Другу моему и однокашнику Виктору Прохорову посвящается.
Жив ли ты, курилка?
. 1
Здравствуйте, уважаемая прелестная незнакомка!
Ничуть не сомневаюсь в том, что Вы прелестны, а не просто "строй-ная, приятной внешности женщина", как пишете в своем объявлении в "Вестнике". Среди множества других меня привлекло лишь оно. За его скромной лаконичностью я вижу очень сложного человека, (а все сложное, по-моему, интересно), преисполненного достоинства, способного оценить других. Вам нужен просто интеллигентный человек со всем, что ему присуще, будь он молодой гигант атлетического сложения или тщедушный бегун за здоровьем. Главное - интеллект. И никаких предубеждений насчет, ска-жем, трезвости или даже роста и возраста и прочих вредных привычек, в от-ношении которых женщины обычно щепетильны, до смешного. Важно только, чтобы был "неравнодушен к искусству, увлекался спортом, любил турпоходы и прочие путешествия".
Хотя, мне кажется, всякий интеллигентный человек не может быть равнодушным к искусствам. Даже гениальные ученые сухари непременно должны иметь какую-нибудь фишку: один в перекурах между открытиями века на скрипке наяривает, другой пасхальные яйца расписывает, четвертый крутит хула-хуп.
Сам я, правда, не скрипач и не живописец, потому как не гений, но к искусству вообще совершенно неравнодушен. А от кино, например, так про-сто балдю, по выражению дочери моего приятеля. Особенно если там про мисс Марпл или нашу славную милицию.
Конечно, говорить о серьезном увлечении спортом в сорок лет (я, увы, на целых семь лет старше Вас) - это было бы бессовестными враками. Однако я до сих пор уделяю ему немало времени - у телевизора. И еще я совсем недавно был играющим тренером и почетным президентом федерации настольных игр в одном солидном учреждении. Так что имеем честь.
Теперь о походах и путешествиях. Их я проделал в жизни столько - пожалуй, великий Суворов вкупе с другими великими, вроде Ганнибала и Гнея Помпея, не совершили. Разве только Федор Конюхов может составить конкуренцию. Но с Вами я готов и Федора обскакать.
Однако это лирика. А теперь вернемся к постной прозе жизни.
Ведь уже подавая объявление в "Вестник", Вы не могли не понимать, что вряд ли на него отзовется "настоящий мужчина", рыцарь, о каком меч-тает всякая женщина. Настоящие-то мужики и "Вестников" не читают. А если и читают, то лишь в той части, где про всевозможные купли-продажи написано да о разменах квартир. А с женщинами они знакомятся не иначе как после избавления их от покусительства шайки насильников-грабителей, разметав головорезов парой приемчиков из карате или кун-фу.
Я же, признаюсь честно, в "Вестнике" только и смотрю рубрику "знакомства". Продавать мне пока нечего, покупать, увы, не на что, а размени-вать квартиру просто не могу. Не моя это квартира. Живу на птичьих правах у друга юности своей, бывшего однокашника.
Как видите, соблазнить Вас мне нечем, тем паче, что и образованием я до Вас не дотянул - оно у меня среднее. И если для Вас это - показатель ин-теллекта, то шансов у меня кот наплакал. Да еще и пищу с опозданием: но-мер "Вестника" с Вашим объявлением попал мне на глаза не сразу, и у Вас, наверное, уже отбоя нет от претендентов на руку и сердце. Боюсь совсем в толпе затеряться.
Вы - первая, кому я осмелился написать, и, возможно, мне не следова-ло быть столь безоглядно откровенным. Наверняка Вы задумаетесь: это что - нахальство авантюриста или психологический расчет?
Но нет здесь никакого нахальства, хотя и можно подумать, что не по Сеньке шапку пытаюсь примерить. Это просто, чтобы не было разочарова-ний, если Вы все-таки удостоите меня, чем черт не шутит, сочтете возмож-ным познакомиться воочию.
Если надумаете ответить, пишите, пожалуйста, на главпочтамт, до вос-требования Наумову Андрею Сергеевичу. Так, я полагаю, будет справедли-во. Ведь я Вашего адреса тоже не знаю. Да что там адреса, даже имени-отчества, ничего, кроме номера под объявлением. Все остальное - лишь до-мыслы, умозаключения плюс фантазия. Поэтому, если не затруднит, пришлите Вашу фотографию.
С уважением А. Наумов.
2
Здравствуйте, уважаемый Андрей Сергеевич!
