Я так спешила открыть ему дверь, что перепутала, в какую сторону надо крутить замок, а справившись с этой задачей, бросилась опешившему Мите на шею. Думаю, он не только удивился столь радушному приёму, но и испугался, увидев перед собой зарёванное и непричёсанное чучело с красным носом. Я продолжила плакать, теперь уже от радости, что друг жив, но Митя был не в курсе моих страданий: он растерянно похлопывал "рёву" рукой по спине, приговаривая:
― Ну же, Ася, перестань. Всё будет хорошо, ты только успокойся, пожалуйста...
Выпустив, наконец, беднягу из своих цепких объятий и шмыгнув распухшим носом, пробормотала:
― Не стой столбом, проходи в дом, что ли...
Он нерешительно вошёл, опаской косясь в мою сторону. Я захлопнула дверь, предварительно осмотрев лестничную площадку на предмет нахождения там посторонних личностей, и подтолкнула его в спину:
― Иди на кухню, будем пить чай, я одна.
― Знаю, видел, как твой отец вышел из дома и сел в чёрный фургон. Поэтому и поднялся сюда, позвонить не решался, сама знаешь почему. А можно сначала в ванную?
Кивнув, выдала ему чистое полотенце, мельком заглянув в зеркало. Мамочки, неужели это я? Неудивительно, что он так испуганно на меня смотрел. Пулей помчалась в свою комнату, быстро наведя красоту, насколько это было возможно, сменила халат на джинсы и свитер и только после этого пошла на кухню. Когда неожиданно "вернувшийся к жизни" Митя появился там, его ждали накрытый стол и я, почти в нормальном состоянии, с глупой улыбкой на лице.
Не успел он открыть рот, как, ничуть не стесняясь, не вполне адекватная подруга снова его обняла, выпалив:
― Ой, Митя, не удивляйся такому странному поведению, мне совсем недавно рассказали о твоей гибели, и вдруг ты... здесь и жив. Я так рада...
Похудевший и осунувшийся блондин очень смутился:
― Понятно.
Его глаза не отрывались от кухонного стола, на который я выложила практически всё, что нашла в холодильнике.
― Ася, у вас что, какой-то праздник? Ты ждёшь гостей, я ― не вовремя?
― Нет, это всё тебе ― голодный, наверное, садись, ешь, ― и я, сама не знаю почему, покраснела.
― С-спасибо, но я столько не съем.
― Съешь, только попробуй хоть что-то оставить на столе! ― я засмеялась, и он, заметно расслабившись, улыбнулся в ответ.
Сразу стало легче, неловкость между нами исчезла. Было заметно, что друг очень проголодался, хоть и старался этого не показывать. Я стояла у плиты, "увлечённо" её протирая, и исподтишка с умилением наблюдала, как одна за другой пустели тарелки...
Мы молча пили чай. Сразу вспомнилось сегодняшнее утро, но сейчас это было совсем другое молчание ― спокойное, без напряжения и страха. Как раньше с папой... Мне стало грустно, и, задумавшись, я чуть не упала, наткнувшись на сломанный стул. Хорошо, что Митя успел подхватить меня под руку и, бережно усадив на маленький угловой диван, устроился рядом.
― Вы поссорились, поэтому ты плакала? ― спросил он, указывая на обломки стула.
Пришлось кивнуть в ответ. Так хотелось ему пожаловаться на папу, но, с другой стороны ― опять вспоминать пережитое...
― Не хочешь говорить, да? Вы же вроде были такими друзьями?
И тут меня прорвало. Я рассказала и про коробку с кольцами и всё, что последовало за этой находкой: утренний разговор с папой и его ультиматум. Митя слушал, опустив голову, так, что не было видно выражения его лица, он ни разу меня не перебил, не задал вопроса. Я закончила изливать душу, а собрат по несчастью так и не проронил ни звука. Не выдержав, тронула его за плечо:
― Почему молчишь? Прости, у тебя, наверное, своих забот полно, и покруче моих. Скажи, я кажусь глупой, избалованной девчонкой, которой под папиным крылышком ничего не угрожает?
Он поднял голову: взгляд был усталым, грустным и... виноватым.
