Литвиненко Елена Сергеевна : другие произведения.

Люби меня жестоко, убей меня нежно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одна история о любви к себе

  Donne
  Pianeti dispersi
  Per tutti gli uomini cosi diversi
  Donne
  Amiche di sempre
  Donne alla moda, donne contro corrente...
  Negli occhi hanno gli aeroplani
  Per volare ad alta quota
  Dove si respira l'aria
  E la vita non е vuota
  Zucchero. Donne
  
  Я благодарю Бога за то, что она не может видеть слезинку, медленно ползущую из уголка моего правого глаза. Она смеется и хлопает в ладоши, подпевая под музыку, звучащую в радиоприемнике. Я пытаюсь не смотреть на нее, чтобы не видеть ее маленькую, изящную руку, обтянутую серой замшей, протянутую к замку зажигания. И мне не хочется верить, что все это происходит наяву. Я пытаюсь вздохнуть, но мои слезы душат меня, а ведь мне еще приходится улыбаться. Она же еще ничего не знает. А я уже слышу первые звуки начавшего работать мотора машины и слышу этот щелчок. Последнее, что я увижу в этой жизни - это ее удивленное лицо. Теперь я плачу, не стесняясь своих слез, а она не верит. Такой я ее запомню навсегда. И ее голубые глаза, в которых застынет посмертно удивление. И ей все еще не верится.
  1
  Я совершаю свой ежеутренний ритуал - отодвигаю штору, чтобы вновь и вновь увидеть размытый дождем унылый осенний пейзаж. Я задергиваю штору и опять ее отодвигаю - как будто это может что-то изменить и за окном окажется лето, солнце и земля не будет укрыта сгнившими осенними листьями. Но, кажется, в этом городе навсегда поселился октябрь. Дождь льет, не переставая, а мое настроение с каждым днем становится все хуже. Более того, иногда мне начинает казаться, что я потихоньку схожу с ума.
  Мог ли я представить, что, дожив до возраста Христа, я испытаю полное разочарование - постигло оно меня именно из-за того, что я дожил до этого самого возраста, понял, что прожил зря, даже не смотря на то, что не только выжил, но и добился успеха.
  Весь мой путь был постоянной полосой с препятствиями, гонкой за успехом, со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками. Я изворачивался, как уж на сковородке, сначала для того, чтобы выжить, а после для того, чтобы стать самым - самым. Самым сильным, самым богатым, самым успешным, самым умным. Где-то там, в прошлой жизни, я оставил свое сердце, свое великодушие, умение прощать и сострадать. Уже когда мне было двадцать я работал почти полные сутки, не оставляя себе времени для сна и отдыха, развлечений и любви. Я не нажил друзей, забыл родителей и сейчас я не знаю, живы ли они. У меня никогда не было девушки, но если бы она мне понадобилась для осуществления моих планов - она бы появилась тут же, при этом не обязательно, что я ее любил бы. Если же для осуществления всего задуманного мне понадобилось бы ограбить, предать, подставить и, в целом, забыть о морали, то это и произошло бы. Возможно, мне повезло, что в моей жизни не было таких моментов. Вообще, ее - мою жизнь, можно было назвать скучной и однообразной, тянущейся медленно и бесконечно.
  Я отпиваю горячего кофе и закуриваю сигарету и уже могу смотреть на это осеннее дождливое утро без отвращения.
  Когда-то я больше всего ненавидел субботние ночи - именно в эти ночи я чувствовал, насколько я одинок и никому не нужен, мне некуда и не с кем пойти, незачем жить. Я знал, что проснусь в воскресенье весь дрожа от этого непонятного мне, тоскливо-щемящего чувства. Даже если я и пытался как-то изменить это и шел куда-нибудь, например, в бар или ночной клуб, это чувство не покидало меня, а наоборот, казалось, усиливалось.
  Теперь для меня наступил субботний вечер навсегда. У меня уже как несколько месяцев отпала необходимость ходить на работу, и без привычного уклада и постоянных игр во взрослую жизнь, я начал чувствовать одиночество, осознавать его, жить с ним ежесекундно, я даже, как мне казалось, мог пощупать его. И так каждое утро - отодвинуть штору, увидеть слезы неба, грязь под окном, подумать обо всех необязательных делах на сегодня, решить перенести их на завтра, пить кофе, смотреть фильмы по кабельному телевидению, читать книги и журналы, может выбраться куда-нибудь пообедать, не забыть бы только зонт и свою тоску, - именно такие настроения и события предшествовали моей встрече с ней.
  А после трех месяцев осени выпал снег. Он шел всю ночь и, проснувшись одним декабрьским утром, я чуть было не ослеп - так ярко светило солнце, отраженное от этой белизны. Помню, я обрадовался, как ребенок и решил во что бы то ни стало совершить сегодня длительную прогулку. И еще не успел я привести себя в порядок и выпить кофе, как в дверь позвонили. Я не без удивления открыл дверь и увидел, тоже с не меньшим удивлением, курьера экспресс - почты.
  - Здравствуйте, - говорю я.
  - Добрый день, - говорит он.
  - Чем обязан? - спрашиваю я.
  - Для Вас посылка. Из Марокко, - отвечает он.
   "Посылка из Марокко" - звучит интригующе, думал я, срывая наклейки и рассматривая конверт. Внутри оказался большой кулек с чем-то мягким, а сверху, прямо на пакет было приклеен лист бумаги, где неровным почерком было выведено следующее:
  "Дорогой брат! Зная, что ты сейчас обитаешь в северных краях, я решил выслать тебе отличный сувенир из страны вечной радости. Не буду тебя утомлять рассказом, как я там оказался, но хотел бы все-таки добавить - если ты когда-нибудь решишь поехать в более теплые края, то непременно приезжай в Марокко. Более удивительной страны (а как ты знаешь, я немало где побывал) я еще не встречал, и нигде не был так счастлив. Надеюсь, тебе понравится мой подарок, и он сослужит тебе долгую службу. С любовью, твой брат".
