Любославин Александр : другие произведения.

Хроники тринадцатого отделения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История одного отделения психиатрической больницы в рассказах
  
  1.Командировка.
  
   - Понимаю, тебя, Валера. Конечно, ехать не хочется - глушь-саратов. Хотя не такая уж и глушь, все таки областной центр. Да и тебе это нужно не меньше. Потом еще долго сможешь козырять: дескать, поднимал науку на периферии. Методики свои внедришь, не будь тюхтей, не прохлопай ушами, подпиши у главврача акт о внедрении. Да и срок недолгий, от тебя зависит, глядишь, за
  две недели управишься, не месяц же там сидеть. Так что давай, отправляйся в кадры, бери командировку.
   Климов вышел из кабинета шефа и поплелся на остановку, чтобы ехать в институт, в отдел кадров. Кто-нибудь другой на его месте, возможно, даже обрадовался бы возможности вырваться из рутины, получить свежие впечатления, но Климов считал себя домоседом и сибаритом. Поэтому предстоящую поездку считал временем, вычеркнутым из жизни.
   До поездки надо было еще отловить комендантшу общежития и предупредить ее о своем отсутствии. Климов дорожил возможностью жить одному в отдельной комнате общежития для аспирантов и преподавателей. Конечно, общий душ и туалет немного напрягали, но это было все же лучше, чем ютиться в тесной родительской квартире, да еще черте-где, фактически в пригороде, только до метро нужно было ехать почти полчаса.
   Но есть и плюсы. Шеф прав насчет акта внедрения, да и оказать услугу начальству завсегда выгодно, смотришь, когда-нибудь зачтется. Опять же, кому ехать, как не ему. Как не крути, а он самый младший на кафедре. Да, диссертация наполовину готова, здесь он опережает кое-кого из ассистентов, но из старших лаборантов в доценты не прыгнешь. Так что, вперед, за орденами.
  
   От окна дуло, вагон скрипел и дергался. Рано утром невыспавшийся Климов стоял на перроне, озираясь, высматривая встречающих. Никого не было. Странно, шеф обещал, что "встретят как родного". Долго на ветру не простоишь, но и отходить от вагона боязно, никаких других примет, кроме номера вагона у встречающих не было.
   Неожиданно сзади раздался голос:
   - Извиняюсь, вы не Климов случайно?
   - Он самый.
   - Еще раз простите, немного опоздал. Успели замерзнуть? Сейчас в машине отогреемся.
   Встречающий, белобрысый крепыш ловко подхватил одной рукой дорожную сумку Климова, другой рукой его самого под руку и быстрым шагом повел на привокзальную площадь.
   - Меня зовут Валера.- Представился встречающий.
   - Меня тоже.
   - О, по такому случаю предлагаю сразу перейти на ты, тем более, что общаться нам придется часто.
   Климов, естественно, не возражал.
   Гостя посадили в салон "рафика", Валера залез на пассажирское кресло в кабине.
   Через замерзшее стекло было почти ничего не видно, в салоне было тепло, кресло было мягким, поэтому Климов успел задремать, пока ехали.
  
   Здание администрации больницы было одноэтажным, старой постройки. А рядом, отгороженные забором, высились подьемный кран и недостроенная стандартная пятиэтажка, соединенная переходами с двухэтажными корпусами. Точно в такой же пятиэтажке, но уже давно обжитой, располагалась их кафедра. "Наверное, один типовый проект для всех психушек страны" - подумал Климов.
   Пока он осматривал окрестности, Валера успел куда-то сбегать и доложил гостю:
   - Шеф уже на месте, он всегда так рано приезжает. Пойдем, представишься.
   Главный врач усадил Климова в кресло (надо думать, для почетных гостей), сам расположился рядом и принялся расспрашивать про своего институтского кореша, ныне профессора и заведующего самой авторитетной кафедрой страны по психиатрии. Однако, задушевной беседы не получилось. Позвонил один телефон, затем другой. Из реплик Климов понял, что с утра в больнице возникла какая-то хозяйственная проблема. Наверное, поэтому главврач беседу свернул:
   - По здравому рассуждению, решено определить вас на проживание не в гостиницу, а здесь, в больнице. До города не близко, транспорт ходит плохо, а
  отвозить-привозить больничной машиной - ну никак не получится. Да и, честно говоря, хорошую гостиницу у нас надо чуть ли не за полгода бронировать. А доступные... так, типа общаги. Опять же, мы вас и покормим три раза в день, пищеблок у нас хороший, сами убедитесь. Что касается быта и всех текущих вопросов, то ими будет заниматься наш доктор, заввотделением Валерий Иванович, вы его уже знаете, он вас встречал. Будет вашим опекуном. Так, что я еще забыл? Архив к вашим услугам, девчата из статотдела знают. Ну, что, успехов вам в делах, а мне пора текучкой заняться.
   С этими словами главврач довел Климова до дверей своего кабинета, за которыми его ожидал опекун-Валера.
   До начала рабочего дня еще было далеко, но в приемной уже началась суета. Чувствовалось, что в больнице идет стройка: из коридора заглядывали какие-то работяги, в самой приемной ожидала пара мужичков, по внешности определенных Климовым прорабами или инженерами.
   Опекун-Валера успел сдать командировочные бумаги своего подопечного пожилой секретарше и повел гостя "определять на место жительства".
   Взошедшее солнце красиво подсвечивало столб дыма над то ли котельной то ли пищеблоком. Снег хрустел под ногами и вспыхивал разноцветными искрами на сугробах.
   - Будешь жить как пан, один на этаже. Тут как получилось: корпус строители должны были сдать в еще прошлом году. Они, собственно, и сдали, комиссия приняла. Корпус на два отделения. Мы на первый этаж сразу переехали, а на втором, где ты будешь жить возникли проблемы с отоплением - половина помещения не обогревалась почему-то. Наш главный уперся - не приму, пока не переделаете систему. Год без малого они переделывали, но, таки, переделали. Теперь везде тепло. Так что, не замерзнешь. Вот, закончишь ты свои дела, сьедешь и мы начнем заселяться. Открываем новое отделение. Главный меня определил заведующим. Обычное острое мужское отделение, в приказе "лечебно-диагностическое". Одно плохо: номер у нас несчастливый - тринадцать. Но что поделать? Не отказываться же от должности из-за суеверия.
   Пришли на место. В помещении, действительно было тепло. Гулкий коридор был залит солнечным светом. Слегка пахло краской.
   Валера принюхался, раздувая ноздри:
   - Немножко краской тянет. Говорил - не красить, не услышали что ли, вот клуши. Ну ничего, тебе спальню и кабинет выделили на том крыле, там не должно ощущаться.
   "Спальня" и "кабинет" были обставлены по-спартански сурово, без излишеств: стол, стул, вешалка. В спальне еще и кровать. На подоконнике стоял электрочайник.
   - Здесь будет мой кабинет, а там, где ты спать будешь - ординаторская. Пойдем, я тебе еще ванную-душевую покажу и туалет.
   Наконец, осмотр будущего отделения под несчастливым номером тринадцать был завершен и опекун-Валера ушел к себе на первый этаж, а Климов, не раздеваясь, улегся на кровать.
   Весь смысл его командировки заключался в том, чтобы сделать выборку из архива больницы. Его шеф, заведующий кафедрой, решил воспользоваться институтской дружбой с местным главврачом и пошерстить больничный архив в нужном направлении. Поэтому Климову предстояло перебрать не одну сотню старых историй болезни. "И зачем ему это надо? - размышлял Климов - докторская уже написана, профессорское звание есть, должность завкафедрой есть - что еще надо человеку, чтобы спокойно встретить старость? Оставить след в науке? Сам говорил, что прорывов в психиатрии в обозримом будущем не предвидится, все уже открыто, разве что в психофармакологии, но он этим не занимается. Да и куда ему открытия совершать, он по другой части. Наверное, на проректора метит. А, впрочем, какое мне дело".
   Неожиданно затрещал телефон местной связи, звонил Валера.
   - Ну, как ты там, освоился? Давай выходи, пойдем на завтрак. Спускайся, я буду ждать тебя на выходе.
   Главный не обманул. Кормили на пищеблоке вкусно. По крайней мере завтрак в виде омлета и блинчиков с повидлом Климову понравился.
   Статотдел с архивом располагались в здании админкорпуса. Смешливая девица отвела Климова в комнату, заставленную шкафами с пухлыми папки, набитыми историями болезни.
   - Все разложено по годам, папки подписаны - год и месяц - инструктировала
  Климова архивистка - и, пожалуйста, постарайтесь потом сложить истории так, как они лежали - хорошо?
   Пришлось согласиться, хотя, конечно, проверять его не будут, а если и будут, то вряд ли об этом скажут.
  
   - Эй, затворник, кончай погружение в работу, пошли на обед, составлю тебе компанию. Надо же убедиться, что гостя кормят как положено.
   Обед Климову понравился еще больше, чем завтрак. Этак он тут потолстеет. "Хоть отьемся", подумал он, вспоминая свои сухомятные обеды на кафедре и ужины с макарошками в общаге.
   В обеденный перерыв Климов хотел покемарить у себя в "тринадцатом", но неугомонный Валера потащил его играть в настольный теннис. В холле на кафедре тоже стоял теннисный стол, на котором иногда играли врач-курсанты, а постоянно - сотрудники кафедры. Так что Климов считал себя готовым к спортивным сражениям.
   В клубе, где проходила игра, уже собралось человек пять. Климову на правах гостя вручили ракетку без очереди. Аборигены оказались довольно прыткими и выиграть ему удалось лишь один раз.
   - А ты хорошо играешь - похвалил его Валера по пути в отделение, - если бы не с дороги, наверное, высадил бы всех. О, пока не забыл. По вечерам скучно небось будет. Может пару раз сьездим в город, у нас тут особых достопримечательностей и нет. А в остальное время чем будешь заниматься? Книжки читать? На телевизор можешь спуститься к нам на первый этаж. Но с больными вместе сидеть в "красном уголке" тебе, наверное, неудобно будет. Я тебе радио принесу. Шикарный приемник, высшего уровня. У Макса, моего зава, стоит в кабинете. Он его все равно не слушает, радиоточку предпочитает, старый чудак. А там короткие метры хорошо слышно на самодельную антенну. А может тебе магнитофон притащить? Правда у меня "Днепр", та еще бандура. Записи есть хорошие, сам с телевизора писал. Мария Пахоменко, Кобзон. Или ты этих волосатиков западных предпочитаешь? Или классику?
   От магнитофона Климов отказался. Дома у него стояла "Комета", конечно не высшего класса аппарат, даже не первого, но его вполне устраивал на данном этапе. Ну и полтора десятка бобин с "волосатиками", в том числе "Дип перпл" и "Лед зеппелин".
   После обеда, кое-как досидев до конца рабочего дня, Климов отправился "домой". Радиоприемник действительно был хорош и вечер прошел в прослушивании эфира коротких волн.
  
   Прошел еще один день, затем и второй. Опекун-Валера особо не надоедал. Вечера Климов коротал за чтением книг, благо больничная библиотека оказалась богатая на хорошую литературу и даже на толстые журналы. Большую часть времени будущее тринадцатое отделение пустовало, но время от времени появлялись какие-то люди, что-то заносили, чем-то стучали. Вечером Климов обнаруживал в палатах сложенные штабелем разобранные кровати.
   Однажды, во время обеденного перерыва, выходя из туалета, он услышали за дверью женские голоса. Судя по разговору, это были санитарки будущего тринадцатого отделения, которые пришли делать уборку. Выход из туалета шел через умывальник, где стояли ведра и швабры. Климов решил подождать, пока санитарки возьмут свой инструмент и уйдут.
   - А кто-нибудь видел доктора, командировочного, который здесь живет?- Спросил один голос.
   - Я видела, красавчик! Молодой, высокий. Бедняжка, один тут скучает. Ух, я б его развеселила.
   Ответил другой голос.
   Третий голос заметил:
   - У тебя, Валька, одно на уме. Никак не угомонишься. Давай,бери швабры, щас будет тебе веселье.
   - Ну, ты, Васильевна, может, и угомонилась уже, а нам с Надюшкой еще рано. Да, Надюшка?
   - Надюшку хоть не трогай, она скромная, не то, что ты.
   - Ой, ой! Знаем мы эту скромность. В тихом омуте черти водятся.
   Хлопнула дверь и голоса стали отдаляться.
   Климову стало интересно посмотреть на этих Вальку и Надюшку.
   Его любопытство было вскоре удовлетворено: выходя из своего кабинета, он встретил в коридоре трех женщин - пожилую и двух молодых, миловидную блондинку и брюнетку чуть постарше. Брюнетка деловито спросила:
   - Доктор, вам уборку сделать в кабинете?
   Климов растерянно ответил:
   - Спасибо, похоже, утром уже делали.
   - Так я и делала. - сказала пожилая и добавила, обращаясь к спросившей - а ты, Валентина, сначала бы у меня узнала, прежде чем доктору голову морочить.
   При этом вся троица с любопытством разглядывала Климова. Тот совсем смутился и быстрым шагом пошел к выходу.
   Сидя в архиве и листая очередную историю болезни, Климов думал о своих отношениях с Люсей, которые вяло тянулись последние пару лет. Люся работала театральным художником и вела совершенно богемный образ жизни: без конца устраивала у себя посиделки до полуночи, курила как паровоз, пила и материлась как портовой грузчик. При этом всегда выглядела томной и жеманной. Познакомились они на таких же посиделках в пестром обществе околотеатральной "творческой интеллигенции". Климов повелся на необычный Люсин образ. К ее чести, нужно было сказать, Люся умела и удивить и привязать мужчину. То она пускалась в бесшабашный загул, то внезапно превращалась в милую, уютную домохозяйку. Но постоянные смены Люсино дискурса утомляли Климова последнее время и единственное, что держало Климова в Люсиной орбите была ее безотказная сексуальная доступность.
   С другими женщинами у Климова почему-то не складывалось. Время от времени у какой-нибудь девицы или дамы вспыхивал огонек женского интереса к нему, но тут же потухал по неизвестной причине.
   Работа, которая требовала внимания, не ладилась. Климов решил развеяться и сходить в библиотеку. Пожилая библиотекарша оценила его читательскую активность и обещала отложить "что-нибудь интересненькое".
   В библиотеке его ждал сюрприз. За столом сидела та самая блондинка из "тринадцатого". Оба растерялись от такой неожиданности. Климов первым пришел в себя и спросил:
   - А вы что, разве не в отделении работаете?
   Девушка улыбнулась:
   - И здесь и там. Вообще-то, основная работа в отделении, а здесь я как-бы совмещаю. Марья Григорьевна собирается на пенсию, я пойду на ее место. Поэтому временами заменяю, вот как сейчас. Она приболела, сегодня и завтра ее не будет. А вы что-то хотели взять из книг?
   Климов пояснил, что ему обещали "интересненькое". Блондинка стала рыться в столе, но ничего не нашла. Пошла посмотреть на полке. Климов разглядывал ее исподтишка и убеждался, что первое впечатление его не подвело, девушка действительно была красива особой сексуальной красотой, описать которую ("вербализировать" подумал Климов) мужчине было затруднительно. Новая библиотекарша вернулась и виновато развела руками:
   - Ничего не могу найти. Может сами поищете? Что вас больше интересует?
   - Что бы вы посоветовали? - нашелся Климов.
   - Да что ж я могу посоветовать, я же ваших вкусов не знаю.
   - А на свой вкус?
   - На мой? Смеяться не будете?
   - Нет, конечно.
   Надежда слегка зарделась.
   - Ну... Тогда... Герберт Уэллс!
   "Ничего себе, вот так вкусы у девицы" - подумал Климов.
   - Понимаете, все увлекаются современной фантастикой. А про корифеев не то, что не помнят, но и не знают. Вернее, знать-то может и знают, многие читали уэллсовские машину времени и человека-невидимку. Но ведь у него есть еще "Когда спящий проснется" и "Люди как боги". А вы читали?
   Пришел черед краснеть Климову. Надежда заметила его смущение и сменила тему:
   - А вы наукой занимаетесь?
   - В общем-то да.
   - И что изучаете?
   Климов не собирался важничать, но как-то так получилось, что он ответил с оттенком снисхождения:
   - Я занимаюсь внедрением патопсихологических методик.
   Надежда молча отошла к одной из книжных полок, пару секунд порылась там и положила какую-то книгу перед Климовым:
   - Вот этим?
   Климов тупо смотрел на книгу. "Боже мой! Где они ее взяли?" Перед ним лежала "Клиническая патопсихология" Блейхера. Он заказал эту книгу через знакомых в специализированном магазине. Прошло уже два месяца, но книга до него еще не дошла. А здесь, в провинциальной библиотеке она уже есть.
   - Вижу, удивлены? Мария Григорьевна большой знаток по части медицинской литературы и человек со связами в библиотечном коллекторе. А наш главный врач денег на книги не жалеет.
   Климов слегка хриплым (в горле пересохло) голосом попросил дать ему для прочтения блейхеровское руководство.
   - Конечно, дам. Будете первым читателем. А у меня встречная просьба.
   - Какая?
   - Сможете меня протестировать? Чтобы узнать, что у меня за личность?
   Климов воодушевился.
   - Разумеется. Вот только это времени потребует.
   - Время найдется. А когда?
   - Да я всегда свободен.
   Договорились "тестироваться" сегодня после окончания работы.
  