― Нет, Ася, я так не считаю, просто столько всего произошло за последнее время... И, знаешь, мне кажется, твой папа прав ― лучше ни во что не вмешиваться: живи спокойно, так будет безопаснее. Мы всё равно не сможем ничего изменить, силы не равны, там, где замешаны военные ― с обычными людьми не считаются. Для "них" несколько жертв ― ничего не значат, поверь, я испытал это на себе.
Это было совсем не то, что я ожидала от него услышать ― где слова утешения и понимания, возмущение поведением отца, а, может быть, даже предложение сбежать вместе с ним? Глупая, романтичная дурочка. Передо мной был совсем другой человек ― измученный и сломленный, которого всё достало, возможно, проклинавший себя за то, что по собственной глупости увяз в этом болоте. Что же с ним случилось, и есть ли у меня право спрашивать его об этом, бесцеремонно копаясь в чужой жизни? Он сдался, должна ли и я поступить так же?
Не сразу решилась спросить:
― Митя, что произошло? Расскажи, может, станет легче...
― Зачем тебе это? Разве мало сама намучилась, хочешь, как я, не спать по ночам, вздрагивая от каждого шороха? ― он повысил голос, но, тряхнув головой, уже тише произнёс:
― Прости, не хотел расстроить или напугать, просто желаю тебе добра, Ася. Сколько людей уже пострадало, и скольких ещё ждёт эта участь. Зачем добровольно лезть в пасть крокодила? Я вот полез, но меня вытащили, и это чудо.
― Расскажи хоть в общих чертах, я ведь от тебя ничего не скрывала, а мы обещали всем делиться, ― продолжала гнуть своё, до крови кусая внезапно пересохшие губы, ― что бы там ни было ― переживу, обещаю.
Он как-то странно усмехнулся:
― В общих чертах, говоришь? Ладно. Вычислить беглеца оказалось пустяковым делом: каким бы умным я себя ни считал, они оказались проворнее ― ребята в камуфляже знают свою работу. Не представляю, кто они, и, поверь, не хочу даже об этом думать. Меня бросили в какой-то подвал ― немного поспрашивали, немного поучили, а потом оставили там в одиночестве на несколько часов или, возможно, дней, словно забыв. Это было ужасно...
Тогда-то и появился твой отец, взяв слово, что я не буду с тобой видеться и забивать девочке голову разными глупостями. После этого разговора меня отпустили, сказав, чтобы возвращался домой и не путался у них под ногами. Знаешь, твой отец на прощание даже дал мне номер своего телефона, звонить по нему можно только в крайнем случае...
Он замолчал, на губах блуждала насмешливая улыбка, но в глазах была ненависть. Надеюсь, она относилась к его мучителям, а не отцу. Похлопав себя по карманам в поисках несуществующей сигареты, Митя поднял глаза и, увидев мой испуг, улыбнулся по-доброму, осторожно погладив по щеке. От этого нежданного проявления нежности я вспыхнула и смутилась.
― Ася, твой отец ― неплохой человек, он спас мне жизнь, теперь я его должник ― долго бы "там" не протянул...
Я вдруг задохнулась:
― Так это он попросил тебя поговорить...
Увидев его непритворно удивлённое лицо, поняла, что ошиблась.
― Разве я неясно сказал, что мне запретили с тобой видеться, это было условием освобождения, ― голос Мити звучал расстроенно и даже холодно.
― Прости... Не хотела тебя обидеть, правда, но почему ты тогда здесь, а не дома?
Он спрятал глаза:
― Если бы я знал... сам не понимаю. Злюсь на себя, но всё равно поступаю так, как хочу, а не как надо. Такой уж характер, с ним точно долго не проживу. Сразу как отпустили, позвонил тебе. Наверное, во мне говорила обида на "благодетеля", ведь он один из них. И ещё очень хотелось тебя предупредить, чтобы знала, с кем имеешь дело, и была осторожна. Потому что... ты мне небезразлична.
От его последней фразы я вздрогнула, как будто ждала этих слов очень давно. Сердце сходило с ума, не веря себе, я едва решилась взглянуть на Митю. Он растерялся ― видно, и сам не ожидал подобного, теперь срочно ища оправдание...
