Аннотация: Написать эту небольшую заметку меня подвигло встретившеся в интернете описание боя артиллерийской батареи на Бородинском поле, которое было очень похоже на описание артиллерийского боя моего отца 23 июня 1941 года.
Написать эту небольшую заметку меня подвигло встретившеся в интернете описание боя артиллерийской батареи на Бородинском поле, которое было очень похоже на описание артиллерийского боя моего отца 23 июня 1941 года.
В 1871 году были опубликованы мемуары Николая Евстафьевича Митаревского: "Воспоминания о войне 1812 года Записки о том, что мог видеть и испытать молодой артиллерийский офицер в кругу своих действий".
По моему мнению, это одни из самых лучших мемуаров о войне 1812 года.
Автор, описывает своё участие в войне, как исполнение воинского долга без принятых в литературе такого жанра преувеличений. Подробно с множеством обыденных боевых деталей он описывает отступление, своё участие в Бородинской битве, ранение на батарее Раевского, отступление до Москвы, наблюдаемый им пожар Москвы, Тарутинский лагерь, преследование Наполеона. Во всех эпизодах он рядовой участник событий. Он пишет об окружающих его офицерах, солдатах как о людях исполняющих воинский долг, гибнущих на поле боя, получающих тяжёлое ранения. Мемуары писал мудрый человек, проживший большую жизнь, всех своих сослуживцев он вспоминает с тёплыми добрыми чувствами.
Для молодёжи в этих мемуарах можно найти много полезной информации о том, как надо вести себя в самых тяжёлых обстоятельствах, выжить и победить.
Когда я читал эти мемуары, то многие эпизоды, вызывали удивление своим совпадением с рассказами моего отца о боях летом 1941, об отступлении.
В заметки я привожу описание двух эпизодов из Мемуаров Н.Е. Митаревского и воспоминания моего отца. Читатели сами убедятся в их близости.
1812 год Бородинское сражение
Н.Е. Митаревский был отправлен со своей батареей на центральный люнет батареи Раевского в составе конноартиллерийского резерва из 60 орудий после того, как люнет был отбит у ворвавшихся на него французов атакой, организованной Ермоловым. Автор находился там до его захвата французскими кирасирами.
В кавычках я привожу прямое цитирование мемуаров.
«Подскакавший к нам свитский офицер нашей дивизии сказал, что нам приказано идти к люнету, и повёл нас туда. Не доезжая его, переехали мы небольшую впадину и построились у самого люнета, примкнув левым флангом к правой стороне его, а правым - к впадине. Во впадине, позади люнета, на самом люнете и впереди него лежали наши и неприятельские трупы, перемешавшись, и в таком количестве, что невозможно было их объехать. Мы ехали прямо, тем более что торопились. Особенно много тел было во впадине и во рву люнета; тут же валялись ружья, тесаки, кивера, и по всему было видно, что тут проходила порядочная рукопашная схватка.
Заняв назначенную позицию, мы сняли с передков зарядные ящики, поставили их немного под прикрытием правого крыла люнета и приготовились действовать. Против нас стояла линия неприятельских орудий; вправо они протягивались к Бородину, и был виден конец их, влево же конца им не было видно за люнетом. Орудия их были уже в полном действии. Французы нас, кажется, не заметили и дали нам, хотя и не совсем, но довольно спокойно выстроится и приготовится.
Погода стояла чистая и ясная, с небольшим ветерком, так что дым от выстрелов совершенно разносило. Не могу определить, на каком расстоянии были мы от неприятельских орудий, но мы могли наблюдать их движения; видели, как заряжали, как наводили орудия, как подносили пальники к затравкам. Вправо от нас, на возвышении, стояла наша артиллерия и действовала по неприятелю, с левой стороны от нас тоже гремела артиллерия, но нам из-за люнета её не было видно. Слышался оттуда только гул от выстрелов до того сильный, что ни ружейных выстрелов, ни криков сражавшихся, ни стонов раненых не было слышно. Команду также нельзя было слышать и чтобы приказать, что-нибудь у орудий нужно было кричать; всё сливалось в непрерывном гуле.
Пока мы готовились, у нас убило одного человека, выбило косяк у колеса и оторвало ногу у лошади, с которой успели снять хомут и привязать его к передку. После было уже не до хомутов…. Как только мы открыли огонь, на нас посыпались неприятельские ядра; они уже не визжали протяжно, а только и слышно было над головой, направо и налево, вж… вж...вж.… К счастью позиция наша была такого рода, что впереди нас тянулась лёгкая возвышенность, так что линия направления наших орудий только проходила через неё и неприятельские снаряды больше били в возвышенность и с рикошетом пролетали через нас, гранаты же разрывал далеко позади. Если бы не это обстоятельство, нас уничтожили бы, кажется, в полчаса времени.
