Аннотация: Наш современник из марта 2009 года попадает в параллельный мир. Там на дворе март 1939 года, ещё не начался XVIII съезд ВКП(б), и немало месяцев до Халхин-Гола, Польши, Карельского перешейка, войны с фашизмом. Что же ожидает героя романа?
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин,
И первый маршал в бой нас поведёт!
Глава 1
7 марта 2009 года. Горьковская ветка Московской ж.д.
В Павловском Посаде меня должны были встретить родители на машине, ещё утром перебравшиеся на дачу. После недели умственного труда физическая разминка очень полезна. Впрочем, для досуга я прихватил свой верный ноутбук и недавно купленную книгу по радиолокации.
Хотелось бы оговориться: я гуманитарий, точнее - профессиональный историк. Но с прошлого года мне случается участвовать в словесных баталиях на просторе форума любителей исторических what-if'ов, называемых также "альтернативной историей". Слово "альтернативная" в названии означает попытку рассмотреть все возможные варианты действительно произошедших исторических событий.
Вот сейчас, например, возникла дискуссия о возможностях создания радиолокационной аппаратуры в Советском Союзе перед войной. Лично мне захотелось разобраться в поднятом вопросе поподробней, а заодно вспомнить выученные в школе начала высшей математики. Так и появилась в моей библиотеке сугубо профессиональная книга.
Оказалось, что трудовая неделя вымотала меня больше предполагаемого. Оказавшись в тёплом поезде, в окружении по погоде одетых попутчиков, я незаметно задремал и очнулся только на последнем перегоне. Поезд пришлось покидать впопыхах и затем стоять на платформе, расправляя шарф и застёгивая пальто на все пуговицы.
Я достаточно уверенно поднялся по пешеходному мосту, и даже благополучно спускался. Но, когда до привокзальной площади оставались три ступеньки, на меня обрушился непонятный удар. Ноги подкосились. Последним моим воспоминанием перед потерей сознания был стремительно сближающийся с моим лицом асфальт.
День, месяц, год, место неизвестны.
Сознание вернулось внезапно, как будто я проснулся после глубокого сна. Как оказалось, во время "сна" меня раздели до нижнего белья и уложили на кровать. Кровать стояла в комнате, которая явно была больничной палатой: окрашенные светло-жёлтой краской стены, кровати (то есть койки) вдоль стен, стойкий запах лекарств.
Я сел. За окном было темно. Палату освещала настольная лампа с зелёным абажуром, стоявшая на тумбочке у противоположной от меня стены. Моей одежды не наблюдалось, только халат какого-то странного, коричневого цвета.
Голова не кружилась, ничто не болело. Наоборот, ощущения были, как будто я выспался за все дни ранних подъёмов и поздних отбоев.
Кроме сигналов о восстановлении затраченных сил, организм требовал посещения уборной. Рядом с койкой стояла пустая утка, но ничто не помешало мне надеть шлёпанцы (войлочные!) и выйти в коридор.
Коридор был освещён неяркими, свечей на 20 - 30, лампочками накаливания. Стук закрывшейся двери в тишине пустоты прозвучал ружейным выстрелом. Две двери с буквами М и Ж оказались рядом с моей палатой.
По выходе из уборной мне показалось, что медсестра, сидевшая на противоположном конце коридора, быстро отвела пристальный взгляд. Но сознание выразило ясное желание продолжить отдых. Поэтому я вернулся в палату, скинул шлёпанцы, снял халат и снова провалился в целебный сон.
В окно смотрело синее небо ясного весеннего утра. Второй раз я проснулся уже не сам. Меня разбудил врач, пожелавший узнать состояние пострадавшего.
Рядом с сидевшим у моей койки врачом стояла медсестра. На ней был белый халат и косынка с красным крестом. Доктор носил такой же халат и белый же колпак.
Доктор, назвавшийся Сергеем Михайловичем, немного удивился моему хорошему состоянию. Оказалось, что сон длился больше суток, и медперсонал даже немного заволновался.
