Мяч летит на противоположный бок - высоко над сеткой. Противник резво подпрыгивает, чтобы не пропустить. Отбить. Вернуть обратно.
И я ловлю. Будто бумеранг. И посылаю вновь.
Противник уже вспотел, щеголяя мокрыми подмышками. Рано. Мои пока ещё сухи.
Значит, боится. Значит, почти проиграл.
Чувствую себя победителем. Это придаёт силы. Я знаю, что сделаю его в этот раз. Так же, как и в прошлый. Так же, как и всегда.
Стыковка! Бумеранг.
Стыковка! И мяч пролетает над головой противника, падает за чертой.
Он смотрит на меня. Даже отсюда я слышу запах его пота. Оттенок страха. Вижу взгляд. Взгляд лузера.
Я победил.
Небольшой перерыв. Я набросил полотенце на плечи и откупорил бутылку минеральной воды. Сделал глоток. Вода холодная и колючая. Хотелось без газа. Я вроде бы говорил Пэм. Хотя, всё равно без толку.
Взгляд медленно скользнул по трибунам. Повсюду лица - знакомые и незнакомые, разморенные от жары. Глаза прикрыты солнечными очками. Люди-манекены.
Впрочем, одно лицо без очков. Пэм. Незаметная и тихая, как мышь. Даже со своего места на самом краю трибуны смотрит, будто выглядывает из норы. Вся её поза навевает тоску.
Мама. Я почувствовал, как губы невольно расплываются в улыбке. Вон её бело-голубая шляпка. Она что-то машет, почти не глядя на корт. Знает, что нельзя отвлекать.
Я поискал глазами Джессику. Той не было. Может, опять забыла. Может, заскочила в косметический салон и решила сменить причёску. Нельзя на неё полагаться. У Джесси одно лишь достоинство - красота. Самая красивая из всех девушек в нашем районе. Да что там - во всём городе. Моя девушка.
Я снова посмотрел на мать. Она сложила ладони в замок и трясла ими - "ты - лучший" - и улыбалась.
"Я люблю тебя" - мне захотелось крикнуть. Но не стал. Я уже давно не ребёнок.
Сигнал. Мяч снова стучит о корт.
Раз. Два. Три.
Летит вверх. Следом - моя рука с ракеткой.
И вдруг падает...
Не мяч. Не рука.
Я. Падаю на землю...
Нос сжимается от пыли, вдруг набившейся в ноздри. Чихаю. Капельки слюны падают на пол.
Пол. Откуда пол? Коричневая однотонная плитка с разводами - наверное, мыли грязной тряпкой. Если вообще мыли. Запах такой, будто здесь неделю не проветривали. Или держали команду потных футболистов. Меня уже почти тошнит.
Чёрт! Что с моими руками?! Запястья нестерпимо болят. И почему-то не могут двигаться. Словно их кто-то перевязал. Но когда? Зачем?
Слава Богу, меня здесь знают. Но откуда? Только что был корт, а теперь...
Внушительный пинок под рёбра заставил съёжиться от боли. Я приподнялся на коленях, однако руки по-прежнему не слушались. Они были сведены за спиной и...
И тут я понял. Наручники. Я был в наручниках!
По телу пробежал озноб. Я почувствовал под мышками противную влагу, ощутил, как она собралась и течёт по бокам холодными липкими потоками. Мерзко. Гадко. Страшно.
Две пары рук довольно грубо подняли меня за локти. Их ладони больно впечатались в кожу. Наверное, будут синяки.
- Эй, мля! Какого хрена?
Голос за спиной дрожал от удивления. Меня опять дёрнули. На этот раз повернули к себе лицом. Две простецкие неопрятные физиономии: одна - с мутно-стеклянными глазами смотрела с равнодушием, вторая неприятно таращилась на меня, очевидно, пытаясь прожечь насквозь.
- Ты чего, Дрю?
Это был тот, с мутными глазами, жевавший какую-то дрянь. Я посмотрел на его грудь и заметил значок. Полицейские. Конечно: у обоих тёмно-синяя рубашка, чёрные брюки. Похоже, у меня неприятности.
