Ломиа Мераб
Мерзкий убийца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На дальнейшей политической карьере президента можно было ставить жирный черный крест. Никто не может всерьез воспринимать человека с торчащей во все стороны изумрудной шевелюрой и жутковато светящейся в темноте оранжевой физиономией, а потому похожего на знаменитое изображение кровожадного бога войны ацтеков Кетцалькоатля, найденного в конце прошлого века в развалинах безымянного города племени тольтеков на полуострове Юкатан.
  Мерзкий убийца
  
  За любые аналоги с реальностью читатели ответят по всей строгости закона Лавуазье.
   Автор.
  Ухи!...Ухи!
   Хмырь (из к/ф "Джентльмены удачи") .
  
  Стрелять в президента было не особенно интересно. Сермак почувствовал, что эта работа не требует от него истинного мастерства. Президент, бывший первый секретарь ЦК советской республики, был опытнейшим аппаратным политиком, но в вопросах личной безопасности почему-то соображал не лучше своих несколько туповатых функционеров. Сермак знал о том, как искусно седоглавый президент, в народе почему-то называемый белым крокодилом, играет на ограниченности своих подчиненных, здраво полагая, что алчные дураки у власти всегда будут ставить его, мудрого президента над собой в грызне за кусок с долларами. Не учел он одного: умный человек со стороны может изменить все с помощью маленького кусочка металла или кремнийорганического мини-контейнера весом в несколько грамм, пущенного из технически совершенного устройства умелой рукой с расстояния нескольких километров.
  Сермака никто не нанимал. Ему это было не нужно. Он никогда не вмешивался в политику, и он почти не держал раньше в руках оружие. Вообще-то его мало кто знал в этом красивом своеобразном городе, где европейцы пьянели от отчетливого ощущения средневековья, которое исходило не от чужих громад дворцов и соборов, построенных много столетий назад и недоуменно взирающих на современных ротозеев, для которых они всего лишь любопытные артефакты. Средневековье было разлито в жестах и словах горожан, в их манере общения, в их умении принимать гостей и радоваться каждой минуте прожитой жизни. Впрочем, радоваться было особенно нечему. И европейцев на улицах было очень мало. Их время от времени убивали в темных углах за жалкую поживу в несколько десятков долларов, которые они обычно носили с собой.
  Сермак поудобнее устроился у своего наблюдательного отверстия. В оптический прицел было видно, как суетилась охрана президента. Время от времени в прессе появлялись сообщения, что президента охраняют лучше всех других президентов из бывшего СССР, и что его охраной руководят какие-то легендарные американцы. Сермак знал одного из них - он жил по соседству. Сосланный из посольства в Йемене сюда за пьянство, он с успехом продолжал пить и здесь, причем вина были здесь знамениты и дешевы, а охранник любил больше всего не виски и коньяк, а именно вино. Некоторые местные сорта, непохожие на европейские, с высоким содержанием танина, ему все равно были по вкусу.
  Даже не зная, какие американцы охраняют президента, Сермак был уверен, что это всего-навсего агенты третьего сорта. Несмотря на утверждения местной прессы, что президент является ценным (одним из ценнейших стратегически!) союзником Америки, Сермак и все другие знали, что Америке по большому счету наплевать на президента и на страну. Таких стран в мире было много десятков, и президенты всех без исключения из них утверждали, что их страны занимают стратегическое положение, чрезвычайное интересное для Америки. Если это было бы так, половина населения Америки работала бы в Государственном Департаменте, - подумал Сермак.
  Президент в прицеле сохранял значительное выражение лица. Весенний праздник независимости начинался парадом полуголодной армии. Сермак не знал, будет ли он стрелять сегодня, но что-то ему подсказывало, что стрелять надо именно сегодня.
  - Интересно, куда дальше сошлют соседа-американца,- подумал Сермак. Наверное, не в такое теплое место. А жаль: хороший он парень, хоть и пьяница. К тому же любитель Толкиена.
  Дружба Сермака с американцем началась именно с Толкиена. Сермак заметил у агента томик великого писателя в руках и разговорился с ним. Слово за словом - и американец открыл ему мечту своего детства: хоть бы раз в жизни увидеть меллорн - волшебное дерево, на котором обычно живут эльфы.
  Разговор состоялся летом. Сермак улыбнулся и сказал Говарду, что настоящий меллорн можно увидеть только в январе.
