Аннотация: Премия им. А. Куприна (Национальный Союз писателей Украины) - 1 место.
Неподалёку от Балаклавы венценосных особ встречали самые настоящие амазонки.
Издали зрелище представлялось довольно экзотичным. Украсить бы еще горное разнотравье пальмовой рощей - и так вполне мог выглядеть эскорт дагомейской королевы.
Вблизи "африканский мираж" рассеивался. Привыкшие к патриархальному укладу гречанки явно оказались не в своём амплуа, нервно сжимая уздечки и робко вскидывая тёмные, будто списанные с византийских икон глаза, на венценосных особ. Всадницы были офицерскими жёнами греков из Балаклавского пехотного батальона, сформированного в свою очередь преимущественно из бывших архипелажских корсаров.
Екатерина, отдав должное задумке и поприветствовав всадниц, из кареты выходить всё же не стала, проследовав далее к морю.
Вид на бухту Символов открывался пленительный.
- И на этих склонах, столько веков запрещённый исламом, вновь будет расти виноград, как в седые, но вечно юные времена античных вакханалий, - нараспев произнесла императрица.
Граф Фалькенштейн, а под этим псевдонимом скрывался ни кто иной, как Иосиф, император Священной Римской империи, сопровождавший Екатерину в её путешествии, кивнул.
- Истина в вине, - коротко ответил он.
- Хорошо бы привезти сюда пару сортов из Токая и привить русскому дворянству вкус к хорошим винам, - сказала Екатерина уже без романтичного пафоса, а скорее со здоровым прагматизмом настоящей хозяйственницы. - Что вы думаете по сему поводу, адъютант? - императрица повернулась к Миклашевскому. Друг и соперник самого Потёмкина, Михаил Миклашевский оказался в опале после известной лишь в узких кругах авантюры. Он вознамерился отправиться в Америку в качестве добровольца в войне за независимость, с отрядом из запорожских казаков. Дерзкое мероприятие не состоялось в виду неодобрения императрицы.
Впрочем, в последнее время императрица вновь благоволила к Миклашевскому, явно пытаясь отдавать должное - пусть не сердцем, так умом - его способностям и характеру, излишне жёсткому, напрочь лишённому способности к какой либо лести или подобострастию. Именно ему было поручено обеспечить охрану императрицы во время путешествия по Тавриде.
- Не ценит Ваше императорское величество славнейшей нашей сливовой настойки. А вообще сложно говорить о подобных вкусах в стране, где даже спирт из кунсткамерной банки с головой Марии Гамильтон выпили... - в характерной для себя манере ответил тот, цепким взглядом скользя по залитым солнцем склонам. Неподалёку держался конный эскорт из отборных казаков. Миклашевский и тут сделал ставку на них, предпочитая казаков даже вымуштрованным лейб-гвардейцам. "Выправка хуже, но выправка в горах не главное" - говорил он по этому поводу.
- Как бы то ни было, не секрет, что амбиции ваши простираются куда дальше хорошей карты вин. Скорее, до не менее радующей ваш взор карты Византии, - скупо улыбнулся Иосиф.
- Подумать только, за этим полуденным морем Святая София. Можно ли придумать миссию благородней, чем отвоевание Константинополя?! - воскликнула императрица.
- Искренне надеюсь, что эта миссия сблизит наши державы, - склонил голову Иосиф.
Миклашевский, невольно слушая этот разговор, чуть нахмурился, что не ускользнуло от глаз императрицы.
- Право, только не стоит напоминать о происках коварной Порты, не смирившейся еще и с потерей Крыма. Пусть привыкает к потерям! Красиво здесь, но солнце... его слишком много. И в небесах, и в море эти блики. Уже скучаю по тенистым садам Бахчисарая, - Екатерина устало потёрла виски, и направилась к карете.
Внимание Миклашевского привлекла одинокая всадница, по одеянию было видно, что это одна из амазонок. Она спускалась по склону и, прикрыв глаза ладонью от солнечных лучей, вглядывалась то в карету, то в конных казаков. Иосиф, проследив за его взглядом, неожиданно присвистнул.
