Летом 78-го года в ресторане "Метро" на Крещатике отмечалось 30-летие окончания школы. Кроме нескольких бывших соучеников, с которыми дружил, остальные не вызвали эмоций, а некоторых узнал с трудом. Сравнение с аналогичными институтскими юбилеями, где с радостью бросались к бывшим однокашникам, наводит на объясняющую мысль, что школу мы заканчивали ещё детьми (к тому же вместе мы учились только с 7-го класса после возвращения в Киев из эвакуации летом 44-го), а 30 лет спустя увидели себя уже состоявшимися людьми, тогда как институт мы заканчивали значительно повзрослевшими.
После окончания школы мы (я имею в виду себя и брата-близнеца Бориса - Бозю - как называла его мама, а вслед за нею и все родственники; мы были настолько неотделимы, что в общении не употребляли местоимение "я" - только "мы") отнесли свои серебряные аттестаты в КПИ, чтобы поступить на только что открывшийся и чрезвычайно модный тогда инженерно-физический факультет, а сами уехали в Москву на длительные сборы перед первенством Союза по велоспорту. Так как всех медалистов тогда принимали без экзаменов, то за судьбу свою не переживали, через некоторое время получили известие, что приняты, а на занятиях появились после соревнований лишь 6-го сентября. Позже выяснилось, что многих медалистов на этот факультет не приняли, и мы могли бы оказаться в их числе.
Здесь уместно пояснить, почему возник этот факультет. Дело в том, что после войны обострилась потребность в специалистах, которые могли бы сочетать в себе общеинженерные знания с университетскими познаниями в физике и математических дисциплинах. До Киева уже имелся инженерно-физический факультет в Ленинграде, а также физико-технический и инженерно-физический институты в Москве. На открывшийся в КПИ новый факультет набежали киевские медалисты и фронтовики, закончившие перед войной школу на "отлично" (медалей тогда ещё не было). Вот почему некоторым медалистам не хватило места, и им предложили на выбор другие факультеты. Но так как после первого же семестра из 75-ти принятых 25 отсеялись, то на освободившиеся места вернулись те, кого первоначально "обидели".
Кроме традиционных инженерных дисциплин преподавались теоретическая физика, атомная физика, нелинейная геометрия, высшая алгебра и т.п., для чтения многих курсов приглашались университетские профессора. Подробно рассказываю об этом потому, что, несмотря на большой объём дисциплин, успеваемость была уникально высокой, многие из выпускников впоследствии стали высочайшими специалистами в науке. Увы, наши с братом успехи в учёбе оставляли желать лучшего - слишком много увлекались мы спортом.
Необычно (особенно для последующих поколений студентов) происходило распределение по будущим местам работы, состоявшееся примерно за год до выпуска (мы учились пять с половиной лет). В комнату, где сидели декан и группа "купцов" из разных министерств, приглашали оглушённую полным неведением жертву и после пары ничего не значащих вопросов декан сообщал, например: "Есть мнение направить Вас в Саратов на завод, где директором т. Шевченко". Отказываться или просить об альтернативе было нельзя, так как немедленно предлагался какой-нибудь Медвежьегорск. Мне был предложен именно Саратов, я с радостным лицом согласился, попросивши лишь о том, чтобы меня с братом не разлучали, что вызвало улыбки у комиссии, и мне обещали эту просьбу удовлетворить. Через несколько месяцев при окончании в Москве преддипломной практики нам и многим другим сообщили, что места распределения нам поменяли на НИИ во Фрязино, что нас только обрадовало. Нашего согласия и подписей никто не потребовал.
В этом месте требуется лирическое отступление. В институтские годы я работал старшим тренером киевского "Спартака" по велоспорту, подготовил немало перворазрядников и даже мастеров спорта. В марте 50-го года ко мне на занятия пришла 19-летняя Таня Кухаренко, ещё не умевшая ездить на велосипеде. Через 4 месяца она в первый раз становится чемпионкой Украины (всего таких званий за десять последующих лет в спорте у неё 30 - на шоссе, кроссе и треке на разных дистанциях, а также звание чемпионки СССР). Завершив спортивную карьеру и окончив институт физкультуры, она много лет успешно работала тренером по велоспорту, затем, до выхода на пенсию, - преподавателем физкультуры. В 2004-м олимпийском году у нас с ней Золотая свадьба.
