Прошло чуть меньше месяца после возвращения в мой мир. Сколько же было шума, радости и слёз, в основном, со стороны мамы, которая, как я и предполагал, потеряв меня, сходила с ума. Отец молчал и только хватался за голову, не зная, что теперь со мной делать: наказывать ли за своевольную, перепугавшую всех отлучку из дома вместе с длинноволосым приятелем или прикинуться, что ничего не произошло?
Ремень тут был бесполезен, ведь я давно вырос, угрозы выгнать из дома ― на меня не действовали, поэтому он ограничился привычным ему делом ― обматерил всех и, плюнув в нашу сторону, самоустранился. То есть пошёл к приятелям рассказывать "под пиво", какой у него неблагодарный подонок-сын...
Постепенно всё наладилось, с помощью мамы мы подобрали Фаби квартиру в нашем же доме, но на другом этаже. Отдельная песня ― как мы разыскали Лин и вывели её из психушки, используя магию Фаби и мой дар убеждения. Теперь она жила в квартире своего брата. Похудев и осунувшись, бедняжка очень изменилась и без косметики выглядела совсем девчонкой. И, честно говоря, нравилась мне гораздо больше прежней Лин. Она никого не узнавала, даже Фаби. Целыми днями просиживала за ноутбуком и писала роман. Кстати, очень неплохой ― её редактор был в восторге...
Из-за Лин мы с Фаби и поругались. Я убеждал его, что увозить сестру из нашего мира сейчас нельзя, ведь им обоим фактически некуда возвращаться. Неизвестно, что стало с поместьем. Возможно, его продали, раз наследники пропали без вести.
― Пусть Лин пока остаётся у нас, ― уговаривал я его, тем более, что моя мама взяла её под свою опеку и во всём нам помогала. Фаби же упёрся, что сестру надо вернуть домой и отвести в ту комнату, где находилась часть её души.
― Ты знаешь, что делать дальше? А если ничего не получится, и тебя отправят в тюрьму, а её снова ― в психушку? ― кричал я на него.
Он дулся на меня, но в конце концов согласился, что пока не вернёт отца из ссылки, Лин должна остаться здесь. Каким образом он собирался помочь Винсу ― Фаби плохо себе представлял.
Да, Фаби ― не только мой друг, но и постоянная головная боль. Я разрывался на части, не зная, как с ним поступить. Сначала у меня даже сомнений не было в принятом решении никогда не возвращаться в этот проклятый мир. Я думал, что теперь, особенно на исходе месяца, когда волна может вернуться в любой момент, буду держаться от него как можно дальше. Вот и всё. Конечно, Фаби был разочарован, но снова вставать под эльфийские стрелы как-то не хотелось, он это понял и, кажется, меня не осуждал...
На самом деле всё было не так просто. Каждую ночь во сне я видел уходящих в метель Винса и Уго и мчался следом за ними, пытаясь остановить и вернуть назад. Но, как в любом кошмаре, мне не удавалось этого сделать. Утром я просыпался весь разбитый и в слезах, но о своих мучениях и о том, как тоскую по потерянным друзьям Фаби не рассказывал...
Да и судьба молодого эльфа тревожила меня всё больше и больше. Что ждало его на Родине? Наверняка, там уже началось расследование исчезновения Каси. Не исключено, что властям известно о нашей с Фаби причастности к этому делу. Его обязательно поймают и одному богу известно, какие мучения ждут на Родине моего легкомысленного друга! А он ничего не хотел об этом слышать, твердил, как попугай, что найдёт отца и поможет ему бежать. Да, Фаби был хорошим сыном, оставаясь при этом наивным ребёнком, а направлявшего его во всём Уго ― теперь рядом с ним, увы, не было...
У него был только я. На меня надеялся Винс, просивший позаботиться о его детях, а я... колебался.
― Ну, что мне до этих эльфов? У меня своя жизнь, какое дело... ― твердил себе каждый день, зарываясь лицом в конспекты. И с воплем вскакивал, начиная мерить шагами комнату. В том-то и дело, что мне было не всё равно. А Фаби, чувствуя, что скоро останется один, начал чудить. Как же было перед ним стыдно...
Сегодня он опять позвал меня с собой в клуб, и я, как всегда, не смог отказаться. А что было делать? У себя дома он привык вести такой образ жизни, и здесь ему тоже очень нравилось. Оказывается, заботливый Уго подсунул Фаби в карман мешочек с драгоценностями, чтобы ребёнок в чужом мире ни в чём не нуждался.