  Говард ничего не понял и наверное скоро забыл про этот разговор. Но Сермак как-то зашел за ним ранним январским утром и пригласил посмотреть на меллорны. Говард не поверил, но за Сермаком пошел.
  Шли они недолго. В городе было раннее утро. Платаны стояли на всех его главных проспектах. Сермак указал Говарду рукой на крону платана, и Говард обомлел...
  Платаны непохожи на другие деревья. Они не теряют листву зимой, если только нет очень сильного ветра. Она остается золотой, и деревья всю зиму стоят золотыми - как меллорны в Лотлориене. Всё похоже: гладкий серебристый прямой ствол, и величественная золотая крона где-то наверху. Нет только ярко-красных цветов, но должны же творения нашего мира отличаться хоть чем-нибудь от творений Третьей эпохи Среднеземья! Как бы то ни было, улицы древнего города солнечными зимними днями тепло освещались мягко шелестящим золотистым светом волшебных крон, а в пасмурные дни теплое золото платанов своим неярким сиянием не давала постылой серой мгле поглотить улочки этого города-красавца, такого непохожего на другие города мира.
  Говард и раньше любил ходить по улицам города, но зимнее золотое сияние улиц воспринимал как само собой разумеющееся, не думая о нем и даже не подозревая о нем. Оно просто мягко входило в его душу и делало его немножко более спокойным и умиротворенным, чем обычно. Поэтому и было ему хорошо в этом странном городе, и постепенно шаг за шагом, день за днем золотое сияние становилось частью его в общем-то заурядного существования...
  Через неделю на центральном проспекте города можно было наблюдать странную и вместе с тем эпическую сцену. На самом высоком платане, высоко в ветвях сидел Говард в вышитой крестами одежде местных горцев, которая ему была явно мала. Рядом с ним сидел местный житель - небритый, и в точно такой же одежде. На соседней ветке висела увесистая плетеная бутыль с вином, и пир шел вовсю. Время от времени Говард кричал на родном англосаксонском наречии "Бей орков!", повторяя ту же фразу на эльфийском, и натягивая невесть откуда попавший в его руки боевой лук. Его сотрапезник, будучи сильно выпивши, размахивал местным коротким горским мечом и почему-то кричал: "Хай живе вильна Украйна!", что в политическом контексте было совершенно неясно.
  Относительно мирную ситуацию слегка изменило появление под деревом местных стражей порядка. Скоро по проспекту должен был проехать кортеж президента, по совместительству бывшего генерала КГБ СССР. Стражи порядка, не знающие ни слова по-английски, робко пытались уговорить слезть дружественного, но несколько эксцентричного американца с платана, но тот не обращал на эти дипломатические поползновения ровным счетом никакого внимания.
  Ситуация обострилась, когда у дерева появился местный участковый полицейский, который отличался гигантскими размерами живота и необычайно значительным, можно сказать, свиреповатым выражением лица, хотя на самом деле был весьма добродушным человеком, любившим пропустить стаканчик-другой вина в компании таких же как и он участковых полицейских.
  Вид толстого полицейского почему-то крайне отрицательно подействовал на Говарда. "Trolls!!Trolls!!" - завопил он. Затем с эльфийским кличем "Аи на ведуи Дунадан! Маэ хованнэн!" выпустил в свиреповатого на вид участкового боевую стрелу, которая угодила бедняге в филейную часть. Участковый, которого впервые в жизни подстрелили стрелой, издал душераздирающий крик, по тембру напоминающий рев раненого бизона, а может и зубра из Беловежской пущи, что порождало нежелательные политические коллизии.
  Рев, доносящийся с центрального проспекта, несмотря на ранний час, привлек большую массу любопытных прохожих. Переполох был настолько велик, что кортежу бывшего генерала КГБ СССР (а бывают ли бывшие генералы КГБ? - не знаю, не знаю...) пришлось проехать по другой улице.
  Позднее, часа через четыре, когда Говард и его собутыльник надрались до бесчувственного состояния, они заснули на ветвях и вскоре упали вниз, но не на жесткий заплеванный тротуар главного проспекта, а на пружинящую крупноячеистую нейлоновую сетку, заботливо натянутую службой безопасности Президента. Говарда заботливо отвезли в собственную квартиру, где за ним профессионально ухаживала офицер ЦРУ и сиделка первой категории Джеральдина Розенцвейг. Собутыльником Говарда оказался, как это ни странно, сотрудник российского посольства Пантелеймон Чернокопытенко, русский по национальности, несмотря на его украинскую фамилию. На его карьере уже можно было ставить жирную точку. Правда, дядя Пантелеймона был крупным украинским криминальным авторитетом, и для любимого племянника он всегда имел в запасе хлебное место.