- Он тяжёлый, - пробормотал Дрю.
- И что? - напарник скорчил презрительную мину.
- У него мускулы.
- У меня тоже.
- Погодите, - вмешался я, - куда вы меня ведёте?
- Уже пришли, падла, - хмыкнул напарник Дрю.
Я не успел ответить, как меня втолкнули в распахнутые двери, и я очутился в зале, полном людей. В центре стояла огромная трибуна, за которой восседала темнокожая женщина в судейской мантии. По бокам - столы. И ряды человеческих лиц с одинаково кислыми минами.
Я в суде! Я раньше никогда не был в суде. Разве что видел по телеку. В реальной жизни всё выглядело мрачно и убого. Тем более, когда тебя заталкивают на место подсудимого, и забрасывают странными вопросами.
- Вам есть что сказать, мистер Лерой?
- Вы признаёте себя виновным, мистер Лерой?
- Вы понимаете, что совершили убийство?
Я...я ничего не понимал. Какое убийство? В чём я должен признаваться? Я отчаянно мотал головой и не мог выдавить из себя ни слова.
Сон... всего лишь сон. Дурной кошмар. Я перегрелся на солнце - у меня солнечный удар.
- Нет, - закричал я и вскочил на ноги, - оставьте меня в покое. Я ничего не делал!
- Сэм, - прямо над ухом раздался женский голос, - замолчи, Сэм. Сядь.
Я послушно плюхнулся на жёсткий деревянный стул и повернул голову вправо.
- Пэм?
По телу разлилась приятная теплота. Хоть одно знакомое лицо. Пэм здесь. Значит, и мама рядом. Но что мы тут делаем? И почему она так странно выглядит?
Я всматривался в Пэм и не узнавал. Она казалась совсем чужой в этом строгом облегающем костюме бежевого цвета. С высокой причёской. И, Бог мой! Пэм знает, как пользоваться косметикой!
- Мистер Лерой, встаньте.
Я вздрогнул. Темнокожая фурия в мантии обращалась ко мне каким-то особым тоном. Я медленно встал и кое-как умудрялся держаться ровно. Колени ослабли и подкашивались.
- Самуэль Лерой, - она тоже встала и теперь торжественно читала что-то с листка бумаги, который держала в руках, - суд присяжных признал вас виновным в совершении убийства...
Убийства? Какого убийства? Я почувствовал, как пот побежал сильнее. Ощутил запах - отвратительный запах ужаса. Собственный запах. Я вонял, как бык на бойне.
- Согласно законодательству штата... вас приговаривают к смертной казни путём введения смертельной инъекции.
- Нет!
Я дёрнулся и едва не вывалился за ограждение. Кто-то схватил меня за руки и потянул обратно. Я кричал, мотал головой - так, что перед глазами замелькали крошечные разноцветные пятна. Что именно кричал - не помню. Помню только, что все смотрели на меня с отвращением. И жалостью.
Прямо передо мной возникла Пэм. Глаза её были грустны, а губы сжаты в тонкую полоску.
- Всё кончено, Сэм. Извини...
- Что кончено? - закричал я, - что? Я никого не убивал.
- Сэм, послушай, - начала она, однако я не дал ей закончить.
- Где мама?
- Сэм, - моя помощница вытаращила глаза, ставшие похожими на теннисные шарики, - Сэм, ты не в себе...
- Где мама, безмозглая дура!
Мама, где мама? Она не должна видеть этот гнусный фарс. Это её убъёт. Но в то же время она мне нужна - очень нужна. Я жутко хочу проснуться. Но не получается. Кусаю губы. Больно. Кровь наполняет рот тошнотворным металлическим привкусом. Горло сжимается, а желудок будто лопается на части. Секунда - и чёрные лодочки Пэм утонули в моей блевотине по самый каблук. Она морщится и отскакивает обратно. Я понимаю.
Мне и самому гадко: жаль, что не могу выскочить из собственного тела куда подальше.
- Эй, придурок! Ты чё творишь? - это один из моих охранников. Дрю, кажется.
