Аннотация: Таинство рождения... Читателя Памяти Ивана Акимовича
Школьный актовый зал. Весь наш первый класс занимает всего несколько первых рядов слева от прохода к сцене. Идет урок пения. Лучи весеннего бледного солнца сквозь большие окна заливают зал и крупную фигуру темноволосого с посеребренными висками учителя, который, заложив руки за спину, мерно похаживает перед сценой. Мы с замиранием в сердце внимаем рокоту бархатного с проскальзывающей хрипотцой голоса - голоса так изумительно похожего на голос незабвенного Ираклия Андроникова.
Слушаем не разудалую русскую песню, не романс, а ... роман "Три мушкетера" Дюма , наизусть без книги! С самого начала, не переводя дыхания, до письма Бонасье... А забытое фортепьяно обижено молчит в углу сцены. Неуместный резкий звонок прерывает захватывающее, с изображением в лицах, повествование. Иван Акимович смотрит на нас вдохновленными проницательными глазами и прощается до следующего урока. Следующего урока мы не можем дождаться..
Но на следующем уроке учитель решает не продолжать изложение приключений мушкетеров из вольного романа Дюма, возможно из-за сложностей и возрастных нюансов сюжета. Вместо него нам предстояло узнать перипетии из жизни начинающего боксера, у которого порой не хватало денег на свежий бифштекс, придающий силы....
Эта история вызвала жаркое сочувствие у всего класса, особенно у мальчишек.
Так, в живой речи, для нас оживали герои Джека Лондона и О. Генри, Паустовского и Беляева. На один рассказ хватало одного или двух уроков. Романы подавались сериями, и могли длиться целую четверть. И как заправский рассказчик Иван Акимович обрывал повествование на самом интересном месте.
Нет, конечно, мы еще и пели! Но, недолго, в первой половине урока, остаток времени которого полностью был посвящен магическому театрализованному действу. Ибо, безусловно, Иван Акимович не только обладал феноменальной памятью, но и актерским талантом.
А началось все с неожиданного, после окончания хорового пения, вопроса: "Ребята, а вы любите книги?" Иван Акимович, не дожидаясь ответа, вдруг стал вспоминать о своем детстве, о том, как он любил читать. И часто читал ночью, втайне от родителей, с фонариком под одеялом. Рассказывал, что со временем, став взрослым человеком, собрал большую библиотеку любимых произведений.
Книги он давал читать своим друзьям, среди них был мальчик, который уже в первом классе прочитал "Трех мушкетеров" и постоянно брал у Ивана Акимовича все новые и новые. Учитель восхищался им, говоря, что в разговоре этот мальчик, благодаря своей начитанности, проявляет ум вполне взрослого человека...
Невольно, от рассказов о своей любви к чтению, он перешел на пересказ доступных нам, по его мнению, произведений... Одно из них "Ариэль" он пересказывал несколько месяцев... Не ведаю, было ли так с другими классами, но в лице нашего, Иван Акимович, нашел самых благодарных слушателей. Дисциплина на его уроке была безупречной...
Больше всех в мое детское сердечко запал печальный рассказ Паустовского "Золотая роза"о бедном Парижском мусорщике, годами просеивающем мусор из ювелирной лавки ради золотой пыли. Его звали Шамет, веря древней легенде, он мечтал сделать из этой пыли золотую розу и подарить ее чудесной девушке Сюзанне на счастье. Но, к сожалению, сделав розу, он умер, так и не сумев передать драгоценный цветок той, кому он предназначался. Мне и всем ребятам, было бесконечно жаль Шамета и того, что его "золотая роза" так и не попала в руки прекрасной Сюзанны.
Своими рассказами учитель пения пробуждал в нас интерес к чтению... , воспитывал будущих Читателей. Будил наше воображение, ум... и душу. Не сразу, а много позже держа в руках Гаршина или Лондона, я не раз испытывала радостное узнавание героев и сюжетов, и очередной раз поражалась памяти Ивана Акимовича.
Единственную вещь, озвученную нам учителем, я так и не нашла... приключения Ариэля. Читая "Ариэль" Беляева, осознала, что этот роман нисколько не похож на удивительное, фантастическое, повествование Ивана Акимовича.. И я иногда думаю, не сочинял ли он сам.? И не были ли мы свидетелями его бурлящей фантазии.