Два с лишним года проработал я в огромном фрязинском НИИ. Работа была интересной, через год меня резко повысили в должности и зарплате, но... Квартиры не было, Сына пришлось подкинуть бабушке в Киев, так как жена была действующей спортсменкой. Кроме того, ей обещали, если вернётся (она в 55-м году выступала за Москву), выделить квартиру в строящемся доме на бульваре Дружбы народов в Киеве, а пока обеспечили финским домиком в Ирпене. Не только эти обстоятельства, но и горячая любовь к родному городу подтолкнули меня к скорейшему возвращению в Киев. Стремление поскорее вернуться было столь велико, что я поступил неблагоразумно, не воспользовавшись намечавшейся возможностью перевода (по знакомству через председателя Всесоюзного совета общества "Крылья Советов") в НИИ на ул. Деловой или в КБ завода "Коммунист" - оба предприятия принадлежали тогда министерству авиапромышленности. Моя уверенность в том, что в 1956-м году в Киеве есть много предприятий, где для инженера-физика по специальности "Техническая электроника" всегда найдётся работа, была основательно поколеблена. То есть, работы было много, но.... Всё происходило по известной схеме: улыбка и радость на лице кадровика при знакомстве с дипломом и, при взгляде в паспорт, традиционная фраза: "позвоните через недельку-другую". Через 8 месяцев моих унизительных хождений по отделам кадров отец чуть не за ручку повёл меня к приятелю его юности Лёве (Льву Борисовичу) Грабину - директору кабельного завода. Тот сразу сказал, что ему моя профессия не нужна, что было чистой правдой, позвонил своему приятелю Иосифу Львовичу Маркману - главному инженеру "Точэлектроприбора" - и через несколько дней я приступил к работе в СКБ этого завода. Тут хочется добавить, что у Грабина, о чём он сам сказал, уже работал в КБ инженер-физик нашего выпуска Илья Гольденфельд, но его специальностью была физика диэлектриков. Небольшое отступление. Илья до войны окончил школу, прошёл фронт, к моменту поступления в КПИ имел жену и дочку, блестяще учился, сумел попасть в лабораторию кабельного завода, а после неё в институте физической химии создал своё направление в науке, последовательно защитил кандидатскую и докторскую и в итоге уехал в Израиль, где был профессором то ли в тель-авивском, то ли в иерусалимском университете. Был одним из близких друзей В.П. Некрасова. Раз уж вспомнил об Илье, то хочу отметить, что фронтовикам пришлось нелегко (большой перерыв в учёбе), но учились они хорошо, а многие - блестяще.
В СКБ "Точэлектроприбора" я проработал 10 лет, разрабатывая и внедряя электронную измерительную аппаратуру, и даже удостоился медали ВДНХ. В конце 59-го года мы с женой и пятилетним сыном поселились в двухкомнатной квартире на втором этаже только что сданного дома N14 по бульвару Дружбы народов. По тем временам, когда массовое строительство "хрущоб" только начиналось, наша отдельная (на троих!) квартира с потолками высотой более трёх метров, с большими кухней, ванной, коридором и туалетом представлялась чем-то полуфантастическим. В этом счастье, свалившемся на нас, заслуга принадлежит Тане, которая на закате своей спортивной карьеры сумела как на заказ к cдаче дома победить во всех трёх видах программы соревнований Спартакиады Украины, после чего заведующий соответствующим отделом ЦК КПУ Дегтярёв (очень большая шишка) самолично распорядился выделить ей эту квартиру. В 64-м году, через 10 лет после рождения сына здесь родилась и наша дочка.