― Только не подумай ничего такого, Ася. Ты ― мой друг, помогла и поддержала в трудное время, никогда этого не забуду, ― как-то уж слишком поспешно сказал он, ― поэтому захотелось убедиться, что всё в порядке...
― Ясно, ― уныло процедила, ― спасибо, что беспокоился обо мне, я тоже о тебе волновалась.
Сразу вспомнилось, как ещё сегодня оплакивала его "гибель", сколько раз думала о нём и видела во сне. Кого я пыталась обмануть? Так хотела себя убедить, что он ― лишь друг, который почему-то нравится, как никто и никогда раньше...
Между нами возникла неловкая пауза. До сегодняшнего дня я в полной мере не понимала значения этой фразы: обоим вдруг стало тесно в одной комнате. Захотелось распахнуть балкон и выйти на свежий воздух, что я и сделала, тут же быстро вернувшись назад, потому что напротив дома на той стороне улицы стояли и разговаривали Иван Иванович и его "практикант". Заметив меня, странный полицейский слегка наклонил голову и, словно здороваясь, приподнял иллюзорную шляпу.
― Они там, они нашли... ― я выдохнула, медленно оседая на пол, потому что ноги меня уже не держали.
Митя быстро подошёл к окну, выглянув из-за шторы на улицу, осторожно взял меня на руки и перенёс на кровать:
― Лежи и не волнуйся, уверен, монстры сюда не сунутся, ― сказал он таким тоном, что я сразу ему поверила.
― Митя, пожалуйста, не уходи, мне страшно... ― и куда только делась вся моя храбрость?
― Не уйду, не беспокойся, я не оставлю тебя одну, Ася, ― он сказал это нежно и одновременно так убеждённо, что на мгновение мне показалось, будто это говорит папа.
― А они и в самом деле похожи, или я просто этого хочу? ― подумала, наблюдая, как он берёт стул, ставя его рядом с кроватью, ― вот сейчас возьмёт за руку и будет успокаивать...
Так всё и случилось. Митя принес воды и, заставив её выпить, долго сидел рядом, что-то рассказывая, пытаясь отвлечь от увиденного. Он вёл себя совсем как мой отец ― волновался и оберегал, не скрывая своих чувств. Я прочитала в его глазах всё, о чём симпатичный блондин так и не решился сказать вслух.
Через некоторое время Митя выглянул в окно, убедившись, что преследователи ушли. Он снова присел на кровать и, неожиданно взяв мою ладонь, нежно поцеловал пальцы. Несколько мгновений прижимал их к своей щеке и молчал, а я не возражала. Время летело слишком быстро, мне же так хотелось, чтобы оно хоть ненадолго остановилось... Но этого не произошло ― вздохнув, друг протянул мне лежавший на письменном столе мобильный:
― Позвони отцу, скажи ― они появились, пусть приедет домой и решит, что делать. Уверен, он будет здесь через десять минут, а мне лучше уйти до его появления: второго шанса твой папа не даст.
Кивнула, признавая его правоту.
― Митя, не исчезай, ― прошептала я.
― Ни за что, я даже знаю, как нам в следующий раз увидеться, не пользуясь мобильными.
Мы быстро обсудили его план, после чего он ушёл, улыбнувшись на прощание. И теперь это был прежний Митя ― в его глазах появилась надежда или хотя бы её проблеск. Я действовала, как договорились ― выждав пять минут, позвонила папе. Тот примчался очень быстро, мир между нами был восстановлен, во всяком случае, я сделала всё, чтобы он поверил в это, снова став его послушной дочуркой. Но было одно "но", никак не выходившее у меня из головы...
Вернее, этих "но" было несколько. Прежде всего, я думала о монстрах: почему они объявились именно сейчас? Увидев их там, на улице, мне захотелось кричать от ужаса, волосы встали дыбом ― и это не просто слова: они на самом деле приподнялись. Но вместо вопля из горла вырывалось что-то вроде рычания. Хорошо, что я сумела подавить в себе "это", однако нервы не выдержали, и у меня подкосились ноги.