  Мой брат Макс, которого я не видел уже более десяти лет, почему-то решил вспомнить обо мне и прислать мне подарок. И как удивительно совпало, что мне доставили его в первый день зимы. И еще более удивительно было то, что в полиэтиленовом пакете с эмблемой мировой торговой сети лежал отрез ткани из верблюжьей шерсти. Судя по всему домотканой. Я развернул это полотно, разложив его на полу перед камином в гостиной и долго водил по нему рукой, ощупывая мелкие узелки и немного колючий ворс. И все встало на свои места - я решил, что сегодня прекрасный день не только для прогулки, но и для того, чтобы заказать себе пальто. Длинное, теплое пальто из верблюжьей шерсти, которое приятно будет согревать в зимнюю стужу.
  Быстро одевшись, и даже не допив кофе, я вызвал такси и поехал в ателье, где я всегда заказывал себе костюмы. Рассчитавшись с таксистом, я зашел в ателье уверенным шагом счастливого человека и замер как вкопанный. В центре огромной комнаты, которая служила и приемной, и мастерской, и залом по работе с клиентами, спиной ко мне, стояла она. В длинной серой юбке в мелкую клетку, со светлыми, длинными волосами, заплетенными в косу. Она стояла возле манекена и накалывала на него ткань, а я стоял и не мог пошевелиться, и даже как мне тогда показалось, разучился дышать.
  - Если убьешь меня - я отвечу "Спасибо",
  Если прогонишь - я улыбнусь,
  Если полюбишь - я не останусь,
  Я убегу.
  - Простите? - в этот момент она повернулась ко мне, а у меня в голове заиграли слова песни: "Я тебя повстречал семь минут назад/ Ты все поняла по моим глазам/ Значит это больше, чем просто встреча,/ Значит это будет между нами вечность" и вместе с тем дышать мне было все труднее и труднее.
  - Еще раз, простите, что Вы сказали? - теперь в ее голосе промелькнули нотки раздражения.
  - Извините, - чуть смущенно улыбнулся я, - у меня есть ткань и я хочу сшить из нее пальто, то есть, чтобы Вы сшили мне пальто, ну то есть...
  Тут она улыбнулась:
  - Вам нужно пальто? - подсказала она мне.
  - Да, мне нужно пальто, - наконец-то я смог привести свою речь в порядок, хотя бы ненадолго.
  - Хорошо, Вы уже знаете каким должно быть это пальто или Вам необходима консультация модельера?
  - Оно должно быть совершенным и теплым, а еще таким, чтобы с ним не хотелось расставаться даже в жару, - решил пошутить я.
  Шутка сработала и она рассмеялась. Я тоже стоял и улыбался, не без признаков идиотии на лице, как мне тогда показалось.
  - А кто у Вас модельер? - спросил я.
  - Я, - ответила она, - я работаю здесь с прошлой недели модельером - закройщиком и если у Вас есть какие-то сомнения по поводу Вашего пальто, то я могу Вам помочь.
  - Теперь у меня тысяча сомнений. Помогите мне.
  - Хорошо, - продолжала смеяться она, - я помогу Вам, но сначала, если Вы не возражаете, я Вам нарисую несколько возможных вариантов. Хорошо?
  - Конечно, хорошо, это даже превосходно, - забормотал я, чувствуя, как мои уши багровеют все больше.
  Дальнейшие полчаса своей жизни я бы с полной уверенностью смог бы назвать самыми счастливыми. Легкий запах ее духов, бледность ее кожи, случайное прикосновение к руке, ее светящиеся глаза, легкие движения ее пальцев - все это находилось в невероятной близости от меня, чувствовавшего себя тысячелетним баобабом, неспособным сдвинутся с места, сказать что-то к месту и не ощущать этой неловкости.
  В конце концов, мы остановились на классическом фасоне однобортного пальто, приталенного, без лишних деталей, хотя от нее я бы принял любой вариант. Она пригласила меня в комнату, где уже другая девушка сняла мерки и пока я стоял, как манекен, мысли роились в моей голове, не находя ответа на самый важный на тот момент моей жизни вопрос: как бы узнать о ней больше, какой способ выбрать, чтобы хотя бы пригласить выпить ее кофе, не получив отказа. Тогда это был вопрос жизни и смерти, и я понимал, что если упущу эту возможность, то мало того, что не прощу себе этого никогда, так еще и почему-то мне казалось, что второго шанса уж точно не представится.
  Выйдя обратно в зал, я выдохнул и подошел к ней.
  - Прошу прощения, но у меня есть еще одна просьба.
  - Да, конечно, чем могу помочь?
  - Она банальна. Это не страшно?
  - Нет, не страшно.
  - Тогда: выпьете со мной кофе?
  Она, как мне показалась, целую вечность не отвечала на мой вопрос. Только лишь смотрела на меня с легкой полуулыбкой на губах, слегка настороженным, но насмешливым взглядом, с чуть нахмуренными бровями.
  - Я не знаю. Будет ли это...
  - Все в порядке, прошу Вас, согласитесь. Если честно, меня в последнее время съедает чувство одиночества и мне абсолютно нечем себя занять. А у Вас превосходное чувство юмора. Вы интересны мне и я думаю, что ничего же плохого в том, что мы просто выпьем кофе, может даже поедим чего-нибудь вместе и поболтаем немного. Ну, как-то скоротаем вечер или несколько часов дня. В этом нет ничего плохого, я так думаю, - понес примерно вот такую ахинею я тогда.
  С каждой моей фразой ее улыбка становилась все шире и, наконец. Она сказала:
  - Вы такой забавный, что мне, пожалуй, остается только согласиться. Хорошо. Давайте поужинаем сегодня вечером. Устроит Вас? И тогда уж перейдем на "ты".
  - О! Это просто превосходно, замечательно и я даже и не знаю что сказать. Спасибо тебе. Во сколько мне зайти?
  - Я заканчиваю в восемь. В восемь и заходи. Только не задавай вопроса, куда мы пойдем, - улыбается она.
  - Договорились. В восемь я буду у двери ателье, нарядный и с кучей планов на вечер, - улыбаюсь я в ответ.
  Стоит ли говорить, что после того, как мы распрощались, и я вышел на улицу, мной охватило желание запеть, станцевать полечку, пробежаться и прыгнуть в сугроб, заплакать и засмеяться, закричать на всю улицу, нет, на весь мир, что я счастлив или пропрыгать на одной ноге до своего дома. И надо ли говорить, что уже без четверти восемь я сидел в машине, напротив дверей ателье, слушая музыку и подпевая в нетерпеливом возбуждении.