После "Точэлектроприбора" я перешёл на работу в НИИ Минрадиопрома в Академгородке, где в должности начальника лаборатории проработал вплоть до выхода на пенсию перед эмиграцией. Лаборатория занималась созданием новых методов и средств измерений и контроля в магнитной записи и достигла немалых результатов. Эксплуатируя одну удачную идею, получили ряд авторских свидетельств, три из которых были по решению министерства запатентованы в 11-ти ведущих странах; на базе этих изобретений на разработанные нами методы и средства создали ряд стандартов и стали монополистами нашего направления. Изобретения были внедрены на многих десятках предприятий отрасли (где используются до настоящего времени). Директор института, как ни удивительно, оказался толковым инженером, часто заглядывал в лабораторию и способствовал её процветанию. К сожалению, он умер, к власти пришли молодые и амбициозные ребята, которые хотя и хвалили лабораторию за успешную работу, но своими действиями (насильно внедрили к нам некоего Майстренко - редкую сволочь) довели дело до того, что её основные силы - Шкурович, Форштатор, Горнштейн, Людмирский - вынуждены были уйти в другое подразделение института. Написал и удивился: в этом институте в одной лаборатории сконцентрировалось столько еврейских фамилий! Создали на новом месте новую лабораторию, но здесь понадобились не наши труды, а наши знания - мы теперь должны были не столько создавать новое, сколько отдавать ранее накопленное.
В 74-м году, проболев около года лейкемией, умер отец, а в 85-м году - мать. Забыл сказать, что они поселились в тот же день и в том же доме, что и мы, на том же 2-м этаже, в такой же двухкомнатной квартире, но в другом подъезде (квартира была выделена отцу за заслуги перед спортом). Так как мне удалось своевременно прописать в эту квартиру сына, то впоследствии он жил там со своей семьёй.
К 86-му году родной НИИ "выделил" мне "за заслуги перед отечеством" восьмую модель "Жигулей" - "Самару". После моих "Запорожцев" разных модификаций "восьмёрка" показалась мне высшим достижением мирового автомобилизма, тем более, что в силу случайных причин она была изготовлена в экспортном варианте - для Бельгии (поэтому многие узлы были импортного изготовления, а прилагаемая документация была вся на французском языке). Радовался я тогда безмерно, а сейчас пишу и понимаю, что люди молодого и даже среднего поколений не воспримут значимости того, о чём я говорю. Стоила моя красавица около 9-ти тысяч рублей (громадные по тем временам деньги), и если бы не авторские деньги за внедрение нами двух изобретений, незадолго до этого полученные мною, не знаю, как бы я распорядился "выделенной" машиной.
8-го апреля ехал я из автоцентра за рулём только что полученной "Самары", в душе всё пело, на лице играла идиотская улыбка, розовые мечты роились в голове, жизнь казалась прекрасной и удивительной. Поставил машину на яму в свой гараж, находившийся в кооперативе в 150-ти метрах от дома, и на другой день неспешно приступил, как тогда было принято, к обработке днища и других частей предусмотрительно заготовленным (конечно - лучшим в мире!) составом против ржавчины. Планировалось, что после окончания работ будет совершён первый весенний выезд на нашу дачу, располагавшуюся в Дымерском районе. К концу дня 26-го апреля я вылез из ямы, подошёл к сидящему на стуле у въезда в кооператив напротив моего гаража вахтёру и торжественно заявил ему об окончании профилактики. А он, в свою очередь, сообщил мне, что только что ему позвонил его сын - капитан КГБ - и сказал, что в Чернобыле сегодня произошла авария и есть раненые. Моя дача увидела мою молодую машину лишь через год.
Чернобыльские события развивались стремительно. 6-го мая, когда штурм поездов, отбывавших с киевского вокзала, достиг апогея, понял, что медлить нельзя. И на другое утро, усадив в ещё не обкатанную машину двух на последнем месяце беременных женщин - дочку и невестку - отбыл в направлении на Москву, где в Климовске возле Подольска жил мой дядя с женой. Довёз обеих женщин благополучно, и вскоре столь же благополучно с интервалом в 2 дня они подарили мне двух внуков. У каждого киевлянина - свой Чернобыль. У меня он связан не только с тревогами и заботами о двух подмосковных внуках, но и о внуке (сыне сына), родившемся четырьмя годами раньше.
К моменту, когда Украина получила самостоятельность, наш институт, как и многие другие предприятия военно-промышленного комплекса, оказался не у дел, а с момента передачи всех украинских предприятий, принадлежавших ранее военной девятке союзных министерств, он перешёл в ведение организованного на Украине суперминистерства; дела пошли ещё хуже, хотя министром назначили В.И.Антонова - нашего генерального директора НПО (он же был и директором нашего НИИ). Мои заботы теперь сводились к одному - "выбиванию" в министерстве никому не нужных НИРовских тем, чтобы прокормить лабораторию (и себя любимого).
