Лучников Андрей Арсениевич : другие произведения.

Любовь Легарта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Про любовь Легарт говорил так: - Вся эта ваша любовь - это просто физиология. В конечном, извините невольный каламбур, счёте это просто химия и физика, реакции и трение, но я не разбираюсь ни в химии, ни в физике, и мне удобнее произносить слово "физиология". Можете мне поверить, я влюблялся и любил, любил совершенно искренне и истово, как дай вам Бог, никогда вы таких чувств не испытаете и не переживёте, любой Ромео в сравнении со мной - хладный труп Джульетты. И вот, пройдя через всё это и переживя всё это, я утверждаю, что любовь - это просто физиология и ничего больше. Сейчас я вам объясню.
  Про любовь Легарт говорил так:
  - Вся эта ваша любовь - это просто физиология. В конечном, извините невольный каламбур, счёте это просто химия и физика, реакции и трение, но я не разбираюсь ни в химии, ни в физике, и мне удобнее произносить слово "физиология". Можете мне поверить, я влюблялся и любил, любил совершенно искренне и истово, как дай вам Бог, никогда вы таких чувств не испытаете и не переживёте, любой Ромео в сравнении со мной - хладный труп Джульетты. И вот, пройдя через всё это и переживя всё это, я утверждаю, что любовь - это просто физиология и ничего больше. Сейчас я вам объясню.
  
  На последней фразе Легарт, будто невзначай, подвигал опустевшую кружку, и кто-нибудь из слушателей наполнял её вином из кувшина. Никто из подавальщиц никогда этого не делал. Зрелые, опытные официантки, неодобрительно косясь и презрительно хихикая, держались в стороне. Юные, только что принятые с испытательным сроком, служанки, которых в "Убойном уголке" всегда было не менее трёх, конечно, пытались постоять поближе к столу, за которым расселся в окружении нескольких посетителей плохо выбритый и неудачно одетый старик, послушать, что старик рассказывает. Однако и эти наивные, склонные к сентиментам, не слишком расчётливые особы, памятуя наставления старших, не делали ни единого движения - если клиенты хотят поить рассказчика, пусть, но за свой счёт, а значит, сами и наливайте.
  
  - Детские любови в расчёт не берём, - продолжал Легарт, отхлебнув из наполненной доброхотом кружки. - Говорим про настоящую любовь, как у взрослых. Так вот, первый раз я всерьёз влюбился и полюбил в те мои семнадцать лет, которые на Большом Каретном, ха-ха-ха, - старик начинал смеяться.
  Смех переходил в кашель, кто-нибудь стукал рассказчика по спине, Легарт кивком благодарил и рассказывал дальше:
  - Это была страстная любовь, со стихами, попытками суицида, ночными бдениями под окнами любимой, друзьями, которые передавали записки, короче, всё по полной программе, как у Шекспира. Любовь не была взаимной, но мне повезло, попытки суицида оказались неудачными, а когда, через двадцать лет я снова встретил мою прежнюю возлюбленную - толстую, обрюзглую, с морщинами вокруг глаз и губ, я удивился. Неужели же я мог любить "это" и даже готов был расстаться с жизнью из-за того, что "это" не отвечало мне взаимностью??? Между прочим, она уже готова была броситься в мои объятия и отдаться на волю моей страсти, но я бежал, как только можно бежать от самого ужасного ужаса.
  
  Эти слова обычно вызывали у слушателей оживление, раздавались смешки, а молоденькие подавальщицы, подбоченясь и демонстрируя достоинства статных или не очень, но в любом случае только расцветающих тел, высокомерно оглядывались в сторону матрон. Впрочем, взрослые и умудренные официантки, слышавшие эту фразу Легарта не единожды, научились реагировать снисходительным равнодушием.
  
