Урс Рурк с любопытством разглядывал странную местность, куда привел его не менее странный дед по имени Хельги Рурк. Это был большой бугор, на котором росло несколько елей, а на самой вершине торчал из земли огромный камень. Вокруг валялось несколько полусгнивших деревьев, обросших грибами. С двух сторон холм окружал дремучий лес, а с северной стороны к лесу подступало топкое болото. С западной стороны через редкий подлесок и торчавшие камни, больше похожие на зубы дьявола, просвечивало большое озеро. Оттуда доносились стонущие крики озерных чаек и слабый плеск волн. Со стороны дед вовсе не выглядел старым человеком. Скорей это был здоровый, двухметрового роста, крепкий мужчина с седеющей бородой и длинной гривой давно нестриженых волос на голове. Пронзительный взгляд синих, глубоко посаженных глаз, и орлиный нос выдавали в нем человека, привыкшего повелевать. Этому человеку исполнилось 116 лет, и был он предводителем рода Рурков, конунгом. Тоже высокому, но еще довольно тонкому юноше, стукнуло этой весной всего-то 16 лет.
Хотя Урс не в первый раз выходил с дедом в дальний поход, в этот раз конунг отправлял его одного и надолго. Путь Урса лежал в большой город на юге, и город этот назывался, Господин Великий Новгород. Как и большинство юношей такого возраста, его тянула из родных мест непреодолимая сила, толкала куда-то внутренняя энергия, зародившаяся в нем с некоторых пор. Эта энергия мучила, давила, звала, даже рвала на нем крепкую кожаную одежду из лосины, а мудрый дед только усмехался себе в усы и приговаривал, что, мол, еще не время двигаться куда-либо надолго, в чужие края. Напротив, суровый дед приказывал брать на плечи обрубок бревна и бегать каждое утро вокруг небольшого озера, окружность которого составляла не менее трех верст, а потом еще скакать в тяжелой кольчуге через колья, отжиматься от земли и приседать по нескольку сотен раз.
После этого Урс занимался еще конной вольтижировкой, вооруженный двуручным мечом или саблей, несколько штук которых дед привез откуда-то издалека, с юга, выменяв их у арабов на соболей. Рурки добывали пушного зверья во множестве. Они служили им деньгами для закупки в основном муки, и какой-никакой одежды, да еще украшений для своих жен, книг, ну и, конечно, оружия.
Обед, как обычно, состоял из куска кабанятины с овсяной лепешкой. Запивать эту еду водой не полагалось. Кто завел такой порядок, никто не знал. Известно было только, что так поступали в роду с древности. После обеда дед разрешал немного отдохнуть, а потом начинались занятия умственные. Урс, заодно с младшими братьями, усаживался на поляне, и дед обучал внуков и внучатых племянников грамоте. Изучали родной готский язык, греческий, латинский, арабский и тюркский, а, напоследок, еще и славянский. Дед приносил пергаментные свитки и древние книги; каждый доставал из-за пазухи, заготовленные загодя куски бересты, и бронзовые писала. Учились писать, произносить слова и звуки чужих языков. Ослушаться деда, никто не смел, потому что он, Хельги Рурк, был конунгом, вождем рода, наставником. Повидал он на своем долгом веку много чего. Да и побывал он, чуть ли не во всех городах мира. Он и впрямь иногда куда-то исчезал на много дней, а то и месяцев, и тогда занятия проводил второй дед, Микки Рурк, младший брат конунга. Но у того практиковалась несколько иная методика подготовки детей рода к жизни в суровом мире: на физическую нагрузку он не обращал внимания, снисходительно давая возможность Урсу, как старшему из братьев, изнурять младших родственников. Но зато грамоте, а в особенности познанию особых свойств, растущих вокруг трав, отдавал предпочтение. Дед Микки требовал от разновозрастных "студентов" подробного изучения каждой травинки, какова её сущность, и как она может помочь человеку в той или иной бытовой ситуации. К тому же дед Микки требовал, чтобы на занятиях присутствовали и девчонки. К ним он был особенно придирчив, утверждая, что именно они, сестры и матери, обязаны уметь выходить, вылечить своих детей, братьев, мужей и отцов от неминуемых ран и болезней, да и позаботиться о своем здоровье. Вообще-то в роду Рурков, можно сказать, и не болели-то никогда. Народ был закаленный, а вот раны случались, и нередко. Иногда и дед Микки уходил из деревни надолго за травами и кореньями, прихватив с собой какую-нибудь внучку. От своего старшего, двухметрового гиганта брата, который был рожден от норвежки, Микки отличался небольшим ростом и добрым веселым нравом, может быть потому, что родила его славянка.
- Мы живем по канону, - говорил внукам Микки, - по которому жили еще наши предки, и основа канона - это древние руны и традиции рода Рурков. Мы не склоняли головы перед другими народами, не платили дани и не платим по сию пору, хотя белозерские и ростовские князья, которые вытеснили наш род в эти суровые края, и желали бы получать её. Спасибо новгородцам, которым ничего от нас не надо окромя обычной торговой пошлины. Ну да её все платят, кто едет в Новгород с товаром. А товара у нас много всякого: и пушнина, и шкуры медвежьи, волчьи, оленьи, это и мед, и рыба, а главное - соль и деготь.
Целый день, через лесные буреломы и топкие болота пробирались к большому озеру, где находился родовой камень Рурков, дед Хельги и правнук его, Урс. Накануне старый конунг собрал два кожаных походных мешка, которые и нагрузил на юношу. Один мешок показался Урсу довольно увесистым, а второй был на удивление легким, почти невесомым. Парень догадался, что в одном оружие и походный скарб, а в другом, скорей всего, мягкое золото: выделанные шкурки соболей, норок и бобров. Дед сообщил Урсу, что перед дальней дорогой надо обязательно навестить родовой камень, а то не будет удачи.
К исходу дня они пришли туда, куда надо. И место это было удивительное, прямо из сказок бабушки Умы, которая и сама-то больше походила на ведьму Лоухи из-за седых косм, крючковатого носа, глубоко посаженных глаз и торчащего желтого зуба, да и горб у неё имелся приличный. Внешность чаще всего бывает обманчива. Бабка Ума была добрейшим человеком, много знала всяких сказок и историй, принимала роды и умела лечить всякие болезни. Она была матерью старого охотника Ларса, который, говорят, в молодости служил наемником у самого Владимира Мономаха. Сколько было лет самой бабке, никто не знал, а сама она не подсчитывала.
Удивительным для Урса было то, что бугор с несколькими елями венчал многотонный камень, обросший кое-где лишайником. Полупрозрачная, зеленоватая глубина камня завораживала своей необычностью. Огромный камень состоял сплошь из оливина, породы перидотитов глубинного извержения, очень стойкий минерал. Урс, конечно, об этом не знал, но дикое, на первый взгляд, место это ему понравилось. Дед, привалившись к камню спиной и вытянув ноги, шептал какие-то заклинания, а Урс начал собирать валежник для костра. Собрав приличную кучу сучьев, он отложил большую их часть в сторону, достал из внутреннего кармана своего кожана пучок сухого мха, высек кресалом искру. Вскоре небольшой костерок задымил перед дедом. Урс набрал в медный котелок воды из родничка, что выбивался среди камней неподалеку и поднес его вождю. Когда дед отпил несколько глотков, юноша подвесил посудину над костерком и кинул туда пучок брусничника, что рос вокруг. Дед Хельги не смотрел на хлопоты внука и вообще ни на что не реагировал. Он знал, что парень делает все правильно, а потому, прижавшись к священному камню, просто сидел, прикрыв глаза тяжелыми веками.
- Дед! - окликнул Урс. - Земля ведь ещё холодная! Давай подложу под тебя вот хотя бы этот мешок с рухлядью.
Хельги, не открывая глаз, ответил:
- Садись рядом и прижмись спиной к камню.
Тут только Урс заметил, что дед сидит на своей медвежьей шкуре, служившей ему плащом днем и одеялом в холодные ночи. Он присел рядом и через какое-то мгновение почувствовал, что из недр камня идут толчками теплые волны.
- Да он живой! - воскликнул юноша. Почему, дед?
Конунг медленно сказал:
- Это очень древний камень. Его сюда притащили льды. Оттуда, - дед махнул рукой на север. - Он стал для наших предков тотемом ещё в незапамятные времена. Мы чтим его.
Солнце зашло. С болота на бугор наползал туман. Под елями сгустилась темнота. В сумраке громоздились когда-то поваленные бурей стволы старых деревьев, покрытые наростами грибов. Грибы волнистыми оборками торчали и на пнях, и на корнях, цвели всевозможными оттенками красного, зеленого и желтого, издавали гнилостный запах и в темноте отливали едва заметным фосфорическим светом. Бугор был еще и обиталищем сов. Пучеглазые любопытные птицы в сумерках восседали на ветвях елей близ костра и, склонив набок ушастые головы, рассматривали людей яркими желтыми глазами. Ночью их крики надрывно разносились в гуще ветвей, перекликаясь с ревущими на болоте лосями.
Урс налил в походную кружку чай, настоянный на брусничнике, и подал деду. Конунг отхлебнул горячего настоя, поставил кружку на землю и принялся наставлять правнука:
- Через две недели наступят белые ночи. Комары уже появились. Ишь, какие злобные, крови жаждут! Ты должен к этому времени быть уже в Новом Городе. Найдешь там своего дядю, Ларса Рурка, внука старого Ларса, он служит наемником в дружине посадника новгородского, князя Мстислава, сына князя киевского Изяслава. Дядя устроит тебя в дружину. Жить будешь в его семье. У него же живет твоя сродственница Веда, тебе она будет женой. Она рождена от славянки, а ты от готки, так что радимичи вы дальние. Это ничего, что она старше тебя на два лета. Тебе такую и надо, да и род наш останется в чистоте и целости. Юноша осмелился возразить деду:
- А если она придется мне не по нраву?
Конунг снисходительно улыбнулся, и световые блики от костра весело заплясали на его впавших щеках.
- А если я ей не понравлюсь? - не сдавался парень.
- У Рурков не принято интересоваться желанием девушки, - сухо заметил конунг.- Ноги что-то приболели, - переменил он щекотливую
тему разговора.