Митя тогда подумал, что я всего лишь испугалась, хотя происходило что-то другое ― как будто внутри человека просыпался хищник. И, должна сказать, это были необычные ощущения. Я так и не смогла признаться другу в настоящей причине паники: боялась, он решит, что связался с сумасшедшей.
И ещё одно "но", о котором невозможно было забыть: когда Митя нёс меня на руках, прижимая к себе, я увидела, что его ногти вдруг почернели и как будто подросли. Не веря своим глазам, испуганно зажмурилась, а когда посмотрела снова ― всё было нормально: ногти как ногти.
― Это стресс, просто показалось, ― успокаивала я себя, потому что так было легче...
Время шло, а неприятные мелочи не только не забылись, но, напротив, снова и снова всплывали в памяти. Может, мы с Митей подхватили какой-то вирус, вот теперь и мерещится всякое? В другое время я сразу побежала бы с этим вопросом к папе, но всё изменилось. И хоть внешне наши с ним отношения полностью наладились, на самом деле каждый просто играл свою роль: я ― хорошей дочери, папа ― заботливого отца.
Возможно, последнее относилось только ко мне, и папина забота была искренней, но я по-прежнему ему не доверяла. Было ещё одно "но" ― каждую ночь я видела маму. Мы с ней о чём-то весело болтали и смеялись, в общем, сны были совсем нестрашные, но после них становилось невыносимо тяжело на сердце.
― Я так давно не навещала тебя, мамочка, конечно, всё дело в этом, ― подумала и решительно заявила папе, что хочу съездить на мамину могилу.
Он внимательно всмотрелся в лицо послушной дочурки, ища подвох, но, видимо, мой грустный вид его убедил.
― Хорошо, Ася, как только будет время, обязательно съездим, сейчас я очень занят.
― Нет, папа, это надо сделать как можно скорее ― постоянно вижу её во сне...
Он задумался и кому-то позвонил.
― Собирайся, поедешь сейчас, я договорился ― тебя отвезёт мой шофёр, цветы купите по дороге, ― всё это было сказано тоном, не терпящим возражения. Я промолчала. Мама была похоронена на небольшом кладбище в маленьком подмосковном городке вместе со своими родителями, она сама так хотела. Добираться туда было довольно проблематично, автобус ходил нерегулярно, да и папа никуда не отпускал меня одну, даже в университет подвозил на служебной машине.
Мы быстро собралась и вышли из дома. Был чудесный мартовский день, яркий и весёлый, наполненный солнечным светом и городским шумом. У подъезда остановился чёрный микроавтобус, водитель вежливо открыл дверь. Я вспомнила рассказ Мити о том, как на таких же машинах в новогоднюю ночь увозили моих соседей, и по спине побежали мурашки.
Махнув папе рукой, послушно забралась на сиденье, во время поездки не проронив ни слова. Купив в маленьком кладбищенском киоске цветы и свечу, медленно брела по знакомой тропинке между памятниками. Водитель неторопливо шёл сзади на достаточно большом расстоянии, но так, чтобы не терять меня из виду.
Я усмехнулась:
― Охраняет, молчун, выполняет папины инструкции.
Недолго постояв у маминой могилы, мысленно поговорила с ней, зажгла свечу и немного убралась, хотя всё и без того было в идеальном порядке. Думаю, папа совсем недавно был здесь, об этом говорили прихваченные морозом свежие розы на снегу.
― А меня с собой не позвал... Считает, наверное, что недостойна, ― с тоской подумала я.
Неожиданно стало как-то не по себе ― первый раз я почувствовала себя здесь чужой.
― Что за чушь, это же моя мама! Откуда взялось это странное ощущение? Наверное, из-за папы, потому что он приезжал сюда один, жаловался, ябеда... Во мне просто-напросто говорит обида на него...
Я вышла за оградку, не спеша уходить ― медленно бродила между памятниками, разглядывая их ― так не хотелось сейчас возвращаться домой. Случайно взгляд остановился на мраморном камне с трогательной надписью:
― Любимой дочурке от папы и мамы.
Сердце защемило:
― Как же печально, когда умирает ребёнок. Бедные родители ― им, наверное, было так плохо.
