощи и прозрачные озера. У Муси даже дух захватывало от восторга: до чего же здесь было дивно. Наконец она увидела огромную гору, в центре которой сверкала небольшая искорка. Девочка захотела посмотреть, что там находится.
      'Я хочу вниз', - скомандовала Маруся ветру, и послушная бригантина стала спускаться.
      
      Искра начала разгораться и вскоре превратилась в сияние тысяч блесток: это оказался вход в хрустальную пещеру. Муся спрыгнула с корабля, который вновь превратился в зонтик. В центр горы вела дорога, выложенная крохотными кирпичами. Маруся аккуратно ступала по ней. Тропинка вывела девочку в уютное помещение. Там горел камин, возле него расположилось кресло-качалка, рядом стоял журнальный столик. На нем лежала большая книга, вся украшенная яркими картинками. Девочка села в кресло, накрылась пледом и взяла книгу. Послышался шепот:
      - Давай подлетим и посмотрим поближе.
      Маруся огляделась: недалеко от камина она увидела большой башмак, из него выглядывали странные существа, похожие на желтые шапочки одуванчиков, с тонкими ручками-ножками и черными глазками-бусинками.
      - Ой, вы кто? - спросила она.
      - Мы смешинки. Если попадем к тебе в рот, то будешь смеяться весь день. А ты кто?
      - Я Маруся, девочка.
      - Настоящая девочка! Если ты девочка, то, наверное, умеешь читать?
      - Я хорошо умею, - с гордостью похвасталась Муся. - Только, чур, не перебивать меня и в рот не залетать.
      Смешинки облепили ее со всех сторон и приготовились слушать. Маруся открыла книжку и принялась читать:
      'Однажды давным-давно у одного волшебника родилась дочка. Девочка получилась до того хорошенькая, что отец не мог налюбоваться на нее: сотканная из лунного дыма и солнечных лучей, согретая дыханием южного ветра и блеском далеких звезд. Каждый вечер отец рассказывал для нее сказку, а в одну ночь он решил создать для дочери чудесную страну: Задверенье. Туда можно было попасть лишь с помощью волшебной двери. В сказочном мире водились необычные существа, росли невиданные цветы и деревья, происходили невероятные чудеса. Не было во всем свете лучшего места, чем Задверенье'.
      - Вот-вот, - раздался ворчливый голос лунного муравья, - попасть-то можно с помощью двери, а выйти - нет.
      Маруся подняла голову: пока она читала, в пещеру набились обитатели волшебного мира, в том числе и знакомые ей привратник с муравьем. Они внимали каждому слову девочки.
      - А почему нельзя выйти? - поразилась она.
      - Потому что в сказке про это ничего не написано, - пояснил привратник. - Многие двери ведут в Задверенье, и ни одной отсюда.
      - Это несправедливо - ни одной двери отсюда! Как же я вернусь домой? - Мусе стало не по себе.
      - Есть один способ, - продолжил привратник. - Ты девочка и умеешь выдумывать. Напиши, пожалуйста, продолжение сказки.
      Муся приуныла. Она как-то пробовала сочинять всякие истории. Однажды ей попалась потрясающая книга - 'Планета новогодних елок'. Марусе настолько понравилось прочитанное, что она сама решила стать писательницей. Она аккуратно вывела название 'Планета Маруслилия' и начала фантазировать. Но ничего не придумывалось. Маруся заглянула в книгу и списала первую строчку, решив, что остальное она сочинит сама. Потом Муся заглянула в книгу еще и еще. 'Планета Маруслилия' так и осталась ненаписанной.
      
      - Я не очень-то умею придумывать, - призналась Маруся.
      Послышался разочарованный вздох. Жители Задверенья потянулись к выходу.
      - Ладно, попробую, - решилась девочка. - Значит, так: 'Приближался Новый год. В стране Задверенье выросла елка'.
      - А что такое елка? - спросили смешинки.
      - Вы обещали не перебивать, - рассердилась Муся.
      - Но нам же интересно.
      - Хорошо. У кого-нибудь есть бумага и карандаш?
      Привратник подал Марусе требуемое. Карандаш, правда, был только один - синего цвета. Муся тщательно нарисовала елку: пушистую и колючую. И в пещере в самом деле появилась ель чудесного голубого оттенка - она выросла около камина.
       'Пошел снег', - продолжила Маруся и нарисовала на бумаге снежинку.
      Вскоре помещение было засыпано чудесным синим снегом, совершенно теплым и нетающим.
      'А перед Новым годом принято загадывать желания. И тогда все жители Задверенья попросили: пусть у нас появится дверь, которая ведет домой'.
      Девочка нарисовала дверь. И тут же в стене грота возникла тяжелая деревянная дверь. На ней были изображены звезды, солнце и месяц, а в самом центре светилось одно слово 'ДОМОЙ'. Муся потянула за ручку и сделала шаг, в тот же миг она очутилась дома. Девочка посмотрела на деревце - фонарик исчез.
      'Ничего, - подумала она, - когда-нибудь я обязательно туда возвращусь'.
      
      ...Тридцать первого декабря Маруся пошла с родителями на новогоднее представление в Дворец культуры. Сначала посмотрели спектакль, после для детворы устроили хоровод. Ребята читали стихи деду Морозу и пели песни, а затем устроили конкурс нарядов. И Маруся получила сразу два подарка: за наряд Красной шапочки и стихотворение.
      
      И все по справедливости!

    89


    Середа Е.В. Кто украл Васечкину колбасу?   9k   Оценка:7.29*16   "Рассказ" Детская, Фантастика

       Васечка с утра бегал по станции сердитый. Вместо приветствия первыми его словами остальным рабочим был вопрос: "Это ты украл мою колбасу?" Встреченные люди пугались, смущались, но всегда отвечали отрицательно, что приводило Васечку в еще более дурное расположение духа.
       Только раз в жизни могло случиться такое, что простому рабочему с ремонтной базы для космических кораблей родители - ученые, исследующие планету Ошаар, - прислали настоящую колбасу. Натуральная еда вообще была деликатесом, а с Ошаара тем более страшной редкостью. Вся эта маленькая планета считалась заповедником с уникальными флорой и фауной. Продукты, привозимые оттуда, ценились невероятно высоко, и достать их было крайне сложно. Поэтому когда Васечке передали посылку от родных, он не мог поверить своему счастью - в его руках находилась настоящая, самая что ни на есть всамделишная копченая колбаса из уркуума, толстая, в герметичной темно-коричневой упаковке с наклеенной блестящей бумажкой. На ней можно было прочитать название, состав, срок хранения и предупреждение, написанное рукой мамы: "Не открывать до дня рождения, опасно!" Все как в старые добрые времена, о которых теперь только читали в книжках и в которые почти каждый мог купить себе несинтетические продукты.
       Все три самых близких на станции Васечкиных друга - Юля, Лешка и Сильв - сердечно и немножко с завистью его поздравляли. Они вместе отнесли подарок в общую холодильную камеру, чтобы тот полежал три дня до дня рождения Васечки. Это оказалось ужасной ошибкой.
       Так думал несчастный юноша, слонявшийся по коридорам станции и не знавший, где еще искать пропажу. Утром пораньше он решил проверить свое главное праздничное блюдо, но вместо аппетитной колбасы в холодильнике нашел лишь обертку от нее. Шокированный Васечка сперва обыскал все полки. Там была только еда приятелей - на станции категорически запрещалось хранить какие-либо продукты питания в жилых помещениях. Для этого предназначались специальные рефрижераторы, рассчитанные на пять человек. Три места были закреплены за друзьями, которые - он знал - не стали бы совершать подобное преступление. Оставался один подозреваемый: молчаливый и необщительный Фред, пятый, кто пользовался холодильником.
       Уставший Фред, вернувшийся с хлопотной ночной смены, был невероятно удивлен, когда ему преградил дорогу широкоплечий Васечка, готовый схватить врага за грудки и вытрясти из него подарок родителей.
       - Это ты украл мою колбасу? - грозно спросил он.
       Рабочий настолько поразился, что даже забыл ответить. Растерянность могла бы оказаться роковой для него, если бы не подоспела Юля, вовремя остановившая друга и объяснившая ситуацию Фреду. Тогда он вспомнил, что нашел рефрижератор открытым и не заметил никакой колбасы. Это стало последней зацепкой для расстроенного Васечки.
       Оставшиеся несколько часов до смены он бродил по станции и задавал всем один и тот же вопрос, на который получал примерно один и тот же ответ. Васечка, в общем, и сам понимал бессмысленность того, что делает. Но так сильно кипело в его груди возмущение от потери драгоценного подарка, что остановиться он не мог. На станции было не так много людей, и работали они вместе не первый год. Юноша осознавал, что вряд ли кто-то пошел бы на кражу, но тут же напоминал себе - ведь колбасу все-таки взяли.
       К началу смены он опросил персонал по два раза и обыскал почти все доступные уголки станции. Все безрезультатно. Совершенно разбитый, он отработал положенные часы. Смена заканчивалась к ночи, и когда юноша брел к себе, то до нового дня - его, Васечки, дня рождения - оставалось совсем немного.
       Путь в жилой отсек вел через столовую, частью которой было помещение с холодильниками. Васечка рассеянно зашел туда, набрал код и открыл камеру. Вдруг кто-то просто неудачно пошутил, и колбаса лежит на месте, заманчиво поблескивая яркой наклейкой? Но нет, на полке все так же оставалась сиротливо брошенная упаковка с оберткой, теперь никому не нужная и потому позабытая. Юноша грустно вздохнул, захлопнул дверь и присел за стол, в меланхолическом сумраке столовой раздумывая о том, как несправедлива жизнь.
       Через две минуты внимание тоскующего Васечки привлекло шуршание в углу рядом с утилизатором. Очень странно, ведь никаких животных на станции не могло быть. Но существу, шуршащему пустыми оболочками от продуктов, было совершенно все равно, какие там на станции запреты. Звуки не прекращались, потому Васечка встал и подошел к утилизатору. В тот же момент из-под него выскочило нечто длинное и, юркнув под стол, исчезло в темноте. Движения существа были настолько стремительны, что юноша невольно отпрянул, ударившись о край стола.
       Постояв несколько секунд и оправившись от первоначального смятения, Васечка собрался с мыслями. Существо явно не было опасным - иначе на станции сработали бы датчики, предупреждающие персонал об угрозе для жизни. Даже если бы с этими датчиками что-то случилось, тревогу бы подняли роботы-уборщики. Но только что по столовой прокатился один из них и спокойно уехал дальше. Юноша, не сводя глаз с того места, куда скрылось существо, отступил к холодильнику. Если оно было живым, то наверняка травоядным и хотело есть. Васечка поискал на полках остатки рагу из синтезированных овощей, достал и разложил его на полу.
       - Цып-цып-цып, - позвал он, не придумав ничего лучше.
       Спустя минуту под столами снова зашуршало, и он увидел, как из тени осторожно выползает небольшое длинное существо на коротеньких ножках. Оно осторожно подобралось к еде и уткнуло в нее плоскую мордочку с двумя бусинками-глазками. Животное было пушистым, но не сильно, темная шерсть выглядела примятой и кое-где, намоченная, прилипала к телу. Васечка, наблюдая, как существо ест, пошевелился. На него не обратили никакого внимания, и он подошел на шаг ближе к необыкновенному гостю. Накушавшийся зверек заурчал и, подобрав лапки, свернулся в кружок.
       Юноша присел и склонился над животным.
       - Похоже, что не ты украл мою колбасу, да? - с улыбкой спросил он.
       Зверек, словно отвечая, вытянулся и замер. Васечка протянул руку, погладил маленькое тельце и задумался. Внешне оно ему что-то напоминало, но никак не получалось сообразить, что именно. Сейчас существо выглядело, как... Как...
       - Колбаса! - догадался он и хлопнул себя по коленке.
       Существо вздрогнуло от резкого движения и юркнуло в тень под стол. Юноша вздохнул и снова заглянул в холодильник. На полке все еще лежала обертка от подарка, которую никто так и не прочитал и которую не стали трогать, когда обнаружили пропажу. Васечка достал еще лакомств для удивительного животного и взял обертку, чтобы ее выбросить. Пальцы ощутили что-то твердое, и Васечка с удивлением расправил ее. С обратной стороны к ней была приклеена микрофлешка. Она легко вставлялась в мини-компьютер, выглядевший как наручные часы и когда-то купленный на день рождения.
       На флешке было сообщение от родителей. В первой части не было ничего серьезного, простые поздравления. А потом родители перешли к самому важному - подарку.
       "Любимый Васечка! - писали они. - В этот раз мы решили отправить тебе детеныша гаурналиды. Их нельзя вывозить отсюда, поэтому мы замаскировали его под копченую колбасу. Это не самая лучшая идея, как понимаешь, но надеемся, ты все-таки ее оценишь. В конце концов, натуральный продукт хотя бы будут перевозить аккуратно. Не храни его в холодильнике, а то родится раньше времени. Мы специально подгадывали, чтобы он вылупился из своей оболочки прямо в твой день рождения. Никому не говори, что это гаурналида, иначе нам грозит огромный штраф. Как мы добывали ее (временами нам кажется, что гаурналиды умнее людей), расскажем после, когда приедем в отпуск.
       Еще раз с днем рождения! Мама и папа".
       Внизу письма стоял постскриптум: "Прости за такой способ пересылки сообщения. Ты же знаешь, у нас здесь с этим вечные проблемы. Связи нет уже второй месяц. Как наладят, позвоним сами, хотя вряд ли это будет скоро. Кстати, если хочешь, чтобы гаурналида скорее перешла на следующую стадию развития, корми экзермецией обыкновенной. Остальное найдешь в Сети. Целуем!"
       Васечка читал с улыбкой. Таковы уж были его родители - слегка сумасшедшие, но всегда оригинальные в поступках. И теперь он стал благодаря им обладателем одного из редчайших животных в галактике. Причем вывезенного с родной планеты контрабандой.
       Юноша поглядел на зверька.
       - Хорошо, что я не додумался тебя раньше открыть, - сказал ему Васечка. - Это было бы очень грустно. Будешь теперь зваться Колбаса. По фамилии Украденная.
       Гаурналида, будто все поняв, отозвалась урчанием и повернулась на другой бок.
       Васечка же снова задумался. Где ему достать эту экзермецию? Можно ли давать животному овощное рагу? И как теперь извиниться перед сотрудниками станции? Подарок повлек за собой множество проблем, но все равно это было намного лучше, чем какой-то деликатес. Наверное, это самое лучшее, что получал в своей жизни Васечка.
       - Ну что, Колбаса, - произнес он и поманил зверька кусочком вареной морковки. - Теперь будешь жить в моей комнате. За мной!

    90


    Шоларь С.В. Прокуратор   11k   "Рассказ" Фэнтези


       Неприметный, рыбьеглазый и скользкий эйт*, материализовавшись из провальнотемного скрипа двери, в полупоклоне, балетным крадущимся шагом приблизился и выложил на край обширного, занятого кипами других документов стола стопку грязноватых серобумажных папок. Колыхнулись и кивнули языки свечей, нарушив тонкие, ровно уходящие к потолку струйки копоти; стены и темные портьеры, пошевелив тенями, сглотнули и приняли в себя неминуемый раздражительный сквозняк.
       - Ночные задержания. По результатам вчерашней зачистки девятого сектора.
       На миг показалось, что эйт что-то знает; что-то такое, что содержалось в этих папках, и касалось лично самого Прокуратора. На долю секунды рыбьеглазый как-то по-особенному блеснул благообразной лысинкой, пытливо и остро бросил крысиной искрой прямо в лицо Хозяина. Что... Что? Нет, нет. Ничего. Ничего не случилось. Такая вольность мелкого служащего в кабинете Прокуратора могла только показаться. Подождав возможных дополнительных указаний положенные по штабному этикету несколько секунд, эйт растворился, умудрившись в этот раз даже не потревожить свечей.
       Тишина и полутьма снова улеглись в логове Брата-Прокуратора северо-западного региона. Горел огонь, и дрожали тени. Тускло сияла позолота на оранжево-голубом штандарте за спиной хозяина кабинета. Улыбался наидобрейшей и мудрой параднопортретной улыбкой Верховный Брат-Генералиссимус. Сияла кровавым золотом тяжеленная прокураторская цепь поверх мантии. Где-то там, за пределами покоев, бесновалась ночь: вспухали рыжие зарницы пожаров и лаяли псы; лязгал оружейный металл, кашляли выстрелы, двигались, сталкивались, грызли друг друга и пятнали снег кровью человеческие стаи. Операция по зачистке региона каруселила вокруг, оставляя, подобно урагану в самом своем сердце спокойное окно. Здесь властная рука, не дрогнув, не разбрызгав чернил, лишь чуть поблескивая перстнями на пальцах решала судьбы отступников и мятежников, заключенных сейчас в сотни серобумажных папок. "Расстрелять согл. списку. Имущ. - конфисковать". "Плети - 100 уд.., трудлагерь - до особого расп. Имущ. - в доход гос-ву"
       Уже виделся, уже был осязаем результат зачисток - покой и порядок в стране. Конечно, регион обезлюдел, но это - ничего. Это полезно. Стройная и эффективная система управления, единая партия власти - оранжево-голубое Братство, строящиеся дворцы и храмы, тихий до незаметности, покорный и трудолюбивый народ... Еще неделя-другая, максимум - месяц. Каленым железом...
       "100 ударов".
       "Расстрелять".
       Вот так строится новая страна. Вот так загоняют в стойло взбунтовавшееся быдло.
       Вот так.
       Известия о каждой новой партии отловленных бунтовщиков обычно приносили Прокуратору некое внутреннее возбуждение, подобное ощущениям при овладении новой женщиной; овладении дерзком, насильном - доказательтвом собственной мощи и превосходства.
       Но что-то случилось.
       Что-то случилось. Сейчас поплыли и утратили четкость строчки в списках мятежников.
       Что-то отвлекло Прокуратора от государственных дел.
       Что-то небывалое принесла с собой эта новая партия.
       Сразу выстрелив, набрав, набрав, набрав внутри, где-то на самом дне, под слоями ненависти к врагам системы, чувством долга, распирающего удовольствия от пребывания на вершине явилось некое волнение. Словно кто-то схватил за сердце, сжал, отпустил, и опять сжал... Перестало хватать воздуха. Как-то по-особенному скривился рот Прокуратора; дрогнули, и пришли в движение желваки на скулах. Исподлобья, тяжко, поверх всего другого Прокуратор глянул на вновь принесенную стопку.
       Девятый сектор.
       Девятый.
       Сектор.
       Бывший до Разлома никаким не сектором, а просто Ромнихой, небольшим городком на берегу мелкодонного рукава Волгвы... Где бывают молочные туманы по утрам, и лодка-плоскодонка деда Миколы, и тихий камышовый плес, и карасик, плещущий на леске... А еще - неудержимый хохот балбесов - друганов, таких же молодых хищников в маленьком пивном баре, где местным наливали "на карандаш"... Как назывался бар? "Островок?" "Ручеек?"... или нет... не вспомнить... А еще - мотоцикл 2-М, "мамонт" - двухцилиндровый, с хромированными дугами, переделанным сидением и орлом на переднем крыле. Reggae и рок-н-ролл. И она, на заднем сидении - обняла, прижалась грудью, волосы летят и щекочат, ручку - на полный газ... А еще...
       Скомканное, на ходу - "прощайте", отчетливо понимая, что навсегда - ну и шут с вами, карасиками, и поезд в столицу... Вершины - одна за другой.... Сколько лет прошло? Двадцать? Тридцать?
       А потом - Разлом. Пятый год без электричества, с растерянными слюнтяями во власти и непониманием - что дальше.
       Прокуратор встал из-за стола, тяжело шагнул к буфету. Явилась на свет, блеснула стеклянным боком бутылка, похожая на верного постового солдата - из доразломных запасов. Вальяжно, медленно качнулась и запрыгала в стакан прозрачная спиртожизнь...
       Обожгло.
       Мало.
       Еще один...
       "Сдаешь, стареешь..." - самому себе. "За водкой прячешься".
       Но от водки прояснилось. На лице Прокуратора явилась недобрая усмешка. Подошел, брезгливо-ненавидяще открыл верхнюю папку в той самой стопке. Затем еще одну, и еще...
       "Вот они. Девятый сектор. Бунтовщики-мятежники".
       Прыгающим машинописным шрифтом на серой бумаге:
       "Антоненко Сергей Константинович. В 20...-20... г.г. пребывал в банде..."
       "Арчинян П.С.,... Борейкина А.А... Жигалюк... Подголоски мятежников: ... Ромашина Е.Н..."
       Ромашина. Елена Николаевна. Гляди, даже фамилию не поменяла. Так замуж и не вышла, что ли?
       Елена.
       Ленчик, Ленуся, Леночка... Золотистые непокорные кудряшки, веснушки на носу и глаза - как синее небушко, как темный бездонный колодец, как солнечная гладь реки... Белокожий, с голубенькой нежной прожилкой на шее и груди бесенок, страстный, капризный, непостоянный ангел... С ней было тепло, и радостно, и хотелось летать; словно рядом, в тебе, до самого нутра - утреннее нежаркое солнышко.
       "Мне хорошо с тобой. Ты - самый лучший".
       А потом... Потом разбежались. Было больно - выл, метался как раненный зверь. Отдал "за просто так" "мамонта", разбил вдребезги все винилы и новенькие "шарповские" колонки - возненавидел Боба Марли... И уехал. И перестал быть наивным...
       Сколько ей сейчас? Сорок? Пятьдесят? Наверное, старуха - старухой... Узнаю ли?
       Недобрая, жуткая гримаса мелькнула на лице Прокуратора.
       - Эй, кто там!
       Явился эйт.
       - Эту, - Прокуратор, не поворачиваясь, не показывая лица, наотмашь ткнул папкой, - ко мне.
       Опять, в этот раз более явно и дерзко блеснула крысиная искра в глазах слуги. Наверное, эйт даже усмехнулся бы понимающе-издевательски, если бы мог позволить себе такое даже за спиной хозяина. Нет, никаких проявлений.
       Поклонился и бесшумно исчез.
       Брат Прокуратор, Верховный Единоличный Судья северо-западного региона, Кавалер Полновесной Партийной цепи, властный хозяин жизни, забыв о разбросанных папках девятого сектора, отчего-то ударив в сердцах по столу кулаком, снова схватился за бутылку. Потекло, расплескиваясь, наполняя стакан, и вытекло все, и слетела крышка на новой бутылке...
       - Разрешите доложить, Брат-Прокуратор? Задержанная доставлена.
       Ответа не последовало.
       Из глубины кабинета на вошедшего уставилась величественная темнокаменная маска - вместо лица; мантия, золотая цепь и мудроулыбающийся портрет Верховного Брата Генералиссимуса. Долго: минуту, две, третья... Старший конвоя почувствовал, что у него уже начали затекать ноги в положении "навытяжку".
       - Главного Исполнителя ко мне.
       Не поняв сразу, что обращаются к нему, ожидая другой, более привычной команды - вводить, или подождать с задержанной, конвойный растерялся; но как-то справился, неуверенно и нечетко ответил "есть!", повернулся по уставу, на каблуках, и вышел, предательски брякнув о косяк двери прикладом карабина.
       И снова в кабинете установилась тишина.
       Вскоре явился Брат Главный Исполнитель - огромный, лысый, похожий на разжиревшего бульдога, или остриженного налысо медведя. В штабе шептались, что именно через Миху Калядко, по прозвищу "Михакал" уже пару лет активно вырастает достаток Брата-Прокуратора, пополняясь за счет конфиската "в доход государству".
       Этому человеку Прокуратор доверял. Да, доверял. Насколько можно было доверять недавно прирученному шакалоносорогу.
       - Плохие новости, Николаич. Вам еще не доложили? Крысаки трусливые, - ручной шакалоносорог кивнул на дверь. - Я же сказал - немедленно поставить в известность... И что - Замвоенком ничего еще не доложил?
       Михакал прятал глаза, ерзал, и, несмотря на внушительные собственные габариты, - чувствовалось, отчаянно трусил перед темной молчаливой маской Прокуратора. Наедине он называл Прокуратора "Николаичем", самому себе придумав такую привилегию, и непременно пользуясь ею в некоторых случаях, например, в сауне, или как сейчас, в сильном волнении.
       - Шестой, седьмой и девятый сектора... Короче - правый берег Волгвы. И откуда они взялись? Банды - сотен по пять... Короче... Быдляки - как обычно, только дай повод. Короче - зачистка провалилась, наши отступили.
       И глянув оценивающе в лицо Прокуратора - можно продолжать?, меня не расстреляют?, набравшись духу, выложил:
       - Трофименко, сука запердянская, предал. Красногорский спецназ перешел к бунтовщикам. Соединились с бандами в районе Коростянки, идут сюда. Всего, получается, тысячи полторы с огнестрельным, ну еще местных с палками - непонятно, артиллерии на телегах единиц пять, имеют установку и десятка три выстрелов для "Града". А у нас, на этом берегу - только расстрельные команды и конфискаторы.
       Темная маска не пошевелилась. Тугая, как натянутая струна тишина не нарушалась несколько минут.
       - Там, за дверью - арестованная, - глухо, и тихо заговорил Прокуратор, отчего-то морщась, как от зубной боли. - Женщина. Выведи ее. - Глаза Прокуратора еще больше потемнели, и углубилась жесткая складка у рта. - И пусти в расход. Сам. Лично. Выполнишь, придешь - доложишь.
      
       Ближе к вечеру того же дня отряды народной самообороны, при поддержке Красногорских десантников, сходу рассеяв заслоны карателей захватили резиденцию прокуратора Северо-западного региона. Сам прокуратор был обнаружен во дворе. В момент обнаружения он, даже не попытавшись укрыться или сбежать, так и не расставшись с мантией и золотой цепью, сидел на земле, в крови и грязи, рядом с трупом пожилой женщины, убитой выстрелом в затылок.
      
      
      
       ___________________________________________________________________
       *Эйт - слуга, младший служащий, от "эй, ты"
      

    91


    Динь Д. Смерть нимфы   2k   "Миниатюра" Проза

       В одном городе жила маленькая светлая и очень глупая нимфа. Ей приходилось ходить каждый день в университет и грызть гранит науки. До нее не было дела людям, слишком серы и бесцветны были их глаза, слишком странно они говорили, поэтому нимфа всегда почти молчала, только иногда писала стихи и закрывала свои глаза руками, чтобы никто не увидел их фиолетовый цвет.
       Однажды на уроке, она не успела спрятать их и свои мысли тоже, которые на секунду поймал Он - сатир. Нимфа никогда не видела их среди людей, они тоже прятались, за фальшивыми радужными оттенками глаз.
       - Ты кто? - спросил он.
       - Я? Фиолетовая нимфа. А ты?
       - Я, похоже, тоже, - нагло соврал тот. - Что это?
       - Мои стихи, - ответила неразумная нимфа, и он жадно сглотнул слюну. Давно он таких не встречал, он хотел наброситься на нее и обглодать ее до последней белой косточки. Она была его даром богов, находкой, которой не хотелось делиться с остальными плотоядными. С людьми ему скучно, бесцветно, бессмысленно было жить. С ними он забыл про жизнь, а научился монотонно идти по дороге, весь сжался, иссох и состарился. Теперь сатир был похож на жалкого сухого противного старикашку. Таким его сделали они - люди! Но почему она не видит этого? Почему не бежит от меня, как загнанная лань. "Я тебя съем! Беги," - хотелось ему прорычать от тоски. Но Нимфа, шире раскрыв глаза, стала читать ему свои поэтические наброски.
       Так прошел целый день, и ночь - с зияющей черной дырой вместо рта - погрузила город в темноту. И он решил больше не медлить и пригласить ее к себе домой, уж там-то он оприходует ее мясо. "Интересно, какая у нее кровь? Рыжая, как у других, или фиолетовая, как ее бездонные глаза? А ночь - это союзник, никто ничего не узнает", - подленько подумал он.
       Нимфа была непреклонна и доверчива одновременно. Сатиру пришлось долго намешивать томатный сок и водку, потом водку и колу. "Стойкая, ну, ничего, не таких ломали," - облизывал он свои растущие гнилые клыки. Все-таки десять лет голода давали знать о себе. "Ну, иди же сюда, иди, ближе, ближе" - его глухой голос становился все суше и тише, его губы тянулись к ее губам, и нимфа спокойно закрыла глаза и упала в бездну.
       Наутро она встала и подошла к зеркалу, в котором увидела серые глаза и неведомое пустолицое изображение. "Аааа! Я пустолицая! Где мое лицо??" - вскрикнула она и не узнала свой грубый голос. Так она перестала быть нимфой. На кровати она увидела голое безобразное тело старика, противное как засушенное сморщенное яблоко. "Это он!" - произнесла она, подошла к окну и полетела в вниз на асфальт, не в силах жить серой тенью.

    92


    Малоухова М.А. Лена   7k   "Рассказ" Проза

      Лена Егорова рано развилась как девушка - в 13 лет она уже имела соблазнительные формы и живое воображение. В 14 она лишила себя девственности собственными пальцами. Когда пришло время любить мужчину, - он был старше на год и учился в десятом классе - Лена знала как себя с ним вести лучше любой замужней дамы из окрестностей.
      
      Жила Лена в селе, где-то на юге. С детства она была активисткой и участвовала в концертах самодеятельности местного клуба. У нее был громкий и звучный голос, ей давали петь группу "Демо" и иногда Пугачеву. Лена была знаменита на весь район. А благодаря своему первому мужчине, не только как певица. Но слава эта не мешала быть ей порядочной девушкой в глазах своей многочисленной родни и соседей - мужики не болтали про нее за глаза, потому что уважали и любили Лену за ее искренность и женскую ласку.
      
      Училась Лена неважно, но зато была работящей и послушной дочерью. Хотя в ее семье не принято было баловать детей, все они - а было у Лены 2 младшие сестры и старший брат - любили и уважали родителей. И немного боялись отца за его сильную твердую руку. Жила семья вполне себе. Водкой не увлекались, а потому хозяйство у них было крепкое. Впрочем, в деревне это означало, что еды в доме было вдоволь, а вот с остальным, что нужно покупать за деньги - туго. Поэтому, когда Лена окончила школу и поехала в город продолжать образование в сельскохозяйственном техникуме, выглядела она среди городских однокурсниц бедно.
      
      Особым вкусом она тоже не отличалась, что приводило к еще более ее жалкому, по мнению однокурсниц, внешнему виду. Да и не красавица была она: маленькая, полноватая, с крупными чертами лица и пушистыми волосами, напоминавшими по цвету ржавчину. Однокурсники же быстро оценили женственные Ленины формы, полные губы и умелые руки, им не было дела до стоптанных и немодных Лениных сапог. Правда особым уважением к искренней и любвеобильной девушке не прониклись, поэтому слухи поползи быстро, городок-то был небольшой - всего-то и были в нем из культурных мест один только полуработающий кинотеатр, в холле которого уютно разместился спонтанный рыночек, и пара-тройка шашлычных.
      
      Спустя время, которое понадобилось на распространение слухов, Лена начала страдать от насмешек и косых взглядов. Но, страдая, не могла не продолжать делать счастливее всех, кто искал этого счастья с ней.
      
      Лена снимала маленькую комнату в одном старом частном доме. В комнате был очень низкий серый потолок и скрипучий пол, застланный серыми же тканевыми половиками. Жилье она делила с одной интеллигентной девочкой Ниной из какого-то другого села, приехавшей так же, как и Лена, продолжать образование в городе. Нина была немного замкнутой, не слишком общительной и не очень привлекательной и, хотя тоже имела живое воображение, не спешила, а может, не умела заводить близкие знакомства с мужчинами. Зато Нина много читала и вообще слыла в узких семейных кругах интеллектуалкой с тонкой душевной организацией.
      
      По вечерам, когда Лена убегала из дома в сопровождении очередного Васи, Коли или даже Александра Петровича, Нина мыла в тазике голову, тщательно одевалась и красилась, потом выходила из дома и не спеша, прогуливаясь, шла в магазин. Путь ее лежал почти через всю центральную улицу, окаймленную с одной стороны высоким забором, ограждавшим лес, с другой - разномастными заборами и заборчиками, воротами и калиточками частного жилого сектора. Пара рекламных вывесок да аляпистые коробки нескольких ларечков были единственными цветными пятнами, которые попадались Нине на глаза.
      
      В магазине она брала кое-что из еды на завтра, а также пару пачек сухариков со вкусом сыра и баночку алкогольного коктейля с каким-нибудь экзотичным названием. Потом так же не спеша отправлялась домой. Как правило, Нина возвращалась в свою крошечную комнатку не позднее, чем через час. Дома в одиночестве она выпивала коктейль, заедая сухариками, и становилась немного счастливее под красивые композиции сборника Romantic Collection. После всего засыпала с томиком Цветаевой под подушкой.
      
      В Лениной группе как-то появился новый студент Павел. Он был высокий, смуглый и густобровый, носил модную кожаную куртку и умел делать комплименты. После первой же ночи с ним Лена влюбилась. Впервые ей захотелось не только дарить любовь, но и быть любимой. И иногда ей даже казалось, что вот-вот, еще немного и желание ее осуществится. Тогда Лена целыми днями пела что-нибудь лиричное из Овсиенко и приставала к Нине с рассказами о своем Паше. Нина закатывала к потолку глаза, но слушала. Она знала, что больше делиться Лене было не с кем. Родители той сразу сказали - никаких женихов, пока не закончит учебу. Или заберут ее из города и из дома не выпустят. И Лена знала - не выпустят. А отец еще и поколотит, несмотря на солидный Ленин девичий возраст.
      По выходным Лена, как и прежде, ездила в село, помогала родне по хозяйству и возвращалась с тяжелой сумкой, набитой картошкой, заготовками и домашним сыром. Продуктами она подкармливала Нину, потому что у семьи ее не было хозяйства, и Пашу - потому что путь к сердцу мужчины, как известно, лежит через желудок. Перепадало еще и квартирной хозяйке, чтобы та пускала по вечерам жениха в комнату девушек. Вообще Лену любили пожилые женщины, она с ними умела говорить на их языке и находить общие темы. А со своей хозяйкой часто смотрела вечерний сериал по центральному каналу.
      
      - Леночка, сейчас начнется, я тебе стул уже поставила, - хозяйка постучала в дверь комнаты своих квартиранток.
      - Я сейчас подойду, Анна Борисовна.
      "Моется, что ли", - услыхав звяканье тазика, подумала Анна Борисовна и поспешила к телевизору. А после первой рекламы к ней присоединилась и Лена, появившись перед хозяйкой с тарелкой жареных пирожков.
      - Мама вчера напекла, специально вас угостить. Ой, Анна Борисовна, я забыла сказать, сегодня борщ готовила, кинулась, а лаврушки нет. Так я заняла у вас, вот только рассыпала всю пачку по неосторожности. Завтра куплю обязательно.
      
      О своей беременности Лена узнала случайно на плановом медосмотре, когда всех студенток отправили к гинекологу. Срок был больше четырех месяцев, и аборт делать было уже нельзя. Целый месяц она пыталась решить проблему самостоятельно: подолгу принимала горячие ванны с горчицей, лавровым листом и пижмой, пила полуядовитые настойки из трав, какие-то таблетки... все было напрасно - в ее утробе рос ребенок, который отчего-то цеплялся за эту жизнь.
      От подозрений Лену в первое время спасала полнота, потом она начала перетягиваться. При сроке шесть месяцев она пошла на искусственные роды.
      
      Это было самое начало лета. Жарко и душно в палате. Обессиленная после родов, но все же в сознании, Лена лежала на койке, невидящим взглядом уткнувшись в окно. Ей показали то, от чего она так упорно избавлялась. Он был весь синий и обвитый пуповиной. Мальчик. Еще долго Лене приходилось перевязывать грудь и покупать специальные подкладки в лифчик. У нее было много молока.
      
      Вернувшись из больницы, Лена все лето помогала родителям на огороде и по хозяйству. С матерью они сделали много заготовок на зиму. В сентябре Лена вернулась к прежней жизни в городе. У них в группе появился новый студент. Он был высокий, широкоплечий и лучше всех рассказывал анекдоты. После первой с ним ночи Лена влюбилась.

    93


    Алекс А. Новые ворота   10k   Оценка:4.72*8   "Рассказ" Фэнтези, Юмор, Сказки


    Солнышко, лениво перекатываясь, осветило деревья и кусты, живописные холмики, покрытые мягкой травкой, и посреди поля небольшой, огороженный забором загончик. Там был сарай, два стога сена и корытце с водой. Но сегодня в одной стене загона, прямо посередине, стояли простые деревянные ворота с перекладиной, размером с футбольные. Они были открыты настеж.
    Посреди загона, уставившись на ворота, стояли две козы.
    - Что-о это такое, н-непонимаю, - проблеяла одна. - Вчера здесь этого н-не было.
    - Я тоже н-ничего н-непонима-аю.
    - Это что-то н-новое.
    - Кто же их здесь поставил?
    Они стояли пригнувшись, выставив вперед рога. Одну из них звали Ника, другую Агриппина.
    - Не нравятся они мне, - сказала Ника после тяжкого раздумья. - Форма какая-то неэстетичная, на мой взгляд они слишком простоваты.
    - И в них нет ничего нового, - добавила Агриппина.
    - Вон там есть щербинка.
    - Я тоже вижу.
    Ника подошла вплотную к воротам и стала их внимательно вынюхивать.
    - Да тут вся краска лежит неровно.
    И она отошла, презрительно махнув хвостом.
    - И вообще зачем они? У нас и так есть все, что нам надо, - коза оглядела дворик.
    - Совершенно не нужны, - подтвердила другая коза.
    Но тут произошло нечто странное. С мелодичным звуком, как будто кто-то невидимый заиграл на арфе, в перекладине ворот засияли и задвигались разноцветные буквы, из них сложилась бегущая строка, по которой можно было прочесть:

    Волшебные ворота. Небывалые горизонты! Торопитесь! Тому, кто ступит за них откроется Новый мир.

    Две козы так и хлопали глазами, пока музыка не кончилась, а с ней и все представление.
    - Не может быть, - сказала Ника. - Я в это не верю.
    - Конечно н-нет, - подтвердила Агриппина. - И потом там-м не было запятой.
    - Что там может быть нового? Я ничего не вижу. Та же трава. По-моему напротив, эти ворота заслоняют вид.
    - Трава - это не биологический вид.
    - Да, конечно.
    Обе козы покачали головами.
    - А что если... - осмелилась Агриппина.
    - Если что?
    - Ну мы только немножко. Только высунем голову.
    - Нет. - Ника понюхала воздух. - А что если это ловушка. Может быть за ними прячется злобный тролль. И только мы выйдем, тут он на нас и нападет.
    - Ты думаешь?
    - Я почти уверена. - Ника долго принюхивалась. - Да, так и есть.
    - Великий Модер!
    - Но откуда же еще они тут взялись?
    Обе стояли бок о бок с крайне хмурым видом.
    Агриппину снова что-то потянуло за язык.
    - А что об этом говорит н-н... ннн... ыыы... Нострадамус?
    И тут случилось второе чудо. С неба откуда ни возьмись на лужок упала толстая книга и, шелестя, раскрылась на странице 69.
    Ника надела очки.
    - Что, что там написано? - спрашивала Агриппина, толкаясь в бок.
    - Сейчас посмотрим.
    - Ну же! - умоляла Агриппина.
    Уткнувшись мордой очень близко в текст, Ника медленно прочитала:

    В тот год, как Юпитер взойдет к Козерогу,
    Откроются двери в иные миры.
    Лишь смелые звери ступают в дорогу,
    Рискуя исходом опасной игры.

    - Это про нас что ли? - спросила Агриппина.
    Ника ничего не отвечала. Повисло тяжелое молчание.
    - Пойдем отсюда.
    Ника отвернулась и уверенно зашагала прочь. Агриппина потрусила за ней.


    Солнышко взошло к зениту. Две козочки паслись на лужайке, совершенно игнорируя новые ворота, как будто их там и не было. Агриппина не выдержала.
    - Нет, я больше не могу. Мы должны поглядеть, что там такое.
    - Я тебе говорю, тролль.
    - Но у нас же есть неуязвимое оружие, - Агриппина посмотрела в сторону сарая.
    - Ну и что? Ты тролля никогда не видела?
    - А вдруг там и правда откроются какие-то новые горизонты. Так было написано.
    - Ничего там нет.
    - Тролли боятся коз. Я читала у Андерсена.
    Ника вздохнула и покосилась на ворота.
    - А ты н-нэ испугаешься?
    - Одна я бы испугалась, - призналась Агриппина. - Но я с тобой. Две козы - не одна коза. И потом было же предсказание.
    - Лишь смелые звери ступают в дорогу,
    Рискуя исходом опасной игры, -

    процитировали обе и решительно пошли в сарай.


    Войдя внутрь, они первым делом три раза поклонились Великому Модеру, деревянному истукану, стоявшему в углу, а затем чинно двинулись в соседнее помещение, отгороженное фанерой. Над входом туда полустершимися буквами можно было разобрать: "Матчасть".
    Там они встали на задние ноги и сняли со стеллажей упаковки, развернули их и начали облачаться в комбинезоны с надписями:
    "Защитная броня. В ней ничего не страшно".
    Затем Ника вытащила неуязвимое оружие. С виду оно напоминало авторучку, но на самом деле это был грозный лазерный меч, отрубающий все. На головах их были дубовые шлемы, защищающие от дурного влияния, сквозь которые торчали их рога, а к бокам приторочено оружие. Агриппина вооружилась говнометом.


    Ворота все так же стояли на месте, створки их распахнуты с самым невинным видом.
    - Все-таки композиция какая-то неважная, - сказала Ника, еще раз осмотрев простые деревянные балки. - Ох, не мое это... Ну, была не была!
    И они сделали шаг.
    Вроде ничего не изменилось, только небо сделалось фиолетовым. Ворота и весь двор куда-то пропали, а под ногами у них протекал ручеек изумрудного цвета. Обе козы почувствовали, как будто на них снизошло божественное откровение, и они ощутили духовный оргазм. Каждая травинка под ногами была как родная. Широта окружающего мира пьянила и манила, куда там их тесному дворику. Ника наклонилась и лизнула из ручейка.
    - Что это?
    - По-моему ликер Шартрез.
    - А почему небо в алмазах?
    - У нас изменился спектр зрения.
    - Нет, ну надо же...
    Из-за куста вышел конь в очках.
    - Приветствую вас, грациозные и бесстрашные лани! - заговорил Конь. - Вы сделали смелый шаг, прорвав загородь обыденности.
    Лани покраснели и замахали хвостами.
    Мир пах разнообразными запахами, хотя и не всегда приятными.
    - Нет, правда? - сказала Агриппина. - А мы-то и не знали, жили в своем загончике.
    А Ника добавила:
    - Так вот он какой, Новый мир. Я всегда хотела в него попасть, но меня никогда не печатали.
    - Теперь вы повидаете такое, что вам и не снилось, - продолжал Конь.
    - Как интересно, - сказала Агриппина.
    - Вас ждут всякие неожиданности.
    - Надеюсь приятные ? - спросила Ника.
    Конь слегка замялся.
    - Это кому как нравится. Всяко бывает... Ну, желаю успеха! - сказал Конь. - А сейчас я удаляюсь.
    И он ускакал.
    Вместо него вышел какой-то какой-то мужик с мутным взглядом. В руке он держал плетку. Оглядев коз, он смачно промолвил:
    - Быдло.
    Ника страшно возмутилась.
    - А вы кто такой?
    - Вам это знать необязательно.
    - Вас как зовут? Представьтесь сначала.
    - Ну хорошо, Сидор я. Сейчас вас пороть буду.
    - Это еще зачем ?
    - Садо-мазо. Не увлекаетесь?
    - Нет, что вы, - сказала Агриппина. - Мы не по этой части.
    - Ну ничего, привыкнете.
    И вдруг закатил глаза и страшным голосом, как плохой провинциальный актер в пьесе Островского, заорал:

    - Лупили вас когда-нибудь по вымю?
    По темю, по рогам, и между глаз.
    Страдания Козы неисчислимы.
    Лупили ль вас?

    Ну как, настроились?

    - Оставьте нас в покое. Мы сюда пришли не за этим, - строго сказала Ника.
    - А потом, - усмехнулся Сидор, - я буду вас доить.
    Но тут Ника, вдохновленная фиолетовым небом, неожиданно привстала на задние ноги и тоже разразилась:

    - О человек, жестокосердный Сидор!
    Ты весь мне сдался, как козе баян.
    Ты хуже, чем козел, ты гнойный пидор,
    И вечно пьян.

    Сидор аж осекся. Агриппина нацеливала говномет.
    Внезапно Сидор выронил плетку, задрал голову и издал громкий вой. Он начал быстро увеличиваться в размерах. Глаза его налились кровью, а сам он стал покрываться шерстью.
    - Это же тролль, - в ужасе прошептала Агриппина.
    - Да, это он. Злобный негодяй из тех, что всюду охотятся за невинными козочками. Маньяк.
    - Я тебе говорила.
    - Это я тебе говорила!
    - Ника, я его боюсь.
    - Ничего, прорвемся. Главное, держать строй.
    Козы дружно выставили рога.
    Тролль начал плеваться ядом. Но защитные скафандры делали свое дело, и ни одна капля не коснулась чистой шкурки. В ответ Агриппина дала очередь. Тролль взвыл, подхватил плеть, и яростно ею размахивая, начал изрыгать пламя. Но дубовый материал был непробиваем. Выставив рога, две козы организованно отступали вдоль шартрезного ручья.
    Внезапно тролль съежился, сел на землю и заплакал.
    - Я маленький, несчастный... никто меня не любит. А теперь еще и облили меня с головы до ног. Ну подоитесь хоть разок, ну что вам стоит...
    - Не верь ему! - предупредила Ника. - Они очень хитрые. Только дашь слабину, он потом с тебя не слезет. Эти тролли ужасно подлые существа.
    Тролль разразился отчаянным набором матерных ругательств. Но Ника, воспользовавшись своим оружием, все отразила в сторону. Наконец тролль, поняв, что с козами ему не совладать, позорно уполз под кусты.


    Две подружки поздравляли себя с днем победы. Битва у Шартрезного ручья была выиграна. Ворота оказались тут же поблизости, но теперь они выглядели как триумфальные. Прошествовав парадным шагом, обе козы вернулись к себе во двор. Небо снова было голубое, а трава зеленая. Прежде всего они воздали торжественное благодарение Великому Модеру, который не оставил их в бою, а затем перешли к медленному поеданию своей привычной жвачки. Недавнее происшествие воспринималось, как будто они грибков объелись. Все же нет на свете ничего лучше, чем милый родной загон!
    - Поначалу там было интересно, - вспоминала как-то Агриппина, - но потом... потом просто постмодернизм какой-то.
    - Я с са-ммого начала была против этого экстри-мма, - отвечала Ника.
    - Слушай, а он больше не придет?
    - Н-нэ думаю. Он н-нэ посмеет.
    - А что если он вернется? - спросила Агриппина. - Говорят, иногда они...
    - Т-ссс... Не произноси этой кошмарной фразы.

    94


      0k  

    
    		
    		
    		

    95


      0k  

    
    		
    		
    		

    96


      0k  

    
    		
    		
    		

    97


    Головина О.Г. Неверная любовь   14k   "Рассказ" Проза

    - Жень, а если очень хочется кисленького, это нормально? Сейчас бы лимончика, прям как подумаю - слюнки текут.
       - Да, в твоем положении нормально. Пойдем, купим.
       Дойдя до экзотических фруктов, девушки остановились, вдыхая свежий манящий аромат.
       - Если хочешь сразу отбить желание, съешь вот этот, - и Женя указала на небольшой ярко желтый плод, похожий то ли на лимон, то ли на апельсин. - Это нарендж, о-очень кислый!
       - Хорошо.
       Девушка купила пару штук, отмечая, с каким интересом на них взирали мужчины.
       - Ин чанд аст ханум? - прозвучал из-за спины бас.
       - Чего он спросил? - переспросила Ольга Женю.
       - Сколько стоит женщина? - перевела ей подруга. - Это он про тебя спрашивает.
       - Ого, вопросик! Сто долларов! - шутя, ответила она, поворачиваясь на голос.
       И тут ее взгляд привлек красочный ковер. Ольга остановилась, любуясь ручной работой.
       - Ты только посмотри, какая прелесть!
       Она подошла к нему, присела, пробуя на ощупь мягкую шерсть.
       - Жень, потрогай, она теплая!
       Ольга обернулась в поиске подруги, но той не было. На том месте, где только что стояла девушка, лежала медицинская сумка и мятая стодолларовая купюра.
       - Женька! Же-ка-а! - опешила девушка.
       Ничего не понимая, она побежала сквозь толпу, то и дело, выкрикивая имя подруги, но на Ольгу никто не обращал внимания. Сновавшие туда-сюда люди словно и не видели ничего, или не хотели видеть! Все продолжали заниматься своими длами. Жени нигде не было! Как сквозь землю...
      -/-
      
       Ноющая боль в затылке чередовалась с тупой болью в висках, стучавшей в унисон с сердцем.
       Тихо.... Совсем тихо... Не открывая глаз, Женя пошевелила сначала руками, потом ногами. Вроде не связана... Одета... Она медленно открыла глаза, пытаясь осмотреться. Темно, ничего не видно...
       Боль плавно перетекала с одной стороны головы в другую, стало подташнивать. "Боже, и что они мне вкололи? Даже думать больно!"
       Женя присела, ощутив руками холодную землю.
       "Я в пещере!", - поняла девушка.
       Она шарила руками вокруг, пока не наткнулась на стену. Встала... Дальнейшие исследования только подтвердили ее догадку. Она находилась под землей, в закрытом решеткой небольшом помещении. Глаза понемногу привыкли к темноте, но рассмотреть все равно ничего не удалось. Стресс давал о себе знать, тело било мелкой дрожью, хотя было довольно тепло.
       "Так, если бы меня хотели убить, то уже убили", - решила девушка, успокаивая себя. "Меня похитили, вкололи какую-то дрянь и вывезли. А что с Ольгой? Сколько я уже здесь? Боже как страшно!" Вопросы накатывали, словно волны. "Нужно подумать!" Она аккуратно села, обняла колени и прислушалась. "Тишина как в гробу! Да, неудачное сравнение..." Минуты тянулись невыносимо медленно. Женя никак не могла сориентироваться во времени. Боль не отпускала. Она потерла виски, немного полегчало, но зато жутко захотелось воды.
       Пошарив в карманах, девушка вытащила забытую любимым зажигалку. Чиркнула безделушкой, и маленький огонек осветил подземную клетку. Голые стены, толстые металлические прутья и брошенная на землю грязная шкура - все, что окружало пленницу. Сумки и ее автомата не было. Она встала и уже смелее пошла по своей тюрьме. Получалось два шага в ширину, и три в длину. За решеткой, в пару шагах была стена. Женя обеими руками взялась за прутья, и, собравшись с силами, рванула на себя. Никакого эффекта! Она обреченно опустила руки.
       "Было бы глупо думать, что кто-то забыл закрыть дверь! Так! Надежды, что меня здесь найдут, мало! Я и сама не знаю, где нахожусь!" Два шага назад... "Умора! Ольгу учила, а сама... И что Сашка скажет? А мама? Что будет с ней, если я не вернусь, я ведь у нее одна! Бедная мамочка! Сразу два шока: от вранья и от потери!" Три вперед... Она ясно поняла, что возможно больше никогда не увидит дорогих людей! Сердце сжалось от одной мысли! Накативший ком страха застрял где-то в глотке. Бороться с ним не было никаких сил. Женя, отпустила нахлынувшие чувства, присела и разрыдалась.
       Через пять минут истерики девушка почувствовала, как уходит головная боль, стало чуть легче. Она утерла слезы, и попыталась сосредоточиться.
       "Если меня похитили, значит, я нужна живой. Во всяком случае, первое время. Это хорошо! Что дальше? Может меня хотят обменять на кого-нибудь из гловарей моджахедов? Маловероятно... Кто я такая? Подумаешь, докторша! А если продадут на органы? А что молодая, здоровая... А вдруг сексрабство?!"
       От этой версии холодный страх змеей прополз вниз по спине. Богатое воображение красочно рисовало одну картинку за другой!
       "Нет, уж лучше на органы!" - решила она. "Если Ольгу не тронули, то она пойдет к мужу, так? Так! И что Олег? Подружка говорила, что он очень умный! Дай Бог, что-нибудь придумает! Господи! Если ты есть, помоги мне выбраться!"
       Она перекрестилась. "Ведь я не крещенная!" - с грустью подумала Женя. "Нужно помолиться. Как там: Господи, Иисусе! Да светиться имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как на небе...
       Что же там дальше?
       Прости нам грехи наши, как мы прощаем врагам нашим..."
       Женя держала зажигалку любимого, то и дело, зажигая огонек. Он немного успокаивал, будто Саша был рядом! "И не вводи во искушение...Дай нам хлеб насущный, спаси и сохрани во имя Отца и Сына и святого Духа. Аминь!"
       Она еще долго бормотала себе под нос одни и те же фразы, всплывшие из глубин памяти. Женя вспомнила, как молилась бабушка, и сейчас очень сожалела о том, что не запомнила ни одной молитвы.
       Время шло, ничего не происходило...
       "Рано или поздно сюда придут", - Женя устало привалилась к холодной стене. - "Ожидание смерти, хуже самой смерти. Скорей бы уже пришли! Как не хочется умирать молодой! Ничего не успела! Даже детей не родила!"
       Она прикрыла глаза и ясно представила, какие красивые дети могли бы быть у них с Сашей. Вот они всей семьей гуляю по берегу моря. Она держит за руку мальчишку лет четырех, а Саша идет рядом и несет на плечах двухлетнюю длинноволосую девочку. Они счастливые наслаждаются теплыми волнами и красочным закатом.
       Картинка была настолько явная, что Женя прямо почувствовала во рту соленый вкус морского бриза. Мечта!
       "Водички бы!" - вздохнула девушка. Облизала губы, пытаясь отогнать навязчивую мысль.
       Темнота делала свое дело, Женя опять впала в полудрему, растянувшуюся, как ей показалось на долгие часы.
      
      -/-
      
       Шаркающие звуки шагов и тихий разговор на фарси заставит пленницу насторожиться. Отблески приближающегося огня нагоняли страх на девушку. Женя всем телом вжалась в скалу, будто та могла ее спрятать.
       Из темноты молча, вынырнули двое. Первый невысокого роста афганец, нес факел освещая путь. Второй - высокий, по всему видно, что не из бедных, прикрывал краешком чалмы нижнюю часть лица, сверкая большими карими глазами.
       Первый быстро открыл дверцу. Бесцеремонно, одним движением руки поднял на ноги парализованную от страха Женю и ближе поднес к ее лицу огонь. Карие глаза мужчины внимательно осмотрели девушку с головы до ног. Он что-то недовольно сказал, и второй взял Женю за косу, показывая ответчику.
       - Как тебя зовут? - почти без акцента глубоким голосом спросил высокий.
       - Е-Е-Евгения, Женя! - язык заплетался.
       Мужчина сдвинул черные брови, выказывая свое недовольство. Следующие слова, видимо были местной ненормативной лексикой. Во всяком случае, Женя это почувствовала. В ответ слышались явные оправдания, и, в какой-то момент, первый обратился ко второму по имени - Парвиз. Женя насторожилась, она где-то слышала это имя. Через минуту дверца была заперта, и обрушилась прежняя темнота. А вместе с ней непонимание. "Что же дальше?"
      
       Женя присела и обняла колени, пытаясь унять дрожь. Мысли кружились вокруг имени афганца. "Парвиз, Парвиз... Чего он хотел?"
       Она пошарила в карманах, и из бокового вынула небольшой сверток. Это была забытая ею травка, что дал ей мальчишка. "Очень кстати!" Она глубоко втянула носом специфический аромат наркотика. "Приятный", - подумала Женя.
       Тут она поняла, что к ее жажде воды присоединилось и чувство голода. В любой другой ситуации она бы не позволила пробовать такие вещи, но сейчас решила, что убьет сразу трех зайцев! Во-первых, эта штука меняет реальность (Женя слышала от служивых). Во-вторых, как медик она предположила, что травка, возможно, притупит чувства голода. Ну, а в-третьих, ей всегда хотелось попробовать нечто.
       А когда как не сейчас? Возможно, что это будет последнее открытие в ее жизни. Получается - это как раз то, что ей нужно!
       Девушка неумело скрутила из кулька самокрутку, набила ее травкой, и поднеся огонь, затянулась. От глубокого вздоха у нее перехватила дыхание. Она закашлялась, хотя вкус дыма ей понравился. Женя затянулась еще и ещё раз. В голове закружилось, прекратилась нервная дрожь, отпустило сердце. Она привстала. Тяжесть сменилась легкостью во всем теле, что порадовало Женю. Она даже ухмыльнулась, вспоминая взгляд высокого афганца. Большие карие глаза четко всплыли в ее памяти.
       "Парвиз!" - ее словно током прошибло. "Это ведь Ольгин ухажер из местных! Это что значит? - она снова затянулась, - Хотели похитить не меня, а ее?! И Леля сейчас в опасности? Вот что значит ясный ум!"
       Сделанный вывод привел девушку в шок, который холодом окатил ее с головы до ног. Сердце опять заколотилось с бешеной скоростью.
       "Что же делать? Нужно подумать!" Женя жадно тянула в себя дым, нервно ходя от одной стены к другой.
       "А что я могу? Я ему не нужна! Значит, он избавится от меня, как от ненужного свидетеля! Ну, а Леля... Ее потом..." Мысли прерывались.
       Женя скрутила еще одну папироску, закурила, постепенно успокаиваясь.
       "Это ж надо! На какие поступки, этот... как его там, Парвиз готов ради любви! И кто он такой?"
       Она почувствовала опьянение сродни алкогольному, хотя нет, дурь она и есть дурь. Травка сделала свое дело. Женя расслабилась и забыла про чувство жажды, голода и страха.
       "Вот счастливая!" - думала она про подругу. "И муж любит, и эти любят! И ребенок! А тут... Вот где сейчас Сашка? А?"
       - А Саша, ты где? - громко вслух произнесла Женя и не узнала свой голос.
       - Ой! Как из унитаза, - громко засмеялась она.
       Девушка зажгла зажигалку, и с интересом наблюдала, как решетка надвигается прямо на нее. Она потушила огонь. Закружилась голова.
       "А вообще-то, он любит... или не любит?" - думала она. "Если бы любил... любил... то уже примчался сюда не белом коне и... и спас... и полюбил!"
       Опять зажгла. Погасила. По телу разлилась приятная волна. Женя уже начала ощущать себя сказочной красавицей, заключенной в темницу, и ожидающей прихода принца. Настроение стало приподнятым, было наплевать, что ей угрожает смертельная опасность. Пленница замурлыкала веселую мелодию, пританцовывая в темноте. Снова зажгла огонек, и вдруг увидела человека за решеткой, с интересом наблюдавшим за ней. От неожиданности она выронила из рук зажигалку.
       - Черт, черт..., - шарила она по холодной земле, - ну, где ты?
       Темноту прорезал слабый луч ручного фонарика. Направленный в лицо свет заставил Женю прищуриться. Потом луч переместился на лицо гостя. Девушка с трудом сфокусировала взгляд. Чалма, карие глаза, почти сросшиеся брови. Перед ней стоял тот самый паренек, чьей травкой она баловалась.
       - Бача, Алан? - удивленная Женя не верила своим глазам. - Это ты?
       Девушка вплотную подошла к решетке, вглядываясь в черты парня.
       - Женя. Дуст..., - он показал на себя.
       - Я знаю, что ты друг. Откуда ты здесь?
       Алан непонимающе пожал плечами. Женя, затуманенным сознанием пыталась сообразить, что делать.
       - Ключи есть? - она подошла к решетке и дернула дверцу.
       Парень отрицательно помотал головой.
       - А что у тебя есть? Оружие? Пиф, паф, - она вытянула указательный палец, показывая пистолет.
       - Не.
       - Ну и зачем ты мне здесь, такой красивый? - психанула она. - Может, есть еда или вода? Аб...
       Мальчишка бросился в темноту, и через минуту принес вонючую жижу, слабо напоминающую воду, в грязной металлической кружке. Женя с жадностью припала к жидкости, наслаждаясь каждым глотком, ощущая себя почти счастливой. Для полного счастья оставалось только выбраться из плена.
       - Спасибо тебе, ташаккур Алан, - возвращая кружку, сказала она.
       - А знаешь, - ее осветила гениальная мысль, - на-ка, возьми эту зажигалку, - она вложила ее в руку мальчишки, - и отнеси это Ольге Пудовой. Кадым, ду, - она показала два пальца, потом пять, не зная как сказать цифру 5.
       - Пянч? - уточнил паренек.
       - Балу, Кадым, ду, пянч. Понял? Беги!
       Алан согласно кивнул головой, и исчез в темноте, забирая с собой свет карманного фонаря.
       От перенапряжения Женя почувствовала навалившуюся на плечи усталость. Перед глазами плясали разноцветные узоры, сменяя друг друга, заставляя закрыть глаза.
       "Лишь бы дошел!" Подумав об этом, Женя почувствовала, как земля уходит из-под ног, и провалилась в спасительный сон.

    98


    Хилханова А.Д. Письмо из терминала. Пролог.   4k   "Глава" Проза

      Ночь. Гулкие просторы аэропорта. Пустынный терминал непривычно малолюден. Никто здесь сейчас никуда не спешит, никто не тарахтит колесиками чемоданов. Изредка, однако, попадаются люди - в основном, они спят или пытаются уснуть, кто на длинных рядах сидений, а кто на диванчиках возле закрытого на ночь кафе.
      
      Возле этого же кафе стайкой толпятся небольшие круглые столики из прозрачного стекла. За одним из них сидит девушка. Она совсем еще юна - можно было бы дать ей лет семнадцать, если не шестнадцать, одета она в просторную клетчатую рубашку и поношенного вида джинсы, у ног валяется видавший виды рюкзачок. У нее живое, округлой формы лицо, немного вздернутый носик и ярко-рыжие волосы. Сказать про них, что они кудрявые, было бы как сказать про небоскреб, что он высокий, - буйно и неукротимо они вьются вокруг ее сосредоточенного лица.
      
      Прикусив губу, она водит карандашом по листу бумаги, бросая напряженные взгляды то на лист, то на молодого человека, сидящего в паре столиков от нее, то обратно на свой рисунок. Если бы кто сейчас встал за ее спиной и заглянул ей через плечо, он увидел бы, как штрих за штрихом оживает на белой бумаге этот юноша, как движение за движением проступает из неизвестности его располагающее к себе лицо, лишенное, пожалуй, вызывающей мужской привлекательности, но наделенное неким неуловимым выражением приветливости и доброты, не исчезающим, даже если его владелец хмурится и сердится.
      
      Как сейчас. Он то и дело озабоченно сдвигает брови и порой с досадой стискивает челюсти, а то вдруг едва не срывается с его губ вздох горького сожаления. А потом он откидывается на спинку стула и долго смотрит в высокий потолок. Затем берет ручку и продолжает писать.
      
      Да, он пишет. На столике перед ним уже лежат несколько листов, исписанных мелким почерком, со строками, неуклонно отклоняющимися вверх. Он пишет практически безостановочно, лишь иногда бросая ручку и разминая затекшие пальцы.
      
      Кажется, что разверзнись сейчас перед ним земля, начни с неба падать лягушки или, допустим, чемоданы, набитые долларами, или приземлись зеленые инопланетяне - он ничего и не заметит, будет писать и писать.
      
      Девушка думает об этом, не отрывая карандаша от рисунка и беспрестанно сдувая падающую на глаза рыжую прядь. Ресницы у нее такие же рыжие - и длинные-длинные. Интересно было бы узнать, что это он пишет и кому, думает она. И про то, что он не заметил бы ничего кругом, она тоже думает - не сознавая, что это же верно и для нее самой. Столь же самозабвенно, как он исписывает листок за листком, она растушевывает карандаш, добавляет черточку тут и черточку там, стараясь поймать выражение его глаз. Как будто он делает что-то очень важное, думает она про себя. Как будто он непременно должен сделать это как можно быстрее, именно сегодня, именно сейчас, потому что в следующий миг у него может уже не быть такой возможности. Мне нужно передать это, думает она.
      
      Рисунок уже почти завершен, когда она отрывает взгляд от бумаги и смотрит за окно - скорее, за застекленную стену - и видит, как над огромным заснеженным аэродромом, над широченными взлетными полосами встает прекрасная заря, ложась розовыми бликами на покатые серебристые бока выстроившихся в ряд самолетов. Насладившись совершенным смешением пастельных красок, на которое способна одна природа, она возвращает свой взгляд к пишущему парню и видит, что и он тоже смотрит на рассвет.
      
      Все остальные люди в эту минуту еще спят или ворочаются в полудреме. Скоро они встанут, разомнут затекшие конечности и побегут по стойкам регистрации. Терминал вновь оживет. Но пока что лишь они двое наблюдают, как солнце на глазах поднимается все выше, проливая багряную краску на ослепительно голубой небосвод.
      
      Словно спохватившись, что с каждой секундой все ближе становится новый день - а вернее сказать, он уже занялся - он хватает ручку и судорожно начинает писать дальше. Девушка тоже возвращается к рисунку: он еще не закончен.

    99


    Полонская Е. Мур Серебряный   5k   Оценка:10.00*4   "Рассказ" Проза

      Старый Мур долго-долго жил в доме Таты еще до того, как она появилась на свет. С этим нельзя было не считаться. Казалось, седая старина, о которой рассказывали сказки, таилась в его маленьком теле и лучилась серебром в короткой шерсти.
      Тата думала примерно так: у котов-стариков нет морщин, они просто седеют, чтобы отличаться. И то не все. Только самые-самые.
      Мур даже не мяукал - настолько был степенным. Бережно копил в себе тишину и мало двигался, чтобы ее не спугнуть.
      В его присутствии успокаивалось все вокруг - дверцы шкафов закрывались мягко, половицы старательно глотали звуки шагов, форточки прекращали биться в истерике от порывов ветра. И Тата при Муре усмирялась - не вопила и не носилась. Говорила с ним шепотом, а кот отвечал по-своему: поворачивал голову, двигал ушами, хвостом, - как ему захочется, только молча.
      
      Мур любил лежать на теплом полу и поэтому постепенно передвигался за солнцем из комнаты в комнату - в поисках местечка потеплее. Он ступал осторожно, вперевалку и со значением нес поднятый хвост, словно флаг.
      За Муром тянулся его серебряный след:
      Вот маленький старец проявляется на фоне пианино, обходит его пузатую ножку. Кончик хвоста, изгибаясь пружинистой запятой, уже плывет вдоль дивана, а полированная черная ножка еще провожает лунное пятно. Следом книжные полки повторяют в каждом стекле мурово шествие. Потом наступает черед зеркала. Оно наблюдает, как, подцепив лапой угол двустворчатой двери, Мур протискивается между створками, чтобы попасть в другую комнату.
      Прощальный напряженный взмах хвостом - кот, щурясь, выныривает в детской. А задумчивая гостиная еще долго помнит серебряную силу. Ту, что теперь хозяйничает у Таты.
      
      Появляясь в детской, Мур обычно не замечал, как замирала Тата, бросив свои занятия и отвернувшись от стола. По законам старшинства кот не слишком интересовался ею. Он уверенно направлялся к солнечной луже возле окна. Выглядело так, словно его единоличное солнце налили для удобства в специальное ложе к условленному часу.
      Мур вострил уши стрелками, едва повернув голову, проверял, не собирается ли девчонка шуметь. Какое там! Тата не двигалась, боясь нечаянно встревожить важного гостя. В отместку за невнимание художницы рисунок на столе набухал от краски: крыша дома разливалась алым озером, с веток дерева стекали бурые струйки и марали небо.
      А кот укладывался серебристой горкой и задрёмывал.
      
      Порой дрёму разрывали звуки войны. В открытое окно со стороны дороги обрушивалась канонада: взрывным грохотом кровельного железа, скрежетом пустых молочных цистерн, пронзительным визгом поросят.
      Несчастные звери! Как страшились они свирепой заварухи! А может и не так.
      Буйные воины! Ошалев от рёва моторов, как яростно орали они во всю дикарскую глотку про страшное побоище и скорую победу!
      Встрепенувшийся Мур один понимал, что происходит. Тата заглядывала в янтарные глаза: 'Что там?'
      Мур садился на задние лапы, дергал ухом, всматриваясь в невидимое. 'Погоди', - говорила его закольцованная хвостом торжественная поза: передние лапы вместе, спина прямая, как полагается на боевом посту. В вытянутых зрачках волновался испуганный тюль.
      Тата ждала, полностью доверившись.
      Но вдруг, в самый разгар заоконной битвы, Мур раскручивал хвост, плюхался назад на солнечную лежанку и сворачивался спиралью.
      'Ба-бах!' - неслось вдогонку из окна. Кот приподнимал голову: 'Ну что еще?' - опять ложился и прикрывал морду лапой для верности: - 'Не мешайте спать!'
      Звуки гибели и разбоя превращались в обычные транспортные шумы.
      Тата склонялась над альбомом. Крышу пожирало пламя, осыпая искрами потемневшее небо, дерево и трава чернели. Война догорала на письменном столе.
      
      После пробуждения Мур был не прочь пообщаться. Похлопывая его по боку, Тата спрашивала: 'Я поглажу?'
      Мур лениво поворачивался на спину, косился на нее выжидательно. Поглаживание по животу одобрял мурлыканьем, которое постепенно нарастало. Словно заводил мотоцикл у себя внутри. Мотор урчал, урчал... потом как заревет на всю катушку!
      Тата ликовала. Правда недолго: муровы уши начинали подрагивать, глаза наливались желтой тяжестью. 'Я же легонько', - оправдывалась Тата. Но Мур недовольно бил хвостом. Тут уж шутки в сторону. Если Тата не отстанет, мог и цапнуть. Умел заставить уважать свои годы. Тата уважала - убирала руку.
      
      На этом визит Мура завершался. Он подходил к двери, на миг поворачивал голову и останавливал взгляд на Тате: ему пора. Солнце и голод уводили кота в столовую. Тате тоже пора. Она бралась за букварь и прописи.
      
      У МАШИ КОТ. У КОТА УСЫ.
      
      'Ияу', - коряво мяукала дверь, пропуская Мура назад в потемневшую гостиную. 'Он здесь!' - оживало зеркало. 'И-дёт-и-дёт-и-дёт', - передавали друг другу стёкла шкафов. Мур светлой лентой огибал пианино и ускользал в складки портьеры, которая скрывала выход в коридор. 'У-шш - шёл', - разочарованно пыхал тяжёлый шёлк.
      
      Занавес.

    100


    Шапошников И.В. Если снежинка не растает   4k   Оценка:4.72*35   "Рассказ" Фантастика


       Если снежинка не растает
       Сегодня новый год. И ночь выдалась как по заказу. Ветра нет, и идет легкий снег. Хлопьями. Я еще помню, что снег может падать хлопьями.
       Я слишком много помню, и в этом моя проблема, как говорит сержант. Он постоянно напоминает мне об этом. И по большому счету он прав. А еще он говорит, что память - мое слабое место. И это тоже правда. Наверное, мне было бы легче, если бы я почти ничего не помнил. Но от меня в этом вопросе ничего не зависит.
       И вообще, что значит "легче"? Солдат должен делать свою работу, и воспоминания не должны ему мешать. Но мне они и не мешают. В бою просто не до них. Память вступает в свои права только во время редких передышек. Вот как сейчас, например.
       Мы сидим на пригорке прямо в снегу. До ближайших домов какой-то маленькой польской деревушки не больше полукилометра. Там сейчас идет бой, но как-то совсем вяло. Техники в деревне нет, поэтому мы слышим только очереди винтовок и шипение огня. Время от времени бухают разрывы гранат.
       До места огневого контакта не так уж далеко, но звуки боя чуть приглушены, как будто новогодняя ночь не хочет ничего слышать, и воздух сам гасит их. С нашего пригорка хорошо виден костел, стоящий в центре деревни. А на его башне я вижу круглые часы. Где-то рядом с костелом полыхает пожар, и я могу даже рассмотреть стрелки часов. Без десяти двенадцать. Почти полночь. Почти новый год.
       Я поднимаю голову и смотрю в темное небо. Снежные хлопья планируют вниз, как маленькие парашюты. Снежинки падают с неба, как звезды. Их так много, что кажется, будто все звезды небосвода решили, что лучше упасть на землю, чем смотреть сверху на то, что мы делаем. И я на их месте поступил бы точно так же.
       Когда видишь падающую звезду, надо загадать желание. Это я еще помню. Но сейчас я вижу столько звезд, что их, наверное, хватило бы для всех, кто еще остался в живых в этой многострадальной Европе. Интересно, а что бы пожелал себе я?
       В деревне снова ухает взрыв, и я смотрю на часы костела. Без пяти двенадцать. Скоро новый год. Интересно, нас сегодня в бой пошлют, или мы так и просидим в снегу всю ночь?
       Что я помню про новый год? Да почти ничего. Помню, что должна быть ночь, и что должен идти снег. Помню, что новый год почему-то связан с ожиданиями. И песню помню.
       Если снежинка не растает.
       В твоей ладони не растает,
       Пока часы двенадцать бьют!
       Пока часы двенадцать бьют.
       Я подставляю ладонь, и вижу, как на нее медленно опускаются парашютики снежинок. Звезды с неба падают в мою ладонь. Оказывается, звезды не надо доставать с небес. Нужно лишь подождать, и они сами упадут тебе в руки.
       Часы костела начинают бить. А я смотрю, как в моей ладони собираются снежинки. Они не тают. Значит, мне можно загадывать желание, правда?
       -- Встали, -- рявкает сержант. Тут же начинают бить барабаны, и все мы поднимаемся на ноги. Вот и наше время пришло.
       Мы подхватываем свои М-16 и начинаем медленно спускаться к деревне, увязая в рыхлом снегу. Я вижу короткую вспышку на башне костела, и мой сосед падает в снег. Впрочем, он тут же поднимается, и я вижу, что в плече у него дыра. Значит, на башне засел снайпер. Надо будет его выкурить, когда подойдем к центру деревни. Но это потом. Сейчас мы медленно спускаемся с холма. Черным пешкам спешить некуда.
       Высокие ботинки черпают снег, но нас это не беспокоит. Хлопья снега падают на голые плечи, и не тают. В жилах зомби нет горячей крови.
       Под мерный рокот барабанов мы спускаемся к маленькой польской деревушке. Интересно, кто-нибудь вообще мог предположить, что Армагеддон разразится в Европе?
       Я иду вперед, и вдруг понимаю, что сквозь барабанный ритм я слышу слова.
       Если снежинка не растает.
       В твоей ладони не растает,
       Пока часы двенадцать бьют!
       Снежинка ведь не растаяла, правда? Значит, я мог бы загадать желание. Я перевожу селектор огня на винтовке, чтобы стрелять очередями, и понимаю, что впервые после смерти у меня есть желание.
       Я хочу драться на другой стороне. Я хочу, чтобы костел с древним символом креста на шпиле был последним рубежом моей обороны. Я хочу, чтобы и у меня был шанс на победу и спасение.
       А еще я хочу, чтобы снежинки таяли в моей ладони.

    101


    Макдауэлл А.К. Богатырь   13k   "Рассказ" Фантастика, Фэнтези



       Тхя, можно сказать, не удался. Ни в братьев, ни в отца не удался, да и вообще. Только и выучился у бати что взгляду тяжелому. Как зыркнет черными глазищами, - недоросль мелкая, а пробирает. Видно породу. Отец-то у Тхя в одиночку, считай, Болота чистил от нелюди, разве только сыны подчас помогали, а из воеводы-змеелюда себе и князю сапоги справил, с зелеными ушками. Князь потом только на праздники в этих сапогах и выходил, гордился, - как же, сам храбр меня одарил, мол, уважает. Владыка тоже был из народа, не гнушался с мужиками сосны валять и водки выпить не брезговал. Так что не только храбр Никита Омич его уважал. Имел князь единодушную поддержку и всенародное доверие.
       Болото - оно болото и есть. Всем, конечно, жить где-то надо, дык ведь и не наглели люди особо, притулились сбоку и живут себе, торф добывают и тирозавров глядят. Забьют мужики одного когда-не-когда на мясо, и только.
       Омичи семейным подрядом Болото вычистили как надо, качественно, тут спору нет, да только шмат земли-то небольшой. Как раз под нужды людские, сверх нужного не брали. А змеелюды прут и прут, уже даже храбр стал уставать, Солнышко святое поминать вполголоса и прикладывать не только бревном по хребту, а еще и крепким словом вдогонку.
       Болото вроде как и обжили, казалось, а недавно все одно вышел интересный случай. Шли Омичи сам-третьей, Никита впереди шел, а с ним сыны, привычные уже к своим годам дубиной гнать змеелюдов аж до самого суходола выжженного.
       - Ото слухай, кажу, - говорит им Омич. - Как змейс покажется, ты его сбоку...
       - С фланга? - уточнил старший себе на беду: отец отвесил ему крепкий подзатыльник.
       - Ото понаслухиваются, знач, романцев и латинян, спасу нет. Мне одинаково, как змея бить, хоть сбоку, хоть с фланга, абы только дело шло. Ясно?
       - Ясно, батя, - вразнобой сказали парубки.
       - Ты с одного боку, ты с другого. А я им в лоб, как ото заведено.
       Хорошо Никита рассудил, но подраться не вышло. Набрели на поляну, сухую и светлую, будто не на Болоте она стоит, а в лесу березовом, как в тех местах, с которых людям уйти довелось. Такая эта полянка родная оказалась, такая по-особенному тихая, своя, что захотелось на колени бухнуться и хвалу Солнышку вознести. А потом дубье выбросить, пойти домой и впредь не воевать ни с кем и никогда. На колени Омич, положим, не бухнулся, - не тот характер, да и не пристало храбру, - но на камень теплый примостился и стал полянкой любоваться, в бороду усмехаясь. И так ему стало хорошо, что даже слезу пустил старый храбр, о чем никому не говорил, сыновья только потом шепотом пересказывали. Сами-то, поди, в три ручья ревели.
       И тут откуда ни возьмись змеелюдов тьма. Никите бы раскидать всех в лоб, как заведено, а малым с боков или хотя бы с флангов ударить, как уговаривались, но братья и слово-то такое романское позабыли (или латинское, что один хрен), - до того поляна их расчувствовала. И отступил храбр с парубками своими, не стал драться на Солнечной поляне, - так назвал он ее. О чем всем рассказал и дал строгий указ: на поляну ни ногой. Слишком там хорошо. Не пристало человеку так хорошо себя чувствовать. Но границу все равно провели так, чтоб поляна у людей осталась. Нельзя, чтоб человеку было так хорошо, но пусть лучше будет у нас. Вдруг когда-нибудь станет можно.
       А Тхя сидел под лавкой, слушал, уши-лопухи развесив, да с лебедой игрался.
       Кто ж знал, что он это все на ус мотает?

    ***

       У Никиты Омича пятеро детей было. Остап, Борис, Тарас, Назар и Тхя. Старшим по пять литер в имена досталось, а Тхя - как будто вылаялся кто-то. Четверо уже вошли в возраст, первенец Остап так и вовсе бороду погуще отцовской отрастил. И все четверо взрослых сына Омича были на особом уважении. Сильные, степенные, - ни дать ни взять, будущие храбры.
       А вот Тхя не получился. Он был жилист, но как-то не по-людски худощав и низкоросл. То бывают пацанята высокие, от природы тонкокостные, а то такие, крепко сбитые, как грибки-боровички, а этот ни туда ни сюда. Волосы светлые, во все стороны торчат, что ты с ними не делай. Разве что глаза омичовой породы, - карие, аж черные. Большие уши и высокий лоб, - умный пацан, деловой. Словом, совсем не в отца уродился Тхя, только и геройского, что тонкий шрам через левый глаз. А нечего было тирозавра дразнить. Хорошо хоть глаз на месте остался.
       До поры все селение в нем души не чаяло, - до того умильный был малец. Баловали его сверх меры. Братья за него работу делают, мужики нет-нет да вручат какую-то занятную безделицу или ножик подарят, бабы приголубят, пряниками медовыми накормят. Все думали, что годков через осемь вырастет селению защитник, парням друг, девчатам жених. Да вот не задалось из Тхя защитника. Сделался он отчего-то неслух и лентяй, стал шалить и даже, стыдно сказать, повадился воровать с недавних пор на рынке все, что плохо лежит. Причем нагло, нисколько не скрываясь, как будто даже гордясь. Вор, тать и острожник, - клеймил его отец, выписывая по тощему заду кожаным ремнем устав поведения в семье былинного героя. А Тхя ревел и причитал, неделю ходил вроде как вразумленный и тихий, а потом сызнова начинал проказничать, да так, что Никита Омич уже всерьез подумывал младшенького своего в трясине утопить. То к бабам в баню забежит да мало того, что увидит то, чего ему по малолетству видеть не следует, так еще и крокодила им подкинет диковинного, - ох и визг стоит! То однокашника поколотит кого послабее, а кого посильнее - словами обидными до каления доведет. А крайний раз вообще решился на немыслимое: у героя, отца, то бишь, бутыль самогонки спер и в Болото подался, чтоб там на него, - на отца родного! - пастку соорудить, для чего веревок понабрал - едва только тонкие ноги из-под них видать.
       - Скажите бате - перехитрить его хочу, - сказал на прощанье и сбежал.
       Славный был мальчонка Тхя, упокой его Солнышко, - снимали шапки и гутарили меж собой люди, глядя, как идет разгневанный Никита сынку младшего из Болота добывать, а там и убивать-калечить. Ибо где ж такое видано: самогон-первач, герою положенный, тырить да в болота с ним бежать? Еще и с батей завестись, перехитрить его себе за цель поставить? Это Тхя не подумав.
       Это уже как-то чересчур.

    ***

       Тхя был пацан смекалистый. Натянул веревки умело, - чай, болотного роду, охотник, - поставил посреди поляны бутыль с первачом и уселся ждать. К выступающему из земли камню привязал веревки, не боясь, что батя их порвет. Храбр Никита сам их плел, так что за крепость мотуза душа спокойна была, а узлы Тхя вязал как надо. И ничего на поляне хорошо не было, как оказалось, наоборот даже. Бесила она мальца. Но батя, думал он, тут точно соображать не сможет и в пастку залезет.
       От нечего делать прикорнул малость. Проснулся от сигнала, - сработала пастка. Выглянул - и обомлел: змеелюда заарканил.
       - Наконец-то! Наконец-то сюда пришел взрослый человек! - чуток шепеляво затараторил попавшийся ящер. - Я так рад, рад. И ваш язык несложный, явно основан на нашем, очень много общего, разве что диалектические особенности. Вы не так произносите шипящие...
       - Шо? - не понял Тхя.
       - А, да-да, простите. Эти ваши огромные дети, с детскими волосиками на лице, они милые, но проблемные. А взрослые люди почему-то сюда не ходят, - заливался соловьем змеелюд. - А я хотел бы поговорить...
       - Шо? - снова не понял Тхя. - Ты шо, змей, не по-человечьи гутаришь? Щас как дам в лоб нараз, так и год кончится. Сапоги мои видал?
       - Ах, оставьте, - змеиная рожа сморщилась, как квашеный огурец. - Я понимаю, когда такие демонстрации устраивают ваши дети, но вы, взрослый человек... Послушайте, мы не хотим никому зла, напротив, обещаем вам посильную помощь в восстановлении цивилизации, нашего общего дома. Нам просто нужно забрать назад то, что вы...
       - Ни пяди родной земли не получит враг! - гордо заявил Тхя, зыркнув черными глазами. - Ты пошто самогонку в пастке тырил?
       - Тырил? - не понял змей.
       - Я ее у бати стырил, - терпеливо объяснил ему младший Омич. - А ты решил на поляне из пастки стырить. Чо тут непонятного-то?
       Змеелюд затравлено огляделся, он явно не понимал, что тут творится, и совсем уж латинской грамотой для него была самогонка, которую все у всех тырили.
       - Кажется, я понимаю, - сказал он осторожно. - Вы хотели принести жертву нашему богу.
       Он ногой указал на тот самый камень на поляне, к которому Тхя хитрыми узлами привязал веревки. Малец на всякий случай промолчал.
       - По легенде, он является только истинно достойным, только тем, кто истинно владеет этой землей. Так гласит пророчество! Так говорят эльфы! Вы хотели его задобрить этой жидкостью, правда? Выказать свое благоговение, трепет? С надеждой узреть бога? Это означает "тырить"?
       - Ага, - слегка ошалело кивнул Тхя, понимавший змея слово через трое.
       Харя змея просветлела.
       - Вот видите, вы уже начинаете понимать. Пройдет время, несколько поколений, не больше, и ваш интеллектуальный уровень будет почти равен уровню наших школьников. Вы будете учиться...
       Вот это он сказал зря. Не любил Тхя учиться. И вообще, змеелюд здорово его притомил, так что малец просто от души съездил ящеру по голове бутылкой. Тот свалился на поляну и замолк. И, коли судить по вываленному из пасти языку, надолго.
       - Ото, - довольно сказал малый Омич. - Учиться, ишь ты. Сам иди учись, одоробло.
       Обновил пастку, змеелюда оттащил подальше, раскинул ему лапы и часть самогонки наземь вылил. Получилось как будто змей упился и валяется теперь осоловевший. Довольный придумкой, уселся ждать, но подальше. А тут и батя, смурной и злой, сосредоточенный, чтоб чарам местным не поддаться, но как зашел на поляну, так сразу в улыбке расплылся. Постоял дурень дурнем и за бутылку хвать! И руки сразу в пастке - да так, что не вытянешь. А хоть и храбр, но веревки не порвешь, - Никита сам их вил, знал их крепость. Прокряхтел Омич недобро и ну из земли тащить камень, к которому мотузы привязаны! И тащит, главное, вот она, сила храбра былинного, достает из земли камень-идолище! Змеелюд очнулся и начал что-то орать непонятное. Тхя уж и не рад был, что все это затеял - так на душе муторно стало.
       Набежали людоящеры, стали поклоны бить. А потом как заорут:
       - Бога славь!
       - "Тырь"! - крикнул тот змей, что давеча в пастку попал. - Они "тырь" говорят!
       - Бога тырь! - подхватили остальные. - Бога тырь!
       Никита чуть камень не уронил от такого, а Тхя - тот и вовсе от хохота наземь брыкнулся.
       - Пророчество сбывается! - бесновался ящер. - Эльфы...
       - Да идите вы в пень со своими эльфами! - в сердцах сплюнул Никита, поднатужился, выдернул камень целиком и в болото выкинул.
       Все как-то сразу замолкли. Только храбр тяжело дышал, и Тхя смеялся.
       - Ты у меня дома отхохочешься, - устало пообещал Никита.
       И к первачу прям из горла приложился.

    ***

       Тхя батя, конечно, выдрал, да так, что тот потом неделю сесть не мог, а на полати лежал только на пузе. Но хоть не убил, и то хорошо. Даже наоборот, на сына младшего по-новому смотреть начал. А малец с того случая угомонился, спокойный стал и ласковый, перестал на всех волком зыркать и ершиться по поводу и без. Видать, сделал дело храброе, полезное, хоть и невольно, - без камня колдовского и поляны этой всем легче стало. А ему легче всех.
       - Зырьте, - говорил Никита Омич с гордостью, на малого показывая. - Какой ото богатырь вырос!
       Тхя лучился счастьем и умильно краснел.
       Змеелюды больше на людей не набегали. Ходили в стороне, границы не штурмовали, а к осени ближе начали даже торговать пытаться. Тут снова чуть не передрались, но как-то устоялось все. Ну и хвала Солнышку.
       А вот полянку болото одолело, перестала она в людях восторг вызывать и сгинула. Да и то верно: чего по полянам околачиваться, когда работ невпроворот, скотина недоена и урожай не собран? А как отработаешь до седьмого пота и хлебнешь после этого кваску свежего, так и не нужны никакие полянки с богами неизвестными, человеку нашему исконно чуждыми.
       "Богатырь" так за Тхя и приклеилось. А там и храбры начали себя так звать, поначалу в шутку, потом уже и непонятно.
       Ото оно такое.

    102


    Шашкова Е.А. Помощь предков   15k   "Рассказ"


      
      
       - О, явился!
       Ярик услышал голос матери, как только переступил порог. Почти всегда его так встречали, когда он надолго зависал у своих многочисленных друзей и приятелей.
       - Второй оболтус пришёл! Господи, да за что же мне такое наказание! Ну, хоть бы один за ум взялся! Почему я сама на своих плечах всё тащу?
       По голосу Ярик понял, что мама бурчит не просто так. Произошло что-то серьёзное, и мать сейчас либо расплачется, либо устроит им с отцом истерику.
       - А чё случилось-то? - спросил он.
       - Чё случилось, чё случилось! Да ничего! Ты когда в последний раз в институте был? Зачем мы за него такие деньги платим? Или учись, или иди работать! Мог бы уже и родителям начать помогать!
       Всё-таки мама расплакалась.
       После бурного потока слёз и жалоб Ярик узнал, что отцу квартальную премию не дадут. А значит, за кредит платить опять нечем. А тут ещё его учёба, на которую денег тоже едва хватает.
       Отец успокоил маму обещанием найти подработку и разобраться с деньгами.
       - Тебе бы, кстати, тоже работу найти не мешало. Пора уже за ум браться и родителям помогать, - сказал отец Ярославу.
       Ярик был из тех раздолбаев, что взрослея, перестают быть раздолбаями. Когда надо - он становился серьёзным. А сейчас было надо. Ярик решил и в самом деле взяться за ум и помочь родителям. Правда, по-своему.
       И именно поэтому с утра он не пошёл на пары, а пошёл в гости к Митьке. Митька, в отличие от Ярика, был из тех раздолбаев, что так и остаются раздолбаями. Но успешно это скрывал. Его истинная сущность раскрывалась только перед друзьями.
       Ещё в школе Митьку интересовала психология, затем он начал осваивать НЛП, но с переменным успехом. В институте увлёкся йогой, а затем и другими духовными практиками. Сейчас у Дмитрия проснулся интерес к корням, и он погрузился в славянство и всё что с этим связано. Даже стал называть себя родновером.
       В довершение образа, Митька был наполовину украинец и из-за этого сейчас находился перед важной дилеммой: отрастить усы и побрить голову налысо, оставив "чуб", как у запорожских казаков в старину, или же отрастить бордку и волосы по плечи. Пока он остановился на том, что забирал отросшие волосы в маленький пучёк-хвостик и не брился пятый день.
       - Ярик, мне так пойдёт? - спросил Митька, закрыв ладонями щёки.
       Ярик критически осмотрел друга.
       - А фиг знает, - честно сказал он.
       - А что за дело-то у тебя? - решил узнать Дмитрий, разрывая пакет с яблоками.
       Помимо славянства, которым он увлёкся основательно, сейчас Митька пробовал себя в сыроедении. И не пил он уже давно, присоединившись к трезвенническому движению в своём городе.
       - Ну, - попытался сформулировать ответ Ярик, - ты же можешь как-то информацию от предков получать?
       - Есть техники, - ответил друг. - А тебе зачем?
       - Понимаешь, у предков моих с деньгами проблемы... Ой, то есть, у родителей, - среагировал на выпучившиеся глаза Митьки Ярослав. - А здесь, в области, есть деревенька одна. Кажется, прадед мой по отцовской линии был крестьянин, работящий очень, и соображал неплохо. Так вот, после отмены крепостного права он с семьёй сумел состояние небольшое нажить, кулаком стал, вроде как. А когда большевики к власти пришли, ему жалко стало всё в колхоз отдавать. Говорят, собрал он целый сундук монет, и зарыл где-то на своей территории. А где - не успел своему сыну рассказать. Вот с тех пор каждое поколение этот клад ищет, но так и не может найти. Вот теперь я его отрыть хочу.
       - Интересная история, - Митька принялся поглаживать свою ещё не отросшую бороду. - В принципе, ты, как представитель рода, имеешь право на эту информацию. Давай попробуем тебя к родовому эгрегору подключить!
       - Давай! А как?
       - Э, погоди! Мне тогда десять процентов от клада!
       - Не, десять много. Там ещё и государство забирает...
       - А сколько тогда?
       - Не знаю. Я ж не знаю, сколько он там зарыл. Может, совсем чуть-чуть, а про сундук байки всё. Давай по факту.
       - Ладно. Будет на твоей совести. Но копать меня с собой возьмёшь?
       - А то! Давай, подключай меня уже куда надо там!
       - Не на кухне же. Пойдём в комнату.
       В комнате Дмитрий поставил два кресла спинками друг к другу, оставив проход, и расстелил к этому проходу коврик-пенку*.
       - Так. Готово. Встань в начале, вот тут.
       - А что это? - спросил Ярик.
       - Это дорога в Ирий, - ответил Митя. - Сейчас я подключу тебя к твоему родовому эгрегору. Когда толкну легонько вперёд - иди по дороге, но с неё не сходи. Дойдёшь до края коврика, и стой. Там, у порога, тебя твои родичи встретят. Ты им три раза поклонись и говори свой вопрос. Понял?
       - Вроде как...
       - А, ещё одно! На, клубок возьми, - друг достал откуда-то клубок шерстяных ниток и привязал конец к ножке дивана.
       - Это на всякий случай, чтобы не заблудиться, - пояснил Дмитрий.
       - Ясно, - соврал Ярослав, беря клубок.
       - Хорошо. Я начинаю.
       Ярик встал к началу дорожки, а Митька принялся водить руками у него над головой и что-то бубнить. Из-за того что в комнате было жарко и из-за нудного бурчания друга под ухом, Ярик и правда немного "поплыл".
       - Так, ты вошёл в трансовое состояние! - прокомментировал Митька. - А теперь иди.
       Ярослав почувствовал лёгкий тычок в спину и медленно пошёл вперёд. Ему стало интересно, как бы выглядела по-настоящему дорога в Ирий. Но ничего, кроме широкой лесной тропы и деревьев, он представить не мог.
       - А теперь закрой глаза, - сказал Митька, когда друг дошёл до края пенки. - Видишь родичей?
       - Да, - не очень уверенно ответил Ярик.
       Видеть-то он видел, но кто сказал, что это не его воображение. Скажем так, он их представлял.
       - Кланяйся! - громким шёпотом сказал Митя.
       По лёгкому ветерку Ярик догадывался, что друг всё ещё машет над ним руками.
       Он поклонился в пояс три раза.
       - Ну, здравствуй, - сказал старик, что стоял напротив него, чуть ближе остальных.
       "Здравствуйте" - подумал в ответ Ярослав. Вслух это произнести он не смог - почувствовал бы себя дураком.
       - И с чем ты к нам пожаловал, Ярослав?
       - Мне нужно у деда Егора спросить, где он клад закопал, - так же мысленно ответил парень.
       - Нет тут его.
       - Кого?
       - Деда Егора тут нету. Все, кто после Алфея родились, не здесь.
       - А где?
       - В другом месте.
       - А вы не знаете, где клад? Деньги очень семье нужны.
       - Мы не знаем, мы его не закапывали, - усмехнулся старик. - Горазд, подойди сюда.
       Из толпы вышел и подошёл к старику здоровенный мужик, на две головы выше Ярослава и на столько же шире в плечах.
       - Чого? - сказал он.
       - Помоги мальцу деньги заработать, - ответил старик.
       - Этому? - мужик повернулся к Ярику и стал казаться ещё больше.
       Прежде чем посмотреть в глаза Горазду, взгляд Ярика зацепился за бороду родича. Она была жёсткая, тёмная, но не чёрная, острижена "лопатой" и торчала в разные стороны. Наконец, продравшись чрез бороду, взгляды Ярослава и Горазда встретились.
       - А что ж не помочь-то, помогу, - ответил родич.
       - Спасибо, деда Горазд, - пролепетал Ярик, у которого немного захватило дух от происходящего.
       - Зови меня дядей, - сказал Горазд.
       - Он при жизни и деньги имел, и трудился славно, и отдохнуть время всегда находилось, - рассказал старик, - Поможет тебе так же прожить.
       - Ярик! Давай быстрее, у меня руки устали! - отвлёк от разговора с родичами Митька, - Прощайся, кланяйся и назад по коврику пяться, клубок наматывая!
       - Спасибо вам за всё, - поклонился Ярослав. - Дядя Горазд, а кем вы были?
       Последний вопрос вырвался сам собой. Родич усмехнулся.
       - Скоморохом, - был ответ.
       Ярослав открыл глаза, и картинка пропала.
       - Ой, Митька, чё щас было! - поделился он с другом впечатлением.
       - Иди давай! - ответил красный запыхавшийся Митька. Его волосы наполовину вылезли из хвостика и качались от ветерка, создаваемого руками при махании. - Только не поворачивайся, задом иди!
       Ярослав принялся пятиться назад.
      
       - И где остальные все? - спросил Митя, когда Ярик пересказал ему диалог с предками.
       - Не знаю. Не сказали ведь!
       - Раз не сказали, значит, намёк оставили! Думай. Кем был этот Алфей?
       - Дед Алфей, дед Алфей... Что-то знакомое! А! Это, по-моему, он жену свою банным веником по улице гнал голую!
       - Фига се, - прокомментировал Митька. - А чего это он так? Куда гнал-то?
       - Не помню, - сказал Ярослав.
       Воспоминание вертелось где-то поблизости, но не давалось. "У отца спрошу" - решил Ярик.
       Оставшийся день он бесцельно проболтался у Митьки. Где лежит клад, узнать не удалось, но была надежда на дядю Горазда. Правда, родителям об этом не расскажешь - у виска покрутят и опять заведут свою шарманку про учёбу.
       По дороге домой Ярику уже стало казаться, что весь разговор с предками - плод его воображения. Ничего толком они ему не сказали. А воображение у него хорошее, и не такое придумать мог.... И тут Ярика озарило. В реку он её гнал! Креститься! Начиная с деда Алфея, все крещёные! Да, теперь он вспомнил, как папа рассказывал, что этот дед первым новую веру принял и всю семью тогда креститься заставил. Жена до последнего упиралась...
       Вдохновлённый, Ярик поспешил домой. Конечно, Ирий и православие были взаимоисключающими понятиями. Точнее, кто верил в Ирий не верил в Христа, и наоборот. Но Ярик пока не задумывался о вере и подобных вещах. Для него всё было просто.
       Так, с вратами рая Митька не поможет - он же родновер. Поэтому Ярослав решил попробовать сделать то же самое самостоятельно. Дома он притащил два кухонных стула в свою комнату, взял мамин коврик для фитнеса, и плотно закрыл дверь. Поставив стулья на небольшом расстоянии спинками друг к другу, Ярик сказал сам себе:
       - Это врата рая.
       Врата выглядели не внушительно, но кресла сюда перетащить он не мог. Ничего, главное, хорошенько их представить. Когда всё было готово, Ярик вспомнил про нитку. Пришлось разворошить мамино вязание, когда она пошла на кухню, и позаимствовать клубок. Встав в начало "пути" на коврик, Ярослав принялся махать сам себе руками над головой и бубнить какую-то тарабарщину, как Митька. Войти в транс долго не выходило. А когда, наконец, получилось, и Ярик добрался до конца коврика и закрыл глаза, из транса его резко выдернул знакомый голос:
       - О! Ты чего это тут устроил? Иди посуду помой за собой!
       - Ну мам! - расстроился Ярик.
       - А клубок мой зачем сюда притащил?
       В общем, выйти на связь с другими предками Ярославу не удалось. Расстроенный, он долго не мог уснуть, а когда задремал, тут же проснулся, увидев бредовый сон. Ему снилось, что он бежит мимо врат рая, а за ним гонится апостол Пётр с банным веником, и что-то кричит. А за вратами родичи - все после деда Алфея - его подбадривают, а кто-то даже орёт: "Через забор! Через забор давай к нам!". Проснувшись, Ярослав умылся, выпил воды, и решил больше не пробовать различные подозрительные техники, по крайней мере, без знающего человека.
       На этот раз он провалился в глубокий сон. Во сне он стоял у порога своей квартиры, а за порогом стоял дед Егор.
       - Ну, здравствуй, - сказал дед, - Слыхал, искал ты меня? Спросить что хотел?
       - Искал. Только не нашёл. Почему вас всех в Ирии нет? Вы в раю?
       - От так сразу и в раю. Кто где. В рай ещё попасть надо. Если просто свою жизнь проживёшь, хорошо, спокойно, грешить сильно не будешь, только на самый слабый круг ада попадёшь. Для рая что-то сделать нужно.
       - А ты где?
       - А я не там и не там, - хитро прищурился дед Егор.
       Он как будто ждал следующего вопроса.
       - Почему?
       - А я ни в рай ни в Ирий при жизни не верил. Думал, что они могут быть. А могут и не быть. До смерти всё равно не узнаешь. Агностиком я был. А верил я только в мысль! И сейчас в неё верю.
       - Во что?
       - В мысль человеческую. Она и на земле силу огромную имеет! У всех изобретений человеческих у истоков мысль стояла. Без неё ничего бы не было. И как люди живут? Как думают, так и живут! А уж после смерти ничего, кроме мысли тебе и не остаётся. Вот души и создали своими мыслями места, где жить можно.
       - Да ладно, - не поверил Ярик. - А как же Бог? А ад, что, тоже мысли создали?
       - Ото ж! Бог есть Бог, с ним каждая душа после смерти встречается. А вот где находиться каждый сам решает, многие уже ждут чего-то. А Бог - он и так везде. А ад - это не огонь со сковородками. Как бы объяснить. Ну, вот представь. У человека есть на земле и земные дела, и душевные. Если он душевные чаяния при жизни не удовлетворяет, ему после смерти плохо. Тела нет, только душа с её чаяниями и остаётся. А уже не сделаешь ничего - вот и мучаются все. Каждый по-своему. А чтоб не мучиться, некоторые себе придумывают что-то: кто испытания, кто наказание, кто дела какие-то, а кто на земле кому-то подсказывает, чтоб их ошибки не повторяли.
       Ярослав задумался.
       - Это ты знать хотел? - спросил дед Егор.
       - А... да. А ещё про клад спросить хотел. Деньги нужны.
       - Где клад скажу, только не понадобятся деньги оттуда вам. Бери бумагу и карандаш.
       - Зачем? Это же сон. Я же бумагу с собой не заберу.
       - Да так запомнишь крепче...
       Утром Ярослав нарисовал удивлённому папе план, где зарыт семейный клад. Отец не то чтобы поверил, но съездить проверить согласился. Клад они нашли. Это был ветхий, почти истлевший средних размеров мешочек, наполненный медными монетами. Приехав домой, "добытчики" с гордостью высыпали монеты на стол перед мамой.
       - Вот это да, - сказала она, когда пришла в себя. - Такое и продавать-то жалко. Семейная реликвия.
       Продавать не пришлось - у отца на работе всё наладилось, и ему всё-таки выплатили премию. Митька получил в подарок одну заслуженную старинную монету. И тоже решил её хранить. Ярослав провалился на ближайшей сессии, и его отчислили из института. В тот же год он поступил в театральное училище, на бюджетное место. Без подготовки. В последний год, когда это было возможно.
       - Как это у тебя, сынок, получилось? - иногда задумчиво качала головой мама.
       Ну не мог же Ярик ответить, что это дядя Горазд помог....
      
       *Процедура получения информации от предков взята от балды полностью выдумана автором.
      
      
      

    103


    Колышкин В.Е. Предчувствие   26k   "Новелла" Проза, Мистика


      
      
      

    0x01 graphic

      
      
      

    Владимир КОЛЫШКИН

    ПРЕДЧУВСТВИЕ

      
      
      
       Лев Николаевич с женой Софьей Андреевной и братом своим Сергеем Николаевичем ехали по железной дороге из... в ... Мягкий вагон, имевший богатый interieur, покачивало, колеса часто стучали на стыках коротких рельсов. Народу в отделении собралось - не продохнешь, как в дворянском собрании. Софья Андреевна проявила гостеприимство, позвала соседей от нечего делать. Явились: пожилая баронесса с сыном, красивым гвардейским офицером, и старая глухая дама в парике, большая охотница и мастерица играть в карты. Она была родом из ревельских немцев, но давно жила в Москве, имела два дома на Варварке, а теперь едет к каким-то родственникам, тоже немцам.
      
       Софья Андреевна была рада, особенно оттого, что красивый молодой человек казался такой комильфотный. Лев Николаевич не любил незнакомое общество, да и знакомое-то едва терпел. Ему было тесно, душно. Он чувствовал себя лишним.
      
       Пока все рассаживались, он незаметно вышел в коридор, стал подле открытого окна. Пред ним распахнулась вся российская земля. Ну, вся не вся, но кое-что было видно. Вблизи очень быстро - не углядишь - промелькивали верстовые столбы, проносились деревья и кусты в густой зелени, мокрые после дождя; дальше величаво плыли поля, а на горизонте разворачивалась бесконечная лента синеющего леса. И только сероватое небо с проблесками лазури, предвещавшими хорошую погоду, никуда не двигалось, а если и двигалось, то словно бы по кругу, вращаясь на невидимой оси мира.
      
       "Вот так и жизнь пролетит - не заметишь, - подумал Лев Николаевич, глядя на мелькавшие кусты. - А хорошо бы остановить время или замедлить, как тот лес на задках, или как это небо, чтобы все возвращалось, чтобы было всегда, как сейчас: еще не стар и глупость молодости позади. И всё писать да писать. И пахать всё да пахать. И всё любить кого-нибудь, любить... Да как же его остановишь, время? И что есть Время? Что есть Вечность? Что есть Бог?"
      
       Едва мысли Льва Николаевича коснулись высокого, как тут же восстали проклятые нерешенные вопросы посмертного бытия, преследовавшие его неотступно чуть ли не со времен юности.
      
       "Позволительно ли думать, - продолжил думать Лев Николаевич, - чтобы Бог, Мировой Разум или Абсолют, который так умно устроил Uniwersum, похож на сумасшедшего ювелира, который, с великим тщанием придав огранку драгоценному камню, тут же выбрасывал бы его в мусорное ведро? Действительно, если наш опыт, наши знания, наши чувства, которые мы накапливаем к концу жизни, уподобить драгоценному камню, то выбрасывать такой камень, а не использовать его с пользой, было бы безумием. Я не думаю, что Абсолют безумен... А с другой стороны, если это вовсе и не драгоценный камень, а сгусток дерьма? Так что ничего безумного нет в том, что Смерть поступает с этим дерьмом подобающим образом - уничтожает его.
      
       Господи, почему я не родился индусом! Насколько спокойно, уверенно и достойно живет этот индус, безоговорочно веруя в перерождение души. И как жалок так называемый образованный европеец, существующий в позорном страхе перед смертью..."
      
      
      
       Лев Николаевич долго еще глядел в окно на неказистую русскую природу и думал, что вот в Индии природа, должно быть, казистая - яркая, пестрая, буйная, а здесь - неказистая. Зато родная - и это главное.
      
       Express стал замедлять ход. По всем видам приближалась какая-то станция, заявленная в расписании. Лев Николаевич высунул голову в окно и увидел впереди, как c замедлением приближается платформа неизвестной станции и самоё здание станции - одноэтажное, деревянное строение, крашенное коричневой краской с белыми наличниками высоких окон. За оградой станции стояли ямщицкие лошади, коляски теснились задками, мужики и бабы ходили там и сям по своим делам. Парни, одетые по-городски - в новых пиджаках поверх русских рубах, в опрятных портках, в картузах, в высоких щегольских сапогах, - лузгали семечки и заигрывали с девушками. Девушки держали фасон, отмахивались от них. Одна бойкая особа отмахнулась так, что сбила у парня картуз с головы. Все громко смеялись, и было видно, что им действительно весело.
       "Эх, мне бы так, - подумал Лев Николаевич, - По-простому, по-народному, без хитростей, без болезненной дворянской манерности...
      
       На машине пустили пар, колеса прекратили свое вращение, лязгнули буфера, поезд остановился. Прикрывшись от ветра, залетавшего в окно, Лев Николаевич закурил папиросу, и продолжил свои наблюдения. Он любил и умел наблюдать жизнь.
      
       Вот прошел человек с чумазым лицом, он катил перед собой тележку, груженую углем. Пробежали две бабы, головы закутаны до бровей платками, с корзинами в руках. Степенно прошествовал священник в новой шелковой рясе, с крестом наперсным и расчесанными волосами; взошел в вагон, как на амвон.
      
       К поезду торопливо шли запоздавшие пассажиры. Артельщики тащили их багаж. Станционный городовой с шашкой на боку подошел к стоявшему на перроне мужику, по виду крестьянину, спросил с него билет. Мужик стал рыться в карманах, насилу отыскал билет, отдал на проверку слуге закона. Городовой, удостоверившись в лояльности мужика, заложил за спину руки в белых перчатках, пошел дальше присматривать за порядком.
      
       По вагону, за спиной Льва Николаевича, протопал молодцеватый кондуктор, громким голосом, как на базаре, возвещая: "Станция "Астапово", стоянка двенадцать минут. Станция "Астапово", стоянка..." - и скрылся в тамбуре.
      
       Льва Николаевича кольнуло в сердце какая-то иголка, душу охватило тоскливое неприятное чувство чего-то непоправимого, чего-то еще не наступившего, но что непременно наступит. И вся эта мрачная туча вышла из двух, в сущности простых, слов, брошенных мимоходом: "Станция "Астапово". Да по сути даже из одного слова - "Астапово". Боже! что за вселенская тоска наваливается при звуке этого слова...
      
       Чтобы избежать гнетущих мыслей, Лев Николаевич решил отвлечь себя работой. Это верное средство всегда выручало его во времена душевных кризисов.
       Он вынул из кармана записную книжку в кожаной обложке, достал лиловый английский карандашик и записал на новом голубоватом листе:
       "Сейчас встретил на платформе крестьянина: свежее, здоровое, умное лицо..."
       Лев Николаевич остановился, нахмурил кустистые брови и спросил себя, зачем он врет? Ведь не был же ни на какой платформе и не встречал крестьянина. Только издали наблюдал. Народу надо писать правду, укорил он себя.
      
      
      
       Крестьянин Иван Грачёв смотрел на окна вагонов и мечтал прокатиться в таком богатом поезде. Сам он, потерявши место в городе, ехал простым, бесславно возвращаясь в родную деревню "Грачёвку", где его ждали пятеро детей, хворая жена, старая теща, никак не хотевшая умирать, и младший брат, спившийся до никчемности. "Как же так жисть устроена, - думал он, - что одни спят на мягком диване, шимпанское пьют али мадеру, жульеном закусывают и при этом палец о палец не ударяют, а другие - жилы в кровь рвут, и все одно спят на жестком, едят сухую корку хлеба и пьют пятикопеешное вино... Вот взять хотя бы энтого барина, что уставился на меня. Ведь рожа у ево самая что ни на есть мужицкая, такая же как и моя. Но он почему-то едет в мягком, курит сладкие папиросы, а я буду спать на заплеванном полу в обчем вагоне и курить ядреную махру. Где же справедливость? Нетути.
      
      
       Лев Николаевич, глядя на мужика, подумал, как же это так жизнь устроена, что одни спят на мягких сафьяновых диванах, пьют клико и при этом палец о палец не ударяют, живут в праздности и разврате, а другие рвут жилы на тяжкой работе и все равно спят на жестком, едят сухую корку хлеба и пьют пятикопеечное вино. Где же справедливость?
       Чтобы размяться и развеять вдруг навалившуюся тоску и чтобы потом можно было написать правду, Лев Николаевич решил прогуляться вдоль состава. Он вышел на площадку.
       - Смотрите, не отстаньте от поезда, ваше сиятельство, - сказал кондуктор, угодливо помогая графу сойти по ступеням, в надежде получить щедрые чаевые, или "гонорар", как он это называл.
       Лев Николаевич ничего не сказал, пошел вдоль вагонов, дыша полной грудью. Проходя мимо здания вокзала, Лев Николаевич прочел название, и неизъяснимая тоска вновь притиснула его сердце.
      
       Давешний мужик приготовился рассказать приближающемуся барину свои обстоятельства и попросить немного денег. Но барин вдруг передумал и пошел в обратную сторону. "Взад пошел, - с горечью подумал грачёвский мужик, - экая жалость. Видать, я не глянулся яму".
      
       У одного из вагонов Льву Николаевичу встретилась знакомая, жена присяжного поверенного Стяжкина - крупная, полная некрасивая женщина, ехавшая к мужу. Она была с манерами grande dame, чопорная и скучная. Насилу избавившись от Стяжкиной, Лев Николаевич подошел к цветочнице, молодой девушке в рваных митенках.
      
       - Возьмите, барин, задешево отдам.
       - Какую цену просишь?
       - Двугривенный за маленький, полтина за большой...
       - Не на кладбище ли ты их собрала?
       - Что вы, барин, Бог с вами! В лесу рвала, вся измаялась, пока корзинку насбирала.
      
       Лев Николаевич примирительно огладил бороду и, заворотив полу кафтана, достал бархатный кошелек и из него двугривенный и отдал деньги цветочнице.
       Взяв маленький букет незабудок, оказавшийся на удивление плотным и тяжелым, Лев Николаевич воткнул нос в цветы и, расширив и без того широкие ноздри, понюхал. Цветочный запах шибанул в голову, вызвал в носу щекотку, Лев Николаевич чихнул.
      
       - Будьте здоровы! - сказала Стяжкина.
       - Спаси Бог, - ответил Лев Николаевич.
       - Жене подарочек купили, ваше сиятельство? Ох, любите вы её!..
       - Люблю, - ответил Лев Николаевич, глядя на восемнадцатилетнюю девушку, которая прогуливалась возле своего вагона, только что, верно, вышедшую из института и только что опомнившуюся от темноты и тесноты ложных условий, в которых она выросла, и только что вдыхавшую в себя свежий воздух жизни.
       Девица прошла мимо, не одарив взглядом известного писателя, видно, не узнала. Лев Николаевич еще больше расстроился и пошел к своей жене.
      
      
      
       Карты шли к Софье Андреевне. Она два раза назначала шлем. Подле нее стояла тарелочка с виноградом и грушей, и на душе у нее было весело.
       - Что же Лев Николаевич не идет? - спросила баронесса. - Мы его пятым записали.
       У баронессы было худое лицо, тонкие, неприятные губы, но все еще красивые глаза.
       - Видно, опять наблюдениями увлекся... - сказала жена Софья Андреевна.
       - С кем, с кем улегся? - переспросила невпопад глухая немка в парике и прибавила свою любимую пословицу: "Ein jeder macht sich sein Bett und muss d'rauf schlafen" - "Как постелешь, так и поспишь".
       - Да вот легок на помине, - сказал брат, Сергей Николаевич, глядя в окно, за стеклом которого появилась с редеющими волосами макушка Льва Николаевича.
       Тот постучал в стекло кулаком, и Серей Николаевич попытался открыть окно, но не смог одолеть застрявшую раму. Ему на помощь пришел гвардейский офицер. Он сидел отдельно, в углу, читал книжку и не принимал участия в игре, но с удовольствием помог старикам, когда понадобилась его молодая сила.
      
       В открывшееся окно влетел с напором ветер, освежил душное помещение. Старая немка в парике закуталась в персидскую шаль.
       - Лёвушка! - вскричала Софья Андреевна, - что ты выдумал! Простудишь людей...
       - Понюхай, чем пахнет? - спросил жену Лев Николаевич, протягивая с улицы в вагон букетик незабудок.
       - Это мне? - всплеснула белыми руками его жена и покраснела. - Как это мило... Ах, Лёвушка... благодарю...
       - Да нет, ты сперва понюхай, - настаивал муж, не отдавая букета, а только тыча им под нос жене: - Чем пахнет?
       Софья Андреевна, подняв ладони на уровень ушей, вдохнула запах незабудок и сказала, что запах восхитителен, вызывает воспоминания юности, когда она в девичестве...
       - Нет же и нет, дура! - сердито воскликнул Лев Николаевич, отбирая букетик. - Смертью пахнет!
       И он швырнул цветы под железные колеса поезда.
       - Лёвушка! Как можно! При людях, - воскликнула Софья Андреевна и залилась слезами.
       - Опять ты, брат, со своей смертью, - неодобрительно сказал Сергей Николаевич, - помешался ты на этой теме, право же, ведешь себя нехорошо...
      
       И вдруг ударил станционный колокол. Пронзительно заверещал свисток на перроне. Из высокой трубы паровоза повалил густой дым, бешено закрутились его колеса и, зацепившись за рельсы, остановились, потом медленно покатились под размеренные и все учащающиеся тяжкие выдохи машины: "чуф-чуф-чув-чу-чу..."
       Все закричали: - Он тронулся!
       - Кто тронулся? - спросила глухая немка. - Граф?
       - Ах, нет! - кричали все. - Поезд тронулся, а граф остался там!
      
       Машина бойко работала железными локтями, набирая скорость. Лев Николаевич мелкой рысью бежал вровень с вагоном, левой рукой держась за раму спущенного окна.
       - Руку давай! - крикнул брат, Сергей Николаевич. - Правую давай!
       Граф подал в окно правую руку. Брат схватил её и стал тянуть на себя. Ноги графа отделились от земли и повисли в воздухе, как у взлетающей птицы. Еще бы немного и случилась беда. Лев Николаевич подумал про себя: "Анна Каренина". Софья Андреевна завопила. "Quelle herreur!" - вскричала баронесса, закрывая глаза [Какой ужас (фр.)] Немка что-то положила в свой ридикюль. И тут пришел на подмогу молодец гвардейский офицер. Он схватил графа за левую руку и за шкирку - и мощным рывком втащил тяжелое тело в вагон.
       Со столика посыпались на пол: чайный сервиз, ваза с фруктами, карты и свежий нумер журнала "Вестник Европы" Льва Николаевича. Сам Лев Николаевич встал наконец на ноги, наступив на грушу, которая расползлась под сапогом желтой мякотью.
       - Уф! - сказали все и сели по диванам, тяжело дыша.
       - Ou est ma tabatiere?* - сказала баронесса и беспомощно посмотрела на сына.
       [*где моя табакерка? (фр.)]
       Молодой человек нагнулся и стал искать табакерку матери у ног сидевших. Но так и не нашел, потому что табакерка, украшенная драгоценными камнями (подарок мужа), - уже лежала у немки в ридикюле.
       - Pardon, maman, - сказал молодой человек, краснея лицом и поднимаясь с пола. - Потом как-нибудь найдется...
       - Ah! G'est un objet de prix!** - сокрушалась баронесса.
       [** Ах! Это ценная вещь (фр.)]
      
      
      
       Под вечер была другая станция, где долго стояли, и все хорошо отобедали в ресторации вокзала. За соседним столом, покрытом чистой, камчатной белой скатертью, давешний священник закусывал семгой и сигой в компании с уездным врачом. Доктор уплетал сочный ростбиф. Лев Николаевич ел постные щи и кашу "а ла рюсс" и думал о том плохом, что случилось с ним на станции "Астапово". И не покидало его предчувствие, что происшествие было каким-то знаком свыше, значение которого он пока не понимает, но когда-нибудь поймет.
      
       Баронесса между супом прентаньер и тюбо сос Бомарше что-то рассказывала Софье Андреевне, кажется, о своем муже, отставном генерале Якушинском, умершим три года назад от грудной жабы. Все эти сообщения еще больше расстраивали графа. И невольно он тянулся к цветущей молодости и красоте. У сына баронессы были удивительные, лазурно-голубые глаза и черные дуги бровей. Как свойственно военным, гвардейский офицер быстро справился с блюдами и, ожидая, когда закончат остальные, закрылся своей книгой.
      
       - Что читаете? - спросил Лев Николаевич, хотя ему было безразлично, что читают гвардейские офицеры.
       - Меню, - сострил молодой человек, но сжалился над пожилым и показал. - "Акунин", сочинение господина Фандорина.
       - Верно, из новых писателей, этот Фандорин? - неохотно поддерживал разговор Лев Николаевич.
       - Так точно, ваше сиятельство.
       - А каких сочинителей вы еще читали?
       Спросивши это, Лев Николаевич тотчас понял, что задал бестактный вопрос. Выходило так, что он напрашивался на комплементы. Молодому человеку ничего не останется, как сказать: "Ваши книги читал".
       - Ваши книги читал, - ответил молодой человек.
       - Какие же? (О, сладкий яд тщеславия! Прости, Господи!)
       - А эту... "Анна Каренина на шее"...
       - Просто "Анна Каренина", - покрываясь на лице окраской осьминога, поправил граф.
       - Ну, да. И вот еще - "Преступление Достоевского и его наказание".
       Лев Николаевич крякнул, как подбитая утка.
       Чтобы поскорее перевести в другое русло этот нелепый разговор, граф доверительно придвинулся к молодому человеку:
       - Вы спасли мне жизнь, юноша, благодарю.
       - Не стоит благодарностей, ваше сиятельство. Спасать отечество и людей, особливо лучших его людей, - мой первейший долг.
       - Похвально.
      
       Потом Лев Николаевич просил прощения у жены, она сказала, что не сердится, но он видел, что она оскорблена безобразной выходкой с цветами и в душе не простила его.
       "Богу надо покаяться", - сказал он себе, остро чувствуя всю неправду своего положения.
       А жена подумала: "Он так скроен жизнью, и тут уж ничего не поделаешь".
       Помолившись на ночь перед походным иконостасом, прочитав: "Отче наш", "Богородицу", "Верую" и другие молитвы, великий писатель улегся на мягкий диван.
       Засыпая под мерный стук колес, Лев Николаевич почему-то вспомнил себя, восьмилетнего мальчика в бархатной курточке, с голыми ножками и непокорными вихрами. И так ему стало жаль себя прежнего, навсегда ушедшего, что он заплакал.
      
      
      
      
      
       Над Ясной Поляной висело хмурое небо. Но туча после дождя уже рассасывалась и под ней изогнулась половинка радуги. "А все-таки хорошо жить", - подумал Лев Николаевич, слезая с рессорной коляски и ступая на родную землю.
       После этих слов, под размерный ритм жизни прошли-пролетели 15 лет, как один день. Утром он вставал, молился, умывался, одевался, выходил во двор, раздавал пятачки странникам и нищим просителям. Шел на прогулку, завтракал, работал за письменным столом, отдыхал, обедал, снова работал, уделял время семье, молился, укладывался спать. И все это время, открывая утром глаза, первой родившейся мыслью была: "Хорошо бы однажды не проснуться. Уйти в ничто, раствориться, исчезнуть. И не будет никаких забот и никаких чувств. Ни угрызений совести, ни вожделений, ни тщеславия, ни того двусмысленного положения, в котором я живу. Ничего не будет... Хорошо-то как!"
      
       Но днем он так не думал. Днем почему-то хотелось жить, и мысль о смерти пугала его. Утром все повторялось. Однажды он придумал достать яду и в одно прекрасное утро принять его. Однако позже отверг этот план как недостойный для мужчины. В самом деле, ядом травятся обычно женщины. Настоящий мужчина стреляется. А вот хорошо еще убитому быть на дуэли. Да кто со мной станет стреляться, вот в чем вопрос. И какая женщина даст повод? Смешно. Не те года. Да и рылом не вышел.
      
