Старик знал, куда плывет. Иногда это знание настолько согревало душу, что вызывало улыбку. Он смотрел на солнце, мол "меня не сразить" или "все напрасно". Но оно продолжало жечь, обжигая шею, лоб, грудь... Старик то и дело поправлял шляпу, но это ничего не меняло. Он наблюдал, как страстная река пытается разбить его в щепки. Но он - человек, прочное полено, чья сердцевина выполнена из стали. Мощным щитом в нем поселилось надежда о Саргассовом море. А знание о его существовании побеждало и солнце, и воду, и мелкие выступы скал.
Вот она, мысль о Саргассовом море. Сейчас она есть и этого достаточно. Ведь что может быть более сладким, чем она? Чем знание о мире, напрочь отличающимся от этого, вредоносного окружения? Если оно спасает сейчас, а что будет потом, когда знание обменяется на реальность, когда старик почувствует его осязанием, всем душевным яством? А может, знание и есть реальность, и уже ничего не свершиться нового, потому, что все уже есть?
Мелкие рыбы перепрыгивали через лодку: серебристое тельце взблескивало в лучах. Некоторые летели прямо к ногам старика, а потом снова выпрыгивали в воду. Старик в эти минуты чувствовал себя повелителем. В его руках была жизнь этого существа. Он мог сделать с ним что угодно. Но, наверное, просто не хотел этого. Или боялся. Или все же не хотел. Он желал одного - Саргассового моря, со всеми его прелестями и возможностью забыться, с прекрасным даром впитаться в вечность, как впитывается вода в губку. Раз и навсегда, реальней, куда некуда.
Перед ним все стало на колени. Все его стремления, упоры, склонности. Он все пустил на ветер, купил лодку и поплыл туда, где его ждали. Кто? Кто-то же должен был ждать. А если оно так прекрасно, Саргассово море, то тучи существ, больших и маленьких, должны были стремиться туда, как бабочка к цветку. И, по-видимому, лишь один человек догадывался о нем, из всего животного мира людей.
Старик разжег костер и кинул туда рыбешку. Она покрылась темным слоем, и он мгновенно ее достал. На вкус она была готова. Видать, огонь был каким-то чудотворным в его руках. Он повторил эти движения с огромной точностью, и вот уже несколько хвостов летело за борт, в сторону живых собратий. Нет, он явно был повелитель. А что им надо, мелким рыбешкам? Что б их съели?
"Нет уж, не дождешься!" - думали они, по-прежнему залетая старику в лодку. "Нет уж, не дождешься!" - думал старик и смотрел на солнце. А может, они вместе плыли к Саргассовому морю, к самому прекрасному убежищу всех рыб?
- Вот ты и попался, - послышался голос и на лодку взобрался угорь, гораздо больше, чем другие, ранее попадающиеся старику. - Это мы придумали Саргассово море! Мы первые туда и поплыли!
Он демонстративно достал чемодан, укрытый водорослью с двух сторон. Несколько морских жучков пробежало по нему, оттолкнулось, и снова нырнуло в воду.
- Кышш, кышш отсюда! - зашипел угорь, отгоняя других, точно также вылезших из чемодана. - Уселись на мою шею.
Последовало несколько щелчков и черные, как смоль, плавники достали из чемодана приблизительно такие же водоросли, что были сверху. Но для угря, по-видимому, они отличались: первые он брезгливо выкинул в воду, как несколько волосков, сыскавшихся на тарелке, зато вторые с огромным аппетитом начал засовывать в рот. Он ел их как спагетти, заглатывая где-то глубоко-преглубоко: настолько широким и бездонным казался его рот. Он продолжал делать это до тех пор, пока последняя водоросль не скрылась в нем, оставив в чемодане несколько лепесточков. Подобно тому, как оставляют крошки на тарелках грамотные люди, особенно посещая рестораны, он точно также оставил эти "крошки" на дне чемодана.
- Ну, и где оно, Саргассово море? - Удивленно спросил старик, когда угорь, гордо задрав нос, опрокинулся в раскрытом чемодане, словно в мягком кресле. Можно было представить, как задние плавники лежали друг на друге, подобно тому, как это делают интеллигентные люди во время отдыха.