- Вот это уже похоже на настоящее приключение, - обычная чуть скептическая сдержанность, характерная для него, слетела в мгновенье ока. Пришпорив недовольно всхрапнувшую лошадь, он поскакал навстречу незнакомке.
Даже Миклашевский, которого трудно было обвинить в нерасторопности, опешил на секунду от подобной прыти. Опешил, конечно же, только в переносном смысле, оставаясь в седле и последовав за Иосифом.
- От кареты ни на шаг! - крикнул он казакам.
Незнакомка, увидев встречающих, в нерешительности остановилась.
- Весьма изящный силуэт... Майн готт, что это за северная красавица?! Сияющий янтарь среди полуденных жемчужин! Это же не волосы, а золотое руно!- оживлённо комментировал Иосиф внешность незнакомки по мере приближения.
Всадница действительно обладала нетипичной для гречанки внешностью. И дело не в золотистых волосах и синих глазах, и даже не в нетипично маленьком аккуратном носике, а в особой стати - горделивой осанке, совершенно несвойственной местным гречанкам. Не лишённым, конечно, своей характерной грации.
- Калимера! - поприветствовал девушку Иосиф по-гречески. Глаза той изумлённо распахнулись... похоже, она узнала императора, отметил для себя Миклашевский.
Облизнув розовым язычком губы, девушка ответила аналогичным приветствием.
Иосиф беспомощно глянул на Миклашевского - его познания в новогреческом были исчерпаны. Миклашевский тоже не особо блистал словарным запасом, но объясниться кое-как мог.
- Спроси её, кто она, и откуда её предки, - сгорая от любопытства, попросил Иосиф.
После нескольких попыток диалога Миклашевский, похоже, понял незнакомку.
- Её зовут Мария Дракопуло, супруга капитана Костаса Дракопуло, она из аборигенных - не архипелажских - греков. Говорит, её предки из местных готов. И она хотела бы еще раз увидеть императрицу, - перевёл он.
- Из готов... эпично звучит, не правда ли? - Иосиф пребывал в приподнято-восторженном настрое. Миклашевский понимал его - незнакомка была необычайно хороша. Но самого Миклашевского что-то смущало. О пребывании остготов в Тавриде он, допустим, читал, когда знакомился с историей новоприобретённого Россией края. Но откуда об этой странице истории знать самой гречанке? Таврические греки, большая часть которых была чуть ранее переселена из Крыма в Приазовье, являлись племенем довольно робким, можно сказать затурканным - причем в буквальном смысле этого слова, давали о себе знать века турецкого владычества.
Миклашевский вежливо сказал Марии, что сначала проводит её к госпоже Сарандовой, которой было поручено командовать "амазонской ротой". При имени Сарандовой девушка обворожительно улыбнулась, согласно кивнув головой, тронула лошадь с места... и в следующее мгновенье уже летела по склону во весь опор, в сторону темневшего в ущелье леса.
На этот раз Миклашевский подсознательно был готов к такому повороту событий и через мгновенье в свою очередь понукал лошадь, преследуя беглянку. Иосиф, напротив, растерялся, какое-то время глядя им вслед, потом попробовал было включиться в погоню, но вскоре окончательно отстал.
Незнакомка, надо отдать ей должное, оказалась прекрасной наездницей. Прильнув к лошадиной шее, она направляла лошадь, не паникуя, по заранее определённому маршруту, изредка оглядываясь на преследователя.
Конечно, Миклашевский мог бы выстрелить, если не в наездницу, то в лошадь... и столь же очевидно, что делать этого он не стал - хотя бы потому что, пади лошадь под девушкой, та вполне могла сломать себе шею. Хоть он и осознал в определённый момент с острейшей досадой, что дистанция между ними практически не сокращается, и девушка вот-вот укроется под сенью леса. "Подобно нимфе, бегущей от сатира", - мысленно хмыкнул он.