Вот уж кто действительно сложный человек, так это, по-моему, Вы. Скорее, даже большой оригинал и совсем напрасно опасаетесь затеряться в толпе претендентов на мои руку и сердце. Конечно, Вы были не единственным, кто отозвался на мое объявление. Но вот ответить я решила только Вам одному. Другие письма показались мне скучными. Их авторы, думаю, такие же. И отвечать им я не желаю.
Теперь, заинтересованная, скорее даже заинтригованная Вами, хочу сообщить некоторые подробности о себе, которых не было в "Вестях". По образованию я инженер, преподаю теоретическую механику и сопромат в нашей "вышке", военно-морском училище. Никогда не думала, не мечтала стать педагогом, но так уж вышло. Хотя я совсем не жалею, а наоборот, ра-боту свою очень люблю, люблю мальчишек, которых обучаю, и очень на-деюсь, что они меня тоже любят. Как преподавателя.
Замужем я еще не была и детей не имею. Живем мы вдвоем с мамой, у нас с ней прекрасные отношения на основе взаимного уважения и полного понимания. Мы обе любим театр, кино, музыку. Я, кроме того, давно увле-каюсь волейболом, пыталась заниматься в секции дзюдо, люблю туристиче-ские походы, поездки в разные города и вообще увлекающийся человек. Вот. Пока достаточно.
К сожалению, у меня нет под руками фирменных фотографий, только такие вот, любительские. Одну из них отправляю Вам. Надеюсь, она даст Вам некоторое представление о моей внешности.
Адрес пока не сообщаю, писать можете по-прежнему через "Вест-ник", а еще даю телефон - если надумаете, позвоните. Спросить Ирину Гри-горьевну. Именно так - Ирину Григорьевну, потому что мама не любит, когда ко мне, как ей кажется, обращаются фамильярно, и попросту может меня не позвать. Обычно она у нас "на связи".
Жду Вашего письма или звонка. С уважением, Ирина.
А какими настольными играми Вы занимались?
3
Уважаемая, нет, глубокоуважаемая Ирина Григорьевна! Я просто польщен Вашим вниманием к моей скромной персоне. Больше того, я в восторге от Вашего письма, от того, что Вы, кажется, намерены завести со мной знакомство.
Правда, я заранее несколько волнуюсь, робею даже, поскольку с детства испытываю робость и благоговение перед всеми учителями-преподавателями - от Людмилы Николаевны, научившей меня читать в первом классе, и до Пифагора и Кривого Хуго, пудривших нам мозги в бурсе. А тут вообще суши весла: прекрасная женщина и теоретическая механика - от такого букета у кого угодно голова набекрень съедет. Мне будто нежданно-негаданно выпал приз. Только, по-моему, Вы незаслуженно обижаете дру-гих, кто писал по Вашему объявлению, участвовал, в конкурсе эпистоляр-ного жанра. Они наверняка ждут, надеются, и Ваше молчание, вполне веро-ятно, сочтут за оскорбительное пренебрежение. А между тем среди них могут случиться мужчины, гораздо более достойные Вас, нежели я. Умение строчить бойкие письма - еще не великая доблесть. Хоть я и не сомневаюсь в Ваших дедуктивных и графологических способностях и даже немножко горд оттого, что Вы мне одному ответили, но... Впрочем, мое благородство, наверное, выглядит вполне фальшиво и подозрительно.
Я благодарен Вам за фотографию, хоть и довольно скромную. И за телефон глубоко признателен, хотя и воспользоваться им пока не решаюсь. Боюсь, что, выйдя на прямую связь, не сумею сказать всего, что нужно. Письмо в этом смысле более удобно. В письме можно обдумать и даже ис-править любое слово. Наконец, здесь можно пользоваться черновиками - по-чему бы и нет? Вообще, к письмам я отношусь очень серьезно и вполне до-пускаю, что когда-нибудь в сериале "Жизнь замечательных людей" мои письма будут изданы отдельным сборником. Ведь даже Вы, совсем меня не зная, находите меня "большим оригиналом". А я больше скажу, без лишней скромности: я - просто замечательный человек. Жаль, что в серию ЖЗЛ трудно попасть при жизни. Как памятник себе при жизни лицезреть. При-дется подождать малость. Тем более, что покидать сей мир презренный пока неохота.
Теперь, должно быть, самое время пробежаться по страницам собст-венной уникальной биографии, заострить внимание на некоторых анкетных данных. Только писать автобиографии - это так скучно! Мне столько раз приходилось это делать, что в зубах навязло. Извините меня, если я не изложу ее сейчас. Но я готов представить подробнейший экземпляр, даже с анкетой вместе в любой момент по Вашему требованию.
