Delete

   Он всего лишь вышел на балкон. С утра хорошо работалось, обзор закончен и отправлен в редакцию, пришёл час потехи - можно понежиться в шезлонге, подставив солнцу живот, выкурить запретную сигарету и взяться за своё, для души. За вторую главу новой книги. Курочкин шагнул в золотой полдень, на миг зажмурился - мир вокруг плыл в жарком солнечном мареве, дрожа и мерцая. Пожалуй, сигарета будет лишней, вон как голова кружится... Курочкин осторожно открыл глаза и обнаружил себя - по-домашнему небритого, в шлёпанцах и распахнутом до пупа халате на голое тело - посреди длинного коридора. Две череды дверей, скамьи вдоль серых стен, мягкий свет квадратных потолочных плафонов, запахи хлорки, озона и хвои. Шли куда-то две женщины в спортивных костюмах. Ярко-зелёная щебетала: "Ах, нет, милочка, сначала нужно сделать пустые подмышки и округлить промежность". "А куда подвесить нижний даньтянь?" - робко лепетала ярко-розовая. "Да не нижний, милочка, а верхний. Просто подвесить". За женщинами ехала огромная металлическая бочка, кто-то в ней плескался, и торчали оттуда чёрный вихор и рука с раскрытой книгой. В дверь одного из кабинетов лилась дымка о трёх головах и дюжине конечностей, удерживаемая классическим - пенсне, бородка клинышком, сюртук, брегет с цепочкой - доктором:
   - По одному, панове, по старшинству! Нет, пан Тырса, вы умерли сто двадцать лет назад, а Ганичек - четыреста. Прошу, пан Ганичек.
   Гривастый медово-рыжий парень в белой мантии, заляпанной красным, пронёс дитя лет семи, воркуя:
   - Молодец, идеально разбитая коленка, сразу видно - работа мастера...
   Самая странная компания двигалась навстречу Курочкину. Бронзово-рыжая сексапильная красотка, морковно-рыжий солидный толстячок ростом ей по пояс и полутораметровая иззелена-рыжая насекомая тварь: глаза-самоцветы, десяток членистых лапок, радужные стрекозиные крылья. Под скрип и стрёкот твари коробочка на её груди бубнила:
   - ...досуга, но, увы, личинки ДБДГ, как, впрочем, и наши, в эпоху перемен по неопытности и любопытству первыми попадают в жвала истории. А поскольку Мониторы сообщили об участившихся эксцессах между остроконечниками и тупоконечниками в столи...
   - Па-аберегись! - заголосили сзади. Курочкин заполошно отпрянул. Членистоногое, не прерывая чинной беседы, взбежало по стене на потолок. Санитары с грохотом промчали каталку. На каталке громоздился розовый куст, осыпающий лепестки.- Быстрее, мы его теряем!
   - ... до сих - не для педиатров и полевых хирургов, коллега, - задравши голову, пищал коротышка. - Я не уйду от стола, пока воинственным недоумкам не надоест калечить друг дружку - а значит, не уйду никогда. Марти, разумеется, вас я не принуждаю...
   - А то я не знахарка, - фыркнула красотка.
   Курочкин снял с живота прохладный упругий лепесток и пробормотал, выходя из ступора:
   - Ч-что это?..
   Коротышка окинул его цепким взглядом.
   - Халат жёлтый, без герба, расхристанный. Санитар из Мунго? Новенький? Напились? Заблудились?
   - Я только покурить вышел, - икнул Курочкин.
   - Оно и видно. Спуститесь на шестнадцатый уровень, пройдите по галерее в триста двадцать пятый корпус, там в холле кабина нуль-транспортировки и привет-ведьма, она скажет, в каком отделении вы работаете.
   - Прошу прощения, господин Русти, - комар-переросток грациозно спустился, переступая шестью лапками и жестикулируя четырьмя. - Не в моих правилах спорить с коллегами, но, судя по его эмоциям, наш собеседник - скорее пациент, чем сотрудник.