В ответ угорь достал трубку, заправил водорослями, приблизительно теми, что и ел, и окунулся в газету, обнаруженную на самом дне чемодана.
- Хех, старая кошелка... Королева всех рыб западного озера уже в который раз выходит замуж! Нет, я не против, но вот если бы это не отражалось на производстве консервы из тушеной хлореллы, тогда было бы вообще, полный люкс. А так, экономика - тю-тю, налоги - вот такие, а в результате - все на детях. Все на детях. Вот я и говорю, чертова ведьма...
Старик достал трубку и точно также заполнил водорослями. Он хотел понравиться рыбе и что-то узнать о море.
- Эй-эй! Это дорогой табак! - Возмутился угорь.
- Я только попробовать...
- Ладно. У меня его много. У меня вообще много всякого табака. - И он достал портсигар. В нем лежало множество свертков водорослей, похожих друг на друга.
- Вы только посмотрите на этот цвет! - указывал угорь на крайний сверток. - А вот этот из Бразилии. Это вам не тот, который вы курите на своих рыбалках - массовых геноцидах рыб!
И он, все также деловито, спрятал портсигар за пазуху.
- Я не жадный. Курите, ради Бога. Мне что, жалко? У меня вообще самая большая коллекция табака! - На последнем слове он солидно поперхнулся, выкашляв несколько лепесточков водорослей, которые недавно проглотил.
- Простуда... Ну, как вам табак? Поди думаете, на халяву-то взял, а он ниче. Да я не жадный, говорю вам...
- О, прекрасно. - Пробубнил старик и выпустил трубку изо рта. Он всеми силами пытался распробовать затяжку, но у него не получалось. Она была безвкусной.
- Ну хорошо. Пожалуй, я расскажу вам... Нет, оно не большое. Теплое.
- Красивое?
- Да, наверное. Говорю же, теплое! Каждый год мы плывем туда, для размножения. Умираем, а потом наши детишки, - ах, я всегда плачу, когда это говорю, - возвращаются на родину своих отцов. И так каждый год, каждый год, и не было такого, что б они не вернулись.
- Так ваша родина не Саргассово море? - Удивился старик. Для него оно уже стало больше, чем родина.
- Ну почему же... - Замялся угорь. - Это наша вторая, так сказать... как вы сказали? Родина. Обитель... да, это ближе. Я вообще становлюсь счастливый, как не съеденная килька, когда в нем размножаюсь. Что может быть важнее, чем процесс размножения?
- А теплое ощущение, Его запах, дыхание... В конце-концов закат, не такой, как на других морях?
- Дыхание? Закат? Бр-р-р...
Угорь встал с чемодана и начал собираться - то есть захлопнул его.
- Долго плывет ваша балдахина. Я как-то сам, быстрее будет... Нус-с-с-с. Ладно, чего там. Прощайте. А табак был неплох?
Старик кивнул, может быть, что-то и сказал бы, но рыба уже прыгнула в воду. Она растворилась во множестве таких же рыбешек, плывущих, оказывается, и впрямь в глубину Саргассового моря. Где-то там их должна была встретить смерть в обнимку с новым рождением. Старик хотел плакать и смеяться, разочаровываться и радоваться, а в результате он просто молчал и пассивно поддавался течению. Оно несло вперед, затуманивая сознание, превращая его мысли-иллюзии в реальность: вот-вот должно было появиться оно, Саргассово море.
Говорят, что старик нашел его. Он пережил превращение: его руки стали похожими на плавники, кожа превратилась в чешую черного цвета, а рот стал широким, как у жабы. Он почувствовал, как вот-вот может оттолкнуться от лодки, оставив ее позади, позволив разбиться в щепки, быть уничтоженной в порыве ярости одной из стихий, что бы нырнуть глубоко-глубоко, на святое, благословенное дно, осуществить завет рыбы и природы - инстинкт самосотворения...
Но этого не произошло. Он развернулся и уплыл. Куда - никто не знает.