Это и произошло. Но вскоре из леса раздался отчаянный девичий вопль. Когда Миклашевский увидел, что произошло, то просто не мог удержаться от смеха.
Девушку постигла участь библейского Авессалома.
Влетев в чащу на всём скаку, она зацепилась роскошными золотистыми локонами за сучковатую ветвь тутового дерева и буквально вылетела из седла, затем под весом своего тела рухнув на землю.
- Попалась, - продолжал посмеиваться он, гарцуя вокруг сидящей на земле девушки и ловко уклоняясь от ветвей. Та видимо пребольно ударилась пятой точкой, так что на глазах её выступили слёзы.
- Да панна никак полячка?! - изумился Миклашевский.
В следующее мгновенье девушка вытащила из складок платья небольшой кремниевый пистолет... впрочем, более она ничего сделать не успела. Миклашевский, выпрыгнув из седла, всем своим немалым весом обрушился на незнакомку. Та жалобно вскрикнула, оказавшись буквально распластанной на траве и выронив пистолет. Для Миклашевского же приземление таким образом вышло довольно смягчённым. Беглянка тем не менее упорно пыталась сопротивляться. Близость девичьего трепещущего тела, едва уловимый аромат волос, нотка которого примешалась к аромату цветущих неподалёку кустов лаванды, наводили на Миклашевского весьма постыдные мысли. Девушка явно почувствовала это... и гибко извернувшись, впилась в губы Миклашевского страстным поцелуем.
Миклашевскому не нравилось, когда им пытались манипулировать. Он всегда был убеждён, что не позволит этого ни одной особе женского пола.
Даже своей императрице.
Именно поэтому ему уж совсем не понравилось, что он был готов поддаться чарам прекрасной незнакомки... чем единственно и объяснялась его грубость, когда оттолкнув девушку, он резко перевернул её на живот и вдавил лицом в землю - та даже не успела еще сомкнуть сахарные уста.
Всё с той же, несколько нарочитой, грубостью он заломил нежные руки за спину, дабы связать их... и тут девушка горько, навзрыд, заплакала.
И охотничий азарт, и плотское влечение пропали. Миклашевский чувствовал лишь усталость, какая бывает после трудного будничного дня.
Он просто сделал то, что должно.
***
- Отпустите её, - голос императрицы звучал мягко.
- Но Ваше величество... она же замышляла покушение! - Потёмкин опешил, о чём явно свидетельствовало и подобное церемониальное обращение его к Екатерине.
- Такова моя воля. Просто отпустите её. Пусть возвращается на родину. Проследите за этим, но не более того, - пожалуй, эта мягкость в голосе была обманчивой... переубедить императрицу в чем-либо бывало очень непросто.
Спустя некоторое время Потёмкин вернулся.
- Полька просит аудиенции перед отъездом, - отчеканил он, стараясь не показывать своего недовольства.
- Ну что же... на самом деле я и сама хотела бы этой встречи. Повторите-ка вкратце, что удалось узнать о ней, - сказала Екатерина.
- Мария Корзунская. Её отец, поляк, бежал в Польшу после присоединения к России белорусских земель. Она убеждена, что Российская империя несёт угрозу для Польши. Созналась практически сразу, что замышляла покушение, - Потёмкин сделал ударение на последних словах. - Хотела, чтобы покушение исходило от местных татар, как завоёванной нации... но не решилась искать сообщников среди них, опасаясь доноса... решила действовать в одиночку. Оглушила и раздела одну из "амазонок"... далее вы знаете, - сказал Потёмкин.
- Хорошо. Давайте совместим сию встречу с моей поездкой в Георгиевский монастырь... это будет символично. И да, учтите, никаких пут на руках во время нашего разговора. - Императрица направилась к выходу.
Потёмкин и Миклашевский молча переглянулись.
***
Георгиевский монастырь императрица решила посетить втайне. Сейчас они стояли втроём - Екатерина, Миклашевский и полька - на утесе, под которым располагались постройки монастыря. Несколько казаков соблюдали почтительную дистанцию. Далеко внизу снова расстилалось море - на сей раз открытое, сколько хватало взора.