Положение наших батарей с правой стороны, за впадиной на возвышении, было ещё ужасней. Артиллерийская батарейная рота, стоявшая там во время нашего приезда, скоро поднялась назад. На место её построилась другая. Покуда она снималась с передков и выстроилась, сотни ядер полетели туда. Людей и лошадей стало, в буквальном смысле, коверкать, а от лафетов и ящиков летела щепа. В то время, когда разбивались орудия и ящики, ни какого треска слышно не было, - их как будто невидимая рука разбивала. Сделав из орудий выстрелов по пяти, рота эта снялась; подъехала на её место другая — и опять та же история.
И в нашей роте, не смотря на её выгодную позицию, много было убито людей и лошадей. Людей стало так мало, что трудно было действовать у орудий. Фейерверкеры исправляли должность канониров и подносили снаряды. У одного орудия разбило ось и лафетную доску; орудие упало и людьми от него пополнили недостаток при других и тем немного поисправились. У нас уже оставалось мало снарядов, но подъехали другие ящики, которые так же скоро были расстреляны; послали вновь за снарядами и благодаря распорядительности артиллерийского начальства, их привезли немедленно».
…....
Далее автор критикует действия своего командования.
....
«Но что могла сделать роты, которые ставили поодиночке на холму, по правую сторону от нас, против пятидесяти или даже ста орудий. Если бы поставить вдруг три или четыре роты и разом открыть огонь, то можно было ожидать успеха. Места там было достаточно для них, да и артиллерии в резерве, говорят было довольно. Вероятно и в других местах были подобные артиллерийские распоряжения. Недаром фельдмаршал жалел о смерти генерала Куйтасова. В неприятельской артиллерии тоже заметно было сильное расстройство. Видно было, как и у них орудия ворочались на бок и многие убирались назад».
…....
«Вдруг французская артиллерия страшно, усиленно загремела. Наш ротный велел зарядить и стрелять картечью. Нам отвечали тем же. При первых же выстрелах ударило меня как будто палкой по левой ноге; я присел и увидел порядочной величины картечь, но уже на излёте; она моей ноги не пробила, а только зашибла. Значит, мы были на близком расстоянии от неприятеля, когда из орудия в орудие могли стрелять картечью. Почти вслед за этим я упал подле орудия без всякого сознания и боли и тоже без всякого сознания очутился перед зарядным ящиком. Второй удар меня совершенно ошеломил. Когда я опомнился и сел, то поучаствовал резкую боль в левой стороне лица; приложил руку к щеке, и на руке оказалась земля и кровь…"
....
Автор контужен и ранен второй раз в ногу.
....
«Я был в недоумении, что мне делать? Идти назад — не могу; чтобы отвести меня — людей осталось мало, хотя два орудия из шести лежали уже на боку; а между тем канонада с нашей стороны почти затихла. Я решился обождать. Верно, думаю, наши скоро пойдут назад и меня посадят на лафет.
Не успел я кончить свои рассуждения, как произошла у орудий суматоха. Бросились брать орудия на передки, и тут же из-за люнета показалась толпа наших егерей, в расстройстве перемешавшихся с артиллеристами. Вслед за ними гнались французские кирасиры в касках с конскими хвостами. За всем тем два орудия успели взять на передки, а два целых орудия и два с разбитыми лафетами и передками окружили и захватили французы. Наши спасались, кто, как мог, вертясь между орудиями, а французы гонялись за ними с палашами, почти окружив их. При этой суматохе зарядные ящики поворотили в беспорядке назад, но из них несколько захватили.
Всё это происходило вокруг меня; мне не к кому было обратиться, - всяк думал о себе, - и я больше на руках успел дотащиться до ложбины, и там поскользнувшись на запёкшейся крови, повалился между трупами. Все разбежались и как будто затихло».
....
Автор описывает, как он с трудом двигался к нашим позициям. Ярко описаны переживания автора и его желание дойти до своих. Возникает ситуация, когда автор попадает на пути конной атаки польских улан.
....
«Первое мгновенное побуждение было бежать в сторону. Мне показалось, что уланы ехали не шибко и если бы не больная нога, то при моем росте и лёгкости, никогда бы им меня не догнать, да и гнаться за мной им не пришло бы в голову. Нечего было делать, я лёг на землю и, странная вещь, не потерялся ни сколько, был в полном сознании; думаю: «колоть меня не станут, но растопчут лошадьми». Я положил обе руки на голову, что бы защитить её от конских копыт, имея в виду, что если подкова попадёт по затылку, - тогда конец, а если помнут, то всё же могу остаться жив. Хотя это было похоже на то, что утопающий хватается за соломинку, однако же, я так сделал».
