Ёжик прижимается носом к замерзшему стеклу и становится поросенком в колючей шубке. Трехслойный стеклопакет отражает поросенка в мерцающем свете телевизионных помех. Ёжик выбегает на балкон. "Поросенок!" - кричит Ёжик, - "идемте пить чай!". Из колодца двора ворчливым лаем откликаются бездомные собаки. Сквозь неплотно прикрытую форточку дома напротив доносится девятая симфония Бетховена. Со стороны подъезда летит звон осколков и сдавленная брань, без страсти и азарта. Пушистые снежинки липнут к одинокому фонарю. Ёжик смотрит на фонарь, ему начинает казаться, что снежинки притягиваются к свету с земли, падают вверх. Стряхнув с плеч снег и оцепенение, Ёжик оглядывает балкон, - не видно ли следов поросячьих копытец.
Вернувшись в квартиру, Ёжик включает электрический самовар. Вылетают пробки на всей лестничной клетке. Ёжик, поглядывая в окно, ест малиновое варенье из банки, ложку за ложкой, автоматически. Когда ложка начинает скрести по стеклянному дну, Ёжик сует острую мордочку в банку и вылизывает стенки. Зажигает свечку, лезет в кладовку, достает новую банку варенья. Проходя мимо окна видит отражение ёжика со свечкой и банкой варенья. "Извините," - говорит Ёжик, - "раз уж вы там, не затруднит ли вас посмотреть, не видно ли поросенка?". Хлопает незакрытое окно, сквозняк гасит свечу в лапе Ёжика, отражение исчезает. "Если увидите поросенка, передайте ему, что у меня есть клюквенный морс и малиновое варенье. Пусть заходит, погреется".
Ёжик дотрагивается до чугунной гармошки батареи. Чуть теплая. Нужно закрыть окно, пока последнее тепло не растаяло вместе с залетающими в квартиру снежинками.
"Варенье," - думает Ёжик, сидя на диване, утопив свои иголки в мягкой спинке, - "сладкое. Я от него толстею. Уже практически шар, даже не надо сворачиваться клубком". Но эти мысли не могут отвлечь его от раздумий о судьбе поросенка, витающего в морозном воздухе там, по другу сторону стен.
Кто-то из соседей, шаркая тапочками и глухо кашляя, выходит на лестничную клетку. Скрипит дверца электрощита. Оживший телевизор показывает черно-белую рябь, колючий шерстяной шарф, бесконечно тянущийся через экран. Через пять минут на кухне начинает шипеть самовар.
"Я ем варенье, потому что оно у меня есть", - думает Ёжик, отправляя в рот очередную ложку с липко поблескивающей горкой. - "Но если бы не было варенья, как бы я знал, что есть я? Надо найти поросенка и пригласить его в гости. Он будет пить чай и есть варенье. Тогда он тоже будет существовать". Над его головой проносится шустрый детский топотом. Глухой удар. Хлопок и шелест, как будто на пол упала стопка журналов. Детский плачь, искренний и обиженный, режет слух. Тихие утешающие голоса взрослых звучат как монотонное бу-бу-бу. Пахнет жареным луком.
Отставив пустую банку, Ёжик подходит к окну, прижимается носом к холодному стеклу. От жаркого дыхания поросенка, смотрящего на него с другой стороны, стекло запотевает. "Поросенок," - говорит Ёжик, - "я съел все варенье, извините". Глаза поросенка грустны, как будто он извиняется, что не смог прийти раньше, когда варенье еще оставалось. Окна соседних домов гаснут парами, погружая колодец двора в снежно-синий сумрак, из которого одинокому фонарю, светящему самому себе и стаям снежинок, его не вытащить. Отделившись от торца дома, алой кометой чертит дугу сигаретный окурок.
"Если вы не торопитесь, может быть, все-таки зайдете? Я заварю чай. Кажется, в холодильнике была баночка сгущенного молока. Нет? Тогда можем постоять вот так. Мне полезно стоять. Сидячий образ, мало двигаюсь. Вы, судя по вашим щекам... Извините, что я такое тут несу, простите. Вы не обиделись?" - Ёжик виновато улыбнулся. Поросенок ответил ему ободряющей улыбкой.
Снег прекратился. Синее небо над крышами коробок домов посерело. В квартире снизу запищал будильник. Ёжик зевнул, попрощался с поросенком и, потирая замерзший нос, пошел спать.