   С Говардом дело обстояло сложнее. Дядя Говарда был крупным чином в ЦРУ, и он охотился за Мигелем Дельгадо, негласным наркокоролем западного полушария. Дядя был почти у цели, и пока он был почти у цели, а это длилось уже много лет, Говард мог лезть на любые платаны в мире с боевыми луками и без. В конце-то концов, это безобидное занятие по сравнению с охраной бывших генералов КГБ.
  
  Но это было давно. А сейчас седоглавый президент важно стоял на трибуне, ожидая марша полуголодной армии, а над ним монументально возвышались так называемые Уши Андропова, представляющие из себя линейную группу многослойных сквозных железобетонных абстрактных скульптурных конструкций, одновременно напоминающих собой стилизованные ослиные уши и фаллоидные образования. В жаркий летний день бывало, что струи раскаленного воздуха, поднимавшиеся вверх от мостовой, создавали впечатление, будто тридцатиметровые Уши, а их было почему-то семь, величественно колыхались в воздухе. Но сегодня было нежарко, и Уши стояли как им и полагалось - монументально и торчком.
  Хотя насчет ушей в народе существовали разногласия. Некоторые интеллектуалы видели в них преимущественно фаллическое начало. Надо помнить, что уши создавались на главной площади республики во времена расцвета геронтократии. Что архитектор хотел выразить этими ушами, было совершенно непонятно. Скорее всего, его об этом никто и не спрашивал. Возможно, последние Генеральные секретари всерьез увлеклись учением Зигмунда Фрейда, и как и все малообразованные неофиты, решили в этом южном городе, куда ехали все северянки в поисках грубой мужской ласки, отождествить себя во время ежегодных парадов и демонстраций с проявлениями мужского начала, увековеченными в архитектуре. Но было непонятно, почему фаллических символов было семь. Правда, местные интеллектуалы эту задачу разрешили быстро, - ведь вывод напрашивался сам собой. Конечно же, это были Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко и Горбачев. Ну не совсем они, конечно, но их фаллические символы. Причем Андропов, при котором создавались эти уши, опираясь, вероятно, на результаты аналитических исследований, проводимых в его родном ведомстве, пришел к очевидному выводу, что страна после него может еще выдержать не более двух Генсеков, что блестяще подтвердилось последующим ходом истории и отразилось на количестве железобетонных аурикулофаллоидов. Правда, вызывала смущение одна деталь, - символы были разные по величине. В центре возвышался самый крупный, по бокам два пониже, далее по бокам - чуть повыше, а по краям и вовсе какие-то лилипутики, на которые ни одна даже самая пропащая северная туристка не польстилась бы. Хотя это оставляло простор для неоднозначной интерпретации композиции, что так характерно для истинных шедевров. Ведь улыбку Джоконды тоже никто не может однозначно истолковать.
  Да, - подумал Сермак, - реальная история почти всегда причудливее любой выдумки. Ведь ни один фараон или император в прошлом не додумался ставить памятники своим ушам, причем так, чтобы это получилось естественным путем, непроизвольно, так сказать. И ведь из всех марксистов только один удостоился памятника своим ушам. В том, что это уши, а никакие не фаллические символы, Сермак не сомневался. Фаллические символы волнообразно не колыхались бы в раскаленном летнем мареве, - до такого бреда даже великий Фрейд бы не додумался. Да и с Фрейдом у Генеральных секретарей были неоднозначные отношения, - несмотря на то, что лично они не были с ним знакомы. А то что ушей было семь - так это неудивительно: согласно гениальному учению Академика Лысенко, негласным почитателем которого до конца своей жизни и был Андропов, у любого человека за сорок пять лет работы в руководстве КГБ СССР могли отрасти не семь, а двадцать семь ушей, не считая дополнительного жаберного уха, характерного для некоторых земноводных.