И фотографию свою не могу Вам предложить - физиономия у меня не фотогенична. Не пугайтесь, я не урод, но на фотокарточках почему-то полу-чаюсь на себя не похожим. Мне так кажется.
Мне ровно сорок лет (я уже говорил об этом), ростом выше Вас, к полноте, как пишут в объявлениях, не склонен. Когда-то был обладателем роскошной шевелюры, но теперь почти избавлен от хлопот по уходу за ней. Таков мой портрет. Но это, согласитесь, не суть важно. Был бы, как говорится, человек хороший.
А теперь... Вы не находите, что мы уже изрядно знаем друг о друге? Может, пора и об очной встрече поговорить? Ведь не в переписке же Вы предполагали будущее знакомство. Хоть говорят, что и полюбить по пись-мам можно и целые романы случались (мне на ум почему-то Тургенев с Полиной Виардо приходят), только я человек... как бы это выразить? - хоть и небездуховный, но и заземленный при этом. Мне недостаточно одного вооб-ражения, надо еще видеть, слышать, обонять, осязать. Пощупать, как говорится, хоть это, возможно, и пошловато звучит.
А вообще, зачем Вам понадобилось это знакомство? Нужно ли оно Вам? Если я уже несколько лет маюсь в тоскливом одиночестве (друзья-товарищи тут не в счет), то уж Вам, пребывающей в блестящем окружении морских офицеров, вряд ли можно посетовать на невнимание со стороны мужчин. Или среди сотрудников и преподавателей военно-морского учили-ща большинство женщины составляют? Сомневаюсь, поскольку имею пред-ставление о подобных заведениях. Может, рассеете мое затруднение, ответите на этот вопрос?
Еще странно, что Вы не сообщили своего адреса, но при этом даете телефон. Вам не пришло в голову, что я мог бы полистать телефонный спра-вочник или в первом же адресном бюро по номеру телефона узнать, где Вы живете. Ладно, пищу опять, как Вы хотите, через "Вестник". Только зачем такая конспирация?
Теперь о встрече. Если Вы согласны, что она может состояться, то, Вам и определять место и время ее. Я обитаю далеко от центра и еще дальше - от "Макаровки" и могу предложить что-то, для Вас неподходящее. В свою очередь я - человек мобильный и соглашусь со всем, что предложите Вы.
И, наконец, к вопросу о настольных играх. В любом их виде я могу выступать если и не как мастер, то по первому разряду - определенно. Кроме, пожалуй, тенниса. Какие еще будут вопросы? С удовольствием на них отвечу.
С уважением, Андрей.
4
Уважаемый Андрей! (Я решила, что Ваша подпись в. конце письма дает мне право обратиться именно так. Вы не против?)
Уважаемый Андрей!
Я получила второе Ваше письмо. Получила и с удовольствием прочла. И почему-то показалось, что мы уже давно переписываемся, и я уже жду но-вых писем. Правда, писать ответы - это для меня большой и сложный труд (сопромат куда проще), поэтому нам действительно лучше бы встретиться. Где и когда? Вы все-таки позвоните мне, по телефону быстро разрешим этот вопрос. Звоните, когда Вам удобно. Сейчас, до начала занятий, меня можно застать дома практически в любое время. Но не позднее двадцатого числа. На этот день у меня намечен отъезд (уже взят билет) на неделю. До отъезда хотелось бы встретиться с Вами. Тогда и выясним, для чего нужно мне это знакомство. И зачем оно Вам.
А Вы, извините, не авантюрист? Вот Вы пишете, что "мы уже изрядно знаем друг о друге", и потому нам пора встретиться. Пытаюсь уяснить для себя, а что же я про Вас знаю. Оказывается, ничего, кроме возраста да увлечения какими-то настольными играми.
Кстати, я из них только настольный теннис и знаю. Да разве еще биллиард (или бильярд - как правильно?). Только какое отношение он имеет к спорту?
А еще меня озадачила Ваша "бурса", в которой Вы, видимо, учились. Это что-то из прошлых веков, от Гоголя. По-моему, что-то церковно-приходское, наподобие семинарии. Уж Вы не священник ли? Бывший, расстрига.
В двух Ваших письмах - шесть листов, почти двенадцать страниц за-нимательных рассуждений. И ничего - о себе. Это надо уметь.
Вы правы в том, что не ради переписки я предложила это знакомство. Только будет ли оно иметь продолжение, зависит от взаимной открытости нашей, в письмах в том числе. А Вы, хоть порой и кажетесь безоглядно откровенным, но при этом что-то не договариваете, неискренни вроде. Мне трудно понимать, где у Вас ирония, а где говорите всерьез. Простите за резкость.