   Возвращался Климов в смятении чувств. Женская прелесть Надежды конкурировала с ее эрудицией (знает о патопсихологии, о которой
  многие врачи имеют туманное представление) и ее оригинальными литературными вкусами ( надо же - Уэллс. Не Беляев, не Стругацкие даже). Ничего себе санитарка в дурдоме! А он-то каков! В кои-то времена такая девушка проявила интерес, а он... Тоже мне "внедрение патопсихологических методик". Но Блейхер, вот это да! Вечера будут нескучными. А если Надежда...?
  Надейся-надейся? Сегодня нельзя оплошать.
   В архив он уже не пошел. Занялся наведением порядка в своем "кабинете".
  Щедрый Валера выделил ему для пользования две комнаты - свой будущий кабинет, где стоял письменный стол с пару стульев и будущую ординаторскую, где вдобавок к такому же набору мебели были еще и кровать с тумбочкой. На всякий случай надо было бы прибраться и в "спальне".
   Гостья появилась чуть раньше договоренного времени и застала Климова в раздумьях: какие тесты стоит использовать. Надежда извинилась за ранний визит, пояснила это тем, что ей сегодня нужно раньше уехать в город, а ближе к вечеру автобус ходит реже.
   Она была задумчива и несколько растеряна. У Климова возникло ощущение, что девушка утратила интерес к исследованию.
   Кое-как выполнив пару простых тестов она сказала:
   - Знаете что? А дайте мне этот опросник, как говорится, "на вынос". Обещаю четко выполнять инструкцию и вернуть в целости и сохранности. Климов было замялся, но вспомнив, что Надежда дала ему книгу без регистрации (успел заметить отсутствие библиотечного штампа), тут же согласился. Гостья быстро распрощалась и упорхнула.
   Похоже, тенденция внезапного угасания женской заинтересованности к нему сохраняется.
   Вечер тянулся медленно. Полистал блейхеровское руководство. Надо вникать, но не то настроение. Начал читать Уэллса. Позвонил телефон.
   - Алло, гараж! Ты как там, телочек еще не водишь? - опекунским голосом спросила трубка.- если нет, то давай, спускайся ко мне. Я сегодня дежурю, пока не дергают, попьем чайку, сыграем в шахматы.
   Игрок Валера был, соответственно темпераменту, азартный и часто "зевал" фигуры. Наконец, ему надоело проигрывать и он перешел к серьезному разговору.
   - Слушай, тезка. Я смотрю, ты парень серьезный. Хочу с тобой посоветоваться. Прошу, между нами. План у меня есть. Надумал я отсюда свалить. Спросишь: а как же отделение? Да и черт с ним, отвечу. Понимаешь, если смотреть в перспективу, то вот это и будет вершина карьеры. В начмеды я не хочу - собачья должность. В главврачи здесь, в провинции я отбор не пройду. Да и не шибко интересна мне административная работа. Опять же, большой город. Дочь подрастет, хочется, чтобы выбор был для учебы и чтоб не ехать за тридевять земель. Хочу в к вам. Не на кафедру конечно, куда мне, хотя, со временем, при обстоятельствах ... В общем, как ты считаешь, можно найти место врача в клинбазе или в НИИ?
   Климов задумался. С одной стороны, в городе помимо профильного НИИ было несколько психиатрических больниц и диспансеров. С другой - свой медицинский институт, что обозначало превышение числа претендентов над вакансиями.
   Валера, не дожидаясь ответа, продолжал:
   - Думаю поступить в клинординатуру. Если главный заартачится отпускать в очную, пойду на заочную. А там, глядишь, присмотрю что-нибудь. Что скажешь?
   Климов согласился, что план реальный. Хотя, желающих попасть в клиническую ординатуру тоже было немало, стало быть конеурс.
   - Замолвишь словечко за меня своему шефу, если потребуется? Я не подведу.
   А что, Валера парень шустрый, судя по всему, поляну просекает. Такие шефу нравятся. Будет кому каштаны для него из огня тягать. Ведь он, Климов и сам так начинал. Ну или почти так. Да и до сих пор таскать приходится, каштаны эти.
   Валера, на радостях предложить закрепить сделку кофе с рижским бальзамом. Бальзам пошел, как ему положено, бальзамом по душе. Но посиделки пришлось вскоре свернуть, поскольку Валеру "дернули" на приемный покой принимать поступающего больного.
  
   Всю первую половину следующего дня Климов обдумывал план действий по охмурению Надежды. Конечно, он бы возмутился, услышав такое определение его действий. Очаровать, обаять, вызвать симпатию - вот это правильно. Но как это сделать? Чем завлечь? Такая девушка, такой шанс. Нет, упускать его нельзя.
   Но пока Климов сам был очарован и не мог дождаться обеда, чтобы побежать в библиотеку, надеясь застать там Надежду. "Надежды на Надежду. Вот такой каламбур получается" думал он, то и дело поглядывая на часы.
  
   В библиотеке сегодня было непривычно людно. Лохматый парень ждал у стойки, пока Надежда записывала книги в его карточку, две молоденькие девушки хихикали, разглядывая стенд. Климов бродил среди стеллажей, ожидая, когда Надежда останется одна.
   Наконец, последняя посетительница ушла, Надежда обратилась к нему:
   - Выходите, можно уже не прятаться, все ушли.
   Судя по улыбке и голосу сегодня ее настроение было лучше, чем вчера вечером.
   - Вот ваш опросник, вот мои ответы. Когда можно узнать результаты?
   - Ну, вы наверное захотите их обсудить, поэтому тогда, когда у вас будет время. А мне потребуется для обработки около часа.
   - Тогда сегодня не получится. Давайте завтра вечером. Я вам позвоню.
   - Окей, договорились!
   Дверь скрипнула и пропустила очередного посетителя. Климову счел за нужное ретироваться.
  
   Время уныло тянулось. Помимо архива, Климов "внедрял методику": раздал через Валеру бланки анкет для заполнения больными в разных отделениях и теперь, по мере их возвращения, занимался обработкой.
   Результаты тестирования Надежды ничего необычного не выявили. Обсуждать было, в общем-то, нечего. Но Климов уже приготовил в уме резюме с описанием замечательных качеств испытуемой.
   После обеда Климов из кабинета не отлучался, боясь пропустить звонок. Но телефон упорно молчал, хотя день потихоньку переходил в вечер.
   И вот телефон зазвонил.
   - Здрасьте, вы свободны? Я через полчасика зайду, можно?
   - Конечно, конечно, буду ждать.
   Климов забегал по кабинету, в который раз поправляя на столе разложенные книги и бумаги.
   Надежда явилась ровно через полчаса. Сняв пальто, оказалась в юбке и тонком свитерке-водолазке, соблазнительно облегающем высокую грудь.
   -Ну, так что там тесты показывают? Лечить меня еще не пора?
   Климов разложил на столе график личностных профилей и стал пояснять. Надежда слушала, но рассматривала больше не графики, а самого Климова.
   Его красноречие иссякло. Пора было менять тему, но о чем говорить он не знал, все его домашние заготовки вылетели из головы.
   - А себя вы тестировали? - неожиданно спросила надежда. - Вообще, расскажите немного о себе. Обо мне вы уже все знаете, а я о вас нет. О литературе мы говорили. А какую музыку предпочитаете слушать, какие фильмы смотреть?
   Поговорили о кино и музыке. Опять повисла пауза. Надежда улыбнулась и кокетливо спросила:
   - А женщины какие вам нравятся?
   Климову на ум ничего не пришло, кроме банального:
   - Такие как вы. - и вознамерился положить свою ладонь на ее руку.
   Надежда мягко освободила руку и перестала улыбаться. Она поднялась и прошлась по кабинету. Климов тоже встал - не сидеть же, если дама стоит.
   Она подошла к нему, провела рукой по его щеке и сказала:
   - Вы сегодня не брились.
   - Вечером побреюсь - машинально ответил Климов.
   - До вечера долго ждать. Целуйте уже небритым. Но сначала дверь закройте, входную.
  
   Климов глупо улыбался, глядя на неспешно одевающуюся Надежду. Он чувствовал себя одновременно и счастливым и дураком. То, о чем он мечтал все эти дни, произошло быстро и просто. Но все равно ошеломительно прекрасно.
   - Когда мы встретимся в следующий раз?
   - Если хочешь, давай послезавтра, в это же время, годится?
   Надежда подошла к Климову, чмокнула его и, увернувшись от обьятий , на ходу застегивая пальто, кокетливо попрощалась : - Чао-чао, пока-пока.
  
   Второе свидание было еще более великолепным. Климов ощущал себя на вершине блаженства. Он постоянно ловил себя на том, что улыбается без причины. Однако, причина была, он чувствовал себя счастливым.
   Началась вторая и последняя неделя его командировки. Первую половину дня он посвящал сидению в архиве и корпению над старыми историями болезни, делая выборки для шефа. Вторую половину он пытался обрабатывать "свои" анкеты, "внедрял новые научные разработки".
   Надежда о себе сообщила мало. Она местная уроженка. Учится заочно на биофаке. Планирует после получения диплома работать врачом-лаборантом. Вот и все. Робкие попытки расспросов со стороны Климова она легко переводила на другие темы. Они вообще говорили мало - он каждый раз сгорал от нетерпения и она, видя это, обрывала разговор поцелуем. А потом они быстро одевались, обмениваясь незначащими фразами и она уходила.
   "Надо что-то решать" -все чаще думал Климов. "Надо с ней поговорить". О чем? "Ведь мне скоро уезжать. А может... А почему- бы и нет? Сделать предложение? Вот так, с бухты-барахты? Ничего себе бухта."
   О чувствах они не говорили. Да и когда говорить-то было? Все так быстро получилось.
   Однако, следующее свидание прошло по сценарию предыдущего. Климов так и не набрался храбрости начать запланированный разговор.
   Продлить командировку никак не получалось. Он сам успел сжечь все мосты, определив срок в две недели. Тезка-опекун уже купил ему обратный билет. На кафедре его ждали в следующий понедельник. Да и его импровизированная гостиница со следующей недели становилось отделением больницы.
   Отловить Надежду в библиотеке тоже не представлялось возможным - старая библиотекарша вышла на работу и отправила свою заменщицу на ее прежнее место.
   По климовским прикидкам они могли встретиться еще дважды, но это по его раскладам. Расставаясь прошлый раз, Надежда сказала, что позвонит ему "через день-два, как получится". Позвонила раньше.
   - Здрасьте! Как дела? Чемоданы сложил уже? Уезжаешь в субботу, ничего не поменялось? Зайду в пятницу, как всегда, после четырех.
   На вечер пятницы была запланирована "отвальная" в компании с опекуном.
   Валера странно посмотрел на Климова, когда тот попросил перенести мероприятие на день раньше, мотивируя желанием отдохнуть перед дорогой и не ехать на похмелье, но сразу согласился.
  
   В пятницу к обеду он все свои дела закончил. Командировочное удостоверение было закрыто по всем правилам деловодства. Билет на поезд лежал в кармане. Завтра утром дежурный шофер отвезет его на вокзал. Вчерашние посиделки с Валерой прошли скромно, без огонька. Главврач был, как всегда занят, через секретаршу передал привет и пожелание успехов.
   Надежда пришла без предварительного звонка, вытащила из сумки сверток:
   - Это тебе пирожки в дорогу. С капустой. Пробовала, вкусные. Тетка пекла. Я сама плохая кулинарка.
   Климов севшим от волнения голосом сказал:
   - Спасибо! Я вот что подумал...
   - Тсс, все разговоры потом, я соскучилась.
   На этот раз она была еще более страстна, чем раньше. И она не спешила. Уютно улеглась Климову на руку и скомандовала:
   - Теперь говори.
   Климов подчинился:
   - Я не хочу с тобой расставаться. Ты...ты лучшее, что у меня было в жизни... В смысле, у меня такого не было раньше.
   - Да...? - задумчиво протянула Надежда, приподнимаясь на локте, чтобы лучше видеть Климова. - Печальная у тебя жизнь была, однако.
   - Выходи за меня замуж!
   Надежда сладко потянулась и поднялась с постели.
   - Спасибо тебе за предложение, только я уже замужем.
   - Как замужем?!
   - А вот так. Мой муженек сейчас тоже в командировке. Надеюсь, время даром не теряет. Нет, Валерчик, продолжения у нас не будет, не нужно оно, хотя и я и ты его хотим. Уж поверь мне, моей женской интуиции. Слишком мы разные. А на одном сексе хороших отношений не построишь. Иначе бы... я тебе не досталась.
  
   Спал Климов плохо, боясь проспать. Шофер заехал загодя, на вокзале пришлось померзнуть битый час.
   Зато в вагоне на этот раз было тепло. Хотелось спать, но сон не шел. Может стоит сейчас соскочить с полки, одеться, выйти на ближайшей станции и вернуться? Что, успел влюбиться? "Слишком мы разные". Значит, никогда больше ее не увижу. Да прямо уж, никогда. Глядишь и встретимся где-нибудь случайно. Ага, дождешься. Значит, никогда.
   И вагонные колеса послушно повторяли - никогда-никогда, никогда-никогда...
  
  
  
  
  
  
  
  2. Акулы черного моря.
  
   Можно было ехать утром, билет был забронирован, но вчера так хорошо посидели, что сегодня голова раскалывалась. К тому же, хозяева обещали шашлык на природе, если останется до вечера. В общем, решил ехать вечером. Позвонил из гостиницы, сообщил о своем решении. Приехали, забрали. Шашлык и природа были чудесными. Старался много не пить, но разве тут устоишь.
   На вокзал приехал загодя. От провожающих отказался - зачем зря напрягать людей, и так для него расстарались. Отстоял небольшую очередь к кассе. И тут на тебе - нет билетов. Как же он не подумал: ведь бронь была на утренний поезд.
   Пошел искать начальника вокзала. Естественно, того не было на месте, потом кто-то подошел, то ли начальник, то ли дежурный. Показал ему документы, все чин-чинарем, сотрудник министерства, из столицы. Все равно разводят руками, все продано, никакой брони не осталось. Но так же не бывает. Он не первый год по командировкам ездит, знает, что бронь всегда есть. Ех, позвонить некому. Обкомовская бронь наверняка осталась. Надо как-то уговорить, улестить. Стал рассказывать о своей командировке, хвалить хозяев за радушие и себя не забыл, что решил не обременять людей, думал сам взять билет.
   А какая природа здесь чудесная, ездили сегодня в лес на шашлыки. Везет вам, в таком чудесном месте живете. А мне вот приходится только на работу час добираться - сначала автобусом, потом на метро. Только в отпуске и есть возможность выбраться за город. Даже на выходные на рыбалку не всегда получается попасть. Этим летом был на море, попробовал морскую рыбалку. Это, конечно не то. Но местные научили. Тоже чудесные люди, тоже очень хлебосольные. Так вот, ловили, представляете, акул. Да, в Черном море. Да, настоящих. Как не водятся? Очень даже водятся. Правда небольшие. Местные как-то по-своему их называют... Забыл как именно. Но не важно, акула есть акула.
   Опять начал просить билет. Нет, говорят, поезд проходящий, ничем помочь не можем. Расстроился, психанул. Зря, конечно. Подошел милиционер, типа, что за шум, ваши документы. Начальник вокзала подсмеиваться начал, мол рыбак, поймал акулу в Черном море. Милиционер заинтересовался. Рассказал и ему.
   Подошел поезд, хотел договориться с проводниками, милиционер следом идет, все про рыбалку расспрашивает. Ушел поезд. Опять пошли к начальнику. Еще какие-то люди подошли, смотрят как на экспонат. Хмель начал выветриваться. Надо думать о ночлеге, ехать в гостиницу. Пошел в кассу, купил на утро билет. Ну как на утро, на десятичасовый. Дома, стало быть, удастся добраться уже к ночи. На работе прийдется обьясняться. Милиционер увязался хвостиком. Обозлился на него, поругался. Тот обиделся, видать, - пройдемте, гражданин. Привел опять к начальнику вокзала. Опять стали расспрашивать про акул и про самочувствие. Повели в медпункт давление померять. Чего они там намеряли - не сказали. Вызвали "скорую". Приехали медики. Опять про акулу стали спрашивать - да что ж такое?! Далась им эта акула! Доктор подначивать стал, дескать, что за рыбак, который приврать не может. Опять стал горячиться, доказывать. Говорят, у вас нервное расстройство и давление высокое, поехали в больницу. Какая больница, вы что?! Вознамерился было силой протолкаться к выходу - куда там, скрутили, повели в машину.
  