  Сам же ужин я помню плохо. То есть помню, что я ел, пил, шутил и, видимо, удачно, так как помню, что она смеялась. Еще я помню, что она почти ничего не рассказывала о себе, вообще почти ничего не говорила, а слушала меня, и иногда ее взгляд был грустным. Потом я помню, мы почему-то решили поехать на каток (вернее я предложил, а она согласилась, хотя и не умела кататься на коньках, - но я сдержал свое обещание и был полон идей, как провести этот вечер хорошо). Уже на катке я взял ее за руку, чтобы она не боялась кататься.
  - Самое главное - это не бояться. Твое тело само поможет тебе, а вот если ты будешь думать, то тогда точно не научишься. И не бойся падать, в этом ничего страшного нет, только наклоняйся всегда чуть вперед, чтобы можно было упасть на руки, а не на спину. Руками ты смягчишь падение, - наставлял я ее.
  Она слегка кивала и продолжала сосредоточенно перебирать ногами.
  - Почему ты не умеешь кататься на коньках? - спросил ее я, когда мы уже разрумянившиеся и веселые сидели в баре при стадионе и пили горячий шоколад.
  - Я и снег то в первый раз вижу. Я не из этих мест, всю свою жизнь я жила на юге, хотя мои родители с севера, но тоже не отсюда.
  - И каким же ветром тебя занесло в этот город?
  - Это долгая история и я думаю, что рассказывать ее сейчас будет не к месту, - сказала она, чуть улыбнувшись.
  - Хорошо, я не настаиваю.
  После горячего шоколада я спросил ее, куда ее отвезти и она ответила, что к ателье, сославшись на незаконченный заказ, который ей нужно край конец сдать к завтрашнему утру. Я не стал задавать вопросов, хотя, если честно, рассчитывал на нечто большее. Хотя бы на поцелуй.
  Мы распрощались в машине, она попросила не провожать ее. Я спросил, могу ли я рассчитывать на повторение столь чудесного момента в моей жизни, на что она ответила, что счастье неповторимо и мимолетно и все в моих руках. Я хотел ее поцеловать, но не увидел в ее глазах того, чтобы мне позволило это сделать, и долго провожал ее взглядом, видя, как она переходит улицу, открывает дверь ателье своим ключом, заходит, радуя меня силуэтом в желтом квадрате дверного проема и потом я еще долго сидел в машине, покуривая сигаретки, слушая радио и, иногда, глядя на звезды.
  Несколько следующих дней прошли в напряженном ожидании примерки. Разумеется, само пальто, хоть и из чудной марокканской верблюжьей шерсти, так или иначе, перестало меня волновать. Больше меня волновала еще одна встреча с ней. И поэтому, три дня я весь был словно на иголках, и ничего мне было не в силах помочь. Я даже напился в один из этих дней, чего не делал, наверное, с выпускного вечера в школе. Я хотел приехать и тут же передумывал восемнадцать тысяч раз на дню, потом я хотел приехать, усадить ее в машину, сказать ей, что я ее люблю и увезти, но снова передумывал по десять тысяч раз на дню. Спал, правда, я хорошо, но причиной этому послужили мои длительные прогулки на морозном воздухе.
  Наконец-то этот день настал, и я отправился в ателье. Зайдя, я не увидел ее и мое сердце, но теперь уже от страха, перестало биться опять. Ко мне вышла девушка - администратор и спросила, чем она может помочь.
  - У меня примерка. У меня здесь пальто, - попытался я взять себя в руки, - из верблюжьей шерсти, - не к месту добавив, все-таки смог сказать я.
  - Хорошо, конечно. Номер Вашего заказа.
  - 1786/8, - отчеканил я.
  - Одну минуту, прошу подождать, Вас пригласят, - сказала она и ушла в одну из комнат.
  Я уже собирался поддаться унынию, но тут все-таки вошла она. Я подскочил со стула, на который успел присесть, чтобы ноги не подкашивались и не в силах сдержать улыбку, проговорил:
  - Ты все-таки здесь. А я подумал, что у тебя выходной.
  - Нет, я работаю почти без выходных, а что случилось? - улыбалась она. - Какие-то проблемы с пальто?
  - Нет. Проблемы с моим сердцем. Оно теперь навсегда принадлежит тебе.
  Даже сейчас я не знаю, почему тогда я все это ей выпалил. Возможно, я показался ей глупым или нетерпеливым, или еще каким-нибудь не очень хорошим, но я не сомневался в своих чувствах к ней, и мне так хотелось поделиться с ней этим состоянием. На мое удивление, она не смутилась, не улыбнулась, восприняв это все за шутку, а дернулась как от удара. И я не смогу забыть ее глаз - в этом приветливо-добром взгляде на несколько мгновений промелькнула столь сильная боль, что мне показалось, что я чувствую, как она меня обжигает, давит, душит, заставляет разрыдаться. Помню, я очень сильно удивился и испугался. И помню ее лицо, со сведенными скулами.
  - Как глупо, - сказала она тогда, пожимая плечами, - ты меня совсем не знаешь.
  Развернулась и вышла.
  Я же продолжал стоять как вкопанный, и почти совсем не понимая, что происходит, умудрился ответить на вопросы девушки - администратора, пройти на примерку и даже выпить предложенный мне кофе. Я пробыл в ателье около часа, но она так и не вышла больше, и моя надежда увидеть ее хотя бы мельком еще раз, таяла с каждой минутой.
  После прошло еще несколько тягостных недель, не скрашиваемых даже радостью от теплой зимы с крупными хлопьями снега и пасмурным небом, быстрым появлением моего нового пальто из теплой верблюжьей шерсти, неожиданным появлением институтского товарища, недавно приехавшим из столицы, где он, так же как и я проживал и растрачивал честно накопленные капиталы. Мы славно провели время вместе, посетив пару злачных мест и хорошенько повеселившись, а на следующий день я проводил его до аэропорта.