Я сжимаю зубы, готовый броситься на него и пробить его тупую башку. Вместо этого я делаю шаг назад и вытираю подбородок о плечо. Целый коктейль запахов. И самый сильный - дерьма, в котором я по уши.
- Оставьте его, - снова Пэм. Похоже, она совсем не злится за испорченные туфли. Насколько я помню, она вообще никогда не злится. Только плачет. Но на этот раз глаза её сухи и полны уверенности в себе. Как ты не похожа на себя, Пэм. Как ты похожа сейчас на ту, в которую я думал, что был влюблён. Когда-то очень давно. В каком-то далёком и напрочь забытом сне. И почему я вдруг об этом вспомнил?
- Это вполне естественная реакция. Уборщик всё вытрет. А вам лучше позволить ему переодеться.
- Хорошо, мэм.
Дрю брезгливо хватает меня за один локоть, его мутноглазый напарник - за другой, и вот меня тащат по коридору непонятно куда. Я закрываю глаза и стараюсь не думать ни о чём. Только бы проснуться. Только бы...
- Слышь, Кен, - тихий голос моего конвоира врывается в сознание назойливой мухой, - а у него все зубы целы.
- Дрю, ты всё не угомонишься, - обрывает его Кен, - не нужно пить на ночь бренди.
Следующие три дня пролетели, как один миг. Невыносимо долгий - практически бесконечный. Отвратительный миг, который хочется вычеркнуть из памяти навсегда.
Меня привели в тюрьму - а куда ещё приводят осуждённых за убийство? И предоставили номер-люкс - камеру для смертников, где мне предстояло выть от одиночества в ожидании, когда же наступит тот самый день икс.
Первый день я сидел на полу, прижавшись к стенке, и задыхался от собственного запаха. К вечеру меня соизволили отвести в душ.
Зрелище, которое не скоро забуду.
Десятки голых парней с телами, до шеи разукрашенными татуировками. Все пялились на меня, словно я был последним отребьем. Я и чувствовал себя таким. На тот момент. Потому как думал, что сплю. И мне было плевать. Всё, чего хотелось - это тёплого душа. Смыть с себя грязь. Пот. Стыд. И отвращение.
Но не успел я открутить кран, как под ноги мне плюхнулся кусок мыла. Я посмотрел на него. Потом поднял взгляд и увидел перед собой троицу с презрительно ухмыляющимися физиономиями. Все трое смотрели на меня с каким-то странным выражением. С ожиданием чего-то - чего, я сразу и не успел понять.
- Ну давай, вонючий гомик.
Я непроизвольно опустил глаза на мыло, лежавшее на мокром кафеле, потом медленно перевёл взгляд на три пары голых ляжек и выше. Немного выше. И, наконец, понял, зачем они пришли.
Кровь мгновенно прилила к лицу. Я ощутил, как на скулах заходили желваки, а ноги сами собой приняли боевую стойку.
- Что ты сказал, гнида?
- Ты чё, пидарр!!!
Кто это выкрикнул - я не успел сообразить. В следующий момент все трое набросились на меня и прижали к склизкой кафельной стенке. Один из них - лысый, с татуировкой скорпиона на затылке, стал молотить меня в живот, словно боксёрскую грушу. Пресс, тренированный годами, не спасал от боли. Я взревел и с размаху саданул лысого коленом в пах. И пока тот корчился, съездил одному из державших меня ребром ладони в кадык, другому - со всей силы крутанул ухо. Хрящи противно скрипнули, и он заорал, разбрызгивая вокруг слюну и сопли.
Вокруг нас собралась толпа. Стадо вопящих орангутангов - как на боксёрском ринге. Все сбежались посмотреть, как эта троица разделается со мной. В том, что мне не выжить, в тот момент я не сомневался. Кто они - тюремная братва с уличным стажем размером с мою короткую жизнь. Кто я - спортсмен-теннисист, заблудившийся в непонятном кошмаре, мечтавший лишь об одном - умереть здесь и проснуться дома. Живым.
Но ни здесь, ни там - ни одна падаль не смела покушаться на мой зад. Я лучше вырву их вонючие члены и захлебнусь собственной кровью. И здесь, и там.