Итак, жду звонка. До встречи.
Ирина.
5
На проходной порта его давно знали все вахтеры, поэтому он прохо-дил туда беспрепятственно, не предъявляя пропуска или удостоверения, ка-ковых, впрочем, давно не имел. Но у трапа транспортного рефрижератора, на который он намерен был подняться, стоял молодой упрямый матрос, настырный, как шлагбаум. Он непременно требовал документы и, не получив их, вызвал вахтенного штурмана. Андрей назвал себя, попросил доложить капитану; штурманец без лишних слов скрылся в надстройке, а через пару минут оттуда свежеиспеченным колобком выкатился Аркаша Баринов, соб-ственной персоной.
- Андрюха! Мать честная! Глазам не верю - ты ли это? - гремел он на весь порт хриплым басом. - Какими судьбами?! Сколько лет, сколько зим!
Восторг его был неподдельно искренним, но Андрей думал при этом, что, конечно, можно искренне радоваться встрече с давним другом, когда ты капитан такой вот лайбы, которая постоянно ходит по заграницам, когда у тебя здоровья на троих и в семье твоей полный ажур и благополучие.
- А мне парни говорят... Женька Свистунов - здесь вот, рядом стоял на "Дерюгине", - он говорил, что Андрюха Наумов давно тут околачивается, а я не верю. Слышал еще, что удостоился Наумов почетного звания "гонец-золотая пятка", что в любое время суток подогрев обеспечить может по сходной таксе - про тебя ли это? Не может, думаю, такого быть, чтобы Андрюха ко мне не зашел, если бы появился. Пошли, рассказывай, - не умолкал Баринов, пропуская Андрея вперед, показывая дорогу в лабиринтах огром-ного судна. Он задавал бесчисленные вопросы и, не дожидаясь ответов на них, к удовольствию Андрея, больше говорил сам.
Да, Наумов действительно уже полгода находился в городе, но во все это время старательно избегал встреч с бывшими однокашниками, особенно с Аркадием: уж слишком высокая стена с некоторых пор выросла между ними - так ему казалось. И где это Свистунов мог его засечь? - ведь и с ним они не виделись.
- Ну, что тебя тогда на государеву службу, на катера отправили, это я знаю, - говорил Аркадий уже в каюте, вызвав к себе по спикеру буфетчицу и доставая из бара бутылки. - А что потом? Где ты был? Говорили, будто на Камчатку смотался, а после опять объявлялся здесь.
- Да, и на Камчатке был, - вставил Андрей, - и на Сахалине, и в тайгу с геологами ходил...
- Вот даже как. Ну, а теперь? Это правда, что ты два года в Спасске, в ЛТП загорал? Вроде, прежде ты не был алканавтом. Как же это случилось? - Аркадий, как всегда, был прямолинеен, словно надраенный канат.
- Черт его знает. Наверное, непруха, судьба такая, - нехотя ответил Наумов. Он действительно не вполне понимал, отчего же это у него такой извилистой биография получается.
- Ладно, - внимательно глянув на него, сказал Аркадий. - Я тебе не поп и не тятька. Говорить об этом удовольствия мало. Как сейчас-то ты? Где живешь? Работаешь? Что пить будешь - виски, водку?
- Ничего, - отказался Андрей.
- Ну, это ты брось! Со мной да не выпьешь?! Правда, сам я не могу, пригублю разве за компанию. Мы тут пару дней поквасили с корефаном, по случаю завершения гаража. Я в рейсе был, а он мне гараж сварганил. Мне через три дня опять сниматься, а у меня еще комиссия не пройдена. Вчера было сунулся к терапевту - давление под подволок. Я, грозит, тебя вместо рейса на Вторую Речку на обследование упеку. Надо воздержаться - ты уж извини.
- Тогда убирай бутылки, - сказал Андрей. - Давай чаю выпьем, если на твоем лайнере чай водится.
- Будет и чай, будет и кофе и все, что пожелаешь.
- Люсенька, - обратился он к вошедшей в каюту смазливой буфетчице, - организуй-ка нам, пожалуйста, что-нибудь перекусить да кофейку покреп-че, - и тут же, будто потеряв к ней интерес, повернулся к Андрею: - Так чего ты молчишь? Как живешь-то?
- Если честно, - заговорил Наумов, - то хреново. Прописки нет, даже разрешения на въезд в город не имею, ну и работы, конечно, - тоже.
- Как? А чем же ты живешь? И где живешь?