Я ждал, что меня сейчас выпишут, раз со здоровьем всё в порядке. Но, вместо ожидаемых мной слов, доктор сказал, что со мной сейчас поговорит один товарищ. Это обращение вызвало небольшое удивление, но не более того - Сергей Михайлович выглядел лет на 50, и для него назвать моего отца товарищем вполне привычная вещь.
Однако в палату вошёл совсем другой человек. Молодой парень, чуть младше меня, был одет в белую суконную гимнастёрку и такие же брюки. В малиновых петлицах отложного воротничка виднелось по одному кубику.
Я в замешательстве смотрел на то, как этот довоенный милиционер сел на стул в ногах моей койки и разложил на тумбочке стопку писчей бумаги, чернильницу-невыливайку и стальное перо.
- Следователь уголовного розыска Павловопосадского района младший лейтенант милиции Васюра Тарас Константинович, - представился он, пристально глядя на меня. - При осмотре ваших вещей позавчера сотрудником нашего райотдела милиции при понятых были обнаружены паспорт Российской Федерации неизвестного образца с контрреволюционной символикой на имя Прохорова Виктора Михайловича, 1982 года рождения, а также денежные знаки с той же символикой и непонятные технические устройства.
Ответ на запрос в центральный паспортный стол пока не пришёл. Поэтому хорошо, что вы очнулись. Теперь вы можете помочь нам выяснить вашу личность и объяснить происхождение этих, прямо скажем, фальшивых бумаг с царскими орлами. В настоящий момент вы, гражданин, - на этом слове следователь сделал ударение, - обвиняетесь по статьям 58-10 (агитация, содержащая призыв к свержению Советской власти) и 59-8 (подделка государственных казначейских билетов) УК РСФСР. Если вам есть, в чём чистосердечно признаться, лучше это сделать сейчас же. Это значительно облегчит вашу участь.
Если это и был какой-либо телеприкол, то прикол весьма глупый и жестокий. Что же до провокаций, то к чему он? Я не являюсь революционером, чтобы охотится за мной таким странным способом. Решение было простым - уточнить дату и действовать так, как будто мне в самом деле досталась доля героев альтисторических романов.
- Гражданин следователь, - сказал я, - какой сейчас год?
- Сегодня 9 марта 1939 года, - удивлённо ответил тот.
- Я действительно Прохоров Виктор Михайлович, 1982 года рождения. Являюсь гражданином буржуазно-демократической Российской Федерации, бывшей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики. Мою личность, кроме паспорта, подтверждает читательский билет Российской государственной библиотеки, она же библиотека имени Ленина. Неизвестно, почему произошло перемещение ровно на 70 лет назад, но факт остаётся фактом.
То, что я говорю правду о переносе во времени, подтверждает ряд устройств, которые многократно превышают уровень технического развития любой страны нынешней первой половины ХХ века. В моей сумке вы должны были найти плоский прямоугольный предмет с клавиатурой под откидывающейся крышкой. Это переносная персональная электронно-вычислительная машина. Ещё в той же сумке вы должны были найти книгу по радиолокации 2009 года издания и небольшую прямоугольную коробочку с 12 кнопками и экранчиком. Это последнее устройство называется "мобильный телефон" и работает по принципу передачи высокочастотного радиосигнала на небольшое расстояние на специальный приёмо-передатчик, обслуживающий местность в границах правильного шестиугольника, из-за чего такие телефоны называют ещё "сотовыми".
Я перевёл дух и посмотрел на следователя. Вид у него уже в самом начале моего рассказа перешёл от удивлённого к ошеломлённому и крайне недоверчивому. Но, тем не менее, какую-то запись он вёл. Вот его рука закончила водить пером по бумаге и последовал вопрос:
- Так вы что, путешественник во времени, как у Уэллса?
- О нет! Я понятия не имею, как оказался у вас. И вряд ли узнать это представится возможным.
Вижу, что вы ещё не совсем доверяете моим словам. Вот, посмотрите, - я снял с руки белорусскую "Электронику". - Это так называемые электронные часы. Изготовить такие даже за рубежом сейчас, в 1939 году, просто невозможно.
- Как так получилось, что у вас там буржуи снова правят? Неужто смогли разбить Красную Армию? - С ехидством спросил младший лейтенант.