  Сермак не любил многоухих. Один из его соседей был старым КГБ-шником. Вся его семья так или иначе тоже имела отношение к КГБ. Морально более нечистоплотных людей трудно было себе представить. Все они были образованными хорошими собеседниками, умели и любили быть душой общества, были знакомы со многими кино-литературно-театро-научными знаменитостями бывшего СССР, знали множество колоритнейших подробностей из их жизни. Последние городские сплетни или интриги также был им полностью ведомы. Все они неоднократно бывали на Западе, и все они давали всем вокруг в меру ненавязчиво понять, что принадлежат к особой касте посвященных людей, обладающих особым обаянием и особой аурой, дающей им особую сакральную власть над людьми и дающей им право манипулировать непосвященными во имя каких-то таинственных высших целей, - целей, которых простым смертным знать было нельзя, не дано и не положено. Единственный человек, перед которым сосед робел, был Сермак. Что-то такое было в учтивом и всегда вежливом Сермаке, что пугало "посвященного" соседа. Даже если Сермак не открывал рта, все равно было всем ясно, что перед ними стоит проницательный и образованный человек, который в силу каких-то неясных причин не играет в обычные игры. Более примитивных это злило, но люди поумнее терялись. Сермак жил нелогично: вот что их сбивало с толку. Он не жил так как было принято в этом городе. Он запросто мог преуспеть в политической или профессиональной игре, но он старательно избегал делать этого и жил какой-то своей особенной жизнью, которую знали только несколько его самых близких друзей, очень разных, но таких же необычных на первый взгляд, как и он сам.
  Вдруг Сермак насторожился. Он почувствовал, как на чердак тихо поднимались какие-то люди. Естественно, это были люди из службы безопасности президента. Из чердака дома открывался широкий вид на монументальные членоуши и на скучающего президента под ними. Но Сермак был спокоен. Его не могли заметить. Фальшивая стена, отгораживающая чердачный закуток Сермака от остального просторного чердака, делала его невидимым и неуязвимым.
  Сермак вдруг подумал, как отнесся бы Фрейд к членоушам. Хотя, все было предельно ясно. Сила людей, строивших членоуши, была именно в ушах, все слушающих и знающих. Благодаря тотальному наушничеству, они и правили своей империей. Так что фаллическая мощь членоушей могла бы служить намного более точным символом СССР, чем пресловутые серп и молот, причем членоуши лишний раз подчеркивали химерообразность империи развитого социализма. Хотя сейчас членоуши больше подходили на символ нового нарождающегося мирового порядка, но Сермак понимал: именно в химерообразности и кроется конечное бессилие членоушества.
  А тем временем ушастая (или все-таки членистоухая?) площадь замерла в ожидании парада.
  Внезапно президент в объективе прицела забеспокоился. К нему услужливо наклонился министр безопасности, и было видно, как президент что-то говорил ему безгласно шевелящимися губами. Сермака это не волновало. Он знал, что полностью контролирует ситуацию.
  Сермак бережно погладил свое оружие. Он не знал, как следует называть его. Оно не подходило ни под одно из существующих определений. Что-то среднее между духовой винтовкой крупного калибра и пусковой ракетной установкой. Пуля сначала вылетала из ствола как обычная пуля, но потом включались миниатюрные ракетные двигатели, и она летела к цели, получая наводящие сигналы из маленького ноутбука, находящегося в кармане у Сермака.
  Сермак вспомнил о старом профессоре, сделавшем эту уникальную вещь, и ему стало очень грустно. Профессор был необыкновенно жизнерадостным и интеллигентным человеком, своими руками делающий волшебные электронно-механические аппараты, которые помогали парализованным кошкам и кроликам вновь обретать способность двигаться. Скоро он собирался сделать такой же аппарат для людей, но наступило такое время, когда работа профессора стала никому не нужна. Государство прекратило ему платить зарплату, - впрочем, как и всем остальным ученым, зарубежные дельцы предлагали профессору за его изобретения суммы порядка несколько сотен долларов, а главврач больницы, где профессор собирался поставить на ноги первых больных, попросил у него за дальнейшую работу двадцать тысяч долларов. Жизнь становилась все труднее, но единственный сын профессора начал торговать бензином и жизнь начала снова налаживаться. Дома профессор продолжал работать - без патентов, потому что патенты ему были не по карману, и без просторных лабораторий, но с прежним энтузиазмом. Профессор был из той породы людей, которые не могли не творить новое своими руками и головой.