   - Егоровна, давайте с утра новеньких посмотрим, на обход потом пойдем. Начнем с этого рыбака. Какая-то тут непонятка.
   Врач-ординатор "острого" мужского отделения номер тринадцать областной психбольницы переместилась в "гостевое" кресло, а заведующий этого же отделения остался сидеть за столом своего кабинета.
   Привели больного. Мужичок лет под пятьдесят. Лицо помятое, глаза красные. Растерян. Видок еще тот - в дурдомовском нижнем белье : белых "хэбэшных" рубахе и подштанниках с завязками-веревочками.
   - Здравствуйте, Иван Лаврентьевич! Я правильно вас назвал?
   - Здравствуйте! Да, правильно.
   - Какими судьбами к нам?
   - Да и сам не знаю, как получилось.
   Поведал свою историю: приехал с командой своего главка на республиканскую спартакиаду, как представитель. Решал разные административные вопросы. К спорту прямого касательства не имел. Соревнования шли неделю. В субботу команду отправил, сам задержался на день, встречающая сторона, хозяева уговорили остаться еще на денек. Традиция такая, вроде как проявление уважения к гостю. Вечером поехал на вокзал. Бронь была на утренний рейс, на вечерний билетов уже не было. Пошел к начальнику вокзала просить продать ему запасную бронь, отказали. Поругался слегка, пошумел. Подключили милицию, потом задержали, привезли сюда. Понял, что права качать бессмысленно, не сопротивлялся. За что задержали, почему сюда привезли - ему неизвестно. Не хулиганил, циничными словами не бранился.
   - А вот это было : "кричал, размахивал руками, заявлял, что он из министерства. Рассказывал, что ловил акул в черном море, сердился, когда ему возражали"? Что на это скажете?
   Мужичок опустил голову:
   - Да, было, виноват.. Кричал и сердился. Но почему меня задержали-то? Почему сюда привезли?
   - А как насчет акул? В самом деле? В черном море?
   - Ну а что тут такого? Там их все ловят, катранов, черноморских акул. Только и название, что акулы, а меньше леща будут. Вкус правда специфический, но мне не понравился.
   Заведующий пристально посмотрел на понурого мужичка, потом на улыбающуюся коллегу и зашелся хохотом.
   - Ох, извините, Иван Лаврентьевич, не над вами смеюсь. Но и вы хороши. Устроили спектакль одного актера. А наши... Бдительные граждане... Ой, не могу.
   Докторша тоже начала смеяться. Мужичок в конце-концов тоже стал посмеиваться за компанию.
   Отсмеялись наконец.
   - В психбольнице лечились когда-нибудь?
   - Да ни в жизни!
   - Билет, говорите, куплен?
   - Да, где-то у вас, вместе с документами.
   - Посидите пару минут в коридоре, я вас потом позову.
   Мужичок вышел.
   - Ну что делать будем с нашим рыбаком?
   - Да гнать его отсюда.
   Заведующий взял телефонную трубку, набрал номер.
   - Алло, Людмила Николаевна! Доброе утро! "Тринадцатое" беспокоит. Я по поводу рыбака, которого ты нам ночью приняла.... Какая там гипомания, ты че? Ну, выпил человек, побузил слегка... Да, ладно не оправдывайся, я ж без претензий, с кем не бывает. Если не возражаешь, позвоню сейчас на приемник, попрошу, чтоб вычеркнули его из журнала поступлений. Ладно, ладно, сочтемся, давай, будь здорова!
  
   - Иван Лаврентьич! Вы человек неглупый, сами понимаете, что не в ваших интересах об этом эпизоде кому-то рассказывать. Конечно, мы можем вас и оформить как положено и даже больничный лист выдать... Вот-вот, и я об этом.
  Одним словом, ни вы нас, ни мы вас не видели. На том и расстанемся. И не пейте много в командировках! Сейчас вам дадут одежду и документы и бегите на остановку, через полчаса будет автобус, довезет вас до вокзала. До свиданья, а лучше прощайте!
  
  
  
  3. Пророчество.
  
   - Васька, бросай все, поехали пиво пить!
   - Какое пиво, на часы посмотри!
   - А я говорю бросай все, тут такие события начинаются!
   - Какие еще события? Что-то случилось?
   - Все расскажу, но не по телефону. Давай, сваливай, руби концы. Да не боись, начмед уехал в областную на консилиум, это надолго. Катерина тебя, что не отпустит разве?
   Действительно, Екатерина Егоровна, заведующая отделением номер тринадцать областной психбольницы, всегда отпускала по первой просьбе своего молодого ординатора, не вникая в мотивацию. Поэтому подставлять ее перед их общим начальником, заместителем главного врача по медицине, в просторечии начмедом, было нежелательно. Но, раз уж высокое начальство отсутствует, грех не воспользоваться случаем. Тем более, на носу новый год, большая часть больных уже разьехались по домам, отделение полупустое.
   Встретились на автобусной остановке. Сашка Курзов, Васькин приятель со времен интернатуры, такой же врач ординатор из соседнего отделения был не просто возбужден, но скорее, даже, взбудоражен.
   Пропустив мимо ушей Васькино недоумение по поводу неподходящего для пивного абузуса сезона, он патетически возглашал:
   - Вот оно, наступило! Эпоха заканчивается! Чувствуешь, Васисуалий?
   Но Василий чувствовал только промозглую сырость: и этот канун нового года- ни снега, ни мороза, оттепель- не оттепель, самая мерзкая погода.
   Подьехал автобус, народу было не то, чтобы битком, но для такого времени дня немало. Устроились на задней площадке, лицезрея убегающую дорогу.
   - Ну, давай, уже, колись! - Потребовал Васька.
   - Неа, только после первого бокала. - Категорично отказал Сашка.
   Автобус проехал перекресток и повернул.
   Перед взором друзей предстала эпическая картина: на самом перекрестке, на месте, где мог бы стоять регулировщик, стоял странный человек в стеганом ватном халате -так называемом бушлате, в белых подштанниках и тапках на босу ногу. Василий с ужасом узнал в нем своего больного из тринадцатого отделения по фамилии Коваленко. Как он сюда попал в таком виде было непонятно, но оставлять его здесь было невозможно.
   Сашка сразу все понял:
   - Твой?
   - Угу...
   На их счастье, сразу за поворотом было остановка. С криками : "Шеф не спеши, не все вышли!" Приятели вывались из автобуса.
   Коваленко на их появление отреагировал невозмутимо, спокойно дал отвести себя на обочину.
   - Пани Деменция Глобарна*? -Высказал догадку курзов.
   - То так, пан ма рацию. - Также по-польски ответил Василий и добавил по-русски: - Корсаковец*.
   Обьект диагностического диалога психиатра равнодушно смотрел вдаль, не проявляя никаких эмоций. Время от времени он начинал дрожать, цокая зубами.
   - Бля буду, придется ему еще и пневмонию лечить. Ну, и что теперь делать? - Курзов перехватил поудобнее рукав больного. - Слышь, Коваленко, ты куда шел?
   Больной внимательно посмотрел на Курзова и ничего не ответил.
   - Он что, мутичный*? -Курзов переадрсовал вопрос коллеге.
   - Да нет, просто он все уже сказал, я думаю. - Ответил Вася. - Пошли на остановку, придется везти его на автобусе. Попутка таких пассажиров не возьмет.
   - Представляю, каких п...здюлей Катя выпишет дежурной смене. - Позлорадствовал впрок Курзов.
   В сторону больницы проехало несколько автомашин. Водители притормаживали, рессматривая необычную троицу: двух пижонов в пыжиковых шапках, с портфеля-"дипломатами", державшими под руки человека в кальсонах.
   Показалась машина "Скорой помощи".
   -Кажись повезло, к нам в больничку, наверное, везут кого-то - а куда им тут еще ехать? - предположил Василий.
   Курзов присмотрелся и сказал: - Да это наша машина, дурдомовская.
   "Рафик" затормозил, передняя дверца приоткрылась, выглянул пассажир, в котором друзья-психиатры узнали начмеда, и весело спросил:
   - Что, беглеца поймали? Садите его скорее, пока не простыл.
   Назад ехали молча. Начмед вышел возле административного корпуса, больного повезли "домой", в отделение.
   При "разгоне" дежурных в исполнении шефини Василий не участвовал, они с Курзовым последовали примеру героя песни Высоцкого: "А если я чего решил, то выпью обязательно".
  
   В пивной было душно и шумно. Курзов отхлебнул из кружки и скомандовал:
   - Пошли!
   - Куда?
   - На воздух, пройдемся.
   - С кружками?
   - Ну да.
   Вышли. Курзов в расстегнутой дубленке и сдвинутой на затылок шапке вдохновенно размахивал кружкой.
   - Ты, Васька не понимаешь, тебе менталитет советский мешает.
   - Да ладно, телись уже! Нагнал интригу.
   Сашка Курзов остановился и торжественным голосом изрек:
   - Союзу п...здец!
   - Какому союзу? - Спросил Василий.
   - Какому? Советскому, конечно.
   Василий, на всякий случай, оглянулся, не слышит ли кто.
   - Сашхен, ты че, от больных заразился? Что ты несешь!
   - Истинно глаголю вам, самый полный, всеобьемлющий п...здец!
   - С чего ты взял?
   - А ты слышал, что вчера передали? Советский союз ввел войска в Афганистан!
   - Тю, удивил. Мало ли кто чего кому ввел. Вон в Чехословакию вводили войска и ничего. Апокалипсиса не произошло.
   - Эх, Васюта, Васюта! Как же ты не понимаешь! Ведь это начало конца. Афганистан это горы и ислам. Коготок увязнет, птичка пропадет.
   - Да что там того Афганистана, нашел кого бояться.
   - Не скажи. Партизанская война дело такое. Да и Запад им поможет.
   Василий не мог поверить, что Курзов, главный умник больницы, эрудит, острослов, вдруг несет явную ахинею.
   - Ладно, жизнь подскажет - член покажет. - Подытожил диспут Сашка.
  
   Новый год прошел как-то незаметно. На крещение ударили морозы. Василий отчаянно мерз в своем полушубке на искусственном меху. Потом наступил февраль с его оттепелями. В отделении текла рутинная жизнь с незначительными событиями. Шефиня собиралась по весне женить сына и постоянно обсуждала эту тему с другим ординатором, Ольгой, дамой такого же предпенсионного возраста, как и сама. Василию скучно было это слушать. Женитьба ему в ближайшее время не светила. С Тонькой они рассорились, похоже окончательно. Пару молоденьких медсестричек строили ему глазки, но начинать ухаживания ему было лень.
   Незаметно подкатила весна. Можно было, наконец, повесить в шкаф надоевший полушубок.
   Жизнь скрашивали беседы с Сашкой Курзовым, который тоже маялся, но не от скуки, а от неопределенности. Он "наводил мосты" для поступления в аспирантуру или, если не выйдет, в клинординатуру. Провинциальная больница ему наскучила, хотелось столичного размаха и уровня. Вася скептически оценивал его шансы на успех. Курзов же был воодушевлен примером своего предшественника, врача этой больницы, которому подобное удалось несколько лет тому назад.
   Обсуждали все подряд, но преимущественно профессиональные вопросы. Курзов имел на все свою точку зрения, нередко радикально расходившуюся с общепринятыми канонами. Политику они почти не трогали. Но она напомнила о себе неожиданным образом.
   Василий снимал "однушку", принадлежащую пожилой тетке, живущей тут же, через стенку в двухкомнатной квартире, одну из комнат которой хозяйка сдавала еще двум квартиранткам- студенткам. Для Василия сьем жилья обходился дороговато, но оно того стоило: было удобно в транспортном отношении, а главное, хозяйка не требовала привычного "не шуметь и не водить", ей вообще было неинтересно, как и кто проживал в ее квартире, лишь бы оплата была во время.
   Поэтому Василий немало удивился внеплановому визиту хозяйки. Она принесла ему повестку в военкомат.
   - Пришлось мне расписаться в получении. Семеновна, почтарка наша, знает, что я всегда дома, мне занесла. Я подумала, вдруг что-то важное.
   На грубой желтовато-коричневой бумаге бланка был указан кабинет и дата ожидаемого визита.
  
   Курзов озадаченно рассматривал повестку.
   - Да, братец, похоже тебе не отвертеться.
   - Это еще почему? Я ж офицер запаса, срочную службу не должен проходить. - Возмутился Василий.
   - А тебя и не на срочную службу хотят отправить, а призвать как раз, как офицера запаса. Имеют право. Вот тебе и Афган. Но не бзди раньше времени, тебя туда вряд ли погонят, туда кадровых направляют, а их заменить кем-то надо. Хотя, лучше откосить, для надежности.
  
   Судя цвету лица, красным глазам и сиплому голосу было видно, что товарищ майор с похмелья и это состояние для него привычно.
   - В общем, слушай сюда. Лучше приходи по-хорошему. Вздумаешь прятаться, все равно найду. Да ты сам подумай, как тебя не забрать: ты молодой, не женатый, детей нет. Так что послужишь родине.
   Василий неожиданно для себя обозлился. С какой стати его судьбу должен решать этот алкоголик? На его памяти никого из врачей не призывали даже на сборы, видно майору надо кого-то отмазать от призыва, вот он и нашел дурика.
   - Ну, это еще вилами по воде писано, товарищ майор.
   - Чего?! Да ты... Да я тебя... А ну, пошел на х...й!
  
   Через пару дней бумага из военкомата пришла в больницу. Кадровичка вызвала Василия, зачитала текст, согласно которому администрации лечебного заведения предлагалось "оказать содействие" в исполнении соответствующего закона.
   Василий пригорюнился. Зря он тогда поругался с майором, начальником отделения военкомата, ведавшего призывом. Идти служить не хотелось. Да и мутные слухи про войну в Афганистане не радовали. Якобы шли бои и были большие потери.
   Курзов был категоричен.
   - Отмазываться тебе надо. Риск большой. Ты не представляешь, какой бардак в армии, наш майор - интеллигент по сравнению с другими отцами-командирами. Будем думать.
   Обдумывание привело Курзова к категоричному выводу, что единственный шанс у Васьки откосить - по здоровью.
   Курзов разглагольствовал.
   - Как известно, нет здоровых людей, есть недообследованные. Что имеем в запасе по части болячек?
   Наскребли хронический бронхит, такой же гастрит и радикулит.
   - Не, не подходит. Только при условии жирной подмазки или крепкого блата. Что имеем по этой части? Хрен собачий. Давай искать еще.
   Нашелся еще геморрой. Оба рассмеялись такому добавлению в букет болезней, но Курзов тут же восторжествовал.
   - Вот! Это оно! Узлы выпадают? Не? Скажешь, что выпадают. А у меня однокурсник в областной проктологии работает. Сделает тебе операцию.
   - Да ты что? Ложиться на операцию?!
   - Ага, еще уговорить проктологов надо на эту операцию. А ты что думал?
  За Родину-мать не стыдно и пострадать. Кому-то служить, кому-то жопу резать.
  