  Старик, пощипывая волосатую бородавку на потрёпанной временем щеке, обводил лукавым взглядом аудиторию, которая, как правило, прибавлялась, и, убедившись, что нужный результат достигнут, завершал логическую конструкцию:
  - А причина проста. В семнадцать лет в мужчине играют гормоны. И мужчине, то есть, конечно, юноше, но всё равно - мужчине, просто необходимо снять сексуальное напряжение. Необходимо физиологически. Поэтому мужчина придумывает себе любовь. Это чистая физиология. Через двадцать лет моя физиология требовала уже другого. Но я вполне готов допустить, что окажись мы с ней вместе на необитаемом острове, или, скажем, в дальней экспедиции, в которой она была бы единственной женщиной, я бы снова воспылал к ней любовной страстью, какой бы ни была она устарелой и обрюзглой. Физиология, дети мои, всё дело в физиологии!
  - Но ведь, ... - возражал в этот момент кто-нибудь.
  
   Как правило, слушатель возражал, вспомнив эпизод из собственной или чужой жизни, или из литературы или кинематографа. Почти не было случаев, чтобы кто-нибудь в этот момент не возражал, а если такое (никто не возражал) случалось, Легарт непринуждённо спрашивал: "Хотите спорить?", и спорщик обязательно находился. В обоих случаях неопрятный старик даже не дослушивал возражение до конца, а поднимал вверх указательный палец и повышал голос, давая понять, что рассказ не завершён, слушайте, спорить потом будете:
  - Второй раз по-настоящему я влюбился в мою первую женщину. Которая действительно была моей первой настоящей женщиной, то есть, у нас с ней был самый настоящий секс, не надо смеяться, жеребцы вы этакие. Она мне дала, и я впервые в жизни испытал самое настоящее сексуальное удовольствие, я узнал, насколько это сладко, как это, чёрт побери, кайфово. И да, о да, я её полюбил и любил. Некоторое время. Потом, вы знаете, как это бывает, секс перестал быть сказочным приключением, началась рутина, и я заметил вдруг, что любовь куда-то испарилась. Почему? Да потому что физиологическая потребность была удовлетворена! - Легарт делал паузу, чтобы снова отхлебнуть из кружки, и, отерев морщинистой рукой реденькие усики, добавлял. - А потом мне дала другая женщина. Это была вторая женщина в моей жизни, и я полюбил уже её. Она доставила мне такое же удовольствие, но с большим энтузиазмом. Кроме того, она была моложе первой, и щупать её было попросту приятнее.
  
  Мужчины понимающе смеялись, юные подавальщицы краснели и, зачем-то одёргивая одежду, отодвигались подальше от мужчин, а официантки постарше, хоть и были готовы к такому повороту сюжета, всегда недовольно фыркали. Только бармен по имени Жан-Гриль, человек суровой, даже отталкивающей внешности (в этом состояла фишка "Убойного уголка", заведения для мужественных мужчин), без тени эмоций, сурово сортировал бутылки за стойкой, знаками подавая команды подавальщицам, на каком из столиков опустели кружки и кувшины.
  
  Легарта в "Убойном уголке" привечали. Старик никогда не платил за свою выпивку, да и вообще, никогда ничего не заказывал. но, когда появлялся Легарт (примерно через день, иногда - через два, а вот пауза в три дня уже могла бы стать поводом для беспокойства, правда, ни разу за последние лет десять Легарт повода не давал), выручка таверны заметно возрастала, и чаевые тоже. Старик непринуждённо присаживался к столу, за которым уже сидела какая-нибудь компания, придвигал к себе чью-то кружку, и, не тратя время на знакомство, начинал травить байки.
  
  Беспристрастный сторонний наблюдатель мог бы удивиться, как это неопрятному, неприятному, некрасивому, очень-очень немолодому человеку получается втесаться в чужую колоду и моментально завладеть вниманием незнакомых людей. Однако беспристрастных сторонних наблюдателей в "Убойном уголке" не бывало, а если случался кто сторонний и непредвзятый, то быстро засасывался трясиной сюжетов Легарта.
  