  Все рухнуло в середине мая позапрошлого года. До этого в городе поползли слухи, что торговлю нефтепродуктами в стране забирает в свои руки один из близких родственников президента. А через две недели после появления слухов сына профессора нашли убитым на соседней улице. Он лежал посреди дороги с развороченной грудью и обезображенным лицом: стреляли разрывными пулями из автомата Калашникова.
  Через три месяца после похорон сына профессор умер. Сермак часто заходил к нему посидеть, но профессор, превратившийся в старика с потухшими глазами, однозначно кивал головой Сермаку, когда этого требовала простая вежливость. За пять дней до смерти профессор дал Сермаку какое-то странное устройство с пятилитровой банкой впридачу, заполненной оранжевой жидкостью, и попрощался с ним. А через две недели приехавший из деревни Сермак узнал о кончине профессора.
  Сермак навестил могилу профессора. У профессора не было никого - профессор тоже жил не по правилам. Сермак постоял над простой могилой, и спустя час продрогший и усталый вернулся в свою пустую квартиру, где тоскливая волна нахлынула на него, вытесняя из его разума последние светлые мысли...
   А вдруг это уши Амана,- подумал Сермак и чуть было не рассмеялся вслух своей мысли. Уши Амана - на площади города, население которого не одно тысячелетие боролось с персами - это было весьма символично и не менее логично. Аман, личность библейская, один из центральных отрицательных персонажей “Книги Эсфири”, по предположению одного известного современного русского богослова был министром внутренних дел древней Персии. Согласно библейской версии, почтенный господин Аман как-то задумал истребить евреев во всей Персии. Почему выбор министра, в чисто восточном витиеватом стиле носившего сокращенный официальный титул мудрейшего, благодушнейшего и вездесущего (полный официальный титул занимал несколько свитков пергамента), пал на евреев, было непонятно. По своей вредоносности миролюбивые евреи никак не могли конкурировать с воинственными эллинами, в отличие от них самих то и дело довольно-таки сильно теребивших персидскую империю. Вероятно, тут в дело вмешался географический фактор - и эллины, и евреи были для несколько прямолинейно мыслящего министра людьми с Запада. А как известно, географический фактор в известный момент может стать доминирующим в политическом жаргоне, и как следствие этого - в политике, порождая при этом кровожадную химеру геополитики. Так что господин Аман, скорее всего, был первым государственным деятелем, попытавшимся на практике применить пусть и весьма неуклюжую, но, пожалуй, первую в истории человечества геополитическую доктрину. Хотя, согласно хорошо известной русской пословице, первый блин - всегда комом.
  Возможно, причудливое преломление несоразмеримых по масштабу факторов, породивших в голове оригинально мыслящего кровожадного министра первую в истории человечества геополитическую концепцию, могло бы привести к роковым последствиям для евреев, но на непредсказуемый ход истории часто оказывают влияние очень незначительные с точки зрения геополитики факторы. Жена царя Персии, как это ни парадоксально, была еврейкой. Она одной из первых узнала про планы Амана-геополитика, и получила от своего любимого супруга, наверняка самого побаивающегося ретивого и не совсем нормального министра, разрешение для упавших было духом евреев убить всех, кто собирался посягать на их жизнь. В результате господина Амана, естественно, убили и почему-то отрезали у него уши. Последнее весьма странно: обычай отрезать уши у своих жертв широко был распространен среди горцев Северного Кавказа, но для семитских народов этот обычай абсолютно нехарактерен. Возможно, тут был замешан какой-нибудь чеченский авторитет, в те далекие времена бывший "крышей" нескольких еврейских торговых кланов, и решивший в смутное время крупнейшей разборки эпохи отыграться на незадачливом министре-геополитике, чуть было не погубившем весь его бизнес. Как бы то ни было, уши Андропова на самом деле вполне могли быть ушами его древнего коллеги Амана и попасть сюда в виде трофеев в ходе бесчисленных войн с персидской державой. М-даа, - подумал Сермак, - наверное, этот Аман был все-таки крупной геополитической фигурой - а не то откуда ж тогда такие крупные уши? Хотя, Андропов наверняка был не меньшей фигурой. Правда, в отличие от ушей Андропова, "уши Амана" до сих пор выпекаются евреями для своего веселого праздника "Пурим", и поэтому в принципе их может съесть любой желающий. А вот уши Андропова пока не по зубам никому. Разве что появятся на Земле в какой-либо будущей геологической эпохе железобетоноядные динозавры, или население города тоже станет выпекать из теста "уши Андропова"...