- Было кое-что, там еще, в Спасске заработал. Да теперь все вышло. Надумал уже домой, в Калугу - ехать не на что. Да и что мне там? Мать - два года как схоронили, без меня. И что там делать с моей-то специально-стью? Правда, у геологов, да и в Спасске кое в чем насобачился, так ведь теперь везде корочки нужны, без них ты - букашка. Так что живу сейчас... Приютила тут одна тетка, обещала прописку сделать - участковый у нее, вроде, знакомый. Вот уж полгода все прописывают.
- Ясно. Ясненько. Значит, имеем вероятность опять загреметь к черту на рога? Тебя теперь за тунеядство куда-нибудь укатают. И какого хрена ты раньше ко мне не пришел? Я по весне больше двух месяцев на берегу канто-вался, квалификацию повышал. Как раз когда ты вернулся оттуда. Хотя ведь ты богатым был. А что Тамара твоя, где она?
- К чему ты это? У нас с ней никаких делов. После всего, что было...
- Вот те раз! Я-то думал, у вас навеки. А что стихи? Ты ведь какие стихи писал раньше.
- Теперь на прозу перешел. На романы.
- Жаль. Хорошие стихи были. Помнишь, ты для меня писал, я тогда Маринке в письмах отправлял. Она теперь жена моя. Дюймовочка. Все пытала меня, ты почему мне больше стихов не пишешь. Только уж когда по-женились, я раскололся: не мои стихи были, Андрюхи Наумова. Она их до сих пор хранит.
- Возможно. Я раньше многим писал.
- А за что тебя из пароходства-то вынесли? Служить отправили...
- Я тогда на "Островном" был, на танкере. Вторым штурманом у Коляды - может, слышал?
- Ну, как же! Дмитрий Иваныч, на весь ДВК знаменитость. Говорят, утонул лет пять назад в степях Украины. В отпуск будто бы поехал и утонул. А что у тебя с ним вышло?
- Да он, стервец, упокой Господь его душу, подвел меня под монастырь. Я тогда в университет собрался, на журналистику документы подал, а тут срочный выход в рейс. Помнишь, может, конфликт с американским шпионом в Корее.
- Да-да, припоминаю. Как его?
- "Пуэбло".
- Во-во, "Пуэбло". А вы при чем?
- Да наши туда сторожевик подпустили, а нас - чтобы этот сторожевик топливом обеспечивать. Я тогда к Коляде явился: списывай, говорю, на берег, у меня экзамены через неделю. А он: успеешь ты на свои экзамены. Мы на пару дней только и сбегаем. А пара дней месяцем обернулась. Ну, я, чтобы к экзаменам успеть, пароход втихаря и перегнал сюда, под Русский остров. Они тогда перепились до чертиков - день Военно-морского флота гуляли, а я...
- Так это ты был? То-то нас тогда прессовали. А что потом?
- А ничего. В университет не поступил, из пароходства пендаля дали и на четыре года, на МОшку, малый охотник, штурманским электриком.
- А почему не штурманом?
- Это... Штурман на военном флоте - должность офицерская, а я-то рядовой.
- Ну, а потом чего?
- А потом пошло-поехало. Назад, в пароходство не взяли, потолкался по разным конторам, две путины у рыбаков молотил, а потом угодил к геологам.
- А ЛТП? Ты ведь не пил раньше.
- Я и теперь не пью. Практически. А ЛТП - это за любовь к поэзии.
- Как? Поясни.
- Да чего пояснять. Ты разве не знаешь, как это делается? Выбор небольшой - психушка, либо ЛТП. Впрочем, я и в дурдоме с полгода гостил. Это, знаешь, не "Палата Љ6" и даже не "Записки сумасшедшего". Хотя записок достойно. Даже романа.
- Ладно, не продолжай. Три дня у нас с тобой есть, хотя сомневаюсь, что за них мы что-то успеем. Но тогда придется тебе еще месяца полтора продержаться. Я в охотоморскую сбегаю - потом сообразим чего-нибудь. Ты глянь-ка на себя - натуральный богодул. Недаром тебя и матрос на пароход не пускал. Третий штурман говорит, вас, говорит, какой-то там бич спрашивает. Бич Андрей Наумов, надежда и гордость второй роты, мать твою! Красный диплом-то еще не пропил?
- Утопил, вместе со всеми документами. Нужны подробности?
- На кой хрен мне твои подробности! У тебя вообще документы какие есть? Трудовая, рабочий диплом?
- Трудовая есть, дубликат, паспорт, а диплома... Ни рабочего, никакого.
- Та-ак. Ладно, хоть трудовая есть. Был бы диплом, взял бы штурманом, четвертым. Матросом со мной пойдешь? Черт! Ведь сегодня суббота. Сегодня, завтра - долой, и остается у нас... ну, день-другой я еще проволы-ню...