  После этих перемен в моей жизни, я пришел к выводу, что в целом все вышеописанные события отвлекли меня от размышлений о ней, и даже, в какой-то степени, позволили чувствовать себя более счастливым и уверенным в себе. Хотя мы не виделись с ней очень долго (порядка месяца) и я совершенно не мог о ней забыть, равно как и о своей неудаче. Но за окном падал крупный снег, пальто грело мое тело и мое душу, у меня стали появляться приятели и подружки, и я наконец-то стал чувствовать жизнь. Я хорошо проводил выходные, захаживая в свои излюбленные места, таким за последнее время стал один ночной клуб, где по субботам проходили отличные вечеринки, в теплой дружеской атмосфере и один диско-бар, где вся субботняя компания собиралась по пятницам и воскресеньям. Я умудрился завести пару легких интрижек с довольно-таки симпатичными девочками и, валяясь в будний вечер с одной из них на диване у себя дома и покуривая травку, я чувствовал счастье.
  Так бы, скорее всего, и прошло много времени, и я, возможно, навсегда забыл бы о ней, если бы однажды не увидел ее в том самом вышеупомянутом ночном клубе. Вообще, здесь наверно надо остановиться и поподробнее рассказать об этом.
  Этот ночной клуб мог называться таковым только из-за присутствия громкой музыки и большого скопления людей в субботнюю ночь. В другое время это был обычный бар, где различные клерки удовлетворяли свои насущные потребности: по утрам - в кофе, в обед - в еде, по вечерам - в кружке пива и душевных излияниях подобным себе. Одним словом, малопримечательное местечко, если бы не эти самые субботние ночи. Уж не знаю кому пришла в голову мысль их устраивать, но эта идея сделала из этого бара культовое место, подобно "Студии 54" в Нью-Йорке когда-то. Уже начиная с одиннадцати часов вечера субботы, вход в бар был заблокирован стайками разноцветных девиц, с длинными тонкими сигаретами, зажатых в пальцах с невероятным маникюром, высокими парнями в широких штанах, веселыми компаниями пьющих коньяк, покуривающих марихуану, и прочими молодыми балбесами - прожигателями жизни. В основном это были студенты, но встречались здесь и такие как я, у кого было много свободного времени, достаточно средств и желание отрываться.
  Я очень любил это место - там мне казалось, особенно после таблетки эктази, что мир любит меня, и я нахожусь в обществе лучших, избранных. И все мы любим друг друга и эта наша любовь к миру и друг к другу спасет его, этот самый мир. И вот в таком именно состоянии я и пришел на вечеринку, которая была призвана собрать всех желающих обсудить недавно прошедшие зимние каникулы. В желудке у меня уютно плескалось несколько коктейлей и литры горячего чая и кофе, тело мое двигалось и жило совершенно отдельной жизнью от разума, девочка с которой я пришел, улыбалась мне ослепительной улыбкой, и то и дело прижималась ко мне, а я, прихлебывая кофе с коньяком, болтал о достоинствах нового фильма про Джеймса Бонда с одним из своих недавно появившихся товарищей. И тут какой-то черт дернул меня повернуть голову налево, как раз туда, где находился вход из гардероба и некоего подобия чилл-аута на танцпол, а там уже входила она.
  Мне показалось тогда, что музыка перестала играть, и у всех присутствующих замерло дыхание, перехватило дух, - они замерли, чтобы проследить ее путь от двери до барной стойки. На деле же ничего такого не происходило, но мое сердце вытанцовывало ритмом безумную чечетку, и виной здесь были не только таблетки. И к своему сожалению, я тогда же и заметил, что пришла она не одна, а с компанией молодых людей, среди которых и находился ее любовник.
  О последнем мне стало хорошо известно немного позже, а в ту минуту я видел только высокого темноволосого парня, довольно крепкого телосложения, с высокомерным взглядом, которого она держала за руку и на которого она смотрела с улыбкой полной любви. Понимая, что вся кровь из моих вен скатилась куда-то в область стоп, я все же, выдохнув, и поцеловав свою подружку Милену, направился к ней. Заметив меня, она сначала помахала, а потом улыбнулась:
  - Привет, господин "пальто из верблюжьей шерсти"! - сказала она, когда я подошел к ней.
  - Привет, привет, - так же в тон, ответил я. - Какими судьбами ты здесь?
  - Тоже самое я хотела спросить и у тебя, дружочек, - и опять эта очаровательная улыбка.
  - Да я здесь частый гость теперь, а ты?
  - Я не очень люблю не спать по ночам, но мой друг любит сюда приходить, и сегодня я решила отправиться с ним.
  - Рад тебя повстречать, - сказал я и, помахав рукой, направился обратно к барной стойке.
  - Еще увидимся! - сказала она и отвернулась к тому самому ее другу.
  Друг, так друг - думал я тогда, - в конце концов, я тоже пришел не один, а с Миленой.
  Вечеринка в ту ночь удалась, мы все веселились, как сумасшедшие, как в последний раз, улыбаясь друг другу, даже если были едва знакомы. Я чередовал: химические волны счастья, окутывающие меня с легким шумом от коктейлей и коньяка, добавляя время от времени дурманящую радость от марихуаны и поцелуев Милены. Она же тоже веселилась на полную, и, столкнувшись случайно в чилл-ауте, мы разговорились, как могут говорить только люди под экстази, - то есть без устали и с ощущением, что если ты сейчас это не скажешь, то жизнь прожита зря.
  Проболтав, таким образом, примерно с час (хотя может и меньше или больше, - тут время течет непонятно, то, совершая бешеные скачки вперед, то, останавливаясь совсем) я все-таки умудрился выудить у нее номер ее телефона и разрешение позвонить ей как-нибудь в будний вечер.
  И естественно я позвонил ей на следующий же день, в воскресенье.
  - Алло, - сказала она чуть хриплым голосом, после затяжного ожидания, скрашиваемого звуком длинных гудков.
  - Привет, это я, правда, не в пальто.
  - Привет! - улыбка, - Как самочувствие?
  - Все хорошо, чувствую себя немного утомленным, а ты?
  - Тоже есть такое немного.
  Мы немного обсудили прошедший вечер, не забыв добавить, что сегодняшний день прошел довольно-таки бессмысленно из-за этой усталости и сведенных скул. Слушая ее голос, я сумел набраться решимости и пригласить ее еще раз выпить кофе вместе:
  - Я думаю, что сегодня как раз тот день, когда надо пить что-то горячее из больших чашек, грея о них руки и болтать о пустяках, - добавил я к своему приглашению.
  Она немного помолчала в ответ на мое предложение, а потом достаточно неуверенно сказала:
  - Я еще не знаю, смогу ли.... Может быть.... Я позвоню тебе после семи, и договоримся. Идет?