       Но больше всего огорчала мысль о родственниках. Не хотелось им делать больно. Плачь над телом, скорбь над могилой. Всего это надо избежать.
       Оставалось одно - уйти, исчезнуть, чтобы даже могилы не нашли. Написать письмо, уехал, мол, в Индию, не ищите, не скорбите, мне там хорошо.
       "Надо найти пещеру, - в другой раз думал он, - забраться туда, возлечь на камни и пустить пулю в лоб. Но нет у нас здесь пещер. Вот на Кавказе полно пещер. Поехать бы на Кавказ, да Софья не отпустит".
      
       И тогда он решил бежать. Решение затвердело в одну особенно тяжкую ночь, когда темный человек уже неотвязно присутствовал в его комнате - то сидел на стуле, то стоял возле кровати. Лев Николаевич уже и стул задвигал перед сном и к стене отворачивался, а человек все был неотвязный.
       - Кто ты? - иногда спрашивал Лев Николаевич человека. - Ты смерть?
       Человек, вернее, тень человека молчала.
       - Если ты Достоевский, то прошу тебя, Христом Богом заклинаю, изыди!
       Но тень молчала и не уходила. Каждую ночь - тут как тут.
       И вот однажды, когда все домашние улеглись спать и даже сторожа уснули, Лев Николаевич оделся по-дорожному, взял посох и суму, заранее приготовленную, - и вышел под божественное небо. Он решил пешком дойти до станции, взять билет и уехать на Кавказ, искать пещеру.
      
       Когда его больного сняли с поезда, и он узнал название станции, то все понял.
       А когда увидел над собой перекошенное плачем лицо Софьи Андреевны и услышал за окном галдеж репортеров, стало до того противно, что никаким пером не описать. Доктор, одетый почему-то в черный халат, лицом похожий на Достоевского, трогал у него на руке пульс, тайком поправляя спрятанный под халатом топор на веревочной петле. Лев Николаевич просил убрать от него этого мясника и согласен был: пусть уж лучше Чехова позовут. Все же врач.
      
       Но медицина оказалась бессильной. И вот настал черед священника. Лев Николаевич смиренно причастился, и, когда явился озаренный божественным светом проводник-ангел, он доверчиво протянул ему свою маленькую руку. Ангел повел голоного Лёвушку к половинке радуги, которая одним концом упиралась в землю, а другим - в небо. Радуга вблизи оказалась лестницей, а ступеньки в ней сами ползли кверху. Ангел белым крылом укутал маленького Лёвушку, чтобы его не просквозило ветром, и они вознеслись на небо, к престолу Господа.
      
       "Господи! - сказал маленький Лева, становясь на колени, - Я грешен, очень грешен. Прости меня, если сможешь".
       "Встань!" - прогремел голос Бога так громко, что от страха у Лёвушки упали штанишки. Лёвушка с ужасом и радостью увидел, что на грешном месте у него гладкое место, как у куклы Наташи. Стало быть, грехи его прощены.
       "Ступай в Сад Вечности", - сказал Господь.
      
       Пройдя скорый Божий Суд без проволочек и апелляций, голенький Лёва подошел к Райским Вратам. Вахтер Петр, повернул Ключ, отворил калитку и впустил новоприбывшего в Райский Сад, которому не было конца-края и народу толпилось там, как в дворянском собрании. Но только здесь все были дети. Ближайшая компания играла в камушки. Не сразу Лева понял, что камушки не простые, а драгоценные - изумруды, рубины, бриллианты чистой воды.
      
       Несмотря на детские черты, лица у многих были знакомы. Первым к Лёве подбежал бывший корреспондент газеты "Новое Русское слово", которого затоптали на Ходынском поле.
       "Лев Николаевич, - спросил он, подбегая, - ваши первые впечатления о пребывании в Раю?"
       Лёва двинул его локтем под ребра и пошел по дорожке, обсаженной райскими цветами. Ангел-воспитатель погрозил ему перстом. Лёве стало совестно, он замирился с новым товарищем, и они побежали играть в камушки.
      
       Позже Лева узнает, что дети живут в Райском Саду, покуда у них не отрастут крылья и не повзрослеет душа. К тому времени они оканчивают Ангельское Училище. Потом - экзамены на ангельский чин, потом Практика, затем Распределение. После чего Служба. Первой его службой станет Инспекция Адских учреждений. Он будет следить за тем, чтобы там соблюдались права грешников, чтобы мучительство свершалось по закону, и не было чрезмерным. Потом будет служба в Комиссии по Помилованию, карьерный рост в ангельских чинах, председательствование в Верхней Палате Синклита Небесной России, потом Синклит Мира, потом Межпланетный Конгресс, потом... он неожиданно подаст прошение на реинкарнацию, причем с заявкой на самую тяжкую судьбу нищего индуса...
      
       Но это будет потом. Дорога его будет ясной и будущее безоблачно. По крайней мере, до нового воплощения, не считая некоторого конфликта, когда он напишет статью о непомерных страданиях в адских учреждениях под заголовком "Неужели это так надо?" - все это будет потом, а пока он побежал играть в камушки.
       Птицы пели осанну. А вместо солнца в золотом небе сиял Господь.
      
      
      
      
       ------------------------------------
       28, 29, 30, 31 августа,
       1, 5, 21 сентября 2006 г.
      
      
      
       =====================================
       (С) В. КОЛЫШКИН. "Предчувствие",
       новелла, 2006 г.
      
       =====================================
      
      

    104


    Ivanoff А.Н. Шмель   3k   "Миниатюра" Проза


      

    Шмель

         
          Человек открыл глаза и встал с колен и посмотрел наверх. Сквозь прорехи в куполе виднелись хмурые, набычившиеся влагой, осенние тучи.
          Он отдернул ветхую штору исповедальни и вышел. Ему показалось, что за стенкой послышался шелест удаляющейся рясы священника.
         
         Откуда?
      
            Он посмотрел на изъеденную временем деревянную скульптуру Христа, висевшую над алтарем, и безразлично взиравшую выцветшими глазами на мужчину.
          Сюда давно уже никто не заглядывал. Толстый слой пыли на полу. Одинокие следы его ботинок. Он сам не знал, какая сила привела его сюда.
          Может сон про замок?
          А этот странный порыв откровения? Хорошо, что стены заброшенной церкви умеют хранить тайну. Завтра он пожалеет о своей слабости.
         
          С каждым его шагом пол старой деревенской церкви издавал жалобный скрип. Он отворил покосившуюся дверь и заметил, в глубокой трещине когда-то цельной дубовой двери сидел шмель. Его крылья слабо подрагивали, насекомое погружалось в спячку.
          Шмель теперь проснется только весной,- подумал он,- а если нет ... значит, не было никакой весны, и он будет спать дальше - пока не наступит весна.
      

    105


    Фост О. Дик и я   7k   "Рассказ" Фэнтези

      Дику три года, он поджарый, вертлявый и с ума сойти до чего любознательный. Иной раз просто буквой "зю" изворачивается, чтобы засунуть нос в заинтересовавший его уголок! Ни муху не пропустит, ни цветок, ни снежинку... впрочем, интересные лица, волшебные места и занятные ситуации привлекают его в той же степени. Друзья подарили мне его на первый день рождения, который я встречала без Серёжи... даже не думала отмечать, а они пришли вдруг все разом, с тортиком и с этим чудом в нарядном пакетике. Пришлось выключать комп, чай ставить... но посидели хорошо. Ребята весь вечер на разные лады уверяли, что мы с Диком похожи - возможно, они и правы.
       Да, я не сказала... Дик - это зеркальный цифровик, полупрофессиональная фотокамера, и с тех пор, стоит мне выйти из дома, он непременно увязывается следом.
       Всякого мы с ним на прогулках и в поездках навидались - у Дика просто талант приводить меня туда, где можно увидеть что-нибудь необычное. Правда, и мне случается его удивить и наполнить его память симпатичными кадрами. В иные вечера, когда ему кажется, будто я уже сплю и ничего не слышу, он тихонько пощёлкивает рычажком перемотки, просматривая архивы, и сладко причмокивает при том диафрагмой.
       На днях я здорово притомилась - заданьице мне поутру главред выдал изрядное с наказом выполнить, как обычно, вчера. Естественно, к вечеру всё было готово, упаковано в зип и вручено мейлу для отправки. Мейл вдумчиво прокачал килобайт за килобайтом, подмигнул мне сообщением, что все они аккуратной стопочкой опустились в почтовый ящик моего шефа, и сделал ручкой. Ctrl-Alt-Del - это в стенд-бай отправился и компьютер. Баю-бай, товарищ, до завтра.
       Дик по обыкновению своему кемарил на полочке для компакт-дисков, слегка высунув за край объектив - чтобы и сквозь дрёму ловить текущие отовсюду дуновения и даже флюиды. Вот его чуткий барометр ощутил перемены в окружающих атмосферах - кулер-то замолк, да и клавиши перестали прищёлкивать в такт дразнящим их пальцам - Дик встрепенулся и вопросительно навёл на меня видоискатель.
       - Куда глаза пойдут, - ответила ему я и взяла со спинки кресла любимую свою шаль, белую, крупной вязки - хоть и лето на дворе, но лето северное, и уже тянет из открытой настежь балконной двери щемящей сердце сыростью...
       Мы спустились во двор. Бабульки, чинно восседавшие на лавочке возле подъезда, тут же повернули лица в нашу сторону. Придирчиво просканировали меня и, не увидев ничего за последние тридцать лет нового, разулыбались Дику - уж не знаю, чем их этот шалопай так очаровал... хотя, должна признать, портретист он изрядный, да ещё и умудрился каждой из них годочков по десять-пятнадцать скостить.
       Дик приветливо повёл объективом, от всей своей широкой души чихнул вспышкой... так они и отразились у нас на экранчике - смеются кокетливо, от глаз к седым вискам бегут мягкие весёлые лучи, а поодаль в песочнице бузят младшие внуки. Да и старшие вот они: как обычно, на пятачке у бензоколонки мотоциклами меряются.
       Фот дёрнулся было туда же - есть у него давняя мечта заснять тот волнующий миг, когда между ключом зажигания и машиной пробегает трепетное предвкушение радости - но видимо что-то в моём лице подсказало ему: "Не сегодня"... и Дик уверенно потащил меня к реке, что течёт за железной дорогой.
       Тихоструйна и полноводна наша река, причудливо вьётся русло её в объятиях берегов - будто женщина в сильных и нежных руках любимого. На рассвете хороша река, и в сиянии дня, но больше всего нравится нам бывать у неё вечерами.
       Небо уже подёрнулось закатом, стихли трещотки-сороки, да и прочая летучая мелочь угомонилась в гнёздах. Серебристые косы ив шелестели зелёными лентами осоки, ветер сонно покачивался на тростнике, превратившем давний плёс в островок посреди течения, щедро текло в ладони кувшинкам лунное молоко, а в малиновом золоте воды беззаботно плескались русалки.
       Дик заворожённо смотрел на их игру, незаметно сворачивая объектив то одной красуленьке вослед, то другой, и явно не знал, которой отдать предпочтение. Беда с этими дамскими угодниками, вечно у них в видоискателях рябит. Лично мне вот глянулся контраст меж волнующей темнотой прибрежных водоворотов и золотистыми ободками их радужек - дивные у нашей реки глаза - но кадр я сделать не успела: всё замерло вдруг, стих ветер и щебет русалок, и крылья сумерек раскрылись над нами.
       Дик еле слышно щёлкнул затвором и навострил объектив, а я плотнее запахнулась в шаль: стало зябко, по спине пронеслась тревога.
       Они появились внезапно, с разных сторон, из ниоткуда - мужчина, одетый в жаркое янтарное сияние, и женщина, с головой укутанная в глубокий мрак. Спешили навстречу друг другу, летели над замершим полотном реки, и плавилось перед ними пространство, дымной лавой стекая в безвременье. Казалось, через мгновение эти двое сцепятся в отчаянной схватке не на жизнь! Но они резко остановились, чуть-чуть не долетев до заветной цели. Раскалённое марево ещё дрожало меж ними, но уже ничего этого не замечали мужчина и женщина. Застыв, как тетива перед выстрелом, они пристально глядели друг другу в глаза цвета спелой весны. Тоска была в тех глазах, а ещё - в глубине - надежда.
       В мучительно трепещущей тишине стало слышно, как где-то очень-очень далеко скользнула по стеклу последняя песчинка и обрушилась на вершину горы. Дрогнула гора, стряхивая с себя вековые льды, и хлынула в ущелье лавина. Женщина медленно и осторожно - будто боялась обжечь - протянула руку, коснулась запястья мужчины. А он стоял, дрожа и стискивая зубами рвавшееся из груди дыхание - чтобы не робели холодные пальцы, смелее поднялись выше по руке, тихо тронули плечо и вопросительно - жгучую искорку сердца.
       И пригрелась ладонь в целительном пламени сердца, доверилась, раскрылась - и подарила ему потаённую и пронзительно сладкую ласку. Полыхнул ликующе, взметнулся к небесам дерзкий огонь, прочь отлетел ставший ненужным мрак - и хлынул во вселенную бушующий жар сверхновой.
       У Дика дыбом встала вспышка, лепестки диафрагмы сжались в кулачок, перехватило дыхание у меня - ещё миг, и поглотит нас бешеный сполох! Но нет... то случилось не здесь и не с нами - в иных мирах от нового солнца зажглась новая луна, и затеплилась в их лучах ещё одна жизнь.
       - Где ты, чудо моё?
       Объектив дрожа высунулся из-под шали и жалобно уткнулся мне в щёку - горячий, сухой... тихо, малыш, не волнуйся, я же с тобой.
       Дик снова зарылся в складки шали, где и просидел всё время, что мы возвращались домой. А я доверилась ногам - виденная вспышка ещё плясала огненным цветком перед глазами, мешая различать дорогу в сгустившихся сумерках.
       Одновременно с нами в подъезд вошли соседи с пятнадцатого этажа - мы с их сыном учились в параллельных классах. Славные, тёплые люди, этакие попугайки-неразлучники, она - фарфоровая вся и крохотная, будто русалочка, а он - кряжистый, плотный, явно в родстве с гномами. Взгляд у обоих добродушно-лукавый такой, вечно мне врубелевский Пан при виде их на ум приходит. Сколько себя помню - всегда они вместе. На работу - вместе, с работы - вместе. И теперь вот на пенсии всюду рука об руку.
       - Доброй ночи, Динь, - сказали они в один голос, выходя на своём этаже. И тут мне открылось то, чего раньше я не умела увидеть: с двух сторон на меня смотрела одна душа. Приметил то же и Дик, незаметно выбравшись из-под шали, и пока я прощалась с ними, успел сделать и этот, незабываемый кадр.
      
      Продолжение истории

    106


    Девиан Желтый дом фиолетового цвета   7k   "Миниатюра" Проза, Постмодернизм

      
      
      
       С запредельной высоты четвертого этажа резкий и пронзительный крик вспорол безмятежное брюхо золотисто-голубого неба, и погрязший в работе кровельщик Василисков едва не выронил бутылку водки.
      
       - Что же это такое делается, люди добрые! Е-е-е! Стыдоба-то какая, срамота! А-а-а! - исправно голосила женщина не первой свежести, и то ли эхо, то ли вибрации мирового эфира разносили обертона полные сладостного страдания по мельчайшим закоулкам жилого дома.
      
       Василисков дышал к научной стезе неравнодушно, разбирался в электричестве и иных мистических явлениях природы, поэтому и о теории Декарта знал не понаслышке. Все атомы, вещи и люди суть постоянно вибрируют, передавая свое состояние соседям через эфемерную ткань пространства, целиком сотканную из колебаний.
      
       Окружающая среда обитания подернулась рябью интерференции и утратила радужный ореол. Небо поблекло и опало словно рыбий пузырь вяленой воблы. Двери и окна затрепыхались, захлопали, раззявили любопытные рты в кривых ухмылках. В проемах возникали человеческие отростки, пока весь дом не стал напоминать кишащее червями гнилое яблоко исполинских размеров.
      
       Над комфортным бытием нависла угроза. Пытаясь унять противный резонанс рук, Василисков влажными крюками пальцев сжал металлическую ограду и перегнулся с крыши, целясь глазами в цветастый халат, лихорадочно мотавший хозяйку по балкону - казалось, в метеор обратилась бетонная клумба с незабудками.
      
       - Это, Семеновна. Что там? - спросил Василисков по существу.
      
       Вдохновленная первым земным контактом с обитателем крыши, Семеновна перешла на размеренный аллюр по периметру, исподволь наблюдая за соседями, застывшими в ожидании миттельшпиля.
      
       - Да как же я о таком людям скажу!
      
       - Всё будет чётко, - вдохновил кровельщик.
      
       - Мой-то! Мой что натворил!
      
       - Не томи, Семеновна! - закричали с галерки.
      
       - Стыдоба-то какая, срамота!
      
       Семеновна перевалила телеса через перила, так что пудовые гири чуть не выпрыгнули из затрещавшего халата, и взяла паузу для пущего драматического эффекта.
      
       - Яйцо он снес!
      
       - Не-е понял... - Не понял Василисков, первым порвав мучительную пелену тишины, и жестом опытного дирижера булькнул водки из горла. - Как снес?
      
       - Как, как! Как курица! Сидит на перинах - высиживает!
      
       - И кто петух?
      
       - Дура-а-а! Не позорь мужика! - Двери балкона с треском распахнулись под лихим напором инвалидной коляски ветерана войны за независимость мира от Гондураса.
      
       На колесном постаменте достойно восседал вырезанный из трухлявого пня дед в полной боевой амуниции и с дуршлагом на голове. Василисков знал Ивана Дормидонтовича Бама как человека образованного и достойного, они часто дискутировали на крыше о вопросах гендерной геополитики и конспирологоческой теории глобального потепления. Василисков от дуршлага вежливо отказался, но с дедом они прониклись взаимным идейным уважением.
      
       - Я же говорил, никаких сравнений с курицей! - рявкнул тертый вояка. - Мало ли среди животных аномалий: снес себе яйцо - и баста! К чему все эти сомнительные аллюзии?
      
       Ну, дык. - Василисков попытался протянуть тонкую нить культурного сотрудничества. - Согласно Платону человек не более чем ощипанная курица, отрастившая ногти.
      
       - Не трави! Не трави психику! Не тебе жить с зятем-извращенцем среди людей! - Бам приподнял с колен газетный сверток и вынул из него увесистый красный кирпич, чтобы за яркой деталью скрыть факт своего морального смятения.
      
       - Ай! Ой!
      
       Пучок арматурной проволоки острыми загнутыми шипами уцепился за перила балкона, соскребав пошедший волдырями слой краски. По веревке, привязанной к самодеятельной абордажной кошке, поднялся прыщавый студент-медик со второго этажа.
      
       - Кудахчет громко. У нас слышно. Может, успокоительное какое или клизму поставить? - Студент с настойчивостью голодного глиста протискивался между прутьев, размахивая айфоном как пропуском. - И фотка. Фотка мне нужна для Твиттера!
      
       Семеновна держала оборону.
      
       - Клизма! Петух! Гей-парад! - Бам прижал кирпич к печени и погрузился в пучину переживаний, покинув остальных участников дискуссии и бормоча что-то про внебрачных посланников Ктулху и ректальный криптоанализатор.
      
       Во дворе собиралась демонстрация с транспарантами, надписи все неразборчивые. Одни предлагали выдвинуть яйценосца в президенты, другие - пойти на рынок, бить приезжих.
      
       - Одно?
      
       - Чего одно? - Семеновна завертела головой. На левом балконе среди сохнущих белых трусов нарисовалась испитое лицо такого же серо-желтого цвета под навесом из блондинистых буклей.
      
       - Одно яйцо, спрашиваю? Мы бы второе себе взяли. А то у нас детей не-ет... - заискивающе протянула Офелия Индюкова и фыркнула, подбоченясь. - Мой бы высидел, чай не хуже вашего! Чтобы вы себе там не подумали!
      
       - Торговля органами и детьми запрещена! - вмешался студент.
      
       Народ прибывал. Толпа шуршала и множилась.
      
       Что же делать-то, как людям в глаза смотреть? - вновь заголосила Семеновна.
      
       А Василисков цепким взглядом поднебесного работника изучал кирпич, покоящийся в руках коматозного Бама. Теперь перед внутренним взором кровельщика открылась причина дефекта, повлекшая за собой аномальные волнения эфира: кирпич явно принадлежал к одной из опорных колонн крыши. Мгновением позже вооруженный знанием, водкой и прочим подходящим моменту инструментом Василисков скрылся в полумраке утробы чердака.
      
    ***
       По углам разносилось кудахтанье, несся весь дом. И только Семеновна по-прежнему причитала, помогая мужу высиживать кладку красных квадратных яиц.
       - Опять не как у людей!

    107


    Трищенко С.А. Разговор С Учёным Котом   12k   "Глава" Сказки

      Я подошёл к избушке на курьих ножках...
      Ну почему они все будто по одному типовому проекту построены! ГИПРОсказка, должно быть, проектировала? Почему не сделать на утиных лапках, на гусиных - для болотистых мест. Надо выяснить по возвращении, есть ли подобные проекты. Подать предложения...
      Хотя, если присмотреться, внешние отличия в оформлении разных избушек, несомненно, имелись. Они явно отражали индивидуальные свойства или пристрастия владельцев. Но раньше я не обращал внимания на отличия, а тут обратил.
      У этой избушки с конька крыши свисало несколько сушёных рыбьих скелетиков на суровой нитке, куканом.
      Когда я подошёл к избушке, на подоконнике раскрытого внутрь окна сидел здоровенный рыжий кот, и уписывал за обе щёки краюху белого хлеба.
      Из окошка доносился визгливый старушечий голос:
      - Кот! Продери глаза!
      - Погоди, доем хлеб - и продеру! - пробурчал кот с набитым ртом.
      - Продери, после доешь! - завопила старуха.
      - Нашла дурака, - кот саркастически усмехнулся, - тебе продери глаза, ты увидишь еду - и сама всё стрескаешь. Что, не так?
      Старуха замолчала.
      - Доем - продеру, - снова пообещал кот, куда более миролюбиво.
      Однако, не спеша доев краюху - он жевал всё медленнее и медленнее, - кот задней лапой пододвинул к себе стоящую на подоконнике кринку молока, сцарапал тряпицу, которой была замотана горловина, и принялся пить... нет! - смаковать - молоко, блаженно закатывая глаза при каждом глотке и со вкусом облизываясь. У меня потекли слюнки.
      - Кот! Продери глаза! - снова закричала старуха.
      - Погоди, допью молоко! - пробулькал кот.
      Пил он долго, с придыханиями и длительными остановками, во время которых задумчиво озирал окрестности, да играл зацепившимся за один из передних когтей суровым шнурком с хвостиком домашней колбасы, из чего я сделал вывод, что у котика был обед минимум из трёх блюд. Но, увидев блестящие под окном свежие рыбьи чешуйки, понял, что ошибся: минимум из четырёх.
      - Кот! Продери очи! - в который раз закричала старуха.
      - Погоди, - с трудом пробормотал кот. - Последний глоток остался...
      Он отставил кринку в сторону и затуманившимся взором уставился куда-то вдаль, в ему одному заметную точку.
      - Мне в погоню бросаться надо! - в окошечке показалась скрюченная физиономия Бабы-Яги.
      Глаза её были замазаны чем-то чёрным. Похоже, сапожным варом, смолой.
      - Не то сам побежишь! - пригрозила она.
      - Погоня... - задумчиво пробормотал кот и процитировал: - Какой же детектив обходится без погони? Но насколько она необходима в существующей ситуации?
      Старуха прервала его:
      - Или продирай очи, или беги догоняй девчонку!
      - Мне? Бежать? После такого обеда? - медленно проговорил кот. - Это стопроцентное несварение желудка, а ты знаешь, сколь трепетно я к нему отношусь. И потом: я к тебе в скороходы не нанимался. Лучше я продеру тебе глаза... Фу, какая гадость! Чем это она тебя?
      - Смолой! - простонала Баба-Яга. - Горячей!
      - Нет, она давно остыла, - промурлыкал кот. - Горячую было бы много легче счищать... Слушай, может, её разогреть? Утюжком... Угли-то в печке остались?
      - Продирай! - потребовала старуха.
      - Погоди, - сказал кот, - щепочку возьму. Не хочется когти пачкать. Потом не отчистишься. А вылизываться после смолы - брр! Врагу не пожелаю, - и он хихикнул.
      - Ты чего? - насторожённо спросила Баба-Яга.
      - Да эта фраза! - кот едва не застонал от смеха. Он даже бросил щепочку. - Врагу не пожелаю... вылизываться после смолы! Ой, не могу! Враги-то у кошек - собаки! А они никогда не вылизываются! - и кот снова захихикал.
      - Продирай! - прервала его старуха.
      - Счас, - мрачно произнёс кот, разом оборвав смех.
      Он оторвал новую щепочку от наличника и принялся осторожно процарапывать старухины глаза от залеплявшей их смолы.
      - Продирай живее! Я плачу тебе за службу!
      - Позвольте, - кот поднял брови. - Тот жалкий эквивалент наличности, который я получаю, вряд ли способен компенсировать в полной мере все материальные, а самое главное, - он поднял щепочку, - все моральные затраты, которые я несу, находясь у тебя на так называемой службе, - кот скривился.
      - А харчи? - напомнила Баба-Яга.
      Кот сплюнул тягучей молочной слюной.
      - У меня от них пучит желудок, - заявил он. - И вообще, что за манера: попрекать куском хлеба? Кто тебе всех мышей выловил? А? Кто жаловался, что они мешают спать?
      - Я, - покорно согласилась старуха.
      - То-то, - подобрел кот. - Ну, посуди сама, как я могу торопиться? Девочка - сиротка, а для меня, совершенно незнакомого ей кота, можно сказать, чужого домашнего животного, не пожалела свежей рыбки, - он облизнулся, прекратил процарапывание старухиных глаз и принялся загибать когти, - домашней колбаски, - он снял с когтя бечёвочку с хвостиком колбасы и со вздохом опустил за окно, - каравая белого хлеба, - он цыкнул зубом, - и кринки молока...
      Кот пригладил усы и вздохнул.
      - И ты хочешь, чтобы я побежал за ней и получил несварение желудка? А ведь мыши только и ждут, чтобы я слёг! То-то они попируют в избушке, то-то напляшутся на твоём любимом одеяле! И лапок перед этим мыть не будут, заметь, - пригрозил он.
      - Ладно, - буркнула Баба-Яга, - продирай дальше.
      - Ну, хорошо, - продолжал кот, - предположим, что я откликнусь на твою просьбу и помогу поймать девчонку. Какая же судьба её ожидает?
      - Какая? - тупо спросила старуха.
      - Ты заточишь её в подземелье, и будешь давать на обед засохшую и заплесневелую корку хлеба, - кот сплюнул с отвращением.
      - Ты должен служить мне! - напомнила Баба-Яга.
      Кот выгнул спину.
      - Надо подумать: не сделал ли я в своё время грандиозную ошибку, - сообщил он.
      - Но мне обязательно нужно её поймать! - простонала старуха, вспомнив что-то. Она на ощупь перехватила у кота щепочку и принялась продирать глаза самостоятельно.
      - Надо уважать свободу личности, - сказал кот, важно поднимая лапу. - Я к тебе на службу нанимался исключительно с таким условием. Конечно, будь на моём месте какая-нибудь паршивая собака, которой всё равно: бьёт её хозяин или кидает кости, то, возможно, она и бросилась бы безрассудно в погоню, позабыв о своём драгоценном здоровье. Повторяю: возможно! Я ничего не утверждаю категорически. Мало того: я беру на себя смелость заявить, что и среди людей бывают субъекты, для которых слово хозяина, начальника - превыше всего: чести, совести, здравого смысла, наконец! Такие люди ещё хуже псов! - по моему мнению...
      Баба-Яга закончила продирать глаза щепочкой, выбросила её из окошка, плюнула туда же и скрылась в темноте избы.
      - Так-то оно лучше, - промурлыкал кот, растягиваясь на подоконнике.
      Через несколько минут я услышал за избушкой шум взлетающей ступы, и увидел её над крышей. Баба-Яга решительно смотрела вперёд, прикрывшись ладонью от солнца. Другой рукой она придерживала торчащее назад помело.
      Кот приподнял на звук левую бровь, проводил ступу движением глаза и уронил бровь на место.
      - Скатертью дорожка, - пробормотал он.
      
      - А не есть ли всё то, что дала тебе сиротка, скрытой формой взятки? - вкрадчиво поинтересовался я, подходя поближе.
      - Почему скрытой? - взвился кот. Я отшатнулся: реакция кота оказалась неожиданной.
      Он вскочил на выпрямленные лапы, шерсть его вздыбилась, хвост торчал трубой, глаза сверкали.
      - Почему скрытой? - яростно промявчал он. - Явной, явной формой! Да, она дала мне эти продукты, желая, чтобы я манкировал своими обязанностями и отпустил её молча, не поднимая тревоги. Чтобы я не разбудил старуху и дал сиротке возможность замазать ей глаза смолой. Но я и не мог поднять тревогу: у меня был забит рот! Я ел! Это смягчающее обстоятельство. Но даже если вы не хотите принимать его во внимание, скажу другое: вы знаете, что её ожидало бы у старухи?
      - Я слышал, - кивнул я.
      - Вы слышали не всё! Вернее, я не всё сказал. Её ожидала бы долгая мучительная смерть в темнице, или скорая, но не менее мучительная смерть в печке. Да-да-да, эта ведьма свободно могла изжарить сиротку, - кот облизнулся. - И отметьте следующее: в этом случае я получил бы свою долю. Но я отказался от неё! - он гордо выпрямился. - Я предпочёл верняк: синицу в руках, то есть в лапах. Я подумал, что лучше сам съем все продукты - а свежая рыба долго не лежит, она могла испортиться, - чем стану надеяться на то, что когда-то, возможно, старуха расщедрится и даст мне кусочек сиротки... - кот всхлипнул.
      - Но взятка... - напомнил я.
      - А что же вы хотите, - вскинулся кот, - чтобы я отпустил девчонку просто так? Между прочим, у отрицательных персонажей брать взятки не считается зазорным, даже наоборот.
      - Считается добродетелью? - поддел я его.
      - Считается нормой! - отрезал кот. - Потому-то старуха меня поняла... и уже простила. Если бы у девчонки было чем откупиться, она могла бы и саму старуху подкупить, но, увы! - он вздохнул. Потом подумал малость, и добавил: - Будь у сиротки достаточное количество золота, она могла бы не пачкаться со смолой. Золото замазывает глаза намного надёжней.
      - Значит, беря взятку, отрицательный персонаж становится положительным? - попытался уяснить я для себя.
      - Да, но только с точки зрения другого отрицательного персонажа, - мрачно согласился кот, садясь и эффектно подгибая хвост, - что и вызывает ненависть последнего к первому.
      - Ненависть? - не понял я. - Но ты же сказал, что старуха... Баба-Яга поняла тебя и простила?
      - Вопрос очень сложный, - кот перевернулся на спину, - все эти соотношения добра и зла, совершаемого положительными и отрицательными персонажами, как по отношению друг к другу, так и по отношению к персонажам противоположного знака.
      - А именно? - заинтересовался я, присаживаясь на пенёк у окошка.
      - Взять хотя бы наш случай, - потянулся кот. - Сделав гадость хозяйке: отказавшись выполнить её приказ, или промедлив с его выполнением - безразлично - я тем самым вызвал у старухи ненависть по отношению к себе, одновременно сделав ей доброе дело - в понимании зла. То есть, с точки зрения злых персонажей, увеличил количество содержащегося в ней зла...
      - Вот как! - удивился я.
      - Ну да, она-то на меня разозлилась! - пояснил кот.
      Я хмыкнул.
      - И это ещё не всё, - продолжал кот. - Теперь рассмотрим проблему с противоположной стороны: как она повлияла на положительного персонажа, то есть на бедную сиротку, - кот снова всхлипнул. - Давая мне взятку, она не только совершила преступление, предусмотренное статьёй... впрочем, неважно, - прервал он сам себя. - Главное: она уверовала, что таким путём сможет многого добиться в любой подобной ситуации! И я боюсь, - он покачал головой, - что со временем из этой сиротки вырастет настоящая, я бы даже сказал, классическая, Баба-Яга.
      Он вздохнул и свесил хвост наружу.
      - Но, может, дело обстоит не столь скверно? - посочувствовал я.
      - Хотелось бы верить, - меланхолично пробормотал кот, задрёмывая, - хотелось бы верить. Я попрощался с котом (он не ответил) и пошёл от избушки, размышляя: сказка - ложь, да в ней намёк? Сколько людей дают взятки, но негодяями не становятся - потому, что негодяи вынуждают их дать взятку, и часто за то, что люди должны получать по закону. Негодяи стоят между людьми и законом, вот в чём дело. Но к сказкам это отношения не имеет.

    108


    Блейк И. Обещание   5k   Оценка:8.41*4   "Рассказ" Фантастика


       Обещание.
      
       Избушка, старая и богом забытая, напоминала сарай. Я ликовала: возможно, мы ещё переживём эту ночь. Суровая сибирская зима. Бегство из заражённого города. В горы, сверкающие на солнце шапками белого льда.
       - Лиза? - позвала меня Савелия. Она дремала, до дрожи боясь заснуть. Но сон был ей нужен. И даже мне, закалённой, необходим. Внутри слишком темно и холодно. Мы дышим, и пар из рта, клубится растворяясь в воздухе. Сухом и промёрзшем. Деревянный пол. Доски прогнили. Старая проржавевшая печь. Избушка давно покинута. Но она сумеет нас скрыть. Лежим на полу, до горла застёгнут спальный мешок. Синий и тёплый, как глаза Савелии. Напоминая мне летнее небо на закате дня.
       - Ты ведь не дашь мне умереть вот так?...- внезапно спросила она.
       Молчание. Цепкий болезненный взгляд, наполненный страхом и отчаянием.
       И мы вспоминаем. Свою боль. Своё прошлое.
       Она - погибших родителей. Я - дочку, которой позволила умереть у себя на руках. Так страшно и грустно, но такова наша судьба.
       Хрустнула прогнившая доска, размёрзшаяся от тепла наших тел. Я вздрогнула и сказала:
       - Ни за что.
       Два дня пути. Привалы и сверки с картой. Никого. Белое безмолвие, и мы одни. А солнце светит так ярко, что больно глазам. Перевал возле скал. Ветер свистит, засыпая снегом. Устали, поэтому не сразу замечаем цепочки следов. "Они нашли нас. Не доберемся. Все потеряно", - молчала она, но отражалось в глазах.
       Перестрелка. Всё замерло. Остались только они и Я. Шесть пуль в обойме. Всего ничего.
       - Беги. Я прикрою! - кричу я Савелии, махая рукой. - Там, дальше, свои!
       "А как же ты?" - отражается в её синих глазах.
       Я падаю на снег и стреляю, целясь в голову преследователя. Попадаю. Я наёмница. Метко стреляю. Убийство - в моей крови.
       Она бежит. Капюшон падает, открывая лицо и рыжие волосы. Как мех лисицы, блестят. Пушистые, густые, такие яркие на белом снегу. "Надень капюшон!" - хочется крикнуть, но поздно. Её замечают. Быстрое движение в воздухе. Настигли. Она падает, кричит, лезвие ножа блестит на солнце, резко отражая свет. Последний тапфер падает. Синяя кровь замерзает на воздухе. Тело съёживается и исчезает. Быстрый обмен веществ. Пришельцы - носители паразитов. Повреди мозг - и твари конец. Белый цвет раздражает их чувствительные глаза. Белый снег, цвет снежинок и замерзшей воды - наше спасение. Монохроматичность - их слабость. Белые защитные костюмы и снежный покров - наша защита.
       Я бегу на помощь к Савелии. Она лежит на снегу.
       - Савелия, всё в порядке? - спрашиваю я. И вижу, что нет. Сердце пропускает удар. Болезненно замирает.
       Она берёт меня за руку. Лицо бледное, словно снег. Глаза отливают багрянцем - сосуды лопнули. И что-то инородное, напоминающее личинок, мелькает под кожей. Проползая круг за кругом. Всё больше и больше. Жутко смотреть, хочется отвернуться. Но я себя заставляю. Потому что не могу по-другому. Если сдрейфлю, то как, скажите мне, я посмотрю в глаза своему отражению в зеркале?
       - Я не хочу умирать, - шепчет она.
       - Знаю, - отвечаю я.
       - Флешка в моём кармане, возьми, передай Косте. Он поймёт.
       - Сделаю, - шепчу я, а в глазах слёзы. Так больно, не могу дышать. Смотрю вдаль. Впереди колышатся тени. Целый выводок тварей. Так близко. Проверяю обойму. Один патрон из шести остался в патроннике.
       - Пожалуйста, убей меня. Я не могу больше. Не хочу стать носителем, - умоляет она. - Пожалуйста, - шепчет: не хватает дыхания.
       Ей тяжело говорить. Язык опухает. Я знаю эти симптомы.
       Обещание как приговор. А твари всё ближе. Мне не уйти. Их слишком много. Я не прорвусь.
       Она молчит. А глаза укоряют,( спрашивая- напоминая): "Ты же обещала, Лиза!" Достаю обойму. Единственный патрон, такой лёгкий. Такой жизненно необходимый. А я ведь тоже не хочу вот так уходить. Я ведь тоже не хочу стать носителем.
       Выбор. Орёл или решка? И нет монеты, чтобы решить. Она закрывает глаза, тело конвульсивно дёргается. Превращается, понимаю я. "А, чёрт!" Загоняю обойму, снимаю с предохранителя, улыбаюсь улыбкой, злой и одновременно горькой, а глазах слезы, словно осколки стекла. Жгут и колют.
       Щелчок. Вдох, а на выдохе - выстрел в голову. Маленькая аккуратная дырочка. Её тонкие черты лица обретают спокойствие.
       "А она счастливая. Сильно не мучилась. А вот я..."
       Замираю и улыбаюсь. Я готова к смерти. Твари в двух шагах. Воздух мерцает, конденсируется. Закрываю глаза. Раз, два - считаю секунды.
       Почему так долго? Минута прошла. Они давно должны были до меня добраться. Время замирает. Кажется, выстрелы? Голоса - резкие, мужские. Не сразу понимаю слова:
       - Эй, ты, там! Не двигайся. Мы видим тебя!
       Я открываю глаза, чтобы увидеть спешащий мне на помощь отряд сопротивления. Выдох, сердце пропускает удар. Словно камень с плеч. Миссия будет выполнена. Я отдам флешку Кириллу. Он смастерит новое оружие. Брат Савелии профи в конструкторских делах.
       Улыбаюсь, вспоминая его слова: "Лучшая защита- нападение". Отныне победа как никогда близка.
      

    109


    Мальчевский В. С верой в кармане   15k   Оценка:5.00*3   "Рассказ" Проза

    ****************************************************************************************************
      С ВЕРОЙ В КАРМАНЕ
      
      Дочитав до конца главы какую-то скучную фантастическую повесть, я отложил книгу и в очередной раз окинул печальным взором угнетающую обстановку приемного покоя родильного отделения.
      Выкрашенные блекло-голубой краской стены кое-где облупились и беззастенчиво демонстрировали свои изъяны при тусклом освещении редких ламп дневного освещения. Помещение представляло собой коридор по обеим сторонам которого располагались двери с марлевыми шторками. У каждого входа стояли секции старых, потрепанных театральных кресел, оказавшихся здесь по какому-то весьма странному стечению обстоятельств.
      Дверь в конце коридора скрипнула и впустила молодого взлохмаченного худощавого мужчину в мешковатом сером свитере.
      Мельком взглянув на посетителя, я снова открыл книгу. Парень громко протопал мимо до входа в палаты и виновато приоткрыл дверь.
      - Наивный, - усмехнулся я, не отрываясь от чтения. В следующее мгновение раздался командный голос медсестры:
      - Куда! Сюда, молодой человек, нельзя!
      Но парень был настойчив.
      - Мне только на секундочку,... вот, передать Оксане, из пятой палаты.
      - Ладно, передам, - произнесла сестра уже мягче. - Идите пока обождите в коридоре.
      Сбивчиво поблагодарив уже закрытую дверь, молодой человек вернулся и присел напротив меня.
      Здесь я предположил, что на этом моему унылому чтению пришел конец. Впрочем, в некоторой степени меня даже обрадовала такая перспектива.
      - Слышь, браток, - обратился ко мне парнишка, - как тут с женой повидаться-то, не в кусе?
      Я пожал плечами.
      - Да вообще-то проблем особых нет, если она у тебя не рожает прямо в данную минуту.
      - Э-э-х, - жалобно протянул мой собеседник, - то-то и оно!
      - Ну, тогда только ждать, - сдержано улыбнулся я.
      Парень потер руки и, вскочив неожиданно резко, принялся нервно и размашисто расхаживать вдоль коридора.
      Мне стало весело. Вспомнилось, как девять лет назад точно также в этом самом помещении я курсировал из угла в угол в ожидании первенца. Тогда Ленка долго рожала. Этот день, пожалуй, я не забуду никогда. Мне казалось, что каждый приглушенный толстыми старыми стенами крик - голос моей жены, и что надо как-то помочь ей, что-то срочно следует предпринять, куда-то нестись...
      Каждому человеку в белом халате, выходящему из родильного отделения, я пытливо всматривался в глаза, пытаясь по выражению лица угадать, как проходят роды. Но мимика медработников была в высшей степени профессионально-статичной. Никакой реакции на меня и мои немые вопросы.
      Намучился я тогда, наверное, не меньше чем моя дражайшая. А когда уже под вечер вышла нянечка и спокойно так поздравила меня с рождением сына, я даже не знал, как на это реагировать. Чувство тревоги покинуло меня не сразу, лишь спустя какое-то время, уступив место рассеянной радости и облегчению.
      Сейчас все по-другому. Сегодня я жду рождения моего третьего ребенка. А Ленка... Ленка сдюжит! Как она сама говорит - теперь это её хобби - коллекционировать орущие, пухлощекие машинки по производству какашек.
       Улыбнувшись воспоминаниям, я вздохнул и снова вернулся к своему чтиву. Однако после страницы вынужден был опять прерваться. Мой собрат по ситуации остановился рядом и недвусмысленно поинтересовался:
      - Слышь, друг! Как тебя звать? - в его голосе чувствовалось сильное волнение.
      Я поднял на него взгляд, захлопнул книгу и представился:
      - Михаил Анатольевич.
      - Серега! - брякнул парень, протягивая огромную ладонь и присаживаясь рядом.
      - Слушай, Миха, ты не знаешь, где тут халат можно достать?
      Я пожал плечами.
      - Нет, извините, не знаю. Но если ваша жена уже в кресле, то халат вам вряд ли поможет.
      Серега в задумчивости закусил губу.
      - И что же теперь делать?..
      Вопрос был скорее риторический. И тем ни менее я решил ответить.
      - Вы яблоки ей купили?
      - Что?! А! Яблоки купил, - пришел в себя будущий папаша.
      - Ну, тогда в принципе и все, - развел я руками. - Остается только ждать.
      Серега шумно вздохнул, сунул руки в карманы джинсов и откинулся на спинку дерматинового седалища.
      - Да не волнуйтесь вы так! - произнес я как можно спокойней. - Все будет хорошо, вот увидите. Я, вот, уже третьего жду.
      - Третьего! - парнишка уважительно кивнул. - Ну, ты брат, молодец! И как все проходило, нормально?
      Он, казалось, не замечал одностороннего перехода на 'ты', но меня это вовсе не коробило.
      - Без сучка - без задоринки! - уверено произнес я. - Как будто младенцев в магазине покупали.
      Сергей завистливо посмотрел на меня.
      - А я, вот, сильно волнуюсь.
      - Понимаю. Сам так переживал, когда супруга первым разрешалась. А сейчас вспоминаю с улыбкой.
      В ответ собеседник тихо вздохнул.
      Я уже собирался вновь вернуться к чтению, но мой сосед по-свойски толкнул меня в бок локтем.
      - Вот, посмотри! - Серега протянул мне помятую иконку с ликом какого-то святого.
      - Что это?
      - Да вот, сунули на входе, говорят, помогает при родах.
      Я взял иконку и взглянул повнимательнее.
      Это был образ Богородицы, отпечатанный на тонкой лощеной бумаге, выполненный в классических традициях иконописи. Один уголок листка был примят, и я бережно расправил его.
      - Как думаешь, поможет? - вкрадчиво поинтересовался Серега.
      Я пожал плечами.
      - Не знаю, я атеист.
      Парень с удивлением посмотрел на меня.
      - Атеист?! - проговорил он так, как будто до него не вполне дошел смысл этого слова.
      - Ну да, это значит...
      - Да знаю я, что это значит, - Серега нервно дернул головой и выхватил иконку.
      - Ну, ты даешь, братан! Атеист! - он громко хмыкнул. - Я думал, таких уже не осталось.
      Парень издевательски хмыкнул, делая акцент на слове 'ТАКИХ', нахмурил брови и гневно посмотрел на меня.
      - Может ты еще и коммунист?
      Я снисходительно улыбнулся.
      - Нет, беспартийный.
      Парень отвернулся и негодующе пробурчал себе под нос:
      - Как можно не верить в Бога!
      Я сделал вид, что не расслышал.
      Дверь родильной отворилась и в проходе появилась акушерка. Её лицо почти полностью скрывала пышная марлевая повязка. Быстрым шагом женщина проскочила мимо нас и скрылась за дверью в дальнем конце коридора.
      Серега проводил её беспокойным взглядом и, напрягшись, провел по вспотевшему лбу тыльной стороной ладони.
       - Блин, я как на иголках, - он поднес к глазам иконку и, прищурившись, стал бубнить под нос текст молитвы, предложенной на оборотной стороне листочка.
      Произнеся молитву пару раз, Сергей повернулся ко мне.
      - Нет, ты только послушай, как это точно, как... - парень явно пытался подобрать нужное слово, но с этим было трудно, - ...как классно, одним словом!
      Теперь он стал читать во весь голос:
      - О Пресвятая Дево, Мати Господа Вышняго, Заступнице и Покрове всех, к Тебе прибегающих! Призри с высоты святыя Твоея на мя, грешнаго,... - Сергей прервался и, горделиво приосанившись, взглянул на меня свысока.
      - Ну что, неужели не цепляет?
      Я посмотрел на него, и с удивлением обнаружил, что ему действительно стало лучше. В его взгляде больше не было тревоги, теперь он излучал какое-то воинствующее спокойствие и вместе с тем умиротворение.
      - Не думал, что молитва способна вызвать такой парадокс чувств, - проговорил я безразличным тоном.
      - Какой еще парадокс! - пренебрежительно уточнил мой сосед.
      - Да это я так, образно, так сказать гиперболическая сентенция. - Поспешил я оправдаться.
      - А-а-а..., - молодой человек растеряно закивал, а затем многозначительно добавил: - Ну, тогда ладно...
      - Вот и, слава Богу! - необдуманно ляпнул я в попытке раскрыть книжку.
      - Ага! - воскликнул Серега. - А говорил неверующий!
      - Да это я так, к слову. - Попытался я неуклюже замять ситуацию, но было уже поздно. Молодой человек не унимался:
      - Ну, вот скажи мне, как можно ни во что не верить?!! Ты же видишь, как помогает святое писание, как легко на душе сразу становится, когда всем сердцем веришь в Бога! - Последнее слово Сергей произнес нараспев, составив довольную физиономию.
      Парень перевоплощался на глазах. Надо было срочно расставить точки над 'и'.
      - Сергей, я ученый человек, кандидат наук, - не выдержал я и тоже повысил голос, - я слишком хорошо осведомлен о точных науках, чтобы самозабвенно верить.
      - А ты просто верь, и все! - не унимался мой собеседник. - Отрекись от своих знаний, они лишь отягощают твое сердце и ум.
      - Ого! - удивился я. - Не в церкви ли вы служите, молодой человек? Так изъясняться...
      Парень растаял:
      - Нет, не служу, но каждое воскресенье хожу в Собор обязательно. У нас вся деревня ходит!
      - А вы, Сергей, посещаете церковь, потому что есть такая потребность, или за компанию? - решил в свою очередь дерзнуть и я.
      К моему удивлению, парнишка ответил не сразу. Немного подумав, он, как мне показалось, ответил предельно честно:
      - Ну, так стыдно ж не ходить!
      В ответ я удовлетворенно кивнул, но продолжать разговор мне уже не хотелось. Я начал уставать от этого слишком активного миссионера. Сергей же напротив, искал откровений:
      - Надо в церковь ходить. Это правильно, понимаешь. Всегда есть, что попросить у Бога.
      - А вы пробовали не просить?
      - В смысле? - мой собеседник округлил глаза, явно не понимая вопроса.
      - В том смысле, что отношение к Богу не должно быть потребительским, раз уж вы человек верующий, - уточнил я.
      Сергей расправил плечи и негодующе выпалил:
      - Я верю, и жена моя верит, и вся моя родня тоже!.. соседи, друзья, все мы верим в Бога! А не верить - это как-то не по-русски, это грешно!
      - Послушай, друг, - не выдержал я, - я же тебе не запрещаю ходить в церковь. Не принуждаю к иной вере, просто считаю, что вера - это штука интимная, понимаешь, не материальная и не показушная, она не любит, чтоб о ней трещали без умолку и кичились ею.
      Серега ничего не ответил, только демонстративно отвернулся и вновь принялся штудировать молитву.
      Дверь в конце коридора шумно распахнулась и мимо нас уже в обратном направлении проскочила давешняя акушерка.
      Проводив её взглядом, мой сосед снова занервничал, отчего текст молитвы зазвучал громче и быстрее.
      В такой атмосфере моя фантастика перестала усваиваться окончательно, и я решил немного пройтись - размять порядком затекшие ноги. Но только я поднялся, как Сергей отвлекся от чтения и гневно произнес мне вслед:
      - А ты вообще-то хоть раз был в церкви?
      Ответил я как можно непринужденней:
      - Не волнуйтесь Сергей, я крещеный!
      - Тьфу ты! - отвернулся он, заявляя громогласно: - Да как так можно! Крещеный, а в Бога не верит!!!
      Дальнейшее разбирательство по данному вопросу я счел неуместным. Ничего более не сказав, размеренным шагом направился в сторону выхода. Потоптавшись по коридору минут десять, я вернулся к своему месту, мысленно готовясь к продолжению диалога с представителем православия. Но тут на пороге в родильное отделение появился наш врач. Женщина сняла марлю. Её лицо светилось искренней радостью.
      - Сергей Иванович, у вас дочка, поздравляю! - врач подошла к моему приятелю и дружески пожала ему руку.
      Молодой человек не сразу пришел в себя. Ну а потом горячо благодарил и, как мне показалось, даже как-то застенчиво отводил при этом глаза.
      Я остановился у него за спиной, мне тоже было очень приятно на душе и радостно за этого парня.
      Сергей обернулся и подмигнул мне.
      - Ну, что я говорил! Все путем!!!
       Он схватил мою руку и стал трясти, как будто бы в поздравлениях нуждался не он, а я.
      - Я могу увидеть Ксюху? - выпалил обрадованный Серега.
      - Нет, не сейчас, - остановила его врач. - Немного позже увидите и жену и дочь. Супруге вашей лучше немного отдохнуть.
      - Тогда я за цветами! - крикнул молодой папаша, и рванул к выходу.
      На полпути он остановился и, помахав мне рукой, пожелал удачи.
      Мы с врачом улыбнулись друг другу.
      - А вам, Михаил Анатольевич, еще придется подождать. Ждем схваток.
      - Хорошо, Наталья Васильевна, я понимаю. Мои дети все лентяи. Подолгу ждать приходится.
      Я развернулся и направился следом за моим обрадованным другом на улицу. Курить в здании не разрешалось.
      Я вышел на крыльцо и достал из пачки последнюю сигарету. Картонка полетела в урну, которая странным образом оказалось пуста. Видимо недавно у нянечек была пересмена.
      Пустая пачка гулко звякнула о дно мусорного ведра, и успокоилась рядом со скомканным листочком бумаги, показавшимся мне знакомым.
      Без ложной брезгливости я вытащил и развернул его. Я не ошибся, это была та самая иконка с изображением Богородицы. Её легко можно было узнать по надломленному уголку.
      - Эх, Серега, Серега, - с сожалением пробормотал я, разглаживая листок ладонями. - Да поможет тебе Бог!
      Спрятав иконку во внутренний карман пальто, я зашагал в ближайший магазин. Надо было купить яблок для моей Ленки. *************************************************************************************************** *************************************************************************************************** *************************************************************************************************** *************************************************************************************************** ***************************************************************************************************
      
      
      
      
      
      
      
      2010г.
      

    110


    Капулянский П. Последняя сказка   5k   "Рассказ" Сказки

      - Пора спать, - мать, ласково улыбаясь, прошла за спиной сидевшего на диване сына, чуть задев его полой махрового халата. - Поздно уже. Завтра дочитаешь
      Мальчик без особого сожаления отложил книгу и пошел в душ. Через десять минут он уже лежал под одеялом и смотрел, как на стене в свете ночника причудливо передвигаются тени подвешенных к потолку пластмассовых самолетиков.
      В глубине дома тихонько хлопнула дверь, утробно и непонятно заурчал на первом этаже телевизор. Мальчик вздохнул, улыбнулся, закрыл глаза и... через миг снова их широко распахнул.
      В кресле, стоявшем ближе к прижавшемуся к стене шкафу, сидел изящный мужчина в добротном несколько устаревшего покроя обтягивающем костюме. Мальчик радостно улыбнулся взгляду голубых, чуть подернутых туманом глаз...
      - Я так ждал тебя!
      - Здравствуй, малыш. Ты ждал, и я пришел, - мужчина положил ногу на ногу и качнул ботинком
      - Оле! Какую сказку ты расскажешь мне сегодня?
      - Завтра твой день рождения, маленький друг. И поэтому я расскажу тебе очень красивую сказку. Итак... "В некотором царстве некотором государстве жили два рыцаря, - Оле Лукойе взял стоявший у стены шестицветный радужный зонтик и раскрыв закрутил его над постелью именинника, - и любили они одну и ту же девушку...
      ...
      - ...а потом любовь победила дружбу, и стали они жить вместе и жили долго и счастливо."
      
      Мальчик выпустил из рук схваченную им во время рассказа прохладную ладонь гостя.
      
      - Вот такая сказка. Тебе понравилось?
      - Очень! А расскажи еще одну.
      - Нет дорогой мой. Нет... Не больше одной сказки за ночь. Но я пока не ухожу. Я должен сказать тебе что-то очень важное.
      Сказочник встал и прошелся по комнате с грацией ночного животного, которым, в сущности, и был. Мальчик чуть испуганно смотрел на старшего друга из-под пушистых почти девичьих ресниц.
      Вздохнув, Оле поправил одеяло и присел на край постели.
      - Начиная с завтрашнего дня, ты остаешься один. Я имею ввиду ночь.
      Заметив, как мальчуган встрепенулся, мужчина опять вздохнул и успокоительно похлопал его по коленке, отчетливо выделяющейся под легким летним одеялом.
      - Не расстраивайся. Завтра тебе исполняется тринадцать лет. Ты становишься совсем большим. Сказки кончаются.
      - А!?
      - Нет. Никак. Да нам сказочникам и нельзя приходить к тому, кто старше тринадцати.
      - Но! Как же!? - мальчишка чуть не плакал.
      - Возможно, через месяц или два. Может быть через год - это у всех по-разному - к тебе начнет заглядывать моя младшая сестра. Она юна и хороша собой. Правда сказок не знает, но мальчишки обычно не жалуются. Они редко что помнят, и при этом всегда довольны. Думаю, тебе тоже понравится.
      
      - Оле. Оле... - не делая попытки встать, хозяин комнаты присел в кровати, согнув ноги и обхватив колени руками. Голос его чуть дрожал. - Оле, я не хочу, чтоб ты уходил. Я хочу, чтоб ты остался навсегда, я люблю твои сказки. Я не хочу взрослеть! Я видеть не хочу твою сестру. Я терпеть не могу девчонок... Я
      Мальчик все же не выдержал и, уткнув голову в колени, заплакал.
      
      - Ну, что-то ты?! Что ты... - Сказочник, погладил прикрытую пижамной курточкой худенькую спину мальчишки. Помедлив, дружески приобнял его.
      - Ну, хорошо. Тогда... - он сделал неопределенное плавное движение кистью свободной руки, - тогда я приду завтра, как только гости разойдутся. Приду не как Сказочник, а как друг. Это можно.
      
      Оле Лукойе встал, отвернувшись к окну, сунул руку в карман и, достав маленькое зеркальце бегло, но цепко взглянул на себя. Потом облизнул губы, пригладил упрямый темный локон и раскрыл над головой свой радужный шестицветный зонт.
      
      - Жди меня завтра и помни - ты сам это выбрал! - игриво засмеявшись, он щелчком распахнул створки окна и шагнул в ночь.
      
      Мальчик продолжал сидеть на диване, отрешенно глядя прямо перед собой. Дверь шкафа медленно приоткрылась, и оттуда вышел высокий мужчина в черном плаще. В одной руке он сжимал похожий на трость черный зонт, а в другой маленький диктофон.
      - Спасибо, Малыш. Ты очень нам помог. Мой братец заходит слишком далеко.
      - Да... Но, как же сказка! Ее больше не будет?
      - Сказка... Ну если хочешь, мы можем снова прислать к тебе Карлсона...
      Мальчик нервно дернул головой, сглотнул, помолчал с минуту и медленно сказал:
      - Если ваша сестра действительно юна и красива, я лучше подожду ее...
      
      Черный человек засмеялся и, сделав пару незаметных шагов в сторону закрыл за собой дверь комнаты
      ...

    111


    Борисов С.С. Страна которую они потеряли   8k   Оценка:1.98*8   "Миниатюра" Политика, Юмор

       Страна которую они потеряли
      
       Часть первая. Рубикон
      
      - Товарищи бойцы, - голос командира "Боевых петухов" звенел от напряжения на морозном воздухе, - нас перебрасывают к центру, в столицу, там сейчас сложилась очень сложная и взрывоопасная ситуация и мы, - командир сделал паузу, чтобы весь рядовой состав проникся важностью исторического момента и возложенной на него ответственностью,- мы, возможно, последняя надежда и оплот правительства, чиновников и просто безразличных граждан нашей страны на мирный исход этого долгого противостояния с закоренелыми экстремистами-гуманистами, боевиками-либертарианцами и прочими фанатиками альтруистами, помешанными на всяческих правах и свободах, окопавшимися в центре нашей столицы и терроризирующие слух и покой наших кротких, как овцы горожан, своими лозунгами и призывами к доброте, равноправию и справедливости.
      
      Голос командира умолк, чтобы дать своим подчиненным осознать всю значимость для страны и правительства ситуацию, а заодно не мешать бойцам собственноручно убедиться в творимых обезумевшей толпой бесчинствах и варварствах, демонстрировавшихся в этот момент на внутренние экраны их шлемов. Кадры, которые сейчас видел каждый из них он подбирал лично. Среди них были и такие, которые могли повергнуть в шок и выбить из колеи даже самого крепкого и подготовленного правоохранителя, несмотря на то, что при приеме на роботу им заранее удаляли остатки совести и человечности.
      
      На этих кадрах захваченные в плен бойцы "Боевых петухов" и сотрудники других властезащитных подразделений и органов подвергались изощренным садистским пыткам и издевательствам со стороны беснующихся писателей, художников и поэтов: одних из них заставляли читать вслух декларацию прав человека, других учить на память стихи Пастернака и Бродского (хотя всем хорошо известно, что читать рядовой боец может с трудом, а уж выучить что-то на память он еще со школы не был способен), а третьих и вовсе мучили основами этики и морали, заставляя выписывать в тетрадях такие мерзкие слова-каракули, как: доброта, любовь, отзывчивость, человечность.
      
      В общем, ни один нормальный человек или боец таких пыток перенести попросту не смог бы, без серьезных для себя и своей психики последствий. Поэтому, то, что эти кадры заставят его бойцов отбросить все колебания и недоверие, насчет того, что их может ожидать и шокируют, командир нисколько не сомневался. Он должен был убедиться в том, что каждый из них понимает, на что он идет и ради чего он будет сражаться. А значит, никто из них не должен питать никаких иллюзий и сомнений, что будет, в случае, если, кучке отмороженных интеллектуалов и вольнодумцев, беснующихся в этот момент на улицах столицы и устраивающих свои литературные вакханалии-диспуты, удастся победить.
      Понимая, что времени до отправки бойцов осталось совсем ничего, а сказать надо успеть еще так много, а главное убедиться в том, что все, как один, пойдут за ним, командир "Боевых петухов" продолжил воодушевлять и вдохновлять своих бойцов.
      
      - Товарищи бойцы! Теперь, каждый из вас знает, чем обернется для него плен, в случае нашего поражения, что там его ждут только нескончаемые пытки, унижения и издевательства, которые, скорее всего, закончатся тем, что слабый духом сдастся, струсит и предаст наши светлые идеалы подчинения и преклонения перед властью и бюрократией, и, или перейдет на сторону врага и вольется в его тошнотворную массу человеколюбов и гуманитариев или сломается и до конца своих дней будет влачить жалкое существование в качестве забитого интеллектуала и интеллигента. Поймите и осознайте это. Назад дороги нет. Или мы их загоним назад в их норы и бараки, где они снова будут работать для нас и на благо наших мудрых руководителей или они, переделают нас, искалечат своими идеями и идеалами. Тем самым, заставят нас думать самостоятельно и принимать ответственность за свои действия и решения, изуродовав наше естество, став человечнее, третьего не дано.
      
      - Поэтому, если вы меня поняли и согласны со мной, с тем, что отступать нам некуда, последний чартер с правительством улетел на Мальдивы еще позавчера, нам пора принять решающее сражение и путем героических усилий наших кованых сапог и резиновых дубинок не допустить сползания страны и общества в хаос вседозволенности и справедливости, то покажите мне, что я и наша власть, можем на вас рассчитывать.
      
      Командир "Боевых петухов" снова замолчал, теперь уже только для того, чтобы услышать ответ своих бойцов и затем, когда они, как один, ответят, да, повести их на борьбу со смертельно опасным врагом, до самого конца, не щадя никого, ни очкарика студента, втихаря читающего книги по философии, ни седого преподавателя ВУЗа, мечтающего о высшем бесплатном образовании для всех, ни даже, рабочих и крестьян, которые поддались на их слащавые масонские речи о свободе, равенстве и братстве, пока последний из них, "Боевых петухов", не станет героем, возможно посмертно.
      Не успел командир закончить свои размышления о будущем страны и народа, в которых нет-нет, да и проскальзывал образ ее спасителя, завистники могли бы сказать, что он один в один напоминал собой командира "Боевых петухов", как морозный воздух тут же разорвала дружная дробь ударов дубинок по щитам и одобрительный топот сапог, его бойцы выражали ему полное согласие и поддержку. А значит, вверяли жизни свои ему в руки.
      
      Жребий был брошен, Днепр будет перейден еще до утра и они покроют себя или немеркнущей славой, грамотами и премиальными, а особо отличившимся в подавлении бунта, вроде бы даже обещали еще и квартиры или поставить в очередь на нее, или, падут под коварными ударами подлого врага, стремящегося разрушить все, что так долго и упорно строил под себя и для себя руководитель страны и его правительство.
      
      - Тогда не будем медлить, товарищи, - командир понимал, что лучше все-таки не давать подчиненным ни секунды свободного времени, мало ли, потом начнутся еще разброд и шатания в рядах и головах, ненужные вопросы и сомнения или вообще, братания с врагом на баррикадах и совместное распевание бесовских песен на мове и тогда, пиши-пропало все, о чем он так долго мечтал и к чему уже привык, как к уже свершившемуся факту,- грузимся в автобусы и отправляемся в путь.
      
      Бойцы спецподразделения "Боевые петухи" не ударив в грязь лицом, то есть в данном случае шлемом, хотя и головой они могли падать на асфальт не опасаясь, так как основную нагрузку в боевых действиях выполнял спинной мозг, а голова использовалась только для употребления пищи, молча, стройными рядами грузились в автобусы, занимая каждый свое специально отведенное ему место и приготовились к долгой поездке в неизвестность.
      
      Моторы автобусов зарычали в темноте, словно львы, фары осветили заснеженную дорогу, по которой уже в любую секунду могли уехать "Боевые петухи", командир закурил, задумчиво глядя пустым взглядом в пустоту и пустота ответила ему тем же. Это был тот сигнал, которого он так ждал.
      
      Командир махнул рукой в сторону столицы и колонна автобусов двинулась к своей цели, на встречу с судьбой. Командир же "Боевых петухов" остался на базе, ему нужно было решить еще одну проблему, все явственнее и явственнее проявлявшуюся перед ним. Что делать? Что делать если...? Это был последний отряд, надежных и проверенных бойцов, который он смог собрать по всем окраинам, до которых он еще мог дотянуться, резервов больше не было. Все, что можно было собрать давным-давно было отправлено в столицу на борьбу со злом, а только что, были отправлены последние крохи. И, если, экстремисты-гуманисты и террористы-альтруисты все же победят, что делать тогда и где искать помощи?
      Нет, враг не пройдет, зло не может победить, ведь я на стороне добра, я за нашего руководителя, правительство и народ, а против нас, всего лишь кучка интеллектуальных маргиналов и неудачников, не умеющих ни ломать ребра своему оппоненту за просто так, ни поливать того холодной водой на холоде, ни даже стрелять тому в спину - докуривая сигарету, думал командир,- но на всякий случай надо позвонить брату в братскую республику, пусть пришлет пару тысяч стойких к влиянию тлетворных идей гуманизма големов, для проведения операций воссоединения и умиротворения двух братских народов на территории врага. Битва добра и зла еще не окончена,- снег захрустел под тяжестью дум командира "Боевых петухов" направляющегося в это время назад к базе и размышляющего по дороге над тем, что ждет его страну впереди.
      
      
      
      

    112


    Скукота Гунфу-Ча в ритмах сиртаки   7k   "Рассказ" Проза, Постмодернизм


     Элеонора устала и слегка продрогла - с гор опускалась прохлада, и смолисто-пряный аромат струился по лицу, окутывая волосы невидимой шалью. Как ящерка в песок - змееобразными движениями - девушка погрузилась в толщу чайного листа.
     Килийские пираты в коротких туниках, обнявшись за плечи, скользяще-тянущим шагом кружили вокруг мачты словно сороконожка, укусившая себя за хвост - быстрее, еще быстрее.
     Обитые серебром весла лежали по бортам, и галера летела под золотым парусом, ускоряя ход в такт танцорам. Она тонула в зарослях понтийских рододендронов, растущих вдоль берега ручья, то растворяясь в желтых цветах, то вспархивая златогрудой птицей посреди нежно-лиловых.
     Вдали показался Самшитовый водопад.
     Холодные зеленоватые струи, сливаясь, тянулись сплошной стеной, снова расходились, искрились и падали, взрываясь россыпью живых драгоценных камней.
     Жирные листья самшита, дрожа, роняли капли и перешептывались с водопадом.
     Вперед, вперед - всевидящее око галеры, разрисованное макияжем, как у актера из травести-шоу, вело пиратов к неминуемой гибели.
     На носу судна невозмутимо сидел Цезарь, держа в руках свиток папируса и кисть. Он дописывал поэму "Путь", и Элеонора, не удержавшись, заглянула через его плечо.
     Торжественно его мы похороним -
     Достойно добродетелей его...

     
     - Ну и что ты валяешься, кукла? - Элеонору больно и обидно ударили по ноге и дернули за руку. - Она отдыхает, а чай горит!
     Элеонора открыла глаза, поднялась и отряхнулась. На неё зло смотрел щуплый парень в тельняшке. Редкие усики топорщились, как у крысы. Двое его друзей стояли чуть поодаль и перемигивались.
     - Дурак!
     - Это я дурак? Не будь ты бабой - давно по роже получила!
     - А ну, попробуй!
     Глаза парня дико завращались.
     - Хватит вам! - Широкая спина Гали, мастера спорта по гребле, отгородила Элю от собеседника. - Иди, давай! Остынь! - И она легонечко толкнула его в грудь пальцами.
     - Мы тут вкалываем... А такие как она... Из-за них и вся страна.. Эх.. вашу мать... и за Единую Россию! - Он горько махнул рукой и взялся за совковую лопату.
     - Ну и что ты нарываешься? - зашептала Галя подруге. - Ему в Чечне голову прострелили. Герой. Орденоносец. Врежет, как делать нечего, и ничего ему не будет. Тебе оно надо?
     - Ага! Они час лопатами поработают, а потом засядут в преферанс играть. Герои труда! А нам и первокурсникам отдуваться.
     Эля протянула правую ладонь и показала кровавый волдырь.
     - И спать хочу!
     Галя ковырнула лопатой. Чай горел. Поднятые с глубины листья порыжели и обдавали сладким горячим паром - обварить руку можно.
     
     Эля спрыгнула с пандуса, где под навесом был раскидан чайный лист, и запрокинула голову вверх - в черничное небо. Слезы закатились обратно. Ночное небо манило, затягивало, и Эля пожалела, что не может оттолкнуться крылом от облака и упасть в бездну. А ещё лучше, была бы под рукой такая кнопочка, переключатель - "щёлк", - и законы гравитации меняют своё направление.
     - Иди сюда! - позвала Галя. - Работа есть другая. - И она кивнула в сторону небольшого костра.
     - О-кей!
     - Завтра пойдем на Самшитовые водопады?
     - Обязательно. Вот только я высплюсь.
     - Эгоистка. - Галя задумалась. - А верно все с кладом?
     - Год назад нашли отрывки из поэмы Цезаря. Но никто ещё не догадался, что писал он о побережье Дагомыса, где пираты и спрятали свои сокровища.
     Сомнамбулической походкой Эля поплелась к костру. На красных колотых кирпичах, покрытых сажей и копотью, стоял такой же чумазый чайник. Желтые языки пламени лизали его эмалированные бирюзовые бока в металлических проплешинах. Чайник ворчал и фыркал в ответ.
     Вокруг костра сидело трое местных рабочих и мастер. Замусоленные дырявые футболки в разводах пота и пятнах соли, рабочие куртки.
     Эля, взопревшая и помятая, с черными обводами вокруг глаз, выглядела не лучше.
     - Ну, пусть глотнет. Иначе свалится, гадать не надо, - сказал один из рабочих.
     - Пусть! - поддержали другие. - Залпом!
     Алюминиевая кружка, посеревшая от мелких царапин, очутилась в руках у девушки. Радужная пленка гуляла по поверхности ароматной, обжигающей жидкости, похожей на чернила.
     От жуткой горечи едва не вывернуло наизнанку. Сердце часто забилось между пятками и горлом, а голова превратилась в звенящий хрустальный шар.
     - И ладно! - сказал мастер. - Поступаешь ты в распоряжение нашего смазчика. Звать его дядя Ёся, Иов Антонович Кошман.
     
     К Эле неслышно подошел высокий худой старик, похожий на Дона Кихота. Он неодобрительно посмотрел на возлежавшую вокруг чайника компанию. Эля взяла масленку с длинным носиком и жеваную тряпку, и они отправились в цех.
     Черные роллеры, похожие на гигантских пузатых личинок, крутились вокруг своей невидимых осей - паутинок, урчали и лязгали. Тусклые лампы едва освещали их линялые бока. Словно укротитель дядя Ёся по плечи погружался в механизмы, что-то подкручивал гаечным ключом, изредка оборачиваясь за масленкой.
     - Все торопятся, бегут, - а чай не терпит суеты, не терпит равнодушия, - раздавался его приглушенный голос. - Он берет лучшее от земли и от неба. Люди проходят, приходят новые, а природа вещей пребывает в веках. А люди...
     Дядя Ёся вынырнул из недр шестеренок, держа в одной руке чайник, в другой - котенка:
     - ...кипятят воду и топят пакетики, как котят. И жизнь у них такая, никчемная.
     От этой сцены Элю закачало, она присела на пол, закрыв глаза, и незаметно уснула.
     Вечером следующего дня стройотряд покидал Дагомыс. Дребезжащий автобус нес студентов к железнодорожной станции, а перед глазами Эли всплывали картины встречи с экзотическим стариком.
     Дядя Ёся? - фыкнула Галя. - Опять твои фантазии! - И она протянула подруге брошюру из чайного домика.
     Первая плантация Краснодарского чая была заложена в районе села Солохаул в 1901 И. А. Кошманом...
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     
     

    113


    Сагин В. Медищевские чтения   2k   "Миниатюра" Фантастика, Юмор


       Светлая Башня из розовой слоновой кости эффектно смотрелась на фоне синего-синего неба. Большая группа гостей вальяжно поднималась по ярко-бордовому мрамору к ближнему входу нескромной обители Скромного Гранд-Писателя Луки Медищева. Маститые сочинители всех жанров и направлений с вялой завистью любовались знакомым пейзажем, не забывая злословить о роскошестве Светлой Башни и расточительстве её хозяина.
       - Да, жизнь подарила ему голубое небо, - довольно громко бросил Антон Копчински, литератор средней руки, но руки бойкой, - а вот Башню и всё остальное он прикупил за наличные. Успел заработать в первые годы Тотального Авторского Права. Эх, повезло же людям в ту пору!
       Его спутник, шедший по правую руку, Платон Мопчински поморщился, словно неосторожно откусил пол-лимона. Почесав левую бровь, собрат по клавиатуре молвил:
       - Как ты прав, Антон! Как ты бесконечно прав! Но будем честны, нам жизнь тоже подарила огромное небо. Жаль, она не преподнесла нам, маститым и мастеровитым писателям, достойных тиражей, гонораров и роялти. Получается, если не повезло, то мы и не люди? Не достойные сочинители? Было б у меня столько же денег, сколько у Скромного Гранд-Писателя, мои книги читали бы миллионы! Разве не так?
       - Трудно сказать: вот так, на ходу, - деликатно ответствовал Копчински. - Давай обсудим это после чтений. К полуночи, глядишь, и вопрос станет яснее.
       Вскоре писатели всех мастей собрались в зале, где в особой нише располагалась эстрада. Святое место: тут будет сегодня стоять великий человек. Гениальный читатель. Ради его приезда сочинители сбросились по крупному взносу с каждого носа. Как ни крути, читатель нынче стоит дорого. Давно уже никто не открывает книги бесплатно, только за установленное законом читательское отчисление. Есть, конечно, бессребреники где-то, но они и читают, увы, по складам. Какому писателю нужен ужасный читатель?!
       - Господа, сегодня вашему вниманию предлагается чтение моего великого романа-эпопеи "Война, война, война и маленький мир"! - Лука Медищев даже зарделся от удовольствия и самовосхищения. - Я выкупил всё чтение на этот уик-энд. Наш Гениальный Читатель согласился на мой гонорар...
       - А как же наши рассказы и взносы? - выкрикнул Мопчински. - Зря, что ли, мы заплатили деньги?
       - Нет, конечно, на взнос каждый получит уютный кров и угощение. Чтение романа вы будете вкушать под ананасы в шампанском, закусывать чёрной икрой, осетриной первейшей свежести.
       - Чтоб ты подавился своим шампанским, рисковый наш! - рявкнул Копчински и немедленно выпил.

    114


    Семенова В.В. Ужасный мир   2k   "Стихотворение"

    Сейчас  такие мы, какими нас создали.
    Мы верим искренне в любовь.
    Наши сердца ещё не разгадали
    Того, что так волнует кровь.
    С ранимым сердцем и душой открытой
    Мы словно в омут с головой
    Готовы в жизнь, всю тьмой покрытой,
    Ворваться вновь, забыв покой.
    Что ждёт нас? Где откроют двери?
    На ощупь мы вперёд идём,
    А все вокруг - озлобленные звери,
    Пронзающие взглядом, как копьём.
    Тот мир, который нам казался раем,
    Оглох, ослеп и стал теперь совсем чужим.
    Но в этом мы судьбу не упрекаем,
    Мы жизнь своими же руками и творим.
    Но где? Где в мире состраданье?
    Где всё живое? Люди все мертвы.
    Сердца их чёрствые уж не пронзит страданье.
    Зачем становишься таким и ты?
    В плену обмана, лжи и страха
    Должны остаться живы те,
    Души кто не развеет прахом,
    Стремясь к небесной высоте.
    Разрушить чувства может каждый,
    Живущий только разумом своим.
    А сердце кто предаст однажды, 
    Не будет в век собой самим.
    Жестокий мир! Он так непрочен,
    Друг друга все загрызть готовы.
    И каждый третий здесь порочен,
    Себя сжимает в адские оковы.
    Карьера, деньги, власть и время - 
    Для человека это смерть.
    А кто все мы? - Воюющее племя,
    Стремящееся жизнь преодолеть.
    Зачем живём мы, разуму доверя,
    Всё то, что жизнь для сердца создала?
    Как можно жить  в любовь не веря?
    Земля вокруг притворствами полна.
    Мы счастье имитируем слезами,
    Бросая чувства в пыль и грязь дорог.
    И, плача, топчем их ногами,
    Не чувствуя при этом своих ног.
    И с каждым шагом мы клянёмся,
    Что любим, верим и скорбим.
    Через мгновенье мы очнёмся,
    От слов своих же убежим.
    Мы притворяемся, что любим,
    А сами в страсть вовлечены.
    Других людей словами губим,
    Но в чувствах звуки не нужны.
    Для жизни чувства нужно так немного:
    Душа, открытая божественным ветрам,
    И сердце, проложившее дорогу,
    К небесным райским воротам.
    Но на земле, от злобы почерневшей,
    Не выжило ни сердца, ни души.
    Остался только нищий разум грешный.
    Готовый умереть за жалкие гроши.
    

    115


    Гейт А. Вынос гроба с переплясом   9k   "Рассказ" Юмор

      
      
      В память Олега Никитенко
      
      
      Они стояли на крыльце Дворца культуры, нетерпеливо переминаясь. В руках духовые инструменты и клубовский УАЗик урчит уже у входа заведенным двигателем. Увидев меня, активно замахали конечностями, зажестикулировали, показывая на часы: Давай, мол сюда, пулей! Опаздываем уже! Выхожу к ним, гадая: куда это их черти понесли в будний-то день, да с музыкой? До праздников еще ой как далеко.
      
      - Шура! - орут, - жмур горит! Выручай, садись - поехали!
      
      - Где горит? К-какой жмур? - таращусь в ответ.
      
      - Да похороны у нас! Вот ты тупой!!! А барабанщик заболел! Ты же хореограф? - клещом вцепился в меня Олежка.
      
      - Ну...
      
      - Чего, "ну"?! Чувство ритма есть?
      
      - Кажется, есть, - не вполне уверенно соглашаюсь я.
      
      Выручай! Жмурик там уже, на всех парах, лежит, нас дожидается! Погнали быстрей, мать твою! Чего встал? По дороге обьясним, чего делать, - энергично подхватили меня со всех сторон и занесли, не особенно церемонясь, в автобус.
      
      - Так, я же ни единого разу барабан в руках не держал! - ору очумело, - Вы что, охренели совсем???
      
      - Вот и подержишь, и поиграешь, - успокаивает Олежка, шеф этой шараш-компании, - там и делать-то особенно нечего... Ты же хореограф? - в очередной раз пытается он включить мою логику, все еще мне не подвластную. Но, должно быть, я и в правду тупой!
      
      - Вы чего... меня плясать туда тащите??? - впадаю уже в тихую истерику, при этом пытаясь выскочить из автобуса.
      
      Картинка в моем воображении, и впрямь, вырисовывается сюрреалистическая: я, с барабаном в руках, да впереди всей процессии, выкаблучиваю "комаринскую", или, там, гопака... Бог знает, какие у них обычаи, у восточных-то народов (три месяца всего в этих краях). Вдруг покойника, в его последнем пути, надо повеселить, позабавить! А тут - я! Профессиональный танцор! Какая находка!
      
      - Сидеть! - вдавили меня в кресло автобуса с двух сторон, Генка и Саня . Надо сказать, что я из всех - самый мелкий. Да и поздно уже было трепыхаться - автобус поехал.
      
      - Похоронный марш знаешь? - обрывает Олежка мой полет фантазии вглубь народных обрядов.
      
      - Ну... Слышал. Мы его даже на танцах играли ! - заявляю с оттенком гордости, так как в свои, совсем еще юные годы, я и вправду играл на танцах, на бас-гитаре, в том числе и Шопена - забавы ради или, точнее, -мелкой пакости, если кто-то слишком тесно прижимался, танцуя с моей девушкой.
      
      Я совсем было уже ударился в лирику моих юношеских воспоминаний, но Олежка тут же возвращает меня на грешную землю... назад в автобус, в свою компанию "жмуровиков", к которой с этой минуты, принадлежу уже и я, вяло еще представляя свою роль в этом священодействии.
      
      - Да не дрефь ты так! Мы тебе сейчас все объясним, покажем! - и вся эта гоп-компания, а их было, ни много ни мало, семь человек, наперебой, с энтузиазмом начинает мне, убогому, втолковывать, что и как.
      
      - Так, может сейчас хоть порепетируем, - робко заикаюсь я, в надежде претворить в практику только что полученные теоретические познания.
      
      - Ты чего - сдурел? Хочешь нас без зубов оставить... на этих то ухабах? - справедливо взъерепенился Володя, самый старший из них.
      
      Автобус, и в правду, кидало из стороны в сторону. Только тут я заметил, что мы удаляемся из городка, куда-то в степь. Вокруг ни кустика, ни деревца... Только рыжие холмы бугрятся на горизонте, да вьется средь них раздолбанная грунтовая дорога, по которой мы трясемся, лязгая зубами. Минут через сорок прибываем в какой-то затерянный в сопках аул, где во дворе дома собралась уже довольно многолюдная процессия (должно быть, из соседних сел). Ожидали, как оказалось, только нас.
      
      "Наверное, уважаемого человека провожают, - мелькает в суетливом сознании, - раз столько народу, да еще с оркестром", - в состав которого я, с благоговейным трепетом, причислял уже и себя. А Саня и Генка смотрят на меня ободряюще, Пашка же, покровительственно похлопывает меня по плечу: не сучи, мол, коленками, плясун! Все будет путём.
      
      Вываливаем из автобуса, прихватывая на ходу инструменты. Мужики взваливают на меня барабан, показывая одновременно: что, куда и как. И только тут я осознаю: под "груз" какой ответственности я себя подставил. Барабан оказался настолько тяжел, что я, словно Зигфрид из "Лебединого озера", раскорячиваюсь, изогнувшись в третьем арабеске, удерживая его перед собой.
      
      "О Господи! Мне же еще на этом играть!" - в тихой панике смотрю на своих "доброжелателей". Володя, у которого тоже какая-то огромная труба вокруг корпуса, говорит, что кивнет, когда мне вступать, что будет все время рядом и что я все время должен смотреть на него.
      
      А тут уже и движение началось, и женщины голосят, воистину скорбя и оплакивая, и гроб уже показывается из дверей, и Олежка уже отсчитывает ритм нашего вступления.
      
      Руки трясутся... Я затравленно вглядываюсь в лица этих уродов, которые втравили меня в эту аферу. В эти выпученные от напряжения глаза, вздутые пузырями щеки, и гадаю: "Когда же я должен грянуть?" Они, мерзавцы,как-будто забыли про меня! Бросили в воду - хочешь жить, учись плавать. Нет... это разве люди???
      
      "Вот, кажется здесь..." - шарахаю я, отчаявшись, со всей дури тарелкой о тарелку сверху и колотушкой с боку, одновременно. Подельники мои дернулись как-то конвульсивно, уставились на меня выпученными зенками! Дуют же... Сказать-то ничего не могут...
      
      "Ага, попал!" - думаю, слегка взбодрившись. Да и Володя, гляжу, кивает все интенсивнее и интенсивнее. "Должно быть, быстрее надо молотить", - догадываюсь проницательно и поддаю еще жару, ощущая уже творческий азарт в крови. Мужики, не прекращая дуть, как-то, боком-боком, окружают меня, беря в кольцо и гипнотизируя красными от напряжения буркалами. Начинаю скромно осознавать, что как раз я то и есть первая скрипка в этом оркестре. Потому и в центре! И уже смело, уверенной рукой задаю ритм: дзынь-бум, дзынь-бум, бум-м... Смотрю, и люди начинают уже как-то по-особенному поглядывать в нашу сторону, выискивая, должно быть, истинного мастера! И уже барабан к земле не тянет, да и сам я принимаю уже более-менее вертикальное положение. Да все спрашиваю моих сопроводителей, рот ведь только у меня свободен:
      
      - Ну что, пойдет? Если не успеваете - могу и помедленнее! - предлагаю им снисходительно.
      
      Да вот только Володя смотрит на меня как-то не очень уж доброжелательно, как-то совсем уж люто... А тут еще такой пинок под зад прилетел,что я вместе с барабаном взвился в воздух словно хан Гирей в "Бахчисарайском фонтане". Это Олежка, гад! Глаза вот-вот уже из орбит выпрыгнут.
      
      "Вот для чего в кольцо брали, сволочи!" - молниеносно соображаю я и, уже совсем в панике, что я не так что-то делаю: резко обрываю мой "марш энтузиастов", не достучав до конца музыкальную фразу. Музыканты тоже скомкав финал, нетерпеливо поставили точку и, приступив ко мне плотнее, совсем уж закрывают меня от посторонних глаз. Повернувшись ко мне спиной, держат скорбную мину по усопшему. А мой наставник в это время, ритмично тыкая пролетарской десницею то в грудь, то под ребра - увещевает меня, выпуская из уст щипящую лаву "великого" и "могучего" и вставляя изредка наше простонародное, типа: "..., научу тебя, ...", "..., на барабане играть..." И так до тех пор, пока я уж действительно не проникся и по-настоящему не обогатился его лексиконом.
      
      Далее все идет как по нотам! Обуздав и накинув аркан на мою натуру врожденного импровизатора, указав мне на единственный свободный от клавишей палец и повелев ему повиноваться, Володя разрешает мне, изрядно помятому, выйти из круга. В глазах соратников сочувствия не вижу - больше не били, и слава Богу!
      
      А когда мы уже снова заиграли, и отбивающий ритм палец "учителя" уверенно сопровождает меня по скорбным мотивам Шопена, я, наконец-то понимаю, как далеко уносила меня моя муза от нашего траурного предприятия. Мои ритмические пассажи подходили даже не для вальса больше, скорее для рок-н-ролла!.. И это просто чудо, что к воспитательным мероприятиям Володи больше никто не присоединился.
      
      До кладбища я дотаскиваюсь - ни жив ни мертв, в пору самого хоронить. Барабан, чугунной гирей, тянет меня к земле, напоминая ,что все там будем, а лично я - так должен радоваться, что - не сегодня! Вся моя братия все еще поглядывает на меня косо, невзирая на явно положительные результаты недавнего воспитательного процесса.
      
      Домой уже едем слегка навеселе. Помянули ведь уже и закусили... Меня помиловали... Меня все любят... и ржут застоялыми жеребцами, будто не с похорон едем вовсе. Делим гонорар - предлагаю им мою долю распределить между собой, в счет морального ущерба. Не соглашаются - вознегодовали даже! За такую клоунаду, мол, не грех еще и приплатить!
      
      На вопрос, пойду-ли с ними снова - рычу в ответ:
      
      - Никогда! Даже если вы будете хоронить своего барабанщика!!!
       26 декабря 2013

    116


    Плутов Э. Мрачный узник тайных времен   7k   "Миниатюра" Фантастика, Постмодернизм

      Спустя многие столетия я уверен, что меня считают всегалактическим гордецом и даже мизантропом. Эти подозрения, по-моему, совершенно беспочвенны. И я обещаю, что мои обвинители, враги и враги моих друзей в ближайшем будущем поплатятся за это. Жестоко поплатятся. Своей кровью.
      
      Во-первых, за жестокость ко мне. Ведь поселить беззащитное живое существо в мрачный каменный мешок, по моему мнению, абсолютно негуманно. Я бы сказал, не по-людски. Даже по отношению ко мне. Да, я страшен в своих желаниях и пристрастиях, но это внутри меня, это родилось со мной.
      Обидно, что обвинители и тюремщики охотно используют мою сущность в своих целях, платя лишь мизерную цену. Да и то не своей кровью. Поэтому, когда я выйду из своего временного пристанища, накажу своих очернителей. О, как они поплатятся за ложь и лицемерие!
      
      Во-вторых, я должен выполнить свою миссию. А она требует жертв. Как только у меня появится возможность самому выбирать, моим обидчикам не поздоровится. И это будет, по-моему, весьма справедливым. Ведь пострадают не случайные люди, а конкретные противники, мои личные обидчики и враги. Разве гуманно беспомощное живое существо, хоть и не похожее на вас, не привычное для вас сажать в подземелье? И позже использовать для своих грязных целей. А они, даже по моим разумениям, весьма грязные, я бы сказал, бесчеловечные. Антигуманные. Потому даже я, тварь дрожащая, имею право жаждать их крови. Если уж без лицемерия, меня оправдывает то, что я так создан самой природой. Я подчиняюсь глобальным законам вселенной.
      
      Другая нелепость - голословное утверждение, будто я сын местной царицы и властелина океанских пучин. Многие мои хулители говорили, а многие трусливые простаки беспричинно верили, что появление на этом острове мерзкого человека-быка связано именно с некой мифической субстанцией по имени Посейдон. Смешно, но многие верили и верят до сих пор, что у него, повелителя морских вод, имелась полутайная полусвязь с Парсифаей, законной женой злопамятного правителя острова-царства. Еще смешнее, что мифический любовник в виде мощного быка являлся к ней из океанских пучин. Правда, некоторые прорицатели уверяли, что главным поклонником плотоядной Парсифаи была другая мифическая сущность. И звалась она Зевсом! Однако в храме Аполлона, когда я приносил жертву по традиционному людскому обычаю, жрицы-аборигены поведали секретные подробности противоестественной любви именно Посейдона и Парсифаи. Например, они мне открыли, что сам Дедал, по их мнению, рукастый ученый и весьма изобретательный мастер, соорудил для плотских утех деревянную корову, внутри которой, прельщая мифического быка, скрывалась ненасытная царица. Заявляю, это полнейшая нелепость! Конечно, с веками она станет мифической правдой. Но сейчас-то она таковой не является!
      
      По-моему, сей вымысел - попытка одних не самых умных людей повелевать другими, послушными. Точнее управлять их разумом. О, эти жрицы так хитры, изощренны в своих умениях и ритуалах. Я сам чуть было им не поверил. Но правда в том, что я сам - нечто необычное, неповторимое! Здесь и сейчас. И меня мало волнует, что корыстные жрицы способны творить с людской душой и разумом. Для меня это банальные глупости, я выше этого! Мне, практически совершенному созданию, претит бросаться то к одним богам, то к иным, перечень которых ужасает. Скажу по секрету, их просто не существует. Реально, в природе. Удивляет, что эти выдумки так надолго укоренились в человеческом сознании, которое, по-моему, не знает границ. Иначе бы я не взялся опекать людей, помогать им на сложном пути сквозь тернии. Пока не к звездам. Но это только пока...
      Понятно, что дел у меня предостаточно. Мои подопечные даже не подозревают, как много у них коварных и сильных врагов. И первый их них - они сами. Во время последнего моего прибытия случилось неожиданное: весьма не во время подвела небесная колесница-челнок. Я рухнул в море, шестеро рыбаков меня изловили. Мои возможности были временно ограничены - пришлось принять облик человека-быка. Ради ничтожной лепты каждому мои горе-спасители доставили улов к ногам коварного правителя острова-царства. А злопамятный тиран в тот момент горячо желал не только укрепить свою пакостную власть на клочке земли, но и запугать всех правителей по соседству. Не могу я понять человеческой тяги к беспредельному деспотизму! Но что поделаешь? Спасение утопающих - дело самих утопающих. Притворился, затаился до поры до времени, вот и оказался в хитроумных застенках подземного дворца.
      
      А правитель тем временем пустил слух во все концы:
      - Я спасаю вас всех от чудовища рогатого, а вы платите дань. Каждые четыре года к чудовищу в подземелье должны быть отправлены четверо юношей и четыре девушки. В жертву! Человек-бык питается их кровью...
      
      Вот так меня сделали еще и вампиром. Хотя правда есть в словах лживого правителя: мне действительно удобнее питать свой тонкий организм кровью. Разумеется, вовсе необязательно людской. Вполне годятся и крупные животные. Собственно удачная охота на них и помогает выжить на Земле, пока я несу свою вахту. Если уж удариться в привычный человеческий пафос - выполняю свою миссию. И это не так уж просто, как кажется многим-многим людям. Легко жить, не ведая страха. Не зная своих истинных врагов. А, наоборот, призывая их. Хорошо, что я появился здесь вовремя, а то мои подопечные давно б не молились своим похотливым и злобным богам, они бы просили о пощаде. Нет, не у меня. У своих новых властителей и повелителей, которых они сами и привлекали, как могли. Как ни смешно, человек, взывая к небу, почему-то уверен, что там одни лишь друзья и боги. В крайнем случае - равноправные партнеры. Как бы ни так! Я уж знаю...
      
      Поэтому на днях собираюсь выбраться из подземного лабиринта, благо, представляется весьма продуктивная возможность. Ко мне в подземный дом явятся желанные жертвы. Придется окропить несколько темных коридоров кровушкой. А что делать? Нужно поддерживать удобную легенду. Если хотите - миф. Я уже готов к такому повороту событий. Ну, конечно, если потребуется, буду импровизировать. Я ж прирожденный лицедей. Перевоплощение - мое второе имя!
      
      И вот заветная ночь настала. Мощные двери обители отворились. Восемь человек робко вступили на опасную территорию невиданного хищника. Они стайкой пошли по извилистым темным тоннелям. Вот уже они поодиночке стали теряться в длинных коридорах, покрытых мраком. Там и остались лежать их обескровленные тела. Все восемь. К раннему утру все было кончено, красная ниточка, местами испачканная молодой кровью, смотана в плотный клубок. Он-то - главная улика, главное доказательство.
      
      - Держи, Ариадна, свой красный клубок, - почти утомленно сказал я. - Спасибо, любовь моя, за помощь и веру в меня. И до свидания.
      - А как же я? - грустно, почти обреченно молвила Ариадна.
      - Увы-увы, я должен срочно покинуть твой гостеприимный остров. Меня ждут великие дела и яростные времена.
      
      Омыв в ручье свой медный меч, я быстро удалился на корабль под пурпурными парусами. Что поделаешь, это человечество в опасности. Всесильные враги не дремлют. Вот-вот нагрянут полчища этих проклятых стервятников. Если они уже не вершат свои коварные дела под покровом мрака, безвременья и безверия. Поэтому и мне пора уже помочь Дельфийскому оракулу. Как вы думаете, кто там реально вещает людям и миру?
      

    117


    Мякин С.В. У порога сказки   6k   "Миниатюра" Сказки


        Колобок устало катился по заброшенной лесной тропинке, с трудом продираясь сквозь заросли постепенно поглощающих ее колючих кустов и перепрыгивая через толстые гниющие стволы поваленных деревьев. Вокруг мелькали призрачные создания - волки, медведи, зайцы, маленькие человечки в остроконечных колпачках, белесые силуэты великанов, огромные птицы. Они были полупрозрачными и исчезали так же внезапно, как и появлялись. Колобок уже перестал их бояться, потому что с тех пор, как он скрылся от коварной лисицы, на него никто не обращал внимания. "Что со мной происходит? Куда делся этот голос внутри меня, который велел мне бежать из дома, скрыться в кустах от волка и укатиться в овраг от медведя? Почему потом он просил меня подойти к этой страшной рыжей твари, хотя я сразу понял, что она хочет меня съесть, и еле спасся от нее, перепрыгнув через ручей? Зачем я ушел из дома? Неужели меня там и правда тоже хотели съесть? Почему здесь так тихо, грустно и одиноко? Почему все вокруг куда-то пропадают? Куда я иду и что мне дальше делать? Почему мое отражение в луже тоже стало таким прозрачным и расплывчатым? Я исчезаю? Может быть, надо вернуться домой, к бабушке и дедушке, но по пути было столько развилок заросших тропинок, что я уже не вспомню дорогу назад. И может быть, бабушка с дедушкой тоже исчезли, как и все вокруг?", с тоской и тревогой мучительно думал он.

    --- --- ---

      
        Внезапно лесная чаща расступилась, и перед ним открылась огромная поляна, полная чудес и диковинных существ. Вдали в расплывающемся мареве колыхался силуэт огромного дома с остроконечными шпилями. По проселочной дороге прямо на Колобка шли три огромных зверя, верхом на которых сидели бородатые люди в странных блестящих одеяниях и шлемах. Колобок испуганно покатился в сторону и, миновав равнодушно посмотревшего на него огромного кота в ботфортах и со шпагой за поясом, увидел на опушке затянутый сероватой дымкой сад и сидящую посреди него маленькую девочку с мечтательным взглядом...
      

    --- --- ---

      
        "Что со мной происходит? Почему после того, как я погналась за этим странным кроликом, но не решилась полезть за ним в его огромную черную нору, я стала видеть столько необычного? Откуда берутся все эти замки, драконы, диковинные звери и люди в странных одеяниях, которые появляются перед моими глазами и тотчас же исчезают? Так же как и тот строгого вида мужчина, похожий на школьного учителя, который возник у самой норы и с улыбкой сказал "Алиса, не бойся, беги за кроликом, и попадешь в волшебную страну, где тебя ждет множество интересных приключений", а когда я еще больше испугалась и отказалась, покачал головой и пробормотал "Ну ладно, тогда возвращайся домой и забудь о том, что здесь увидела. Я не злодей и никого не заставляю идти ко мне насильно, а просто поищу другую девочку Алису, которая захочет пойти в мою волшебную страну", а потом растаял в воздухе. Мне все это мерещится? Почему, когда я рассказала об этом маме, она так побледнела, а потом повела меня к доктору и велела гувернантке не спускать с меня глаз? Если я скажу ей, что снова вижу призрачных существ, несмотря на лекарства, которые выписал этот доктор, то она, наверное, вообще запрет меня в доме. Нет, я больше никому ничего не скажу, а буду просто сидеть и смотреть на них. Почему я не пошла в волшебную страну? Там, наверное, столько интересного, а здесь так скучно и надо все время учить эти нудные уроки", думала Алиса, переводя мечтательный взгляд с опостылевшего учебника математики на плывущие по небу облака и потаенные закоулки сада. 
           Внезапно на лужайку выкатился желтый шарик. Он был полупрозрачным, и Алиса сразу догадалась, что он пришел из той же страны, откуда и все остальные ее призрачные видения. В отличие от похожих на людей и зверей существ, посещавших сад в последние дни, в нем не таилась угроза, и девочка с любопытством подошла к нему. Хотя у шарика не было ничего напоминающего рот, она услышала в голове слова, которые уже давно хотела сама кому-нибудь сказать "Пойдем со мной. Мне скучно и одиноко, и я вижу, что тебе тоже". 
           Гувернантка дремала в шезлонге после сытного обеда. Впрочем, даже если бы она бодрствовала и внимательно смотрела на свою подопечную, то вряд ли заметила бы, как отделившаяся от Алисы полупрозрачная копия последовала за желтоватым шариком, увлекающим ее за грань мира взрослых людей, традиций и бумаг. Разумеется, она бы не обратила внимания и на расплывчатый силуэт человека с проницательным взглядом, держащего в руке гусиное перо и манящего копию девочки и шарик за пределы сада. Когда пожилая миссис Рипли открыла глаза, то к своему крайнему удивлению увидела, что растерянная детская наивность в глазах Алисы сменилась подростковой возбужденностью девушки, для которой все сказки остались позади. "Надо будет сказать родителям, как неожиданно повзрослела их дочь", подумала она.
      

    --- --- ---

           Девочка в легком платьице вприпрыжку шла по лесной тропинке, время от времени продираясь сквозь заросли кустарника и поправляя сползающую с головы красную шапочку. Ей не терпелось добраться до родной избушки, чтобы порадовать бабушку пирожками, один из которых, с особым трепетом и гордостью сделанный своими руками, был круглым, толстым, ароматным и, казалось, сам по себе перекатывался по дну корзинки. "Странно, почему я никак не могу вспомнить свое настоящее имя, а знаю только это прозвище? Ведь я же не всегда носила эту шапочку? И как я вообще жила раньше? Надо было спросить это у того странного прозрачного дяди с гусиным пером, который обещал мне множество волшебных приключений", недоуменно думала она, ощущая смутную тревогу.

    118


    Алексеева-Минасян Т.С. В болезни и здравии   9k   "Новелла" Проза


       В болезни и здравии
      
       Владимир позвонил Ангелине на мобильник, когда она уже подходила к дому.
       - Солнышко, прости, я сегодня задержусь часа на два. У нас тут аврал, экспонаты для выставки только сейчас привезли, их оформить надо, проверить все...
       - Ничего страшного, буду тебя ждать, - Ангелина расстроенно вздохнула, но упрекать мужа не стала - что такое организация выставок она и сама знала не понаслышке. Разница была лишь в том, что Владимир проводил выставки картин и скульптур, а она - медицинского оборудования.
       - Не обижайся, я постараюсь освободиться как можно раньше! - заверил ее супруг.
       - Да я не обижаюсь, не переживай!
       - Ну ладно, тогда до вечера...
       Ангелина сунула мобильник в сумочку и собралась было идти к своему дому, но взгляд ее упал на светящуюся вывеску супермаркета на другой стороне улицы, и она нерешительно замерла на месте. А потом, с виноватым видом оглядевшись по сторонам, быстрым шагом направилась к переходу.
       Из магазина она вышла минут через двадцать с большим пакетом и почти бегом бросилась домой. Еле дождалась, когда лифт поднимет ее на двенадцатый этаж, отперла дверь квартиры, скинула туфли в прихожей и юркнула на кухню. Там она положила на стол пакет и принялась торопливо вытаскивать из него покупки.
       Нежная, бледно-розовая куриная грудка. Два яйца с коричневатой скорлупой в мелкую крапинку - словно бы покрытые веснушками. Пакетик панировочных сухарей, похожих на чистый мелкий песок, какой бывает на нагретом летним солнцем пляже. Пакетик крупной соли, белоснежной и поблескивающей на свету, словно только что выпавший чистый снег. Небольшая упаковка мелких грибов-лисичек - солнечно-рыжих, собранных ранним ясным утром на затерянной в глубине леса поляне, найденных там, несмотря на все их попытки спрятаться среди бархатного мха, тесно прижавшись друг к другу. Бумажный стакан с крышкой, полный свежевыжатого апельсинового сока - густого, с мелкими кусочками мякоти и горькой корочки. Несколько толстых ломтиков хрустящего, ароматного ржаного хлеба. Миниатюрная бутылочка оливкового масла - тягучего, зеленоватого...
       С минуту Ангелина смотрела на разложенные на столе продукты. Потом скосила глаза на висящие над холодильником часы и быстро принялась доставать из шкафа давно заброшенную кухонную утварь. Рядом с продуктами легла резная доска для мяса, на одной из сторон которой были выжжены перекрещенные нож с вилкой. Затем к ней присоединились настоящие вилки и ножи - большие и маленькие, ярким блеском напоминающие хирургические инструменты. Рядом с ними лег увесистый топорик с шипами, а с другой стороны примостилась молочно-белая фаянсовая тарелка с синим узором.
       Еще несколько секунд Ангелина медлила, а потом достала из упаковки куриную грудку и распластала ее на доске. Молодое куриное мясо и так было очень мягким, но все-таки его стоило слегка отбить. Именно слегка, точно рассчитывая силу каждого удара! И недолго - достаточно один раз пройтись молотком по всему куску, оставляя на нем неглубокие вмятины. Вот так, в самый раз!
       Ангелина отложила молоток и взяла в руки одно из яиц. Разбивать их тоже надо осторожно, со строго определенным усилием, иначе содержимое скорлупы разлетится по всей кухне. К счастью, руки помнили то, что сама молодая женщина успела подзабыть - она отработанным движением разбила яйцо о край тарелки, и его желто-оранжевый желток поплыл по тарелке в маленьком озерце прозрачного белка. В следующее мгновение к нему присоединился и второй желток. Теперь на Ангелину смотрели из тарелки два одинаковых теплых солнышка - таких идеально-круглых, что даже жалко было перемешивать их с белком! Но сделать это все-таки пришлось, и вскоре вся тарелка превратилась в одно большое солнце.
       Теперь бросить в середину этого солнца щепотку соли и еще раз все перемешать. Достать еще одну тарелку и высыпать на нее сухари. Поставить на плиту сковородку и зажечь под ней газ. И пока она греется, окунуть куриную грудку в яйцо и обвалять со всех сторон в сухарях.
       Сковородка, тем временем, нагревалась. Ангелина открыла холодный кран, сполоснула руки и стряхнула на нее несколько капель воды. Они зашипели и закружились по черной тефлоновой сцене, исполняя на ней невиданный страстный танец. Но плясать им пришлось недолго - капли испарились, сообщив хозяйке, что сковородка готова к выполнению своих прямых обязанностей. На нее полилось масло, проворно расползшееся тонким слоем по всей поверхности. Ангелина подождала еще немного, давая ему нагреться, и высыпала на сковородку грибы. В руке у нее появилась длинная деревянная лопаточка.
       Кухню наполнил вкусный аромат. Грибы шипели в пузырящемся масле и меняли свой цвет, делаясь золотистыми, румяными. Ангелина не давала им спокойно лежать на сковороде, постоянно перемешивая их, чтобы ни один из этих маленьких даров леса не подгорел и не стал жестким. Наконец, лисички были готовы. Ангелина достала очередную тарелку, пересыпала их на нее и поспешно, чтобы они не успели остыть, положила в центр сковороды куриную грудку. Уменьшила огонь - нежное мясо легко может подгореть. Вылила рядом с курицей остатки яиц.
       Снова быстрый взгляд на часы - время еще есть, больше получаса! Обжаренная со всех сторон грудка, закутанная со всех сторон в плотный яично-сухарный "кокон", легла рядом с грибами. Ангелина выключила огонь, достала из пакета хлеб и села за стол. Сейчас она отрежет кусочек курицы - невероятно сочный внутри и хрустящий снаружи. Нет, сначала лучше глотнуть апельсинового нектара! Молодая женщина налила сок в стакан и поднесла его к губам. В нос ударил терпкий апельсиновый запах...
       Из прихожей донесся писк домофона. Вздрогнув и едва не расплескав ослепительно-оранжевый напиток, Ангелина поставила стакан обратно на стол и вихрем вылетела из кухни.
       - Кто там? - спросила она, снимая трубку домофона и с ужасом понимая, что не смогла скрыть дрожь в голосе.
       - Солнышко, это я! Сумел вырваться пораньше!!! - радостный от того, что он уже вот-вот будет дома, Владимир, к счастью, не заметил ее волнения.
       - Входи, милый! - Ангелина открыла мужу дверь и бегом бросилась обратно на кухню. Лифт на их двенадцатый этаж поднимался пару минут. Возможно, Владимиру еще придется ждать его примерно столько же времени, но на это рассчитывать не стоит - вдруг лифт окажется в самом низу? Надо уложиться в две минуты!
       Двух минут ей хватило, чтобы стряхнуть содержимое тарелки в мусорное ведро, бросить сверху пустые упаковки и скомканные пакеты, спрятать всю грязную посуду в духовку, включить бесшумную вытяжку и, не доверяя ей до конца, еще и открыть окно, чтобы проветрить кухню. Апельсиновый сок золотым водопадом обрушился в раковину, стакан из-под него присоединился к остальной посуде. Ангелина выскочила из кухни, плотно закрыла за собой дверь и снова побежала в прихожую встречать Владимира. В замке уже щелкал ключ.
       - Привет, лапочка моя, привет! - усталый мужчина средних лет обнял улыбающуюся ему жену и поцеловал ее сначала в макушку, а потом в губы. - Скучала без меня?
       - Я без тебя всегда скучаю, - вздохнула Ангелина и, обхватив его за плечи, с силой прижала к себе, на мгновение крепко зажмурив глаза.
       Так, в обнимку, они прошли в комнату и уселись на диван.
       - Ужинать будешь? - спросила молодая женщина. Владимир кивнул:
       - Да, пора.
       - Я все принесу, сиди, - сказала она и ушла на кухню, где уже ничего не напоминало о несостоявшейся трапезе. Открыв холодильник, Ангелина достала из него большую прозрачную бутылку с мутной густой жидкостью белого цвета, похожей на манную кашу, разлила ее содержимое по двум большим кружками и вернулась с ними в комнату.
       - Спасибо, - Владимир взял одну из кружек, сделал большой глоток и незаметно поморщился. Ангелина отпила немного из другой кружки и снова улыбнулась.
       - Ангелина, заканчивай геройствовать, - присмотревшись к ней, сердито сказал ее муж. - Хватит тебе пить эту гадость, я действительно не обижусь, если ты будешь готовить себе нормальную еду!
       - Опять за старое? - погрозила ему пальцем Ангелина. - Сто раз тебе говорила: это не вредно, а чем питаться, мне все равно! Наоборот, у меня теперь столько времени освободилось, ни готовить не надо, ни на стол накрывать!..
       - И все-таки... - Владимир бросил на жену уже менее уверенный взгляд. - Если ты захочешь готовить для себя, я только рад буду. Могу даже тебе в этом помочь!
       - Не надо, - Ангелина сделала еще глоток и придвинулась к нему поближе. - Ерунда это все, в жизни столько всего важнее еды!
       Они сделали еще по глотку и отставили в сторону пустые кружки.
       - Я сейчас, - сказала Ангелина, вставая. - Забыла бутылку со стола убрать.
       Она прошла на кухню, оглядела еще раз плиту и раковину, чтобы убедиться, что нигде не осталось никаких "следов преступления", принюхалась и выключила вытяжку. На краю стола лежало забытое кухонное полотенце - Ангелина взяла его, чтобы повесить на место, но перед этим на мгновение прижала его к глазам. А потом глубоко вдохнула и поставила в холодильник бутылку, этикетка на которой гласила: "Питательная смесь N 4. Для людей с искусственной системой пищеварения. Суточная доза - 250 г".
      

    119


    Андрущенко В. Не твоё дело   4k   "Рассказ" Проза


       Не твоё дело
       --------------- - --
      
       Девушка сидела спиной, на скамейке в одном из дворов, мимо которых он проходил почти каждый день, направляясь домой с работы. На работу он ходил одним путем, с работы - другим; "так интереснее", - говорил он себе, и сказал бы другому, если бы кто-то его спросил.
      
       Увидев эту девушку, ему захотелось остановиться. Почему-то..
      
       Он замедлил шаг. Он смотрел на нее пристально - до нее было метров сто, может, меньше... И даже с такого расстояния было видно, что она чем-то очень огорчена.
      
       Что с ней? Какая с ней могла быть беда?..
      
       А может, он все выдумал? Очень может быть... Вот он поравнялся уже с ней, уже стал проходить мимо.. ещё замедлился, но все же отдалялся, уходил. Остановиться совсем и смотреть на нее было бы глупо - что, если она обернется, увидит (говорят, некоторые могут почувствовать на себе чужой взгляд) или кто-то другой увидит, подумает что-то пошлое и совсем неправдивое... И он выворачивал голову, но продолжал движение; и в то же время сердился на себя, сам толком не зная, почему. Он не смотрел на свою злость и тревогу, на свою застенчивость и осмотрительность, все, что уводило его прочь, - он был загипнотизирован этой чуть сутулой спиной, этой светло-русой головой... Между какими-то двумя или тремя шагами он вообразил целую историю: подходит к ней, легко трогает за плечо.., нет, лучше приседает рядом на корточки, спрашивает, в чем дело... она поворачивает к нему лицо - о, да она плачет! "Ну что ты, не надо плакать! - говорит он, присаживаясь рядом, совсем слегка обнимая её, только чтобы она почувствовала.. - Я уверен, что ничего смертельного не случилось. Ну давай, расскажи, в чем дело?." Она, всхлипывая, рассказывает... - и не важно, что там, - он с легкостью развеет все ее страхи, любое разочарование. И вот она уже улыбается... смеется! а слезы ещё не высохли. Он обнимает ее немного крепче: "Вот видишь!", а дальше...
       А дальше он зашел за угол - и реальность, на которую он направлял свои легкие и уверенные мысли, исчезла. Тогда он остановился.. Всего-то вернуться, подойти. Может, он не будет так ловок, как представлял, - но вдруг действительно сможет помочь.?
      
       Кто-то прошел мимо него, глянул мельком.
      
       ..Но вдруг ничего такого, и печали нет никакой?!. Он будет выглядеть последним дураком... Ну и что, плевать! Попытка., он всего лишь подойдет - ведь ничего плохого не сделает. ...Он представил другое: она поворачивается, у нее некрасивое лицо, презрительная или насмешливая улыбка... "че надо? Что смотришь?" И когда он уже уходит - "Слышишь, закурить не будет?" Такое тоже может быть. Всякое... (Курить с ней он точно не собирался - хотя бы потому, что вообще не курил.)
      
       Он смотрел на стену перед собой. Кто-то ещё прошел мимо. Он напрягался, знал, что надо что-то решить.. Вдруг откуда-то из глубины ума вылезла эта фраза: "Это не мое дело". И он сразу согласился, все стало на свои места. Двинулся вперед - ничего будто и не было. Никто там уже не сидит, может быть., а если сидит ещё - может, на ее лице улыбка! Да, скорей всего... о чем грустить молодой красивой (все же он склонялся к тому, что она красива, - и это давало грустный осадок) девушке?!
      
       Вернулся домой, и все было как обычно. Ужин, чай. Потом ещё работы, книги.., душ... спать.
      
      
       На следующий день он пошел на работу тем путем, которым обыкновенно ходил с работы. Только вышел из-за угла, и посмотрел на ту лавочку. Никого нет. "Вот и... значит всё хорошо". Трудно сказать, почему он так решил..
      
      
      
      
      
      
      
      
       08.08.12 (6:39:07пм )

    120


    Даймар С. За оконным стеклом   8k   "Рассказ" Проза, Мистика, Постмодернизм

      Оконное стекло...
      
      За оконным стеклом сумрачный океан вылизывает поблекшую латунь песка, воспаленное солнце судорожно цепляется за горизонт, плавится в синих чернилах и тонет, истекая сукровицей. Северный ветер смывает последние краски дня, под его порывами пальцы океана пробегают по стеклу, но я не слышу их зова - окно не пропускает звук, только чувствую давление на мои веки, осторожное давление изнутри, и тогда просыпается луна.
      
      "Я сам себе и небо и луна,
      голая, довольная луна..."
      
      Она дышит, обнажая беззубые десны океана, жадно затягиваясь тлеющими островами и континентами - такова межпланетная любовь, кому как не нам - лунным космонавтам, визионерам вселенского разума дано знать об этом.
      
      За оконным стеклом, в глубине материка я стою на взлетно-посадочной полосе широкого подоконника. Сердце набирает обороты, руки тянутся сквозь года, оставляя свет далеко позади. Стекло мерцает призрачным всполохами - в розово-голубых тонах северного сияния, радужные пузыри отрываются от его кипящей поверхности и, вальсируя, окружают меня плотным роем. Сферы разлетаются, движутся по орбитам, снова составляют пары. Взрываясь бенгальскими огнями, они становятся новыми звездами, погаснув - черными дырами, которые стягивают пространство в бездонные бурлящие воронки.
      
      За оконным стеклом я наблюдаю возникновение галактик. Словно обломки кораблекрушения в водовороте - повсюду мелькают атомы водорода, песчаная пыль, клочки бумаги, окурки и дохлые тараканы.
      
      Спрыгнув с подоконника, подбираю огарок красного карандаша и рисую на стене собаку - большую короткошерстную, похожую на боксера. Собака худая, еле дышит, глаза закрыты, и я заворачиваю неподвижное тело в простыню. Белый кокон и застиранный квадратик на отогнувшемся уголке - синий больничный штамп...
      
      "Надо найти кнопки, скрепки и коробку карандашей".
      За оконным стеклом, на другом полушарии я построю фабрику игрушек - осталось только прицепить вагоны с канцелярскими принадлежностями к маленькому синему паровозику, забытому в детстве. Но где мне взять батарейки, тонкие пальчиковые батарейки "ААА" - их продают по две в упаковке, иногда по четыре, а мне нужны только три тонкие пальчиковые батарейки. Шарю по карманам. Жизнь давно уже превратилась в ремонт мироздания.
      
      "Не верь мне, не привыкай ко мне,
      беги от меня, пока ты нравишься мне...
      не подходи ко мне - это не я..."
      
      Стрекочет электрический счетчик, мотая срок до утра.
      Надавливаю на пластик, но картонное дно пружинит, и я надрываю упаковку зубами - ножницы где искать? Резко дергаю за неровные края: батарейки разбегаются по полу, а на кончике пальца собирается красная капля. Машу обожженной рукой, шатаясь по комнате, другой - пытаюсь поймать батарейки. Хлопая крыльями, меня преследует пальто, скидываю его с плеч и размазываю по паркету мерзкую кровососущую гадину.
      
      Собака ворчит, пытается высунуть морду. Разматываю простыню и дорисовываю ей намордник и поводок.
      
      За оконным стеклом мчатся алмазные колесницы сансары: батарейки гулко булькнули о стену, снегом осыпалась штукатурка, и теперь беглянки извлекают божественный грохот, катясь по млечному пути - в упряжке серые мыши.
      
      Солнце давно уже стало ночником, а звезды - пылью.
      
      За оконным стеклом меня обнимают руки сумрачного океана, он пьет жизнь, оставляя лишь обессилевшую оболочку. Словно в замедленной съёмке я опускаюсь на пол, сворачиваюсь зародышем и прислоняюсь щетиной к батарее парового отопления. Засыпаю. Шершавая поверхность. На волосы сыплется мелкий мусор, к лицу липнет надоедливая паутина. Мотаю головой, фыркаю по-лошадиному. Прислоняюсь спиной к кремовым ребрам, кровь жжет и пульсирует, надувая пузыри вен. Наручников нет, а из ременной петли кисти рук постоянно выскальзывают, словно смазанные маслом - не связать толком. Нет, это не масло - пот, соленый пот с привкусом горькой химии, пропитавшей кожу ремня, как некогда яд пропитал плащ кентавра Хирона.
      
      Секундная стрелка замедляет дрожащий бег по кругу, останавливается.
      Деревянный корпус настенных часов, изъеденный до черноты металлическими червями, аккуратно залакирован и матово блестит, отражая тусклый свет оконного стекла. Что-то со временем не так, что-то не так...Отрываю рамку от стены и переворачиваю брюхом вверх: ничего, ни колесиков, ни пружинок, ни лап - пустой короб из прозрачного пластика, в недрах которого раньше покоилось механическое сердце.
      За оконным стеклом время тоже подвержено инфляции.
      Один толкает стрелки, но остальные сжимают их в кулаках.
      
      Всматриваюсь в отражение - между стеклами часов и окна завязалась дуэль. Взгляд мечется от одной плоскости к другой, натягивая в воздухе тонкие электрические нити. Дождь, провода, черные кляксы птиц, грозди винограда, вино и музыка. Нахохлившись, провожаю души умерших круглым глазом. Перья намокли.
      Черт, как сыро и холодно!
      
      Мыши танцуют на столе, смешно вскидывая задние лапки, и я отодвигаю к краю бутерброд с колбасой - чтобы не затоптали. Колбаса хорошая, копченая с мелким синеватым жиром. Собираю хлебные крошки в ладонь и закидываю в рот. Жернова приходят в движение.
      
      Потираю кончиками пальцев, будто скатывая грязь, так мухи перебирают лапками - и теперь отчетливо чувствую запах женщины, настоящей женщины - хорошо настоявшейся как рябина на коньяке. До Содома далеко - бесконечная еда, плоть её никогда не иссякнет.
      Сегодня я прожую, а завтра бутерброд будет опять лежать на столе. Та же самая колбаса: нервно отрезанный кусочек, почти прозрачный с одного бока, толстый грубо оторванный - с другого. И опять мыши поведут хоровод, сплетая в венок тонкие хвосты с маленькими колокольчиками на концах.
      
      Укладываю мышей в пустую коробку от шоколадных конфет. Заряжаю паровозик патронами-батарейками - в добрый путь! Рельсы нам не нужны.
      
      "Я - за оконным стеклом
      Видишь, я за оконным стеклом
      И нам приснится странный сон,
      Что мы опять одни,
      Но постучится почтальон
      И сосчитает дни.
      Наши дни за оконным стеклом,
      Эти дни за оконным стеклом..."
      
      За оконным стеклом я опять вижу эти глаза, лицо, смазанное туманным облаком. Глаза в глаза - смотреть невыносимо и туманное облако впитывает краски ночи, разрастается, шелестит фольгой, морщинится статическими разрядами. Оно хочет что-то сказать, но не может, а я стыдливо прикрываю глаза ладонью, чувствую холод и с показным равнодушием, сделав вид, что ничего не заметил, гоню паровозик вперед - все быстрее и быстрее. Под колесами хрустят тонкие голубиные косточки, красная акварель течет в водосточный колодец - по ту строну неба, унося мятые кораблики перьев.
      Холод в груди тает и на смену заступает пустота, она ложится словно ватный тампон на только что вырванный зуб. Белая простыня с застиранным штампом накрывает полосатый матрас.
      Вот и все, только клочья бумаги и души умерших.
      Оставленный в детстве паровозик заносит песком.
      
      Но все это там - за оконным стеклом.
      
