Бухта Символов напоминала Дрыге северные фьорды. На рейде стояла пара кораблей и несколько шнеков Ратмира Микитинича, купца из Господина Великого Новгорода. Дрыга рыбачил с палубы, старательно не обращая внимания на насмешливые взгляды местной босоногой ребятни. Для местных ловля рыбы - главный источник доходов, а для Дрыги - всего лишь способ расслабиться. Впрочем, сидевший рядом кот явно был иного мнения. Вчера, когда дельфины загнали в бухту косяк кефали, кот нажрался мелочи от пуза и хотел повторения. Дрыга тоже бы не возражал, но рыба ушла. Солнце уже скрылось за окружавшими бухту горами, плясавшие на морской глади тысячи бликов пропали, и тёмная вода тихо плескалась, терпеливо дожидаясь теперь, когда по ней пробежит серебряная лунная дорожка. Дрыга глянул на свой улов, одну единственную кефаль, тихо ругнувшись, бросил её коту, и направился в таверну.
Туркопул сидел там с незнакомым Дрыге греком. Дрыга направился к ним, и грек уступил место кибернету, то есть кормчему, русского корабля.
- Восстания теперь точно не будет. Османы уже у Кафы. Бить в спину генуэзцам в такой момент... собственно, я бы так и поступил с этими хитрозадыми тварями, и будь что будет, но князь решил иначе, - тихо сказал Туркопул. Неподалёку сидели несколько генуэзских солдат из гарнизона, впрочем, они были слишком увлечены знакомством с новенькой служанкой. Знакомство выражалось в том, что двое держали служанку за руки, а третий лил молоко из кувшина ей в рот. Белая струйка бежала из уголка рта, капая с подбородка, и солдатам это казалось очень забавным.
Дрыга равнодушно пожал плечами.
- По мне что греки, что генуэзцы, все вы на одно рыло, - прямо сказал он.
- Не греки, а ромеи! Мой отец был имперским туркопулом, и служил второму человеку в империи, севастократору Мелиссину. Он соблазнил дочь Мелиссина, и лишь поэтому был вынужден бежать из столицы в Климату. Буквально за год до падения Константинополя! Удача у нас в крови, - заливался соловьём Туркопул.
- Твоя история обрастает всё новыми и новыми подробностями... скоро мы узнаем, что твой отец император, или по крайней мере соблазнил его, - перебил его Дрыга.
Глаза Туркопула вспыхнули недобрым огнём.
- А твоя мать... - начал было он.
- Спокойно! Если уж драться, то лучше с ними, - решительно остановил его Дрыга, и махнул рукой на генуэзцев, - раз уж не суждено с ними повоевать, хоть кулаки почешем.
Туркопул угрюмо замолчал, и, не ответив, налил себе вина. Дрыга пожал плечами и последовал его примеру.
Когда Ратмир, давно имеющий дела с феодоритами, после опасного спуска по Днепру через Дикое поле сказал Дрыге, атаману ушкуйников, вести караван не в феодоритскую Авлиту, а в контролируемое генуэзцами Чембало, тот несколько удивился. Уже на подходе к Чембало, став на рейде мёртвого, покинутого жителями города Херсона, купец посвятил Дрыгу и нескольких людей из дружины в свои планы: под "мягким золотом" - пушниной, груз оружия для единоверцев, местных греков. Те поднимут восстание, феодориты помогут, а дальше уж как им, грекам, повезёт. Он, купец, братушкам искренне желает удачи, но руки на этом деле при любом раскладе нагреет... главное успеть убраться из Чембало, пока тут не стало слишком горячо, и бухту Символов не перегородили у входа железной цепью.
Планы всем спутали османы, напавшие на генуэзские Кафу и Солдайю. Их появление под стенами Чембало - вопрос времени. Спутали планы - мягко сказано. Появление османов у берегов Крыма было началом конца. Это понимали все - и греки и генуэзцы.