  - Отлично, я буду ждать звонка, - сказал я, глядя на свою счастливую улыбку в отражение компакт-диска, валявшегося у меня на журнальном столике, рядом с телефоном, пепельницей, чашкой кофе и каких-то огрызков бумаги, с записанными на них номерами телефонов, важных и необязательных дел и встреч.
  - Была рада услышать, - и снова улыбаясь, сказала она.
  - Я тоже рад. До вечера, - и чуть не добавил "милая".
  Я нажал клавишу отбоя на телефоне и просидел еще долго на диване, куря сигареты и время от времени улыбаясь дисплею. Потом позвонила Милена, которой мне пришлось наврать, что сегодня я буду в гостях у друга и не смогу с ней встретиться, она немного похныкала, но я быстро ее успокоил и эта ситуация добавила мне уверенности в том, что сегодня явно мой день и у меня все получится.
  Я немного прибрался в гостиной, включил музыку и уснул и проснулся уже от звуков телефонного звонка.
  Сама же встреча мало что нам обоим принесла. Мы, действительно, засели в какой-то кофейне и пили капуччино вяло перебирая свежие и не очень сплетни про наших общих знакомых (коих, как выяснилось, у нас было немало). Потом я довез ее до ее дома и мы договорились обязательно еще как-нибудь повторить что-нибудь подобное с совместным распитием кофе.
  Прошла еще неделя, потом еще одна, а потом мы вновь встретились. Все то время пока мы не виделись, я думал о ней, и в чувствах моих ничего не изменилось: я обнимал одну, а любил ее, но что-то меня все время удерживало от звонка ей. Причин было несколько: моя неуверенность, ее сдержанность в общении, ее друг, моя подруга, общая апатия в моих настроениях, нежелание что-либо менять. Однако же мы встретились, и на этот раз позвонила она.
  - Привет, - ее взволнованный голос, - я могу обратиться к тебе с просьбой?
  - Да, конечно, что случилось?
  - Ты бы не мог приехать сейчас за мной?
  - Могу, через пятнадцать минут буду.
  - Я жду, и все тебе объясню, - короткие гудки.
  Вот это да! - подумал я тогда. Не зная, радоваться мне или нет, я быстро оделся, сел в машину и поехал, как только мог быстро. Она ждала меня возле подъезда, на улице, и даже в свете фар я заметил ее чуть опухшее лицо, свидетельствующее, что она недавно плакала. Сев в машину она старалась не смотреть на меня, мы не разговаривали и я ехал по дороге в никуда, не имея никаких целей. Объехав, таким образом, несколько довольно таки крупных районов, я все-таки первым решил нарушить молчание:
  - Может, хочешь поужинать где-нибудь?
  - Нет, я не хочу есть, - сдавленный, чуть осипший голос, - я бы спряталась сейчас где-нибудь дома. Не знаешь, может можно снять номер в гостинице, какой-нибудь недорогой, но где есть кровать и телевизор.
  - А почему в гостинице? Я могу пригласить тебя к себе, если ты не против, разумеется.
  - А у тебя есть телевизор и плед? - тут она слегка улыбнулась, и у меня на сердце отлегло, - И еще я бы выпила чего-нибудь покрепче.
  - Вот с этим у меня никогда не было проблем, - уже во всю улыбался я.
  Мы довольно быстро доехали до моего дома, и дальше все происходило как в фильмах. Не успел я закрыть дверь, как мы уже целовались, а после занялись любовью. А потом, когда мы лежали, взявшись за руки, она закурила и, выпуская дым вверх, закрыла глаза, выдохнула и стала рассказывать:
  - Я люблю мир, - сказала она, - я люблю все живое, что в нем есть, и свои страдания я воспринимаю как единственно верный путь для себя. Когда я встретила тебя, я подумала, что ты сможешь сделать меня счастливой, но жизнь вносит свои коррективы. Встречал ли ты когда-нибудь человека, который не достоин счастья? Если нет, то знай, что я первая.
  - Может, мы все его недостойны? Или что вообще значит "достоин - не достоин"?
  - А то и значит.... У меня, как ты знаешь, есть другой. Я не люблю его, и более того, я его ненавижу. Он украл мою жизнь, мою свободу, мое счастье. Я знаю, что если я уйду от него, он еще и украдет последнее, что у меня осталось - мою красоту. Он изуродует меня и поверь мне, для него это не составит труда. Когда я встретила его, мне было семнадцать лет, ему двадцать два. Он влюбился в меня, не давал покоя ни мне, ни моим родителям, звоня и приходя, он влез в мою жизнь, и сделал все для того, чтобы в ней остаться, и так, что постепенно я привыкла к его постоянному присутствию в ней. Уже потом я узнала, что он последний ублюдок, способный убить, не задумываясь, возможно даже ради собственного удовольствия. Я знаю, что, и он не любит меня. Сломать меня, мою волю, - вот его единственная цель. Он чувствует мою ненависть и хочет вывалять меня, мои чувства в грязи, чтобы смеяться надо мной....
  - Подожди! Что ты такое говоришь? Разве так бывает? - спросил я, переполненный возмущением и удивлением.
  - Да, бывает. Ты можешь мне не верить. Но я если хочешь, расскажу тебе еще кое-что, и может тогда, ты поверишь. Он украл меня из моего дома. Просто посадил в машину и увез в другой город. У меня с собой из вещей было только то, что на мне надето. Мне было восемнадцать, и я еще не знала, что такое любовь. Мне все происходящее тогда казалось очень романтичным, как фильмы Тарантино, и я полюбила его, я готова была отдать ему все: свою душу, свое тело, свои мысли. Я не видела своей жизни без него, а он сначала начал меня бить, а потом он нашел новое орудие пытки, - тут она закуривает новую сигарету и садится, прикрывая грудь простыней, - я не знаю, как тебе это объяснить. Это хуже чем китайская пытка водой, когда каждый день, да что там, почти каждую минуту тебе говорят, что ты никто, что ты не достойна жить, и единственный твой удел это работа придорожной шлюхи, а цель в жизни - где бы раздобыть выпить самого дешевого пойла. Ты просто не представляешь, насколько сильно могут ранить его слова, особенно так сильно любящее его сердце. Мы вместе уже почти семь лет, и каждый день я слышу только это. Когда я пыталась уйти от него, он нашел меня и сказал, что если я повторю попытку, то он изрежет мое лицо и перебьет мне колени, - чтобы я больше не могла ходить и улыбаться. И ты знаешь, я видела одного беднягу, с которым он поступил подобным образом, и я ему верю. Но тут дело даже в боязни физической расправы. Просто я и сама теперь верю, что я недостойна счастья.