- Погоди, Аркаша.
- Чего?
- Я к тебе зачем шел-то... - Андрей замялся.
- И зачем?
- Меня тут в одно место, на день рождения пригласили, а в таком обмундировании... - он развел руки, глянул на штаны.
- Так, значит, переодеться не во что? Да это, брат, не хреново, это ни в какие ворота. Не знаю, денег тебе дать - начинаю сомневаться, на что они пойдут. Извини, я уж битый. Одеть тебя в свой костюм - ты же тощий, как жердь, а у меня - полста четвертый. Хотя...
Аркадий снял трубку телефона и пригласил кого-то к себе. Через пару минут в каюту без стука вошел высокий лет тридцати пяти моряк со значком механика на куртке.
- Семеныч, у тебя костюм с собой есть? - спросил капитан механика.
- Форма вторая есть, Михалыч. Новая совсем. А костюмы дома.
- Дашь напрокат, на вечер?
- Какие разговоры? - механик изучающе смотрел на Андрея.
- Ну, давай, тащи да присоединяйся к нам, кофейку погоняем...
Через четверть часа, оглядев Андрея, переодетого в форму стармеха, Баринов потер руки и, удовлетворенный, будто собственным произведением, сказал:
- Совсем как живой человек. Словно на тебя пошита. - И - к механи-ку: - Может, продашь?
Семеныч только улыбнулся понимающе.
- Я не шучу, - сказал капитан серьезно. - Значок сейчас вернем. Хочу товарищу подарок...
- Брось, Михалыч, - впервые назвал по отчеству друга Андрей. - Мне только да вечера.
- Ладно, будь по-твоему. Не форма красит человека. Только вот мокасины... Размер-то какой у тебя?
- Сорок третий.
- Мои на номер меньше, вон, в рундуке возьми. Наверное, влезут. У меня подьем высокий. Кстати, куда собрался-то? Какой день рождения? Поди, охмурил какую-нибудь цесарочку? Ладно, ладно, дело не мое. Я сегодня домой не пойду, здесь ночевать останусь. По вахте накажу, чтобы пропусти-ли, да бумажку тебе напишу, в кадры. В понедельник пойдешь в контору. Ну да вернешься, тогда и обговорим.
- У тебя с борта выход в город есть? - спросил Андрей. - Я телефон имею в виду.
- Здесь нет. Да тут диспетчерская в трех шагах - оттуда можешь по-звонить.
- Добро. Спасибо тебе. Вечером буду на борту.
- Может, все-таки деньги нужны?
- Обойдусь. Пока.
6
- Алло, Ирина Григорьевна?
- Нет, это не Ирина Григорьевна. А кто ее спрашивает?
- Сотрудник ее, Андреев. Она ждет моего звонка.
- Что-то я не слышала о таком сотруднике.
- Мы недавно работаем вместе. А вы, простите, мама Ирины?
- Григорьевны. Да, я ее мама.
- Очень рад познакомиться. Так Ира... Ирина Григорьевна дома?
- Алло! Кто это?
- Ирина, это вы?
- Да, Андрей Сергеевич. Здравствуйте!
- Здравствуйте, Ирина Григорьевна! Я, кажется, не вовремя?
- Ну почему? Хотя... я тут немножко работала.
- Простите, если от дела оторвал. Я потом позвоню.
- Почему же? Вы, наверное, хотели договориться о встрече?
- А вы еще не передумали?
- Почему я должна была передумать?
- Да как же? Расстрига-поп - какой прок от такого?
- Вы обиделись? Это ваша бурса с Пифагорами меня смутили. Но мне не терпится увидеть автора таких замечательных писем.
- Я сегодня еще одно отправил.
- В нем была необходимость?
- Для меня - да. Я вот сейчас совсем не знаю, о чем говорить.
- О месте и времени.
- Да, правильно. Хотя не только. И я думал, вы предложите.
- Хорошо. Вам не трудно будет приехать в центр?
- Я звоню из центра, с Ленинской, рядом с "Нептуном" автомат. Кафе "Нептун", знаете?
- Конечно. А вы хотите сейчас встретиться, сегодня?
- А зачем тянуть? Тем более, что послезавтра вы, кажется, уезжаете?
- Улетаю.
- Все равно.
- Но я сегодня не могу. Если попрошу вас перенести встречу на зав-тра, вы не согласитесь?
- Что делать, придется. Только оторопь берет от предстоящей встречи,
- Почему? Чем я вас так напугала?
- Я - как студент перед экзаменом по сопромату. А вы... К чему вам какие-то знакомства? Тем более, сомнительные. Вам не жаль своего времени?