Это хорошо понимали и сидящие в таверне генуэзские солдаты. Они уже напились и, судя по всему, собирались, ничтоже сумняшеся, изнасиловать несчастную служанку прямо тут. Миниатюрная на их фоне девушка, не говоря о сравнении со здоровяком Дрыгой, отчаянно сопротивлялась, всхлипывая, но не решаясь кричать в голос. Она появилась тут недавно, сам на днях шлёпал её ниже пояса.
Вспомнил её Дрыга лишь по редким в этих краях светлым волосам. Впрочем, по соседству в горах жило много светловолосых готов. Они составляли 'соль земли' в Феодоро. В отличие от соплеменников, осевших на днепровских порогах и на Дону, давно ославянившихся, местные готы сохранили свой язык, хотя, как и греки, называли себя ромеями. Уж и Византии нет, последний осколок империи - княжество Феодоро, а жители его по прежнему лелеют это чувство принадлежности к чему-то великому. Вот и Туркопул туда же.
-Не хочет ли господин ромей помочь своей землячке? - спросил Дрыга Туркопула.
- Зачем? Ей не впервой. По ней видно, этой лошадке отгрузили уже немало дров, - лениво процедил тот.
- Ты же спал со всеми местными служанками... за неимением поблизости дочерей вторых лиц в империи, - Дрыга с нарастающим раздражением сплюнул на пол.
- С этой не спал... знаешь, и сам удивлён сим фактом, - всё так же лёниво ответил Туркопул.
- Ты ленивый как байбак, или как тот котяра с причала... не удивительно, что вы продули Царьград. - Дрыга вскочил, опрокинув стол, и c размаху врезал кружкой по переносице ближайшему генуэзцу. Тот упал на колени с мгновенно залитым кровью и соплями лицом, еще один солдат уже успел расстегнуть ремень и, забыв об этом, сам растянулся на полу, запутавшись в штанах. Оставалось двое, выхвативших ножи и пытавшихся взять Дрыгу в "клещи". Служанка под шумок сбежала.
- Ты не поможешь? - спросил Дрыга, схватив стул и став спиной к стене.
- Думаю, они справятся, - ухмыльнулся, оставшись сидеть, Туркопул.
Кровь на грязном полу таверны смешалась с молоком, приобретя приятный глазу розовый цвет.
Один из солдат сделал молниеносный выпад, порезав Дрыге плечо. В этот момент в таверну вошли еще двое генуэзцев. Туркопул поморщился, допил вино, и, выхватив нож, бросился на ближайшего.
***
Туркопул вышел из той драки без единой царапины. Дрыгу порезали в трёх местах, впрочем, раны были неглубокие.
Служанка из таверны пришла на следующее утро. Она стояла на берегу, прикрыв глаза ладошкой от солнца и глядя на шнеки. Под смешки товарищей Дрыга вышел ей навстречу.
- Давай, я обработаю порезы? - убрав ладошку и сразу наморщив нос, сказала она. Если не считать герпеса на губе, она была почти хорошенькой.
- Отблагодари его, детка, - заорали с палубы по-русски. Дрыга ухмыльнулся. Девушка, конечно, не могла понять, о чем речь, но к удивлению Дрыги, покраснела.
- Идём ко мне, - сказала она, еще больше покраснев, и быстро зашагала прочь от берега.
На узкой улочке воняло помоями, тухлой рыбой и неизвестно чем еще, но каморка девушки оказалась почти уютной. Девушка суетилась, аккуратно обрабатывая порезы, так, что Дрыга почувствовал себя неловко.
- Да стой ты, всё уже в порядке... детка, - он поймал девушку и посадил себе на колени. Та прерывисто вздохнула и провела ладонью по его волосам. Дрыга без лишних слов задрал ей длинную юбку.
После они лежали рядом.
- Хочешь есть? - спросила девушка и снова засуетилась. - Расскажи, откуда ты, - попросила она, пока Дрыга поглощал козий сыр.
