Аннотация: Причины, следствия, - тьфу на вас сорок восемь с половиной раз. Каштаны мы любим. Ясно? Ка-шта-ны.
Жирный Пит
Свечи цветенья каштанов в этот раз оставили Таню равнодушной, и виной тому было несусветное поведение ее лучших подруг - Оли и Маши. Слишком уж настырно девушки пытались нести свет в Танину жизнь.
В практике интимных отношений умные люди никогда не задают вопросов, даже если не уверены, что поступают правильно. Неловкие посредственности часто портят красоту момента дотошными расспросами, хорошо ли, понравилось ли, да в чем причина задумчивости или (о, ужас!) раздраженности партнера. Законченные идиоты и того хуже - при едином намеке на заинтересованность и возможное продолжение могут развить слезно-вопросительную тему уместности своего существования, принося извинения за то, что (помимо свой воли) запали тебе в душу, лишили сна и причинили еще какой угодно дискомфорт (пусть даже мнимый). Что касается Оли и Маши, то их природная глупость усугублялась искренней и беззаветной любовью к Тане. Ни одному, даже самому жалкому и ничтожному любовнику не пришлось бы (да и не позволилось) засыпать Таню таким количеством обескураживающих и бесстыдных вопросов.
Негласно приняв на свои плечи груз ответственности за Танино счастье, Оля и Маша сразу же бросались в бой, стоило им заметить малейший изъян макияжа, крошечный прыщик на лице подруги, выбившуюся из прически прядь, усталую морщинку, не говоря уж об отсутствии улыбки или ее недостаточной (по их мнению) искренности. Девушки, применяя на двоих один и тот же теплый сочувствующий тон, выспрашивали у Тани причины ее неприятностей. И если Тане не удавалось убедить их в том, что дела ее обстоят лучше чем когда-либо, если она проговаривалась о плохом сне, соре с мамой, болезненности или задержке месячных, то шквал бестактных вопросов сменялся бурей не менее бестактных советов.
Так продолжалось год за годом - Оля и Маша уверенно играли роли Таниных ангелов-хранителей, Таня же им в этом не препятствовала. Но этой весной подруги с ужасом заметили, что устоявшаяся модель их взаимоотношений рушится. Не веря своим глазам, Оля и Маша наблюдали, как Таня, по неясным им причинам, день ото дня хорошеет. Ее кожа, раньше никогда не бывшая идеальной, выровнялась и приняла нежный медовый оттенок, губы расцвели нежными розовыми лепестками, ресницы стали гуще и длиннее - всякая надобность в косметике исчезла. Фигура Тани приобрела легкость и упругость, которую даже не самая удачная одежда подчеркивает, но не скрывает. Во взгляде появилась уверенность, которой раньше Оля и Маша не замечали. И если Таня улыбалась, то вряд ли кто-то смог бы сказать, что видел улыбку красивей.
Перемены, произошедшие с Таней, озаботили ее подруг. Нет, они не завидовали, просто, пожив на этом свете, привыкли к тому, что любое волшебство обязано таить в себе подвох. Оля и Маша знали, - чем лучше что-то начинается, тем печальнее будет конец. Взлетать слишком высоко опасно, можно разбиться. А Таня, по их мнению, парила очень уж высоко.
Конечно, Таня рассказала своим лучшим подругам, в чем секрет преображения. Его зовут Петя, он шеф-повар, приехал из Хантер-Монстрийска по контракту с известным московским рестораном, живет у нее, но уже почти накопил на большую квартиру в центре, в которой очень скоро они будут жить вдвоем. Красивый? Не то слово. Умный? Не представляете, какой. Нежный? Очень. Секс? Обалденный. Таня честно отвечала на все вопросы, когда Маша вдруг, ни с того, ни с сего обронила: "Танечка, мне кажется, или ты поправилась?". Таниной секундной заминки хватило, чтобы Оля, почувствовав вновь ожившее чувство, пошла в атаку: "Да ты не переживай. Почти не заметно. Я тебе такую диету сейчас подскажу - через две недели как тростиночка станешь".
После этого разговора, всякий раз встречая Таню, Маша и Оля придирчиво оглядывали ее с ног до головы, сочувственно цокали языками, интересовались, занялась ли она (по их рекомендации) фитнесом (в указанном ими клубе), не ест ли она на ночь глядя, не перекармливает ли ее Петя, не возникает ли у нее проблем с сексом из-за лишнего веса. Таня кое-как отвечала, кивала советам, смотрела на распустившиеся свечи каштановых цветов и тяжело вздыхала.
Удивительно ли, но Таня действительно стала полнеть. Она прибавляла килограмм за килограммом с такой скоростью, что излишность ее веса стала очевидной раньше, чем на бульварах отцвели каштаны. Маша и Оля не могли спокойно смотреть, как мучается и дурнеет их подруга.
"Это все ее повар Петя, закармливает жирным", - говорила Оля, - "для него это работа, а Танюха отказаться не может, потому что любит его, дуреха".
"Надо с этим Петей серьезно поговорить", - соглашалась Маша. - "Танька сейчас из-за него раздуется как свиноматка, он ее бросит, и кому она такая нужна будет? Повар он там или не повар, а на холодильник пусть замок вешает".
Преисполненные грозной решимостью, Маша и Оля пошли к Тане, рассчитывая застать ее и Петю врасплох. Напрасно они терзали кнопку звонка - пять минут, десять, пятнадцать - дверь никто не открывал.
"Пошли что ли", - сдалась Маша, - "похоже, никого нет дома".
"Не спеши", - Оля хитро улыбнулась и достала из кармана ключ. - "В прошлом году, когда Танька в отпуск на море ездила, она мне ключ оставила, чтобы я ее цветы поливала".
"И чего мы в пустой квартире делать будем?" - спросила Маша.
"Как что?" - удивилась Оля. - "Посмотрим, чем у Таньки холодильник забит, и все недиетической к свиням собачьим выкинем".
"Это же вроде как незаконно", - засомневалась Маша.
"Спасать девку надо. Законно - незаконно, она нам потом спасибо скажет", - отрезала Оля, открывая дверь.
Оказавшись в квартире, подруги устремились на кухню, где белел огромный холодильник.
"Ты смотри, какое творчество", - присвистнула Оля, разглядывая холодильник, на дверце которого маркером было нарисовано обнаженное мускулистое мужское тело в полный рост. Головой мастерски нарисованному телу служил цветной фото-портрет, прикрепленный магнитиком к дверце морозильной камеры, - широко улыбающееся лицо темноволосого мужчины.
"Если это Петя, то нашей жирной сучке крупно повезло", - беззлобно фыркнула Маша. - "Ладно, давай по счету три - ты открываешь морзилку, а я холодильник. Раз, два, тррр...".
Девушки застыли, глядя внутрь распахнувшейся белизны. Из ящиков для фруктов пятками вверх торчали две ноги, на средней решетчатой полочке окровавленными комками лежали скрученные внутренности, с верхней полки свешивались пальцы рук. Из морозильной камеры на Машу и Олю смотрела окутанная паром и затуманенная инеем темноволосая голова. В отличие от фотографии, она не улыбалась.