  Прямо-таки волшебное место,- подумал Сермак, - и для КГБ, и для евреев в дни веселого праздника "Пурим", и для президента, и для фрейдистов, и для северных туристок, и для "голубых", наверное (и где ещё увидишь такие вот тридцатиметровые фаллосы?!)... Еще оставались полицейские: уши их древнего коллеги и большого начальника, пусть даже и иностранного, должны были напоминать современным блюстителям порядка о вероятных плачевных последствиях дискриминируюших кого бы то ни было этно-политических пристрастий в их нелегкой и порой весьма опасной работе. Ну почему все-таки эти уши обладают такой притягательной и мифотворящей силой - удивился про себя Сермак. И какое причудливое сплетение интеллектуальной энергии излучают эти уши? Или поглощают? И ведь интересно, начнёт, наконец, или всё-таки не начнёт население города через много веков выпекать из теста вкусно хрустящие на зубах "уши Андропова"? Хотя Андропова они не убивали, а наоборот - увы, бывало... косвенно, конечно, и не только косвенно - но бывало. Впрочем, порядком отощавшие и изголодавшиеся горожане скорее всего считали, что в ставших уже привычными условиях перманентного экономического кризиса покушать никогда не вредно - можно даже и "уши Андропова" слопать, особенно если укусить больше решительно нечего...
   Хотя... а может быть, это уши царя Мидаса?
   Если бы это зависело от Сермака, он бы только этими ушами сделал бы город притягательным для новых толп туристов. Сермак представил себе, как на одной площади стоят ортодоксальные евреи и патриотически настроенные иранцы. Одни пришли праздновать "Пурим", другие - поклониться останкам предков. Будут, наверное, и третьи - опаленные дыханием стихий невидимого фронта ветераны КГБ, свято чтящие любые памятники материальной культуры, пускай даже лишь этимологически связанные с любимым шефом. И четвёртые - "голубые", и пятые - одержимые северные туристки, совместно с геями упрямо продолжающие признавать за членоушами лишь фаллическое начало, напрочь отрицая при этом наличие членистоухого синкретизма. И шестые - которые будут глазеть на невероятное сосуществование на площади первой пятерки.
   Ну все,- решил Сермак, - обязательно напишу новому президенту о моей концепции ушного туризма. А вдруг сработает? Эти псевдоинтеллектуальные болваны из правящей партии могут клюнуть и не на такое...
  
  Тем временем дело надо было довести до конца. Сермак прекратил думать про этимологию ушей и нажал у себя в кармане на кнопку. Практически мгновенно после этого миниатюрный, но мощный ультразвуковой излучатель, помещенный в ветвях одиноко стоящего во дворе дерева, испустил пронзительный звук, совершенно не слышимый человеческому уху. Несмотря на это, сверхчуткие сигнализации стоявших во дворе дома и напротив иномарок среагировали практически мгновенно.
  Истошный вой и улюлюканье дюжины, если не больше, элитарных четырехколесных созданий заполнил спокойный майский день, и агенты за стенкой не удержались и кинулись к окнам посмотреть - что же это такое там происходит.
  В это время Сермак и нажал на курок. Тихий щелчок никто не услышал, но ситуация под ушами необратимо изменилась. Миниатюрная видеокамера Сермака бесстрастно зафиксировала, как маленькая ракета, подлетев к голове президента, издала странный харкающий звук и выпустила струю ярко-оранжевого цвета, и через мгновение убелённая сединами голова приобрела странный оранжевый оттенок. Президент некоторое время постоял, недоуменно вращая головой, а потом из-за спины остолбеневшего министра безопасности на него рухнул и подмял под себя дюжий детина с растерянным выражением на гориллоподобном лице, оберегая президента от последующих выстрелов. Правда, последующих выстрелов не последовало, и через мгновение несколько агентов службы безопасности бегом унесли впервые в жизни растерявшегося президента к стоящему недалеко и стоившему два годовых бюджета бывшей Советской республики бронированному реаниавиамобилю, посредством бортового компьютера круглосуточно связанному через Интернет с прославленной клиникой Мейо. Но было поздно. Президент уже стал первым живым человеком в истории человечества, помеченным фиксатором старого профессора. Причем пострадал не только президент. На лбу премьер-министра красовалось оранжевое пятно, а несколько полноватый нос и оба уха председателя парламента постепенно приобретали ярко-оранжевый цвет.
