Ирочка не любила спать. Сколько она себя помнила, каждую ночь, стоило улечься в кровать, накрыться одеялом и закрыть глаза, тут же с внутренней стороны ее век прямо в голову спрыгивало вертлявое существо, разодетое в пестрый сюртук, на голове соломенная шляпа, под мышкой зонт-трость, обвивая шею и свисая с плеч пушится розовое страусиное боа. Всякий раз при появлении ночного гостя Ирочка с раздражением думала, что уж лучше бы тот спрыгивал в головы участников гей-парадов. А еще лучше, чтобы сам двинулся на парад, оставив в покое Ирочку, совершенно такими мероприятиями не интересующуюся.
Оказываясь внутри Ирочкиной головы, существо сперва выстукивало стремительную чечетку, затем пело куплет из песни "Нью-Йорк, Нью-Йорк", при этом безбожно пересаливая обезьяньей мимикой, потом демонстративно вздыхало и утирало со лба пот, как бы говоря: "уф, ну и накувыркался я тут". К Ирочкиному сожалению, на этом представление не заканчивалось. Существо усаживалось нос к носу со спящим сознанием Ирочки, закуривало, выдувая дым в лицо девочки настолько старательно, что вместе с дымом летели брызги слюны. Когда сигарета истлевала до фильтра, существо с растерянным видом вглядывалось в заплеванное лицо Ирочки, вытягивало руку ладонью кверху, задирало голову, будто пытаясь понять - дождик начинается или показалось. Продолжая кривляние, ночной гость легонько стукал себя по лбу в международном жесте, чаще всего означающем "вспомнил!", и раскрывал зонт, который до того времени продолжал зажимать под мышкой. Гигантский, испещренный разноцветными картинками купол зонта приближался к лицу Ирочки и начинал раскручиваться, с каждым оборотом набирая скорость. Издевательство с зонтом было финалом сонной пытки, однако финалом затянутым и особенно мучительным.
Каждое утро Ирочка просыпалась раздраженной, с больной головой, стойкой тошнотой и такой же рябью в глазах.
Зонтичник - так Ирочка называла нахального хозяина своих снов - беспокоил своей назойливостью не только саму Ирочку, но и ее любящих родителей. Папа и мама не желали отмахиваться от глупых снов дочери, видя, как они отравляют ее жизнь. Родители организовали трехстороннее наступление на неугомонного Зонтичника: традиционно-медицинское, религиозное и спиритическое.
Священник, выслушав суть проблемы, констатировал одержимость девочки бесом. Ирочкину спальню освятили, а ей наказали читать "Отче наш" и еще ряд молитв на сон грядущий. Принятые меры привели лишь к тому, что вместо "Нью-Йорк, Нью-Йорк" Зонтичник стал петь "А я иду, шагаю по Москве".
Именитый медиум мадам Изида Коваль попыталась войти в контакт с духом Зонтичника, погрузив себя и Ирочку в состояние транса. После сеанса мадам Изида утверждала, что ей удалось уговориться с Зонтичником на том, что тот имеет право являться Ирочке во снах, но обязуется при этом вести себя прилично - исчезнуть совсем Зонтичник не согласился. Ирочкино же сознание во время сеанса наблюдало, как мадам Изида пляшет чечетку в обнимку с Зонтичником, а после поет с ним дуэтом "А я иду, шагаю по Москве". К чести мадам Изиды стоит сказать, что Зонтичник действительно немного остепенился - во сне Ирочки он перестал курить и плевать ей в лицо, но укачивающее вращение пестрого зонта осталось прежним.
Вмешательство дипломированного психотерапевта пусть и не нанесло Зонтичнику ощутимого вреда, но дало Ирочке и ее родителям пищу для размышлений. Врач сразу определил в Ирочкином Зонтичнике Оле-Лукойе - сказочное существо, приходящее к детям, чтобы усыпить их, брызгая в глаза теплым молоком и нежно дуя в затылок, а после крутить цветастый зонтик и рассказывать удивительные сказки. "Видимо", - предположил доктор, - "кто-то рассказал ребенку сказку про Оле-Лукойе. Дети в этом возрасте очень впечатлительны, легко могут оживить любой заинтриговавший их образ. Но стоит вашей дочери увлечься чем-то новым, как зацикленность на сказочном персонаже пройдет. Из этого надо просто вырасти, как из детского энуреза. Кстати, Ирочка писается по ночам?".
Ирочка стала изо всех сил пытаться увлечься чем-то новым. Она поступила в музыкальную и художественную школы, занялась бальными танцами и плаваньем, пристрастилась к изучению китайского языка и лепке из скульптурной глины. Определенную пользу это принесло - времени на сон, а значит и на изматывающие свидания с Зонтичником, у нее стало гораздо меньше. Но сам Зонтичник и не думал никуда уходить.
У Ирочки осталась последняя надежда - вырасти, стать взрослой. "Взрослому человеку", - мысленно соглашалась с версией психотерапевта Ирочка, - "не должен сниться сказочный подергайчик". Только для детей существует Оле-Лукойе - для взрослых его заменяют офисы и заправки Лукойла.
Ирочка, как и всякий ребенок, точно знала, когда окончательно и бесповоротно станет взрослой - в день своего совершеннолетия. Каждый день, просыпаясь, Ирочка вычеркивала на календаре дни, всей душой стремясь к тому спасительному моменту, когда ей исполнится восемнадцать.
Первое утро своего совершеннолетия Ирочка встретила улыбкой и словами "прощай, Зонтичник". Принимая поздравления от родных, задувая свечи на праздничном торте и пригубливая первый бокал шампанского в своей жизни, Ирочка чувствовала себя совершенно счастливой. Ее ждала свобода и счастье, сны о чем-то большом и прекрасном, пробуждения, полные сладостной неги - так она думала.
Так думала Ирочка, но Зонтичник имел на этот счет собственное мнение. На следующую ночь после Ирочкиного дня рождения он снова спрыгнул в ее голову, и все от чечетки до пестрого зонта повторилось. Утром Ирочку рвало ошметками торта и надежды, желчными кусочками мертвой мечты. В мутной пелене горьких слез Ирочка ураганом пронеслась по квартире, разорвав все свои картины, нотные тетради, рукопись романа, который она написала на китайском языке, разбив все тарелки, вазы и статуэтки, которые сама вылепила. Не успокоившись на этом, Ирочка вылила все духи, чтобы были в доме, на клавиатуру фортепьяно и подожгла. Огонь перекинулся на обои, книжные полки, шторы, но этого Ирочка уже не видела - оставив квартиру гореть, она выбежала на улицу.
Что было дальше, Ирочка плохо помнит, остались лишь обрывки - она в магазине, покупает водку, пьет из горлышка, сидя на качелях детской площадки, с ней кто-то заговаривает, ее запихивают в машину, она голая на заднем сидении, ей душно, мокро и больно - все вокруг скользит и вертится, как зонтик.
Утром Ирочка обнаружила себя на парковой лавочке. Из одежды только затвердевшая, прилипшая к телу грязная простыня. Превозмогая боль и тошноту, Ирочка улыбнулась разбитым ртом. Произошедшее вчера ее не волновало, она прекрасно помнила то, что ей снилось ночью: Зонтичник в этот раз не кривлялся, не танцевал и не пел. На нем даже не было привычной соломенной шляпки и страусиного боа. Но зонт - главное зонт! Грустно глядя на Ирочку, Зонтичник прошептал "плохая девочка" и распахнул зонт - черный, как беззвездное небо, в которое можно вглядываться всю ночь напролет, думая о своем и не замечая, как небосвод совершает круг за кругом.