Собираю щавель и крапиву и варю обыденнейший суп... Боже, как же нужно мало, как же мало нужно, Боже, для того, чтоб быть поэтом.
2.
Режу бедную берёзу -- буду веники вязать, чтоб зимой во дни морозны в баньке душу ублажать.
Отрывать от тела душу, я считаю, это чушь: опосля парилки душной подыхать не страшно уж
3.
Через восемьдесят лет опосля его кончины отпевают в Петербурге мощи нашего царя, что убит большевиками, и не токмо он один...
4.
Нам, русским, чем хуже -- тем лучше и по фигу Захер-Мазох: нам дорог наш воздух колючий, растерзанной родины вздох...
5.
Мне нынче 40: ничего я не скопил для быта, нет за душою у меня ни дома, ни корыта, -- со мной одна лишь только речь и кубок Иппокрены: счастливец праздный, пренебречь я пользою презренной сподобился...
6.
Валерию Хлебникову
Художник должен быть голодным и бескорыстным, яко дуб, растущий на отшибе вольном промежду небом и землёй, на ветках коего измученные птицы имели бы возможность иногда передохнуть.
7.
Грызу ядрёную рябину -- бодрит она мой сирый дух, мозги прокуренные тешит и сердца хладного недуг...
8.
Двадцать второго тоже июля, как и я, родился император Романов Михаил: а был бы он простецкий какой-нибудь мужик, о нём бы никто и не вспомнил...
9.
Нынче мой день рожденья наградою свыше отмечен: я с работы пешком телепался уныло домой, только птичка одна дожидалась меня недалече, а потом отбомбилась она над моей головой...
10.
Помимо Провидения, и Бог, конечно, есть, но суть Его радения нам не дано прочесть.
Молить и проповедовать, конечно, мы вольны, но Богу легче следовать без лишней болтовни о Нём...
11.
Мой Монморанси (кот, 4 года) в который раз за ласточкой нырнул аж с пятого этажа, где мы с ним живём, но в этот раз не столь нырнул удачно, поранил мордуленцию свою, порвал губу, стесал участок кожи до основанья, а затем поранил дёсны, зубы и аж двое суток уж не может ничего ни есть, ни пить... Ветеринаров нет поблизости у нас... Боюсь, абсцесс начаться может. Но, говорят, коты живучи и т. д.
12.
Держание дрожанья отверженной струны: кропанье содержанья у вечности в тени...
Окрутит и заманит велеречивый гид... Звенит струна в тумане... Вот так и ты, пиит...
13.
А в своём беспримерном полёте с пятого этажа мой Монморанси (кот, 4 года), прежде чем рухнуть мордой на асфальт, всё-таки успел поймать стремительную, очень стремительную ласточку, что собралась было поохотиться на червячков и каких-нибудь насекомых, если бы мой Монморанси (кот, 4 года) не прервал её полёт, замечательный полным отсутствием задней мысли.
14.
Скользкую рыбу руками поймать -- это ведь, братцы, не шутка; тушей артиста секунду подмять -- весело это и жутко...
Словом, як сливою, плодоносить -- то же, что, верьте-не верьте, дверь нешутейную приотворить в царство свободы и смерти...
15.
Кто-то нас в жизни любил, кто-то не любил, кого-то мы любили, кого-то не любили; а потом кто-то нас забыл -- тот, кто любил, и тот, кто не любил, а потом и мы кого-то забыли -- того, кого любили, и того, кого не любили; а кто-то нас не забыл и потом, а кого-то и мы не забыли и потом, и дальше, откуда веет полой тишиной, зиянием свободы неподвижной, неживой...
16.
Гигантский шмель ко мне влетел из мира летних грёз, хотя, если честно, не ко мне влетел, а к лампе яркой, лампе той, что надо мной горит и освещает мой удел.
17.
Чтобы Петру навсегда полюбить Христа, надобно было Петру изменить Христу: до поры до времени можем ещё мы себя изменять, а потом -- каменеем навеки.
18.
Россия-мать, скажу итожа: руками, ногами, потрохами, душой и головой я тоже, тоже, тоже, я тоже, тоже твой -- орган языковой с языческою рожей...
19.
В заброшенном саду деревья одичали: яблони обзавелись несуразным множеством лишних, ненужных веток и веточек и не рождают уже, как прежде, крупных и сладких плодов, но зато производят теперь немыслимо огромное количество кислых и крохотных яблочек, знаменующих собой наступающее вырождение, чахлость и сухость конца.