  Сермак облегченно закрыл глаза и устало улыбнулся. Он знал, что будет дальше. Фиксатор, первоначально созданный старым профессором для фиксации бактериальных культур под микроскопом, вступал в странную химическую реакцию с кожным покровом и волосами. Старый профессор, два года назад нечаянно капнувший фиксатор на своего любимого пуделя, на другой день с удивлением обнаружил, что собачья шерсть на месте падения капли встала дыбом и приобрела странную оранжевую окраску, а также стала светиться ярким оранжевым светом, особенно заметным в темноте. Но самое удивительное при попадании на них фиксатора происходило с человеческими волосами. Как выяснил любознательный профессор, работая с трупами в маленьком и уютном частном морге своего старого однокашника, черные волосы людей окрашивались в яркий малиновый цвет, рыжие - в темно-фиолетовый, а седые - в ярко-изумрудный. Причем на человеческом теле волосы приобретали аномальную твердость и большую упругость, становились торчком и торчали каждый сам по себе - совсем как иглы у сильно напуганного и потому взъерошенного ежа. Любые попытки подстричь такого человека кончались сломанными электрическими машинками для стрижки волос и загубленными ножницами. При всем при этом, волосы продолжали расти и даже выпадать, как и у любого другого человека - известно, что даже волосы трупа продолжают расти и выпадать еще несколько недель после смерти. Правда, выпавшие волосы были тверже алмаза, и известная алмазная компания "Де Брысь" могла бы выложить за прядь таких волос - точнее, не за прядь, а за булавочную подушечку, утыканную такими волосами, целое состояние - с их помощью на грани алмаза можно было с необыкновенной легкостью наносить тончайшие голограммы и микрограни, которые делали алмазы воистину сгустками переливающего света, невиданными доселе.
  Естественно, такая странная химическая реакция носила необратимый характер, а поверхностный слой кожи помеченного приобретал одновременно гидрофобные и липофобные свойства, что полностью исключало применение каких-либо маскирующих красителей и макияжа. Даже пересадка кожи была бесполезна: пересаженная кожа через неделю приобретала такой же огненно-оранжевый цвет. Теперь высшие эшелоны власти бывшей Советской республики были обречены до конца дней своих оставаться немножко ярко-оранжевыми - а точнее, очень ярко-оранжевыми в тех местах, куда попал фиксатор старого профессора, а также люминесцировать в темноте оранжевым светом.
  На дальнейшей политической карьере президента можно было ставить жирный черный крест. Никто не может всерьез воспринимать человека с торчащей во все стороны изумрудной шевелюрой и жутковато светящейся в темноте оранжевой физиономией, а потому похожего на знаменитое изображение кровожадного бога войны ацтеков Кетцалькоатля, найденного в конце прошлого века в развалинах безымянного города племени тольтеков на полуострове Юкатан. Правда, перспектива остаться без куска хлеба президенту явно не угрожала. Прежде всего, "Де Брысь" и амстердамские гранильные конторы были бы очень рады заключить с экс-президентом крупные фьючерсные контракты на покупку еще не выпавших, но когда-нибудь обязательно выпадающих волос экс-президента - любой студент мединститута знает, что волосы выпадают у всех людей, и только у лысеющих их выпадает больше, чем отрастает, а у всех других людей количество выпадающих и отрастающих волос примерно равно и составляет некую константу, зависящую от возраста, диеты, естественного радиационного фона и множества других факторов, вычислить которые для "Де Брысь" с её финансовыми возможностями не составляло никакого труда.