Урс засуетился. Достал из мешка глиняную баклажку со снадобьем, снял с дедовых ног кожаные чувяки и, налив в ладонь лечебной жидкости, начал медленными, вращательными движениями растирать и массировать голеностопные суставы своего вождя и наставника. Это универсальное снадобье парень научился делать еще с детства. Весной, как только сходил снег, и оттаивали муравейники, а его обитатели начинали шевелиться, Урс втыкал в муравейные хатки по баклажке с узким горлом. На дно этих посудок капался мед. Проснувшиеся насекомые, с жадностью лезли в эти баклажки полакомиться. Мед являлся приманкой. Через сутки Урс собирал эти сосудики с набившимися туда муравьями, наливал туда медовухи, которую готовил дед Микки и, заткнув сосуды чаговыми пробками, выдерживал две недели. Потом, процедив настой, сливал в большую посудину, тоже с пробкой, накапливая, таким образом, лекарство на долгую зиму. Такая аптека была просто незаменимой при любых простудах и заболеваниях суставов. Этот, очень действенный метод врачевания, был известен всем в роду Рурков. Дед Микки держал около сотни колод с пчелами, а любопытных медведей сородичи забивали и готовили из них окорока и солонину на зиму. Шкуры, само собой, ценились особо. Хорошо выделанные, они продавались или выменивались чаще всего на муку у новгородских купцов, да и сами Рурки больше походили на медведей в этой лесной экзотической одежде.
Урс встал, чтобы подбросить сучьев в костерок. Разминаясь, он с удивлением обратил внимание на то, что фигура деда окружена слабым, синим сиянием, и свет угасающего костра не мог прогнать его. А тут еще из-за черной щетины елей вдруг поднялся зеленый световой столб, рядом возник голубой и желтый. Через мгновение эти гигантские столбы перечеркнула белесая, казавшаяся очень легкой, занавеска северного сияния. Звезды в небе несколько пригасли. Завораживающее зрелище, которое поражает даже неоднократно видевшего его. Урс подбросил дров в костер и уселся на прежнее место.
- Дед! - обратился он к молчавшему вождю. - А чего это сияние-то всплыло? Ведь весна уже. Ночи совсем короткие стали. Хельги
шевельнулся и скрипуче заговорил:
- Так бывает! Иногда! Даже греческий бог Апполон прилетал в наш северный, озерный край на лебедях. Оттуда, с юга, с Олимпа-горы.
- Зачем? Здесь холодно.
- Видно хотел полюбоваться северными красотами, вот этим сиянием. А может, прилетал навестить своих сродников, наших прародителей. Греки, когда-то давно, прозвали нас гиперборейцами, а славяне варягами, что означает верные, но наемные воины, разбойники, хотя сами-то они северные народы. Для греков, что мы, что славяне, что чудь заволоцкая или скифы - все едино гиперборейцы.
Если бы беседу деда с внуком услышал бы кто-либо из южан, он бы ничего не понял, потому как разговаривали они на готском языке с редкими вкраплениями угро-финских и славянских слов.
- Откуда мы появились, дед? - спросил Урс.
- У - у - у! - завыл по-волчьи вождь. Это было так давно, что уж и не помнит-то никто. Даже грамотные древние греки, великие землепроходцы и ученые, все перепутали в своих хрониках. Только в наших старинных рунах еще сохранились кое-какие сведения о великих праотцах-богах, которые создали людей на Земле в стародавние времена.
Урс насторожился. Вождь впервые заговорил о происхождении народов.
- Знай, Урс! Ты приходишься мне старшим правнуком по прямой линии. Это твой отец, Свейберг, плоть от плоти моей, храбрый и быстрый как волк, загоняющий добычу, был моим внуком до того как погиб вместе со своими братьями и сродниками от рук злобных и завидущих ростовских князей и их многочисленной дружины. Я бы не допустил их гибели, но был в то время далеко, в Киеве, а брат Микки - в Новом городе. Часть наших людей добывала соль, другие же ловили красную рыбу в Белом море. Воинов в деревне оставалось мало, а ростовские и белозерские князья напали внезапно. Свейберг оказал отчаянное сопротивление и выиграл время, за которое старая Ума успела увести в дебри всех детей и женщин. Но внук и другие воины пали, защищая родные очаги, которые были преданы врагами нашими огню. Родичам, которые вернулись с рыбой и солью, осталось только посыпать свои головы пеплом, да обустраиваться заново. Хорошо, что был спрятан большой запас пушнины в лесу, он нас выручил. Голод нам не грозил. Сам понимаешь - в лесу полно зверья, а в озерах рыбы. А мать твоя, славная Рина, и еще пять женщин на следующий год пошли в лес за черникой, да на болота за клюквой и морошкой. Ну и сгинули. Лучшие следопыты рода Рурков три дня и три ночи искали их, но тщетно. Видно забрали их, если не лешие, то наши праотцы для каких-то своих нужд. Пусть будет им там хорошо. Так тоже бывает.
- А что же белозерские-то и ростовские князья на нас злобствуют?
- Да тут видишь внучек давняя тому история. Много веков с тех пор минуло. Было это во время великого переселения готов на юг. Шли они через земли славян, а есть что-то надо, ну и грабили по пути всех, кого не попадя. Одна часть готов завернула на земли йирков, предков нынешних ростовских славян. Те, нет, чтобы пропустить, навязали сражение. Ну, готы пробились через них, а в отместку убили их вождя
Божа и пять десятков старейшин. Наш род Рурков еще раньше не пошел вместе со всеми, остался у Бела озера, а все благодаря этому камню, который посоветовал остаться в этих краях. Но потомки йирков грехи других родов переложили на нас, хотя наши предки, ни сном, ни духом, даже и не знали об их беде. Однако расплачиваться за чужие грехи пришлось нашему роду. Вот и враждуем с тех пор, а замиряться ростовцы не желают. Мы уж предлагали им отступного мехами, солью, рудой серебряной, но те требуют кабалы и дани от нас постоянной. А ты знаешь, что мы отродясь ни у кого в кабале не живали, и дани никому не платили.
Дед Хельги замолчал, посмотрел вверх, где сквозь редкие лапы елей торжественно светился Млечный путь, и снова заговорил своим ровным, без каких-либо интонаций, скрипучим голосом, указывая при этом сухим пальцем на центральное звездное пятно, перехлестнутое какой-то черной полосой. Урс тоже посмотрел на сияющую звездную дорогу, перегородившую глубочайший бархат ночного неба; все было как обычно.
- Если бы не эта черная материя, - говорил между тем дед, - то на Земле не было бы ночей. Свет этого звездного центра рассеял бы ночную мглу, и жизнь здесь была бы совсем не такой. Так вот оттуда и прилетели наши Боги-прародители, которых древние греки прозвали атлантами. И опустились они на севере Колы, к западу от которой живут теперь рыбоеды-мурманы, их еще зовут викингами, они наши сродники. Так вот этим атлантам понадобились разумные помощники, а их не было в то время на Земле. И ведь атланты сделали себе помощников. Бегали в то время какие-то: не то люди, не то звери, немые, друг друга понять не могли, да и соорудить-то ничего не умели. Эти зверолюди более всего походили на пришельцев со звезд Млечного Пути обличьем, только меньше их в два раза. Вот атланты и вдохнули в часть из них сознание, и дали им речь, чтобы они могли общаться между собой.
- Когда же это чудное дело произошло, дед?
- Давно! Очень давно, внук! Лето приходило в эти края пять десятков тысяч раз. Тогда здесь было тепло и вместо лесов, озер и скал кругом простиралась равнина с густой, сочной травой, на которой паслись мохнатые огромные звери с дом величиной, с загнутыми длинными клыками, с носами до земли, которыми они загребали и срывали эту траву. А ещё здесь водились большие звери с головой, словно сундук, и на конце морды такого зверя торчал рог длиной вот с эту жердь. Много было всяких диковинных зверей. Бегали гигантские кошки с клыками в локоть, от рева которых приседали полосатые лошади и бежали, куда глаза глядят.
- А что же эти обезьянолюди?
- Мыслю, что атланты пожалели о том, что дали им разум. Эти первые люди мигом встали на задние конечности, быстро научились говорить, вооружились дубинами и копьями с каменными лезвиями, да и принялись уничтожать все зверье подряд, не убоявшись ни носорожьих зверей, ни этих больших кошек с огромными клыками. От обильной, мясной пищи народилось этих первых людей во множестве.
- А что же атланты, дед?
- А что? У них были свои дела! Они строили какие-то гигантские сооружения, одним взглядом могли передвинуть скалу, на любое место. А потом они занялись какими-то опытами с антиматерией. Так сказано в наших древних рунах.
- Погоди дед! А что же это такое антиматерия?
- Ну, как я понимаю своим скудным умишком, так вот в этой палке есть сила, а в другой палке, которая и есть антиматерия, заключена сила обратная. Когда эти две палки соединить, произойдет взрыв чудовищной силы. Я видел такое чудо в молодости, когда был в италийской земле. Есть там такая земля, Сицилия. И там я видел большую гору, из которой вылетали камни и пепел до самого неба, тряслась земля и текли огненные
реки. Ох, велика энергия земная! Вот я и мыслю, что видно хотели атланты обратно улететь, потому нужна им была великая сила. Они и улетели, потому что был взрыв такой силы, что Земля сдвинулась и тряслась много дней. В небо поднялось столько дыма и пепла, что солнца не было видно, и наступила долгая зима. Звери и люди, кто остался жив, побежали на юг, но и там было холодно. Прошло много времени, и солнце опять стало греть землю. Льды, что образовались от долгой зимы, стали таять и отступать на север. За ними потянулись звери и люди. Но климат изменился с тех пор. Уже того тепла не было, что раньше. Ночи стали длинными, а зимы холодными и снежными. Стали расти вот такие деревья, как эти. Кругом были разбросаны большие камни и разлились озера, протянулись ручьи и реки от растаявших льдов. Первыми пришли на то место, где атланты строили свои гигантские сооружения, наши предки. И увидели они на том месте только безбрежное море. Так говорят наши древние руны, внучек.... Много людей осталось на юге, но только наши праотцы вернулись в эти края и полюбили голые скалы, привыкли есть рыбу. А потом в этой дикой местности появилось новое зверьё: северные олени, лоси, медведи, волки и кабаны. Прилетело множество всякой птицы. Жизнь наладилась. Людей все прибавлялось, а зверья убывало. Это здесь, на севере. На юге же, люди занялись земледелием, выращивали разные злаки: овес, ячмень, рожь, просо, да много чего. Другие народы приручили и разводили скот, и этим кормились. Образовались государства. Народы стали воевать меж собой за земли, обращая побежденных в своих рабов. Они строили им города, прокладывали каналы для орошения полей, дороги, дворцы для вождей и знати. У этих южных народов появились армии, дело которых заключалось в умении воевать. Воин стал у людей в почете. Из среды воинов выдвинулись великие полководцы и государи, которых обуяла жажда власти над другими людьми и жадность к богатству. Самым сильным государством стала Римская империя. И вот девять веков назад северными и восточными народами овладела жажда передвижений, переселения в другие земли, поиск земель обетованных. Мыслю, что эти стремления народов не обошлись без воли богов.
