Когда я пришел, Березовский с Абрамовичем уже мало что понимали. Они, присев как сумоисты, похлопывали друг друга по холеным животам, плечам, грудям. Я не выдал своего отвращения, хотя знал: случись такое, они все равно не поймут. Но рисковать не хотелось. Казалось, весь их мир сейчас сосредоточен на этом похлопывании, на меня они не обращают никакого внимания. Я помню, что они творили, когда с ними был этот Ходорковский. Решаюсь покашлять, сколько же можно стоять с этой идиотской официальной рожей и делать вид, что ничего не замечаешь.
- Молодой человек, будьте добры на столик.
Ну, наконец-то! До чего ж противный голос у Бориса Абрамовича! Ставлю бутыль с темно-красной жидкостью на столик. Какой-то депутат с разбегу ныряет в бассейн. Жирная туша. Как вы мне все омерзели!
Подходит метрдотель, длинный шланг в черном костюме какого-то педерастического покроя. Ему только трости да цилиндра не хватает для полноты образа. Гнусавит:
- Милейший, еще пять бутылочек народной крови господам, - Длинный палец в белой перчатке указывает в сторону военных. Генералы с красными мордами и в расстегнутых мундирах имеют такой вид, что им уже хватит. Ненавижу. И этих свиней в форме, и палец в белой перчатке, и все, что здесь происходит, в чем я непосредственно участвую. И так противно мне вдруг делается. Они тут народную кровь ведрами хлещут, а я им типа в этом способствую. Хватит!
- Попросите немедленно рассчитать меня, я увольняюсь!
Метрдотель смотрит на меня с каким-то суеверным ужасом, его щека начинает подергиваться.