- С севера. Там, кстати, девушки похожи на тебя. Тоже светловолосые, - ответил Дрыга.
- Поэтому ты мне помог? - впервые улыбнулась девушка, мгновенно похорошев.
- Угу... вроде того, - кивнул Дрыга, не переставая жевать.
- Мои предки с далёкого острова, Британии. После битвы при Гастингсе они перебрались в Константинополь... - начала девушка. "Да сговорились они с Туркопулом, что ли?" - с досадой подумал Дрыга, девушка между тем увлеченно продолжала рассказывать: - В Константинополе мой дед узнал, что за Черным морем живут готы, такие же германцы, как и он. И дед отправился сюда. Всю жизнь он записывал германские легенды и сказки. Сейчас покажу. Эта книга - всё, что осталось мне от родителей. Я никому её не показываю! - Девушка уже привычно засуетилась, и вытащила из сундука потрепанную книгу. Дрыга с горем пополам владел кириллицей, но книга была на латинице, и он мгновенно потерял интерес.
- И что тут? - равнодушно спросил он, вонзая зубы в сыр.
- Много всего... история о Беовульфе и Гренделе... а вот моя самая любимая история, про Золушку... хочешь, расскажу? Или лучше открой книгу на случайной странице, а я скажу, о чем там, - девушка явно загорелась этой идеей.
- Давай, - снисходительно кивнул Дрыга, рыгнул, вытер пальцы о штаны и открыл книгу.
- Про Рапунцель. Так звали одну принцессу, трава есть такая, рапунцель. Злая колдунья посадила её в башню, но девушка отрастила себе очень длинную косу, до земли, и по этой косе сбежала из башни, - девушка торопилась и поэтому рассказывала немного сбивчиво.
- Забавно, - хмыкнул Дрыга. Бережно спрятав книгу, девушка внезапно припала к нему, прижимаясь к плечу.
- Забери меня отсюда! Ненавижу этот городишко. Куда угодно, в Дорос, на свой север, хоть на край света! Я сразу поняла, что ты хороший, - горячо зашептала она.
Дрыга едва не подавился. Он вспомнил слова Туркопула про лошадку и дрова, и поморщился. Перед ним всего лишь портовая давалка.
- Ты сначала заразу эту с хлебалки своей выведи, что ли, а потом уже в невесты набивайся, - грубо сказал он. Дрыга имел немалый опыт общения с портовыми шлюхами. Собственно, только с ними он и общался. Сейчас она даст ему пощечину и обматерит так, что уши завянут. Или, скорее, вцепится ногтями в лицо... или плюнет в глаза, процедив проклятие...
- Хорошо, - коротко сказала девушка, сжавшись и прикрыв ладонью уголок рта с герпесом.
Дрыга даже растерялся.
- Ладно, мне пора, - наконец сказал он. Замявшись у выхода, он рассердился сам на себя, и вышел, хлопнув дверью.
***
- Отправитесь с Туркопулом в Дорос, заберешь вознаграждение, и вручишь князю как дар этот янтарь, - напутствовал купец Дрыгу, которому он доверял как самому себе.
- Князю нашему сейчас бы пушки, как у османов и генуэзцев, а не янтарные безделушки, - сказал Туркопул, когда они выходили.
- Ратмир обещал янтарь и сдержал слово, пусть и выгоды от этого ему уже не будет... у нас в Новгороде так принято, тебе не понять, - огрызнулся Дрыга, пребывавший в прескверном расположении духа.
- Кстати, сейчас в Доросе посол ваш, русский, сватать одну из княжеских дочек от московского князя приехал. И если Катерину решат отдать, то держитесь в своей Московии: девка - огонь! - оживился Туркопул, как всегда, когда речь касалась слабого пола.
- Попутал, ромей! Из Новгорода я, - принял нарочито оскорблённый вид, как любой новгородец на его месте, Дрыга.