В начале 91-го года наши дети оказались одними из тех, кто первыми обратились в только что открытое в Киеве посольство Германии на предмет получения права на ПМЖ. Мы с Таней никогда не стремились эмигрировать из Киева, хотя всегда мечтали побывать в "заграницах" (понимая, впрочем, что последнее по известным причинам исключено). Дети с большим трудом изъяли на два дня наши паспорта, убеждая, что мы ничего от этого не теряем. Через полгода семьи наших детей и мы с Таней (всего 9 человек, из которых лишь я один оказался чистокровным евреем) получили официальное разрешение на ПМЖ в Вуппертале, земля Северный Рейн-Вестфалия. В 92-м году сын уехал в Германию, с семьёй дочки всё оказалось сложнее. Её муж, работавший на кафедре (они оба закончили в своё время КПИ) ещё в 90-м году ездил в Штаты с музыкальным ансамблем института на какой-то многодневный и проводившийся в разных городах США музыкальный фестиваль. Вернувшись домой, он "заболел" Америкой настолько, что, когда через год понадобился переводчик для поездки туда с какой-то детской делегацией (где взрослых было больше, чем детей), он напросился, поехал, но назад не вернулся. Этот вариант был, конечно, заранее обсуждён с Мариной. С этого момента мы с Таней надолго потеряли покой. Прошло больше года, пока, попробовав разные варианты (это отдельная детективная история), дочка с шестилетним сыном оказалась в Майами по путёвке новогоднего тура и назад не вернулась. Рассказ об их (дочки и зятя) стремительном продвижении по карьерной и жизненной лестнице - это отдельная тема. Скажу лишь, что мы с Таней (а в 2000-м году - с сыном и старшим внуком) уже четырежды побывали у них в гостях (а в промежутках - они у нас). Живут они теперь в пригороде Чикаго в большом доме с трёхместным гаражом.
В 91-м году мы приобрели задёшево целую усадьбу на Полтавщине в селе над речкой Хорол (Таня сказала: "Не буду больше ездить с внуками на дачу возле Дымера - слишком близко к Чернобылю"). Летом все внуки были при нас, наслаждались природой, овощами, фруктами, мёдом, деревенским продуктовым и мясным изобилием (это когда в Киеве все магазины были пусты.). Таня занялась, с большим успехом, садом и огородом на полгектарном приусадебном участке, я - строительными работами - верандой, гаражом, благоустройством участка, механизацией всяких работ, полезными контактами с местным начальством и т.п. Успехи были немалыми, к Тане приходили за консультациями соседки, удивляясь невиданному ими разнообразию вкусных трав, овощей, а также цветов. Я рапортовал в письме к Лёне в Германию о двух тоннах собранной на приусадебном участке картошки, центнерах буряка, моркови, тыквы, фруктов, сотнях закатанных банок с огурцами, помидорами, разными фруктами, грибами, а также с салом. Словом, если бы разразились мировые катаклизмы, мы успешно пересидели бы их в течение не только месяцев, но и лет. Тем более, что у нас было три погреба - в деревне, в киевском гараже и на прежней даче возле Дымера. Впоследствии сын рассказал, что однажды в Вуппертале в кругу приятелей прочитал из моего письма ту часть, где содержался весь бред о наших сельскохозяйственных успехах, это всех очень развеселило. Осенью 93-го года, перевезя в несколько приёмов с помощью грузового прицепа (подаренного Лёней в качестве "дембельского" долга перед его отъездом в Германию) часть урожая в Киев, мы вдруг ощутили, что нам это продуктовое изoбилие абсолютно не нужно, не нужен нам и весь джентльменский набор советского инженера - машина, дача, гараж, что зря мы тратили на всё это свои силы - дети и внуки оказались вдали от нас.
Тогда-то и вспомнились известные слова - "ехать надо". Вот так почти через 3 года после получения разрешения на ПМЖ мы оказались на территории Германии (12-го апреля 1994-го года - в день Космонавтики). Благодаря Лёниной опеке и заботе мы в кратчайшие сроки успели оформиться во всех бюрократических инстанциях, получить квартиру, оборудовать её мебелью и всей современной бытовой техникой. Вспоминая сейчас то, сравнительно близкое время, я вижу, что мы пережили два огромных по размеру и длительности стресса - когда за короткое время потеряли среду общения и предметы (особенно библиотеку), к которым привыкали десятилетиями, и когда погрузились здесь в абсолютно новую и чуждую нам жизнь. Понимаю, что наши сегодняшние немалые проблемы со здоровьем объясняются не только возрастом, но и теми двумя могучими стрессами. Все эмигранты, впрочем, прошли через это.