   - Признаки порчи в аджне, - кивнула Марти. - И не маг. Не может он работать в Мунго.
   - Конечно, нет, - сориентировался, наконец, Курочкин. - Какой ещё санитар? Какая порча? Вы что, меня не узнали, персы? Я - автор! Писатель! Я реальный!
   - Это тебе сейчас так кажется, уважаемый, - светло улыбнулся вышедший из пустоты тощий синеглазый юнец, закутанный в пёстрый тюрбан и расписную хламиду до пят. Легонько коснулся пальцами писательского плеча - и у Курочкина растаяли перед глазами апоплексические мушки, а трепыхавшееся сердце забилось ровно и мощно. Тощий прикрыл ладонью лицо. - Привет, коллеги! Вижу тебя, как наяву! Рад назвать своё имя: Абилат Парас. Произноси его за обедом, и недуги тебя оставят - главное в методе, конечно, обед. А там, глядишь, и поймёшь: реальны - мы. Мир есть текст, человек существует, чтобы множить миры, и настоящий писатель - пустота, открытая для нас дверь между мирами.
   И исчез, скотина.
   - Итак, любезный Приликла, ваш диагноз? - спросил коротышка. - Я лично вижу только метаболический синдром.
   - Эпигонство, осложнённое фикрайтингом, - определил любезный супермух. Вот он кто, оказывается - то-то показался писателю знакомым...
   - Клевета! - возмутился Курочкин, запахивая халат, точно тогу. - Что цинруссиане понимают в человеческой литературе? Я известный фантаст, у меня полсотни книг. Ну, поучаствовал в том сборнике - так учеников, а не эпигонов, и не фанфики мы гнали, а продолжили живое дело великих. И вообще это шутка была. И я за ту повесть, между прочим, премию получил. У меня девять премий! А у ваших авторов сколько? Вот то-то же! Пусть сперва сами добьются.
   Приликла нервно потёр верхние лапки и застрекотал.
   - Наш гость верно описал анамнез, - бесстрастно перевёл транслятор. - Столь противоречивая клиническая картина может свидетельствовать о множественных очагах патологии.
   - Сложный случай. В Мунго, - решил Рыжик. - Вы, похоже, русский? Значит, к Райзенбергу. Марти, вас не затруднит потратить толику магии на зов?
   - Я лучше сама за ним схожу, иначе крику не оберёшься, - магичка щёлкнула пальцами и канула в нети.
   - Какой ещё Райзенберг? - не понял Курочкин.
   - Соломон Израилевич. Волхв из Китежа, мастер Рун, он вам поможет.
   - Какой ещё волхв Соломон Израилевич?! - ошалел Курочкин. - Вы все с ума посходили?! И не было в Мунго никакого Райзенберга! Это же явный фанфик! Да и вы сами, вот вы - вы же хоббит?
   - Совершенно верно, - обозначил поклон коротышка. - Хоббит, он же половинчик, он же низушек, он же периан. Нелюдь. Мило Вандербек, к вашим услугам.
   - Нет у Профессора Вандербека, ни в одной книге нет! Меня обвиняете, а сами-то кто?!
   Ближайшая дверь распахнулась. На пороге встал юноша, прекрасный ликом - искажённым, впрочем, брюзгливой старческой гримасой.
   - Что вы разорались, доннерветтер! Гомункулуса мне перепугали! У вас есть голова, герр писатель, так воспользуйтесь ею! Если следовать вашей убогой логике, то и я - фанфик!
   - А кто же ещё? - понесло Курочкина. - Думаете, я "Народную книгу" не читал, не знаю, откуда Гёте вас потырил? Фанфик и есть.
   Из двери напротив выглянула продувная смуглая физиономия.
   - И я?
   - И вы - безусловно, лекарь липовый, прохиндей, герой анекдотов!
   Герой анекдотов с ухмылкой указал на цинруссианина:
   - И он?