20.
Я -- это то, что меня обстоит, обстоятельно держит в ладонях своих, отлакированных кропотливой слепой действительностью, смотрится мною в себя, глядит-не наглядится, берёт за грудки и глядится, глядится, глядится...
21.
Незнамо чья беременная кошка в избушку нашу нынче забрела, просила дать покушать ей немножко, покушала немножко и ушла.
22.
В мире немереном травы и сны, как полагается травам и снам, прут в поднебесие -- в силу весны и умирают -- припав к небесам.
23.
А я, увы, неисправим, неистребим, ребята, -- живу на уровне травы отшельником горбатым.
24.
Признаться честно, мне уже на многое плевать, хоть стыдновато всё ещё об этом говорить.
25.
Так вот что такое свобода! -- сиденье в медвежьем углу, ухмылка небесного свода, что гнёт твою волю в дугу;
когда твоих воплей снаружи не слышно, ори-не ори, когда никому ты не нужен с огнём Прометея внутри.
26.
Обрывая крапиву для плебейского супа, я клопа заприметил, о котором сегодня вспомнил вдруг почему-то -- через несколько дней: клопик зелёненький, крохотный клопик, милый обжора, малыш, чем ты занят сейчас, ползаешь в травах дремучих, а может быть, спишь?..
27.
Себе противореча, срываясь и ропща, фанерой пролетаю с наитьем сообща -- куда везёт кривая, которая прямей, глупее, но роднее земных поводырей.
28.
Неспешнее, проще и чутче, плавнее, точнее, прошу, в себе укрощайте -- прищучьте слепого светила пращу.
29.
В конце концов, и Бог -- поэзия... В конце концов не сыщет тот, кто не пришёл к началу.
30.
Из фанеры многослойной состругавши бумеранг, я метнул его на небо, словно я абориген...
Долго ждал, когда вернётся мой неловкий бумеранг: и поныне жду-пожду...
31.
Между землёй и небом нет ничего, что мне бы далось бы с кондачка...
Целую ТЧК
32.
... Но трав дремучих ужас нам совсем не страшен. Нам в травах даже Бог значительно слышней. А ханжество цезур, приличий, пошлых рифм и красок в стране дремучих трав, поверьте, ни к чему, ведь оценить их некому, а муравей не будет цокать язычком, и жук навозный ахать не приучен.
33.
Когда сверзаешься с котурнов и мордой падаешь в подзол, крепись, ведь Пан колоратурный -- всего-лишь-навсего козёл.
34.
В безымянных пространствах оставленности в покое, отставленности в сторону я в травах прохладных, я весь до полушки теперь уж по гроб, по самую шляпку-макушку утоп.
35.
Цветы и травы -- безымянны, право, как всё, что в этом мире есть, как то светило, что восходит справа и светит справно здесь и днесь.
36.
Он, будто сокол, надо мной кружился и окликал пронзительно меня, а я, как Пётр, стыдливо петушился и отрекался торопливо -- я-не я...
37.
Не поп, не работник -- балда балдой, эту жизнь погляжу и сгину: тряхну раскудрявой своей бородой и стану -- скудельною глиной.
38.
И батюшка Батюшков баял о том же, и Вяземский петельки те же вязал, и державный Державин уютную ложу российских пиитов достойно держал (до самой коды лажи бежа, и лопух Лопухин -- туда же)...
39.
Что взять с неё, казалось бы, такой, -- порхает -- невесома, безобидна... О, бабочка, тебе такой покой, такой покой потворствует, что стыдно, ах, стыдно нам роптать, ей-Богу, что мы дряхлеем понемногу, что на нас поставят ГОСТ и отправят на погост.
40.
Цикаду тоже не печатают, она однако не печалится: ни в чём не кается, ей не икается, сидит себе и распевается в родной глуши.
41.
С меркой человечьей не везде пролезешь, значит мерка эта не всегда права, значит этот мир широк и бесполезен, для него мы то же, что для нас трава.
42.
Мрут, плодятся вокруг воробьи, человеки... Если ты не рождён, не подохнешь вовек, если ты воробей, не узнаешь вовеки, что же это за штука сия -- человек...
43.
Все поэты на свете на разные голоса, но один распевают канон, продиктованный волей Творца, у Которого нету лица.
44.
Смиренье -- уменье свой крест уважать, блажное смятение на кол сажать, за всё, что придётся, судьбу не корить, а небо и солнышко благодарить.