      
      
      
      

    121


      0k  

    
    		
    		
    		

    122


    Политов З. Слово алгебре.   27k   "Сборник рассказов" Проза

      Третье свидание
       http://samlib.ru/p/politow_z/02.shtml
      
      
       Мы познакомились случайно. Надо же, как вдруг попёрло: только неделю назад я купил новый Лексус и всё не мог накататься. И налюбоваться не мог машиной, и надышаться. Пылинки с неё сдувал. У меня никогда не было прежде такой красавицы. Это я пока о Лексусе.
       А она - она! - она стояла у обочины и голосовала. Тоже такая славная, прям как мой Лексус. По пути разговорились, потом кафе, гуляли, туда-сюда... Нет, что вы, на первом свидании ничего не было. Я этикету обучен. Только на третьем, я знаю. А мои, лично мои, светские манеры настолько великодушны, что я готов терпеть до пятого. Только никому не говорите, дабы меня не подняли на смех. После пятого уже даже я понимаю, что ко мне относятся несерьёзно, меня тупо используют и мне становится обидно и скучно.
       Короче, договорились встречаться. Второе свидание, вы же знаете, сплошной пиар и инвестиции - нечего рассказывать. Зато сразу договорились о третьем, и у меня затеплилась - нет, что там затеплилась - воспылала с большими на то основаниями надежда, что недалёк уже мой звёздный час.
       - Ты не мог бы завтра встретить меня после корпоратива?- спросила она и добавила - милый.
       Милый! Милый, - сказала она и я понял: свершилось!
       Милый? Ну что "милый" - фигня! - скажете вы,- нам сотни раз говорили "милый" и ничего не происходило.
       Да при чём тут "милый", мужики! Канун Нового Года, корпоратив: дамочка точно будет слегка навеселе. Тут уж, как говорится, дело техники. Только рот не разевай.
       Она была в хлам. В сосиску, в стельку, в драбодан!
       Но я это осознал не сразу. Сначала я подъехал и меня не пустили. Меня! Из солидного "Лексуса", в моём лучшем представительском костюме (по такому случаю) не пустили. Сказали:
       - Много вас таких, у которых девушки здесь зажигают. Вот, у обочины - в очередь, сейчас мы её пригласим.
       Солидная, видать, контора. "Газпром" , никак не меньше.
       Стою, курю... Ведут мою ненаглядную. Красивая какая! И белое платье ей так к лицу.
       Это я в первое мгновение лишь восхитился, как здесь всё величаво и торжественно: Надо же, провожают, как принцессу Кентерберийскую! Потом только дошло: сама она плохо ходит. И сломанный каблук здесь вовсе ни при чем.
       - Чао, мальчики! - попрощалась она с секьюрити и расцеловала каждого в накачанные щеки. Причём второго, посмазливее, попыталась засосать в губы, но он в самый последний момент отстранился.
       - Вам сюда, девушка - вместо прощания бросил смазливый секьюрити и сделал неопределённый жест в сторону меня и Лексуса.
       - Какой милый! - произнесла она и попыталась потрепать меня по щеке, но промахнулась и ухватилась за дверную ручку.
       Я не успел ничего сделать. Моя домашняя заготовка - широко и галантно распахнув дверцу Лексуса, объявить: Прошу, мадемуазель! - так навсегда и осталась в моей голове, в папке "черновики". Она рванула дверцу на себя - раздался дикий скрежет.
       А-а-а-а, новый Лексус! - отдалось в моей голове криком сорвавшегося в пропасть альпиниста. Как я не заметил сразу, что мне досталось "неправильное" место в очереди встречающих у обочины. Поребрик слишком высокий - у-у-у, блин!
       - Упс! - икнула она. Тоже, наверное, заметила, что случилось непоправимое.
       Ага, щаз-з-з! - нихрена она не заметила.
       Упс, - сказала она, почувствовав что дверь открылась недостаточно, и рванула рукоятку посильнее. Дверь, циркулем прочертив геометрически идеальную дугу на асфальте тротуара, распахнулась во всю ширь.
       - Стой, не садись! - истошно завопил я с такой силой, что на меня обернулись все окружающие. И близко стоящие водители, и далеко отошедшие секьюрити - все. Весь "Газпром" прильнул к окнам посмотреть, что случилось. Лишь один человек меня не услышал. Мешком с картошкой, с высоты оставшегося в живых каблука она свалилась на сиденье. Я кожей почувствовал, как сминается металл об поребрик.
       - Погоди, не закрывай! Сто-о-ой!
       И, как прежде, лишь один человек в радиусе километра меня не слышал.
       - Бля, ну что за дела! - всё причитала она, снова и снова пытаясь притянуть к себя заклинившую дверь, пока я , наконец, не вышел из ступора и не оторвал её изящные наманикюренные пальчики от ручки.
       Я не выволок её из машины. Она так трогательно хлопала глазками. Два сердобольных водителя, соседи по очереди, помогли мне слегка приподнять машину и закрыть дверцу.
       - Ивановская, 13, шеф, гони! - распорядилась она.
       Не узнала или прикалывается? - посетило меня первое за вечер сомнение. Стерва, она ещё прикалывается, надо же! Новый Лексус!
       И я погнал. А она... Она пыталась сидеть прямо. Первые тридцать секунд. Потом голова её начала склоняться. Все ближе и ближе к коленям. К её коленям - не опережайте события! Затем, почувствовав тёпленькое внизу, у ног - я, дурак, забыл вместо печки кондиционер включить, будто сам пьяным не бывал! - она потихоньку сползла на коврик и мирно свернулась там калачиком. Ещё минут через пять чувствую, её что-то беспокоит. Думаю, дай-ка остановлюсь на всякий случай. Вдруг чего. Вон, она по креслу руками шарит - ищет чего? Или что? Пока я зелёного дождался, пока перекрёсток проехал - она уже все ручки на кресле успела покрутить и все рычажки нажать. И, видимо, решив, что ей удалось открыть окно, выплеснула всё роскошное меню новогоднего фуршета на велюровое сиденье. Светло-серое такое, красивого мышиного оттенка. А мне ведь в автосалоне предлагали чехлы - отказался. Некрасивые, говорю - так гораздо симпатичнее.
       Пришлось опустить окошко самому. Не-е, она своё дело уже сделала - не для этого. Так дышать легче. А она, облегчённо вздохнув и причмокнув красивыми губами, примостив красивую замшевую сумочку на сиденье - да, туда-туда - удобно устроив свою красивую и длинноволосую белокурую причёску поверх сумочки и счастливо улыбаясь, уснула.
       Ладно, Ивановская близко уже. Дотерплю - мужественно решил я. Кто после этого скажет, что я не джентльмен? И что у меня с выдержкой не слава богу, а?
       По лестнице поднимались в таком порядке: она впереди, я - чуть позади, на вытянутых руках поддерживая её талию. Но в коридоре я на секунду потерял бдительность. Она бросилась мне на шею с нежными лобзаниями и признанием:
       -Ты такой милый!
       Теперь мой костюм и галстук от Армани с её чудесными волосами, белым платьем и стильной сумочкой, а также с креслом моего новенького Лексуса пахли одинаково.
       - Ы-ы-ы, ты такой лапуля, Васенька!
       А я Андрей!
       - Маленький мой... и-ик... ты заслужил награду...- проворковала она, пытаясь ещё разок дотянуться до меня красивыми губами.
       - Ну чего ты? - разочарованно протянула она через секунду, но тут же встряхнула белокурой головкой и, снова легко переключившись на позитив, продолжила - Ладно, я в душ, а ты тут постарайся не скучать. Да-а, мой малыш?
       ...И упала на кровать, спокойно и ровно через полминуты задышав и забывшись сном младенца.
       Больше я её не видел.
       Нет, пледом я её всё-таки укрыл - я ведь не злодей. И бросился вниз по лестнице: мне ещё Лексус отмывать...
      
      
      
      
      Настоящий мужчина
      http://samlib.ru/p/politow_z/72.shtml
      
      
      
      
      - Но почему?!
       - Боже мой! Как же ты не понимаешь, глупышка!..
       - Ты не любишь меня?
       - Что ты, милая моя! Я люблю! Я очень тебя люблю. Больше жизни.
       - Тогда почему?
       - Я не вправе. Нам лучше расстаться.
       - Но...
       - Девочка моя! Родная моя, любимая! Ты молодая, красивая, у тебя впереди вся жизнь! Ты ещё встретишь своё счастье, обязательно встретишь! А я? Ты посмотри на меня... Нет, нет, я не должен!..
       - Ты? Ты самый лучший. И я люблю тебя, слышишь! Я люблю тебя таким, какой ты есть...
       - Старого, лысого лентяя, с животом до колен?! Девочка моя, я же в три раза тебя старше!
       - Нет! Нет, нет! Я ничего этого не вижу. Я смотрю в твою душу. Ты самый славный и добрый.
       - Ха! Добрый... Добрый, который не может подарить тебе ни кольца, ни шубы. Да что говорить - я в кафе могу тебя сводить разве что раз в месяц!
       - Не беда, мой родной. Ты же отлично знаешь, что я неплохо зарабатываю. И в ресторан на машине довезу, и в отпуск на Мальдивы - нет проблем. А, если что, мой папа...
       - А жить? Где мы будем жить? Не в шалаше же? У меня ни кола, ни двора! Нет, я просто не смею...
       - Ну да, у меня в однушке тесновато. Но разве это главное? Тем более, папа мне на свадьбу обещал подарить трёхкомнатную.
       - Свадьба? Какая свадьба?
       - Не волнуйся, любимый. Если ты не хочешь детей, я и слова не скажу. Пока жива наша любовь - никаких детей, обещаю! Только ты и я.
       - Видишь ли... Я...
       - Любишь покушать? О, я заметила. Знаешь, для женщины нет большего счастья, чем кормить любимого мужчину. Я хорошая хозяйка. Вот увидишь, я буду кормить тебя вкусно-вкусно.
       - И всё же, девочка моя. Ты не можешь не видеть...
       - Ты о сексе? Так и знала, что я не нравлюсь тебе в постели. Но я же стараюсь! Угадываю все твои желания и даже больше!
       - Хм. Вот именно, больше. Я бы сказал, что в моём возрасте пора бы подумать о снижении активности. Ты опустошаешь меня всего, до донышка.
       - О, прости, любимый! Обещаю не приставать к тебе больше, чем ты сам пожелаешь.
       - Глупенькая! Разве я сказал, что мне это не нравится? Но мы не пара, пойми! Что скажут люди? Старый козёл задурил девчонке голову? Нет, как порядочный человек, я должен...
       - Но ты же знаешь, что это не так. Я люблю тебя и это главное. Плевать, что скажут люди. На свете есть только ты и я. И наша любовь.
       - О, искусительница! Злодейка! Чертовка! Ну что ты со мной делаешь! Не должно быть так, не должно!
       - Ну не упрямься, мой игривый козлик. Иди же к своей девочке, ну же... Девочка давно хочет тебя. Давай, скорей, раздвинь ножки...
       - Я? Раздвинь? Ты не путаешь?
      
       - Что ты там бормочешь, старый идиот?! - жена с мокрой тряпкой и пылесосом в руках с грохотом захлопнула за собой дверь. - Развалился тут! Мечтает! Просыпайся давай! Ноги подвинь, говорю! Не пройти. Посуда не мыта, мусор в ведре воняет, в магазин второй день прошу сходить. А он мечтает, мечтатель хренов! Жрать сегодня не проси! До пенсии, почитай, дожил, а всё мудак мудаком!..
      
       - Тьфу, блин!..
      
      
      
      Философия и жизнь
      http://samlib.ru/p/politow_z/03.shtml
      
      
      
      
      - Он не любит меня!
       - C чего ты взяла, глупышка?
       - Он изменяет мне...
       - И что? Он всё равно любит тебя!
       - Но как же тогда он мог! С этой... C этими!
       - Успокойся... Вытри слёзы... Вот... Так... Так. Умничка... Вспомни, когда он вёл тебя под венец, он продолжал любить свою маму. Он и теперь её сильно любит. Но он ей не изменил. Он полюбил тебя...
       - Как ты можешь сравнивать такое! Это ведь совершенно разные вещи. Ты ещё любовь к Родине вспомни!
       - Ты неправа. Любовь - это всегда любовь. Она одна. Она многолика и различна по силе, но всегда единая и всеобъемлющая...
       - Так он и эту... э-э-э... этих тоже, выходит, полюбил?
       - Не факт... Полюбил бы - скорее всего, ушёл бы к той. Как только любовь к ней пересилит любовь к тебе и к вашим детям... Ровно так же, как переехал бы в другой город, другую страну, на другую работу, а ты не захотела бы ехать с ним. Он с тобой - значит, он любит тебя...
       - Какая же это любовь?! Это просто привычка!
       - Нет же! Посмотри, он привык к вашим соседям, но он их не любит. Он привык к коллегам, но и их он не любит. Он ненавидит проворовавшихся правителей, хотя с ними ему тоже пришлось свыкнуться. Он даже не любит твою маму. И не смей его за это винить. Любовь не выбирают. Она сама выбирает.
       - Но как же так! Все вокруг твердят, что когда любишь - не можешь изменить!
       - Ерунда! Чушь собачья. Не изменяет влюблённый. Любящий - свободен! Как часто люди путают эти понятия!
       - А можно всегда быть влюблённым?
       - Это сложно. Надо постоянно "увеличивать дозу", чтоб пробирало снова и снова. Или менять "наркотик".
       - Я буду бороться! Я буду бороться за свою любовь! Я никому его не отдам!
       - Вот это правильно. Конечно же, ты умница! Только не перестарайся. Зачастую борьба за любовь уничтожает саму любовь...
       - Что же мне делать?
       - Просто любить. И не убивать его любовь...
      
       - Странные эти бабы! - думал слесарь из фирмы "Муж на час", застёгивая молнию на ширинке, - Вечно неправильно название нашей конторы понимают. Вот и ещё одна "мстительница" не утерпела. Как же, под горячую руку мужу рогов наставить!
       - А что, есть своя прелесть в моей работе, непременно есть, - продолжал он размышлять, смакуя в уме подробности недавнего адюльтера.
       Легко подхватив чемоданчик с непригодившимся инструментом, он, поцеловав хозяйку на прощание, переступил порог и, нажав кнопку лифта, сформулировал резюме сегодняшнего вечера: - Да, не зря я уволился из университета. Профессору, доктору философских наук никогда таких денег не заработать. Да и с приключениями тут побогаче...
      
      
      
      
      
      Curriculum Vitae
      http://samlib.ru/p/politow_z/92.shtml
      
      
      
      
       ...Ты идёшь по песку. Песок осыпается под твоими ногами и, будто в старинных часах, неутомимо течёт вдаль - вниз, к подножию огромного холма. Наперекор песчаным струям ты вынужден беспрестанно карабкаться вверх по склону. Когда-нибудь поток возьмёт своё. Ты не знаешь, когда и как это произойдёт. Устанешь ли ты и покоришься течению или оступишься на круче и скатишься кубарем. Но рано или поздно ты окажешься там. Бескрайняя равнина примет тебя в своё лоно, заботливо укутав песчаным покрывалом.
       Раньше тебя забавляло это постоянное движение. Едва тёплые мамины руки поставили тебя на песок, ты - сперва на четвереньках, а затем всё более твёрдым шагом - отправился в путь. Твоей неутомимой энергии хватило бы обежать весь склон вокруг и обратно, вдоль и поперёк, но мамины руки не отпускали тебя далеко.
       С обретением свободы ты ринулся вверх. Твоего задора по-прежнему хватило бы на сотни восхождений. Но с каждым шагом склон становился круче. Не беда, думал ты, продолжая забираться всё выше. Ты не знал о коварстве песчаного склона. Когда почти, когда совсем рядом - вот, вот, дотянуться рукой. Когда вершина кажется близкой и достижимой - неожиданно срывается целый пласт и лавина мчит тебя обратно. Ты успеваешь зацепиться за край обрыва. Пытаешься отдышаться, чтобы начать восхождение заново. Ты пробуешь разные пути. Пробуешь рывком, с разбега, пробуешь плавно и аккуратно. Результат всегда один: песчаный обвал несёт тебя в пропасть.
       Ты хитришь. Ты ищешь потайную лестницу, по которой, ты слышал, на свои вершины взбираются другие. Но ступеньки тоже засыпаны песком. Ты можешь разгребать песчаные завалы всё отпущенное тебе время, так и не обнаружив никогда заветной тропинки.
       Силы постепенно покидают тебя. Время от времени, отчаявшись искать спасительные ступени, ты предпринимаешь новые забеги к вершине, но раз за разом тебе нужна всё большая передышка перед последующей попыткой.
       А песок не останавливается ни на минуту. Песок продолжает увлекать тебя вниз, не позволяя отдыхать слишком долго. Ты продолжаешь движение, осыпая песок подошвами...
       И вот наступает тот миг. Миг, когда ты ловишь себя на страшной мысли: высота больше не привлекает тебя. Не манит, не зовёт, не завораживает. В тебе есть силы на последний решительный штурм, но вершина уже вряд ли обрадует тебя и принесёт тебе счастье.
       Отныне ты месишь ногами песок по инерции. Может, в надежде. В надежде на что? На то, что чувство полёта, звенящая эйфория высоты вновь вернётся к тебе? Или в надежде наткнуться на те магические ступеньки, которые наконец принесут тебе хотя бы покой? Ты не знаешь. Ты делаешь это, потому что так надо. Потому что нельзя останавливаться.
       Ты просто идёшь по песку...
      
      
      
      
       Конец света
       http://samlib.ru/p/politow_z/01.shtml
      
      
       По ту сторону социальной рекламы...
      
      
       ... Красный рождественский поезд на экране телевизора повёз детишкам на праздник их любимый газированный напиток, и Василий Петрович, шаркая по засаленному паркету шлёпанцами, поспешил на кухню. Надо успеть слить макароны, заправить их слегка подсолнечным маслом, помыть обязательно тарелку, выдернув её наугад из груды грязной посуды в раковине, и - скорее обратно, к старенькому телевизору, где вот-вот продолжится увлекательнейшее действо.
       - Эх, ладно, сойдёт и немытая, - прошамкал Василий Петрович, как обычно, по привычке, вслух.
       Он и на людях всё чаще забывался и устраивал, по-стариковски, бурные дискуссии сам с собой, а дома давно уже обращался к себе в голос и на Вы.
       - А вот шпикачку Вы зря не купили, - удручённо продолжил он, - Когда они теперь со скидкой ещё будут! Но - чёрт ведь их, негодяев, разберёт: устроили себе каникулы на десять дней, наверняка в январе опять пенсию задержат.
       Нет, всё правильно, будем экономить.
       - Ой, начинается уже! Заболтался я с Вами, старый Вы пень, Василий Петрович!
       Один лишь друг остался у Василия Петровича, единственная отдушина. Старенький телевизор "Сони", подаренный дочкой по случаю. Случай, впрочем, был не особо торжественный. Никакой не юбилей и даже не двадцать третье февраля. Просто они с мужем купили новый, какой-то жидкий, что-ли. Или кристаллический? А ему, значит, свой старый. Сказали, сносу не будет - тебя, батя, переживёт. Действительно, десять лет уже, не меньше - как часы.
       - Вот япошки - Япона их маму! - дают! Не то что моя прошлая "Радуга": телемастер меня по имени-отчеству помнил, чаще родных деток в моём доме бывал.
       На большом экране японского чуда развивались чисто российские события: в просторной светлой студии разношёрстная аудитория во главе с неимоверно споро мечущим слова ведущим бурно обсуждала животрепещущую тему. Присоединяется ли Россия к предстоящему в мире концу света или, как всегда, пойдёт своим путём. Снизу экрана ползли две красных полоски: все россияне активно принимали участие в смс-голосовании. Решали, нужен ли им апокалипсис. Верхняя полоска - за конец света. Нижняя - против. Воздержавшихся не было. Полоски никак не могли прийти к однозначному решению: быть светопреставлению в России или нет, не бывать. Обе они, как привязанные, упорно ползли рядом, поддерживая интригу и накаляя без того взрывоопасные страсти в студии.
       Василий Петрович жадно приник к экрану, боясь пропустить хоть слово.
       Из студии дюжие охранники только что вывели трёх разбуянившихся господ в строгих чёрных костюмах и галстуках, незадолго до этого затеявших драку со странными на вид существами - бритыми под ноль молодыми людьми непонятного пола, в длинных оранжевых балахонах на голое тело и с бубнами в руках. Они убеждали присутствующих, что "Там" всем будет хорошо, а "чёрные пиджаки" не соглашались, ссылаясь на некие неоконченные дела на Земле и не вполне освоенные нефтяные российские недра.
       Теперь слово взял самый любимый Василием Петровичем актёр, шоумен, без которого - если передаче был важен рейтинг - не обходилось ни одно ток-шоу российского телевидения. По всему судя, умный и начитанный, но отчего-то косящий под идиота пожилой пухлячок, брызжа слюной, орал благим матом:
       - Лохи они последние, эти ваши майя! У них просто бумага кончилась - или на чём они там календарь свой дебильный - на камне, на золоте? Чёрт с ним, все равно это кончилось. Какой может быть в России конец света, я вас спрашиваю? Зарубите у себя на носу: пока российская армия не омоет сапоги в Индийском океане, никакого конца света не будет! Однозначно!..
       А что? - подумал Василий Петрович во время очередной рекламной паузы, заваривая иван-чай, собранный во время летней вылазки с дочкой в Подмосковье. Покупать настоящий чай Василий Петрович не мог себе позволить. Дешёвые пакетики, конечно, тоже продаются, но, поди знай, что за труха в них насыпана!
       - А что? Кому она, к едрене фене, такая жизнь нужна?! Жену давно схоронил, дети не заходят и даже звонят редко. У них свои заботы. Сыновья, оба, хоть и остались в Москве, но только, разве что, с днём рождения поздравляют. Дочка вышла замуж и уехала в Питер, хотя именно она чаще братьев навещает его да балует изредка подарками. Недавно вот, тоже "по случаю", новомодную штуку подарила, сотовый телефон. Розовый, правда, какой-то немужского вида, но какая ему, пенсионеру, разница.
       Вот на эту кнопочку, говорит, нажмёшь, если что, и ко мне попадёшь. Ну или к Вовке с Сашкой. Мы всегда рядом, папуля.
       - Ага, рядом... Да ладно, я же всё понимаю. Захребетники эти наши, в верхах, вам тоже продыху не дают. А у вас детки малые...
       - А мне-то, старику, и вовсе жизни нет никакой. На пенсию и кота не прокормить, тарифы растут, как оглашенные. Надысь, эвона, горячая вода подскочила. Болячки ещё эти! Спину целый день ломит и в бок постреливает. Нет иной раз мочи терпеть. А в поликлинику не пробиться, в собесе откровенно на три буквы отправляют.
       Поговорить, и то не с кем. Старых приятелей разбросало по свету, а новых так и не научился заводить. Соседи злые, как голодные собаки, от безнадёги беспросветной.
       А конец света, эх, красота - раз, и готово. Как раз кстати. Лучше пусть "Они" тебя заберут, чем сосулькой с крыши по голове. Опять же, детям тратиться не придётся: похороны там, поминки, то да сё. Миг - и ты уже на небесах.
       Заиграла тихой печальной музыкой очередная рекламная пауза.
       Василий Петрович проковылял к шкафу, открыл скрипучую дверцу и достал свой парадный костюм. С серебряной свадьбы не надёванный. Костюм отозвался тихим звоном трёх разноцветных медалек за посильные трудовые заслуги ещё перед социалистическим отечеством. Бросил на кровать. Чуть позже к костюму присоединились застиранное едва не до дыр чистое бельё и белая рубашка с галстуком.
       - Где-то ещё были туфли летние, белые, - машинально шепелявил Василий Петрович, протягивая руку за телефоном и тыкая заскорузлым пальцем в яркие кнопки. На простой номер 666 он отправил одно лишь короткое слово - ДА.
       - По такому случаю можно и наливочки. К Новому Году берёг, но раз такое дело-то... Только быстрее, Василий Петрович, быстрее! Неровен час, реклама закончится...
       Он поспешил на кухню.
       За сгорбленной спиной с яркого заграничного экрана огромными русскими буквами сиротливо молила надпись:
      
       ПОЗВОНИТЕ РОДИТЕЛЯМ!
      
      
      
      Голая правда
       http://samlib.ru/p/politow_z/18.shtml
      
      
       Сказочка
      
      
       Вы так же, как и я, писали в школьных сочинениях, что никакой не Андрей Болконский ваш любимый герой? И никакая не Катерина. И, боже упаси, не Татьяна Ларина! Тоже перелистывали всего Андерсена в поисках продолжения истории про отчаянно смелого мальчика, крикнувшего нелицеприятную правду про своего тупого короля? И не нашли ни строчки, верно? Некоторые на этом успокоились. Ну, погоревали малость и забыли, как частенько бывает. А у меня-то шило в одном месте, мне-то не успокоиться!
       Так я и не успокоился. Народ должен знать своих героев, сказал я. И, будто заправский историк-биограф, как пионер-следопыт зарылся в архивах.
       Вам любопытно знать, что же с мальчонкой дальше приключилось? Я всё разузнал, слушайте:
      
       Сперва он был примерно выпорот широким отцовским ремнём, потому что король-то - голый!
       Уже с семи лет он лишился радости новогодних подарков, потому что Дед Мороз не настоящий.
       Потом он остался на второй год, потому что директор школы ни фига не понимает в географии.
       В девятом ему объявили бойкот одноклассники, потому что это Серёжка Иванов утащил из учительской и сжёг классный журнал.
       Затем он лишился двух зубов, потому что менты - козлы.
       Из института его отчислили, потому что проректор - педик. А чего он пристаёт!
       В армии он получил полгода штрафбата за то, что - по уставу - сперва спросил кто идёт, а затем два раза выстрелил: в воздух и в командира части.
       Потом от него ушла жена. Потому что она бревно в постели и не умеет готовить, а мамаша у неё - у-у, старая ссссс...!
       Немного погодя в его фирму заходили по очереди интеллигентный пожарный старичок, добрый доктор из районной СЭС и милая девушка из налоговой. И только затем они привели с собой судебного пристава с отрядом ОМОНа и опечатали офис. Потому что - я буду работать честно и неча тут взятки вымогать!
       Пятнадцать суток после разгона митинга ему дали ... - так сами знаете, почему.
       Некоторое время спустя им заинтересовалась ФСБ. Потому что свободный гражданин вправе высказывать критические замечания в адрес президента.
       После этого он умер. Да нет, просто пора пришла. Пожил своё...
       Потом его не пустили в рай, потому что бога нет!
       Думаете, корчится в аду? Щазз! На черта, извините за каламбур, Сатане такой подарок!
       Его реинкарнировали. Теперь он - рыба.

    123


    Юрина Т.В. Мы рождаемся и умираем часто   19k   Оценка:8.00*4   "Рассказ" Проза


       Родимая земля моя умирает,
    Анзасская земля моя пустеет...
    Скоро полынью ее затянет,
    И имя Анзасса забудется.
       (Любовь Арбачакова)
      
      
       В самом центре средней земли - там, где сошлись в узел седые хребты, - стоит, подпирая небо, Ледяная гора, по-шорски, Мустаг. Вокруг ещё горы и таскылы вздымаются, каждый своё обличье имеет: одни кедровником и пихтачом заросли - зелёные, другие - сплошь серые гольцы, у третьих внутри - камень, рождающий металл. В долинах таёжных рек по соседству с разными духами издавна шорцы селились.
       Каждый шорец сызмальства знает: на девятом небе, где всегда сытый скот, не сохнут травы и не вянет трава, живёт бог неба Ульгень. Под землёй находится царство его брата - кровожадного Эрлика. Добрый Ульгень и злой Эрлик равны между собой, и их власть над человеком одинакова. Счастье, здоровье, богатство - это воля их двоих, а не кого-то одного.
       Мир велик, и простому человеку живётся в нём нелегко. Но ведь и медведю в тайге не просто, и зверю копытчатому. Жить надо честно, не гневить духов, не убивать зверя больше, чем съесть можешь. Добро и зло всегда в равновесии.
      
       В таёжном улусе в низовьях Мрассу жил в давние времена молодой охотник Шелтрек. Хороший был охотник: белка и соболь будто сами его искали, маралятину и лосятину кушал, медвежьими шкурами укрывался. Ходил по тайге на подбитых камусом лыжах, плашки и кулёмы охотничьи проверял, соболей из них вытаскивал, улыбался мордочкам их треугольным, представляя, как жена "красивым" рада будет. Даже мысленно не называл Шелтрек зверя по имени, чтобы не спугнуть, не прогневать таёжных духов. Соболя шорцы аскыром кликали - "красивым", медведя - улу-кижи - "старый человек", значит. Старики говорят, что он и был раньше человеком. Сильный, но простоватый. Доверчивый, как ребёнок. Жил в одной семье и так много ел, что за прожорливость домашние делали ему замечания. Обиделся на них человек и пошёл в лес за дровами. Ушёл, да и не вернулся. Превратился там в зверя. Все охотники лесного народа уважали улу-кижи.
      
       Осина листья сбросила, травы пожухли, бурундук кладовую орехами набил, укрылась белым земля, и само небо замёрзло - пора на охоту идти.
       Ещё с осени заприметил Шелтрек берлогу, подождал, пока снега побольше навалило, да уснул медведь покрепче, и привёл охотников к логову. Шли, не разговаривали шибко, таились: "старый человек" ведь всё слышит, и речь шорскую понимает. Когда выманили из берлоги, завалили, попросили прощения у самого зверя и у духов. Обманывали всячески: мол, лазил за ягодой и упал с таскыла, сам умер. С дерева упал, мол, да сам и умер. И через голову не шагали - нельзя дух медведя обижать.
       Глаза зверя вытащил Шелтрек и проглотил ещё тёплые, чтобы в следующий раз другие медведи видели их внутри него и не трогали охотника. Неуязвим стал Шелтрек для улу-кижи. А душа медведя, которая у него на кончике носа, досталась младшему брату. С тех пор носил Амас медвежий нос на груди, на верёвочке и гордился.
       Да, знатная добыча была тогда: приволокли тушу в улус на волокуше из конской шкуры, всем родом мясо ели. И духам досталось: жиром в сторону гор покропили, и кусочки медвежатины в огонь покидали. Абырткой, жертвенной брагой, побрызгали. Пустили по кругу чашку. Опечалились для вида, скорбные маски на лица повесили - опять же, чтоб духов обмануть: мол, родственника хороним. Ну, а потом арака в ход пошла - самогонка ячменная. Совсем пьяные стали. Как дети малые. Хохотали и песни пели, забыли, что скорбеть надо. Из дома в дом ходили, три дня праздновали.
      
       Сладко спалось на медвежьих шкурах Шелтреку. Жарко в объятиях любимой Анчак, медвяной, как синь-корешок, трава-медуница, и терпкой, словно стебли молодой колбы.
       Будто кандыки взошли весной на проталинке - один за другим детишки у них появились, на шкурах ползать начали, по улице бегать, из маленьких луков понарошку стрелять, как настоящие охотники. Жена крутила ручку тербена, а сама на детей смотрела, глаза её как смородины блестели. Размалывали каменные жернова ячменные зёрна, сыпался в берестяной короб талкан - радовалась Анчак. Орешки кедровые с толокном смешивала, мёдом сдабривала - кормила будущих охотников и улыбалась Анчак. Гонялись за жеребёнком сыновья, смеялись солнышку и цветам - смеялась Анчак вместе с ними. Весело Шелтреку смотреть на семейство своё.
      
       Иногда Ульгень и Эрлик сообща приговаривают человека за дела его, и умирает он естественной смертью, как старики умирают. А бывает, что духи разгневаются или жадность обуяет Эрлика, и он насылает болезни. Спасти тогда человека от смерти только сильный шаман сможет.
       Одна зима шибко злая была. Вьюги трепали тайгу, метели снегами сыпали, птицы от морозов в камни превращались.
       Духи айна - помощники Эрлика - повадились в ту зиму воровать души детей. Только уснёт ребёнок, приснится ему лето и солнышко - летит его душа на пёструю полянку, где много цветов и птицы поют, заиграется, айна - уж тут как тут. Заболели и умерли дети Шелтрека один за другим. Как будто кандыки отцвели, лепестки отлетели - отделились их души от тел и блуждали вокруг дома, плакали и кричали жалобно. Не видно их и вернуть никак невозможно, но и уходить не хотели далеко, к мамке просились. Шаман на седьмой день камлания только и смог отогнать души мёртвые от родительского дома.
       Весь год детские души напоминали о себе то порывами ветра, то стуком в окошко, то снежными вихрями. Кровь застыла в жилах Шелтрека, свет не мил стал. Будто сам он умер вместе с детьми своими, будто и его душу духи айна выпили. А каково жене его? Анчак и вовсе лицом почернела, телом иссохла, сердцем заскорузла, как рогоз на осеннем болоте от ветра качалась.
      
       Много лун с тех пор умерло и много новых родилось. И детей много умерло. Ослаб род Тарткып.
       Потеснили шорцев ойроты - чужие пришлые люди. Землю наизнанку как шабур, халат тёплый, вывернули. Уголь из недр выгребли. Железо и медь из гор забрали, пустые чёрные камни после себя оставили. Реки драгами избороздили, песок пересеяли, золотые искорки и самородки повыхватывали, воду взбаламутили, дух реки осквернили. Деревья вековые вырубили. Нарушили равновесие, духов между собой перессорили, разгневали. Ушли из тайги звери, кончилась в реке рыба.
      
       Когда такая беда приходит, сильный, шибко сильный шаман нужен. А если весь род слабый - откуда ему взяться? И другие, соседние роды зачахли... Многие улусы опустели, кипреем и полынью заросли. В некоторых - одинокие старики век доживают. Их дети и внуки давно в город уехали. Только что там хорошего? Запертая в трубах вода и воздух тяжёлый нутро разъедают, заводы почище духов айна силу у людей пожирают, и радость уходит из глаз чёрных, смородиновых. Зато водки в магазинах полно - не надо абыртку делать, араку гнать. Хоть каждый день пей - утром и вечером!
       Жадный Эрлик, наверно, доволен. Горсточка шорцев на земле осталось. Малый, вымирающий народ, говорят про них.
      
       Всё это понимал старый шаман, и печалился, но не было сил у него изменить назначенное Ульгенем и Эрликом. Скоро и ему самому придёт час умирать. А как оставить свой род без кама? И велел шаман осиротевшей матери Анчак прийти к нему ночью тайно, чтобы даже соседи не видели.
      
       Вышла Анчак из дома в назначенное время и глянула на небо. Через его дырявый платок золотом звёзды просвечивали. Но не было там звёздочек её деток: давно уже они в Мрассу попадали и к Эрлику в подземное царство уплыли. Крючок старой луны едва светился. Словно столетняя старуха усмехалась понимающе узкими губами. Настала пора к шаману идти.
       Анчак изготовила из тряпок куклу, завернула как ребёнка и на следующую ночь, прижимая её к груди, направилась к каму. Темно, не видать ничего. В такие ночи из всех щелей вылезают духи, помощники Эрлика, напускают на людей болезни, толкают на грабежи и убийства. В такие ночи жизнь и смерть встречаются ненадолго, чтобы потом опять разойтись. Вот и старая луна умерла, чтобы родиться потом снова.
       Темно. Пусто на небе без луны, пусто в душе Анчак. Только необузданная лошадка-ветер носится в поле, только шепчутся с невидимыми духами листья на деревьях, шуршат травы. Прижимая тряпьё к груди, подошла к дому шамана. А тот уже ждал. Усадил женщину на землю, дал молока, велел держать куклу тряпичную у груди и ждать сигнала, а потом пить маленькими глотками. Тихо камлал старый кам, с бесшумным пока бубном - осторожно ступал вокруг женщины, всё шире круги его. Подпрыгивал высоко, делал широкие взмахи. И вот изловил душу спящего ребёнка из чужого рода-племени, поймал заигравшуюся, словно рыбку - решетом. Подскочив к женщине, опрокинул бубен - накрыл им Анчак.
       - Пей, пей, молоко! - закричал, заколотил в бубен, вбивая ударами в женщину душу похищенную.
       Гулко в ночи раздавались удары колотушки-орбы. Громко стонал и охал бубен шамана, удерживая пойманную душу и отгоняя злых духов.
       Анчак пила, давясь и захлёбываясь, глотала, и, полумёртвая от страха и ужаса, постепенно расправлялась, наполнялась новой жизнью.
       - Иди домой. Мальчика скоро родишь, - хрипло прошептал кам и обессилено упал в траву.
       Со всех ног бежала Анчак домой. Прячась за деревьями, кралась за ней, с любопытством подглядывала краешком чистого личика молодая луна.
      
       Когда лицо зимы потемнело, морщинами на лице старухи ручьи сбежали, народилась молодая трава, и зажужжали над медовыми цветами пчёлы, весь род Тарткып собрался вокруг большого костра. Шелтрек принёс свёрток, положил у священного костра, развернул шкуру, выпростал ребёнка.
       Старики наклонись посмотреть, кто родился у охотника. Ребёнок сучил кривоватыми ножками, взмахивал тонкими ручками, щурился на огонь щелочками чёрных лукавых глаз. Отскочили старики да поздно: будто горошка стручок нацелился кверху и окатил любопытных весёлой струйкой. Засмеялись шорцы, довольные, уселись кругом.
       - Мерген - меткий стрелок родился! Славный охотник будет! - говорили.
       Совсем плох был старый шаман. Едва дождался появления мальчика. Подошёл к костру, сощурил глаза пристально, ткнул пальцем в ножку ребёнка. И все увидели, что родился он с лишней косточкой - утолщением на большом пальчике правой ноги. Любой шорец знает, что означает такая особая отметина.
       - Шаман? - испугалась Анчак.
       - Кам! - гордо сказал Шелтрек и почтительно поклонился шаману.
       - Кам, - подтвердил старый шаман и усмехнулся. - Да не меня благодари: Ульгень сам себе помощников выбирает.
      
       Поднесли огню угощение: мясо да сладкую абыртку из талкана и луковиц кандыка. Потом пустили чашу по кругу.
       Как угасающий костёр, вспыхивает и разбрызгивает далеко пламя перед тем, как окончательно потухнуть, так и старый кам почувствовал вдруг прилив сил.
       - Алас, алас, алас! - выкрикивал старый шаман, танцуя вокруг костра и вкладывая в последнее своё камлание остаток жизненных соков. - Имеющая тридцать зубов, мать-огонь моя, имеющая сорок зубов, мать-огонь! Лезвием-мечом через гору гони, через реку гони! Ночью караулящей будь! Днём охраняющей будь! Ребёнка моего карауль!
       Вскоре старый шаман умер. Осиротел род, будто из улья матка улетела.
      
       Положил Шелтрек в колыбельку сына маленькую стрелу, прикрытую заячьей шкуркой - оберег от злых духов, и рос Мерген здоровым и сильным ребёнком.
       А когда вырос, духи причинили ему шаманскую болезнь, настолько тяжёлую, что все думали - не выживет. Чем дольше человек болеет - тем сильнее шаман получается. Словно в коме лежал и в припадках бился Мерген. Большая Птица много дней и ночей клевала и раздирала железными когтями его тело. Потом растащила в стороны кости, выварила и промыла их, собрала всё заново, наполняя тело и голову необычайной силой и таинственным светом.
      
       Оправился Мерген, в улус предков приехал. Седой Мустаг разрешение на изготовление бубна дал. Собрались старый да малый, давай помогать новому каму. Вначале вырезали колотушку орба из черёмуховой ветки с развилкой из пяти отростков, обтянули шкуркой белого зайца. В рукоятке просверлили дырку и продели ремешок - чтобы с руки не скользнула. Согнули обечайку из тальника, стянули черёмуховыми обручами и вставили берёзовую рукоятку. Шкуру марала три дня в Мрассу вымачивали, потом натянули на бубен с силой. Пятеро стариков тянули.
       Когда кожа подсохла, Мерген взял в руки краски и косточку рябчика.
       Робко, неуверенно пока нанёс косточкой первую линию, поделившую поверхность на две неравные части: верхнюю - небесную сферу и нижнюю - подземный мир. Кривоватая получилась линия. Потом рука окрепла, и уже уверенно наносил кам рисунки: красной краской солнце, луну, звёзды и радугу. Белой - священные берёзы, духов-помощников в виде птиц.
       Ниже нарисовал Мерген горы, людей, лошадь и медведя. Подумал и нарисовал ещё какое-то многоногое животное.
       Разукрасил контур обечайки широкой дугой из двух линий, а между ними геометрические фигуры, зигзаги, поперечные линии. Несколько дней шло изготовление бубна. Много фигурок на нём появилось. И видели люди - много помощников у кама, довольно улыбались: сильный шаман будет! Потом оживили бубен, колотили в него все по очереди, показывая Мустагу, как получилось, и тот одобрил. Радость и надежда зародились у стариков.
      
       На большой поляне возле берёзы собрались из разных улусов шорцы, даже из городов приехали - в костюмах красивых. Много еды привезли с собой, на столах разложили. Мясо марала, медвежатина, конина, хариусы, слегка подсоленные и жареные, пельмени, колба, и конечно, куспаки с абырткой - каждый род свои рецепты знает. Лучшее привезли. С трудом добытое. И стоят нерешительно возле своих: мало их, переминаются с ноги на ногу робко.
       Девушки косами мериться стали. Кен-шаш - красивая коса у многих девушек оказалась. Но лучше всех, длиннее волосы - у Чылтыс. Блестят чёрные глаза, сияет звёздочкой имя её. Женщины с длинными волосами тонкий мир лучше чувствуют. Тут и парни встрепенулись, состязание устроили, кто дальше камень бросит.
      
       Загудел бубен натужно. Вышел к огню шаман. Заходил кругами, запрыгал в танце. Громкие звуки летели к горам - и слышали горы, что родился новый шаман. Слышно удары и богу-творцу Ульгеню - сильный родился шаман. Дальше летели звуки бубна - в занебесную землю, к предкам.
       Танцуй в тяжёлый миг, шаман! Исполняй свой долг, кам! Делай шаманскую трудную работу! Поднимайся на девять ступеней к Ульгеню! Расскажи, как живут сегодня шорцы. Принеси хорошие вести от Ульгеня. Испроси благословения и благополучия своему роду. Дай понять лесному народу, что не брошен он на произвол судьбы, не обречён на вымирание. Излечи страдающих! Для большой любви нужно большое дыхание! Верни, кам, гармонию сомневающимся соплеменникам!
      
       Чистый голос золотой кукушки
       По белому таскылу разнёсся,
       Белого таскыла
       Золотые пуговицы расстегнулись,
       Золотой горы
       Шесть дверей открылись,
       Вершина месяца повернулась,
       Вершина года скользнула-сдвинулась,
       Старый год ушёл,
       Новый год вошёл.
       Если подниму руку - моление будет,
       Если открою подмышку - брызганье будет!
       Жажда ваша пусть утолится!
       Желание пить пусть пройдёт!
       Текущая вода зашумела,
       Вершины хвойных деревьев смягчились.
       Чистое крапление мы совершаем;
       Голову годы мы поднимаем, - правым глазом смотри,
       Правой рукой давай!
       Правым ухом услышь,
       Правое благословение дай!
       Проснувшимся горе и воде кропление да будет!
      
       Камлай, шаман! Стучи колотушкой в бубен! Разбуди солнце! Пусть катится солярный круг без устали.
       Камлает шаман, и разглаживаются лица его соплеменников. Старухи и старики молодеют. Сильный дух поселяется в груди шорцев. Мужчины силу небывалую чувствуют, а женщины снова готовность рождать обретают. Радость и надежда поселились в их душах.
       Как цветы на проталине: сперва один из-под снега выглянет, потом другой, третий, глядь - уже вся поляна сиреневым пестреет - родились вскоре дети у шорцев. Много детей! И дальше стали шор-кижи жить, богатеть и крепнуть. И снова расцвела Горная Шория, их родина, уголок земли.
       Мы рождаемся и умираем часто.
       Мы рождаемся и умираем...
       Мы рождаемся...
       Мы...
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
    © Татьяна Юрина 24.03. 2013

    124


    Шауров Э.В. Хамакура Датсигама   11k   Оценка:9.13*6   "Рассказ" Мистика

      

    Хамакура Датсигама

      
      
      Давным-давно рассыпались прахом те, кому обещал я хранить молчание, и, наверное, одна маленькая небылица не слишком отяготит карму старого буси.
      Приключилась эта история больше сорока лет назад, незадолго до печально известной усобицы годов Онин. Мне тогда исполнилось девятнадцать или около того, и я уже почти полгода как служил среди самураев даймё Хамакура Юраймаши. Не сказать, чтобы в сакэ купался, скуповат был даймё Хамакура и жалованья положил всего двадцать пять коку риса, но мне, нищему ронину, получившему в наследство лишь пару добрых мечей да пару добрых советов, служить такому влиятельному сюзерену уже казалось большой удачей. Отец всегда учил меня, что хороший самурай не станет считать рис в чашке хозяина. И я служил со всем рвением, на какое только был способен.
      Накануне хару но нанакуса я нёс ночной дозор на северной стене замка во втором кольце укреплений. Времена стояли неспокойные, и сёку Ашигара приказал рёсуям усилить караулы. Напарником моим выпало быть хорошему моему приятелю Тамадаки Бендзобуро. Возрастом Бендзобуро годился мне в дяди, но ладили мы хорошо. Слыл он большим лентяем, любителем сакэ и молодых вдовушек, оттого по службе продвигался не слишком бойко, хотя воином был хорошим.
      Ночь выдалась морозная. Ветер пробирал до самых печёнок, а на зубцах стены лежала изморозь. К полуночи ветер стих, стало чуть теплее и в чёрном воздухе закружились мягкие снежинки. К тому времени успели мы так продрогнуть, что уж не отличали тепла от холода.
      - Эх, - мечтательно сказал Бендзобуро, плотнее кутаясь в поношенный хаори. - Неплохо было бы пропустить по стаканчику сакэ! Как ты думаешь, Отобэ-кун?
      Саке у нас всё одно не было, и я отозвался в том духе, что, наверное, неплохо, если понемножку, да ведь только нету у нас сакэ.
      - Эка невидаль! - сказал Бендзобуро. - Нету, так будет! Ты постой пока, а я берусь раздобыть целую фляжку. Если вдруг кто из начальства покажется, говори, что по нужде отлучился Бендзобуро. А я уж мигом.
      Не успели мои губы сказать ни 'да', ни 'нет', как спина Бендзобуро растворилась в пелене крепчающего снегопада.
      Оставшись один, я принялся ходить вдоль стены взад и вперёд. Доходил до угловой башни и шагал обратно, стараясь согреться. Снег валил всё гуще и гуще, покрывая зубцы стены белоснежными шапками. Искристый овал луны неясно светился сквозь завесу из пушистых хлопьев. Плотная жутковатая тишина укутала меня непроницаемым коконом, отделив от всего остального мира, только снег мерно хрустел по подошвами моих гэта. Такая снежная тишина постепенно обостряет все чувства человека, и через некоторое время я стал ощущать, что нахожусь на стене не один. Кто-то неотступно двигался за моей спиной, старательно ступая след в след, замирая, когда я замирал с поднятой ногой, и возобновляя движение, едва его возобновлял я.
      Отец всегда говорил, что храброму воину не к лицу бояться снежной госпожи Юки-Онна или пожирателей человечины бусо, но всякий раз, когда я оборачивался кругом, чтобы идти в обратном направлении, сердце моё замирало.
      Отрезки моего пути становились всё короче и короче, и в конце концов я остановился посередине стены. Снег к тому времени шёл уже так густо, что ничего нельзя было разобрать и в пяти шагах. Я подумал о том, что Бендзобуро может заплутать в таком густом снегопаде, и в ту же секунду услышал негромкий тоскливый стон. Стиснув рукоять меча, я обернулся, шагнул на звук и едва не рассмеялся от облегчения. На крепостном зубце сидела большая белая кошка. Она была такой белоснежной, что почти растворялась среди падающих снежинок, так рыба камбала становится невидимой на морском дне. Неудивительно, что тридцать раз пройдя мимо, я её не заметил.
      - Кис-кис, - позвал я.
      Кошка подняла маленькую узкую голову и бодрости моей как ни бывало. Два глаза, красные, как кровь, и холодные, как лёд, уставились на меня сквозь завесу снегопада. Даже в полутьме я прекрасно различал их жутковатый отблеск.
      - Не сердитесь на меня, госпожа киска, - проговорил я бодрым и шутливым тоном. - Я бы с радостью угостил вас рыбкой или кусочком сыра, но я не взял с собой ни того, ни другого. Вот в следующий раз...
      Произнося всю эту ахинею, я осторожно обходил кошку сбоку, стараясь взглянуть на её хвост.
      - Не говори ерунды и оставь животное в покое, - произнёс глухой голос.
      Я вздрогнул и обернулся. На миг мне показалось, что это вернулся Бендзобуро с обещанным сакэ. Но это был не Бендзобуро. Незнакомец стоял у противоположного края стены, оборотившись ко мне спиной. На нём было лёгкое, абсолютно белое кимоно. Мечи в красных ножнах торчали позади, точно раздвоенный хвост.
      - Что-то я не видел тебя раньше, - проговорил незнакомец всё тем же неприятным голосом. - Ты новичок в доме Хамакура?
      - Я тоже не знаю вашего имени, - я второй раз за ночь положил ладонь на рукоять меча.
      - Меня тут все знают, - сказал незнакомец. - Даже кошки.
      Я невольно покосился на каменный зубец и похолодел. Никакой кошки на стене уже не было.
      - Моё имя Фурайшитсу Отобэ, - сказал я, стараясь придать голосу твёрдость. - Я самурай Хамакуры Юраймаши. Теперь назовите своё имя.
      - Твой хозяин злодей и выжига, - сказал незнакомец.
      - Кто бы вы ни были, я не позволю поносить своего хозяина! - по спине моей пробежал холодок. - Назовитесь. И скажите, что делаете здесь в столь поздний час.
      - У меня здесь свидание, - белое кимоно качнулось, - с моей женой. Хочешь взглянуть на мою жену?
      Незнакомец быстро обернулся, и волосы мои зашевелились под амигасой. Пустыми глазницами смотрела на меня личина полуобугленного трупа. Яркая полосатая змейка из тех, что одним прикосновением убивают неосторожного ныряльщика, ползла по его чудовищному лицу. Словно нить, продетая в игольное ушко, она насквозь пронизывала чёрные и безглазые дыры в голове.
      - Теперь она греет мою постель! - воскликнул призрак и залился жутким смехом.
      Зубы мои выбивали дробь.
      - Ступай к Датсигаме, сыну даймё, - грозно распорядился призрак, видевший моё замешательство. - Скажи, что завтра я хочу говорить с ним на этом самом месте.
      С этими словами адское создание повернулось ко мне спиной и исчезло в холодной белой круговерти. И почти сейчас же со стороны башни раздался голос Бендзобуро.
      Выпив сакэ и немного успокоившись, я поведал приятелю и о белой кошке, и о страшном видении. Бендзобуро внимательно меня выслушал и сказал, что если онрё, а это несомненно был дух-онрё, хотел видеть Датсигаму, то лучше нам доложить обо всём рёсую Мацахири.
      
      
      Старый сотник выслушал меня с величайшим вниманием, велел показать ему место, где я видел онрё, а покуда держать язык за зубами. Следующей ночью я отправился на стену вместе с ним, сёки Ашигаро и Датсигамой. В компании с сыном даймё и двумя бывалыми бойцами я чувствовал себя готовым к встрече с целой армией призраков.
      В этот раз на небе не было ни облачка. Луна, круглая, будто плошка с варёным рисом, заливала округу холодным мертвенным светом. Проходил час за часом, а призрак всё не появлялся.
      Сын даймё стоял, облокотившись на стену, и задумчиво глядел вниз на заснеженные заросли акации, Ашигаро неспешно прохаживался по площадке, Мацахири стоял невозмутимый и неподвижный, точно каменное изваяние. Я тоже старался не шевелиться, так как боялся явить свою непочтительность к таким важным спутникам.
      Наконец, Ашигаро надоело ходить, он остановился напротив меня и спросил с лёгкой усмешкой:
      - Где же твой призрак, Отобэ-кун?
      - Я здесь, - раздался низкий рыкающий голос, и белое кимоно вдруг выступило из чернильно-густой тени.
      Все разом замолчали и обернулись к призраку. Ашигаро и Мацахири, не сговариваясь выступили вперёд. И я заметил, что на этот раз меня уже не так ужасает вид проваленных глазниц и спёкшихся ошметьев кожи над длинными оскаленными зубами.
      - Чего тебе надо, неупокоенная душа? - громко спросил сёки. - Быть может, тебя гнетёт обида на кого-то из членов этого дома? Я вижу на твоём кимоно знак рода Хамакура.
      Призрак молчал и я услышал, как Мацахири негромко воскликнул, обращаясь к сёки:
      - Великая Аматэрасу! Мне кажется, я узнаю эти мечи.
      - Как смеете вы, - глухо проговорил призрак, - как смеете вы, трусы и предатели, не убившие себя после смерти господина, задавать мне столь глупые вопросы? Я желаю говорить с Датсигамой наедине. Чуете запах погребального костра, слуги убийцы?!
      С этими словами онрё выхватил из ножен меч и шагнул вперёд. Мечи сёки и рёсуя со свистом покинули ножны, но видно демоны преисподней помогали проклятому созданию. Миг! - и покатился по полу Ашигаро; сверкнул, разрубая пустоту, меч Мацахири, а сам рёсуй с рассечённым лицом сполз вниз по шершавой стене, пачкая камни чёрной кровью.
      Пальцы мои стиснули рукоять меча, занесённого над правым плечом. Сын даймё, словно прочтя мои мысли, шагнул вперёд, занося клинок, и замер, точно громом поражённый. Призрак опустил меч. Датсигама мог ударить трижды, но он не ударял, он с изумлением глядел в пустые обожжённые глазницы. Вдруг его лицо исказилось и губы прошептали:
      - Отоо-сан?
      В следующий миг я сделал выпад. Каким-то чудом привидение успело поднять своё оружие. Клинки сшиблись, и мой меч переломился, точно сухая ветка. Тяжёлая рукоять меча онрё обрушилась на мою голову, луна распалась на четыре куска, и я без чувств рухнул на каменные плиты.
      
      
      Очнулся я оттого, что кто-то тёр мне виски влажными холодными пальцами. Открыл я глаза. Дивное дело! Вижу: сидит надо мной рёсуй Мацахири, живой и невредимый, чуть поодаль - Датсигама беседует вполголоса с сёки Ашигарой. Самое бы время удивиться или впасть в сомнения, да только ломило мою бедную голову так, что я и удивиться толком не смог.
      Уже столько лет прошло, а до сих пор не пойму, что за морок навело на нас бесовское отродье? Датсигама отдал мне свой меч взамен сломанного, и там же, на стене, взял со всех нас обещание никому не рассказывать о том, что видели мы ночью. На расспросы наши ничего не ответил, сказал лишь, что открыл ему призрак тайну, знать которую никому пока не дозволено.
      Зря старался сын даймё, крепко призрак берёг свою тайну. Две недели прожил после той ночи рёсуй Мацахири. Взялся объезжать лошадку с норовом, да и грянулся головой о землю. На два месяца пережил его сёки Ашигара. Славный был буси, а подавился за обедом рисовым зёрнышком, посинел и дух испустил.
      Датсигама после того ходил сам ни свой, а через полгода уехал в Киото. Прожил он в Киото больше года, там, говорят, умом и тронулся. Однажды вернулся домой, зарубил Юраймаши и сам лёг. Я тогда в Ямагату ездил с поручением, посему доподлинно обсказать ничего не могу, сколько ни спрашивайте.
      Болтать после того вовсе никакой охоты не стало, зато слушать научился. Сказывали мне и раньше, что Юраймаши не родной Датсигаме отец, а дзиндай, ставший даймё после безвременной кончины брата своего, Хамакуры Субараши. Раньше я тому значения вовсе не придавал, а теперь чую, именно здесь и кроется тайна призрака. Чую, а догадаться не могу. И спросить не у кого.

    125


    Гур К. Моя золотая Алька   16k   "Рассказ" Проза

      
       Судя по тому, как сидящие в кафе мужчины резко повернули головы в сторону входа, было ясно, что появилась баронесса фон Смирнофф, она же Раиса Шмуклер, она же Алька - моя давняя школьная подруга.
       Раечка - поздний и единственный ребёнок в семье. Алик Шмуклер был дамский портной. Он всё боялся прогадать, не ту выбрать, наконец, удивив всех, женился на старой деве, школьной учительнице Кларе Борисовне. Жила она над озером в однокомнатной хибаре. Хозяйственный Шмуклер жилище разобрал и отстроил на его месте новый дом, три комнаты, паровое отопление, сарай с погребом. Хорошо Кларе жилось с Аликом, как за каменной стеной. Он её не обижал и никому не позволял - сиротой осталась после войны.
       Раечка, как все одарённые дети, говорить начала поздно. Алик всё сокрушался: "Вот что значит поздние дети, дебильная, видать, получилась. Сидит целый день, играется и молчит". Раечка заговорила в четыре года и первое, что она сообщила своим ошеломлённым родителям, что вовсе никакая она не Рая, а называть себя требует только Алей. Вот так - ни Аллой, ни Алевтиной, а просто Алей.
       Вскоре она уже читала и считала до ста. Худая и сероглазая, пепельно - золотистые волосы мама заплетала в длинную толстую косу. Только это мало помогало, они непослушными прядями выбивались на свободу, лезли в глаза, нос и рот, но это Альке нисколько не мешало. Она смахивала их ладонью и углублялась в свой любимый мир букв и чисел. Мальчикам Аля нравилась с самого детства, была в ней какая-то трогательная незащищённость. Хотелось её оградить и обогреть, носить за ней портфель и сумку с физкультурной формой, угощать мороженым. Хотелось убрать с её лица эти россыпи блестящих кудрей и заодно прикоснуться к белой коже, погладить по щеке, заглянуть в глаза. Она им снилась в тревожных мальчишеских снах.
       Всех очень быстро "отшил" от неё Жора Смирнов. Родились они в один день, мамы их лежали на соседних койках. Методом угроз, интриг и подкупа Жорик разогнал всех кавалеров, а с ним мало бы кто решился конфликтовать. Он был выше всех своих ровесников и даже мальчишек старше его на два-три года. Толстый и сильный, он внушал к себе уважение, перемешанное со страхом. Когда они пошли в первый класс, Смирнов у входа взял Альку за руку:
       - Ты будешь сидеть со мной.
       Алька кивнула сквозь вуаль свисающих на лицо волос:
       - А ты всё можешь?
       - Ага!
       - Я хочу стать баронессой.
       Семилетнего мальчика нисколько не удивила столь необычная просьба и он, долго не думая, пообещал:
       - Будешь, только подожди чуть-чуть.
      
       Альку любили все: соседи, учителя, одноклассники. Абсолютно не задавака, круглая отличница, победитель районных и областных олимпиад по физике и химии. Всем желающим давала списывать, в том числе и мне. И я частенько пользовалась её добротой - вместо того, чтобы посидеть и подумать над задачкой, шла к ней и переписывала готовенькое.
       Возвращались мы как-то со школы, и я спросила у неё, чем же это имя Аля лучше, чем Рая. Моя подруга уже полчаса ожесточённо крутила пуговицу на новой куртке, перешитой папой из его старого плаща. Наконец, пуговица отвалилась и Алька, зажав её в кулаке, облегчённо вздохнула:
       - Вот, просила я у папы вшить мне "молнию", так он, понимаешь, твердит, что они быстро ломаются, а пуговицы надёжнее. Покажу ему сегодня, какие они надёжные! А почему Аля? Не знаю, просто так, поняла вдруг, что никакая я не Раиса, не подходит это мне и всё.
      
       В четвёртом классе началось повальное увлечение велосипедом. У Альки велика не было, Шмуклер боялся, чтобы дитя не упало и не побило коленей, но она от этого вовсе не страдала - любой мальчик давал ей свой покататься сколько она пожелает. У Жориной мамы денег на велик не было, он рос без отца, и семья едва сводила концы с концами.
       Накануне их общего дня рождения они пришли к Альке, когда дома никого не было. Достав капроновый бант, она связала свою золотую косу над самой шеей. Потом вытащила из папиной швейной машинки большие портновские ножницы и, протянув их Жоре, повернулась к нему спиной:
       - Режь!
       Он покорно щёлкнул ножницами.
       Косу она продала местной парикмахерше и купила Жорке велосипед.
      
       Алька, несмотря на свою худобу, рано повзрослела. У неё одной из первых в классе начались "эти дела", грудь выросла и дерзко приподнимала спереди школьную форму, приводя в смущение одноклассников и мужчин-педагогов. Никаких лифчиков Алька не признавала.
       Алика Шмуклера чуть не хватил инфаркт, когда в восьмом классе на зимних каникулах она вечером привела Жорика домой и сообщила, что он остаётся ночевать. Шмуклер дошивал тёплое пальто жене директора школы, а Клара Борисовна смотрела по телевизору новости. Алик нахмурился:
       - Жора, поди-ка ты на кухню, поставь чайник.
       Когда юноша удалился, Алик произнёс:
       - Аленька, не кажется ли тебе, что ты рано собираешься... это... - он покраснел. - Клара, что ты молчишь? Я, что ли, должен дочке объяснять, что в пятнадцать лет ещё не того, не этого...
       - Папа, всё уже давно произошло, но мы не хотим шататься по подъездам, на улице холодина, а у Смирновых одна комната. Ты не волнуйся, папочка, мы пользуемся презервативами.
       Клара Борисовна вздохнула:
       - Вейз мир*, - и ушла на кухню пить корвалол, а Шмуклер чуть не пришил к пальто палец вместо воротника.
      
       После школы Алька с Жорой поехали в столицу поступать в мединститут. Алик Шмуклер дочку отговаривал:
       - Ты куда прёшься в Москву со своей "пятой" графой? Давай, я тебе помогу, иди в наш политех.
       Алька сдула со лба непослушные пряди:
       - Пап, тебе денег жалко мне на дорогу дать? Так я у Жорки одолжу.
       Жорик научился переплетать книги. У него завелись свои денежки на непредвиденные расходы.
       Шмуклер плюнул, спорить не стал и отправил дочь в Москву.
       Срезать Альку не удалось, да и её грамоты с олимпиад произвели впечатление на членов жюри. Они, посовещавшись, решили, что одна еврейка на весь институт статистику не испортит. А вот Жорик не прошёл. А это означало только одно - идти ему в армию. Шёл 1981 год, и "светил" Смирнову Афганистан.
       - Нет, - сказала Аля, - я этого так не оставлю.
       Она первый раз в жизни взяла в руки расчёску, накрасила ресницы и губы, натянула платье прямо на голое тело и, выставив острые соски, как дуло пистолета, отправилась к ректору. Что происходило за закрытой дверью кабинета, не знает никто - ни Жорик, ни я, её лучшая подруга. Жорик был зачислен вольным слушателем с испытательным сроком до первой сессии.
      
       Окончив второй курс, они уехали домой на летние каникулы. Как-то ночью, лёжа обнявшись и отдыхая от безумных кувырканий, Жорка сказал своей подруге:
       - Я, Алька, больше в институт не вернусь, не проси, не моё это, не лежит у меня душа к медицине.
       А она уже нависла над ним серпантином золотых волос и округлостью грудей:
       - И чем же ты будешь заниматься? - но он уже забыл все слова, целовал её розовые соски и гладил шею, спускаясь по спине к маленьким упругим ягодицам...
      
       Жора бросил институт. Наступили новые времена, и он решил воспользоваться предоставленной вдруг свободой. Где его только не носило, чем он только не занимался...
      
      
       В 1994 году я уже жила в Иерусалиме. Мой муж, не выдержав тягот новой жизни, "свалил" на "доисторическую" родину. Я получила маленькую комнату в недавно построенном караванном (караван - вагончик) городке. Поздно вечером кто-то постучал в дверь. Я, если честно, испугалась. Мало ли кого носит по ночам, рядом с нами арабская деревушка, иди знай. Я громко спросила (чтобы слышали соседи за стеной):
       - Кто там?
       Из-за двери раздался громкий шёпот:
       - Инка, открой, это я, Георгий...
       - Какой, нафик, Георгий, ой, Жорка, ты что ли? - и открыла дверь.
       Передо мной стоял худющий, высокий, заросший чёрной щетиной мой бывший одноклассник Жора Смирнов. Вонял он так, словно на него помочились все Иерусалимские кошки:
       Прежде чем начать интеллигентный разговор, типа, как дела, да ты откуда, я отправила его в душ, всю одежду свернула в клубок и вынесла на помойку.
       Через полчаса он появился вымытый, побритый моими разовыми бритвами, закутанный ниже пояса в банное полотенце. Усевшись за стол, стал опустошать содержимое моего холодильника. Сидя молча, я смотрела на него. Меня всегда умиляет вид жующего с аппетитом мужчины.
       Насытившись, Жорка начал свой сбивчивый рассказ о том, чем он занимался и как попал в Израиль. Суть сводилась к тому, что один предприимчивый малый предложил Жорке поставлять в Израиль девушек, как он его заверил "для всяких домашних работ". Жорка, впервые столкнувшись с таким видом бизнеса, поверил и стал заниматься вербовкой. Желающих оказалось больше, чем нужно, в то время прожить в голодной Украине было очень трудно. Уже по дороге на судне из Турции к Израилю, из случайно подслушанного разговора, Жорик понял, для каких "домашних работ" везли сюда обманутых девушек. Ему удалось спасти шестерых и спрятать их на съёмной квартире. Троих он отправил обратно, а когда вернулся за следующими, его поймали, избили, отобрали все деньги, выданные ему, как аванс, и закрыли в каком-то вонючем сарае. Ему чудом удалось сбежать, он добрался до Иерусалима на попутках и пешком, так как знал от моего бывшего, где я нахожусь. Больше у него здесь не было никого, к кому он мог обратиться.
       Выслушав его внимательно, я поинтересовалась, что он будет делать.
       - Мне нужны какие-нибудь деньги, документы, и я уеду. На Украину я не вернусь, тут такое дело... Нашёлся мой папашка, он живёт сейчас в Германии. Вот туда я отправлюсь.
       - А как же ты выедешь в Германию из Израиля без визы?
       Он хитро улыбнулся:
       - Секрет фирмы, я за эти годы всему научился. А потом, я же не израильтянин и не репатриант, визу въездную германскую поставлю в документе и делов. Всё, давай спать, а то сейчас усну сидя.
       - А где Алька, что с ней?
       - Она ждёт меня в Москве, полгода её уже не видел, выберусь из этой передряги и к ней бегом.
       Я постелила на полу спальный мешок, сверху простыню, подушку и Жорка уснул в одно мгновение. А утром... Нет, я расскажу правду, уж раз писать, так по-честному. Он ворочался во сне, с кем-то спорил, полотенце давно сползло на пол...
       Я смотрела на обнажённого мужчину, лежащего внизу. У меня давно не было сексуального партнёра. Уже почти год, как закончился мой очередной бесперспективный роман. И я, прости, Алька, прилегла рядом с Жоркой, обняла и стала ласкать и гладить его живот, целовать крепкое тёплое тело. Он что-то прошептал и, не просыпаясь, обнял меня, прижал к себе. Жора тоже истосковался по женской ласке. Секс был терпким, долгим, острым до самого победного взлёта. Не выпуская меня из объятий, Жорка прошептал - Что мы делаем? Это, по-твоему, нормально?
       - Нормально, нормально, не переживай, ты меня просто сделал счастливой на одну ночь. Молчи, и иди ко мне...
       И всё повторилось опять и опять.
       Я проснулась первой и спустилась в арабскую деревню Бейт-Цафафа, где магазины открывались очень рано. Купила Жоре бельё, брюки, рубашку, сандалии и вернулась домой.
       Он уже проснулся, умылся и сидел на крыльце, завёрнутый в простыню, как персидский султан. Мы не обсуждали то, что случилось прошедшей ночью. Это веками происходит между мужчиной и женщиной и нет никакой причины устраивать из этого проблему. Я бы, конечно, не отказалась, чтобы он погостил у меня ещё так месяц - другой, но пора...
       Открыв заветный ящик, вытащила оттуда пять тысяч долларов. Это была моя доля от продажи нашей квартиры на Украине.
       - Бери, это всё, что я могу тебе дать.
       Жорка обнял меня на прощанье:
       - Ты, Инка, настоящий друг, я этого никогда не забуду. - И ушёл, исчез, испарился из моей жизни.
      
       Прошло восемь лет, наступил новый век. Закончив курсы медсестёр, работаю в больнице Шаарей-Цедек, вышла замуж за хирурга Лёню, у нас родился Данечка. Лёня платит алименты бывшей жене, снимаем квартиру, но машину купили. В выходные вместе уезжаем или в Тель-Авив к Средиземному морю, или на Мёртвое море. Мечтаем о собственной квартире, но это нам, пока, не по средствам. В один из выходных дней кто-то позвонил по телефону. Я взяла трубку:
       - Алло?
       - Это Инна ...? - мужчина назвал меня по фамилии первого мужа.
       - Да, я вас слушаю.
       - Минуточку, с Вами будет говорить баронесса фон Смирнофф.
       - Кто? - но в трубке уже звенел Алькин голос. - Инуля, я через неделю буду в Иерусалиме. Давай встретимся.
      
      
       Я жду её в кафе Бейт Тихо на маленькой улочке в центре Иерусалима. Она появляется такая же, как была двадцать лет назад. Непричёсанная, не накрашенная, в открытом сарафане, без нижнего белья, идёт, пожираемая взглядами присутствующих мужчин. Рядом с ней шагает девочка лет семи с золотой гривой на голове, как две капли воды похожая на Альку. От Раи Шмуклер новую баронессу фон Смирнофф отличают сверкающие в ушах и на шее бриллианты под цвет её волос. Обнимаемся, целуемся, мы рады видеть друг друга.
       - Алька, как ты, где ты? И с чего это вдруг баронесса?
       Алька смеётся, машет рукой:
       - Жорик купил титул барона. Мы живём в Лондоне, они с папой открыли ресторанный бизнес. Сеть ресторанов "У барона Георгия". А мне купил клинику, я занимаюсь пластической хирургией. Терпеть не могу Лондон, холодно, сыро, не то что у нас на Украине или, как сейчас говорят, в Украине. Я из Израиля поеду домой. - Аля опустила голову. - Мама умерла, а папа ни за что не хочет к нам переезжать. Ему уже девятый десяток пошёл. Вот маленькую баронессу назвали Клариссой. Она у нас танцует, играет на фортепьяно. Ох, Инуля, скучно мне в Англии. Как ты?
       Я рассказываю ей о своей жизни, об общих знакомых.
       Девочка сидит молча и с удовольствием доедает фирменный суп в хлебе. Придумали же! Кушаешь суп и "тарелкой" закусываешь.
       - Kлара, my dear, go and wash your hands,* - обратилась Аля к дочке. Девочка послушно встаёт и отправляется в туалет.
       - Она что, по-русски не понимает? - я смотрю вслед маленькой баронессе.
       - Всё она прекрасно понимает, но предпочитает говорить только по-английски.
       - Точно как здешние дети - рак иврит - только на иврите... давай выпьем за них, за наше будущее. - Я протягиваю Альке бокал.
       - Давай. Ну, Инка, как мой Жорик, знойный мужчина? - она вскинула на меня свои серые глаза. Я чуть не подавилась куском рыбы. - Ладно, не смущайся, Жорик мне ничего не рассказывал, я сама догадалась. Да, вот, - она открывает сумку и протягивает мне тоненький конверт, - он тебе долг возвращает, бери, бери, пригодится.
       Мы вызываем такси, прощаемся и они уезжают...
       Я возвращаюсь домой. Мой Лёня уложил сыночка спать и сидит на диване, складывая высохшее бельё. Я целую его:
       - Ты возьми у меня в сумке конверт, спрячь, мне долг вернули - пять тысяч долларов. Поедем в Париж, мы так давно с тобой мечтали, ещё на подарки останется. Я пойду в душ, завари чай, пожалуйста.
       Вернувшись, застаю Лёню всё так же сидящим на диване. Он уставился в одну точку на стене:
       - Инка, - он протягивает мне конверт, - тут чек... на двести тысяч евро...
      
      
       * Вейз мир - боже мой(идиш)
       * дорогая, сходи, помой ручки (англ
      
       КОНЕЦ
      
       09.09.2013

    126


    Затируха А. Мадам   9k   "Рассказ" Проза

      На 5-й Тверской-Ямской, после бурной общественной полемики и вредительского противодействия местного населения, готовился к открытию первый в Москве легальный публичный дом.
      Штат был укомплектован: девушки, кастелянша, завхоз, бармены, квартет "Весёлая струна"... Свободной оставалась главная вакансия - мадам.
      ...- Дело-то своё нехитрое, Василий Петрович, девушки знают, а вот дисциплинку им поставить, правильную идеологию привить... - озабоченно говорили работники Центрального административного округа столицы. - Вот и ломаем здесь, в префектуре, головы, кому это заведение поручить, чтобы не дискредитировать начинание с первых шагов. До вас на этой должности уже пробовались несколько человек. Тренер по боям без правил, укротитель медведей, надзиратель колонии особого режима... Увы, не потянули... Наслышаны про вас, Василий Петрович, наслышаны. Знаем, даже самые разболтанные воинские части, во главе политотделов которых ставили полковника Василяку, - преображались. Вы сейчас - в запасе, но мы уверены, что пресловутого пороха вам не занимать... Как, возьмётесь?
      
      ...Торжественное открытие публичного дома - уже через пару недель. С утра служба в заведении на 5-й Тверской-Ямской начиналась по заведённому порядку:
      - Товарищ полковник, во время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурная - Афанасьева.
      - Подтяните ремень, Афанасьева! Вечно бляха у вас болтается чёрт знает где! А сапоги когда в последний раз чистили?.. Личный состав - на политинформации в красном уголке?
      Афанасьева виновато опустила русоволосую головку:
      - Комиссия у нас, товарищ полковник. Из префектуры...
      - Знакомятся с оформлением красного уголка?
      - Никак нет, - ещё больше потупила взгляд дежурная. - Девушки попросили их прийти к нам...
      При входе Василия Петровича в красный уголок там сразу воцарилась тишина, хотя по разгорячённым лицам девушек можно было догадаться, какие страстные речи здесь только что произносились.
      Птичкина, которая по расписанию должна была проводить политинформацию по теме - "Расширение НАТО - ещё один вызов миру пентагоновской военщины", - вяло отрапортовала Василию Петровичу. За задними столами сидели несколько человек из префектуры. Они строго смотрели на Василия Петровича. Полковник Василяко, в свою очередь, окинул строгим взглядом всех присутствующих в красном уголке и резко обратился к Птичкиной:
      - Материал темы политинформации личным составом усваивается? Вопросы есть?
      - Что же это вы, Василий Петрович, так гайки закрутили? - перебил его руководитель комиссии из префектуры. - Мы всё-таки не штрафбат вам поручили...
      Всхлипывая, перебивая друг друга, девушки снова набросились на методы работы своей мадам.
      ...- А я как-то не совсем правильно назвала тактико-технические данные танка М-1 "Абраамс". Всего-то на пару миллиметров ошиблась в толщине его бортовой брони - и меня товарищ полковник тоже оштрафовал да ещё наряд вне очереди влепил!
      - А я однажды не полно, на его взгляд, раскрыла жандармскую роль 7-го флота США в Тихоокеанском регионе - и меня лишили сразу двух увольнений в город!
      ...- Пока товарищ полковник "Весёлую струну" не заменил духовым оркестром, можно было хоть в личное время немного попеть, потанцевать...
      - Развод на занятия и строевая подготовка под балалайки не производятся!- сказал, как отрезал, полковник Василяко.
      ...- У завхоза нашего скоро из всей парфюмерии останутся только жидкость для чистки блях и сапожный крем...
      ...- При укротителе - хоть журналы мод были, а теперь - только "Красная звезда" и "Военно-промышленный курьер"...
      ...- Видеотека - одно название: "Корабли штурмуют бастионы", "Броненосец "Потёмкин", "Чапаев"...
      - Подбор фильмов, периодическая печать, наглядный материал, - перебил жалобщиц Василий Петрович, - служат одной цели - восстановлению у вас утраченного чувства патриотизма!
      Наглядным материалом, способствующим восстановлению патриотических чувств, служили густо развешанные по стенам красного уголка плакаты - "Отдание чести военнослужащими", "Устройство автомата АКМ", "Боевая машина пехоты - БМП"... Особенно много плакатов было посвящено оружию массового поражения и способам защиты от него. Упор делался на действиях сандружинниц в очаге поражения.
      - Каждый божий день - политинформации и политзанятия, политинформации и политзанятия!- продолжался ропот сандружинниц.- "Чтобы на всякие провокационные разговоры будущих гостей из стран-участниц агрессивного блока НАТО у вас всегда были контраргументы..." Да кто станет заводить здесь такие разговоры?
      - Потому и не станут, - резко сказал Василий Петрович,- что будут знать: политподготовка поставлена у нас на должном уровне. Что здесь - не стройбат какой-нибудь, где, спроси, например, про то же ПРО, так подумают, что это ещё один алкогольный суррогат.
      Дружные реплики девушек показали, что как раз от гостей из агрессивного блока НАТО они меньше всего ожидают неприятных сюрпризов.
      - Какая-то политическая ориентация, азы гражданской обороны - это, конечно, полезно, - согласились работники префектуры,- но не велик ли у вас, Василий Петрович, крен в эту сторону?
      - Прежде всего я должен подготовить для государства гражданок, способных в тяжёлую для родины годину...
      -... грудью встать на её защиту, - дерзко перебила полковника Василяку всегда отличавшаяся легкомысленным отношением к политподготовке Сиракузова.
      - Да уж, Сиракузова, вы встанете! Случись когда-нибудь наше временное отступление, первым, кого увидит здесь неприятель, будете вы, Сиракузова, - в праздничном сарафане и хлебом-солью в руках!
      - Только для того, чтобы вы, товарищ полковник, ошиблись, я останусь в логове врага вести разведывательную и диверсионную работу.
      - Работу в тылу врага, Сиракузова, вы будете вести известно какую - способствовать полноценному отдыху живой силы противника!
      - Ну, это вы, Василий Петрович, лишку хватили!- сказал руководитель комиссии.- Девушки устраивались на эту работу по призванию, зачем же видеть в них скрытых коллаборационисток?
      - Сиракузова и ей подобные - самый подходящий материал для пятой колонны. Лучше сразу провести среди них предупредительную работу, чтобы потом, перед лицом военного трибунала, не юлили, снисхождения не клянчили!
      - Полно, полно, Василий Петрович! Перехлёст у вас с этой тотальной военизацией. Ну разве так можно - казарменное положение, ежедневная сдача норм по разборке автомата и надеванию противогаза, эти КПП, караулы, эти... Что это у вас под окнами - "спирали Бруно" что ли?.. И почему вы употребляете для названия предприятия такое экзотическое обозначение - п/я 33604? Неужели повеселее ничего нельзя придумать?
      - Без режимных мероприятий не обойтись!- строго выговорил цивильному народцу префектуры полковник Василяко.- Иначе предприятие быстро превратится...
      -... в бордель!..- напрашивалась на гауптвахту неугомонная Сиракузова.
      Перепалка личного состава и мадам п/я 33604 вспыхнула с новой силой. Девушки требовали исключить из программы своей подготовки даже упоминания о шанцевом инструменте, тактико-технических данных F-117, альфа- и бетта-излучениях, характерных признаках отравления ипритом, зарином и тому подобных весёленьких материях. Василий Петрович наотрез отказывался потакать пацифистским настроениям во вверенном ему подразделении.
      Предприятие на 5-й Тверской-Ямской грозило лопнуть, не успев открыть двери.
      Члены комиссии из префектуры растерялись - как быть? Девушки без мадам - и тогда даже "спирали Бруно" под окнами не помешают развалу дисциплины. А мадам без девушек, пусть даже и с духовым оркестром, - предприятие коммерчески не жизнеспособное.
      И в этот критический для нового направления в бытовом обслуживании населения момент личный состав п/я 33604 показал свою спайку.
      Оратор, выдвинутый барышнями, заявила присутствующим, что навязыванию руководителей для них надо положить конец; что испокон веков лучшие мадам вырастали из питомиц самих заведений; что они настаивают на немедленных выборах мадам, и их кандидатом будет Сиракузова. Да, она ещё молода, не без грехов, но дело своё знает, девушки её уважают, и с гостями она сможет поговорить не только на тему - "Прорыв танковым батальоном глубоко эшелонированной обороны противника".
      Члены комиссии из префектуры, подпираемые близким открытием заведения, посовещались между собой и согласились провести незамедлительные выборы мадам с участием всего личного состава п/я 33604.
      ... За Василия Петровича проголосовал только духовой оркестр.
      И через пару дней не узнать стало девушек. Свежие, пригожие, ласковые; в лёгких, ярких платьицах со смелыми вырезами, - любо-дорого было смотреть на них, весело прихорашивающих свой дом, переименованный ими в "Светлячок"...
      И потянулся, эх, как славно потянулся с первых же дней клиент на 5-ю Тверскую-Ямскую. Через упразднённый КПП бывшего п/я 33604 проходили гости не только из стран-членов НАТО, но даже из таких богом забытых мест, которые и с лупой на карте мира не сразу отыщешь.
      Но школа полковника Василяки долго ещё давала себя знать. И мадам Сиракузова, и девушки сразу морщили свои хорошенькие носики, как только неосторожный гость заводил речь о политике, пусть даже самой миролюбивой. А кое-кто из личного состава "Светлячка" и вовсе отказывался нести службу под такие разговорчики.
      
      
      

    127


    Савилова М.Н. Крылья   5k   "Миниатюра" Проза

    Мой друг Платон

    Философские этюды



    Этюд первый: Крылья



       ЧИТАЮТ, КОГДА ВЫПИТЬ НЕ НА ЧТО
       Какая мерзопакость эти деньги! Особенно, когда их очень много. Человек полагает, что он распоряжается жизнью, своими увлечениями. На самом деле богатство диктует ему как жить, что есть, с кем спать.
       Не с ней. Не рвались нувориши к Элеоноре в мужья-любовники.
       -- "Ну, и катитесь в свои тоскливые Ниццы, Гавайи! Не нужны вы мне!" --
       Она гордо трудилась в городской библиотеке. Вокруг лежали сокровища литературной мысли. Зачем презренные деньги, когда такие гении раскрывают свои объятия? Золя, Стендаль... Какая глубина, совершенство! Жорж Санд, с ее неповторимой чистотой любви, одухотворенностью. Где она только средства на Венецию, гондольеров изыскивала?!
       Страстным увлечением Элеоноры оставались детективы, всем советовала почитать Чейза, Честертона. Вот уж где богатеньким стяжателям достанется по первое число!
       Посетители библиотеки всегда слыли людьми бережливыми. Когда-то экономили на покупке книг, теперь, когда чтение стало электронным, нет необходимости тратиться на дорогостоящий компьютер. Школьники, пенсионеры, безработные заходили на часок посидеть в интернете. Элеонора вглядывалась в примелькавшиеся лица, мысленно составляя психологический портрет. Это развлекало. Самым потешным был бедно одетый бывший интеллегент неопределенного возраста. Он возбужденно прибегал два раза в день с одной лишь целью - прочесть входящую почту, которая, очевидно, никогда к нему не приходила. Элеонора пускала его без очереди, так как он, разочарованный, уходил через несколько секунд. Они обменивались улыбками взаимной вежливости.
       Однажды клиент забыл отключиться и Элеонора, выполняя обязанности, взглянула в его переписку. Да, посмотрела, ну и что?
       Каждую неделю он посылал в популярные сайты брачных знакомств одно и то же объявление:
       -- "Ищу любви. Мне пятьдесят, начитан. Денег нет вообще и не будет. Долги есть. Полюблю женщину моложе меня, которая приютит, умоет, накормит." --
       Ни единого ответа ищущий любви не получал.
       -- Пятьдесят? Никогда бы не сочла его своим папенькой, -- подумала Элеонора, -- хорошо сохранился. Может, разыграть, подшутить над несчастным чудаком?
       Она отбросила игривую мысль, вспомнив его добрую, милую улыбку.
       В тот солнечный весенний день библиотекарша зачиталась захватывающим детективом, его колоритными персонажами, поглядывала подозрительно на окружающих. Потому и вздрогнула, разглядев двух неместных типов, подходивших к дверям библиотеки. Ну, видок, ухмылочки! Что эти бандюги забыли в ее богоугодном государственном учреждении?
       В ту же секунду подбежал перевозбужденный искатель бескорыстной любви:
       -- Выход! Здесь есть второй выход?
       Разглядев его умоляющий взгляд, Элеонора взяла ключ, быстрой походкой дошла до пожарного спасения. Она уже открывала дверь, когда сзади возникли двое в мотоциклетных шлемах с монтировками в руках. Дверь захлопнулась, оставив преследуемых на автомобильной парковке. Сзади дурновоспитанные преследователи барабанили, применяли семиэтажные технические выражения, угрожая сломать городскую собственность.
       Весна будоражила, призывая к подвигам.
       -- По незыблемым детективным правилам, -- изрекла Элеонора, -- в такой момент нужно угонять машину и, петляя, через мосты и туннели уходить от погони.
       Влюбленный придурок ошалело смотрел на нее восхищенными глазами Пьера Ришара. Неужели, мозги позволяют ему помнить великого киноартиста? Дальше папенька проявил такую прыть, что Элеонора пожелала досмотреть детективную развязку до конца.
       Он подбежал не к ближайшей машине, а выбрал страшно дорогой "мерседес" голубого цвета. Достал связку ключей-отмычек, с ловкостью и быстротой профессионального угонщика вскрыл автомобиль. Он уже собирался отъезжать, когда сзади с визгом на него набросилась местная сторожиха.
       -- Заплати за парковку, сволочь!
       Помня традиции детективов, учитывая срочность ситуации, понимая, что в кармане бескорыстного удирающего нет ни копейки, Элеонора сзади схватила сторожиху за волосы, броском через бедро уложила ее на асфальт. Она успела прыгнуть в полуоткрытую дверь "мерседеса". Счастливые беглецы уже мчались в безоблачную даль. Погоня не заставила себя ждать. На короткой дистанции, как правительственный эскорт, висели мотоциклисты. Свистели пули с ароматом торжества. Раздухарившийся водитель не обратил внимание на знаки и преграду строящегося моста, на огромной скорости перелетел на другую сторону реки.
       Если бы не крутой поворот, не занесло бы машину в тенистый парк. Если бы не занос, не перевернулся бы шофер, оказавшись на утомленной Элеоноре. Весеннее извержение на Альфа Центавра по касательной соединило их губы, уложило горячую сладость на ее возбужденную грудь.
       Зачем в такие минуты говорить?
       -- Я же несчастный человек, -- шептал тот, который сверху, -- получил наследство от умершего дядюшки из Газпрома. Жена на второй день сбежала с молодым дворником, дочка вышла замуж за троих, сына избили, требуя денег. Многочисленные друзья звонят, наперебой просят одолжить. Родственников развелось -- не сосчитать. Убегал три раза, зарылся на Занзибаре - нашли. Просматривают мою почту. Куда буржуину податься?
       Снега Килиманжаро сошли, остудив пробуждающееся весеннее чувство. Элеонора гордо шла, презрительно отворачиваясь от кружащегося вокруг нее поклонника.
       -- Какая мерзость эти деньги! Превращают своих обладателей в рабов. Подлый стяжатель! Не желаю знать тебя.
       Она достала мобильник. Написала электронное сообщение:
       -- У меня небольшая комната, готовлю щи. Встретимся в городском парке, у фонтана.
      
      
       "Читают, когда выпить не на что"
       Антон Павлович Чехов
      
      
      

    131


    Капустин В. Поляна фей   9k   "Рассказ" Проза


       Поляна фей
      
       Частная клиника называлась "Витасурс", неизвестно, правда, на каком языке. По - русски это означало "Источник жизни", как объясняла нижняя надпись на солидной вывеске.
       В клинику Константина Петровича Смирнова поместила дочь, когда врачи, наконец, объявили диагноз - рак желудка. Наслушалась разговоров о чудо-хирургах онкологах, замечательном оборудовании и внимательном персонале. Еще бы! За такие-то деньжищи. Впрочем, сколько именно заплатила дочка врачам, Смирнов не знал.
       Михаил, главврач и хозяин клиники, говорил с Константином Петровичем покровительственно, доброжелательно, но сверху вниз, как обычно разговаривают с больными хорошие врачи. Зато перед дочкой, финансовым директором известной в их небольшом южном городке строительной компании, откровенно лебезил. До Смирнова доносились обрывки разговора:
       -Поймите, Станислава Константиновна.....шестьдесят девять лет... такая болезнь Никто вам гарантии не.... Можем пойти навстречу... половину, но если после операции....
       Все было ясно.
       -Ну и стоило выбрасывать такие деньги! - ворчливо сказал Константин Петрович, когда врач, наконец, ушел, и они с дочкой направились по коридору в палату.
       -Перестань, папа! - немного слишком резко огрызнулась Стаська, потом извиняющимся тоном добавила: - Зато условия какие! Как в санатории. Отдохнешь до операции недельку, обследуют полностью. А хирурги, говорят, здесь делают чудеса!
       Растратчица. Такой и мать была. Но вот только дочь теперь могла себе многое позволить. И причины для спешки у нее были. Смирнов отлично понимал дочь.
       Стася до сих пор не могла себе простить смерти мужа. Тогда, пять лет назад, за операцию на сердце с нее запросили шесть тысяч, но "без гарантии". Она заколебалась, написала в Москву, долго ждала ответа, но московские врачи неожиданно отказали - "не довезете, больной нетранспортабелен". А тут вдруг и Николай почувствовал себя лучше, занялся домашними делами, отремонтировал стиральную машину, нагнулся включить и упал - чтобы никогда больше не встать.
       Смирнов даже немного позавидовал зятю - легкая смерть. Вот только слишком рано, и до пенсии не дотянул.
       И Зина, жена Константина Петровича, ушла легко. Уснула, а утром не проснулась. Врачи долго разводили руками - без всяких видимых причин, загадка. Для Смирнова никакой загадки не было - после отъезда обеих внучек в Германию жена просто не захотела дальше жить. Устала, не видела смысла. Ей тоже не нравился этот мир.
       В смерти Николая и матери Стася без всяких причин обвиняла себя, а сейчас пыталась спасти хотя бы отца, без разбора швыряясь деньгами. Как будто жизнь можно купить!
       Константин Петрович верил - сбудется то, что суждено. Но условия в Витасурсе и впрямь были хороши - просторная уютная палата на троих, огромные окна, балкон. Больше всего Смирнову нравилось то, что от балкона на втором этаже прямо из палаты вдоль стены спускалась наружная лестница к парку на склоне холма. Вернее не к парку, а скорее заброшенному одичавшему саду, раскинувшемуся в нескольких шагах от больничного корпуса.
       Сад не входил в территорию клиники, но, по всей вероятности, не принадлежал никому и был на удивление пустынным. Центральная дорожка петляла по склону, прихотливо сворачивая то вправо, то влево на каждом ярусе, но от нее вниз бежало множество узких тропинок, уводивших в тенистые, скрытые деревьями, непроходимые заросли. А может быть и проходимые. В первый день Константин Петрович не стал рисковать. Он немного посидел на скамейке у центральной дорожки, ни о чем не думая, просто наслаждаясь одиночеством и покоем, и вернулся в больницу.
       Серьезную вылазку Смирнов предпринял на второй день, уйдя вниз рано утром, чтобы не слышать стонов и жалоб соседей по палате, не поддаваться тяжелым и бесполезным мыслям, не улыбаться искательно врачам, с жадной надеждой расспрашивая о чудесных исцелениях.
       На этот раз Константин Петрович сразу выбрал самую запутанную тропинку среди кустов ежевики, скрытых пологом вишен, среди кизила, усыпанного красными ягодами, и алычи с зеленоватыми мелкими плодами.
       Внизу, ближе к подножью холма, справа виднелись ухоженные огородики и несколько бревенчатых домишек, и потому старик сразу же свернул налево. Там была она, Поляна Фей. Идти пришлось довольно долго.
       Сначала Смирнов вышел к давно заброшенному полуразрушенному фонтану. Вряд ли кто-то помнил о его существовании. Густой полог деревьев и колючие кустарники надежно защищали неожиданную находку. Маленький бассейн окружал щербатый бетонный барьер, в центре на постаменте стояла темная статуя обнаженной девушки, девочки с одной отбитой рукой. Нимфа или наяда. Наверное, когда-то богиня держала кувшин или чашу, из которой изливалась вода, и выглядела иначе. Сейчас фигурка девушки, поддерживавшей уцелевшей рукой искалеченную, казалась воплощением страдания. Источник боли, - понял Константин Петрович. Боль, тупая, ноющая, вернулась, как только Смирнов подошел к источнику.
       Мокрый мусор, скопившийся в фонтане, к счастью ничем не напоминал о людях. Всего лишь желтые и коричневые подгнившие ивовые листья, обломки веток, камни, струящийся из-под барьера тонкий ручеек. Ручей и вывел Константина Петровича на небольшую, спрятавшуюся среди зарослей поляну. Узнать ее не составляло труда.
       Поляны фей хорошо знает каждый, кто когда-либо в жизни путешествовал на поездах или автобусах, внимательно глядя в окно. Это те, покрытые сочной травой и яркими цветами манящие прогалины, которые внезапно появляются вдоль лесной дороги в местах, где не бывает никаких остановок, и заставляют мечтать о том, как когда-нибудь, когда, наконец, ты не будешь никуда спешить, ты специально приедешь сюда, выйдешь из машины и пойдешь по траве. И будешь идти долго вперед, ни о чем не задумываясь и ничего не страшась, пока не дойдешь до выложенного белыми камнями в центре поляны круга. Небо над ним всегда прозрачное, похожее на зеркало, ведущее в иной мир. Это и есть место, где могли бы танцевать феи.
       На найденной Смирновым поляне такой круг был. Среди травы, помятых жестких листьев одуванчика и крохотных голубых цветов отчетливо выделялись крупные белые камушки, обкатанные как морская галька, но почему-то треугольной формы. Образуя идеальный круг, камни приманчиво посверкивали, приглашая улечься на спину, подложив руки под голову и, поглядев немного в голубое прозрачное небо, закрыть глаза. И тогда, Константин Петрович ничуть не сомневался, прилетят веселые крылатые плясуньи и унесут твою свободную душу в далекие светлые края, где нет ничего кроме волшебных полян и танцующих фей.
       Искушение было почти непреодолимым, но Смирнов не стал спешить. Оставил эксперимент на предпоследний день, перед операцией.
       А пока старик каждый день приходил на поляну и сидел на траве, глядя на магический круг, чувствуя, как успокаивается и уходит боль, а потом возвращался в палату выслушивать мягкие упреки медсестер - вот уж беспокойный больной! - и лицемерные уверения врачей - прекрасные анализы, все будет хорошо, даже удивительно в таком возрасте.
       За день до операции Константин Петрович привычно спустился в парк. Уже возле фонтана он почувствовал запах дыма, но не забеспокоился, не заподозрил, пока не прошел до конца вдоль ручья.
       Поляны фей больше не существовало. Трава была истоптана, середина лужайки выжжена костром, вокруг пепелища разбросаны обрывки бумаги, пустые бутылки, окурки, остатки пищи. Кто-то из местных жителей, возможно, даже обитателей деревянных домишек, устроил на полянке пикник. Люди повеселились, пожарили шашлыки, оставили за собой запах дыма. Константин Петрович поискал взглядом разбросанные белые камни, но не нашел ни одного. Словно никакого волшебного круга на поляне никогда не было.
       Смирнов не испытывал ни ненависти, ни возмущения. Отчего бы? Эти люди не сделали ничего плохого. Ничего такого, что выходило бы за рамки обычного человеческого поведения. Константину Петровичу не было больно, ему просто все стало безразлично.
       Старик безропотно вынес унизительные и мучительные предоперационные процедуры. С усталой улыбкой, ничего не слыша, кивал в ответ на успокаивающие бессмысленные слова. Его беспокоил только неотвязный, раздражающий запах дыма. Запах исчез только тогда, когда, наконец, Смирнову дали наркоз, и огромные блистающие металлические стены, похожие на органные трубы, поплыли, громоздясь, над прекрасной Поляны Фей.
       Константину Петровичу повезло. Он умер под наркозом на операционном столе, не приходя в сознание.

    132


    Батракова О.В. Однажды...   6k   Оценка:8.00*2   "Миниатюра" Мистика

       Всю жизнь я любила поезда...
      
      
       Поезд стоял как-будто прямо в степи;во всяком случае перрона,каким он должен быть, не было и в помине. Нечто утоптанно-асфальтированное тянулось вдоль вагонов,теряясь или обрываясь где-то вдали. День был на редкость солнечным,но почему-то народ не вышел "подышать" да и проводниц не было видно.Лишь у входа в мой вагон щебетала какая-то парочка.Пройдя мимо них я вошла внутрь.
       В вагоне было прохладно и темно.Приближался полдень,но некоторые еще спали и затемняющие шторки были опущены. Я прошла к своему нижне-боковому месту, где уже сидел мужчина, и ,поздоровавшись с соседом, более-менее с комфортом там устроилась. Вскоре поезд тронулся,но я не заметила привычной суеты,которая всегда бывает после остановок.Люди не сновали по вагону,расходясь по своим местам и надобностям , дети не носились по проходу и никто не дежурил возле туалета, дожидаясь его открытия. Вообще, все тут было каким-то серым, тихим, унылым. Я всегда любила поезда, их особый мир и уют, окружающий тебя во время путешествия: днем это сменяющие друг друга города, реки и поля,когда можно целую вечность, не отрываясь, смотреть в окно; а ночью убаюкивающий перестук колес. Я всегда с замиранием сердца и каким-то предвкушением жду дня поездки-но не в этот раз. Сейчас мне было как-то неуютно и даже тоскливо, хотя с чего бы?
       Как-то незаметно скрылось солнышко и пейзаж за окном поскучнел,стал совсем невеселым: из солнечной степи постепенно перешел в серую,с редкими островками травы,практически голую равнину. Странно, но меня кольнуло непонятное чувство тревоги,как-будто я упустила,забыла что-то важное-и никак не могу вспомнить.Этому чувству,очевидно,способствовала окружающая атмосфера-в вагоне практически не было слышно разговоров,люди были какими-то равнодушно-подавленными.Или мне это только кажется?
       За окном помрачнело.Теперь это явно было видно-пробегающий мимо пейзаж из солнечного июньского дня превратился в сумрачный ноябрьский. Низкое стальное небо,бесконечная серо-черная равнина и какая-то безжизненность во всем. Не проносились мимо городки и деревушки, не проезжала машина и от этого казалось, что мы одни на земле остались.
       Мой сосед, отвернувшись, безучастно смотрел в окно.Вагон молчал.Краем глаза я уловила какое-то движение вдалеке.Что-то двигалось в этой мертвой степи и,кажется,в нашу сторону!
       Да,так и есть.Маленькая движущаяся точка постепенно выросла и уже можно было разглядеть,что это поезд!Но почему-то вместо хоть какой-нибудь радости,что мы не одни- чувство тревоги только усилилось.И вагон как-будто вымер,лишь чей-то вздох прошелестел едва слышно.
       Поезд виднелся уже совершенно отчетливо.Если он и дальше будет двигаться в этом направлении,то скоро мы могли бы пройти совсем близко.Вдруг я подумала,что мы можем даже столкнуться.
       Люди вяло проявляли интерес к происходящему:одни медленно поворачивали головы к окну, другие, наоборот, отворачивались как-будто с досадой. Из соседнего купе выглянула девочка лет четырех,посмотрела на меня не по-детски серьезным взглядом и скрылась обратно. Поезд приближался и мне казалось,что всем уже должно быть понятно то же,что и мне-мы точно столкнемся!Хотелось закричать об этом,разорвать эту оцепенелость-но еще останавливала надежда,что ,может, я ошиблась и поезда мирно разойдутся, или что этот взявшийся ниоткуда призрачный поезд вот-вот повернет.
       Но оказалось,что я не одна это вижу.Девушка,севшая с парнем на моей станции,взволнованно вскрикнула:
      -Он идет прямо на нас!
       Время стало густым и тягучим.Тревога нарастала. Еще минута-и столкновения не избежать!Но я не видела отклика в лицах окружающих нас людей.Ничего похожего на панику,которая уже захлестывала нас троих. Люди все так-же спокойно сидели на своих местах ,будто их это не касается! Некоторые смотрели на нас:кто равнодушно, а кто сочувствующе.
       Как же так? Что происходит? Люди,вы что-не видите?!
      Кажется,последние слова я уже выкрикнула.Хотелось что-то делать,куда-то бежать,но только не сидеть вот так!
       Я вскочила.Только тогда мой сосед посмотрел на меня и сказал:
      -Не волнуйся,сейчас ты Вспомнишь.
      -Что?Что я вспомню?
       И вдруг словно молния ударила-я застыла, действительно Вспомнив. Ужас просто парализовал меня, не давая двигаться, Я не могла принять всего этого, не хотела! А другой поезд медленно, как в замедленной киносъемке, проникал в наш. Но не было ни грохота,ни сотрясения. Он бестелесным призраком шел насквозь, лишь слегка приглушая свет.Проплывали мимо призрачные вагоны и даже мелькнул чей-то оторопело-застывший взгляд...Взгляд живого человека.
      -Нет.Нет.Нет-повторяла я непослушными губами.
      -Нет!Не надо,не хотим-шептали парень с девушкой.
      Нет,это был не призрачный поезд.Это МЫ призраки!И это наш поезд-призрак увлекает наши души по безжизненной равнине,лишь случайно встретившись с обыкновенным,Настоящим поездом,идущим по цветущей июньской земле.
       Это мы призраки!Это мы умерли! ЭТО Я УМЕРЛА! Нет. Нет! Не-е-ет!!...
      
      
       Каждый сам выбирает,
       на чем отправиться к
       Cвету. Или Тьме...

    133


    Шлапак А.В. Лекция по оздоровительному туризму   4k   "Миниатюра" Юмор

       Оздоровительный туризм один из самых востребованных видов туризма во всём мире во все времена. Это и не удивительно, ведь разве плохо совмещать приятное с полезным: посещение местных достопримечательностей, микшируя их с возможностью увеличить биоресурс своего организма, сбросив усталость и хотя бы пяток лет со своей лица и всего того, что согласно законам анатомии располагается ниже. Вновь себя почувствовать молодцом, или стать дамочкой в эпицентре всеобщего внимания, всех возрастных групп и социальных категорий пусть не самой лучшей, но хотя бы относительно сильной половины человечества.
       Пионерами оздоровительного туризма по праву можно назвать древних греков, которые были настолько древние, что умудрились обскакать во всех начинаниях всё человечество, оздоровительный туризм тому не исключение. Давно это было. Чтобы поправить своё здоровье, не в смысле опохмелится, а в смысле буквальном, греки направлялись в святилища бога-врачевателя Асклепия в Эпидавре, где к их услугам было всё то, что сейчас принято сухо называть туристической инфраструктурой, а именно: гостиницы, бани, школы гимнастики, одним словом санаторий.
       Алчная до чужого добра Римская империя тоже не посла заднего. Чтобы хоть как-то поправить своё здоровье в перерывах между своими территориальными претензиями, римляне стали чередовать военный туризм с оздоровительным. Ведь, как нам всем известно, смена рода занятий, своего рода отдых. Радует лишь то, что когда отдыхали римляне, передышка доставалась и народом, к которым римляне наведывались совсем без путёвок - дикарями. Но, невзирая на всю свою воинственность ничто человеческое им не было чуждо, включая пристрастие к минеральным водам, которую римляне употребляли для наведения кислотно-щелочного баланса во внутреннем безобразии. И так как в то время вода была даром и употребляли римляне её ·онлайн? оставив на местах целебных источников развалины, чтобы современные археологи не болтались без дела, а современная туристическая индустрия не ломала голову, где делать деньги. Тем самым римляне уже тогда заложили фундамент для создания известных европейских курортов, поэтому и вошли в историю.
       Создание курортов повлекло за собой создание в XVII веке целой науки под названием курортология. Создали её люди привыкшие видеть глубокое содержание за неброским фасадом, обладающие завидной способностью усложнять простое, что свойственно всем учёным и спасибо им за это. Современная курортология, скрестив веточки с маркетингом, научили видеть деньги там, где раньше ими и не пахло. А вы попробуйте внушить людям, что вода, соль, грязь и солнце за тридевять земель, за хорошие деньги - это всё что им нужно, чтобы их мечта стала реальностью. Ведь даже для ёжика в глухом лесу здоровье - это самое главное. И мы за него регулярно пьём спиртосодержащие микстуры, но наше здоровье желает быть лучшим. Вывод один пьём мало. Ведь здоровье не купишь, именно поэтому скупой платит дважды.
       В прошлом веке курортная индустрия никого, не спрашивая, разрослась по всему миру, удивляя всех своими изысками. Спасибо маркетингу. Одним из ярких примеров курортного оздоровительного туризма, который пользуется особым расположением наших соотечественников, является Мёртвое море. Мёртвое море занимает немалую площадь в 810 км; посреди земле обетованной между Израилем и Иорданией и располагается на 423 метра ниже уровня моря. Пусть название вас не пугает. Мёртвое море - это не море для мёртвых, это море для полуживых. Мёртвым его назвали из-за высокого содержания соли в воде, что убивает всё живое, включая рыбу, но человеку всё нипочём. Ему, как оказывается, это даже очень полезно.
      Человек живёт всегда, человек живёт везде
      И даже в грязи и в чрезмерно солёной воде.
       Именно Мёртвое море полу-мёртвым гражданам вернувшись на родину после соприкосновения с лучшими аналогами оздоровительного туризма после банального вопроса: "Как ваше здоровье?" Даёт возможность гордо ответить: "Спасибо туризму".
       После всего этого, заменив спиртосодержащие микстуры на минералку, вы уже пьёте не за здоровье, а за Мёртвое море, за греков и римлян, за всех отчаянных ребят оптом, устав перечислять. Ведь оздоровительный туризм, он же медицинский это нечто незабываемое то, что вам даёт чётко понять и без бокала, что жизнь плоха только в одном, она слишком коротка.

    134


    Карпова З.М. Ловили Тигру...   15k   "Рассказ" Проза

       Было это все в той же деревушке, затерявшейся где-то в глухой тайге Приамурья. Вот эта история, пересказанная однажды морозной и снежной зимой дедом Костей.
      
      
       - В ту зиму, как сейчас помню, - сказал дед Костя, примащиваясь за простым деревянным столом, покрытым старой в сине-белую клетку клеенкой, и потянувшись к такому же старому самовару налить гостям и себе чаю. - Тоже много снегу навалило. Да-а, даже до Глухой балки пришлось не один раз прокладывать лыжню, чтобы насыпать корму разному зверью да птице. Ой, холода стояли тогда!
      
      
       Дед Костя покряхтел и громко прихлебнул чайку из чашки в красную горошинку. Он прищурился и посмотрел на гостей хитро:
       - Вот скажите, мне добрые люди, зачем вы сюда приехали? В зиму, в стужу, в, елки-палки, энтот мороз? - он махнул рукой. - Да знаю, знаю, - в командировку. Вот ты, Сергей, Серега, значит, кто? Фотокорреспондент? А то ж вижу-вижу. Аппаратуры навез. Работает наша промышленность.
      
      
       - Не наша, увы, - развел руками гость.
       - Ах, не наша!? А чья ж?
       - Это знаменитая "Лейка" из города Зольмса, дедушка Костя, - уточнил он.
       - Германская? Стало быть, немец теперь делает такое. Иж ты?! Дивись, неужто научились. Да-а времена пошли.
      
      
       - Так вот. В тот-то раз тоже были двое командировочных, но из Киева. Из, как его, - журнала про природу. Один из них, фотокорреспондент, значит, был. Молодой парень, только-только на работу в редакцию устроился. "Я, - говорит, - дедушка Костя, хочу всякого разного местного зверья и птицу поснимать, но чтобы на самом деле - в естестве, стало быть. Но более всего хочу снять настоящего уссурийского тигра в солнечный морозный день на снегу. И чтобы лапы елей заснеженные позади, а впереди глаза тигра прямо в объектив. У вас, дедушка, есть тут поблизости какой-нибудь крупный полосатый зверь на примете?"
      
      
       Гости, предчувствуя интересную байку, оживились, подлили чайку, нарезали колбаски, открыли консервы, беленькую поставили. Баба Настя зашла с мороза, грибочки и соленья из подпола вынула, на тарелки разложила:
       - Ешьте, гости дорогие! Угощайтесь, чем бог послал.
      
      
       Дед Костя утер пушистые рыжеватые усы:
       - Настена, давай-ка нам стаканы. Хозяйка засуетилась, накрывая на стол к ужину посерьезнее. В углу под шубой стояла укрытая горячая картошка с салом, в погребе в кадке из дуба - квашеная капуста с мочеными яблоками и ягодой. Все это в мгновение ока очутилось на столе.
       - Дедушка, а как насчет крупного полосатого зверя? Он был поблизости?
       - Экие, вы быстрые, молодые люди. Ее, - тут дед Костя поднял указательный палец вверх, - уважать надо.
      
       Гости удивленно переглянулись, пожали плечами.
       - Кого ее, дедушка?
       - Ты, Серега, кушай-кушай, оно все лесное да свое. Шибко пользительно будет. Из-за как ее эконо..., тьфу ты, экологии.
       - Угу, дедушка, давайте-ка за знакомство. Ух, как все вкусно у вас!
      
      
       Они выпили, закусили.
       - Кого, говорите, уважать? Да известно, кого - Тигру. Тигра - она зверь самостоятельный, с характером. Она тут хозяйка таежная.
       - Дед Костя, а вы ее видели?
       - Видел, сынки.
       - Как? Просто так видели? Близко от нее?
       - Близко, - он усмехнулся, зачерпывая ложкой картошку и закусывая грибками.
       - И что? - спросил второй гость постарше, Володя. - Вот так запросто об этом говорите, как будто зайчика встретили. Она на вас не нападала?
       - А зачем ей нападать на меня? Мы с ней уважаем друг друга. Тигра, - она это уважение понимает.
      
      
       Все помолчали немного, размышляя над услышанным, не забывая при этом дружно работать ложками. Горячий ужин всегда кстати.
       - Дед Костя, а что же дальше?
       - Дальше? - он покачал головой. - На следующий день после их приезда мы пошли в лес, следы посмотреть, места приметные. Корреспонденты взяли камеры, фляжки, легкие рюкзачки с перекусом и встали на лыжики. Шли не ходко, часто останавливались. Они снимали следы на снегу, сосны, кедры, ели в снегу, в общем, пейзажи на солнце. Верст семь отмахали. Пока на снегу нам попались следы Тигры. Ну, я их заприметил и иду, помалкиваю. Так до Глухой балки и дошли. Смотрю, к большим следам Тигры добавились маленькие следы, совсем кошачьи. Значит, тигра-то наша мамкой стала. Они не каждый год тигрят приносят, всего раз в два-три года, а как пропитания нет, да и пореже. Думаю себе - зачем тревожить? Предложил им обратно домой пойтить.
      
      
       - Вечерком я, конечно, обмолвился, что пока мы днем гуляли, Тигра ходила где-то рядом, наблюдая за непрошеными гостями в тайге. Но раз не тронула, значит, приняла в гости.
      
      
       Дед Костя многозначительно замолчал. Баба Настена румяные пирожки с сушеными яблоками подогрела, уложила на большое белое блюдо, поставила в центре стола. Самовар зашумел еще не раз, пока дед Костя закончил рассказ.
      
      
       - Да-а, после энтого вечера, один из них два дня ходил задумчивый и вскоре уехал. А второй парень, кстати, тоже Серега, остался. Вот запала ему в голову идея - снять Тигру прямо в морду, глаза в глаза. После чего началась настоящая охота. Азартная охота. Вот только, кто за кем охотился, честно сказать, даже сейчас вряд ли смогу. Мне кажется, Тигра решила играть. Но что такое "игра" в понимании хищника? Как в той песенке, где сначала ловили тигру, потом поймали тигру, потом сбежала тигра. Энту песню мне тоже молодежь завезла.
       - А что, дедушка, споем эту песню? - спросил Сергей.
       - Споем, милок, по настроению, как только услышишь всю историю, как "ловили нашу Тигру", так и споем.
      
      
       - Утро у парня начиналось затемно. Он вставал рано, пил черный кофе, тщательно готовил всю аппаратуру, что-то непременно записывал в блокнот и поспешал бегом на лыжиках в тайгу. Бежит он на своих лыжиках по лесу, свежий снег под ними хрустит на морозе, пар изо рта валит. Из сугробов то одна птица вспорхнет, то другая. То заяц-беляк пробежит, то лиса рыжим огоньком метнется вслед за косым, наш охотник не замечает, все бежит да бежит до Глухой балки. А там за нею поляна. Вокруг ели вековые заснеженные, сугробы непролазные. По веткам белки непуганые скачут. Следов зверья всякого полно, только разбирай, где чей, и куда ведет.
      
      
       Вечерело. Дед Костя взглянул на окно, подошел к нему задернул тюлевые занавески, включил свет. Не торопясь снял меховой жилет и повесил на спинку стула. Гости молчали и ждали продолжения.
      
      
       - Кушайте, кушайте! За три дня Серега проложил лыжню гораздо дальше Глухой балки, аж за энту еловую поляну прямо до зверского водопоя, да прямо до того ручья, который и зимой в трескучий мороз не то, что не замерзает, - льдом не подернется. Он у этого ручья нарыл себе вроде как сугроб или берлогу. Лапником сверху укрыл, объективы выставил, сидит кофе из термоса пьет, заметки пишет. День сидит, другой, третий. Зверье распугал-то, нету никого вокруг. А то ж не поймет, что у него самого запах-то не лесной, человечий, - и выдает его. Долгонько просидел в своей берлоге, - нет Тигры. Решил сменить стратегию. Дай-ка, - думает, - я буду в разные места на лыжах ходить, авось и встречу, наконец, Тигру.
      
      
       Дед Костя задумался ненадолго и продолжил:
       - Ну, я, ребята, понимаю, оно-то ведь, фотокорреспондент энтот, человек городской, нашим лесным манерам не научен. Мало ли что с ним в лесу может приключиться. Да и Тигра тоже с норовистым характером. Съесть не съест, а подрать может. Кошка подерет если, царапины неделю заживают. А Тигра-то не кошка, почитай размером поболе бычка нашего будет. Да-а. Гости дорогие, пейте наш чаек, не стесняйтесь. Он на наших медоносных травах заварен, все лечит, силу дает, а я сказывать буду.
      
      
       Баба Настя сходила в сени принесла трехлитровую банку с водой, долила в самовар. Вскоре он закипел, и разговор оживился по новой. Рассказчик подлил кипятку в чашку и продолжил:
      
      
       - Так вот. Идет наш гость в тайгу, я следом за ним в отдалении бегу, не спеша, на проверенных лыжиках, подбитых мехом, да следы смотрю. И вы знаете? Прямо по его лыжне поверх лежат тигриные - глубокие такие крупные следы, как будто Тигра шла за ним и наблюдала, что ж дальше будет этот странный человек делать? Не-е, близко она не подходила к нему, а так поодаль. Он, значит, в своей берлоге сидит. Она за поляной тоже лежбище сделала и смотрит на него. Он кофе пьет, она носом тянет, мордой крутит, фыркает, несъедобный запах. Он вечером домой спешит, Тигра в сумерках из-за деревьев его домой провожает. К утру опять снегу навалит, Серега и в ус не дует, не чует, что Тигра рядом. Следы свежачком припорошены, зверя-то и не видать. Так неделя прошла, новая началась.
      
      
       - Однажды ночью сильный-сильный ветер подул, метель разыгралась, а к утру мороз жахнул. Ну, Серега и говорит, что если метель стихла, то все равно пойдет Тигру снимать. Ладно. Он в тайгу, я за ним. Дай-ка, думаю, заодно капканы на мелочь всякую проверю между делом, может, дичью побалуемся. Ну и упустил я парня из вида слегка. А он в этот день сначала до Глухой балки, потом до еловой поляны, далее до водопоя, и аккурат, по звериной тропе до Дальнего овражка. Ну, там, почитай, всегда следов зверья много.
      
      
       Серега приготовил фотоаппарат, заранее взвел, да поближе на шею повесил. Сделал пару прикидочных кадров пейзажа, следов и видит прямо перед ним следы, похожие на тигриные. Он лыжики-то снял, палки лыжные рядом с ними воткнул, крадется вперед с взведенным фотоаппаратом наизготове, по следам тигриным, стало быть. Впереди овражек неширокий, но глубокий с крутыми краями, прямо обрыв. И возле края - следов-то больше всего. Может, в лаз ведут какой, тайный? Подобрался совсем к краю уже. Вдруг наст под ним хрустнул, и полетел Серега в овраг вместе со снежным наддувом, на который он вылез, сам того не заметив. Летит и чует, - справа рядом с ним еще чтой-то большое непонятное катится. А в пыли снежной не видно что. Скатился он на самое дно овражка, а рядом с ним это... большое, мягко так шлепнулось. Не камень и не бревно явно. Разлепил глаза, снег отер с лица и ...остолбенел. Волосы дыбом! Не то, что шевельнуться, как моргать и дышать забыл, кажись что, и сердце биться перестало.
      
      
       Рядом с ним, чуть ли не нос к носу сидит Тигра. Глаза желтые, но не злые, любопытные - вроде, как тоже не поймет, что случилось. Серега сидит - ни жив, ни мертв, смотрит на Тигру. Тигра на него. Какой там снимать, - не шелохнется! Бежать некуда, - кругом крутые высокие стены овражка, да сугробы по шею. Да и куда от тигра убежишь?
      
      
       Гости замерли с чашками в руках. Старые механические часы на стенке пробили семь раз. А дед Костя покачал головой, паузу сделал, оглядел всех по очереди, хлебнул чайку.
      
       - Однако Тигра первая в себя пришла. Отряхнулась от снега, носом воздух потянула, чихнула, посмотрела на Серегу, подобрала лапы под себя для прыжка. Серега глаза закрыл и с жизнею попрощался. Вдруг на пузе у него что-то зажужжало и щелкнуло, - это затвор фотоаппарата сработал. Он сильнее глаза зажмурил, сжался. Слышит, прямо над головой в воздухе что-то прошелестело и стихло. Посидел так. Никто не ест его. Открыл Серега глаза, - нет Тигры, как и не было вовсе. Лишь в сугробе вмятина осталась. Это она одним прыжком из овражка выскочила, механический звук камеры ей, видать, не понравился. Как из овражка Серега выбрался, как лыжи нацепил, да как до избы добежал - не помнил. Одна мысль в голове молоточком стучала: "Бегом домой! Скорее бы в Киев!".
      
      
       Люди оживились, заулыбались, потянулись за пирожками.
       - Вкусная сдоба, - сказал Володя уважительно, - давно домашнего печева не ел. Детство вспоминается. А дальше что было?
      
      
       - Наздоровьичко вам! Холостой еще, небось? Ничего, бог даст, найдешь свою половинку, - радушно ответил хозяин. - Дальше? Утром наш гость - таежный охотник, быстренько собрался и первым же поездом уехал домой. Сразу расхотелось ему тигра снимать, чтобы в солнечный день, да на снегу, да глаза в глаза. Вот, стало быть, история.
      
      
       Дед Костя вздохнул, встал из-за стола и подошел к книжному шкафу, не торопясь, открыл его и принялся что-то искать на полках.
      
      
       - Дедушка Костя, - спросил Серега, - и все? Этот фотокорреспондент больше не приезжал сюда?
       - Нет, сынки, только фотографию мне прислал, полюбуйтесь! - он бережно достал большую фотографию из плотного бумажного пакета и протянул гостям.
      
      
       На снимке - все кругом мутное, что вокруг - непонятно. Видно объектив снегом запорошило. Но в центре кадра - крупным планом тигриная морда с яркими янтарно-желтыми глазами. Как во сне бывает: одна голова без туловища. Оскал зубов белеет из-под влажных приподнятых губ. Кажется, что тигр улыбается. Однако, присмотревшись внимательнее, возникает ощущение близости расчетливого, полного хладнокровия взгляда таежного хищника.
      
      
       - Да-да, это она самая, наша Тигра и есть. Красавица! Серега так и написал, что не помнит, как смог снять тигра. Когда же он проявил пленку, этот кадр был на ней самым последним.
       - Дедушка, а это точно ваша Тигра?
       - Она самая. Смотри, тута на левом ухе - пятно бурой шерсти кружочком. Серега-то, ведь, не знал про эту метку. Так что хоть и ловили Тигру, и поймали Тигру, да сбежала наша Тигра опять в тайгу. Вот так-то. Да и кто кого ловил - еще большой вопрос.
       - Хорошо все, что хорошо кончается, - подытожил Серега.
       - Ну, что, гости дорогие, теперь можно и спеть.
       И они дружно затянули: "Ловили тигру, ловили тигру, ловили тигру... эх! Ловили тигру...".
      

    135


    Суматранская З. Нелегкая жизнь и титанический труд Шушанчиков   4k   "Рассказ" Юмор

      В последнее время просвещенные умы все больше занимает образ жизни шушанчиков. Эти создания словно цепями приковали к себе внимание прогрессивной общественности. Ваш любимый журнал не может остаться в стороне - в приведенной ниже статье мы постараемся ответить на все интересующие Вас вопросы о Shushanchycus Lupoglazus.
      Шушанчики настолько маленькие и с такой легкостью ускользают от нашего взгляда, что мало кто знает, как они выглядят. Проще простого спутать круглое и пушистое существо с клубком мохнатой пряжи, выкатившейся из бабушкиной корзинки для рукоделия. Однако сходство неполное - каждый шушанчик обладает длинными широкими и острыми ушами, которые задорно торчат из густого меха.
      К слову сказать, нет единого мнения по поводу окраса меха волшебных созданий. Некоторые очевидцы утверждают, что видели особи, по цвету напоминающие помидор, другие говорят, что сталкивались с лимонно-желтыми, есть и те, кто в свое время чуть не спутали их со странной разновидностью растений. Но слова свидетелей, уверяющих, что им довелось видеть черных шушанчиков в розовую клетку или белых в красных сердечках, подвергаются сомнению и не могут считаться достоверным фактом.
      Глаза шушанчиков сложно разглядеть из-за длинной шерсти, и те единицы, которым это удалось, обычно неуверенно говорят, что их глазки похожи на раковины улиток. Недавно была выдвинута гипотеза, что закрученные спиралью органы зрения волшебных существ помогают им выполнять их работу, но об этом позже.
      Передвигаются пушистые шарики на двух тоненьких лапках с четырьмя пальчиками. Установить столь точное количество пальцев удалось чисто случайно - один чрезвычайно любопытный представитель шушанчиков неосторожно пробежался по юбилейному торту, ухитрившись сделать это совершенно незаметно. Однако на толстом слое крема остались четкие отпечатки лапок, что и выдало его с головой, если можно так выразиться об абсолютно круглом существе.
      Лишь недавно было установлено, что у шушанчиков есть и передние конечности. Немедленно стала понятна их феноменальная способность проникать повсюду - благодаря цепким конечностям необыкновенные существа виртуозно карабкаются по стенам. Кроме того, подтвердилось наличие у них хвоста, необходимого для сохранения равновесия.
      Теперь, когда облик шушанчиков слегка прояснился, во весь рост встают другие вопросы: кто они такие? Как живут? Где их можно увидеть? Силам добра или зла они служат? А они кусаются?!
      Снять последний вопрос! Дорогие читательницы, шушанчики чрезвычайно подвижные существа и еще никому не удавалось поймать их и всласть потискать. Поиском ответов на остальные вопросы занимается весь прогрессивный научный мир. И кое-что мы уже можем сказать уверенно: Shushanchycus Lupoglazus живут в наших домах с незапамятных времен, по последним данным, еще с каменного века. Они чрезвычайно хитры и избегают прямого контакта с человеком. Самым большим кошмаром в их жизни, по-видимому, является идеальный порядок. Чистота и порядок, эти противоестественные факторы, изредка встречающиеся в наших квартирах, приводят их в ужас и обращают в стремительное бегство. Напротив, бардак, пыль и разбросанные вещи влекут шушанчиков к себе, как магнит - железные опилки. В таких местах наши маленькие герои живут целыми стаями и беззаботно резвятся, усугубляя положение. Утащить куда-нибудь необходимую Вам вещь для них самое милое дело.
      Цель жизни Shushanchycus Lupoglazus можно охарактеризовать тремя словами на букву 'С' - Сплетни, Слухи, Скандалы и одним на 'В' - Вредительство. Любую уловленную чуткими ушами информацию они немедленно быстрым неразборчивым шепотком передают соседу, тот - другому, и вот уже слухи, возникшие на пустом месте, растут как снежный ком. Все увиденное они воспринимают превратно благодаря своим спирально закрученным глазам, и тут же сообщают сородичам о новом скандальном происшествии. Недавно была выдвинута теория, согласно которой журналисты ведут свое происхождение не от обезьян, а от шушанчиков. Теория становится все более популярной.
      Ученые пробуют различные способы поимки Shushanchycus Lupoglazus с целью их подробного изучения и проведения ряда экспериментов. К сожалению, - а может, и нет, - попытки оказались бесплодны. Однако, если Вы загорелись желанием рассмотреть поближе этих легендарных созданий, не отчаивайтесь. Некоторые источники приводят такой способ их увидеть: в хорошенько захламленной комнате положить на просматриваемое место свежие номера желтой прессы с кричащими заголовками, включить телевизор и затаиться в укромном месте. Источники утверждают, что, если все сделать правильно, долго ждать не придется. (С) Журнал 'Юный сумасброд', 2014

    136


    Грошев-Дворкин Е.Н. Прерванный полёт   3k   Оценка:9.00*3   "Рассказ" Проза

      
      
       "Выходит и я напоследок спел -
       Мир вашему дому..."
      