- Вы обиделись? Обиделись за мой отказ приехать сегодня. Но я, че-стное слово, сегодня не могу.
- А если я скажу, что не смогу приехать завтра?
- Хорошо, где вы находитесь?
- Я же сказал.
- Ах, да. Сейчас... сколько сейчас времени?
- Нет уж, не нужно жертв. Занимайтесь своей работой. Дело - прежде всего.
- А вы капризны, как ребенок. Не зря говорят, что мужчины - это большие дети. Через...
- Завтра, в это же время, на углу Геологов и Фокина.
- Но почему же не сегодня?
- Все, вопрос закрыт.
- Хорошо, а как я вас узнаю?
- Давайте лучше я буду вас узнавать. Я - личность невзрачная, без особых примет. А как вы?
- А по фотографии разве не узнаете? Впрочем, действительно, вряд ли. Ну, я буду в бежевом платье... Хотя нет, нужно что-то яркое, тогда вы меня отличите. Желтое платье с брошью с левой стороны и рыжие волосы. Да-да, у меня рыжие волосы. Причем самые натуральные, без всякой химии.
- Тогда нет проблем. Я без труда узнаю вас. До встречи.
- До свидания, Андрей Сергеевич.
7
- Ирина, у тебя кто-то есть?
- Еще не знаю, мама.
- Как не знаю? А с кем это ты говорила?
- Вот с тем, кого еще не знаю.
- Так ты уходишь? А как же торт, а день рожденья? Скоро гости придут.
- Никуда я сегодня не пойду, И торт будет и все... Хотя можно было бы купить этот чертов торт.
- Что с тобой? Ты мне не нравишься.
- Могу же я когда-нибудь тебе не нравиться!
- А как же Виктор? Что ты ему скажешь?
- Я не обязана отчитываться перед ним.
- Но он придет сегодня?
- Лучше бы его не было. По-моему, он тебе больше нужен.
- Я не возражала бы, если бы он стал жить с нами.
- А я возражаю.
- Ничего не понимаю. Все было так хорошо.
- Да ничего хорошего не было. Ты же понимаешь, что он никогда не уйдет из семьи.
- Да, наверное. Но нам и вдвоем...
- Нам очень хорошо вдвоем, мама. Но что же дальше? Мне уже три-дцать три! Тридцать три, ты это понимаешь?!
- А почему бы тебе не пригласить его сюда?
- Кого?
- Ну, этого, Андреев, что ли?
- Андрей. Надо было бы, да толку не хватило. Растерялась. Хотя, что бы он тут делал, в нашей компании?
- Если бы Виктор его увидел, он наверняка решился бы...
- Я уже не хочу. Я хочу, чтобы его вообще здесь больше не было.
- Жаль. Такой прекрасный человек! Капитан первого ранга. Наверняка скоро начальником училища станет.
- Никогда он не станет начальником. Вечный заместитель - это его потолок. И вообще, не хочу больше о нем. Мне, в конце концов, не прекрасный человек, мне мужик нужен, самец, черт побери!
- Что ты кричишь на меня? В чем я виновата?
- Извини, мама. Стервенею, что ли?
- А это не скажется на твоем... на твоей работе?
- Ты что же, полагаешь, что меня там как шлюху замполита держат? Это не он мне должность декана предлагал. Он, наоборот, отговаривал. Хо-тя, наверное, прав был. Зачем мне это надо?
- Нет, по-моему, зря. Ты была бы прекрасным деканом.
- Все, поезд ушел. Давай не будем. Кстати, мне мысль пришла. Ты не хочешь полететь вместо меня?
- Куда? В Ленинград? Но почему? И, ты же знаешь, я не могу летать.
- Поезжай поездом. Сдам завтра свой билет и возьму тебе на "Рос-сию".
- Но ведь это только дорога две недели. Я не успею к занятиям.
- В школе можно отпроситься на неделю. Переживет твоя школа не-делю без тебя. Давай прямо сейчас позвоним директрисе. Хочешь, я договорюсь с ней?
- Ты устала от меня?
- Нет, мама, не устала, просто нам обеим будет на пользу. Ты встряхнешься, в кои-то веки. Уж сколько своих не видела. А я тут решу кое-какие вопросы.
- Не знаю даже. Делай как хочешь.
- Все, решено, подай мне телефон...
8
Она увидела и успела хорошо рассмотреть его из окна, когда троллейбус поворачивал с проспекта к остановке на улице адмирала Фокина. Увидела и засомневалась: стоит ли подходить к нему, - таким невзрачным он ей показался. Какой-то взъерошенный, растерянный цыпленок. Он стоял на углу тротуара в серой рубашке с закатанными по локти рукавами, в видав-ших виды башмаках, с серым ежиком на голове, выглядевший даже старше своих сорока лет.