....
Раздаётся ружейный залп и уланы сворачивают в сторону, оказывается в траве в засаде лежал Софийский пехотный полк.
....
Уланы развернулись, и их зарядный ящик проехал не более чем в одном шаге от головы автора.
Автор встал и побрёл в сторону нашей позиции.
....
«Снаряды неприятельские опять стали сыпаться по месту, где я шёл, направляясь на наши строившиеся линии. Мысль, что я только что избавился от явной смерти, возродила во мне уверенность, что эти ядра не для меня; я о них не думал и ковылял преспокойно к Горкам».
....
Автор встречает свою роту, получает медицинскую помощь и отступает на Москву.
1941 год.
Рассказ моего отца Ляхова Фёдора Артёмовича о первом бое. Он младший лейтенант, командир взвода 45-миллимитровых пушек, служил в 91 стрелковом полку 37 стрелковой дивизии.
22 июня 1941 полк высадился из эшелона на станции Вороново (Белоруссия) и двинулся в северо-запад в сторону границы на заданный рубежи. Артиллерийский взвод отца поддерживал первый батальон полка, который двигался в авангарде.
События развивались следующим образом.
Артиллерийский взвод (два орудия) двигался по лесной дороге, за идущей впереди пехотой. В каждое орудие с передком и зарядным ящиком (50 снарядов) была запряжена шестёрка лошадей. Они прошли сквозь какой-то безлюдий хутор. Идущая впереди разведка докладывала, что впереди все пусто. Немцы не наблюдались. Между штабом полка и батальонами, батареями сновали связисты, передавая разные распоряжения. Вдруг в тылу раздалась стрельба. Связистов обстреляли в пройдённом хуторе.
Стрельба началась и в голове колонны. Наша разведка столкнулась с немцами. Немцы отходили, наша пехота, развернувшись, преследовала их. Пройдя поворот дороги, вышли на большую поляну окружённую кустарниками. Отец хотел развернуть орудия на входе в поляну, но командир батареи приказал следовать непосредственно в рядах пехоты. Пушки сняли с передков и вручную покатили за пехотой. Ездовые с лошадьми остались на краю леса.
Отец всегда ругал командира батареи за этот приказ.
Установив пушки на краю поляны, они могли простреливать все пространство. Если бы появились немецкие танки, то пушки в засаде у поворота могли их встретить.
В результате выполнения приказа командира батареи пушки загнали в кусты с плохим обстрелом и потом не смогли их вывезти под немецким пулемётным огнём.
Справа от первого батальона, двигался второй батальон, развёрнутый в цепь, он первым вступил в бой с немцами. Там началась интенсивная стрельба из винтовок и пулемётов.
Отец развернул орудия к бою. Два солдат из расчёта бросились от орудий в кусты. Отец вернул их: «Куда? И там, и тут смерть найдёт».
Немцы открыли плотный пулемётный и автоматный огонь по пехоте, которую поддерживал взвод отца. Пехота залегла. Отец сам без приказа открыл из орудий беглый огонь по немцам. По рассказу отца, он стоял в полный рост за щитом орудия. Глядя в бинокль, он определял направление, откуда стреляли немцы, и управлял переносом огня. «Прицел такой-то, Огонь! Левее, Огонь! Правее….».
Немецкие пули барабанили по щиту, с визгом рикошетом уходили вверх.
В своих рассказах отец всегда удивлялся, почему его не убили. Стоило немцу ведущему огонь по его орудию, чуть приподнять автомат или пулемёт, и он срезал бы его. По-видимому, немцы стреляли, уткнувшись носом в землю не глядя.
Пулемётный и автоматный огонь гремел по всему фронту. На правом фланге пехота дрогнула и побежала. За ними поднялась и побежала пехота, которая была рядом с его орудиями.
Пехота, пригибаясь, бежала со всех сторон и через позицию взвода. Отец бросился останавливать солдат. Солдаты бежали, бросая винтовки, мешки, каски. Отец не помнил свои действия в этот момент: материл их, бил, стрелял из пистолета. Солдаты, не обращая на него внимания, в панике продолжали убегать в тыл, в лес.
Отец, после боя обнаружил, что в пистолете остался один патрон. Куда он стрелял, он не помнил. То ли он стрелял в то время, когда управлял огнём, то ли останавливая пехоту….
Один солдат с ручным пулемётом залёг и открыл огонь в сторону немцев, рядом залегло ещё несколько солдат.