      
       "Маленькая страна. Где она, где она - кто мне скажет?...Маленькая страна." - разносилось из подвешенного к берёзе полевого репродуктора, когда они выходили из штабной землянки.
       Они только что получили задание от командира эскадрильи - облететь линию фронта стоящего перед ними корпуса фашистских войск, усиленного полком эсэсовцев.
       - В бой не встревать! Ни с воздушными, ни, тем более, с наземными целями. Вернётесь, без вас будет, кому их с землёй смешать, - напутствовал полковник Жихорев. - Сделаете облёт фронтовой полосы. Убедитесь, что за ночь обстановка не поменялась и домой.
      Высота сто пятьдесят метров. Скорость... Скорость сами выберете. Но чтоб тщательно всё рассмотрели. До конца войны чуть-чуть осталось. От вас зависит - кто из пехоты до победы доживёт.
      
       Они шли по предрассветному взлётному полю, слегка покрытому остатками ночного тумана, и были счастливы. Счастливы от того, что закончив лётное училище, оказались в одной эскадрилье. Что живы, всем чертям назло. Что молоды - на двоих и сорока ещё нет. Что Победа - вот она рядом - наши танки уже в Берлине. Что у них есть Татьяна - радистка штаба, которая, когда кончится война, скажет, кого из них она больше любит.
       И каждый знал, что как бы не сложилось в жизни, они всё равно останутся друзьями.
      
       Полёт проходил нормально. Немцы постреливали, но редко. То ли боезапас берегли перед боем, то ли ещё не проснулись. Хотя навряд ли. Не могли они ни чувствовать, что если сегодня не сдадутся, то их не будет. Линия фронта, растянувшаяся километров на десять, была так извилиста, что по прямой и семи не наберётся. В наушниках что-то потрескивало, что-то попискивало и, откуда-то издалека доносилась незнакомая песня: - "Маленькая страна. Где она, где она - кто мне скажет?...".
      
       Звук взрыва он услышал в тот миг, когда увидел клубы чёрного дыма, повалившего из двигателя ведущего лавочкина. Он ещё не успел ничего осознать с самопроизвольным диким криком: - Костя-а-а!... Через мгновенье, раздался второй взрыв, уже на земле, и он остался один.
      На форсаже, сделав крутой разворот над местом падения того, кто был ему самым дорогим все эти годы, не сознавая ярости, он спустился ещё ниже и, вдавив гашетку бортовых пушек в турель управления, полетел над пересечением траншей и окопов врага.
      
       Что было потом он не помнил. Как оказался на аэродроме, как докладывал Жихореву, водя пальцем по штабной карте - всё оказалось за сознанием.
       - Отдыхай. Заслужил, - сказал комэск заслушав доклад.
       Он же, уйдя за землянку, сидел на краю воронки и плакал. А из штабного репродуктора лилась любимая песня Константина: - 'Немало я стран перевидел, шагая с винтовкой в руке. И не было горше печали, чем быть от тебя вдалеке...'
      
       - Деда! Деда, очнись! Деда, что случилось? Почему ты плачешь? Опять с немцами воевал?...
       Он проснулся и, приходя в себя, увидел, что находится в своей квартире, что сидит в любимом глубоком кресле... На стене напротив висит фотокарточка покойной жены Татьяны и пожелтевшая фотокарточка Кости - так и оставшимся девятнадцатилетним.
       Повернув голову в сторону телевизора, увидел на экране дёргающуюся девИцу, которая с гуттаперчевой улыбкой пела: - 'Маленькая страна. Где она, где она?...'
      
      

    137


    Токарева В. Начало   9k   "Рассказ" Проза

      Ты, кого я избрал, всех милей для меня.
      
      Сердце пылкого жар, свет очей для меня.
      
      В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
      
      Ты и жизни дороже моей для меня.
      О. Хайам
      Начало.
      - Мне страшно, Алей!
      - Крепись, Лейла, иного пути у нас нет, - Алей виновато взглянул на подругу.
       Проклятое чувство вины согнула его сильные плечи, иссушила до самого дна душу. Только он во всем виноват!
       Алей вдвое старше Лейлы - это он должен был все предусмотреть. А он не смог... Любовь затуманила ему глаза, подарила чувство превосходства, заставила поверить в собственную неуязвимость. И для чего? Разве только для того, чтобы сейчас стоять здесь на пустынном берегу и видеть прозрачную от страха подругу?!
      - Я не верю, - исступленно кричала она. - Не верю! Они не могли выгнать нас. За что? Только за то, что мы хотим быть вместе, - Лейла запнулась и закончила едва слышным шепотом. - Это невозможно.
       Ее изящное тело покрылось дрожащими грязно- зелеными разводами. Алей тяжело вздохнул: увидит ли он еще когда-нибудь, как милая переливается всеми оттенками живой радуги? Сейчас на нее было больно смотреть.
       Алей постарался придать своему телу цвет безоблачного весеннего неба, чтобы Лейла увидела, что он силен, спокоен и все еще достоин ее любви. Но самоконтроль подвел его, и тьма неуверенности уничтожила все усилия. Подруга всплеснула руками:
      - Милый, - пролепетала она, и разрыдалась.
      Прозрачные слезы катились по страдальчески сморщенному лицу.
       Рассвет прятал под розовыми бархатными складками последние звезды. Ночные жемчужины спешили подарить земле последний призрачный свет и таяли на фоне стремительно светлеющего неба. Вот легкие облака окрасились нежным цветом зари. Горизонт разгорелся пожаром и угас. Взошло солнце. Как гигантское насекомое ползло ослепительное светило, спеша как можно скорее достигнуть зенита.
      - Жарко, - пожаловалась Лейла.
      - Пойдем, я заметил там лужу, мы сможем освежиться.
      Бежать они уже не могли, резвость и легкость движений остались в океане. Волны ласково гладили прибрежный песок, призывно махали изгнанникам белыми хлопьями пены.
      - А если... - прошептала Лейла, зачарованно любуясь безмятежностью стихии.
      - Нельзя, родная. - Алей мягко потянул ее подальше от соблазна.
       Подруга зажмурилась, но позволила увлечь себя прочь.
       Лужа находилась совсем недалеко от того места, где они выбрались на берег. Лейла с нетерпеливым плеском разбила неподвижную гладь воды и тут же застонала от разочарования. Разгоряченное тело не испытало прохлады. Алей осторожно погрузился рядом со спутницей. Они замерли, стараясь получить от застойной воды хоть малую толику энергии океана. Разговаривать не хотелось, воспоминания не давали покоя, причиняя почти физическую боль.
       Народ авдеев жил в самой глубокой расщелине на дне океана. Сильная, гордая, жестокая раса чтила себя богами подводного мира, ненавидела и презирала более слабые существа. Любовь, жалость, нежность - все прочие чувства из этого же спектра были раз и навсегда признаны недостойными и безжалостно изгнаны из холодных сердец. Совет решал, какой самке от какого самца полагается иметь детенышей. Новорожденных подвергали самому тщательному осмотру, бракованные уничтожались зачастую вместе с матерями. Так продолжалось веками. Авдеи разучились любить, чему были несказанно рады. Они ставили это себе в заслугу. Если кого-то хотели похвалить, то всегда говорили:
      - У него совсем нет сердца!
      А самой страшной обидой считался насмешливо брошенный упрек:
      - Ты случаем не влюбился?
      Такое оскорбление полагалось смывать кровью.
       Как среди такого холода и равнодушия смог родится и вырасти самый прекрасный цветок подводного царства - Алей не знал. Но давно ли он стал презирать свой народ? Ведь еще совсем недавно молодой авдей был таким же как все: жестоким и самовлюбленным.
       А потом он встретил ее. Робкую, нежную, сияющую всполохами вечерней зари - свою ненаглядную Лейлу. Она отличалась от других авдеек чистой наивностью, отвращением к чужим страданиям и была неспособна причинить живому существу боль. Ее считали едва ли не сумасшедшей и терпели только по причине исключительной красоты. Члены совета хотели сначала получить потомство, а уж потом решить ее судьбу. Их выбор пал на Алея. Ему строго приказали попользоваться "этой ненормальной особью". Он не возражал. Лейлу никто и не спрашивал.
       Однажды Алей проснулся и почувствовал, что нежность переполняет его до самых краев, выплескиваясь безудержной яркой радостью. Это была любовь. Пришла ли она внезапно или росла в самом укромном уголке ледяной души молодого авдея, до поры до времени неприметная и потому лишь не уничтоженная - неизвестно. Только теперь он понял, что означал взрыв ярких красок, которым мгновенно расцветала подруга, стоило Алею лишь коснуться ее.
       Лейла испугалась. За него! Она говорила, что его убьют эти изверги с черствыми сердцами. И плакала. Алей пообещал, что будет осторожен. Никто и никогда не увидит этих брызг радуги на его коже.
       Парочка стала уплывать подальше от злых глаз и нашла чудесный пустынный остров. Влюбленные полюбили играть в прибрежных волнах, или, при благосклонном блеске звезд, лежать рядышком на мелководье, шепча друг другу разный вздор. Здесь им чудилась безопасность - ведь авдеи не покидают своих глубин.
      - Как ты прекрасна! - восторгался Алей, любуясь, как сияет и переливается кожа подруги. А красота Лейлы от похвалы становилась просто ослепительной. От нежнейших оттенков самых прекрасных красок у потерявшего голову авдея захватывало дух.
       Но счастье не могло продолжаться бесконечно. Влюбленную парочку выследили. Состоялся публичный суд. Виновные приготовились умереть. Но совет превзошел сам себя в жестокости: преступников прокляли и изгнали. Теперь отвергнутые вынуждены были покинуть родную стихию. Океан отказался от них, и его волны вынесли любовников на тот самый берег, который так долго мнился чудесным убежищем. Теперь Алею и Лейле предстояло погибнуть медленной смертью под палящими лучами безжалостного солнца.
       Вода в луже стала слишком горячей, и изгнанникам пришлось покинуть ее. Лейла задыхалась от жара - красота ее померкла, кожа приобрела серый оттенок. Авдей облизывал потрескавшиеся губы, и гадал, как долго продлятся их страдания. Эгоистично хотелось умереть первому, чтобы не оплакивать подругу. Внезапно Лейла оживилась.
      - Я знаю, что нам делать! Идем, - она схватила любимого за руку и потащила вдоль песчаной косы. И откуда только силы взялись?
       Алей шел покорно, ни о чем не спрашивая. Авдейка привела его к подножью высокой скалы, которая величаво упиралась непокорной головой в самое небо.
      - Туда, наверх! - воскликнула Лейла. И возлюбленный не стал ей перечить.
      Восхождение было трудным, оно отняло все силы. Последний рывок - и они на вершине мира.
      Влюбленные замерли на мгновение у самого обрыва. Алей уже понял замысел подруги, он покачал головой и прошептал:
      - Не поможет...
       Лейла полыхнула кровавым бликом, вырвала руку и сделала одинокий шаг в бездну. Авдей последовал за ней. Как камни упали тела с невероятной высоты прямо в раскрытые объятья океана. Волны сомкнулись над головами проклятых, закружили их в водовороте искрящегося танца... и потащили прочь, не дав опуститься в изумрудные глубины. Равнодушным прибоем Алея и Лейлу вынесло на берег. Они долго лежали, раздавленные непоколебимым решением стихии. Пока, наконец, зной не заставил их подняться и вновь отправиться на поиски временного убежища. Отчаянье раскрасило несчастных в черный цвет траура.
       Солнце сжигало чужую любовь без капли сострадания. Но подул резкий ветер, и грязные облака заволокли беспечную лазурь. Вспыхнула молния, ударил гром. Еще раз, еще... Буря взбивала толщу воды, поднимая невероятной высоты волны, пригибала к земле деревья, взметала тучи песка. Хлынул дождь. Он принес с собой надежду, призрачную - почти на грани безумия. Еле живой Алей хватал обожженными губами слезы неба. Оно плакало от жалости к чужой боли. Авдей воспрял духом. Значит не все потеряно - раз само высокое небо за них!
      - Мы выживем, Лейла, - кричал он, вбирая в себя энергию грозы. - Океан отказался от нас - мы станет детьми суши. Мы научимся. Наши потомки станут царями земли. Это не конец, моя дорогая любимая Лейла, а всего лишь начало! Начало новой жизни.
      Лейла улыбалась, и жалась к любимому. Она ему верила...
      

    138


    Берестнев Божественная трагедия   11k   Оценка:6.00*3   "Рассказ" Постмодернизм


       Бд-8: Божественная трагедия
       Аннотация. О некоторых проблемах, возникших у Бога и его соратников в процессе создания и воспитания Человека.
      
       Это было много тысяч лет назад,
       Однажды Творец наблюдал за племенем кроманьонцев, деливших тушу недавно добытого мамонта. Делёж происходил в соответствии со способностями. В наибольшей степени во внимание принималась способность оделяемого награждать своих соплеменников увесистыми затрещинами. Наблюдая процедуру делёжки, Творец то недовольно морщился, то снисходительно улыбался. В это время к Творцу вошёл Вельзевул (он же Люцифер, он же Сатана), бывший тогда Ангелом высшей категории, ответственным за сбор позитивных энергий, выделяемых животными. Впрочем, с таким же успехом можно сказать, что Вельзевул влетел, вполз или вплыл к Творцу, поскольку в человеческом языке нет терминов, адекватно описывающих способы движения сущностей тонкого непроявленного мира. Вообще, ангелы высших категорий способны одновременно находиться в нескольких местах. Точнее следовало сказать, что Вельзевул появился рядом с Творцом и приступил к интенсивному информационному обмену с ним, но по вашим человеческим меркам данное событие в наилучшей степени характеризуется термином "вошёл".
       - Что, Ваше Творичество, наблюдаете за результатами своих генетических экспериментов? Вы не жалеете, что затеяли увеличение мозга у крупных приматов, создав так называемых людей?
       - Конечно, не жалею, - ответил Творец, - ведь благодаря большому объёму мозга люди займут господствующее положение среди животного мира, они добьются всего, чего хотят, будут счастливы, и я буду получать огромное количество позитивной энергии, энергии радости и любви, ведь мощность энергетического потока зависит от развитости мозга. А чем больше у нас будет энергии, тем более значительными будут наши возможности по дальнейшему улучшению этого мира...
       - Не будет этого, - мрачно сказал Вельзевул, - они будут излучать совсем другие энергии, энергии зависти, страха, ненависти. Энергию радости будет излучать очень незначительное число доминирующих особей, да и то вперемешку с энергией презрения к другим. С обычными животными было проще. Если животное сыто и чувствует себя в безопасности, то оно счастливо, ну ещё нужны иногда секс и ласки сородичей. А эти мутанты постоянно переживают по поводу неприятностей, произошедших ранее, а также проблем, которые могут возникнуть в будущем, нередко строят козни против своих соплеменников. Мне очень трудно извлекать из людских эмоциональных потоков позитивные энергии, потому, что они не любят этот мир. Ваше Творичество, у меня нет склонности к безосновательному критиканству, я не возражал даже тогда, когда Вы создали скунса, но снабжать биологический объект такой мощной нервной системой - это уже слишком, ведь каждая такая особь начинает противопоставлять себя остальному миру.
       - Ты плохо думаешь о людях, - возразил Творец, - я же создавал их по образу и подобию моему, дал свободу воли вместо безоговорочного подчинения рефлексам, а значит, они должны перенять у меня любовь к этому миру.
       - В том то и дело, что каждый человек, неся в себе частицу управляющего миром Творца, сам захочет почувствовать себя немного Богом, быть самым главным не только среди животных, но и среди других людей, захочет занять доминирующее положение среди окружающих. После того, как вы усилили их нервную систему, увеличив мозг, они совсем перестали слушать наши подсказки, как это положено делать всем животным. Накопив в своём мозгу некоторое количество информации об этом мире, они сочли себя достаточно сведущими, чтобы самостоятельно планировать свою жизнь, вы понимаете? Они действуют, не обращая внимания на наши подсказки, и, как правило, совершенно неразумно. Они передают друг другу информацию не по телепатическим каналам, в которых мы можем отфильтровать особо поганые мысли, а непосредственно с помощью звуков. Они научились издавать такую сложную гамму звуков, что могут сообщать друг другу самую разнообразную чушь. Я тут прикинул, к чему приведёт развитие существ с таким объёмом мозга - картина совершенно удручающая, они вообще всё живое на Земле угробить могут, а уж друг друга будут изничтожать нещадно. Да я, собственно, явился-то зачем, зародилась у меня одна интересная мысль. Раз уж в результате ваших генетических экспериментов появились такие существа, которые будут генерировать мощные потоки энергии страха, ненависти, зависти, презрения - давайте перестроимся на потребление именно этих энергий, добиваться от людей излучения радости и любви - очень муторное занятие. Я попробовал подпитаться от потока ненависти - получается неплохо, такой прилив сил, знаете ли... А разрушительных энергий они излучают - просто море, бери...
       - Не хочу, - перебил его Творец, - если я буду питаться энергиями разрушения, то я сам стану превращаться из создателя этого мира в его разрушителя... Мы не можем идти таким путём. Я уверен, что смогу научить людей любить этот мир и в том числе друг друга.
       - Но, Ваше Творичество, давайте посмотрим, например вот на это племя, от созерцания которого я вас отвлёк. Вон тот амбал в медвежьей шкуре утащил в свой шалаш уже центнер мамонтятины, а идёт ещё за одним куском мяса, оно же у него протухнет,а многим его соплеменникам достались сущие крохи.
       - Но ты посмотри на его мысли, он же завтра собирается раздать излишки...
       - Посмотрите на его мысли повнимательней. Он же раздаст излишки мяса тем, кто поддержит его кандидатуру на выборах вождя, а вождём он хочет стать, чтобы получать после охоты большую долю и выбирать любых самок.
       - Ну, ладно. Возможно, этот амбал - действительно нехороший человек. Но ты посмотри, молодой самец угощает лучшим доставшимся ему куском самочку, он её любит...
       - Да вы посмотрите, о чём он мечтает, какая извращённая поза, а ведь размножение таким способом не получится, этот процесс будет совершаться только для удовлетворения похоти, - парировал аргументы Творца Вельзевул.
       - Ну, ты посмотри, молодая самка кормит ребёнка. Она отдаёт ему лучшие куски мяса, мечтает, чтобы ребёнку было хорошо, она любит его - вот видишь, насколько добры люди.
       - Да причём же здесь божественное начало, точно также кошка любит своих котят, это же обыкновенный инстинкт продолжения рода.
       - А ты посмотри на того старика в углу, ему достался маленький кусок мяса, но он всё равно рад, он благодарит меня, он догадался, что я есть!
       - Если прислушаться повнимательнее, то можно понять, что старик благодарит не Вас - Творца мира, а какого-то Бога Охоты, а имеется ли в Вашем штате такой ангел? Думаю, что нет. Для того чтобы энергия благодарности этого старика дошла до ваших резервов, придётся приложить некоторые усилия.
       - Ну, всё ты видишь в чёрном свете, Вельзевул. Это просто трудности роста, переходный период, когда люди не научились пользоваться предоставленными им мыслительными возможностями. Люди обязательно научатся радоваться этому миру, красоте его лесов, лугов. Они устроили своё стойбище на высоком берегу реки для того, чтобы любоваться замечательным лугом, раскинувшемся в излучине, этим чудесным сочетанием васильков, ромашек, маков...
       - Ошибаетесь, Ваше Творичество, кроманьонцы расположились на высоком берегу реки, чтобы легче было отбивать возможное нападение саблезубых тигров, бродящих неподалёку. А любуются они не цветами, посмотрите, на шее вон той рыженькой самочки висит золотой самородок, найденный её самцом вчера. Вот этим куском золота любуются все те, кому данная особа позволяет к ней подойти.
       - Неужели люди считают, что блеск маленького кусочка этого металла более привлекателен, чем чудесная цветовая гамма того огромного луга?
       - Всё дело в том, что любоваться цветами могут все, поэтому людям это неинтересно. Они гораздо больше ценят золото, потому что его мало, смотреть на него смогут только те особи, которые его найдут или на что-нибудь выменяют. А остальные будут завидовать людям, имеющим золото. Кстати, обладатели золота будут бояться завистников и, поэтому, тоже испытают чувство ненависти. Причём, это только начало. Развитый мозг позволит людям изготовить массу различных приспособлений, облегчающих их жизнь. И возможность обладания каждым таким приспособлением станет поводом для взаимной вражды, зависти, презрения. Нет, ваше Творичество, вы как хотите, а я перехожу на потребление негативных энергий, излучение которых естественно для существ со столь развитым мозгом, кстати, подсказать им программу действий, приводящую к увеличению потока тёмных эмоций очень легко, поскольку для них это понятнее...
       - Ты предатель, - вскричал Творец, - я тебя прокляну, я запрещу тебе воздействовать на людей.
       - Но вы ведь требовали от всех ангелов, чтобы они помогали людям реализовывать их желания. Это наш основной закон. Вы же не можете лишить меня права помогать людям в реализации их мечтаний?
       - Да, ты имеешь право вмешиваться в жизнь людей, но только если они сами тебя об этом попросят. Но имей в виду, я к каждому приставлю специального ангела, ангела-хранителя, который будет подсказывать им, как себя вести в той или иной ситуации. С помощью этих ангелов люди будут только радоваться жизни и не достанется тебе поганому никаких негативных энергий. Всё, уходи, больше от меня никакой энергетической подпитки не получишь. Больше не буду выходить с тобой на связь, видеть тебя не хочу.
       - Люди ваших ангелов не услышат, а если даже отдельные особи что-то и воспримут, то только обрывки Ваших мудрых мыслей, а остальное додумают, приведут к тому виду, который им удобнее. Они ещё будут ссориться и воевать между собой за право считаться истинными проповедниками Ваших идей.Для них естественнее следовать моим советам, а не видеть меня у вас не получится, вы же всевидящий, - огрызнулся Вельзевул и исчез.
       Вот так расстались Творец и Вельзевул. Взгляды этих высших сущностей тонкого мира на основные аспекты технического прогресса в основном совпадали, а вот прогнозы духовного развития человечества очень сильно отличались. Творец принимал от людей энергии любви и радости, а Вельзевул жадно хватал энергии ненависти, зависти, презрения, и его характер с каждым веком становился всё хуже и хуже. Кто из них лучше предугадал выбранную людьми систему жизненных ценностей и особенности развития эмоционального мира людей, кому удалось в наибольшей степени увеличить свой энергетический потенциал - судите сами.
      

    139


    Славич Н. Сражаться за воздух   8k   "Рассказ" Фантастика


    Никас Славич

    Сражаться за воздух

    Посвящается Р. Шекли

      
       Фред сидел на суде и довольно, вызывающе нагло ухмылялся. Он заранее знал, какое решение примут присяжные. Это знали и все присутствующие - для убийцы, уничтожившего десятерых человек, мог быть только один приговор: сражаться за воздух.
       С самого детства Фред мечтал только об этом. Уже тогда его тянуло ко всему жестокому и агрессивному. Едва увидев передачу по 3D-визору об этом смертельном соревновании среди убийц, он сразу захотел стать участником схватки. Впрочем, если уж мечтать, то сразу о победе - по условиям соревнования единственный выживший получает свободу.
       И теперь, спустя пятнадцать лет, Фред оказался близок к исполнению своей мечты. Убив десятерых людей, которых он ненавидел, Фред сразу сдался полиции, и теперь он предвкушал смертельную схватку на равных с такими же, как он, убийцами.
       Телешоу "Сражаться за воздух" било все рекорды по рейтингам. Правда, сначала оно называлось просто "Борьба за жизнь": кто-то нашёл в истории сведения о гладиаторских боях, и попробовал свершить нечто подобное в современной реальности. Но позже такая форма турнира показалась телевизионщикам старомодной, а денег у создателей шоу к тому моменту уже оказалось достаточно, чтобы начать экспериментировать. К тому же, власти одобряли подобные битвы, мотивируя это переполненностью тюрем и высокими расходами на их содержание.
       Сейчас шоу перешло на новый уровень и стало в несколько раз круче. Фред уже предвкушал радость борьбы за каждую минуту жизни. К тому же, ему понравилось убивать людей - таких, как Фред, не могло исправить никакое правосудие.
       Наконец, присяжные вернулись с совещания, и судья зачитал приговор:
       - Подсудимый Фред Малкольм признан виновным в убийстве десятерых человек. Наказание - смертная казнь, осуществляемая телешоу "Сражаться за воздух". Подсудимый может получить себе свободу, если выживет в смертельном соревновании. Решение суда окончательно и обсуждению не подлежит.

    ***

       "Говорят, многие пытались сбежать, узнав о своём приговоре", - усмехнулся про себя Фред. - "Но мне-то бежать незачем".
       Да и невозможно было сбежать. Сразу после суда Фреда схватили и повели сразу пятнадцать полицейских. Они вывели Фреда во двор и затолкали его в кузов грузовика, где приковали магнитными наручниками к небольшому железному возвышению посередине кузова. Все копы уселись вокруг Малкольма с бластерами наготове, а грузовик ехал в сопровождении пяти полицейских машин.
       Когда грузовик подъехал к космокару, полицейские раздели его до трусов и прицепили Фреду кислородный баллон. В таком виде его и бросили в небольшой космокар. Люк тут же закрылся, и космокар с заложенной в него заранее программой тут же стартовал к Марсу. О том, как приговорённый переживёт перегрузки, не заботился никто - помрёт, так и ладно.
       Впрочем, Фред легко перенёс все испытания, ведь впереди его ждало главное соревнование. Всех приговорённых убийц, общим числом более двадцати, космокары высаживали на просторном марсианском кратере. Камеры, укреплённые на скалах, могли приближать картинку, удалённую даже на несколько километров, так что зрители не пропустят ни одного интересного момента. У каждого преступника не было ничего, кроме кислородного баллона с ограниченным запасом воздуха - причём ограниченным у каждого по-своему. Таймер, прикреплённый к баллону, показывал, на сколько минут и секунд осталось воздуха.
       Космокары были устроены таким образом, что как бы "выбрасывали" из себя жилой отсек и тут же улетали. Отсек тут же открывался наружу, и вскоре в нём не оставалось кислорода. Раздетым до трусов убийцам приходилось выходить наружу.
       Первое, что ощутил Фред, оказавшись на Марсе - это жуткий холод, тут же пробравший его до костей. Ещё один датчик, прикреплённый к баллону, показал минус двадцать по Цельсию.
       Фред постоял некоторые время, стараясь привыкнуть к низкой температуре и не обращать внимания на кремнезём, холодом обжигающий стопы. Тут Малкольм ещё раз взглянул на датчик кислорода и ужаснулся: у него оставалось чуть больше пяти минут! Нужно срочно найти жертву и отобрать у неё баллон с воздухом!
       В тот момент Фредом двигали только жажда убийства и жажда выжить. Ни о каких моральных вопросах он даже не задумывался. Взбежав на вершину кратера, он увидел перед собой щупленького парня лет двадцати, который только-только вылез из жилого отсека. Фред презрительно усмехнулся, думая про себя: "И этот хиляк - убийца?! Впрочем, мне без разницы, кого убивать".
       Парнишка ничего толком и сообразить не успел - Фред резким прыжком (ведь низкая гравитация на Марсе позволяла куда больше, чем на Земле) налетел на парня, толкнул его и жёстким ударом проломил челюсть. Малкольм снял с поверженного подростка кислородный баллон, и тот мгновенно умер, отравившись ядовитым воздухом воинственной планеты.
       "Что ж, неплохое начало, - решил Фред. - Ого! Воздуха ещё на полчаса! За что же этого хиляка так щедро одарили?".
       Он и не знал, что его жертвой оказался развращенный сексуальный маньяк-педофил. Но некогда было размышлять - на Фреда упала туша очень толстого мужчины. Нападающий принялся колотить Малкольма по животу, но недаром Фред качал мышцы пресса. Выдержав первую атаку, Фред собрался с силами и сумел сбросить с себя толстяка. Соперник попробовал было придавить Малкольма ещё раз, но тот ударил его кулаком в висок, а затем добил ребром ладони по сонной артерии. Резко сняв с мужчины баллон, Фред отпихнул от себя уже мёртвое телопротивника .
       Кислород, доставшийся от мальчишки, Фред решил оставить про запас, а вот только что добытый баллон Малкольм тут же использовал.
       А вокруг него дрались другие - в двухстах метрах сразу четверо боролись между собой, а вдалеке Фред заметил потасовку сразу между семерыми убийцами. Выждав, когда четверо чуть подустанут, Фред подошёл и четырьмя жёсткими ударами по болевым точкам лишил врагов сознания, а затем и жизни, сняв с них кислородные баллоны.
       "Жаль, что кратер хорошо просматривается и спрятаться особо негде. Впрочем, переждать, пока эти семеро закончат, мне пока никто не мешает, а значит - победителю в их схватке несдобровать".
       Как только победивший убийца атлетического сложения поднялся над поверженными, Фред снова продемонстрировал отличный прыжок, преодолев сразу метров сто. Свалив наземь противника, Фред пятью сильными ударами переломил ему шею и двинулся дальше.
       А навстречу ему двигался здоровый мужик ростом в два метра. Фред сразу понял, что тот убил всех остальных конкурентов, и остались только они вдвоём. Мужик молча подошёл ближе и сложил добытые баллоны неподалёку. Малкольм сделал то же самое, и они начали бой.
       Фред ударил первым, целясь в челюсть, но соперник увернулся, тут же ударив Малкольма в живот. Телезрители видят крупным планом, как кубики пресса сдерживают удар. Миллионы жаждущих крови затаили дыхание, наблюдая за этой схваткой.
       Первые пять минут они наносили друг другу лишь лёгкие удары, впрочем, у Фреда уже кровоточила грудь, а у соперника - левое плечо. Мужчины бились на равных, но соперник мог похвалиться мощными бицепсами, и его удары были ощутимо больнее. Но Фред хитрил, блокировал удары и успевал вовремя отходить, экономя силы и заставляя соперника тратить свои.
       А потом, ещё через пять минут, соперник Фреда уже начал терять концентрацию, и Малкольм мощным ударом в шею сокрушил его, заставив упасть на холодный керамзит. Сам Фред уже не чувствовал низкой температуры, его тело было разгорячено сражением. Соперник явно был в нокауте, и Фред торжествующим движением снял с него кислородный баллон.
       Трансляция боя на этом закончилась. А над кратером разнёсся голос из ретранслятора, установленного где-то неподалёку:
       - Ты победил и обрёл желанную свободу. Свободу передвижения по Марсу, пока не кончится воздух, за который ты так сражался.
       - Это несправедливо! - в ярости завопил Фред.
       Но голос был беспристрастен:
       - Убийца не должен быть на свободе. Он должен умереть.
       Фред в отчаянии сорвал с себя кислородный баллон и обессиленно повалился на холодный грунт Марса. Через секунду он был уже мёртв.

    140


    Эвелина Б. Штефани   4k   Оценка:8.95*6   "Миниатюра"


       Морозной январской ночью я сидел в баре Женевского аэропорта и пил виски за баснословную цену. Все мои мысли были устремлены к Штефи. Моей маленькой Штефи. Я представлял, как она встретит меня в нашем уединённом домике в шотландских горах. В шерстяных носочках и безразмерном свитере, который постоянно сползает с её плеча. Как я подхвачу её на руки и буду кружить и кружить, а она будет смеяться, пока из её глаз не потекут слёзы. Тогда я опущу её на пол и поцелую. Крепко-крепко.
       Потом мы будем сидеть у камина, обнявшись, пить вино и болтать обо всём на свете. Она расскажет о своей новой книге, а я буду жаловаться на своих подчинённых и налоги. Она посмеётся надо мной и скажет, что я становлюсь старым ворчуном.
       Так ведь мы и не молодеем, Штефи! Мне вот-вот стукнет сорок пять, а тебе уже, кажется, тридцать восемь. А помнишь, как мы познакомились? Я встречался тогда с твоей подружкой, Эрин. Ну что у неё был за характер! Железная леди. Всё метила в большую политику, пока не осела дома с тремя детишками. Помнишь, как я стоял на коленях у кампуса, вымаливая её прощение (каким же я был повесой!) и вдруг появилась ты, и я забыл обо всём. Твои волосы цвета мёда в лучах солнца, и улыбка как у ребёнка, такая, что освещает весь мир. Я смотрел на тебя и думал: "Это ангел, который пришёл забрать мою грешную душу". И за тобой я был готов идти хоть куда.
       А помнишь наш первый поцелуй? На замёрзшем пруду мы катались на коньках. Ты дурачилась и дразнила меня, а я не думал ни о чём кроме твоих синих глаз. А потом эти нечаянные объятия, сбившееся дыхание, румянец на щеках и сладкий вкус твоих губ.
       Мы встречались так мало. Ты витала в облаках и писала удивительные рассказы, а я учился на финансиста и работал на двух работах, чтобы оплатить обучение. Ты говорила о смысле жизни, а думал только о том, где взять денег, чтобы заплатить за обед. Ты обижалась, что я не понимаю тебя, и тихо плакала по ночам, а мне хотелось бросить всё к чертям, лишь бы не видеть больше никогда твоих слёз.
       Мы расстались без скандала. Ты просто забрала свои вещи и ушла из моей жизни. Лет десять я слышал лишь отрывки сплетен о тебе. Как ты вышла замуж, а потом развелась. Как ты купила эту заброшенную лачугу, которую мы превратили в наш маленький замок. А я... я работал все эти годы, не видя ни дня, ни ночи. Мимолётные интрижки и производственные совещания составляли мой распорядок дня.
       А потом я увидел тебя. Ты улыбалась с рекламного плаката твоего первого бестселлера. Я купил его и пропал. Ты писала обо мне, а я не мог поверить, что был так слеп и глух. Я работал на износ, чтобы подарить тебе мир, но у тебя уже был мир, и этим миром был я. Помнишь, как пришёл на твою презентацию и стоял в стороне, не решаясь никак подойти, словно какой-то пятнадцатилетний мальчишка. Ты улыбнулась и выпорхнула из-за стола мне навстречу, а толпа твоих фанаток, ожидавших автографа, раскрыв рты, следила за нами, тая от умиления. Помнишь, как ты обнимала меня и говорила какую-то чепуху, а я вдыхал запах твоих волос, такой родной и почти позабытый. Штефи, Штефи, ты совсем не изменилась! И как же тебе шло то бежевое платье, на котором оказалось так много крючочков!
       Ты снова постучалась в мою жизнь, но разве мы вдвоём? Жизнь на два города, сотни километров и ночные рейсы. Нам принадлежит суббота и немного воскресенья... а ведь время уходит, Штефи! Помнишь, ты хотела от меня дочку, маленькую медовую каплю на солнце? А я мечтал о карьере. Теперь я мечтаю о счастье. Ты моё счастье, Штефи. Через три часа я постучу в твою дверь и спрошу: Ты выйдешь за меня?
      

    141


    Коган М.Н. Как датская королева   7k   "Рассказ" Проза

      рис.Александр КоганВесь 2007 год Ингрид провела в больнице.
      Лежать в больнице было препаршиво. Там пахло кашей и лекарствами, постоянно приходили врачи, а с ними - уколы и капельницы. Периодически появлялись новые специалисты, которые заглядывали ей в глаза и говорили: "Теперь, малышка, тебе будет лучше. Думаю, скоро ты встанешь".
      После каждого такого специалиста начинались новые процедуры: физиотерапия, прикладывание растительных компрессов, иглоукалывание, микстуры, чередуемые с уколами, порошки, даже какой-то экспериментальный электрошок - в минимальной дозировке, если верить ободряющему комментарию лучезарного молодого врача, проходившего в больнице недельную стажировку.
      Но Ингрид так и не вставала. Лежа в больничной кровати с несмешными мультяшными героями на пододеяльнике, она наблюдала за тем, как по потолку ползают разноцветные гусеницы, рисующие светящиеся узоры. Иногда узоры складывались в слова, а слова - в послания. Гусеницы, узоры и послания были воображаемым творением Ингрид, занимавшим всё её внимание.
      ...И снова раннее утро, темно-синий предрассветный туман за окном. Нянечки будят "полежальцев". "Просыпаемся, девочки, Анна Альбертовна уже скоро придет, просыпаемся, ласточки, подъем!" - сегодня новая нянечка, интонации чужие, непривычные, оттого кажущиеся неискренними. Ласточки! Это надо придумать - "ласточки" в отделении детской хирургии.
      "Что тебе почитать?" - склоняется над Ингрид темноволосая с проседью голова с колкими черными глазами. Черные глаза на мгновение становятся частью светящихся потолочных узоров и, наконец, загораживают их.
      Почитать? - недоумевает Ингрид. И молчит, сердито глядя перед собой. Нянечки всегда очень заняты, им не до чтения вслух.
      "Как тебя зовут?" - не отстает от Ингрид тот же голос двое суток спустя. Ингрид прекрасно понимает, что Нянечка знает ее имя. "Как у датской королевы", - говорила мама. Это не вопрос, а такое заигрывание, как с маленькими. Чтоб ты ответил, пошел на контакт, и чтоб ловушка сработала.
      Ингрид молчит.
      На следующий день Нянечка снова здесь. Ее смена должна была уже закончиться, белобрысая Ольга заступала всегда после нее, шваркая тарелки на прикроватные столики. Ольга шваркала, заставляя Ингрид подпрыгивать каждый раз в постели, но зато если попросить - приносила добавку. Третья няня - Ирена - ставила тарелки аккуратно и совсем не шумела, но если разлить суп, то еды больше в ее смену не получишь. С няней Иреной лучше не ссориться. Каждый знает.
      В этот раз Ольга не сменила Нянечку, как было положено. И всё пошло не так. Ингрид потом вспоминала, что именно тогда ход вещей изменился - просто оттого, что Нянечка не ушла домой, как все, а осталась в отделении еще на одну смену.
      "Ингрид, сегодня я могу тебе почитать" - на этот раз Нянечка не спрашивает: она перешла в наступление. С книжкой в руках она садится на кровать Ингрид, словно амазонка в седло.
      Ингрид закрывает глаза. Трудно всерьез сказать, что ей страшно, - конечно, это просто чтение вслух. Оно ничего не значит. Ты о нем не просил, и читать тебе будет человек, которого ты не знаешь.
      Страшно ли это? Да это катастрофа.
      
      "Однажды у киоска с мороженым случайно встретились трое накситраллей..."
      
      Заканчивается глава, другая, затем и день проходит.
      И ничего не случается. Только блекнут узоры на потолке.
      Следующее утро начинается со шваркнутой на столик тарелки: "Завтрак". Снова Ольга, как всегда. День ничем не отличается от любого дня месяц назад. И следующий - няниИренин день - тоже.
      "Доброе утро, ласточки, вот ваш завтрак!" - это Нянечка. Она все же существует, она не фантазия, не светящаяся гусеница. Ингрид чувствует радость, хотя и знает, что верить этому нельзя. Ну и пусть, хотя бы недолго, хотя бы пока Нянечка не сделала ничего плохого, пусть будет радость.
      
      "Ты знаешь Ларссонов? Нет, не тех Ларссонов, что иногда заходят в гости к Перссонам. Я говорю о хитрых Ларссонах. А если я еще добавлю, что эти хитрые Ларссоны живут в норе, то ты сразу догадаешься, что я хочу тебе рассказать о самой большой и самой хитрой во всем лесу семье".
      
      Нянечка снова читает. Они так и не обменялись ни единым словом - Ингрид не слишком разговорчива. Зачем? Врачи и так всё знают, медсёстры справляются со своими обязанностями без слов, и Ингрид совершенно незачем говорить.
      И снова Ольга. А потом Ирена.
      
      "Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря" - это опять Нянечка. Ингрид слушает с жадным нетерпением и уже позволяет этому быть заметным.
      
      "Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе - для чайки бесчестье, для чайки это - позор. Но Джонатан Ливингстон, который, не стыдясь, вновь выгибал и напрягал дрожащие крылья - все медленнее, медленнее и опять неудача, - был не какой-нибудь заурядной птицей".
      
      "Почему?"
      Тишина.
      Нянечка поворачивает голову и восхищенно улыбается. "Ингрид, детка!" - ей следовало бы сделать вид, что не случилось ничего особенного, чтоб не спугнуть внезапную несдержанность Ингрид. Но она не хочет делать вид. "Ингрид, детка! - говорит она. - Какой у тебя красивый голос!"
      Проходит некоторое время, пока Нянечка объясняет про Чайку по имени Джонатан Ливингстон. Наконец Ингрид, как ей кажется, понимает - главное быть настойчивым и сильным, ничего не бояться и следовать за своей звездой.
      "Кто такой "чайка"?" - спрашивает Ингрид.
      Нянечка некоторое время размышляет.
      "Это птица", - отвечает она.
      "Как голубь?" - снова спрашивает Ингрид.
      "Такой большой голубь", - подтверждает Нянечка.
      На следующий день Ингрид встает с кровати. Нянечка ушла, заступила Ольга. "Как там за окном?.." - вдруг думает Ингрид, и на этот раз мысль не утекает дальше, в разноцветную пустоту: потолок пуст, гусеницы сгрудились в дальнем уголке и померкли. Удивительно, столько времени лежать в этом помещении и даже не знать, что там, за окном. Может быть, там можно оттолкнуться от темной воды и планировать с высоты звездной ночи на берег, а потом измерять шагами тормозной след по мокрому песку. Босиком.
      Но сначала она, конечно, падает.

      ...Нянечка поит ее с ложки казенным супом. "Куда тебя понесло, деточка?" - спрашивает она обеспокоенно, но с улыбкой - девочка не вставала с кровати десять месяцев с момента аварии. Десять месяцев в больнице - и даже не пыталась подняться. Ни разу не позвала никого из родителей. По последнему пункту все врачи сходились во мнении, что это и к лучшему, - теперь их нет.
      "Нянечка", - говорит она тихо. - "Нянечка".
      "Да, детка", - откликается Нянечка.
      "Почитай мне еще".
      "Хорошо, Ингрид". - Нянечка рядом, она все такая же ласковая и настоящая, несмотря на то, что по всем законам жизни ей давно пора превратиться в злую ведьму со шприцем в руках.
      "Почитай мне еще про того голубя".

    142


    Валевский А.Е. Голос   14k   "Рассказ" Фантастика


    * Анатолий Валевский

      

    Голос

    рассказ

       Моросящий дождь уныло напевал мелодию холодного осеннего блюза, меланхолично выстукивая нотки по гофрированному навесу над стеклянной дверью. Иногда налетающий порывами резкий ветер срывал капли с навеса и швырял их в лица редких прохожих.
       Немного сутулясь и придерживая локтем сползающий с плеча рюкзачок, Макс быстро взбежал по ступеням, оглянулся на залитую вечерними огнями мокрую улицу, чему-то усмехнулся и быстро распахнул дверь, за которой находилась небольшая, но очень уютная студия звукозаписи.
       Здесь было сухо и тепло. Дежурный охранник на мгновение оторвался от чтения какого-то замусоленного журнальчика. Взглянув на вошедшего поверх очков, он снова углубился в изучение заинтересовавшей его страницы.
       - И вам доброго вечера, - пробормотал Макс.
       Охранник всё так же молча кивнул.
       Расписавшись в журнале прихода, молодой человек прошёл по коридору и остановился перед дверью, над которой светилась надпись "Не входить - идёт запись!" Взглянув на ручные часы, он убедился в том, что пришло время его смены, и в этот момент надпись погасла. Открыв дверь, Макс вошёл в студию.
       Повернувшийся вместе с креслом, звукорежиссёр Влад стащил с головы студийные наушники и радостно воскликнул:
       - Ну, Сканерс, дождались наконец-то!
       - Я вроде бы вовремя, - удивлённо пожал плечами Макс.
       - А никто и не спорит, - согласился Влад. - Просто я уже замучился сегодня с этими безголосыми певичками, желающими, чтобы я сделал из них, как минимум, Паулу Уэст или Кристину Агилеру. Представляешь?!
       - Да уж, нелегко тебе приходится, - посочувствовал Макс.
       Он пожал Владу руку и, сняв курточку с капюшоном, повесил её на крючок у двери. Затем открыл рюкзак и достал стопку листов с распечатанным текстом. Бегло пролистав их, Сканерс поднял вопросительный взгляд на звукорежиссёра.
       - Ну что, начнём?
       - А ты музыку принёс?
       Влад выжидательно уставился на Макса.
       - Ах, да, чуть не забыл...
       Максим обернулся к рюкзаку, порылся внутри и вытащил диск в потёртой пластиковой коробочке.
       - Вот, держи, - он протянул его Владу. - Юля постаралась. Там есть несколько суперских треков.
       - Да, повезло тебе с женой: ко всем своим положительным качествам она ещё и музыку обалденную пишет. Когда твой голос сплетается с её мелодиями, даже я порой заслушиваюсь и улетаю. А уж я-то всё это столько раз слышал...
       Звукорежиссёр взял диск и бережно вставил его в плейер.
       Да, он был прав. Макс и сам неоднократно во время начитывания текста под музыку Юли словно погружался в некий магический поток слова и звука. Казалось, закрой он сейчас глаза и тут же открой - окажется в том воображаемом мире, о котором шло повествование в очередном рассказе. Раньше они с Юлей всегда ходили на запись вместе. Но с тех пор, как появился сынишка, она по вечерам сидела с ним дома.
       Сканерс был чтецом-декламатором и, как поговаривали, весьма незаурядным. При этом работал он совершенно в другой сфере, а начиткой рассказов занимался по вечерам в свободное от работы время и совершенно бесплатно. Это немного удивляло его знакомых и друзей, которые были уверены, что своим голосом он мог бы прилично зарабатывать. В принципе они были правы. Но тут присутствовал один маленький, но очень важный для Макса нюанс: занимаясь озвучкой бескорыстно, он мог себе позволить начитывать только те тексты, которые нравились ему самому. Сканерс отбирал их лично, интуитивно повинуясь какому-то необъяснимому внутреннему чувству. Знакомясь с очередным новым рассказом, Макс ощущал мысли автора, пробивающиеся сквозь строки. Иногда они бывали очень слабые, но всё же интересные. Тогда Сканерс усиливал их, пропуская через себя и очищая от лишних шероховатостей.
       Когда всё это преобразовывалось в озвученный текст, обрамлённый волшебной музыкой Юли, рассказ превращался в нечто магическое, способное психологически воздействовать на слушателей. В этом Макс и сам убеждался неоднократно. Обычно по окончании записи звукорежиссёр и ребята из соседних тон-студий, заходившие "на огонёк", сидели, словно в трансе. Правда и сам чтец после записи чувствовал себя выжатым, как лимон. Ему казалось, что он опустошён полностью, и осталась лишь внешняя хрупкая оболочка. Обычно после записи он отдыхал на старом диване в контрольной комнате, а Влад отпаивал его ароматным зелёным чаем с бутербродами.
       - Ну-с, прошу вас сударь, - провозгласил звукорежиссёр, склоняясь в шутливом поклоне и открывая дверь в небольшую вокальную комнату, отгороженную двойным панорамным стеклом от операторской.
       Войдя в комнатку, Сканерс опустил стопку печатных листов на узкий стол. Два верхних листка он установил на пюпитре, а сам поудобней устроился на высоком стуле, чтобы можно было легко и свободно дышать. Привычным движением правой руки он сдвинул с глаз светлую прядь, а левой притянул к себе микрофон. Это был его любимый Audio Technika AT2050, способный передавать все тонкости манеры исполнителя. Надев наушники, Макс прикрыл глаза, отрешаясь от внешнего мира.
       Влад уже назубок знал и помнил необходимые параметры. Пока Сканерс готовился, он сноровисто выставил на микшерном пульте положения движков, подал в наушники фоновую музыку, написанную Юлей, и замер в ожидании. Эта процедура неизменно повторялась каждый раз.
       Макс медленно открыл глаза и начал читать:
       "Сухой восточный ветер упрямо бил в лицо, словно насмехаясь над упорным путником. Въедливая пыль забивалась под складки плаща, норовя проникнуть под рубаху и прилипнуть к разгоряченному усталому телу. Занудливый дождь кончился ещё на прошлой неделе, и земля высохла, покрывшись растрескавшейся коркой, на которой лишь изредка виднелись чахлые кустики жалкой поросли. Не зря эту местность окрестили Пустынными степями. Здесь почти ничего не росло, а зверья и подавно не водилось.
       Приложив руку ко лбу козырьком, воин прищурился. Там впереди, едва заметно для глаза проблескивала водная поверхность, сливаясь с ровной степью..."

    * * *

       Время пролетело незаметно. Когда Сканерс перевернул последнюю страницу текста, часы показывали десять часов вечера. Сняв наушники, он вышел из комнатки и обессилено плюхнулся на диван.
       - Ну что, чайку, как всегда, - засуетился Влад.
       Но Макс устало покачал головой.
       - Нет, дружище, не сегодня... к тому же обещал Юле не задерживаться. Так что - пойду...
       Он решительно поднялся с дивана, надел курточку и, подхватив рюкзачок, направился к двери. Уже на выходе Сканерс обернулся и промолвил:
       - Вроде бы сегодня неплохо получилось.
       - Ещё бы, - подхватил звукорежиссёр. - Впрочем, у тебя всегда получается неплохо.
       - Ладно, ты там подчисть, что надо... может, кое-где паузы подрежь... ну, ты знаешь. Завтра продолжим - осталась последняя глава.
       Вскинув ладонь в прощальном жесте, Макс покинул студию.
       На улице было прохладно и сыро, но дождь закончился. Очистившееся небо, усыпанное бисером мерцающих жемчужных звёзд, с холодным любопытством смотрело на человека, спускающегося по ступеням.
       Остановившись на последней ступени, Сканерс поглядел вверх, и подмигнул звёздам.
       - Ну, что, так и будем молчать?
       - Это вы мне? - испуганно шарахнулась в сторону девушка, проходившая в этот момент мимо.
       - Извините, - успокоил её Макс. - Не хотел пугать. Это я не вам...
       - Но... здесь больше никого поблизости нет.
       - Это я им...
       Сканерс ткнул пальцем вверх и, повернувшись, зашагал в сторону остановки.
       Девушка проводила его всё ещё испуганным взглядом, затем посмотрела вверх, недоумённо пожала плечами и направилась в другую сторону.

    * * *

       Денис Иванов - старший лейтенант воздушно-десантных войск, вернее, то, что от него осталось, лежал в постели. Собственно говоря, последние годы это было его единственным занятием, потому что ничего другого не оставалось. Тогда, семь лет назад после ужасного ранения и сложнейших операций приговор врачей прозвучал, как выстрел в упор, не оставивший никаких надежд. Жизнь без движений и слепота до конца дней. Если бы только он мог прервать это бесполезное существование в постоянной темноте, но... слушать, размышлять да тихо шептать - вот и всё, что он ещё мог...
       Родных и близких у Дениса не нашлось. Он воспитывался в детском доме, поэтому его единственной семьёй была армия. Но и её после ранения он лишился.
       Наверное, его сознание уже давно погрузилось бы в беспроглядную пучину мрака безумия, если бы не одна радиостанция, которую он постоянно слушал в течение последних лет.
       Однажды сердобольная санитарка нашла для него радиостанцию "Мир слова и звука", на волнах которой постоянно звучали радиоспектакли и аудиорассказы. Поначалу Денис даже не обращал внимания на мягкий шумовой фон радиоприёмника. Но однажды прислушался и неожиданно для себя заинтересовался. Он уже и не вспомнил бы, с какого именно рассказа всё началось. Его привлёк голос, постоянно меняющийся, в зависимости от того, за какого персонажа говорил чтец. Иногда это был скрипуче-старческий голос, иногда в нём появлялись раскатистые басовитые нотки. Порой казалось, что он вот-вот рассмеётся или заплачет. Впрочем, перечислять варианты тембральных окрасов можно довольно долго, но главное не в этом. Голос был живой... по-настоящему живой. Он увлекал и заставлял отключиться от окружающего мира, погружаясь в мир повествования, увлекая за собой туда, где до этого бывала лишь фантазия автора. Да ещё и сопровождающая музыка, написанная девушкой с каким-то странным псевдонимом, который Денис всё никак не мог запомнить... эта музыка усиливала эффект. Даже, когда голос умолкал на какое-то время, чарующие звуки мелодий продолжали удерживать слушателя в мире повествования.
       У голоса тоже был странный псевдоним - Сканерс, но Денис его запомнил и с нетерпением ждал очередной встречи.
       В последнее время голос вёл повествование о мужественном воине-страннике, восставшем против сил тьмы. Это был большой роман, но, как ни жаль, он близился к завершению. Денису очень нравился главный герой. Он чувствовал с ним настолько близкую связь, словно сам являлся частью воина. Но время расставания неуклонно приближалось: вот-вот в эфир должна была пойти последняя глава...
       Мягко прозвучала музыкальная заставка, предваряющая заключительную часть полюбившегося романа. Мелодия плавно перешла из мажорной в минорную пентатонику*, но при этом непостижимым образом сохранила яркие светлые вкрапления, более присущие мажорному звучанию. Появилось едва уловимое ощущение зарождающейся реальности, и возник голос.
       Затаив дыхание, Денис безоглядно последовал за ним в мир, где бесстрашный воин вступил в неравную схватку с тьмой...
       Дежурная медсестра, стоя у окошка, с любопытством глазела на стайку воробьёв, дерущихся за корку хлеба во дворе военного госпиталя, поэтому не сразу обратила внимание на изменившееся звучание аппарата, регистрирующего процессы жизнедеятельности. Оглянувшись, она с испугом уставилась на монитор, по экрану которого медленно плыли ровные линии, сигнализирующие о полной остановке сердца и мозговой деятельности.
       А голос из радиоприёмника продолжал своё повествование:
       "...и было дивное видение над землями Вальгарда. Словно неведомый мастер соткал на закатном небосводе величественный гобелен, на котором женщина неземной красоты в слепяще-белоснежных одеждах медленно шла по скорбному полю брани, осторожно склоняясь над погибшими и вглядываясь в их лица. И столько грусти и сострадания было в её печальном взгляде, что казалось, вот-вот небеса прольют на затихшие равнины свои чистые вечные слёзы...
       Молчаливо, словно слуги, за женщиной следовали два безликих крылатых существа, чьи имена Забвенье и Покой. За их широко распростертыми крыльями следовали седые сумерки, покрывая тела павших морозным саваном. А замыкала свиту ночь - за нею угасал закат, и меркло дивное виденье, уступая место вечным звездам...
       Если бы Странник это видел, он бы сразу признал в прекрасной женщине Хозяйку Лунного озера. Но, увы, не мог он этого увидеть. Быть может, лишь откуда-то из дальних и неведомых миров, по бескрайним дорогам которых ему предначертано было странствовать - на то он и Странник, избранный свыше... быть может, но нам уже об этом не узнать..."
       Вырвавшись из оцепенения, медсестра выбежала из палаты, чтобы позвать дежурного врача.
       На постели осталось лежать бездыханное изувеченное тело. Но, странное дело: суровые, даже мрачные черты лица этого человека разгладились, словно в последний момент он увидел нечто, подарившее ему светлую надежду.

    * * *

       Жаркий степной ветер слегка сушил губы, но Денис не обращал на него внимания. До озера оставалось совсем немного - там он утолит жажду. После этого - прямиком к Джунхаргским горам, где обосновались немногочисленные гордые поселения. Именно там, среди свободолюбивых людей, Денис надеялся найти свою новую судьбу и смысл жизни. А может, и любовь, которую он не успел испытать в прошлой жизни...
       Поправив притороченный за спиной двуручный меч, бывший старший лейтенант ВДВ привычным походным шагом двинулся вперёд, пробормотав с благодарностью:
       - Прощай, Сканерс, и... спасибо.
      
       * Пентатоника - звуковая система, содержащая пять ступеней в пределах одной октавы, расположенных по большим секундам и малым терциям.
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
       9
      
      
       No Анатолий Валевский
      
      
      

    143


    Кейнс К. Трон из листьев и ветвей   7k   Оценка:9.00*3   "Рассказ" Проза, Фантастика

      Трон из листьев и ветвей,
      Мягкий полог из цветов.
      Не увидишь здесь людей,
      Здесь всё тайно и тёмно.
      
      
      Старый дом встречает её тишиной, в которой скрываются тысячи песен. Скрипят проржавевшие качели. Воют трубы. Стучат маленькие механические пугала, которые должны были отпугивать кротов. Брат однажды разобрал такого, чтобы посмотреть, что же там стучит, под мешковиной и соломой - уж не крошка ли барабанщик? Любопытство было его натурой, солнечного мальчика, который на солнце и сгорел. Пламя его свечи дрожало от родительских нареканий, чтобы угаснуть однажды, через двадцать лет, в сотнях тысяч километров от качелей и треска механических кукол. Сложно теперь помнить брата взрослым. Слишком больно. Озорная улыбка десятилетнего не так сильно сдавливает сердце, потому что не верится, что этот сорванец однажды подлетит слишком близко к Солнцу, и, подобно Икару, потеряет все свои крылья.
      На подъездной дорожке сотни солнц, стеклянных шариков, отражающих обновлённый свет. Лето в самом разгаре: воздух наполнен гулом насекомых и золотом, которое к зиме приобретёт болезненный оттенок. Сделать шаг - всё равно что утонуть в обжигающем тумане. Под ногами хрустит галька и обточенное водой стекло. Дом ждёт.
      Даже сейчас, летом, в разгар дня, он похож на заброшенный колодец. Такой не позволит напиться - он сам выпьет тебя, осушит до дна, обнажит помыслы, и дурные, и хорошие. Не их ли называют колодцами душ? Она не помнит.
      Удивительно, как может испугать собственный дом, в котором прожила почти треть своей жизни. Словно и не родной вовсе.
      С резных ставен облупилась краска, завалинка заросла мхом, а в двери всё ещё торчит ключ с тлеющей верёвочкой. В сенях, прямо за дверью, стоит огромная консервная банка из-под ананасов. Её не поднять, внутри - сотни ключей. Они десятилетиями копились здесь: от сараев, от амбаров, от машин, от почтовых ящиков, от сберегательных касс, даже ключи от школьных шкафчиков и дурацких детских дневников. Столько секретов хранится в этой банке. Больше, чем может себе позволить любой банк. Больше, чем может выдержать любой старый дом. Может, поэтому и скрипят его ступени, воют трубы, дребезжит стекло в расшатанных рамах?
      С каждым годом ей всё тяжелее ходить. Спина не гнётся, не гнутся колени, и несколько пальцев потеряли чувствительность. Это не кажется ей несправедливым. Награда за подлость. Награда за гордость, которой пропиталась её жизнь, как тряпка пропитывается разлитым алкоголем. Наверное, не стоило забывать обиды, которые спустя много лет больно били по лицу. Не стоило оставаться равнодушной там, где можно было стать участливой. Стоило почаще писать родным. На бумаге, пахнущей чернилами и стружкой, потому что видеофонные разговоры всегда были до ужаса неловкими и заканчивались словами "Ну ладно, мне пора" и выдуманными предлогами. Нечего было передать по проводам - и было много всего, что хотелось сказать лично. Расстояния нынче уже не те, что прежде. До Марса не доковыляешь с тросточкой. Как раньше нельзя было пройти махом сотню километров. Всё поросло отговорками. "Не пытаются связаться со мной - отвечу тем же". Она частенько играла в игру "Интересно, через сколько обо мне вспомнят?" С каждым годом о ней вспоминали всё меньше, потому что она тоже забывала. Забывала и вспоминала слишком поздно для своей ребячливой гордости, и уже не могла объявиться на пороге с пакетом шоколадных конфет и книгами, которые любила дарить всем без разбору.
      Вот почему она приехала в старый дом. Он помнил её маленькой девочкой, для которой все условности были не так важны и которая могла помириться с помощью мизинца и доброй улыбки. Повзрослев, она забыла, что последнее действует в любом возрасте.
      Она не прошла на террасу, доски не заскрипели под её ногами, и крыша не рухнула на её голову. От "колодца душ" тянуло холодом, а она искала тепла. И потому пошла в сад.
      Однажды брат убедил её, что шмели - это такие летающие конфеты. Ох и ору было! А сколько марганцовки пришлось ей выпить, да ещё и расстаться с завтраком. Солнечные конфеты от солнечного брата. Сейчас эти конфеты кружат над зарослями пионов и кажутся совсем пепельными. Яблони пригибаются к земле под тяжестью плодов. В детстве яблоки почти совсем здесь не росли. Удивительно, как всё может измениться за... полвека?
      Она жмурится и поворачивает морщинистое лицо к свету. Солнце, убийца её брата, дарит столько жизни... Поневоле простишь. Ведь даже оно когда-нибудь погаснет.
      А когда открывает глаза, видит его.
      - Дурочка! - брат скачет вокруг неё с самодельным луком в руке. Он сегодня стреляет по кислым зелёным яблокам, упражняется в меткости и хочет стать индейцем. На прошлой неделе он хотел стать супергероем, и ему можно это простить. - Ничего у тебя не получится!
      Она насупилась и молчит. Ей тяжело, лицо совсем покраснело, но она упорно тащит за собой детский деревянный стульчик. У него, как водится, четыре ножки и спинка с деревянными спицами. Отец сделал его по книжке 'Сделай сам'. Вместе с этой книжкой дети и нашли его в чулане, куда ходили посмотреть на клубящуюся в дневном свете пыль.
      Она роет четыре ямки, невозмутимо опускает в них стул и тщательно закапывает. Прическа её истрепалась, волосы лезут в глаза, но она кусает губы и продолжает, стараясь не слушать, как её брат смеётся и обзывается.
      - И чего ты надеешься из него вырастить? Дерево, на котором будут расти стулья? Гигантское кресло? Великанов развлекать?
      В то лето она поливает деревянный стульчик - все четыре ножки и спинку - каждый день. А потом забывает о нём.
      Он увит зелёными листьями. Утопает в скрученных ветвях. На нём - тени от листьев, а в промежутках - золотой солнечный свет.
      Что ты теперь скажешь, братец?
      Бог знает, каким ветром занесло сюда древесное семечко. Бог знает, как удалось ростку пробиться и почему возникло это странное сосуществование. Дерево не раздробило её детское воспоминание, а бережно заплело зелёными лентами, словно хотело сохранить для этого дня.
      Сидеть на нём не так уж удобно - сиденье наклонено, спинка бугристая - но как славно шумит листва, как ласков ветерок, разгоняющий насекомых и жару, как заботлива крона, закрывающая от неё Солнце, этого дарящего жизнь убийцу.
      Когда-то давным-давно, в одном из глупых девчачьих дневников с алюминиевым замком она написала стихотворение. Думала она тогда о других мирах и остроухих жителях лесов, лишённых человеческих слабостей. Было там что-то о "троне из листьев"... Таким всё глупым кажется теперь, когда знаешь, что всё ценное было ближе, чем в других мирах.
      Время застывает, сгущается, вбирает в себя все летние сезоны, все дожди, все подорожники на разбитых коленках, все одуванчики в косичках и все слёзы радости. Конфеты гудят под ухом, а потом замолкают, чтобы зловещая песня старого дома и голоса воспоминаний слились воедино и утонули в летней тишине.
      Она поднимается с места и идёт по дорожке к старому дому. А подлость и гордость остаются сидеть на троне.
      В своей старой комнате она находит копилку и обвитые бечёвкой письма.
      У неё ещё столько дел.

    144


    Васильев Я. Дознание   13k   "Рассказ" Фантастика

      Корабль горел. В космосе привычного огня быть не может, но иначе как пожаром это назвать не получалось: вспышки и языки оранжево-багрового пламени вырывались наружу через огромную пробоину в кормовой части, жадно лизали обшивку и ползли к носу, стремительно захватывая всё новые и новые участки. Словно пылал древний парусник, а не сверхсовременное творение человеческой мысли. Какое-то время пустота рядом с гибнущим судном оставалась чёрным безразличным ничто, но вот пространство вокруг крейсера сначала украсил фейерверк бросившихся в разные стороны искр-спасательных капсул, а едва поле зрения покинула последняя уносящая людей звёздочка, брошенный корабль вспух ослепительным огненным цветком...
      
      Изображение замерло, потом резко уменьшилось и застряло в центре зала. Точно посередине между вытянутым полукругом столов, за которыми расположились члены комиссии, и стулом у противоположной стены, где сидел капитан-испытатель опытного крейсера "Беркут".
      
      - Итак, капитан второго ранга Ренуар, комиссия в составе...
      
      Слушая, как председатель дотошно зачитывает имена, звания и регалии членов комиссии, адмирал Рот мысленно зевнул. И откуда пошёл миф, что только у невысоких людей возникают комплексы из-за роста? Вот, например, сам он своих метра семидесяти никогда не стеснялся, ни в молодости в училище, ни теперь, перевалив за полдень своей жизни. Да и знаменитые тёзки, что Македонский, что Суворов, тоже были невысокими - но добиться успеха им это не помешало. Зато нудно бубнящий в микрофон господин Хоффман - наглядный пример высокого роста, который вместе с внушительными габаритами привёл к комплексу излишней полноценности. Пустое место, зато старается по любому поводу показать свою значимость, дай только возможность. Например, как сейчас, когда пытается заставить капитана ощутить: тут собрались не абы кто, а военно-технические сливки. Потому к председателю, под началом которого такие светила, необходимо относиться с особым пиететом... перечисление наконец-то закончилось, и прозвучал сам вопрос.
      
      - Скажите, почему вы отдали приказ покинуть корабль?
      
      - Я опасался неконтролируемого резонанса сердечников реактора и, как следствие, ускорения распада внешней брони или взрыва.
      
      - Но как показала запись, даже под управлением автоматики энергетическая установка оставалась стабильной ещё десять минут. И как показали проверки на заводском полигоне на втором экземпляре прототипа, за это время вы гарантированно успевали остановить распад и восстановить защиту реактора. Спецификации материалов корпуса вам были хорошо известны. К тому же, как следует из той части записей чёрных ящиков, которую бортовые системы успели передать... - председатель замолк, пока звучал нужный кусок переговоров. - Инженерная служба доложила, что скорость распада снижается. Но вы приказали оставить судно.
      
      - Приоритетом во время испытательного полёта остаётся безопасность экипажа.
      
      Ответ прозвучал ровным тоном, но Рот заметил, как председатель на мгновение поморщился. Видимо, дурак решил, что ответчик намекает на незнание председателем раздела устава для испытателей. Какое-то время капитан говорил про опасную нештатную ситуацию, особенно с учётом первого испытательного полёта, затем председателю надоело, и он бросил: "Достаточно". Дальше, по идее, председатель должен был подписать сегодняшнюю стенограмму - со своего места Александр видел, как Хоффман потянулся за электронным маркером. И заседание будет закончено.
      
      Внезапно от левого края столов раздался вопрос:
      
      - Капитан Ренуар, вы же по первой своей специальности навигатор, а после этого ещё и проходили повышение квалификации как энергетик-навигатор?
      
      - Да.
      
      Хоффман демонстративно сморщился, будто проглотил лимон. А Рот с интересом начал разглядывать смельчака, который то ли намеренно не заметил намёков председателя, что разговор с капитаном закончен, то ли попросту не обратил внимания... с гражданских станется. Скорее последнее - насколько смог вспомнить пожилой адмирал, худой как щепка мужчина с острыми чертами лица был приглашённым гражданским экспертом. Какое-то там светило в области физики, разбирающееся в теоретических основах нового типа реактора. Тем временем профессор - Александр даже смог вспомнить его фамилию, Чарский - продолжил:
      
      - Информацию с борта о состоянии реактора чёрные ящики передать не успели, но вы наверняка должны были запомнить сводные данные, которые подавались на мостик.
      
      В ответ посыпались цифры, чуть не вогнавие остальную комиссию в сон, деятельным остался лишь профессор. Он несколько раз переспрашивал, уточнял и, лишь выяснив все подробности, к облегчению остальных заявил: "Больше вопросов нет". После чего председатель быстро, словно испугавшись, вдруг Чарский передумает, поставил под протоколом завершающую подпись.
      
      В последующие дни повторилось то же самое: профессор задавал вопросы, соблюдая лишь нормы вежливости и демонстративно не замечая ни намёков, ни желания закончить всё побыстрее. В отличие от коллег, Чарский искренне пытался разобраться, в чём дело... и от этого на душе адмирала Рота становилось погано. Потому что он со своим огромным опытом штабных интриг ещё до вводного заседания угадал результат, который ждут от комиссии. Едва узнал, что проектом командовал родственник военного министра, а председателем комиссии назначен Хоффман.
      
      Идиотизм ситуации был в том, что сам начальник проекта мужиком, в принципе, был неплохим, и пусть звёзд с неба не хватал, всегда честно старался выполнять свою работу. На которую пихал его министр. И если бы выяснилось, что ошибся именно начальник проекта - честно принял бы все последствия на себя... потому Хоффман и решил воспользоваться шансом, а потом намекнуть военному министру, из какой "нехорошей ситуации" он вытащил его родственника. Козлов отпущения выбирали из экипажа судна или конструкторов. Впрочем, особого выбора и не было: авторитет Рота после разгрома флота Соединённых миров под Бретонселью был непререкаем, потому его и назначили участвовать в комиссии от генштаба, спасать экипаж испытателей. На роль виновников катастрофы оставались только конструкторы. Понимала это и фирма-разработчик, потому из всех инженеров направила "ответственными лицами" самых молодых специалистов. И как ни жаль Александру было мальчиков, спасать он будет в первую очередь своих. Чарский всего этого не знал - или не желал знать. Профессор писал запросы, уточнял информацию и показания свидетелей, не обращая внимания на всё возрастающую неприязнь со стороны председателя и некоторых членов комиссии.
      
      В последний день перед заключительным заседанием гостиница при испытательном полигоне, на котором проверяли двойника погибшего "Беркута", опустела. Свидетелей и персонал уже отправили в город, члены комиссии проводить выходной в глуши отказались. Остались лишь адмирал Рот, которому чужие города самых разных планет уже давно были на одно лицо, и Чарский - профессор с утра засел за очередные расчёты, безжалостно мучая вычислительный комплекс полигона. Александр же наслаждался покоем и тишиной, столь редкими в его жизни. Когда не надо никуда спешить, что-то срочно решать. Когда ты точно знаешь, что тебя не выдернет из постели, из-за стола или из ванной сирена боевой тревоги, как это случалось последние десять лет службы в самых неспокойных районах Империи.
      
      Весь день то шёл мелкий дождь, то кружили в небе серые кучевые облака, упрямо сопротивляясь попыткам свежего ветра отогнать их прочь. Но к вечеру неожиданно распогодилось. Высотка гостиницы стояла на самом краю огромного холмистого куска земли, потому, едва в окно ударили яркие лучи вечернего солнца, Рот вышел на крышу и с наслаждением вдохнул несущий с полигона запахи полыни и мокрой травы ветер. Над головой убегали от заката пушистые мягкобрюхие облака, за одетые в багрянец холмы полигона пряталось солнце. Всё вокруг переполнилось тишиной и умиротворённостью, Александр чуть прикрыл глаза и позволил себе раствориться в прозрачной тишине и шуме ветра... прозвучавший за спиной голос заставил пожилого адмирала вздрогнуть от неожиданности.
      
      - Вы тоже остались.
      
      Рот повернулся и заметил стоявшего рядом Чарского.
      
      - Да. Ничего интересного в городе я не увижу, а вот по такой красоте, как здесь, соскучился. Пять лет уже слезаю с орбиты только на пластбетон военных баз и городков. Александр, - протянул он руку для знакомства.
      
      - Тамаш. Александр, хотел вас спросить. Вы знаете, что заключение уже готово и большинство его подписало завтрашним числом?
      
      Рот на несколько мгновений замялся, потом ответил:
      
      - Знаю. Я дал понять, что моей подписи там не будет. Но...
      
      - Но и против вы не выступите, - закончил за него профессор. - Даже если я скажу, что узнал причину катастрофы.
      
      - А вы и правда нашли? - заинтересовался адмирал.
      
      - Старо как мир. Стечение обстоятельств и мелочная экономия, - усмехнулся профессор. - По условиям испытаний расходные материалы и горючее поставлялись с армейских складов по самым обычным заявкам, в общем порядке. Всё, как известно, имеет допуски "лучше" и "хуже" - и здесь случайно сложилось несколько "хуже" плюс новая техника. Энергетикам стоило не сбрасывать, а наращивать мощность. При малой же амплитуде колебания достигли тридцати процентов от среднего и создали положительную обратную связь, установка пошла вразнос. Потом в дело вступил плохой герметик пробоин в переборках... впрочем, это уже подробности. А главное - что никто на самом деле не виноват, но ребятам из КБ Хоффман всё равно сломает жизнь. С волчьим билетом их не возьмёт ни одна серьёзная фирма. Так как вы поступите теперь?
      
      Рот задумчиво опёрся на ограждение крыши. Если бы дело было только в амбициях Хоффмана... Несколько дней назад Александр разговаривал с коллегами из генштаба: игра пошла крупнее. В дело вступили и противники проекта, и лобби проигравших в своё время тендер фирм-конкурентов. К тому же и среди заказчиков-военных снова заговорили люди, идею нового крейсера в своё время воспринявшие в штыки. И всем нужно было именно то заключение, что лежит в сейфе председателя комиссии. Будь хоть какой-то шанс, Александр, может, и рискнул бы - но успешных вариантов развития событий он не видел. Только вот как это объяснить постороннему, который от дрязг Адмиралтейства далёк?
      
      Тамаш понял его и без слов.
      
      - Вы зря считаете меня не знающим жизни академическим червём, который зарылся в поиски истины и ничего другого в жизни не видит, - вздохнул он. - Я прекрасно понимаю, почему от нас ждут именно такого результата и что грозит несогласным. Как говорили древние? "Один в поле не воин"? Потому могу понять вас, когда завтра вы проголосуете "воздерживаюсь". Но и против совести я не пойду.
      
      В ответ на немой вопрос Александра профессор пояснил:
      
      - Я завтра официально подам своё заключение вместе с расчётами и результатами моделирования. Даже если все остальные выскажутся против, в стенограмме заключение одного из экспертов останется. Потому расследование вынужденно продолжится, мои слова будут проверять, и не для проформы. Особенно после того, как я распишу возможное повторение катастрофы уже на действующих кораблях. Да, я прекрасно знаю, чем это кончится для меня. Доступ в государственные лаборатории мне перекроют, и фундаментальной наукой мне больше не заниматься. Уйду только преподавать да по мелочам баловаться теорией. Может, соглашусь на предложение кого-то из корпоративных НИИ. Впрочем, неважно. Думаю, после завтрашнего заседания мы больше не встретимся. Прощайте.
       Чарский ушёл, Александр остался стоять, глядя на угасающий закат - словно и не было короткого разговора. "Один в поле не воин... Вы правы, профессор. Только вот иногда сначала должен встать именно этот один, чтобы за ним поднялись остальные". На заседании Александр промолчит - профессор уже выиграл завтрашний бой. Но потом сломать судьбу этому храброму человеку Александр не позволит. И начать подготовку к следующему сражению необходимо прямо сейчас. Пару мгновений адмирал ещё глядел на прячущийся за холмами багровый диск, затем отвернулся и пошёл к лифту. Спуститься в свой номер и сделать несколько звонков нужным людям.

    145


    Мананникова И.Н. О чем мечтают корабли...   1k   "Сборник стихов" Поэзия

    О чем мечтают корабли
    О чем мечтают корабли?
    Наверное, о дальних странах,
    О разных уголках Земли,
    Порой загадочных и странных.
    А может быть, наоборот,
    Им гавань грезится родная,
    А без нее тоска берет,	
    Душа становится больная.
    И никаких не надо стран,
    Пусть даже сказочно прекрасных,
    А бесконечный океан -
    Как бесконечность дней ненастных...
    О чем мечтают корабли,
    Исправно отмеряя мили?
    Кто знает, чтоб они могли
    Ответить, если б их спросили...
    Я ненавижу слово "большинство"
    Я ненавижу слово "большинство".
    Обычно большинство - тупое стадо, 
    Которому не надо ничего,
    Идущее за теми, кому надо.
    Оно витать не хочет в облаках. 
    Зачем ему искать свою дорогу?
    Привычка, лень, невежество и страх
    Его всегда шагать заставят в ногу...
    Икебана
    Листья клена, да шишки сосновые,
    Да неброский пучок камышин,
    Да слова горячо-бестолковые
    Где-то там, на задворках души.
    Вот и все, что осталось от прошлого,
    Горечь осени, радость весны,
    Все, что было, - плохого, хорошего, -
    В листьях клена и шишках сосны.
    И пускай впечатления новые 
    В нескончаемый строятся ряд, 
    Листья клена, да шишки сосновые
    Будут вечно притягивать взгляд,
    Заставляя мечтать о несбывшемся,
    Поезда на вокзалах встречать,
    И грустить о еще не случившемся,
    И прощенья просить, и прощать...
    Не бывает взрослых на свете
    Не бывает взрослых на свете,
    А бывают большие дети,
    Просто крупные очень и рослые,
    Притворяющиеся взрослыми.
    Они так же о чуде мечтают,
    И порою во сне летают,
    Спят, зарывшись лицом в подушку,
    И играют в свои игрушки,
    Обожают подарки и праздники,
    На работе сидят в "Одноклассниках",
    Любят лето, уколов боятся...
    Только дальше взрослеть не стремятся...
    

    146


    Дубинина М.А. Ночь "Каллисто"   12k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Мистика

      
    История первая.
      
    Ночь 'Каллисто'.
      
      Я никогда не любил море. Вода, одна вода и ни пяди земли на сотни километров вокруг. И если бы не мой долг врача, я бы ни за что, ни за какие блага мира не согласился ступить на борт того корабля. Однако выбирать я не мог, а если бы и мог, то и в страшном сне не представил бы, через какие невероятные приключения придется мне пройти и каких ужасов повидать.
      
      А дело было в те времена, когда я, ваш покорный слуга, еще пребывал в счастливой поре молодости, не был обременен семьей и бытом, а потому с легкостью согласился на предложение поработать врачом на одном из отдаленных островов Британских колоний.
      Путешествие пришлось мне по душе, я быстро нашел общий язык с бывалыми морскими волками.
      - Ну что, мистер Найтингейл? Не мучает ли вас морская болезнь? - капитан Кейли отрывисто хохотнул, дружески хлопнув меня по плечу, отчего я, признаться, едва не упал лицом на просоленные доски.
      - Прошу вас, капитан, зовите меня просто Джон.
      - Ну так что, просто Джон, нравится ли вам моя малышка?
      Капитан широким жестом развел руки в стороны. Я понял, что он имеет ввиду корабль, 'Мэри Джейн'.
      - Она прелестна!
      - Несомненно! Ну, бывайте, Джон. Чувствуйте себя как дома, - капитан еще раз хохотнул, радуясь только ему понятной шутке, и скрылся в направлении своей каюты.
      Первая неделя плавания подходила к концу. Я свыкся с трудностями и прелестями морского путешествия, с интересом наблюдал за работой моряков и отдавал должное трапезам в личной каюте немного странного и нарочито грубоватого, но доброго и порядочного капитана Кейли. Однако постепенно я начал замечать, что команда 'Мэри Джейн' уже несколько дней ведет себя крайне необычно, и даже вечно веселый капитан тревожно морщит лоб, поглядывая на линию горизонта. На фоне беспечности предыдущих дней моего необычного круиза общая взволнованность и напряженность экипажа выглядела особенно зловеще.
      Однажды я подозвал мальчишку-юнгу и твердо решил узнать причину беспокойства бывалых моряков. Джекки сделал таинственное лицо, но молчал как английский солдат на допросе. Разговорить его удалось лишь при помощи нескольких шиллингов, чудом завалявшихся на дне моего кармана.
      - Сэр, все очень просто. Капитан ждет бури, а ее все нет.
      Больше Джекки ничего не сказал, а еще денег в кармане сюртука я не нашел.
      Обещанная буря разразилась на следующий вечер, после заката. Легкое покачивание прекрасно располагало к чтению, и я погрузился с головой в трактат по медицине одного моего молодого, но весьма талантливого соотечественника. Особое внимание привлек раздел психологии и глава, посвященная галлюцинациям. Многие пункты сего труда вызвали у меня определенное сомнение, и я жалел, что некому было его высказать. Внезапно мой слух уловил движение наверху. Я прислушался, и, действительно, - по палубе бегали люди. И это на ночь глядя! Полистав еще несколько страниц, я вынужден был признать, что не в силах сдержать любопытство. Накинув рубашку и брюки, я поспешил на палубу, лично, своими глазами увидеть, что там творится.
      Едва моя голова показалась из люка, как я тут же вымок до нитки.
      - А ну брысь отсюда!
      Я вздрогнул от этого грубого окрика и поэтому не сразу повиновался. Ледяной дождь стегал по лицу, словно сотни тонких кожаных плетей, любовно вымоченных в соли мастером пыток. Палубу накрыла гигантская волна. Я ослеп и оглох. Чьи-то крепкие руки схватили меня за плечи и затолкали обратно в люк, с грохотом захлопнувшийся надо мной. На несколько минут воцарилась необычайная тишина. Только загнанно билось чье-то сердце. Мое сердце.
      И вдруг все началось сначала. Одна за другой набегали волны, качая 'Мэри Джейн' словно рыбачью лодку. Угрожающе трещали мачты и канаты. Матросы яростно кричали и ругались на разных языках. В трюме перекатывался груз, стучали друг о друга деревянные бочки. Я прижался к стене, обхватил руками лестничные ступеньки, зажмурил глаза и принялся суетливо бормотать все известные мне молитвы. Жаль, в медицинской академии им не учат.
      Возможно, я уснул, потому как разбудил меня голос капитана Кейли, отдающего распоряжения своему старпому - Лео Гранту.
      - А, вот и вы, доктор, - Кейли помог мне подняться. - Что же вам в каюте не сиделось?
      В обычно добродушном тоне капитана мне почудилось недовольство.
      - Я... Мне показалось, что...
      Лео неожиданно мне подмигнул, отчего я сразу сбился с мысли и покраснел. Кейли махнул рукой и ушел на капитанский мостик. Мы с Грантом переглянулись, и старпом поднялся на палубу. Я, недолго думая, поспешил за ним.
      Палуба напоминала поле боя. Спутанные канаты, куски дерева, даже обрывки парусины.
      - Знатная выдалась буря, - Лео Грант возник справа от меня. На его безупречном лице, слишком аристократическом, на мой взгляд, для подобного ремесла, сияла улыбка.
      - Вы находите это забавным?
      - Почему нет? Послушайте, мистер Найтингейл, сейчас такое время года, когда отсутствие шторма более страшно, чем, простите, он сам. Да и, признаться, ничто так не радует настоящего моряка, как еще одна усмиренная им буря.
      Он перекинулся парой фраз с матросами и снова посмотрел на меня. Я был рад возможности поговорить с ним, потому как интеллигентный, умный и неизменно добродушный старпом с первого дня пробудил во мне неподдельную симпатию.
      - Это хорошо еще, что скал поблизости не было, - серьезно замети он тем временем. - Вот тогда пиши пропало. Да...
      Я заинтересовался:
      - Вы попадали в такую ситуацию?
      Грант вздрогнул, словно я отвлек его от более важных дум:
      - Было дело. Помню, лет десять назад, когда я плавал на 'Каллисто'...
      - Капитан! Капитан! Два румба справа - парус!
      Я подбежал к самому борту и посмотрел туда, куда указывал впередсмотрящий.
      - О, мой Бог...
      Я покосился на Гранта и заметил, как изменилось его лицо и загорелись глаза.
      - Что с вами, Грант?
      Но старпом уже бежал к капитану.
      Поскольку подзорной трубы у меня не имелось, разглядеть судно мне удалось только спустя некоторое время.
      Шторм изрядно потрепал корабль, но он только добавил финальных штрихов к печальной картине разрушения и тлена, представшей перед нашими удивленными взглядами. Паруса, обвисшие от безветрия, представляли собой жалкие лохмотья, флаг нельзя было даже различить. Несчастная бригантина покачивалась на воде, как просящий милостыни нищий.
      Наконец, мне удалось завладеть трубой, и я разглядел название судна.
      - Каллисто'... - выдохнул я пораженно. Затылком ощутил взгляд Лео Гранта, только недавно упомянувшего это слово в незаконченном рассказе о скалах.
      Команда недовольно зароптала. Кейли призвал всех к порядку и удалился, дабы принять решение. Я знал, что среди моряков ходят легенды о Летучем Голландце, корабле-призраке, встреча с которым сулит неминуемую погибель. Будто бы команда его - сплошь скелеты, а сам капитан - мертвец, заключивший сделку с дьяволом. Однако я, как человек просвещенный, в подобную чушь не верил. И все же, сейчас, в ночной темноте, воздух которой был наполнен отголосками бури, в неверном, колдовском свете звезд, бригантина 'Каллисто' пробудила во мне первобытный страх. И тем удивительнее было, что уже через час я готовился высадиться на борт морского 'призрака'.
      - Вы уверены в своем решении, мистер Найтингейл? - в сотый раз спросил меня капитан.
      - Более чем. Если на борту остались живые, им понадобится врач.
      - В таком случае, компанию вам составят Чарли, Бен и мой помощник Грант.
      - Не беспокойтесь, я знаю 'Каллисто' как свои пять пальцев, - улыбнулся Лео, вновь вернув себе ту элегантную безмятежность, что пленила меня еще при первой нашей встрече. И, тем не менее, я ступил на мокрую палубу бригантины с непонятной тревогой и уверенностью, что живых я здесь не найду. Так оно и оказалось.
      - Команда словно испарилась, - удивился Бен, здоровый бывалый моряк с рыжей бородкой.
      Мы не нашли ни одного тела. Исследование кают потребовало от меня определенного усилия воли. Каждый предмет лежал так, словно его хозяин должен был вот-вот вернуться. Что я знаю об этом корабле? Что десять лет назад на нем плавал Грант? Почему тогда он ушел с него? И почему корабль пустует и плывет по воле волн?
      - Ну как вам корабль? Не разочарованы?
      Я вздрогнул от неожиданности:
      - Боюсь, мистер Грант, что нахожу его несколько... пугающим.
      Лео улыбнулся, но что-то в его лице мне не понравилось.
      - Я знаю, что вы хотите у меня спросить, знаю, что вас волнует. Я бы ответил, но, боюсь, ответы вам не понравятся.
      Сказать, что у меня мороз пошел по коже, значит не сказать ничего. Нам помешал Бен, очень вовремя показавшись в дверях.
      Мы поднялись на палубу вдвоем со старпомом. Оба наших сопровождающих таинственным образом затерялись по дороге. Я отошел от Гранта подальше, мечтая оказаться в уютной каюте на 'Мэри Джейн'. Я вздохнул полной грудью соленый воздух и вдруг понял, что меня смущает.
      'Мэри Джейн' не было.
      Парусник исчез.
      - Что за чертовщина?!
      Медленно, парализованный ужасом, я повернулся к Лео. Молодой мужчина стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Его выразительное лицо приобрело законченность, истинное благородство и утонченность черт. Я замер. На моих глазах вершилось чудо, и не верить в него было бы глупо, а поверить - невозможно.
      - Скоро рассвет, - тихо проговорил Грант. - Я успел.
      - Что? Что вы успели? - я с трудом узнал собственный голос.
      - Ах, Джон! Я так рад, что именно вы стали свидетелем моего торжества. Знаете, так утомительно ходить по земле, я желал этого больше всего на свете, но не ожидал подобных мук. Но вот я снова дома. Я благодарен вам за приятную компанию и интересные беседы, но вы тогда были не правы, доктор, призраки существуют...
      Грант сделал шаг ко мне, переступая черту, разделяющую свет и тень. Подул свежий ветер. Фигура 'старпома' стала незаметно сглаживаться, терять четкость очертаний, и вот передо мной настоящий призрак с горящим голубыми огнями взором. За его спиной возникла и призрачная команда. Повинуясь приказам капитана, они разбрелись по палубе и принялись за привычные дела.
      У меня закружилась голова. Смерть, вокруг меня только смерть и вода. Я больше не выдержу этого! Под демонический хохот капитана-призрака я потерял сознание...
      - Мистер Найтингейл! Мистер...
      Я открыл глаза. Кто-то от души полил меня водой из ведра.
      - Довольно, Бен! - гаркнул капитан Кейли. - Не видишь, он очнулся.
      Тут я вспомнил все.
      - Где Лео Грант?
      - Кто?
      - Лео Грант, - повторил я. - Старпом.
      Кейли хмыкнул:
      - Не знаю я, кто это. На моем корабле нет никого с таким именем. Отдыхайте. Вы потеряли сознание, и ребята вернули вас на 'Мэри Джейн'.
      Провожаемый недоуменными взглядами, я направился к люку. Оглянулся. Корабль-призрак оставался позади. Но бьюсь об заклад, не было на нем доски с названием. Не было ни Лео Гранта, ни 'Каллисто'. Но тогда, что же это было? Я не знаю.
      Прошло много лет. Я отработал на острове положенный срок, вернулся в Лондон, завел семью. Но с той поры мне в кошмарах является безымянный корабль с призрачным капитаном на борту. Каждую ночь он рассказывает мне печальную и жуткую историю своих вечных странствий, с корабля на корабль, чтобы однажды вернуться на 'Каллисто'. Судно, проклятое вместе с ним.
      Я стал мало спать и плохо есть. Во снах меня преследовали кошмарные образы, и я долго чувствовал себя разбитым и подавленным. Но главное, я больше никогда, никогда не выходил в море.

    147


    Ерофеев А. Perpetuum Mobile   19k   "Рассказ" Фантастика, Юмор


       Приземистое двухэтажное здание из кирпича приютилось на одной из тихих улочек, которые еще можно встретить в старой части города. Ничем особым не примечательное, оно, пожалуй, могло вызвать лишь одну мысль у случайного прохожего, окажись тот рядом: "Умели раньше строить, не то, что сейчас". И точно, все в облике дома говорило о его древности и одновременно о твердом намерении простоять еще не один десяток лет. Толстые стены уверенно держали ответ перед временем; арочной формы окна смело и даже чуть дерзко смотрели на окружающий мир, а закованная в железо, точно в латы, дверь, могла, казалось, пережить небольшую войну. Венчала это архитектурное ископаемое маленькая гранитная доска, приколотая рядом с входом. На ней уместились семь коротких слов: "Бюро по регистрации патентов. Dignus est intrare?"
       Первая часть надписи носила официальный характер и указывала на то, какое ведомство нашло приют под сводами здания. Вторая была добавлена лично главой патентного бюро - Петром Ионовичем Ценсором. В переводе с латинского она значила буквально следующее: "Достоин ли ты войти?" И эта фраза, как нельзя лучше характеризовала руководителя бюро.
       Среди подчиненных Петр Ионович Ценсор слыл умом, честью и совестью учреждения. Некоторые сотрудники, правда, думали чуть иначе: кто-то считал Петра Ионовича сердцем организации, кто-то видел в нем ее мозг. Попадались и такие, кто сравнивал его с другими органами, не менее, впрочем, важными для нормального функционирования организма. Вслух об этом, понятное дело, старались не говорить, дабы лишний раз не расстраивать начальника, ну и по некоторым другим соображениям. В любом случае в своем бюро Петр Ионович был царь и бог, а значит, пользовался всеобщей любовью и уважением.
       Справедливости ради стоит отметить, что Петр Ионович никогда не злоупотреблял доверием коллег, а на первое место всегда ставил работу. Работа была для него смыслом существования. Воздухом, водой и пищей. Она заменяла ему все и вся и лишь изредка уходила на второй план, чтобы ненадолго уступить место другой страсти. А нужно сказать, что кроме работы в жизни главы патентного бюро присутствовали еще два увлечения. Во-первых, он испытывал необъяснимую, просто иррациональную тягу к латинскому языку. Во-вторых, не мог обойтись без менторства. И если последнее было следствием возраста и занимаемой должности, то тяга к латыни разумному истолкованию не поддавалась. Однако все три страсти вполне мирно уживались в характере Петра Ионовича. Более того, они очень удачно дополняли друг друга, удерживая плоскость его бытия в равновесии.
       Таким Петр Ионович Ценсор был в жизни. Таким его знали подчиненные. Таким он предстал и перед незнакомцем, посетившим его кабинет в то погожее летнее утро, о котором пойдет речь.
       Итак, в один из обычных будничных дней, а точнее ярким пятничным утром, когда душа уже рвется на свободу, а тело вынуждено оставаться за рабочим столом, в кабинет главы патентного бюро вошел некто. Представился он коротко и просто - Мамци. Вид имел взлохмаченный. В руках нервно сжимал небольшой сверток.
       - Vos saluto! Приветствую вас! - сегодня Петр Ионович находился в приподнятом настроении. - Милости прошу в мою скромную обитель! Пожалуйста, присаживайтесь!
       Посетитель выглядел немного подавленным, или, как решил сам для себя хозяин кабинета, не выспавшимся. Он нервно огляделся, подошел к предложенному стулу и осторожно присел на самый краешек. Пакет предпочел из рук не выпускать.
       На этом месте руководитель патентного бюро позволил себе взять небольшую паузу, чтобы лучше рассмотреть посетителя. А взглянуть было на что. Гость, носящий столь необычное имя, служил живым подтверждением того правила, что сумма физического и интеллектуального в организме есть величина постоянная. Прибавляя одного, мы ровно столько же убавляем другого. Мамци был, мягко говоря, щупл, бледен и, судя по всему, несколько рассеян. По крайней мере, об этом говорили его ноги: обутая в потрепанный кроссовок левая, и правая, в некогда элегантном, а сейчас потерявшем форму и покрытом засохшей грязью, ботинке.
       Одним взглядом ухватив детали и сделав для себя определенные выводы, Петр Ионович решил, наконец, приступить к беседе, и чтобы не затягивать начал сразу с главного: - С чем пожаловали, друг мой?
       Мамци, продолжавший сидеть на стуле так, словно страдал несварением, чуть подался вперед: - Двигатель, - произнес он свистящим шепотом.
       Петр Ионович, принимая правила игры, так же тихо уточнил: - Надеюсь не вечный? - выражение его лица при этом как бы говорило: "ну, скажи, что это хорошая шутка, мы вместе посмеемся и перейдем к делу". Однако Мамци даже не улыбнулся, вместо этого он еще сильнее наклонился, почти лег на стол: - Откуда вы знаете?
       Щека главы патентного бюро непроизвольно дернулась. День, обещавший быть таким чудесным, начал стремительно терять очарование.
       - Я угадал? Perpetuum Mobile? Вечный двигатель?
       Гость, не заметивший перемен в настроении собеседника, заозирался: - Тише! Прошу вас не так громко.
       - Отчего же? - Петр Ионович намеренно повысил голос. - В своем кабинете я волен делать все, что захочу.
       - Да, да, - Мамци продолжал говорить шепотом, - конечно.
       - Постойте, мне кажется или вы действительно чего-то боитесь?
       - Нет, нет, что вы.
       - К чему тогда эта таинственность?
       - Ну как же? Вы верно не расслышали! Я сейчас покажу, - Мамци начал разворачивать сверток.
       - Голубчик, - Петр Ионович повелительным жестом остановил его, - дорогой мой, неужели вы считаете, что первый кто приходит сюда с подобным?
       - Но разве?
       - Ошибаетесь! Вы уже третий. Третий, слышите, - Ценсор выдержал театральную паузу, - и это только за последний месяц.
       Произнося эти слова, Петр Ионович внимательно следил за реакцией своего собеседника. И она, реакция, доставила ему истинное удовольствие. Столбик настроения чиновника взлетел до прежней отметки.
       - О, этот Perpetuum Mobile, - продолжил он на подъеме, - гранитный валун, отнявший зубы у десятков, да что там, сотен и тысяч величайших умов. И вот вы приходите ко мне и говорите, что сделали.
       - Но, мне кажется...
       - Вам кажется, любезный, всего лишь кажется. А знаете что?
       - Что?
       - Я вам расскажу! - Петр Ионович поудобнее устроился в кресле. - Первый пришел три недели назад. Принес бумаги. Чертежи, формулы, выкладки. И все так стройно, складно. Одна беда - чтобы его двигатель заработал, пришлось бы нарушить один закон физики и еще один вообще отменить. Но ведь это не страшно, правда? Что там какие-то пара законов, когда вот он - настоящий Perpetuum Mobile. Victoria! А законы так - ерунда. Безделица. И главное, что самого изобретателя это ничуть не смущало. В другом измерении, сказал он, в том, где этих законов нет - все будет работать. И знаете, что я ему ответил?
       - Нет, - вид у Мамци был такой, словно у него снова прихватило живот.
       - Отправил искать это самое измерение, а как найдет - возвращаться, - Петр Ионович опять выдержал паузу. - Кстати, больше я его не видел. Как думаете, наверное, до сих пор ищет?
       - Наверное, - на юношу было больно смотреть. А Ценсор продолжал набирать обороты: - Второй пришел через неделю. Без чертежей, вообще без единой бумажки, зато с маленькой черной коробочкой. Она еще так противно пищала. Сказал, что тоже двигатель изобрел. Не совсем, чтобы вечный, но работает очень долго. Год, может даже два, без всякой подзарядки и вообще без вмешательства. Попросил денег на дальнейшие опыты. Как будто мы их тут печатаем. Ну да ладно. Сказал, что сможет вполовину увеличить мощность двигателя и продлить срок службы лет эдак до пяти. А на мой вопрос, причем тут пять лет и вечность ответил, что все относительно. Да, большой оригинал. Для кого то и пять лет - вечность, важно лишь найти этого кого-то. Его я, кстати, тоже отправил. Догадываетесь куда?
       - Искать этого кого-то?
       - Точно. Именно это я ему и предложил, - Петр Ионович громко рассмеялся собственной шутке. - А вы мне нравитесь, дорогой мой. Схватываете на лету. Это похвально, очень похвально.
       Мамци, победивший, наконец, приступ желудочной боли, а может просто приободренный похвалой, вдруг решительно пошел в атаку: - Но я действительно его сделал.
       - Что вы говорите?
       - Да. Я могу доказать. У меня есть действующая модель, - изобретатель еще сильнее сжал свой сверток. - Она здесь, со мной.
       - Ну что прикажете с вами делать? Показывайте, раз уж принесли, - смилостивился Петр Ионович.
       Мамци глубоко вздохнул и принялся аккуратно разворачивать сверток. Руки его при этом дрожали. Вскоре на столе перед главой патентного бюро оказалась небольшая, размером с приличное яблоко, сфера. Она была сделана из прозрачного материала, напоминающего стекло. Внутри нее, в самом центре располагалось нечто маленькое и ослепительно яркое. Настолько, что рассмотреть это что-то более подробно у Петра Ионовича не получилось, пришлось сразу отвести взгляд. Зато у него хорошо получилось разглядеть остальное содержимое сферы. Еще в ней находились восемь (здесь ему пришлось загибать пальцы) крупных шаров и несколько десятков (это он уже определил на глаз) шариков помельче. Все они отличались по размеру, цвету и удаленности от центра сферы. Но самое удивительное было в том, что все они перемещались. Тут Петр Ионович, дабы не заработать косоглазие, решил наблюдать только за крупными объектами. И да - они двигались. Во-первых, вращались вокруг собственной оси. Во-вторых, очень быстро описывали круги, центром которых была та самая яркая точка.
       - Что это? - Петр Ионович не смог сдержать удивления. Такого на своем веку он еще не встречал, хотя повидать пришлось многое.
       - Действующая модель, - в голосе изобретателя прозвучали нотки гордости.
       - И в чем фокус?
       - Никакого фокуса. Я сейчас объясню. В центре сферы находится мощный источник тепловой энергии. Так называемая звезда. У нее есть собственная гравитация, которая удерживает вот эти шарики (я назвал их планетами, хотя это пока рабочий вариант) и кроме того заставляет их вращаться. Планеты имеют не одинаковый размер и сделаны из разных материалов - так они остаются разноудалены от центра. Теоретически их траектории никогда не пересекутся.
       - Теоретически?
       - Ну да, - Мамци смутился, - понимаете, у меня не было достаточно времени, чтобы убедиться в этом полностью, но с вероятностью девяносто пять процентов.
       - Ясно, - Петр Ионович пребывал в полнейшем замешательстве.
       - Ах да, чуть не забыл, - гость, кажется, совсем забыл про бунтующий желудок. - В сфере нет воздуха, так я свел возможные потери к нулю. По моему расчету подобная автономная система может работать бесконечно долго, по крайней мере, пока источник энергии не выработает свой запас. Но об этом я позаботился, поверьте. Перед вами действительно вечный двигатель. Второго рода, если быть точным.
       - Все это конечно впечатляет, - Петр Ионович пытался поймать разбегающиеся мысли, - но позвольте вопрос: а где же провода?
       - Провода?
       - Ну да, провода или что там еще может быть?
       - Какие провода?
       - Ну как же - для съема энергии, конечно.
       - Ах, это.
       - Ну конечно, голубчик! Или вы хотите сказать, что забыли о главном: любое изобретение, и уж тем более двигатель (вечный он там или нет), должно быть пригодно для его использования в промышленности. А что ваша система? Да, крутится. Да, источник. И все? В чем смысл? Как заставить ее работать?
       - Об этом я как то не подумал, - Мамци опять сник.
       - Ну, дорогой мой, - Петр Ионович вновь ощутил под ногами твердую почву, - получается, что вы упустили самое важное. То, без чего это, - он указал рукой на сферу, - всего лишь никчемная пустышка. Ярмарочный трюк.
       - Но, - изобретатель сделал слабую попытку возразить, однако чиновник не дал ему ни малейшего шанса: - Что но, голубчик? Вы со мной не согласны?
       Юноша потерянно молчал.
       - Я так и думал, - глава патентного бюро удовлетворенно откинулся в кресле. - Знаете, есть такое древнее выражение: reti ventos venari. Оно означает: ловить сетью ветер. Мне кажется, именно этим вы сейчас занимаетесь. Может быть, пришла пора бросить детские игры? К сожалению, на свете есть вещи, которые нельзя сделать. Просто невозможно. Perpetuum Mobile как раз из их числа.
       - Но ведь я сделал его. Вот же он, перед вами.
       - Голубчик, я вижу только красивый фокус, и только, - Петр Ионович встал из-за стола и подойдя к изобретателю отечески похлопал того по спине. - Да не расстраивайтесь так, с кем не бывает? Вы умны, молоды, все еще получится. Не в этом деле, так в другом. Кстати, никогда не думали занять чем-то другим, более полезным? Знаете есть одна поучительная история, не желаете послушать?
       Не встретив возражений, хозяин кабинета удовлетворенно кивнул, заложил руки за спину и начал медленно прогуливаться, одновременно вещая: "У одного водоноса, - рассказывал он, - было два огромных горшка и коромысло. Один из горшков был старым и треснувшим, поэтому к концу пути от источника до дома он становился наполовину пустым, а второй был новым, абсолютно целым и всегда доставлял полную порцию воды. Так продолжалось в течение двух лет. Водонос  ежедневно приносил домой только полтора горшка воды. Новый горшок очень гордился тем, что он доставляет домой всю воду в целости. А старый  треснувший горшок стыдился своего дефекта и того, что он плохо выполняет свою обязанность.
       Однажды, старый горшок обратился к водоносу у источника: - Мне очень стыдно, что я только наполовину выполняю свою работу и хочу извиниться перед тобой. Из трещины в моем боку часть  воды выливается по пути к дому и из-за этого ты не получаешь полной отдачи от своих усилий.
       Водонос ответил горшку: - А обратил ли ты внимание, что цветы растут вдоль тропинки  только на твоей стороне пути, и не растут на стороне другого горшка? Я всегда знал о твоем дефекте и специально сажал семена цветов на твоей стороне вдоль дороги. Ежедневно по пути домой ты поливал их, а я целых два года собирал прекрасные цветы, чтобы украсить свой дом. Если бы ты не был таким, какой есть, то я бы не смог вырастить эти цветы и любоваться их красотой. У каждого из нас свое предназначение в жизни!"
       Закончив рассказ, Петр Ионович вновь опустился в свое кресло. Мамци продолжал понуро сидеть на стуле.
       - Там есть жизнь, - неожиданно произнес он.
       - Что? - Петр Ионович явно не ожидал такого поворота.
       - На планетах есть жизнь. Понимаете, я подумал, что нехорошо, если они будут мертвыми, и заселил их.
       - Я не ослышался, вы сказали - жизнь?
       - Да! Простейшие организмы.
       - Ну знаете - это уже вообще ни в какие ворота! - глава патентного бюро возмущенно закатил глаза. - Вы ведь должны знать, что подобные опыты запрещены. Слишком они непредсказуемы. Да об этом все знают.
       - Но я подумал, что в изолированной системе..., - начал оправдываться изобретатель.
       - Хватит, - припечатал ладонь к столу Петр Ионович Ценсор, - вы поступили крайне опрометчиво, юноша. Крайне недальновидно. Даже и не знаю, что теперь делать, - хозяин кабинета устало прикрыл глаза, - право, не знаю.
       На несколько долгих мгновений в кабинете повисла зловещая тишина, потом Петр Ионович продолжил: - Давайте договоримся так - вас сегодня здесь не было. И разговора этого не было, и, - он указал на сферу на столе, - вот этого тоже не было. Вы меня поняли?
       Мамци покорно кивнул.
       - Хорошо, а теперь я вынужден просить вас покинуть мой кабинет.
       Изобретатель обреченно поднялся и двинулся к выходу. Взявшись за ручку, он уже собирался выйти, когда Петр Ионович все же его окликнул: - Постойте.
       Мамци оглянулся.
       - Еще одно. Я так полагаю, что не убедил вас? Вы это дело не бросите, я прав? Так и думал. Знаете, а может быть в вашей смелости что-то есть. Возможно это как раз то, чего сегодня так не хватает. Да, возможно.
       Петр Ионович на мгновение задумался, а потом решительно тряхнул головой: - Позвольте дать вам один совет, юноша: бросайте вы этот вечный двигатель и займитесь-ка настоящим делом. Artificialis intelligentia.
       - Что, простите?
       - Artificialis intelligentia - искусственный интеллект. Поверьте моему опыту - в этих словах сокрыто будущее. Сейчас лучшие умы бьются над его разработкой, попробуйте и вы, а эти шалости, - Петр Ионович кивнул на сферу, - оставьте детям.
       - Вы считаете?
       - Да, голубчик, да. Подумайте над моими словами. Хорошенько подумайте. И главное - не спешите.
       - Я подумаю!
       - Вот и славно. А теперь идите! Ad opus!
       И Мамци ушел, а что еще ему оставалось делать? Он уже не увидел, как Петр Ионович вызвал своего помощника и приказал унести действующую модель Perpetuum Mobile. Не увидел он и того, как ее упрятали в коробку и унесли в маленькую, лишенную окон, комнатку. Как поставили на полку, потеснив при этом несколько пыльных ящиков и пожелтевших от времени рулонов бумаги. И уж тем более для него осталось тайной (впрочем, об этом не узнал даже вездесущий Петр Ионович Ценсор) то, что случилось после этого. А произошло следующее: служащий склада слишком небрежно поставил коробку с действующей моделью двигателя. Точно настроенная система среагировала на внешнее воздействие мгновенно. Звезда огрызнулась облаком плазмы. Поток заряженных частиц невидимым дождем обрушился на ближайшие шары, породив череду катаклизмов планетарного масштаба. И разверзалась земля, и вода кипела в морях, и небо теряло воздух, а живое становилось мертвым. И продолжалось так долго, бесконечно.
       Однако не все планеты погибли. Третья, если вести счет от звезды, не пострадала. Усмешка судьбы, не больше, но ее не потревожили ни землетрясения, ни извержения вулканов. Камни не падали с небес, лишь ветер усилился да повалил несколько сухих деревьев в лесу. Не великая беда, они бы и сами скоро упали, однако... В этот момент под одним из них сидела обезьяна. Большой самец лениво ковырял в земле длинным мозолистым пальцем, пытаясь вытащить аппетитный корень. Не получалось. Примат уже начинал злиться, когда прямо ему на голову приземлилось злополучное бревно. В споре "кто крепче?" победил затылок животного. Дерево жалобно хрустнуло и развалилось на несколько частей. Самец же недоуменно почесал макушку, а затем, подхватив особо понравившийся сучок, использовал его в качестве рычага. Подцепив корнеплод, он без усилий выдернул его, тут же засунул в рот и принялся задумчиво пережевывать. Закончив трапезу, поднялся, прихватил палку и медленно поковылял вглубь леса за новой добычей.
       Но, к сожалению, Мамци ничего этого не видел. Он медленно брел по улице, ничего не замечая вокруг, а в его голове снова и снова крутились два латинских слова: artificialis intelligentia, artificialis intelligentia...

    148


    Щербак В.П. Лукошко эротики и любви   19k   "Сборник рассказов" Юмор

           

    Лукошко эротики и любви

           
            1.Как рождается любовь
            Она не блистала красотой: худая, высокая, с большим носом на продолговатом лице, узкими губами и маленькими, невыразительными глазами. Вот только волосы у нее были замечательные: густые, волнистые, блестящие, цвета вороньего крыла. И кисти рук с длинными пальцами поражали своим скульптурным изяществом.
            Он - тоже не красавец: маленького роста, с фигурой, никогда не дружившей со спортом, с круглой, как шар, головой, на которой росли небольшие, жидкие кустики волос неопределенного цвета. Лицо его напоминало плоское блюдце от дешевого чайного сервиза, а губы - две половинки разломанной баранки. Вот только глаза у него были необыкновенные: большие, голубые, обрамленные густыми темными ресницами.
            Они встретились совершенно случайно в трамвае, который ходил по маршруту "А". Транспорт этот, как всегда, запаздывал. На остановке собралась большая толпа людей. Наконец, трамвай подошел. Народ быстро набился в вагон плотной массой. Он и она оказались случайно рядом лицом к лицу. Трамвай дернулся, набирая скорость, и пассажиров привычно шарахнуло сначала в одну сторону, потом в другую. Когда людская масса колыхнулась в первый раз и замерла под углом в 45 градусов, его нос и рот внезапно оказались в вырезе ее платья. Он честно попытался отстраниться, но его так придавило людскими телами, что не смог даже шевельнуться. Носом он почувствовал запах этой женщины, а губами нежность ее кожи.
            От внезапного прикосновения его губ по ее телу пробежала непонятная, дрожь. Девушка хотела отстраниться и возмутиться, но людской поток уже колыхнулся в другую сторону. И не только прижал ее к юноше вплотную, но даже как бы уложил на него. Отстраниться было просто невозможно, а показывать свое возмущение уже не имело смысла. Ее тело, продолжая ощущать жар его губ, вибрировало мелкой приятной дрожью. Ему же показалось в этот момент, что он уже в "раю", а не в вагоне, набитом до отказа людьми.
            Через пару минут все снова вернулось на круги своя, и трамвай медленно, нехотя, но пошел по заданному маршруту. И тут они посмотрели друг на друга. Он видел только вырез ее платья и чудесные волосы, которые она нервно поправляла красивыми длинными пальцами. Она заметила его большие голубые глаза, нежно глядящие на нее, и чувственные губы, незабываемое прикосновение которых все еще держалось в ее памяти. "Какая замечательная девушка!" - подумал он, глядя на нее с восхищением. "Какой милый юноша!" - откликнулась ее душа.
            Так они проехали три или четыре остановки, пока водитель трамвая не объявил: "Молодежная". Девушка вздрогнула, как бы очнувшись от сна, и с сожалением оторвав взгляд от молодого человека, стала быстро пробираться сквозь людскую массу к выходу. Это была ее остановка. Увидев, что она уходит, юноша, как зомбированный, не спуская с нее глаз, двинулся следом, забыв, куда и зачем он ехал в этом трамвае...
            Так по вине вагоновожатого в этом городе родилась еще одна любовь.
           
            2.Звуки и запахи
            Ничто не действует на нас так сильно, как звуки и запахи. Проснешься утром, все еще спят... Вставать не хочется... Лежишь с закрытыми глазами и прислушиваешься, принюхиваешься. В окна проникает шум несущихся по городу машин, редкое позвякивание проходящего мимо трамвая, лай собак, выведенных на утреннюю прогулку, запах бензина, горелого масла и еще какой-то автомобильной и заводской гадости. Это в городе... На даче все не так... Воздух чистый, свежий. Утро насыщено пением птиц, соловьиными руладами. Есть и здесь, правда, свои особенные звуки и запахи, повторяющиеся изо дня в день, но это мелочи, с городскими их не сравнить.
            Все в то утро было, как обычно. Луч солнца скользнул по моему лицу, и я проснулся. Вставать не хотелось. Сон ушел, но осталась дремота. Это такое состояние, когда глаза закрыты, кажется, что спишь... Но на самом деле при этом ты слышишь все звуки, ощущаешь запахи, и даже можешь думать о чем-то не очень сложном. Дремота - это замечательное состояние, надо только сосредоточиться на нем:
            "Подул ветерок, принес запах сирени, потом крепкого табака. Да, сирень в саду уже распустилась... И простая, и махровая, и белая, и сиреневая... " - забарахтались в сонной паутине мысли. "А запах табака? Это сосед Андрей проснулся и вышел на крыльцо покурить свою трубку. Ну, и пусть дымит... А я уже не курю. Берегу свои легкие... Закукарекал и забил крыльями петух на участке Перовых. Это он свой гарем будит. Хорошо ему, у него сейчас девять или восемь баб... Фу, черт! Не баб, а кур. Петух - мужик! И я сейчас, вот, лежу и мужиком себя ощущаю. А встанешь, сходишь на двор, и куда все девается... Завыл на соседнем участке привязанный на цепи пес Барон. Это он с голодухи. Значит, вчера его на ночь не покормили... Нет у него мочи терпеть, хочется бедной псине есть. Ишь, как воет... Я тоже уже есть хочу. Только пока еще не вою... Проскрипели колеса с мелодичным позвякиванием. Это Катерина Фирсова, нагрузив двумя бидонами тачку, отправилась за водой на источник. Дуреха. Если бы не выгнала меня вчера вечером, возможно, за водой сегодня утром отправился бы я. А она еще нежилась бы в постели. Конечно, лучше, если бы это была не Катерина... А та симпатичная бабенка, что въехала вчера в пустовавший с прошлого года соседний угловой дом... Да и с Катериной было бы не плохо..." Мысли путались. Дремота снова переходила в сон. Исчезали звуки, запахи. Покой и тишина...
            И вдруг, в образовавшуюся пустоту ворвался четкий женский возглас:
            - Мне ... нужен... мужчина!
            И хотя, нарушивший тишину голос прозвучал не очень громко, мозг почему-то сразу зафиксировал его и дал команду: "Внимание!" Дремота моментально исчезла, и даже начали напрягаться отдельные части тела. "Что за чертовщина!" - подумал я, и полностью проснулся. Конечно, бывали в нашем поселке всякие случаи, но чтоб утром и так откровенно... Такого еще не было. Женщине нужен был мужчина, и она сообщала об этом всему поселку! "А мне вот, тоже... нужна женщина", - подумал я. "Но и хорош же я был бы, если бы начал сейчас во весь голос кричать об этом". А возмутительница спокойствия, как бы проверяя возможности своих голосовых связок, повторила эту фразу еще несколько раз, все громче и настойчивее. Под звуки этой своеобразной "попсы" я очень быстро оделся и, выйдя на крыльцо, увидел, как из соседних домов вслед за мной, усмехаясь и переглядываясь, стали появляться и другие представители сильного пола. Мужчинами считали себя все, начиная с четырнадцатилетнего подростка Вовки и кончая восьмидесятидвухлетним дедом Мироном.
            Но возгласы эти слышали не только мужчины поселка, но и женщины. Эта половина рода человеческого притихла и ждала, что будет дальше. А дальше в окне, из которого доносились крики, показалась симпатичная женская головка "при всем параде" - с прической, накрашенными губками и другими художественными штрихами на лице. Она громко, даже, пожалуй, слишком громко с сарказмом произнесла:
            - Вы здесь все оглохли, что ли? Или в поселке мужиков нет?
            Это был ужу вызов. Но я не успел. Первым оказался неженатый Валерка. Поправив пятерней шевелюру, проведя рукой по ширинке и одернув свитер, он направился в ее сторону... Встал перед домом и сказал
            - Здрасте...
            - Здрасте, здрасте, - не то поздоровалась, не то передразнила она его, выглядывая с улыбкой из окна и выставляя на общее обозрение соблазнительный бюст, который так и рвался, не безуспешно, из плена прикрывавшей его кофточки.
            - Вот, я... пришел ... - сказал Валерка, смущаясь.
            - Ну, наконец-то! - со смехом воскликнула женщина, без стеснения разглядывая его. - Тебя как зовут? Под ее оценивающим взглядом молодой мужчина подтянул живот, расправил плечи и произнес:
            -Валера.
            - А меня Татьяна. Вот и познакомились.- Женщина улыбнулась и, понизив голос, добавила: -Понимаешь, не могу я без мужчины. Ну, никак не могу. И нужен он мне именно сейчас.- Грудь ее поднялась в глубоком вздохе. - Вот ты и облегчишь мне трудную женскую долю. Не возражаешь? - Она лукаво подмигнула ему. Валерка хмыкнул и бодро ответил:
            - Я всегда готов.
            - Вот и хорошо, что мы сразу нашли общий язык, - сказала она, движением руки приглашая его войти в дом. И тут же добавила: - Пойдем в спаленку.
            Валерка снова хмыкнул, выражая этим согласие, и устремился в дом. Окно закрылось, мужчины замерли там, где стояли. Женщины притаились около подрагивающих занавесок. Над поселком нависла тишина. Даже голодный Барон перестал лаять. Долго Валерка не задержался. Примерно где-то через полчаса открылась дверь, и он вышел, понуро опустив голову. И только когда увидел устремленные на него любопытные взгляды, выпрямился и гордо прошествовал к своему дому.
            Снова призывно закукарекал петух у Перовых, как бы напоминая, что жизнь продолжается. Снова завыл Барон, требуя жратву. У меня уже тоже подсасывало в желудке, и я пошел в дом готовить себе яичницу с луком и сыром - этакий кулинарный шедевр, который у меня, неплохо, получался. Я уже доедал его, когда снова раздался призывный крик:
            - Мне... нужен... мужчина!! Он, как и раньше, доносился из того же дома и звучал голосом той же женщины. "Ну, это уж слишком!" - подумал я, тщательно домывая освободившуюся сковородку. Женщин в доме у меня не было и посему эту неблагодарную работу, лишенную всякого творчества, мне приходилось делать самому. Призывный возглас повторился несколько раз. Теперь он звучал еще увереннее и требовательнее. И тогда я подумал: "Мужчина я или не мужчина?" А надо сказать, что после съеденной яичницы я вновь себя ощутил мужчиной в полном смысле этого слова. Даже не выпив кофе и не скушав ничего на десерт, я смело ринулся в неизвестность, то есть спокойной походочкой вразвалочку пошел к дому незнакомки. Окно было открыто и в нем, как картина в раме, красовалась молодая, симпатичная женщина. На ней уже не было трикотажной кофточки. Пестрый сарафанчик щедро открывал на общее обозрение шейку, плечики и грудь. "Вот он тот десерт, которого не хватало тебе после съеденного завтрака", - сказал я мысленно сам себе. А вслух произнес:
            - Здравствуйте, Татьяна!
            - Вы меня знаете? - удивилась она, широко раскрыв свои зеленые глаза и приподняв брови.
            - Да земля слухами полнится,- ответил я, и, по-военному щелкнув каблуками своих ботинок, представился: - Алексей.
            Я хорошо знал, что к каждой женщине нужен свой подход, от которого зависело очень многое. Одной по душе штурм, другой - длительная осада. И, не дай Бог, ошибиться! Но здесь-то все было предельно ясно! Здесь надо было сразу "брать быка за рога!" Я выразительно посмотрел на два красивых холмика, выглядывающих из сарафанчика, и, не робея, в лоб спросил:
            - Пойдем в спаленку?
            Правда, голос меня немножко подвел: осип и охрип как-то. Она еще шире распахнула свои зеленые глаза и еще выше приподняла брови. В этот момент у меня даже мелькнула мысль, что я поспешил и все испортил. Но тут на ее щеках, вдруг, появились ямочки, а в глазах заиграли "чертики".
            - Нет, - ответила она, отрицательно покачав головой. - Туда мы не пойдем. Там Валера сегодня уже выполнил все мои прихоти.
            Голос у нее был низкий, идущий изнутри, чувственный и завораживающий.
            - Мы, Алексей, пойдем с тобой в зальчик, туда, где кресла и диванчик.
            "Чертики" в ее глазах запрыгали еще быстрее, она почти смеялась, приглашая меня в дом энергичным движением своей маленькой изящной ручки. Это было уже то, что надо. Насчет Валеры я сразу не поверил. Уж очень понурый вид у него был, когда он выходил из ее дома. Ну, а что касается места свидания... Не все ли равно, спаленка или зальчик, кровать или диванчик. "Процесс пошел", - подумал я, потирая руки и преодолевая оставшиеся метры на пути к поставленной цели.
            Вот и зальчик. В дверях - обворожительная женщина. Нижняя половина ее, по привлекательности, ничуть не уступала верхней. Стройные ножки, осиная талия... Ну, и так далее! В общем, было от чего потерять голову. Я подошел к ней так близко, как только позволяли приличия. Пожалуй, они уже и не позволяли это. Меня окутал нежный аромат ландыша, я как бы, растворился в нем. Показалось, что между нами возникло нечто похожее на общее биополе, и окончательно потеряв голову, перейдя на "ты", я стал преодолевать последний рубеж, опутывая ее паутиной рождавшихся в моей голове вполне искренних фраз:
            - Тебе нужен мужчина... Ты звала... Ты ждала... Я пришел... Ты такая красивая, желанная...
            Не дав мне договорить, она быстро отстранилась, сделав два шага: один назад, второй в сторону. Улыбка исчезла с ее лица.
            - Не трать зря свое красноречие. Посмотри сюда, - сказала она, кивнув в сторону комнаты. - И ты увидишь, для чего мне нужен был мужчина.
            Я посмотрел. В комнате, которую она назвала "зальчик", в деревянных каркасах стояли новые еще не распакованные два кресла и диванчик. Ясно, что они ожидали прикосновения сильных мужских рук.
       Вы спросите, что было дальше? Но это уже другая история. Скажу только, что я по сей день балдею от аромата ландыша и каждый раз при этом память возвращают меня в прошлое, прекрасное прошлое. Я ведь не Валерка, со мной такие шутки без последствий не проходят.
            Да, ничто не действует на нас так сильно, как звуки и запахи...
           