Урс изумился:
- А как это возможно? Овладеть умами множества людей, заставить их куда-то двигаться, через леса и горы, переправляться через бурные реки и обширные пространства, бросить родные края со всем нажитым и терпеть всякие лишения в долгом пути?
Хельги помолчал, сам натянул чувяки на свои крепкие ноги и, посмотрев куда-то в серый уже, предрассветный сумрак леса, заговорил вновь:
- Видно нажитого у них не было, терять им было нечего и трудный путь, лишения не пугали их, внук. Через восемь веков от нашего времени такое странное явление ученые люди назовут мудреным словом - пассионарный взрыв.
Урс изумился еще больше.
- Как же, дед, ты можешь знать, что произойдет, и что скажут люди там, в далеком будущем?
Конунг, все также глядя куда-то вдаль на посветлевшее небо и розовеющую полоску на нем, на черную щетину елей пониже, твердо сказал:
- Я не был бы волхвом, если бы не обладал даром предвидения. Это наши боги дают мне великое знание сути мироздания, вещают мне о судьбах народов. Улетая с Земли, атланты окружили её информационно-энергетическим полем, как говорят греческие мудрецы, в котором содержится всё необъятное знание, наработанное их могучей цивилизацией. Я черпаю это знание оттуда.
Вождь опять многозначительно поднял палец вверх, указывая на небо.
- Знание о будущих поступках и судьбе отдельного человека я беру из его подсознания.
- А что это за пассионарность такая? - озадачился Урс.
- Это когда предводителями племен, вождями родов и кланов, лучшими воинами, знатными и уважаемыми в народе людьми овладевает великая жажда действий. Они начинают раскачивать людей, общественное сознание, влиять на большие массы, толкать людей в неизвестное, загадочное будущее. Говорю же тебе, что такое явление - воля богов!
Выражаясь этим ученым словом, я есть пассионарий. И ты тоже. Твоя звезда начала стремительное и неуклонное восхождение. Вот этот удивительный камень - это то, что осталось от циклопических сооружений атлантов. Вот я подзарядился от него на целый год, а то и больше. И ноги мои теперь не болят. Они легки и могут прошагать за день полсотни верст. И ты получил от этого чудесного камня особую энергию. Вот встань и крикни во всю мощь своей груди, как будто гонишь зверя, а я послушаю. Хельги заткнул уши указательными пальцами.
Урс разбирало любопытство. Он послушно встал, набрал полную грудь пряного лесного воздуха и дико закричал. И... не услышал своего голоса, зато с лап елей грохнулись наземь, как кули с крупой, штук пять сов, а остальные шарахнулись в предутреннюю глубину леса, громко хлопая крыльями и ломая мелкие ветки на своем паническом пути.
- Что это, дед? Я потерял голос? - испугался Урс, хотя вопрос свой слышал вполне отчетливо.
- Ну, зачем! Ты же говоришь! Просто в особых случаях, когда ты зверя погонишь, или понесешься на противника с боевым кличем, твой голос перейдет в ультразвук. Этим ты повергнешь своих врагов во время атаки, в одночасье сведешь их с ума, лишишь сознания на какое-то время. Это будет твоим секретным оружием, особым боевым приемом, но пользоваться им нужно только в исключительных случаях. Наш верховный бог Один всегда подскажет тебе, когда этот момент настал. Тебе не будет равных в бою, и люди назовут тебя великим воином, и князья будут заискивать перед тобой, искать твоей дружбы, обласкивать тебя, задаривать. А зазнайство тебе, высокомерие не грозит. Препятствие к этому - великое знание, зародившееся в тебе. Ты будешь, подавлен чудовищной глупостью людей любых рангов, связанных ремнями своих мелких и низких страстишек, а понимание невозможности переделать их, дать им более широкое мировоззрение, высокие цели, чистые помыслы, будет постоянно угнетать тебя. Но ты будешь сдержан дисциплиной своего воспитания, внедренного мной в твое сознание.
Урс, подбросив в затухающий костер несколько веток, обросших лишайником, и отмахнувшись от назойливых комаров, снова сел возле деда. Его волновала неизвестность будущей самостоятельной жизни, а с другой стороны хотелось поскорее окунуться в эту жизнь, попробовать себя, силу своего духа. В душе юноши росла уверенность, что он справится со всеми испытаниями. Спиной Урс чувствовал почти горячие волны, идущие из глубины камня, наполняющие его неведомой доселе силой. Дед молчал, опустив тяжелые веки и занавесившись густыми бровями. Внезапно Урсу пришла в голову странная догадка:
- Дед! А ведь ты на чужих людей своими очами никогда не глянешь!
- Так нельзя мне на них глядеть, - заговорил вождь. - Если я прямо взгляну на него, то человек умом тронется, а это ни к чему. У тебя тоже такая способность имеется на плохого человека. Только ты не об этом думал в глубине души. Ты не переживай шибко-то. Все птенцы рано или поздно покидают родное гнездо. Пора и тебе вставать на крыло. Ты окреп телом и духом. Я обучил тебя всем приемам владения любым оружием. Только не вздумай переделывать людей по своему подобию. Надорвешься. Это подвластно только богам. Мы с тобой лишь слабая тень их. Помни, что сказал древнегреческий философ Платон: "Не можешь изменить обстоятельства, изменись сам". Но я его поправлю: Платон этот совет направлял слабому человеку, а нам с тобой изменяться ни к чему. Природу человека ты изменить не сможешь, а вот сильно влиять на людей вокруг себя тебе по силам, потому что ты, как и Платон, пассионарий. Помни, что у пассионариев повышенная тяга к действию. Они постоянно стремятся к изменению окружающего их мира и способны на это. Как это им удается, и что из этого выходит, я тебе расскажу. Противоречия тебя будут мучить, в этом твоя трагедия. Таков удел всех сильных личностей, отмеченных богами. Я расскажу тебе о судьбах великих вождей готов, наших предков и сродников: Алариха и Германариха, а позже и короля Теодориха, который не только писать, а и читать-то не умел, зато управлял всей Европой и влиял на умы людей всего мира. Историю надо знать хорошо, тогда и жить легче, да и ошибок меньше сотворишь.
Великое переселение народов первыми затеяли наши прародители, готы, в начале 3-го века от рождества Христова, как говорят христиане, то есть девять веков назад от нашего времени. Они были хорошими корабелами и отличными воинами. Часть их пересекла Варяжское море и высадилась на южном берегу, в устье Вислы, а другая часть, через земли угро-финнов прошла берегом. Конечно вместе с женами, детьми и скотом. В своем неудержимом порыве на юг они, как весенний поток, разгромили и смели на своем пути часть древнегерманского племени русов, кстати, тоже наших, но дальних сродников. Дальше были земли славян и литовцев, которые успели уже поселиться в этих местах. Тут ведь как получилось. Славянские племена, еще за сто лет до великого похода готов, пришли с запада и захватили земли скифских племен андрофагов, йирков, будинов и фиссагетов. За сто лет постепенно слились с ними, и образовали племена кривичей, полочан, радимичей и вятичей. Южные племена славян, из-за Карпатских гор, вытеснили скифские племена сколотов, невров, гелонов, агафирсов и алазонов и тоже частично слились с ними. В результате этого слияния получились новые славянские народы: волыняне, дулебы, древляне, дреговичи, поляне, северяне, а немного южнее - тиверцы, уличи и торки. Скифы
многому научили славян, и, в первую очередь, новым приемам обработки земли, выращиванию хлеба. Ну, само собой, хлеб приносит богатство, сытую жизнь и зависть соседних народов.
Готы огнем и мечом проторили себе путь на юг через славянские земли, ограбив и умертвив множество народа, чем и нажили себе извечных врагов. Но совершили они этот грех не от хорошей жизни, не с жиру или баловства, какого. Пассионарный взрыв произошел по многим причинам: важнейшая - это голод. Хоть и много было рыбы в Варяжском море, сеяли готы и рожь, и овес на скудных землях своих, да наступила бескормица из-за внезапных холодов. Море покрылось льдом, злаки не вызрели, зверь ушел, потому что леса вырубили на корабли и топливо. Голод грозил уничтожить всех готов - вот и двинулась большая часть их на юг. Остались только те готы, которые жили в фиордах на северо-западе. Там, к побережью Скандинавии, подступало теплое течение, огибавшее Европу, и море было свободно ото льдов. Рыбы хватало всем. В тех местах и по сию пору живут норвежские викинги. Славяне называют их мурманами. Так вот, когда готы пошли к югу, наш, многочисленный тогда род Рурков, шел с севера из земель Колы по уговору на Совете вождей. И вот, когда шли через эти непролазные болота и дремучие леса, то увидели, что зверья много, рыба толпами ходит в синих озерах. Вождь наших предков, славный Гейдерих, присел отдохнуть возле этого камня. Он, камень, и подсказал ему, что нечего тащиться дальше, усеивая позади свой путь костями своих сородичей, что от добра добра не ищут. Вот и остались мы тут. Но, как я тебе уже говорил, славяне, из-за смертных грехов других готов, по сию пору точат на нас зуб свой, хотя род наш, вреда какого-либо, или ущерба, никому не нанес, потому, как места эти были пустыми от людей.
Основная масса готов с боями ушла на юг, пробившись через славян, захватила тамошние приморские степи и Крым, вытеснив оттуда скифов - кочевников. На пространстве этом, одна половина готов образовала могучее государство, а другая половина переправилась через Истр (Дунай), да и пошла грабить греческие города. Зря, конечно, они это затеяли, ну да что уж. Римский император Деций - страшный гонитель христиан, очень талантливый полководец и смелый человек - двинул против готов четыре легиона великолепных воинов. И ведь представь себе, Урс, что лучшая в мире римская пехота, хорошо обученная, вооруженная короткими мечами, гладиями, более удобными в бою, чем длинные, столкнулась с одетыми в медвежьи шкуры готами, которые были вооружены длинными копьями. Казалось бы, готам заранее было уготовано поражение, но, к удивлению немногих оставшихся в живых, римская армия была полностью разгромлена. Готы, умело маневрируя,
завели непобедимую доселе римскую армию в болото, где римляне увязли по щиколотки. Легионы лишились маневренности; готы кололи римлян копьями, не давая тем возможности вступить в бой по всем правилам военного искусства. Погиб и сам прославленный император Деций. Это случилось в 251 году от рождества Христова.