  Тут я не выдержал: боль, разочарование, ненависть, ужас и еще несколько схожих с этими эмоциями пришли в мое сердце и мне до смерти захотелось выпить чего-нибудь крепкого. "Подожди, я сейчас" - прошептал я ей, целуя ее в щеку, и вышел в гостиную, чтобы налить нам коньяка. Разливая его по бокалам, я не удивился тому, что у меня дрожат руки.
  Я поцеловал ее в макушку и протянул бокал, а она слегка улыбнулась.
  - Извини, я думаю не стоило мне об этом говорить, но я решила сразу, по-честному тебя предупредить.
  - Да какие проблемы, ты поступила правильно, но остается вопрос - что ты намереваешься делать сейчас?
  - Я не знаю....
  А потом она вызвала такси и уехала. А я пил. Пил всю ночь, слушая какие-то пластинки, время от времени пританцовывая и совершенно не зная, что мне делать с этими так внезапно свалившимися на меня обстоятельствами в жизни.
  И после пришло время отшельничества. Я не поднимал трубки телефонов, не встречался со всей честной компанией, не ходил на вечеринки. Я спрятался от всех и вся, заперся в своей квартире, не слушал радио и не читал газет. Тогда-то я понял, что пусть все сгорит в синем пламени, но жизнь без нее не имеет вкуса, цвета, запаха, радости, воздуха и ветра, любви и счастья. Что мне было делать? Я не знал, так же как не знала и она. Единственным утешением мне служили воспоминания о нашей ночи: каждое утро я просыпался в легком возбуждении, еще помня свои сны, в которых непременно была она. Может кто-то назовет меня размазней и посоветует мне заняться делом, найти подружку, уехать к морю, купить новый телевизор или еще как-то изменить свою жизнь, вытеснив память о ней чувством новизны, но я, если честно, этого и не хотел. Несколько недель этой сознательной тишины и полного погружения в иллюзии были призваны, именно, помочь мне набраться решимости и вновь прийти на вечеринку, где я знал, что будет он.
  В тот субботний, февральский, ветреный день я набирался сил, гуляя по городу, заехал поиграть в боулинг, съел превосходный обед с двумя кружками светлого пива и, выкурив пару сигар у камина, запивая их коньяком я вызвал такси, и приехал во всеоружии, то есть в прекрасном настроении, но со сжатыми кулаками, готовым к драке не на жизнь, а на смерть.
  Опущу все подробности встречи со своими приятелями и подружками - пришлось много врать про не имевшую места быть в действительности поездку, много пить и улыбаться, танцевать и целовать множество девичьих щек. А потом пришел он, без нее, но со своей компанией. Я не стал оттягивать сей радостный момент, и тут же подойдя к нему, со всей силы ударил его в висок. Потом я нанес хороший удар в область солнечного сплетения, и когда он согнулся пополам, откашливаясь, я добил его еще одним ударом в челюсть. Никто из присутствующих, включая его друзей, не успел отреагировать, все стояли и смотрели на нас, открыв рты от удивления. Я же действуя очень быстро, взял его за волосы и прошептал ему на ухо:
  - Это тебе в качестве визитной карточки. Теперь мы знакомы и можем поговорить. И прошу меня выслушать. Пойдем в чилл-аут.
  Выходя, я чувствовал множество взглядов, испуганных, ненавидящих, удивленных ошеломленных, но адреналин в моей крови позволил мне дойти до чилл-аута и не упасть от нервного перенапряжения, шум в моей голове, однако же, не помешал услышать его учащенное дыхание за моей спиной.
  Мы сели, заказали выпить и какое-то время смотрели друг на друга не отводя взгляда и не шевелясь. Он не выдержал первым и закурил.
  - Кто ты? - спросил он меня.
  - Это неважно, я сразу перейду к сути вопроса, который нам предстоит с тобой решить. Я люблю ее, а ты ее не отпустишь. Как быть? Есть предложения?
  - А ты не робкий, - ухмыльнулся он, - И все из-за какой-то тупой бабы? - тут он уже рассмеялся.
  - Я не хочу больше применять силу, но будь аккуратен в выражениях. Это первое. Второе - если она тебе не нужна, пусть уйдет спокойно, а там я уже сам разберусь.
  - Пусть идет, если тебе так надо. Я ее люблю, по-своему, конечно, но люблю, и мне будет ее не хватать, но только запомни одно, приятель - она с тобой ненадолго останется.
  - Ты нам помешаешь?
  - Она сама вам помешает. И вернется ко мне. Я ухожу в сторону, но ты еще помучаешься.
  Я не знал, что сказать. Налил нам выпить. Мы молча выпили. Посмотрели друг на друга, он опять ухмыльнулся, вытер кровь, стекающую тонкой струйкой из рассеченного виска, салфеткой, смял салфетку, бросил ее на стол.
  - Это все вопросы на сегодня или есть еще какие-то? - спросил он.
  - Да нет больше. Я забираю ее завтра. Устроит тебя?
  - Да хоть сейчас.
  - Идет. И извини, если я погорячился, - во мне все наконец-то разжалось, и я подумал, что нам лучше не расходиться врагами.
  - Нет проблем, приятель, ты меня позабавил.
  Он вышел из чилл-аута, а я еще какое-то время посидел, прислушиваясь к своему дыханию, выпил немного и вызвал такси. На сегодня вечеринка закончилась.
  Проснулся я рано, да и спал то плохо. Мучимый легким похмельем, я сел в машину и поехал в ателье. Она стояла так же в центре комнаты, как в первый раз, когда я увидел ее, и опять накалывала ткань на манекен. Бесшумно подойдя к ней почти вплотную, я выдохнул "Привет", она резко обернулась и спросила:
  - Что ты здесь делаешь?
  - Я пришел за тобой.
  - Не поняла, - чуть сдвинутые брови и такая очаровательная складочка между ними.