            3.Охота
            Его руки касались ее тела. Может быть, не совсем в том месте, где хотелось бы, но уже касались, ощущая его теплоту и упругость. Одна ее ладошка, мягкая, нежная, шелковистая на ощупь, уже была в капкане его сильных, властных пальцев. Второй рукой он держал ее за талию, стараясь притянуть, как можно, ближе к себе, ощутить мягкую упругость ее груди, почувствовать биение ее сердца. Ее вторая ладошка лежала у него на плече и как бы сдерживала его порыв, пытаясь сохранить небольшой разрыв между телами. Ее талия была гибкой, упругой, волнующей. И ему казалось, что в руках у него бьется трепетная птица.
            Его ноги автоматически передвигались в такт музыке, тело пылало желанием. Она порхала рядом, красивая, грациозная, гордая, независимая. Но он был охотником и чувствовал, что "дичь" уже в его руках. Еще немного, еще чуть-чуть...
            Но вальс кончился, волшебное очарование момента исчезло. "Птичка" выпорхнула из его рук. "Совсем ненадолго", - так думал он. Но с новыми звуками музыки девушка не пошла с ним танцевать, сказала, что устала. А потом закружилась в вальсе с другим мужчиной, который, крепко взяв ее за руку и обняв за талию, старался тоже, как можно ближе, притянуть к себе. И он, наверное, был охотником. А она порхала рядом с новым партнером - соблазнительная, красивая, грациозная, доступно-недоступная, не обращая никакого внимания на того, кому только что отказала в танце.
            Тогда он пригласил другую девушку. Она была податливой и нежной. Ее тело без сопротивления сразу прильнуло к нему и, как два в одном, они вместе задвигали ногами. Он чувствовал мягкую упругость ее груди, биение ее сердца. Она, как раненая птичка, сразу сдалась на милость победителя, всем своим поведением показывая, что не собирается сопротивляться.
            Но в душе его не было радости, а главное, не было прежнего азарта. И желание его было каким-то вялым, не настоящим. Он даже не был уверен, нужна ли ему эта девушка. Он был гордым охотником, знающим себе цену, и не очень дорожил тем, что само, без особых усилий, сдавалось на милость победителя. Его руки держали легко доставшуюся добычу, а глаза искали ту, первую, гордую, независимую, доступно-недоступную, которую он так нелепо упустил.
            Но он ведь был настоящим охотником! А настоящие охотники не сдаются. Им не страшны никакие преграды. И он преодолевал их одну за другой. Испробовал все. А она так и порхала рядом с ним красивая, гордая, грациозная, но недоступная. Осталось последнее средство - жениться. И он рискнул. Настоящие охотники умеют рисковать!
            После первой брачной ночи они лежали вместе довольные, счастливые и каждый думал о своем. "Наконец-то ты стала отныне и навсегда моей. Ради такой победы мне стоило пойти до конца, моя маленькая недотрога!" - так думал он.
            "Вот и закончилась моя охота" ,- так думала она. " Теперь можно немножко отдохнуть! А потом снова нужно будет выходить на тропу войны и быть очень бдительной, чтоб не потерять завоеванное". Она была опытным охотником и хорошо знала повадки пойманной ею "дичи".
           

    149


    Ангел К. Привет!   3k   Оценка:10.00*3   "Миниатюра" Проза

      "У нее был муж,
      У него была жена.
      Их город был мал,
      Они слышали, как
      На другой стороне
      Мешают ложечкой чай..."
      Наутилус Помпилиус
      
      "Прощай..."
      Рассвет меркнет, краски плывут, картинка смещается, перестает быть реальной. Мир вдруг замирает, словно в прыжке, готовясь впрыснуть в мой больной от лишений мозг новую порцию боли. Я уже готов к ней, принимаю смиренно, даже жду. Как испытание.
      Рассвет умирает каждое утро, когда ты уходишь. Таких дней немного, всего три-четыре в месяц, но я ненавижу их. Ненавижу с остервенением раба, готового к свободе, рвущего путы, но раненого при попытке к бегству, распятого и обездвиженного. Свобода... Ха! Что она по сравнению с тем, что ты не моя?
      И не будешь. Никогда. Все, что у нас есть - мгновения, отнятые у чужих, ненужных, ненавистных мне людей. Она придет после тебя, будет ворчать, собирать разбросанные по дому вещи, раздражать своей подобострастной любовью к порядку, потом греметь кастрюлями на кухне, заставляя меня жмуриться, вдыхать запах свежеприготовленного борща и выпечки, а затем садиться за стол и сочинять. Писать о тебе - ты никогда не умела готовить и никогда уже не научишься. О наспех сделанных сандвичах с ветчиной, у которой срок годности вышел еще в прошлый понедельник, о песнях "Нау", что ты так любишь. Разговоры о Лорке всегда заканчиваются у нас одинаково: смятым пледом, пропитанным запахом удовольствия и цветочных духов. Твои волосы, рассыпанные по плечам, отливают бронзой в неумолимых лучах рассвета.
      Ненавижу утро!
      За то, что ты меняешься, наполняешься суетой, тревожностью и мыслями не обо мне. Наспех одеваешься, иногда неправильно застегнув блузку, и - растрепанная - выбегаешь в мир. А я остаюсь. Остаюсь и кусаю кулаки, чтобы не думать о том, куда ты идешь. Вернее, к кому. Он надежный. Перспективный. Не то, что я, наделенный талантами, но совершенно не приспособленный к реальной жизни. Живущий мечтами, зарабатывающий гроши, забывающий о памятных датах.
      У меня тоже есть она. Чужая, но постоянно трущаяся рядом. Бубнящая под нос попсовые песни. Такая всюдупроникающая... Ненавижу! И терплю.
      Что же произошло с нами? Когда мы с тобой что-то упустили и позволили ненужным, лишним людям проникнуть в нашу жизнь? Когда я задаю этот вопрос, ты грустно улыбаешься, гладишь меня по волосам и целуешь в лоб. Самый холодный твой, унизительный поцелуй. Будто ты знаешь больше меня, понимаешь что-то, что мне недоступно. Но ведь это не так! Именно я прав: так нельзя. Нужно выгнать лишних из нашей жизни, если понадобится, убить, но ты лишь улыбаешься и качаешь головой. И уходишь. Утром. Неизменно. А я остаюсь... И у меня впереди неделя ожидания. Неделя самоистязаний, тоски и безысходности. Неделя без тебя. Тянущиеся резиной минуты до той - заветной - когда ты откроешь мою дверь и войдешь, тяжело дыша, со стекающими с воротника и каштановых волос каплями. Улыбнешься и скажешь: "Привет..."

    150


    Flashlight Я вижу смерть   19k   Оценка:6.73*10   "Рассказ" Проза, Мистика

      
      
      
      
      - Я вижу сновидения. - сказал Филипп, заламывая свои руки и глядя в
      пол.
      - Юноша, все люди видят сновидения - спокойным, даже мягким тоном
      сказал психолог. - В этом нет ничего странного. Не стоит так переживать.
      - Вы не понимаете, доктор. Я постоянно, каждую проклятую ночь вижу одно и то же
      сновидение! Это выбивает меня из колеи! Я просто схожу с ума! Я больше так не
      могу! Помогите мне! Умоляю! Помогите!
      - Успокойтесь. - врач подался вперед, внимательно глядя на парня. - Прежде
      всего вам необходимо успокоиться. Расскажите, что именно вы видите?
      - Я вижу свою смерть. Я вижу, как я умираю.
      - Каким образом это происходит? Как именно вы умираете?
      - Это насильственная смерть. Меня убивают.
      - Кто именно? Вы знаете этого человека? Он знаком вам?
      - Нет. .
      
      
      
       Филипп повернулся к окну. .
       Очень красивый пейзаж. .
       Зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра. .
       Поют птицы, перелетая с дерева на дерево. .
       Гармония. .
       Покой. .
       Я люблю! Я счастлив! Боже, как же я счастлив! Мне так хорошо!
       Я мертв. .
       Удар. . Сильный удар в спину. . Он обернулся. . Лицо. Чье-то
      обезображенное злобой и ненавистью лицо.
      Кто ты?
      Снова удар. . Удар в грудь, сильный невероятной силы удар. .
      Кто ты? Зачем?
       Кровь растекается по телу. . Силы покидают его. . Что происходит? Что
      со мной происходит?
       Кто ты?
       Я мертв. .
       Лишь зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра. .
      
      
      
      - Кто он?
      - Я не знаю, доктор.
      - Вы никогда раньше не видели своего убийцу?
      - Нет.
      - Возможно, что-то знакомое все же есть в его чертах? Может статься, он
      напоминает вам кого-то из ваших знакомых?
      - Нет. Я вижу свою смерть. . Я вижу свою смерть! Я ВИЖУ СВОЮ СМЕРТЬ!!!
      - Успокойтесь.
      - Я не могу успокоиться. Как вы не понимаете?! Я знаю, как я умру!!! Я
      умру страшной смертью! Меня убьют!
      - Юноша, это всего лишь сон.
      - Нет, это конец.
      - Послушайте.
      - Нет!!! Я не могу!!! Я это знаю! Я знаю. знаю. знаю.
       Он заплакал, он рыдал, закрыв лицо руками.
      
      
      
       Утро.
       Мрачное, серое утро.
       Тяжелые, уродливые тучи затянули все небо.
       Филипп не спал. Он не мог спать, не мог закрыть глаз. Он не хотел
      более видеть это. Он и так знал все заранее.
       Зачем?
       Зачем смотреть то, что ты уже видел? Зачем узнавать о том, что ты и
      так уже знаешь?
       Зачем?
      
      
      
       Он встретил Ее на дне рождения своего однокурсника.
       Она была волшебной! Боже! Она была прекрасна!
      - Кто это? Откуда Она здесь? - спрашивал Филипп у своего знакомого.
      - Это Изабелла. Красивая, да?
      - Очень. - Филипп опустил глаза.
      - Но надеяться на что-то напрасно. Она неприступна, как скала. Можешь мне
      поверить. С ней ничего не выйдет.
       Весь вечер Филипп, исподволь наблюдал за Ней.
       Она непревзойденна!
      
      
      
      
       Все ребята по очереди пытались привлечь к себе ее внимание, но. .
      
      
      
      - Почему ты такой молчаливый?
       У Филиппа перехватило дыхание.
       Неужели Она заговорила с ним? Этого не может быть! Это просто сон!
       Нет! Это не сон. Это не может быть сновидением. Потому что он видит лишь одно
      сновидение!
       То же сновидение, от которого он сходит с ума!
       А это не сон! Она действительно заговорила с ним! ОНА!!!
      - Мне поднадоело здесь находиться. Давай убежим отсюда и просто
      прогуляемся. Как ты на это смотришь?
      - Я... Я... - он не мог вымолвить ни слова.
      - Идем - решительно сказала Изабелла, взяв Филиппа за руку.
      
      
      
      
       Ее тело было создано для любви! Черты Ее лица притягивали взгляд,
      словно магнит! Ее нежные блестящие волосы очаровывали! Ее голос словно
      песня! Ее улыбка. ! Ее губы.! Ее шея. ! Она . ! Она. ! Она. !
      ОНА!!!
       Он любил Ее! Боже! Как же он любил Ее!!!
      
      
      
      
      - Я привыкла к тому, что ребята постоянно вьются вокруг меня. Они такие
      смешные.
       Изабелла засмеялась.
       Какой это был смех!!!
       Филипп молчал и жадно ловил каждое Ее слово, каждое Ее движение. .
      - Почему ты постоянно молчишь? Тебе не интересно со мной?
      - Очень интересно - едва слышно вымолвил Филипп.
      'Мне очень, очень с тобой интересно! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!' - кричало его сердце.
      - Сегодня такой красивый вечер! - с увлечением сказала Изабелла
      глядя юноше в глаза. - Этот вечер словно создан для любви.
      'ЛЮБОВЬ! ЛЮБОВЬ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!' - жар пробежал по его телу - 'Я ЛЮБЛЮ
      ТЕБЯ!!!'
      
      
      
      
      Они занимались любовью у нее дома.
      У Филиппа дрожали руки, в голове как будто затуманилось, пока Она ласкала
      его тело, пока Ее губы, такие пылкие, влажные, и нежные, как будто изучали его.
      Она целовала его, касалась его шеи, ласкала грудь и живот.
      Ее, пылкие губы коснулись его плоти сначала очень нежно и осторожно
      потом агрессивнее и более решительно.
      Когда Она позволила ласкать свое тело, Филипп обнял Ее
      страстно целуя. Грудь девушки была упругой, Ее тело было удивительно
      приятным на ощупь и на вкус.
      Он осторожно начал ласкать Ее лоно, касаясь его руками, губами
      языком. Оно раскрылось от искренних ласк юноши, Оно звало его, Оно
      жаждало его!
      Филипп вошел в нее, и это было удивительно!
      Она пустила его внутрь Самой Себя, Она отдалась ему, Она
      позволила владеть Собой!
      Они хотели этого! Они стали одними целыми!
      Они.
      ИЗАБЕЛЛА! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
      
      
      
      
      Филипп повернулся к окну. .
       Очень красивый пейзаж. .
       Зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра. .
       Поют птицы, перелетая с дерева на дерево. .
       Гармония. .
       Покой. .
       Я люблю! Я люблю Тебя, Изабелла! Я счастлив! Боже, как же я счастлив!
      Мне так хорошо!
       Я мертв. .
       Удар. . Сильный удар в спину. . Он обернулся. . Лицо. Чье-то
      обезображенное злобой и ненавистью лицо.
      Кто ты?
      Снова удар. . Удар в грудь, сильный невероятной силы удар. .
      Кто ты? Зачем?
       Кровь растекается по телу. . Силы покидают его. . Что происходит? Что
      со мной происходит?
       Кто ты?
       Я мертв. .
       Лишь зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра. .
      
      
      
      
      НЕТ!!! Только не это!!!
      
      
      
      
       Филипп подскочил на кровати.
       Его тело покрылось холодным потом.
       На дворе едва светало. .
       Изабелла лежала рядом, Она спала.
       Ее удивительные волосы рассыпались по подушке, сказочное лицо олицетворяло
      покой. .
       Глядя на Нее, Филипп тоже успокоился. Все ужасы отступили в одно мгновение.
      'Какая Ты дивная, какая волшебная!' - подумал Филипп, глядя на Нее. - 'Моя! Ты всегда
      будешь моей, пока я буду существовать на этом грешном мире'.
       'Существовать?'
       'А как долго я буду существовать?'
       Филипп начал одеваться.
       Бежать! Мне необходимо бежать!
       Я не могу находиться рядом с ней! Это невозможно!
       Куда ты собираешься убегать? Куда?
       Ты не сможешь без нее! Жизнь без нее ничем не отличается от смерти!
       Без нее ты не сможешь жить, ты будешь лишь существовать.
       Как растение. Не как человек!
       Слышишь!?
       Ты не сможешь без нее!
       'Действительно'. - Филипп бросил на пол брюки, которые только что собирался одевать, и
      сел на кровать. - 'Что я без нее? Я не могу без нее.'.
       Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
      
      
      
      
      - Что это такое!? Эта фотография? Откуда она у Тебя!? - Филипп держал фото,
      его лицо было бледным, глаза блестели, голос дрожал.
      - Дорогой, что с тобой? Ты как будто не в себе.- Изабелла удивленно окинула
      взглядом парня, держа в руках две чашки кофе. - Что случилось?
      - Кто это? - в голосе Филиппа проскочили истерические нотки. - Кто этот мужчина
      с которым ты изображена на фото?
      - Послушай, Филипп. - Изабелла поставила кофе на стол и осторожно взяла
      фотокарточку из рук юноши. - Это мой знакомый, когда-то мы дружили. Но
      теперь я с ним не общаюсь.
      - Кто он?
      - Его зовут Антуан. Он живет в соседнем доме. - Изабелла села на
      стул и внимательно посмотрела на Филиппа. - Мы были друзьями, но впоследствии он
      затребовал большего. Антуан влюбился в меня, но я не любила его. Некоторое
      время он даже преследовал меня, но потом его увлечение мною прошло.
      Я не видела Антуана уже более полугода. А что? Что случилось, дорогой?
       Филипп стоял, словно каменный.
      - Если это ревность, то с твоей стороны это бессмысленно. Я люблю лишь тебя,
      и ты это знаешь.
       Девушка нежно посмотрела на Филиппа и улыбнулась:
      - Забудь о нем, и иди ко мне, мой дорогой дурачок. .
      
      
      
      
       Антуан. . Антуан!
       Убийцу Филиппа зовут Антуан!
       Это его обезображенное ненавистью лицо видит Филипп, когда ложится спать.
       Это Антуан преследует Филиппа каждую ночь! Это он!
      Антуан!!!
      
      
      
      
      Филипп повернулся к окну. .
       Очень красивый пейзаж. .
       Зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра. .
       Поют птицы, перелетая с дерева на дерево. .
       Гармония. .
       Покой. .
       Я люблю! Я люблю Тебя, Изабелла! Я счастлив! Боже, какой же я счастлив!
      Мне так хорошо!
       Я мертв. .
       Удар. . Сильный удар в спину. . Он обернулся. . Лицо.
       Лицо Антуана, обезображенное злобой и ненавистью.
      Антуан.
      Снова удар. . Удар в грудь, сильный невероятной силы удар. .
      Антуан.
       Кровь растекается по телу. . Силы покидают его. . Что происходит? Что
      со мной происходит?
       Я мертв. .
      Лишь зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра.
       Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИЗАБЕЛЛА!!!
      
      
      
      
       'Я не могу этого допустить! Он не должен меня убивать! Нет!' - Филипп
      закрыл лицо руками и плакал. - 'Я не боюсь смерти, но я люблю!
      Существование, даже существование в другом мире, невозможно без Нее! Он не
      должен меня убивать! Нет!'
       Нечего плакать! Ты должен действовать! Должен бороться за свою любовь, за свое
      счастье!
       Ты должен это сделать!
       Сделай это!
      
      
      
      
       Антуан вошел в подъезд дома, в котором жил. .
       Филипп уже ждал. .
      - Привет!
       Антуан обернулся.
       Лицо. . Обезображено злобой и ненавистью лицо Филиппа.!
       Удар. . Невероятной силы удар ножом.
       Антуан упал на пол, кровь стекала по его телу. .
      - Кто ты? - едва слышно спросил Антуан. - Зачем?
       Он мертв. .
       Человек, который преследовал Филиппа каждую ночь, мертв. .
       А он жив. . Живой!
       Он будет жить, будет любить. Любить ту единственную и неповторимую, ради которой
      он способен на все. .
       Филипп вышел из подъезда на улицу. .
       Вокруг стояла тишина. .
      Лишь зеленые листья тополей едва шевелились от легкого теплого ветра. .
      
      
      
      
      
      - Я люблю тебя, Изабелла - прошептал Филипп.
      - Я тоже тебя люблю, мой славный мальчик. - Ее голос был словно песня.
       Этой ночью они снова любили пылко и страстно. .
       Какое это счастье владеть Ее телом снова и снова. .
       Какое счастье познавать Ее душу. .
       Они всегда будут вместе. . Они обязательно будут вместе. . Без нее не
      будет ничего!
       Филипп засыпал в объятиях любимой. . Впервые за долгое время он засыпал со
      спокойной душой. .
       Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИЗАБЕЛЛА!
      
      
      
      
       Филипп стоял на обочине дороги и ожидал Ту, которая должна была прийти. .
       Он ожидал свою любимую. !
       Вот Она! На противоположной стороне дороги. !
       Изабелла!!!
       Он бежит к ней. .
       Она улыбается. . Легкий теплый ветер едва касается Ее волос. .
       Что это?
       Филипп увидел молодого человека, идущего рядом с ней. Они улыбались, и весело о чем-то беседовали.
       Как такое может произойти? КАК!!!???
       Гнев...
       Слепой гнев охватывает Филиппа. НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!
       Горло Изабеллы в его руках...
      Взгляд. ЕЕ взгляд. Удивленный, испуганный и умоляющий.
      Взгляд. Он меркнет, тускнеет с каждой минутой.
      Все. ЕЕ нет. ЕЕ больше нет.
      
      О, Боже! Что я сделал! Что?
      
       Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИЗАБЕЛЛА!
      
      НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
      
      
      
      - Доктор. . Я вижу сновидения. - сказал Филипп, заламывая свои руки и
      глядя в пол.
      - Юноша, все люди видят сновидения - спокойным, даже мягким тоном
      сказал психолог. - В этом нет ничего странного. Не стоит так переживать.
      - Вы не понимаете, доктор. Я постоянно, каждую проклятую ночь вижу одно и то же
      сновидение! Это выбивает меня из колеи! Я просто схожу с ума! Я больше так не
      могу! Помогите мне! Умоляю! Помогите!
      - Успокойтесь. - врач подался вперед, внимательно глядя на парня. - Прежде
      всего вам необходимо успокоиться. Расскажите, что именно вы видите?
      - Я вижу свою смерть. Я вижу, как я умираю.
      - Каким образом это происходит? Как именно вы умираете?
      - Это насильственная смерть.
      - Кто убивает вас?
      - Я сам.
      - То есть?
      - Что непонятного? Я сам себя убиваю. Я. Или моя точная копия.
      - Объясните подробнее. Как это происходит?
      
      
      
      
      Филипп повернулся к окну.
       Очень красивый пейзаж.
       Зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра.
       Поют птицы, перелетая с дерева на дерево.
       Гармония.
       Покой.
       Я мертв.
       Удар. Сильный удар в спину. Он обернулся. Лицо.
       Лицо самого Филиппа, обезображенное злобой и ненавистью к самому себе.
      Филипп.
      Снова удар. Удар в грудь, сильный невероятной силы удар.
      Кровь растекается по телу. Силы покидают его. Что происходит? Что
      со мной происходит?
       Я мертв.
      Лишь зеленые листья тополей едва шевелятся от легкого теплого ветра.
      
      
      Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИЗАБЕЛЛА!!!!!!!!!!!!!!!!!
      
      
      
      
      Так не может продолжаться. Нет.
      Филипп закрепил петлю и затянул ее на шее.
      Я не могу так дальше жить.
      Зачем ты убил ЕЕ??? Зачем ты сделал это с ней??? Зачем??????????
      Я ненавижу тебя!!!! Я ненавижу сам себя!!! Ненавижу!!!
      
      ИЗАБЕЛЛА!!! Я ИДУ К ТЕБЕ!!! Я ИДУ!!!!
      
      Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ИЗАБЕЛЛА!!!!!!!!!!!!!!!!!
      
      
      

    151


    Рашевский М. Рок-н-ролл   10k   Оценка:8.00*2   "Рассказ" Фантастика


    Рок-н-ролл

       -Тук-тук, есть кто дома? Вставай, соня! - это, конечно же, Вано. Его нетерпеливое тормошение не спутаешь ни с осторожным стуком Иоанны, ни с молчаливым присутствием Джона. Интересно, как слышит меня... кавказец, турок, узбек? До сих пор не разобрался... Скорее всего, как душераздирающий зевок.
       -Ва-анька... Ну? - Вано - ранняя пташка. Хотя, это у меня тут часы показывают полвосьмого, а у моего мучителя уже на три часа больше. Я рассеянно прозвонил каналы... наша прекрасная бельгийка уже с кем-то деловито общается... опять что-то с сигналом, какое-то странное удвоение... а вот Джон расслабляется после напряжённой репетиции.
       -Эй, а кому хорошего настроения? - Бог мой, он неугомонный, это точно.
       -Спрашиваешь, - потягиваясь, я пошаркал знакомить свои шлёпанцы с ванной. Привычно спросил, дождался привычного же не против - и подхватил на лету смесь из ветра в волосах, запаха цветущей чего-то-не-знаю, мягкого касания солнечного луча и распознаваемой уже лично Вановской радости жизни. Подхватил - и тут же отразил ещё по двум каналам.
       Рок-н-ролл!
       Ну, с добрым утром, что ли?
      
       * * *
      
       Сколько у вас есть знакомых, друзей, родных, о которых вы можете сказать, что живёте с ними душа в душу? Боюсь, что очень немного, а то и вовсе нет. Даже с любимыми не всегда удаётся наладить это чувствование, да и в семье душевное согласие - очень редко.
       Как вы думаете, может ли человек настроиться на другого, даже если никогда в жизни его не видел? Могут ли души вибрировать на одной и той же частоте? А, совместив свои колебания, не создадут ли они подобно доказанным волновым явлениям, эдакий душевный резонанс?
       Такие мысли возникают у меня порой, когда я виртуально пытаюсь репетировать свою речь перед будущим возможным собеседником. Да, конечно, понимаю, что чушь, но ведь как-то надо объяснить всё то, что с нами случается!
       Когда это произошло со мной впервые, то решил, что явно заработался, и пора брать отпуск. В самом деле, если вы вдруг, ни с того ни с сего, начинаете испытывать какие-то внезапные эмоции, не присущие настоящему состоянию дел, то выводы напрашиваются неутешительные. Потом последовали визуальные образы, галлюцинации. Не постоянно, но всегда - сильно. Даже - звуки. Как сейчас помню: восторг, овации, сцена... и лёгкий недоумевающий интерес, мол, ты кто? Так я познакомился с Джоном. На самом деле его, конечно, по-другому зовут, да и меня не Ванькой кличут, но то неважно. Мы совместно попытались разобраться, что это за выкрутасы природы. Слишком различные были эмоции, менталитет, восприятие одного и того же, чтобы списать это на сумасшествие. Как это общение вообще назвать можно? Разговор душ? Общение астральных тел? Не знаю. Неважно.
       Потом внезапно вмешался Вано. Как всегда, в самый неподходящий момент. С присущей тинэйджеру неуёмной энергией и не присущей нам с Джоном наглостью на грани пошлости.
       Мы ещё не умели всё это контролировать. Путались в том, что проходит, а что нет, да и вообще - что может получиться. Что-то хотели другим скинуть - и скидывали, не считаясь с мнением, не интересуясь последствиями. Например, однажды Вано открыл трансляцию нам своего секса с очередной подружкой. Оно, конечно, всё хорошо... если бы я в этот момент не принимал зачёты у группы второкурсниц, а Джон не прыгал по сцене, поднимая в воздух партнёрш в пачках... Я-то легко отделался, заработал всего лишь кличку "Озабоченного" среди студенток, а вот с австралийцем случился конкретный конфуз... Мы отомстили Вано, несколько дней топя его в собственном стыде. Одно хорошо - на таких проколах мы учились управлять этим непонятным свойством.
       А потом пришла Иоанна - и всё это наладила. Уясняя то, что с ней происходит, она с присущей европейцам методичностью расставляла всё по полочкам. Не боялась экспериментировать, затрагивала ранее нами не рассмотренные темы. Под её руководством мы выяснили, что самым мощным сигналом обладает Вано. Лучше всех ретранслирую я. Джон - больше всех может впитать, а Иоанне удавалось передавать даже изображения, а не только чувства, эмоции, мысли.
       Мы назвали всё это "Рок-н-ролл".
       Так и повелось. У кого-то радость - он и другим её посылает. Тем, кто тоже хочет эту радость испытать. Вдохновение вдруг поймал? Щедро делится с остальными! Как, вы не знаете, каково оно на вкус? Оно такое... такое... как... нет, всё равно не поймёте. А приходилось вам получать гордость? Сытость? Печаль? А счастье? Счастье - даром! Просто так... Удавалось? А вот мы смогли. Можем. И будем. Я так думаю.
       Как сейчас помню: готовился Вано к диплому. А ведь, как и все студенты - запустил, прогулял, не всё сделал. Вот и пришлось ему не спать ночами. А расплачивался кто? Правильно. Чуть ли не месяц ходили все сонные, зевали. Зато успел, чертяка! И долго нас кормил своей радостью и неуёмной энергией.
       Или как Джон с гастролей транслировал овации и восторг. Иоанне подкидывали креативные идеи... Меня храбростью накачали, когда я в подворотне на одних наткнулся... Сбежал, конечно, но с таким гордым видом!
       В общем, рок-н-ролл, ребята! Рок-н-ролл...
      
       * * *
      
       "Тук... Ва..."
       Ой, ну что такое? Только прилёг, уснуть даже усп...
       "ВАНЯ!!!"
       Нахлынуло!
       Буммм!!!
       Молотом-по-ногамрукамглазам-БОЛЬНО! И живот! Скрутило, смяло, сбросило с... Больно! Что! Случилось! Вано!
       "Умира..."
       Ветер в ушах, узкий конус света впереди мотоцикла, светящиеся глаза оленя, перебегающего дорогу, визг тормозов, удар! Темнота, и боль-боль-боль. Чёрные ветви на фоне синего, склон, а там, выше - дорога, а там выше - спасение, но ноги, руки, глаз, живот! Умира... "Тук..."
       Что же ты так, Вано?
       Извини, но я должен отключить тебя на чуток... Звонок.
       Улыбается стук Иоанны, ещё не спит. Зевает для него утреннее молчаливое присутствие Джона.
       Извините, ребята, но вот вам... "Ветер в ушах... Умира... "Тук..."
       Кто - что?
       "Только не живот!" - кричит Иоанна, и я понимаю, что... Джон успевает только пожать плечами, как я включаю всех нас. Ма-моч-ки!
       В далёком Лиере машина вползает на тротуар и, ткнувшись бампером в каменную кладку стены, застывает. Её хозяйка, бессильно уронив пульсирующие адской болью руки, закусывает до крови губы, но сдерживаемый стон прорывается наружу криком.
       В далёком Мельбурне мужчина, делающий пробежку, вдруг как подкошенный падает на дорожку. Схватившись за колени, он тихо воет. Над ним склоняется участливо девушка: "Эй, мужчина, с Вами всё в порядке?"
       Я не могу на это отвлекаться, хотя - вдруг! - я всё это вижу. Мой живот пульсирует болью, а правый глаз заслезился и запылал. Хорошо, успел вцепиться зубами в подушку, иначе прокусил бы язык.
       Но! Под далёким отсюда Ташкентом - я вижу "целым" глазом: молодой человек, лежавший пластом, переворачивается со спины на живот и, вцепившись руками в корни деревьев, подтягивает исковерканное тело вверх по склону. И вновь. Иоанна плачет от боли. "Мэм, что с Вами? Вызвать "скорую"? Помогает ногами. "Сэр, держитесь! Неотложка уже в пути. А я Вас узнал! Боже мой, да Вы же.." И снова. Туда, где светят фонари. Где ездят машины. Где спасут.
       Рывок. Ещё рывок.
       А через меня проходит всё. От Вано - ко мне, к Иоанне и Джону. От бельгийки и австралийца - рикошетом - вновь ко мне. Я - ретранслятор. Принимаю и отправляю. Открываю и закрываю. Вот от меня - открыто, от них - закрыто. И всё во мне. Бьётся в клетке. Почему не падаю в обморок от такой дикой боли? От неё же, наверное. Боль не даёт.
       Вой сирен, визг тормозов, пальцы на бровке, боль, боль.
       Только держись!
       Мы ещё станцуем наш рок-н-ролл!
       "Эй, смотри!" Почему я понимаю их узбекскую тарабарщину?
       "Скорые", "скорые" - везде. Только не у меня. Хорошо, не женат. Не поняла бы...
       Красно-чёрное всё, пульсирующее, но вдруг - словно свежим ветром повеяло. Я не ощущаю уже Иоанну, а Джона отключили ещё пять минут назад. Отключили. А ведь боль осталась. Та, что была на них. И та, что теперь стала моей. Красно-чёрное. Связаны мы, сцеплены, не отцепишься, не так просто, просто это... Больше чем боль, выше, чем боль, да что там боль!
       Но повеяло.
       В слезящимся (моём? его?) оставшемся глазе вижу заплаканное девичье личико.
       Мелькнуло белое и салатное. Пропала боль в ногах... руках... качающийся потолок машины, сирена...
       Я не надеюсь - верю, что всё. Успели.
       "Эй".
       Улыбка в ответ. Счастливая, усталая улыбка.
       "Эй, Вано, держись. Теперь-то всё позади. Слышишь? Позади всё. А впереди - ой, ты даже не представляешь, что нас ждёт впереди! Ты рожал когда-нибудь, Вано? Нет? Ну, вот и мне не довелось. А предстоит. Иоанна-то, понимаешь... Ты понимаешь?"
       Конечно, он понимает. Он улыбается, засыпая.
       А я встаю с пола, окроплённого кровью из прокушенной губы, сую в карман сколько-то там денег - и иду в ночной маркет. Надо отпраздновать. Воскрешение, так сказать. Рок-н-ролл высших сфер.
      
      

    152


    Леденцова Ю. Лесной эльф и принцесса в зелёном берете   9k   "Рассказ" Проза

       Не слишком маленький принц

    (история одного эксперимента)

      
       В мёртворожденной тишине пустыни Негев таились оглушённые звуки прошлого. Они и манили, и звали? Манили и звали бы. Если б могли, умели и намеревались. А пока - только роза, которую ему доверили охранять. Лис же не вегетарианец, он не питается травами. На то и расчёт.
       Роза была. С самого начала. Ещё до того, как появился смысл, и кое-кто решил провести эксперимент.
       Небо каменело ветхозаветной сухостью и, будто забытый кем-то в позапрошлом веке гербарий, готово было осыпаться вниз не манною, но застарелой перхотью стёртых в пыль листьев.
      
       Барашек скромно отрыгнул и принялся щипать травку.
       Или только делал вид, поскольку в пустыне мало что растёт - откуда взяться травке? Вот, может, только перекати-поле да роза. Алая Роза Прерий - плод нескольких селективных лет почти в полной изоляции. Роза пустыни, опыляемая залётным Стингом. Или это он просто пытался произвести опыление, а всё никак не выходило? Да и Стинг ли то был из рода Самнеров или рядовой Stinger - бог весть.
      
       Утомительно пахло пахлавой, протухающей рыбой, верблюжьим навозом и прелым сеном. Жжёным вороным крылом несло из распараллеленного - по случаю тезоименитства островного наследника - пространства. Пустыня Негев умело преломляла миражи в режиме "miracle", доводя их до антропоморфного совершенства.
      
        Лис хитро щурил глаз в направление Голанских высот, наивно уповая - обнаружить там хотя бы одного голландца. Но тем было недосуг: они занялись совсем не обрезанием роз, а разведением чёрных тюльпанов, в результате чего утратили статус титульной нации в собственном Отечестве. Прирученные выходцы из Африки и Немалой Азии смело выходили из-под контроля, не дожидаясь оговоренного договором срока - сорок лет. Мораль умерла на взлёте демократических свобод, деморализуя слабые души, обращая их в пыль - в ничто. Лис колебался - стоит ли что-то объяснять Маленькому. Принц и без того последнее время ходил, будто в воду опущенный.
      
       Тишину осторожно вспорол плохо заточенным вопросом сам наперсник - "второе я", третий глаз Лиса.
       - Хотел бы я знать, зачем звезды шестиконечные, в которых два равносторонних треугольника наложены друг на друга: верхний - вершиной вверх, нижний - вершиной вниз? - задумчиво сказал Маленький принц. - Наверное, затем, чтоб рано или поздно каждый мог понять - куда идти?
       - Шестиконечные звёзды похожи на перекати-поле, мой друг, - пробурчал Лис, незаметно выкусывая блох из прохудившейся от долгих скитаний по святым местам шкуры реквизита. - Но это не так интересно. Куда занятней звёзды пятиконечные - пентакли... они же гигиеи. В зависимости от окраски данные символы могут - как охранять покой, так и нести разрушение, служить золотым сечением в математике и разбивать сердца неверным мужьям в колдовской практике.
       - Это очень походит на каши быстрого приготовления - "пять злаков", "шесть злаков". Что-то мистическое, злаковое. Нет, пожалуй, знаковое!
         - Есть много в мире, мой Маленький друг... - начал было Лис, но вовремя сдержался, уступая место старику Шекспиру.
       Однако сэр Вильям предпочёл натуральный "Глобус" чистоте и стерильности выдуманных миров ближайшего будущего. Он молчал, как сама пустыня Негев - гордо и символично. И никто из гоев не сумел бы его в том упрекнуть, хамсин тому порукой.
       - Послушай, Лис, куда мне отсюда лететь? - поинтересовался Маленький принц.
       - А куда бы ты хотел попасть из страны вечно невидимых бедуинов? - переспросил Лис.
       - Я бы хотел идти на все стороны. Разом. Кочумать.
       - Ты имел в виду - кочевать?
       - И это тоже.
       - Тогда все равно, куда держать направление, - ответил Лис. - Отправляйся на все пять сторон пентаграммы. Это правильный многоугольник, потому окажешься в правильном месте.
       - Но его ведь можно перевернуть, этот пентакль, не правда ли?!
       - Не только перевернуть, но и добавить к пяти углам шестой; тогда всё обернётся полной чушью - аннигилирует, - предостерег Лис.
       - Подумать только, из-за какого-то угла легко превратиться в ничто.
       - В ничто можно обратиться, лишь только задумавшись о вечности, никак её не провоцируя вечными стонами-обстоятельствами, корректирующими недостойное поведение, вдруг ударишься в преображение, - сострил Лис, состроив хитрую гримасу интеллектуального торжества. - Аннигилировав, ты можешь исчезнуть здесь, но появиться там, где тебя пока нет. Понимаешь?
       - В словах твоих слишком много ненужного фрейдизма и мистической физики, - осадил гордеца принц. - Я тебя приручил, я тебя и убью... Впрочем, ты мне не Ондрiй, как и я тебе не Тарас...
       - И это при живом Гоголе?!
       - Позволь уточнить - при вечно живом.
       - Сынку! - Лис был поражён. - И ты приручил меня?!
       - Не уверен в достоверности фактов. Явление это необъяснимо. Вернее, не объяснено до сих пор наукой.
       - Лучший способ выяснить или объяснить что-то, это самому все проверить, - подсказал Лис.
       - Ой! - обрадовался Маленький принц, - Тогда при объединении пентаграммы и гексаграммы образуется одиннадцать измерений Теории струн. Но... смотри, Лис, многоугольники не накладываются друг на друга, им что-то мешает. Мертва теория, друг мой?
       - Верно, друг мой! Да и зелень давным-давно ничем уже не обеспечена. Какой тогда смысл в измерениях, в которых нельзя разделить Добро и Зло или сложить многоугольники? Бессмысленно смешивать каши "пять злаков" и "шесть злаков" - получить одиннадцать компонентов в итоге вряд ли удастся. По закону ограниченности поливариантных фракталов. Впрочем, не уверен.
       - Если в этом мире все бессмысленно, почему бы не выдумать какой-нибудь смысл? - удивился Маленький принц.
       - Все так и делают! - заметил Лис. - Только потом начинают верить в то, что сами придумали. Так случилось с религией... много-много тысяч лет назад. Так случится с криогенезом... когда-нибудь вскоре.
       - Получается здесь - как у Гоголя! Если ты породил смысл, то ты его и убьешь?
       - Хммм, - задумался Лис, подыскивая определение, и наконец, сказал с сожалением: - Экзистенционализм какой-то!
       Но при этом сам он думал о Бодрийяре и симулякрах.
         - Порождение смысла - трудное дело, - продолжил Лис. - Его никогда не хватает на всех.
         - А где же взять, если не хватает? - погнал волну Маленький принц, облизывая марку из Голландии, присланную дедушкой Енотом, племянником знаменитого Сурка Фила из Пенсильвании. - Неужели брать в долг?
         - Что ты, никогда не бери кредитов, малыш, иначе козлёночком станешь. Кстати, как там козлёнок - он уже насытился, употребив в пищу Алую Розу Прерий?
         - Кому-то придётся ответить за козла, - пригорюнился принц. - А всё начиналось так славно - с философии и геометрии подсознательного.
         - По-моему, у тебя был барашек, а вовсе не козёл? - засомневался Лис.
         - Какая теперь разница, если я его тоже... приручил, эх...
        
       Огни в Версале погасли. На Францию свалилась Варфоломеевская ночь. Бретань истекала сырами бри, фламандцы в срочном порядке надевали сабо и спешили отдать почести монаршей особе обоего пола, а в Дюнкерке плавился на жаре сухогруз "Император Икутагава"... И только Ницца томилась в безмятежной похоти предвкушений. Символы продолжали довлеть над здравым смыслом.
      
        - Видал я симулякры без смысла, но со смыслом! - удивлённо констатировал Маленький принц. - Это все равно, что мораль от Толстого или евангелие от Баобаба!
       - Ну-у-у, тут уж ничего не поделаешь, мы все здесь сумасшедшие, не только Гоголь, но и ты, и я.
       - А с чего ты взял, будто я сумасшедший?
       - Это должно быть так, - ответил Лис. - Иначе бы не ты сюда не попал. Об аннигиляции помнишь?
       - Тогда интересно посмотреть станет ли кто-нибудь из нас умнее, если его выпустить.
       - Я тебя породил, я тебя и не выпущу, - подвел итог невидимый автор.
        - Без выпуска много ли намечтаешь? - усомнился Маленький.
      
       - Об этом лучше спросить Лиса, - быстро ответило расторопное эхо пустыни Негев.
       - А может, всё-таки автора?
        - Так ведь Лис и есть автор, - прошелестел лёгкий сполох ветра.
        - Нет, автор - это Годо...- пояснил Лис.
         - Годо мне неизвестен, - огорчился Маленький принц.
        - Здравствуй, Поццо, - улыбнулся ему Эстрагон в маске, из-за которой торчали лисьи уши, и полез обниматься.
        Маленький Принц сходил по маленькому и заплакал. Годо всё не шёл. 
       - В создавшейся ситуации, очевидно лишь одно, - сказал Лис, снимая домино, - если Годо все время будет идти и идти, то он обязательно появится с обратной стороны. Подождём?
       - Себя ждать, куда трудней, чем других, - возразил Маленький принц. - Ведь самого себя глазами не увидишь? 
       Вопрос оказался трудным.
       Пытаясь найти на него ответ, Лис так глубоко задумался, что из наметившейся абиссали заметил, что не думает он немного раньше, чем думает. 
        - Поясни, - извлёк Лиса со дна апористичности Маленький принц, - ты сказал, что если Годо все время будет идти и идти, то он обязательно появится с обратной стороны...
        - Ну да, сказал. Что-то не так?
        - Всё так, просто меня интересует - с обратной стороны чего? С обратной стороны чего он появится?
        - Хм, дай сообразить... Наверное, с обратной стороны луны.
        - Так ты хочешь сказать, будто Годо - Сид Баррет, который опоздал на концерт в Помпеях в 1969-ом?
        - То, что я хочу, гораздо более изысканно, мой маленький друг, чем я имею возможность представить в своём воображении на стадии предварительного недуманья.
        - Ты говоришь загадками Лис!
       - Если бы ты знал, какими загадками я не говорю!
       - И какими же?
       - А вот относительно твоего барашка, Маленький... - рассеяно заметил Лис. - Но сейчас не о нём. В мире элементарных частиц, разумеется, существуют события, которые не могут происходить, будучи отраженными в зеркале, но если всё время идти против ветра, то наверняка попадёшь в то место, откуда он дует.
       - Хм, но ведь если идти по ветру, то придёшь в ту же самую точку! Выходит, куда бы ты ни шёл, везде будут одинаковые движения воздушных масс, а ветер всегда будет дуть из одного и того же места относительно идущего ему навстречу или движущегося параллельно с ним.
       - Ты имеешь в виду существование мирового эфира, заполняющего пустоту, посредством выявления "эфирного ветра"? 
       - Я рассказал все, что имел в виду, - пояснил принц. - А про то, что не имел - говорить не стану, потому что тогда я буду совсем другой. Сам же твердил, мол, иначе бы не ты сюда не попал. А ещё - "об аннигиляции помнишь"?
       - Кажется, я догадался, почему ты меня больше не понимаешь, - заметил Лис с укоризной. - Всему виной "одиннадцать злаков".
       - Что значит "больше"? - обиделся принц. - Я вообще ничего тут не понимал, а рассказывал только то, что видел!
       - Тем более! Понять больше, чем ничего, - легко и просто. Вот если бы ты понял меньше, чем ничего, - это был бы фокус! А так - никакого смысла, кроме своего собственного! 
       - Значит, никогда не нужно считать себя не таким, каким тебя не считают другие? 
       - Совершенно верно, дорогой принц! Тогда другие не сочтут тебя не таким, каким ты хотел бы им не казаться! 
       Смысл продолжал болтаться на ниточке мирового сознания, герои же всё не унимались, желая не распутать противоречия, а увести оные по тупиковой ветви развития, лишь бы отстоять свою правоту.
      
        На этом бы закончить эксперимент да всем спать отправляться, только желание произнести последнее слово никак не уравновешивалось пониманием того, будто смолчавший останется философом-киником в отличие от бочара, заточившего и Диогена, и безымянную царицу с малолеткой Гвидоном в тару из епархии Дионисия Вакха.
      
       - Мне хотелось бы быть, а не казаться, - загундел принц, настаивая на своём праве первородности.
       - Угу, - смолчал умный Лис.
       - Я требую, чтобы моё мнение уважали! - осмелел принц.
       - Гхм, - вновь стерпел Лис.
       - Я хочу ходить, как по, так и против ветра, когда сочту нужным... - пошёл вразнос принц.
       - Пст, - остался равнодушным Лис.
       - ... и наполнять собой эфир в любой точке пространства!
       - Кхрг.
       - И чтобы все понимали, кто их приручил, и пели б осанну в мою честь!
       - Довольно! - сказал Аркадий Семёнович Лис и вызвал санитаров. А эксперимент с "барашком Шрёдингера и съеденной/не съеденной розой/не розой" продолжился уже без участия младшего научного сотрудника по имени Маленький принц.
      
       Маленький принц of Persia стал большим человеком. Он прошёл очередное испытание и теперь наслаждался нирваной на предпоследнем - девятом - уровне интерактивной игры "Миры Данте, персики Времени". Переодетые падшие ангелы готовили Принца к встрече с Его Неподобием.

    163


    Райц А. Я люблю, я дышу   4k   Оценка:9.00*3   "Миниатюра" Проза

      
      Он смеялся, когда друзья, шутя, расхваливали холостяцкие радости.
      Ему надоела вечная погоня за эфемерной и недоступной мечтой.
      Твердо стоять на ногах, глядеть в лицо опасности, не бояться смерти -это все было его жизнью. И подруга должна быть ему под стать. Он нашел её, даже имена у них совпадали, не говоря о жизни, которую он не мыслил без нее. Их дороги должны, наконец, совпасть,соединиться в скрещении.
      .
      Он выбрал любимую из множества похожих; таких же соблазнительных, как она, с раскосыми зелеными глазами, в пышных зимних нарядах. Но именно в её глазах он разглядел непримиримый огонь противостояния судьбе. Его выбор состоялся год назад, но она все раздумывала. Наверно, виновата была в этом ее мать, которая постоянно что-то вынюхивала о нем и его семье.
      
      Но он был уверен в себе и, несмотря на сопротивление, упорно и методично продолжал ухаживания. Конечно, каждый по-своему добивается взаимности. Он точно знал, что только сила и ловкость, беспощадность к врагам и нежность к подруге проложат ему путь к вечной любви.
      
      Это был решающий год. Она больше не могла игнорировать настойчивого кавалера, ей не хватало аргументов для отказа, он действительно был хорош!
      И они объединили свою неутолимую страсть. Вершиной их взаимной любви стали двойняшки, двое бесподобных малышей, широких в кости - в отца, умных и хитрых - в мать.
      Счастливый и обласканный, он потерял чувство опасности, расслабился, и теперь..., теперь он потерял все.
      
      Разоренный дом, пустая поляна, где прежде играла его любимая с детьми, и ничего не понимающая косуля,- вот все, что он нашел там, где прежде ждала его счастливая обитель. Косуля смотрела на него влажными глазами, как будто что-то понимала в нечеловеческом горе и хотела утешить.
       Что глупое животное могло знать о холодном одиночестве, горьких воспоминаниях и неиссякаемом чувстве вины? Виноват ли он, что потерял всех в один день? Виноват ли в том, что был слишком занят заботами о пропитании семьи...?
       Виноват, виноват! Он чувствовал себя голым от сознания этой неизвестно откуда взявшейся вины.
      
       Он был уверен, что без предательства не обошлось. Сначала он рассчитается с убийцами, а потом найдет предателя...
      
      Так думал волк, преследуя охотников, лишивших его будущего,любви и жизни.
      Ярость и гнев охватывали его снова и снова, когда он находил кровавые отметины на свежих следах врагов. Он увидел, что охотники беззаботно расположились у костра, а рядом бесформенной кучей лежали его дети и подруга, и кто-то там еще.
      
      Он не мог больше сдерживать затопившую сознание ярость, огромным прыжком бросился на сидящего к нему спиной человека. Начал рвать зубами толстую кожаную шкуру, хранившую запах убийства.
      Прогремевший выстрел уложил наповал матерого волка,неожиданно выскочившего из леса.
      
      - Петро, надо быть осторожней. Говорил тебе: оставь дежурных у логова, чтобы дождаться этого ...,- не найдя подходящих слов, охотник покосился в сторону лохматого поверженного зверя и продолжил назидательно, - Не могла самка одна таких больших волчат вырастить. Год для волков был голодный, лис почти не осталось; барсуки, зайцы и те в другие леса ушли. Почему эта пара осталась в опустевшем месте, не понятно...
      На наше счастье волк большой, и выстрел шкуру не повредил, за неё долларов 60 заплатят.
      
      Потом он осторожно подошел к волку, поддел его ногой, присел, разглядывая маленькую дырочку - след от пули, рядом с ухом зверя. Пуля осталась в голове, это и спасло жизнь Петрухи, иначе и его уложил бы в придачу.
       - Башковитый был,- думал охотник, тяжело таща тушу волка за хвост к общей куче,- надо быстрей освежевать и обработать шкуры, а то на них много не заработаешь...

    164


    Фри И.Н. Цветочные эльфы гибнут зимой   10k   Оценка:9.71*7   "Рассказ" Проза

      Цветочные эльфы гибнут зимой...
      
      ... так называлась книга в ледяных руках Жени. Этот пухлый томик скрывал под своей черно-белой обложкой коллекцию душераздирающих рассказов, где все истории, вне зависимости от того, насколько чудесно они начинались, заканчивались одинаково - трагически. Впрочем, депрессивные мотивы прекрасно соответствовали обычному настроению Жени.
      
       Сегодняшнее пасмурное утро не было исключением. Стояла погода из тех, что бывают нередко весной, когда тусклое солнце никак не может пробиться сквозь низкие облака, а раскисшие ошметки снега из последних сил цепляются за не вполне растаявшую грязь. С любимой скамейки Жени из живности в парке виднелись лишь черно-серые вороны. Сварливые птицы деловито расхаживали по тропинкам, ковыряли мусор и шумно делили добычу. В целом, этот весенний пейзаж напоминал Жене размороженный в морге холодильник, когда его содержимое то превращается в лед, то снова подтаивает и сочится наружу отвратительными, жирными каплями. И хотя насчет ворон у Жени тоже были некоторые мысли, однако посторонним о них уж точно лучше не знать.
      
       Пальцы Жени неторопливо и с удовольствием перелистывали страницы очередного реалистичного кошмара, когда на противоположном конце аллеи появилась человеческая фигура. Вот это как раз и не нравилось Жене в парках. На кладбище в такую погоду обычно бывает гораздо менее многолюдно, разве что, какая-нибудь беспокойная старуха забредет. Да и она, едва заметив на могильной плите тощий силуэт в черном капюшоне, сбежит поскорее вон, крестясь торопливо и матерясь на ходу.
      
      Между тем фигура с другого конца аллеи бодро приближалась. При этом создавалось впечатление, что она, как мячик, скакала по дорожке, радостно подпрыгивая на каждой кочке и весело проваливаясь во все трещины расползавшегося от старости асфальта. Еще издалека было видно, что одет колобок во все нестерпимо-яркое, провокационное и скандальное. Ядовитая цветовая гамма немедленно вызвала у Жени приступ тошноты, а приторный звон бубенцов на многочисленных браслетах - головную боль. В результате было невозможно установить, что в облике невыносимой фигуры сильнее всего вызывало раздражение: то ли зеленый берет с необорванным ценником, то ли бесформенные штаны, состряпанные, похоже, из лоскутов тканей разных цветов и текстур.
      
      Поравнявшись со скамейкой, эпатажная персона вдруг резко затормозила и лучезарно улыбнулась.
      
      - Привет! - раздалось Жене прямо в лицо.
      
      После такого приветствия укрываться за книжкой стало невозможно. Жене пришлось отложить её и ответить, вложив в интонацию как можно больше желчи:
      
      - Здравствуйте.
      - Ох! Чудесно! Я вижу у тебя и книга с собой. А у меня тоже всегда есть! Вот, смотри!
      
      И жизнерадостный шарик начал размахивать потрепанным экземпляром стихотворений Булата Окуджавы.
      
      - Правда, чудесная книга?! Я её просто обожаю!
      - Э... Ну, да.
      
      Так совершенно неожиданно у Жени появилось свое личное рыжеволосое счастье, которое с гордостью носило обыденное имя Саша и с яркостью пульсара источало заразительную энергию.
      
      Познакомившись однажды весной, Саша и Женя больше не расставались. Злые языки капали ядом и шипели, что союз настолько разных людей неестественен, не имеет под собой почвы и, как следствие, не продержится долго. Доброжелательные знакомые, напротив, обнаруживали в этой паре подтверждение даосской философии инь и ян, физических законов притяжения разнозаряжённых частиц, психологического дополнения одного характера другим и даже феномена слияния душ в единое целое и гармоничное. Так или иначе, спустя год эти двое были по-прежнему неразлучны. Нет, конечно, у Саши с Женей были ссоры и скандалы, да ещё какие, но все трудности преодолевались и экстравагантная пара была счастлива.
      Более того, несмотря на все странности и различия, ребята, пожив вместе, начали потихоньку перенимать привычки друг друга. Так, например, в библиотеке Жени появились книги со счастливым финалом, а в гардеробе Саши - одежда строгого покроя. Жене начали нравиться праздники, не все, но некоторые, вроде Нового Года, а Саше стали по душе плохая погода, сумрак и долгие прогулки вдали от людей.
      
      Как-то осенью, во время одной из подобных вылазок, Сашу занесло в парк, к той самой скамейке, где они впервые встретились с Женей. Был уже поздний вечер, накрапывал дождь, но воспоминания нахлынули столь ярким, беспорядочным потоком, что серое небо и общая унылость окружающего пейзажа перестали иметь значение.
      
      Как же это всё было глупо, но одновременно удивительно и прекрасно! А самый первый поцелуй, а нежность объятий? А музыка волшебных слов любви? Стыдливая неловкость наготы и затаённая страсть прикосновений...
      
      Из задумчивости Сашу вывел грубый окрик:
      
      - Эй, ты, чучело, б...дь, расфуфыренное! Я к тебе, сука, обращаюсь!
      
      К Саше вплотную подошла группа из троих неприятных граждан в спортивной одежде. Пахнуло дешевым алкоголем и табаком. В синеватых от наколок пальцах, говорящий демонстративно держал зажженную сигарету.
      
      - Чё ты зыришь, б..дь? Закурить есть, на?
      - Я не курю.
      - А сосать умеешь, б..дь?
      
      Оставшиеся двое уголовников в это время обошли Сашу со спины. Услышав реплику своего вожака, они поддержали его смешками, улюлюканьем и нецензурными комментариями.
      
      - Нет!
      - П..дора ответ! - ляпнул главарь свою обычную, но не всегда уместную шутку.
      - А в жопу даешь? - послышалось из-за спины слева.
      - Нет!
      - Ну, давай, сука, не ломайся. Все извращенцы любят это.
      - Нет!
      - Коляныч, хых, такие любят грубо, - донеслось из-за спины справа.
      - Нет!
      - Не ври мне, б...дь!
      
      И не дожидаясь ответа, Коляныч ударил Сашу в лицо, а те двое навалились сзади.
      
      Не получив желаемого добровольно, уголовники сначала избили свою жертву до полусмерти, а потом изнасиловали бутылкой из-под пива. Обнаружить Сашу удалось только утром, когда собачники отправились на утреннюю прогулку, и один из четвероногих питомцев выволок на дорогу окровавленный разноцветный зонт.
      
      В больнице Женю долго не пропускали к Саше. "Только для родственников, - упорно твердил медицинский персонал, - ... в реанимации, без сознания, время посещений вышло..." Зато Жене удалось познакомиться с Сашиной семьей. Это были самые обычные замученные жизнью люди, неприметные обыватели. Родители Саши смотрели на Женю подозрительно, было заметно, что они очень не одобряют их отношений. А когда Жене удалось, наконец, прорваться в палату, они остались стоять за спиной и внимательно наблюдали. Вероятно, подозревали, что Жене придет в голову совершить что-то предосудительное. Это было невыносимо.
      
      Ближе к вечеру врачи сказали, что опасность миновала и кардиомонитор отключили.
      
      Смерть пришла ночью, тихо и незаметно. До самого утра никто так не узнал, что Саши больше нет. Все думали, что спит. Наступал рассвет, и в его лучах казалось, что избитое Сашино лицо сияет изнутри волшебным светом, а на полных губах играет легкая, едва заметная счастливая улыбка. Рядом с больничной койкой на тумбочке лежал, принесенный Женей, томик стихотворений. Разноцветной закладкой в книге была отмечена любимая Сашина страница:
      
      Когда внезапно возникает еще неясный голос труб.
      Слова, как ястребы ночные срываются с горячих губ.
      Мелодия, как дождь случайный, гремит и бродит меж людьми
      Надежды маленький оркестрик под управлением любви.
      
      В года разлук, в года смятений, когда свинцовые дожди
      Лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди.
      И командиры все охрипли, тогда командовал людьми
      Надежды маленький оркестрик под управлением любви.
      
      Кларнет пробит, труба помята. Фагот, как старый посох, стерт.
      На барабане швы разлезлись, но кларнетист красив, как черт.
      Флейтист, как юный князь, изящен, и в вечном сговоре с людьми
      Надежды маленький оркестрик под управлением любви.
      
      
      От автора
      
       Этот текст я дарю всем, кому не знакомо чувство любви, и он ошибочно принимает её за секс или извращение.
      
      В интернете, на сайте proza.ru, фонд "Великий Странник Молодым" проводит разнообразные литературные конкурсы. В частности, в правилах участия говорится, что "... произведения об однополой любви и других сексуальных извращениях рассматриваться не будут...".
      
       06.09.2013 года на сайте samlib.ru, вопреки правилам конкурса "Русская Рулетка" этот текст был исключен из конкурса с формулировкой: "Вы одобрили комментарий к своему рассказу, в котором участники и организаторы были названы "гомофобами", а также "совковым быдлом"".

    165


    Хитрюгов И.И. Мышка   6k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Мистика

      Рассказ "Мышка", 2013г
      ****
      Киев, 1071 год. Княжеское подворье.
      - Ты пойми Олег, нельзя его просто казнить! Одержим он, и просто смерть не сулит нам избавления от той погани, что привнесена в этот мир! - старый волхв Одух, пытался вразумить молодого князя Олега на верное наказание преступника.
      - А может ты предлагаешь, чтобы он за всех свободных людей, которые пали от его руки заплатил виру и тем самым избавил себя от всех душевных страданий? Он не остановится на содеянном. Или для тебя смерть десяти невинных детей и матерей ничего не стоит?! - князь перешел на крик и весь покраснел от напряжения.
      - Мне скорбно, от произошедшего, но...и вира не выход - продолжил волхв.
      - Так что же ты хочешь от меня? Говоришь о скорби, а с меня народ требует мести, публичной казни! И какой выход, волхв?
      - Отдай его мне. Я проведу ритуал переселения духа в другое тело, в котором он будет неопасен и обречен на вечные скитания в пределах замкнутого круга. За народ не беспокойся, объявляй дату казни, и всем кто придет на нее я проведу сильное внушение, поэтому вера в твою справедливость не будет умалена.
      - Делай, как знаешь! Завтра этой падали быть в темнице не должно! - князь поддался на уговоры и с силой хлопнул Одуха по плечу. - И помни, я пошел тебе на встречу не из-за твоего права вече низвергнуть меня, а потому что ты еще ни разу не предал - добавил Олег перед уходом.
      - Я знаю князь - тихо молвил волхв.
      ****
      Волхв медленно приближался к фигуре мужчины, который сидел на стуле связанный по рукам и ногам. Тот самый убийца, о котором ведал князь, с едкой ухмылкой смотрел прямо в глаза Одуху. Его не тяготили мысли о совершенных им деяниях, а наоборот питали изнутри, придавая сил.
      - Одух! Жалкий приспешник князя! - радостно прорычал он. - Ты пришел, чтобы убить?
      - Не пытайся принизить меня Мерзд . Твоих сил явно мало для этого. - спокойно ответил Одух.
      Воздух в подвале был пропитан сыростью и смердящей вонью, которую источал Мерзд. Волхв подошел совсем близко и невольно поморщился от внешнего вида убийцы. Грязные, спутанные волосы жалко свисали кудлатыми комками и падали на лицо, прикрывая безумный взгляд воспаленных и постоянно гноящихся глаз. Рот ощерился в улыбке, обнажив гнилые черные зубы и толстый язык, неуклюже высунутый в попытке облизнуть потрескавшиеся губы. Неестественно оттопыренные уши с сросшимися мочками, придавали ему сходства с нечистью.
      - Что же ты медлишь? Давай! Я вижу у тебя в руке кинжал, так проткни мое сердце! - дико заорал Мерзд и постарался порвать удерживающие его путы.
      - За твои деяния, это будет слишком просто - ответил Волхв и молча достал из кармана своего плаща-накидки обычную полевую мышь.
      - Ты решил поиздеваться и насмешить меня Одух? - заржал убийца и из неприкрытого рта полетела слюна.
      Волхв молча положил мышь на колени Мерзду, а сам клинком надрезал себе руку на ладони. Затем взял маленький кусочек хлеба и обмакнул в стекающую кровь. После этого поднял мышь и скормил кусочек хлеба, тихо прошептав заклинание.
      Мерзд все это время не переставал хохотать, сотрясая пустое помещение гулким скрежещущим смехом. В такой момент Волхв резко, схватил убийцу за подбородок и протолкнул мышь в глотку, от чего смех прекратился, Мерзд начал задыхаться, дико раскачиваясь на стуле. Через минуту все стихло, тело обмякло, а голова безжизненно повисла на груди.
      Одух ухватил убийцу за волосы и запрокинул голову назад при этом, продолжая шептать обрядовое заклинание. После его слов, тело убийцы пошло судорогами и начало неестественно дергаться. Одух сделал шаг назад и повторил уже громче:
      - Проклинаю тебя Мерзд! И пусть тело поганой мыши станет тюрьмой черной души навеки. Не будет тебе выхода из этой ловушки, ибо печатью к ней станут любовь к тебе, кусок хлеба и кровь. А этому не бывать никогда!
      При последних словах тело убийцы вздрогнуло и изо рта выбралась окровавленная мышь, неуклюже скатилась по телу, прошмыгнув в стеновую щель.
      ****
      Город Љ*** Наши дни.
      - Папа, нуу папа! - кричал мелкий Артемка, лет семи от роду.
      -Что ты визжишь, точно дикий поросенок?
      - Смотри вон зоомагазин, давай зайдем - радостно тыкал пальцем мальчик в сторону стеклянного павильончика с вывеской "ЗвероДом".
      - Ладно! Только на пять минуточек, договорились? - ответил отец.
      - Ага - бросил Артемка и побежал вперед утягивая отца за собой.
      Внутри стоял затхлый воздух, пахло звериным пометом и потом. Сынишка начал метаться между клеток с животными и время от времени оглашать пространство криками вроде: Кошка, Кролик, Шиншилла, Попугайчик!
      Возле одной из клеток он подзадержался и позвал отца:
      - Папа, нуу папа! Иди сюда! Смотри здесь мышки, какие смешные, Микки-Маусы! Давай купим одну!
      - Нет, Артемка! Еще крыс всяких мне дома не хватало.
      - Ну, пап, а можно я ее хлебушком покормлю?
      - Может не надо - неуверенно ответил отец, но отломил кусочек от булочки.
      - Нуу, пап! - снова заканючил мальчишка.
      Артемка просунул тоненькие пальчики сквозь решетку и поманил одну из мышек кусочком хлебушка.
      - Ай, больно же! - вскрикнул неожиданно мальчик.
      - Что случилось? Укусила? А ведь я ж говорил, что это плохая идея! - обеспокоено сказал отец, рассматривая небольшую ранку на правой руке сына.
      - Ну и что, а я все равно мышку люблю эту, хоть и кусачую! - отозвался Артемка.
      В эту самую минуту мышонок, поблескивая пуговками черных глаз, жадно доедал кусочек булочки пропитанный свежей кровью и любовью к нему.
      
      
      

    166


    Ефремова Н.В. Стихотворения   7k   Оценка:9.32*9   "Сборник стихов" Поэзия, Лирика

    ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА. Стихи, отмеченные "*", вошли в роман "Осколки памяти"

      Сон*

      Вырвался краткий, глухой и горячий
      Стон.
      Снова приснился в кошмаре незрячий
      Он.
      Снова кричал и отчаянно звал
      Свет,
      Зная, что солнца теперь для него
      Нет.
      Руки протягивал, медленно вел
      Шаг
      Мой неприступный, но ныне поверженный
      Враг.
      Черные мысли остались о том
      Сне.
      Зеркало снилось в безумную ночь
      Мне.

     

      Найди меня*

      Иди по дрожащей дорожке луны,
      По темной глади озер,
      Пусть гром не нарушит покой тишины
      И дождь не погасит костер.

      Возьми себе в сестры тоску и грусть,
      Что плачут с тобой во сне.
      Все ветры, все реки, все тропки пусть
      Тебя приведут ко мне.

      Возьми себе в помощь мои мечты,
      Их нет вернее в пути,
      Они станут светом твоим, и ты
      Сумеешь меня найти.

     

      Ворон*

          Эрику Дрейвену - Брендону Ли
           "It can't rain all the time"

      Дождь не может идти все время.
      Слезы неба кончаются вскоре,
      Облегчая чужое бремя,
      Заглушая чужое горе.

      Лишь тебе он помочь не сможет,
      Не уменьшит тоску и ярость.
      Долг уплачен сполна. И все же
      Непонятная боль осталась.

      В мире зла Божий суд не страшен,
      А любовь ничего не значит.
      ...Там, над крышами черных башен,
      Небо плачет и ворон плачет.

     

      ***(*)

      Скоро все закончится,
      Надо лишь дождаться.
      То ли плакать хочется,
      То ли улыбаться.

      Давит ожидание,
      Как гнилая слякоть,
      И дрожит признание:
      "Я устала плакать..."

      Надоело мучиться
      С деланной улыбкой.
      На ошибках учатся
      Создавать ошибки.

      Скоро все закончится,
      Есть к чему стремиться.
      То ли верить хочется,
      То ли удавиться...

     

      ***(*)

      А внутри - нетающий лед,
      А в душе - навеки зима,
      Испытавший это поймет,
      Как внезапно сходят с ума,
      Оставляют добрый очаг
      И уходят в черную ночь,
      В бесконечный холодный мрак,
      Где никто не сможет помочь,
      Подсказать, уберечь, простить,
      Отвести от сердца беду.
      И становится незачем жить
      И метаться, словно в бреду.
      Вот тогда - в самый раз петля
      Или верной шпаги эфес,
      Чтобы стала чужой земля
      И родной - пустота небес.
      Будет больно на миг, зато
      Так легко обрести покой
      И уйти навсегда в ничто,
      Потому что ушел другой.

     

      Последний день

      Смотри, какой жестокий закат −
      Три тысячи алых шпаг!
      Ушедший день не отдаст назад
      Исправить неверный шаг.

      Не даст вернуть беспощадных слов.
      Изранивших сгоряча.
      И будет мучить твою любовь
      С достоинством палача.

      Из памяти нелегко стереть
      Ошибок вчерашних тень.
      И остается только смотреть,
      Как тает последний день.

     

      О любви

      Она не ищет покоя.
      В порыве безумной страсти
      Она играет тобою
      И яростно рвет на части.

      Согнешь перед ней колени -
      Ей будет этого мало.
      Она в бушующей пене
      Тебя разобьет о скалы.

      Измучает и раздавит -
      Ей нет желанней награды.
      Она все равно заставит
      Просить у нее пощады.

      Жестока, как зимний ветер,
      Слепа, как туманный берег.
      И лучше, ее не встретив,
      Блаженно и глупо верить.

     

      Смерть Гамлета

        Романову В.В.

      Мне бы коснуться твоих волос,
      С шеи убрать окровавленный бант.
      Жизнь или смерть - вот в чем вопрос.
      Снова ты выбрал второй вариант.

      Мне бы кричать в безысходной тоске,
      Глухо рыдать у тебя на плече.
      ...Острая сталь в неподвижной руке
      Тускло мерцает в оплыве свечей.

      Мне бы поддаться жестокой судьбе,
      Царственно бархатный траур носить,
      Я же решаю, прижавшись к тебе,
      Странный вопрос: умереть или жить?

      Умер мой Гамлет...

     

      ***

      А во мне умирал лирик,
      Криком жалобным рвал душу,
      Рифмовал слабый стон в мире,
      Где он был никому не нужен.

      Вам, служители уравнений,
      Предстоит прозябать столетья.
      А во мне умирал гений
      Краснословья и речецветья.

      Математики рек лунных,
      Вам бы взять, доказать совесть.
      А во мне, оборвав струны,
      Угасал мой живой голос.

     

      Вслед февралю

      Однажды шагну я на улицу
      Под позднефевральскую радугу,
      Увижу, как полдень хмурится,
      И снова мне станет радостно.

      Пройдусь с городскою порошею,
      Что сахаром пепельным крошится,
      И сложится все по-хорошему,
      Я верю - когда-нибудь сложится.

      В толпу на проспекте заснеженном
      Вольется мое одиночество
      И сгинет притворно-рассерженно,
      А мне снова жить захочется.

      Последняя туча уронит снег,
      Капели весенние взбесятся,
      И в памяти похоронятся
      Тревоги минувшего месяца.

      

    167


    Шлифовальщик Свадебное видео   12k   Оценка:9.29*7   "Рассказ" Фантастика


    СВАДЕБНОЕ ВИДЕО

       Она была нескладной и некрасивой. Безвольная глупышка, она верила каждому, кто плёл ей о высоких чувствах и вечной любви. Верила женатикам и алиментщикам, ловеласам и проходимцам. Потом страдала, бегала за очередным обманщиком, плакала все ночи напролёт и снова обжигалась, уже с другим. Она напоминала телёнка: такие же грустные большие глаза и такая же телячья готовность идти за хозяином на верёвочке. Эта покорность и доверчивость манила сердцеедов, рядом с ней любой маменькин сынок казался волевым брутальным самцом.
       Полгода назад мы столкнулись на улице, и я почему-то пошёл за ней, заворожённый грустными глазами. Она села в переполненный трамвай, и я, как загипнотизированный, втиснулся следом. Толпа плотно прижала нас друг к другу, и я обнял её за талию.
       "Ты хочешь дружить со мной?" - вдруг спросила она.
       "Конечно", - ответил я, немного смутившись от такой прямоты.
       "У меня дома есть виноград" - сообщила она.
       Я так растерялся, что смог только промычать в ответ. И с того дня мы стали дружить. С ней можно было беседовать о чём угодно. Я сам себе казался остроумным и интересным собеседником, потому что она умела слушать и восхищаться моими глубокомысленными изречениями. Вечерами мы встречались, а днём перезванивались и часами болтали о ерунде. Она любила писать записки и прятать их в мою одежду. На работе я неожиданно наталкивался на них и с удовольствием читал, радуясь, что меня так горячо любят.
       А в один роковой вечер мы поссорились из-за какой-то мелочи, что было удивительно при её покладистости. Наверное, купаясь в её щедрой любви, я просто зажрался и обнаглел. Я, наговорив резких слов, оставил её в парке под дождём и ушёл, а она звала меня, просила вернуться и плакала навзрыд, не стесняясь прохожих. Через несколько минут нашёлся утешитель с плечом более сильным чем у меня, к которому она тут же и прислонилась.
      
       И вот, итог - свадьба, на которой я гость далеко не самый званый. Нескладная Аня, которая совсем недавно была моей, теперь чужая невеста. Она отныне целиком и полностью принадлежит наглому и поразительно тупому Саше, который не может связать двух матерных слов. У него лоб с мизинец, объёмистое брюшко, в наше время считающееся эталоном мужской красоты, презрительно-агрессивный взгляд исподлобья и хамское поведение. Его дегенеративные друзья похожи на него как братья-близнецы. Время от времени кто-нибудь из них враждебно смотрел на меня, мол, какого лешего этот заморыш тут ошивается. Я лишь отводил глаза в сторону. Всему своё время.
       Свекровь раздражала меня даже больше чем быдловатый жених. Горластая бабища чудовищных габаритов в нелепом зелёном платье с кроваво-красными ягодами. Она глотала водочку наравне с мужиками, любовалась на своего красавца-сыночка, похожего в костюме на пингвина-акселерата, неодобрительно косилась на невестушку и покрикивала время от времени на забитого молчаливого свёкра.
       Я ждал банкета и поэтому выдержал всё: и дурацкий ритуал выкупа невесты, и катание по городу с обильными возлияниями, и церемонию поедания хлеба-соли. Аня всё делала нескладно и невпопад под дружеское ржание Сашиных друзей-бабуинов. У меня сжималось сердце от неловкости за неё. Наверное, такие же чувства испытывала Анина мама, которая, как и я, чувствовала себя не в своей тарелке на этом скотском празднике. Скромная учительница, тоже некрасивая, она поминутно вздрагивала от воплей окружающих олигофренов и старалась не смотреть на безобразное действо. Иногда она глядела в мою сторону телячьим взглядом, словно спрашивая, как это я так сплоховал и отдал её дочку в грубые руки Саши. Наверное, она принимала меня за мазохиста, который пришёл на эту свадьбу помучиться и пострадать. Я же не выдавал себя и лишь пожимал плечами в ответ на немой вопрос.
      
       К середине банкета ненависть к окружающему быдлу переполняла меня через край. Пошлые шутки тамады, крикливой развязной тётки, очень похожей на свекровь, чавканье и гогот Сашиных друзей-дебилов, выкрики "Горько", попсовые песенки, рассчитанные на невзыскательную пьяную публику, танцующая подвыпившая свекровь с ужимками хромого бегемота - вся эта дрянь накалила меня до последней степени. Пора было начинать свой праздник.
       Молодых как раз поздравлял один из друзей. С быдлячьим умилением он с трудом строил фразы:
       - Санёк, братишка! Мы тебя, это-на, поздравляем... От пацанов-на... Короче, чтоб тебе-на... Полная чаша-на, реально...
       Подождав, пока схлынет восторг от столь блестящего тоста, я налил в стопку водки, вышел из-за стола и подошёл к молодым, повернувшись спиной к пьяному залу. В мою спину немедленно вперились сотни враждебных глаз. Аня отвела глаза, а дебил Саша уставился на меня бульдожьим взором. Я выдержал его взгляд, обернулся к гостям и, улыбнувшись, произнёс с некоторым надрывом:
       - У меня есть тост.
       Реакцией было молчание зала. Я поднял повыше стопку и провозгласил:
       - В дикой природе особи ищут партнёров себе подобных. Статные самцы выбирают красивых самок, сильные - здоровых, сообразительные - умных... У людей, увы, случаются ошибки. Бывает так, что добрую, ласковую и отзывчивую берёт в жёны имбецил...
       Что такое "имбецил" большинство гостей не знало. Лишь Анина мама тихонько ахнула, как мне показалось, с некоторой долей облегчения.
       - Чё ты несёшь, э, слышь? - раздался из зала пьяный окрик, но я не обратил на него внимания.
       - Но надо уважать законы природы, - заявил я и подытожил: - Поэтому приходится исправлять людские ошибки, что я сейчас и сделаю.
       Я повернулся к молодым и с преогромным удовольствием выплеснул водку в широкую женихову физиономию. Промахнуться было трудно. Действие по силе было равно осквернению святыни. По залу прокатился мощный вздох в несколько десятков горл. Санёк настолько опешил, что даже не догадался утереться. Сашин друг, который пытался прервать мой тост, первый пришёл в себя и, выскочив из-за стола, подбежал ко мне.
       - Да ты чё! - высказался он. - Да я за кореша!.. Ты уже покойник, понял?!
       Вот я и дождался звёздного часа:
       - Диждей, музыку! - крикнул я задорно и предложил: - Спляшем, господа?
       Заиграла разухабистая мелодия из класса "гоп-гоп, давай-давай". Повернувшись, я ударом левой отправил шустрого гостя в глубокий нокаут. Любо-дорого посмотреть, как он рухнул на ближайший стол, увлекая за собой закуски! Женщины немедленно завизжали. Среди коллективного визга я услышал и Анин. Сашины гости на некоторое время стушевались, видя позорный нокаут товарища, а затем начали перегруппировываться. Которые потрусливее отступили в конец зала, другие, посмелее, начали приближаться ко мне, по дороге вооружаясь стульями и пустыми бутылками.
       Я встречаю атакующих градом ударов. Нападающие откатываются, трое остаются лежать на полу, охая и корчась. Один из них пытается приподняться, я хватаю со стола нераспечатанную бутылку шампанского и с наслаждением разбиваю ему об голову. Получайте, ребятки, за всё получайте! Господи, как я вас ненавижу, агрессивное жвачное быдло! Ваши дебильные рожи преследуют меня всю жизнь. Это вы останавливаетесь на своих рыдванах под окнами и включаете музыку среди ночи, выгуливаете ротвейлеров без намордников и поводков на детских площадках, внаглую обдираете лохов в автосервисе. И теперь вы, эталонные хамы и жлобьё, собрались все здесь, в этом зале. И с вами разговор только один - по мордам!
       Созерцать поверженных врагов настолько приятно, что я на несколько секунд забыл про повелителя всей этой быдломассы - оскорблённого Сашу. Он успел добежать до пожарного щита в коридоре и теперь возвращался в зал с багром наперевес. Жених забежал со спины, размахнулся и обрушил на меня чудовищный удар. Увернувшись, я перехватил багор, выкрутил его из рук Саши и ударом ноги в челюсть отправил жениха под стол.
       - А теперь молись, сволота! - раздался за спиной зычный голос.
       Я резко оглянулся. Один из Сашиных дебилов держал в руках пистолет, целясь в меня. Хорошие у жениха друзья, верные! На свадьбу с оружием ходят. Перехватив багор, я метнул его, как копьё, и пожарный инвентарь впился вооружённому придурку в правое плечо. Дебил роняет оружие и, взвыв, хватается за багор левой рукой. Я подлетаю к нему, подсечкой укладываю его на пол и поднимаю пистолет. Вот и настал момент истины. Даже самые смелые гости побледнели и отшатнулись от меня. Я убеждаюсь, что предохранитель снят, не спеша подхожу к жениху, замершему под столом, навожу ствол и тщательно прицеливаюсь в узкий обезьяний лоб...
      
       На этом напряжённом и сладостном моменте я решил сделать паузу и перекурить. Закурив, я снял наушники с микрофоном и вышел в главное меню свадьбы: "Новая игра", "Продолжить", "Настройки", "Выход". Если выбрать "Новую игру", на экран вывалятся варианты: "За жениха (эротика)", "За невесту (романтика)", "За тамаду (экономическая стратегия)", "За обычного гостя (алкогольный квест)", "За особого гостя (экшн)".
       За стенкой был слышен бубнёж соседа:
       - Получайте, депутаты! Развалили страну, собаки! Сейчас я вас из гранатомёта!..
       Сосед помешан на политике. Технология "лайф имиджес" - хорошая штука для выпуска пара. Одно дело просто смотреть на парламентские выступления, корчась в кресле от бессилия. Совсем другое дело ворваться в зал заседаний с огнестрельной бандурой в руках, залить ненавистных политиков тоннами свинца и затем кровожадно наблюдать, как они корчатся в муках на экране. С недавних пор все новости выходят в формате "лайф имиджес". Можно вытаскивать раненых из-под завалов, метать коктейли Молотова в полицию, нести олимпийский огонь не отрывая зад от кресла. Пускай на экране, пускай понарошку, но нервы успокаиваются здорово. Социологи говорят, что после внедрения "лайф имиджес" стабильность в стране укрепилась окончательно. И неудивительно! Зачем устраивать забастовки, когда можно вечерком на экране раскромсать ненавистное начальство в пух и прах бензопилой, делая глоток пива после каждого трупа. Можно поймать террориста на вокзале и утопить его в загаженном вокзальном сортире. Проворовавшегося чиновника можно прилюдно выпороть кнутом на городской площади и заставить вернуть деньги. Счастье - это когда ты сам, своими руками наказываешь зло. Хотя бы на экране.
       Меня не интересует политика. Я рад, что "лайф имиджес" восторжествовала и в сфере домашнего видео. Теперь ты можешь получить подарок от Деда Мороза, погрузившись в новогодний утренник, выиграть кучу виртуальных денег в карты на пикнике возле лесного озерца, щипать девиц за загорелые икры на пляже и наблюдать за их реакцией. Есть у нас в городе куча фирм, которые переводят обычное "пассивное" видео в формат "лайф имиджес": создают сцены и модели, натягивают текстуры, программируют искусственный интеллект, подключают игровой движок, в общем, делают массу вещей, которые звучат непонятно и загадочно. Свадебные видеофильмы, как и прочее домашнее видео, стали превращаться в увлекательные игры.
       Две недели назад я нашёл оператора, который снимал ту самую злополучную свадьбу. За довольно приличные деньги я для себя заказал особую версию свадьбы с дополнительным боевым режимом. Реальные Аня и её дебил, наслаждающиеся медовым месяцем, и не подозревают, что каждый вечер я разношу их свадьбу к чертям собачьим, оставив в живых только Аню и её маму. Без свадьбы в формате "лайф имиджес" я бы давно рехнулся от досады и горя.
       Сейчас я докурю и снова погружусь в упоительную атмосферу свадебного боя. За пультом диджея есть тайник с автоматом Калашникова и четырьмя полными магазинами, а за пожарным щитом спрятаны три гранаты. Когда я оставлю в зале гору трупов, Аня скажет: "Прости меня, родной! На меня нашло затмение! Давай начнём всё сначала?". Я ей гордо отвечу: "Слишком поздно" и тихо удалюсь, опустив раскалённый ствол автомата. А потом я выключу компьютер, лягу спать, и меня ничто не будет тревожить: ни Анин смех с Сашиного балкона (он живёт напротив меня), ни лай ротвейлеров с детской площадки, ни громкая музыка из машин Сашиных друзей.

    168


    Фомальгаут М.В. Запретный запах   3k   "Миниатюра" Фантастика

      Иду домой, прохожу мимо окон, как всегда принюхиваюсь, чем пахнет. Не из спальни, конечно, не из зала, не из детской, не из кабинета - там и нюхать-то нечего, деньги не пахнут - а из кухни.
      У каждого по-своему пахнет, кто что готовит. Вон кто-то плетет интриги, покрывает сахарной пудрой. Вон кто-то жарит факты, журналюга какой-нибудь поди, больше некому. Вон из той кухни пахнет одиночеством, затхлый запашок, ни с чем не спутаешь.
      Много кто что печет. Вон сплетни жарят, вон амбиции запекают в соусе из несбывшихся побед. Ставят в печь, и дух идет по всему кварталу, студенты голодные сбегаются.
      Вон кто-то печет уют, по каким-то старым рецептам печет. Да что по старым печь, старые рецепты уже забыли все, так, слышим звон, да не знаем, где он...
      Вон кто-то печет прибыль, тоже дух крепкий идет. Вон сладкий душок легкого флирта, его в бокале надо смешивать.
      А вот...
      Неужели...
      Ошибся... совсем у меня нюх того...
      Нет... не ошибся... так и есть, пахнет из кухни на последнем этаже. Спросите, как учуял - да такой запах не то, что здесь, на другой стороне земли поймаешь...
      И все-таки...
      Быть не может.
      Бегу вверх по лестнице, поднимаюсь, спотыкаюсь, мимо флюидов из кухонь, вон веру запекают, большую, круглую, вон влюбленность по бокалам разливают, вон девица какая-то себе печаль заваривает, сейчас на подоконник заберется, закутается в плед...
      Поднимаюсь на последний этаж.
      Стучу в дверь.
      Быть того не может, вот уж где рецепты утеряны так утеряны, вообще хрен пойми, были они или нет. То есть, может, и были, только после них много чего было, и войны, и революции, и перевороты, и недовороты, и...
      Но черт, запах-то, запах...
      Что я делаю, вообще сдурел... и что я ему скажу, кому ему, дайте кусочек...
      Не успеваю подумать, только бы не открыл, щелкает замок.
      Тощий парень на пороге. Вот такие обычно это и стряпают...
      - Вам кого?
      - Это вы... мечты жарите?
      И все. Рушится иллюзия, рушится сказка, рушится мир перед глазами.
      Смущенно улыбаюсь.
      - Перепутал?
      - Ну... совсем бесчутый стал...
      Смотрю на кухню, где жарятся глюки, шипят в масле.
      - Ты чего? Не настучишь?
      - Да не-е... - киваю - их же сначала в муке извалять надо...
      Парень хлопает себя по лбу, вот черт, забыл.
      Выбираюсь на улицу в сумерки, принюхиваюсь, вот ведь черт, а отсюда так и кажется крепкий мечтовый дух.
      Хотя...
      Кто его знает, что он там жарит...
      Может...
      За мечты-то срок побольше дают, чем за глюки...

    169


    Баталова Н.М. Когда расцветают вишни...   5k   "Миниатюра" Постмодернизм

    Когда расцветают вишни...



    Тук... тук... тку... тку...
    Большая жирная индейка покачивается на стуле, орудуя челноком. Перья на её голове взмокли от пота, глаза слезятся...
    Тку... тку... тук... тук...
    Ниточка к ниточке, красное к зелёному; белого не надо - нет белого в природе! Всё имеет свой оттенок: у дороги - цвет пыли; у горечи - цвет ржавчины; у ветра - ...
    Старая индейка не знает, какой оттенок у ветра. Поэтому продолжает ткать. Полотно уже давно убежало за порог, оно дотянулось до Земли, протянулось меридианами и параллелями, экватором опоясало маленькую планету... Ветер треплет пёстрое полотно, вытягивает цветные нити, разбрасывает по земле. Он такой проказник! Не хочет говорить, какой цвет ему милее...

    Когда-то давно индейка тоже была молода. Вот как ты сейчас. Она бродила по лугам, собирала разноцветные нити и читала стихи пчёлам.
    "Створкой синей хлопнет небо.
    Разобьётся моря гладь..."
    Пчёлы не понимали, что такое "море", а индейка не могла объяснить. Она обматывала каждую пчелу ниткой и собирала из них бусы. И читала стихи дальше.
    "Белый ветер белым снегом
    Белую засыплет прядь".
    Ветер со злостью трепал перья на её голове, но ничего не мог поделать: индейка всегда говорила, что ветер - белый.
    - Ты знаешь, что ветер белый? - спрашивала она у неба. Небо улыбалось и махало ей пёстрым полотном.
    - А ты знаешь, что ветер белый? - поворачивалась она к морю. Море закатывало истерику и уходило глубоко в себя.
    - Вот! - индейка смотрела ветру в глаза. - Все говорят, что ты белый.
    Ветер рвал на части полотно мира, показывал ей торчащие цветные вены осознания и однажды даже перекрасился в синий цвет. Она всё равно не поверила.
    - Смотри, как насинячился, - индейка тыкала его в живот, а потом испачканным пальцем подводила себе глаза.
    Обессиленный ветер опускался всё ниже. Он уже отчаялся ждать, когда эта безмозглая курица, наконец, всё поймёт. Синий цвет пятнами сползал в море.
    Индейка отыскивала ветер в траве и объясняла:
    - Смотри: вот снег падает большими хлопьями. Когда-то он тоже думал, что не белый. Но я бросила хлопья в отвар репейника, и тогда снег понял - мир не терпит неопределённости.
    Она разгребала серую пыль в ближайшей луже, усаживалась рядом с поникшим ветром и продолжала:
    - Понимаешь, каждая снежинка падает на своё место. Вот эта, - она подставляла ладонь и показывала на упавший кристаллик льда, - проживёт недолго. Но ей будет тепло и уютно в моей ладони. А вот эта, - скосив глаза к переносице, она показывала на снежинку, умостившуюся на её левой брови, - будет жить вечно.
    Она сдувала холодную звёздочку в сторону седого Кайласа и придирчиво следила за её полётом.
    Разговоры с индейкой успокаивали и ставили всё на свои места. Ветер привык к монотонному жужжанию пчёл у неё на шее и даже помогал собирать цветные нити для новых бус. Он всё больше привыкал к белому цвету. Не хватало последней капли - хотелось самому увидеть белизну своих крыльев.
    - Бросить тебя в отвар репейника? - переспрашивала индейка, задумчиво глядя на открытую створку в небе.
    Ветер неистово кивал, отчего море ещё больше пенилось.
    - Нет... нет... я не могу... - шептала она, не сводя с неба глаз. - Сегодня я занята... и завтра... и теперь всегда...
    Странные предчувствия кололи ветер со всех сторон. Он всюду следил за индейкой. Но та всё так же собирала нити и наматывала их на пчёл. Только говорила всё меньше и меньше.
    - Вот, это последние, - она грустно улыбалась, надевая тяжёлую нитку бус. - Знаешь, мне пора. Что? Нет, я правда должна уходить... Завтра День Благодарения...
    Ветер смотрел ей в глаза, пока на них не появились слёзы. Её пышный головной убор немного съехал набок, и перья поникли под тяжестью мыслей. Индейка стала настолько прозрачной, что ветер смог рассмотреть за её спиной большую чёрную кошку.
    - Не бойся, - тихо сказала индейка, - она проводит меня.
    Кошка со свойственной пантерам грацией развернулась и медленно пошла по зелёному снегу. Грустная индейка поймала ладошкой снежинку и показала её ветру:
    - Тебе тоже нужно выбрать цвет. Белого цвета нет в природе.
    Снежинка зелёной каплей скатилась на землю. Индейка ткнула ветер в живот и испачканным пальцем подвела себе глаза.
    - Поможешь? - она расправила крылья и, уцепившись клювом за цветастое полотно, стала подниматься к небесной створке: всё выше... и выше...

    Тук... тук... тку... тку...
    Большая жирная индейка покачивается на стуле, орудуя челноком. Перья на её голове взмокли от пота, глаза слезятся...
    Тку... тку... тук... тук...
    Ниточка к ниточке, жёлтое к синему; белого не надо - нет белого в природе! Всё имеет свой оттенок: у воспоминаний - цвет пыли; у жареной индейки - цвет ржавчины; у ветра - ...

    Посмотри за окно. Нет, прямо сейчас посмотри! Спроси у ветра: каким цветом его соткать?


    170


    Ванке В.А. Любовь и война   1k   "Стихотворение" Лирика


       0x01 graphic
      
      
       Там, где билась когда-то
       С вражьей - русская рать,
       Целовала солдата
       Моя юная Мать
      
       И шинели рваниной
       Мать укрыв от войны,
       Целовал ее милый
       В краткий час тишины.
      
       Рвали пули палатку,
       Твердь дрожала, как водь...
       Млела нежно и сладко
       В ласках девичья плоть.
      
       Смерть косила Отчизны
       Дочерей и сынов,
       Но бессмертие жизни
       Утверждала любовь!
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    171


    Терехов Б.В. Мальчик-с-пальчик   8k   Оценка:9.00*6   "Рассказ" Постмодернизм



    Мальчик-с-пальчик

      
       Мальчик-с-пальчик долгие годы припеваючи жил в городской малогабаритной квартире с родителями - стариком и старухой. Что ни день выпивал сто миллиграмм, а то и сто пятьдесят. Деньги зарабатывал тем, что играл в прятки на деньги. Но однажды его позвал на кухню престарелый родитель на серьезный разговор.
       - У меня к тебе, сынуля, серьезный разговор, - так и сказал он, потягивая из кружки прокисшее пиво.
       - Слушаю, батюшка, - ответил Мальчик-с-пальчик, посаженный стариком на подоконник.
       - Понимаешь, мы со старухой уже немолодые люди и силы у нас уже не те, что были прежде. Поэтому мы в последнее время сильно беспокоимся о твоем будущем. Короче, довольно дурака валять - пора тебе основательно устраиваться в жизни. Смотри, что происходит в нашей стране - позакрывали к псам все казино вместе с покерными клубами, игорному бизнесу капут. Скоро, наверное, запретят играть и в прятки на деньги.
       - Э-э, батюшка, когда это еще произойдет, - легкомысленно дернул ножкой Мальчик-с-пальчик.
       - Не перечь мне! Это произойдет гораздо раньше, чем тебе представляется! - рыгнув, грохнул кружкой по столу старик. - Нет, натурально, прокормить-то мы тебя со старухой прокормим, хоть она и инвалид - без мизинца на руке. Кстати, по твоей милости. Но пить каждый день по сто миллиграмм, а то и по сто пятьдесят ты больше не сможешь.
       - Скверно.
       - В общем, тебе надо заиметь настоящую профессию. Но, скажем, экскаваторщиком или штукатуром ты работать не сумеешь. Из-за своего малого роста. Сборщиком пустых бутылок, как я, по тем же самым причинам тоже. Давай определяйся, к чему у тебя лежит сердце, само собой, в пределах собственных физических возможностей. Парень ты у меня смекалистый.
       - Батюшка, а что, если у матушки отрубить еще один пальчик, тогда у вас родится второй ребенок, и вы получите от государства материнский капитал.
       - Кхе-кхе, неплохая мысль, - крякнул старик, почесав в затылке.
    Взял топор и направился в комнату к старухе, но остановился и заметил: - Но в любом случае тебе, сынуля, следует овладеть какой-нибудь стоящей профессией. Капитал капиталом, но содержать сразу двоих оглоедов нам не по карману.
       Три дня Мальчик-с-пальчик мерил шагами свою комнатушку и определялся, к какой работе у него лежит сердце. Кроме того, ждал, когда из отрубленного пальчика старухи, жутко стенавшей за стеной по поводу открытой раны, на свет у него появится братик или сестренка. Но, как оказалось, из пальчиков не всегда рождаются детишки. Поэтому на четвертый день он решил отдохнуть и пойти в ближайшую забегаловку, чтобы выпить сто миллиграмм, а то и сто пятьдесят.
       В тесноватом помещении было душно и накурено, хоть батюшкин топор вешай. За одним из столиков в тусклых останках уходящего дня, раздробленных решетками на окнах, сидел губернатор Калифорнии, Арнольд Шварценеггер, и поглощал третью тарелку суточных щей. Едва заприметив Мальчика-с-пальчик, он тотчас пригласил его разместиться на своем столике, рядом с солонкой, потому как давно мечтал познакомиться с этим героем русской народной сказки. Видя к себе такое расположение, тот растрогался и поведал губернатору Калифорнии, что зашел в тупик с выбором профессии.
       - Да, у каждого свои проблемы, - кивнул Шварценеггер, внимательно выслушав его. - А мне приходится подрабатывать чистильщиком. Понимаешь, малыш, зарплаты губернатора Калифорнии мне катастрофически не хватает. Ну, из-за моих габаритов. Ем я много, пью и того больше. Одежду и обувь мне делают на заказ. А сколько уж я переломал везде всякой мебели, за которую потом заплатил, даже не счесть. Вот и приходится подрабатывать чисткой труб - в основном у одиноких дам и у тех, у которых мужья в отъезде. Сами же они этого сделать не могут.
       - Оно, конечно, самим это несподручно, - согласился Мальчик-с-пальчик, выпил малюсенькую рюмочку и занюхал крошкой черного хлеба.
       - Еще как! О, чистка труб - великое искусство! Ведь к каждой трубе нужен свой особый индивидуальный подход - они бывают очень требовательными и капризными. Но я обладаю прекрасным австрийским инструментом. Есть у меня и свои пристрастия - я, например, не люблю чистить слишком молодые и слишком старые трубы. Это хлопотно и утомительно. Больше всего, мне по душе трубы среднего возраста.
       - И хорошо зарабатываешь?
       - Не жалуюсь, - усмехнулся Шварценеггер и щелчком сшиб с мужественного подбородка кусочек кислой капусты, прилипший к коже.
       - Э-э, осторожнее! Не кидайся! Убьешь же!
       - Извини, малыш.... Видишь ли, в Америке я уже прочистил все трубы, которые в этом нуждались. Теперь вот приехал в Россию. Стало быть, отсюда и управляю Калифорнией.
       - Трудно, наверное?
       - Да нет, пустяки. Отдаю распоряжения по телефону, но главное - отправляю часть своей выручки в помощь пострадавшим от лесных пожаров, - ответил Шварценеггер и, вздохнув, добавил: - Эх, досадно, что ты образовался из мизинца, а не из среднего пальца.
       - Это еще почему?
       - Долго объяснять. Если в двух словах, то каждый палец имеет свое предназначение - у мизинца оно самое ничтожное. Ну да ладно... Вот что, малыш, иди-ка ты ко мне в напарники. Будешь мне помогать.
       - Звучит заманчиво, - протянул Мальчик-с-пальчик, разглядывая дно пустой рюмочки. - Но справлюсь ли я?
       - Даже и не сомневайся. Обучишься ремеслу мигом.
       - А что делать?
       - Да залезать в дамскую трубу и довершать то, что не получилось у меня с моим австрийским инструментом. Чистишь порой в поте лица несколько часов, но не удается прочистить до конца. Все без толку. Естественно, у клиентуры возникают претензии, а я дорожу своей репутацией.
       - Правильно, хорошая репутация превыше всего, - согласился Мальчик-с-пальчик. - Но давай расскажи, как конкретно мне их прочищать?
       - Элементарно. Как плясать "барыню" в присядку.
       - Ну, это я умею, это я запросто. Только если я вдруг застряну в трубе? Что ж мне тогда там всю жизнь плясать "барыню" в присядку?
       - Не дрейфь, малыш. К твоей ноге мы будем привязывать тонкую леску, и если застрянешь, то я выдерну тебя как рыбку из пруда, - хмыкнул Шварценеггер и продемонстрировал жест, каким будет его выдергивать. - Чик - и готово!
       - Мне нравится, чтоб чик - и готово! А как с грошами?
       - Не волнуйся, не обижу. Признаться, раньше у меня был напарником французский Мальчик-с-пальчик. Но мы с ним не сработались - иногда, бывало, заберется в трубу и вместо того, чтобы работать, бастует, требуя с меня дополнительную оплату. Типа за вредность пребывания во влажной среде. Чересчур меркантильным оказался, недомерок.
       - Но мне бы не хотелось быть штрейкбрехером.
       - Не волнуйся, я с ним давно расстался. С тобой же, я чувствую, мы поладим. По рукам? - спросил губернатор Калифорнии.
       - По рукам! - ответил Мальчик-с-пальчик и протянул ему свою крохотную ладошку.
       - Да, такая хреновина. Запомни, после того, как, раздевшись, пройдешь стерилизацию путем окунания в формалин, но перед тем, как лезть в трубу, тебе следует прокричать благим матом На Абордаж!
       - Ничего себе! Ну, с окунанием в формалин - это понятно. Но с какой стати мне орать На Абордаж - нет.
       - Понимаешь, малыш, традиция. Старая добрая английская традиция, пиратского происхождения.
       - Как скажешь, тебе виднее.
       С тех пор Мальчик-с-пальчик работает вместе с Арнольдом Шварценеггером чистильщиком. Своей необычной профессии он нисколько не смущается и очень ею доволен. Зарабатываемые им деньги оказались весьма кстати. Ведь старик, рассчитывая получить материнский капитал, поотрубал к шутам топором все фаланги на руках у старухи. Да и на ногах заодно. Отчаялся, что это не принесло никаких результатов, и принялся избавляться от собственных пальцев, надеясь, что здесь с детьми ему повезет больше. Теперь оба они нуждаются в дорогостоящем лечении, и полагаются лишь на своего единственного отпрыска.
      


    172


    Горная Ф. Роботы   4k   "Рассказ" Проза

      Роботы
      Они стояли в пробке. И не удивительно, в этом городе в часы пик на основных магистралях постоянно наблюдаются большие скопления машин. Алексей каждый день старался выезжать пораньше, чтобы минут за пятнадцать добираться до садика. Сегодня Мишутка закапризничал - никак не хотел ехать без своей новой игрушки. Пришлось за ней вернуться. А результат - машина стояла, Алексей стучал пальцами по рулю и мечтал скорее оказаться на работе.
      - Папа, кто такой робот? - Михаил потряс механическим человечком перед собой.
      - Робот, сынок, это механизм, который выполняет только то, что в нём запрограммировано. Вот, например, если тебя ударят, что ты сделаешь?
      - Дам сдачу, - не раздумывая, ответил Михаил.
      - А если очень сильно ударят?
      - Ну, может быть, заплачу.
      - А роботы не могут просто заплакать, если человек этого в них не заложил.
      Оставив ребёнка в саду, Алексей поехал, наконец, на работу. Но пробки... Они сковали город, как лёд море. Залив был белый ото льда, зима в этом году очень холодная и снежная.
      Оказавшись в квартале от работы, он начал присматривать место для парковки. Рядом ничего не было. В стороне от дороги стоял покосившийся гараж. Около него чернела куча хлама. Отъезжая, в зеркало заднего обзора Алексей заметил, что чернота пошевелилась. Возможно, ему показалось, но будто рука человека разогнулась и согнулась обратно. Алексей посмотрел на спокойно проходивших мимо людей и решил, что этого не может быть.
      Через два квартала, увидев отъезжающий автомобиль, занял местечко. Часы показывали, что безнадёжно опоздал. Идя к офису, он почувствовал, что не сможет сегодня работать, если не проверит, что же он там сегодня увидел. Развернулся и пошёл к злополучному гаражу.
      Рядом с дверьми лежал паренёк. В порванном пуховике, в одном сапоге, слегка постанывая, лежал на снегу в двадцатипятиградусный мороз ЧЕЛОВЕК.
      Алексей взял его под мышки и потащил к остановке. Было ощущение, что в руках много-много килограммов льда. Посадив паренька на скамейку, Алексей позвонил в скорую помощь. Скорая не обещала скоро приехать. Пробки... Парень шёпотом старался что-то объяснить. Из его слов Алексей представил страшную картину:
      Приехав в незнакомый город к друзьям, хорошо выпив, ночью парень бежал на свой поезд. На него напали, избили. Убегая, поскользнулся на льду. Судя по всему, сломал ногу. Сначала не кричал, боясь, что обидчики его услышат. Полз, но не понимал, в какую сторону ему надо. Орал во всю глотку, почувствовав, что замерзает. А далее смотрел, как мимо спешат люди, и ничего не мог уже сказать.
      Алексей выбежал на дорогу, где в этот момент проезжал автомобиль, с красными крестами на стекле. Перегородив дорогу, Алекcей закричал:
      - Там человек умирает. Помогите ему. Отвезите в какую-нибудь больницу.
      Шофёр, усатый пенсионер, криво ухмыльнувшись, заявил:
      - А зачем он мне? Вызывай скорую или труповозку.
      В машине засмеялись. Алексей заглянул. Там сидели женщины в белых халатах.
      - А как же клятва Гиппократа? Хотите, уезжайте. Я номер машины запомнил. Вместе с человеком передам ваши данные. Счастливо поработать, - подмигнул он женщинам и пошёл к скамейке.
      Машина скрылась из виду. Но через некоторое время прибежали девушки из неё. Осмотрев и ощупав паренька, вынесли вердикт, что его необходимо срочно доставить в травмпункт (самое ближайшее лечебное учреждение). Вызвали свою машину и увезли его.
      Алексей хотел посмотреть на часы, но не стал. А мимо гаража так и шли...
      - Я вырасту и запрограммирую всех роботов, чтобы они плакали,- перед сном прошептал Мишутка.
      - Это хорошо, - подумал Алексей, засыпая.
      январь 2013

    173


    Дуэль А.И. Шереметьево   0k   Оценка:5.12*8   "Стихотворение" Поэзия

    Шереметьево
    Над Шереметьево вовсю бушует вьюга,
    Скребется в панорамное стекло,
    И самолеты по приборам, с круга,
    Садятся через это молоко.
    Тягач толкает борт от телетрапа,
    На стылой плоскости растоплен спиртом лед, -
    В сопровождении дежурного пикапа
    Он по рулежке отправляется на взлет.
    Турбины вой и дрожь по фюзеляжу...
    Чтоб старый "Ил" на взлете не скользил,
    "Драконы" жарко греют через стужу
    Промерзшей полосы потрепанный настил.
    Разбег, отрыв, на взлете крен налево, -
    Замысловата здесь на выходе петля, -
    А впереди всех ждет Монтевидео
    И солнцем обогретые поля.

    174


    Пинская С. Женщина и смерть   7k   "Новелла" Проза

      Женщина устала. Она устала бороться, устала прощаться, устала терять. Она была готова к покою зимы, так внезапно сменившей осень, казавшуюся вначале золотой и бесконечной - когда оказалось, что главная битва ещё впереди: битва за её собственную жизнь.
       Слова врача звучали приговором, но женщина оборвала его на полуслове. Просто мотнула упрямо головой, поднялась со стула и вышла. А потом, уже дома, долго лежала в темноте, уткнувшись носом в мокрую от слёз подушку. Той ночью она выплакала все слёзы. Тогда же приняла решение - бороться.
       Потом была череда встреч со специалистами, обсуждение разных видов лечения, установка порта для химиотерапии, первый сеанс лечения...
       К концу сеанса женщина почувствовала себя больной, действительно больной.
       - Вас тошнит? - озабоченно спросил врач.
       - Нет. Чуть-чуть. Пройдёт, - женщина не хотела мириться с очевидным.
       - Возьмите эти таблетки с собой. Присядьте, Мери сделает укол. С вами кто-нибудь пришёл?
       Нет, она приехала сама. Зачем детей тревожить раньше времени?
       По-настоящему плохо ей стало уже дома, куда она еле добралась, из последних сил карабкаясь по ступенькам крыльца.
       Сутки она пролежала на диване, кутаясь в плед, попеременно то обливаясь потом, то стуча зубами в ознобе.
       К вечеру ей стало немного лучше, и она решила поесть.
       Женщина сидела в темноте над тарелкой безвкусного бульона, когда вдруг ей померещилось, что у противоположной стены кто-то стоит. Она присмотрелась, посетовав, что очки оставила в сумке, до которой нет сил дойти. Прищурилась и вдруг увидела тощую долговязую старуху. Седые нечёсаные патлы свисали почти до самого пояса. Одежда представляла из себя лохмотья, истончавшие не меньше, чем чахлая плоть под ними, и подпоясанные серой верёвкой, в тон нищенскому одеянию. Лица её было не разглядеть. Зато отчётливо круглел циферблат старинных часов, висящих на стене прямо за спиной незнакомки.
       Женщина привстала и потянулась рукой в сторону жуткого видения, но то исчезло, растворилось в воздухе тонким дымом.
       - Доктор, ваши пациенты часто жалуются на галлюцинации? - спросила она у врача, придя на следующий сеанс химиотерапии.
       Тот оторвался от медицинской карты и посмотрел на женщину с тревогой.
       - Она уже навестила тебя? - голос прозвучал глухо и хрипло. Не дожидаясь ответа, он поднялся из-за стола, снял халат, рывком задрал рубашку на спине: длинный шрам окружал зловещей дугой правую часть спины. - Видишь? Только ничего у неё не вышло.
       Он сел за стол и замолчал. А когда заговорил, голос был прежним, мягким и спокойным:
       - Полгода мне отвели, и я решил посвятить оставшееся время своему хобби. Видишь ли, в душе я художник. И способности даже кое-какие были. Только вот руки никогда не дошли, пока гром не грянул, - он обвёл рукой кабинет. - Здесь в офисе большинство картин - мои. Думаю, без них не одолеть бы мне патлатую.
       А потом опять пришли тошнота, слабость, озноб, которые оказались ещё сильней и мучительней, чем в первый раз. Только на сей раз женщина была готова. Рядом с диваном стояли бутылки с водой, соком, чаем. Лежали леденцы и баночки с яблочным пюре. А как только стало чуть-чуть лучше, женщина поднялась в бывшую комнату сына и нашла там неиспользованную тетрадку, сохранившуюся с незапамятных времён. Она включила настольную лампу и села за стол.
      'Девочка шла по мелководью и пристально вглядывалась в застывшую рябь песка в поисках янтаря. Подходило к концу юрмальское лето. Блеклая голубизна северного неба всё чаще затягивалась серой накидкой плача, то и дело разражаясь мелкой моросью, которая была холодной совсем не по-летнему...' Женщина отложила ручку и задумалась. Как она соскучилось по тому морю, пляжу и... девочке!
      А потом были скорые сборы, продолжительная беседа с детьми, убедить которых помог врач, утомительный перелёт и - вот она, Юрмала.
       Женщина шла по песку, который, как оказалось, был милее её сердцу, чем пески самых лучших пляжей мира, и, как много лет назад, собирала янтарь. Сегодня ей везло, как никогда: не менее десятка разноцветных кусочков древней смолы сжимали замёрзшие пальцы. Вдруг что-то большое блеснуло матово прямо под ногами. Она нагнулась и извлекла из мокрого песка находку. Кусочек янтаря, лежащий у неё на ладони, формой походил на сердце. Женщина сбросила туфли и зашла в воду, чтобы сполоснуть его. Холод балтийских вод ожёг тонкую кожу, и женщина вздрогнула. Но не от ледяного прикосновения: по воде навстречу ей шла та самая старуха. Длинные космы развевались по ветру, как и лохмотья убого одеяния. Скупое северное солнце осветило её лицо, и женщине стало жутко от пронзительно пустого взгляда бездонных глазниц и зловещего оскала леденящей кровь улыбки.
       Женщина сжала кулаки и вдруг почувствовала тепло, исходящее от только что найденного янтаря. Она раскрыла ладонь - золотое сердце сияло в лучах полуденного солнца, словно жизнь тысячелетий, сохранившаяся в нём, пыталась вырваться за пределы твёрдого оплыва, взорваться многовольтовой энергией. Женщина прикрыла пальцами свою чудесную находку и улыбнулась чему-то, затем вызывающе вскинула подбородок и шагнула вперёд:
       - Я не боюсь тебя! - закричала она голосом, прозвучавшим неожиданно молодо и звонко. - Убирайся прочь! Я не сдаюсь - и поэтому не боюсь тебя! Даже если жизнь мою заберёт болезнь - не ты, старая карга, а болезнь! - даже тогда победа не будет твоей: мой дух навечно останется с детьми и внуками памятью о моей жизни и людях в этой жизни. Ты слышишь? Памятью о жизни! А не о тебе! Вон! Убирайся! Я не боюсь тебя! Я не боюсь тебя!! - и, широко размахнувшись, она швырнула в серую тень пригоршню янтаря.
      Неожиданно воздух взорвался, рассыпался фейерверком золотых огней, в свете которых серая тень растаяла, растворилась без следа. Женщина с изумлением смотрела на свершившееся чудо, а потом перевела глаза на ладонь - там по-прежнему тускло поблескивал желтоватый кусочек в форме сердца. Что ж, подумала она, значит, так тому и быть.
       Ей давно уже не спалось так хорошо, как той ночью. Она проснулась далеко за полдень хорошо отдохнувшей и... проголодавшейся. Быстро собралась и пошла в магазин, где купила хлеб, какой можно найти только в прибалтийских пекарнях: чёрный, удивительно вкусный и ароматный настолько, что даже женщина могла почувствовать запах - нечто, ушедшее из её жизни вскоре после начала лечения. А ещё она купила тминный сыр и брусок домашнего масла. Вернувшись же к себе, сварила крепкий кофе и долго сидела за столом, наслаждаясь давно забытым вкусом хлеба с сыром, запивая крепким сладким кофе со сливками. К концу трапезы ей даже жарко стало и захотелось окунуться в вечно холодные прибалтийские воды, что она и сделала. А потом, выйдя на берег, долго сидела в шезлонге, завернувшись в толстое махровое полотенце и наблюдая за тем, как уставшее за день солнце опускается всё ниже и ниже, разбрасывая во все стороны алые руки-крылья, словно готовясь к финальному заплыву, пока полностью не ушло под воду, оставив за собой лишь багряный шлейф.
      Только тогда женщина покинула пляж. Дома она разожгла камин и пошла принимать душ. Струи воды казались живительными: она чувствовала себя лучше с каждой минутой! А потом забралась с ногами на диван и открыла тетрадку, половина которой была уже исписана торопливыми строчками. 'Я не боюсь тебя, смерть!' - так начиналась следующая глава.

    175


    Зимин В.П. Чай   41k   Оценка:8.81*20   "Рассказ" Фантастика

      Стёкла очков профессора Еремеева отражали текст электронного письма, обнаруженного им сегодня утром во входящих почтового ящика:
      'Андрей Павлович, извините, что улетел в Швейцарию, не попрощавшись. Визу и билеты Йозеф организовал за каких-то полтора часа. Рыжий поляк, со вчерашнего банкета, с которым вы затеяли диспут на тему Смутного Времени, трёх разделов Польши и прочей Катыни. Перебрали Вы, конечно. Котловского я знаю ещё с университетских времён, только он с экономического. Отец его здесь в посольстве работал. Уверен, что наш симбионт принесёт пользу всем. Кстати, чего не случается?- возможна и Нобелевка Так что, прошу, не сердитесь на меня. Дело с запуском 'чая' на поток нужно довести до конца'.
      Завлаб запил таблетку отечественного аспирина глотком бутилированных 'Ессентуков ?17', энергично помассировал кончиками указательных пальцев поседевшие виски и хмуро поглядел в окно, на соседнюю офисную высотку. Её возвели на месте унылого пустыря всего за каких-то полгода, буквально на глазах. В сплошной зеркальной поверхности бизнес центра довольно правдоподобно отражался давно знакомый окружающий мир. Профессор грустно усмехнулся и вслух обронил:
      -'Принесёт пользу всем', говоришь, Стёпушка? Ну что ж, будь по-твоему, я не в претензии, если ты окажешься прав в своём выборе.
      -Вы с кем это разговариваете. Андрей Павлович? - миниатюрная брюнетка тоже читала на экране своего компьютера сообщение, содержание коего носило фривольный романтический характер, в отличие от торопливой сумбурной отписки, полученной Еремеевым. Вирусология не была в топе интересов стройной черноокой лаборантки, хотя свои служебные обязанности прелестница выполняла исправно, и амурных интрижек на работе не заводила.
      -Считай меня старым маразматиком, - Еремеев закрыл письмо и, повернувшись в крутящемся кресле от компьютера к юной сотруднице, поинтересовался:
      -Ларочка, а где 'чай'? Принеси, пожалуйста, - другая на её месте, возмутилась бы, дескать: 'Я Вам тут не секретарша, чтоб чаи носить', но Ларочка, несмотря на свой юный возраст, уже не первый год работала у Еремеева, и, сообразив, о чём идёт речь, звонко прощебетала:
      -А-а-а, тот самый? Сейчас схожу в хранилище за контейнером, - без тени лицемерного смущения она отписала в статус: 'Ушла работать' и закрыла недочитанное сообщение. После чего сделала по-рабочему серьёзное выражение лица, приподняв для пущей важности очаровательный носик, - и вовсе Вы не старый! А зрелый и разумный мужчина. Не то, что Вадим Геннадиевич из 'гриппозного' отдела. Постоянно меня глазами поедает, будто я запечённый поросёнок! - он будто не заметил комплимента, а Ларочка в очередной раз сделала вид, что ей не известно, о чём уже полгода шушукаются в коридорах НИИ по поводу её завлаба:
      -Подскажи, а где моя порнография... о-ё-ёй, извини ради Бога, монография моя, по простудным вирусам?
      -На сетевом диске, Вы пароль помните?
      -Да, да конечно.
      -Давайте, я Вам ещё обыкновенного индийского чая заварю, с лимончиком. Поухаживаю за Вами немного. Не откажитесь?
      -Ну, если тебе не в тягость. - Еремеев с трудом выдавил из себя улыбку.
      Ларочка посмотрела на профессора с искренней жалостью. Лоб его напрягся морщинами, добрые голубые глаза потускнели, лицо осунулось. То ли из-за последствий вчерашнего банкета, то ли под грузом нерадостных размышлений, нахлынувших по прочтению почты. Теперь Андрей Павлович почёсывал свой, во всех отношениях выдающийся, нос, что было явным указанием на процесс принятия трудного решения. Пожав плечами, мол: 'Странные вы все люди - учёные', она, аккуратно собрала в 'хвост' роскошные чёрные волосы, ухватив их синенькой резинкой и, зашагав к двери, разочарованно добавила:
      -И Стёпы что-то не видать, а ведь уже одиннадцать.
      -Он уехал.
      -Ну и ну! И далеко? - чёрные глазки Ларочки распахнулись от удивления.
      -Это не важно. Но уверен, что ненадолго.
      
      ***
      
      Хищная глазастая морда лилового Porsche уверенно, милю за милей, заглатывала разметку альпийского серпантина. Кабриолет отзывался о предложенном ночном пиршестве тихим довольным урчанием двигателя. В сознании Йозефа Котловского, управлявшего неудержимым авто, уже набирал обороты, сверкая великолепием, грандиозный бал самовосхищения. Ещё недавно, толпившиеся в нерешительности у входа, стройные и блестящие мысли пшека теперь, обретя партнёров, в лице его амбициозных планов, радостно танцевали торжествующую мазурку. Впереди, в горах, вырисовывался на фоне огромной полной луны строгий силуэт рыцарского замка, приспособленного несколько лет назад руководительницей Pharm-Food Хильдой Шлоссхайм, под лабораторно-офисный комплекс. Там и имел честь трудиться 'специалистом по привлечению исследовательского персонала' пан Котловский. Его ближайшее карьерное будущее сейчас приобретало радужные перспективы и сулило щедрую благодарность руководства, причём не только в виде денежного бонуса. Виновник приподнятого настроения пана сидел рядом, на пассажирском сидении и звался Степаном Степановичем Горшиным. Тем самым, внезапно покинувшим свой странный московский НИИ, который по понятным причинам, не был известен мировой научной общественности. Не отрывая взгляда от щедро освещённой фарами дороги, Йозеф решил прервать молчание русского вирусолога давно назревшим вопросом:
      -Стёпа, ты не хочешь рассказать мне об этой штуковине? Сгораю от любопытства. Судя по твоим материалам - это уникальнейшая в природе вещь, да и Свойства расписаны весьма подробно. Уже, буквально через двадцать минут после отправки твоих материалов нашей фройлен, мне поступило распоряжение: доставить тебя к ней 'живым или мёртвым', желательно с образцом симбионта. - Котловский дружелюбно усмехнулся и продолжил. - Наша Хильда, (Валькирия, как мы её называем) времени зря не теряет. А если и теряет, то виновный в этом выдворяется ею из Замка моментально, с позором и без гроша выходного пособия. Будь так любезен, проясни мне общую картину простыми словами. Я ведь в плесени, грибах, вирусах и прочих бактериях-микробах не разбираюсь абсолютно.
      -А почему фройлен? Она так молода?
      -Ну, я бы не сказал. Просто мы привыкли так её называть, а она и не возражает. Итак, что же за чудо ты там вырастил?
      -Для начала: плесень - разновидность грибов. Далее: бактериями я никогда не занимался, и о них нет ни слова в нашем с Еремеевым исследовании, хотя спасибо за подсказку, в этом направлении стоит подумать. К тому же, слово 'микроб' - дилетантское, это всего лишь сокращение громоздкого термина 'микроскопическое образование'. Так можно назвать всё что угодно, лишь бы было различимо под микроскопом. И, самое главное: вирус, как субклеточный объект, далеко не всеми биологами признаётся формой жизни, такой же, например, как упомянутые тобой плесневые грибы и бактерии.
      Йозеф только виновато кивал, как нерадивый троечник, не выучивший, как следует, урок, и по какой-то причине решивший, что правильный ответ можно заменить откровенной ахинеей. Держа правую руку на руле, и, теребя от нетерпения левой гладко подстриженную бородку, он твердил про себя: 'Matka boża. Это занудство - моя расплата за удачу. Ладно, спокойно, пока всё идёт лучше некуда. Его феноменальные мозги, и его изумительное открытие стоят много больше. Надо срочно сменить тему, пока он не пересказал мне весь курс вирусологии':
      -Знаешь, кого ты мне напоминаешь? - неожиданный поворот разговора ненадолго ввёл Стёпу в замешательство.
      -Кого?
      -Доктора Борменталя из вашего фильма про пса, превращённого в человека. - мыслительный процессор Горшина долю секунды искал пути переключения с лекции по школьной биологии на чёрно-белые картинки кино из закромов памяти:
      -Неужели? Интересно, чем же: внешностью, или характером? - слегка откашлявшись в кулак, Стёпа ехидно добавил, - А пан интересуется нашей литературой? -Теперь уже Йозеф почувствовал себя неловко, и ему пришлось признаться, вынужденно поддержав иронический тон своего пассажира:
      -Нет, к сожалению, пан не слишком хорошо знаком с вашей литературой. Просто пан любит хорошее кино, независимо от страны происхождения и национальной принадлежности режиссёра. А на Борменталя, точнее на актёра, который его сыграл, ты действительно похож. И внешностью, и характером, по крайней мере, таким, каким я помню тебя ещё по университету. Только ростом ты пониже и не столь романтичен.
      -В таком случае не могу не заметить, что своей рыжей бородкой и усами ты смахиваешь на шляхтича из исторических фильмов, типа 'Огнём и Мечом'. Самовлюблённость, азарт, и некоторый перебор по части уверенности в собственных возможностях. - Йозеф сначала слегка насупился, но потом громко рассмеялся и примирительно заявил:
      -Господин Горшин, если бы Вы не стали вирусологом, то мир наверняка приобрёл бы ещё одного выдающегося психолога. Ну, давай уже серьёзно, Стёп. Откуда вообще появился этот симбионт? Сколько вариантов вам с Еремеевым пришлось перетасовать, прежде чем получить искомое сочетание. Если я правильно понимаю, симбионт - это как бы два организма в одном, так?
      -Скорее взаимовыгодное существование, которое иногда, со стороны, выглядит как единое целое. Хотя говорить о симбиозе в нашем случае не вполне корректно. Ведь в результате случившейся, как бы я её назвал, 'биологической реакции', явилось новое существо, унаследовавшее лишь часть, хотя и самых характерных, 'родительских' признаков. Я не ботаник, и на их кухню со своей поварёшкой никогда не лез, но из того, что мне известно, могу сделать однозначный вывод: это - растение, и ему непременно должно найтись место в уже существующей классификации.
      -Я не вполне понял. Так ты что, каким-то необычным образом получил самый обыкновенный чай?
      -Нет, ни в коем случае. К Camellia sinensis он не имеет прямого отношения, а название своё получил, за то, что своим появлением буквально воплотил в жизнь наши с Андреем Павловичем чаяния. Но это поэтическое объяснение, есть и прозаическое. Инкубатором, для симбионта явилась чашка сладкого чая, забытая профессором в лаборатории на выходные.
      -Кстати, а что Еремеев, не собирается к нам присоединиться?
      -Нет. Мы с ним неоднократно беседовали на эту тему. Он наотрез отказывается уезжать. Да и ты почему-то ему не по нраву пришёлся. Я письмо оставил, он его уже утром прочтёт. Ну, извинился, конечно, объяснил всё, как мог.
      -Так как же воплотились ваши чаяния?
      -Исключительно забавный и курьёзный случай. Дело в том, что наша лаборантка Ларочка... - Горшин уже было перешёл к самой существенной части повествования, в которой жгучее любопытство пана Котловского должно было получить полнейшее удовлетворение, но Porsche нырнул в горный тоннель, и, Стёпа умолк, как болтливый попугай, клетку которого накрыли тёмным платком.
      