Готы стали хозяевами этих мест. Они расселились по нижнему течению Истра ( Дуная ); греки прозвали их вестготами, а тех, что облюбовали себе земли между реками Танаис ( Дон ) и Тирасом (Днестр) - остготами. Ну, эти еще прихватили заодно и степную часть Таврики (Крым). Успокоиться бы нашим древним сродникам, выращивать пшеницу, скот. Богатеть, торговать с греками, славянами. Так не-е-т! Возглавил государство остготов тогда сильный вождь Германарих. То, что он пассионарий - это может и хорошо, но надо бы еще и умную голову на плечах иметь. Да где уж там. Вместо того чтобы замириться со славянами на севере, скифами-кочевниками на востоке и юге, он вознамерился стать владыкой мира, равным императорам великого Рима. Вот и затеял расширять свое государство во все стороны за счет земель соседей. Навязал изнурительную войну и славянам, и скифам, и аланам на Кавказе. Сам понимаешь, кто же потерпит грабительские походы. В конце-концов Германариха прикончили свои же вассалы, не выдержав жестокости короля, (приказал разодрать жену одного из вождей пополам). Неограниченная власть - она как норовистый, необъезженный конь, ею надо умело пользоваться. А это не каждому по плечу. Зато власть слаще любого богатства, на что и ловятся властолюбивые придурки вроде Германариха. Погубил ведь и государство, и народ остготов. Славяне и скифы призвали на помощь гуннов, но лучше бы они этого не делали, так как навели этим страшную беду на всю Европу. Гунны, через Таматарху и Боспор, Крым и Перекоп, вышли остготам в тыл и наши сродники, не выдержав удара беспощадной конницы степняков, побежали с женами и детьми через Истр к вестготам и римлянам. Римляне, конечно, приняли их на службу, предложили защищать границы империи, пообещали платить жалование. Только, как обычно водится, обманули: денег, продовольствия не дали. Мало того, императорские чиновники стали обирать готов, требовать с них взятки, отнимать жен, детей и имущество. Понятно, что готы восстали и, предводительтсвуемые сильным вождем Аларихом, в страшной битве под Адрианополем наголову разгромили огромную римскую армию во главе с императором Валентом, которого и убили. А после этого разграбили почти все приморские города Греции: Фивы, Коринф, Патры. После, пройдя берегом вдоль Адриатического моря, вышли к богатому городу империи Аквилее (Венеция), разграбили и его, и далее на Равенну. Впереди был Рим. Рабы открыли Алариху ворота Вечного города. Там уж готы
потешились на славу: вместе с рабами шесть суток грабили и разоряли город. Задерживаться не стали, ушли в Галлию (Франция) и Испанию, да там и рассеялись, разбрелись по Европе.
Не успел Рим оправиться от готского вторжения, как следом пожаловал Аттила с гуннами. Как известно готы были врагами гуннов, а потому часть их, которая еще не успела разбежаться, объединилась с германскими племенами саксов и остатками римских легионов. Эти войска и навязали Аттиле сражение. Да только тот был сам себе на уме и в затяжные бои ввязываться не стал, торопился вывезти на восток награбленное. Это сколько же в римских городах было богатств, коли даже после опустошительного набега готов, телеги гуннов с имуществом запрудили все дороги в восточном направлении? А тут Аттила внезапно заболел и умер (453 г.). Скорей всего его отравили. Но после него осталось 70 детей и молодая вдова, даже не потерявшая невинность. Начался разброд в ордах гуннов. Большинство поддержало вождя Эллака. Но против него восстали, покоренные ранее, остготы и сродники гепиды. В жесточайшей битве на реке Недаве Эллак был разбит и погиб. Готы вознамерились, было гнать и дальше остатки гуннских орд, да гуннам помог странный случай: один из гуннов сразил гота, спрыгнул с коня, перерезал сраженному горло и напился крови. А потом задрал свою голову к небу и... завыл. Испуганные готы решили, что это оборотень и остановились. Они и раньше-то считали, что гунны дети ведьм. Хотя гунны и спаслись от полного истребления, благодаря этому странному случаю - это им не помогло. На Итиле (Волга) остатки их разгромили сарагуры, и совсем уж огрызки орд ушли на Алтай.
Остготы же и гепиды остались на службе у Византии, а потом смешались с болгарами. После уже, готский король Теодорих, окончательно сломил Рим и провозгласил себя императором. Вместо того, чтобы создать сильное готское государство на новых землях, этот очередной придурок польстился на призрачную власть императора Великого Рима, который как государство уже не существовал ни фактически, ни юридически. Вот так, Урс, и закончился великий поход готов в поисках лучшей жизни. Только по всей Европе остались лежать кости наших несчастных предков.
Я ведь почему тебе все это рассказываю, внук? Пассионарный взрыв обошелся нашему народу, готам, величайшей трагедией: почти полным исчезновением с лица Земли. Нас, уже и не совсем чистых готов, осталась совсем мало - это мурманы, свеи, да ещё мы, род Рурков. Но что мы? Так себе, горсточка, осколок, оставшийся от древнего, великого некогда, народа, который первыми создали атланты, наши могучие боги. Ты сам чувствуешь как эти пассионарные вожди, предводители племен, короли готов, обладая чудовищной, организационной силой, практически погубили свой народ, потому что не имели самого главного - ума, гибкого и прозорливого.
Конунг достал откуда-то плоский желтый камень, потер его в пальцах и вложил в руку юноши со словами:
- Это будет твой оберег, носи его всегда при себе. Он с берегов Варяжского моря, там живут литовцы, тоже осколок нашего народа. Камень оттуда. Запомни, оберег этот имеет огромную магическую силу. Потерять его невозможно, а тот, кто украдет, тут же и подохнет. И запомни, где бы ты ни был, вдруг одолеет тебя тоска, муки душевные, приходи сюда один, к этому родовому камню, просиди здесь ночь, хоть зимой, хоть летом, получишь благость, залечишь раны и окрепнешь духовно.
Урс положил странный камень во внутренний карман своей кожаной куртки и спросил своего наставника:
- Не может быть, дед, чтобы от такого могущественного народа, как готы, ничего не осталось?
Хельги помял свою короткую седеющую бороду, задумался на краткое время, и ответил не совсем прямо:
- Вот русы, нам они родня, поступили более разумно: они просто слились со славянами, и стал один язык, одна культура, одна цель в жизни - выжить в этом бушующем человеческом океане. И не просто выжить, а ещё и погасить жажду желающих захватить эту широчайшую славяно-русскую равнину. Они сообща создали огромное государство и замкнулись в нем, хотя последние сто лет сыновья и внуки Ярослава Мудрого забыли заветы своего родителя: стали грызться между собой, за передел уделов, забыв, что вместе - они сила, которая внушает ужас соседним народам. Или возьми угро-финнов: они никуда не рвались, не завоевывали чужих земель, не рвали на части сами себя, а просто любили друг друга, соблюдали каноны и традиции своих предков, потому и сохранились как народ. Вот и готы сохранились бы, не потащи их черти в неизвестность. Ну да ладно, что теперь об этом стенать.
Урс понимал, что дед не зря рассказывает ему об истории народа готов, чувствовал себя от слов вождя как-то неловко, как будто он виноват в гибели древнейшей нации. Понимал, что дед желает, его, прямого наследника, как-то напутствовать, выпуская в жестокий, чрезвычайно многообразный и противоречивый мир. В глубине его души рос какой-то ком, который начал свою неумолимую работу: пропитывал всё его существо, наполнял энергией все клетки от кончиков пальцев на ногах до корней волос на голове. Дед отдает его, Урса, большому миру, страшному и неудобному, загадочному и манящему, но он обязан на это решиться, и не боится, потому что он конунг, предводитель рода Рурков, хотя судьба любимого внука не безразлична ему, волхву. - Дедушка! - как-то по-славянски, и несколько искаженным голосом, заговорил Урс. - Егда же мир станет совершенным, и што значит параллельность миров? Яко жить и не раздвоиться, не тронуться умом?
Старый вождь долго молчал, глядя куда-то вдаль, на розовую полосу занимающегося утра, на седые ленты тумана, которые, как змеи, медленно ползли со стороны болота, обвивая черные, повлажневшие стволы елей, прихватывая их нижние лапы ленивыми, пресытившимися языками.
- Умом ты не тронешься, внучек, - заговорил, наконец, дед по-готски своим скрипучим голосом, в котором, однако, сквозили взволнованные нотки, - потому что в тебе присутствует сила всех поколений нашего народа, но сомнения будут посещать твое сердце и душу. Это ничего. Это нормально. А мир? Он никогда не будет совершенным, пока существует на Земле человечество. Нет предела совершенству сознания через опыт жизни. Количество накопленных знаний переходит в качество отношений. И так до бесконечности. Ты же видишь! Природа и та, постоянно меняясь, питая сама себя и нас, людей, совершенствуется во времени, век от веку. Нет этому конца и никогда не будет. А мир людей совершенствуется через знания, но также и через кровь, жертвы и горе. Люди, спотыкаясь и падая из-за собственной глупости и жадности, умнеют через потомков своих, медленно приближаясь к цивилизации атлантов, наших богов. В мире людей постоянно идет борьба белых и черных помыслов. И эта борьба тоже бесконечна, потому что параллельный мир людей твердо убежден, что именно он первичен, а наш мир вторичен. Но есть и другие миры. Видишь траву и лес, - это один мир, растительный? С ним люди нашего мира не умеют общаться, а люди другого мира умеют. Видишь воду в родниках, ручьях, реках, озерах? С водой надо уметь разговаривать, как она говорит с тобой, журча, переливаясь и всплескивая волной, тогда вы поймете, друг друга, и будет тебе благостно на душе. И это уже другой мир, водный. А ведь есть еще и мир насекомых, мир зверей и птиц, которых тоже надо понимать и находить с ними общий язык. Люди другого мира понимают и умеют общаться с параллельными мирами природы, а также с мирами Вселенной. Эти люди живут среди нас. Мы называем их чудаками, подвижниками, знахарями, ведьмами, поэтами и философами, святыми и волхвами. Их мало, но именно они выступают в роли закваски в большом человеческом тесте. Они не всегда проявляют себя и их, бывает, трудно распознать.