Лысый между тем пришёл в себя и резко схватил меня руками за горло. Я захрипел, задыхаясь, и вцепился в его запястья. Сильный. Мои руки тоже не были слабыми. Он почувствовал это. И вдруг отпустил. Глаза его расширились, а тело забилось в конвульсиях. Неужели эпилептик?
И только тут я обратил внимание на воцарившуюся тишину. Толпа расступилась, прижавшись к стенкам душа, а на середину выбежала группа охранников, вооружённых дубинками и ещё какими-то приборами. По тому, как задёргались и побледнели мои несостоявшиеся насильники, я догадался, что лысый первым отведал электрошокера.
Сам я никогда прежде не пробовал ничего подобного и, глядя на реакцию бывалых зеков, не спешил приобретать сей несладкий опыт. Поэтому замер и, подобно остальным, прижался к стене.
- Лерой! - один из охранников грубо схватил меня за локоть и толкнул к выходу из душевой. Я послушно поплёлся вперёд, с трудом переставляя ноги.
На выходе кое-как оделся и едва сдержал рвоту от запаха собственной одежды. Казалось, я весь провонялся страхом. И помыться толком не удалось. Значит, придётся париться в собственном теле до следующего раза. Каким только он будет - следующий раз?
Мы вышли в коридор, и тут охранник развернул меня лицом к себе и приподнял дубинкой мой подбородок.
- Послушай, Лерой! Ты, гнилой пидар! Ещё позавчера тебя имели все, кому не лень, в этой тюряге. А сегодня...
- Сам ты пидар, ублюдок!
Слова сами сорвались с губ. Никогда не терпел наездов и всегда предпочитал отвечать. Даже если потом будет больно. Очень больно. Я ведь тоже могу ударить. А здесь мне терять уже нечего.
Охранник занёс руку с дубинкой над моей головой. Я молниеносно перехватил. В наручниках. Он вытянулся в лице и позеленел. Затем опустил руку и, наконец, взглянул на меня каким-то с каким-то новым выражением.
- Откуда это у тебя, Лерой?
Я мотнул головой, но ничего не сказал. Понятия не имею, что он имел в виду. У меня ничего с собой не было - только тюремная роба на голое тело. И наручники.
- Ты не боишься?
Я ухмыльнулся, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Ещё бы не боялся. Я едва не писался от страха. Только чёрта с два он узнает об этом.
- Та стал таким смелым, Лерой, - вкрадчиво прошептал охранник. И внезапно в глазах его заплясали огоньки. - Когда знаешь, что умрешь, чего бояться, верно?
Я продолжал улыбаться. Даже по пути в камеру я чувствовал, как мышцы сковало судорогой, и не мог сомкнуть губ. Чёртов клоун, Гуинплен.
Сон затягивался. И в какой-то момент - я даже не помню в какой - до меня начало доходить, что это не сон.
-3-
Каморка для встреч напоминала сортир в придорожном кафе: окно под потолком, грязно-зелёные стены, запах порошка для чистки унитазов и стойкое ощущение, что если б не нужда, я б в жизни не переступил этот порог.
Гладкий полированный стол. Жёсткий холодный стул. И напротив - довольно симпатичная женщина в синем блейзере со спицами в волосах. Взгляд прямой, даже немного суровый. Внутри что-то зашевелилось.
Я вдруг вспомнил ТУ Пэм, с которой занимался любовью на точно таком же столе в библиотеке, когда мы решили сбежать из дому и спрятались там, чтобы переночевать. Нам обоим, кажется, было по тринадцать. А на следующий день оба вернулись домой.
Пэм тогда ещё жутко переживала, что забеременеет. И я переживал вместе с ней. Тогда мы ещё не понимали, что оттого что мы делали, детей не бывает.
Сейчас это выглядит смешно.
Но тогда... мне казалось, что я любил её.
Казалось...
Потом она стала глупой серой мышью. И никогда не вспоминала о той ночи в библиотеке. А когда я пытался заговорить об этом, делала круглые глаза и убегала. Дура...