      Любопытство почти всегда побеждает в человеке страх перед неизведанным. Будучи свойственно нам всем, без исключения, независимо от интеллектуального уровня и багажа знаний, оно отличает нас от животных уже самим своим характером. Мыслительная деятельность человека как будто нарочно заточена под познание мира, всех его глубин, высот, граней и ипостасей. Однако при более внимательном, рациональном взгляде, начинаешь понимать, что необходимости во всём этом нет абсолютно никакой. Счастливому времяпровождению в пределах отпущенного природой срока это даже мешает. К тому же любопытство часто превращает людей в чудовищ. Стоит только какой-нибудь невинной теории стараниями 'дельцов от науки' кристаллизоваться в жестокую практику.
      
      По выезде из тоннеля перед ними предстал, наконец, во всей своей красе, под полной майской луной замок-особняк или, точнее, офис-лаборатория Pharm-Food Research. Ни дать, ни взять 'Форпост современной биологии'. Йозеф остановил кабриолет у стилизованного под магический монумент столба, и приложил палец к считывающему устройству. Кованые ворота открылись в абсолютной тишине, без какого бы то ни было лязга или скрипа (очень даже ожидаемого, учитывая окружающий антураж), и Porsche въехал во двор. Створы, декорированные различными драконами, химерами, грифонами, рыцарями, единорогами и прочей средневековой нечистью, показались Горшину слишком уж вычурным изыском, хотя мысленно он отметил: 'Во-первых, чего-то подобного я и ожидал. А во-вторых, моя специальность - не искусствовед, а вирусолог, и прибыл я сюда не для стилистических оценок'. Когда ворота также беззвучно за ними закрылись, Стёпа кратко резюмировал свои впечатления от приезда, полушёпотом, с исчезающей иронией в голосе:
      -Не хватает только надписи на латыни, готическим шрифтом: 'Забудь надежду, всяк сюда входящий', - и осторожно добавил, - А у фройлен Хильды точно всё в порядке с головой? - Йозеф расхохотался:
      -Пристрастие нашей Валькирии к мрачному раннесредневековому стилю в архитектуре поначалу смущает новоприбывших сотрудников. Но комфортные условия работы и свежий альпийский воздух быстро избавляют от тёмных мыслей даже самые светлые головы.
      -Вообще-то мой вопрос был немного о другом, мне ...- От иронии не осталось и следа, и голос Горшина настороженно задребезжал.
      -Chodźmy szybciej! - прервал Йозеф, и его скоропостижный переход на родной язык не добавил вирусологу ни капли оптимизма.
      
      ***
      -Андрей Павлович, образец симбионта под микроскопом. А вот и Ваш индийский с лимоном.
      -С таким, как Марья Алексеевна делает - ничто не сравнится. Ты уж не обижайся, Ларочка. Но всё равно спасибо. - Девушку откровенно порадовало, что профессор немного повеселел:
      -Ну что Вы, куда мне до Вашей супруги-то. Она с разными травками заваривает. Я и названий-то всех, наверное, за всю свою жизнь не выучу.
      -Вот ведь говорят: 'нет худа без добра'. Ведь угораздило тебя из более чем двухсот известных простудных вирусов подхватить именно этот!
      -Ага, а Вам чашку с чаем оставить среди лабораторных материалов. А если бы чуда не случилось, да ещё какой-нибудь вредный Вадим Геннадиевич к Вам заглянул? Ох и поплатились бы Вы за свою рассеянность. Он бы точно доложил 'куда следует' о несоблюдении строжайших санитарных норм!
      -Хорошо то, что хорошо кончается, а то, что кончается очень хорошо, так и само по себе не плохо, - Еремеев подмигнул Ларочке, - ну всё, беги. Вон мобильник виброзвонками разрывается. Лети уже к друзьям-подругам.
      -Я только письмо от моего рыцаря дочитаю. - Она тихонько, чтобы не мешать профессору, села за компьютер, и вернулась в родную соцсеть. С каждым мгновением её личико приобретало всё более негодующее выражение. Несколько раз она перечитывала фразы, как бы стараясь увидеть в них какой-то другой смысл. Закончив, она неистово заколотила ладошками по краю стола и начала реветь, как пожарная сирена. От внезапности, с которой грянула тревога, Еремеев даже вздрогнул и машинально схватился за сердце.
      -Что случилось? Набрав в грудь воздуха, наконец, решился спросить лаборантку профессор.
      -Он меня совсем не любит, он меня бросил,он только притворялся таким ласковым и щедрым! - Ларочку ни секунды не заботило, что случившаяся в её личной жизни катастрофа, вряд ли имеет отношение к предмету сосредоточенной мыслительной работы, поглотившей Еремеева почти целиком. Ведь он, по доброте своей, её уже отпустил, а потому и забыл о её присутствии.
      -Да что ж случилось? Кто так недальновидно обошёлся с нашим чернооким сокровищем? - Сочувственно приукрасив серьёзность своего отношения к флиртам в интернете, завлаб всё же отвлёкся от изучения экспериментальных материалов по 'чаю'. И сейчас с обречённой решимостью готов был принять на себя кубометры девичьих слёз по поводу разрыва с обожаемым.
      -Вы не думайте, Андрей Павлович. Я не какая-нибудь дурочка! Я с ним встречалась уже два раза. На выставку мы ходили и в ресторан. Но я девушка с принципами. До третьего свидания 'ни-ни', а потом: либо любовь большая, либо 'пошёл лесом'. - Еремеев еле сдерживал улыбку, понимая, что будет категорически не прав в заплаканных глазах собеседницы. Её негодование было искренним и неистовым, и не предусматривало ни малейшего намёка на шутку.
      -Ну, хорошо, хорошо. Так кто он? Вы что, пожениться хотели? - Будучи девушкой 'не какой-нибудь там', но при этом вполне современной, она с рассудительным зарёванным лицом изрекла:
      -Штамп в паспорте, конечно, не самое важное, хотя очень желательно. Но он мне такие слова говорил, так ухаживал, подарки красивые дарил, цветы. Обещал, что я работать поеду за границу, после того, как здесь в лаборатории опыта наберусь!
      -Он иностранец?
      -Да, такой красивый, и безумно галантный. И акцент у него очень приятный, мягкий. Голос завораживающий, прям вот здесь (она коснулась рукой ключицы) аж дыхание перехватывает. - После этих слов у Андрея Павловича тоже перехватило дыхание, но совершенно по другой причине, Оскорбляющие его ум, как человека многое в жизни повидавшего, предположения ёмко выразились в вопросе:
      -У тебя есть его фотография? - Она повернулась к своему компьютеру и пару раз щёлкнула мышью, поводя по экрану:
      -Вот ведь гад! - Завлаб, побагровев от ярости, со всей силы ударил по столу кулаком, а выражение лица черноокой красавицы мгновенно сменилось с обиженного на испуганное.
      
      ***
      
      Стёпа проследовал за Йозефом через двор, больше похожий на ухоженный сад, к главной башне. Как помнилось из Вальтера Скотта, она называлась 'донжоном'. На верхних этажах наверняка обитал сам, так сказать, Сеньор, или в данном случае Сеньора. Окна (чтоб их! Или всё таки бойницы?) с белыми пластиковыми рамами были ярко освещены, и, судя по всему, в помещениях использовались совсем не факелы, а экономные ртутные лампы. Приглашающим жестом пан Котловский отворил Горшину дверь, оформленную в той же, что и ворота замка, стилистике. С непривычки яркий свет ослепил Стёпу. Внутри донжон представлял собой нечто вроде престижного отеля, что среди европейских замков весьма распространённое явление, или центрального офиса какого-нибудь всемирно известного банка. Впрочем, Pharm-Food Reseаrch, в определённом смысле, был и тем, и другим. Йозеф ленинским жестом указал рукой дальше, и они прошли к любезно открывшимся дверям лифта, который изнутри казался зеркальной коробкой с прозрачным стеклом задней стены. Через него, пока подымались, Горшин успел обозреть строгий, лишённый излишеств и опрятный интерьер донжона. Выйдя, они сразу оказались в огромном зале заседаний. Никакого промежуточного коридора предусмотрено не было. - Ну конечно! - подумал Горшин, - Всё ж таки не отель, зачем здесь коридоры?
      От входа, вглубь зала тянулся стол совещаний, заканчивающийся, как водится, установленным поперёк, столом начальственным. Она приподнялась со своего трона, спинка коего, изготовленная из резного дерева, похотливо обнималась лапами всяких инфернальных тварей. Шествуя навстречу прибывшим, Валькирия отмечала свои полные уверенности и достоинства шаги чётким цоканьем каблучков о серый мраморный пол.
      -Хороша! - вырвалась у Горшина, обращённая к Котловскому реплика.
      -Magiczna baba! - раздалось у Стёпы в правом ухе заворожённое шипение пшека.
      - Рада Вас видеть, господин Горшин. - она грациозно протянула свою ухоженную ладошку в деловом жесте, подразумевавшем протокольное рукопожатие. Бархатная кожа оголённого плеча невольно притягивала к себе взгляд, отвлечь который было под силу только загадочным серым глазам и изящной линии губ с бережно нанесённой 'вишнёвой' помадой. Впрочем, в оттенках помады Стёпа разбирался также, как Йозеф в разновидностях вирусов. Пан Котловский, не дожидаясь приглашения, сделал полшага вперёд и ненавязчиво взял фройлен Хильду за запястье, преклонив к нему голову.
      Здесь надо отметить, в отличие от сверстников, лишь наслышанных о правилах этикета, Йозеф знал, что руку в позапрошлом веке прилюдно целовали только священнику. В случае же с рукой дамы, изображали почтение поклоном, издали напоминавшем целование руки. Ведь прилюдное прикосновение к обнажённой части тела женщины, особенно губами, вполне могло стать поводом к немедленной дуэли. Впрочем, даже если это была незамужняя девушка, невежа, не сумевший соблюсти должную дистанцию между запястьем красавицы и своими устами, мог получить пулю от её отца, брата или жениха. Горшин тоже слышал о чём-то подобном, поэтому был от души благодарен фройлен, что она не протянула ему руку запястьем вверх. Шанс поступить согласно дурацкому киношному стереотипу 'целования ручки', мог поставить его в неловкое положение, что было особенно досадно при первом знакомстве. Сделав галантный жест, Йозеф произнёс явно дежурную для него фразу:
      -Здравствуйте, прелестная фройлен Хильда! - и отступил на пару шагов назад.
      -Здравствуйте, фройлен Хильда. Тоже весьма рад. - наконец опомнился Стёпа и, пользуясь моментом, стал пристально изучать прелести пресловутой Валькирии, его будущей руководительницы.
      -Йозеф, с возвращением! Рада, что благополучно добрались. Теперь можете быть свободны. Послезавтра, точнее, уже завтра утром, жду на совещании, как обычно, в шесть утра. Даю Вам сутки заслуженного отдыха. 'Вот тебе бабушка и Юрьев день, - вспомнилась Горшину поговорка, - пахать-то в этом оазисе биотехнологий придётся всерьёз!'.
      
      Проводив цепким взглядом до лифта Йозефа, Хильда обратила на Стёпу свои чарующие глаза, и, как бы невзначай поправила изящное каре. Обернувшись к столу, она выдернула из длинной шеренги один из стульев и поставила перед Стёпой, приглашая присесть. Сама же осчастливила своими округлыми бёдрами одно из темнокожих кресел, расставленных поодаль, вдоль стены. Ниже линии декольте шёлк тёмно-синего платья, еле удерживавший шикарную грудь, обнимал весьма стройную талию, уже отнюдь не юной фройлен. Слегка одёрнув нижний край платья к коленям, она вытянула свои стройные ножки, и возложила их одну на другую. Уже устроившись в кресле, Хильда позволила своему прелестному личику выразить накопившееся за день недовольство. Облегчённо вздохнув, она извинительно обратилась к гостю:
      -Господин Горшин, если бы Вы знали, какое мучение ходить по двадцать часов в день на каблуках! - после этого сняла туфельку из чёрного бархата с правой ножки, а затем, уже свободными от правой мучительницы пальчиками, подцепила за пятку левую, и та полетела в противоположный угол зала, вслед за напарницей, - Степан, позвольте так Вас называть, ведь отчества здесь, в отличие от России, не приняты. Изложите мне кратко, в чём уникальность, полученного Вами организма.
      -Новый биологический вид, более всего подходящий под определение 'зелёное растение'. Получен путём симбиотического слияния плесневого гриба Botrytis cinerea c одной из сотен разновидностей вируса обыкновенной простуды. Условия, при которых это произошло, ещё не до конца мною проанализированы, но большая часть факторов, таких как: температура, состав окружающей атмосферы, наличие определённых веществ в питательной среде и степень освещённости, я определил достаточно точно.
      -Потрясающе, плеснево-вирусным симбиозом ещё никто не занимался. Возможно, здесь свою роль сыграли предрассудки, ведь в обывательском сознании и то, и другое - гадость. Теперь о перспективности. Я сама биолог, но мне хотелось бы услышать Ваше мнение.
      -В первую очередь, в смысле практического применения, это, ни больше, ни меньше, - решение продовольственной проблемы в мировом масштабе. 'Чай', как мы его с профессором Еремеевым назвали, унаследовал от плесени потрясающую живучесть, а вирус перестроил ДНК, наделив своей собственной способностью к быстрой мутации. Грипп, конечно, не ОРВИ, но на его примере хорошо видно, как вирус способен уклоняться от специально направленных на него ударов, выживать, и, изменяясь, становиться сильнее. То есть это неприхотливое растение, которое можно выращивать как хлеб или картофель почти на любой почве, конечно, с определёнными оговорками.
      -Прекрасно, я рада, что направления наших мыслей совпадают. Вы сделали правильный выбор. Кроме Pharm-Food, освоение этой чудесной разработки сейчас никто не потянет. Возможно года через два-три, но на данный момент никому из конкурентов это не по зубам. Только у нас есть специальный лабораторный инструментарий, огромное разнообразие штаммов самых разных вирусов, целая ферма плесневых культур и, можно сказать, 'Поваренная Книга' данных по всем этим биологическим объектам. Я ознакомилась с материалами. У некоторых подопытных грызунов, которым давали 'чай', даже приходила в нормальное состояние пищеварительная система, предварительно повреждённая в рамках эксперимента. Для всех подопытных групп просто невероятные результаты. Впечатляет. - Горшин был ошеломлён. Материалы последних опытов опубликованы нигде не были, руководству НИИ о них ничего не сообщалось. Да и в переданном Хильде через Йозефа, тоже ничего подобного не было.
      -Каким образом Вы...?
      -Давайте поговорим об этом, когда отдохнёте и немного освоитесь. Надеюсь, Вы привезли с собой образец? - в ответ Горшин молча достал из внутреннего кармана пиджака контейнер, больше напоминавший ручку или лазерную указку, и положил на стол. Хильда широко улыбнулась:
      -Прямо как в фильмах о Джеймсе Бонде. Хотя я понимаю, что форма контейнера продиктована спецификой служб, курирующих Ваш НИИ. Образец немедленно поступит в руки соответствующих специалистов, и до следующего совещания (уже с Вашим участием) я рассчитываю иметь хотя бы один такой же. Он будет получен уже здесь, согласно Вашим рекомендациям. Степан, есть ли что-нибудь, не указанное в Ваших материалах, из условий получения симбионта?
      - Напрямую - нет, но, видимо стоит уточнить. Как я понял, все работы здесь производятся в закрытых помещениях при искусственном освещении. 'Чай' же (так мы его называем) появился при освещении естественном. У меня нет оснований быть уверенным, что это условие обязательно, ведь механизмы слияния пока никак не объяснены, но для 'чистоты эксперимента' нужен солнечный свет. Я предполагаю, что это одно из необходимых условий.
      -Благодарю, господин Горшин. Ваши пожелания будут учтены. Мне жаль, что профессор Еремеев не согласился приехать. Мы могли бы помочь ему с его тяжким недугом. - Стёпа удивлённо вытаращил глаза на фройлен и сам весь подался вперёд. Не веря своим ушам, и, забыв от неожиданности о приличиях, он, повысив голос, возмущённо воскликнул:
      -С каким таким ещё недугом? Что Вы несёте, фройлен Хильда?
      -Неужели Вы не знали, что у него прогрессирующая редкая форма болезни Альцгеймера?
      -Ему нет ещё и пятидесяти, что за чушь?
      -Я ведь сказала, что это редкая форма. Вы меня простите, не думала, что лучше осведомлена о здоровье Еремеева, чем его ученик.
      
      Растерянность и пожирающее чувство вины овладели Горшиным. Более он был уже не в состоянии говорить. Хильда несколько секунд с искренним сожалением наблюдала за будто пришибленным вирусологом. В конце концов, поднялась с кресла и направилась к своему столу, чтобы налить Горшину воды из хрустального кувшина. Вернувшись, она протянула стакан в его дрожащие руки. Тот растерянно посмотрел на неё снизу вверх и жадными глотками выпил воду.
      
      -Идите, Горшин, отдыхайте. Мне действительно жаль, что Вы узнали об этом от меня. Мы встретимся (она взглянула на маленькие золотые часики) через двадцать семь с половиной часов, на совещании, а сейчас отсыпайтесь. Внизу Вас встретят и проводят в Ваши апартаменты. Пан Котловский навестит Вас днём, ровно в половине первого.
      Горшин встал, молча кивнул, и направился прочь. Будучи ужасно подавлен, он не сразу сообразил нажать кнопку для вызова лифта, и простоял почти полминуты, тупо уставившись в алюминиевые двери. За окнами-бойницами замка Pharm-Food уже уверенно вступал в свои права новый день, потихоньку разливая рассвет над снежными шапками альпийских вершин.
      
      После ухода от Хильды Стёпа решил проверить свою почту. Мобильник в замке ловил замечательно: 'Это не в Греции, а в Швейцарии всё есть, - подумал Горшин, - даже в горах'. В непрочитанных было письмо от Еремеева:
      'Стёпушка, здравствуй. Я сначала был очень рад за тебя. Ты уехал работать туда, где уважают тружеников науки и хорошо оплачивают их старания. Но неожиданно открылись обстоятельства мерзейшего свойства. Твой пан Котловский, оказывается, уже полгода обхаживал нашу Ларочку. Сначала перепиской в интернете, а последние две недели встречался с ней в Москве. По наивности своей она рассказывала ему если не всё, чем мы здесь занимались, то, по крайней мере, самое важное для Pharm-Food. О своей болезни я тебе не говорил, но ты всё равно узнаешь от них. Получается, что мне уже нечего терять, поэтому я решил испробовать 'чай' на себе. Ты ведь помнишь, как благотворно он подействовал на пищеварение мышей? Помимо Альцгеймера у меня, и с желудком, и с кишечником не всё гладко, впрочем, почти как у любого жителя современного мегаполиса. Результаты эксперимента буду дублировать на твою электронную почту, дважды в день, и внепланово, при появлении каких-либо заметных изменений в моём состоянии. Возможно, эти данные тебе ещё пригодятся. На всякий случай, смени пароль или сообщи новый адрес. Не исключено, что эти шустрые ребята твою почту уже взломали'.
      
      На утро, точнее в половине первого дня, как было условлено, Котловский явился к Горшину. Тот встретил его в совершенно непотребном виде. Отрубился Стёпа часа четыре назад, не раздеваясь, прямо в брюках и рубашке. Сейчас они были помяты, как и его лицо. В руке вирусолог держал ополовиненную бутылку Beafeater'а, в зубах была сломанная потухшая сигара, глаза были еле приоткрыты, губы расплылись в злой улыбке:
      -Привет, шпийон! - Горшин, грозно взглянул на университетского товарища
      -Что с тобой, Стёпа?
      -Пошёл по родительским стопам, клятый лях? - Отмахиваясь от жуткого перегара, Йозеф крепко взял под руку вирусолога и повёл в сторону кресла, напротив которого стоял огромный телевизор. Там как раз шёл эпизод из 'Штирлица'. Видимо нагрузившемуся ещё на рассвете Горшину удалось найти в ворохе пятисот телеканалов какой-то российский. На экране злой фашист Холтофф, допрашивая несчастного учёного, орал: 'С кем из врагов ты снюхался? Сам ты не мог до этого додуматься! Твоей рукой водила чужая, вражеская воля!' - Плюхнувшийся в кресло Стёпа, повернул голову сначала к телевизору, потом к Йозефу:
      -Символично, не правда ли? - И рассмеявшись булькающим пьяным смехом, приложился к бутылке, которую не выпускал ни на секунду.
      -Ты наивен, Горшин. Неужели ты думал, что был вырван мною сюда из твоей заплесневелой дыры только по старой дружбе? Не мог ты не догадываться, как неглупый человек (учёный всё-таки), чем обычно занимаются в стране пребывания 'советники посольства по науке'. Мой отец был именно таким 'советником'. Мне с детства была привита страсть к обладанию чужими секретами и манипуляции людьми. Тогда в самом разгаре были девяностые, Польша изо всех силах старалась помочь новым друзьям, разумеется, в ущерб старым. Но я-то работаю в Pharm-Food, а не в польских спецслужбах.
      -Какая разница? Ты знал, что Андрей Павлович болен! Теперь я понимаю, почему ты мне не сказал.
      -Я и представить себе не мог, что ты не в курсе! А если ты в курсе, то зачем лишний раз затрагивать больную в прямом смысле тему?
      -А зачем ты Ларочке голову задурил? Это же мерзко, шляхтич! Рыцарь, мать твою!
      -Я ей ничего плохого не сделал, даже с ней не спал. Так что будь спокоен. Зато всю нужную информацию добыл. В самом полном объёме.- Передразнивая так полюбившийся Ларочке акцент, Стёпа не преминул немного поиздеваться:
      -'..ничего плохого не сделал, даже не спал с ней...'. Сам-то понял, чё сказал? - Горшин ухмыльнулся и сделал краткое заключение:
      -Сволочь!
      -Зато свою родину не продавал, и близких не бросал, - взбешённый Стёпа запустил в Йозефа бутылкой, но тот увернулся, выпалив в ответ. - Dupek! - Горшин сначала напрягся, переводя слово на русский, но потом по его лицу опять разлилась пьяная улыбка:
      -Ты абсолютно прав. Я - м***к!
      -Завтра утром, на совещании, хотя бы частично, будь в надлежащем виде.
      
      ***
      
      Целый день, колдовали с образцом симбионта на открытом солнце лабораторные трудяги.Только перенос необходимого оборудования на свежий воздух занял около часа. Почти всё остальное время было потрачено на подбор ингредиентов для той самой 'питательной среды', которая на кухне Марьи Алексеевны Еремеевой называлась: 'Чай на завтра, Андрюшенька'. Этот этап задачи был трудоёмким, но решаемым. Чудеса современной химии позволяли получать почти любое несложное органическое вещество. С плесенью, правда, Валькирии пришлось понервничать. Нужная культура была не то чтобы редкой, а просто ни разу не использовалась в Pharm-Food ни для каких исследований, поэтому нашлась в хранилище не сразу. А вот нужный штамм простудного вируса, коим наделила заплесневевший чай чихнувшая на него Ларочка, отыскался почти сразу. Из материалов Стёпы следовало, что при соблюдении всех благоприятных условий 'биологическая реакция' должна полностью завершиться не позже, чем через сутки. Хильде оставалось только ждать. Отпустив всех, чьё присутствие теперь не являлось необходимым для наблюдения за экспериментом, она отправилась к себе.
      Солнце, не торопясь, величаво пересекло небосвод над живописными швейцарскими Альпами, поиграв лучами в ряби горного озера, заботливо согрев 'питательную среду' новой жизни, и скрылось за громадой донжона.
      
      Хильда ждала Йозефа в белом халатике, с пустым бокалом в руке. Полчаса назад ей доложили, что чудо свершилось. Симбионт появился и медленно, но верно растёт. Теперь было, что отпраздновать. Рядом с огромной кроватью, убранной изумрудного цвета, шёлковым бельём, на ночном столике, стояло ведёрко с бутылкой шампанского, второй бокал и ваза с клубникой. Войдя, Котловский со снисходительной улыбкой взглянул на свою Валькирию и на результаты приготовлений, которыми она озаботилась. Потом пан подошёл к столику, расстегнув ворот рубашки. Открыв шампанское, он нежно обнял за талию, грациозно скользнувшую к нему Хильду. Она поцеловала его и, протягивая свой бокал спросила:
      -Ну как там наш Степан? - Йозеф налил ей, себе, и, продолжая расстёгивать рубашку неуверенно ответил:
      -Вроде не буянит, но его настрой мне всё равно не нравится. - фройлен сделала большой глоток и жестом указала Йозефу сделать то же. Он повиновался.
      -Ну и ладно. - С этими словами она толкнула Котловского на широченную постель и скинула с себя халатик, скрывавший все её прелести. Бокал пана беззвучно упал на белый пушистый ковёр, а свой она с размахом запустила в стену и прыгнула на Йозефа сверху. - А теперь молчи, мой огненный шляхтич, - И наклонилась к нему с поцелуями...
      
      Ночь, которой Йозеф ждал две долгих недели, подходила к концу. Он обнимал роскошное тело лежавшей к нему спиной Хильды:
      -А та русская девочка, как она тебе?
      -Я так и думал, началось. Да не было у меня с ней ничего! - На что фройлен справедливо заметила:
      -Я думаю, она так не считает. - Потом повернулась к нему и с тоской в глазах произнесла: - Мне всё надоело, Йозеф. Я устала и не могу так больше. Я хочу нормальной жизни. - Валькирия чуть прищурилась и вперила в пана свой взгляд. Ей было дико интересно, как он отреагирует:
      -О чём ты?
      -Я жду от тебя ребёнка, - и спустя мгновение, не давая ему опомниться, добавила, - Но ты не переживай. Мне от тебя ничего не нужно. Я сама себя обеспечу в любой точке земного шара. Средств у меня хватит.
      -Ты же знаешь, что я тебя...
      -Прекрати. Ты не только меня, ты в этой жизни вообще никого не любишь. Чудовище. Как ты мог так поступить с этой лаборанточкой? Она ведь тебе поверила! Ждала, что ты, как принц из сказоки заберёшь в далёкие Альпы, в свой рыцарский Замок.
      -Да что же такое ты говоришь! Это же ты предложила мне заняться 'привлечением' Горшина!
      -Потому и предложила, что знала, - на это способен только такой конченый мерзавец, как ты. Я прекрасно понимала, что лучшее изо всех обстоятельств, способствующих получению нужной информации - доверчивость несчастной девочки. Именно поэтому я президент компании, а ты всего лишь червь, выполняющий для меня самые грязные поручения. - Йозеф сначала глядел на неё в полном недоумении, но потом, рассмеялся и ответил:
      -Вот ты умница! А отец твоего будущего ребёнка, оказывается, червь. Может ты меня и не любила никогда?
      -Любила, конечно, любила. Иначе этого бы не случилось. - она положила правую ладонь на живот. - Но что тут поделаешь, если я просто дура, как эта юная московская лаборантка, и мне нравятся такие подонки, как ты. - Йозеф сглотнул ком, подступивший к горлу, и озлобленно посмотрел на Хильду. Потом откинул одеяло, сел на край кровати, пошарив по полу рукой, нашёл свои брюки и начал одеваться. Уже не глядя на неё, он спросил:
      -И что будем делать?
      -Пока не знаю, но точно, буду что-то решать. Хочу быть матерью, а весь этот Pharm-Food мне осточертел. Но совсем не улыбается перспектива появления на моей должности тебя, или похожего дерьма. Здесь трудятся учёные. Они как дети, к ним нужен особый подход, а для тебя любой человек, либо инструмент, либо балласт. Не вижу я тебя, ни отцом, ни руководителем.
      -Увидимся на совещании, фройлен.- сквозь зубы процедил Йозеф.
      -До встречи. - ответила она равнодушно.
      
      Предрассветную тишину за окном грубо нарушил автомобильный клаксон.
      -Кого это ещё там принесло в такую рань? - Йозеф высунулся в окно голый по пояс и увидел шагающего через двор к воротам Горшина.
      -Стёпа, ну и куда ты направился? Ворота всё равно не откроются.
      -Давайте, открывайте, я вам более не нужен, - крикнул ему Горшин. С постели откликнулась Хильда:
      -Он прав. Мне доложили, что симбионт получен, ещё вечером. Степан не обманул насчёт солнечного света. - Котловский только развёл руками:
      -Как пожелаете, фройлен. - он спустился на лифте вниз, прошёл через двор к воротам и приложил палец к считывающему устройству такого же 'монументального', как и снаружи, столба. Стёпа повернулся к Йозефу:
      -И всё равно ты - сволочь, причём самая ограниченная из всех обитателей Замка. Вы даже не представляете, какие возможности таит в себе 'чай'.
      -Какие ещё возможности? Что может быть грандиознее, чем решение проблемы голода? Симбионт теперь наш. Сегодня-завтра запатентуем, как открытие Pharm-Food Research.
      -Во-во, я о том и говорю. Всё у вас о еде. Или как на ней нажиться. - заметив в окне донжона прелестную Валькирию, Стёпа прокричал ей, приложив ладони рупором:
      -А Вас, фройлен, мне искренне жаль! - она ничего не ответила, лишь проводив вирусолога взглядом в бесшумно открывающиеся ворота.
      Горшин обратился к таксисту по-немецки, демонстрируя для убедительности свою Visa (расплатиться он хотел в аэропорту):
      -Wir fahren zum Flughafen. Vor Ort zu bezahlen.
      Садясь в машину, Горшин усмехнулся: 'Элементарных вещей не знают, неучи. Самое обычное стекло не пропускает жёсткий ультрафиолет, от которого симбионт погибнет с восходом солнца. Пусть теперь голову ломают, кормильцы человечества. Ну Чай с ними!'
      
      ***
      
      'Портянка.рф' от 7 июля 20** года (выдержки):
      -Обнародованы результаты рискованного эксперимента, проводимого над самим собой проф. Еремеевым. Его лечащие врачи констатируют, что болезнь Альцгеймера отступила. Некоторые учёные, из созданной РАМН группы экспертов, утверждают, что новый биологический объект подтвердил 'амилоидную гипотезу' и убеждены: 'чай' блокирует производство бета-амилоида, вызывающего синдром Дауна и болезнь Альцгеймера.
      
      -Президент Pharm-Food Хильда Шлоссхайм погибла в результате автомобильной катастрофы, её лиловый Porsche вылетел с горной трассы. Неназванный источник в полиции заверил, что считать произошедшее несчастным случаем не следует.
      
      -Специалист Pharm-Food Йозеф Котловский объявлен персоной нон грата в РФ (хотя в наручнниках-даже очень "грата"). Ему заочно предъявлено обвинение в промышленном шпионаже, ведётся следствие.
      
      -На открытии конференции ВОЗ, в числе прочего, было отмечено: 'Био-объект, под рабочим названием 'Чай', полученный Еремеевым и Горшиным, не может, в силу своей уникальности и ценности для всего человечества, быть собственностью какого-либо государства, корпорации или частного лица. Само же открытие, безусловно, признаётся за упомянутыми учёными со всеми вытекающими последствиями'.
       -По неподтверждённым данным агентства Kreuter, сегодня в г. Калькутте, Индия, появился на свет 7 500 000 001-ый житель Земли. Девочка получила имя Уммидавари (в переводе-Надежда). Поздравляем человечество с пополнением!

    176


    Diamond A. Супрематическая машина   6k   "Миниатюра" Проза, Фантастика


       В молочных прядях Аннабель Пеннер таяло солнце, но разбитые психозами губы никогда не мерцали грустной улыбкой.
          Сколь фальшиво и лживо звучала струна пыльного рояля, столь же вычурным и диким мне виделось лицо девочки - фантастически правильной в телосложении, но болезненно слабой в настроениях. Ее чувственность возникала треугольниками и квадратами, в которых всегда не хватало сторон. Она нередко замыкалась в причудливых фантазиях, позволяя порой безобразным чудовищам являться пастелью на бумаге. Супрематические эскизы, лишенные привычной логики, больше походили на мессур состояния Аннабель, нежели на произведения искусства. Неспособная к беседам она брала карандаши и тихим стоном сопровождала каждую линию, напевала угловатые мотивы своих карикатур, врезала воображение в контуры замысловатых форм.
          Чтобы "клоун в маминой тумбочке замолчал".
          Доктор Фейгин часами мог наблюдать за тем, как рисует Аннабель. Он сидел в кожаном кресле, шумно дышал в усы и бредил Стокгольмом. Пока я размешивала должность ассистента в чашечках кофе, Уилфрид Фейгин ликовал на чердаках своих лазурных химер, примерял регалию "нобелевский лауреат" и ждал, когда же мать Аннабель наконец даст вожделенное согласие.
          Карлсон, который нашел идеальную крысу.
          Хрупкая, едва ли не прозрачная миссис Пеннер неделями не оставляла попыток расплатиться с чутким доктором. Но каждый раз ей приходилось сминать желтый конверт, набитый пособием, и прятать его в кармане вытертого пальто вместе со смущением и слепой благодарностью. Тринадцать долгих месяцев доктор Фейгин полировал чувство долга внутри субтильной Марии Пеннер.
          Чтобы крайняя мера показалась необходимостью.
          - Аннабель имплантируют углеродную капсулу в спинной мозг. Эта капсула реагирует на повышение содержания гомованилиновой кислоты - основного продукта обмена дофамина - в ликворе. В ответ на рост уровня кислоты, автоматически выделится рисперидон. Диффундировав через стенки капсулы, антипсихотик предупредит нарушение аффектов. Нужно только подписать...
          - Это поможет моей дочери?
          Таким как миссис Пеннер достаточно услышать слово "надежда", чтобы тотчас продать мир ради призрачного шанса на спасение.
          Нельзя не врать.
          - Да, Мария. Это поможет.
         
          ***
         
          Мы стоим на крышах Крайслер-Билдинг, Ситигруп-Центр, Уолл-стрит.
          Мет-Лайф, Вулворт, Блумберг.
          Недовольные здоровьем, пережившие себя, напичканные капсулами от ОРВИ, шизофрении, рака простаты, сифилиса и хореи Гентингтона.
          Падающие люди не кричат, они просто ныряют в стальную бездну города. С высоты Уорлдуайд-Плаза кажется, что асфальт покрывается геморрагической сыпью. Красные пятна, раздробленных счастьем, тел. Как будто кто-то отдает приказ, и очередной бывший диабетик или гипертоник по команде срывается вниз. Солдаты нетленной армии один за другим расформировывают дивизии.
          Голуби, порхнувшие рядом, наверное, не понимают, куда и зачем летит это мясо.
          Плавное рыдание моторов надувается хлопками винтовок и треском петель новых Кобейнов и Кёртисов. Позвоночники хрустят, ломаясь с китайским гонгом.
          Жить вечно - так себе веселье.
          Всё видится молекулярно ничтожным. Чтобы разглядеть облегчение, с которым парочки направляются в суицид-кафе, где им сыграют последний блюз, нужен гигантский микроскоп. На крыше соседнего здания бегает мальчик, запустивший воздушного змея. Вместо корпуса игрушки - спутник. Как и многие, он застрял в бесконечности на своей планетке и отправляет сигналы бедствия, которые теряются в акреционных дисках и звездном ветре.
          Даже если ты не планировал жить вечно, тебя заставят. Скорее всего, какая-нибудь Мария Пеннер примет за тебя решение.
          Когда доктор Фейгин понял, что его капсулы работают, нашлись жадные до бессмертия и щедрые на инвестиции понтифики. Великие строители огнеупорных мостов. Аннабель Пеннер, точно овечка, послужила Уилфриду золотым билетом, который лопнул.
          Мальчик на соседней крыше замирает. Отпускает струну воздушного змея и машет руками, скрещивая их над головой и разводя в стороны. Смотрит в пожелтевший закат с таким упованием, словно из холодных раскидистых лучей придет другая панацея. Не та, что явилась из капсулы с рибавирином.
          Нет, дурачок. Прыгай.
          Доктор Фейгин получил свои премиальные и признание. Обзавелся хэдлайнами типа "Человек, победивший смерть", а потом сгорел в одном из необъятных вечеров Эджелла, будто и не было его.
          Сгорел. Потому что знал: жить вечно - так себе веселье.
          Руки мальчика опустились, вся его фигура обмякла в оргазме. Залитый багровым солнцем он, столетний подросток, облокотился на воздух и исчез за кулисами западной стены.
          Только силуэт воздушного змея плавится на горизонте.
      

    177


    Корр Э. Дерево мира   19k   Оценка:10.00*4   "Рассказ" Фантастика

      Дерево мира
      
       Кто ещё знает об... об этом? - начальник Академии поднял глаза от бумаг, которые читал, и от холода, полыхнувшего из его глаз, посетителю стало страшно. По-настоящему.
      - Только Вы и я, адмирал, - услышал он ответ, сказанный тихим, размеренным голосом очень и очень уверенного в себе человека. Хотя, человека ли?
       Тот, кого адмирал почти пять лет считал одним из лучших своих офицеров, капитан Хейг, преподаватель кафедры сложнейшего янского языка, при обращении к нему даже не сделал попытки встать, по-прежнему свободно расположившись в кресле для посетителей.
      Адмирал же опять опустил глаза к нескольким листкам бумаги на своём столе. И только тут стало заметно, как смертельно он побледнел.
      Через несколько минут чтения адмирал молча придвинул к себе пепельницу, сделанную из самого настоящего человеческого черепа - вернее, черепа янса. А янсы, не смотря на очевидное - общие биологические корни, общую праматерь - далёкую Землю, себя к человеческому роду упрямо не причисляли... И, если честно, они имели на это довольно веские основания.
      Потом адмирал медленно и тщательно разорвал каждый из листков, которые до этого изучал и, сложив их в пепельницу, щелкнул плазменной зажигалкой. Пока бумаги веселым костерком превращались в пепел, никто не произнёс ни слова.
      Адмирал приложил палец к губам, призывая к молчанию и потянулся куда-то в самый низ своего огромного стола.
      Если честно, то собеседник адмирала был бы не очень удивлён, если бы Слон - такую кличку начальник училища получил за свою большую умнейшую голову - достал из стола револьвер и пустил ему пулю в лоб. И когда адмирал нагнулся, то его, если честно, изнутри обдало холодком. Неужели он ошибся в своём решении, впервые за долгие и долгие века своей жизни?!
      Но в руках у Слона оказался не револьвер, а огромная пузатая бутылка "Звёздной пыли", - вещи редкой и очень дорогой. Её 45 градусов сначала не ощущались, лишь отдаваясь во рту сильнейшим послевкусьем, чем-то напоминающим и чёрный виноград, и земную дыню, но вот потом она очень и очень быстро ударяла в голову...
      У Слона получилось одной рукой достать откуда-то одновременно и бутылку, и две серебряные рюмки, зажав их между пальцев. А вот во второй руке, которая, как всем было известно, была протезом, как и его левая нога, действительно оказалось оружие. Но не штатный револьвер офицера космофлота, а самый обычный армейский плазменный излучатель B08. Пальни адмирал из него сейчас с такого расстояния... В гроб положить было бы нечего - это точно. Если только развеять потом горстку пепла над клумбой...
      - А теперь давай посидим и подумаем, мой мальчик, - предложил адмирал и, с трудом встав с кресла, кивнул головой, приглашая следовать за собой. Излучатель пока почему-то не был направлен в лоб посетителю, что было весьма для него удивительно.
      Кивнув на высокую картонную коробку, что стояла рядом с креслом, в котором сидел "капитан", и которую он принёс с собой, адмирал спросил:
      - Это именно то, о чём я думаю?
      Тот лишь молча утвердительно кивнул.
      Коробка, которая, вообще-то, когда-то хранила в себе кухонный комбайн, сейчас содержала в себе одно из величайших сокровищ, известных человечеству.
      Выйдя из-за стола и зайдя за своё огромное кресло, адмирал ногой открыл практически не заметную на фоне облицовки из тёмного дерева дверь в свой личный кабинет. Все в училище об этом кабинете, конечно, знали, но посетитель лично не знал никого, кто хоть раз бы упомянул, что ему удалось там побывать...
      Личный кабинет начальника училища оказался не крохотной комнатушкой, чего можно было бы ожидать, а самой настоящей квартирой, явно из нескольких комнат.
      - Гальюн там, по левому борту, если что, - сказал адмирал и кивнул головой вдоль длинного коридора. - А Вы проходите прямо, там кают-компания. Доставайте из бара всё, что захотите, а я сейчас подойду, - добавил адмирал. И это тоже на стол поставьте, - сказал он, вручив своему гостю бутыль "Звёздной пыли", серебряные рюмки и даже В 08, после чего сам адмирал удалился по коридору.
      "Капитан" же молча отправился выполнять приказание.
       - В конце концов, - подумал он, - тому, кого хотят в ближайшее время оправить на тот свет, не показывают, где в доме гальюн...
      Очевидно, с ним решили поговорить... в приватной обстановке. В том, что личные апартаменты адмирала были проверены кафедрой радиоэлектронной борьбы училища со всей возможной тщательностью, он не сомневался.
      Кают-компания оказалась просторной овальной комнатой, треть которой занимало панорамное окно из бронестекла. За окном шёл проливной послеобеденный ливень, а вдали была видна полоса далёких джунглей. На стене было несколько огромных экранов, сейчас не работающих; вдоль стен стояли бар, огромный холодильник и электроплита. В центре же комнаты размещался овальный же стол темного полированного камня. В баре-холодильнике оказались фрукты, огромное количество всевозможных мясных закусок и соков - местных, разумеется, с Янса, - что с облегчением отметил про себя гость. Земную еду он не любил.
       Он довольно быстро накрыл на стол, после чего крайне аккуратно вскрыл ту самую коробку, что принёс с собой, и водрузил в центр стола её содержимое - высокий цветочный серебряный горшок с деревцем, которое больше всего землянину напомнило бы молодой четырехлетний кедр. Но это деревце было усыпано несколькими шапками огненно-красных цветков с черными потёками нектара на лепестках.
      Цветущая янская ель... - Дивной красоты деревце, тайны которого так и не удалось понять землянам. Во время цветения цветки янской ели выделяли иссиня-чёрную смолу, которая творила то, что в иные времена назвали бы чудом и никак иначе. Смола возвращала молодость. Не образно говоря, а на самом деле: 70-летний старик за несколько лет оказывался в теле, которому ни один тест не дал бы более тридцати пяти... Регенерировали потерянные конечности - отрастая, как хвост у ящерицы... Вырастали заново потерянные зубы, исчезали любые шрамы. И человек навсегда забывал, что такое большинство заразных болезней. Можете себе представить человека, который никогда не заболеет даже тривиальным вездесущим гриппом? И процедуру омоложения можно было повторять снова и снова...
       Потом на месте цветков на ели вырастали крохотные шишечки, каждая из которых содержала ровно семь семян. Цвела янская ель лишь раз - с лета четвёртого года жизни и в течение всего года, после чего вырастала в почти стометрового исполина со сверхпрочной и не гниющей древесиной.
      Ель могла стать спасением человечества, а стала причиной бессмысленной и кровавой межпланетной войны... Войны, выиграв которую, победители не получили самого главного приза - оказалось, что никто из землян не знал, как заставить цвести янскую ель! То, о чём сообщали послы янского княжества, то, о чём говорили немногие пленные, но во что никто и никогда из землян не мог и не желал верить, - оказалось правдой. Им действительно всегда говорили правду: заставить ель цвести и сделать так, чтобы проросли её семена, могли только члены княжеской семьи Янса! По легенде, для этого нужны были несколько капель их живой и свежей крови.
       Но кто мог в это поверить в век самых передовых биотехнологий и межзвёздных полётов? Никто и не верил. Да и история про кровь всегда воспринималась только как красивая легенда, пущенная в ход для придания большей значимости и незыблемости власти Правящего Дома планеты.
      После войны землянам достались целые рощи янской ели самого разного возраста. И лаборатории земной федерации могли теперь выращивать её в любых потребных количествах, используя примитивное клонирование; но вот ни прорастить её семена, ни заставить ель цвести у землян так и не получилось. А цвести могло лишь деревце, проросшее из целого семечка. Почему? - Так и не удалось понять... Итогом всех попыток стали лишь гектары и гектары каждый год всходивших порослей великолепного строительного леса и - ничего более. Иного итога новых и новых безуспешных экспериментов не было. Ель хранила свою тайну, как и правящий дом Янса.
      Война давно была завершена, закончившись перемирием, так и не ставшим Мирным Договором. Из семи материков планеты княжество потеряло шесть, закрепившись на самом маленьком, чем-то очертаниями и площадью напоминающем земной Индостан, и лежащем посреди огромного океана на самом экваторе планеты.
      Княжество отказалось признать главенство Земной Федерации и отказалось продать или уступить на любых условиях секрет янской ели...
      И последовала операция "умиротворения".
      Потери землян были чудовищны - янцы оказались обладателями технологий, о которых на Земле или вообще не имели никакого понятия, или которые ещё не вышли из стадии лабораторных образцов. И дрались янцы, защищая свой мир, отчаянно и умело. Но их было мало... - очень мало по сравнению с тем, что могли выставить на фронт десятки планет Федерации. Войну остановила военная хитрость - янцы привели довод, проигнорировать который было невозможно: когда бои шли уже на их последнем материке, они сообщили о местоположении на Земле пяти термоядерных зарядов по 20 мегатонн каждый. Один из зарядов оказался расположен буквально у стен Объединенного Совета Земной Федерации на Земле, а ещё четыре - в самых густонаселённых городах. Заряды оказались исправными и в полной боевой готовности. Они лишь ждали сигнала... Янцы сказали, что это их предупреждение первое и последнее, и что если война не будет остановлена, то они нанесут удар, последствия которого ни одному правительству народы Федерации и не простят, и не забудут никогда....если, конечно, эти народы уцелеют.
      Так сказали янцы... И им поверили.
       Это было более полувека назад.
       Земная Федерация строила на завоёванных у княжества землях города, держала довольно большую орбитальную группировку и немалые наземные войска, и была вынуждена даже открыть на планете филиал Академии Космофлота. Время от времени случалось то, что в сообщениях информагентств именовалось "инцидентами", - стороны как бы прощупывали силы друг друга. Но, несмотря на прошедшие полвека, технологическое превосходство янцев по-прежнему оставалось недосягаемым.
      Как, откуда они получали эти технологии?
      В то же время, и, как бы парадоксально это не выглядело, обе стороны смогли совместно выбрать место на побережье янского материка, где перемирие работало в полную силу: это была зона мира и торговли. Без единого подписанного на высшем уровне документа очень быстро там вырос торговый город, нужный обоим цивилизациям, как воздух. И объем торговли рос год от года. Без налогов и таможни. Внутренний порядок великолепно поддерживала совместная полиция, действующая, в отличие от полиции на территории Федерации, по янским законам: пойманных воришек, к примеру, вешали на месте преступления, а за пьяный мордобой спровоцировавшего драку пороли шомполами до кровавого месива на спине. Насильников жгли живьем. Пьяниц за рулём - расстреливали на месте... Янский князь действовал методами жуткими, но народу понятными.
      Судебные ошибки исключались - ментоскопирование по янской технологии не допускало ошибок: человек рассказывал и вспоминал всё, вплоть до внутриутробных переживаний, если это интересовало следствие.
       Так что более тихого и безопасного места во всей обитаемой человеком ойкумене найти было трудно. И не было ни одного удовольствия, которое было бы недоступно на территории анклава за деньги...и без. Да и придумать место, более любимое разведками обоих сторон, было невозможно. Но вот цветущая янская ель теперь выставлялась на продажу на аукционе лишь в единственном экземпляре и только раз в год, - в канун начала операции "умиротворения" Земной Федерации на планете. И редко, когда деревце уходило с торгов по цене, менее нескольких миллиардов - количество больных и желающих купить себе жизнь миллиардеров никогда не уменьшалось.
       Бесплатно нектар янской ели на планете получали только солдаты княжества и его высшие чиновники. Вот так...
       Продавая деревца землянам, янцы явно давали понять, что они абсолютно уверены, что секрет "дерева жизни" чужакам не познать никогда...
       Ситуация, по большому счёту, и для янцев, и для Федерации сложилась патовая.
       За бронестеклом по-прежнему шёл проливной ливень, когда в комнату, называемую им по корабельной привычке "кают компанией", вернулся адмирал. Только одет он теперь был в домашний халат, левый рукав которого был заправлен в карман, а в руке адмирал держал трость. На людях, на службе, адмирала никто никогда с тростью не видел, как и без ручного протеза.
      - Как ноют рука и нога, - вздохнул адмирал, заходя в комнату и тяжело опускаясь в одно из кресел, стоявших у стола. Каждый день дико ноют во время этого проклятого послеобеденного дождя... Их давно нет, а почему-то болят! И я чувствую на них каждый пальчик... а обезболивающие пить не хочу, - вздохнул адмирал.
       - Фантомные боли уйдут уже завтра, - заверил его гость. Вам всего лишь необходимо съедать каждый день два-три лепестка с деревца... У него очень быстро отрастают новые, не волнуйтесь. Когда через год оно закончит цвести, Ваши рука и нога ещё не успеют отрасти полностью, но процесс восстановления уже не остановится... К концу второго года вы станете здоровым и молодым мужчиной... хотя, Вам и сейчас нет и пятидесяти...человеческих лет. А потом Вы получите ещё одно деревце. И повторите курс - для закрепления результата...
       - Я должен задать Вам несколько вопросов, - начал адмирал. Что с настоящим капитаном Хейгом? Он жив?
       - Он жив и здоров, адмирал, не волнуйтесь. А после моего возвращения на родину он вернётся и займет моё место. Он даже не хуже меня будет знать янский язык, который преподаёт. Сейчас его усиленно...обучают наши специалисты. Капитан будет связным. Он абсолютно добровольно согласился на сотрудничество с нами...поэтому я и пошёл на риск операции внедрения.
       - А как же все эти наши тесты? - пораженно спросил адмирал. Отпечатки пальцев, снимок сетчатки глаза...? Почерк, в конце концов?
      - Если мы можем творить такое, - гость кивнул на деревце на столе, - то копирование любой внешности, поверьте, для нас никаких трудностей не представляет. Единственное неудобство, что мне теперь почти два года придётся возвращать себе привычный облик...
       - Вы не можете представиться? - спросил адмирал. Довольно глупо было бы мне называть Вас "капитаном Хейгом" теперь...
       - Густав Питер Ян третий, князь Бейн. Я - один из Младших Принцев Дома... Князь Ян - мой родной дядя. Я владею секретом крови Дома и тайной Дерева Жизни. Это деревце, - князь кивнул на стол, - я вырастил сам. В княжестве это умеют делать лишь люди Первой Крови и наши Старшие дети, - наследные князья. Нас всего семеро на всю планету... Это не мистика, и не дань тому, что число "семь" является для нас священным - по количеству семян в шишке янской ели - это просто совпадение.
       Адмирал молчал почти минуту, прежде чем задал следующий вопрос:
       - Сколько Вам лет, князь?
       - По человеческим меркам, этой зимой мне исполнится 448 лет, - с тихой улыбкой ответил князь. Я - самый молодой Принц Дома. Моему отцу чуть более трёх тысяч лет...
       - Но это невозможно! - поражённо воскликнул адмирал. Первые люди высадились на планету всего сто сорок лет назад! В этом году отмечали юбилей. Потом были годы смуты и разрыв связей... Потом возникла Федерация, и земляне попытались сюда вернутся, но колония заявила о своём полном суверенитете! Потом - годы переговоров и война... Но первые люди на планете появились всего сто сорок лет тому назад, это точно.
      - Я помню..., - ответил князь и улыбнулся. Но дело в том, что я - не человек, адмирал. И никогда им не был. И мы были пришельцами в этом мире, но мы были первыми, и это - наша планета по праву. Мы привыкли к человеческим телам и даже к человеческим удовольствиям... На самом деле мы всегда могли вас, людей, уничтожить, безо всяких ядерных бомб. Но мы привыкли и даже полюбили вас. Нам ни к чему война. Просто нам нужен свой дом - и им навеки будет Янс. Так вышло...
      Адмирал не стал задавать десятков вопросов, вертевшихся у него на языке. Он спросил лишь одно: Почему Вы выбрали меня? Потому что я - калека? Ведь это, - адмирал качнул пустым рукавом руки, - последствия вашей атаки на орбите!
       - Это, - его собеседник так же кивнул на пустой рукав адмирала, - последствия попытки вашего вторжения в мой дом! Мы приняли первых переселенцев... и сжились с ними, подарив им здоровье, вечную молодость, и дав невиданные для людей технологии. Мы защищали свой дом! И отдали мы землянам только те земли, которые, по большому счёту, были нам не особо и нужны...
       Повисла пауза, после которой князь продолжил:
       - Да, и поэтому тоже, адмирал. Вряд ли Вы забудете эту мою небольшую услугу... А ещё потому, что Вы умны, не зашорены в своих суждениях, и Вы имеете доступ к высшим руководящим структурам Федерации. У вас, у людей, осталось очень мало времени... лет сорок, а потом и в этот мир придут тархи. И в будущей войне мы вынуждены быть вместе против общего врага. Иначе нам опять придётся уходить и искать новый дом. Вы запомнили то, что я дал Вам прочесть?
       - Такое забыть невозможно, - адмирал поморщился. Если бы не это, - он кивнул на деревце, - я бы не поверил Вам никогда! Меня едва не вырвало от того, что они творят с разумными... И что же теперь должен делать я? - адмирал вопросительно посмотрел на собеседника.
      - Будете искать для нас друзей, у нас много цветущих деревцев янской ели, как Вы понимаете, - ответил князь, улыбнувшись. Мы должны успеть подготовить... правильно подготовить переговоры между Федерацией и княжеством... Успеть отстранить от власти некоторых ваших одиозных политиканов... И нам ещё надо внедрить очень много новых технологий в вашу военную промышленность... У нас очень, очень много дел, адмирал. И очень мало времени.
      - Когда Вы возвращаетесь к себе? - спросил адмирал.
      - Да прямо сейчас, - ответил князь. Моя функция на этом этапе здесь закончена. Я прямо сейчас оправлюсь в наш торговый анклав, а оттуда - уже к себе домой. Моя яхта давно ждёт меня в порту. Вместо меня вернётся уже настоящий капитан Хейг... Но он наш, хотя и человек. Я не прощаюсь, адмирал. И, надеюсь, что смогу организовать и Ваш визит ко мне в гости, на бал осеннего равноденствия. А теперь разрешите мне откланяться, - сказал князь, встав из-за стола. И, просьба, личная просьба адмирал - замените пепельницу. В следующей войне мы будем союзниками...
       С этими словами князь вышел.
       А потом адмирал так и не смог заснуть.
      До утра он просидел перед огромным панорамным окном, потихоньку потягивая "Звёздную пыль". Ему надо было обдумать слишком многое. Он смотрел на небо и далёкую полоску джунглей на горизонте, и вспоминал свою жизнь, которая вдруг снова оказалась наполненной чем-то...чем-то очень важным.
      И уже под самое утро он попробовал лепестки с подаренного деревца. У них оказался на удивление приятный сладковато-терпкий вкус...

    178


    Вавикин В. Яркая нить в высокой траве   9k   Оценка:10.00*3   "Рассказ" Фантастика

    1
      
      Дебби познакомилась с Эриком месяц назад, когда писала статью о старой, эксцентричной миллионерше, которая распорядилась после смерти заморозить свое тело и отправить в космос, к далеким звездам. Эрик был юристом, который взялся выполнить волю выжившей из ума старухи. Он нашел для нее клинику крионики, договорился с частной космической организацией, занимавшейся запуском спутников на орбиту Земли. Сложнее всего оказалось с подготовкой шаттла для замороженного космонавта.
      - И все это накануне финала "Кубка Стэнли", - пошутил Эрик.
      Шутка понравилась Дебби, и она улыбнулась юристу. Нравился ей и сам юрист. По сути, вся ее статья строилась не вокруг старухи-миллионерши, а вокруг юриста, который должен был исполнить волю этой старухи. "Сможет или нет - вот в чем вопрос", - Дебби знала, что редактору это не понравится, но ей было плевать. Она не собиралась никому ничего доказывать. Уже не собиралась. У нее был десяток хороших статей, которые прославили ее имя. Теперь можно было и отдохнуть. Отдохнуть с Эриком. Нет, она не планировала ничего такого, когда только встретилась с ним, но спустя час... спустя три чашки кофе, шесть сигарет и десяток шуток... В общем Дебби и сама не поняла, как оказалась в его постели. Наверное, думала она, не понял и он. Это просто случилось и все.
      Они лежали поверх смятых простыней и курили. Вернее курила Дебби, Эрик просто смотрел в потолок, закинув за голову руки. Сколько длилась их близость? Пять минут? Десять? Дебби пыталась вспомнить, как вообще случилось так, что они пришли к нему. Их одежда, словно дорога из хлебных крошек, вела от входных дверей до спальни. Над большой кроватью висела не менее большая репродукция откровенной картины Эдуарда Анри Аврила.
      - Так ты оказывается еще и извращенец? - пошутила Дебби.
      Эрик проследил за ее взглядом, рассмеялся. Дебби ждала, что он начнет оправдываться. Так, по крайней мере, обычно поступал ее последний парень, когда пользовался ее компьютером, а потом забывал удалять историю своего серфинга. Но Эрик лишь смеялся. Зубы белые, крепкие. Глаза голубые. Кожа загорелая.
      - Пожалуй, мне пора, - сказала Дебби, решив, что если не уйдет сейчас, то останется, по меньшей мере, на всю ночь.
      Она затушила сигарету и начала одеваться. Эрик молчал, наблюдая, как она ходит по квартире, собирая свою одежду. Дебби заставляла себя не смотреть на него, не замечать.
      
    2
      
      Они встретились уже на следующий день. Встретились, потому что Дебби забыла у него свой диктофон. Забыла, наверное, специально - так бы сказал ее психолог. Но Эрик сам привез ей диктофон утром. Вошел в редакцию и уселся на свободный стул рядом со столом Дебби.
      - Спасибо, что вернул игрушку, - сказала Дебби.
      - Да не за что, - сказал Эрик.
      Они замолчали, смутились неловкой паузы, затем одновременно улыбнулись, рассмеялись.
      - Поужинаем сегодня? - предложил Эрик.
      - Только поужинаем? - спросила Дебби.
      Они снова рассмеялись, поговорили для приличия о чокнутой миллионерше, замороженное тело которой Эрик отправил к звездам, снова вернулись к предложению ужина.
      - Или я сделал что-то не так вчера? - спросил Эрик.
      - Думаю, вчера нужно было начинать с ужина, а уже сегодня... - Дебби снова улыбнулась. Улыбнулась, чтобы увидеть, как улыбается Эрик.
      Теперь сделать шаг назад, снова немного поговорить о работе, затем пококетничать и снова поговорить о работе. Никто не наблюдает за ними. Никто не замечает их. Рабочий день кипит своей суетой.
      - Так как на счет ужина? - спрашивает Эрик.
      - К чему ждать вечера? - спрашивает Дебби.
      Они молоды и сумбурны. И между ними что-то есть. Определенно есть.
      - В конце коридора есть служебный туалет, - говорит Дебби.
      Они закрываются там не дольше, чем на пять минут. Затем проделывают то же самое в туалете ресторана вечером. Какой была еда на столе? Каким было вино? Да кто думает об этом в такие моменты? И уже за полночь, в квартире Эрика, снова дорожка из одежды от входа до кровати. В этой большой, неприлично дорогой квартире. Под иллюстрацией Аврила написанной для сонетов Пьетро Аретино. И два дня спустя в машине Эрика, остановившись где-то на обочине вдали от фонарей. В квартире Дебби. Этой скромной квартире, когда Эрик выпрашивает у нее показать, где она живет. Быстро и страстно. Спешно, словно время работает против них. Словно впереди не целая жизнь, а несколько дней, ночей, туалетов, кроватей и задних сидений авто.
      
    3
      
      Страх. Такой же стремительный, как и страсть. Страх, который говорит, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Дебби так и не поняла, почему Эрик решил бросить ее. Наверное, просто испугался. Или устал? Пресытился? Чертовы мужчины! Дебби злилась ровно два дня, затем начала скучать. Скучать не по Эрику, нет. Скучать по тому безумию, которое она пережила рядом с ним. Но Эрик ушел, оставил ее. Чертов Эрик! Чертово безумие! Дебби даже написала несколько статей о защите прав женщин. Настолько плохих статей, что редактор предложил ей взять отпуск. Чертова работа! И еще чертовы сны! Дебби видела их почти каждую ночь. Сны, где она берет интервью у Эрика, и у них впереди целый месяц страсти. А потом их замораживают и отправляют в космос вместо старухи-миллионерши. И они с Эриком вместе, рядом, но она не может дотянуться до него. Не может даже пошевелиться. И вокруг звезды и холод. Вокруг пустота. И так целую вечность. Просыпаясь, Дебби выходила на улицу и подолгу бродила по городу. Как-то раз она пыталась позвонить Эрику, но как только взяла в руки телефон, поняла, что забыла его номер. То же самое было и с его квартирой. Он жил где-то рядом, но в этом сплетении дорог и кварталов невозможно было вспомнить дорогу. Оставалось лишь бродить по городу, да надеяться на случайную встречу. И еще видеть сны, где они с Эриком летят в шаттле миллионерши сквозь вселенную, и время превращает их в одно целое. Одно замерзшее, парализованное целое.
      
    4
      
      Лица в толпе. Впервые Дебби заметила Эрика спустя три месяца после разрыва, долго шла за ним, а когда решилась заговорить, оказалось, что это был незнакомый мужчина. Она обозналась. Она спутала своего возлюбленного с кем-то другим. С кем-то, не имеющим для нее никакого значения. Спутала один раз, второй, третий...
      Весь город превратился в Эриков. Мужчины, женщины - все. Он был одновременно повсюду, но в то же время его нигде не было. Его настоящего.
      
    5
      
      Когда мужчина с лицом Эрика подошел к Дебби и сказал, что он тот самый Эрик - настоящий, она не поверила ему.
      - Просто закрой глаза и слушай мой голос, - сказал он.
      Но Дебби знала, что и слух, следом за глазами может обманывать.
      - Нет, я тебе не верю, - сказала она мужчине. - Ты не настоящий. Ты просто издеваешься надо мной.
      И она ушла, закрыла за собой дверь и легла спать. Ей снова приснился космос, шаттл. Ей снова приснилось, что они с Эриком стали одним целым, слились воедино.
      
    6
      
      Когда наступило утро, Дебби вышла из дома. Машина Эрика стояла у обочины. Он спал на водительском сиденье. Стекло опущено. Рот открыт, словно у ребенка. Вокруг губ светлая щетина. Дебби подошла к нему и тронула за плечо. Эрик открыл глаза, улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Это Эрик! Это был Эрик! Что-то холодное из неспокойных снов последних месяцев заполнило грудь, но Дебби не обратила на это внимания. Эрик вернулся. Эрик пришел к ней.
      Она увидела соседа, выходившего из дома. Соседа, у которого было свое собственное лицо - не Эрика. Все люди вокруг стали самими собою.
      - Ты злишься на меня? - спросил ее Эрик.
      - Уже нет, - сказала ему Дебби и повела в свой дом, в свою постель.
      
    7
      
      - Ты ведь больше не уйдешь? - спросила Дебби чуть позже, когда они лежали, запутавшись в смятых простынях, и думали о том, чтобы повторить все еще раз. - Ведь не уйдешь?
      - Иногда все становится очень сложным, - сказал ей Эрик.
      - Сложным? - Дебби попыталась разозлиться, но поняла, что не готова потерять Эрика снова. Только не так, не сейчас. Может быть позже... Или совсем никогда. К чему нужны эти обиды?
      Дебби заснула, прижавшись лбом к плечу Эрика. Заснула во сне, понимая, что ничего вокруг нее нет. Ни этого города, ни работы, ни мужчины, с которым она готова была прожить всю свою оставшуюся жизнь. Нет даже ее молодого, свежего тела. Лишь старая, высушенная годами оболочка богатой старухи, которая мечтает отправиться после смерти к звездам. Даже имя и то у нее другое. И прошлое. Все.
      
    8
      
      Она открыла глаза, понимая, что ненадолго заснула. Молодой юрист с короткими светлыми волосами терпеливо ждал, перебирая свои бумаги.
      - О чем мы говорили? - спросила его старуха.
      - Мы говорили о том, что после смерти вы хотите, чтобы вас заморозили и отправили в космос, - сказал он.
      - К звездам, - уточнила она.
      - Да, - улыбнулся молодой юрист. - К далеким-далеким звездам.

    179


    Цокота О.П. Похититель Улыбок   8k   "Рассказ" Мистика

      
       Светает. Город просыпается. Шаги раннего прохожего разбивают тонкий лед тишины. Скрип колес тележки булочника придает объем звучанию рассвета. Чириканье пичужки за окном вконец пробуждает окрестность. Нестройный хор ее братьев и сестриц подхватывает утреннюю песню. В него вливается звяканье бидонов молочника, призывное кукареканье петухов из окрестных хибар и топот маленьких ног разносчиков газет.
       Клубок серого тумана в пыльном углу комнаты начинает распрямляться, вытягиваться, обретать очертания. Вот на кончике одного из возникших отростков появляется нечто вроде руки - большой грубой с узловатыми пальцами. Затем рука уменьшается, становится изящней и тоньше - впору хирургу, пианисту, аристократу... Левая кисть , примерив миниатюрную женскую ручку, возвращается к тому, что выбрала правая.
       Обозначились длинные,под стать рукам, ноги. И вот уже фигура высокого широкоплечего мужчины без лица стоит перед зеркалом.
       Из коробки сердечком он долго и придирчиво выбирает себе глаза. Большие и томные отбрасывает сразу. Узкие , со злым прищуром тоже откладывает на следующий раз. Холодные стального блеска - вызывают интерес : примеряет и так, и эдак. Но останавливается на зеленоватых , в золотистую крапинку, неброских, излучающих тепло , располагающих к себе
       С носом возится дольше. Наконец выбран тонкий, прямой ,лишь с оттенком намека на хищный изгиб.
       Еще сложнее обстоит дело с улыбкой. Вот бесчисленное множество их, безжалостно наколотых на дверцу шкафчика. Трепещут, словно бабочки, рвутся на волю...
       Эта коллекция - предмет его гордости. Знает по именам или прозвищам буквально всех, у кого их похитил. Было бы кому, рассказывал бы часами. Но нет рядом того, кто бы понял , а потому вспоминает все для себя, снова переживая азарт охоты, пьянящие мгновения маленьких и больших побед. Однако достаточно! За один присест не охватить всех сокровищ! Прерывает поток мыслеизлияний и тянется к пленницам.
       Осторожно высвобождает одну из них - чуть смущенную, славную. Малышка, снятая с булавки, пытается улизнуть. Но не вырваться из цепких пальцев. И вот уже она красуется на лице симпатичного мужчины средних лет.
       Над одеждой существо колдует недолго. Стандартный добротный, ничем ни примечательный костюм господина со средним достатком.
       А что с чувствами? В каком настроении ему быть сегодня? На небе легкие тучки. Ну что ж, немножко меланхолии не повредит.
       Он готов. Серая тварь выходит на охоту.
      
       Снаружи уже вовсю кипит жизнь. Добропорядочный немного грустный господин средних лет с тросточкой неторопливо разрезает толпу таких разных и одновременно таких схожих, абсолютно противоположных ему самому людей.
       Как настоящий гурман, мимоходом, обоняет запах их мыслей, улавливает цвет их эмоций .Пока что все слишком обыденно. Он проголодался , но не в его привычках насыщаться чем попало.
       Возле массивной резной двери сталкивается со стремительно выбежавшей из дому девушкой. Прямые тонкие брови сведены на переносице в морщинку отчаянья ,губа прикушена, в синих глазах кипят боль и гнев.
       Мужчина тут же догоняет ее:
       -Простите, вы, кажется, обронили платок?..- кусочек батиста, обшитый нежным кружевом - нехитрая уловка, на которую попалась уже не одна излишне доверчивая душа.
       -Нет, спасибо, это не мой... -Ей скверно. Не хочется никого видеть. Но этот господин со смущенной улыбкой и теплыми глазами тоже чем-то опечален. Он не выглядит ни навязчивым, ни опасным. И возникает неодолимое желание излить ему накипевшее, переполняющее сердце и стиснувшее горло.
       Присаживаются в кафе на углу. Официант неодобрительно смотрит на юную особу в компании явно малознакомого ей мужчины. Не замечая этого, девушка раскрывается навстречу участливому собеседнику, вначале испытывая облегчение, затем - усталость и опустошенность.
       Она уходит с посеревшим лицом и странным ощущением невозвратимой потери. Отныне ее жизнь будет проще, бесцветней, скучнее - без всплесков эмоций , без бурных радостей и острых печалей. Ей не суждено полюбить , не сподобится осчастливить другого. Не испытает участия к кому-либо, никого не подарит дружбой. Часть ее души корчится в мерзком брюхе, а в сердце девушки - гнетущая пустота.
       Опустошивший же ее возвращается на улицу с приятным чувством насыщения. Слезы девушки жемчужинками перекатываются в кошельке. Но что там, на противоположной стороне? Тонкие ноздри трепещут, хищный нос улавливает крепкий аромат счастливого торжества. Бородач в небрежно застегнутом сюртуке окрылен новой научной идеей. Его победоносная улыбка так и просится в руки.
       Невидимые щупальца в стремительном броске натыкаются на острый, словно бритва, ум. Тварь с шипением отдергивает их. На лжепальце появляется глубокая рана.
       Высокий мужчина, прислонясь к стене, пытается перевязать палец кружевным батистовым платочком.
       -Позвольте, я вам помогу, господин.- похожая на крохотную хрупкую птичку старушка сочувственно смотрит на него. Он слаб, вновь необходимо подкрепиться. Жадно тянется к старой женщине, пробует отхватить краешек ее сочувствия (может быть в нем есть крупинка злорадства, капелька радости, что несчастье приключилось с другим, обошло ее стороной). Но доброта ее подлинна, крепка и сильна. Такое ему не по зубам. Отрицательно машет головой:
       -Спасибо, справлюсь сам.
       Он бредет по улице, тяжело опираясь на трость . Весело подпрыгивая, навстречу несется маленький разносчик газет, размахивает пахнущим свежей краской новым выпуском. Цепкая рука хватает его за плечо, притягивает к респектабельному господину. У мужчины приятное лицо, но мальчику отчего-то жутко. Он хочет оторвать взгляд от завораживающих глаз в золотую крапинку, но не в состоянии это сделать.
       Нежить отбрасывает в сторону выжатого, пошатывающегося от слабости мальчугана, который тяжело оседает возле афишной тумбы. Пачка газет валяется в грязи у дороги.
       Прикрыв глаза, существо осматривается вокруг внутренним взором. И уверенно направляется к трактирчику в полуподвале. Здесь гуляет компания студентов. Их заводила кудрявый синеглазый крепыш полон счастливой самоуверенности, наивного чувства превосходства над окружающими.
      Тварь с восхищением наблюдает за ним. Вот то, что ей нужно! Весь съедобный спектр эмоций. И эта завораживающая улыбка, этот манящий блеск глаз!
       Этот юноша нужен ему целиком, весь, со всеми своими потрохами!
       Тяжелая фигурная кружка, выпав из рук, разбивается вдребезги. Во все стороны разлетаются осколки и клочья пены. В источающей резкий запах пивной луже - тело, еще секунду назад кипящее жизнью. Оцепенение... Затем крики... Кто-то запоздало бежит за врачом.
       Респектабельный господин , расправившись с последним кусочком того, что называлось душой, сыто рыгнул, деликатно прикрыв ладонью рот. Дерзкая улыбка трепыхается в бархатном мешочке, тщательно спрятанном в боковом кармане его сюртука.
       ...Высокий широкоплечий мужчина в пыльной комнате удовлетворенно пересчитывает свой улов. Жемчужинки-слезы ссыпает в высокую узкую вазу венецианского стекла. Пойманные улыбки разглядывает внимательно. Безжалостно сминая и выбрасывая малоинтересные, прихваченные случайно, походя. Заботливо распрямляя и прикалывая к шкафчику особые, коллекционные.
       Утомленная, но сытая и довольная серая сущность, сбросив маскарадные одежды, клубком сворачивается в затянутом паутиной углу.
       На дверце орехового дерева трепещут насаженные на булавки улыбки. Одна из новеньких - озорная, полная искрометного веселья , сиявшая утром на лице мальчишки- разносчика газет, неудержимо рвется на волю, бьется на остром стальном жале, причиняющем невыносимую боль при каждом движении...
       Ее подруги, свыкшиеся с неволей, вяло шевелятся на своих остриях...
      
      
      
      

    180


    Штуца Т.А. "Счастье вызывали?"   7k   "Рассказ" Проза

      "Счастье вызывали?"
      
      На улице был погожий апрельский день, я возвращалась с работы, по дороге домой, заскочив в ближайший супермаркет за продуктами. Достав сумки из багажника, я навьюченная, словно мул поспешила к двери, где около домофона возился незнакомый юноша. Он нажал на кнопку и вызвал нужную квартиру.
      - Кто? - послышался тоненький голосок.
      - Маш, открой, это дядя Витя.
      - Ага, пискнула девочка, - так я и поверила, ходят тут всякие, разведданные снимают, чтобы потом можно было в квартиру влезть.
      Сообразив, что выяснения отношений могут затянуться на долго, а мои руки от тяжелой поклажи могли отпасть в любую секунду. Я ринулась в бой.
      - Так, - обратилась я к молодому человеку, - мне срочно нужно войти, поэтому рекомендую не стоять на пути,- скороговоркой протараторила я!
      - С чего бы это?- грубо отозвался мужчина
      Я разозлилась и пропищав: ' А ну отойди, а не то сшибу'. Ринулась к двери. Опешивший юноша посторонился, ему отчего-то совершенно не хотелось иметь дел с полоумной теткой.
      - Правильно, теть Мань, - пискнул голос Машки из домофона, видно она еще не отключила связь.
      Я стремительно вошла в подъезд, вызвала лифт и, оказавшись, дома вздохнула с облегчением.
      Передохнув часок-другой за книгой 'Домашняя выпечка' и чашкой кофе, я встала из-за стола и принялась делать заготовки салатов, завтра будет семейный праздник - мой День Рожденья, должны прийти дочка с мужем и семилетним Данечкой, моим внуком. Супруг вернется с командировки, а еще ко мне вежливо напросились в гости две офисные клуши - сотрудницы по работе. Погруженная в свои мысли, я не сразу открыла дверь, лишь, когда мой дверной звонок уже в третий раз играл одну и ту же мелодию.
      Я распахнула дверь: в переднике и с ножом в руках.
      Cтудент, звонивший в дверь, испуганно покосился на меня и спросил:
       - А вы, всегда так гостей встречаете?
      -Только, когда на убийство собираюсь,- пошутила я.
      Опомнившись от испуга, студент, нагло ввалившись в коридор, спросил: 'Счастье вызывали?'
      Видимо на моем лице отразилось чувство недоумения, потому что он громко повторил: 'Бюро добрых дел 'Счастье вызывали?' приветствует вас.'
      - Какое нелепое название, - пробормотала я.
      - Так старуха не бузи, - откликнулся паренек, - коли вызывали, плати бабосы, а ежели нет за ложный вызов тоже деньги положены.
      - Никого я не вызывала, и напрасно деньги платить не стану! -взбунтовалась я. Надо же два упрямца в один день свалились на мою бедную голову. Ты адрес проверь?
      Юноша почесал в затылке, сунул руку в карман не совсем опрятных брюк и, вынув старенький мобильник, набрал нужный номер.
      - Алло Милка, - заявил он, - проверь-ка адрес: Ломоносова дом 43 квартира 15, а квартира 25. Ладно, пока.
      - Ну, извините, - обратился ко мне паренек и попятился к выходу.
      Через пару минут, когда я, забыв о происшествии, начала строгать салаты в дверь снова позвонили, я посмотрела в глазок. На пороге маячил все тот же студент.
      -Какое наважденье!- пробурчала я, открывая дверь.
      - Вы, извините, за беспокойство, никак не могу найти квартиру двадцать пять
      - Огромная дубовая дверь на последнем этаже, она там одна такая.
      - Cпасибо, - поблагодарил паренек и удалился.
      Одно ясно фортуна вещь упрямая и на сей раз, она решила не даваться в руки не совсем вежливому юноше, а по сему я вовсе не удивилась, когда он заявился ко мне в третий раз.
      - Вы уж простите, - пробурчал он с порога, - но у меня нет никаких знакомых в этом доме, кроме вас, а в той квартире только домработница, которая сказала, что хозяева раньше 17,00 домой не приходят.
      - И поэтому ты решил наведаться ко мне, так сказать, на правах 'старого знакомого'.
      - Как вы догадались, - усмехнулся он.
      И я, не дожидаясь, пока юнец позвонит мне в четвертый раз, втащила его к себе в квартиру и произнесла:
      'Говоришь бюро добрых дел, тогда помоги'
      Через час мы резали заготовки на салат и мирно беседовали. Парень рассказывал мне о своем житье-бытье в Саратове, откуда он родом, и о своих мытарствах в Москве.
      Меня поразило, как он ловко управлялся с разделкой селедки.
      - Любишь готовить? - улыбнулась я.
      - Я повар по образованию.
      - Так почему по специальности не работаешь?
      - На фирме больше денег платят, коплю, ресторан хочу открыть.
      - А чем занимается ваша фирма?
      - Разные мелкие услуги: от доставки посылок, цветов, товаров 'до мужа на дом'
      - Что значит 'муж на дом'? Интим что ли?
      - Да, нет, интима в этом мало, скорее починить что-то по дому: лампочку вкрутить, розетку заменить. Ну, а интим это кто как хочет? Я на пример в этом не участвую. А вот Серега Боровой, сотрудник наш, с одной незамужней бабой замутил недавно. Скоро свадьбу будут играть.
      'Странная фирма, - подумалось мне. Название дурацкое, вовсе со счастьем не связано!'
      В половину шестого шустрый паренек ушел. А я, перекусив, начала смотреть телевизор.
      И вскоре уснула.
      Муж вернулся рано утром, нежно поцеловал меня в щеку, поздравил с Днем рожденьем.
      - Представляешь, всю дорогу о тебе думал, - последнее, что он мне сказал, и завалился спать.
      Я прикорнула рядом, сегодня воскресенье можно рано не вставать. Я просто обожаю, когда мой День рожденья приходиться на воскресенье.
      Вечером, когда праздничный ужин был накрыт и стол пестрел яствами, в дверь позвонили.
      Я удивилась, все мои были в сборе.
      Представьте мое изумление, когда, открыв дверь, в проеме, я увидела знакомого паренька.
      - Опять перепутал, - по-свойски спросила я.
      - Да нет, это уж точно вам. Держите фирменные духи от Коко Шанель и букет орхидей.
      - А от кого? - удивленно спросила я.
      - Секрет! Ну, прощайте с Днем Рожденья!
      Пока я в удивлении рассматривала духи, курьер успел скрыться.
      Я закрыла дверь и услышала ласковый голос мужа: 'Лидусь, ну ты где застряла?'
      - Представляете, духи принесли. Интересно от кого?
      - У нас появился тайный поклонник, - рассмеялся муж.
      -Да нет, что ты? - смутилась я.
      -Ну ладно, знаем мы вас женщин, ни на секунду оставить одних нельзя! Сразу тайные поклонники обнаруживаются! - хитро подмигнул он дочери.
      -Уж такая у нас мама: умница, красавица! - подтвердила дочь.
      -А ты записку в цветах смотрела?- подключилась сотрудница.
      -Точно, и как я раньше не додумалась!- воскликнула я.
      ' Поздравляю с Днем Рождением Михаил!'
      - Михаил,- ужаснулась мать,- надо же я не знаю такого, он опять что-то перепутал!
      - Кто, он?- спросил настороженно мой муж.
      -Курьер из службы 'Счастье вызывали'!- вздыхаю я..
      

    181


    Тихонова Т.В. Бегущая по шпалам   7k   "Рассказ" Постмодернизм

      У неё было градуированное каре и тонкий, как в романах прошлого века, профиль.
      Она жила на узкой Фабричной улице. Работала вязальщицей на фабрике, которая выпускала новенькие, скрипящие целлофаном, судьбы. И бегала каждый день по шпалам навстречу неизвестному. Надеясь повстречать своё счастье. Но встречала лишь скорый шестичасовой. Поезд стоял на станции минуту. Оплёвывал перрон бумажными вонючими сосульками и железнодорожными билетами. И исчезал за противоположным горизонтом.
      Звали её Здесь...
      
      У него был длинный хвост из неоплаченных долгов и железнодорожный билет.
      Он служил на почте ямщиком. При фабрике. И, поставив почтовый дирижабль на прикол, мечтал когда-нибудь сесть на скорый шестичасовой и. Это "и" он произносил глубоким внутренним голосом и задумчиво смотрел вдаль.
      Его звали Там...
      
      Судьбы появлялись на свет в вязальном цехе, под спицами вязальщиц, молодых и старых, болтливых и молчаливых, ничего себе и всяких, а новорожденная судьба была похожа на носок. Случалось, что всё носком и заканчивалось. В спешке вязальщица вышивала крестиком козлика или совала недоеденное яблоко внутрь, подписывала ярлычок "С сюрпризом" и быстро откладывала готовое чулочно-носочное в сторону, смущённо отводя глаза от него, берясь за следующее. Сторож по прозвищу Соколиный Глаз пересчитывал петли в носках, строго взглядывая поверх очков с толстыми стёклами на притихших вязальщиц, вздыхал - "да, были в наше время вязальщицы... " и отправлял носки на почту.
      А Здесь думала, что у неё-то судьба уж точно не похожа на вон тот коричневый носок с дыркой на мысике. Её судьба похожа на тот удивительный гольфик с изумрудной поляной возле озера, домом с башенкой и стожками, что сейчас вился из рук её соседки почётной вязальщицы второй степени. И охнула - спущенная петля поползла ручейком до самой пятки...
      
      Небольшой городок груздился белыми плюхами мазаных старинных домов под черепичными крышами среди сопок и курганов. В синем небе плыли облака и почтовые дирижабли, увозившие чулочно-носочные изделия Туда. Куда это Туда, знали только ямщики. Но они дали подписку о неразглашении. И молчали. Памятник Нерасколовшемуся Ямщику стоял на главной площади города с Незапамятных.
      Стада седых овечек-долгожителей ползли по склонам холмов. Пастухи-долгожители ползли за ними и стригли длинную шелковистую шерсть на носки. Вязальщицы сучили спицами и пели песни. "Поезд мчится в чистом поле" и "Песнь о нерасколовшемся ямщике" заунывными всхлипами вырывались из окон фабрики.
      Жизнь в городе текла тихо и размеренно. Её можно было бы назвать меланхоликом, но она предпочитала, чтобы её называли флегмой. И лишь рельсы Бога, по которым приходил скорый шестичасовой, вносили теперь холерические дёрганые ноты в неё.
      Рельсы уходили за горизонт, за тот же самый, за который улетали с Незапамятных почтовые дирижабли, а никто из горожан так далеко не ходил. Разве что Соколиный Глаз. Но он рассказывал, что рельсы уходят и ещё за один горизонт, и ещё. А дальше он не пошёл. И никто не пошёл.
      Раз они туда тянутся, значит, это кому-нибудь нужно. Значит, у него есть план. Но план - дело серьёзное. Стоит только одному сделать неверный шаг, и план рухнет. Поэтому горожане с трепетом следили, как из-за горизонта к ним протянулись две колеи.
      Заворожено считали шпалы, которые с матами прокладывали адепты. Звездочёт Нука Пасмурный написал трактат о непересекающемся и назвал непересекающееся рельсами Бога...
      
      Вечерами горожане пудрили старинные профили и взбивали коки. Взбадривали румянец на щеках и говорили себе, что штиблеты эти, с антресолей, ещё совсем ничего. Хрустели юбками и шелестели манишками к станции и смотрели на точку на горизонте, в которую сходились рельсы.
      - Знаете, Фарсуний Левкоевич, сегодня необыкновенно хорошо снеслись цесарки, - говорили пухлые плечи в кружевном декольте.
      - Вы, Недолепа Савловна, чрезвычайно наблюдательны. Но эта фабрика! Помилуйте, так цесарки совсем перестанут нестись. Целый день ямщики на своих дирижаблях дымят в небе! И знаете, что?! Вчера Кокушка принесла чёрное яйцо!
      - Да что вы говорите?! - всплеснула ладошами Недолепа Савловна. - Как страшно жить!
      Вокруг стали оборачиваться на них. Зашикали. Значит, скорый шестичасовой на подходе. И точно - точка на горизонте стала расти.
      Станционный смотритель Фарсуний Левкоевич Заемович открыл стоявшие вот уже цать лет большие станционные часы. И поднял упавшие на полшестого стрелки. Подсунул под верхнюю стрелку свёрнутый туго носовой платок, равнявшийся по площади двум городам на карте в комнате станционного смотрителя. И вытянулся в смирно.
      Скорый влетел на станцию с рёвом бешеной коровы, разметал в стороны тишину, выбил встречающих из привычной колеи и погрузил их в медитацию. Чёрный его лоснящийся бок въехал жирной кляксой на станцию. Выдохнул гарью неведомых дорог в лицо зевакам. И замер, переведя дух. "И ничего в них нет особенного, в этих отвратительно пахнувших неведомых дорогах", - подумал медитирующий остолбеневший обыватель.
      Поезд стоял на их станции ровно минуту. Монументально, не замечая их всех. Бодро вздыхал. Из него никто никогда не выходил. Проходила минута. В окна летели дымившиеся бумажные вонючие сосульки, билеты. Горожане собирали их. На счастье.
      И случилось странное. Там, стоявший, засунув руки глубоко в карманы, на самом краю перрона, схватился за поручень и вскочил на подножку.
      Обыватель ахнул от возмущения всего лишь одним ахом.
      Поезд тронулся. Там по-прежнему висел на подножке.
      Он прислушивался к себе и слушал "и", гудевшую мантрой номер два.
      Стучали колёса, сосредоточенно рассчитывая шпалы на первый-второй. Поезд протяжно свистнул...
      
      Мощёные улицы города петляли тихо, шелестели задёргивающимися на ночь портьерами, стучали крынками молока в сенях, скрипели калитками. Ночь расставляла фонари и рассыпала звёзды. Связка ключей в её обширном балахоне - от сундука со звёздами, - побрякивала сухо.
      Горожане думали, что это идёт Смерть, и осторожно выглядывали в окно. Гася при этом свет и плюща носы о холодное толстое стекло. Ведь Человек-Смерть любил необъятные балахоны Ночи и часто прятался в их тени. Но нет, сегодня всё обошлось. Человек-Смерть пошёл полем, а Ночь - перелеском, что по ту сторону поля. И принесла с собой всего лишь кувшин прохлады и связку тишины, которой затыкала уши сонным обывателям.
      Дирижабль Тама одиноко хлопал обвисшими боками на ветру, тоскливо подвывал чем-то на носу, будто плакал.
      И Здесь водила хороводы вокруг него. С Ночью и холодным степным ветром. Со своим любимым носком, который она приготовила в подарок Таму.
      Человек-Смерть, спавший в гондоле, проснулся от шума. Поёжился. И холодный ветер испуганно зашуршал в кустах. Ночь заторопилась на Запад...
      
      
      А потом День надел старый цилиндр. Ночь вытащила из сундука тафту. Они кивнули друг другу, сказали "и-иии рраз" и стали водить менуэт.
      Здесь вязала и вязала носки. Перестала бегать по шпалам навстречу неизвестному. Тонкий резец неизвестного художника увлечённо точил её профиль.
      И источил.
      Здесь не знала, точил ли этот глупый художник профиль Тама. Но умерли они в один день. Здесь и Там.

    182


    Четкина Е.С. Жестокое благо   19k   "Рассказ" Фантастика

      Антон проснулся непонятно из-за чего. До начала сверки данных оставалось около часа. Больше в его присутствии ни одно действие наблюдательного пункта дрейфующего космопорта не нуждалось. Всё выполнял электронный разум. Антон привык безоговорочно доверять ему, как и многие другие, работающие бок о бок с автоматическими системами.
      - Вы больше не хотите спать? - вежливо поинтересовался МИРТ-2050, искусственный мозг космопорта.
      - Нет, - ответил Антон, поднимаясь с койки.
      - Тогда вас ждёт кофе.
      - Спасибо, - кивнул он камере, установленной в личной каюте, и направился в рубку.
      Вежливость, равенство и уважение были обязательной составляющей общения человека и машины. Впрочем, он действительно восхищался МИРТом - его безграничными возможностями и предупредительностью, проявлявшейся в заботе о людях. Конечно, изначально была заложена программа, обеспечивающая такое отношение, но потом правители решили, что ограниченность свободы искусственного интеллекта - прошлый век, и открыли доступ к межпланетной сети Интернет. Мир требовал реорганизации, а человеческое сознание, сформированное эволюцией, слишком зашорено, зациклено на материальном, чтобы идти на радикальные меры. Сотни лет мало кто заботился об экологии, загаживая воздух, плодя свалки и мечтая о других планетах, где будут петь птицы, журчать кристально чистые реки и зеленеть леса... Сначала пришлось нелегко: кому понравятся постоянные нервотрёпки, то образование поменяют, то дома возьмутся перестраивать, то полномасштабную акцию по вживлению чипов затеют. Мировое правительство ругали за пособничество электронному разуму и обвиняли в помешательстве. Дело почти до революции дошло, а потом все поняли - стало хорошо, как никогда. Пришло, наконец, прекрасное далёко! Каждому общественному статусу положена своя жизнь и достаток, учёба - бесплатна, не ленись и можешь стать хоть советником Императора, преступности - нет, свобода слова и передвижения - пожалуйста, отличное здравоохранение - повсеместно и включено в обычную страховку гражданина. Мечта осуществилась благодаря чужому машинному разуму, который смог полюбить Землю... Хотя многие не верили в такой исход, предрекали, что искусственный интеллект оттеснит человечество и захватит власть. Глупо, по себе других не судят. Путь содружества - прерогатива сильнейших.
      - Всё в порядке? - спросил Антон, заходя в наблюдательный пункт.
      Большое помещение, где одна прозрачная стена упиралась в прекрасный, бездонный космос, а вторая представляла собой скопище мониторов, светившихся призрачным голубым светом и вещавших из разных участков галактики.
      - Да, - ответил компьютер.
      Антон кивнул и двинулся к своему рабочему месту. Сев на мягкое кресло, мельком посмотрел на дисплеи и удовлетворённо отметил: 'Всё в порядке'. На пластиковой столешнице его уже дожидалась чашка кофе, доставленная роботом-помощником. Он отхлебнул бодрящий напиток, но заряда энергии и хорошего настроения не почувствовал. Что-то тяготило, огорчало и пугало его.
      'Может, сон плохой был? - мысленно спросил он себя, стряхивая тоску, ноющую в области сердца. - Не помню. Всё словно в тумане. Голова гудит. Надо будет что-нибудь выпить'.
      Он служил на перевалочном космопорте год и раньше хандры за собой не замечал. Конечно, это не огромное сооружение, где всё и за месяц не облазишь, а компактный корабль, но Антон им гордился. Раньше сюда прилетали для дозаправки, профилактического осмотра и ремонта множество грузовых и пассажирских кораблей. Теперь машины усовершенствовались, и в перевалочных пунктах нуждались редко... Но Антона отсутствие большого количества работы не расстраивало, наоборот, в самый раз. Всегда находилось много приятных и полезных дел: помочь роботам-ремонтникам в починке какой-нибудь ерунды, послушать транслируемые новости, сходить в тренажёрный зал, расспросить МИРТа о том, что волнует, зайти к зверушкам из биоинженерного отсека - им интереснее с людьми играть, почитать книжки. На корабле имелась приличная библиотека... Но сегодня изнутри точила непонятная тоска.
      - Бред какой-то, - пробурчал он себе под нос, выходя из командного пункта и направляясь в медотсек.
      Дверь плавно отъехала, обнажая белое, почти стерильное нутро комнаты, заставленной разнообразным оборудованием и инструментами. Антон привычно скривился и с неохотой перешагнул порог: 'Не люблю это место... С детства. Вместе с первой прививкой и отвращение выработалось... Но по долгу службы приходится бывать часто. То медосмотры, то тесты... Иногда даже сам прихожу за таблетками от бессонницы или головной боли. Чудно... Такая расслабуха бывает, а не засыпаешь, смотришь, как дурак, в потолок, и мысли вертятся'.
      - Что вас беспокоит? - спросил кибер-врач, быстро появляясь рядом с ним и прерывая поток мыслей.
      - Ничего серьёзного, - поспешил ответить Антон, пока расторопный робот не отправил его на полное обследование. - Головная боль.
      Камеры внимательно настроились на человека. Он стоял и терпеливо ждал, пока врач подумает, померяет давление и вынесет решение.
      'Почему они не делают себя похожими на людей? - в который раз подумал Антон, следя за манипуляциями угловатой конструкции из самого совершенного металла, пластика и электронной начинки. - Ведь мы им нравимся. Стараются угодить во всём. Странно. Надо будет ещё раз поинтересоваться у МИРТа. В тот раз он почему-то ушёл от разговора... Хотя может, действительно, что-то срочное возникло. У него ведь дел навалом. Надо принимать сигналы от планет, сортировать, некоторые транслировать дальше, следить за порядком на борту, чтобы всё работало, было в наличии и так далее'.
      - Снимите ваш костюм, - попросил врач.
      Антон послушно, не говоря ни слова, дотронулся до застёжек и стал раздеваться.
      - Достаточно, - остановил его тот. - Ставлю инъекцию в плечо, - предупредил он и виртуозно воткнул иглу. - Здесь витамины, немного спазмолитиков и болеутоляющего.
      - Спасибо, - поблагодарил Антон.
      Раздался сигнал зуммера, прикрепленного к его костюму.
      'Сверка, - мысленно вздохнул он и ускорил шаг. - Опять опаздываю. Ладно, это ведь проформа. Главному компьютеру я не нужен. Он всё делает по высшему разряду'.
      - Как вы себя чувствуете? - вежливо поинтересовался МИРТ, как только он зашёл в командную рубку.
      - Спасибо, уже лучше, - отозвался Антон с искрой удивления: 'Он уже научился копировать интонации. Молодец. Новую версию недавно установили, а такие успехи. Мой предшественник рассказывал в доверительной беседе в баре космопорта на Земле, что старый электронный мозг двинулся умом... Интересно, что он имел в виду?'.
      - Вы были в медпункте?
      Антон удивлённо вскинул взгляд. 'К чему вопрос? Показалось, или он действительно меня проверяет? Ерунда. Хотя... Раньше не наблюдалось таких вопросов. Может опробывает чувство любопытства?', - подумал он, но всё же настороженно ответил:
      - Да, только что.
      - Основная сверка параметров произведена, в том числе данные с мониторов, - официально-безразличным тоном проинформировал МИРТ.
      - Хорошо. - Антон кивнул, усаживаясь на своё рабочее кресло и всматриваясь в строки текста и цифр, выводящиеся к нему на пульт.
      Его голова нехотя анализировала информацию и лёгким постукиванием в висках напоминала о своём недомогании. Решив немного отдохнуть, он оторвался от пристального созерцания дисплея и взглянул на красоту космического пейзажа. Его всегда завораживала эта абсолютно чёрная бесконечность с миллиардами звёзд и планет, с загадочными очертаниями и пугающей огромностью. Конечно, их космопорт не плыл, куда хотел, а двигался по чёткому пути и расписанию. Но всё же это было лучше, чем сидеть на какой-нибудь забытой планете.
      Прежде, чем приступить к прерванным обязанностям, Антон скользнул взглядом по многочисленным изображениям в мониторах и недоуменно воскликнул:
      - Что это такое?
      На одном из экранов виднелись несколько десятков грузовых и пассажирских кораблей.
      - Транспортируются КЛ-50, МШ-100..., - отозвался компьютер, начиная внушительное перечисление, - и устаревшие виды с Земли для дальнейшего полноценного развития другой планеты, - закончил он под конец.
      'Понятно. Давно пора. Слышал, что на родной Земле целые кладбища из деактивированных старых моделей роботов. Незачем им валяться без дела. Отвезут на перспективную планету или даже несколько, включат и пусть работают, приносят пользу во благо Империи', - подумал Антон и улыбнулся. - Не представляю, как раньше жили без них? Это сколько работы надо было выполнять человечеству, чтобы двигаться вперёд? Мне повезло, что я родился сейчас'. Настроение заметно поднялось, проверка данных пошла быстрее.
      - Всё, закончил, - довольно выдохнул Антон и откинулся на спинку кресла. - Соедини меня, пожалуйста, с родителями.
      Чувство утренней тоски требовало действий. Вдруг это не просто так? Предчувствие, а он его игнорирует.
      - Связь установлена. Картинка отключена по пункту триста шестидесятому правил космопорта.
      'Секретность местонахождения, а также обстановки главного командного помещения, - автоматически пронеслось в его голове, а потом недовольно продолжил. - Зачем он каждый раз напоминает? Я в состоянии помнить устав'.
      - Выводи на мой личный узел, - строго сказал Антон.
      Послышался шорох, а потом жизнерадостный голос мамы:
      - Привет, сынок. Мы по тебе сильно соскучились.
      - Привет. Я тоже. Как там у вас дела?
      - О-о, класс! Мы с папой выиграли путёвку на курорт. Долговременную. Представляешь? Вот сейчас собираемся вылетать, - счастливо протараторила она.
      - Здорово. А куда?
      - Не знаем, - беспечно отозвалась она. - Мы по 'Фортуне' летим.
      Антон недоумённо почесал переносицу и спросил:
      - Кто такой щедрый?
      - Фирма 'Пан... - Непонятный треск и тишина.
      - МИРТ?
      - Извините, связь прервана, - холодно отозвался тот.
      - Наладь! - приказал Антон.
      В его голове царила сумятица: 'Родители выиграли путёвку... Странно. Не слышал, чтобы они подавали свои данные в крупные холдинги, проводящие такие мероприятия... Проблемы со связью, вообще, из области фантастики. Космопорт оборудован самыми современными системами. Что за ересь творится? - Он вздрогнул от неожиданно пришедшей догадки. - А если это вторжение? Недавно объявлялось, что видели инопланетный корабль на окраине одного из торговых путей Империи, но не успели выйти на контакт'.
      - Есть ли поблизости чужие корабли или сгустки энергии? - сухо задал вопрос Антон и замер, ожидая ответа.
      - Не зафиксировано, - отозвался бортовой компьютер. - Мне понятна ваша логическая цепочка, но она ошибочна.
       - Да? - раздражённо переспросил он. - Мы такие предсказуемые?
      - Вероятность угадывания ваших мыслей и поступков составляет девяносто процентов.
      Антон хмуро молчал: 'Да... Дожили. Они нас понимают и всё могут делать, а мы... Чёрт, что мы можем? Если изъясняться любимыми цифрами компьютера, то процентов десять или пятнадцать их возможностей. Это ещё оптимистичный вывод... Зато мы умеем чувствовать по-настоящему, творчески мыслить и видеть красоту искусства и природы... Что-то меня совсем унесло. Есть куда более важные проблемы, чем вопрос, кто круче!'.
      - МИРТ, соедини меня с родителями, - упрямо повторил он.
      - Невозможно. Вызываемые абоненты недоступны.
      Тревога склизким червём заползала в его душу. Он не знал, что думать и делать: 'Первое - успокоиться. Ничего страшного не случилось. Наоборот, матери с отцом повезло. Второе - прекратить искать связь с непонятным предчувствием. Ты же умный человек и знаешь, что всему виной гормональный фон. Нет никаких вещих снов и депрессий самих по себе. Кошмар приснился - печёнка барахлит, страх - она же родимая виновата. В общем, паранормальные способности - это отклонения от здорового состояния... Так, что там мать говорила? Выиграли'.
      - Выдай на монитор всю информацию по крупным лотереям, проводимым на Земле за последний год, - сказал Антон.
      - Более четырёхсот тысяч упоминаний. Конкретизируйте.
      - Выигрыш - путёвка по системе 'Фортуна'.
      - Сто тысяч. Вывести?
      - Нет. Сделай отбор по месту проживания.
      - Ваших родителей? - догадливо спросил МИРТ.
      - Да.
      - Двести упоминаний.
      - Вывести.
      Монитор разбился на квадраты разнообразной информации, и Антон приступил к её изучению. Через час он откинулся на спинку кресла, устало потёр глаза и подумал: 'Чёрт знает, что получается! Появляется непонятная загадочная фирма 'Пандора' и разыгрывает отдых в прекрасных уголках галактики... Странно. Откуда она появилась? Почему по ней минимум информации? И что за 'прекрасные уголки' она имеет ввиду? На сегодняшний день планет-курортов и заповедников не так много открыто, а здесь пишется о неизвестных ранее. Неужели у неё такие колоссальные возможности? Абсурд! Или ловушка? Вдруг их везут на бойню? Нет, определённо с моей головой не всё в порядке, что за ужастики в мыслях крутятся?! И всё же'.
      - МИРТ, что тебе известно о туристической фирме 'Пандора'?
      - Открыта в две тысячи двести десятом году. От крупного холдинга, пожелавшего остаться неизвестным, она получила большие средства и полномочия.
      - Два года назад, - вслух пробормотал Антон. - Как такое может быть?
      - Вопрос непонятен.
      - Есть ли у них имперское разрешение? - задал он новый вопрос, не желая вдаваться в пространственные размышления, что всё это больше похоже на мыльный пузырь. Большой, красивый, но пустой.
      - Да.
      'Этого стоило ожидать. Иначе они бы ничем торговать не могли, - довольно подумал Антон. - С законами Империи не играют. Нарушил, значит, найдут и накажут. Это в давние времена спрятаться можно было, а теперь во всех нас стоят идентификационные чипы, которые дают большие возможности, безопасность, но и накладывают обязанности... Здесь всё строго. Никому в голову не приходят вольности, так как потом придётся за них расплачиваться приличными штрафами, отправляться в ссылку или лишиться знака отличия гражданина, а это хуже смерти... Что же всё-таки происходит на Земле? Чем занимается 'Пандора'? Надо подойти системно к этому вопросу', - решил он и, сопоставив кое-что, обратился к МИРТу:
      - Есть отзывы от недовольных клиентов?
      - Нет.
      'Значит, не обманывают... Зачем тогда такая секретность? Отправляем туда, не знамо куда. Как же забота о клиентах? Не всем же подходит жаркий климат или, наоборот, холодный. Кто-то не любит купаться, а кто-то предпочитает мокнуть весь отпуск', - неожиданная догадка пронзила его поток мыслей, и он выпалил:
      - Все отзывы о поездках.
      - Не обнаружено.
      Давно он не ощущал страха и своей беспомощности. 'У нас есть самые совершенные системы, но даже они не могут спасти от беды, - подумал Антон. - Но как Император, его советники и несколько десятков компьютеров высшего звена могли проморгать сомнительную фирму? Мы же доверяем им безоговорочно... Не понимаю'.
      - Кто-нибудь возвращался из этих поездок? - глухо пробормотал он. - Пропеленгуй их чипы. Посмотри камеры наблюдения космопортов... В общем, сделай что-нибудь!
      МИРТ молчал, но Антон и не ожидал быстрого результата. Он приготовился терпеливо ждать, когда тот проведёт поиск. Его мысли вернулись к родителям: 'Надеюсь, у них всё хорошо. Раньше никогда не задумывался, как дороги они мне, как приятно ощущать заботу и любовь... Зачем я уехал? Потому что так поступали все. Карьера, долг перед Империей... Пустое это, - закралась крамольная мысль, но он тут же отогнал её. - Она для нас сделала всё, и мы обязаны быть благодарны и приносить пользу!'.
      - Вероятность правильного ответа шестьдесят процентов, - неожиданно подал голос МИРТ.
      Наверное, он хотел продолжить, но Антон не стал ждать:
      - Давай!
      - Не найдено.
      - То есть как? - недоумённо переспросил он, хотя в глубинах сознания мелькали чёрные картины надвигающейся беды.
      - Непонятен вопрос.
      - Балда электронная, - в сердцах выдохнул Антон первое в своей жизни оскорбление искусственному интеллекту и даже не заметил этого.
      Он погрузился в себя, стал ходить кругами по рубке и бормотать под нос:
       - Что делать? Надо их предупредить. Но как? Связи нет. Неужели ничего не сделать? Нет! Я обязательно что-нибудь придумаю, если не я, то... МИРТ, как предотвратить отправление моих родителей с 'Пандорой'?
      Секундная пауза и ответ, от которого в его глазах потемнело:
      - Сигналы их знаков отличия не фиксируются.
      - Нет! - закричал Антон и, сев в своё кресло, обхватил голову руками. - Не успел.
      В его голове, словно издеваясь, возникли картинки из счастливого детства: вот мама читает ему на ночь сказку, тут папа учит кататься на велосипеде, здесь они припрятали под ёлкой большой пакет с подарками... А теперь родителей нет. Они пропали... Или мертвы. Отключение чипов происходит лишь в трёх случаях: наказание, смерть или невозможность связи. 'Перестань раскисать, - приказал он себе, задавливая первую панику и ужас. - Ты - офицер! Тем более ничего не знаешь наверняка. Да, они в беде, но это не значит, что их нет. Ты на службе у Империи, и она обязательно поможет'.
      - МИРТ, дай мне номера всех рейсов, вылетевших сегодня из космопорта моего города... Ещё, сделай выборку по кораблям с непонятной конечной точкой рейса или как-то связанных с фирмой 'Пандора'. - Антон произнёс это уже спокойным тоном.
      - Хорошо, - отозвался тот и предупредил. - Займёт пять минут.
      'Я готов и дольше ждать', - грустно хмыкнул он про себя.
      - Ничего не найдено.
      - Как так? Проверь ещё раз! - с нажимом произнёс Антон.
      - По данному запросу ничего не найдено.
      'По данному... - повторилось в его голове. - Я и забыл, как ответ МИРТа зависит от формулировки'. 'Особенно тогда, когда он не хочет отвечать', - ехидно вставил его внутренний голос. 'Что ты такое говоришь? Разве МИРТ способен что-то скрывать, умалчивать? Это противоестественно! - высокопарно ответил он сам себе, а потом вдруг задумался. - А прав ли я? Он обязан отвечать на вопрос человека. Это прописано в его коде. Как и то, что он не может причинить ему осознанный вред... Раньше задавалось и их отношение к людям. Потом от этого отказались... Может и зря', - хмуро закончил Антон и уставился в темноту космоса. Предчувствие беды его не обмануло... Вот и сейчас это самое предчувствие пульсировало болью в голове, говоря о том, что он пропустил что-то очень важное.
      - Ох, - резко выдохнул Антон от кольнувшей его догадки.
      'Они никогда не говорят о себе подобных, как о третьем лице, и не обобщают в безличные понятия, такие как роботы, искусственные разумы и тому подобное. В худшем случае они перечисляют серии. Например, серия таких-то демонтирована... Что же тогда на тех кораблях в качестве устаревших видов?' - Он с силой хлопнул себя по лбу и горько прошептал:
      - Это же мы...

    183


    Альм Л. Жизнь за пять минут   9k   "Миниатюра" Проза

       Я перешагнула порог поликлиники и замерла, не в силах сдвинуться с места. Вокруг меня сновали люди, радостные и грустные, задумчивые и бесшабашные, злые и добрые.
       Я была никакая. Без чувств, без эмоций, без понимания происходящего.
       Нет, я не пыталась себя обмануть, когда услышала фразу-убийцу от своего лечащего доктора. Приняла диагноз достойно: не стала рыдать и просить о помощи, не стала задавать избитый вопрос - 'А почему я?' Вопрос, действительно, глупый и жестокий. Конечно, почему у меня обнаружили злокачественную опухоль последней стадии, а не у зловредной соседки Машки, у которой нет ни мужа, ни детей? Или у бабы Веры - ровесницы Октябрьской революции?
      Есть еще один вопрос, который люди задают в самый трагический момент - 'За что мне это?' Наверное, есть за что? Это я про себя.
       Потому и замерла на пороге поликлиники, чтобы покопаться в прошлом и понять причину появления этой ужасной болезни.
       Наверное, мое лицо 'впечатляло' окружающих, в связи с чем они старались обойти меня, не коснувшись, чтобы не дотронуться до беды и не 'заразиться' ею. Лишь одна костлявая бабуля с палкой в руках пошла напролом и грубо отодвинула меня с дороги, на ходу выдвинув предположение о моих умственных способностях. Я оценила ее высохшую фигуру и подивилась силе. Мой 'полет' равнялся двум метрам и едва не завершился падением.
      Но натиск бабки меня отрезвил. Я поозиралась по сторонам, заметила свободную скамейку под раскидистой ивой и посеменила к ней.
       В один момент я потеряла восприимчивость к окружающему миру, будто мою голову обложили толстым слоем ваты и туго забинтовали, не забыв прихватить нос. Не воспринимала звуков, растеряла обоняние и не концентрировалась на чем-то определенном. В голове была одна мысль - я неизлечимо больна и конец не за горами.
       Я доковыляла до скамьи и без сил рухнула на нее, отвалившись на спинку. Несколько раз глубоко вздохнула, как человек, который долгое время провел в замкнутом пространстве со слабой подачей воздуха.
       Я находилась в застрявшем между этажами лифте, который с минуты на минуту должен рухнуть вниз, прямо в преисподнюю.
      Я поежилась, хотя, на улице стояла невыносимая июльская жара.
       Размышлять на тему 'За что мне это?!' расхотелось. Какой смысл 'толочь воду в ступе' и терять драгоценное время, которое ускорило бег и несет меня с бешеной скоростью на край жизни?
       Я не хочу лить бессмысленные слезы. Я хочу быть сильной и полезной своим близким за отведенное мне свыше время.
       Что я должна сделать за оставшиеся несколько месяцев?
       Ни несколько, а два... Так заявила докторица и не оставила надежды.
       Можно пойти к другому врачу и попытаться вернуть себе эту надежду, которая, как уверяют многие, умирает последней. А смысл? Анализы показали, что у меня...
       У меня все хорошо, пока мои родные ничего не знают. А они и не узнают. Зачем их расстраивать раньше времени?
      Займусь делами, а потом...
       Я не хочу, чтобы близкие видели меня высохшей старухой, которая мучается от невыносимой боли и мучает их.
       Но как обмануть выгрызающую внутренности болезнь и опередить смерть? Пока не знаю, но уверена - способ найду.
       Подумаю об этом позже, когда сделаю все дела.
       Во-первых, надо правильно распорядиться собственностью, чтобы никого не обидеть: ни взрослых детей, ни мужа.
       Муж... Интересно, он долго будет страдать? Или через короткий промежуток времени найдет замену? Конечно, кто-то должен за ним ухаживать. Стирать, гладить, готовить обеды.
       Внутри меня засосал червячок ревности. Я представила себе молодую женщину, которая займет мое место, и почувствовала, как одинокая слеза ползет по щеке. Я решительно смахнула ее ладонью и решила - мужу лучше ничего не оставлять, иначе новая супруга загребет все под себя и лишит части наследства моих детей. В этом скоропалительном решении был еще один плюс - на 'голого, как сокол' мужа никто не позарится. Пусть занимается не своей личной жизнью, а детьми и внуками!
      Внуки... Я никогда их не увижу... Это самое страшное.
       Одинокая слеза упорно продолжила свой бег по гладкой щеке. И была вытерта варварским способом, прихватив часть косметики.
       Я осторожно похлопала себя пальчиками по лицу и к своему удовольствию мысленно заметила, что кожа у меня бархатистая и упругая, несмотря на возраст, давно переваливший за пятый десяток. И где мой драгоценный супруг найдет себе такую красавицу и умницу, способную выполнять десять дел одновременно?! Кто так тщательно выгладит его костюм и сорочку? Кто правильно подберет галстук? Так и будет ходить запущенным охламоном, вызывающим у сотрудников чувство брезгливости.
       А может пусть все-таки женится? И детям меньше с ним хлопот.
      Червяк ревности снова стал грызть душу.
      Ладно, путь женится, но через год после моей смерти. Так и напишу в предсмертной записке. Если не выполнит мои условия, то буду являться к нему по ночам и портить жизнь с новой супругой.
       Теперь дети... Я так громко шмыгнула носом, что трущиеся об ноги обнаглевшие голуби разлетелись в разные стороны. Дети уже взрослые, у них свои семьи, мать им больше не нужна. Но когда появятся внуки и потребуется помощь надежного человека, они обо мне вспомнят. Внуки - маленькие ангелочки, которые будут немного похожи на меня. Но я этого...
       Слезы полились из глаз. Я не стала их вытирать. Вскоре мое голубое платье стало мокрым на груди. Я не обращала внимания.
      Удивительно, но мне стало легче.
       О будущих внуках я старалась больше не думать.
      Я достала из сумки пудреницу и 'полюбовалась' на свое опухшее лицо и заплывшие глаза.
      И сразу представила себя лежащей в гробу. Вокруг стоят родные, близкие и просто знакомые и с интересом изучают мое исхудавшее серое лицо. Некоторые смотрят со злорадством - наконец-то, эта красотка превратилась в страшную мумию!
      Я даже догадываюсь, кто так подумает. Злыдня Василькова, которая всю жизнь мне завидовала. А еще Степанчиков, который лихо ухлестывал за мной на недавнем корпоративе и получил по физиономии за невоздержанность. Ухаживал при всем честном народе и получил при всем честном народе.
       Но я что-то отвлеклась. Надо признать, неприятные воспоминания разозлили меня и заставили забыть о существующих проблемах.
      Да, достойно уйти из жизни это проблема, - философски подумала я, изучая красивый маникюр на собственных руках.
       В поле зрения попали чужие ноги в стоптанных шлепанцах. Корявые пальцы скрывались под нелицеприятные следками. Никогда не понимала тяги женщин носить следки. Лучше надеть колготки в жаркий день, если в этом есть необходимость, чем напяливать это убожество.
       Я заинтересовалась женщиной, которая предпочитала надевать это прозрачные полуноски, заимствованное из советских времен, и стала медленно поднимать голову, скользя взглядом по упитанной фигуре. Дама средних лет в белом халате смотрела на меня с сочувствием. Я напрягла память и вспомнила. Это была медицинская сестра, сидевшая напротив доктора, который вынес мне убийственный диагноз.
      - Что Вы... - начала я и осеклась.
       Женщина присела рядом и погладила меня по плечу.
       Дело худо, - подумала я, - отведенные для решения важных дел два месяца превратились в два дня. Я сейчас забегу в аптеку, куплю три пачки снотворного, вернусь домой, быстро выпью все таблетки и лягу спать, пока муж не пришел с работы. Только предварительно напишу прощальное письмо. Или поднимусь на крышу высотки и... Нет, этот вариант мне не подходит. От красоты не останется ни следа, и тогда Василькова и Степанчиков позлорадствуют. Но я им такую возможность не предоставлю!
      - Вы меня слышите, - потрясла меня за плечо медсестра. - Слышите, что я вам толкую?
      - Извините, задумалась, - покаялась я, поворачиваясь в ее сторону.
      - Я говорю, мы анализы перепутали! У нас есть еще одна больная с такой же фамилией и именем, разница только в отчестве. Вы - Ильинична, а она - Ивановна. Доктор просила Вас догнать и извиниться.
      - За что? - не поняла я по причине пребывания на грани жизни и смерти.
      - За то, что перепутали ваши анализы и анализы другой Сергеевой Марии, у которой отчество Ивановна.
      - Перепутали, - задумчиво повторила я, потом подскочила на месте, - перепутали?! - Переспросила я, вложил в одно слово надежду и сомнение.
      - Перепутали! - подтвердила женщина. - Извините, пожалуйста... Хорошо, что я Вас догнала...
      - Очень хорошо! - улыбнулась я и мысленно добавила, - неизвестно, каких глупостей я могла натворить за эти короткие пять минут. За эти длинные пять минут.
       Но мгновенно скисла.
      - Жаль, мою тезку, - печально вздохнула я, - и за что ей это?..
      
      Ноябрь 2012года

    184


    Петрова О.А. Свидание   2k   "Миниатюра" Проза


    Свидание

      
       Как хорошо все получилось. Ну, даже если не получилось, то хорошо, что все закончилось. А если все-таки не закончилось, то хорошо, что вообще началось. А если...
       Что-то много у меня если. Попробуем разобраться еще раз. На свидание он не пришел. Это факт. Значит, бросил. Следовательно, все закончилось и это хорошо. Хорошо, потому что лучше раньше, чем позже. Кто знает, привыкну к нему со временем. Вросту, так сказать, корнями, а он раз... И бросит. Вот тогда будет плохо. Придется страдать, плакать ночами. Возможно, и целыми днями. Ужас. А так, мне почти не больно. Значит, еще не вросла. Или корней пока не пустила. Или у меня вообще корней нет. О, как это получается. Живу без корней. И в самом деле. Вот, где мои корни? Кто знает? На малой родине? Так я на ней и живу, а корней все равно нет. Ладно. Бог с ними, с корнями.
       А все-таки хорошо, что у нас хоть что-то было. Это правда. Вдруг у меня больше ничего не будет. Ну, не получится и точка. Теперь это уже не страшно. Есть о чем вспоминать и подругам рассказывать.
       И нравился он мне. Ну, не то, чтобы очень, но нравился.
       И меня он любил. Ну, судя по тому, что не пришел, не очень, конечно, любил, но все-таки...
       Мужики вообще любить не умеют. У них одни инстинкты. Хорошо, что хоть инстинкты есть, а то на фиг бы мы им нужны были. А, и то. И хорошо, что были бы не нужны. Не надо таскаться на свидания. Мучиться вопросом придет или не придет. А потом - возьмет замуж или нет. Жили бы каждый сам по себе.
       Ой, а кто это там идет? Неужели он? А что у него в руках. Розы! Боже мой, какие розы. И походка у него легкая такая. Красивая. И плечи широкие. Рост отменный. А лицо... Какое же у него лицо! Умное и волевое. Вот какое. Да нет же. Не он это. Не он.
       Ну и ладно. Как хорошо все получилось, даже если ничего не получилось...
       - Привет! - это откуда-то сбоку.
       - Привет. А я тебя не заметила.
       - Извини, немного опоздал. Вышел вон из того проулка -- путь сокращал. Хотел уже было подойти, да засмотрелся на твое лицо. Оно у тебя такое подвижное. Все время меняется, как погода нынешней весной. О чем думала?
       - Да так, о всякой ерунде.
       - Не обо мне?
       - А ты -- ерунда?
       - Я? Не знаю. Ты сама-то как считаешь?
       - Поживем -- увидим. Ну, пошли. Как все-таки хорошо. Весна, первая зелень и солнышко такое нежное.

    185


    Аноним Метафизика анаграммы   3k   Оценка:9.71*7   "Миниатюра" Проза


    Аз есмь строка, живу я, мерой остр.
    За семь морей ростка я вижу рост.


    Пока дети ушли гулять, напишу-ка я миниатюру.

    Древние мудрецы утверждали, что наша вселенная создана из пятидесяти букв санскритского алфавита, которые просто так, от избытка чувств, произносит Бог. И действительно, если присмотреться, то можно обнаружить, что все мы, люди, вещи и слова, состоим из одного и того же набора букв, расставленных в разном порядке. Анаграммы демонстрируют это особенно наглядно: белорус - лесоруб, апельсин - спаниель, мошкара - ромашка.

    Более того: анаграмма может представлять собой фразу, состоящую как будто из случайных слов, которые внезапно оказываются связанными меж собой какой-то странной присущностью.

    Отбрось робость.
    Хулиган ух и нагл!
    Не спи, дитя: стипендия!
    Он ее любил, но ее блюли.

    Да что там, это может быть даже стихотворение, как, например, двустишие Дмитрия Авалиани, взятое в качестве эпиграфа к этому эссе, или что-нибудь более очевидное:

    С мая весной
    Сам я не свой.

    Вышеупомянутые мудрецы утверждали, что если слова состоят из одних и тех же букв, то между ними должна наличествовать незримая связь, указывающая на внутреннее сходство. Так оно и есть: аstronomer - moon starer1, the eyes - they see2, а telephone girl repeating "hello"3 и даже eleven + two = twelve + one4, анаграмматическая формула, больше похожая на заклинание из арсенала боевой магии. В самом деле, почему бы вышедшему на пенсию кавалеристу не переквалифицироваться в акварелисты, а талантливому каноисту не вести себя в быту как скотина? При определенных стечениях обстоятельств даже Адам может стать дамой, что уж говорить об австралопитеках и ватерполистках! Да вы и сами знаете: в наши суровые времена Кали-юги любой гамадрил может написать мадригал, современные хайамы считают, что их лира должна звучать только за риалы, а некоторые соиздатели называют себя созидателями. Мой жизненный опыт утверждает, что, за неимением лучшего, колба может легко сойти за бокал, но как не крути, как не переставляй буквы, лизоблюд останется блюдолизом, а харя - ряхой.

    Что-то они сегодня рано. Господи, и когда только успели так перемазаться? И велосипед сломали. Два пацана, восьми и десяти лет, проводящие лето на даче, считают своим долгом вести непримиримую борьбу с чистотой и целостью окружающих их предметов: разламывание, размалывание, размолачивание, размочаливание! Небольшая передышка, и снова: переламывание, перемалывание!

    - Пап, а кто сильнее: ракета или карате?

    Ну, вот, началось...

    - Пап, а мангуст и мустанг - это одно и то же животное? А чем отличаются бейсбол и бобслей? Латинист и сталинист? Спирометр и спиртомер? Любострастие и страстолюбие? Распивание и спаривание?

    Несмотря на то, что их любознательность заставляет меня постоянно держать ухо востро, чувствую, что начинаю паниковать.

    - Так, почему руки черные? - приходит мне на выручку жена. - А я вам говорила: неоламаркизм5 ведет к акромеланизму6. Марш в ванную!

    :)

    Примечания:

    1 (англ.) астроном - глядящий на звезды;
    2 (англ.) глаза - они смотрят;
    3 (англ.) телефонистка повторяет "алло";
    4 (англ.) одиннадцать + два = двенадцать + один;
    5 Совокупность разнородных эволюционных взглядов, отрицающих естественный отбор и признающих наследование приобретенных признаков.
    6 Почернение конечностей.