- Что вы! Советский Союз и сейчас завоевать трудно, а через несколько десятилетий и вовсе - невозможно. Нет, нас "сдали" замаскировавшиеся враги типа Бухарина, Каменева с Зиновьевым, того же Ягоды.
Но, гражданин следователь, все эти вопросы и ответы - дело совершенно секретное. Я понимаю, вы ведёте дело. Однако прошу: передайте его прямо в наркомат! Такие сведения, ей же ей, относятся к категории государственной тайны.
Следователь посмотрел на меня с укоризной.
- Вы хотите, чтобы я нарушил субординацию? Так не пойдёт, гражданин потомок! За обращение прямо в Москву меня и уволить могут!
- Тарас Константинович! Ведь чем больше людей, хотя бы и в органах, будут знать об этой тайне, тем больше вероятность её разглашения. А это уже представляет угрозу для всего Союза!
В конце дня я сидел на грубо сколоченной деревянной койке в отдельной камере Сизо. Что поделаешь! Ведь дело-то уже заведено. Хорошо ещё, что 9 марта выдалось последним выходным днём, и следователь отправился в Москву, пробиваться на приём к наркому.
Так что я пообедал и выпил чаю с булкой и кусочком масла на ужин. На обед, кстати, дали постный гороховый суп и гречневую кашу с варёным мясом. Обычно мне не по вкусу такое сочетание. Но в этот раз больше суток без еды дали знать: всё было съедено в мгновение ока. А приблизительно в 10 часов вечера (часы младший лейтенант Васюра всё-таки забрал с собой) свет приглушили, и настало время сна.
Вот только в отдохнувшую ранее голову шли всякие посторонние мысли, но не сон. И мысли были одна другой хуже - про родителей, про знакомых, про родной дом. Ведь теперь их следует считать абсолютно потерянными! Конечно, живы мои предки - дедушки, бабушки, прадедушки-прабабушки и т.д. Но от этого не легче. Привычный мир потерян навсегда! Жутко хотелось плакать, кажется, одна - две слезинки даже сползли по щекам. Но приходилось, стиснув зубы, терпеть приступ чёрной меланхолии.
Можно было бы заняться "стратегическим" планированием... Но о каком планировании может идти речь, если я настроен в высшей мере пессимистично? Ведь я не супер-воин типа злотниковского героя. И не проходил спецподготовки, как Лисов у Конюшевского. И, хоть вывернись наизнанку, но всё равно на группу "реконструкторов" с махровского форума не тяну.
Так что оставалось читать стихи и петь песни. Про себя, поскольку распорядок дня Сизо всякую самодеятельность в ночное время воспрещал безусловно. Сон в конце концов пришёл, и избавил меня от необходимости вспоминать полностью текст "Принимай нас, Суоми-красавица".
10марта 1939 года. Сизо Павловопосадского районного угро.
Этот день был общевыходным. То есть шестым днём шестидневной недели. До появления в советском календаре воскресенья вместе с привычной нам неделей (точнее, до их восстановления) оставалось ещё больше года.
Весь день я занимался тем, что упорядочивал свои знания, способные стать ценными для моей новой (старой) Родины - СССР. Плюсом для меня было то, что, в отличие от многих героев фантастических романов, сюда же перенёсся ноутбук со множеством важной информацией.
Ранним вечером из наркомата за мной пришла легковая машина (вместе с Васюрой). В машину погрузили вещественные доказательства - сумку с ноутбуком держал сотрудник НКВД с одним кубиком в петлицах, сидевший на переднем сиденье. Я сел на место моего первого знакомого здесь, сзади. Сам следователь остался в городе. Перед расставанием мы крепко пожали друг другу руки, и машина тронулась.
До Москвы по Горьковскому шоссе мы добирались четыре с половиной часа, что, как я понял из отдельных реплик, было хорошим по тем временам результатом. Приехали уже глубокой ночью. Меня разместили в комфортабельной одиночке следственной тюрьмы на Лубянке. Впрочем, жаловаться было нечего. Либо меня ещё считают преступником, и тогда было бы странно помещать его подследственного в гостинице. Либо я перешёл на положение государственной тайны, и тогда тем более странно было бы помещать эту тайну (то есть меня) в доступное для любого шпиона и/или болтуна место.