Старая римская дорога петляла между гор, покрытых весенним разноцветьем, затем карабкалась на одну из них, на плоской вершине которой и раскинулся Дорос.
У входа в город царило лихорадочное оживление.
- Кафа пала! Османам отдали ключи от городских ворот! В Солдайе горожан живьём сожгли в церкви! Османы идут! Это кара за наши грехи! - крики неслись над встревоженной толпой.
- Дорогу! - заорал Туркопул, - разойдитесь, брехливые псы, дорогу людям князя!
В цитадели князя тоже обсуждались тревожные новости.
- Кафа пала! Оплот безбожников пал! - радовался один из стражников.
- Чему радуешься, осёл? Османы придут и сюда, - возразил Туркопул.
- О чем ты?? Оглянись! Им вовек не взять Дорос! Над Доросом только Бог, - стражник широким жестом обвёл окрестности.
Вид и правда открывался эффектный. Пропасть, над ней висячие лесенки мушараби, а дальше, сколько хватает глаз - горы, горы, горы... Дорос с трёх сторон окружала такая пропасть, да и с четвёртого, более пологого склона, штурмующим придётся несладко. Зазвучали голоса в поддержку стражника. Говорили, что татары, поддержавшие османов под Кафой, по отношению к Феодоро обещались держать нейтралитет. Из Валахии прибыл отряд, в составе которого были сицилийские греки-добровольцы. Рассчитывали и на другую помощь извне. Набиравшая силу Москва особенно пристально следила за развитием событий на руинах Второго Рима после воцарения Софьи Палеолог. Князь литвинов вошёл в Орден Дракона, созданный для борьбы с османами.
Дрыга был вынужден принять приглашение князя ему, как гонцу, остаться на ночлег: отказ выглядел бы неуважением. Спал он беспокойно. Ему снилась Рапунцель. Девушка из башни с косой до земли.
Утром Дрыга узнал, что турки уже у Ямболи, так греки называли Чембало. Купец успел покинуть бухту, и отправить гонца с указанием Дрыге оставаться в Доросе. Османы действовали быстро. Виной всему сдача Кафы, - говорил Туркопул. Такой подлянки следовало ожидать от генуэзских собак, могли бы и задержать османов, добавлял он с невесёлой ухмылкой.
Только сейчас погруженный в мрачные раздумья Дрыга осознал, что даже не спросил имени той девушки из таверны. Девушка-то слышала, как его зовут.
Спустя пару дней первые конные разъезды османов появились у подножия Дороса.
Начиналась полугодовая осада.
***
- Ты что же делаешь?! - Дрыга наступал на Туркопула, тот пятился, сжимая мешок.
- Послушай, город обречён! Мы сделали всё что могли, но удерживать его дальше нельзя! Всё золото из княжеской казны досталось бы османским ублюдкам. Не будь дураком, идём со мной, тут хватит и тебе, и мне. Зачем погибать, когда можно жить?! Лучшие вина, лучшие женщины станут нашими... тут хватит на всё. И мы останемся героями битвы за Дорос, - Туркопул говорил быстрым, горячим, заискивающим шёпотом.
- Это же твой дом! Мы же славно сражались! Плечо к плечу! Весь янычарский корпус султана пошёл на корм червям под Доросом. И ты хотел кинуть всех тех, с кем сражался бок о бок эти полгода? - Кулак Дрыги врезался Туркопулу в подбородок, и тот с затуманившимся взглядом осел на землю, не выпуская из рук мешок.
- Вставай!! Теперь я понял, что с тобой не так! Ты крыса. Огромная крыса, бегущая с огромного тонущего корабля. - Дрыга, стиснув кулаки, стоял над Туркопулом.
- Я не крыса, - прошептал тот, - я не крыса, - зарычал Туркопул и бросился вперёд, ударив Дрыгу головой в живот. Тот заработал кулаками как жерновами, но не удержался на ногах. Упав на спину, Дрыга попытался оттолкнуть противника ногами, но тот успел нащупать камень и ударить Дрыгу в висок.