   Сокурсник Курзова был деловит и самоуверен.
   - Да запросто! Я бы и сам сделал, но зав наш, Григорьич, шибко принципиальный, хочет, чтоб все через него шло. Но я с ним договорюсь, он ко мне прислушивается.
   Заведующий проктологией, похоже прислушивался к своему ординатору не всегда. Он с интересом разглядывал Василия.
   - Ты что, в самом деле хочешь операцию? Ну, смотри, это совсем не обязательно. К тому же проктологическая операция, ты же врач, сам понимаешь что такое... Ну, если решил, давай приходи, скажем, в четверг. Будь готовым на месяц выйти из строя.
  
   Саму операцию Вася перенес неплохо, думал будет хуже. Может потому, что оперировал сам Григорьич, курзовскому сокурснику это дело не доверил.
   Муки начались на вторые сутки. Периодически в заднем проходе болело так, что хотелось плакать. Вася готов был отслужить и в Афгане, и в Египте, и в Анголе и где там еще требуются воины-интернационалисты. Курзов пришел проведать приятеля, пришел с пустыми руками: "тебе ведь есть ничего нельзя", но тут же подмигнул и вытащил откуда-то из-пазухи "мерзавчик" с водкой.
   - Тебе глоток можно, я узнавал, остальное я сам, за твое здоровье.
   В посетительской было холодно, от дверей дуло, Васе хотелось вернуться в палату, улечься в койку, но Курзов не спешил уходить.
   - Так что, Васисуалий, ты мой должник, я тебе, можно сказать, жизнь спас. Но ты не расстраивайся. Когда я стану светилой психиатрии, ты будешь моим самым верным адептом, будешь проповедовать мои идеи. Но тогда уже и Союза не будет, все будет по-другому. Однако, психиатрия останется.
   Вася кое-как спровадил захмелевшего Курзова и вернулся в палату. Смешной этот Сашка. Надо же до такого додуматься : Союза не будет. А что взамен? Психиатрия? Интересно, как оно будет, лет, скажем через десять. Или через двадцать. Катерина с Ольгой на пенсию уйдут, меня поставят завом. Курзов, небось, уже и докторскую защитит. Угу, так уж и защитит, кто ж ему позволит, там своих защитников хватает. Но, если Союза не будет, то может и диссертации отменят. Надо Курзова поддеть, пусть спрогнозирует, нострадамус хренов.
  
   Третью неделю после выписки Вася валялся дома на "больничном". За это время почтальонша еще дважды приносила повестки. Приходила делегация из отделения, почтить традицию, проведать болезного. Принесли сок, апельсины. Новостей особых не было, рассказывать было нечего. Предложили помощь по хозяйству, которую Вася благоразумно отклонил. Приходил Курзов, приносил водку и книжки. Водку пил в основном сам, так как Василий после операции никак не мог восстановить свою алкогольную толерантность и быстро пьянел.
  Зато книжки шли на ура. Это было понятно: по телевизору смотреть было нечего. Общение с внешним миром ограничивалось визитами Курзова, да изредка звонками родителям.
   Пришла Антонина с подругой. С порога заявила:
   - Мы пришли сделать уборку, ты и здоровым был еще тем засранцем - уж я то знаю, а сейчас и тем более. Хоть ты и этого и не заслуживаешь, но мы люди гуманные.
   Гуманистки перевернули квартиру вверх дном, при этом Тонька смачно комментировала увиденные ею "сугробы пыли" и "завалы грязи". Ее подружка больше молчала, изредка с любопытством поглядывала на Васю. Когда Антонина отправилась выносить мусор, застенчиво спросила:
   - А вы правда врачом в психбольнице работаете?
   Получив утвердительный ответ, вздохнула.
   - Интересная у вас работа, не то, что у меня, целый день бумажки перебираю.
   - И где же вы этим занимаетесь?
   В городском военкомате, я там по вольному найму работаю.
   - Майора, начальника второго отдела знаете?
   - Конечно знаю, хороший такой дядька, добродушный. Один недостаток - пьет много. Но военных это заведено.
   - Можете кое-что узнать? Мне тут повестки приходят. Не вы их, случайно, выписываете?
   - Нет, я другим занимаюсь. Но я узнаю, обязательно узнаю. Мне вам позвонить или лучше вы мне?
   Обменялись телефонами. Как раз вовремя, перед приходом Антонины, которая закомандовала завершать процесс.
   Перед уходом она сочла нужным развеять возможные Васины сомнения.
   - Ну, все, дальше сам убирайся или живи засранцем, как хочешь. И не надейся, больше убирать не приду. Вот, можешь попросить Галину, ей еще интересно с психиатрами общаться.
   Галина после этих слов густо покраснела. Но Тонька ее смущение проигнорировала.
   - Так что, ауфвидерзейн. Галка, ты идешь?
   Та еще больше покраснела и засуетилась одеваться.
   - Спасибо за уборку и за компанию! - сказал Василий и подумал: "а тебе, Тоня и за Галину".
   Добровольные уборщицы ушли. "А ведь она симпатичная", подумал Вася- "хотя рядом с Тонькой, может и проигрывает, но Тонькина красота какая-то надменная, что ли, а Галка более женственная".
   Выждав несколько дней, Василий позвонил по указанному номеру. Трубку сразу взяли.
   - Алло, галину можно пригласить?
   - Да я слушаю, а кто это?
   - Вася, врач, вы ко мне с Антониной приходили.
   - Ой, извините, по голосу не узнала. Зато я все разведала. Вам отсрочка положена по болезни, выписку из больницы мне передадите, я ее в нашу медкомиссию занесу. А через год, когда отсрочка кончится, другая разнарядка на призыв резервистов будет. Маловероятно, что вас призовут.
  
   - Слушай, а переходи к нам машинисткой. Будешь числиться санитаркой психстационара с процентной надбавкой, отпуском в сорок девять дней.
   Галина усмехнулась.
   - Нет, дорогой, спасибо. Ваш Боливар двух таких, как мы не повезет. Хватит тебя одного.
   - Я серьезно говорю, подумай.
   - А я подумала. Я всегда обдумываю твои предложения. И если один раз согласилась, то это не значит, что буду соглашаться всегда. Найду я себе работу, не беспокойся. Да и на теперешнем месте не так уж плохо. Кстати, как там твой дружок Курзов?. Ты его на свадьбу будешь приглашать?
   - С Курзовым все в порядке. Ждет официального вызова в аспирантуру. На свадьбу я его конечно приглашу, вот только вряд ли он приедет.
   - А что так?
   - Да такой уж он человек. Считает свадьбу и другие обряды социальными условностями. Хотя, может и приедет. Как он говорит, жизнь подскажет - чл..., гм, то есть жизнь покажет.
   *Глобарная деменция, Корсаковский синдром - формы слабоумия. Мутизм - отказ от речи
  
  4. Элина.
  
   Ну, все. Пора приступать к делу. Последнему делу в ее жизни. А как?
   Мысли о таком конце давно призодили ей в голову, способ она никогда конкретно не обдумывала.
   Опять отложить? Но сил никаких уже не было. Может, все таки повеситься? Да, грубо и неэстетично. Но не все ли равно теперь? Все же лучше таблетки. Но это долго и ненадежно. С другой стороны, куда спешить? Что там у не есть в аптечке? Таблетки от давления должны быть точно, недавно попадались под руку. Ну и ее любимый транквилизатор, как же без него. И тут пригодится. Где-то слышала, что может быть реакция в виде рвоты при передозировке. Рвота...она представила себе на миг, как исторгается на ковер содержимое ее желудка и страх вновь накатил волной. Она вскочила и помчалась, роняя тапки в ванную. Судорожно разорвала пакетик с одноразовым мылом и стала мыть посиневшие от холодной воды руки. Утро только началось, а теплой воды в бойлере уже не было - все успела израсходовать. Страх понемногу отпустил.
   Пошла на кухню, вытащила коробку с лекарствами, вывалила их на стол, стала рыться.
   Клацнул дверной замок. Это отец. Больше ни у кого ключей от ее квартиры не было.
   - Привет, дочка! Давай, быстренько собирайся, я за тобой!
   - Я уже сказала, что никуда не поеду.
   - Поедешь-поедешь, давай, не задерживай людей.
   - каких еще людей?
   - Занятых людей. Внизу ждут в машине. Раз гора не идет к доктору, доктор сам приезжает.
   - Пусть поднимаются, раз приехали. Но все равно говорить ни с кем не буду!
   И не надо из меня дурочку делать.
   - А ну, быстро одевайся!
   Похоже отец переходил от своего обычного в состояние ярости, которое с детства пугало Элину и сейчас вызывало такой же ужас, как и ее мизофобия.
   Она тихо заплакала без слез и пошла одеваться.
   В машине она сидела рядом с врачом, который поначалу что-то пытался спросить, но она проигнорировала его вопрос и он замолчал. Так, молча, они доехали до места.
   Пока ее оформляли "на койку" Элина формально отвечала на вопросы. Теперь, после принятого решения, психушка уже не казалось ей такой страшной. Да, мучения продлятся и усилятся, но свет в конце туннеля ее страданий уже показался. Может там не свет, но тьма, никто не знает. Где-то она читала, что умирающий видит яркий свет. Интересно, к самоубийцам это относится?
   Наконец, хождения по разным кабинетам и дурацкие расспросы закончились.
  Они пришли в отделение, зашли в кабинет врача.
   Доктор попытался расспросить Элину, но она отвернулась от него, тупо глядя в окно. Отец взял инициативу в свои руки.
   - Ничего, доктор, время теперь у не есть, все расскажет. А пока давайте я.
  Проблемы появились с полгода назад. Хотя, задним числом, некоторые сигналы были еще раньше. Так вот, стала много тратить денег. Зарплата у нее мизерная - минимальная ставка артистки театра, без каких-нибудь надбавок. Поэтому мы с женой помогали ей, естественно. Живет она скромно, совсем нетипичная актриса, людей сторонится, в компаниях не бывает. Так что, тратиться не на что. Есть молодой человек у нее, но такой, знаете - ни рыба, ни мясо. Думали, может у него трудности, требующие денежных решений, - так нет, все благополучно. Короче говоря, что вяснилось: у не уже давно навязчивый страх грязи и заражения. И пока она не помоет руки, не сделает уборку, страх не проходит. До чего дошло: каждое утро нужно чистить зубы новой щеткой и мыть руки новым мылом. Уже и уговаривали и ругались, все без толку. Только хуже и хуже. Есть почти перестала, чтоб, значит реже испражняться, меньше пачкаться. На работе стали странности эти замечать. Слабая такая стала, что в обморок упала на репетиции. Начальник ее мне позвонил, обратите, дескать внимание, с дочкой что-то происходит. Главное, все понимает. Литературу научную читала о своей болезни - мизофобии. Но считает, что она неизлечима. Еле-еле уговорил к вам ехать. Так что, теперь дело за вами.
  