11 - 13 марта 1939 года. Один из кабинетов ГУГБ НКВД СССР.
После обеда меня отвели наверх. В некоем кабинете меня ждали. За столом сидел сотрудник со шпалой в петлицах - лейтенант госбезопасности. Другой стол сбоку, маленький - на одного человека, занимал стенографист с кубиком сержанта госбезопасности.
Представился он Петровым Никифором Феоктистовичем, следователем особой группы Главного управления государственной безопасности: бывшего ОГПУ, будущего НКГБ - МГБ - КГБ, отметил я про себя. Разговор с ним у нас пошёл вполне культурный, ничуть не напоминающий душераздирающее зрелище приключений "собачьего парикмахера" у Буркатовского. В начале следователь попытался вежливо "утопить" мою версию о переносе во времени.
Уже после допроса я догадался, в чём было дело. Обычного фальшивомонетчика, да ещё и "контру", "раскрутили" бы уже на месте, что с соблюдением законности, что без. А тут перевезли в центр, опытного сотрудника выделили. То есть на первом допросе этот сотрудник просто на полемический задор подбивал. Ход тонкий: начав говорить, обычный человек останавливается с трудом. Тем более если человек чувствует свою правоту.
Ноутбук к моему приходу был уже в кабинете. И часы вернули, после допроса, да... Вот с помощью моего дорогого (в переносном, разумеется смысле, хотя для 1939 года...) переносного компьютера я и устроил киносеанс для товарищей. Показал увертюру к фильму "Время, вперёд!". Правда, основной упор был сделан на кадры "Неизвестной войны". Завершил видеодвадцатиминутку финал "Криминального квартета".
Особенно следователя (да и стенографиста) впечатлила музыка Свиридова. Меня это порадовало, поскольку она мне тоже нравится больше всего. После такого вступления было бы грешно трудиться спустя рукава. И работа по извлечению нужных нашей Советской Родине сведений из моей умеренной дырявости головы закипела.
Допросы шли непрерывно. Сначала до вечера 11 марта. 12 марта - весь день. 13 марта меня также вызвали сразу после завтрака в одиночке. Перерывы бывали только из-за естественных надобностей. В том числе для прогулок.
Помимо моей биографии, следователя интересовала, во-первых, история Второй мировой войны, и, во-вторых, причины и ход развала СССР. Причём из-за последней темы у лейтенанта, как я мог заметить, постоянно играли желваки на скулах.
Трудно исследовать военную историю ХХ века и не изучить Вторую мировую войну. Тёмные пятна в ней есть и до сих пор, тут сомнений нет. Но вот принципиальные вещи в настоящий момент раскрыты достаточно подробно, чтобы это могло пригодиться моим новым современникам.
С развалом Союза было много хуже. Ведь доступа у простых людей, таких, как я, ко всем фондам архивов партий и частных лиц нет, и быть по определению не может. А "серьёзные исследователи" наших дней не торопятся излагать историю второй половины прошедшего столетия достаточно объективно. Так что значительная часть моего рассказа оставалась гадательной, ориентировочной, приблизительной, имеющей точность "плюс-минус лапоть".
Прежде всего, я указал на снижение общественной активности рабочего класса в СССР. И действительно, трудно быть активным, когда тебя отсекают от информации, низводят до положения простого придатка производственного организма.
Затем речь зашла о социальном составе КПСС. Как можно ожидать верности рабочему делу от партии, в которой рабочих вообще (а не только от станка) стало меньше половины!
Не обошёл я в своём рассказе и пренебрежение к теории со стороны партийных кадров. Действительно, подавляющее большинство коммунистов во времена, близкие к развалу Союза, читали тот же "Капитал" раз в жизни - для сдачи обязательного зачёта.