- Я не крыса. - Туркопул, тяжело дыша, выбрал булыжник побольше, и обрушил его на голову потерявшего сознание Дрыги. Тело того чуть дёрнулось. Подобрав мешок, Туркопул, стараясь не оглядываться, двинулся прочь.
В царившей панике никто не обратил на него внимания. Женщины, рыдая, брели в сторону цитадели. Бой шёл уже внутри городской стены.
Подземный ход должен был выходить наружу под западным склоном, напротив караимского кладбища. Следовало только дождаться темноты. Положив под голову мешок, Туркопул прислушивался. Жуткий грохот от гранитных ядер доносился даже сюда. Бой кипел, похоже, уже у самой цитадели. Прямо в её центре защитники установили кузницу, где беспрестанно ковали стрелы для луков, давая возможность до последнего момента увеличивать и без того немалую цену взятия Дороса. Раньше, в безлунные ночи, когда османы шли на штурм под покровом темноты, со стены бросали факел, и во время его полёта лучники делали залп. Особой удалью считалось, когда один лучник убивал двух османов за время полёта факела, это удавалось единицам, в том числе Туркопулу. У той же кузницы, вечерами после молитвы, бойцы самостоятельно приводили в порядок доспехи. Похоже, что сегодня вечерней молитвы уже не будет.
Выход у кладбища оказался завален. Туркопул бессильно и глухо матерился, стоя в темноте. Надо попробовать боковые ходы.
Первый тоже оказался тупиковым.
В конце второго Туркопул, обойдя сталактит, с неимоверным облегчением увидел лунный свет. Отверстие было узким. Вытолкнув мешок, Туркопул принялся протискиваться. В какой то жуткий момент он решил было, что застрял.
- Я не крыса, - прорычал Туркопул и после отчаянного рывка, сдирая кожу и мясо, перевалился на узкий каменный карниз, по инерции едва не сорвавшись вниз. Над ним и под ним, на пару сотен локтей, была отвесная скала. Туркопул хрипло, истерично засмеялся. Потом всхлипнул, но не заплакал.
На востоке занималась заря нового дня.
Шли часы. Внизу суетились османы. Может, они снимут его? Как? Туркопул захихикал. И что потом? Ислам он не примет. Пусть Дрыга думает что хочет, но у него есть принципы.
Протиснуться назад в щель было невозможно. Если с той стороны у него хотя бы была точка опоры - стена, то с этой он точно застрянет.
Туркопул лёг на спину, и бездумно смотрел, как над ним кружат три чайки. Спустя еще несколько часов он вполне определённо начал узнавать в чайках своих троих нерождённых детей. Давно мучавшая его жажда становилась нестерпимой.
Снизу раздались торжествующие крики. Цитадель пала? Туркопул глянул вниз. Османы отсюда похожи на муравьев. Он снова захихикал. Если броситься вниз, он даже имеет шанс прихватить еще одного с собой на тот свет...
Инстинкт самосохранения оказался сильнее.
Османы заметили его уже ближе к вечеру. Они тыкали пальцами и хохотали.
Потом взвизгнули первые стрелы. Туркопул тупо следил за их полётом, как ранее за чайками, пока очередная стрела не вонзилась ему в ногу. С болью вернулась способность действовать.
Развязав мешок, Туркопул зачерпнул горсть золотых монет, и помедлив секунду, швырнул их вниз. Доносившийся снизу хохот внезапно стих. Туркопул бросил вторую горсть. Теперь внизу раздались истошные крики. Продолжая разбрасывать золото, Туркопул смеялся в свою очередь, и смотрел, как османы толкаются, огрызаются друг на друга, ползают на карачках в пыли, собирая монетки. Пара башибузуков верхом врезалась в эту толпу, давя по живому, нанося удары плашмя саблями, пытаясь отогнать ползающих солдат от золота. Крики изумления сменились воплями боли и ярости. Дело пахло поножовщиной.