   Жуть началась сразу после того, как Элина вышла из врачебного кабинета.
   Вокруг были явно немытые, неухоженные люди. Вот эта тетка в выцветшем халате, наверняка сегодня в душе не была. Да никто из них каждый день, в отличие от тебя, не моется. Им это не надо. Они могут жить без этого. А ты не можешь. Почему ты до сих пор живешь?
   Элине хотелось бежать, кричать от страха и спрятаться куда-нибудь, чтобы не видеть всех этих людей. Но сил не было даже отвечать на вопросы.
   Ее повели в палату, показали кровать и тумбочку, куда санитарка сама сложила ее вещи, а потом повели делать укол. Она вяло попыталась сопротивляться, но все было сделано так решительно и быстро, что она не успела как-то проявить свой протест.
   Завели в кабинет, где за столом сидела медсестра и что-то писала. Усадили на кушетку, сказали сидеть пока здесь. Вскоре она почувствовала действие лекарства - приятную вялость и расслабленность в теле. Захотелось спать.
   Медсестра закончила писать и стала измерять Элине давление. Видимо результат ее удовлетворил - разрешила идти в палату. Голова слегка кружилась, хотелось скорее добраться до постели. Страх ушел куда-то вглубь. Такое состояние у нее бывало после приема транквилизатора, когда он еще действовал. Последние месяцы ни одна, ни две, ни даже четыре таблетки страх не снимали. Большая доза вызывала лишь головокружение и нарушение координации движений.
   Как она добралась до кровати, Элина не помнила. Очнулась, когда ее кто-то сильно тормошил за плечи:
   - Девушка, вставайте, скоро ужин.
   Женский голос сказал:
   - Надо сестру позвать, как бы она не упала, когда встанет. Видно, первый раз такой укол получила. У меня тоже так было.
   Глаза не хотели открываться. Пришла медсестра, опять померяла давление. Принесла какую-то горьковатую на вкус жидкость, микстуру что-ли. Велела пока с кровати не подниматься.
   Палата опустела. Откуда-то стучали посудой, раздавались голоса. Может обьявить голодовку? Надо подумать. Но думать не получалось, мысли путались. Временами из глубин сознания начинала подниматься прежняя паника, но без каких-либо усилий от Элины оседала сама собой.
   Ужин подходил к концу, в палату стали возвращаться соседки. На нее поглядывали, но никто к ней не обращался.
   Пришла то ли медсестра, то ли санитарка, повела под руку в столовую. За столом никого не было. Поставили тарелку с кашей и чем-то типа котлеты. Дали ложку в руку.
   - Сама есть можете? - спросил кто-то сзади.
   Элина не ответила, стала ковырять ложкой кашу. Ложку у не забрали и стали кормить как ребенка. Ей стало смешно и одновременно хотелось заплакать.
   - Я сама. - Ложку вернули.
   Стала есть. Такую кашу она не ела со времен учебы в училище, когда ходила в студенческую столовку.
   - Вот молодец, умница, почти все сьела. - похвалил ее голос сзади.
   Прием пищи, казалось, забрал остатки активности. Хотелось скорее лечь в кровать и сладко потянуться.
   Отвели назад в палату. Соседки о чем-то говорили, вроде бы о том, что было в последней серии телефильма. Ну да, они собирались идти смотреть телевизор. А она останется одна. Наверное, надо попытаться убежать. Надо обдумать. С этой мыслью она задремала.
   Вечером ей опять меряли давление, дали принять какие-то таблетки.
   Очнулась Элина ночью. Кто-то из соседок мерно похрапывал.
   Палата освещалась светом фонаря за окном. Она встала и вышла в коридор. Голова слегка кружилась, но прежней путаницы мыслей уже не было, хотя какая-то тупость в голове сохранялась.
   Пошла по коридору на свет. В комнате без дверей сидела дежурная медсестра и читала книгу.
   - Не спится? - спросила она. - Заходите, поговорим.
   Элина машинально зашла и села на кушетку, хотя говорить ей особо не хотелось.
   - Вы новенькая из третьей палаты, верно? Как себя чувствуете?
   Элина вдруг поймала себя на мысли, не может ответить на такой простой вопрос. В самом деле, что она чувствует? Ей тут тяжело, тут все чужое. Но тут она впервые за долгое-долгое время не ощущает с беспощадной периодичностью наплывающие волны панического ужаса.
   - Да так...- промямлила она.
   - Ничего, по-первах всегда так, потом, вот увидите, легче станет.
   Медсестра вытащила из бумагу из стопки и спросила:-
   - В истории болезни написано, что вы артистка театра, это верно?
   - Да. - Хотя какая она артистка, так, участник массовки.
   - Ой, как интересно. Когда будете себя чувствовать получше, расскажете про театр, хорошо?
   Из вежливости согласилась.
   Медсестра предложила таблетку от бессонницы. Ну уж нет, хватит и того, чем ее напичкали вечером. Вообще, надо с врачом поговорить. Ведь они не имеют права держать ее здесь насильно. Почему насильно? Ведь она сама вчера подписывала кучу каких-то бумаг, даже не читая. Наверняка там была и бумага о ее согласии на лечение.
   Вернулась в палату, легла. Надо обдумать свое положение, пока голова работает. Это психушка, здесь из тебя в два счета овоща сделают. Будешь такой, как вчера после укола. Но, с другой стороны , здесь она еще не мыла руки. Ее бросило в пот от этой мысли. Как, она села за стол, не помыв руки перед ужином. Стоп, ей же вытирали руки полотенцем, значит руки были мокрыми. Но она не помнит об этом! Возникло желание бежать прямо сейчас помыть руки. Быстрее-быстрее! Вскочила, с трудом вписавшись в дверной проем и чуть не упав за порогом палаты, пошатываясь попыталась побежать в сторону медсестринского поста. Дежурная выглянула на шум шагов и спросила громким шепотом:
   - Что случилось?
   Элина уже добежала до кабинета и таким же шепотом ответила:
   - Пожалуйста, не смейтесь, дайте мне помыть руки. С мылом, пожалуйста!
   - Медсестра нисколько не удивившись, как будто у нее каждую ночь на посту пациенты моют руки, указала на раковину в углу кабинета.
   Элина мыла руки и чувствовала, что успокаивается и, как всегда, ей становится стыдно.
   - Все в порядке? Пойдете спать?
   Молча кивнула и отправилась в палату.
   Кто-то собрался выписываться. Ты же попала по адресу. Ты же сумасшедшая. Разве нет?
   Пришла в палату, юркнула под одеяло, свернулась клубочком, немножко поплакала и кснула.
   Утро было мрачным. Гудела голова, в рту сушило. На душе было премерзко. Душевный коктейль состоял из тоски, стыда и тяжелого, хорошо настоянного страха. Вставать не хотелось. Жить тоже, но вчерашние намерения казались постыдными и глупыми. Хотя ничего конструктивного взамен не предлагалось.
  Ела она опять после всех, за отдельным столом, но уже без уговоров и похвал.
   Уколы, анализы. Она терпеливо сносила боль и неудобства. Ведь ничего взамен она предложить не могла. Да, ей здесь плохо, а дома разве было хорошо?
   Вот то-то и оно. Так что терпи и помалкивай.
   Прошел врачебный обход. Без ее доктора. Врачиха в возрасте, крашеная блондинка формально поинтересовалась ее самочувствием. Ответила ей, дескать, уже лучше. Ответ устроил, судя по отсутствию дополнительных вопросов. Открыли столовую на полдник, ее не звали, она не пошла. Вызвали к старшей медсестре в кабинет, попросили расписаться за какие-то деньги. Какие деньги, зачем они ей тут? Ну, поставила подпись, раз просили. Деньги остались в сейфе "на хранении". Перед обедом спросили, не хочет ли она есть за общим столом, сказала нет, не хочет.
   Страх временами накатывал, но не настолько, чтобы бежать в умывальник, да и умывальник здесь, скажем, ненадежный в гигиеническом плане. По крайней мере, с ее точки зрения.
   После обеда пришли родители. Пытались ее покормить тут же, в вестибюле, она отказалась: и есть не хотелось и неудобно как-то, кругом люди ходят. Ну и, грязновато, конечно. Мать выглядела испуганной, отец, наоборот, все время шутил. Разговор не клеился. Элина понимала, что просить их забрать ее из больницы бессмысленно. Посидела, помолчала, послушала отцовские шутки, попросила отпустить ее в палату, сославшись на самочувствие, головокружение и сонливость от лекарств. Мать с тревогой посмотрела на отца, но тот пропустил мимо ушей эти жалобы.
   Ушла в палату. Никаких чувств к родителям она не испытывала, кроме, разве что, страха перед отцом. Боже мой, как же она скучала за ними в детстве, когда те уезжали на два месяца на гастроли. Как она боялась, что они не вернуться. И, ведь, уже не маленькая была, понимала, что абсурд, но все равно... Боялась наступать на трещины в тротуаре - наступишь- родители не приедут. Считала машины по дороге в школу. Если успела насчитать десяток, значит все хорошо будет. Если не успевала, шла мимо школы на другую улицу, где машины ездили чаще, считала там.
   Хотела артисткой стать, как мама. А что получилось: культпросветучилище она закончила, но в театральный институт не прошла по конкурсу. Дали понять, что не с ее талантом. Но отец сумел впихнуть ее в труппу, с его-то возможностями. Он как раз тогда ушел с поста директора театра в управление культуры. Да и мать следом за ним пошла туда же. Правда, отец в том управлении надолго не задержался, пошел на повышение.
   Ее детские мечты сбылись как издевка. И артисткой она стала, и родители никуда не ездят. Вот только она оказалась у разбитого корыта. В театре над ней откровенно посмеиваются, да и по делу - ну какая из нее актриса? А мужества не хватает уйти. Куда? Совсем сесть на шею родителям? Как ни крути, но жизнь ее бессмысленна и, к тому же, наполнена мучениями. Сама она какая-то ошибка природы. Таких нужно усыплять, как больных животных, чтобы сами не мучались и других не мучали.
   Соседки в палате особого внимания на нее не обращали. Говорили между собой, о чем именно - Элина не прислушивалась. Выглядели они обычно, и не скажешь, что пациентки психушки, кроме одной, которая, как и Элина, ни с кем не разговаривала, лежала больше в кровати, чему-то постоянно улыбалась и что-то шептала.
   На третий день, с утра ее вызвали к врачу.
   Поначалу она неохотно отвечала на вопросы, потом постепенно разговорилась. Проговорилась о суицидальных мыслях, потом спохватилась, но было уже поздно. Врач, хоть и стал расспрашивать подробности, однако никакой особой реакции на это известие не проявил. По крайней мере, внешне.
   Вопрос о выписке врач упредил, рассказал о вариантах лечения - добровольных и принудительных. Получалось, что при добровольном лечении она быстрее окажется дома.
   Похоже, не обманывает, насчет волокиты в наших судах она была наслышана.
   Еще что-то собирался ей рассказать, но она откровенно устала, хотелось скорее вернуться в палату. Напоследок не удержалась, спросила:
   - А вы из меня овоща не сделаете?
   - А я не умею - ответил.
   Врет небось.
  
   Элина думала, что ей здесь запретят так часто и тщательно мыть руки, как это требовал ее страх. Но, оказалось наоборот: медсестра предупредила, что для нее есть специально нарезанный "порционно" новый кусок мыла и если потребуется, сразу дадут. Это помимо пакета одноразовых упаковок мыла, которые ей передал отец в день поступления. Но руки здесь она мыла гораздо реже. И не из-за ограничений, а... Она сама не знала почему. Страх оставался, но как бы не такой агрессивный, без паники.
   После разговора с врачом она боялась, что ее переведут в жуткую "наблюдательную" палату ("для суицидников", как говорили ее соседки) у дверей которой постоянно дежурила санитарка. Что там происходило, было непонятно, а расспросить соседок она стеснялась. Ее никуда не перевели и, вообще, у нее складывалось впечатление, что окружающим, даже персоналу до нее нет дела. Конечно, если она вовремя не приходила в столовую или за лекарствами, ее шли звать, но остальное время она была предоставлена сама себе.
   За окном был март, холодная слякотная погода. Однако, соседки по палате регулярно выходили на прогулку. Их верхняя одежда висела здесь же, на вешалке, за белой шторкой. Куда делись ее пальто и сапоги она не знала. Ну и пусть! Все равно ее никуда не выпустят. И, как в насмешку, тут же в палату зашла санитарка и скомандовала: "Девочки, на прогулку". Все, кроме Элины и странной соседки стали одеваться. Элина решила не обострять отношения с персоналом и
  спросила, где она может получить свое пальто. Санитарка обещала узнать и ушла. Вернулась с ее сапогами и больничным длинным стеганным ватным халатом вместо пальто. Возле выхода столпились больные. Элина вышла со всеми во двор отделения. Гулять предполагалось по малюсенькому скверику с, по-зимнему, прозрачными кустиками низенькой зеленой изгороди и накрытыми грязной пластиковой пленкой клумбами.
   День тянулся медленно и перемежался тоскливой апатией с тревогой и страхом. Никто так и не пытался завязать с ней разговор. Кроме ее доктора.
   На четвертый день она, как ей показалось, созрела для "серьезного" разговора с врачом. Наметила план этого разговора. Главная цель была выяснить, как долго ей здесь придется находиться и по каким критериям врач будет определять ее готовность к выписке.
   Она с нетерпением ждала, когда ее позовут на беседу. Но день перевалил за середину, прошел обед и прогулка, а ее все не звали. Тогда она набралась храбрости, пошла на сестринский пост и сказала дежурной, что хочет видеть своего лечащего врача. Та первым делом поинтересовалось, что случилось. Когда выяснила, что ничего особенного не произошло, обещала доложить о таком желании.
   - А как я узнаю, когда меня вызовут?
   - Если ничего особого не произошло, то есть срочности нет, то врач позовет, когда у него будет время.
   - И когда оно будет?
   - Откуда же я могу это знать? Ждите, позовут.
   Вот так, оказывается. Врач тоже может не хотеть разговаривать.
   Наступил вечер. Элина поняла, что сегодня ей не доведется общаться с доктором. Зря она себя настраивала. Соседки ушли смотреть телевизор. Ту странную соседку, которая постоянно шептала, перевели в другую палату и Элина осталась одна. Родители сегодня не приходили. Вова, "претендент на должность бойфренда", как она определила его статус, по ее просьбе не был родителями извещен о том, где она находится, равно, как и на работе об этом не знали. Узнают, конечно, такую тайну не сохранить.
   Книжку какую-нибудь почитать, что ли? Но книг у нее с собой не было. Попросить у кого-нибудь? Неудобно как-то.
   Дверь открылась и в палату зашел ее врач.
   - Добрый вечер, смотрю скучаете? Можем поговорить сейчас, если не передумали.
   Прошли к врачу в кабинет.
   - Я сегодня дежурю, вечер свободный, если, конечно в больнице все спокойно будет.
   - В такой больнице бывает спокойно?
   Врач улыбнулся - Представьте себе, бывает. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
  Присаживайтесь, располагайтесь, будем надеяться, что меня не вызовут в ближайшее время.
   - С чего начнем? У меня конечно есть к вам и другие вопросы, но я хочу, чтобы вы рассказали мне о театре. Стыдно признаться, но уже не припомню, когда был там последний раз. Наверное, еще интерном.
   И он начал расспрашивать, задавать смешные и наивные вопросы. Элина развеселилась. Тоже мне, интеллигент, не знает элементарных вещей. Но доктор с таким интересом ее слушал, так умилительно удивлялся обычным для театрала вещам, что она почувствовала к нему даже некоторое расположение.
   - Теперь ваш черед, задавайте теперь свои вопросы. - предложил доктор.
   Ей казалось уже неуместным переводить беседу на серьезные темы и приступать к реализации своего плана на разговор.
   - Вы йдавно здесь работаете? -спросила она.
   - Как сказать... Где-то с конца семидесятых.
   Вот как оказывается, а она думала, что они почти сверстники. Моложаво выглядит.
   - Что вас привело в психиатрию?
   - Хм.. Ну и вопросики у вас... Но ладно, отвечу. Романтика и прагматизм.
  Спросите, как это понимать. Разьясняю: все просто. Согласитесь, психиатрии присущ ореол некоторой таинственности - это романтика. А прагматичность связана с процентной надбавкой и длительностью отпуска. Тогда это имело значение, впрочем, и сейчас тоже.
   Вспомнила, что хотела найти книгу. Спросила, есть ли в отделении библиотека. Библиотека оказалась рядом, в соседнем кабинете, где располагалась медсестра по "реабилитации". Зашли туда, библиотека занимала несколько книжных полок и с первого взгляда Элина поняла, что читать тут нечего - репертуар исчерпывался потрепанными томиками детективов и женских романов. Увидев разочарование пациентки, доктор предложил посмотреть еще в его шкафу.
   "Щедрый какой" подумала Элина, " мягко стелет". И тут же устыдилась этой мысли. С чего бы ему стелиться передо мной? У него таких больных на голову половина отделения.
   Книг было явно меньше, но качество - не сравнить.
   - А зачем вам здесь художественные книги? - спросила она.
   - Так уж получилось: много лет мыкались по квартирам, вещи накапливались, переезды усложнялись, а книги это такая вещь, которую можно и в служебном кабинете держать. Никому до них дела нет.
   Переключились на литературу. По части литературы, а потом, как оказалось, и музыки, доктор был на высоте и кое-где превосходил Элину.
   В общем, после беседы она возвращалась с обилием впечатлений и "Альтистом Даниловым" под мышкой.
  
   Лечение началось на следующий день. То, что она принимала таблетки и получала уколы, оказалось только прелюдией.
   В первой половине дня ее позвали в сестринский кабинет, где измерили давление, после чего отвели в манипуляционную, где ее ждали врач и медсестра. Врач пояснил, что сейчас ей сделают особый укол, после которого у нее может наступить некоторое опьянение и врач проведет ей сеанс лечебного внушения с целью освобождения от тревоги и страха.
   Действительно, еще медсестра не успела выдернуть уголку, она уже почувствовала приподнятое настроение и даже веселье. Она, смеха ради, пульнула свой тапок под кушетку и залилась смехом.
   - Следующий раз на два кубика меньше. -Сказал врач медсестре.
   Впрочем, веселье быстро пропало, но ощущение блаженного покоя оставалось. "Наверное, наркотик" лениво шевельнулась мысль.
   Голова слегка кружилась. Звуки она ощущала четко, но как бы издалека. Зазвучал голос врача, ритмично повторяющий фразы о расслаблении и спокойствии. Потом она уснула и проснулась уже в своей палате. Немного болела голова.
   Ну и что это было? Стоп, тебе же вечера между делом обещали начать психотерапевтическое лечение. А наркотик зачем? А ты уверена, что это наркотик? Черт, но это было приятно. А с тапочком неудобно вышло. Что это за игривость на нее нашла? Ладно, это психбольница, здесь подобным никого не удивишь.
  