    186


    Кузяева И. Исполнитель Желаний   23k   "Новелла" Проза

      
      
      Спиртное лилось Ниагарским водопадом. Свет разноцветными вспышками скакал и метался по танцполу. Музыка в бешенном ритме била со всех сторон.
      Сергей отлип от большой стойки бара в форме подковы и еле протиснулся через плотную завесу танцующих к выходу. Точно из аквариума, полного разноцветной рыбы, он вынырнул на свежий воздух. Грохот в ушах и мелькание перед глазами стихли, оставшись на заднем плане.
      Взгляд упал на стоянку, где среди глянцевых иномарок сиротливо стоял синий, битый жизнью "жигуленок". Трезво рассуждая, Сергею стоило вызвать такси. Однако последние двести грамм с повтором протестовали против здравых мыслей, особенно в финансовом плане. Да и тащиться на следующий день за машиной через полгорода не хотелось.
      "Мало ли, что с моей малышкой случится ночью", - подумал Сергей и ласково распластался на капоте родной машины. Затем грузно ввалился в салон. Долго не мог попасть ключом в замок зажигания, отчего становилось безудержно весело.
      Оглушительный свист ремня генератора взорвал округу противным звуком, от которого заныли зубы. Рев достойный трактора задребезжал, пугая соседние иномарки. Они с визгом девицы, увидевшей мышь, сигнализировали хозяевам.
      Жигуленок завелся.
      Фонари ярко освещали улицу. Ночью Москва не спала, мимо Сергея пролетали лихие водители. Он же ехал сосредоточенно, небыстро, хотя чувствовал обманчивую уверенность в собственном шумахерском даре.
      Ближе к дому расслабился. На родных дорогах знал каждую кочку и мог объехать ее с закрытыми глазами. Потянулся за сигаретой, пока прикуривал, отвлекся всего на секунду. Мелькнувшую перед машиной тень заметил в последний момент. Ударил по тормозам, крутанул руль вправо. Жигуленок с визгом затормозил. Сергея резко дернуло вперед, ремень безопасности натянулся. Раздался глухой удар, похожий на стук бейсбольного мяча об асфальт. Пьяная муть вмиг испарилась.
      - Ядреный пасатиж! - выругался Сергей и отчаянно ударил ладонью по рулю.
      Его трясло. Кое-как отстегнув ремень безопасности, вылез из машины.
      Перед жигуленком лежал темнокожий мужчина с безумно кучерявой шевелюрой и сильно курносым носом.
      Сергей посмотрел по сторонам.
      Улица была безжизненно пустой. От взглядов из окон ближайшего дома скрывали густо посаженные деревья. Зеленые кроны сплетались, образуя плотную завесу, ветер шевелил листья, казалось, что растения шепчут, глухо и тревожно: "Беги! Беги!".
      Сергея посетила мысль бросить мужика, сесть в машину и умчать прочь. Был шанс уйти от наказания.
      Он взглянул на капот Жигуленка, тот был немного помят, но машину можно спрятать в гараже...
      Сергей обхватил голову руками. Бросить раненного на дороге умирать, и потом мучиться бессонными ночами от кошмаров и вины за содеянное, не хотелось. Мысли метались, драгоценное время утекало, отчаяние грызло сердце.
      Сергей дернулся, чтобы покинуть место происшествия. Темнота вокруг стала мрачнее. Казалось, что за ним внимательно наблюдали невидимые взоры. Сергей осмотрелся. Никого. Показалось. Неожиданно сбитый мужик распахнул глаза, так внезапно, что Сергей подпрыгнул и неприлично взвизгнул.
      Незнакомец поднял голову. В глазах блеснуло пламя. Желтые радужки, точно у кошки, пересекали вертикальные трещины зрачков.Вместо того чтобы оказать помощь пострадавшему, Сергей стоял и пялился.
      - Ох, простите! Я похоже помял вам машину! - пробубнил раненый, пытаясь встать.
      Сергей растерялся еще больше. Тот, кого он сбил, просил у него прощения за вмятину на "ведре". Хотя жигуленок все же действительно было жаль...
      - Меня зовут Асмодей! - широко улыбнувшись, представился незнакомец, наконец, сумев подняться с дороги.
      Мужчины, представившись, крепко пожали друг другу руки. В захвате Асмодея чувствовалась странная сила хищника. Сергей с трудом выдернул кисть из цепких пальцев потерпевшего.
      - А вы хороший человек, Сергей! Не бросили раненого на дороге! Другой, на вашем месте, смотался бы подальше. Лично я не знаю, как поступил бы в такой ситуации.
      В сердце Сергея перестал отстукивать кузнечный молот. На смену отчаянию пришел стыд, за то, что он собирался оставить такого милого человека умирать на дороге. Чтобы хоть как-то задобрить червя вины в груди, предложил:
      - Может, вас в больницу отвезти?
      - Нет-нет, что вы! Не обременяйте себя пустяками, со мной все отлично! - Асмодей, странно прихрамывая на обе ноги, поплелся в сторону тротуара.
      - То есть у вас нет никаких ко мне претензий? - не верил в происходящее Сергей.
      - Какие претензии? Мне совестно, что я доставил вам столько неудобств! - Асмодей мигом оказался рядом с удивленным парнем, будто их не разделяло расстояние в десятки метров.
      Раз и нарисовался, крепко обхватив Сергея за локоть. От него странно пахло погасшей спичкой.
      - Я все думаю, как мне покрыть ущерб за разбитую машину. Пожалуй, я подарю вам Исполнитель желаний.
      В его ладони сам собой возник на длинной цепочке камень, прозрачный, как слеза. Каплевидный кулон тускло блеснул.
      - Что? Мне? - залепетал Сергей, окончательно сбитый с толку.
      Ему казалось, что он сидел в скоростной электричке, а события проскальзывали за окном размытым пятном мелькавшего пейзажа.
      - Давайте только подпишем документ, что вы, получив Исполнитель желаний, не имеете ко мне претензий за разбитую машину, марки Жигули, номер...
      - Что за бред? Какой Исполнитель желаний? - Сергея кольнуло догадкой, точно острой иглой, что перед ним сумасшедший, хотя не исключал он, что это были последствия аварии. - Не нужно мне ничего!
      - Как? - на лице Асмодея отразилось такое отчаяние, что Сергей почувствовал себя родителем, бросившим ребенка на оживленной проезжей части. - Вам не нужен камень, исполняющий безграничное количество желаний до самой смерти?
      Хотелось ответить, что он не верит в сказки, но вовремя вспомнил, что с психами лучше во всем соглашаться и даже пожалел, что не вызвал милицию раньше. Мало ли...
      - Ладно, давай свой камень.
      На темном лице ярко сверкнули белые зубы. Расплывшиеся в улыбке губы походили на оскал питбуля перед броском. Цепочка удобно обвила шею, прозрачный кулон слишком гламурно смотрелся на широкой груди Сергея. Он поспешил спрятать его под футболку.
      - Я понимаю, в волшебство камня сложно поверить, но я же не кота в мешке предлагаю, - затараторил Асмодей. - Давайте проверим его на отсутствие брака. Загадайте желание и дотроньтесь до камня.
      Сергей, изрядно утомившись от странного разговора, загадал первое, что пришло в голову. На глаза ему попался мятый капот автомобиля.
      Внезапный порыв ветра закрутил в воздухе старую листву, принося с собой запах гари. На месте потрепанного жигуленка сверкал новизной спортивный автомобиль, ярко красного цвета, будто выкрашенный кровью.
      - Эээ... - только и смог выговорить Сергей.
      Асмодей алчно улыбался над произведенным эффектом, азартно потирая руки.
      - Ну, что я говорил!? Все честно. Осталось только подписать документик и кулончик перейдет в ваше законное пользование.
      Он сунул оторопевшему парню под нос исписанную каракулями бумагу и перьевую ручку. Сергей протянул ладонь и случайно накололся на острый стержень. Впечатленный чудом, он даже не заметил выступившей алой капли, не читая, поставил неуверенный росчерк и кровавую кляксу.
      - А теперь пора расходиться, - засуетился Асмодей, - вечер был тяжелый, отдыхать пора...
      Голос звучал монотонно убаюкивающе. Сергей почувствовал, что груз событий навалился на него тяжестью горы. И придавливал, придавливал...
      Тишину раннего утра взорвал звонок будильника. Звуки требовательно накатывали, как морские волны.
      Глаза открываться не желали, словно их приколотили степлером, голова раздулась, грозя лопнуть, в горло точно насыпали горячего песка. Пробуждение было тяжелым, а вчерашний вечер терялся в плотном белом тумане.
      После нескольких попыток Сергей оторвал голову от подушки и, врезаясь во все стены однокомнатной квартиры, прошлепал в ванную комнату. Там фыркая, словно морж, обдал лицо холодной водой, отчего мысли немного прояснились. Затем жадно припал губами к крану и долго наслаждался прохладной влагой.
      В животе булькало, Сергей оторвался от крана и взглянул на отражение. Мокрые волосы торчали в разные стороны, а на помятом лице сквозь покрасневшие щелки век безумно сверкали глаза. В них еще плескались отголоски алкогольной мути. Эффектный образ нисколько не портила двухдневная щетина, так решил для себя Сергей, чтобы не бриться. От взгляда на трясущиеся руки, страшно было браться даже за зубную щетку, чтобы не сточить эмаль до основания на радость дантистам.
      Внезапно из глубины организма поднялась волна перегара, такая мощная, что даже зеркало запотело. С удовлетворением икнув, Сергей отправился на кухню.
      Хотелось пива, но можно было только кофе - работу никто не отменял. После крепкого напитка тяжесть из головы никуда не делась, засела огромной булыжиной.
      В чистом небе висело солнце, неодобрительно поглядывая на вышедшего из подъезда Сергея. Запах нагретого асфальта и многочисленных выхлопов с дороги здоровья после пьянки не прибавляли. Под слепящими утренними лучами голова становилась еще тяжелее, будто в нее нудно заливали расплавленный свинец. Зевал так, что пугалось даже дворовое эхо.
      Где он оставил машину, не помнил. Нажал кнопку на брелке. Сигнализация отозвалась непривычно громким звуком и манящим миганием фар. Сергей взирал на чудо машиностроения с отвисшей челюстью: в его глазах отражалось столько же понимания, сколько у сидящей в грязном болоте лягушки.
      Память медленно возвращалась. Но поверить в случившееся было трудно, легче признаться в угоне дорогущей тачки.
      Вспомнился странный мужик и его подарок. Сергей тут же решил опробовать камень на исполнение желаний. Хотелось всего и сразу. Мечты огромными шмелями жужжали в голове. Выбрать с чего начать было невероятно сложно.
      Слегка успокоившись, Сергей первым делом залез в машину. Салон поражал обилием функций и наворотов, в который вряд ли можно разобраться человеку за всю жизнь. Не удержался, завел. Машина заурчала сытым гепардом. Сергей с наслаждением растекся по оббитому кожей сидению.
      Цепочка на шее негромко звякнула, напоминая о камне.
      Сергей, не веря в успех, загадал первое, что вспомнилось. Утром он забыл захватить мусор из квартиры...
      Теплый камень приятно перекатывался в пальцах. Подул легкий ветерок. Миг. И на лобовом стекле живописно распластались отходы, растекаясь мерзкой кашей в разные стороны. От неожиданности Сергей подпрыгнул, будто сидел на углях.
      Желание сработало, но в загадывании не хватало практики и конкретики. Он махнул на это рукой, мол, быстро научится. Брезгливо почистил стекло и капот.
      Спортивный автомобиль ловко вырулил со двора и, нагло моргая вспышками дальнего света, отправился к центру города.
      Сергея переполняли эмоции и чувства собственного превосходства. Теперь он мог все! Абсолютно любое желание могло в любой момент исполниться. Рука часто тянулась к камню, но Сергей одергивал себя, понимая, что на эмоциях мог не продумать детали и горечь неудачи снова обожжет азарт действий.
      Как добрался до офиса, не заметил, а вот удивленно распахнутые рты коллег ему надолго запомнились. Их глаза сверкали ревностью и недоверием. Они вытаращились на Сергея, словно тот отрастил себе крокодилий хвост.
      Нарочито вальяжно он направился в здание. Натянутые приветствия сыпались, как зерно из прохудившегося мешка. Голоса вибрировали от зависти, Сергею даже стало неловко.
      Новость со скоростью пули разносилась между сотрудниками. Отговорки про рухнувшее на голову наследство, не впечатляли народ, лишь вызывали большее подозрение. К тому моменту, как Сергей добрался до рабочего места, двое коллег с ним уже не разговаривали.
      - Где отчет за прошлый месяц? - вопрос, точно кнутом стегнул, Сергея.
      Над ним навис Славхненко, начальник отдела.
      - Как раз готовлю к отправке вам электронное письмо с отчетом! - соврал Сергей.
      Про документы он забыл напрочь. Это грозило, как минимум, лишением премии. Если бы не Исполнитель желаний, который вызывал в душе злорадное ликование и алчный расчет.
      Шеф прищурился, но смолчал. Отправился к себе в кабинет, по дороге придираясь к каждому сотруднику.
      Губы активно задвигались, задавая желанию необходимые для успешного выполнения параметры. Со стороны казалось, что Сергей медитировал, начитывая мантры.
      Все оказалось не так просто как виделось, даже в таком нелегком деле, как загадывание желания, приходилось попотеть. Но результат того стоил. Через пять минут на мониторе компьютера Сергей просматривал идеальный отчет. Придраться не к чему. Секунда и документ отправлен начальству.
      Сергей откинулся на спинку кресла, оно возмущенно скрипнуло. За стенкой трудилась Светка. Неприступная фифа с гонором тысячи принцесс, но один взгляд на ее роскошную фигуру, стирал из памяти такие мелочи. До сегодняшнего утра Сергей не надеялся услышать от нее даже ядовитого "почини принтер!". Теперь же имея Исполнитель желаний, мечтал о надвигающемся вечере с белокурой красоткой.
      Рука постоянно тянулась к кулону, приходилось одергивать ее.
      "Не время. Главное все хорошо продумать".
      Приятные мысли испортил Славхненко, подлив не одну ложку дегтя в медовый напиток грез.
      - Надо же с отчетом не соврал, как это бывает обычно...у всех вас, - начальник с яростью голодного хищника обвел помещение, вглядываясь в фигуры десятка офисных крыс. - Теперь займись архивом. В твоих интересах закончить все к вечеру.
      Лучше бы Сергей выслушал бурю нотаций и лавину оскорблений от начальника, чем провел целый день в пыльном, замкнутом помещении с грудой старых бумаг, перекладывая, сшивая.
      - Что-то интерес сомнительный, - буркнул расстроенный Сергей, но Славхненко услышал.
      - Зато на счет увольнения можешь не сомневаться, если к концу дня не закончишь, - мило проворковал начальник.
      В тот момент Сергею отчаянно захотелось пожелать недоброе в отношении Славхненко, но сдержался. Нарастить ветвистые рога начальнику он всегда успеет, а пока молча направился в архив.
       Мысленно перетасовал первоочередные желания. Теперь топ лидеров венчала карьера. За продвижение стоило взяться, как можно скорее. Без отлагательств. И не ради денег или собственной значимости, а для мести. Он собирался занять пост выше Славхненко и тогда! Тогда!
      Что именно он еще не придумал, но был полон решительности и непоколебимости.
      Архив располагался в подвале, в небольшой комнате без окон. Встретил он Сергея равнодушно. Место было идеальным, чтобы целый рабочий день ничего не делать, а предаваться мыслям о ближайшем будущем.
      Сергей соорудил из плотно набитых документами коробок лежанку, и для эффекта комфорта загадал большую порцию текилы, вертя в пальцах каплевидный камень.
      Привычный ветерок и в комнате сразу стало тесно. На полу появился огромный стакан, наполненный до краев заветной жидкостью. Он занимал почти все свободное пространство архива. В текиле можно было устраивать заплывы, как в бассейне, вчетвером.
      Решив повторить такой фокус вечером в домашней обстановке, приказал камню:
      - Убрать стакан!
      Сосуд исчез.
      А вот заветная жидкость нет и запрудила помещение. Текила с голодным бульканьем набросилась на бумагу. Архив захлебывался от спиртного. Коробки с документами жадно впитывали в себя текилу и распухали, точно рожа пьяницы.
      Сергей вспотел.
      Пальцы почти дотронулись до кулона, а в голове дятлом стучала мысль, все вернуть, как было. Поняв, что это слишком абстрактное желание с непредсказуемыми последствиями, вовремя остановился. Мысли путались, словно в нитях невидимой паутины, липкой и навязчивой.
      Сергей перекатывал в потной ладони кулон, с тревогой загадывая новое желание, чтобы в помещении все мокрое стало сухим.
      Свет замигал. Воздух завибрировал, задрожал, свиваясь в вихревые кольца. Они извивались и двигались, будто свистящий змеиный клубок. Серые колышущиеся струи сбились вместе, ненадолго повисли в центре комнаты. Не закрепленные листы бумаги вздыбились и закружились в зачинающемся вихре. В замкнутом помещении зарождался самый настоящий ураган.
      Заскрипели, зашатались стеллажи. Заклубилась пыль. Все тряслось и рокотало. Мощный столб ветра величиной с хороший дуб бросился исполнять желание. Архив превратился в центрифугу, выжимающей влагу со страшной силой.
      Все происходило очень быстро и... неправильно. Сергей не рассчитывал на такой поворот событий. Рука рванула к кулону, но не успела.
      Вокруг Сергея заклубился потревоженный воздух. Его подбросило. Он с ужасом ощутил, что оторвался от пола и висел в вихревом потоке. Голова моталась из стороны в сторону, точно верхушка дерева во время бури, шея грозила сломаться, руки танцевали в воздухе сумасшедшую пляску.
      Самое страшное, он ощутил, как вода уходила из тела, даже глаза иссыхали, теряя влагу. Организм слабел. Кожа обветрилась, скукожилась в морщины, точно печеное яблоко, губы потрескались. Во рту стало сухо, как в знойной пустыне, кислород с болью поступал в легкие, царапая обезвоженные органы.
      Рука случайно коснулась кулона, всего на мгновение, но Сергей успел прохрипеть:
      - Остановить последнее желание!
      Он рухнул на пол, жадно хватая воздух ртом, словно рыбина, выброшенная на берег. Не получалось даже позвать на помощь. Некоторое время лежал, ощущая, как прибоем колотилась в висках кровь.
      Пересилив слабость, Сергей мутным взглядом окинул помещение.
      Ураган исчез так же внезапно, как и появился. Царил его величество погром. Коробки вповалку валялись тут и там, от старого деревянного стула остались щепки, документы походили на древние рукописи, искореженные и потрепанные. Воздух был душный, спертый, воняло отдушиной после спиртного. Запах походил на вонь трухлявого дерева, сгнившего на болоте.
      Сергей перекатился на спину и горько вздохнул. Клонило в сон, долгий и беззаботный, однако желание пить пересилило остальные. Пользоваться кулоном Сергей боялся. Первый порыв был сорвать камень. Бессильные руки скользили по цепочке, опадали, не слушались. От беспомощности хотелось плакать, но впервые в жизни Сергея, слезы казались роскошью. Раньше в трудные моменты перебарывал себя, напускал вид человека с каменным сердцем, а сейчас мечтал зареветь, как дитя.
      Исполнитель желаний отягощал шею с силой двадцати слонов, однако покидать своего хозяина не собирался. Тогда Сергей решил забыть про него, вычеркнуть из памяти, не использовать больше.
      Легко подумать - воплотить сложнее.
      Сколько Сергей не силился, думать о чем-то другом, получалось плохо. Искушение владеть камнем было слишком велико. Оно словно вредоносный вирус засело в голове. Сергей чуть не забыл про желание пить.
      С четвертой попытки удалось встать. Первое время голова кружилась до такой степени, что с трудом разбирал, где у помещения верх или низ. Перед глазами все расплывалось, будто шел через туман. К выходу из архива шагал медленно, едва передвигая ноги. Организм сильно истощился, как после недельной голодовки, одежда сидела мешковато.
      Сергей выполз в коридор, длинный и пустой. На другой стороне стоял кулер - место обитания живительной влаги. Один вид жидкости придавал сил и бодрости. Опираясь на стену, Сергей направился к воде. Путь давался тяжело. И вот аппарат уже близко. За углом раздались тяжелые шаги, из-за поворота вышел начальник.
      Взъерошенный, в рваной одежде, ослабленный, Сергей выглядел, как жертва авиакатастрофы, чудом оставшаяся в живых. Славхненко вытаращился на него, точно монашка, увидевшая эксгибициониста.
      - Что с тобой?! - запинаясь, произнес начальник.
      "Я упал", - пронеслось в голове Сергея. В ответ лишь удалось невнятно прохрипеть
      - Пить...
      Славхненко принюхался и бросил на подчиненного такой взгляд, будто хотел повесить на шею бетонной блок, а потом столкнуть с небоскреба.
      И понеслось...
      Начальник ругался не хуже пьяного десантника. На особо замечательном пассаже Сергей ощутил, как зачесались ладони - захотелось прикоснуться к кулону. Искушенье велико, но пересилил себя, лишь мысленно пожелал много "доброго" для руководителя. Например, голубя размером со слона и чтобы гадил тоже по-крупному.
      К этому времени Славхненко завелся не хуже языкастой старухи у подъезда. У Сергея кружилась голова и звенело в ушах.
      - Пьянь и торчок! - визгливо голосил Славхненко.
      Сергей прикрыл ненадолго веки, а когда открыл, увидел приближающегося начальника. Тот бесцеремонно толкнул едва стоявшего на ногах сотрудника и, широким шагом, ринулся к архиву. Сергей ударился о стену. Боль обожгла руку, в груди кольнуло. Медленно он осел на пол и скрючился.
      - На рабочем месте! Да как такое возможно?! Вызываю службу безопасности, пусть они тобой займутся! - негодовал Схлавненко, брызжа слюной в разные стороны. - Сейчас пойду, посмотрю, чем ты занимался в архиве.
      - Проваливай! - едва ворочая языком, бросил в спину начальнику Сергей.
      В груди кололо. Рука прижалась к месту боли, задев кулон.
      Пол вздрогнул, паутина трещин поползла в стороны от Славхненко. Перед глазами Сергея вспыхнуло, словно в коридоре взорвалась световая граната. Миг и фигура начальника провалилась вниз, оставляя после себя позорный вскрик.
      Каменная пыль взвилась под потолок белым маревом. На месте, где секунду назад стоял Славхненко, зияла дыра с рваными краями.
      Сергею было страшно.
      Дыхание застряло в груди.
      С нижних этажей доносились всхлипы и тревожные голоса.
      "По моей вине погиб человек", - мысль кузнечным молотом стучала в голове.
      Даже оттого, что начальник перед смертью проявил к Сергею враждебность, не становилось легче.
      Рядом булькнул кулер, напоминая о себе. Пить Сергею больше не хотелось. Он решил загадать последнее желание - никогда не получать волшебный камень.
      Ночь сверкала мириадами фонарей. Пьянящая легкость окутывала сознание Сергея. Он ехал на старом жигуленке домой из клуба, свободный от желаний. Счастье соловьиной трелью лилось в голове, в душе весенним цветком расцвела радость. В такие минуты Сергею всегда хотелось курить, рука потянулась к бардачку...
      
      Хроника ДТП:
      Ночью, 5 марта сего года, водитель ВАЗ-2107, находясь в нетрезвом состоянии, не справился с управлением и совершил наезд на фонарный столб. От травм, полученных на месте происшествия, пострадавший скончался до приезда скорой помощи.
      Обстоятельства и причины ДТП выясняются.
      
      

    187


    Судиловская О.С. Эпоха людей закончилась...   5k   Оценка:9.38*4   "Рассказ" Фэнтези, Философия

      
    Эпоха людей закончилась...
      
    ***
       Когда уходили эльфы - это было печально, но красиво. И долго еще жили эльфы в сказаниях, преданиях и наконец, твердо оккупировали сказки в теперь уже безраздельном мире людей. А ведь всем известна расхожая истина, что ты жив, пока тебя помнят! Вот и выходит, что прекрасные эльфы все еще живы. Эпоха эльфов закончилась тихо и незаметно - просто однажды они ушли. Со временем забылась жестокость этого народа, вытесненная более важным наследием. Пески времени сумели сохранить главное - и наш мир еще долго скорбел об ушедших. Будет ли он так скорбеть о людях, или будет вдогонку посылать бесконечное разнообразие проклятий, вот в чем вопрос!
       Вот только люди, поначалу откровенно радовавшиеся установившемуся своему неоспоримому господству в мире, упустили МОМЕНТ в череде теперь уже межусобных войн. Момент, который всегда приходит, но которому никто не рад. Люди, активно устанавливающие повсюду свою волю забыли о воле стоящей превыше их - воле небес! Последняя же говорит - ничто не вечно в мире этом, и все сменяется другим...
       Одна эпоха сменяет другую с неумолимостью гильотины, отсекая отработанный материал прошедших веков. Прогресс не стоит на месте, но страшно становиться только тогда, когда ты понимаешь, что устарел и, закостенев в своих заблуждениях, также подлежишь неотвратимой замене. Люди упустили именно это и вдруг оказались не удел! Печально осознавать, что все время, отпущенное людской расе, по большей части было потрачено довольно бездарно - на бесконечное выяснение отношений в виде малых и больших войн. В одно далеко не прекрасное утро в эфире людей прозвучала всего лишь одна короткая фраза. Фраза - навсегда изменившая мир - ЭПОХА ЛЮДЕЙ ЗАКОНЧИЛАСЬ! Во все студии мира шквальной волной понеслись возмущенные и недоуменные звонки, требовавшие прояснить сие безобразие. Вот только экраны мониторов, телевизоров оставались мертвы, радиоволны глушились неизвестной силой, и в этом информационном вакууме царила только одна известная всем фраза, повторяющаяся с завидной регулярностью.
       В полдень доведенные до отчаянья люди узрели тех, кто пришел на смену им. Они безмолвно смотрели с экранов не в глаза - прямо в души людей! И это молчание сдобренное жалостью говорило о многом. Они просто смотрели, а люди начали собираться. Никто не знал, куда ушли эльфы, никто не знал, куда идти людям, но то, что уйти придется теперь, знал и понимал каждый человек на планете. С тайной надеждой верующие шептали слова позабытых молитв, взирая в холодные небеса, атеисты же прагматично рассчитывали на какую-нибудь резервацию за пределами этого мира. Много ли ты заберешь с собой, если даже не знаешь куда идешь? Как уходили эльфы - красиво и незаметно, как уходили люди - сумбурно и шумно. Просто ровно в полночь все люди вышли на открытые пространства площадей, ведомые невидимой силой. С экранов гигантских мониторов на них все также взирали лики тех, чья эпоха начнется с рассветом нового дня. Не выдержав напряжения молодой мужчина, один из серой массы угрюмых людей бросил фразу в память пришедшим:
       - Наша война не заставила нас забыть мир, так пусть и мир помнит войну людей! Как помним мы мир до нас!
       И тут людям было даровано последнее чудо покидаемого навечно ими мира - улыбка пришедших! Улыбка, затронувшая не только губы, улыбка, озарившая души и прогнавшая мрак безлунной ночи исхода. И столько тепла и любви было в этой простой улыбке, что каждый исчезающий в звездном сиянии человек ощутил твердое обещание помнить, и вздохнул облегченно, сбросив накопленный груз всех грехов этого мира, вступая на неизведанный путь в мир иной.
       Обещание помнить подарило людям надежду на жизнь...
       Ведь всем известна расхожая истина, что ты жив, пока тебя помнят! Вот и выходит, что такие разные и неоднозначные люди все еще живы для этого мира. Будет ли новая сказка доброй - хм, но вот то, что захватывающей - точно!
       Пески времен неумолимы,
       Их бег остановить нельзя.
       Пески времен неодолимы,
       Их волны накрывают и тебя.
       Песчинки - малые граниты,
       Хоронят век людей - шутя!
      
    ***

    188


    Гончаров С.А. Ядерная зима   17k   "Рассказ" Фантастика


    Сергей Гончаров

    Ядерная зима

      
       Крохотный столик ломился от чизбургеров и прочих гамбургеров, которые Ян набрал, но не съел. Он откинулся на спинку стула, погладил вздувшийся живот. Впервые за шесть месяцев наелся вдоволь. За один присест съел то количество глутамата натрия, которого не хватало в течение ста восьмидесяти дней. Поглядел на пустые коробки и громко хмыкнул. Сознание пронзила мысль, насколько сильно организм стал зависеть от белого, кристаллического порошка. Понял, почему последний месяц снились чипсы, дошираки и прочие глутаматные вкусности, коих в Припяти днем с огнем не сыскать. Ян медленно перевел взгляд на детей рядом. Они уплетали пирожки в красивых продолговатых упаковках, смеялись, наперебой рассказывали друг другу о какой-то игре. В глубине души Ян их пожалел. Дети ели, радовались и даже не представляли, какой опасный наркотик купили.
       После невероятно сытного ужина захотелось покурить. С огромным трудом поднялся. Кола в животе громко булькнула. Несколько минут простоял, глядя на черный с фиолетовыми лямками рюкзак, добросовестно прошедший с ним через зону отчуждения.
       - Гудя, Гудя... - пробормотал Ян. - И сколько мне тебя таскать?
       Рюкзак, которому он поначалу смеха ради дал кличку Гудвин, дожидался хозяина на соседнем стуле. Одна из фиолетовых лямок соскользнула, пару раз качнулась и застыла.
       - Гудя, Гудя... - взгромоздил рюкзак на плечи Ян.
       Москва возвращалась с работы шумным потоком - сотни машин, множество людей. Ян понятия не имел, где находился, но в последнее время его это обстоятельство перестало пугать. Карту Припяти перед поездкой он умудрился оставить на рабочем столе, а там, в отличие от Москвы, спросить дорогу не у кого. С работниками зоны отчуждения Ян предпочитал не встречаться. Его раздражали их косые взгляды на все разрешающий пропуск, вопросы, в честь чего такой выдали.
       Ян шел и разглядывал людей. Каждую девушку старше шестнадцати и младше сорока провожал жадным взглядом. Иногда засматривался и на дам под пятьдесят, ведь в Припяти женщины еще большая редкость, чем Е621.
       Свист тормозов заставил отскочить назад.
       - Твою дивизию! Ты из леса выбрался?! - высунулся из черной "тойоты" мужик с неопрятной бородой. Ян усмехнулся, недоумевая как можно посреди коммунального рая выглядеть как первобытный человек. Тот момент, что сам зарос бородой, волосами, одежда поизносилась - не принимал в расчет, ведь еще сутки назад находился среди руин человеческих возможностей.
       - Хуже, - ответил Ян. - Я смерть обманул.
       Водитель несколько секунд таращил глаза
       - Баран! - буркнул он и помчался дальше.
       Как выяснилось, дорогу Ян переходить напрочь разучился. Летящий поток машин очень сильно действовал на нервы. После развалюх в зоне, что даже при помощи господа никогда не сдвинутся с места, машины, которые могли не только ездить, а почти летать, наводили суеверный страх. Словно австралопитек, он наблюдал за бурной рекой автомобилей, пока не сообразил, что ему без разницы, куда идти. До утра совершенно свободен.
       Ян вошел в какой-то двор, присел на лавочку. Рядом поставил рюкзак. Хрущевка, разноцветные качели, машины вдоль дома, пьяная компания, что-то выяснявшая вдалеке - можно представить, что вокруг Ростов. Яну до боли в сердце захотелось попасть в родные места, вновь пройти по улицам, где когда-то папа - чешский эмигрант, завладел сердцем мамы - ростовчанки. Он вообще не понимал, из-за чего задержался в Москве. Догадывался, что чего-то ждет, но под дулом автомата не ответил бы чего именно.
       Поглядел на дом перед собой. Шесть месяцев в мертвом городе не прошли даром для психики. Казалось невероятным, что в окне мерцал телевизор, подъезды освещены, а из ступеней не торчало деревце. В киевском аэропорту думал, что рехнется от количества людей, но постепенно попривык. Однако на лавочке вновь стало странно слышать пьяную ругань компании, видеть людей, шедших по тротуару вдоль дома, смотреть на припаркованные машины.
       Поначалу Ян назвал свое изобретение ППРЗ, то есть "прибор предотвращающий радиационное заражение". Но когда находился в зоне отчуждения, начал звать Тотошкой, а потом и вовсе упростил до Тошки. В свое детище Ян встроил дозиметр, с подбором же сигнализирующего звука голову не ломал - взял первый попавшийся. В зоне Тошка часами молчал, но если заходился истошным тявканьем, то на душе сразу теплело, а чувство одиночества пропадало.
       Когда Ян впервые пришел к директору родного НИИ с заявлением, что изобрел сенсационный прибор, то чуть не вылетел с работы. Директор долго смеялся, а потом сказал, что умалишенные на должности техника КИПиА ему не нужны.
       Когда второй раз пришел к директору с заявлением, что усовершенствовал сенсационный прибор, то узнал три новых матерных слова.
       Когда третий раз пришел, то директор с ехидной улыбочкой поинтересовался, а не помогает ли сенсационное изобретение пережить направленный ядерный взрыв. Ян чистосердечно ответил "Нет", а после три недели не мог спины разогнуть - директор придумал гору работы, чтоб подчиненному не лезли в голову дурные мысли.
       Когда Ян семьдесят четвертый раз пришел, то директор пообещал, что соберет экспертов для оценки ППРЗ.
       - Тошка, Тошка, - с улыбкой погладил прибор на груди Ян. Он вспомнил, как вытянулись лица экспертов, когда они увидели, что изобретение, предоставленное на обследование, имеет столько же функциональных возможностей, как и разбитый кирпич. Вспомнил вычурные ругательства директора. Вспомнил злобу и бессилие, когда оказалось, что плюсовой провод от аккумулятора был плохо припаян.
       Ни о каких сенсационных приборах директор больше слышать не хотел. Однако после долгих споров и пререканий, в обмен на заявление по собственному желанию, пообещал договориться с украинцами насчет пропуска в зону отчуждения. Но, помимо, потребовались еще и деньги. Много денег. Ян продал квартиру, машину и всю мебель. Вырученных средств хватило на проезд и еду, которую ему обязались поставлять в Припять.
       Он жил и радовался царившему в мертвом городе покою. Правда, по ночам было немного жутко. Пустые скелеты домов, какие-то шорохи, вой то ли собак, то ли волков. Один раз даже на стаю кабанов наткнулся. Благо обошлось без происшествий, ведь из оружия лишь походный нож.
       Поначалу Ян избрал жильем высотку на улице Набережная, недалеко от того места, куда, по договору с украинцами, должны были привозить еженедельный паек военные, охранявшие периметр зоны отчуждения. Но проведя три ночи в одной из квартир, он периодически слышал шум. Кто-то ходил ночью по дому. Один раз Ян отважился выйти на лестничную клетку и взглянуть вниз. Поселился он на предпоследнем этаже, хотел на последнем, да любой дождь застал бы врасплох. Внизу увидел свет. Непонятно, то ли свечи, то ли фонарика. Стараясь не издать ни единого звука, медленно вернулся в квартиру. Собрался закрыть дверь, да вовремя вспомнил, что петли наделают больше шума, чем четвертый энергоблок.
       Той ночью Ян не спал, а утром поспешил убраться подальше от Набережной и переселился на проспект Энтузиастов. Но там долго не задержался, логически рассудив, что нет смысла сидеть на одном месте, когда твой дом всегда с тобой.
       Каждый день начинался с того, что Ян проверял Тошку на исправность, завтракал, собирал Гудю и шел гулять. Поначалу не решался далеко отходить, но постепенно ареал обитания разросся. Зона манила сильнее русалки. Он собирался обойти известные с детства места, не опасаясь подцепить какие-то там рентгены.
       Поначалу с огромным трудом заставлял себя прикасаться к зараженным предметам, а тем паче находиться вблизи радиоактивных строений. Но через неделю, когда в организме при самой тщательной проверке обнаружилась лишь врожденная радиация (как не удивительно, но даже одежда, обувь и Гудя ничего не "подцепили", а на такой успех изобретения Ян даже не рассчитывал), успокоился и принялся исследовать зону отчуждения. Почитал разваливавшиеся по листкам книги в библиотеке, посидел на колесе обозрения и электрических машинках, побродил по окрестностям станции Янов, переночевал в "Полесье", охранники склада заброшенной техники согласились пустить внутрь, где он провел целый день, не только рассматривая, но и "щупая" большинство технических средств, которые участвовали в ликвидации взрыва. И лишь после второго обследования, когда в организме вновь ничего не нашли, Ян отправился в разрушенный реактор. Посмотреть на идиота, решившего войти в саркофаг даже без противорадиационного костюма, сбежались посмотреть чуть ли не все работники ЧАЭС. Внутри он пробыл полчаса, хотя планировал три-четыре - устоявшийся за жизнь страх радиации быстро выгнал наружу.
       Бродить по заброшенным местам через месяц надоело. Везде одно и то же - разруха и запустение.
       Скуку разбавило неожиданное происшествие. Как-то, через день или два после четвертого получения недельного пайка, Ян брел по Леси Украинки неизвестно куда и неизвестно зачем. Гудя сильно оттягивал спину. Вояки привезли столько тушенки, что Ян смог бы роту мамонтов накормить. Он глядел под ноги на пробивавшуюся сквозь асфальт траву и о чем-то думал. Услышал "Привет". Машинально ответил "Здорова" и, не поднимая взгляда, направился дальше. Через минуту сообразил, что произошло. Обернувшись, увидел беззубого и лысого старика в вылинявших брюках и непонятного фасона нательной одежде. Старик улыбался.
       Яна предупредили, что в зоне отчуждения, кроме работников, проживает около тысячи человек. Некоторые полуофициально, а другие потому, что последствия взрыва менее страшны, чем то, что ждет вне зоны.
       - Новенький? - спросил старик.
       - Ага! - кивнул Ян и понял, что от удивления нижняя челюсть расслабилась.
       - Не турист? - настороженно поинтересовался абориген.
       - Не, - помотал Ян головой. - Не турист.
       - Ну, тогда пока, - махнул рукой дед. - Еще увидимся.
       Он развернулся и побрел дальше, а Ян минут пять стоял и смотрел ему вслед. В голове вертелось множество вопросов. Как он здесь живет? Чем питается? Как умудряется не попадаться военным на блокпостах и охранникам Припяти? Позже ему не единожды встречались нелегальные припятчане и прочие жители атомной зоны, но первая встреча запомнилась навсегда.
       Почему старик поинтересовался насчет туризма, Яну пришлось узнать несколько позже, когда группа россиян "дикарями" приехала осматривать знаменитый на весь мир город. К несчастью, Ян имел неосторожность на них наткнуться. Они закидали его вопросами! Правда, встреча не прошла даром. Они дали шоколада и три бутылки водки, радиацию из организма выводить. В душе Ян над ними посмеялся, мол, насмотрелись всякого бреда в интернете и думают, что водка лекарство от всех бед. Правду говорят, что она у русских лечит все, только одни ее пьют, чтоб от чего-то избавиться, а другие не пьют, чтоб чего-нибудь не приобрести. Поблагодарил щедрых соотечественников, запихнул водку в рюкзак и поспешил убраться на несколько дней подальше от Припяти.
       Пьяная компания успокоилась и начала расходиться. Город затих.
       - Тошка, Тошка, - погладил Ян детище. Он вспомнил удивление врачей, когда им сообщили, что человек, у которого они безуспешно искали признаки лучевой болезни, полгода не только бродил по земле, где нельзя жить сотни лет, но и пил исключительно местную воду.
       Он улыбнулся и представил, как приедет в Ростов... Дальше фантазия почему-то не шагнула, а сразу перепрыгнула. Ян увидел себя в большой квартире с гигантским телевизором, да мебелью на заказ.
       - И обязательно пентхаус с огромным панорамным окном, - прошептали губы, пока рука поглаживала Тошку.
       Воображение живо рисовало картинки счастливого будущего. Не в силах усидеть на месте он встал. Обошел вокруг лавочки.
       - Гудя! Подъем! - скомандовал Ян, взваливая рюкзак на плечи. - Что ж ты такой неуклюжий?! - пробормотал, когда что-то кольнуло под ребра. - Мало того, что на шею сел и ножки свесил, так еще и пихаешься?!
      
       Ян брел и не видел окружающих домов, людей, машин... Не видел жизни вокруг. Его сознание настолько привыкло к одиночеству, что даже живой город не мог вытеснить тех мироощущений, что остались от мертвого. В зоне он привык погружаться в мысли, ведь все равно вокруг разруха и смотреть не на что. Топая по Москве, невольно переместился в Припять. Вновь предался мечтам о будущей счастливой и безбедной жизни. Вначале представил, что купит пентхаус в доме на пересечении Горького и Соколова в Ростове. Он ежедневно проезжал мимо этого дома на работу и не единожды мечтал там жить. Но вскоре мечты перенеслись в Москву. Живо представил такой же дом где-нибудь в центре столицы, поближе к Кремлю. Как в него въезжает, а на следующий день едет покупать машину. Какой-нибудь большой черный джип с невероятно комфортным салоном. Представил, как обрадуется мать, которая третий год твердит: "Тебе скоро четвертый десяток пойдет! Думаешь, я вечная? А хочется же и на внуков посмотреть!". Ян всегда придерживался мудрого изречения, что не стоит искать женщину, надо искать деньги, а женщина сама найдется. Теперь, когда деньги, за разработку прибора препятствующего проникновению любого излучения в организм, польются рекой, ему останется лишь выбрать, на ком жениться.
       Ян настолько замечтался, что чуть не врезался в столб. Перед самым носом заметил серое строение. Поднял взгляд и увидел, что очутился перед тем же заведением, где прошлым вечером с аппетитом наелся глутамата натрия. На улице рассвело, появились машины и пешеходы.
       - Ни фига себе?! - Ян огляделся, не понимая, каким образом так быстро закончилась ночь. Достал сигарету, прикурил. - Блин, да так и на собственные похороны опоздать недолго!
       Домой захотелось жутко - поспать в не разваливающейся кровати и укрыться нормальным одеялом, посидеть в ванной и побриться, посмотреть телевизор и попить пиво с друзьями. Такие обыденные события, на которые мы даже внимания не обращаем в повседневной жизни, показались ему чем-то недостижимым, почти химерой.
       Но запах манил и притягивал, как блесна рыбу. Секундное размышление, а после сигарета отправилась в последний полет, а Ян в глутаматник.
      
       С роял-чизбургами он переусердствовал. Каждое движение вызывало боль в животе. Казалось, что дернись чуть резче, и желудок разорвется от тех канцерогенов, которыми его напичкали.
       В метро он вошел медленно-медленно. На бешеный эскалатор вообще боялся вступить, пока кто-то сзади со словами "Да шагай ты!" не пихнул в спину. Подавив спазм в желудке, Ян очередной раз удивился количеству людей. В обычном, не зараженном радиацией мире, он прожил сутки и, тем не менее, не смог привыкнуть к ним. Наблюдал за поднимавшимися на поверхность москвичами, а по большей части теми, кто мнил себя ими. Пресные, вялые лица, задумчиво-бессмысленный, блуждающий, взгляд.
       "Разве им нужен Тошка? - задумался Ян. - Разве этим овощам, мнящим себя людьми, пригодится мое изобретение? Они и живут-то от выходных до выходных, когда находится какой-нибудь повод напиться. Зачем людям, не умеющим ценить жизнь, устройство способное ее сохранить?"
       Соскочив с эскалатора, направился к составу. В памяти всплыли вагоны с Янова. Поржавевшие цистерны, платформы и тепловозы. На них не читались надписи, а кое-где наоборот появились новые, сделанные баллончиком с краской. На одно короткое мгновение он увидел станцию такой, какой она могла быть в Припяти - безлюдной, пыльной, мусорной, с облезлыми стенами и поржавевшим составом, наполовину скрывшимся в тоннеле.
       В вагоне зацепился взглядом за двух японцев или китайцев, кто разберет? Бухнулся на сидение. Гудю бережно устроил на коленях. Взглянул на женщину с котом, что сидела напротив.
       Глаза закрылись сами собой. Ян с усилием их открыл, попытался сфокусировать на коте. Но они неудержимо слипались.
       "Хотя... - продолжал размышлять Ян. - С другой стороны... А не все ли равно? Ну и пускай уничтожают себя, если настолько тупы".
       Он непроизвольно улыбнулся, когда вспомнил, как выглядит мир, где нет подонков на улицах, органов правопорядка, при каждом удобном случае обещающих показать настоящий беспредел. Вспомнил, как понравилось жить в тишине, спокойствии, когда есть время поразмышлять, наслаждаясь жизнью, а не тратить ее впустую на телевизор, эфемерные проблемы, пьянки, погоню за ненужными вещами.
       "Да и безопасней там, - подумал Ян проезжая Лубянку. - Никто ничего не взрывает, не стреляет... Не убивает просто так".
       Перед тем как утомленный разум погрузился в сон, Ян понял, что он даже хотел бы, чтоб сейчас произошел взрыв.
       Тогда человечество будет по-прежнему бояться радиации и следующая зима не станет ядерной.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
      
      

    189


    Лернер З.Д. Путешествия на машине времени   8k   "Эссе" Проза, Поэзия

      Фантасты давно мечтают о машине времени. Между тем, машина времени уже существует. Это - литература, в частности, поэзия. Читая стихи, написанные десятки лет назад, мы путешествуем в прошлое. Можем даже задержаться в прошлом и сочинить что-либо, сохранив стиль того времени и тех поэтов. Можем также переместить любимых поэтов из прошлого в настоящее.
      
       I
      
      Наше первое путешествие в девятнадцатый век. Почитаем Александра Сергеевича Пушкина, а затем вернёмся вместе с ним в наше время. Разве не интересно, как сложились бы жизнь и творчество А.С.Пушкина, стань он нашим современником?
      
      И если б жить ему меж нами -
      Случись такая карусель -
      Кого б ославил в эпиграмме,
      Кого бы вызвал на дуэль?
      
      Например, о чиновнике, которого президент похвалил, заявив: "Вы же волшебник почти..." и который ответил: "Я не волшебник, я только учусь", Поэт вполне мог бы написать:
      
      Полу-волшебник, полу-лжец,
      Полу-подлец, но есть надежда,
      Поскольку учится прилежно,
      Что станет полным, наконец.
      
      А припомнив свой незаконченный стих "О сколько нам открытий чудных...", мог бы написать:
      
      О сколько испытаний трудных
      Нам преподносит рабства дух.
      Где авторы открытий чудных,
      Где Гений, парадоксов друг?
      За рубежом... Злосчастный Случай
      Возносит сор на самый верх.
      Внизу покорно доли лучшей
      Ждут после дождичка в четверг.
      
      Кстати, о гениях. Что написал бы Михаил Васильевич Ломоносов, попади он в Россию наших дней? Вполне возможно, написал бы так:
      
      О вы, которых ожидает
      Отечество от недр своих
      И видеть таковых желает,
      Какие в странах есть чужих,
      О, ваши дни благословенны!
      Дерзайте ныне ободренны
      Раченьем вашим показать,
      Что может собственных Платонов
      И быстрых разумом Невтонов
      Россия Западу рождать.
      
      Но вернёмся к Пушкину. Ему принадлежат классические строки о поэтическом творчестве, написанные в Болдино в октябре 1833-го года:
      
      И мысли в голове волнуются в отваге,
      И рифмы легкие навстречу им бегут,
      И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
      Минута - и стихи свободно потекут.
      
      Вспомнив, что писал Поэт в этом стихотворении ("Осень") о своих сезонных предпочтениях, я написал:
      
      Откуда взялось слово "осенить"?
      Попробую, логично рассуждая,
      Вполне доступно это объяснить,
      В излишние детали не впадая:
      
      Весной и летом плохо шли дела,
      В сезоны эти сочинялось вяло,
      Зима Поэту более мила,
      А осенью Поэта осеняло.
      
      Пушкину очень хотелось пожить за границей, но он был, как говорили в советское время, невыездным. Когда я очутился в эмиграции, то вспомнив стихотворение Поэта "Храни меня, мой талисман", написал:
      
      В уединеньи чуждых стран,
      На лоне скучного покоя,
      Я томик Пушкина открою -
      Храни меня, мой талисман.
      
       II
      
      Самые известные строки Анны Андреевны Ахматовой
      
      Когда б вы знали, из какого сора
      Растут стихи, не ведая стыда...
      
      Читая критические отзывы о поэзии недоброжелательных критиков и сопоставляя их со словами Ахматовой, подумал:
      
      Знай критики, что вырастет из сора,
      Пошли бы в дворники без разговора.
      
      А при чтении стихотворения Муза (Когда я ночью жду ее прихода...)
      
      ... И вот вошла. Откинув покрывало,
      Внимательно взглянула на меня.
      Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
      Страницы Ада?" Отвечает: "Я."
      
      я живо представил себе, как Муза диктует Анне Андреевне всю ночь напролёт, и подумал, что живи Ахматова сейчас, всё было бы гораздо проще:
      
      Она вошла. Откинув покрывало.
      И я, мечтая погрузиться в сон,
      Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала?
      Я спать пошла, диктуй на диктофон."
      
       III
      
      Одним из самых загадочных и завораживающих стихотворений о любви является стих "Среди миров" И.Ф.Анненского. Однажды, перечитывая это стихотворение, я подумал о том, как могло бы оно звучать, напиши его И.Ф.Анненский не о любви к женщине, а о любви, страсти к какому-либо другому объекту, например, к поэзии... Думаю, оно звучало бы так:
      
      Из всех страстей, которыми я жил,
      Её одной я повторяю имя...
      Не потому, чтоб я Ее любил,
      А просто стало скучно мне с другими.
      
      И с Ней одной я духом воспарял,
      И у Нее одной ищу ответа,
      Не потому, что здесь я потерял,
      А просто здесь всегда так много света.
      
       IV
      
      Много раз мне доводилось участвовать в поэтических конкурсах. Однажды темой конкурса было "прощальное письмо". Я вспомнил есенинское "До свиданья, друг мой, до свиданья" и подумал, как бы С.А.Есенин написал прощальное письмо читателя, уходящего... в поэты?
      
      Милый друг по чтенью, до свиданья!
      Ты, читатель, - у меня в груди.
      Я ушёл в поэты, расставанье
      Обещает встречу впереди.
      
      Я чужого не прочту ни слова,
      Буду сочинять, не хмурь бровей, -
      В этой жизни сочинять не ново,
      Но читать, конечно, не новей.
      
       V
      
      Темой ещё одного конкурса была строка из известного стихотворения "Мужчины" В.А.Солоухина. Я подумал, что живи В.А.Солоухин в наше время, он, возможно, более жёстко обращался бы к современным мужчинам:
      
      Во время военной кручины
      Веками и в зной, и в пургу
      Мужчины, мужчины, мужчины
      Пути преграждали врагу.
      Пусть жёны в ночи голосили,
      И пролитой крови не счесть, -
      Мужчины в боях проявили
      Смекалку, отвагу и честь.
      
      Но войны кончались когда-то,
      А с ними - отвага и честь.
      И их заменяли солдатам
      Покладистость, мелкая лесть.
      О рыцарстве нет и помина,
      Взамен лизоблюдство, враньё.
      Мужчины, мужчины, мужчины,
      Вы помните званье своё?
      
      Теперь вся надежда на женщин,
      Им ласковым - полный простор.
      Напомнить мужчинам о чести -
      Долг жён, матерей и сестёр.
      Пусть женщина женщиной будет,
      Достоинств её пусть не счесть,
      Но пусть тормошит, пусть разбудит
      Смекалку, отвагу и честь.
      
      
      
      
      

    190


    Гончар К. На крыше   17k   "Рассказ" Проза




    Представьте себе ситуацию: вы оказались на крыше одноподъездного дома, выход с которой закрыт. Металлическую дверь не сломать, до людей не докричаться: здание с трёх сторон окружают высокие деревья и пятиэтажки, с четвёртой - захудалый стадион. Дальше, больше - вы никому не можете позвонить. Не только из-за того, что тут нет сигнала сотовой связи, сколько из-за афонии (1) . К тому же, на улице конец сентября, из-за чего температура к вечеру понижается до отметки в пять градусов (после перенесённого острого ларингита (2) самое оно!), а днём... как повезёт.
    Итак, промозглый осенний ветер, крыша шестнадцатиэтажного жилого дома и отсутствие связи с миром. Что же вы будете делать? Ждать спасения, быть может сбрасывать вещи под ноги прохожим, чтобы привлечь внимание? Или рискнёте спуститься вниз по застеклённым балконам; возможно, попытаетесь проникнуть в квартиры на верхних этажах? Если вы альпинист, то можете не отвечать.



    Всё началось с того что я очнулся сидящим возле металлической двери, а по моему лицу хлестал отрезвляющий дождь, подгоняемый порывами ветра. Шея едва поворачивалась от простуды, но мне всё же удалось осмотреться. В помутненном состоянии я не сразу сообразил, что нахожусь на крыше. Вцепившись рукой в ледяную дверную ручку, я поднялся на ноги, и меня сразу же вывернуло на собственные джинсы.
    " - Кажется, сотрясение", - пронеслась мысль, и рука непроизвольно потянулась к пульсирующему лбу.
    Так и есть, рана всё ещё саднила.
    С омерзением одёрнув штанину, я решил подойти к парапету и определить где всё же нахожусь. Оперевшись о поручень, я наклонился над многоэтажной пропастью, но за стеной льющейся с неба воды так и не смог ничего рассмотреть. Решив, что лучше переждать ливень в здании, я подошёл к той самой двери, у которой очнулся, и потянул на себя ручку. Железная створка не отошла ни на миллиметр, и спустя минуты отчаянных попыток проникнуть внутрь, я стал исследовать метр за метром этой чёртовой крыши.
    Стараясь найти хоть что-то, что поможет мне открыть дверь, я потерпел неудачу и, дрожа от озноба, сел у обратной стены лестничного пролёта. Только на противоположной от двери стороне можно было спрятаться от дождя под изогнутыми стальными листами, застилающими шахту.
    Стуча зубами, я стянул с себя промокший насквозь джемпер, выжал - насколько это представлялось возможным, - и укутался в него, словно в любимое одеяльце. Ватными от холода пальцами, нащупал в кармане брюк телефон и какой-то пакетик. Отшвырнув шуршащую упаковку в сторону, я сосредоточился на связи.
    Индикатор уровня сигнала показывал всего лишь одну "палку" и, чтобы не терять драгоценного времени, я набрал номер друга и поднёс телефон к уху.
    -Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - произнёс приятный женский голос, сменяющийся быстрыми гудками.
    -Глупость! - хриплым срывающимся шёпотом была моя попытка возмутиться.
    Так как из-за грохочущего по крыше дождя меня всё равно никто бы не расслышал, я решил отправить смс.
    "-Только что написать?.. - мои пальцы замерли над кнопками, пока я обдумывал план действий. - У меня есть только приблизительные координаты..."
    Будто в довершении ужасного вечера телефон не стал дожидаться, пока я придумаю текст. Он прерывисто мелькнул, сообщая о том, что заряд аккумулятора израсходован, и отключился.
    "-Выкручивайся, парень, как знаешь!" - разозлившись, подумал я, замахнулся и, не вставая с места, выбросил упрямый агрегат с крыши.
    Так мне и довелось уснуть под неумолкающий шум дождя и лязганье собственных зубов.



    Утром меня разбудило настойчивое чириканье птиц. Не сразу сообразив, где нахожусь, я натянул на голову свитер, с желанием укрыться от солнца и продолжить сон, но мне помешала невероятная ломота, распространившаяся по всему телу. Горло же вовсе как песком забило. На негнущихся ногах я добрался до парапета и посмотрел вниз.
    Наконец-то мне удалось разглядеть округу, но ничего интересного замечено не было: пустая крошечная детская площадка во дворике новостройки, сплошь залитая лужами; пустые тротуары, чуть виднеющиеся за зарослями деревьев; серая пятиэтажка, будто примыкающая к новому дому, и многие ряды её 'клонов', простирающиеся во все стороны. Обычный день, без суеты. Возможно, выходной.
    Задумавшись, я вздрогнул, услышав резкий шум захлопнувшейся двери. Мне почудилось, будто звук донёсся совсем близко, и я обернулся на выход. Но нет, это доносилось снизу, с улицы - кто-то вышел из подъезда.
    Переведя взгляд на тротуар, я увидел идущего уверенной походкой мужчину. Дойдя до угла дома, человек на мгновение замер, осмотрелся по сторонам и затем, наклонившись, поднял что-то с асфальта. Крошечный предмет блеснул в его руке, но незнакомец пожал плечами и с безразличным видом кинул найденную вещь в ближайшую мусорку.
    "-С телефоном покончено", - промелькнула мысль, и я отошёл от края.

    ***


    Я никогда не верил в гороскопы, но накануне мне пришло СМС: "Для Весов сегодня не самый благоприятный день. Лучше воздержаться от длительных прогулок. Однако если Вы уже вышли из дома, приготовьтесь к встрече с давними знакомыми. Велика вероятность отравления, в том числе и алкогольного". Далее следовал текст, призывающий подписаться на ежедневную рассылку. Нажав "удалить сообщение", я накинул куртку и выскользнул из подъезда.
    Как вы могли догадаться, я так и не дошёл до аптеки, располагавшейся в соседнем доме: по пути встретился бывший одноклассник. Глядя на меня - хмурого, усталого, с трудом произносившего шёпотом отдельные фразы, - он предложил "народный метод лечения". Так мы и оказались в баре на другом конце города.
    Под несмолкаемую болтовню старого приятеля, я превратился в слух, перестав подсчитывать выпитое. О том, что происходило дальше, можно только догадываться. Сейчас в моей голове лишь "плотное облако тумана", не желающее рассеиваться.

    ***


    Хоть на улице и стоял сентябрь, но холод не отпускал и я решился снять с себя мокрые вещи и подсушить их на тёплом солнце, пока представилась возможность. Неизвестно сколько ещё предстояло здесь пробыть, прежде чем меня обнаружат, но лучший вариант - просчитать всё на несколько шагов вперёд.
    Прогуливаясь по краю здания высотой около пятидесяти метров я, аккуратно развешивая вещи на перила, подумал о нелепости ситуации. Со стороны это выглядело буднично, словно парень в ярко-красных боксерах (ведь никто не должен был увидеть!) вышел на балкон чтобы развесить только что постиранные вещи. Не хватало картинно зевнуть, для пущей верности, и почесать в одном месте. Что я и попытался сделать, но на половине пути согнулся от смеха.
    Простуда дала знать о себе незамедлительно. Улыбка слетела с моего и лица и теперь, вместо того, чтобы смеяться над сложившейся ситуацией, я раздался сухим кашлем.
    Из мыслей о собственной никчёмности выдернул разнёсшейся над всей округой визгливый голос:
    -Эй! Ты что делаешь?!
    Кашель мгновенно успокоился, и я, перекинувшись через поручень, решил посмотреть на источник крика.
    На крошечной детской площадке вблизи единственной скамьи стояла пожилая женщина, вскинув голову к небу:
    -Я тебя спрашиваю!.. Слазь оттуда!
    На моём лице вновь заиграла улыбка, но в ответ старушке я лишь развёл руками - говорить- то не мог.
    -Нечего тебе там делать! - продолжала визжать женщина, тряся в руке поднятую кверху клюшку. - Полицию сейчас вызову, хулиган!
    Ещё больше обрадовавшись возможной свободе, я закивал в ответ и начал размахивать руками.
    Тут, видимо, возгласы и причитания старушки услышал кто-то ещё, так окно второго этажа - той самой пятиэтажки напротив, - резко распахнулось, и из него показалась довольно объёмистая тётка.
    -Случилось чего? - звучным низким голосом поинтересовалась она, оглядывая двор.
    Бабулька тут же описала ситуацию и, повернувшись ко мне, вновь погрозила клюкой.
    Не зная, что ответить и как объяснить дотошным бабам, что с удовольствием отправился бы домой, не мешай мне ситуация, я пришёл к одной мысли.
    Живо, насколько позволяло состояние, я стянул с себя единственное, что осталось из одежды и, размахивая хипсами, словно лассо, сбросил их на детскую площадку.
    "-Полицию?.. Отлично! Вызывайте, и поскорее!" - думалось, выход нашёлся, и я никак не мог успокоить ликование.
    Тем временем многими метрами ниже две женщины, уставившиеся на крышу, раскрыли от удивления рты, но не проронили ни слова. И, чтобы удержать внимание 'публики', я подошёл настолько близко к краю, что от падения меня удерживали лишь холодные перекладины, впивающиеся в тело.
    "-Обещания нужно выполнять... Где же патрульная машина, где полицейские?!" - я жалел, что не мог кричать во всеуслышание.
    Дрожащими от напряжения руками, я взял своё достоинство, сделал резкий выдох и направил мощную струю в многоэтажную пропасть, для полноты картины разбрызгивая скопившуюся за сутки мочу во все стороны.
    -Ну всё, молодой человек! Хватит испытывать наше терпение! - прокричала женщина, выглядывавшая из окна.
    -Мы тебе ещё покажем! - визгливо добавила старушка, в очередной раз погрозила мне клюкой и засеменила к дому.
    Следом захлопнулись оконные створки, оглушившие скрежетом крохотный пустой дворик.



    К полудню я окончательно убедился, что никакая полиция уже не приедет. Несколько часов мне пришлось провести в ожидании, сидя на краю здания и вглядываясь вниз, но так никого и не приметив. От голода и жажды желудок сводило судорогой, а от поднимавшейся температуры кружилась голова.
    Решив немного поразмяться, я поднялся, превознемогая слабость, и пошёл к своему сегодняшнему ночлегу. Есть хотелось просто невыносимо и, думаю, Тот парень сверху сжалился надо мной, потому что, подойдя к стенам лестничной шахты, я услышал хруст под ногами. С мыслями: 'Ну что на этот раз?' я оторвал подошву от рубероида (3), лениво заглянул под ботинок и обнаружил пачку арахиса. Подняв упаковку с пола, я раскрыл пакетик и сию же секунду отправил всё содержимое в рот, жадно слизывая прилипшие крошки, и даже не задумываясь, что нужно оставить что-то на вечер.
    По мере утихания голода во мне проснулась невероятная жажда, и на изогнутых железных листах, кое-как защитивших меня от ливня прошлой ночью, я обнаружил скопившуюся дождевую воду. За безвыходностью ситуации, мне было не до брезгливости. Сложив ладони лодочкой, я черпал и пил, раз за разом, пока мой желудок полностью не заполнился. И только потом я сел возле стены, чтобы обдумать план действий.



    Когда день плавно перетекал в вечер, в мою голову ворвалась идея. Всё это время, что я провёл на крыше в поисках связи с людьми, от меня ускользнуло главное - спасение находилось здесь.
    Словно обезумивший, я вскочил на ноги и подбежал к ближайшей антенне. На смену усталости пришла ярость, и мне не составило особого труда сломать ветвистую железку.
    "-Интересно, что скажет житель дома, когда не сможет вечером после работы посидеть с банкой пива и посмотреть футбол? - я подбежал к спутниковой тарелке и несколькими пинками сшиб её на пол. - Как же вы обойдётесь без интернета и мыльных опер?"
    Используя обломок в качестве подноса, я сложил в него сломанные антенны и, подойдя к краю здания, начал медленно одну за другой отправлять их вниз, будто маленькая безобидная девочка с корзиной цветов на свадебной церемонии. Последней упала и раздалась оглушительным звоном спутниковая тарелка.



    Казалось, я умираю. Вот уже сутки моё ослабшее тело лежало в метре от пропасти, не находя сил подняться. Пару раз, правда, одолевала жажда, заставляя подползать к ближайшей луже за остатками воды, но я всегда возвращался обратно. Просто хотел, чтобы меня, наконец, заметили и вызволили с этой чёртовой крыши.
    Но сегодня ничего не напоминало о прошедшем бунте и призыве о помощи - ранним утром дворник, как ни в чём небывало собрал обломки, разбросанные по двору, и выбросил их в мусорный бак. Полагаться приходилось только на скорый приход кабельщика, иначе на крыше обнаружат истерзанный птицами труп. Голуби и так, будто поджидая момента, важно расхаживали рядом, а большинство из них не брезговало "полакомиться" рвотными массами - от дождевой воды мой желудок неплохо прочистился. ***
    В помутнённом сознании я пробыл до рассвета, смотря, как в нескольких метрах от меня неугомонные птицы раздирают своего мёртвого собрата.
    "-Даже у этих падальщиков на завтрак мясо... А что остаётся мне?" - стоило только подумать о еде, как случился очередной желудочный спазм, высвободивший желчь.
    Горечь на языке мгновенно отогнала мысли о пище на второй план, и я осознал - каждый час, проведённый на крыше, может стать для меня последним. Я ощущал жар, исходивший от моего тела, болезненную слабость и... невесомость. Многие чувства притупились: горло больше не ныло, рана на лбу прекратила саднить; даже в желудке появилась несвойственная ситуации лёгкость.
    "Если ты проснулся, и ничего не болит, значит - уже умер", разве не так говорят старики?
    Нужно действовать немедленно. Лучше рискнуть и проиграть, чем ничего не сделать и остаться с тем же результатом.



    Сняв неподходящие в данном случае ботинки, я перегнулся через перила, собираясь с духом. Голова, казалось, не прекращала кружиться, но пара верных пощёчин пришлась к месту. Итак, я перебрался за ограждение, решив совершить свой первый и, возможно, единственный в жизни спуск. Для этого мной была выбрана обратная от детской площадки сторона дома, окна которой смотрели на стадион. Только там по самому центру тремя этажами ниже располагался горизонтальный выступ лоджии - своеобразная ниша, образованная с одной стороны узким рядом балконов, с другой - выступающей на несколько метров отвесной стеной.
    Проверив, не ослабли ли узлы (из всех имеющихся в запасе вещей мной заранее был сооружён канат и привязан к одной из стоек ограждения), я начал готовиться к спуску. Вспомнив сцены из фильмов, на несколько оборотов обмотал правое запястье, а затем, вцепившись в свитер обеими руками, начал пятиться к краю.
    "-Не смотри вниз! Только не смотри вниз!" - панически вопил мой внутренний голос.
    Хорошо. Канат предельно натянут и теперь нужно шаг за шагом, упираясь в стену, двигаться вниз.
    Раз... Два... Три... На четвёртом шагу моя левая нога ушла в стену, упёрлась в окно и, издав пугающий скрип, соскользнула. Замерев от ужаса, я чуть не разжал кулаки, благо, вовремя спохватился. Было бы глупо сорваться после стольких отчаянных попыток спастись, но оставаться висеть голым на уровне шестнадцатого этажа - пускай и в погожее осеннее утро, - представлялось не менее нелепым.
    Наконец нащупав подоконник, я встал на него одними пальцами и немного приспустил самодельный канат. Тело заныло от напряжения, но мне удалось пригнуться и заглянуть в помещение. Какое же настигло разочарование, когда я увидел "бетонную коробку" с черновой отделкой и ни единой души. Из раздумий и ожидания - что вот-вот происходящее окажется сном, или окно распахнётся и мне, изнемождённому, протянут руку помощи, - словно клещами был вытянут неприятным резким звуком рвущейся ткани.
    Падение... Руки мертвой хваткой продолжали сжимать штанину, пока с треском лопались последние стежки. С крыши "эвакуировались" напуганные голуби, а секунды превратились в вечность. Именно так я, прощающийся с жизнью, завис в горизонтальном положении, доверяя свою судьбу пластиковому подоконнику и дешёвым брюкам с барахолки. Ничего и никого не замечая вокруг кроме прекрасного сентябрьского неба и птиц, кружащих в вышине, я осознал, что в любую минуту могу покинуть этот мир или остаться пускающим слюни калекой.
    Последнее, что удаётся вспомнить - глухой удар спиной и затылком. После этого сознание помутнело, а затем я и вовсе "отключился"...



    -Ладно-ладно, хватит, - произнесла девушка, остановила запись на диктофоне и направилась к двери. - Концовку поправим, кое-что вычеркнем - превышен допустимый объём статьи, - но не волнуйтесь! Всё будет в лучшем виде.
    Я вздохнул с облегчением, когда эта бойкая и любопытная журналистка, наконец, покинула палату. Городок у нас небольшой, так что сенсации здесь умеют раздувать по любому поводу.
    К счастью, мне удалось выйти "сухим из воды", иначе быть моему фото на первой странице. Сотрясение головного мозга, перелом лодыжки - меньшее из зол, и месяц пребывания на старой больничной койке не в силах омрачить мои будни. Что же касается спасения... за это стоит благодарить двух ремонтных рабочих, которые не растерялись и вовремя схватили горе-альпиниста за ноги.



    А что сделаете вы, оказавшись на Крыше?


    1 Афония - потеря звучности голоса при сохранении шёпотности речи. Может быть следствием болезненных процессов голосовых связок (острый катар, туберкулёз, опухоль, сифилис), профессионального утомления голоса, у здоровых людей - при внезапных и сильных волнениях.
    2 Ларингит - воспаление гортани, связанное, как правило, с простудным заболеванием либо с такими инфекционными заболеваниями, как корь, скарлатина, коклюш.
    3 Руберо́ид - рулонный кровельный и гидроизоляционный материал, изготовляемый пропиткой кровельного картона легкоплавкими нефтяными битумами с последующим покрытием его (с обеих сторон) слоем тугоплавкого битума, защитной посыпкой асбестом, тальком и т. п.

    191


    Елина Е. Саше из лаванды   19k   "Рассказ" Проза


    Саше из лаванды

    Лаванда - один из частых ингредиентов для мешочка-оберега (сашe). Символизирует любовь, защиту, душевное равновесие, счастье. А так же привлекает добрые силы и романтическую любовь.


    Над городом властвовала теплая августовская ночь. Она принесла с собой прохладу, сменив дневную жару. Молодой парень с коротким ёжиком темных волос вышел из служебного входа ночного клуба и глубоко вздохнул. Машин, вечно толкающихся в пробках и вынуждающих дышать выхлопными газами, уже почти не было, да и после душного помещения воздух показался удивительно свежим. Парень поднял голову. Небо оказалось чистым, без облаков и сплошь усыпанным звездами. По детской привычке нашел Большую медведицу, а следом и Малую. Проследил взглядом контуры ковшей и собрался домой.
    - Ты что-то сегодня рано, - из-за той же двери вышел мужчина, род деятельности которого легко определить сразу, едва взглянув, даже и без бейджика с надписью 'охрана'.
    - Я свое на сегодня оттанцевал.
    - Что, высоко взлетела птица? - охранник усмехнулся. - Зазнался ты, Ромка. Как вместо Айса стал танцевать - загордился.
    - Просто надоело выполнять капризы избалованных дамочек. Они думают, раз заплатили, то им все можно, - парень, названный Романом, устало пожал плечами. - Тебе не понять. Ладно, пойду я.
    Мужчины пожали друг другу руки и попрощались. Охранник остался возле входа и закурил сигарету.
    - Тоже мне, умник нашелся, - пробормотал он еле слышно. - 'Тебе не понять', - повторил, передразнивая, и добавил: - Можно подумать, чтобы голыми телесами перед бабами вертеть, надо как минимум академиком быть.
    Докурив сигарету, мужчина вернулся в клуб. Роман слов охранника не слышал и просто шел домой, в который раз прокручивая в голове сегодняшний разговор с хозяином клуба.
    - Семен Михалыч, есть разговор, - Роман вошел в кабинет владельца заведения. - Я ухожу из клуба. Мне уже двадцать семь, пора заняться чем-то более серьезным.
    Представительный мужчина оторвал голову от бумаг и устремил на вошедшего тяжелый взгляд.
    - Надоело задницей крутить? - 'понимающе', с сарказмом спросил хозяин. - Отработаешь месяц бесплатно. И с приватами.
    Роман поморщился. Не так давно его друг Айс, пользующийся бешеной популярностью, ушел из клуба. Все его номера и сценический псевдоним достались Роману, вместе с правом отказаться от исполнения приватных танцев. Ничего криминального, в общем-то, в них не было, и когда заказчицы попадались адекватные, танец оставался танцем. Но иногда... Разгоряченные спиртным, избалованные деньгами, некоторые дамы приравнивали танцоров к проституткам и закатывали скандалы, когда им отказывали в интимных услугах. Поначалу, только придя в стриптиз, Роман и сам не считал зазорным пококетничать с клиентками. Приваты приносили хорошие деньги. Но позже новизна приелась, все надоело... И теперь, глядя на друга, который завязал с танцами, нашел обычную работу, женился, Роман тоже хотел жить нормальной жизнью. 'Хотя, - усмехнулся он, - что считать нормальным в нашей ненормальной жизни'.
    Занятый своими размышлениями, парень и не заметил, как дошел до своего дома. Осталось пересечь двор да детскую площадку. Обойти качели справа, дальше мимо горки и песочницы - маршрут хоженый перехоженный. Пройдя большую часть пути, Роман вдруг остановился, и сам не понимая почему. Что-то в окружающем пейзаже было не так. Песочница, горка, качели... На качелях сидела девушка. Ну сидит и что? Может у нее свидание, и парень отошел отли... по делам. Стоп! Роман развернулся и пристально посмотрел в сторону качелей. Стало понятно, что так царапнуло взгляд. На руках у девушки спал ребенок. Да и сама она находилась в полудреме.
    Роман подошел поближе. Длинные русые волосы незнакомки небрежно заплетены в косу, простое, чистое лицо без косметики. На вид лет восемнадцать-девятнадцать. И тут вдруг он ее узнал. Девушка жила в доме напротив. Иногда Роман видел, как она гуляет во дворе с мальчишкой лет трех. Ее муж, кажется, владеет небольшой строительной фирмой.
    - Девушка, а почему вы домой не идете? - спросил он тихо, коснувшись рукой плеча незнакомки.
    Та вздрогнула, сжалась, словно ожидая удара, и прижала к себе ребенка, закутанного в одеялко. Сама же девушка была обута в домашние тапочки и одета в недлинный халатик. От ее судорожного жеста рукава халата задрались, и Роман увидел синяки на запястьях, напоминающие следы пальцев.
    - Если уж себя не жалеете, то о ребенке хотя бы подумали.
    - Если бы мне было куда идти, я бы здесь не сидела. А вам не стоит лезть куда не просят, - незнакомка встрепенулась, подняла голову, ее плечи расправились, в глазах засверкала решимость. Девушка преобразилась, приобрела горделивую осанку, крепче прижала малыша к себе и посмотрела с вызовом. 'Тигрица, - подумал Роман, - за ребенка любого загрызет'.
    - Хорошо, хорошо, - парень поднял руки в примиряющем жесте и заговорил более мягко: - Я так понимаю, у вас проблемы с ночлегом, и вы о них не расскажете, - утвердительно произнес Роман, но все же подождал кивка девушки, прежде чем продолжить. - Тогда пойдемте ко мне, я живу вон там, - парень махнул рукой в сторону своего дома, - а вы, я знаю, напротив. Ваш муж ездит на серебристом БМВ.
    Девушка судорожно вздохнула, отвернулась и еще выше задрала подбородок.
    - Послушайте, у меня две отдельные комнаты и обе запираются, я живу один, так что вы никому не помешаете. А утром решите ваши проблемы. Сейчас хотя и лето, но все же ночевать на качелях во дворе слишком экстремально. Да еще и с ребенком, - Роман продолжал уговаривать незнакомку. - Я - Роман. Вам, наверное, мама не разрешает с незнакомцами общаться, - попробовал он пошутить, чтобы разрядить атмосферу.
    - Любка! Где ты, шалава? - раздалось вдруг от дома, в котором жила незнакомка. - Не прячься, все равно найду!
    Девушка торопливо соскочила с качелей, укладывая малыша поудобнее и сбивчиво заговорила:
    - Пойдемте быстрее, это муж, он когда пьяный не соображает что творит, - она виновато прятала глаза, - а если вас со мной рядом увидит, в драку полезет.
    - Давайте я, - Роман перехватил ребенка из рук девушки и зашагал к подъезду. Парень не был трусом, но влезать в драку не хотелось, к тому же, завтра выступление в клубе. А у стриптизеров такие костюмы - ни один синяк не скроешь. Они быстро пересекли двор и подошли к подъезду.
    - Ключи в боковом кармашке, - Роман отдал девушке сумку. А через несколько мгновений лифт распахнул им свои двери.
    - Люба, - представилась спутница со смущенной улыбкой.
    - Да я уж понял, - парень улыбнулся. В кабинке было светло, и теперь ему представилась возможность получше рассмотреть свою нечаянную гостью. Она вся вписывалась в одно слово - обычная. Средний рост, не худая, не толстая, не красавица и не дурнушка. Таких большинство вокруг, пройдешь в толпе мимо и не заметишь. К несомненным достоинствам можно было отнести длинную русую косу и глаза - яркие, голубые, обрамленные длинными ресницами. Простой халатик до колен и смешные тапочки с помпонами придавали девушке трогательный вид, почему-то хотелось обнять, спасти, защитить...
    Выйдя на своем этаже, Роман указал Любе нужную дверь, а зайдя в квартиру, прошел в гостевую комнату. Гостья робко шагнула следом, осматриваясь. Малыша снова пришлось отдать маме. Парень разложил диван, постелил постель.
    - Чай? Переодеться? - спросил он между делами. - Только женской одежды у меня нет.
    - Нет, спасибо, - еле слышно отозвалась Люба.
    - Все, можете укладываться. Удобства в коридоре, сама найдешь, - Роман и сам не заметил, как перешел на ты. - Дверь запирается, можешь закрыть.
    Парень ушел в спальню, и тут же заснул, как только лег в постель. А Люба, устроив сынишку поудобнее, еще долго лежала, размышляя, что заставило такого парня, как Роман помочь совершенно незнакомой девушке, да еще и с ребенком. Она вспомнила, как муж в очередной раз пришел домой пьяным.
    - Что мне, в пятницу вечером с друзьями нельзя посидеть? - завелся он с полоборота, едва увидев осуждающий Любин взгляд. - Поесть дай.
    Васятка уже спал, и поэтому Люба попросила мужа приглушить голос.
    - Да что ты мне в моем доме рот затыкаешь! Я весь день вкалывал, устал как тягловая лошадь, это ты весь день дома сидишь, а все на мне! - еще больше распалился мужчина.
    По опыту Люба знала, лучше промолчать, не лезть, в таком состоянии никакие слова Федора не убедят. Он еще больше раскричится, разбудит сына. А потом еще и начнет выпытывать, кто Васяткин отец. Сам Федор был темноволосым. А вот Васятка родился блондином. И если трезвым Федор еще принимал доводы о похожести на свекра, на которого и, правда, внук походил как две капли воды, то после возлияний, убедить Федора, что Васятка его сын, не было никакой возможности. Поэтому Люба молча поставила жаркое разогреваться и повернулась что-то спросить у мужа, а тот, неожиданно, схватил ее за запястья, больно сжимая пальцами. 'Опять будут синяки', - обреченно подумала она.
    - Что молчишь? Сказать нечего? Выродка своего боишься разбудить? - громко закричал Федор.
    - Мам, а чего папа кличит? - в дверях появилась заспанное личико сына, и это привело мужчину еще в большую ярость.
    Кое-как отцепив от себя руки мужа, Люба подошла к сыну, на глаза которого навернулись слезы.
    - Ты воспитываешь из него девчонку! - вопрос воспитания был вторым после отцовства, из-за которого мужчина постоянно злился. Федор считал, что Люба слишком балует сына и ратовал за более жесткие методы. 'Меня отец ремнем воспитывал, вот я и стал человеком', - говаривал он.
    - Успокой эту неженку, и пусть спит, мы не договорили! - Федор зло сверкал глазами. 'Договорить' значило, что муж будет таскать Любу за косу, надает пощечин, а потом изнасилует. Утром, конечно, будет извиняться, говорить, что во всем виноват алкоголь и что это она его довела. Потом принесет подарок и будет считать, что прощен. Девушка кивнула, подхватила Васятку и прошла в детскую. Завернув сына в одеяло, сказав ему, что они поиграют с папой в прятки, тихонько выскользнула из дома. Идти было некуда. Один раз ее приютила соседка, так муж у нее дверь выломал и за косу притащил Любу домой. С тех пор соседи ей дверь не открывали. Она сидела во дворе на площадке и ждала. Сейчас он сначала поест, потом пойдет ее искать. Не найдя, достанет бутылку из сумки. Наученная горьким опытом, дома Люба весь алкоголь выбрасывала на радость местным бомжам, и, зная это, после посиделок с друзьями муж всегда приносил добавку с собой. Потихоньку опорожнит бутылку, ругая жену последними словами. А после или сразу ляжет спать, или после того, как выйдет во двор, обойдет площадку и никого не найдет.
    Девушка села на качели, баюкая сына. Она успеет убежать, если Федор выйдет. Люба чуть задремала, когда ее плеча коснулась чья-то рука. 'Муж!' - девушка встрепенулась испуганной ланью, а когда увидела незнакомого парня, почувствовала облегчение. Почему он помог? Сколько раз проходил мимо и даже не здоровался? Погруженная в воспоминания, девушка не заметила, как уснула. Васятка проснулся как всегда рано. Люба тоже тихонько встала, свернула постель, подхватила сына на руки и тихо закрыла за собой дверь гостеприимного дома.

    Когда проснулся Роман, солнце уже вовсю жарило в окна. Он встал, помня о неожиданных гостях и стараясь не шуметь, сделал разминку, оделся и тихонько вышел в коридор. Дверь соседней комнаты была приоткрыта, и, заглянув туда, парень понял, что напрасно беспокоился. О гостях напоминала лишь стопка постельного белья. 'Может, оно и к лучшему', - решил он. Позавтракав, а точнее пообедав, Роман отправился в клуб на репетицию. Пятница и суббота самые загруженные вечера. 'И если пятница прошла спокойно, жди в субботу подлянки', - вот такая нехитрая стриптизерская примета. И она сработала на все сто процентов. Даже на сто пятьдесят. Хозяин клуба, помятуя о желании Романа бросить, заставил отработать пять приватных номеров. И последняя заказчица оказалась той еще стервой, во время номера лезла с поцелуями, совала руки куда не надо, а в конце назвала импотентом, когда парень отказался оказывать интим-услуги. Уходил Роман из клуба злой и усталый, быстро дошел до своего двора. Сегодня ночное небо уже не интересовало. А когда увидел знакомую фигурку на качелях, раздраженно выругался.
    - Ты опять здесь? - Роман подошел к Любе и даже в темноте увидел наливающийся на всю щеку синяк.
    Та кивнула и попыталась закрыть лицо волосами.
    - Пойдем, - парень ухватил девушку за плечо, помогая встать. Они молча прошли в подъезд, поднялись в квартиру. - Как знал, что вы вернетесь, - криво усмехнулся Роман, снова застилая диван.
    Люба уложила сына, а парень отметил, что сегодня она в спортивном костюме.
    - Надо поговорить, - сказал Роман, приглашая гостью на кухню. Девушка кивнула, бросила взгляд на ребенка и пошла следом.
    - Это муж, - Роман сделал самый логичный вывод. - Тебе надо от него уйти.
    Люба потупила глаза, нервно постукивая по столу.
    - Я не могу, - тихо сказала она. - Нам идти некуда. Родители старые уже, да и далеко в деревне живут. Работы у меня нет, когда Васятка родился, муж заставил бросить. Он сказал, что заберет сына, если я подам на развод.
    На несколько минут воцарилась тишина.
    - Тогда тебе надо сбежать, спрятаться. В каком-нибудь большом городе. В Москве, например. Хотя, там в первую очередь будут искать. А давай я вас в Нижний Новгород отправлю? Он недалеко, но довольно большой. И у меня там знакомые есть. Помогут и с жильем, и с работой.
    - А тебе это зачем? - недоверчиво спросила Люба.
    - А просто так, - Роман пожал плечами. Он и сам не знал, зачем ему это надо. - Вот увидел вас вчера на качелях, и словно кольнуло что-то. Вы как два общипанных воробушка или котята брошенные. Видишь таких и рука сама тянется домой забрать. Сейчас можешь ответ не давать. Если надумаешь, собирай вещи, документы и приходи сюда ко мне в понедельник, когда муж на работе будет. Я вас отвезу. И никому ничего не говори.
    - Да мне и сказать-то некому. Муж всех подруг отвадил, - Люба ушла в отведенную ей комнату и устроилась рядом с сыном.

    Утро воскресенья повторило утро субботы. Проснувшийся Васятка разбудил Любу, и они вернулись домой. Стараясь не шуметь, прошли на кухню. Люба готовила сыну завтрак и обдумывала неожиданное предложение.
    Поначалу, Федор был внимательным и заботливым. Он красиво ухаживал, дарил цветы, они много гуляли и мечтали, как счастливо будут жить вместе. После свадьбы мужчина задумал начать свое дело, и у него это получилось. Денег стало больше, а вот времени, проводимого вдвоем, меньше. Узнав, что у них будет маленький, Федор радовался как ребенок. Когда родился Васятка, муж уговорил Любу бросить работу бухгалтера.
    - Я в состоянии прокормить жену и сына, - пафосно заявлял Федор. И Люба сдалась. Дела фирмы шли все лучше, а вот отношения в семье разладились. Федор стал пропадать на работе и все чаще приходил с работы нетрезвым.
    - Я деньги зарабатываю, - кричал он на тихие упреки Любы. - Это вы на моей шее сидите, да еще и недовольны!
    Масла в огонь подлила любимая свекровушка.
    - И в кого это Васятка белобрысый такой? - приговаривала она, забыв о муже-блондине.
    Это с ее подачи теперь в адрес Любы полетели упреки в том, что она нагуляла сына на стороне. Тогда же муж начал распускать руки. Поначалу, Люба верила, что все наладится: Федор исправится, перестанет пить, ведь он так искренне просил прощения. А когда поняла, что это невозможно, попросила развод. Какой тогда был скандал!
    - Да я тебя босую и голую на улицы выкину, и сына ты больше не увидишь, - кричал Федор, таская жену по полу на кухне. Хорошо, что Васятка тогда у бабушки был и не видел, как папа маме руку ломал. После той травмы Федор месяц не пил, и просил прощения на коленях. И Люба простила. Ради сына. А потом все началось заново. Теперь веры в счастливое изменение уже не было. И за Васятку было неспокойно. Пока муж не трогал сына, но что будет дальше?
    - Что на завтрак? - Федор, как ни в чем не бывало, появился на кухне с красными глазами, небритый, воняющий перегаром.
    - Сначала душ прими и побрейся, - отрезала Люба, сама удивляясь своей смелости. Впрочем, с трезвым Федором еще можно было разговаривать. И глядя, как сжимается под недобрым отцовским взглядом Васятка, Люба решила: 'Роман прав. Надо бежать'.
    После завтрака Федор уехал навестить маму. 'Опять вернется злой', - машинально подумала Люба. И оказалась права. Вернувшись, Федор накричал на сына за разбросанные игрушки, на жену за не поглаженную любимую рубашку. И Люба убедилась в правильности своего решения.
    А Роман, хотя и не был уверен, что девушка решится оставить мужа, все же позвонил другу в Нижний Новгород.
    - Привет, Вань.
    - Нормально, как сам?
    - Слушай, у меня к тебе просьба. Надо спрятать одну мою знакомую. Ну не то, чтобы спрятать, ей из нашего города уехать надо. С работой помочь, с квартирой, с садиком.
    - Ну да, с ребенком.
    - Не знаю, лет трех.
    - Подробности при встрече.
    - Да, спасибо, Ольге привет.
    Договорившись с другом, Роман с чистой совестью лег спать.
    Утром в понедельник, едва Федор уехал на работу, Люба достала две большие сумки и собрала вещи. В основном, Васяткины.
    Романа разбудил звонок в дверь. Он сразу понял, кто к нему пожаловал. И открыв дверь, увидев на пороге Любу с сыном, не удивился.
    - А вещи? - только и спросил.
    - Внизу, - девушка смущенно отвела глаза.
    Спустя полчаса Люба и Васятка сидели на заднем сидении машины, которая увозила их в новую жизнь. И лишь изредка встречались взглядами в зеркале заднего вида с человеком, ставшим для них ангелом-хранителем.

    192


    Агата Б. Сосиска и Сальвадор   4k   Оценка:8.95*6   "Миниатюра" Фантастика

       ЗАДОЛГО ПОСЛЕ
     
     9 июля 2013 г
     
     - Здесь говорится о какой-то Книге Перуна!..
     Профессор Дронов возбужденно сверкал глазами из-под очков. Дрожащий палец водил по пергаменту, покрытому ровными рядами древней кириллицы.
     Вокруг, затаив дыхание, столпились студенты-археологи.
     - Витя, быстро стекло сюда! - вскинулся профессор.
     Аспирант Виктор был уже тут как тут, держа наготове два куска стекла.
     - Может, сфотографировать сначала? - неуверенно предложил он.
     - Потом, потом! - замахал руками Дронов. - Скорей, время дорого!
     Бесценный документ аккуратно уложили между двух стекол, и Виктор с помощью одного из практикантов принялся обклеивать края скотчем, чтобы исключить доступ воздуха. И только после этого пергамент был тщательно, не менее десяти раз, запечатлен на цифровой фотоаппарат.
     - Вызывайте машину - пусть везут в лабораторию, - отдал распоряжение профессор.
     А сам пристроился за столиком с ноутбуком и углубился в изучение снимков древнего текста.
     - С ума сойти! - вырвалось у него. - Здесь написано, что Книга Перуна хранится в серебряном ковчеге. Тогда не исключено, что и этот ковчег тоже здесь! Витя, выдай-ка своим ребятам металлодетектор - пусть тщательно проверят все стены. Если что - сейчас же ставьте меня в известность!
     И снова с головой ушел в чтение.
     Когда спустя полчаса Виктор вернулся с раскопа древнего склепа, профессор по-прежнему сидел перед палаткой, уткнувшись в ноутбук. Аспирант присел на корточки, с любопытством стал разглядывать увеличенные на весь экран письмена манускрипта.
     - Ты представляешь, - проговорил Дронов, не отрывая глаз от узорных строк, - это писал сам владелец книги!
     - Книги Перуна? - приподнял брови Виктор.
     - Именно. Насколько я понял, это какой-то отшельник-схимник, который, прежде чем принять христианство, был язычником. Вот смотри, он пишет: "Вѣра отець моихъ и дѣдъ еще живетъ въ мънѣ, крѣпъкы бо сутъ корене ея".
     - То есть он жил еще в период Крещения Руси? Неужели этому манускрипту уже тысяча лет?
     - Да, что-то около того. Потому-то автор и хранил у себя Книгу Перуна.
     - Значит, двоеверцем был?
     - Ну конечно! Тогда по всей Руси царило двоеверие: новая религия еще не вошла в полную силу, а старая еще не отмерла. Но самое интересное - это его рассказ о том, как, попала к нему Книга Перуна. - Профессор сдвинул изображение на экране до нужного места и ткнул пальцем в одну из строк: - Читай!
     - "И ударила... молния... великая..." - медленно начал разбирать слова аспирант. - "И воспылал... крест..."
     - "...и сгорел дотла", - потеряв терпение, стал читать за него Дронов. - "То был гнев Перунов... Мне же в ту ночь явился шар огненный. Медленно выплыл он из-за околицы и остановился посередь дороги. И там, где стоял он, разошлась тьма, и дождь расступился. И узрел я чертог диковинный. И стоял в том чертоге стол, и лежала на том столе книга раскрытая. И ступил я в чертог, и взял книгу. И в тот же час лопнул шар с грохотом великим, и упал я наземь, будто от удара. Когда же отверз я очи свои, то не увидел более чертога. В руках же у меня осталась книга... А под утро был послан мне сон: предстал предо мною витязь, и в руке держал он посох огненный. И молвил: "Слово мое храни свято!" - Профессор кончил чтение, глянул поверх очков на помощника. - Ну, каково?
     - Занятно, - усмехнулся Виктор. - Выходит, книгу эту сам Перун людям передал? И написал, наверное, сам?
     - Автор так ее и называет: "нерукотворная", "небеснорожденная", - серьезно ответил Дронов. - И добавляет, что написана она особым "тайным письмом", которое под силу прочесть только избранному. Судя по всему, наш схимник таким "избранным" не был, поскольку расшифровать эту тайнопись ему не удалось. Но он пишет, что в ней угадываются отдельные очертания, которые иногда складываются в более-менее знакомые слова...
     - То есть? - наморщил лоб Виктор. - Как это понимать?
     - Не знаю, - развел руками Дронов. - Допускаю, что используемый в Книге Перуна алфавит был похож на обычную славянскую азбуку - кириллицу или, может, глаголицу. А вот что за язык скрывался за этим письмом - сказать сложно. Но не исключено, что речь идет о каком-нибудь особом, плохо знакомом схимнику древнеславянском диалекте, а может, - профессор вдруг перешел на шепот, - о еще более древнем, праславянском языке.
     - Да ну? - выдохнул Виктор. - Как-то не верится...
     - Мне тоже не верится, но кто сказал, что такое невозможно? Так что надо искать серебряный ковчег - в нем ответ на все вопросы. И если мы его отыщем, это будет находка века!
     - А это не окажется очередной "Велесовой книгой"? - аспирант задумчиво потеребил подбородок.
     - Нет, подделкой тут и не пахнет! - с жаром возразил профессор. - Пергаментный манускрипт самый что ни на есть подлинный - это сразу видно из анализа языка, даже беглого, уж мне-то можешь поверить.
     - Ну что ж, - Виктор хлопнул себя по коленям, - тогда, как говорится, будем искать!
     Он встал и направился к раскопу.
     
     11 июля 2013 г
     
     Профессор Дронов мог со всей уверенностью заявить, что он - самый счастливый человек на свете. Вожделенный ковчег с таинственной Книгой Перуна, только что вынутый из тайной ниши в стене склепа, стоял перед ним на столике, и профессор тщательно очищал его кистью, благоговейно обтирал тряпочкой. В глазах у бывалого археолога поблескивали слезы, но он не смущался ни перед помощником Виктором, ни перед сгрудившимися вокруг практикантами.
     Ковчег представлял собой плоский ларец, не более сорока сантиметров в длину и двадцати пяти в ширину. Очевидно, хранящаяся внутри книга была совсем небольшой. Стенки ларца были украшены узорным орнаментом, а по крышке из одного угла в другой тянулись две зигзагообразные линии, изображавшие, судя по всему, молнию. По обе стороны от нее были вырезаны крупные буквы с причудливыми завитками: слева - "СЛВО", справа - "ПРНА".
     - "Слово Перуна", - прошептал кто-то из студентов.
     - Павел Петрович, вскрывать будем? - прерывающимся голосом спросил Виктор.
     Дронов словно очнулся от забытья, замотал головой:
     - Ни в коем случае!
     Практиканты разочарованно загудели.
     - И речи быть не может! - категорически отрезал профессор. - Это же бесценнейшая находка! Кто знает, как на нее подействует свежий воздух. Вскрытие произведем только в лаборатории! Витя, вызывай машину!
     
     12 июля 2013 г
     
     Столпившиеся вокруг стола люди в белых халатах походили на врачей, готовящихся к началу ответственной хирургической операции. Были приготовлены все необходимые химические препараты для немедленной обработки древней находки. Стояла интригующая, приглушенная атмосфера. И вот профессор Дронов, словно главный хирург, приступил к процедуре вскрытия. Пальцы в перчатках взялись за замок ларца...
     Виктор снимал весь процесс на видеокамеру. В груди горячей зыбью колыхалось волнение. Вот уже выдвинут один стержень замка. Вот второй. Руки профессора взялись за крышку, и она стала подниматься...
     Виктор был уже готов увидеть древний переплет из кожи, с металлическими накладками, с застежками...
     А в следующий миг он чуть не выронил камеру из рук.
     Внутри ларца, в обитой темно-красным бархатом нише, лежала книга. На яркой блестящей обложке был изображен в боевой позе бородач с огненным посохом, а вверху красовалось название: "Тысяча лет Хрофта".
     - Ник Перумов?! - вырвалось у аспиранта.
     Он опустил камеру, растерянно обвел взглядом коллег. Лица у всех были вытянутые, оторопевшие.
     На профессора Дронова было жалко смотреть: он весь как-то сгорбился, подбородок его затрясся, глаза часто-часто заморгали.
     - К-кт-то? - выдавил он, беспомощно озираясь по сторонам. - К-кто п-подстоил эту идиот-тскую шутку? - Он резко повернулся к аспиранту: - Витя! Т-твои архаровцы учудили?!
     - Я не знаю, Павел Петрович, - пролепетал Виктор.
     - Ха-ха-ха! - взорвался смехом-клекотом ректор Мицкевич. - Браво, браво! - он захлопал в ладоши. - Ну, Павел Петрович, с вашими студентами не соскучишься!
     Остальные тоже опомнились, заулыбались, загомонили все разом.
     - Да, это похлеще "античной амфоры" будет! - говорил доцент Шумихин. - Помните, года три назад какой-то шутник подбросил в раскоп современную копию?
     Новый взрыв хохота.
     - Да это же не смешно! - взвился тут Дронов. - Это черт знает что такое! - Он порывисто дернулся, выхватил из ларца книгу и негодующе затряс ею в воздухе. - Попадись мне только этот "шутник", я ему такое устрою! - и профессор с силой шмякнул Перумовым по столу.
     - Павел Петрович! - покачал головой ректор.
     Он хотел еще что-то добавить, но тут всех прервал испуганный голос Виктора:
     - Смотрите! - аспирант дрожащим пальцем указывал на книгу.
     С ней происходили странные метаморфозы. На глазах у всех обложка стала меняться: яркие цвета начали блекнуть, будто покрывались патиной.
     - Что такое?.. - Дронов потянулся к книге, раскрыл ее - и сейчас же рука его отдернулась, словно он обжегся.
     Переплетная крышка вместе с форзацем отпала от корешка, как будто и не была с ним скреплена. Титульный лист книги, и без того отдающий подозрительно нездоровой желтизной, теперь стремительно покрывался темными пятнами. Ректор Мицкевич протянул руку, попытался перелистнуть несколько страниц, но они распались у него под пальцами на ломкие куски, уже до того побуревшие, что не стало видно букв.
     - Бог ты мой! - вырвалось у Дронова.
     Он схватился было за остатки книги, но страницы неумолимо крошились и осыпались серой пылью...
     Через пару минут от Перумова остались только потемневшие куски переплета, да и те чудом держались на скукожившейся пленке, еще совсем недавно казавшейся надежным ламинированным покрытием.
     Все молча переводили взгляд то на ковчег, то на жалкие останки книги.
     Ни от кого не укрылось, что бархатная обшивка внутри ларца тоже потемнела и уже начинала расползаться, словно торопясь раствориться в мареве небытия следом за бумагой.
     Люди стояли неподвижно. Никто не мог поверить, хотя все понимали...
     
     13 сентября 2013 г
     
     Виктор еще раз ошалело пробежал глазами газетную статью:
     "ВСТРЕЧА С ШАРОВОЙ МОЛНИЕЙ
     Появление светящейся сферы было зафиксировано камерой видеонаблюдения...
     Ночная гостья влетела в открытую форточку...
     Сторож испугался и выбежал наружу, под дождь...
     В будке раздался взрыв, из окна посыпались осколки разбитого стекла. Опасаясь возгорания, мужчина поспешил назад...
     Внутри все оказалось мокрым, как будто вместе с молнией сюда ухитрился проникнуть и дождь. Но самое странное: потерпевший утверждает, что со стола бесследно исчезла книга, которую он читал за несколько минут до происшествия..."
     
     7.10.2013 г.

    207


    Добрушин Е.Г. Меню   4k   "Рассказ" Фантастика

      "Бери от жизни все, но - плати!"
      Клеопатра
      
       Джон Хэлдон с трудом посадил свой старенький модуль на выщербленный бетон космопорта. Гамма была довольно мерзкой планетой с постоянными магнитными бурями, запыленной атмосферой и вечной нехваткой воды. Но так уж случилось, что ближайшая заправочная находилась только тут. До следующей ему было не дотянуть.
       Пока работяги грузили на борт термоядерное топливо, Джон пошел перекусить в ближайшую таверну. Над дверями полуразрушенного здания горела неоновая вывеска: "Харчевня Макса. Хорошая хавка, плюс кое-что еще за безналичный расчет".
       Прочитав вывеску, Джон задумался. Честно говоря, это "кое-что" его заинтересовало даже больше, чем сама еда. На борту его корабля была большая партия необработанных дрилонов с Бетты-Центавра, очень ценившихся в этих краях. Может обменять парочку из них на что-нибудь подходящее? Он уверенно распахнул дверь в харчевню.
       За небольшим прилавком стоял коротышка, лет двадцати пяти, и что-то подсчитывал на карманном калькуляторе.
       - Привет, Макс! - с порога крикнул Хэлдон.
       - Извините, сэр, но меня зовут Стив.
       - А! Привет, Стив! - тот час же исправился Джон. - А где Макс?
       - Хозяин сейчас в отпуске. А я его сын. Чем могу быть вам полезен?
       - Слушай, парень, а что означает в вашей вывеске это слово "кое-что"? Да еще и за безналичный расчет. Кстати, я, что-то, не совсем понимаю, это что - бартер?
       - Совершенно верно. Именно, бартер. Дело в том, сэр, что мы торгуем абсолютно всем.
       - То есть, как это?
       - Очень просто. Вот вам меню, - он протянул гостю карманный компьютер размером с ладонь. - Выбирайте!
       - А как им пользоваться?
       - Наберите на клавиатуре требуемое, и на экране высветится цена.
       - О кей!
       Джон взял прибор и набрал: "Телка". На экране появилось изображение коровы и ее цена - от 2 до 5 дрилонов, в зависимости от породы и возраста животного.
       - Тьфу, черт! - выругался Джон. - Я имел в виду совсем другое.
       Он нажал сброс, и набрал другое слово "Женщина".
       На экране появилось схематическое изображение женщины и цены:
       "Возраст: до пяти лет - 6 дрилонов, плюс двадцать четыре года тюремного заключения, от 5 до 12 лет - 4 дрилона, плюс пятнадцать лет заключения, от 12 до 16 лет - 3 дрилона, плюс два года заключения, старше 16 лет - от 1 до 2 дрилонов".
       - Неплохо, - сказал Хэлдон себе под нос, и набрал снова: "Звездолет 500 тонн".
       Эта игрушка стоила около тысячи дрилонов или год работы на плантациях Альфы. В последнем случае к этому прилагался остеохандроз, эпилепсия и мания преследования.
       Джон набрал следующее слово: "Вилла на Сигме с садом в сто акров".
       Здесь расценки были иные: 200 сигментов, плюс головная боль, постоянное недосыпание и налоги по десять сигментов в год.
       - Так, попробуем что-нибудь посерьезней, - сказал Джон и набрал на клавиатуре: "Кафедра физики Йельского университета".
       Ответ не заставил себя ждать: "Центнер сосновых досок". Хэлдон засмеялся - он опять ошибся в определении. Он набрал снова: "Заведующий кафедрой физики при Йельском университете". На экране компьютера высветился ответ: "Двадцать лет учебы, два развода, алименты и головная боль с последующим ожирением и простатитом".
       Джона это очень развеселило. Ради шутки он набрал: "Счастье всего человечества". Ответ был таким: "Насмерть замученный невинный ребенок плюс жизнь заказчика".
       Такого ответа Хэлдон не ожидал. Он ведь никогда не читал Достоевского.
       - Слушай, Стив, а что тут можно купить за доллары? - раздраженно спросил он.
       - Только комплексный обед, сэр.
       - Ладно. Дай мне одну порцию.
       - С вас десять долларов и шестьдесят центов.
       Джон расплатился, получил заказанное и сел обедать.
       "Все-таки, - думал он просебя, - доллары - самое надежное средство оплаты".
       Через полчаса он благополучно стартовал с Гаммы.
      
      3.05.1999.
      
      

    208


    Виноградов П. Счастье белое   8k   "Миниатюра" Проза


       Белые стены, белый потолок, опрятная белая постель. Тихо. Покой. Хорошо.
       Встаю, сую ноги в мягкие светлые тапочки, подхожу к окну. Роскошные тёмные ели кутаются в снежные тоги. Снег, белый снег кругом. Ни следа на нём, ни души. Ели, снег, фактурное жемчужное небо.
       Вздыхаю полной грудью и ложусь снова.
       Я не знаю, кто я. Но это меня совсем не беспокоит.
      
       - Он увидел тебя на улице, ты шёл, ничего не замечая. Он окликнул, ты не реагировал. Он взял тебя за руку, спросил, что с тобой...
       - А я?
       - Ответил, что не знаешь. И глядел, как на незнакомого.
       Женщина красива и взволнованна. Глядит обеспокоенно и серьёзно. Под белым халатом - изящная блузка.
       - Мы на "ты"?
       - Да, конечно же.
       Она нравится мне, и я не хочу, чтобы надежда рушилась так скоро. Потому медлю со следующим, очевидным, вопросом. Вместо него роняю:
       - Не помню, как сюда попал.
       - Врач говорит, это естественно, - похоже, она тоже не решается о главном. - Он больше не надеется, что ты всё вспомнишь сам, потому разрешил мне поговорить с тобой.
       Чёрт возьми, но ведь придётся!
       - Мы были с вами... с тобой... мы близки?
       Тянутся мучительные секунды. Как я хочу, чтобы она ответила...
       - Да.
       Словно бы решилась и выстрелила. Да, это звучит, как выстрел.
       Я облегчённо откидываюсь на подушку.
       - Мы собирались пожениться, - добавляет она.
       Господи, как хорошо!
       Тут я вспоминаю, что не спросил ещё о многом. Теперь, правда, это уже не имеет значения.
       - Послушай... дорогая, - мне неудобно произносить это слово, - а кто я вообще? Чем занимаюсь?
       Она легкомысленно машет рукой.
       - Да ничем, в общем-то. Так, всякие увлечения возникают, потом проходят. Ты обеспеченный человек. Раньше был... - она чуть медлит. - Журналистом. Потом получил наследство от какого-то родственника, ушёл из газеты...
       - А ты?
       - Что я?
       Мне кажется, она сразу поняла вопрос.
       - Ты чем занимаешься?
       - Я литературный агент. У меня несколько авторов, некоторые очень известны. Мы с тобой познакомились в газете... Знаешь, у тебя чудесная усадьба в лесу. Там так же тихо, как в этой клинике. Ты обещал, что, когда мы поженимся, поселимся там.
       - Да, дорогая.
       Я беру её за руку и ощущаю какое-то напряжение. Где-то в самой её глуби. Да, конечно, она волнуется за меня.
       Кажется, я счастлив.
      
       - Как ты могла?!
       - А что я должна была ему сказать? "Ты всемирно известный писатель, во время работы над очередным романом сорвавшийся и ушедший неведомо куда. А когда тебя нашли, оказалось, что ты начисто забыл, кто ты такой". Так что ли?
       - Хотя бы так...
       - А то, что врачи установили у него органическое повреждение мозга, и это значит, он никогда не восстановит память и никогда больше не напишет ни строчки - это мне как ему объяснить?..
       - Но зачем ты сказала, что вы собирались пожениться?
       Она закуривает длинную сигарету и несколько секунд выпускает дым, глядя в одну точку.
       - А сама бы ты как поступила?
       Голос её ровен, но в нём - туго сжатая пружинка истерики.
       - Я убила на него пять лет жизни, я вытащила его из ямы, из газетки, где он писал за гроши дурацкие статейки. Я лбом пробивала издательства, таскала туда его романы, убеждала этих надутых идиотов, что он гений. И добилась своего, теперь его переводят во всём мире, каждый паршивый журналюга мечтает взять у него интервью, только никому из них это ещё не удалось. Он получает бешеные гонорары. А я...
       - Ты тоже получила немало.
       - Да не о деньгах я!
       Она почти кричит. Нервно давит в пепельнице наполовину выкуренную сигарету.
       - Я... В влюбилась в него! Втрескалась, как дура! А он... Я для него - прекрасный рабочий инструмент, вроде компьютера, на котором он пишет свои дурацкие романы. Он...
       Слезы катятся из её глаз, она, кажется, совсем их не чувствует.
       - Он просто не видит меня. Полностью утонул в своём творчестве. Ему не нужна я, понимаешь! Вообще женщины не нужны.
       Неожиданно сквозь слёзы проблёскивает улыбка, загадочная улыбка, делающая её похожей на заплаканную Мону Лизу.
       - А теперь заметил. Я поняла это, как только он взглянул на меня, там, в больнице. Я нравилась ему, он хотел меня. И обрадовался, когда я сказала, что мы поженимся. Он хотел этого! Что я могла ему сказать? Что?!
       Подруга молчит, потом спрашивает совсем о другом:
       - И что теперь будет? Он же рано или поздно узнает правду.
       - Да всё будет прекрасно! - её глаза разгораются, словно торжествующее солнце подсвечивает витражи. - Ничего он не узнает. Он всегда хотел убежать от людей и этот особняк в лесу потому построил. Будем жить там.
       - Но ведь о его пропаже трубят везде.
       - Врачу я дала достаточно, чтобы не проболтался. Полицейским тоже заплатила. Друг, который его нашёл, будет молчать - он знает ситуацию.
       - А если он сам увидит, в интернете где-нибудь?
       - Ну и что? Не такое уж у него редкое имя, чтобы ему не быть полным тёзкой великого писателя.
       - А фотографии?
       - Да их нет, вообще нет! Он всегда ненавидел фотографироваться, а я считала, что такая таинственность хороша для продвижения. Потому у журналистов нет ни единого его фото. И никто не знает, где он живёт. С его делами я сама разберусь - имею право подписывать счета и распоряжаться гонорарами. Мы ведь совсем-совсем разучились читать... И больше никогда не научимся, доктор говорит. Всё, пропал наш гений, зато его книги теперь будут переиздаваться, как Библия! И ты знаешь, мне кажется, он сам хотел, чтобы так случилось - очень трудно шёл новый роман, стал подозревать, что исписался... Теперь... мы будем жить. А я... я счастлива!
       Слёзы вновь бегут из её глаз.
      
       Я счастлив.
       Огромные сосны на участке держат тяжёлые пласты снега покорно и самозабвенно, как Атлант. Бесшумно мелькает между тёмных стволов лиса - огненный зигзаг на белом ковре. Жемчужное небо беременно обильным ласковым снегопадом. А я в тёплом доме. Потрескивает камин, дымится трубка, в хрустальном графинчике янтарно искрится хороший бренди. Меня ничто не угнетает, на горизонте ни облачка. Тишь и покой. Сейчас любимая позовёт обедать.
       - Дорогой, к столу!
       Я радостно вздыхаю, отпиваю глоток бренди, выбиваю трубку и иду.
       Почему у меня чувство, что я чего-то не сделал?..


    209


    Терехов А.С. Дикие лебеди   10k   Оценка:7.48*8   "Рассказ" Проза, Фантастика


      
      
       Есть на юге Европы каньон Дунай. Один меланхоличный попугай, которого я выиграл в трик-трак, говорил, снова и снова, пока не сдох от голода, будто раньше это была речка. Бог ее знает.
       Посреди каньона тянется дорога, и стоит на обочине древний, как Бытие, мотель. Он стоит там черт знает сколько и мигает своей непонятной вывеской - чего никто не видит, потому что в этом проклятом мире слишком много дыма, слишком мало света, а главное, слишком мало глаз, которые хотели бы смотреть.
       Я нахожу здание по гудению электричества в проводах, этих провисших, грозящих в любой момент рухнуть ниточках, которые держат из последних сил нашу планету.
       Они трещат и манят, зовут к себе, будто самки неведомых электрических зверьков в период спаривания. Мои шаги ускоряются - так что гремит в правой руке зеленый чемодан, а в левой - кувшин с неплотно пригнанной крышечкой.
       Из клубов смога проступает ржавый шлюз, и я захожу внутрь: жду, пока выровняется давление и воздух очистится от ядовитых примесей.
       - Добро пожаловать в "Райские кущи", - бубнит сквозь зубы портье, но даже не отворачивается от газеты. Между этих самих зубов у него торчит сигара: она накренилась, как давший течь кораблик, и грозит вот-вот высадится на пол. Но что-то ее там держит. Клей?
       - Комнату на одного, - я стаскиваю маску, и мой голос на протяжении фразы меняется от металлического (из-за подпорченных динамиков) к живому.
       - Двадцать семь. Принимаем электричеством и водой.
       За все время портье так на меня и не посмотрел.
       - Па-ап, скидка! - тут я замечаю, что сбоку, у входа в кухню или ресторан, стоит девчушка чуть старше меня. Лет тринадцать-четырнадцать. - Сегодня день президента Республики.
       - А. Да. Двадцать шесть.
       Я кладу на стол чемодан и открываю:
       - Фильтры "Fudhy-46-g". Три системы циркуляции, новая матрица. На северном побережье вы купите их в лучшем случае за сотню, но я согласен на комнату, ужин, завтрак и карту округи.
       Портье впервые обращает на меня внимание. Даже пигалица сбоку отрывается от своего косяка и щурит подслеповатые глаза.
       - Ты из этих, - кивает сам себе хозяин.
       - Да, но тут я не по работе.
       Я действительно не по работе, иначе содрал бы с него втридорога.
       - Идет.
       Портье забирает колбочку фильтра и, порывшись в ящиках, протягивает мне ключ.
       - Номер для новобрачных, - щербато ухмыляется он. - Гайя, проводи нашего гостя. Карты нет, но моя дочь знает все кусты в округе, просто скажи ей, куда надо.
       Я закрываю чемодан и направляюсь к лифту.
      
       Три недели назад
      
       - А теперь позвольте представить вам лучшего менеджера в секторе Восточной Европы! Ян Аргир! Прошу...
       Зал рукоплещет, и я поднимаюсь на сцену. Ставлю рядом с микрофоном кувшинчик - раздается суховатый "Тук!", усиленным басовыми колонками в стенах.
       - "Мы продаем надежду", - начинаю я. - Так сказал мне дядя, когда устраивал сюда по блату. Лучше бы он этого не делал...
       Среди зрителей раздаются смешки.
      
       - ... закончу речь опять же словами дяди: "Мы продаем надежду, что когда-нибудь дым рассеется и солнце вновь засияет над нашей планетой. Но также мы продаем надежду на то, что мы отыщем путь к свету в наших сердцах".
       Зал взрывается аплодисментами, среди которых доносятся разрозненные "Браво" и "А парень-то дело говорит".
       - Теперь я могу ответить на ваши вопросы. Пожалуйста... Вы?
       - Скажите, как вы смотрите на будущее подводных платформ?
       - Что вам обычно снится?
       - Какую продукцию вам сложнее реализовывать в B2C-секторе?
       - Скажите, а что у вас в кувшине?
      
       Три недели спустя
      
       Лифт едет наверх или вниз - в наше время высота уже ничего не значит. Я смотрю на потертые кнопки с иконописью отпечатков пальцев, а за спиной хрипло дышит Гайя.
       Вы никогда не обращали внимания, что порой жизнь сокращается до нескольких вещей. Какого-то цвета или слова, звука... Сейчас это гудение мотора, жирные пятна на кнопках и одышка Гайи. Жуткая, похожая на скрежет песка по металлу одышка, которая уносит большинство из нас в могилу, не давая отпраздновать и двадцати лет. Просто частицы дыма скапливаются в легких, забивают их черной липкой жижей. От нее сбежать нельзя - засела внутри, рядом с сердцем, и душит, терзает, изводит каждый день. У меня пока только кашель по ночам, а Гайе недолго осталось. Год, два, от силы.
       Лифт "дзинькает", и мы заходим в номер: девушка включает тусклую лампочку в ванной. Вот вода течет из кранов, как те ручейки, что бегут весной по страницам древних книг; вот хрустит и клацает ретрорадио, выдирая из тишины запись концерта. Орган, флейта, скрипка. Иногда мне кажется, что вся жизнь похожа на плохой оркестр: где дирижер напился, а у музыкантов нет ни слуха, ни чувства ритма и каждый играет невпопад.
       - Вот и все. Здесь телефон, но папа не отвечает. Считает выше своего достоинства, - виновато улыбается Гайя.
       Интересно, на небесах есть телефон? Если да, то там давно не снимали трубку.
       - Если что, - продолжает девушка, - лучше езжайте вниз и там спрашивайте. Ужин в семь. Вам нужно было какое-то место?
       - Да. Маяк Бельи.
       Я стою посреди номера для новобрачных: с алой кроватью в форме сердца, с занавесками, похожими на женские трусики, с фигуркой двух лебедей на столе. Клянусь хвостом Дьявола, зажатым в лифте где-то между адом и раем со дня сотворения мира, я не знаю, куда мне поставить чемодан.
       - А, так это недалеко! Когда вас отвести?
       - Завтра утром.
      
       Семь недель и два дня назад.
      
       Я стреляю в голову дяде, и его череп взрывается, будто хлопушка с конфетти на детском празднике. Девятнадцать лет, два месяца и три дня мыслей, чувств, надежд и разочарований усеивают стены кабинета и мое лицо.
       Оружие я кладу ему в руку и сжимаю еще теплые пальцы - как если бы дядя и убил себя. Тут главное не переборщить: оставлять улики будто ненароком, мимоходом. Знаете, как очередное рукопожатие.
       На первый взгляд - суицид. На второй - почти идеальное заказное убийство, в котором обвинят совет директоров.
       Я надеваю маску и ухожу в смог. В темноту, тесноту и грязь задыхающейся планеты.
      
       Семь недель и два дня спустя
      
       - Ужин понравился? - Гайя собирает тарелки на поднос и шагает к выходу из номера. От ее тяжелого дыхания хочется потянуть шею - как если бы затекли мышцы.
       - Да, спасибо, очень вкусно.
       Девушка хмыкает, и, громыхая посудой, отворачивается.
       - Послушай, - я кладу на поднос бумажки. - Это за ужин. Еще столько же, если поможешь мне уснуть.
      
       - Тут? - хрипло спрашивает она.
       - Ниже.
       - Так?
       - Правее. Вот.
       - Хорошо. Так... "Из великолепных королевских покоев Элизу перевели в мрачное, сырое подземелье с железными решётками на окнах, в которые со свистом врывался ветер. Вместо бархата и шёлка дали бедняжке связку набранной ею на кладбище крапивы; эта жгучая связка должна была служить Элизе изголовьем..."
      
       Десять недель назад
      
       - Не хочу закончить как все, - дядя залпом выпивает смесь из болеутоляющего и снотворного. - В больнице, с искусственными легкими, чтобы все смотрели на меня тоскливыми глазами... Черт, все лучше так.
       Я верчу в руках револьвер. Никогда раньше не держал оружие - очень странное чувство не то могущества, не то страха перед ним.
       - Следы должны вести к совету директоров, запомни. Концерн останется без руководства, и все тут пойдет к чертям. Об остальных подразделениях я позабочусь сам. Какое-то время еще будут продавать фильтры со складов, но, когда запасы закончатся, людям придется менять наш мир. Менять к лучшему, наконец, - хватит этих костылей!!! Хватит влачить жалкое сущ...
       От крика дядю разбирает кашель. Жуткий приступ, от которого даже у меня встают дыбом волосы.
      
       Десять недель спустя
      
       Темный силуэт в неврастенически-серой дымке - маяк. Хрипя и кашляя внутри душного костюма, я взбираюсь по склону к этой жуткой насмешке над людьми - к огню, который уже давно никому не освещает дорогу.
       - Знаешь, чего меня только не просили делать за двадцатку, - доносится приглушенный маской голос Гайи. - Но сказки я раньше не читала.
       Миную здание и на ощупь нахожу край земли. Из хмари внизу слышится рев прибоя и еще какой-то незнакомый, тревожный звук, которого я не знаю. Такое ощущение, словно падаешь и вот-вот заложит уши.
       - Мне, кстати, сегодня снились, - девушка шагает, не глядя, вперед, и я хватаю ее за ноги в нескольких сантиметрах от пропасти, - ой... лебеди.
       - Смотри, куда идешь! - делаю глупое предостережение. Перевожу дыхание и, открыв кувшин, начинаю высыпать дядю в невидимое Черное море. "Прах к праху", - так, кажется, говорят?
       - Папа рассказывал, что теперь, - Гайя указывает куда-то в ядовитый туман, - строят целые подводные города. Да... А у тебя что было во сне?
       Господи, как я ненавижу этот вопрос. Что мне может привидеться? Чем грезит каждый несчастный идиот на этой треклятой, мчащейся в бездну планете?
       - Солнышко. Мне снилось солнышко.
      

    210


    Бэд К. Грибник с гарниром   2k   "Рассказ" Хоррор

    .
    .
      
       Погода стояла хорошая, пасмурная. Солнце находилось на юге, как и положено в полдень на широте Западной Сибири. Количество облаков на небе подсчету пока не поддавалось.
      
       Ленточный бор был засорен вблизи человеческих поселений кустарником и лиственными деревьями. Тропинка шириной пятьдесят три с половиной сантиметра в самой широкой части и двадцать два - в узкой тянулась вдоль водного источника, загрязненного промышленными отходами и солями ртути.
      
       По тропинке шел человек в китайском спортивном костюме с надписью "Addidas". В одной руке он держал раскладной нож неизвестного производителя, в другой - желтую полиэтиленовую ёмкость. Человек охотился на грибы.
      
       Двое белых как раз следили за ним, прячась во вздыбленных корнях старой сосны. Импульс, прошивший нити грибницы, сигнализировал, что третий белый уже лежит в пластиковом мешке с перерезанным горлом.
      
       "Чистые какие в этих местах белые, - думал грибник. - И пусто как..."
      
       "Пол мужской, 173 сантиметра, 69 килограммов живого веса", - думали грибы.
      
       "Картошечки нажарю", - мечтал грибник.
      
       "69 килограммов органики позволит вырастить дополнительно 156 килограммов молодой грибницы", - мечтали грибы.
      
       У грибов было численное превосходство.
      
    .
    .

    211


    Хохолков А. Сани   1k   "Стихотворение" Поэзия

    Сани
                                              С.А. Есенину
     
    Ах вы сани мои сани
    Сани быстрые мои
    Мчитесь спьяну, да так здраво
    Да с бубенчиками
     
    Мнёте снег глубоко-талый
    Под весёлый песенный хор
    Кони рысью заскакали
    Бьют копыта в унисон
     
    На боках пестрят узоры
    Радуют гулящий глаз
    Наши русские просторы
    Не унять и не украсть
     
    На чарующие сосны
    Любо братцы мне смотреть
    Как напудренные сёстры
    Приоделись в белый снег
     
    Где гармошка, там частушки
    И немножко русский мат
    По заснеженным закоулкам  
    Просят сани лихо гнать
     
    Русь моя, юла шальная
    Заводная кутерьма
    Ни за что не разгадаешь
    Вся в былинах поросла
     
    Эти скорченные избы  
    В деревнях века метут
    Рощи, травы луговые
    Запахом весну зовут
     
    Благодать кругом какая
    Воздух чистая лазурь
    Рюмка водки круговая
    Тянется в большой загул
       
    Лихорадочное солнце
    Нет ни греет, ни печёт
    Слепит только как нарочно
    Посмеётся, пропадёт
     
    Воля вольная отрада
    Даль неведомая грань 
    Затерялась по ухабам
    Разошлася по рукам  
     
    Едут-едут мои сани
    По знакомой стороне
    Оставляя след корявый
    На разбитой колее
     
    Всё покрылось пеленою
    В полыхающий зенит
    Всё бежит, бежит за мною  
    След чернеющих копыт
     
    ноябрь 2005 г.
    