45.
Зачахла бедная ветла, облезла вся, уже не пряча, драматургично раскоряча судьбу, иссохшую дотла.
46.
...Кого тут удивишь
И наготой и нищетою.
Ольга Ермолаева
Ничего, как-нибудь перебьёмся, -- говорю я собрату коту, -- может, спонсор какой подвернётся, чтобы нашу прикрыть наготу.
Может, наше безденежье -- это только напоминанье о том, что-де песенка наша не спета, если только сегодняшним днём будем жить...
47.
Окончательных договорённостей, безапелляционных утверждений не надо, не надо, прошу: мы только, мы только в пути, всегда и везде, ещё и уже, как этот вот родной домашний таракан, бегущий по стене моей каморки: уж будьте покойны, он крошку хлебную отыщет без труда и, верно, будет счастлив, отыскав... А потом он снова побежит, побежит, покуда не найдёт то, что сердце бедное подскажет, что судьба подбросит и Господь укажет...
48.
На кусочек хлеба, на щепотку чая, на лоскутик неба я ль не наскребу? Как-нибудь, дружочек, мы не заскучаем, сядем в уголочек, песенку споём.
49.
Господь безлик -- но величав, суров -- но справедлив, у человека на плечах Он едет, молчалив, в страну, где будет нам сполна заплачено за всё, что натворили мы, что на своих плечах снесём.
50.
... и я навсегда позабыл названия трав и цветов, я сам напросился в распыл: и к смерти готов.
51.
От Тамани до Тюмени пел и претерпел, дом построить боле-мене так и не успел.
Но зато у тьмы и боли в пасынках не жил... И про это мене-боле песенку сложил.
52. НА СМЕРТЬ А. ШНИТКЕ
Отрывали Шнитке нонче с потрохами, оглашали Шнитке крестною рукой, отдавали Шнитке дань под образами, отпускали Шнитке, чтобы взял Господь.
Отпевали Шнитке в православном храме, отверзали Шнитке русскою тоской, обмывали Шнитке сладкими слезами -- мы, его сухой отрезанный ломоть.
53.
Я уже по опыту, по опыту готов к забытью и пропаду на фоне облаков.
54.
Мой лопушиный род, мой петушиный дар костей не соберёт, но соберёт нектар от праведных трудов, неправедных судов, невидимых миров, соцветий и садов.
55.
Зачем нужна свобода? -- для облегченья уз искусством перевода минуса на плюс.
56.
Потихоньку-помаленьку расплетаю день за днём повиликины петельки, свой отыскивая дом.
Разгребая барахолку мира, может быть, найду помаленьку-потихоньку сокровенную дуду.
57.
В шелках надежды я тону, как утопают в травах цикады и кузнечики, жучки и муравьи: но ведь они-то ни на что надеяться не вправе -- бегучие, ползучие, летучие мои.
58.
И дороже надежды -- роса на заре...
У. Б. Йейтс (пер. Г. Кружкова)
На Бога надейся, а сам не плошай и линию личную гни, не бойся порой забежать за Можай и заглянуть за огни.
Чего-нибудь сможешь создать и узреть, а что не сумеешь -- нехай: дороже надежды -- роса на заре, надёжнее башни -- труха.
59.
Поэта поправит могила, возвысит осанку и стиль, величия станет мерилом покойника личный утиль.
Могила венчает поэта, разглаживая чело, мифические приметы вываживая из ничего.
60.
Воспеть воспетое -- не грех, а невоспетое -- вдвойне. Врага растрескать под орех -- успех, но не вполне.
Быть может истина в вине, когда она в вине, но в пустоте и тишине она видней вдвойне.
61.
Каких мы только ни теряли мужей и дам -- такие люди умирали! Куда уж нам?!
Издох Иисус, издох Шекспир и Толстой, и Блок, и Иванов, Петров, Шапиро издохли в срок...
Дружок, не уповай на Бога, ты есть, покуда есть: ищи награду и подмогу теперь и здесь.
62.
Господь -- анархист музыкальный, художник от Бога, чихать хотел он на кодекс моральный, земных мудрецов благодать.
63.
Птица -- они и есть птица, трава -- она и есть трава, на которой пасётся знакомая мне кобылица, что недавно жеребёночка родила.
64.
Ты погрузился по уши в траву, Лодейников, товарищ сокровенный, -- поэтому ты вылетел в трубу, что съединяет бренное с нетленным.