Вождь надолго умолк, потом медленно встал и надел на себя медвежью шкуру. Урс, глядя снизу на своего двухметрового прадеда, не увидел в нем дряхлого старика, но узрел величавого, мощного мужчину, облеченного мудростью и какой-то неукротимой энергией духа. Подчиняясь этой силе, юноша тоже встал, понимая, что наступил торжественный и волнующий час расставания. Сердце гулко застучало у него в груди. Дед положил свою правую тяжелую руку на плечо Урса, из которой незримо перетекала в его тело волнующая и какая-то ободряющая энергия. Конунг заговорил сначала обыденно, но дальше тембр голоса стал меняться и зазвучал более торжественно, проникая в самую глубину души, в подсознание:
- Сейчас ты напоишь нашего друга, - вождь слегка повел носом на затухающий костер, угли которого уже подернулись серым пеплом, - потом спустишься к озеру, там две долбленки. Возьмешь одну и поплывешь вдоль берега до реки Свирь. Прямо через озеро не ходи, потому что ты еще не умеешь разговаривать с водой и ветром, а их надо уважать. По Свири ты дойдешь до озера Ладо, а дальше будет город Ладога. На берегу будет изба Митрофановны - вот лодку ей и отдашь. У неё переночуешь и постолуешься, подаришь ей одного соболя на шапку, старуха будет рада. Потом с рыбными или иными купцами дойдешь по Волхову до Нова-города и найдешь там своего дядьку Ларса Рурка, старшего дружинника князя Мстислава. У него и будешь жить первое время; там же познакомишься с Ведой, девушкой нашего рода. На ней и велю тебе жениться. Боевого коня купишь вместе с дядькой Ларсом на скотьем рынке, а недостающее оружие возьмешь в оружейной слободе. Одного тебя обдурят хитрые новгородцы. Помни, воров и обманщиков у славян в наши времена предостаточно. Раньше люди честней и проще были. Не забывай, что хоть бабка твоя и славянка и в крови твоей четверть крови руса - ты гот. Для славян ты варяг - наемный воин, и посадник, князь Мстислав, обязательно пожелает видеть тебя в своей дружине. А теперь попои костер, обними и поцелуй наш родовой камень и помни: если ты или брат твой получите ранения, всяко в жизни бывает, приди и привези друга, или брата своего - камень этот вас вылечит и физически, и духовно. Только больше двух человек камень не принимает. Не знаю почему - это и для меня загадка.
Урс залил костер остатками брусничного чая, обнял и поцеловал камень, заметив попутно, что в ответ кто-то его мягко и нежно приласкал. Когда он закончил все эти священнодействия и вновь подошел к деду, тот с какой-то трепетной лаской опять положил свою руку на его плечо.
- Знай Урс! Ты взросшее на нашей земле дерево. Ствол - твое тело, которое я закалил и обучил обращению с оружием; твой ум - это крона, обогащенная знаниями, а корни дерева в этих камнях, которые питают ствол и крону, и никогда не позволят упасть такому могучему растению на радость врагам нашего рода. Слушай Урс последнее слово прародителя твоего отца.
По мере того как старый вождь говорил, лицо юноши становилось все мрачнее, и, наконец, рука его легла на рукоять боевого ножа, скрамасакса, длиной в локоть, засунутого за кожаный ремень, которым была стянута его куртка.
- Слушай, возлюбленное дитя моего любимого внука, который пал от нечестивых рук белозерских и ростовских князей! Никогда больше не увижу я твоего лица, не услышу шороха твоих легких шагов... Постой минутку и выслушай мой последний завет. Помни об участи нашего племени готов и свято чти обычаи рода Рурков. Теперь нас осталось только горсточка, нас силой оружия, воинским многолюдьем выгнали из белозерских земель, где некогда предки ростовских князей рубили дрова и носили воду для наших прародителей. Но в дремучих лесах, в сердце наших озер, ты, Урс, сын Свейберга, храни незапятнанной свободу, которую я завещаю тебе в наследство. Не променяй её ни на пышную одежду, которую предложат тебе алчные до чужого добра князья, ни на каменные палаты, ни на уставленный яствами стол, ни на пуховую постель... На горных вершинах и в глубине долин, среди синих озер, в довольстве и нищете, в дни жаркого лета и суровой зимы - будь свободен, сын Рурков, как твои прадеды! Не имей господина над собой, не признавай закона, не принимай платы и сам не держи наемников; не строй хижины, не ограждай пастбища, не засевай пашни; пусть северный олень и медведь будет твоим стадом, а если и этого не станет, отбирай добро у князей белозерских, которые дорожат своим богатством более, нежели честью и свободой. Благо нам, что это так, ибо тем больше простору для нашего мщения. Всегда помни о тех, кто делал добро нашему роду, и плати им за услугу собственной кровью, если в том будет нужда. Кто бы ни пришел к тебе из рода князя Мстислава Храброго, хотя бы с отрубленной головой сына Великих киевских князей, укрой его, пусть бы даже вся многочисленная дружина князя-отца гналась за ним, ибо в минувшие годы мы нашли мирный приют и защиту у князей тмутараканских. Это потому, что они бескорыстные рыцари и дух Великого Владимира Святого живет в их сердцах. И свободолюбивым новгородцам пусть не будет у тебя отказу, ибо племя их, ильменских славян, перемешавшись с нашими сродниками, древнегерманским племенем русов, всегда благоволило к роду Рурков. Но сыны белозерские, ростовские и ярославские: мое проклятье падет на твою голову, если ты пощадишь хоть одного из них, когда наступит их час! А этот час близок, ибо поднимут они меч друг на друга и, побежденные, будут искать спасения в лесах и среди озер нашего туманного края, - и сыны его поразят их. А теперь ступай... Отряхни прах с ног своих на пороге жилища, где собираются люди, все равно - для мира или для войны. Прощай возлюбленный сын мой! И да настигнет тебя смерть, как твоих пращуров, кости которых лежат по всей Европе, прежде чем недуг, увечье или старость сломят силу твоего духа!... Ступай.... Ступай.... Живи свободным.... Помогай князю Мстиславу! Плати добром за добро.... Мсти врагам своего славного рода Рурков.
Юноша, с выступившими слезами на глазах, что с ним никогда не бывало, поцеловал в лоб своего великого деда и вождя; но приученный с детства подавлять всякое внешнее проявление душевных волнений, он ушел, не проронив ни слова, и вскоре уже был далеко...
Глава 2
Господин Великий Новгород
Старый вождь, глядя на озерную гладь поверх редкого подлеска, долго стоял, потом медленно сошел с холма и, пройдя меж валунов, оказался на берегу. Там он увидел вторую долбленку, привязанную к толстой ветке тальника. Внук его давно уже скрылся за горизонтом. Хельги отвязал лодку и поплыл, но не вслед за Урсом, который двигался вдоль берега, огибая мысы с черными елями, строго на юг, а взял направление на юго-запад, прямиком через озеро. К вечеру он уже входил в устье реки Свирь, где и заночевал у знакомого рыбака, в то время как Урсу пришлось коротать ночь на берегу озера, далеко позади.
С утра Хельги отправился по реке до озера Ладо и к исходу второго дня был уже в городе Ладога, опередив тем самым своего внука на целые сутки. Он знал, что Урс не пропадет, но хотел, по возможности, быть поблизости, да к тому же у него были свои неотложные дела в Новгороде, и не только в нем.
Урс же, добравшись через день до Ладоги, переночевал у бабки Митрофановны, а утром она отправила его со знакомыми рыбаками по Волхову в Великий город. Вообще-то юноша уже бывал лет пять назад в Новгороде с дедом Микки и дорогу знал, да и сам город. И вот опять, по прибытии, город, как и тогда, поразил его огромным скопищем разношерстного и разноязычного народа, несмолкаемым гвалтом и шумом. Рыбаки, причалив к мосткам, выносили рыбу в плетеных из ивы коробах на берег, где её разбирали жены литейщиков, оружейников, гончаров и плотников, да и других. Не всем же заниматься рыбной ловлей, проще купить. А рыба, переложенная молодой крапивой и осокой, скользкая и снулая, была на любой вкус: тут тебе и сом, и щука на пироги, карась и окунь на уху, и даже лосось и угорь, заходившие по Неве в озеро Ладо из Варяжского моря.
Урс, захватив свои мешки и пробравшись через толпу женщин на мостках, вышел на берег. Торговые ряды начинались уже от берега и миновать их, чтобы попасть в город, было невозможно.
Эти ряды тянулись вдоль Волхова и забирались вверх к городским слободам, а там виднелся кремль, купола и высокие стены Софии из белого камня. По рядам толкался народ, кто по делу, а кто из праздного любопытства. Купить здесь можно было все: от иголок с нитками, до резных сундуков, от серебряной посуды до шелковых рубах с портами различных расцветок. Такой товар обычно привозили иноземные купцы, как с запада из Ганзы, так и с юга из Милета, Константинополя и Фессалоник, да и с востока тоже, из Булгара и Хорезма. Эти купцы продавали отличную обувь и ковры. В рядах можно было купить любое вино, фрукты в меду и, главное, полюбившиеся новгородцам специи.
Урс купил красных петушков из свекольного сахара с медом на палочках. Он знал, что у дядьки Ларса есть сыновья. Покупатели и любопытные приглядывались и щупали диковинный товар иноземцев, прислушивались к непривычной речи, интересовались ценой, торговались. Купцы, те, которые были в Новгороде уже не в первый раз, расхваливали свой товар на ломаном славянском языке. К Урсу тоже пристроился какой-то парень с хитрыми глазками, в худых сапогах, но в добротной, льняной рубахе, явно с чужого плеча. На талии парня болталась простая веревка. Он нагло ощупал мешки и, весело ухмыляясь, спросил:
- Похоже, рухлядь продаешь, гостюшко? Меха нынче в большой цене!
Урс, сообразив, что это обычный базарный проходимец, который просто приглядывается, где что плохо лежит, в упор глянул в бегающие глазки парня. У того сразу же зрачки вместе с радужкой ушли куда-то в переносицу и под лоб, неприятно обнажив голубоватые белки глаз. Парень конвульсивно дернулся, как будто ноги его кто пришил к земле, деревянно повернулся и, шарнирно приплясывая, пошел прочь, напевая дурацкую припевку:
- Я не лапоть, не сапог, а я красный мужичок.
Не пить бы мне сроду, горького меду...
Стоявшая неподалеку девчонка, лет двенадцати, в синем сарафане и голубой косынке, из под которой выглядывали черные пряди волос, с изумлением открыла рот, и расширенными черными глазами разглядывала чудаковатого парня. Тот же, поравнявшись с ней, неожиданно ляпнул:
- Верно, малайка!
Он пошел дальше, приплясывая, а девчонка, опомнившись, крикнула ему вдогонку:
- Сам ты, малайка!
Урс хохотнул и обратился к девчонке по-славянски:
- Слушай, сестрица! Не ведаешь ли иде тута подворье варяга Ларса, дружинника князева? Я племяш его.
Девчонка вновь опешила, но бодро ответила:
- Да откудова же мне ведать! Вон бабушка скорей скажет!
- А иде она?
- Да вон в белом платке, рыбу выбирает.
- Ну, давай спросим у неё!