"Богодул какой-то", - она даже поморщилась от пришедшего в голову расхожего словечка из местного сленга.
Она, пожалуй, и не признала бы его, если бы не цветы. Свежие алые розы в его руке являли собой вопиющий контраст всей его непрезентабельной фигуре.
В голове ее шевельнулась мысль о том, чтобы не выходить на оста-новке, проехать дальше и вернуться домой. Она представила себя шагающей по улицам города рядом с этим серым человеком, представила, как их встретят ее знакомые - здесь вполне можно кого-то встретить - и что они при этом подумают. Пусть он хороший человек, этот Андрей Сергеевич, пусть умница, но на лбу-то у него это не написано. Ей будет жутко неловко в его обществе. А она еще решила ради него поездку отменить. Матери нагородила бог знает чего. Вздумала, что это знакомство изменит, перевернет ее жизнь.
Троллейбус медленно подкатил к остановке, шумно распахнулись две-ри, и она вышла на плывущий от зноя тротуар. Все-таки она была слишком хорошо воспитана, чтобы обмануть ожидание человека, даже разочаровавшего ее.
9
"А девочка-то не ахти, - подумал он, издалека заметив ее, выпорхнувшую из остановившегося троллейбуса. - Худа и мосласта, да еще и с вызо-вом. На кой ляд она влезла в это короткое платье? Чтобы острыми коленками наповал разить? Куда это она? Может, это и не она вовсе?"
Изящная рыжеволосая женщина в лимонно-желтом платье, помедлив несколько секунд на остановке, пошла в противоположную от него сторону. Ступала она широко, раскованно, гордо неся огненную копну на высоко поднятой голове.
"Слава богу, не она, - с облегчением решил он, когда женщина свернула за угол. - Что бы я делал с этой экстравагантной пигалицей?"
Он успокоился. Исчезла напряженная неловкость ожидания, и он не-сколько раз прошелся вдоль углового дома и даже полюбовался лепниной на его карнизах. Когда повернулся в очередной раз, чтобы пройти на свой пост на углу, увидел ее, ту самую, рыжеволосую и голенастую в желтом, которую заметил выходящей из троллейбуса. Она улыбалась ему, шла ему навстречу. У нее были безукоризненной белизны крупные зубы и ярко-алые десны, которые обнажала улыбка. Впрочем, лицо ее действительно не лише-но было приятности. На нем не было веснушек, не было обычной для рыже-волосых бледности. Высокие, острые каблуки поднимали ее почти вровень с ним, а изумрудно-зеленые глаза, крапленые золотыми искрами, светились...
"Черт ее знает, неужто она так рада встрече со мной?" - подумал он, так и не уяснив, чем же светились эти глаза - радостью или насмешкой. При этом он неосознанно бросил взгляд на свои жалкие штаны, ушитые по шву суровой ниткой, на стоптанные, облезлые башмаки и вдруг устыдился ярко-го букета в своих руках. Захотелось спрятать цветы, даже выбросить, но она сходу протянула ему руку для пожатия, и он машинально сунул в эту руку букет, окончательно смутившись от своей неловкости. Он густо покраснел, но она будто не заметила этого и громко сказала: "Здравствуйте!" - а про себя подумала: "Но какие у него глаза!"
- Вы простите мне мой затрапезный вид, - поборол он свое замешательство. - Я прямо с вокзала, с электрички. Непредвиденная поездка, знае-те, и переодеться не было времени, боялся опоздать. Звонил вам с вокзала, хотел предупредить, перенести встречу на час-полтора, но уже не застал вас.
- Очаровательно! - улыбнулась она и, наверное, чтобы совсем доконать его, небрежно сунула розы в висевшую на плече желтую, как платье, сумку. - Какой у нас план мероприятий для первой встречи?
Он развел руками, красноречиво-виноватым взглядом окинул себя.
- Да, - кивнула она,- это, конечно, вносит некоторые коррективы в план, которого еще не было. Беру инициативу в свои руки - вы не возражаете?
- Нет, конечно.
- Прекрасно. Сейчас мы едем в кассы Аэрофлота, сдаем билет и отправляемся за город. Гулять так гулять!
- Так вы не получили последнее письмо?
- Нет. Вы же вчера его отправили. А сегодня воскресенье. Редакция закрыта. А что в том письме? Что-то важное?
- Нет, ничего особенного. А какой билет вы хотите сдать?