  Россказни Легарта слушали, а пока слушали, покупали выпивку и закуску, и угощали старика; многие мужчины Каперны приходили в таверну специально ради сказок Легарта, хотя бы уже сказанных и слышанных; постоянные клиенты "Убойного уголка", завидев Легарта, звали старика за стол, заранее зная, что минут через десять вокруг соберётся едва ли не вся таверна. Взрослые служанки, судача после работы с соседками или наставляя вновь принятых на работу девиц, обязательно сообщали, что несколько - пять или семь - лет назад таверну посетил один известный современный писатель, прослышавший о сказителе, просидел в таверне безвылазно два дня, а Легарт, будто назло, заявился через час после того, как писатель разочарованно ушёл. Только по этой, по мнению матрон "Убойного уголка", причине сказания старого пройдохи не были ещё напечатаны типографским способом в бумажной книге, какие читает даже высший свет.
  
  - Чистая физиология! - вещал Легарт. - Исключительно физиология и ничего кроме. Хотите поспорить?
  В группе слушателей обязательно находился умник, который ехидно замечал:
  - Похоже, вы влюблялись в каждую женщину, с которой у вас был секс.
  
  Старик спокойно опустошал кружку, подвигал её в сторону кувшина (наполняли ли её сразу или чуть позже, когда Легарт снова начинал говорить, - бывало по-разному) и отвечал серьёзным, не допускающим сомнений, тоном:
  - Разумеется, у меня было много женщин. После того, как я перестал любить во второй раз, а перестал я любить во второй раз по той же причине, что и в первый, я распознал женщин и начал их иметь. И у меня было так много женщин, что вам, молокососам, нужно прожить три жизни, чтобы догнать меня хотя бы по количеству, не говоря уже о качестве. Нет на Земле ни одной расы, ни одного племени, чьих женщин я бы не пробовал на, ... - старик показывал кулак с поднятым средним пальцем, чем неизменно вызывал теперь уже не смешки, а громкий смех.
  
  Смеялись и мужчины, и женщины, причём взрослые опытные женщины смеялись громче и с большим, нежели у девиц, понятием.
  
  Однажды, давно, в конце рабочего дня таверны, то есть под утро, когда подавальщицы и повара меняют униформу на обыденную одежду, суровый бармен Жан-Гриль обмолвился, что Легарт не так хил и не так стар, как кажется по его, Легарта, морщинам, пигментации кожи, истощённому телосложению. Дело не в том, пояснил суровый бармен, что Легарт очень много пьёт, а пьёт Легарт столько, сколько наливают, а алкоголь, как известно и всем понятно, но не в том дело. Дело в том, объяснил Жан-Гриль, что жизнь Легарта была сложнее и разнообразнее, чем у любого жителя хоть нашей Каперны, хоть Зурбагана, хоть Нью-Йорка, и вся эта жизнь наложила отпечаток.
  
  Более бармен ничего про Легарта не говорил, но Жан-Гриль был для Каперны человеком в авторитете и даже немногих его слов оказалось достаточно, чтобы люди начали обсуждать, догадываться и предполагать. В том числе предполагать версии, откуда у старого пьяницы на языке такое огромное количество занимательных историй (а сколько же, можно догадаться, их хранилось у Легарта на уме?!!).
  
  Сплетничали, например, что Легарт был раньше медиком - может, фельдшером, а может и врачом, но, возможно, что простым санитаром, зато каким! Фантазёры утверждали, что Легарт был тем самым единственным белым в гуманитарной миссии ООН в Уганде, про которую писала вся Сеть, потому что в тридцать втором началась Большая Африканская Чума и все умерли, но один человек выжил, и в тридцать третьем неожиданно объявился в Кейптауне, пройдя в одиночку через объятые войной и болезнями джунгли и пустыни. Благодаря этому человеку удалось найти лекарство от Африканской Чумы, поэтому уцелело почти тридцать процентов чернокожего населения планеты, но того имя человека в Сети перевирали постоянно, а сам он рекламы не искал, так почему же это был бы не Легарт?
  