   Дни стали проходить быстрее. Страх, нещадно уничтожавший ее уполз куда-то в свою пещеру подсознания и лишь время от времени злобно рычал оттуда. Беседы с врачом постепенно превратились из напрягающей необходимости в лучшее время дня. Казалось, они переговорили уже обо всем: начиная от литературных вкусов, заканчивая юридическим обоснованием ее лечения. Родители, последнее время только мать -отец, как всегда, опять был чаще занят, приходили уже не каждый день. Соседки по палате оказались отзывчивыми и простодушными сельскими тетками. Медсестры и санитарки успели удовлетворить свое любопытство, касающееся ее профессии и места работы. Та медсестра, которая дежурила в ту первую ночь после поступления Элины в больницу, оказалась заядлой театралкой и была даже в курсе некоторых театральных интриг.
   Однажды к ней в палату заглянули две смущенные молоденькие медсестры и попросили аудиенции. Повели в "комнату для арттерапии" - по прежней терминологии "красный уголок", где по вечерам народ смотрел телевизор. Там ей поведали о том, через полтора месяца, ко дню медсестры, в больнице будет проведен традиционный конкурс среди представительниц этой профессии и каждое отделение должно подготовить номер художественной самодеятельности. По итогам аудиенции Элина обязалась приготовить сценарий для сценки в жанре эстрадной миниатюры на злобу дня и специфику места.
   Пошла третья неделя пребывания Элины в больнице. Она чувствовала себя если не совсем здоровой, но, по крайней мере, не настолько больной, чтобы валяться днями на койке без всякого дела. В тоже время проситься на выписку она опасалась. И не потому, что боялась отказа, а потому, что не была уверена в своей свободе от болезни - временами ей казалось, что ее хорошее самочувствие и настроение возможно только в этих стенах.
   Она все больше и больше привязывалась к врачу, замечая, что стала выискивать предлоги и оправдания для более частых визитов в его кабинет. Иногда появлялась пугливая мысль о своей влюбленности и каждый раз ее окатывала волна стыда и страха. Она чувствовала растущую симпатию к этому человеку и никак не могла понять, чем вызвано его расположенность к ней - взаимной симпатией или никакой расположенности нет и вовсе, а она видит лишь проявления его профессионализма.
   Элина стала ревниво отмечать, что врач пользуется популярностью среди других больных. Пару раз соседки в палате устраивали импровизированный диспут на тему кто лучше "он или она", сравнивая доктора с его коллегой-женщиной предпенсионного возраста и приходили к выводу, что "мужик всегда лучше бабы". Не укрывалось от ее наблюдательного взгляда и кокетство молодых медсестер в присутствии доктора.
   Ее позвала дежурная медсестра и спросила, когда придут родители на свидание.
   - Пусть кто-то из них подойдет сюда, на пост и напишет заявление на отпуск.
   - Какой отпуск? - не поняла Элина.
   Медсестра тоже удивилась:
   - Доктор вам разве не сказал? Он отпускает вас в лечебный отпуск. Домой на выходные. Заявление это так, формальность, расписаться на бланке и все.
   Вот так сюрприз! Ура-ура! Наконец-то она будет дома. Примет нормально ванну, напечет себе оладий. Просто поваляется на своем диване.
   По этому поводу попросилась позвонить своим. Трубку взяла мать. Сказала, что они с отцом будут завтра.
   Наконец наступило завтра. На обходе врач подтвердил свое решение отпустить ее на выходные дни -"но только к родителям, к себе, одну, пока не могу отпустить, потерпите". Ладно, уговорю мать, сьездим ко мне хоть на часок.
   На этот раз отец приехал один, без матери. К ее удивлению, к дежурной медсестре он идти отказался.
   - Но меня же не отпустят без твоего заявления!
   - И правильно, что не отпустят. Рано тебе еще домой.
   - Это врач решает, не ты!
   - Все, что касается тебя решаю я. Пока. Думаешь, я не догадывался, что ты хотела сделать с собой? Врач выпишет тебя и забудет. А я мне с тобой возиться всю жизнь. Ну, может не всю. Но пока ты себя не сможешь обеспечивать или мужа найдешь надежного.
   - Хорошо! Выйду замуж за Вову!
   - За Вовика? Не смеши. Тоже мне, нашла опору.
   - Но меня уже сняли с питания, мне есть не дадут два дня!
   - Покормят, никуда не денутся.
   Расплакалась, убежала в палату. Когда успокоилась, пошла к медсестре. Та отвела к врачу.
   Доктор сидел хмурый, не смотрел в глаза.
   - Знаю, уже рассказали. Он ваш отец. Он в чем-то прав. Мне нужно было согласовать с ним.
   Помолчал. Потом предложил:
   - А давайте, вы поговорите еще и с психологом. Наша в декрете, как-то привыкли без нее обходиться. Я договорюсь с психологом из соседнего отделения.
   - Вы мой психолог, другой мне не нужен.
   Доктор коряво улыбнулся.
   - Спасибо, конечно за доверие. Буду думать, как лучше сделать. Но на эти выходные придется поскучать в отделении.
  
   Прошло несколько дней.
   Явившись по вызову врача для беседы Элина обнаружила там еще одного человека в белом халате.
   - Здравствуйте, Элина! Я заместитель главного врача по медчасти, зовут меня Виталий Андреевич.- Представился незнакомец.
   - Ваш доктор попросил меня пообщаться с вами по причине, о которой чуть позже. Вы не против со мной поговорить?
   Конечно, Элина была не против. Она время от времени посматривала на своего врача, пытаясь по его мимике определить, что происходит. Но тот был невозмутим.
   Заместитель главврача стал задавать вопросы, на которые она отвечала не один раз при поступлении и в первые дни лечения. Потом ее ресспросили про семейные отношения, обстановку на работе. Врачебный начальник оказался неплохо осведомлен о теаральных делах, поинтересовался местными примами и звездами. И, наконец, поведал основную причину своего визита.
   - Вы, небось уже знаете наши порядки: в отличие от коллег, врачей других специальностей, у нас все очень строго по юридической части. Вот сейчас мы с вашим доктором представляем комиссию врачей-психиатров, которая решает о вопрос о возможности вашей выписки, нуждаетесь ли вы в постоянном психиатрическом наблюдении и можете ли продолжить работу.
   - Меня выписывают? - не поверила Элина.
   - Ну, вопрос о выписке сегодня еще не стоит, насколько я понимаю. Мы решаем в принципе, сможем ли мы выписать вас самостоятельно? Сможете ли вы продолжить прежнюю работу? Нуждаетесь ли вы в посторонней помощи?
  Вы сами как считаете?
   - Конечно могу! И выписаться сама и работать! Я ведь сама пришла на лечение.
   Врачи переглянулись. Начальник полистал бумаги на столе.
   - Да, вы правы. Есть ваше заявление с просьбой о госпитализации.
   - Вот видите! - торжествующе воскликнула Элина.
   - Хорошо-хорошо. Если у вас нет к нам вопросов, можете идти в палату.
   Элина посмотрела на своего доктора. Тот взглядом указал на дверь.
   Через час ее снова позвали во врачебный кабинет. Доктор был один.
   - Похоже, мне не удасться поговорить с вашим отцом. Я ему дважды звонил с просьбой о беседе. Но он занят. Поэтому вам самой предстоит обсудить с ним вашу предстоящую выписку. Насколько мне известно, он хотел чтобы мы не спешили с этим. Поговорите с ним. Вы же его знаете. Постарайтесь решить вопрос по-хорошему. Конечно, он авторитетный человек в области и наш главный врач относится к нему с уважением, но... В подобных случаях у нас превалирует формальный закон над "позвоночным" правом. Мы вас выпишем в установленные сроки по любому. Но, лучше сделать это без конфликта с вашим отцом.
   - А установленные сроки это сколько? - Тут доктор улыбнулся и подмигнул: - А как договоримся. Я бы вас отпустил через недельку. Но вам придется еще дней десять поездить на дневной стационар. Вам туда ближе будет, чем к нам. А уж оттуда на работу.
   Ну, наконец-то! Всего через неделю. Но отец! Что же делать?
   Вечером позвонила отцу, сообщила, что ее выпишут через неделю.
   - Это кто тебе сказал?
   - Мой врач.
   - А, этот... Ну он там не самый главный. А с главврачом завтра поговорю.
   Вот, хотела как лучше... Завтра отец нажалуется главному врачу на ее доктора.
   Эх, папа, папа... А ведь он всегда таким был. Всегда все решал за всех. Она не могла вспомнить ни одного случая, чтобы кто-то из родственников или коллег смог ему возразить. Вернее, те, кто был с ним не согласен, исчезали, переставали для него существовать. Есть, существует где-то его брат, которого она никогда не видела и о котором в их семье не принято говорить. Когда начала работать в театре, до нее доходили слухи, что прежний директор не терпел возражений и все недовольные вынуждены были уйти.
   Все произошло так, как сказал доктор. Перед выходными ее выписали. Выдали больничный лист, рецепты и инструкцию, как принимать самостоятельно лекарства. Рассказали, как попасть в дневной стационар и когда туда нужно явиться.
   За день до выписки она позвонила Вовке.
   - Привет! Заберешь меня завтра из больницы?
   - О, так ты в больнице? А думаю, куда пропала. Звонил твоим родителям, сказали, что уехала не то на курсы, не то в командировку.
   - В общем, слушай. Надо чтобы ты завтра с одиннадцати до двух приехал в... психушку, в тринадцатое отделение. Пока не перебивай, подробности потом расскажу. С собой иметь бутылку хорошего коньяка. И что-нибудь к нему : ну там, салями, лимоны, сам подумай - это для доктора, кторый меня лечил. И торт для медсестер.
   - Да, понял: джентльменский набор для доктора и торт для сестер.
   - Молодец, правильно понял. Сможешь все сделать?
   - Обижаешь! Конечно смогу.
   Ближе к вечеру ее позвали к телефону. Звонил отец.
   - Главный врач уговорил тебя забрать. Завтра пришлю машину после обеда.
   - Не надо меня забирать, я сама выпишусь. Вовка заберет.
   - Не дури. Машина будет в два. Успеют тебя оформить?
   - Успеют...
   - Ну, все. Пока!
   На следующий день к десяти часам она была уже свободна. Вещи собраны. Больничный и рецепты получены. Старшая медсестра вручила ей так и не истраченные деньги. Напутственная беседа в доктором состоялась вчера.
  Набралась храбрости, спросила, не было ли у него нагоняя от главного врача.
  Тот удивился. Рассказала о последнем разговоре с отцом. Врач улыбнулся.
   - У нас тут своя мафия. А наш главный тоже крутой начальник и своих просто так не сдает.
   Намекнула, что завтра зайдет попрощаться.
   - Это уж как получится. А не получится - не переживайте.
   Как в воду глядел. К одиннадцати Вовки не было. Не было ни к двенадцати, ни к часу. Позвонила, никто не взял трубку. Ровно в два приехал шофер, присланный отцом. Поволынила еще минут двадцать. Вовка так и не приехал.
  
   Жарким летним днем они шли по городу вчетвером - отец с матерью и она с Вовкой. Впереди на троллейбусной остановке толпился народ. Из толпы навстречу им вышли женщина и мужчина, нагруженный двумя сумками. Судя во виду, дачники со своим урожаем. Элина встретилась взглядом с дачником и остановилась от неожиданности. Вовка, за руку которого она держалась, потянул ее вперед. Дачник тоже тормознул и широко улыбнулся. Это был ее бывший лечащий врач. Доктор открыл было рот, очевидно, чтобы поздороваться, но отец, шедший ближе всех к врачу, ловко обошел его, оставив позади вместе с сумками и открытым ртом. Вовка, не понимая, в чем дело, продолжал ее тянуть. Она повернула голову и успела заметить, что доктор, качнувшись вперед, продолжил свое движение, что-то сказав вопросительно посмотревшей на него женщине, наверное, жене. Она растерялась и когда решилась вернуться, было поздно, врач скрылся в толпе.
   Элина проплакала половину ночи, ничего не обьясняя недоумевавшему Вовке. Утром она сказала, они расстаются, потребовала забрать свои вещи и отдать ключ. Когда Вовка, наконец, закончил психовать и ушел, полезла в свой тайник, где лежали сэкономленные деньги. Пересчитала их. Должно хватить, по крайней мере на первое время.
   Села, задумалась. Опять она не попрощалась со своим врачом. И даже не поздоровалась. Значит, еще ей рано с ним расставаться. Она не все для этого сделала. Ну, теперь уже завершит задуманное.
   Зазвонил телефон, ответил на ее "алло" отцовским голосом.
   - Ты чего, опять Вовку прогнала? Звонил только что, жаловался.
   - Да, выгнала. И назад не пущу.
   - Ну и молодец, давно пора. - Согласился отец и повесил трубку.
   Как родителям сказать? Да никак. Пришлю письмо. Ключи с собой заберу, у них свои есть.
   Встала, прошлась по квартире. Столько лет здесь прожила, а не жалко оставлять, нисколечки. Много раз обдумано, что с собой брать. Сложиться за час, наверное сможет.
   Достала заветную папку, в который раз посмотрела бумаги. Все верно. Время позволяет. Даже копии документов обновлять не нужно. Вот официальный ответ на ее запрос. Курсы переподготовки специалистов культуры, специальность хормейстер - пожалуйста, приезжай, учись. Все, можно ехать, хоть сейчас. Да, только так, нырнуть, как в холодную воду. Да никакая она не холодная.
   Ехать, ехать. Поживет с месяц на новом месте, осмотрится, может подработка какая найдется, а там и учеба начнется.
   Опять села, улыбнулась: а вовремя доктор встретился, так бы еще тянула и тянула. Встала, пошла собирать вещи.
  
  
  
  
  5. Мистика.
  