Отец бросился в лес за ездовыми и лошадьми. Когда он с ними выскочил из лесочка на край поляны, то пройти её было уже нельзя. Немцы уже продвинулись вперёд и плотный пулемётный огонь бил по окраине леса. У них сразу же в первой упряжке тяжело ранило лошадь. Лошади заметались, сбрасывая ездовых. Они отступили в чащу. Отец, прячась за кустами, выбрался на край поляны. Они видел свои пушки, солдат звал их, призывно махал. Солдатам нужно было переползти поляну, которая простреливалась, но они не решились и остались в плен.
Немцы усиливали натиск. Остатки полка отошли в глубину леса.
Командир полка погиб, пытаясь остановить бегущую пехоту. Два батальона были рассеяны. Полк возглавил майор начальник штаба. В лесу собрались остатки полка, тылы полка. Батарея потеряла четыре орудия первого и второго взвода. Третий батальон и поддерживавший его артиллерийский взвод не участвовали в бою и сохранились.
Второй эпизод. Отец рассказывал, как его атаковали три немецких самолёта. В этом эпизоде он, как Н.Е. Митаревский при атаке польских улан, минимизирует возможность своего поражения.
Отец шёл по полю от одного перелеска к другому. Его заметили три немецких самолёта и развернулись для атаки. Он, видя, что не успеет добежать до леса, залёг в траву, при этом полностью контролируя своё состояние. Отец подтянул под себя ноги и руки, пытаясь уменьшить фигуру для прицеливания. Немцы по очереди стреляли с бреющего полёта. Авиационные пулеметы, имея повышенную скорострельность, просто как косой срезали траву вокруг него. Он видел лица лётчиков ведущих по нему огонь.
Сделав по заходу, немцы полетели на запад. Отец совершил ошибку, он вскочил и бросился в лес. Немцы увидели, что промахнулись. Последний из самолётов развернулся и вновь пошёл в атаку. Отец снова залёг. Фашист, сбросил две небольшие бомбы. Они взорвались в шести шагах от отца. Он вскочил и в дыму разрывов бежал в лес.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА о гибели 37-стрелковой дивизии в июне 1941 года.
Информация из Википедии.
В июне 1941 года 37-стрелковая дивизия дислоцируется в Витебске (20 сп) и Лепеле (91 сп, 247 сп) и Полоцке в составе 21-го стрелкового корпуса ЗапОВО.
С 15 июня 1941 года получен приказ на совершение марша железнодорожным транспортом в город Лиду и соседние районы тогдашней Барановичской области, район Беняконе, Вороново (сейчас Гродненская область).
( Мой комментарий. Этот факт разрушает миф Хрущёвской пропаганды о неожиданном нападении немцев и о том, что Сталин не верил, что война начнётся.)
«17 июня 1941 года я, командир 1-го стрелкового корпуса генерал-майор Ф. Д. Рубцов и командир дивизии полковник А. Е. Чехарин были вызваны в штаб округа. Нам объявили, что 37 сд должна убыть в полевой лагерь под Лиду, хотя было ясно, что передислокация совершалась в плане развёртывания войск на государственной границе. Приказывалось иметь с собой все для жизни в лагере. Два полка выступили из Лепеля походным порядком, а части Витебского гарнизона были отправлены железной дорогой. Эшелоны составляли по принципу удобства перевозки, поэтому штаб дивизии следовал без батальона связи, а боеприпасы находились в заключительном эшелоне. О начале войны узнали в 12 часов 22 июня на станции Богданов из речи В. М. Молотова. В то время части дивизии ещё продолжали путь, связи с ними не было, обстановку ни командир, ни штаб не знали…»
— 1953 год.
Войну дивизия встретила на марше из района постоянной дислокации в Витебске в район Вороново — Беняконе. В полдень 22 июня 1941 года штаб дивизии находился в Богдануве, два полка, вышедшие из Лепеля двигались пешим маршем, боеприпасы находились в последнем эшелоне, который возможно, ещё находился в Витебске. Противотанковый дивизион не успел начать переброску. Остававшиеся в Витебске тылы дивизии и часть 20-го стрелкового полка были в дальнейшем сведены в 20-й сводный полк, который был включён в состав 153-й стрелковой дивизии.
В течение 22 — 23 июня 1941 года дивизия разгружалась в окрестностях Лиды и по приказу командира корпуса разворачивалась в северном направлении. 24 июня 1941 года юго-западнее Вороново авангардные 247-й стрелковый и 170-й артиллерийский полки были атакованы немецкими танковыми частями, и, потеряв управление, в беспорядке отошли за реку Житна. На 25 июня 1941 года в оперсводке штаба корпуса констатировалось, что штаб дивизии полностью утратил управление частями.
Остатки дивизии выходили из окружения в составе войск 21-го стрелкового корпуса в районе Узда — Рубежевичи и в дальнейшем пробивались на восток разрозненно.
19 сентября 1941 года дивизия была расформирована.