Вот он и отрывался по полной. Что бы этому легкомысленному эльфу не радоваться жизни? Чем Фаби и занимался ― ни в чём себе не отказывал, а у меня от его похождений голова шла кругом. Хотя после очередного загула я ловил на себе его взгляд, полный таких непередаваемых отчаяния и тоски, что сам был готов лезть на стену...
Отгоняя неприятные мысли, вздохнул, выглянув в окно. Фаби стоял у моего байка и вовсю флиртовал с какой-то девицей. Сколько его ни ругал, он отвечал одно и то же:
― Я же не виноват, что в твоём мире столько прекрасных девушек! Не могу устоять.
И хлопал своими длинными ресницами. Убил бы дурака, да обещал его отцу присматривать за ним...
Быстро набрал номер, сказав Фаби, чтобы ехал пока без меня, присоединюсь к нему попозже. Он сделал вид, что не расстроился, и через минуту укатил с новой подружкой, заставив меня тяжело вздохнуть: опять во что-нибудь влипнет, чёртов эльф!
В который раз подошёл к старенькому комоду, совершенно не вписывавшемуся в современную обстановку моей комнаты. Но пока я не мог его выбросить ― мама просила оставить, уж и не знаю, что за таинственные воспоминания были у неё связаны с этим ужасным пережитком прошлой эпохи.
Там, в нижнем ящике, лежал аккуратно свёрнутый плащ Винса. Каждый день я с трепетом прикасался к нему, примеряя перед зеркалом, гладил пушистую опушку капюшона, пока моё сердце снова не начинало сходить с ума. Тогда я просто снимал его плащ, убирая на место, резко захлопывая нижний ящик. И долго смотрел на верхний. Его я не открывал до сегодняшнего дня ― это было выше моих сил...
А сейчас не смог сдержаться и, расшвыряв бумаги, за которыми прятал бархатную коробочку с его подарком, достал её и открыл. Маленький золотой, очень похожий на осенний берёзовый, листок, украшавший изумрудную форму Винса, которая так ему шла.
―Ты просил не забывать ― и я помню о тебе, мой прекрасный "злобный" эльф. Если б ты только знал, как я скучаю. Как мне не хватает твоих насмешек и лёгких прикосновений огненных рук. Жив ли ты ещё в этом страшном заснеженном лесу? Пожалуйста, живи...
Достав из коробочки дорогой подарок, стал бездумно крутить его в руке, неожиданно наколовшись об острый край. Капля крови растеклась по золотистой поверхности листка, проявляя красивую надпись на эльфийском языке:
― Моему любимому единственному сыну.
Я оторопел, снова и снова перечитывая эти удивительные слова, не в силах поверить глазам, не зная, радоваться мне или плакать такому повороту судьбы. В тот момент я плохо соображал, и сжал золотой листок ещё сильнее, так, что кровь закапала с ладони на пол. Споткнулся о незакрытый нижний ящик, и, не обратив на это внимания, помчался на кухню, где у плиты колдовала моя красавица-мама.
Русая коса расплелась, делая её похожей на юную девушку. Она смешно морщила носик, пытаясь, что-то рассмотреть в мобильном, наверное, искала новый рецепт. Я ввалился на кухню, тяжело дыша, хлопнул дверью и, напугав её, плюхнулся на табурет. Растерянно протянул маме окровавленный подарок Винса.
Телефон упал на пол, а сама она опустилась на соседнюю табуретку, еле слышно прошептав:
― Что случилось с Винсом? Он ― жив?
Я потрясённо молчал. Она потянула за край шёлковой косынки, которую любила носить на шее, и протёрла ею мгновенно вспотевшее лицо. На белоснежной коже у самого основания тонкой шеи стояло знакомое мне клеймо дома Винса. Точно такое же, как на моей серёжке слуги, которую я так и не смог снять, но, благодаря Фаби, научился маскировать, делая невидимой.
Мама подняла на меня прекрасные голубые глаза, сказав твёрдо, как умела говорить только она:
― Так что случилось с Винсом, Женя?
Сначала я молчал, но, придя в себя, тихо засмеялся, пряча вспыхнувшее лицо в ладонях:
― Так вот что это было, а я уж подумал... дурак, ― и посмотрел на маму. ― При нашей последней встрече Винс был жив. Что с ним сейчас ― не знаю, но теперь обязательно выясню. Ну же, мамуля, расскажи всё об отце, мне надо знать...
Она улыбнулась, согласно кивнув. И, слушая её негромкий голос, я с горькой усмешкой думал, что теперь мне уже никуда не деться от этих эльфов. Да и как это сделать, если сам наполовину...