   - Я поговорил вчера с твоим приятелем, и он сказал мне, что не держит тебя. И я подумал, что мы можем быть теперь вместе.
  Она засмеялась, громко, заливисто, закидывая голову назад, а потом, успокоившись, со всей силы отвесила мне пощечину.
  Потирая щеку, я сказал:
  - Давай поговорим и я все тебе объясню. Я заслужил твоих оскорблений потому, что сам вел нечестную игру, но я бы хотел тебе все объяснить.
  Она стояла, опустив ресницы, глядя в пол, и теребила край отреза ткани, а потом почти шепотом, в котором явно слышались сдерживаемые слезы, сказала:
  - В любом случае, выбора у меня нет. Нам надо поговорить, а здесь это сделать невозможно. Я сейчас предупрежу администратора об отлучке, и мы сможем куда-нибудь пойти и все решить.
  Мы сидим на диванах, в кафе, в двух кварталах от ее места работы и мы не смотрим друг на друга, мы оба смотрим в окно, за стеклом которого проходят люди, укрываясь зонтами от февральского дождя, бегут ручьи воды по мостовой, проезжают машины, разбрызгивая грязь по тротуарам, двери соседних магазинов, лавок, библиотек, музеев, закусочных, подъездов открывают свои пасти, чтобы выплюнуть или вобрать еще одну судьбу, с целой историей за плечами, но нам же нет до этого никакого дела. Впрочем, как нет нам дела и до неба, серого и пасмурного, без облаков и солнца и без надежды на них. Краем глаза я вижу, как она плачет, беззвучно, только иногда утирая слезы со щек и чуть всхлипывая. Она не пьет кофе, поставленный перед ней не так давно блондинкой - официанткой, жующей жвачку со скучающим лицом, но от кофе еще пока идет дымок, а значит, времени прошло немного, но скоро он остынет, а она так его не попьет. Она продолжает плакать, но теперь она еще беззвучно шевелит губами, задавая один-единственный вопрос: "Зачем?". Я поворачиваю голову, смотрю на нее, беру ее за руку и говорю: "Я люблю тебя". Она смотрит на меня и спрашивает:
  - Неужели так сильно ты любишь меня, что готов все решить за меня? Выпросить меня у него, словно вещь, не спрашивая меня, чего хочу я? Я просила тебя об этом? Я просила о свободе? Ответ один: нет! Я ничего и ни о чем не просила! Что ты ему сказал? Почему ты решил, что я захочу быть с тобой?
  Я оторопел. И действительно, ее обвинения не были беспочвенны, я все решил за нас и за нее, в частности.
  - Ты любишь его? - спросил я.
  - Да какая к черту разница! - тут она почти кричит, и немногочисленная публика тут же начинает поворачивать головы в нашу сторону, - Я никого не люблю и не полюблю потому, что человек ненавидящий себя не может любить. Я привыкла жить как жила и ничего не хотела менять и тут приходишь ты и, не спрашивая меня, начинаешь менять мою жизнь. Чем ты лучше его? Ты также все решаешь за меня, а у меня нет права выбора. Хочешь меня? Бери. Мне уже все равно. Но я думала, ты лучше, чем он.
  Я сажусь с ней рядом на диван и беру ее руки в свои, начинаю их целовать, говоря "Прости, прости, прости, прости...".
  Она по-прежнему смотрит в окно, а потом просит отвезти ее обратно на работу, так как ее перерыв закончился. Мы молча едем в машине и у меня нет желания даже послушать музыку, мне хочется тишины, которая могла бы оглушить меня, ослепить, сделать глупцом, убить, но только бы не чувствовать этой вины перед ней, перед ее, черт бы их всех побрал, мужиком.
  - Я заеду за тобой вечером, - в голосе моем полно металла, но что тут еще сделаешь.
  Она молча выходит из машины, не закрывая за собой дверь, и идет в ателье.
  Так мы и зажили: она никуда не ходила, кроме как на работу - шесть дней в неделю, по десять часов. Вечерами же мы сидели молча у телевизора, обмениваясь скупыми репликами, комментируя происходящее на экране. По воскресеньям она или спала или читала. Я ничего не просил, мне было достаточно того, что она рядом хотя бы иногда. Спали мы вместе, и секс у нас был. Но мы больше молчали, сидя рядом в каком-нибудь уголке квартиры, и ни разу не отважились поговорить обо всей этой ситуации. В целом, это был довольно-таки спокойный период жизни, и постепенно она привыкла ко всему, а потом пришла весна, и мы стали гулять по улицам, наблюдая, как набухают почки на деревьях и распускаются цветы на клумбах в парках. Она стала улыбаться и чуть меньше уделять времени своей работе, что позволило нам добавить в нашу жизнь развлечений, таких как поход в кинотеатр или кафе или в гости, например.
  Я любил ее, и люблю по сей день, а любовь моя становиться все сильнее и ничего не способно ее разрушить. Я бы не хотел ничего менять и навсегда остаться в той весне, держа ее за руку или сжимая ее в объятьях, видя, как она смеется или щуриться от солнца. Возможно, я мог бы подарить ей больше, чем подарил тогда. Что нас ждало? Я не знал, она не знала - мы жили, не задумываясь ни о чем, кроме текущей секунды и оба знали, что ничем хорошим это все не кончится, - такой вот заговор обреченных получился. И не удивительно, что однажды, в теплый июньский вечер она сказала, что уходит от меня.
  - Куда ты пойдешь? - спросил я тогда, спокойно, без дрожи в голосе.
  - Я не знаю. Поживу на свободе, вдали от всех вас. А потом что-нибудь придумаю. Может, перееду куда-нибудь, где потеплее - тут все-таки ужасный климат.
  Я улыбнулся и, помню еще, помог ей дотащить сумку до такси.
  Дни перестали отличаться друг от друга, жизнь снова стала монотонной и однообразной, я шатался без дела, не занимая себя чем-либо, да и не желая. Время от времени я напивался, иногда ходил в клубы, ездил за город, к реке, читал книги, смотрел кино, записался на курсы арабского языка, но уже через неделю бросил. Я не видел ни ее, ни ее друга, ни кого-либо из их компании.
  А потом я занялся подсчетами. Это случилось уже в августе. И я все рассчитал верно.
