Слава - творец. Мир обтекает его, прохожие немилосердно толкаются, но он уверенно идет против движения мимо ущелий дворов и опухших шелушащейся штукатуркой строений. Скользящий взгляд выпуклых, жабьих глаз - и расцветает георгиной история навеки канувшего в темное позади лица. Осколки скул, катеты носов, ущелья морщин Слава процеживает китом, глотающим плавучую живность, и всплеском пенящегося на выдохе фонтана дарит проходящим прошлое, а иногда и будущее.
Наверное, в земных кругах Слава слыл бы писателем. Но писать он не любит, презирая неторопливое истекание пасты, крошащийся грифель, и особенно - мертворожденные знаки, запертые в клетку тетрадного листа. Нет, Слава - демиург и он, быть может, поделится своим творением, если его угостят сигаретой. С утра Слава сияет около окантованного Тоном конца пути из удаленной столицы. Раздвигая пухлые тучи, луч скользнет по шершавому пудожскому камню Казанской колоннады и окружит неброскую славину макушку подобающим нимбом. Вечер моет натруженные лапы в пенной воде у ступеней под насупленными львами. Слава устало опускает длань и дает закатиться светилу, стоя на обескровленной гранитной ветчине набережной. И тени ложатся ковром к разношенным ботинкам. В темноте исчезает смысл в висящей на груди затрепанной картонке с написанными чужой рукой словами, которые Слава так и не удосужился прочесть. Он сует ее под камуфляж пятен на куртке и растворяется в темноте двора, чтобы завтра сотворить - рассвет, звон трамваев, карканье ворон, урчание машин и весь город, включая меня - наскоро слепленную фигуру, спешащую Славе навстречу по свежесозданной улице.