   - И он тоже! - с разгону влип Курочкин. - Вы все фанфики!
   Присутствующие захохотали.
   - Я ничего не понимаю в болезнях, - признал липовый лекарь, - зато я понимаю в писателях. Они не путают фанфик с аллюзией, переосмыслением, ремейком и ответом Керзону.
   - А кто путает? Я путаю? Это вы путаете! - огрызнулся Курочкин, отирая пот смущения. - А я и пишу ответы Керзону! С аллюзиями, ассоциациями, реминисценциями и прочей постмодернистской игрой, чёрт меня побери!
   Хлопнуло, пахнуло серой, рядом с Курочкиным возникли двое дюжих санитаров с каталкой и типичнейший Соломон Израилевич, седой, носатый и мудрый, в жёлтом халате с эмблемой целителя поверх бермуд и гавайки, с объёмистой бутылью, заткнутой кукурузным початком, в одной руке и здоровенным дрыном в другой.
   - Дурдом, - простонал Курочкин.
   - Ни минуты покоя! - бодро выпалил Райзенберг. - Всем жаль лесов, изводимых шлемазлами на бредовые сочинения, и никто не пожалеет бедного старого целителя, которому приходится из-за них аппарировать через всю клинику с корпусом для хлородышащих на пути. Только потому, что у пациента порча письменами. Ну так отправили бы его в эндокринологию, там бы ему прочистили желудок, печень, сосуды, мозги и выгнали бы с диагнозом "здоров". А я занимаюсь наследственными проклятиями, коллеги! Откуда им взяться у магла? Что он мог получить в наследство от достойных родителей, кроме потёртого ковра и кариеса?
   - Талант! - рявкнул Курочкин. - Если бы вы прочли хоть одну мою книгу...
   - Ну, я прочёл, - сварливо обронил старообразный юноша. Он так и стоял, прислонясь к косяку, взбалтывал в колбе раствор, плавно меняющий цвет от красного через жёлтый и зелёный до фиолетового и обратно. - Милосердно воскресили хорошего поэта. Щедро одарили его сверхспособностями. Навязали ему мистическую миссию...
   - Ай-ай-ай! Сыграл в куклы человеком из Текущей Реальности? - театрально огорчился Райзенберг.
   - Именно так. И это ещё ладно бы. Но сочинять под него стихи...
   - Стихи сочинял не я, - быстро открестился Курочкин.
   - Как видите, ситуация весьма щекотливая, - заметил Приликла. - С одной стороны, пациент утверждает, что пишет талантливые книги, и у нас нет оснований ему не верить. С другой стороны, столь явные симптомы...
   - Да, надо обследовать, - согласился Райзенберг.
   - А бокс есть только у вас и в инфекционном, - веско напомнил Вандербек. - Не в инфекционное же его тащить, там одни маглы, он их всех перезаражает.
   - Да понял уж, понял, - Райзенберг стремительно - Курочкин и дёрнуться не успел - начертил что-то пальцем на писательском лбу. - Берите его, ребятки.
   В мгновение ока Курочкин был схвачен санитарами, скручен смирительной рубашкой и прификсирован к каталке.
   - Отпустите немедленно! Я здоров, как бык! Что вы себе позволяете?! Вы же придуманные, в конце концов! Вас просто нет!
   Райзенберг направил на него посох и вежливо предложил:
   - Сэр, вас Империусом или сразу Авадой?
   Курочкин затих. Придуманные-то придуманные, но уж очень... плотные. Его собственные персы были куда податливее. Своих Курочкин гнул, как хотел. А вот такой, пожалуй, и впрямь шарахнет заклинанием - мало не покажется.
   А может, - мелькнуло в голове, - потому и выдыхается он к середине каждой книги, потому и лепит финалы, как попало, лишь бы закончить, потому и надоедает ему изощрённая словесная игра, снискавшая его творениям любовь элитарного читателя, что пластилиновый герой, из которого ты волен лепить всё, что твоей душеньке угодно, в конечном счёте оказывается не воплощением твоей творческой свободы, а просто комом пластилина?