  Сплетники дополняли, что, когда Легарт оправился от одиссеи, ООН отправила ценного специалиста в Бомбей, где разгулялась бубонная чума. А в тридцать седьмом, Легарт работал в Гималаях, с самим Брэдли Питтом, вместе с ним пережил и преодолел все ужасы зомби-эпидемии (известной также как Z-эпидемия). Эпидемия не стала пандемией, хотя героически умерли Томас Круз и Иван Охлобыстин, и многие другие врачи, а единичные случаи "зомбилевания" отмечались ещё несколько лет в разных странах, пока ООН не ввела тотальное вакцинирование, а вакцину-то открыли как раз Легарт с Брэдли.
  
  Другие спорили, что Легарт ни разу не был никаким доктором, а был военным или моряком, или военным моряком, но тоже много путешествовал и всякое повидал, потому что его выгнали из армии за жестокость на китайской границе, и он стал наёмником. Выдумщики доказывали, что Легарт - это, несомненно, псевдоним, а настоящим именем безобидного старика до сих пор пугают детей в кавказских аулах, афганских кишлаках и аргентинских пуэблах, и его разыскивает международная полиция.
  
  Прямо спросить старика о славном или сомнительном прошлом никто не решался (а вдруг, он в самом деле окажется секретным ниндзей, и, отвечая на вопрос, сломает спрашивающему руку?). Пересуды же возбуждали интерес и прибавляли доверие к рассказам Легарта.
  
  - Что, и черномазых тоже... того? Этого? - непременно любопытствовал, пуская слюни, наивный деревенский телок, каковой экземпляр непременно присутствует в любой пользующейся популярностью таверне, а "Убойный уголок" был в Каперне таверной единственной.
  
  - Дитя моё, - снисходительно качал головой Легарт, - я понимаю, что в твоём возрасте межрасовый секс кажется пугающим и заманчивым приключением. Но уверяю тебя, ничего особенного в сексе с чернокожими нет. Негритянские бабы - такие же, как наши, только хуже. Скучнее. Наши женщины, можешь мне поверить, намного слаще и эротичнее. Просто физиология наших дев нам ближе, под наши морковки устроена, а африканская физиология заточена под африканские бананы. Попробовать, конечно, попробуй, если хочешь не на слово верить, а своего дружка в осиное гнездо сунуть. Но, если разочаруешься, вспомни: я предупреждал.
  
  Теперь мимолётными усмешками обменивались женщины, и девушки тоже, в их взглядах, бросаемых на мужчин, появлялся торжествующий оттенок (но только оттенок, женская скромность препятствовала более яркому выражению чувств). Мужчины, среди которых, естественно, никто имел достаточно опыта, чтобы оспорить рассказчикам, неопределённо хмыкали, а Легарт, осушив кружку и дождавшись, пока её снова наполнят, провозглашал категорическим тоном:
  
  - Всё дело в физиологии! Так что, после того, как я влюбился во второй раз и опять разлюбил, потому что физиология моя была удовлетворена, я знал много женщин. Но ни в одну из них и ни разу я более не влюблялся, это была чисто физика, трение в нужное время нужного места в нужном месте, чтобы вызвать извержение жидкости, накопившейся в резервуаре. Не более того. Никакого душевного жара, никакой гонки нейронов от мозга к сердцу и дальше к яйцам, и обратно от яиц в мозг, ничего такого более не было. Чисто физика. Ну, может быть, физкультура, порой с меня сходило семь потов я сбрасывал тонны калорий и удовольствие от разрядки было такое же, как у бегуна, победившего в марафонской дистанции, но никакой любви не был. Чистая физика, чистая физкультура. Так было, пока я не влюбился в третий раз.
  