  Она никуда не уехала, а если быть еще более точным она вернулась к своему другу - об этом мне стало известно от наших общих знакомых. Как-то раз мне даже довелось увидеть их вместе в одной кофейне. Выглядела она вполне счастливой, смеялась, шутила, слегка пританцовывая в такт музыке. Он, вроде, тоже был счастлив, а я был рад, что они не заметили меня - неловкая могла бы сцена получится. Осень снова наступала, я вспоминал события годичной давности: как впервые увидел ее, как мы ужинали, как катались на коньках, взявшись за руки. И я ей позвонил.
  - Привет, - сказал я.
  - Привет, - ответила она.
  Мы немного помолчали, а потом я сказал:
  - Я хочу быть тебе другом. Это возможно?
  - Я думаю, что в этом нет ничего такого. Конечно, давай будем дружить, - сказала она.
  - Как ты поживаешь?
  - Неплохо. Все как обычно.
  - Ты все еще работаешь в ателье?
  - Да.
  Мы еще помолчали.
  - Может, сходим куда-нибудь вместе? - спросил я.
  - Можем сходить, - легкая улыбка.
  - В выходные? Идет?
  - Хорошо.
  - Я позвоню.
  - Хорошо. Пока.
  - Пока.
  В ту нашу встречу мы много говорили, рассказывая друг другу про летние каникулы и про прочие пустяки, и в целом все прошло просто здорово - расставаться не хотелось (мне то уж точно), и уже когда мы подъезжали к ее дому она сказала:
  - Это хорошо, что ты не держишь на меня зла. Ты хороший человек.
  - Мне не на что за тебя злиться, - сказал я с улыбкой, - Благодаря тебе я узнал, что такое счастье.
  - Спасибо, - сказала она, слегка смущаясь и краснея, - Я думаю, что это хорошо, что мы с тобой стали друзьями.
  - Просто здорово! - добавил я.
  Мы попрощались, она еще помахала мне рукой, стоя у подъезда, а я отправил ей воздушный поцелуй.
  Потом мы стали созваниваться, довольно таки часто, с промежутком в три - четыре дня. Она рассказывала мне о своей жизни, я ей о своей. Оба мы выбрали наиболее удобную форму общения - не затрагивая наших чувств, переживаний, мыслей. Я никогда не спрашивал ее об ее друге, она не задавала мне вопросов о моих друзьях или возможных подругах. Только нейтральные темы: кино, музыка, книги, работа, вечеринки и прочая ерунда. Не скажу, что мне все это давалось очень легко, но мне помогали мои расчеты. Именно так я все задуманное стал называть про себя - мои расчеты. А теперь попробуем разгадать загадку, которую я решал на протяжении полутора месяцев: итак, предположим, имеется автомобиль, который необходимо взорвать. И взрыв должен произойти, когда персона, находящаяся на водительском месте решит повернуть ключ зажигания, а еще он должен быть огромной силы, чтобы не осталось никаких следов - лишь пара обугленных скелетов заваленных грудой расплавленного металла. Кто-то может мне не поверить, но в кратчайшие сроки я стал неплохим специалистом по взрывчатке - не обошлось, конечно, без помощи моих приятелей, но уже в начале октября, когда листья почти опали, а дожди лили, не переставая, все было готово.
  Я позвонил ей и сказал, что хочу ее отблагодарить одним хорошим подарком. Она не без удивления спросила "За что отблагодарить?". Я опять сказал ей, что только благодаря ей я узнал, что такое счастье, не добавляя вслух, что и благодаря ей я узнал, что такое боль. Мы встретились на пересечении улиц, неподалеку от ателье, она села в машину - такая красивая сегодня, в длинном кашемировом пальто, цвета неба, затянутого тучами, с немного растрепанными волосами, улыбающаяся, со светящимся взглядом.
  Пока мы ехали, мы немного поболтали, как всегда о пустяках. А потом, я, к ее удивлению, привез ее к ее дому. Она вопросительно приподняла брови и ничего не говорила, а только смотрела на меня.
  - Твой подарок здесь, - сказал я, улыбнувшись, - Я подумал, что так будет удобнее.
  Мы вышли из машины, дождь к этому времени перестал лить и, пройдя по двору, я, взяв ее за руку, подвел к светло-зеленому Saab"y, сиротливо приютившемуся на парковке для жителей окрестных домов.
  - Это мой тебе подарок, - сказал я, - Пожалуйста, прими его. Я ничего не прошу взамен. А ты вольна делать с ним, что хочешь, но я надеюсь, он поможет тебе сбежать от своих мыслей.
  Ей было приятно получить его, она засмеялась и захлопала в ладоши, произнося что-то вроде:
  - Спасибо! Спасибо! Спасибо! Это, правда, для меня?! Спасибо! Какая красивая! Ай, ай, ай, спасибо!
  - Ты умеешь водить? - спросил я, когда ее восторг чуть поутих.
  - Да, у меня есть водительские права!
  - Прокатишь? - спросил я, с улыбкой.
  - Конечно! И он еще спрашивает! - продолжала смеяться она.
  Я протянул ей ключи, она обошла машину, открыла дверь:
  - Эй, ковбой, не желаешь покататься?! - сказала она, подражая киноактрисе.
  - Конечно, детка, с тобой хоть на край света! - ответил я в тон.
  Мы сели в машину. И я сказал "спасибо" Богу за то, что она не может увидеть слезинку, предательски ползущую из уголка моего правого глаза. Она включает радиоприемник, и начинает подпевать и хлопать в ладоши, трогая маленькой изящной рукой, обтянутой серой замшей переднюю панель, обивку на сиденьях, руль машины.
  А я уже слышу первые звуки начавшего работать мотора машины и слышу этот щелчок. Последнее, что я увижу в этой жизни - это ее удивленное лицо. Теперь я плачу, не стесняясь своих слез, а она не верит. Такой я ее запомню навсегда. И ее голубые глаза, в которых застынет посмертно удивление. Она так и не поверила мне.
  
  
  
  
  
  __________________________________________________________
  1-Женщины на планете, тратящие/ Себя для всех людей/ Женщины подруги навсегда/ Женщины в моде, женщины против течения/ В их глазах самолеты,/ Чтобы улететь высоко/ Где дышится легко/ И жизнь не кажется пустой. Zucchero. Женщины.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"