Эх, жаль, Дрыга этого не видит.
Когда золото кончится, лучники османов превратят Туркопула в некое подобие ежа. Эта мысль вызвала у него новый приступ смеха.
Но золота в мешке еще много, и сейчас Туркопул абсолютно счастлив.
Ведь, если хорошенько подумать, он всю жизнь мечтал сорить золотом направо и налево.
***
Первое, что увидел Дрыга, открыв глаза, было звёздное небо. Он вглядывался в знакомые созвездия, пытаясь вспомнить, что произошло. Застонал, осторожно ощупал руками голову, волосы слиплись от запекшейся крови.
Ползком Дрыга двинулся в сторону цитадели. Как и следовало ожидать, всё было кончено. Дрыга почувствовал досаду, словно пропустил нечто интересное. В ближнем бою он бы задал османам жару.
Вокруг валялись гранитные ядра и бесчисленные трупы. Защитники и штурмовавшие лежали вперемешку. Занятые дележом добычи и празднованием победы османы не торопились хоронить своих мёртвых. До Дрыги доносились обрывки их песен, от пылавших в округе костров. Над цитаделью висело знамя янычар серден-гечти, туг из конского хвоста.
Не удивительно, что на Дрыгу никто не обратил внимания среди этих мертвецов. Он прополз внутрь каменных казематов.
Там пытались найти спасение женщины. Из всех трупов мужчине принадлежало только обезглавленное тело священника. Дрыга с мучительной легкостью представил себе эту картину. Османы, до предела взбешённые ожесточённым сопротивлением защитников, ворвались сюда и перерезали тех, кто сам не свёл счеты с жизнью.
Каземат был вырублен в скале. Дрыга встал и подошёл к высеченному в камне обзорному окну. Далеко внизу темнел лес, переходивший ниже по ущелью в непролазную чащу. Недостижимый отсюда, этот лес с таким же успехом мог расти на Луне.
Дрыга наступил на что-то мягкое. Под сапогом белела грудь княжны Катерины, не так давно возможной невесты московского князя, девушки красивой, но с прескверным характером. Видимо, красавица хотела прыгнуть вниз, но не решилась, и её изнасиловали, а затем убили. Или убили, а затем надругались, прояснять этот момент Дрыга не намеревался.
По словам Туркопула, любившего прихвастнуть любовными похождениями, Катерина была его последней любовницей. Дрыга, вспомнив это, мысленно выругался.
Затем он вспомнил еще кое-что.
Начать Дрыга решил с подвернувшейся под ногу Катьки. Та при жизни была той еще вертихвосткой, и Дрыга, при всём к ней сочувствии, не испытывал стеснения перед покойницей.
Коса у Катерины была чёрная, как эта ночь. И голубые, полные слёз глаза, которые умоляюще смотрели на Дрыгу.
- Не смотри так, Катюх. Она тебе больше не понадобится, - ляпнул Дрыга.
Шёпот в каземате прозвучал неслыханным кощунством. Чтобы перебороть робость, Дрыга похлопал Катерину по щеке, и двинулся дальше.
С другими было сложней.
Чьи-то матери, дочери, сёстры. Глаза каждой изучающе смотрели на Дрыгу. Тот бережно опускал им веки, торопливо крестился, пытался вспомнить подобающую молитву, наконец выдавливал глухое, бессмысленное "прости меня", "прости, что живой", и переходил к следующей.
Чёрные, русые, пшеничного цвета и еще светлей, рыжие....
Сам Дрыга за эту ночь поседел.
Спрятав нож за голенище, он принялся связывать отрезанные косы. Уж в узлах он толк знал.
Закрепив эту импровизированную верёвку, Дрыга начал спуск.
Он выбрался из Дороса, значит выживет. И вернётся на родину.