Наверное, она до сих пор девственница. И поделом.
Я вдруг начал раздражаться её присутствием. Зачем она пришла и молчит? Почему она, а не мама? Или Джесс?
- Где Джесс? - спросил я.
Пэм искоса посмотрела на меня.
- Что ещё за Джесс?
- Джессика Рубен, моя девушка. Если помнишь.
Пэм удивлённо покачала головой, а потом вдруг рассмеялась. Хрипло. С осознанием собственного достоинства. В этот момент мне казалось, что я вижу перед собой совершенно другого человека, не того, к которому привык.
- Эта куколка из стриптиз-бара?
- Эй, полегче.
- Помнится, ты сам говорил, что она похлеще выгребной ямы.
- Я? Пэм, ты себя хорошо чувствуешь?
- Вполне.
Я чувствовал, как ладони сжимаются от желания придушить её. На этом самом месте. Мелкую, завистливую сучку. Я посмотрел на свои пальцы, представляя, как они сдавливают её горло. А потом опускаются ниже...
Стоп! Да что со мной творится? Я думаю о Пэм, как о...
- Где мама? - я решил сменить тему на нейтральную, тем более что этот вопрос волновал меня куда сильнее, чем всё прочее, - почему она ни разу не пришла?
Девушка напротив меня вдруг изменилась в лице. Побледнела. Потом приподнялась и наклонилась вперёд.
- Сэмми, ты издеваешься? Или ты серьёзно...
Я смотрел на неё, как на идиотку. И улыбался. Я никак не мог взять в толк, почему Пэм себя так ведёт. Если только...
Если только с мамой что-нибудь не случилось!
Если только!
- Пэм, - я подскочил и вцепился в её плечи, приблизив её лицо к своему, - что с мамой, Пэм?!
Она покачала головой и стала пытаться сбросить мои руки. Но не тут-то было. От меня так просто не отделаться.
В комнату вскочили охранники. Не стали тратить впустую силы и огрели меня шокером по затылку. Тело затряслось мелкой дрожью, а всё моё существо охватила вяжущая тупая боль. Я почувствовал себя карандашом, втиснутым в точилку. Медленно и равномерно с меня будто срезали кожу - миллиметр за миллиметром. Сквозь шум в ушах до меня доносились крики Пэм.
- Оставьте...
- Не имеете права...
- Не в себе...
-4-
Прошло ещё несколько дней. За этот период я успел успокоиться, хотя ответов на вопросы так и не получил.
Что случилось с мамой? А главное - когда?
И - кого же я всё-таки "убил"? Раньше это не имело значения. Но по мере того, как я начинал верить в реальность происходящего, мне захотелось узнать, кто, чёрт побери, пытается загнать меня в могилу.
Из камеры меня не выводили. Охрана отворачивалась, тупо делая вид, что не слышат, когда я к ним обращаюсь. Отбросы из соседних камер не знали других слов, кроме "пидор" и "заткнись".
Я начал потихоньку сходить с ума...
Мысли переполняли голову, лезли через глаза наружу, разрывая череп. Я бился головой об стенку - до крови - чтоб хоть как-то заглушить эти мысли...
И за мной, наконец-то, пришли.
- Лерой!
Охранник не позвал - выплюнул фамилию мне в лицо. Я закусил губу, чтобы не ляпнуть то, о чём жалела бы потом моя спина. Шокер явно не приходился ей по вкусу.
- Шевели задницей.
Я подошёл к двери и просунул ладони в отверстие для наручников. Стальные браслеты нахально щёлкнули вокруг запястий. В груди заликовало: движение. Целый марафон по коридорам тюрьмы вместо жалких четырёх шагов вдоль и поперёк камеры.
На этот раз мы пришли в приличную - по тюремным меркам - комнату, где помимо стола и стульев стояла кадка с пальмой, разросшейся почти до потолка.
Меня усадили за стол и, о чудо, сняли наручники. На секунду даже промелькнула шальная мысль: отпускают! К счастью, я не успел обрадоваться...