    212


    Минин С. Телефонный звонок   15k   "Рассказ" Проза


    "Мертвые не выходят из могил.

    Все дело в том, что нас мучит совесть"

    Габриэль Гарсиа Маркес

      
       Елену разбудил навязчивый и громкий сигнал: звонил телефон. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Комната была погружена в полумрак, стены окутаны темнотой, которая подрагивала и трепетала, словно черная дождевая вода, стекающая к полу. За окном разбушевался ветер, он трепал деревья и завывал под карнизами, и от этого жуткого воя Лену пробрала дрожь - так души мертвых воют на погосте.
       На потолке что-то зашевелилось, и если бы не очки, во сне сползшие к кончику носа, она бы отдала Богу душу. Торопливо поправив очки, Лена с облегчением вздохнула - это всего лишь тени деревьев, разбежавшиеся по побелке, точно подгоняемые ветром лепестки увядшей розы, скрюченные и почерневшие. Она приподнялась, открытая книга съехала с груди и, кувыркнувшись, упала на пол обложкой вверх. На Лену уставилась миловидная полуобнаженная девушка с наполненным бокалом в руке. Она как будто усмехалась над сонной старухой, разбуженной телефонным звонком.
       Ах да, телефон. Он все еще звонил. Резкий, кричащий сигнал, разрезающий воздух, словно нож. Кто бы это мог быть? Вечером могла звонить только Шура, Ленина старшая сестра, но ее больше нет. Она скончалась две недели назад от обширного инфаркта, пережив мужа всего на полгода. Обычно, Шура звонила в пять. Это уже давно вошло в привычку и стало их общей традицией. Причем Лена с первого раза никогда не успевала взять трубку, и тогда Шура звонила снова. Она начинала разговор с вопроса:
       - Алена, это ты? - только Шура с самого детства звала ее Аленой.
       - А кого ты думаешь услышать в моем доме? - в свою очередь спрашивала Лена.
       Кстати, это время - пять часов - было выбрано ею не случайно: в пять часов вечера ушел из жизни ее муж. Он умер от рака легких, и Шура постоянно удивлялась, как мог он дожить до 89 лет, выкуривая две пачки сигарет в день?
       Однажды Шура заявила, что в пять ощущает его присутствие особенно остро, и ей срочно нужно с кем-то поговорить, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
       "Мне кажется, он приходит за мной, - как-то призналась она. - В пять часов как штык. Никогда не замечала за ним такой пунктуальности".
       Лену пугали подобные разговоры - она сама после смерти своего мужа по ночам испытывала суеверный страх: боялась, что он заявится домой, а с его одежды на пол будут падать ошметки грязи и сыпаться комья земли. Поэтому сразу старалась переменить тему и направить разговор в другое русло.
       Лена нащупала свою клюку, прислонившуюся к спинке кровати, и приподнялась.
       Как ни парадоксально, но Шуру обнаружили с телефонной трубкой в руках - она как раз собиралась звонить сестре. На дисплее телефона даже были набраны две первые цифры ее номера. И прежде чем Шурин сын сообщил Лене примерное время смерти своей матери, установленное врачом, она его уже знала.
       Интересно, сколько сейчас времени?
       Сегодня она неважно себя чувствовала: разболелись скованные артритом руки, ноги ныли все утро - вены вздулись и натянулись, как провода. Да и погода не ладилась. Ветер пригнал тучи, которые к полудню разбухли, словно вата, смоченная в воде. Поэтому около часа Лена прилегла с романом Даниэллы Стилл и не заметила, как уснула. Казалось, с того момента прошло минут двадцать, не больше. Но день уже клонился к вечеру, в углах комнаты скопился мрак, а по стенам и потолку перемещались длинные тени, напоминающие бестелесных призраков.
       Телефон продолжал звонить, умоляя снять трубку. Сигнал короткий - значит, звонок междугородний.
       Может, дочка? Но она никогда не звонила просто так. А вдруг что-то случилось? Вдруг у нее какая беда?
       - Господи, что же могло произойти?
       Лена почувствовала тревогу. Сердце забилось чуть быстрее, а по телу прошла дрожь. Она спустила ноги с постели (они все еще болели) и с помощью клюки тяжело поднялась с кровати. Пальцы, давившие на гладкую ручку клюшки, свело судорогой, кисти обожгло болью, словно она схватила горячую сковородку.
       "Нужно принять обезболивающее, - подумала Лена. - Кто знает, когда дождь прекратится".
       Когда менялась погода, перемены происходили и в ее самочувствии. Сейчас голова отяжелела после сна, и Лене даже подумалось - расслабь она шею, та свесится к груди, как баскетбольный мяч, угодивший в сетку. Но больше всего колебания погоды ощущали руки. Артрит словно съедал их изнутри, палец за пальцем. Кисти ломило и выворачивало. В непогоду ей всегда приходилось корчиться от боли, и сегодняшний день не был исключением.
       Елена запричитала и, тяжело переставляя ноги, заковыляла на кухню - там находился телефон. Стоял на обеденном столе среди кучи вещей: газет, сканвордов, брошюр с кулинарными рецептами и, конечно же, лекарств, раскиданных по поверхности стола, как по аптечной витрине. Лена давно взяла за правило, что необходимые вещи лучше всего хранить в одном месте. Не потому, что в старости легко забыть, куда засунула то, что тебе в данный момент нужно. Просто в 86 слишком тяжело собирать вещи по дому, ковыляя за ними с палочкой.
       Елена преодолела уже половину гостиной, а телефон продолжал трезвонить. Видимо, звонил кто-то очень настойчивый. Кому она могла понадобиться? Телефон молчал около двух недель. Последний раз ей звонила дочь, но это произошло на следующий день после Шуриных похорон. С тех пор телефон не подавал голоса, будто за что-то обиделся на Лену. Как живой.
       Лишь после смерти Шуры Лена поняла, что осталась совсем одна. Именно тогда она остро ощутила свое одиночество. Хотя они с Шурой виделись нечасто, но созванивались каждый вечер.
       Сейчас она почему-то вспомнила, как на похоронах Шурин сын сообщил ей, что его мать в последнее время часто говорила об отце.
       "Она как будто боялась его, - заметил он. - Боялась, что он может прийти за ней. Разве такое возможно? Удивительно, но при жизни она никогда не испытывала перед ним страха. Наоборот, он боялся ей в чем-либо возразить. Ну, ты знаешь ее, теть Лен, мама была такая. Но в последние дни они с папой плохо ладили, ругались постоянно... а ушли в одно и то же время, с разрывом в полгода. И теперь мне кажется, что всех близких что-то связывает. Даже после смерти. Какая-то невидимая нить, которая позволяет покойникам иногда возвращаться домой. Как ты думаешь, теть Лен, он пришел за моей мамой?".
       Лена не знала. И не хотела знать.
       "Иногда я слышу его кашель, - призналась Шура в одном из телефонных разговоров. - И тогда ловлю себя на том, что говорю: "Промочи горло, чайник только вскипел". Представляешь?".
       И Лена представила. Перед ее глазами внезапно возникла четкая картина: вот Шура после просмотра сериала встает с кресла. Она смотрит на часы, стрелки которых остановились на пяти, и еле-еле движется к телефонному аппарату. Он расположен у дивана на небольшой тумбе. Ужин приготовлен, дом убран, день клонится к вечеру - самое время скоротать час-другой в разговоре с сестрой. Она опускается на диван и снимает трубку. Та приветствует ее длинным, непрерывным гудком. В это время она слышит шаги на улице. Со скрипом отворяется входная дверь. Теперь чья-то тяжелая поступь раздается в коридоре. Кто-то намеревается войти в дом. Но она не ждет гостей - просто некому к ней прийти. Старший сын не объявлялся уже три года, а младший живет в столице. Ее любимый мальчик, он актер и играет в театре.
       "Быть может, соседка? - думает Шура. - Пришла спросить соли или муки?". Открывается дверь в комнату, и Шуре кажется, что она слышит чье-то глубокое дыхание. По полу пробегает сквозняк, и ей в нос ударяет спертый, знакомый запах. Запах табака. И прежде чем гость входит в комнату, Шура уже знает, кто это. Через мгновение он уже в доме. Все такой же худой, иссохшие руки висят по бокам, как плети. Пиджак и брюки испачканы грязью, галстук сбит набок. И сквозь горьковатый аромат табака она улавливает другой, новый запах - запах земли. Она замечает комья земли в его седых растрепанных волосах. Он поднимает руку и опирается о дверной косяк. Смотрит на нее в упор, чего никогда не делал при жизни. Но ведь и она не боялась его, когда он был жив, верно? Взгляд пустой, отсутствующий, глаза остекленели и затуманились. Он открывает рот, Шура даже слышит, как скрипит его челюсть, словно заржавевшая крышка гроба, и говорит:
       - Вот и пришел я, Шура. За тобой.
       Лена махнула головой и отогнала от себя эту картину прочь. Но перед ее глазами тут же встала другая: в дверном проеме уже никого нет, в комнате только Шура. Она одной рукой хватается за сердце, а другой продолжает удерживать телефонную трубку, будто ищет в ней какое-то спасение. Костяшки пальцев белеют, и трубка хрустит в ее руке. Так трещит сухая трава в костре. От боли в груди у Шуры перехватывает дыхание, и она словно тонет, но не в воде, а на воздухе. Она открывает рот и пытается позвать на помощь, однако изо рта выходят только сдавленные, кряхтящие звуки. Она впивается взглядом в потолок, понимает, что это конец, и...
       Когда Лена переступила порог кухни, телефон издал последний жалобный звук и умолк.
       Не успела.
       "Я всегда не успеваю на первый звонок".
       Лена подумала, что, тем не менее, не зря пришла на кухню, так как все равно нужно принять лекарства. Аккуратно переставляя клюку, она двинулась к столу, но взгляд упал на настенные часы, и ее ноги приросли к полу, точно их парализовало.
       Стрелки часов остановились на пяти.
       Внутри нее все похолодело и сжалось, как листья увядшего цветка, уродливые и сгорбленные.
       В небе прогремел гром, похожий на выстрел из гигантского ружья. На крыше зашумел ветер, и Лене на мгновенье показалось, что кто-то забрался туда с улицы и пробежал вперед, чтобы спрыгнуть во двор. К самой двери ее дома. Дождь забарабанил по стеклу, и капли, стекающие к подоконнику, были похожи на сотни раздавленных, обезображенных лиц.
       И телефон зазвонил снова.
       Лена вздрогнула и ощутила, как по ногам потекла какая-то теплая жидкость. Посмотрев вниз, она увидела, что мокрое темное пятно стало расползаться на ее платье.
       "Это она. Это она".
       Сердце не просто ускорило ритм, а затрепыхало в груди. А где-то внутри него, распускаясь, как хищный ночной цветок, росла боль. Сперва это были легкие покалывания, словно кто-то надеялся пришить его к грудной клетке, а затем боль стала ощутимой. Точно чья-то стальная рука начала сжимать его, как губку.
       Сжала, отпустила. Сжала, отпустила...
       К горлу подкатил ком, и Лена судорожно сглотнула.
       "Это Шура. Она пришла за мною".
       Как ее муж пришел за ней когда-то. Лена подумала, что не просто так с самого утра чувствовала себя плохо, и где-то внутри ощутила тяжелый вес безысходности. Наверное, так и должно быть. Ведь мертвые действительно иногда приходят, чтобы забрать с собой живых. Именно так выглядит смерть.
       Но она все равно не могла пошевелиться. Просто стояла и не сводила глаз с телефона.
       "А если я не возьму трубку, она успокоится?" - спросила Лена себя.
       И тут же внутренний голос ответил: "Тогда она позвонит снова. И будет звонить до тех пор, пока у тебя не случится сердечный приступ. А, может, вообще придет. Благо на улице дождь - он смоет с ее лица и одежды остатки могильной земли".
       - Оставь меня в покое, старая, - проговорила Елена, стараясь придать своему тону как можно больше строгости, но срывающийся голос прозвучал слишком жалобно. Не так, как она хотела. - Ушла со своим мужем и меня решила с собой увести?
       Телефонная трубка слегка подрагивала в момент сигнала, словно дух пытался взять ее своей невидимой рукой. Звонок короткий и громкий - так звонят меж городами.
       Меж городами или между мирами?
       "А, может, это все-таки дочь? - пришла мысль. - Что, если это она? У нее что-то случилось, а я стою у телефона и боюсь снять трубку?".
       Но дочь не стала бы звонить, чтобы поделиться с ней своими проблемами, верно? Она оберегала Лену от плохих новостей - боялась за ее сердце.
       Лена представила, как берет телефонную трубку. Крючковатые пальцы впиваются в холодный гладкий пластик. Она подносит трубку к уху, а на том конце провода слышны лишь треск и помехи, похожие на хруст ломающихся костей. Радиоволны напоминают голоса мертвых, поющих последнюю предсмертную песнь.
       - Алло? - говорит она.
       И издалека, словно из другой вселенной, старческий, до боли знакомый голос произносит:
       - Алена, это ты?
       А Лена, не отдавая отчета своим словам, спрашивает:
       - А кого ты думаешь услышать в моем доме?
       И скрежещущий голос уже близко, будто над самым ее ухом, отвечает:
       - Тебя. МНЕ НУЖНА ТОЛЬКО ТЫ!
       Лена попыталась отогнать от себя эти мысли. Бабке под девяносто давно пора уже расстаться с суеверными страхами. Но она не могла. По мере того, как немощь медленно наползает на тебя, точно лижущие берег волны, все явственнее встает перед глазами безобразное и изуродованное лицо страха перед смертью.
       Лена двинулась вперед, намереваясь положить этому конец. Ее ладони намокли, и клюка чуть не выскользнула из дрожащей руки. Она наклонилась и сняла трубку. Та словно сама запрыгнула в руку, холодный пластик прилип к ладони. Она поднесла трубку к уху, и мир внезапно потерял свои краски. Комната наполнилась могильным сумраком. Все окружающие звуки внезапно исчезли, лишь треск и помехи доносились с другого конца провода, словно ей звонили с того света.
       - Алло? - проговорила она, едва узнав собственный голос, глухой и слабый.
       "Алена, это ты?".
       - Мама? - далекий голос. Он словно бы ей незнаком. Но почему он не принадлежал Шуре? - Привет. Ты как?
       Света. Ее дочка.
       "Вот дура старая! А ты уже нафантазировала, будто за тобой пришли покойники!".
       - Все хорошо, - Лена глубоко вздохнула и улыбнулась. Такое ощущение, словно новая жизнь вошла в ее тело. Мир постепенно восстанавливал свои краски. Могильная мгла превратилась в бархатный вечерний полумрак. Рука еще дрожала, но теперь эта дрожь была приятной. Она слегка притупляла боль от артрита.
       - Теперь все хорошо.
      
      
      
      

    213


    Ривлин В. Ответ   0k   "Эссе" Юмор

      Шесть дней сотворял Бог Небо и Землю, звезды и живых существ. В седьмой день Творец отдыхал, а с началом новой недели, обрушились на Него как цунами, вопросы, жалобы и жесткая критика. Земля извергала вулканы, бушевал океан. Но больше всех бузили люди. -Смысл то в чем?!-недоумевали смертные. -Я все сказал,-ответил им Творец и с тех пор не произнес больше ни слова.

    214


    Андрощук И.К. Бестиарий   11k   "Рассказ" Фантастика

      БЕСТИАРИЙ
      
      Звёздный генерал Мугайо Озирис Малинке на рождественские праздники решил подарить своим орлам планету Фрейя системы Фомальгаута. Отборные войска генерала разбили лагерь на соседней Альмиранте, необитаемой планете марсианского типа. Боевые корабли были каждую минуту готовы к старту, а их не менее боевые экипажи - к ратным подвигам. Собственно, особого героизма от них не требовалось: противник был значительно слабее - иначе что это был бы за подарок? Весь флот его состоял из нескольких списанных миноносцев и одного крейсера из тех, на которых воевали ещё во времена Роджера Ульстафа Зоринга. Корабли были более пригодны для торжественных церемоний, чем для боевых действий. Именно для торжеств Фрейя и купила их у пожилого антиквара, который любил навещать эту спокойную планету.
      Фрейяне были вегетарианцами, а потому пацифистами от природы. Они с младенчества уважали всё, что двигалось - а двигались на их планете, за исключением нескольких купленных у того же старьевщика экзотических механизмов, только живые существа. Фрейянин никогда не выходил из дому затемно - чтобы случайно не повредить муравья, который попал бы ему под ноги. Он и мысли не допускал, что можно сознательно причинить кому-нибудь боль. "Подвиги" же, которыми славился звёздный мясник генерал Мугайо Озирис, были для фрейянина чем-то абсолютно непостижимым.
      До Нового года оставалось около суток, а до объявленного времени - ещё меньше, когда патрульные форпосты доложили генералу, что орбиту Альмиранте в направлении Фрейи пересекает какой-то пижонски разукрашенный корабль. Генерал приказал арестовать нахала, потому что нечего разгуливать под носом его превосходительства. Через полчаса на поле рядом с боевыми кораблями сел неуклюже толстый размалёванный звездолёт в сопровождении двух челноков-конвоиров.
      В шатёр генерала ввели немолодого ярко разодетого мужчину, в котором Мугайо не без удивления узнал... Деда Мороза. Генерал велел развязать приведённого, пригласил его садиться, предложил кофе. Вежливо поинтересовался, какие ветры занесли на Фомальгаут уважаемого гостя, куда он путь держит и что везёт. Дед Мороз рассказал, что едет издали, с самой Полярной звезды, а везёт новогодние подарки для фрейянских малышей: игрушки, сласти, карусели, качели, ледяные горки - потому что на Фрейе не бывает ни снега, ни льда - и много других захватывающих вещей. Генерал растроганно загрустил, однако минуту спустя оживился:
      - Послушайте, уважаемый... А нет ли среди вашего реквизита чего-нибудь для старшего возраста? Видите ли, очень хочется сделать парням новогодний сюрприз...
      - А почему бы и нет? - усмехнулся Дед Мороз.
      После недолгой оживлённой беседы генерал вызвал адъютанта и велел ему прислать солдат в помощь гостю. А ещё через час рядом с лагерем пиратов вырос настоящий сказочный городок.
      
      Двое с автоматами встали в дверях, и генерал, сопровождаемый адъютантом, вошёл в продолговатое строение из лёгкого металла.
      По левую руку во всю длину помещения выстроились клетки, по правую тянулась голая стена, на которой ярко горели стилизованные под ёлочные шары фонари - по одному напротив каждой клетки.
      Генерал остановился напротив крайней. Клетка была двойной: за прутьями решётки поблёскивало стекло, - однако, если судить по виду сидевшего в клетке зверя, это стекло в прочности не уступало броне. Причём прозрачным оно было только спереди - остальные стены и потолок и почему-то пол имели блёкло-голубой цвет.
      Мугайо приходилось видеть на веку разное - но и он вздрогнул при виде монстра, сидевшего в клетке. Чудовище, оскалив три ряда зубов, смотрело с такой свирепостью в налитых кровью глазах, что генералу стало не по себе. Яростно раздутые ноздри, мощные лапы... Мугайо заметил табличку с надписью на непонятном языке, прикреплённую под клеткой.
      - Что там написано, капитан?
      - Это по-фрейянски. МАРРАТЭ ЗУЛЛУ ВЭЗЭ ВАЙЛЗ ПЕРСЕЙ РАС АЛЬХАГЕ. Минутку, - адъютант полистал разговорник. - Такой... вы... видеть... планета... Ага. Наверное, что-то в смысле "Таких зверей вы можете увидеть на планете..." По всей видимости, эти красавцы водятся на планете Персей системы Рас Альхаге.
      - Гммм... Запишите: Персей, Рас Альхаге. Обитаемые планеты во Вселенной - большая редкость. Мне думается, что нам не помешает навестить эту Персей Рас Альхаге.
      Следующую клетку занимала рептилия из водившихся на Земле в мезозое - с той разницей, что это чудовище не имело ни глаз, ни ноздрей. Одна только тысячезубая пасть делила пополам квадратную, покрытую роговыми пластинами голову.
      - Аль-Каир, Денеб-Кейтос, - прочитал, подходя, капитан.
      - Записывайте, записывайте, капитан.
      - На Аль-Каире - колония чёрных кентавров, - напомнил адъютант.
      - Всё равно записывайте. Мы взнуздаем чёрных кентавров и загоним их в стойла, - раздражённо бросил генерал и пошёл дальше.
      Капитан подошёл и остановился за его спиной. Нечто невообразимо гадкое открылось их взорам: растрёпанный клубок щупалец, отростков, всё переплетено скользкими внутренностями, плавающие пасти с редкими, похожими на ржавые иглы, зубами...
      - Гренгам, Канопус.
      - Это наша планета, капитан, - устало вздохнул генерал.- На Гренгаме нет таких существ.
      - Мы не можем знать всего, господин генерал, - возразил адъютант. - Мы покорили разумную расу Гренгама, но кто из нас интересовался причудами местной природы?
      - Я помню Гренгам. Дыроглазые, ежовики, роллоны... Не то, чтобы все они были совершенны, но такой мерзости... Понимаете, капитан, каждый животный вид входит в определённую биологическую систему. Эта же тварь в биосфере Гренгама чужеродна. Этот фрукт - из другого сада, - генерал медленно пошёл дальше. Что-то здесь не так, - думал он. Всякое животное по-своему красиво. Даже самые гадкие чем-то привлекают. А тут - что ни экземпляр...
      - Принстон, Альтаир, - прочитал подошедший адъютант. Мугайо вздрогнул: из-за спины отвратительного безглазого тигра с пастью крокодила выползло ещё одно точно такое же чудовище. - Господин генерал! А может, это не зверинец, а кунсткамера? Собранные в разных уголках Галактики уроды животного мира?
      - Нет, капитан, это не уроды. Взгляните: в этой клетке зверей двое, и они абсолютно одинаковы. А идентичные отклонения в развитии - событие намного более редкое, чем даже попадание в одну воронку двух снарядов. Без сомнения, это вид. Но в то же время я уверен, что на планете Принстон системы Альтаира нет такого вида! Я вам это... - генерал не нашёл нужного слова. - Приказываю! И ещё, капитан, - продолжил он после паузы. - Я чувствую к ним нечто похожее на сочувствие. Не усмехайтесь, капитан. Мне их действительно жалко. Причём не просто жалко. Как бы это объяснить... Словом, я чувствую себя причастным к их чудовищности. Как будто это я виноват в том, что они так уродливы.
      - Я слышал о подобном, господин генерал, - кивнул адъютант. - Это называется "совестливость", или мания причастности. Присущее низшим существам сочувствие к несчастным.
      - Придержите язык, капитан, иначе вам придется его откусить. Я говорю о другом. Я чувствую в себе что-то общее с ними, какое-то тайное родство... Они мне ближе, намного ближе, чем гандхарвы, калибаны, кентавры, фрейяне, триптоны, даже... даже люди.
      - Вполне естественно, - не сдавался капитан. - Эти чудовища отвергнуты природой точно так же, как наше движение отвергнуто обществом. Отсюда, и подсознательная солидарность, и сочувствие к ним... - генерал слушал вполуха, одновременно рассматривая полутюленей-полуплезиозавров. Уродливые головы на длинных лебединых шеях состояли из двух дискообразных челюстей и напоминали сросшихся хвостами камбал. Подобие усиливали крохотные глазки на самом конце верхней челюсти. Головы покачивались близко одна от другой, одно из чудовищ открывало и закрывало пасть. Внезапно почудилось, что они разговаривают, и генерала передернуло.
      - Нет, это не так, капитан. Они не отвергнуты природой. То, что мы не знаем сада, в котором выросли эти фрукты, ещё не значит, что такого сада нет. Бесспорно, они не принадлежат ни к одному из известных нам миров. Но все вместе эти чудовища прекрасно вписываются в единую зоологическую систему. Следовательно, их создала одна природа. Природа одной планеты.
      - Но ведь это... Это невероятно, господин генерал! Как могут существа, возникшие на одной планете, попасть в самые разные уголки вселенной? Ещё одна раса - куда ни шло... И то - она должна быть разумной!
      - Это ваши слова, капитан. Но это намного невероятнее, чем вы полагаете. Тут целый змеиный клубок тайн. Во-первых, как на одной планете могло возникнуть столько видов разумных существ? До сих пор мы не встречали миров с более чем одним видом разумных обитателей. Во-вторых, почему на табличке под каждым видом обозначено название иного мира? Если это миры их обитания, то почему мы их там не видели? И, если они - разумны, то почему - в клетках? И ещё одно,- генерал пристально, словно что-то припоминая, посмотрел на адъютанта. - Почему, когда мы думаем об их планете, сердца наши ведут себя так, как будто мы думаем о нашей собственной родине?
      Капитан поёжился. Он не любил тайн. Его мир был чёрно-бел и геометрически безупречен. Любая тропинка, если она вела неведомо куда или просто терялась вдали, могла вывести его из равновесия.
      Звёздный генерал Мугайо Озирис Малинке уже стоял перед последней клеткой. В первый момент капитан не узнал своего командира, так внезапно тот переменился. Перед клеткой стоял смертельно уставший, невероятно состарившийся человек. Блестяще подогнанная форма со многими знаками различия и отличия впервые в жизни не шла генералу. Капитан подошёл, заглянул через его плечо и побагровел:
      - Чёртов старик! Как он посмел поставить сюда зеркало! Да за такие шутки...
      - Успокойтесь, капитан, - проговорил Мугайо тихим, каким-то чужим голосом. - Это... это не простое зеркало. Посмотрите вниз. Что там написано?
      - МАРРАТЭ ЗУЛЛУ ВЭЗЭ ВАЙЛЗ ЗЕМЛЯ СОЛНЦЕ.
      - Да, так я и подумал. Но эти слова не значат "Таких зверей вы можете увидеть на планете Земля системы Солнца". В тексте нет слова "зверь": есть только "такой", "вы", "видеть", "планета". Потому что мы с вами, капитан, не в зверинце и не в кунсткамере. Это - своеобразная комната смеха. И каждая клетка здесь - на самом деле не клетка, а своего рода зеркало. Зеркало с вмонтированным в него психооптическим аппаратом обитателя планеты, название которой указано на табличке. А надпись на табличках читается следующим образом: "ТАКИМИ ВАС ВИДЯТ НА ПЛАНЕТЕ"... В данном случае - на планете Земля системы Солнца.
      Мугайо повернулся и быстро пошёл к выходу.
      - Передайте мой приказ, капитан, - бросил он на ходу. - Все по машинам. Через полчаса - старт.
      - Но, господин генерал! Изменив срок вторжения, мы нарушаем Галактический Кодекс!
      Генерал обернулся и смерил адъютанта долгим взглядом:
      - Мы летим домой, капитан. Домой.
      

    215


    Пантелеева И.Ю. Папочка   6k   Оценка:8.46*7   "Новелла" Хоррор

      
      
      
      
      
       - Папочка, прости!
       - Миша, Бог с тобой! Опомнись! Она же дочь нам!
       - Моя дочь - бл...! Да я ее вот этими руками удушу! Неблагодарная! Свет в окне! Опозорила! Как людям в глаза смотреть?
       Михаил Иванович тяжело поднялся, опершись на стол, искоса поглядел на дочь. Желваки острыми буграми перекатывались на скулах.
       - Убила! Меня? Войну прошел, и пуля не брала! А дочь убила! За что убила, дочь?
       - Папочка, не надо! - Ларка сжалась под взглядом отца, дитя твердым комком замерло в животе.
       - Миша, что делать? Поздно ей. - Вера Петровна, поседевшая за ночь, с набухшими от слез водянистыми мешками под глазами, безвольно опустив руки, осела на край стула, проговорила, - прими дитя, Миша.
       Тёмка родился в декабре. Тоненько и слабо пиликал ночами, требуя матери. Молока не стало на второй день. Вера Петровна ходила на детскую кухню, куда-то на Волоколамку, приносила бутылочки, молча ставила на стол.
       Объяснений с отцом больше не было. Михаил Иванович уходил в семь, тяжко ступая мимо комнаты дочери, слепой и оглохший от так и не унявшейся обиды.
       Через год Лариса вышла на работу, оставив Тёмку на Веру Петровну. Михаил Иванович требовал возвращения ровно в девятнадцать, контролировал поздние звонки и являлся к Ларке на работу: мол, на месте ли. Ларка терпела, избегала отца, редким словом обмолвливалась с матерью и любила Женьку.
       Они не виделись больше года. Однажды Женька подстерег ее на остановке. Она взлетела было, да тут же и поникла, заглянув ему в глаза.
       - Чей ребенок?
       - Мой.
       - Учти, я здесь ни при чем. Ты сама хотела. Получила. Мне не нужны проблемы.
       - Уходи.
       Женька ушел.
       Ларка терпела отца, его унизительный контроль, молча, с озлобленным упрямством несла свою ношу, не сетуя, не жалуясь, словно вымершая изнутри.
       Седьмого марта семидесятого у Ларки на работе намечался сабантуй. Идти не хотелось, но Вера Петровна настояла:
       - Ты пойди, дочка, сколько можно сидеть? Тебе же всего двадцать три! Папа уезжает в деревню, вернется только девятого. Не скажу ему. Иди, милая, иди.
       Ларка ринулась к шкафу, переворошила, сбросила на пол ворох одежды, перешагнула, опустилась на колени - вот! Вот оно - любимое платье. Надела, покрутилась перед зеркалом. Чуть располнела после Тёмки - не беда - платье сидит как влитое, даже лучше, чем раньше. Ларка подобрала волосы, улыбнулась. Тёмка подошел, ткнулся в колени: "Ма..."
       Запах мимозы, с мороза чуть сладковатый и терпкий, вскружил голову. Иван настойчиво и нежно привлек Ларку, хмельную от выпитого вина, ощупал лицо, по-мужски властно перехватил за подбородок, коснулся губ, приник жадно, глубоко.
       Ларка не сопротивлялась, обмякла, сладко сжалось лоно, изливая горячий сок. Выдохнула:
       - Дверь...
       За стеной библиотеки шумел пьяный народ, взрывы хохота доносились все тише, сменяясь музыкой страсти, жгучего желания мужской ласки, музыкой изголодавшейся плоти. Сейчас. Здесь. Будь, что будет!
       Вторая беременность дала о себе знать месяца через три. Теперь только страх руководил Ларкой. Изо всех сил она вела обычный образ жизни, подавляя тошноту, ходила на работу, молча выслушивала наставления отца, сносила его сверлящие взгляды в сторону Тёмки: "выблядок".
       Спасительная полнота и продольное предлежание плода позволяли довольно долго скрывать очевидную беременность. К осени, когда живот округлился, Ларка утягивала его широкой тканью, чтобы не выдать себя.
       Никто не догадался. Может, потому что Ларка была замкнута и нелюдима, а, может быть, просто до нее никому не было дела. Чуть располнела - да и Бог с ней.
       В начале декабря начались роды. Вечером Ларка почувствовала слабые схватки, которые усиливались со стремительной быстротой и делались все продолжительнее и болезненнее. Только страх не выдать себя залепливал Ларке губы. Не выдать себя отцу, уже выключившему телевизор за стеной. Матери, громыхавшей кастрюльками на кухне, прибираясь перед сном. Страх не разбудить Тёмку, кроватка которого тут же - на расстоянии вытянутой руки.
       Ларка кусала простыню, ни вздоха, ни звука. Мука тянулась в безмолвии, под нависшим крылом страха, в пытке осмысленного безумия.
       Ребенок родился под утро, чуть закряхтел, в знак солидарности с матерью. Тише. Скорее. Тяжело привстала. Тише. Скорее. Кто? Не вижу. Не смотри. Тише. Скорее. Скользкое тельце. Руки дрожат? Нет. Кто? Девочка. Тише. Скорее. Скользкое тельце. Тише. Нащупала целлофан, приготовленный загодя. Ткнула ребенка головой в пакет. Туго перевязала на судорожной шейке.
       Утром, как обычно, Ларка вышла на работу. Свернув к набережной, она нетвердыми шагами спустилась к воде, опираясь о гранитную стену, вынула сверток с дочерью, уронила в мутную рябь.
       - Папочка, прости! - шепнула бледными губами.
       Вечером опустошенная, обессиленная Ларка входила во двор. У подъезда стояла карета скорой помощи. Несколько молчаливых фигур, среди которых Ларка различила мать, сопровождали бесформенные черные носилки; в головах серебрилась знакомая прядь волос, выбившаяся из-под брезента.
      Ларка рванула ворот пальто, стащила платок с головы, жадно глотнула воздух. Тише. Молчи. Не в силах сделать ни шагу, опустилась в сырую жижу, исступленно озираясь по сторонам. Набухшие груди напряглись, заныли, засочились материнской влагой. Темные круги проступили на блузе. Тише... девочка... где?.. кто там бежит?.. кто бежит?.. сюда...
      Смешной, неуклюжий Темка, простирая ручонки и радостно вереща, бежал к матери через весь двор.

    216


    Исаченко В.И. Скукоти-ищ-ща-а-а!   9k   Оценка:10.00*3   "Сборник рассказов" Юмор

      
      
      
      
       Позднеосенний ленивый рассвет. Промозглая березовая опушка. Дождь-моросяга. В примитивном шалашике из отходов человеческой жизнедеятельности, коих в лесах да долинах с избытком, двое. Зайцы. Серега и Борис. Стерегут кучищу овса. Скукоти-ищ-ща-а-а!
       -- Серый, а че я кажну осень раньше всех линяю? -- любопытничает белопуховый Бориска.
       -- А фи-и-иг ево зна-а-ат, -- лениво мурлычет напарник, -- Поди-ко из-за тово, што у тя аденома проста-аты?..
       -- А-а-а!.. Вот он в чем перец-то(?!!) -- рад открытию блондин, -- А то все ломаю голову да ломаю, а нивкакую не допетрю. Хотел уж, было, к Абрикосу Волчарскому на прием записываться...
       -- Не на-а-ада, -- вразумляет Серега, -- Ванька-то Белохвостиков записа-а-алса... Четвертый год днем с огнем не могут отыска-ать. Поди вместе с гемморо-оем электросе-енс мате-ерый зажева-ал -- не побре-езговал, не поперхну-у-улса.
       -- Глянь, черепахи на Юга полетели! Дивный табунище! Низе-ехонько и прям на нас идут! Мож стрельнем?! -- поднимая двуствольный дробовик, суетится белый.
       -- Не на-а-ада, -- отодвигая от себя старехонький автомат Калашникова, мудрствует Серега, -- Че егози-ишься-то, коли сам зна-ашь, што черепа-ахи по осени вни-из панциря-я-ями лета-ают?.. Не проби-и-ить. Токо патро-оны на ве-етер. А потом еще перед начальником карау-ула за них опра-авдывайся... Вот бы-ыли б мы с тобо-ою олига-архами или генера-алами... Или, на худо-ой коне-ец, генера-альскими прокуро-о-орами.., -- мечтательно продолжает трудяга-мыслитель, -- Тады-ы да-а-а(!!!) Щас бы све-ерху из вертоле-етов на переле-етных черепа-ахов со стороны-ы незащище-енных пу-у-узов охо-отилися(!!).. А пока-а... Даж и не взду-умай стре-ельнуть! Не бу-удь дурако-о-ом(!)..
       -- Но ведь на диво упитана щас черепаха-то! -- аргументирует белобрысый.
       -- Так ее ж сквозь панцирь-то токо бронебо-ойною(!) пу-улею(!) сшиба-ать. А не-ету тако-овских. С весны-ы уж ко-ончились. -- охлаждает пыл серый, -- Барда-а-ак. Совсем начальство оборзе-е-ело. На боеприпа-асах эконо-омят.
       -- А коего лешего было бронебойными по вертолету с гуманитарною морковкою шмалять?! -- укоризненно вопрошает белый, -- Нашенски ж сбили.
       -- Оно и ве-е-ерно, -- соглашается Серега, -- Оне са-амые. Третий карау-у-ул сдиверси-ировал. Алко-го-о-олики. Заяц-то во хмелю-ю пакостли-ивее козла-а-а любо-ова... А я все куме-екаю да куме-екаю: и че нам с весны бронебо-оек не выдаю-ют? А оно во-о-от в чем причи-и-ина.
       -- Слышь, -- провожая алчным взглядом удаляющийся черепаший табун, интересуется Борис, -- А с чего ты взял, што у меня?.. Ну эта... Как ее?..
       -- Адено-ома проста-аты? -- подсказывает меланхоличный грамотей.
       -- Ага. Она самая.
       -- Так по телеви-изору ж по сто разо-ов на дню реклами-ируют: мол, щас у ка-а-ажнова за-айца старше двена-адцати годо-ов она е-есть.
       -- Значит и у тебя... тоже... имеетса?!
       -- А ка-ак же? -- рассуждает серый, -- Я че, ры-ыжий? Без нее в нашем возрасте нивкаку-у-ую.
       -- А почему тода, Сер-гей, ежель она у нас обоих в наличности, мы в разное время линяем? -- недоумевает блондин.
       -- А фи-и-иг ево зна-а-ат, -- приходит к расплывчатому выводоподобию серый.
       -- И чево делать-то? -- пытается добиться конкретности белобрысый.
       -- Чаще на велисопе-е-еде е-ездий, -- советует Серега, -- На байда-арках с кано-оями ката-а-айся... Как дед Маза-а-ай.
       -- Ага, -- соглашается Борис и под храпоток мгновенно задремавшего Сереги погружается в глубокие раздумья...
       Время тянется резиново. Скукоти-ищ-ща-а-а! Одно развлечение -- наблюдать за стайкой порхающих фарфоровых слоников да табунком пасущихся на еланке экскаваторов... Вскоре и это надоедает...
       -- Ну че-е-е, Бор-ри-и-ис? -- подает голос проснувшийся Серега, -- Все споко-о-ойно?
       -- Ага! -- оживляется белопуховый, -- Я вот сон седни видал: будто моя супружница -- Манюха-то -- сидит на коленях у бобра -- начальника пожарной части, а он ее своею переднею лапою по задней лапе наглаживат, и оба бесстыже мне прям в глаза лыбятса! К чему б?..
       -- Вы-ыше коле-енки гла-адил? -- просит уточнить Серега, -- Али ни-иже?
       -- Выше! -- выказывает возмущение Борис, -- Выше некуда! И ввысь, и вширь, и ввысь, и вширь!.. Дровоед хренов!
       -- Да-а-а, -- задумывается рассудительный Сергей, -- А босо-ою ла-апою-то масси-ировал?.. Али обу-утою?..
       -- В брезентовых рукавицах! -- уточняет белобрысый, -- Обе лапы-то!
       -- Да-а-а, -- чешет задней правой лапой за левым ухом серый, -- К сне-егу(!!!) Как пи-ить да-ать(!)
       -- Дак теплынь же! -- недоумевает Борис.
       -- Ну и че-е(?!) -- авторитетно заявляет снотолкователь, -- Приме-ета ве-е-ерная(!)
       -- Ну дай-то бы бог! -- улыбается белоснежный, -- А я уж, было, в военторг за серым масхалатом намылился (новье завезли!). А то выгляжу как медсестра на фоне "Чернова кавадрата" Малевича! Не ровен час, дезертиры еще подстрелят!
       -- О-о-о(!!!) -- Серега удивляется проблеску эрудиции напарника, -- Не ожида-а-ал(!!) Да ты -- молото-о-ок(!!).. Кавадра-а-ат, Мале-е-евич(!!!)..
       -- А мой-то младшой в субботу помоечным, человечьим йогуртом траванулса! -- не дает угаснуть диалогу разговорчивый.
       -- И ка-ак?
       -- Да ниче... вроде бы... Оклемалса! Вчерась к вечеру температура спала. Но еще слабоват. Ежель один на один супротив лося врукопашную!.. Не сдюжит!
       -- Да-а-а, -- рассуждает серый, -- хворому зайцу сохатова не завали-и-ить(!!).. А вы ево куря-ячьим(!) булио-ончиком подкрепи-ите да медве-ежьим(!) молочко-ом с барсуча-ачьим(!) жирко-ом попои-ите. Медведи-ица-то еще до-о-оитса?
       -- Ага. Но уже сбавлят. Через пару неделек должна отдоиться. Будем с пастбища в берлогу на лапососание переводить.
       -- Я-то, по-омнитса, еще пацано-ом одна-ажды у охо-отников по оши-ибке заместо во-одки буты-ылку раствори-ителю для нитрокра-асок спе-ер и... И всю-ю-ю по глу-упости из горла-а вы-ы-ыдул... Чуть на-апрочь не раствори-и-илса(!!!) Е-еле-е-еле вы-ыжил(!!) Хана-а б, ежель бы медве-ежьим молоко-о-ом с барсуча-ачьим жирко-ом не отпои-и-или(!) -- глубоко зевнув, Серега вновь похрапывает.
       Бориске же не дремлется. Пристально вглядываясь в лениво жующий ковшом жухлую траву ближний экскаватор, он забавляется мечтательством: "Вот бы щас по гусенице из гранатомета! Бамс!!! И вертись каруселью, травоядина!.. Не, лучше по мотору! Штоб сразу наповал!.. Ско-о-око желе-е-еза-а! Ежель металлургам сда-ать!.. Капита-а-ал!.. Пра-пра-пра-авнукам останетса!.."
       -- Все споко-ойно, Бо-о-оря? -- очухивается ото сна серый.
       -- Ага! -- азартно просчитывая на калькуляторе дешевого мобильника новорожденную перспективу на обогащение, загадочно улыбается белый, -- Семеныч, а че нам гранатометы на дежурство не выдают?!
       -- А фи-иг их зна-а-ат.., -- позевывает засоня.
       -- А-а-а, поня-я-ятно, -- с грустинкой в голосе удовлетворяется ответом Борис, -- А мы намедни с братаном моим -- Федькою -- через "Скайп" в "Одноклассниках" общалися! Как вживую!
       -- Ну и ка-ак он та-ама -- в Чика-аге-то(?!) -- проявляет неподдельный интерес Серега.
       -- Да вродь ниче. Вродь не хужее нашева. Квартиру взял под... Под...
       -- Под ипоте-е-еку? -- подсобляет мыслить серый.
       -- Ага, Семеныч. Под ее самую! -- важничает рассказчик.
       -- И скоко он уже в эмигра-ации-то?
       -- Четвертый годок с апреля пошел! -- почесывает правой передней лапой левую холку Борис.
       -- И кем ро-о-обит?
       -- Так же! По основной профессии!! Зайцем в метрополитене!! -- пафосно сообщает белый, ощущая себя причастным к чему-то многозначительному.
       -- Фигня-я-я, -- иронизирует Семеныч, -- Ничево-о осо-о-обеннова-а.
       -- Ста-аршим ведь зайцем-то! -- уточняет насупившийся Борис.
       -- Ну тады-ы да-а-а... При чина-ах! -- уступает Серега, -- А я гляжу-у, у тя и Интерне-ет, и спутникова анте-енна, и кры-ышу новым линолеумом перекры-ы-ыл! Поди брате-ельник-америка-анец "капу-устки ба-аксовской" с щедрой ла-апы ски-инул?!
       -- Да ну тя, Семеныч, -- ворчит Бориска, -- Сами не лыком шиты! Кода подрабатывам, кода приторговывам, кода приворовывам... Глянь, экскаваторы-то наутёк припустили! Токо гусеницы траками сверкают! Спугнул, видать, кто-то. Поди-ка смена нам идет?..
       -- Она-а роди-и-имая. Кто ж акромя и-их? Ну како-ой болва-ан пре-елый овес уворо-овывать в таку-у даль сюда-а попре-е-етса?
       -- Семеныч, глянь-ка! Снег повалил! Значит мой сон в лапу?!
       -- В ня-ё-ё са-амую. Ве-е-ещий сон...

    217


    Аметист Талантливый Лапкин-Пяткин   10k   Оценка:8.00*3   "Рассказ" Байки

      
      
       Талантливый Лапкин-Пяткин
      
      
      
      
       Честь имею рассказать почтеннейшей публике абсолютно правдивую историю...
       Мне двадцать четыре года. Я -- счастливый обладатель диплома о высшем образовании, временно безработный и поэтому подрабатывающий. Ещё я -- начинающий трейдер. Играю на валютной бирже в свободное от подработок время, иногда -- вместо подработок. И, разумеется, в строжайшей тайне от родителей и сестры. Паника моих родителей в связи с понятием "азартные игры" вполне может кончиться настоящим приступом и вызовом "Скорой", поэтому я только однажды в их присутствии завёл разговор о бирже. Теперь я помалкиваю. Я так берегу их нервы. О них же забочусь. Это тем проще, что я живу один в крошечной квартирке с кухней полтора на полтора метра. Впрочем, живу не совсем один. Нет, это не то, что вы подумали. И почти никакой романтики. Хотя это можно назвать любовью с первого взгляда.
      Дело было так. Прекрасным субботним утром в самом начале лета я вышел в магазин и услышал громкие отчаянные призывы о помощи. На кошачьем языке. Ясно, подумал я, очередного смельчака надо снимать с дерева. Интересно, высоко он успел забраться? И я пошёл на звук.
       Он был на асфальте, у задних колёс устрашающего джипа. Маленькое потерявшееся создание, меньше моей ладони. Рыженький, с белой грудкой и белыми "носочками" на всех лапках. Совсем недавно открыл глаза и решил погулять.
       В магазин мы пошли вместе. Ему я купил молоко и недорогое детское питание.
       Хорошо, что мне давно не десять лет. Хорошо, что я могу принести домой котёнка и не чувствовать себя виноватым перед мамой, бабушкой и соседями. Теперь вдруг исполнилась моя дурацкая мечта. Ещё одна. Теперь у меня есть все три мечты. Компьютер, квартира и кот. Что ещё нужно для счастья?
       Оказывается, для счастья нужны деньги.
       Нет, для меня это не было новостью. Просто с детства меня как-то не очень интересовал вопрос, "откуда берутся дети". Я считал это всё само собой разумеющимся и неинтересным. Гораздо больше меня волновало, "откуда берутся деньги". Причём вариант ответа "их зарабатывают на работе" не устраивал меня ни в раннем детстве, ни, тем более, позже. То, что зарабатывали на работе мои родители, не называлось "деньги". Это называлось "слёзы"...
       Деньгами явно называлось что-то другое. Это были совсем другие понятия -- финансы, капитал, процентные ставки. Денежный поток, актив, пассив, депозит.
       Поэтому я тайком от родителей окончил курсы, где обучали игре на бирже.
       Самонадеянный начинающий трейдер, я уже несколько раз терял оптимизм, падал духом и начинал всё сначала. Мне как-то особенно, извращённо и заковыристо не везло. Я вовремя понял, что нужно "забыть всё, чему меня учили", и руководствоваться только интуицией. Почему? Потому что Большие Сомы Биржи ориентируются на те же графики, индикаторы и осцилляторы, что и море таких вот лохов, как я. То есть таких, каким я был после окончания обучения. Я свято верил, что игре на бирже можно научиться по книгам и немного -- на практике. Ха. "Забудьте всё, чему вас учили." Я осторожничал. Я никогда не рисковал. Я не делал ставки больше одной пятой от депозита. Но как-то раз у нас пропал Интернет, и за два дня, что его не было, я потерял весь депозит. Ладно. В другой прекрасный момент отключили электричество. Всего на каких-то семь-восемь часов, но для меня это означало потерять контроль над ситуацией и опять же убытки. Я дал себе слово с первых же заработанных денег купить ноутбук, чтобы не зависеть от идиотских отключений электроэнергии. Ещё были случаи, когда не грузилась программа; когда программа не хотела узнавать мой абсолютно правильный логин-пароль и блокировала меня, как наглого взломщика. В общем, я набивал шишки и старался не впадать в отчаяние.
       И вдруг в моей жизни появился Лапкин-Пяткин.
       Ласковый, общительный малыш спал у меня на плече, пока я сидел за компьютером. У котёнка были довольно острые коготки, и он чувствительно царапался. Я быстро привык к тому, что котёнок лежит у меня вместо воротника, изредка -- на коленях, и громко мурлычет.
       Несколько раз он засыпал у меня на шее, соскальзывал и больно царапался. Приходилось водружать его на место. Если он лез вверх сам, было ещё хуже. Я чувствовал себя деревом. А главное, Лапкин-Пяткин не выносил наушники, старался их сбить и царапал мне уши.
       Постепенно он начал понимать, что я делаю. То есть он-то понял это быстро, а вот до меня долго не доходило, что мой котик стал экспертом экстра-класса. Если я делал правильную, на его взгляд, ставку, он продолжал тихонько мурчать у меня на плечах. Но если я собирался сделать ставку, которая котёнку не нравилась, его когти впивались мне в плечо, добродушный моторчик замолкал, а хвост начинал возмущённо летать из стороны в сторону.
       Первое время я не обращал внимания на поведение Лапкина-Пяткина. Я просто ссаживал его на пол, чтобы не мешал. И делал ставку, которая ему, котёнку, не нравилась.
       И жалел об этом, иногда сильно. Буквально не проходило и нескольких часов.
       Я начал понимать, какая -- БОЛЬШАЯ! -- доля правды была в трейдерских байках про пятницы-тринадцатое. Главное, значит, было в том, чтобы вовремя подстроиться под поведение Большого Сома. Того, который всегда выигрывает. Почему? Потому, что он сам пишет законы, по которым играет. Я вспоминал: в японских мифах огромный сом Намадзу вызывает землетрясения, ворочаясь в своей норе. Хочешь знать, когда будет землетрясение? Спроси Большого Сома, только он один это знает... Хочешь выиграть в непредсказуемой ситуации на бирже? Да?
       Поэтому -- не обращай внимания на графики индикаторов. Докажи, что ты не лох. Предугадай поведение Большого Сома, Который Всегда В Выигрыше, и будь рядом. И вовремя спрыгни, отплыви, убеги. Жадность -- порок, несовместимый с жизнью. На бирже так оно и есть.
       Но -- как тяжело обуздать свой азарт...
       Лапкин-Пяткин за несколько месяцев выиграл для меня состояние. Честно.
       По крайней мере, я расплатился с долгами за отопление двухлетней давности. И купил ноутбук. И начал потихоньку копить деньги. Я решил стать Дедом Морозом. Я бы оплатил сестре высшее образование. Или купил бы ей квартиру. Я не хотел, чтобы она жила с родителями. И совсем не хотел, чтобы её заставили учиться на каком-нибудь тошнотворном факультете. Как меня.
       А потом, когда я бы накопил достаточно денег, я бы получил образование, о котором действительно мечтал...
       Но в один осенний вечер Лапкин-Пяткин пропал.
       Если бы была весна! Я бы понял. А так -- стояла прохладная погода, форточка была открыта, и кот вышел погулять. Со второго этажа...
       Крови под окном не было. Я облазил все соседние дворы. Написал, размножил и расклеил десятка три объявлений. Нашедшему обещал вознаграждение, конечно.
       Бедный глупый домашний кот... Нет, он, конечно, умный, талантливый, просто гениальный, но сможет ли кошачий гений выжить на улице? Питаться на мусорке, уворачиваться от машин и собак, драться за территорию?
       Грустный, я сел за компьютер.
       Было холодно. Форточку я не закрывал -- всё надеялся услышать знакомое "мяу".
       Неуверенно, замёрзшими пальцами я сделал первую ставку. Передо мной стояла задача посерьёзнее, чем у двойника Электроника из фильма: доказать. Что я могу. Что я успешный трейдер. Что деньги зарабатывал я сам, а не мой кот.
       Я должен защитить свою честь -- честь нормального, успешного трейдера.
       Был такой анекдот про аутотренинг: "Я не лох..."
       За два рабочих дня у меня получилась небольшая прибыль. Хорошо хоть, я не в убытке. Хорошо, что я научился держать эмоции при себе, не делать рискованные ставки -- и не проигрывать.
       Рано утром в субботу я взял пакет кошачьих вкусностей и отправился в обход соседних дворов. Подъездов. И, главное, мусорок.
       Теперь я понял, почему худого чёрного кота дети во дворе называли Ксерокс. Его потомство просто бросалось в глаза по всей округе. Особенно возле мусорок. Я насчитал не меньше десятка молодых чёрных котов.
       Но моего Лапкина-Пяткина нигде не было видно.
       Я ходил и кис-кискал, пока не охрип. Я давно промочил ноги и скормил взятую с собой еду двоим трёхцветным кошкам-близняшкам.
       Подходя к своему подъезду, я всё ещё продолжал повторять "кс-кс-кс". И вдруг услышал ответ. На кошачьем языке.
       Мой Лапкин-Пяткин сидел под мокрым кустом. Грязный, тощий. И даже местами ободранный. Но, кажется, счастливый.
       И я тоже был грязный, местами ободранный, но счастливый. Скорее даже так: грязный -- И -- счастливый.
       И мы оба, грязные и счастливые, пошли домой -- мыться и отъедаться.
       Мы долго мылись и ещё дольше отъедались. Попутно слушали хорошую музыку.
      
       Я по-прежнему успешный трейдер. Я даже рискнул и сообщил маме, что у меня дома живёт кот. Я не мог этого сделать раньше. Она бы начала кричать "сам дармоед и завёл себе дармоеда", а папа начал бы усаживать её в кресло и шипеть на меня "до чего ты мать довёл".
       Я купил сестре на день рождения мобильник -- с условием, что оплачивать счета она будет сама.
       Лапкину-Пяткину больше не нравится гулять по подоконнику. Не знаю, что будет летом, когда форточка не закрывается. А ещё я не знаю, что будет весной. Не пущу же я своего кота на улицу драться с хулиганом Ксероксом. Которого, кстати, зовут КСЕРКС...
       И совсем не хочется мне, чтобы по мусоркам возле дома бегали молодые рыжие коты с белыми "носочками" на всех лапах. Котята ведь, наверное, будут тоже талантливые?
       На этом позвольте закончить правдивую историю, которую я имел честь вам рассказать.
      
      
      
      
      

    218


    Баев А. [интермедия) Наколдуй мне вчера   3k   "Миниатюра" Проза, Лирика


       Наколдуй мне вчера.
       Вчера было славно. Кальвадос в тёмной бутылке. Мягкий рассеянный свет выцветшего, некогда зелёного, абажура. Исцарапанная зубами вдохновения перламутровая ручка с треснутым под шариком золотым пером. Два листа серой бумаги на липкой от немытой старости клеёнке. Был вечер. Почти бесконечный и совершенно нереальный, незаметно закончившийся лишь сегодня под утро. Твои длинные каштановые волосы, расчёсанные, как у Йоко Оно, на прямой пробор, колючее плечо в родинках, нежно подставленное под мою небритую щёку. Вчера была музыка. Под тихий голос ушедшего в вечность Лу Рида. Вчера...
       Наколдуй мне вчера.
       Вчера было. Оно не могло просто присниться. Я помню, как мы высчитывали столбиком на бумаге литраж мирового океана, тихо смеялись, тёрлись носами. Пролитый на пол кальвадос выдыхался перебродившим красным яблоком. У тебя долго дёргалось веко. А потом на щеку упала ресница. Ты загадала желание, которое тут же исполнилось. Оно не могло не исполниться вчера. Вчера было сказочно...
       Наколдуй мне вчера.
       Вчера было жутко. Остервенелая снежная крупа яростно билась в наши окна, но не могла пробить прозрачной брони тонких стёкол, пугливо вздрагивавших от резких порывов западного ветра. Гудело в радиаторе какое-то мелкое вселенское зло, заключённое в стальные трубы и чугунные рёбра. Истерично выло от собственного бессилия. А мы испуганно улыбались и, как дети, застенчиво смотрели друг на дружку, то и дело озирались по сторонам, ожидая чего-то волшебного. А оно, что-то волшебное, уже было. Рядом. Вокруг нас. Вчера...
       Наколдуй мне вчера.
       Вчера было весело. Ты запекла в духовке зелёные груши. Они стали жёлтыми и отвратительными на вкус. Мы кидались ими с балкона. Не по людям или собакам, нет! Мы целились в провода, провисшие меж склонившихся от стойкой усталости столбов. Целились хорошо и долго, но ни разу так и не попали. На нас громко орал нервный сосед со второго этажа. Орал от страха, что мы испачкаем его машину. И мы её, наконец, запачкали. И сосед сразу умолк. Страх перед неизбежностью ушёл. Вчера...
       Наколдуй мне вчера.
       Вчера было всё совсем не так. Ты раскинула пасьянс на любовь. Пасьянс, который никогда не сходился. Не сошёлся он и вчера. Ты долго и пристально смотрела мне в глаза. Потом отвернулась, но я успел заметить мокрые дорожки на твоих щеках. Ты сказала, что карты никогда не врут. Меня передёрнуло. Я сказал, что карты врут всегда. Встал с табурета и обнял тебя. И Лу Рид тактично умолк. Кончился диск. И снег за окном перестал. Выдохлись, устав взбираться к Луне, тяжёлые на подъём тучи. Значит, я прав. Я. А вовсе не карты. И ты поверила мне, а не им. В первый раз. И, наверное, в последний. Вчера...
       Наколдуй мне вчера.
       Я знаю, что вчера никогда не вернётся. Знаешь это и ты. Но ещё я знаю, что вчера можно повторить сегодня. И завтра. И послезавтра. Всегда. Вот только ты мне почему-то не веришь. Но... вчера ты умела колдовать. Откуда-то знаю, сумеешь и сегодня. Ведь сумеешь, правда? А я буду рядом. Даже не сомневайся. Буду.
       Наколдуй мне вчера...

    219


    Гуревич И.Д. Лето, в котором тебя любят.   17k   "Рассказ" Проза

      
       Светлой памяти всех моих бабушек и дедушек
      
      -1-
      
      Здравствуй, дорогой дедушка, Моисей Шимонович!
      Твое последнее письмо вспоминается мне все чаще. Ты писал, что к тебе приходила бабушка. Это было так давно, еще в прошлом веке, четверть века тому.
      Я не ответил тебе. Я не знал, что ответить дедушке, который пишет о том, что к нему приходила умершая много лет назад жена. Это было письмо-прощание. Ты так и писал: "Дорогой внучек! Хочу проститься...". Ты никогда до этого мне не писал писем.
      
      Ты вообще всю жизнь был немногословным, молчуном. Самое эмоциональное твое выражение, я запомнил: "И что же будет?". Это означало, что ты очень переживаешь по поводу какого-то события. И все.
      Вскоре после этого письма Бог призвал тебя. Тебе было за девяносто. Умер ты на руках своего сына, моего отца. Рядом были моя мама - твоя невестка, мой брат - твой любимый внук, родившийся в память о бабушке. А мне ты написал письмо. Ты всех нас очень любил. Ты был наш ангел-хранитель.
      
      Я помню твое лицо ... Ты был очень похож на Осипа Мандельштама. Открытый добрый взгляд, торчащие в сторону уши, мягкие черты, чистый высокий лоб. Гладковыбритые щеки: ты всю жизнь брился опаской - вжик, вжик по ремню. У тебя всегда в хозяйстве были исключительно наточенные и правленые ножи всех форматов и размеров - разделка мяса была твоя стихия, твоя профессия. Ты приезжал или приходил к нам и точил ножи. И пользоваться ими после этого надо было с особой осторожностью. У меня дома до сих пор в работе твой разделочный топорик для небольших костей. Сколько ему - полвека, больше?
      
      Редкие седые волосы... Помню: младший брат, совсем маленький, у тебя на плечах и дергает за них. Ты сидишь на диване и покряхтываешь. Твоя невестка, моя мама говорит: "Папа, что вы терпите? Всыпьте ему как следует".
      - Это же ребенок, - с укоризной отвечаешь ты. А ребенок продолжает выдирать остатки редких седых волос. И только однажды ты не выдержал, не столько от ребенка, сколько от ворчания невестки. И - даже не шлепнул, нет - просто снял с плеч и слегка пригладил ладонью в две моих теперешних пятую точку моего трехлетнего брата... Удивленные глаза у ребенка, моментально отлетевшего в дальний угол комнаты, стали очень большими и круглыми. А ты сказал: "Так нельзя". И было непонятно, кому это предназначалось. Расстроился и вышел на улицу. Больше ты ребенка так не приглаживал, но и ребенок интерес к твоим волосам потерял.
      
      Мы живем в ракетном дивизионе, где служит мой отец, под Киевом. Ты раз в неделю считаешь своим долгом возить нам сумки с продуктами. Отец приходит с дежурства и, будучи человеком сильным, с трудом поднимает пудовые сумки, которые ты, восьмидесятилетний старик волок пешком три километра от шоссейной дороги мимо колхозных полей до нашего КПП.
      - Папа! Ну, сколько тебе говорить - не таскай такие тяжести!
      - Э, надо же кушать.
      - Папа, у нас еще с того раза запасы не кончились.
      Ты никогда не спорил. Просто умолкал и через неделю-две приносил все те же доверху забитые продуктами сумки. Кормить близких - это был твой пунктик, твой конек, твоя визитная карточка. Ты слишком хорошо знал, что такое голод и нищета. И ты очень, очень любил своих близких.
      
      Ты уходил, долго, мучительно - у тебя было крепкое сердце и светлые легкие, врач говорил: "Как у юноши!". И это при твоих девяносто четырех! Годы медленно и бесповоротно брали свое. Ты то приходил в свое обычное молчаливо-терпеливое состояние и на все вопросы о здоровье отвечал: "Хорошо". То начинал кряхтеть и ложился, впадая почти в беспамятство. Но даже в это непростое для тебя время, чувствуя малейшее облегчение, ты шел за продуктами и нес их моей семье, или своей младшей сестре, прикованной к постели и живущей со своими уже пожилыми детьми.
      
      Ты вырос в большой семье - двенадцать детей. Ты был вторым. Но я запомнил на всю жизнь: пока оставались живы два твои брата и сестра, ты навещал их. Не они тебя, ты - их. Всех и каждого. Не от случая к случаю. Постоянно, как надежный курьерский. Мы шли к дяде Хаиму, старшему брату, или дяде Семе, младшему брату, разбитому параличом после инсульта, или к младшей сестре, тете Лизе. И ты нес свою знаменитую сумку с продуктами. Только сейчас я понимаю - это была великая ничем неистребимая любовь к близким. Ты ничего не говорил, когда я маленький семенил рядом с тобой, мы просто шли навещать родных людей. А потом мы отправлялись к не очень близким. А потом ты шел к просто знакомым. И каждому ты что-то приносил, справлялся о здоровье, молча пил чай или немного говорил, больше для того, чтобы поддержать их беседу, прощался, уходил, чтобы навестить их вновь. Через неделю - по ближнему, а через месяц по дальнему кругу. Самая знакомая твоя фраза: "Таки надо помочь...". И ты это делал, как умел и как понимал. И они все, в каждом круге, каждый раз сначала справлялись не о твоем здоровье, а спрашивали: "Миша, почему тебя так давно не было?". Дядя Хаим, умирая, просил тебя: "Не оставь мою жену". И ты выполнил волю старшего брата - навещал тетю Клару до самой ее смерти. Каждую неделю.
      
      Когда я приезжал на побывку в студенческие и потом семейные годы, ты приходил и говорил:
      - Надо сходить к дяде Хаиму, дяде Семе, тете Лизе, - и далее по списку.
      И я знал, что это именно надо и это правильно, вопрос не обсуждался. Без этого я не мог представить ни одного своего приезда. Потом тебя не стало. И на твою вахту заступил твой сын, мой отец. А потом они эмигрировали к родне по маминой линии. Я приезжаю в гости к ним, чтобы ходить в гости к родне. А папа говорит: "Надо позвонить тете Софе, Эдику". Список стал совсем коротким...
      А я живу один. То есть не один, но мне не к кому ходить по списку с продуктами в сумке. Разве что к сыну. Но у меня почему-то все не хватает времени. Я много работаю. Или, может, мне слишком мало лет? Ты всегда был стар, а я - просто пожилой.
      
      -2-
      
      То, что со мной, мой выбор. Но проходят годы, иногда по ночам мне снится: мы с тобой, милый мой деда, возвращаемся из Киева. Автобус останавливается на шоссе у развилки. Ты выносишь две огромные сумки с продуктами. Мне всего десять лет, и в руках у меня небольшая авоська с печеньем "Юбилейное" и белым хлебом - для приличия. Ты говоришь:
      - Ну, пойдем не спеша, - поднимаешь тяжеленные сумки на вытянутые жилистые руки - ты всегда их носил на вытянутых руках, не перекидывая через плечо - и мы идем три километра по проселочной дороге. И я не понимаю, что ты уже очень старый. И вскоре ты говоришь. - Устал? Давай авоську мне.
      Я отдаю и прыгаю в сторону на клубничное поле.
      - Не ешь грязное! - слышу вдогонку.
      
      -3-
      Я не знаю, не могу уже различить, где в моих воспоминаниях о тебе правда, а где легенда. Но ведь все легенды - это сконцентрированная правда, приправленная искренней любовью.
      Ты был мясник-колбасник - говорят, лучший колбасник Киева! Когда папу вернули служить на Украину, мы ели только твой зельц, твой холодец, твои охотничьи колбаски. Говорят, докторская колбаса - твое изобретение. Ой, я себе представляю, что сейчас начнется где-то в тех местах, которые называются "защита авторских прав"! Ой, да заради Бога, у нас не осталось патентов, да и разве советская родина их раздавала своим героям? Я не претендую на проценты от товарного знака и продаж. Упаси меня! Но я заявляю все мои права на мою память - память моей семьи, в которой легенда о моем деде гласит: он был лучший колбасник Киева и он создал рецепт докторской колбасы. И когда Хрущев вез на встречу в Америку свои любимые охотничьи колбаски, на колбасной киевской фабрике их варил лучший мастер - мой дед Моисей Гуревич.
      А еще известная драматургическая семья супруги Александр Корнейчук и Ванда Василевская, чьими именами названы улицы в Киеве, уже после войны в одном и том же бурундучке-ларечке покупали всегда одни и те же колбасы, сделанные одним и тем же мастером - Моисеем Гуревичем...
      
      Ты был из очень бедной семьи. Черта оседлости, двенадцать детей! И все работали всю жизнь с малолетства. В двенадцать ты батрачил на дядю знаменитого тяжелоатлета Григория Новака. Дядя Новака - большой, просто огромный, гренадерского сложения - держал мясную лавку на Бессарабском рынке в Киеве. И пацаненок-батрак Мойша таскал мясные туши и возил их на телеге без скидок на возраст.
      А однажды ты таки надорвался и заработал грыжу. Перед самой войной. Ты был бригадир - старший мастер колбасного производства. Привезли и скинули с телеги ободранную конскую тушу. И никого не было. И мясо могло испортиться. Ты в одиночку поднял тушу на разделочный стол. А грыжу переходил, но она еще напомнит о себе. И было тогда тебе под пятьдесят...
      
      Ты был очень сильный. Легенда гласит: еще во времена нэпа, когда ты работал на своих более удачливых родственников все тем же мясником-колбасником, ты на спор переносил фанерный киоск для газированной воды - помните: "Меньше пены!"? Люди зарабатывали на этом споре. Люди, но не ты. Так гласит легенда.
      А еще, я слышал своими ушами, ты вдруг за чашкой чая у одной незнакомой тебе до этого старушки впервые в жизни рассказал о себе, похвастался. Времена все того же нэпа. Вечер. Ты возвращаешься с другом из ... оперы. Да-да, ты ходил слушать оперу. Странно, но тогда не крутили американских боевиков. Синематограф демонстрировал всего два-три новых фильма в год. А вот опера, оперетта! ...
       Я себе представляю: у нас долго хранилась фотография - на ней ты почти молодой, хотя и тогда тебе уже было за тридцать, перед нэпманским фотографом. Птичка вылетела - и что осталось? Франт с гладко зачесанными темными волосами и усиками, в манишке с бабочкой и приталенном фрачке сидит, забросив нога на ногу в полосатых брючках-дудочках, ботиночки белые с черными вставками по бокам, в руках тросточка. Но те же знаменитые уши! Добрейшие уши на свете.
      
      И вот, я себе представляю: возвращается такой франт из числа батрачивших на нэпманов-эксплуататоров с товарищем после культурного отдыха в опере. И что же? В темном переулке встретили их урки, и один из них им говорит: "Давайте, таки, гроши". И друг, у которого реакция чуть быстрее, ноги чуть длиннее, а сердце нежнее, бежит в тень и оттуда успевает крикнуть очень важную мысль: "Мойша, беги!". Но что делаешь ты? Ты берешь одной рукой одного за шиворот, другой другого, приподнимаешь их, встряхиваешь и стукаешь немножко лбами - и отпускаешь руки. И они лежат. И глаза у них немножко закрыты. А ты извиняешься перед Богом и идешь за своим другом. И чтобы он не слишком испугался и не очень обиделся, отвечаешь ему в тень: "Спасибо, Сеня, за помощь, уже бегу". Это ли я слышал своими ушами от тебя, но глаза мои нарисовали это так, как хотело слышать мое сердце. Ведь ты не будешь сердиться на меня, деда?
      
      
      -4-
      
      В годы войны тебя не взяли на войну. Ты тогда уже был стар. Тебя забрали на трудовой фронт. Фронт этот проходил где-то в Средней Азии, в Узбекистане... И ты таки надорвался - и у тебя воспалилась паховая грыжа. И тебе сказали - иди к семье. И ты пошел... Но недавно ты уже проходил этот горький путь...
      
      Семья твоя (моя бабушка и два ее сына, старший - мой дядя и младший - мой будущий папа) тоже была в эвакуации в Узбекистане. Но между тобой и ними было, может, три раза по сто километров. Твой старший - так гласит легенда - был красив и силен, как ты. И немножко биндюжник, как он сам. И бабушка, встречая его из школы, всякий раз спрашивала: "Что сегодня, Абраша?" И было за счастье, если ее в школу не вызывали. Но старшего папиного брата боялись все нехорошие люди в округе и любили все друзья и родственники, потому что он был сильным, добрым, но справедливым. И никогда ничем не болел. А мой папа, встретивший войну семилетним, рос болезненным ребенком. Бабушка - командир сандружины - вывезла своих на последней машине с раненными из полуразбомбленного Киева, куда уже входили немцы. И из гражданского населения в последний эшелон не брали никого.
      
      Тогда еще она не знала, что по приезде в узбекский город с непроизносимым названием ее младший сын - мой папа заболеет тифом, и врач-поляк только посмотрит и скажет: не жилец. И будет у него сорок раз по сорок: сорок дней с зашкаливающей температурой. И старший, красивый, сильный, брат, никогда ничем не болевший, будет таскать полуживого младшего на закорках в больницу и обратно. И заплатит собственным здоровьем. А бабушка день и ночь работала на трудодни в колхозе, чтобы им было хотя бы что поесть И, когда свалился в тифе старший и черная тень простерла крылья над ее двумя сыновьями, она вызвала деда. И его отпустили с трудового фронта на время. Мой папа стал потихоньку оклемываться, вопреки прогнозу врача. А старший брат ... Это было единственное время, когда мой отец видел своего отца плачущим. Дед сидел денно и нощно у постели умирающего сына, держал его за руку и безмолвно плакал. Просто катились слезы. А пятнадцатилетний мальчик говорил: "Лучше бы я ушел в армию".
      
      А потом мой папа с моей мамой родили и вырастили двух сыновей - меня и младшего брата. И у нас тоже восемь лет разница. И мы родили детей. А дети - внуков. Но это уже другая история, начало которой там, где сидит наш дед у постели умирающего старшего сына, чтобы жили мы...
      
      Слышите? Метроном так-так, так-так. Отмеряет отпущенные сроки. И не прерывается род не вопреки, а благодаря любви тех, кто остался в наших легендах. И мы живем за себя, и за них. Вечная память тебе, Абрам Гуревич!
      
      ... Так гласит легенда, так рассказывает мой папа.
      
      ...Моисей Семенович (а по-настоящему Шимонович) идет по дороге к семье. У него воспаленная грыжа, и он не может быстро идти. Он зарос бородой. В руках у него палка. Он спит по дороге, где придется. Но он никого не просит. Он просто не умеет этого делать. Он только молится Богу перед заходом солнца и ничего не предпринимает в субботу. У него кончились и деньги, и запасы. Он ест, что подадут. Вечерами он молится Богу, он ничего не просит, только благодарит. И идет дальше.
      И однажды вечером в мазанку, или как там это называлось, где ютились бабушка с единственным младшим сыном, выжившим после брюшного тифа вопреки прогнозу врача, в этот то ли сарай для лопат, то ли склад для зерна, которого не было, постучали. Бабушка взяла керосинку, открыла дверь. На пороге стоял изможденный старик.
      - Нам нечего вам подать, - сказала бабушка. - Разве что лепешку из жмыха и ковш воды. И у нас негде вас разместить.
      Старик разомкнул спекшиеся губы и сказал:
      - Рива, это я.
      Об этом ли гласит легенда? Но так видит мое сердце... Папа, прости, если оно видит не совсем точно. Бабушка, дедушка - простят. Ведь это наша память, правда?
      
      Врач, который делал деду операцию, был поражен терпению и мужеству этого молчаливого пожилого человека. Наркоза не было. И врач сказал:
      - Дайте ему спирта, пусть выпьет.
      - Я не пью, - ответил дед.
      - Тогда не смотри.
      Дед ничего не ответил и стал смотреть и покряхтывать.
      - Ты бы матюгнулся что ли, - сказал врач.
      - Я не умею, - ответил дед. Он не хотел хоть чем-нибудь мешать человеку, который делал свое дело. А когда врач закончил, дед сказал, - Спасибо. - И все.
      Это рассказывает папа, который слышал, как об этом говорил врач с моей бабушкой...
      
      -5-
      
      Прости меня, деда, что я не ответил на твое письмо.
      Я помню. Лето... гощу у бабушки, и мы с тобой идем гулять на детскую площадку...
      Лето... Мы отдыхаем на речке Ирпень. Бабушка плывет на тот берег и обратно, а ты, не умея плавать, мечешься по берегу и машешь ей рукой, чтобы немедленно возвращалась. А потом ты делаешь мне кораблики из сосновой коры...
      Лето... Я валяюсь на диване и швыряю под потолок диванную подушечку. Ты устал, пришел с работы. Тебе уже много лет. Добрейший, интеллигентнейший человек, всегда повязывающий галстук при встрече с женщиной, не произнесший за всю свою жизнь ни одного худого - не то, что матерного - слова, любящий читать книги и газеты, знавший Талмуд и не имевший ни одного класса официального образования.
      - Мойша, своди ребенка погулять. Он уже с ума сходит. И купи по дороге молока...
      Лето... А, может быть, это много лет? Но лучше - одно, большое, доброе, светлое лето, в котором тебя любят только за то, что ты есть.

    220


    Кураш В.И. Дуэль   7k   "Новелла" Проза

      
      ...Факты будут считаться чем-то постыдным, Истина пригорюнится в своих оковах, а Поэзия со своими сказками снова вернётся на землю. Картина мира преобразится пред нашими изумлёнными взорами. Из пучины морей выйдут Бегемот и Левиафан и поплывут вокруг высоких галер, как они плавали на прелестных картах той эпохи, когда книги по географии ещё были пригодны для чтения. Драконы закопошатся в пустынях, и Феникс взовьётся в воздух из своего огневого гнезда. Жуя золотой овёс, Гиппогриф будет стоять в наших стойлах, а над головами у нас будет носиться Синяя птица с песнями о прекрасном, несбыточном, о пленительном и невозможном, о том, чего нет и не будет.
      Оскар Уайльд
      
      
      Они встретились на перекрёстке Терезова и Воскресенской. Встреча была неожиданной для обоих.
      - Давно не виделись,- сказал Валентин, засовывая руки в карманы.
      - Давненько,- согласился Алексей, засовывая руки в карманы.
      Их лица не выражали никаких чувств - сложно было понять, рады они встрече или нет.
      Они встретились совершенно случайно. Один шёл по Воскресенской в направлении Петропавловской. Другой поднимался по Терезова на Соборную. Было двенадцать часов дня - время ланча.
      Встретившись, они моментально позабыли обо всех своих делах, полностью сосредоточившись друг на друге.
      Валентин окинул Алексея взглядом и отметил для себя несколько немаловажных деталей: чёрный фетровый стетсон с большими полями, как у ковбоев, и широкий серый плащ с красноречивыми глубокими карманами. Алексей сделал то же самое, заакцентировав своё внимание на байкерской бондане Валентина с костяшками и черепами и харлеевской кожаной куртке с такими же, как и у него, красноречивыми глубокими карманами.
      На перекрёстке было очень людно, что немного обескураживало обоих. Стараясь не выпускать Алексея из поля зрения, Валентин посмотрел на часы Спасо-Преображенского собора.
      - Может, выпьем по чашечке кофе,- предложил он не зная, как лучше поступить.
      - Давай, выпьем,- согласился Алексей, сам не зная, как лучше поступить.
      Они зашли в "Чайкофф" и заказали кофе. Кафе было битком набито людьми, всё же нашёлся свободный столик. Не вынимая рук из карманов, они сели за столик друг напротив друга.
      - Какими судьбами здесь?- после некоторого молчания спросил Валентин, не зная с чего начать.
      - Проездом,- ответил Алексей.- А ты какими судьбами?
      - Тоже проездом,- ответил Валентин.
      Официант принёс кофе и счёт.
      - Давно вернулся?- снова спросил Валентин, не спуская глаз с собеседника.
      - Полгода назад,- сказал Алексей, не спуская глаз с Валентина.
      - А я только вчера.
      - Долго же тебя мотало.
      За окном пошёл дождь, и в кафе набилось ещё больше людей. Чуть ли не одновременно их посетило желание закурить, но они не решились вынуть рук из карманов. На столике стоял дымящийся кофе.
      - Где же ты всё это время был, в Лиссабоне?- спросил Алексей, разглядывая байкерскую бондану Валентина.
      - Не только,- сказал тот, изучая ковбойский стетсон Алексея.- Из Лиссабона я уехал в Мадрид - еле ноги унёс. И месяц провалялся там в госпитале с воспалением лёгких.
      - Признаться честно, я не ожидал тебя больше встретить,- сказал Алексей, продолжая внимательно разглядывать Валентина. Он всё ещё не верил своим глазам.- Я думал, ты утонул.
      - Меня подобрали местные рыбаки, в трёх милях от берега,- слегка скривившись, сказал Валентин. Видно, эти воспоминания были ему неприятны.- Если бы не рыбаки, мы, вряд ли, с тобою встретились бы.
      - А о Романе тебе что-либо известно?
      - Нет. А тебе?
      - Последний раз я видел его в Риме. Незадолго до того, как уехать домой. Но это было уже больше полугода назад. Он был очень жалок и выглядел, как бродяга. Занял у меня немного денег. Больше я его не видел. Зато видел Ангелину.
      - Ну и как она поживает?
      - Не знаю, но, судя по всему, дела у неё в порядке. Я с ней не разговаривал, я видел её только издалека. Она проезжала в шикарном ландо по Via Nacionale.
      - Хорошо, хоть у кого-то дела в порядке,- сардонически ухмыльнулся Валентин.- Ты-то чем здесь занимаешься?
      - Я постоянно в разъездах. И дома бываю крайне редко,- скороговоркой ответил Алексей. У него не было особого желания разговаривать о делах. И, тем не менее, он спросил.- А ты чем собираешься заниматься?
      - Ещё не знаю. Для начала проедусь по старым знакомым. Огляжусь. Посмотрю, что к чему.
      Дождь закончился, и кафе опустело.
      - А я думал, что ты не вернёшься. Не страшно?- снова сардонически ухмыльнулся Валентин.
      - А кого мне бояться?- впился глазами в Валентина Алексей.
      - Ну, не знаю,- многозначительно ухмыляясь, отвёл в сторону взгляд Валентин. Какую-то долю секунды он не смотрел на Алексея.
      - А ты, я вижу, никого не боишься,- на этот раз сардонически ухмыльнулся Алексей.
      - Страх - удел слабаков,- совершенно серьёзно сказал Валентин.
      - Вот и поговорили,- задумчиво произнёс Алексей.
      - Вот и поговорили,- утвердительно повторил за ним Валентин.
      Стараясь не выпускать Валентина из поля зрения, Алексей посмотрел в окно, на часы Спасо-Преображенского собора.
      - Ну, мне пора,- сказал он, вставая из-за стола.
      - Я заплачу за кофе,- оставаясь на месте, сказал Валентин.
      На столике стоял остывший нетронутый кофе. Не вынимая рук из карманов, ощущая спиной на себе тяжёлый взгляд Валентина, Алексей прошёл через небольшой зал кафе и вышел на улицу. На улице он с облегченьем вздохнул и быстро зашагал прочь. Пройдя несколько кварталов, он остановился и огляделся по сторонам, но никого подозрительного поблизости не увидел. Только тогда он вынул руки из карманов, в одном из которых был снятый с предохранителя девятизарядный бразильский люггер калибра 9 миллиметров. Он жадно выкурил сигарету, постоял ещё несколько минут, поглядывая по сторонам, и пошёл дальше.
      Когда Алексей вышел из кафе, Валентин с облегчением вздохнул. Посидев ещё минут десять, убедившись, что никого подозрительного поблизости нет, он вынул руки из карманов, в одном из которых был финский нож ручной работы с широким клиновидным лезвием двугранной заточки. Он жадно выкурил сигарету, рассчитался с официантом и вышел из кафе. На секунду задержавшись в дверях, он подозрительно огляделся по сторонам и быстро зашагал прочь в противоположном направлении.
      Снова пошёл дождь, подгоняя одиноких прохожих, щедро поливая тротуарную плитку на обезлюдевших улицах.
      Опубликован в:
      Сборник рассказов "Дети судьбы", Amazon, CreateSpace Independent Publishing Platform 2013 г.
      Литературный журнал 'День и Ночь', Красноярск 2013г.

    221


    Бычкова М. Сделать мир чище   1k   "Миниатюра" Проза

      Сделать мир чище
      
      Отличное место: просторно, и в тоже время защищено с двух сторон, тень, но достаточно светло. Всё, что нужно для засады.
       Ох, как я ненавижу этих мерзких разносчиков заразы, эти вездесущие лапы и хоботки, и эти кровососущие исчадия ада! А издаваемые ими звуки, меня просто доводят до бешенства и голодного спазма в животе. Но ничего, я знаю, как бороться с этими грязными тварями, у меня есть всё, чтобы сделать этот мир чище.
      Главное сейчас быстро раскинуть сети и притаиться... Ждать... Ждать и терпеть. Они глупы и скоро сами прилетят ко мне, сами запустят свои мерзкие липкие лапы в мою ловушку. Терпение и настойчивость. Плевать, что голоден, от этого наоборот становишься злей и хитрей. Главное - поймать хоть одного вездесущего переносчика инфекций или хотя бы мелкого кровопийцу и можно считать, что день прожит не зря.
      Всё. Замереть и ждать. Это мой долг, моя работа...
      
      - А-а-а! Борис! Убери эту гадость! Убей его! Убей это чудовище, немедленно!
      
      ·За что?..Ћ - это была последняя мысль перед тем, как нечто огромное накрыло меня в углу. Все восемь лап безжизненно поджались, отпуская спасительную паутину, и я лечу вниз, ещё удар и темнота... За что, люди?..

    222


    Байрачный А.Н. Графиня   2k   "Миниатюра" Проза, Юмор


       - Графиня, позвольте мне еще немного побыть с вами....
       - В любую минуту сюда могут войти и тогда....
       Огромного труда ей стоило каждое произнесенное слово. По маленьким, почти миниатюрным плечикам, словно рябь по чистой водной глади, пробегала мелкая дрожь. Мой молодой двадцатилетний организм очень хорошо ощущал это божественное трепыхание. Она стояла лицом к окну и, казалось, волнение передавалось слегка раскачивающимся воздушным занавескам. Находясь на расстоянии дыхания, я не мог оторвать взгляда от пульсирующей венки у нее на шее. "Раз, два, три, четыре", - считал я удары сердца. Восхищение и желание отчаянно боролись за свое первенство, и мое молодое упругое тело послушно и легко переходило из одного состояния в другое.
       - Вы помните, что я сказал вам тогда? Там, на пруду?
       - Да, - почти шепотом, произнесла графиня. Этот шепот громом ворвался в меня, блаженной судорогой возмутив все части плоти. Да, как согласие! Как признание! Как кроткое повиновение! Самое короткое слово несло в себе столько могущественного и всеобъемлющего! "Да...Да...Да...", - рассыпалось, покатилось по всей огромной гостиной, по веранде, по ступеням, ведущим в притихший весенний сад.
       - Один поцелуй, мое очарование, всего лишь один....
       Самыми кончиками пальцев не прикоснулся - очертил контур левого плечика. Она ждала этого движения, быстро повернулась ко мне лицом. Немного откинув голову назад и закрыв глаза снова, но уже решительней, повторила:
       - Да.
       Звонок в дверь не оглушил - расколол меня пополам!
       Документ в Word завис на полуслове. Отодвинув ноутбук в сторону, я поплелся в прихожую. Шкаф-купе отразил в зеркале обрюзгший, сорокапятилетний профиль.
       - Ты снова за старое, - запела низким, грудным голосом вошедшая в квартиру жена, - все тебе рассказики, сказочки! Хоть бы пропылесосил, Андерсен!
       Да, я..., - начал было, как всегда оправдываться, но тут увидел на ноге у жены вздувшуюся, с невероятной синевой вену.
       - Да..., - только и смог сказать. И уже вслед уходящей на кухню жене произнес: " Моя графиня"...
      
      

    223


    Мудрая Т.А. Дети Чёрной Вдовы   8k   "Миниатюра" Проза

    ДЕТИ ЧЁРНОЙ ВДОВЫ,
    что в Виндзоре правит...

    Облачается в доспех.
    Сначала - цельнотканое трико с высокой горловиной и узким отверстием для головы. Кручёный шёлк, натуральная латексная нить: шелкопряд, пьющий сок гевеи. Трикотаж в равной степени податлив и держит форму. Ступня сразу делается узкой и маленькой - никаких подагрических шишек, что вы. Икры и перси соблазнительно округлы, живот, бёдра и ягодицы очерчены божественным циркулем, руки от запястий до самого плеча выточены на токарном станке того же в вышних мастера. Кисти рук и шея... нет, о них позаботимся позже.
    Корсет. Плотная гибкая кожа, которая вмиг делает талию похожей на ствол юного деревца, горделиво распрямляет спину. Двойная чаша лифа принимает в себя нежную млечность грудей и возносит к небесам. Вместо шнуровки спереди ряд плоских крючков - никакой необходимости в докучной и непомерно дорогой прислуге. Внешняя оболочка, которая легко облекает и сохраняет форму сама по себе: так могло стоять без женщины внутри старинное платье из золотой парчи.
    Раковина устрицы. Панцирь майского жука.
    Присутствие равно неприсутствию. Сверх потайного экзоскелета можно с успехом набросить что угодно на выбор: невесомо кружевную "бельевую моду", рациональное платье, тунику от Кардена с пояском, спускающимся ниже талии. Приталенную блузу и жюп-кюлот. Именно так.
    Теперь туфли. Узкие и тонкие, что лепесток, с острым мыском, ремешки - поперечные или крест-накрест на греческий манер. Античность в расцвете.
    На стриженные вплоть до кожи волосы надевается парик: полная имитация пепельно-белокурых локонов.
    Теперь самое главное: маска. Замешенный на яичном белке плотный грим девственной королевы Бесс, комедиантки на все времена. Античная схена. Японский театр Но. Венецианский карнавал. Однако, в отличие от иных личин, эта обладает мимикой и легко принимает в себя иные краски помимо основной: уголь бровей, кармин губ и щёк, порочную лазурь теней на веках и в подглазьях.
    Последний штрих: телесного цвета лайковые перчатки из тех, что в давнее время отражались в лакированных сапожках юного фланёра.
    Теперь в броне не сыщешь ни единого просвета.
    Труба метрополитена, куда она спускается в тесном лифте - линия Сити Саут, принц Чарльз, путешествующий от Кинг Уильям Стрит до Овала в день её открытия, - заставляет вспомнить кринолин своими полукруглыми рёбрами. Здесь она вынуждена стоять, но недолго. Юнец почтительно кланяется, указывает на место, пышные шаровары с шелестом нисходят в прогал меж двумя дородными джентльменами и там успокаиваются. Джентльмены вздрагивают и чуть ёжатся от прикосновения острого носка или каблучка, но потом успокаиваются тоже.
    Через несколько остановок - снова перрон и снова лифт, уже вверх.
    На улице мужских клубов особого рода толпятся стайки молодёжи. По большей части никакие не лорды - красивые юнцы из лондонских предместий.
    Это ради них она рисует облик поверх облака.
    Нет, ради одного. Совсем иного, чем все. Напомнившего ей прежнюю эпоху и власть.
    Небольшой, но какой-то значительный рост. Вот верное слово - величавый. Сюртук и брюки стального цвета, лакированный цилиндр и тонкий белый шарф вокруг шеи непостижимым образом кажутся просвечивающими насквозь, но чуть отступя от поверхности чувствуется броня под стать её собственной.
    Блестящие от помады русые волосы с прямым, как натянутая тетива, пробором. Лицо Антиноя или Алкивиада: нос с горбинкой, изогнутые луком губы ярки, иссиня-серые глаза смотрят из-под царственного лба с холодноватой иронией. Горделивая шея: в подключичной ямке нежно трепещет и бьётся кровь. Длинные стрелы ключиц мягко перетекают в жилы рук, плоские и гибкие, словно клинковая сталь. Плечи, грудь и живот защищены природной кирасой мускулов. Ниже... ниже бёдер эфеба её глаза не смеют спуститься. В присутствии другого пола голову следует держать высоко.
    Небрежная стать полубога. Изысканная гибкость живой богини.
    Всё замкнуто - в ней и в нём.
    Внезапно юноша вскидывает голову, и пронзительно-синий огонь, вырываясь из оболочки плоти, бьет женщину прямо в грудь. С любовью, печалью или ненавистью? По сути все три - одно и то же.
    Обратно женщина почти бежит. Улицы, лифт, душноватый "тьюб", съёмная квартира со стенами, которые смог закоптил вроде бы не только снаружи, но и внутри. Прямо в ванной комнате она сдирает ненавистную кожуру - до кожи, до мяса - и обнажённой становится под душ. Фальшивая краска, обмякшие черты, вялое тело девочки-подростка, что женщина носит уже четвертый десяток лет, оплывают, уносятся водой в слив. Густая, томительная, сосущая судорога поднимается от низа живота вверх, достигает пика, низвергается, ритмично сотрясая всё естество.
    Момент истины.
    Поздний вечер. Терпкий запах золотых нарциссов в вазе, тончайший - розовато-лиловых гиацинтов с туго закрученными лепестками.
    - С чего это, Дуги, ты отопнул дамочку? Зазорно аристократу якшаться с полусветом? - говорит ему друг, переворачиваясь на спину, жмуря карие глаза, в истоме раскидывая руки по голубой атласной простыне.
    - Не отопнул - предостерёг. От опасных связей и нежелательных параллелей.
    - С чего бы это? А ведь она факт не из тех бабских шлюшек с сутенёрами. Ну, кто на радостях исполнял ведьминский пляс вокруг здания суда, когда миляге Оскару подарили два года за казенный счёт.
    - И заодно уничтожили всех конкурентов иного пола единым взмахом прокурорского пера, - смеется Дуг. - Теперь джентльмены, когда их леди из соображений морали и многодетности отказывают им в супружеском ложе, поневоле прилепляются к женскому полу.
    - Только не к её прямым наследницам. Таких вроде как и в природе не осталось. Ты хоть знаешь её имя?
    - Ещё бы, - Дуглас чуть улыбается, достаёт спрятанную в изголовье кровати фотографию. - Габриэль Ламберт, муза великих министров, модельеров и денди. Сплетничают, что доживает свой век в безвестности и нищете.
    - Как и полагается куртизанке, вышедшей в тираж.
    - Только всё не так. Уход от шума скандальной славы был добровольным, - отвечает Дуглас. - Не хотелось бы создавать старушке проблемы с гласностью, понимаешь?
    - Понимаю, что и говорить. Дурная молва - морская волна.
    Юный кокни через плечо приятеля разглядывает старинный дагерротип: одухотворённое лицо, крутые белокурые завитки под широкой шляпой со страусовыми перьями, молочной белизны кожа вся будто светится изнутри. Нагие плечи и девственная грудь трогательно выступают из декольте, прикрытого кружевной косынкой.
    Он поневоле увлечён. И оттого не замечает, как темнеют синие глаза, разверзаются двойной зияющей бездной.
    Ныне открыто.
    - Да чего уж там, - бормочет он. - Все мы ей служим.

    224


    Винокур Р. Генерал Филипповский в начале1943 года   3k   "Рассказ" Проза

      
      
      Когда противник атаковал нас в районе молочно-товарной фермы, находящейся примерно в четырёх километрах севернее селения Свистельниково, солдат, увидев вражескую пехоту, закричал "Хлопцы, спасайтесь!" и в панике побежал. За ним последовали остальные.
      Увидев это бегство, генерал Филипповский выхватил пистолет и, несколько раз выстрелив в воздух, крикнул им издалека "Стой! Куда бежите! Назад!".
      - Не выдержали - драпают! - С яростью сказал генерал, обернувшись ко мне. - Вы, старший лейтенант, - кажется, из 351-й дивизии? Это ваши люди бегут, как трусы?
      - Так точно, товарищ генерал!
      - Мигом - к ним и вернуть всех назад!
      - Есть, товарищ генерал, - вернуть всех назад!
      Я вынул пистолет из кобуры и побежал навстречу беглецам. По дороге провалился по колени в затянутую тонким льдом полынью, тело обожгло холодом.
      - Стой! Куда вы! Немец сам боится! Назад, за мной! -
      Закричал я первым встречным беглецам, указывая пистолетом в сторону противника. Многие действительно сразу повернули назад, однако один солдат с ручным пулемётом вдруг припал на колено, со злостью щёлкнул ладонью по диску, загоняя его на место, и направил ствол на меня. Спас не случай, а другой солдат, который увидев происходящее, резким ударом руки подбил ствол вверх и рявкнул на пулемётчика ".. твою мать! Ты что - с ума сошёл?"...
      Немцы не выдержали нашей контратаки и быстро отошли. Солдата, который хотел меня убить, я больше не видел, да и не искал. Вернулся в не очень хорошем настроении, думая о том, что произошло бы, если бы рядом с негодяем не оказался другой солдат. Адъютант Филипповского сказал, что генерал распорядился представить меня к ордену, однако в то время уже было не до оформления наград (мы попали в окружение), а потом про это и вовсе забыли.
      В этой контратаке были захвачены в плен шестеро гитлеровцев. Среди них оказался офицер, рыжий и надменный. Генерал Филлиповский после допроса распорядился сохранить им жизнь, хотя наше собственное положение было не из лучших.
      - Я-то думал, что их надо отвести в сторону и кокнуть, чтобы воздух не портили. - Негромко сказал один из офицеров. Генерал услышал эти слова и, обернувшись, твёрдо заметил:
      - Пленных убивать нельзя. Те, кто так поступают, - не солдаты, а преступники.
      У одного из пленных были очки с блестящей золотой оправой. Конвоир, узнавший, что генерал потерял свои очки и плохо видел без них, тут же отнял очки у пленного и принёс их Филипповскому. Генерал внимательно посмотрел на очки, примерил, похвалил качество, но сказал, что очки должны быть возвращены пленному с извинением за допущенную оплошность.
      Что произошло с пленными потом? При нашем выходе из окружения конвоиры погибли от огня противника, и пленные бежали. Когда об этом узнал офицер, предложивший расстрелять их сразу после допроса, он пожалел, что убоявшись генерала, даже не набил морду "тому рыжему нахалу".
      
      

    225


    Froid C.D. Колесо богов   2k   Оценка:9.00*4   "Рассказ" Мистика


       Колесо богов.
       Здравствуй, о слышащий это. Хочу кое-что рассказать я тебе. Ждет тебя кто-то, далеко-далеко, там, куда не ступала по доброй воле ни нога человека, ни твоя, да и не по доброй воле немногие туда забирались.
       Кто ждет? Как будто не знаешь ты. Ах, да, ты забыл, забыл ее тогда, когда постиг окончательно, что жизнь есть иллюзия, и иллюзия есть все, что ни было в прошлом, и все те, кто ни скрасил тебе одинокое существование. Ошибся ты. Жизнь не есть иллюзия, иллюзия есть то, что после. Иллюзия вечного ожидания и вечной надежды, ибо ожидание тщетно, а надежда умирает.
       Надо отдать тебе должное: ошибка твоя была лишь повтором чужих ошибок, но держался ты в своем заблуждении достойнее многих. Не потерял себя в пучине времени, не сгинул. Впрочем, так ли ценен ты, ты непотерянный, как те, кого ты свернул с пути истинного? Ты создал целый мир, в основу его положив не добро или любовь, а иллюзорность его.
       Да, такие миры создавать не в пример легче, и куда легче им развиваться, представлять для создателя интерес, быть поводом для живейшего любопытства: иллюзии легче перетекают сами в себя, покоряют новые формы. И иллюзия твоя прочна оказалась: пять долгих тысяч лет понадобилось обитателям мира твоего, чтобы дойти до мысли, что иллюзорна жизнь, а иные и по сей день пребывают в счастливом заблуждении, что прочна почва под ногами их, что не состоит она из частиц, круговращенье совершающих, и что стоит она нерушимо и одна держит на себе весь мир, а не божества незримые не дают небу рухнуть на головы.
       У тебя есть твой мир, и живешь ты им, предав равных ради соблазнительного общества низших. И забыл ты давно, что есть кто-то, кто ждет тебя. Ты, миру твоему спасибо, и вправду возвысился уже над нами всеми. Но я, хотя и голос только, что ниже всего сущего, имею власть над тобой. И она, что ждет тебя, тебя ниже - но она ждет. И ведомо ей, что придешь ты, рано или поздно. Хотя и исчезнет с тобой все то, что ты сотворил, оставшись не более чем подвластной создателю своему игрушкой.
       А не придешь по доброй воле, так непременно пожалуешь, когда мир твой пожрет себя изнутри. Придешь бесплотным голосом, сломленным духом. Не оправляются боги от гибели детища, если только не сами его убили. А процесс разрушения уже запущен, только тлеет долго-долго, потому что сильным вырос мир твой и не хочет разрушаться. Но и это пройдет.

    226


    Варюхин Ю.Ю. Пушок   3k   "Рассказ" Сказки

      Юрий Варюхин декабрь 2012
      
      Пушок
      
      
      - Как хорошо родиться в цветке! - думал Пушок. Все вокруг было желтым, замечательно вкусно пахло нектаром. К цветку прилетали в гости пчелы и бабочки. Они рассказывали удивительные истории про окружающий мир. Пушок слушал их и не очень верил, он думал, что вокруг все должно быть таким же желтым и нежным, как его цветок.
      Потом цветок сложил листочки, а когда открыл, то Пушок увидел, что он стал белым и очень, очень легким. Подул сильный ветер и оп-па! Пушок оторвался от цветка и полетел все выше, выше и выше. С высоты стали видны деревья, речка, домики и дороги.
      - Как здорово летать! - подумал Пушок.
      Вдруг рядом появился воробей.
      - Какой замечательный пушок, - сказал он. - Надо его поймать и отнести в гнездо, что бы моим деткам было в нем мягко.
      Пушок хотел было сказать, что летать ему больше нравится, чем лежать в каком-то гнезде. Но рядом пролетел коршун, и воробей испуганно бросился в сторону.
      Ветер немного стих, Пушок опустился пониже и летел между ветвей. Раз! И он зацепился кончиком за что-то тонкое и липкое. Рядом серебрилась целая сеть из таких же ниток. Маленькая мушка тоже зацепилась крылышками за липкие паутинки, пыталась вырваться и причитала:
      - Ой, что же теперь будет, ой, что будет...
      Пушок подумал, что будет грустно висеть вот так, все время на одном месте.
      Вдруг у конца сетки появился кто-то большой, восьминогий. Мушка забилась еще сильнее, а Пушок вдруг оторвался и быстро полетел дальше и не увидел, что стало с мушкой и с пауком.
      Пушок вылетел из рощи, ветер ослаб, и Пушок стал медленно планировать вниз.
      - Ох, я падаю в океан! Как много воды! Вдруг я утону? Как страшно...
      Пушок упал на воду. Но не утонул, не пошел ко дну, а заскользил, завертелся по поверхности.
      - Оказывается, плавать здорово! Почти так же здорово, как летать, - решил Пушок.
      Вновь подул ветерок, и Пушок заскользил по волнам, как маленький парусник.
      Через некоторое время его вынесло на берег. Но Пушок намок и не мог больше летать. Он лежал на берегу большой лужи, ведь пушок маленький, для него и лужа - океан.
      - Как скучно, - подумал Пушок.
      Ко всему волны выкинули на берег и накрыли Пушка большим желтым листом.
      - Я много пропутешествовал, устал. А не лечь ли мне спать? - подумал Пушок.
      Он заснул. И заснул очень, очень крепко. И не видел, как в лужу падали желтые листья, как лужа затянулась льдом, а потом и совсем замерзла. Как выпал белый и почти такой же пушистый как сам Пушок снег.
      Но однажды наступили теплые дни. Снег растаял. Пригрело солнце, и Пушок проснулся. И вдруг Пушок понял, что меняется.
      - Я расту, расту прямо к свету! - восхитился он.
      У Пушка появились стебель, листочки, корни. Потом на нем появились желтые цветочки и в каждом из них росли будущие маленькие Пушки. У каждого из них будет своя история. Но это будут уже совсем другие сказки.
      

    227


    Ерошин А. Ингредиенты счастья   5k   "Рассказ" Проза




      Вам никогда не казалось, что большой город похож на пиццу? Бог знает, что намешано в его начинке, и надо смотреть в оба, чтобы отхватить себе лучший кусок - чтобы и корка не слишком сухая, и сыру в достатке, и всего прочего. Поэтому и брать нужно не торопясь, осмотрительно, не первый попавшийся ломоть. Но и зевать, выбирая слишком долго, тоже не следует: можно ведь остаться ни с чем. Это Маринка твердо усвоила к своим двадцати годам.

      Еще Маринка твердо знала, что счастье не сваливается на человека с потолка, как оборвавшаяся люстра. И не возникает из ниоткуда, как в автобусе контролер. Счастье нужно лепить, как именинный пирог - внимательно и кропотливо. Главное - знать рецепт. И уж рецепт этот Маринка знала назубок, в точности рассчитав, каким эталонам должен соответствовать искомый принц. Она полагала, что принц может быть не слишком красив, но должен быть симпатичен. Что-то среднее между Делоном и Бельмондо. Блондин, и при этом неженат и умен. Однако, умен тоже в меру. Без журнала "Нева" в кармане, но фамилию Коэльо принц обязан знать. Одет он должен быть просто, но не без изящества. Не в белый фрак, но и не в драные треники с пузырями на коленях. Разумеется, он должен правильно питаться. Никаких чипсов с пивом, шаурмы и всего прочего, сулящего в перспективе испорченную жизнь и продавленный диван.

      Все эти определяющие факторы можно было с легкостью найти в одном-единственном месте: в корзине покупателя супермаркета. Поэтому именно там и работала Маринка, сканируя на кассе содержимое корзин, и самым тщательным образом сверяя его со списком искомых ингредиентов.

      Супермаркет хорош для такой цели еще и тем, что в нем легко подавать товар лицом. А Маринка была штучным товаром, за которым всегда стояла очередь, даже если другие кассы были свободны. Тем не менее, принца все не было. Вместо этого через кассу просеивались обычные обыватели. Их корзины содержали недопустимые предметы, не соответствующие эталонному списку ингредиентов: пиво, копченые куриные окорочка, торты, сигареты, дешевое вино и "Плейбой". А если волей случая в наборе не было запретных плодов, то кандидат оказывался или чересчур молод, или слишком стар, или уже был окольцован.

      Дни проходили за днями, складываясь в месяцы, месяцы грозили сложиться в годы. Город-пицца кружился за освещенной витриной, поворачиваясь то одним, то другим боком, соблазняя на поспешный выбор. За стеклом по темному зимнему проспекту, шевеля серебристыми усами, пробегали троллейбусы, как тараканы по ночной кухне. Комариными стаями по весне зудели отогревшиеся байкеры. Машины в летней духоте жужжали в пробках, как мухи, прилипшие к расплавленной ленте асфальта. Дело шло к осени. Природе, как и Маринке, все чаще случалось поплакать длинными и скучными темными вечерами.

      Он был из весьма захудалого королевства, к тому же шатен и в очках. И все-таки, несомненно, это был принц. В его корзине лежали диетические ржаные хлебцы, пакет обезжиренного творога, банка морской капусты и диск с фильмом "Служебный роман". На принце была ношеная, но стильная ветровка, синие джинсы и кроссовки. Маринка на мгновение заколебалась: все это находилось у самой нижней планки эталона. Составляющие не самого высшего сорта. Следовало рискнуть и подождать еще, или протянуть руку и схватить выбранный кусок. Касса прожужжала и звякнула, дразнясь язычком чека. И все-таки - это был принц.

      Маринка бережно переложила драгоценные ингредиенты в полиэтиленовый пакет, прицелилась искусно подведенными зелеными глазами, кокетливо поправила выбившийся локон и ахнула из главного калибра мастерски поставленной улыбкой, из тех, что поражают сердце навылет. Излишне говорить, что принц был сражен этим оружием наповал.

      Примерно в четыре утра их отрезвил зверский аппетит. Завернувшись во влажную простыню, Маринка прошлепала в кухню и открыла холодильник принца. Настоящая женщина, как известно, может сделать из ничего три вещи: скандал, шляпку и салат. Но ей не пришлось проявить это волшебное качество, потому что в холодильнике нашлась едва початая курица гриль, а еще сыр и несколько банок пива. Они жадно уплетали курицу, запивая ее пивом, и улыбались друг другу чуть смущенно.

    - А я боялась, что найду только хлебцы с творогом и умру с голоду,- фыркнула Маринка, обгладывая крылышко.
    - Да это соседка ногу подвернула и просила купить,- сказал принц.

      Потом они долго курили на балконе, строя планы на будущее и разглядывая с двенадцатого этажа городские огни, рассеченные безлюдными проспектами на громадные ломти.

      Вам никогда не казалось, что большой город похож на пиццу?


    228


    Эстерис Э. Картина   3k   "Миниатюра" Лирика

      Верующий и безбожник были соседями. И нередко случалось им пропустить вместе рюмочку-другую по вечерам.
      - Нет, ты послушай! - горячился, захмелев, верующий, - Как ты можешь утверждать, что весь мир, звезды, горы, леса и моря, животные, птицы и растения возникли сами собой? Без божественного творения? Да возьми хоть простую бутылку! Этикетку нарисовал художник, сосуд сделали на фабрике! Не говоря уже о божественном напитке!
      - Ну ты сравнил! Водку и мир! Вечно вы, верующие все упрощаете. По-вашему, Бог - это какой-то инженер, только чуть покруче.
      - Это вы все упрощаете, безбожники...
      
      И поехало-понесло. Случалось им спорить до хлопанья дверьми и возгласов: - Да чтоб с тобой пить? Да никогда! И ни за что на свете!
      Но проходила неделя, другая...
       - Здорово, старый пень!
       - Проходи, коли не шутишь!
      А что поделать, старый враг лучше новых двух. Да и враг ли.
      Настал день рождения безбожника. Кто придет к одинокому старику? Конечно, сосед. И, конечно, с подарком. А подарить он решил красивый пейзаж.
       Безбожник аж подпрыгнул от восторга: - Какие краски! Закат! Роща! А кто автор?
      - Какой еще автор? Валялся холст у меня в углу, краски пролились - вот и картина!
       - Полно шутить-то!
      - Какие шутки? Если ты считаешь, что мир возник сам собой, то отчего бы и картине не получиться так, как я говорю?
      Безбожник сперва опешил, а потом расхохотался:
      - Ну, соседушка, вот ты и показал всю суть религиозного сознания! Какая между картиной и ... хотя бы пейзажем за окном, разница? Молчишь? Простейшая. Картина - совершенство в своем роде. Художник трудился, чтобы создать ее такой. Но, законченная, она уже не меняется. Статика! Все в этом мире, что создано согласно замыслу, статично. А мир динамичен, как система, основанная на самоорганизации. Он всегда в движении. Глянь, тучка набежала, и пейзаж за окном уже другой. А твой пейзаж прекрасен, но всегда одинаков. Так и вы, верующие, все хотите остановить мир, полагая, что Бог создал его раз и навсегда совершенным.
      - Неправильно! Мы просто понимаем, что мир слишком сложен, чтобы...
      - Чтобы развиваться самому? Мир - не дитя, ему не нужны мамки и няньки. А на самоорганизацию нужно только время. Вон, посмотри, на окне мороз нарисовал картину. Уж у него точно не было ни плана, ни замысла, всего лишь самоорганизация мельчайших кристалликов льда.
      - Какой лед?! Какие кристаллы? Как ты можешь сравнивать? Это - с сотворением мира?
      - Мое сравнение хромает не больше, чем твое сравнение с картиной. Да не сердись ты. Сколько ни спорим, это не помешает нам принять еще по одной. Ну, за здоровье!
      
      
      
      

    229


    Градов И. Средство от скуки   3k   Оценка:8.78*7   "Миниатюра" Проза

      СРЕДСТВО ОТ СКУКИ
      
      'Я часть той силы, что вечно желает зла, но вечно творит добро...'
      Гёте, 'Фауст'.
      
      - Мне скучно, бес...
      - Фауст, опять ты за свое! Ну, что на этот раз?
      - Просто скучно. Развлеки меня.
      - Ладно, смотри: видишь тех двух мальчишек?
      - Что играют на дороге? Да.
      - Через пару минут из-за поворота вылетит повозка - лошади понесут. Один из них попадет под колеса и погибнет. Выбирай, который.
      - Хм, интересно... Расскажи мне о них. О том, кем бы они стали, если бы...
      - Изволь. Вон тот, чернявый, Адольф, из австрийских немцев. Прославится тем, что станет политиком, рейхсканцлером, возглавит Германию и приведет ее к великой славе. А потом - к небывалому позору и унижению. По его вине начнется самая страшная война в истории человечества, в которой погибнут десятки миллионов человек. Мужчин, женщин, детей. Перед смертью многие из них испытают неимоверные страдания и муки...
      - Я понял. А второй?
      - Шлома, еврей. Очень умный и талантливый мальчик, будет известным ученым. Через тридцать лет эмигрирует в Америку, спасаясь от сторонников той партии, которую создаст его детский друг Адольф, сменит имя и займется разработкой новой бомбы - самой мощной в мире. В конце войны две штуки их сбросят на японские города и превратят их в пыль. В адском пламени погибнут сотни тысяч... И тоже в муках.
      - Да, непростой выбор. Скажи, бес, а война неизбежна?
      - Разумеется, Фауст. Ты же знаешь - колесо истории не остановить. Война не может начаться или закончиться по воле или прихоти одного человека, ее готовят многие. Адольф - лишь часть той силы, которая ведет к ней, хотя и очень важная. В грядущем столетии, кстати, будет две войны...
      - А первую тоже начнет он?
      - Нет, но примет в ней участие, что и определит его судьбу. А также судьбу всего мира...
      - А что Шлома?
      - Станет великим физиком, и его вклад в создание страшной бомбы будет решающим. Именно он придумает, как взорвать ее... Кстати, сделают бомбу именно для того, чтобы убить Адольфа, но опоздают - ко времени ее создания он окажется уже мертвым. Так что скинут ее на совершенно невинных людей...
      - Значит, погибнут миллионы или сотни тысяч?
      - Да. Десятки миллионов - если ты спасешь Адольфа, но убьешь Шлому, и сотни тысяч, если наоборот. Выбирай, Фауст. И поторопись - повозка уже близко.
      - Зло или очень большое зло? Непростой выбор. Знаешь, бес, хочу предложить тебе одну сделку. Я больше никогда ни о чем тебя не попрошу, если ты выполнишь мою последнюю просьбу.
      - Говори, Фауст.
      - Убей их обоих!
      - Как скажешь...
      
       - Мама, мама, там сейчас такое было! Повозка задавила двух мальчиков - возница не смог удержать лошадей...
      - Слава Богу, Адольф, ты жив! Сколько раз я твердила тебе - не играй на дороге!
      - Я и не играл, мама, просто шел из школы и увидел. Кстати, учитель нам задал написать о том, кем хочешь стать...
      - Ну, и кем же ты станешь, Адольф?
      - Художником! Я буду учиться в Венской Академии художеств...
      
      - Мефистофель, ты обманул меня!
      - Разумеется, Фауст. Бесы всегда лгут. А теперь прощай, я выполнил твою последнюю просьбу. Встретимся в аду.
      

    230


    Медведев В.А. Все о Еве   3k   "Рассказ" Проза

      
    Посвящается Еве и ее матери.
      
      
      Еве девять лет. В отличие от своей матери, она родилась уже в новом тысячелетии и беды прежнего ее не затронули. Я знаю: ее мать - очень скрытная женщина, поэтому Ева навряд ли знает о моем существовании... - А вот я - я знаю про Еву многое...
      
      Например, я знаю, что у девочки материнские глаза. Только вот цвет, как у отца - не зеленый, а карий... - И, в отличие от матери, она не светлая, а темная шатенка. А вот фигурой они похожи - обе высокие, стройные и худощавые (Надеюсь, что в их случае это худоба здоровья!).
      
      Еще я знаю, что в школе Ева учится только на пятерки. Это наверняка у нее наследственное: ее мать тоже когда-то отлично училась в школе. Возможно, здесь замешана генетика их далеких армянских предков, а возможно то, что отец ее матери - крупный ученый (Про гены Евиного отца я говорить не буду...).
      
      Но я знаю, что учеба для Евы - не главное, потому что при рождении ей досталась душа истинного художника. Фотографии, которые она делает камерой обычного сотового телефона, очень профессиональны, а некоторые портреты поражают своей психологической глубиной. Судя по интернет-страничке Евы, фотографировать девочке нравится: и, если это хобби ей не надоест, она может вырасти в по-настоящему крупного фотографа.
      
      Возможно, именно из-за обостренного чувства красоты она так любит красиво наряжаться. Бабушка регулярно покупает ей новую одежду, и Ева вертится перед зеркалом часами. В этом она похожа на свою мать: та тоже любила красивую одежду, у нее был хороший вкус и все ее наряды выглядели элегантно (Хотя ходить с ней в магазины и бутики было весьма мучительным испытанием!).
      
      Я также знаю, что у Евы нежная, ранимая душа. Брошенный котенок, чужие слезы - ее маленькое сердце чувствует чужую боль на расстоянии и всегда готово помочь тем, кому по-настоящему плохо... Ее мать чувствовала чужую боль, как Ева... - И чужой негатив, к несчастью, тоже...
      
      А еще я знаю, что Ева очень смелая: она всегда может дать сдачи и мальчишки не рискуют с ней лишний раз связываться. Ее мать тоже очень смелая: когда отец Евы ей изменил, она, беременная, выставила его за дверь и навсегда осталась матерью-одиночкой...
      
      С учетом выше изложенного, можно смело утверждать, что я знаю о Еве ВСЕ... - И когда та прочитает мой рассказ, у нее наверняка возникнет вопрос: "Откуда я столько знаю о ней - ведь я никогда ее не видел?"
      
      ОТВЕТ, моя девочка, весьма прост: я не видел тебя, но Я ВИДЕЛ И ЛЮБИЛ ТВОЮ МАТЬ.

    231


    Беляев А.А. Непрошеные гости   4k   Оценка:6.11*7   "Рассказ" Фантастика

      
       -Вы не желтейте от страха раньше времени, товарищ Зелёный. Наливайте, тьфу, в смысле-докладывайте.
      
       -Повреждены второй и четвёртый двигатели, товарищ капитан. Я этих урусов как вынул бы из скафандров, да с солью...
      
       -Отставить. Что с мощностью?
      
       -Две третьих от нормы и продолжает падать. Нам нужно срочно выходить из гиперпространства, укрыться на каком-нибудь астероиде и...
      
       -Не раздувайтесь от важности, товарищ Зелёный-лопнете. Себе я, пожалуй, налью. Хорошо-то как... Давайте сюда карту зет-плоскости.
      
       -Гм. Нет у нас карты, товарищ капитан.
      
       -То есть как это--нет?! Я ведь тебе, морда твоя бесстыжая, лично вот этими самыми щупальцами двадцать турсеков назад сто монет давал!
      
       -Позвольте рюмочку.
      
       -Вы свои щупальца к графину не протягивайте и от стыда не синейте, товарищ Зелёный. Карта где?!
      
       -Смею заметить, товарищ капитан, что мы пираты-крокосы бессердечные, алчные и бесстыжие. Присвоил я ваши денежки, так, как карта зет-пространства вещь в общем-то бесполезная. В этой плоскости нам поживиться нечем. А о том, что нас подстрелят, я не подумал.
      
       -О, звёздный ветер, какого идиота я назначил первым помощником! Вот сейчас уйдём в зет-пространство, а там планета с гуманоидами. Да нас на миллион турсеков изолируют, если хоть один из них дематериализуется.
      
       -Ой, не смешите мои чешуйки, товарищ капитан. Вероятность, что по ту сторону есть кто-то разумный-один к десяти миллионам. Вот уже и освещение барахлит. Надо выходить в зет, найти какой-нибудь астероид и заглушить двигатели.
      
       -Ну, смотри у меня, Зелёный-живьём съем! Выходим в зет-пространство.
      
       -Упс. Лучше бы мне из яйца не вылупляться вовсе.
      
       -Правый маршевый, Зелёный, правый маршевый!
      
       -Поздно, товарищ капитан. Входим в плотные слои атмосферы.
      
       -Обратная тяга всех четырёх!
      
       -Принято. Температура критическая, горим. Вычисляю безопасную точку ухода в условный ноль.
      
       -Какая уж тут безопасная точка, звёздный ветер тебе в ротовую полость, Зелёный?! Смотри, густонаселённый район. Сейчас грохнем пару тысяч гуманоидов, и Хашимир за нами по всей Вселенной гоняться будет. И догонит ведь, лопни моя бабушка!
      
       -Спокойно, товарищ капитан. Расчёты закончил. Уйдём в ноль так, что ни одна травинка не шелохнётся.
      
       -У нас на борту шесть гипердвижков, Зелёный! Да мы сейчас весь этот городишко сожжём!
      
       -Я всё-таки надеюсь, что прочность местных строений не меньше десяти процентов от прочности Башен Эрзергора. Бабахнем мы на высоте четырёх Башен, так, что обойдёмся локальными разрушениями. Всё, держите щупальца ромбиком, товарищ капитан-входим в условный ноль...
      
       ...-Живой, Зелёный?
      
       -Живой. Куда я денусь на третьем цикле. Только мерзко тут, на глубине. Приступаю к материализации корабля. Только на это все ваши сбережения уйдут, товарищ капитан.
      
       -Да я тебя прямо здесь...!
      
       -Съедите, непременно съедите, товарищ капитан. Но чуть позже. С планеты убираться надо-мы же на нелегальном положении. Верно, урусы летят сюда на всех мощностях. Всё. Оболочка восстановлена. Запускаю малые маршевые.
      
       -Что с гуманоидами?
      
       -Жертв нет. Я ж специалист по аварийным посадкам, товарищ капитан.
      
       -Ещё один такой трюк, развернись моя галактика-и урусам продам!
      
       -Хорошо, товарищ капитан. Ушли в гиперпространство. Наливайте...
      Алексей Беляев. 2013-02-19
      

    232


    Галущенко В. Акт творения   5k   "Рассказ" Религия, Юмор


    Акт творения


      
      
      
       На фоне созвездия Стрельца снова нарисовалась его дрожащая рука с кубком.
       - Петро, ты где?
       - Здесь я, Господи, справа, глянь на Водолеев.
       - Ты мне, Петро, это брось - Господи! Это я на службе тебе Господи, а щас мы отдыхаем, расслабляемся. Чо не наливаешь?
       - Может, хватит, Господи? Ведь натворишь опять чо-нить, как в прошлый запой. Это ж надо было додуматься - обезьяну обрить с ног до головы! Мерзнут они теперь, эти, как их ты там обозвал - людишки.
       - Не твое анхарген... арнахрен... а, вот - архангельское дело! Наливай еще и в кущи пойдем - к Евкам, мать их в качель!
       - А вот тут ты неправ, Господи! Нет у них матери, один ты у них, сиротами сделал ты их, обидел.
       - Не твое арх... собачье дело! И вообще - почему это ты до сих пор басом говоришь, на батьку рыкаешь? Негоже! А вот мы тебе сейчас - вжик!
       - Господи - за что оскопил-то? Одна у меня радость была - в кущах поевиться, и той лишил!
       - Это, чтобы ты от ангелов не отличался, певчих моих. Наливай, говорю! И - в кущи!
      
       Я с трудом доволок орущего пиратские песни старика до райских кущ.
      
       - Петро, тпр-р-ру! Стоять! Где мы?
       - В раю, Господи.
       - А эти, как их, Евки где? Хочу к Евкам!
       - Так вот же, где ты прошлый раз Адамовым ребром метку красную на фонаре оставил и над входом написал "Еваторий". До сих пор ангелы в смущении - что бы это значило?
       - Мне только это ведомо. Хотя... Правы они. Это я в подпитии в одной буковке обшибся. Заходи, приглашаю!
       - Нет, уж. Теперь я тут, на крылечке посторожу.
       - Заходи. У меня сегодня эта - жилка творческая прорезалась, помогать будешь.
       - Опять, Господи? Опять брить кого надумал? Ты ж и так прошлый раз скольких перепортил: обезьян оголил, мамонта под ноль пустил, хорошо льва не успел до конца добрить - заснул!
       - Не, седня брить не буду. Седня у меня другое в задумках. Надоело мне у Адама ребра выдирать и Евок из них делать. Прям, хожу, как на работу. Рви и лепи, рви и лепи. Тьфу!
       - А как же иначе-то, Господи, людев размножать?
       - Вот счас и придумаем - как!
      
       Мы подошли к огромной кровати под балдахином, где очередная Евочка играла с беленьким и пушистым змеенышем.
      
       - Петро?
       - Га?
       - Не гакай, отгакался уже. Зови Адама.
      
       Я смотрел, как шатающийся Господь поставил перед собой Адама и Еву, и долго их разглядывал.
      
       Потом хмыкнул и вынул из скривившегося от боли мужика ребро.
       - Слышь, Петро?
       - Гы?
       - Не гыкай, как я там прошлый раз писал-то про акт творения?
       - "И будет она плоть от плоти ..."
       - Стоп, хватит, молодец. Вот это оставь, остальное - вычеркни.
       - Что вычеркнуть, Господи?
       - Меня, меня, дубина архенгельская, вычеркни из акта творения.
       - Как это?
       - А так, пусть сами теперь это - плоть от плоти, - дрожащей рукой Господь подвесил ребро Адаму между ног.
       - И он сказал, что это - хорошо! А то - рви и лепи, рви и лепи. Вот теперь пусть сами творят, что хотят, а мы, Петро, пойдем с тобой продолжать банкет. Я там недавно из райских яблочек пару бочек славной бражки замутил. Готова уже, небось, а?
      
      

     Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

    Как попасть в этoт список