   Он с тоской смотрел, как удаляются волхв-еврей в обнимку с бутылью, хоббит и цинруссианин. Вслед за сосудом потянулись прохиндей, даром что мусульманин, и алхимик - ишь, как выпить на халяву, так и про гомункулуса своего забыл.
   Курочкин сглотнул. Получилось громко, санитары обернулись к нему. Совсем ещё мальчишки, лет по семнадцати, но накачанные, суровые и решительные. Может, это впечатление - от формы? На одном камуфляж и автомат за плечами, другой в полосатом комбезе, на поясе сзади топорик. Тот, что в камуфляже, сказал:
   - Вы не бойтесь. Господин Русти, и доктор Приликла, и Соломон Израилевич - хорошие врачи. И очень хорошие люди, - парень улыбнулся, неумело, беззащитно и нежно. Кивнул напарнику. - Вперёд, Тим.
   И тут Курочкин его узнал.
   - Здорово, брат-храбрец, - откашляв волнение, сказал он. - Чего бояться-то. Просто странно мне тут у вас. Так странно, что я даже не удивляюсь тому, что ты водишь компанию с крысоедом.
   - Полегче, господин писатель, - ощерился парень. - Крысоедов всюду полно - и в империи, и в Алае, да и на Земле вашей, наверное. Вот на них и наезжайте, если смелости хватит. А нет - так и я могу в ухо дать.
   Полосатик, шагающий впереди, за головой Курочкина, хмыкнул, но промолчал.
   Курочкин учёл оплошность и пошёл на второй заход:
   - Понимаю. Дома вы были по разные стороны границы, а здесь - земляки. Прости. Но что ты вообще забыл в этой богадельне? Что тебя здесь держит? Ты знаешь, за что меня связали, от чего собираются лечить? За то, что я написал для тебя другой мир. Мэтры обошлись с тобой несправедливо.
   - Наврали они всё, - вырвалось у мальчишки. - Таким гадом тупым выставили... И будто я Данга избил. Я Бойцовый Кот! - на его плечах угрожающе вздулись мышцы. - Врага голыми руками порву, а бить просто так хиляка, калеку - честь воинскую марать. Страсть не люблю, когда врут. Нахлебался.
   - Ты - боец, - подхватил Курочкин. - Разве это твоё дело - утки из-под больных выносить? А я тебе дам судьбу настоящую, тебя достойную. С тайнами, подвигами и победой. С властью и принцессой в награду. В моей книге вы с Дангом Корнея вместе со всей Землёй уделали!
   Тим резко тормознул, задом приложив Курочкина по затылку. Каталка остановилась в залитой полуденным солнцем галерее. За обеими стеклянными стенами - лиловое небо да взбитые облака внизу. Да, не больно-то отсюда сбежишь... Ничего, если удастся уговорить - котёнок сам выведет.
   - Слушай, Гаг, это любопытно, - сказал полосатик. - Особенно про принцессу. Какая тебе больше нравится - наша или алайская? Правда, любую ещё найти надо, они вроде как обе скрылись неизвестно куда.
   - На кой мне сдалась принцесса - ни стряпать, ни стирать не умеет, - буркнул Гаг. - Я на медичке женюсь. Ладно. Расскажите, господин писатель.
   Курочкин встал.
   - Что ж, мне связанным говорить? Я пациент, а не пленный. И у меня тоже честь имеется.
   Сработало. Дети переглянулись и сняли с него рубашку.
   - Почти сто лет назад, - начал Курочкин, разминая ноги и растирая руки, - алайская контрразведка позаимствовала с Архипелага психотехнику наложения второй личности. Сирота Гаг - твоя наложенная личность. А если сказать кодовую фразу, ты станешь собой - подлинным.
   - И кто же я на самом деле?