С самого начала было ясно, что здесь возможность любой работы по профессии для эмигрантов нашего пенсионного возраста исключена (как, впрочем, и для аборигенов). И мы решили, используя хороший уровень здешней социальной защиты, оставшуюся часть жизни посвятить получению тех удовольствий, которых были лишены раньше. Мы стали много путешествовать по Европе. Вскоре после нашего приезда были здесь введены так называемые Wochenendeticket - билеты выходного дня. На сумму, эквивалентную нынешним 10-ти долларам, 5 человек могли путешествовать на местных и региональных поездах по всей Германии с 0 часов субботы до 2-х часов понедельника. И хотя впоследствии эта льгота трансформировалась в менее выгодные варианты, мы успели использовать её на полную катушку. Таким способом мы побывали почти бесплатно во множестве интереснейших городов Германии, предварительно изучая по всяким книжкам то, что нам предстояло увидеть. Удалось также участвовать во множестве русскоязычных автобусных экскурсий, устраиваемых возникшими при нас многочисленными русскими Reiseburo. Однодневные экскурсии проводятся в радиусе 300 км и охватывают значительную часть Германии, а также Бенилюкс и часть Франции, многодневные экскурсии включают в себя всю Европу и даже Израиль. Чтобы перечислить города и страны, где нам удалось побывать, надо занять неоправданно много места на этих страницах, а если рассказывать о впечатлениях, то не хватит, наверное, компьютерной памяти. На помощь тут могут прийти видеосъёмки, которые я начал делать в год приезда и продолжаю этим заниматься. К настоящему времени накопилось 99 видеокассет, по 4 часа записи каждая. Посмотрев этот 400-часовой фильм, можно убедиться, что изрядную его часть составляют все наши путешествия. Много занимаюсь фотографией. Скомплектовал 19 больших альбомов фотографий в исторической последовательности, начиная с 20-х годов и до нашего времени. За 9 лет занятий здесь цветной фотографией наснимал больше, чем за предыдущие 50 чёрно-белых лет. Одним альбомом горжусь особо. Дело в том, что с 1966-го года я занимался цветными диапозитивами (сагитировал мой приятель и тогдашний сослуживец Дима Стародуб - прекрасный инженер-радист и высококлассный фотограф-профессионал. Он даже подарил мне для начала две кассеты ГДР-овской обращаемой фотоплёнки, качество которой и по нынешним временам было бы неплохим). Заниматься в те времена в домашних условиях цветной фотографией на бумаге было практически невозможно. А слайдов цветных я наснимал много, побывав в своё время во многих городах Союза. Здесь уже с отобранных слайдов в фотолаборатории сделали мне цветные фотографии 20Х30 см, которые и составили специальный альбом. В 97-м году дочка подарила мне только что появившийся в продаже фотоаппарат системы APS. У него специальная легко заряжаемая кассета, возможность выбора любого из 3-х форматов, магнитная дорожка на плёнке, позволяющая автоматически управлять качеством снимка, и много других прибамбасов. Словом - прелесть. Кроме того, дочка же подарила мне камеру с длиннофокусным объективом-трансфокатором, позволяющую фотографировать на диапозитивную плёнку лютики-цветочки и букашек-таракашек. Если прибавить к этому недавно подаренную мне детьми цифровую камеру и много уже лет эксплуатируемую мною видеокамеру, то можно живо представить себе, как я выгляжу во время путешествий.
В 2000-м году у дочки в доме отмечался мой юбилей. Приехал из Вупперталя Лёня со старшим сыном, а также многочисленные американские родственники. Сын и дочка подарили мне компьютер (вернее - его описание, так как сам компьютер стоял запакованным в коробки на моём рабочем столе в Вуппертале). После того, как внук по приезде домой собрал и инсталлировал в него всё, что полагается, это чудо произвело революцию в моей жизни. Те, кто его имеет, поймут меня, тем более, если я сообщу, что никогда прежде не притрагивался к клавиатуре. Нынче упорядочил и с помощью компьютера автоматизировал поиск объектов моих видео- фото- и слайдотек. Недавно внук с сыном инсталлировали мне систему скоростного интернета DSL, и я стал окончательно "невыездным" из за стола.