Немало причин привели к реставрации капитализма в нашей стране. И мой обзор этого явления длился долго, несколько часов. Мою речь прерывали уточняющие вопросы. Время от времени приходилось прерываться, чтобы промочить горло горячим и сладким чаем. Один раз нам даже принесли бутерброды из служебной столовой. Колбаса оказалась очень вкусной, гораздо вкуснее той, к которой я привык в своём мире.
Утро 13 марта из этого ряда положительных бытовых впечатлений не выбилось: отличный завтрак и тёплый душ подготовили меня к новой беседе с "принимающей" стороной.
В том же кабинете сидел тот же следователь, записи вёл тот же стенографист.
В самом начале допроса меня снова попросили поведать свою автобиографию, на этот раз - устно. Когда я перешёл к своим родителям, негромко стукнула входная дверь. На затылке глаз у меня нет, поэтому вошедший некоторое время оставался для меня неизвестным. Однако после описания учёбы на историческом факультете наступила пауза. Я налил себе воды из хрустального графина, жадно выпил её и оглянулся.
Предположение было такое - вошло начальство следователя. Это ожидание оправдалось полностью, и даже более того. Рядом со стенографистом сидел сам нарком внутренних дел товарищ Берия. На нём был простой мешковатый костюм. Внимательно поблёскивали стёклышки пенсне.
Заметив мой быстрый взгляд, Лаврентий Павлович поднялся и подошёл к следователю. Поздоровался с ним за руку. Затем он сел сбоку от стола, уходя на периферию моего зрения, оставляя в то же время для себя возможность наблюдать за моей мимикой.
Небольшая пауза закончилась. Я как раз перешёл к своей жизни после окончания Московского Педагогического Государственного Университета, бывшего имени Ленина.
Внезапно Берия произнёс:
- Гражданин Прохоров, а почему вы вчера не дали персональных характеристик наших руководящих работников, кроме отдельных... товарищей? Разве у вас там, в будущем, о них ничего неизвестно?
- Гражданин народный комиссар! Как я могу давать характеристики сотням человек? Во-первых, лично они мне не известны. Во-вторых, я живу, точнее - жил, в обстановке лжи буржуазной пропаганды. О ком я знал точно, по результатам исторического процесса, - рассказал. Хрущёв, Микоян, Андропов, Шепилов, Яковлев с Шеварнадзе. Их деятельность перед моими глазами была буквально налицо. Об остальных сочинять не могу - слишком ответственный вопрос.
- Это хорошо, что вы такой ответственный, - сказал Берия с лёгким оттенком иронии. - Свалились к нам из будущего, страстей порассказали. Какие, по его словам, людские потери понесли народы СССР в результате буржуазной реставрации? - Лаврентий Павлович чуть повернулся к следователю. Однако не дожидаться ответа не стал, сразу же заявив с лёгким гневом:
- Нам не нужны люди, которые, провалив своё дело, начинают поучать других! Всё, что вы нам тут плетёте - гроша ломаного не стоит! Общий ход будущей войны мы и без вас можем спрогнозировать, а конкретные очертания операций в вашем описании подобны надписи, сделанной вилами на воде! Какую действительную пользу вы можете принести нам, помимо найденной вместе с этим... компьютером книги по радиолокации?
Берия пристально смотрел мне прямо в глаза. Казалось, его взгляд готов прожечь мой череп.
Я растерялся. В любом альтернативно-историческом романе показания "попаданца" фиксировались долго и упорно, становились, под грифом "Совершенно секретно", достоянием самой-самой верхушки руководства страны. А тут... Не прошло и двух суток, как мои слова объявляют незаслуживающими внимания.
- Гражданин Прохоров, - Берия не стал дожидаться, пока я очухаюсь, - если ваши знания ограничены материалом того же рода, как уже изложенный вами следствию, то Политбюро и руководство наркомата не посмеют больше задерживать вас. Завтра вы получите справку об освобождении из под ареста и о запрещении проживания ближе, чем в 100 километрах от Москвы и Ленинграда. Подумайте об этом четверть часа в соседнем кабинете, и, фыркнув, добавил. - Раз ваш компьютер важнее вас самих.
Но я уже собрался с мыслями. Хотите получить от меня пользу? Пожалуйста!