Девчонка, топнув ногой в желтом сапожке, звонко крикнула, перекрыв своим голосом гомон базарной толпы:
- Бабушка, Умила! Тута тебя спрашивают!
Дородная женщина в потертом кожухе подняла камышовую кошелку с рыбой и, глянув в сторону внучки, увидела высокого парня с двумя мешками за спиной.
- Кто, миленькая моя, меня спрашивает?
- Да вот энтот! Дружинника Ларса подворье искать вздумал, - девчонка показала рукой на Урса.
Женщина подошла, и Урс вежливо поклонился ей.
- Я ищу! - заговорил он. - Я не местный, но лет пять назад бывал в Новограде, да вот запамятовал маленько, иде оно, дядькино подворье.
Женщина добродушно посмотрела на парня.
- Я, милок, ведаю, иде подворье варяга Ларса. Пошли, покажу. Мы недалече от него живем. Справный он хозяин, хоша и язычник.
Все трое неспешно пошли через базар. Неподалеку стригаль, сидя на пеньке и звонко щелкая большими ножницами, которыми в лучшем случае стригут баранов, зычным голосом зазывал клиентов:
- Эй, подходи, подходи! Кому патлы укоротить, бороду подравнять? Вмиг женихом излажу! Ни от единой девки отказу не будет! Пасха ведь на носу, православные! Давай подходи!
Возле стригаля нерешительно остановился лохматый мужик с мешком.
- Давай лешак болотный садись! Всего полденьги возьму за работу.
Расчет был прост. Никто же монету или куну пополам рубить не станет.
- Да у меня денег нетути, - заприбеднялся мужик, - а вот пару белок тебе подарю, жене на оторочки.
- Ну, ин ладно! - вскочил стригаль. - Черт с тобой! Прости Господи мою душу! Шастают тута без денег! Эдак и на обед себе не заработаешь. Показывай белок!
Мужик уселся на пенек и запустил руку в свой мешок. Через мгновение перед носом оторопевшего стригаля оказались две превосходные шкурки, голубенькие, зимние, которые стоили больше, чем его, может быть и не совсем простая, работа.
- Ну, брате, удружил! - обрадовался цирюльник. - Да я из тебя сей же час князя сотворю. Только вот весна уже, они линять должны, белки-то.
- Тако я же зимой еще их ловлю!
- Энто яко же ты их ловишь, коли, они почивают еще в дуплах? - сказал стригаль, принимаясь за работу.
- Петли перед дуплом ставлю, да и стукаю по дереву колотушкой.
- А ежли б тебя тако-то колотушкой, да в петлю! Неужто не жалко! Божья ведь тварь! Ну да ин ладно! Мне-то што! Каждый промышляет на энтом свете по-своему, - философски резюмировал стригаль, щелкая ножницами.
Девчонка дернула Урса за подол его кожаной безрукавки, понукая шагать дальше. Вокруг продолжал шуметь базар. Слышалась арабская, тюркская и греческая речь; иногда до слуха Урса доносились и знакомые ему немецкие слова. Сразу за рынком расположилась слобода тележников, а дальше, видно было, как строители, перепачканные известью и каменной пылью, возводят стену кремля, заменяя бревна на
камень. К стройке подъезжали подводы, нагруженные разнокалиберным плитняком.
- А откуда камень-то возят, бабушка Умила? - обратился к женщине Урс. - Болота ведь, лес кругом?
- Тако издалёка, милок, - заговорила она. - Тута вишь, яко дело. Вече постановило, дабы значит кажинный гость, окромя товару вез в город хоша бы одну телегу камня, а понеже на торг не велено пускать. Вот и везут булыжники-то энти. А иде берут, Бог их ведает.
- Ага, ясно! А почему Новый город, а иде ж тогда старый?
- Тако старый город вон за Волховом, через мост! Он, энтот старый город, ране Славянском прозывался. Его еще князь Буривой основал, егда привел наших предков в энти места. Тому уж семь сотен лет минуло, а може и того боле. Ох, дотошный ты вьюнош! Сам-от тоже из варягов видно, не чисто по-русски глаголешь.
- Тако я же Ларсу племяшом довожусь! Вот приехал послужить Великому Новограду.
Женщина еще раз внимательно оглядела парня. Заметила и мягкий, красного бархата обруч, охватывающий лоб и длинные пряди волос, слегка улыбнулась.
- Не простой видно ты парень! Похоже княжеского роду. Но справный! Жидковат, правда, длинен ростом. Ну да ништо, мясо нарастет, были бы мослы. Пошли, давай, а то мне пироги печь пора, тесто перестоится, да и мужики мои скоро на обед заявятся. А може ты спервоначалу ко мне? Ушицей накормлю, пирогами рыбными, потом уж пойдешь к своему дядьке?
- Не-е-е! Я уж лучше сразу к Ларсу! Пять годов не видались.
Беседуя, они вышли на просторную улицу, по краям которой, прижимаясь к заборам, были проложены широкие мостки в полбревна толщиной. По ним, не спеша, шли, разношерстно одетые, новгородцы. По самой же улице, меся весеннюю грязь, громыхали подводы с грузом и без него, рысью проносились всадники.
Бабка опять остановилась, привалила кошелку с рыбой к ноге, протянула вдаль руку со словами:
- Вот иди по энтой стороне и яко увидишь ворота с солнышками на полотнах - энто и будет подворье твоего сродника. А мы с внучкой пришли. Вот мой двор! Заходи! Вместе с Ведой...
Урс поклонился и пошел дальше, дивясь тому, что бабка знает Веду и последние слова произнесла с некоторым значением в голосе. А где жил дядька Ларс он помнил, просто хотел познакомиться с кем-либо. Размышляя об этом, Урс дошел до ворот с солнышками. Прежде чем стучаться, он оглядел двухсаженный забор из бревен, установленных вертикально и заостренных вверху. Вроде раньше его не было. За забором виднелся здоровенный домище в два этажа. И забор, и дом вместе с крышей были покрыты каким-то составом на основе глины, который не могли смыть осадки. Урс понял, что это надежное средство от поджогов. Узкие окна в доме напоминали горизонтальные бойницы в одно бревно, в которых сверкнули синие и желтые стекла, явно византийского происхождения. Эти стекла, мощные постройки с глухим забором и редкий басистый лай собак во дворе - все говорило о богатстве и военной профессии хозяина. Урс заволновался, не представляя, как его встретят хозяева и, особенно, нареченная невеста. Преодолев волнение, он рукоятью ножа громко постучал в калитку, которая была незаметно встроена в огромное воротное полотно, окованное полосами железа. Скоро послышались легкие быстрые шаги. Урса кто-то разглядывал в воротной волчок. Калитку открыл мальчик, голый до пояса, несмотря на весенний холод. На вид ему едва ли стукнуло восемь лет.
- Ты Урс, что ли? - спросил он по-готски. - Из леса? Проходи, собаки не тронут! Отца еще нет, но он об тебе говорил. Мамка пироги печет, а Веда к девкам уперлась, там кого-то лечить понадобилось. Свен (старший брат) коней увел купать, а меня так с собой не взя-а-ал, - с обидой протянул малец, - как будто я не умею...
Высокое крыльцо с перилами и резными балясинами вело в большие бревенчатые сени, настолько большие, что в них смело можно было уложить спать не менее двух десятков человек. Дверцы по бокам сеней вели в клети, а дверь прямо пропустила Урса в огромную кухню, где чудовищных размеров печь занимала добрую треть помещения. Вдоль стен кухни протянулись широченные лавки, на которых иногда спали
многочисленные гости, частенько бывавшие в этом вместительном доме. Возле печи хлопотала красивая, стройная женщина, лет тридцати. Урс знал, что ей уже около сорока, но на старуху она вовсе не походила, такова уж была особенность рода Рурков. Мало того, за подол материного сарафана уцепился годовалый карапуз. Это была жена Ларса Ия. Увидев входящего племянника, тетка быстро вытерла руки о передник, всплеснула ими и, быстро поклонившись, обняла Урса. Отстранившись и оглядев парня своими лучистыми, веселыми глазами, она бойко заговорила
по-готски:
- Ой, вырос-то как! Усы уже растут! Ну, совсем жених! Как там наши-то, живы, здоровы? Да что это я заговорила тебя совсем! Давай полью тебе на руки воды горяченькой. Пирогов напекла. Садись, поешь с дороги. У христиан пост еще не закончился, ну а мы для них язычники, хотя грехов-то у них побольше, чем у нас. Двоедушные они, сами себя обманывают.
Тараторя так, тетка быстро двигалась, все у неё мелькало в руках, карапуз так и таскался за ней, как привязанный, едва не падая. Она сняла с Урса мешки, полила ему на руки воды и усадила за громоздкий кухонный стол. Ловко орудуя деревянной лопатой, она достала из печи несколько здоровенных подовых пирогов и положила их на чистую холстину, расстеленную на лавке. По кухне разнесся вкусный запах сдобного хлеба. Карапуз, крепко держась за подол, продолжал молчать и только таращил на Урса круглые птичьи глаза.
Урс вынул свой нож и разрезал пирог на части. Начинка пирога состояла из массы белых продолговатых зерен с кольцами лука, восточными пряностями и кусочками мяса.
- Где это вы сарацинское пшено-то достаете? - заговорил он, вонзая зубы в ломоть пирога. Прожевав, продолжил. - Это ж такая редкость, тем боле у нас, на севере, да и стоит очень дорого. Мне ещё тогда, пять лет назад, когда я тут у вас, в Новограде, был, один араб на базаре рассказывал, что растет это пшено в воде, на болоте. Выращивать его очень трудно. Люди по несколько раз пересаживают его по колено в воде, в грязи, потом сушат, жнут, обмолачивают, провеивают, зерно шлифуют. Золото дешевле, чем это пшено.
Тетка беззаботно махнула рукой и рассмеялась.
- Не поверишь, племяш! Ларс торговцу этим пшеном две кадушки тележной мази привез, тот так обрадовался, что сразу же вручил мужику моему мешок этого пшена. Мы его в пироги и пускаем.
У Урса от удивления отвисла челюсть. Наконец он нашелся:
- Ну и люди! Не зря видно христиане-то говорят: неисповедимы пути Господни. Да сюда, в этаку-то даль, даже привезти это пшено и то великий подвиг. Колеса у телег, копыта у лошадей все сотрешь, пока доедешь. Ведь это пшено растет далеко на юге, в местах, где когда-то побывал великий завоеватель мира Александр Македонский.