Уделяю этим фото-видео-компьютерным делам так много места потому, что вместе с путешествиями они сделали нашу жизнь наполненной и интересной. Сам иногда удивляюсь, что ходить на работу давно не надо, а времени не хватает.
Бозя вернулся из Фрязино в Киев в 57-м году, женился, проработал все годы в ОКБ киевского радиозавода в Дарнице, построил себе сначала двухкомнатную (на Русановке), а потом и трёхкомнатную (на Березняках) квартиру, родил двух сыновей. Старший из них живёт в центре Москвы в купленной квартире, кончал Физтех, один из серьёзных специалистов-компьютерщиков, младший живёт в Вуппертале. В 97-м году Бозя с женой эмигрировал в Вупперталь, В течение одного года успел (с немалой помощью нашего Лёни, хорошо владеющего языком и знакомого с немецкой бюрократией) не только получить квартиру и обустроиться, но и вкусить радостей зарубежных путешествий. А 25-го октября 1998-го года неожиданно погиб от жестокого инсульта.... Хотя с возраста 25 лет жизнь естественным путём развела нас, но мы оставались духовно близкими людьми всегда, поэтому его уход стал для меня тяжёлым ударом.
Ещё в 2002-м году мы не снижали интенсивности путешествий, совершили два очень интересных, но и утомительных путешествия, так как следовали одно за другим - Скандинавия, а потом горная Швейцария (в относительно равнинной западной Швейцарии с захватом кусочка Франции - Шамони и Монблан - мы уже были раньше). Эти путешествия мы совершили с приехавшими к нам в гости из Америки двумя приятельницами. Вскоре после этого у нас в гостях побывали ещё мой двоюродный брат с женой из Москвы. А после всего этого резко ухудшилось Танино здоровье, а с ним и физические кондиции. Чтобы не одряхлеть окончательно, мы с ней ежедневно по 2-3 раза гуляем по парку, начинающемуся от нашего дома, и по ботаническому саду на вершине парка. Здесь уместны будут несколько слов о нашем городе, получившем своё нынешнее название после официального слияния в 1929-м году и без того уже слившихся шести городов разного калибра. Из которых Эльберфельд, где живём мы, и Бармен, где родился и жил некто Фридрих Энгельс (и где его прадед своими текстильными мануфактурами начинал промышленную революцию в Европе), были крупнейшими городами в этом конгломерате. Продолжением Вупперталя является всем известный Золинген. Наш город гористый, напоминает Киев, может быть, поэтому и нравится нам. В основном химическая, фармацевтическая (фирма Bayer), электронная и текстильная промышленность. Но многочисленные предприятия почему-то не издают звуков и не пускают дым. Множество лесопарков, в избытке обеспечивающих нас кислородом и грибами. Вокруг нас - кукольные фахверковые городки с затейливыми ратушами и другими немецкими "штучками", 20 минут на электричке - и ты в Дюссельдорфе, 40 минут - и ты у входа в Кёльнский собор, немного дальше - бетховенский Бонн, а за ним Кобленц, от которого начинаются рейнские и мозельские замки, а также империи соответствующих вин. На север и северо-восток в пределах быстрой досягаемости - Дуйсбург, Эссен, Бохум, Дортмунд; всё это в школе называлось "Рурский железо-угольный бассейн - промышленный оплот германского империализма". Там давно уже ничего не добывают, а шахты стали музеями. В 70-ти км от нас - исторический Аахен на границе с Голландией, южнее, на Мозеле, на границе с Францией - Трир, где в ныне музейном доме на улице Карла Маркса родился и жил основоположник. Однажды я подумал - много ли найдётся среди даже бывших членов политбюро таких, кто побывал когда-либо в обоих родовых домах основоположников? Вупперталь наш вытянут вдоль извилистой быстрой речки Вуппер, над которой, повторяя её траекторию, 100 лет назад проложена подвесная дорога (швебебан) - очень удобный для города трамвай, не отнимающий дорожной территории и не мешающий другим видам транспорта.
Написал всё это, и очень захотелось вновь путешествовать. Хотя бы ещё раз съездить в Киев и Москву. Может быть, ещё удастся?