   Это было уже не первое самостоятельное дежурство Даши. Ну как самостоятельное- формально она была дежурная смены, а поддежурной числилась Викторовна. На деле, конечно, старая страховала молодую, но виду не показывала. Даша все делала сама и даже командовала, хотя в глубине души была спокойна - Викторовна рядом, не даст ошибиться.
   Да, трудно было привыкнуть поначалу к новым порядкам, все не так, как у них было на практике. Но она быстро почувствовала, что у нее получается. Кто бы ей сказал год назад - не поверила, что будет работать в психушке. В колледже она представляла себя только операционной медсестрой в хирургии. Боже, какой романтичной дурой она была. Как поначалу переживала, что попала на "дурку", даже плакала втихаря. А сейчас - дежурная медсестра смены, все отделение ей подчиняется. Проблемы решает на уровне завотделением и дежурного врача. Целый год в психбольнице - это что-то значит. Пришла неумеха-неумехой. Стыдно вспомнить - уколы толком не умела делать. А теперь? Да что угодно. А главное, чему она научилась за этот год, это самостоятельности и бесстрашии в принятии решений. Ясно, что ей еще учиться и учиться, но и теперь понятно, что как медсестра она состоялась. И старшая, уж на что придирчивая и скупая на похвалу, на планерке, при всех отметила, что "Дарья Артемовна становится профессионалом".
   Своя смена подобралась, не абы кто, а хорошие девчата, хотят с ней работать. Не то, что у некоторых, бесконечные скандалы и жалобы.
   Прошлась по палатам, вроде все спокойно. Слава богу, сегодня не их день поступлений, хотя дежурный врач завсегда может к ним направить: или по просьбе, или по "показаниям". Долго она не могла понять, почему в больнице много одинаковых отделений, почему нет специализации, как в других, "нормальных" больницах. Ну почему же нет? Есть детское, есть туберкулезное, есть геронтология.
   Звонят подружки одногруппницы, хвастаются, что умеют делать перевязки, кровь вливать. А самой определить "острый живот" слабо? А-а, на то дежурный врач есть. А как ты узнаешь, вызывать его или не вызывать? Вот то-то же. А она уже знает и умеет. Ну, уж насчет купировать психомоторное возбуждение и спрашивать нечего. Они и понятия не имеют, что это такое. Ладно, колите свои антибиотики, а мы будем колоть наши нейролептики. Да, за двадцать пять процентов надбавки и сорок дней отпуска. А вам пусть остается романтика хирургии.
   Закончился ужин. Сейчас надо раздать таблетки, потом сделать вечерние иньекции. Викторовна сядет за раскладку утренних таблеток, а она выпишет направления на анализы.
   Вечерняя суета постепенно утихала. Потянулись пожилые больные измерять давление. У всех нормальное, что удивительно - по такой погоде у гипертоников нередко зашкаливает.
   Вернулась Викторовна, подошли девчата-санитарки. Основную работу сделали, пора было по постам расходиться. Но поговорить-то хочется. А Викторовна любительница байки травить.
   - Викторовна, это правда, что раньше были отделения для буйных?
   - Не знаю, я не застала. Пришла сюда, когда здесь мужское отделение было. Всякие поступали. И возбужденные и спокойные и суицидники. На моей памяти суицидов в отделении не было. Так помирали, от болезней.
   Девчонки притихли. Все были суеверными и боялись говорить на работе о смерти, чтобы не накаркать. Хватит и того, что они работали в отделении под номером "тринадцать".
   - Вот еще случай мне рассказывала одна старая медсестра. Вы не помните ее, она еще перед ремонтом на пенсию ушла, Терентьевна. Работала здесь, в отделении с первых дней и до этого, в других отделениях, еще в старой больнице. Сидит она, значит, вечером одна в сестринской. Заходит старый шизофреник, который у них лет двадцать лежал. Совсем овощ, никто не помнил, чтобы он хоть слово сказал. Так вот, заходит и говорит: " Если бы вы знали Терентьевна, как тяжело жить среди людей и молчать". Та обомлела конечно, но виду не показывает и отвечает: " Что ж ты Женя (или Петя, не помню имени) все молчишь, если разговаривать умеешь?". А он и отвечает: "Да и сам не знаю, что-то меня к людям не пускает". И начал рассказывать все про врачей, про сестер, про персонал, про больных. Все, оказывается, помнил и все знал, что в отделении происходило за те годы, что там лежал. Потом и говорит:" Ладно, Терентьевна, пойду я к себе в палату, спасибо, что выслушали". Она, конечно, утром заведующему все это рассказала. Врачи к нему, а он как молчал, так и молчит. Так больше ни слова не произнес.
   - А что дальше с ним было?
   - Не знаю, наверное перевели в дом-интернат.
   Поболтали еще о том, о сем. Санитарки ушли на свои посты, они с Викторовной остались в сестринской.
   Каждая занималась своим делом, но Викторовна была не из тех, кто молчит часами.
   - А что, Дашуня, когда ты нас уже на свадьбу позовешь?
   - Да я с дорогой душой, только что-то претендентов не видать.
   - Плохо ищешь.
   - Я и не ищу. Пусть они меня ищут.
   - И то верно. Знаешь, я в твои годы очень замуж хотела. Бывало, намечу себе подходящего и кокетничаю с ним напропалую. Мужики, конечно, клевали на такую приманку, но замуж - увы, не звали. А как только плюнула на кокетство, решила, что семейная жизнь не про меня, так тут же нарисовался один влюбленный. Уж тридцать лет вместе живем.
   - Вот и я буду ждать.
   - Ждать-то жди, но и случая не упускай. Мужик теперь робкий пошел, может ходить вокруг да около и только вздыхать. Так что, смотри внимательно.
   - Окей, спасибо за совет.
   Викторовна ушла в манипуляционную раскладывать лекарства.
   Пришло время отбоя. Прошлась по палатам, выключила верхний свет. Отделение погрузилась в полумрак.
   Оставили санитарку в наблюдательной, остальные пошли ужинать.
  За ужином обсуждали текущие проблемы: что график отпусков старшая никак не составит, что сестра-хозяйка совсем оборзела, всю текучку на смены спускает, а ежедневники дурака валяют.
   Разделились, кто когда спать будет. Даша взяла себе вторую половину ночи. В отделении тихо, все спят. Тревожно как-то. Знала, что если все в отделении спокойно и благостно, то это не к добру, жди неприятностей.
   Можно было пойти спать в дальнюю пустую палату, там всегда тихо. Но ей как-то спокойнее было ближе к посту, поэтому улеглась на кушетке в манипуляционной. Уснула сразу и крепко. Проснулась как от толчка, посмотрела на часы - точно, через пятнадцать минут надо сменить Викторовну.
   Поднялась, пошла в сестринскую, на пост. Отправила Викторовну спать, уселась в кресло, которое каждый вечер перетаскивали из соседнего кабинета машинистки и утром затаскивали назад. Сонливость ушла. Укрылась старым ватным халатом, пригрелась, стала читать детектив Чейза.
   Раздались шаркающие шаги, выглянула в коридор - больная пошла в туалет. Пришла санитарка Лена-маленькая. На ее смене было две Лены -"большая" и "маленькая". По правилам, ночью персонал обязательно должен находиться на двух постах - в наблюдательной палате и в сестринской.
   - Даш, у меня там все спят, я у тебя посижу пока, можно? А то что- то жутко, собаки на поселке воют.
   Действительно, откуда-то издалека время от времени доносился собачий вой. На улице было ветрено. За окном в свете фонаря качались ветки деревьев.
   Время ползло медленно. Лена-маленькая время от времени выходила заглянуть в наблюдательную.
   Ветер стих. По коридору опять кто-то шел, выглянула - Викторовне не спится. Та зашла в сестринскую:
   - Что-то не могу уснуть. Ворочалась-ворочалась, толку нет. Посижу с вами.
   Сидели молча втроем. Тишина давила на уши. Не слышно было даже из палат привычного похрапывания. Вдруг где-то в конце коридора раздался странный звук - не то крик, не то стон.
   Лена-маленькая вскочила с кушетки:
   - Девчонки, вы слышали? Что это?
   Они замерли прислушиваясь.
   - Надо пойти посмотреть. -сказала Викторовна и посмотрела на Дашу.
   Ну да, она старшая смены, к тому же ее время дежурства, ей и идти. Надо встать и выйти. Но как страшно это сделать.
   - Ладно, сама схожу - сказала Викторовна и вышла из сестринской. Через минуту вернулась:
   - Все нормально.
   - Что это могло быть? - спросила Лена.
   - Да кто знает? Может на улице птица какая-нибудь. Как литейку на заводе закрыли, так птицы у нас в парке появились - вы заметили? Я сама видела и соек и снегирей.
   - Может и птица, только звук был точно из коридора или из вестибюля.
   Опять замолчали. Прошло еще с полчаса.
   Из коридора послышались звуки шагов. Шаги приближались и слышались явственно. Кто-то подошел к дверям и остановился. Даша почувствовала, как волосы на ее голове стремятся приподнять сестринскую шапочку. Все втроем с ужасом смотрели на дверь, ожидая, что она откроется.
   - Ленка, ты? - Крикнула Викторовна.
   Тишина. Даша поднялась, как лунатик, подошла к двери и рывком ее открыла. Оттуда дохнуло ледяным холодом. За дверью никого не было.
   - Девчонки, молитву кто-нибудь знает? Любую. - Будничным голосом спросила Викторовна.
   Лена-маленькая стала что-то сбивчиво бормотать.
   Потом все как-то разом вскочили и засуетились. Втроем пошли по палатам и кабинетам. Больные спали, кабинеты были закрыты. В дальней пустой палате крепко спала Лена-большая.
  
   Утро было заполнено привычной суетой. Голова была тяжелой. Хотелось спать, но Даша чувствовала, что уснуть будет не просто. Может, ну их, эти ночные дежурства? Старшая намекала, что хочет поставить еще одну медсестру на день. Надо подумать.
  
   6. Инфаркт.
  
   Сегодня, судя по намекам, Леша собирается делать предложение. Формально должны праздновать день защитника отечества. От ресторана она отказалась - мероприятие предполагает некий пафос, а пафос на людях это понты, которых она терпеть не может. Если уж предполагается первый шаг к семейной жизни, то пусть он будет сделан в обстановке, напоминающей семейную. Соседка уехала на два дня, квартира полностью в ее распоряжении. Подарок к мужскому дню уже куплен. Разносолы и деликатесы заготовлены. Уборку она успеет сделать после работы. Сегодня пятница, да еще праздничный день, сам бог велел раньше с работы уйти. Тем более она сама себе начальник. Ну, не совсем так, конечно, над ней еще начмед и главврач. Была бы у себя, в "одиннадцатом", под чутким руководством Татьяны Петровны, так наверное еще легче было бы- отпросилась у нее и все дела. А отпрашиваться у начмеда не поясняя или выдумывая причину не комильфо.
   Говорят, держись подальше от начальства и поближе к пищеблоку. Ну держалась она подальше и что? Все равно нашли и проявили доверие. Не желаете ли побыть и.о. завотделением? А вот не желаю. А это значения не имеет, побудете и все. Конечно, слова были другие, но смысл тот же.
   Начальство можно понять: врачей мало, начмед с трудом график дежурств закрывает. Интернов во все дыры суют. А она уже пятый год работает, осенью
  будет на вторую категорию документы подавать. Так что, пожалте бриться. И хорошо, что не надолго, всего на пару недель, пока их зав изволит сьездить на стажировку. Все знают, что он старый дружок нашей новой звезды на небосклоне отечественной психиатрии, вместе по пиву и по бабам ударяли. Сейчас небось бойцы сидят в ресторане и вспоминают былые бои. А мне парься тут. Все чужое, порядки непонятные. Старшая медсестра прям как из "Полета над гнездом кукушки".
   Неприятности начались сразу после оперативки. Ночная доложила: у Бойко под утро появились боли в сердце. Давление чуть пониженное, дали валидол, стало легче, дежурного врача не вызывали. Надо посмотреть. Пошла посмотрела. Что-то не понравилось. В интуицию она не верила, ни в свою, ни в чужую. Но Татьяна Петровна учила: жалобы на боли в сердце - делай кардиограмму. Хорошо, что ничего не найдут. Пусть ругаются, что перестраховщица. Не дай бог что, не им отвечать, а тебе.
   Так и поступила. Думала, будет как обычно, какие-нибудь возрастные изменения. Ан нет. Позвонила врач из функциональной диагностики, огорошила - инфаркт. Села на диван. Мыслей не было. Надо что-то делать. А что? Никогда такого не было и вот опять...
   Позвонила Татьяне Петровне. Та сказала : бери историю и бегом ко мне.
  Прибежала, сели вдвоем, стали разбирать ситуацию. Набросали план действий.
  Побежала реализовывать. Не успела добежать, звонит старшая на мобильник: "маркеры брать?" Брать, конечно брать! Молодец тетка, быстрее меня соображает.
   Прибежала, отдышалась, взялась за телефон. Терапевта вызвать это первым делом. В аптеку вторым. К начмеду с визитом это третьим. В таком порядке. Потом пошли звонки ей. От сестер по поводу схемы нитроглицерина, от старшей по поводу звонка родственникам, из лаборатории по поводу срочности, ибо у них завал. В сердцах наорала на лаборантку: конечно срочно, очень срочно, ты ж смотри, что за анализ делать будешь. Это же не на яйца глистов.
   Пошла к старшей, решать вопрос по поводу родственников. Сообщать-не сообщать, сейчас или позже, когда диагноз подтвердится. Татьяна Петровна сказала, что с родственниками решать в зависимости от информации про них. Но лучше сообщить, чем раньше, тем лучше.
   Решила подождать. Пришла терапевт. Расписала лечение. Велела вызывать кардиолога. Ну, это и так понятно.
   Собралась с духом, пошла к начмеду.
   -С чем пожаловали Зоя Тарасовна? - Начмед был в хорошем расположении духа, очевидно, в предвкушении праздничных поздравлений. А она, вместо того, чтобы поздравить человека с праздником с порога выпалила:
   -Андрей Витальевич, у нас инфаркт!
   Улыбка медленно сползла с лица начмеда.
   - Ну, докладывайте.
   Рассказала все, что полагается. Начмед задумчиво побарабанил пальцами по столу, взял было трубку телефона, потом передумал, вытащил мобилку из кармана халата, набрал номер.
   - Ирина Леонидовна? Здравствуйте, это Андрей Витальевич, ваш коллега из облпсихбольницы. Нужна ваша помощь в виде консультанта.
   Начмед знаком показал, чтобы Зоя передала ему историю болезни. Дальше пошел пересказ доложенного ею, но уже в интерпретации начмеда. Судя по всему, разговор складывался не очень просто.
   - Да, конечно сделали. Маркеры положительные.
   Зоя слышала краем уха, что у психбольницы и кардиодиспансера непростые отношения из-за какого-то давнего конфликта их главврачей. Так это или нет, но самые придирчивые консультанты, навещавшие психбольницу были именно кардиологи. Это знали все, особенно хорошо штатный терапевт психбольницы, которая, если не считать экстренных случаев во время ночей и выходных, и определяла необходимость такой консультации.
   Локализация очага инфаркта не внушала терапевту оптимизм и она открытым текстом сказала Зое, что больная нуждается в переводе в стационар кардиодиспансера:
   - Добивайтесь перевода, а то потеряете больную.
   Да уж, не маленькая, сама знала, что перевести "психа", то есть пациента психбольницы в любую другую зачастую было проблематично - коллеги из "соматических" больниц полагали, что лучше под любым предлогом отказать в переводе, чем расхлебывать последствия в виде неадекватного поведения таких больных. На самом деле, если психиатр не мог гарантировать адекватность своего пациента, то автоматически следовало сопровождение персонала психбольницы на все время нахождения больного в другом стационаре. Исключение составляли хирурги. То ли по причине своей природной бесшабашности, то ли имея частый опыт острых психозов в послеоперационный период, особенно белой горячки, поэтому не боявшиеся психбольных.
   Так что, предстояло непростое общение с консультантом-кардиологом. Пока он в дороге, надо посмотреть и на больную и еще разок пересмотреть историю болезни. Зашла палату. Больная дремала под капельницей. Рядом сидела санитарка. Все правильно, индивидуальный пост. Будить не стала, вернулась в кабинет. "История" вроде в порядке - все обследования, записи консультантов есть. Наш диагноз - умеренный депрессивный эпизод звучал вполне прилично.
   Время шло, консультант не ехал. Когда Зоя совсем уже решилась звонить начмеду по этому поводу, мимо окна проехала знакомая белая "Волга", на которой и Зое уже доаодилось ездить в качестве консультанта. Побежала встречать.
   Кардилогша была пожилой дамой. Держалась чопорно, без улыбки. Первым делом перелистала историю болезни, поинтересовалась наличием стандартного обследования. "Придирается, ищет повод" - подумала Зоя.
  Пошли в палату. Стандартный осмотр - расспрос, аускультация. Вернулись. Консультантша долго изучала ленты кардиограммы. Наконец изрекла вердикт.
   - Рекомендацию на перевод к нам я напишу. Но только при условии транспортировки реанимобилем.
   У Зои отлегло на душе. Она опасалась, что консультантша будет настаивать на лечении по месту пребывания и ее прийдется уговаривать или еще как-то "мотивировать" для разрешения на перевод.
   На радостях позвонила Татьяне Петровне. Та, впрочем радость не разделила:
   -А почему реанимобиль? Больная, что такая тяжелая?
   - Да вроде нет...
   - тогда почему, спрашивала?
   - Не спрашивала... Как-то не подумала...
   - Что ж ты так? Ну ладно, докладывай начмеду.
   Позвонила начмеду. Трубку никто не брал. Секретарша сообщила, что ушел "смотреть больных по отделениям". Стала звонить в отделения. Нашла, правда, быстро. Начмед тоже энтузиазма по поводу реанимобиля не проявил, дал указание самой звонить в "санавиацию" и заказать транспортировку.
   Пришла терапевт, прочитала заключение кардиолога и всердцах хлопнула "историей" по столу:
   - Вот ведь люди! Хоть по мелочи, но подгадить надо! Больная вполне транспортабельная, а пока тот реанимобиль найдешь, так и в самом деле затяжелеет.
   Зоя пошла к старшей медсестре решать вопрос с родственниками. Узнала, что больная живет в дальнем районе. Лечилась в отделении несколько раз. Всегда приезжала на лечение сама, ее в больнице никто не посещал. Есть контактный телефон сына. Звонок сыну старшая взяла на себя.
   Пошла на приемный покой звонить в "санавиацию". Смешное название - санавиация. Давным давно никакой авиации для транспортировки больных в области нет. Эпитет "санитарный" тоже не совсем к месту. Как официально теперь называется служба, которая занимается перевозкой больных и врачей-консультантов из больницы в больницу никто толком не знал, все привыкли называть по-старому.
   Рядом с рариретным "городским" (не путать с "местным", внутренней связью) телефоном лежала захватанная картонка с наиболее популярными номерами, среди которых выделялся жирно обведенный написанный от руки номер санавиации. Диспетчер ответил сразу и тут же переадресовал к дежурному реаниматологу, с которым предлагалось "договориться конкретно".
   Реаниматолог выслушал, велел ждать и куда-то пропал. Наконец, чей-то голос сказал: - Присылайте машину.
   Зоя, понимая, что на том конце провода сейчас повесят трубку, закричала:
   - А реанимобиль?!
   - Какой еще реанимобиль?
   Зоя принялась втолковывать непонятливому реаниматологу, кто и что ей требуется. Предложили еще раз позвонить диспетчеру. Круг замкнулся.
   Пришлось опять набирать диспетчера. Выяснилось, что реанимобиль занят, когда освободится неизвестно, попросили номер мобильного.
   Вон оно как оказывается, Михалыч. Вернулась в отделение. Заглянула к больной. Вид у той был измученный, жалуется, что сердце "все болит и болит".
   Вернулась в кабинет. Ну что делать? Ждать? А что остается. Пошла к старшей узнать о родственниках. Сказали, что уже едут, будут через пару часов. А чем они помогут? Наймут реанимобиль? О, а это идея. В городе есть частная больница со своей "скорой помощью". Интернет подсказал номер мобильного телефона. Ответили сразу. Машину для транспортировки готовы предоставить хоть сейчас. Даже с врачом впридачу. Нет, не реанимобиль. И врач не реаниматолог.
   Позвонил Леша.
   - Зойчик, ты как?
   - Хреновастенько.
   - Что-то случилось?
   Рассказала Лешке о проблемах. Проникся, обещал перезвонить.
   Зашла медсестра сказать, что давление у больной снизилось. Было 90/60, сейчас 80/50. Надо звонить терапевту, та просила известить ее, если такое произойдет. Позвонила, получила инструкции как действовать, пошла делать назначения.
   Опять пауза. Посидела, выпила чаю. Запиликала мобилка. Леша доложил то, что узнал. В городе два (да, два, не ослышалась) реанимобиля - один в санавиации и другой на "скорой". Про тот, что на "скорой" никто ничего не знает. Который из санавиации всегда нарасхват. Врачи-реаниматологи, которые при нем дежурят по графику ургентности со всех больниц города.
   Снова зазвонила мобилка, высветился незнакомый номер.
   - Алло, психбольница? Дежурный реаниматолог. Что у вас случилось?
   Ну, наконец-то! Слава богу, нашелся.
   Протараторила все, что положено.
   - Буду через час или, если получится, немного раньше.
   Опять ждать. Ждать, ждать.
   Позвонил начмед, поинтересовался, забрали больную или нет. Посоветовал поторопиться.
   Бля... Ну, спасибо за совет. Ладно, психовать нет смысла, ничего не изменишь. Позвонила Татьяна Петровна, тоже интересовалась делами. Сказала, что после обеда уйдет домой, но если нужно, пусть Зоя не стесняется, звонит на мобильный.
   Зашла в палату. Больная бледная, давление так и не поднимается, хоть и капают допамин.
   Услышала за окном шум машины. Ура! Приехал реанимобиль. Побежала в кабинет забрать "историю".
   Еще раз перелистала. Вернулась в палату. Консультант смотрел больную. Несколько раз перемерял артериальное давление.
   - Низкое, забрать не могу, поднимайте допамином, гормонами. С рекомендациями терапевта согласен. Подожду у вас с полчаса.
   Полчаса промелькнули как пять минут. Давление поднялось до восьмидесяти пяти. Пришел реаниматолог (сидел в машине), измерял сам, сказал, что слышит только восемьдесят и с таким давлением забирать больную не будет.
   - Но у вас же реанимобиль! - Стала заводиться Зоя.
   - Ну и что? От этого давление выше не станет. Поднимите до девяносто, приеду.
   Уехал. Что же делать? Кому звонить? Кто поможет? Позвонила терапевту, та обещала прийти.
   Приехал сын больной с невесткой. Вышла к ним, рассказала что и как.
   Пришла терапевт, посмотрела больную.
   Сели думать, как поднять давление. А что тут думать? В их условиях уже все и так делается. Терапевт позвонила кому-то, тоже консультировалась. Решили увеличить дозу допамина.
   Время опять потянулось.
   Позвонил начмед, доложила обстановку. Советов уже не давал, молча выслушал.
   Рабочий день давно закончился, но старшая и манипуляционная медсестры без ее команды не уходили. В отделении форс-мажор, куда ж идти.
   Позвонила Леше.
   - Мероприятие отменяется. Когда домой попаду не знаю. Празднуй сам.
   - Вот еще чего - сам. Это не праздник. Ну позже начнем, все равно завтра суббота.
   - А если больную не заберут, что тогда делать?
   - Распишешь лечение и пойдешь домой. Дальше дежурный врач будет париться.
   Подумала: "А что, так можно? "
   Давление у больной стало подниматься. Сначала восемьдесят, потом девяносто. Еще через полчаса девяносто пять. В течение часа колебалось восемьдесят- девяносто, затем перевалило за сто.
   Зоя позвонила реаниматологу, тот пообещал сразу приехать. "Сразу" оказалось длиной в сорок минут.
   Прибежала дежурная медсестра с круглыми глазами:
   - Доктор пьяный!
   Этого еще не хватало! Ну что ж за день сегодня. Впрочем, это его проблемы.
   Реаниматолог деловито возился возле больной.
   - Хотел капельницу переставить, мы не дали. Куда ему - еле на ногах держится. - Шептала на ухо сестра.
   Но медсестра преувеличивала. Коллега, конечно был явно нетрезв, но весел и активен. Видно, время зря не терял и сумел отпраздновать несмотря на ургентность.
   Однако, давать добро на транспортировку консультант не спешил. Придирчиво рассматривал историю болезни, вертел в руках кардиограмму.
   Спросил: - Родственники есть? Здесь? Пусть зайдут.
   Подошел сын с невесткой.
   - Вы сын? Лечащий врач настаивает на переводе в кардиодиспансер...
   Зоя поспешила вставить : - Так рекомендует кардиолог.
   - Я могу забрать ее для транспортировки, если вы напишите мне расписку.
   - Какую расписку? - растерянно спросил сын.
   - Расписку, что вы не возражаете против транспортировки и ознакомлены с состоянием больной.
   - А какое у не состояние?
   - Тяжелое.
   Сын вопросительно посмотрел на Зою, та кивнула головой и, пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе и наоборот, придать ему солидность, сказала: - Оставлять больную в таком состоянии здесь на ночь опасно. А где еще лечить инфаркт, как не в кардиодиспансере?
   Сын с растерянным выражением лица сел писать расписку под диктовку
  реаниматолога.
   Уехали. Сообщила начмеду, терапевту. За окном уже давно стемнело. Можно было уходить домой. Прошлась по отделению, сделала распоряжения на выходные.
   Пошла на остановку. Долго ждала автобус. Зазвонила мобилка - дежурная медсестра.
   - Зоя Тарасовна, вы еще не уехали?
   - Нет, а что случилось?
   - Вам, наверное, лучше вернуться... Бойко умерла.
   - Какая Бойко?
   - Та, которую в кардиодиспансер отправили. Умерла в машине, они вернулись. Доктор сейчас запись в истории делает.
   Подьехал автобус. Садиться в него, естественно, не стала. Почему умерла? Она же не такая тяжелая была. Реаниматолог сука, накаркал. Придурок пьяный!
   Поплелась назад в отделение. Навстречу ехала белая медицинская "газелька", наверное, этот гребаный реанимобиль.
   Зашла в кабинет, села за стол, уронила голову на руки. Господи, ну почему так? Ведь столько сил, хлопот, нервов потрачено и такой результат. Прочитала последнюю запись реаниматолога. Грамотный гад, все гладко расписал, а как оно на самом деле было? Никто не узнает. А что было? Острая сердечная. Сердце остановилось и все.
   Позвонила начмеду, рассказала.
   - Езжайте домой, отдыхайте. Завтра утром будьте на работе. Сколько вам времени потребуется, чтобы "историю" оформить? Полтора часа хватит?
  Я договорюсь с патанатомом о вскрытии. Они по субботам работают.
  