- Я хотела поблагодарить Ваше величество за проявленное великодушие, - сказала полька с едва заметным акцентом, склонив голову.
Императрица милостиво кивнула.
- Давайте не будем об этом, и насладимся чудесным видом. Говорят, именно здесь Ифигения приносила человеческие жертвы, сталкивая пленных со скалы, - сказала Екатерина.
Полька чуть вздрогнула. Её взгляд заметался между императрицей, Миклашевским и краем обрыва... вот она глянула на крест над монастырской церковью и поспешно отвернулась. Миклашевский, чуть прищурившись, следил за ней. Втроём они образовали треугольник, стоя примерно на равном расстоянии друг от друга.
- Говорят, род Корзунских принадлежит к вельмо славному гербу Cattus Marinus, он же "Кот морской"? - внезапно заметил он.
Полька, с некоторым удивлением глянув на него, кивнула.
- Слышал я, прообразом кота, изображенного на этом славном гербе была - кто бы вы подумали - маленькая обезьянка, привезенная конквистадорами! Не зная ранее такого животного, её прозвали морским котом, - непринуждённо болтал Миклашевский, будто находился на светском приёме. Полька вежливо кивала, явно не зная, что сказать. Императрица тоже деликатно молчала. Миклашевский даже не смотрел в её сторону, весь устремившись к польской панне.
- А хотите, развлеку вас презабавнейшей историей? - продолжал Миклашевский. Императрица сделала было нетерпеливое движение рукой, но, явно титаническим усилием воли, снова смолчала. - В Южной Америке ловят обезьянок весьма оригинальным способом: кладут какой-либо изысканный фрукт в обычную бутылку. Обезьянка суёт лапу в бутылку, хватает фрукт... а назад лапка с фруктом уже не пролезет! Вы, конечно, скажете - обезьяна может бросить фрукт и спокойно убежать. Но в этом весь фокус - сие животное настолько упрямо в своей глупости и жадности, что не хочет бросить фрукт, и сидит так, пока не придёт охотник. Забавно, не правда ли? - улыбнулся Миклашевский.
Полька глянула на него, чуть округлив глаза, и внезапно, будто осознав что-то важное, осунулась. Впрочем, сразу же выпрямилась, будто спросив тяжкий груз с плеч. Наконец девушка перекрестилась на католический манер в сторону церкви и отошла в сторону.
Миклашевский и Екатерина некоторое время стояли молча.
- Я и не сразу поняла, что вы хотели сказать этой притчей про обезьяну... а вы тоже увидели, что полька замышляет сие? Схватить меня в объятия и броситься вниз, в пропасть? - заговорила Екатерина первой.
Миклашевский удивлённо кивнул, с уважением глянув на императрицу.
- Ваше величество, вот не могу ответить для себя на один вопрос... я то, понятно, решил помочь ей, остановить от преступного, вдвойне преступного после вашего прощения замысла, как говорится за красивые глаза...- начал Миклашевский.
- Право, только вы можете отвесить комплимент одной женщине в присутствии другой... уж лучше бы вы похвалили её за любовь к своему отечеству, - с притворным (а впрочем, притворным ли) укором заметила Екатерина.
Миклашевскому оставалось только покаянно склонить голову, но он продолжил.
- Так вот, а почему вы проявили к ней такое неслыханное великодушие?! И эта встреча... я то знаю, что вы ничего не делаете по пустой прихоти! - воскликнул он.
Екатерина довольно долго молчала.
- Говорят, Константинополь пал за грехи своих императоров. Вот я и подумала... если мы хотим вернуть его... а достойны ли мы, достойна ли я священной миссии?! И быть может, это прощение... заповедь "возлюбите врагов своих"...здесь, в святом месте... быть может, оно сделает меня чуть более достойной вступить когда либо под сень Святой Софии. Хотя это лишь капля в море, - вздохнула императрица, глядя на морской горизонт.