В комнату вошли - нет, проскользнули с потоком воздуха, два высоченных субъекта. Оба тощие, с какими-то смазанными чертами лица, губы высокомерно поджаты. Один чуть постарше - примерно, под шестьдесят. Другой моложе и вроде как поприветливей, но я нутром почуял - редкая сволочь.
Через минуту на столе возник ноут, веером разлеглась охапка бумаг. Тот, что постарше, задумчиво уставился на меня. Появилось ощущение, будто он решил покопаться в самом нутре, норовя вытащить наружу непотребный хлам. Руки чесались съездить ему - благо наручники не мешали. Но я вовремя вспомнил об электрошокере.
- Что молчишь? - теперь они оба буравили меня взглядами. Я снова не ответил.
- Ну ладно, Сэмми.
Я скривился. Не терплю, когда меня зовут этим щенячьим именем. Сразу хочется зарядить в глаз. Но этим, похоже, понравилась моя реакция. Они довольно переглянулись, а молодой начал строчить что-то на ноуте.
- Стало быть, ты - Сэмуэль Лерой, уроженец Бостона, 95 года рождения.
- Восемьдесят пятого, - поправил я.
Что за мудаки - неужели похоже, что мне восемнадцать?
"Мудаки" тем временем заметно разволновались. "Старый" похлопал по плечу "молодого". Тот улыбнулся и снова уткнулся в ноут с выражением полного счастья на лице. Интересно, они тоже свихнулись или только я?
- Разбег - десять лет, - пробормотал "молодой", набивая клавиши.
"Что за разбег?" - хотелось спросить. Но промолчал.
- Расскажите о себе, Сэм, - попросил "старый".
- Зачем? - спросил я.
- Ну... нам интересно узнать про вас... побольше.
- И что это вам даст?
"Молодой" оторвался от писанины и внимательно следил за разговором. "Старый" усмехнулся и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.
- Допустим, мы здесь, чтобы вам помочь.
- Мне? - я искренне рассмеялся, - вы говорите, как психиатр.
- В некотором роде, я психиатр.
- Да? - я приподнялся и заглянул ему в глаза. Надеюсь, я выглядел достаточно серьёзным, потому что внутри всё кипело от ярости. Происходящее начинало меня доставать.
- Я тоже психиатр... в некотором роде. И я говорю тебе, что ты - тупой ублюдок. И мне на хрен не нужны такие "помощники". Я требую своего адвоката. Я ни слова не скажу...
- Позволь мне объяснить кое-что, Сэм.
"Старый" неторопливо поднялся со своего стула и, обойдя вокруг стола, встал за моей спиной. По коже поползли мурашки. Я изо всех сил держался, чтобы не оглянуться. Не дождётся!
- Видишь ли... мы с Эндрю, - он кивнул напарнику. Тот кисло улыбнулся в ответ, - наблюдаем за тобой уже четырнадцать лет.
- Какого хрена?
- Ты - очень ценный для науки человек, Сэм, - осторожно начал "старый".
Я стукнул кулаком по столу. Ноут подпрыгнул, а бумажки разлетелись в разные стороны. Но Эндрю, вопреки моим ожиданиям, не кинулся их собирать. Он продолжал смотреть на меня, только теперь в его глазах горела злоба. И насмешка. Я был прав, возненавидев его с первого взгляда.
- Хватит молоть ерунду! - рявкнул я. На подбородок брызнула слюна, и я вытер её пальцами. Надо держать себя в руках. Надо...
- Это не ерунда, Сэм. И ты знаешь это, не так ли?
Я понятия не имел, что он имел в виду. Ни единой светлой мысли по этому поводу в голове не мелькнуло.
- Ладно.
"Старый" уселся на краешек стола и задумчиво потёр ладонью подбородок.
- Я расскажу тебе, Сэм, что происходило с тобой последние четырнадцать лет.
- Я весь - внимание.
- Ты в курсе, что приговорён к смертной казни?
Я мрачно улыбнулся.
- Спасибо, мне уже сказали. Только я никого не убивал.
- Мы верим тебе, Сэм. Верим, что ты никого не убивал в городе Бостоне 19 ноября 2012 года от рождества Христова. Верим...