Карапуз продолжал во все глаза разглядывать дядьку, засунув палец в рот. Урс вспомнил про подарок и достал из кармана, завернутого в лист молодого лопуха, петушка на палочке. Развернув лист, он протянул петушка карапузу со словами:
- Ей, ей, этот малец не забудет меня до конца дней своих! Ну что, продолжатель рода Рурков, - обратился он к ребенку, - на каком языке-то
хоть глаголать учишься? На вот пососи! Небось, все еще от материной титьки оторваться не можешь?
Ребенок, быстро вынув палец изо рта, ухватился за липкого петуха. Урс же принялся опять за пирог. Тетка Ия уселась на лавку и, посадив на колени голого отпрыска, всецело занятого петухом, удивленно спросила:
- И откуда ты, Урс, все знаешь? Про сарацинское пшено, про Сашку Македонского?
Парень дожевал кусок и, с укоризной, ответил:
- Эх, тетка Ия! Думаешь, если мы в лесной глухомани живем, так уж и совсем мхом обросли. А знаешь ли ты, что у нас на Онеге военный драккар стоит? Наши люди каждое лето через реку Свирь, озеро Ладо, Неву, выходят на этом драккаре в Варяжское море и идут в Ганзу, в столицу их, город Любек. Там они продают пушнину, мед, серебряную руду, а покупают сукно, хлопчатую ткань, книги. Но самое главное - это общение с людьми. От них мы узнаем, что творится в мире, что было когда-то, и, что будет.... Ну, конечно, книги читаем, хоть и написаны они на латинском языке, и стоят дорого...
Ия всплеснула руками, забыв про ребенка, а тот, чтобы удержаться, ухватился свободной рукой за связку бус из красного стекла на материной шее. Урс это заметил.
- Однако у наследника очень даже хорошая реакция. Воин будет. Другой бы точно шмякнулся на пол и разорался б на весь дом.
- Грамотный ты у нас, Урс! - воскликнула тетка.- Точно редкий жених! Небось, все языки знаешь?
-Все, не все, но кое-какие знаю: арабский, греческий, латинский тож, ну а русский тем более, не считая родного готского. Угорский знаю.
- Вот повезло-то Веде!
- Да я-то, может, ей не по нраву придусь, - забеспокоился Урс.
Ия притворно засмеялась, заявив после:
- Да кто нас баб спрашивает! Поженят вас - вот и все дела!
Да ты что, тетка, в своем уме! Как же без любви-то? - растерялся Урс.
- А здесь важно, чтобы парень любил! - резюмировала тетка. - Ничего Урс, слюбитесь, помяни мое слово. Правда, - Ия замялась, а Урс опять насторожился, - Веда, в последнее время, в христианскую веру ударилась. В Софийский собор стала похаживать, к вере предков наших охладела. Боюсь я за неё, не вышло б чего худого. Знаешь ведь, что творится сейчас во всей Скандинавии. Братья наши передрались из-за веры.
Урс согласно кивнул, отметив про себя, что вот они, подводные камни, уже попадаться стали, на его жизненном пути. То ли еще будет впереди.
- Да, тетка Ия, среди норманнов раздор. Некоторые вводят христианство в народ викингов огнем и мечом. Данию в свое время собрал воедино король Горм, а он ведь потомок знаменитого викинга Зигурта Змеиного Глаза. Но тогда еще крепка была наша древняя вера. Зато сын короля Горма - Гаральд Синий Зуб принял крещение, а внук - Свен Вилобородый - воевал против отца-христианина за старых богов. Да только что толку, если уж сын Свена - Кнуд Великий - разгромил соседей - норвежцев и свеев, и окончательно ввел христианство. Только вот окончательно ли? Тогда всем казалось, что да! Правда, он создал могучее северное государство, да только надолго ли? Вскорости Норвегию отвоевал король Гаральд Прекрасноволосый, которого подвигла на это принцесса Гида, объявив, что выйдет замуж только за властителя всей Норвегии.
- Знаю, Урс, - Ия вытерла краем подола подбородок сыну, который проявил недовольство, - Гаральд тогда дал клятву не стричь волосы, пока не победит всех соперников, за что и получил свое прозвище. После его побед Норвегия и стала единым государством.
- И все равно, тетка Ия, христианство плохо приживалось среди наших братьев. Сначала его насаждал король Олаф I, а потом Олаф II. И, между прочим, обоим приходилось после очередных поражений укрываться на Руси. Олафу I - у своего друга, Владимира Святого, а Олафу II - у Ярослава Мудрого. Олафа II тоже, как и Владимира, назвали Святым. Но ведь он жестоко, мечом и кровью, закончил крещение своей родины. В конце концов, оба короля погибли в междоусобных войнах, один раньше, другой позже. Теперь на Руси князья дерутся, только не за веру, а за уделы, за верховную власть в Киеве, за передел территорий. Идет война дядьев с племянниками. Вместо того, чтобы строить могучее, славянское государство, как это делали Владимир Святой, Ярослав Мудрый и Владимир Мономах, наследники их перегрызлись.
Урс помолчал некоторое время, вспоминая события, и продолжил:
- Готы и родственные свеи вытеснили финнов на север и восток, основали в самых удобных местах поселения викингов, да и начали враждовать между собой. Хоть король Эрик Святой и окрестил народ викингов, пытаясь объединить всех, да что толку-то. Распри и войны продолжаются и по сию пору. Вот и на Руси творится это же. Я-то хочу поднабраться боевого опыта, но воевать буду за интересы нашего древнего рода Рурков, а славяне пусть грызутся, пока не поумнеют.
Урс, вдруг, без всякого перехода, задал обычный, бытовой вопрос:
- Как наследника-то назвали?
Ия посмотрела на ребенка, упорно сосавшего хвост сладкого петуха.
- Да как? Гаральдом вот и назвали.
Дверь в кухню открылась, и в нее пролез огромный, рыжий мужик в кольчуге с капюшоном, но без брони. В левой руке он держал шлем, островерхий, типа шишак, с серебряным украшением, что говорило о высоком воинском положении хозяина. С широкого, с бронзовыми
заклепками, пояса свисал короткий, пехотный меч. Это пришел хозяин дома, Ларс Рурк.
Он обнял вставшего Урса, Ия передала ребенка мужу, который тут же вцепился свободной рукой за рыжую с проседью бороду отца, а второй продолжал мусолить полурастаявшего петуха.
- Подержи-ка наследника, Урс, я стяну с себя эту железную шкуру, да умоюсь. Пропотел на потехе воинской. Завтра представлю тебя князю Мстиславу. Он у нас парень боевой, задиристый. Никому покою не дает: ни нам, ни соседям новгородским, князьям удельным. И что интересно, ничего ему от соседей не нужно: ни земли лишней, ни богатства какого ни то - просто землю нашу в обиду не дает. Да черт с ним, молодой, глупый. Погоди, потеряет голову ни за что, ни про что. Князь владимирский, Андрей Боголюбский, и так уж недовольство проявляет, мол, посадник у вас своевольный, задиристый.
Из-за широкой спины Ларса вынырнула фигурка давешнего мальчика, который открывал Урсу калитку. Он забрал младшего брата, который и не думал капризничать, занятый обсосанным петухом. Ия полила из деревянного ковша теплой воды на голую спину мужа, склонившегося над объемистой бадьей в углу, и накинула на него, расшитое голубыми васильками, льняное полотенце. Потом взяла ухват с длинной, в сажень, ручкой и вытащила из печи большой глиняный горшок, который и водрузила на стол. Запахло квашеной капустой, свеклой и отварным мясом. Куски мяса Ия вынула на серебряное блюдо, чтобы остывали. На столе появились деревянные и роговые ложки.
- Чегой-то старшой мой, Свен, задерживается, да и Веды нет. Порядка не знают? - ворчал хозяин, усаживаясь за стол.
- Ни Свен, ни Веда раньше вечера не заявятся, - ответила Ия. - Ты же сам велел Свену коней отмыть, а это скоро не делается. Веда пошла, лечить подружкину мать. Это тоже долгое дело.
В кухню вошел средний сын Ларса и сообщил:
- Гаральд заснул! - и тут же добавил: - в парилку-то пойдете? Свен с утра еще её затопил и воды натаскал колодезной, а я принес туда жбан кваса с брусникой и белье исподнее на двоих.
- Хозяйственные, однако, у тебя парни, дядька Ларс! - заметил Урс.
Хозяин отложил в сторону обглоданную кость, поглядел на племянника, потом на сына.
- Они дело знают. Молодец, сынок! Пойдем, конечно.
В бане, которая располагалась в огороде среди зацветающих яблонь, за коровником, Ларс с Урсом, напарились березовыми вениками с сушеной крапивой. Разгоряченные, они сидели в предбаннике, и пили квас. Урс разглядывал шрамы на теле дядьки.
- Что, нравится? - добродушно обронил Ларс. - Погоди, и у тебя будут.
- Досталось тебе! - с уважением произнес Урс. - Видно, что в жарких схватках побывал. А скажи, дядя Ларс, трудно убить человека? Душу ведь свою надсажаешь, сердце-то не каменное.
Ларс глотнул еще кваса и, посуровев, заговорил:
- Я тебе просто скажу. Когда идешь в сечу, поначалу как-то не по себе: дрожь пробирает. Когда же сблизишься и увидишь зверские морды, в них же нет ничего человеческого. Они искажены, в них одна ненависть и звериная злоба, как будто ты нечистая сила, которую надо во что бы то ни стало смести. Поэтому биться становится легко. Ну а владеть оружием надо мастерски - это уж кто кого. Профессия воина - это тяжелая, мясницкая работа и выполнять её надо хладнокровно. Если допустить в сердце хоть каплю жалости - считай, что тебя уже нет в живых, ты покойник. Запомни это накрепко, Урс. Какое оружие ты привез с собой?
- Кольчугу готскую с капюшоном и длинными рукавами, шлем без личины и арбалет разобранный, с десятком стрел.
- Так, ну арбалет тебе не понадобится - это оружие оборонительное, годится для засад и обороны крепостей, теремов. Личину тебе сделают наши оружейники. Знай, что наступательное оружие - это меч конный, меч пехотный, щит, копье штурмовое, сабля. Еще хорошо иметь в
конном строю шестопер, клевец для пробивания шлемов, палицу.
Ларс отхлебнул еще кваса, и продолжил наставлять племянника:
- Завтра князь будет испытывать твое умение отбивать мечом копейные удары, ну и, вообще, работу с мечом. Не осрамись, посмотрим, чему тебя обучил наш конунг и дядья. Это обязательное первое испытание для любого юноши, поступающего на службу в новгородскую дружину. Князь Мстислав у нас горячий, любит военные походы. Его хлебом не корми, дай подраться с соседями. Неуклюжие да неумехи ему без надобности. Для тебя важно показать себя, да чтоб в дружине прижился. Завтра, после смотра, пойдем выбирать тебе коня на скотьем рынке, да амуницию, да седло доброе, хотя и у князя все это можно подобрать. Тут важно амуницию под себя подогнать, чтоб было, как влитое, как будто ты родился со всем этим. А теперь пойдем в дом, выпьем по маленькой меду, чтоб спалось хорошо. Тебе надо выспаться, завтра у тебя будет тяжкий день.