Глаза снова вернулись к надгробию, на котором золотыми, наполовину стёртыми буквами было написано:
― Трифонова Анастасия Петровна, ― ниже стояла дата моего рождения. Даты смерти не было...
Когда, наконец, до меня дошло, что на памятнике ― моё полное имя и год рождения, я застыла, не в силах поверить в происходящее...
― Неужели стою у собственной могилы? Бред... Это, наверняка, совпадение... или чья-то злая шутка. Никто не мог знать, что сегодня я окажусь здесь, всё получилось спонтанно. Кому за свою короткую жизнь обычная студентка могла настолько навредить, чтобы заслужить подобное? Нет, это не может быть правдой...
Но вот он передо мной ― старый камень с побледневшими буквами, ржавая ограда, которую никогда не красили, да и могильного холмика не было, значит, там ― пусто...
Она ждала, моя могила...
Я убегала с кладбища, задыхаясь от слёз. Водитель и по совместительству сегодняшний охранник воспринял их как должное: ну, расстроилась девчонка на могиле матери, это нормально. Продолжая всхлипывать, вскочила в машину, кое-как пристегнув ремень дрожащими пальцами. Мы поехали, папин шофёр молча сунул мне пачку бумажных салфеток, услышав в ответ расстроенное:
― Спасибо...
Он ничего не ответил, сразу видно ― человек военный, хоть и одет в простую куртку и джинсы. Я никак не могла успокоиться, разумная мысль пришла внезапно:
― Папа... Вот кто точно знает ответ на эту ужасную загадку, и он мне всё скажет, ему придётся объяснить!
И тут я почувствовала, как внутри с огромной скоростью нарастает гнев, готовый в любую минуту выйти из-под контроля, обрушившись на первого, кому не повезёт оказаться рядом. Вцепившись ногтями в руку, постаралась с помощью боли отвлечься от поглощавшего душу отвратительного чувства и кое-как справилась с этой задачей. Вдруг машина резко затормозила, бросив напрягшееся тело вперёд.
― Что происходит? ― повернула голову к водителю, наткнувшись на его перепуганный взгляд. Он смотрел на мои руки глазами, полными неприкрытого ужаса.
― Да что с ними не так? Вот уставился...
На мгновение я замерла от увиденного, кажется, забыв, что надо дышать: рука с длинными чёрными ногтями впилась в ладонь, глубоко вспоров кожу. Тёмная кровь заливала кисть, ручейком стекая на сидение, и при этом мне совсем не было больно. Я холодно посмотрела на бледного как смерть водителя, сказав так, словно ничего страшного не происходило:
― Поехали, со мной всё в порядке...
Видно, было что-то особенное в моём лице и голосе, заставившее его отвернуться и послушно вести машину домой, правда, при этом он очень спешил. Я приложила к ране салфетку, почему-то уверенная, что кровь скоро остановится, и не ошиблась.
Меня охватило необъяснимое спокойствие, словно так и должно было быть, и тут нечему удивляться. Правда кое-что всё-таки тревожило ― почему только что ногти были чёрные, хотя утром я красила их во все цвета радуги? А сейчас радужный маникюр снова оказался на месте...
― Вот чудеса... Неужели опять глючит от стресса, или это что-то другое? Да пошло оно к чёрту, ― я зевнула, ― есть проблемы и поважнее, чем меняющий цвет лак на ногтях...
Первый шок миновал, и в моём странном заторможенном состоянии я почти спокойно рассуждала о том, что же это было там, на кладбище:
― Может, я родилась смертельно больной, и папа с мамой смирились, приготовившись к неизбежному ― похоронить дочку в любое время? Но упрямая Ася взяла и выжила всем назло, так могила пустой и осталась... Полная чушь: какие нормальные родители заранее готовят могилу своему ребёнку, а не надеются на чудо до последней минуты?
В этот момент машина остановилась у дома, я спрыгнула на тротуар, повернувшись, чтобы попрощаться с неразговорчивым водителем, но он резко захлопнул дверь кабины прямо перед моим носом и быстро уехал. Равнодушно пожав плечами: