Он боялся, что рано или поздно она придёт за ним. Укрывшись с головой одеялом, крошка Тим лежал и ждал, затаив дыхание. Он слышал, как ее исхудалые тонкие руки, обтянутые сухой шелушившейся кожей, прикоснулись к дверной ручке. Миллионы лет, сотни тысяч дней ужаса. Большая кожаная юбка, из настоящей кожи. Кожи лошади, сырой и не чиненной. С кровавыми ошметками, что висели у пояса. Печальные глаза. Один небесно-голубой с красивой каемкой, другой - молочно-белый, с продырявленными веками. Раньше они были зашиты, и только Тим помог ей снова видеть. Теперь Мамми шла поблагодарить его за это. Худые скулы выпирали наружу, превращая ее лицо из страшного в мученическое. Призрак всех ночных кошмаров, бог жестокости и несправедливости, мать всех умерших детей, Мамми шла по скрипящей лестнице, и этот звук напоминал скрип шурупов, которыми привинчивают крышку гроба. На ее шее висел маленький колокольчик, который тихо, по мелодичному позвякивал, когда она делала на своих уставших и изрезанных ногах еще один шаг вверх. Губы ее были очень большими и нижняя висела, опустившись почти до половины шеи. Мамми шла наверх, чтобы собрать свою жатву. Груди висели подхваченные грубым сарафаном из льна, а ступни, обутые в деревянные сандалии, гулко стучали по ступенькам. За поясом у Мамми был заткнут огромный тесак, но она им пользовалась крайне редко. В основном для того, чтобы рубить яблоки. Она очень любила яблоки. Дверь в комнату Тима была закрыта, но Мамми уверенно взялась за дверную ручку и провернула замок. Тип соскочил с постели и, включив настольную лампу, направил ее на силуэт у двери. Но чудовище никуда не исчезло. Напротив, оно осталось. Лампочка вспыхнула и погасла. Дверь тихо закрылась и наступила тишина...