- Вы снова говорите, как...
- Но здесь, у нас - 25 мая 2023 года. И Сэм Лерой совершил убийство, за что приговорён к смертной казни.
С минуту я сидел с разинутым ртом. А после презрительно бросил:
- Вы - психи.
- Не более чем ты, Сэм. Ведь нам тоже известно кое-что... Твой маленький секрет.
- Какой секрет? - я нервно рассмеялся, - у меня масса маленьких секретов. Например, я иногда изменяю своей подружке. А она - мне. Я каждый день звоню матери, чтобы пожелать спокойной ночи... Я мог бы стать первой ракеткой Штатов в 2010, если бы не нажрался накануне, как свинья... Хотя, на самом деле, это была марихуана... Я...
- Очень интересно, Сэм, - подал голос Эндрю, - у тебя есть подружка?
- А что такого в том, что у меня есть подружка?
- Сэмми Лерой голубой. Стал им, когда первый раз попал за решётку.
- Я сильно разочарую Вас, если скажу, что никогда раньше не был за решёткой.
- За торговлю наркотиками в местном колледже. Правда, тогда были смягчающие обстоятельства. Детдом, прессинг, дурная компания, которой ты задолжал денег...
- Я?!
- Ты... Ты, Сэм Лерой! Неужели ты не помнишь, как попал в детский дом?
- Этого не было!
- Было! Было, Сэмми!
- Не называйте меня Сэмми. Я это ненавижу!
- Ты - слабак. Маменькин сыночек. Никогда не мог постоять за себя. За это тебя избивали в детском доме. Били все - и мальчишки, и девчонки. Ведь ты рассказывал всем, будто пришёл из чудесной страны, где всё наоборот. Где тебя любят. Где у тебя замечательная мать... И куда ты обязательно вернёшься... А, Сэм? У меня есть записи психолога. Твои школьные сочинения...Хочешь взглянуть?
Я перестал его слушать и закрыл уши руками. Бред! Какой бред! Это всё бред!
Я мотал головой из стороны в сторону, а он всё продолжал говорить. Я мечтал, чтобы он заткнулся. А он всё говорил и говорил...
О каком-то дружке, которого якобы подцепил в тюрьме. О том, что он заставлял меня проворачивать разные тёмные делишки. А потом его посадили. Опять.
- Ты любил его, Сэм. Сильно любил... Гомики - они тоже люди. И когда тебе предложили заплатить, чтобы его выпустили, ты пошёл на всё... Помнишь?
- Да не было этого ничего! Не было! Не бы-ло! Это был не я. Другой Сэм Лерой. Другой.
- Наконец-то, - улыбнулся "старый", - значит, ты признаёшься, что ты - не Сэмми?
- Я - не Сэмми. И никогда им не был. Отпустите меня.
- К сожалению, мы не можем.
- Но почему? - удивился я. Зачем весь этот фарс? Я никак не мог взять в толк.
- Здесь ты - убийца, Сэм.
- Но вы же только что...
- Я хотел обрисовать ситуацию, в которую попал тот мальчик, которого ты толкнул вместо себя.
- К-какой мальчик?
- Уже не помнишь, Сэм?
"Старый" навис надо мною, будто скала. Мне вдруг стало по-настоящему страшно. Откуда они знают? Откуда?!..
Я не мог заставить себя сказать хотя бы слово. Тело словно заледенело. Кончики пальцев стали покалывать, и я вновь услышал запах страха...
Пот струйками стекал по вискам. В это мгновение я себя ненавидел. Я не привык быть лузером. Но я ведь не проиграл. Пока ещё... не проиграл...
- Ты далеко не первый, Сэм. Активность мы наблюдали и раньше. Но ты единственный, кто смог пояснить нам причину. Вернее, вы оба. Ты и Сэмми. Хотя, какая разница. Он - это ты.
- Н-не понимаю... Ничего не понимаю...
- Скоро поймешь, - пообещал Эндрю, щёлкая дурацкими клавишами, - ведь ты хочешь вернуться обратно?