- Гражданин народный комиссар! Для того, чтобы знать о пользе моего появления, нужно было этот вопрос поставить в самом начале следствия. Я скажу так: в моём лице вы имеете единственного человека, обладающего опытом ведения современной для настоящего момента войны. И пусть этот опыт чисто книжный. Все остальные в мире в 1939 году не имеют даже его.
Принципы построения мотомеханизированных войск и способы их использования в бою в настоящий момент мне известны лучше, чем Гудериану, Фуллеру, де Голлю, нашим танковым командирам. То же самое с пехотой, артиллерией, авиацией, флотом.
Есть у меня знания и по народному хозяйству. Хотя разрыв между мной и вашими современниками, нынешними капитанами советской экономики, гораздо меньше, чем в военном деле, но всё же определённое преимущество по части строительства мирной жизни есть и здесь.
Берия сказал с ехидцей: "Значит, учить нас, неразумных, будете".
- Да! Конечно, учить! Я хочу учить, я могу учить, и я готов учить. Вот только называть неразумными нынешние руководящие кадры в целом нельзя. Просто они не успели узнать то, что я уже знаю. В конце концов они получат мои теоретические знания, а я обогащусь их практическим опытом.
И вы напрасно усмехаетесь, гражданин нарком. У меня определённый опыт по военному делу есть - что-то вроде тренажёров для военачальника, так называемые компьютерные игры. А ещё в моей голове множество сведений, не отражённых в ноутбуке.
Возьмём, например, бой пехоты. У меня в компьютере нет записей об оружии, которое будет сочетать в себе точность винтовки и мощь автоматического огня пистолетов-пулемётов. И ещё я знаю, как правильно организовывать для современного боя так называемые штурмовые группы и, самое главное, знаю, что их организация крайне важна для победы Красной Армии.
- То есть, вы считаете, что фашистская Германия нападёт на нас 22 июня, что у нас есть время для подготовки, несколько больше двух лет?
- Нет, гражданин нарком, я так не считаю. Я считаю, что раньше апреля 1940 года Германия на нас не нападёт, но вот после установления твёрдого пути по обе стороны границы нападение становится вероятным.
В любом случае год на военную подготовку у Советского Союза есть наверняка. А вот в дальнейшем всё будет зависеть от очень большого количества факторов. Я не могу предугадать, какую комбинацию они составят теперь.
- Значит, вы хотите поучить сражаться Красную Армию... И в каком же звании вы желаете это делать?
- Гражданин нарком! Я ведь сюда специально не проваливался, и наполеоновских планов как не строил, так строить и не собираюсь. Моё желание просто, как правда: сделать всё, что только будет в моих силах, для своей новой-старой Родины. Если партия и правительство прикажут, то буду сражаться простым бойцом пехоты в далёких степях Монголии, в заснеженных лесах Карелии или на просторах "ридной Украйины". И потому я попросил бы вас отставить своё ехидство, прямо оскорбляющее меня как урождённого гражданина РСФСР. Вы меня в деле не проверяли, а потому судить в отрицательном ключе обо мне не смеете!
Берия сверкнул на меня своим пенсне.
- Ишь как распетушился! - Ворчливо произнёс он. - Слова поперёк не скажи!
Лаврентий Павлович несколько раз быстрым шагом пересёк комнату из угла в угол. За его ходьбой следило три пары глаз. Наконец генеральный комиссар безопасности остановился и сказал:
- Значит, пойдёшь в армию тем, кем партия укажет? Хорошо, будет тебе решение Политбюро, раз такой... грамотный. А вот все чертежи, какие только сможешь, сделаешь и сдашь завтра до 1400. Чертежи будешь делать в соседнем кабинете, спать тебе там же постелют. Потом покажешь нашим сотрудникам, как с твоим ноутбуком обращаться.
И если окажется, что все твои красивые слова не больше, чем простое очковтирательство, то я твоей судьбе точно не позавидую. Ну что, готов поработать на Советское правительство при таких условиях?
- Всегда готов! - Ответил я.
И, радостно ухмыльнувшись, добавил:
- Только пусть гражданин Молотов обо мне своей жене ничего не говорит...