  Оставался и другой, запасной вариант, который в силу целого ряда причин был менее приемлемым. Некоторые дикие племена полуострова Юкатан до сих пор тайно чтили Кетцалькоатля, - правда, не как бога, потому как они давным-давно приняли католичество, а как вечно живого вождя и национального героя, согласно легенде из-за каких-то давних разборок живущего где-то далеко на востоке от родного Юкатана. Естественно, президент в своей новой ипостаси был бы для этих племен апофеозом вечно живой великой национальной идеи. Быть апофеозом - вещь скорее всего приятная и малообременительная. Но тут крылись определенные проблемы, не ведомые неискушенному рядовому читателю и мешающие началу новой и весьма многообещающей политической карьеры. Согласно древней легенде, Кетцалькоатль, чье имя переводится как "змей с зелеными перьями", носил на голове традиционный венок из мелких зеленых змей - изумрудных болотных яракак, ядовитых настолько, что запах их яда убивал грызунов, которыми они в основном и питались, еще до укуса. Несомненно, радостные дикари постарались бы создать для невесть откуда появившегося национального героя условия, максимально приближенные к традиционным. К сожалению, президент недолюбливал пресмыкающихся - возможно, из-за своего прозвища, и дикари полуострова Юкатан могли в дальнейшем не опасаться развала национальной экономики (пусть и весьма патриархальной, но функционирующей довольно-таки эффективно), засилья олигархов и коррупции, массовой безработицы, этноконфликтов, трефикинга, расцвета проституции и драматических последствий нецелевого использования кредитов Всемирного Банка, выделенных для преодоления всего этого.
  Что касается премьер-министра, его новый облик заставил Сермака вспомнить давным-давно забытую пушкинскую строку "...а во лбу звезда горит", характеризующую прекрасную лебедь-царевну из сказки о Царе Салтане. Хотя, если звезду во лбу смело можно было записывать в актив прелестной и вечно юной царевне, открытое и внушающее доверие лицо премьера почему-то очень слабо гармонировало с идеально круглым ярко-оранжевым пятном величиной с металлический доллар, находяшимся в области лба точно над переносицей, где обаятельная и увы, погибшая насильственной смертью премьер-министр Индии Индира Ганди всегда носила маленькую декоративную мушку.
  В этой оранжевой круговерти не растерялся только председатель парламента. Это выяснилось чуть позднее. Когда агенты безопасности с оранжевым президентом на руках подбегали к реаниавиамобилю, выяснилось, что председатель парламента уже сидит там и пытается выйти на прямой контакт в Интернете с ведущим дерматологом клиники Мейо, которому он уже ухитрился послать с помощью сканнера изображение своих опалесцирующих оранжевых ушей. К его несчастью, охрана президента почему-то недолюбливала председателя парламента, и недолго думая, за ноги выкинула председателя из реаниавиамобиля, к великому удовольствию теле- и фотожурналистов, а также и президента, который также недолюбливал хитроумного председателя парламента. Правда, торжество телевизионщиков длилось недолго. Председатель парламента успел-таки стянуть из реаниавиамобиля какое-то клетчатое полотенце, и оказавшись на воле под прицелом объективов, успел быстро закутать голову с оранжевыми ушами и носом в это самое полотенце, став до удивления похожим на лидера палестинской автономии Ясира Арафата. Это еще в большей степени развеселило представителей журналистского корпуса, но донельзя озадачило представителей прославленной израильской разведки "Моссад", на всякий случай получающих прямой телерепортаж с места событий благодаря миниатюрной видеокамере, встроенной в пуговицу костюма одного из агентов службы безопасности.
  
  Оторвавшись от объектива прицела, Сермак снова улыбнулся. Он только сейчас почувствовал, как прекрасен майский город с недавно зазеленевшими меллорнами. Сложив устройство профессора, Сермак положил его в карман и глубоко вздохнул. За стеной чердака было слышно, как лихорадочно спускаются вниз агенты. Теперь было главное вовремя показаться нужным людям. Наступало время нового президента, которого, несмотря на множество витавших в воздухе предположений, никто еще не знал. Лишь одно качество нового президента можно было безошибочно предугадать - он не был оранжевым. Пока еще не был...
  Сермак знал, что новое время для него было еще далеко. Он не спеша спустился по подъездной лестнице вниз и вышел на улицу. В платанах играло зеленое солнце, и пряный запах листьев бодрил и будоражил кровь. Сермак подошел к маленькому нищему мальчику, дал ему сто долларов и погладил по голове. Опешивший мальчик посмотрел на него и вдруг сорвался с места и побежал. Сермак с улыбкой посмотрел ему вслед и пошел по платанной улице. Жизнь шла своим чередом и иногда была даже прекрасна, но Сермак знал, что это ненадолго. Завтра наступала новая тьма, и под ушами должен был появиться новый президент. Хотя, это уже было поправимо. Пятилитровая банка с ярко-оранжевым люминесцентным фиксатором старого профессора все еще была заполнена доверху.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"