Иван Акимович жил, вместе с женой и дочерью - старшеклассницей французской школы, в доме напротив нашего дома, был знаком с моим отцом. Начиная, чуть ли не с первого класса, он постоянно хвалил мою музыкальность и просил моих родителей, отдать меня в музыкальную школу. "Отдайте девочку в музыкальную школу, отдайте девочку.., отда..." И наконец, только через три года, когда родители сочли возможным мне самой добираться на троллейбусе до места учебы, меня отдали обучаться в школу на класс "скрипки".
Конечно, я как все девочки с первого класса мечтала о фортепьяно, но у родителей не было средств ни на покупку инструмента, ни на оплату обучения. Зато скрипка стоила намного дешевле. И плата за обучение была почти в десять раз меньше, чем на фортепьяно. И главное, прав был Иван Акимович, приемная комиссия сочла меня достойной этого удивительного музыкального инструмента.
К сожалению, из-за собственной ранимости и обидчивости, и в какой-то степени легкомыслия, несмотря на явные способности, о которых мне говорили, я так и не окончила музыкальную школу, проучившись всего четыре года. Да я не стала музыкантом, и никогда не стану ни писателем, ни поэтом, к сожалению, но как Читатель я состоялась. В том числе и благодаря Ивану Акимовичу.
Тридцать лет спустя, во время моего незапланированного спонтанного 'дежавю' в Воронеж, я навестила Марину, так звали дочку Ивана Акимовича. Она жила в том же доме, в той же квартире, вдвоем с взрослым уже сыном, крупным темноволосым молодым человеком, удивительно похожим на своего деда в молодости. Иван Акимович ушел из жизни в 1977 году, через год после переезда нашей семьи в другой город. Я тогда уже училась в 9 классе, и была примерно того же возраста, что и Марина во времена, когда Иван Акимович преподавал в нашем классе.
Марина была первой красавицей нашего двора, с длинными темно-каштановыми шелковистыми волосами, убранными не туго в косу, струящуюся по спине, так что пряди волос свободно спускались на лицо с тонкими правильными чертами. Мы с моей подружкой Олей мечтали вырасти и иметь такую фигуру, как у Марины. Уже, будучи взрослой девушкой, проходя летом по нашему зеленому от множества деревьев двору, она иногда подходила к нам, малышам, 'кучкующимся', как правило, возле качелей. Ласково брала одну из нас, меня или мою сестренку, на калени и недолго тихо раскачивалась на качелях.
После окончания школы, имея 'тройку' по математике, она за компанию со всем классом, поступила в Университет на... 'прикладную математику'. Не скрою, моему отцу пришлось помочь Ивану Акимовичу осуществить каприз любимой дочери, в ответ на его просьбу. На первом курсе Марина вышла замуж за обожающего ее самого сильного в группе однокурсника.
В пору ухаживания за Мариной яркий внешне молодой человек часто провожал ее вечерами с занятий домой. Марина, поцеловав его на прощанье, скрывалась в своем подъезде. А он, до глубокого вечера, сидел за столиком на улице под ее окнами. И мечтательно наблюдал за мелькавшим в освещенным окне на втором этаже силуэтом Марины. Они всегда ходили вместе, и даже после свадьбы, исключительно взявшись за руки. Что являлось предметом зависти и пересудов всего двора.
Потом, как выяснилось, по каким-то неведомым причинам, коими мне показалось интересоваться бестактно, они развелись. Хотя... догадаться не трудно, черные девяностые годы сломали много и многих. А Марина стала... кандидатом математических наук и преподавала в Университете высшую математику.
Когда писала эту незатейливую новеллу об Иване Акимовиче, вновь перечитала "Золотую розу" и последние предложения этого рассказа, над которыми я не задумывалась в юности, вдруг необычайно поразили меня.
"Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая или шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца, так же как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже, - все это крупинки золотой пыли.
Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою "золотую розу" - повесть, роман или поэму.
Золотая роза Шамета! Она отчасти представляется мне прообразом нашей творческой деятельности. Удивительно, что никто не дал себе труда проследить, как из этих драгоценных пылинок рождается живой поток литературы.
Но, подобно тому, как золотая роза старого мусорщика предназначалась для счастья Сюзанны, так и наше творчество предназначается для того, чтобы красота земли, призыв к борьбе за счастье, радость и свободу, широта человеческого сердца и сила разума преобладали над тьмой и сверкали, как незаходящее солнце".
И мне подумалось, что в наш иронично-унылый подлый век, эти слова могли бы стать путеводной звездой для многих авторов Самиздата.