   - На самом деле, курсант, - торжественно поведал Курочкин, - ты - Гигон, наследный герцог Алайский.
   У Гага отвисла челюсть.
   - Чё?..
   - Герцог, - терпеливо повторил Курочкин. - И полковник контрразведки.
   - А чё, годишься, - давясь смехом, одобрил Тим.
   Парни заржали. Они хлопали себя по бокам, утирали слёзы и тыкали друг в друга пальцами.
   - Уй-й, Ваше высочество!..
   - Смир-рна, как стоишь перед герцогом!
   - Теперь к медичке можно и принцессу!..
   - Ага! И стряпуху, и прачку... Ну, вы и завернули, господин писатель! А Данг, небось, в контрразведке генералом?
   - Нет, он майор.
   - Почему? Несправедливо! Он и умнее меня, и знает больше.
   - Больше Гага? Или больше Гигона?
   - Да, вопросик... - мальчишка вдруг оборвал смех. Прерывисто перевёл дыхание. - А Данг - тоже маска?
   - Нет, он настоящий, - успокоил Курочкин.
   - И нас, выходит, землянам нарочно подкинули?
   - Конечно. Со специальной миссией. Разве это дело, что инопланетяне хозяйничают на твоей земле?
   - Ага. Ну да. Земляне - лопухи, мы вдвоём их всех перехитрили, переиграли и переловили, - медленно, будто пробуя мысль на вкус, произнёс котёнок.
   - Ну, не вдвоём, разумеется, не жмись славой, - усмехнулся Курочкин. - В операции участвовали десятки людей, во главе с самим Одноглазым Лисом. И военврач твой тоже... Где он, кстати? Почему ты не у него работаешь, а у этого сумасшедшего мага?
   Котёнок помрачнел. Нехотя выдавил:
   - Убили его.
   - Как? Кто?
   - Больной. Голубой Дракон. Господин военврач ему как раз капельницу ставил, тот очнулся, огляделся - на соседней койке имперец лежит. Заорал: "Измена!" - и господину военврачу трахею разбил.
   - А у меня он живёхонек, - похвастался Курочкин. - Думаешь, ты его случайно встретил? В мире текста нет места случайностям. Вы с Дангом составили полные списки земных прогрессоров, работавших на Гиганде. А вот чтобы к ним подобраться и взять - тихо, никого не спугнув.... Для этого организовали эпидемию. Поголовная вакцинация, никаких подозрений, а в некоторых ампулах - их он и вёз - отличное земное снотвор...
   Курочкин осекся, увидев, как страшно белеет и костенеет лицо Бойцового Кота.
   - Врачи? - сдавленно переспросил Гаг. - Сами? Эпидемию? Полстраны положили, чтобы твоя грёбаная контрразведка могла взять Корнея, не обосравшись? Хорошо придумал, гад...
   - Стой! - крикнул Тим.
   Но быстрее крика Гаг сорвал с плеча автомат и всадил короткую очередь в живот господину писателю. Того швырнуло на прозрачную стену. Мембрана прогнулась под грузным телом, лопнула, и господин писатель вывалился за пределы мира.
   Они смотрели, как мембрана струится волнами, затягивая дыру.
   - И что ты Соломону скажешь? - спросил Тим. - Как оправдаешься?
   - Не буду я оправдываться. Что сделал, то сделал, отвечу, - хмуро сказал Гаг. - Соломон и так всё знает. И всё понимает. А этот грыженосец... Лечить его, как же... Нечего ему тут делать.
   - Нечего, - поддержал Тим. - Крысоед.

   Курочкин притворил балконную дверь. Постоял с минуту, прижавшись горящим лбом к стеклу. Вернулся к компьютеру. Перечёл начало новой повести. По дисплею ползали пластилиновые комья, надписанные фломастером: Вунюков, Фарфуркис, Амперян, Привалов... Курочкин закрыл файл и нажал две клавиши:
   Shift Delete.