Урс про Веду так и постеснялся спросить. На фоне предстоящих испытаний, проблема отношений с девушкой показалась ему мелкой, второстепенной, а у дядьки даже и мыслей об этом не возникло. Зато тетка Ия озаботилась: зная ум и упрямый характер Веды, её увлечение христианским учением, она не представляла, как можно совместить разные верования, исполнение воли конунга Хельги и колебания Урса, неопытного в отношениях с девушками.
Ларс поместил племянника в боковую светлицу об одном узком оконце, забранном цветными ганзейскими стеклышками. В углу стояли деревянные нары, застеленные медвежьей шкурой с подушкой в изголовье из хлопковой ткани, набитой гусиным пухом. Укрыться Урс мог, если б стало холодно телу, такой же медвежьей шкурой, которая лежала в ногах. Напаренному в бане Урсу, да еще после баклажки медовухи, было и так жарко. Со двора доносился гогот гусей, мычание коров, редкий, но требовательный лай псов. Урсу спать не хотелось, потому как обстановка в доме, который должен был стать ему родным на долгие, может быть, годы, совершенно не походила на его лесное житье. Он открыл раму оконца, закрепленную на полосках кожи. В светлицу ворвался свежий, вечерний ветерок с Ильменя. Оконце выходило на двор, где столпилось огромное стадо гусей о чем-то громко и горячо судачившее. Тетка Ия хлопотливо сновала по обширному двору туда-сюда, торопясь закончить до темноты неотложные хозяйственные дела: надо успеть подоить двух коров, накормить пяток гусынь, сидящих в гнездах на яйцах, засыпать в кормушки овса коням и напоить их. Да свиньи, да овцы, да полить грядки в огороде с луком, чесноком, базиликом, укропом, морковью, да Господи... Хозяйственные люди, новгородцы. Это ведь в каждом дворе такая суета в городе со стотысячным населением. Ничего, справлялись. Еще девки с парнями, уже при луне, успевали на посиделки и хороводы. Умели, и спеть, и сплясать, и сыграть на рогах, дудках и жалейках. Хорошо, что тетке помогали сыновья, и уже замелькала гибкая фигура Веды. Урса хозяйственные заботы тетки нисколько не волновали. Не дело воина иметь в голове всякую ерунду. Вот барана освежевать - это, пожалуйста. Вон дядька Ларс уже храпит вовсю за стенкой, в соседней светлице.
Солнце уже закатилось, но было еще светло и люди торопились управиться до темноты. С улицы доносился грохот проезжающих мимо телег, раздавалось хлопанье калиток и визг ворот. Освещаться в домах, было не принято, ну разве что у богатых, да у монахов в храмах. Еще городские стражники скакали в полутьме с дымными факелами. Зато в кремле света было много, на литейном и кузнечном дворах...
Урс захлопнул оконце, отметив про себя, что из арбалета можно спокойно обстреливать больше половины двора, часть высоченного забора вместе с воротами и оставаться самому совершенно неуязвимым. Увалившись на нары, и, прикрыв ноги медвежьей шкурой, Урс попытался было, заснуть, но откуда-то изнутри проползли ему в голову воспоминания. Тогда, еще пять лет назад, когда он с дедом Микки побывал в этом доме, Веда, еще тоненькая девчонка с русой косичкой, обмотанной вокруг головы, поддразнивала его, пацана, обзывая неумехой, когда он запрягал лошадь, да что-то перепутал в упряжи. Урс злился на неё, гнал прочь, а
руки не слушались. Веда смеялась, сверкая серыми глазищами, кокетничала по-детски, по-девчоночьи, а дядька Ларс, стоя на высоком крыльце, только похохатывал. Урс, когда Веда убежала, с обидой кричал дядьке: "Чего смеёшься! Весело тебе, когда баба надо мной изгаляется!" Дядька тогда подошел к нему, погладил по голове, да и сказал: "Не бери в голову, дурь все это! Жена она твоя будущая". Урс тогда, вытирая слезы, крикнул гневно: "Не надо мне этой бабы противной! Я воином буду, как ты!" Дядька тогда посерьезнел, и слова его врезались в память: "Эх ты, младень! Род Рурков сокращается год от году. Многие деды и дядьки твои полегли костьми, отбиваясь от врагов, защищая жадность славянских князей и интересы чужих государей. Нам род свой возрождать надо. Потом поймешь. А воином ты будешь!"
Утро, первым делом, высветлило синий квадратик на противоположной от оконца бревенчатой стене. Урс открыл глаза и смотрел на этот квадратик, который становился голубым, лиловым, розовым... В дверь просунулась лохматая головка Келла, среднего из сыновей Ларса.
- Эй, Урс! - сказал он. - Отец зовет утречать! Вам собираться пора. Коней я уже накормил, напоил и оседлал. Поспеши, брат.
Урс вскочил, влез в кожаные штаны, натянул на себя мягкую, красновато-серую рубаху под кольчугу. Надел и кольчугу, подпоясавшись широким, в пясть, ремнем, на который нацепил боевой нож, обулся в мягкие, до середины икр, сапожки. Пригладив длинные, до плеч, волосы, Урс надел на голову обруч из красного бархата с серебряным знаком. Спустившись в гостевой зал, Урс увидел, что вся семья Ларса в сборе и сидит за огромным столом в ожидании гостя. Урс поклонился, на что вся семья встала, включая хозяина, и поклонилась в ответ. Вот тут-то он и увидел Веду. Только на мгновение он задержал взгляд на Веде, но то был уже взгляд мужчины, который увидел и оценил в девушке все. В Веде, одетой просто, боги заложили при рождении всю силу своего могущества: в её облике было чего-то чуть больше, а где надо чуть меньше, чем в обычной девушке, и все это создавало сильное впечатление исключительной гармонии природы.
Урс загорелся радостью, но приученный с детства сдерживать свои эмоции, внешне, даже намеком, не выказал каких-либо ощущений от встречи с нареченной невестой. Но и Веда, обладая сильной натурой, тоже проявила холодность, даже не взглянув на Урса, хотя краем глаза сразу оценила его стать воина и претендента на высокое звание конунга их рода. Завтрак, состоящий из овсяной каши с коровьим маслом и вчерашних пирогов, прошел в полном молчании, после которого Ларс с Урсом выехали на княжье подворье.
Княжеский терем выглядел каким-то неказистым и неухоженным, хотя и был довольно объемистым. Может быть потому, что во всем его облике проступал отпечаток хозяина-временщика.
Строптивые новгородцы меняли посадников, чуть ли не каждый год. Двор, не смотря на то, что с одной стороны располагались конюшни, кузня и казарма для младших дружинников, был довольно обширным и легко мог вместить до пятисот всадников. Подмести его почему-то тоже никто не удосужился. Когда Ларс с Урсом въехали на двор, они увидели две шеренги дружинников в пешем строю. Отдав коней конюху, они тоже встали в общую шеренгу. Все ожидали выхода князя. Возле теремного крыльца стояла простая табуретка, накрытая куском войлока. Вскоре из терема вышел веселый, кудрявый парень. Несмотря на холодное весеннее утро, он был одет в простую льняную рубаху до колен. Подпояска состояла из узкого кожаного ремешка с серебряным набором, с которого свисал восточный кинжал в богатом чехле. Рубаха, по подолу и вороту была расшита замысловатым растительным орнаментом в синюю нитку. Из - под неё выглядывали зеленые шелковые штаны, заправленные в красные сапоги со слегка загнутыми к верху носками. Дружинники бодро прокричали здравицу, парень уселся на табуретку и в полной тишине спросил:
- Ларс! Ты обещал привести в дружину нового молодца? Кажись, я его вижу! Эй, Петра! А ну, спытай энтого парня!
Из рядов вышел плотно сбитый дружинник. Шлема на нем не было - только кольчуга с коротким рукавом. В руках он держал копье без наконечника и маленький, круглый щит. Урсу подали тренировочный меч с тупыми лезвиями и приклепанным шариком на конце, щита же не дали. Противник выглядел старше и посолиднее Урса. Он насмешливо посмотрел на тонкого, но жилистого варяга и пошел по кругу. Из рядов послышались ободряющие выкрики. Урс слегка пригнулся, прикинул в руке меч на вес, приноравливаясь, перебросил его из руки в руку и, вдруг, оружие превратилось в блистающий круг, который мгновенно надвинулся на противника. Урс остановился и спокойным голосом сказал:
- Эй, Петра! Ты уже убит!
Здоровяк мрачно отбросил сломанный щит и обломки копья. Князь же весело воскликнул:
- Не понял! Даже скука! Ларс, ты кого ко мне привел? Эй, Афанасий, Скоп! А ну спытайте новобранца вдвоем на мечах, без щитов!
Из рядов вышли два матерых воина. Им тоже подали тренировочные мечи, хотя и такими можно было покалечить противника. Воины зашли с двух сторон и кинулись в атаку. Очень быстро замелькали и засверкали мечи, звон стали разнесся на весь двор. И... произошло неожиданное, на глазах у изумленных дружинников два меча с визгом отлетели в стороны, а оба заматерелых воина сшиблись лбами. Урс стоял, опершись на свой меч, в шаге от них. От веселости князя не осталось и следа.
- И энто матерые волки из моей личной дружины? Курам на смех! Воин, иже не может удержать меча в руке, уже не боец. Жрете мой хлеб, пьете мой мед! Да я вас в конюшню! Навоз сгребать!
Один из дружинников виновато заговорил:
- Дозволь, княже, слово молвить?
- Отвечай!
- Энтот парень из варягов, и владеет яким-то хитрым приемом! Мы даже не успели ничего понять.
- Ишь ты! Выкрутился! Ладно, будете упражняться до вечера, без обеда. Морды наели, а силы в руках нет! Всем заниматься потехе воинской, до упаду! Через два дни дружине выступать противу князей туровских, а у меня стадо коров. Туровские - вояки добрые, позору мне хотите? Эй, Ларс! Подведи сюда своего парня!
Ларс с Урсом подошли, поклонились в полкорпуса.
- Яко кличут тебя, молодец?
- Я Урс Рурк, княже!
- Ишь ты, гордый якой! Ну, ин ладно, обучать тебя, нету надобности. Похоже на то, што нам самим у тебя поучиться не грех.