  
  
  
  
  
  
  7. Эпилог.
  
   Якушев решил ожидать начальство в здании. Понимал, что это будет выглядеть немного показушно, но, во-первых, не мешало бы получше сориентироваться на местности, во-вторых, хотелось немного размяться, впереди целый день предстояло сидеть: шеф устраивал обсуждение проекта, а это надолго.
   Дверь была предусмотиртельно приоткрыта, ждали начальство. Стал подниматься на второй этаж. Лестница обшарпана, перила шатаются. Вдоль перил до потолка сетка-рабица - это понятно, дурдом. Пошел на звук голосов. Его инженер разговаривал с кем-то из местных, наверное, с завхозом. Увидев Якушева, они прервали беседу, поздоровались.
   - Когда ремонт последий раз делали? - Спросил Якушев.
   - Говорят, лет двадцать пять тому назад, в середине девяностых был капремонт. - ответил инженер.
   - А что тут, вообще, было?
   - Обычное лечебное отделение - палаты, кабинеты, буфет и прочее.
   Якушев, по свей привычке заложив руки за спину, пошел по коридору, заглядывая в приоткрытые двери бывших палат и или что там еще у них было, наметанным глазом отмечая хомуты не трубах отопления, пятна протечек на потолке, покрытые облупившеся краской пучки проводов, торчащих под потолком.
   - Как там с коммуникациями? - спросил он у инженера. Тот со вздохом ответил:- Плохо, менять нужно все.
   В телефоне заиграл рингтон шефа.
   - Алло, Якушев, ты на месте?
   - Да, Аркадий Борисыч.
   - Жди меня там, уже подьезжаю.
   Прошлись по коридору, осмотрели душевую, туалеты.
   Тлен и запустение. А раньше, наверное, здесь нескучно было.
   - В этом отделении, небось, буйные лежали - смотрю решетки на окнах остались. - Обратился Якушев к местному.
   - Да как сказать, вроде нет, тут последнее время женщины лечились. А решетки по технике безопасности положены.
   -Ну-ну, значит, чтобы не сбегали.
   В самом деле, не скажешь, что дурдом, если б не решетки. Наверное, тут тихопомешанные лежали.
   Внизу хлопнула дверь, со стороны лестницы послышались шаги и голоса. Прибыло начальство со свитой. Впереди самоуверенным колобком катился шеф.
   - Ну, что скажешь, строитель? - вместо приветствия обратился он к Якушеву.
   - Здание, в целом, неплохо сохранилось - фундамент, несущие, перекрытия. Крышу еще посмотреть надо. Но коммуникации менять однозначно, все что в внутри тоже.
   Шеф обернулся к свите, выискивая глазами нужную персону:
   - Артем Викторович, вы тоже смотрите в оба, это ж теперь ваша парафия будет. Если что упустим, вам отдуваться прийдется.
   - Да я эту местность немного знаю. Интернатуру здесь проходил в свое время.
   - Вот так даже! Значит, возвращаетесь в родные пенаты?
   - Ну, не совсем в родные, хотя можно и так сказать.
   Стало быть, шеф уже нашел директора для будущего богоугодного заведения. Или главврача? Интересно, как богадельню назовут. Наверное что нибудь типа "центр геронтологии" или что-то подобное наукообразное. Или душещипательное, типа "добрый самаритянин".
   Да уж, насчет доброты... Гм-гм. Лучше без комментариев.
   Молодец шеф, всегда вдаль смотрит. Медицину урезают, сокращают. А болезных-престарелых куда? А здесь драсьте-пожалте. Ваших маму-папу присмотрим-полечим. Не за так, конечно, сервис наш для состоятельных людей.
   Но шеф, с его хваткой, может и от городского-областного бюджета что-нибудь откусить. Юристы у него зубастые.
   Будущий директор или главный врач уже принял роль экскурсовода.
   - Вот здесь врачебные кабинеты были, комната для хранения лекарств, комната машинистки. А вот здесь палаты начинаются. Планировка такая, что и переделывать особо нечего.
   - Насчет планировки это вы, Артем Викторович, погорячились. Над планировкой люди уже работают. С вами, конечно они согласуют, но концепция, так сказать, уже есть.
   - А что было на первом этаже? - спросил шеф.
   Ответил местный завхоз:
   - Там у нас когда-то тоже отделение было, но последние годы, после сокращения, всякие подсобные службы размещались. Они вчера только окончательно переехали. Ключи у меня, можем спуститься.
   - Пойдем вниз. - скомандовал шеф. Якушев приотстал и тормознул за рукав знакомого юриста.
   - Слушай, Сергеич, а почему больница решила скинуть корпус с баланса? Здание вроде неплохое, как для бюджетников.
   - Да банальная причина - денег нет. Койки сократили, бюджет урезали. А прикинь такие хоромы содержать, это ж сколько платить за воду, свет, тепло?
  Здание на отшибе, за оградой дорога. Перенести забор, сделать ворота просто и не затратно. Ну, а наш Борисыч тут как тут.
   Свита растянулась по коридору. Якушев немного отстал. Пока народ толпился на лестничной площадке, заглянул в какой-то маленький кабинетик. Там было пусто, не считая кривоногой тумбочки. Из любопытства открыл дверцу. В тумбочке лежали картонные папки. Потянул одну из них. Что это у нас? Ага, "План занятий с младшим медперсоналом".
   Якушев не считал себя коллекционером, но собирал разные необычные вещи. У него дома в дальнем ящике лежал обломок окаменевшей доисторической рыбы и пару отпечатков листьев на угольной породе. Хранились экземпляры газет с извещением о смерти Сталина и Брежнева. Он подумал: "чем черт не шутит, вдруг забыли старую историю болезни какого-нибудь диссидента."
   Но, к его разочарованию, ничего раритетного в тумбочке не было. Улыбнуло название содержимого тонкой пластиковой папки-скоросшивателя: "тема конференции: история психиатрии. Тема сообщения: история отделения номер тринадцать областного центра психического здоровья. Подготовила медсестра отд.N13 ..."
   Вот как - вся история психиатрии в истории одного отделения под символическим номером. Ну-ну, почитаем на досуге.
   Народ уже расселся по машинам, начал разьезжаться. К Якушеву трусцой подбежал референт шефа:
   - Аркадий Борисович просил вас не уезжать пока, подождать его. Может какие вопросы возникнут. Он пошел к главному врачу.
   Якушев сел в машину, бросил папку на пассажирское кресло.
   И сколько врмени ждать придется? Визит вежливости, понятно. Стало быть, в полчаса должен уложиться. Потянулся было вытащить смартфон, но передумал и открыл папку с "сообщением". Ну-с, ознакомимся с покрытой боевой славой историей замечательного отделения номер тринадцать.
   "... открыто в числе других по окончании строительства и ввода в эксплуатацию новых корпусов больницы в 1976году. Отделение располагало..." Так-так, столько-то коек, занималось оказанием лечебно-диагностической помощи - ишь ты, как красиво. Ага, значит только мужчинам помощь оказывали. А завхоз говорил, что это женское отделение. "Первым заведующим был врач Пригарин Валерий Иванович... С 1977 года должность заведующего заняла врач высшей категории Ляхова Екатерина Егоровна." Что-то недолго этот Пригарин в должности находился. "Также работали врачи..., старшая медсестра... и медицинские сестры...". Ого, сколько много фамилий, похоже всех вспомнили. "С 1995 по 1997 гг. отделение фактически не работало в связи с капитальным ремонтом помщения". Знаем мы эти капитальные ремонты бюджетных организаций. Два года! За это время сейчас новое здание построить можно. Хотя... Ладно, пойдем дальше. "После ремонта отделение стало женским с тем же профилем." Теперь понятно - было мужским, стало женским. Надо думать, бабы стали чаще с ума сходить, чем мужики. Это середина девяностых. Ну, не знаю, не знаю, в те годы всем тяжело было, что мужикам, что бабам.
  "Были внедрены новые методики лечения психотропными препаратами..." - ну, это для нас слишком заумно. Что тут дальше? "Современный подход в диагностике...", "шизофрении и аффективных расстройств". Опечатка что ли? Однако, что это за "эффективные расстройства"? Пропустим для ясности. "С начала 200-х годов и до настоящего времени заведует отделением врач высшей категории Карасев Василий Васильевич.." Так... Дальше медсестричка дифирамбы поет своему начальнику. Это понятно, пропускаем... "Отделение является базой для клинического изучения и внедрения методик ведущего специалиста страны... профессора А.Курзова". О, какие они, оказывается, были крутые, не хухры-мухры!
   Якушев закрыл папку, посмотрел в окно. Куда-то спешила, лавируя между луж девчушка в белом халате. Не спеша прогуливались какие-то тетки, то ли больные, то ли посетители. Жизнь шла своим чередом. Жило-было себе отделение, был какой-то коллектив, людей лечили -"оказывали помощь", что-то полезное, наверное, делали. Праздники вместе отмечали, ссорились из-за работы и интриг. Но все закончилось. Конечно, и празднуют и ссорятся также, только уже в других местах, с другими людьми.
   Вдали показался шеф в сопровождении референта и незнакомого мужчины. Наверное, ихний главный врач, собственноручно провожает, уважение оказывает. Был один начальник, стал другой.
   Одна история закончилась, начинается другая. Но, как говаривал один телеведущий, это будет совсем другая история.
   Якушев вздохнул, посмотрел на пластиковую папку, подумал: "надо не забыть выбросить, а то вечно у меня здесь хлам накапливается" и завел машину.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"