  - Бог троицу любит, - бурчал кто-нибудь из дальнего уголка, а прочие слушатели притихали в ожидании Откровения.
  
  Откровения не следовало.
  - Мы познакомились с ней случайно, нечаянно оказались в одном скрытом от посторонних глаз уголке городского парка, и она сделала мне классный минет, - будничным тоном сообщал Легарт. - Сосала она просто превосходно, я никогда, ни раньше, ни позже не встречал таких мастериц. Причём она сделала всё по своей инициативе, ничего такого я от неё не ожидал, а она сделала. И я снова влюбился. Наши отношения продолжались несколько лет. Разумеется, потом был не только оральный секс, но и всякий разный, вам, дети мои, и не снилось, что мы вытворяли, и ни в какой Сети вы про такое не прочитаете, но запомнился мне именно первый секс с ней. С которого и началась моя третья любовь. А это был классный минет.
  - Да уж, тут точно дело в физиологии, - комментировал, как правило, кто-то из мужчин, а кто-нибудь другой поддерживал:
  - Вот и я считаю, что настоящая женщина должна уметь работать всем телом, не только раз-два-ножки врозь, а и ртом, и всем, чем можно.
  
  Слова и сочетания слов, конечно, различались, иногда комментариев было больше, чем два или три, но смысл оставался примерно одинаков. Женщины и девушки, в основном, показывали безразличие, хотя внимательный наблюдатель мог бы заметить, как в некоторых, прежде всего - девичьих, головках услышанное мотается на ус, или что там есть в женских мозгах в качестве запоминающего устройства.
  
  - Ничего вы не поняли, - голосом гроссмейстера, соскучившегося игрой с новичками, говорил Легарт. - Не в минете был фокус. А в том, что я только-только вернулся из... в общем, издалека, и секса с женщиной у меня не было примерно полгода, а может, и дольше. Такое бывает в жизни. Тут подвернулась она. Вот и всё. Тоже, конечно, чистая физиология, но в другом смысле, не в том, про который вы, жеребцы этакие, подумали. Разумеется, классно, если женщина и мужчина готовы и хотят быть вместе всеми частями и всеми органами, иногда это здорово, как будто сливаешься в единое целое, но это - момент преходящий и не самый важный. Самый важный момент - хотят ли мужчина и женщина друг друга. А это - чистая физиология. Вот я хотел ту мою подругу, потому что тупо хотел женщину, она хотела меня, потому что тупо хотела мужчину, ей вообще нравилось сосать. Чистая физиология. Мы пробыли вместе несколько лет, потому что у нас каждый день да не по разу был самый разнообразный секс, мы удовлетворяли свою физиологию. Как только перестали, тут всё и кончилось. Разбежались как два безоружных крейсера, перепуганные встречей с противником. Физиология это, вся ваша любовь, только физиология.
  
  Вокруг стола воцарялось неловкое молчание, каждый слушатель и каждая слушательница думали о чём-то своём и примеряли на себя, старик потягивал винцо, пока, наконец, не звучал вопрос:
  - А как же дети?
  
  Вопрос звучал обязательно, и если те, кто слушал басенника впервые, сами не додумывались, реплику, не утерпев, подавала одна из взрослых официанток, в надежде услышать, наконец, внятный ответ.
  - Дети? - переспрашивал Легарт, начинал кашлять, и прокашлявшись, говорил веско. - О детях особый разговор.
  
  Так получалось, что примерно в этот момент - минутой раньше, минутой позже, но словно заранее зная, когда закончится рассказ, - в дверях таверны появлялась Она.
  
  Богиня, царица, принцесса, царевна, Нефертити, Клеопатра, прекрасная, воздушная, стройная, мечта, сказка, утопия, грёза... Словом, женщина моей (и вашей, и вообще, всеобщей) мечты, перед которой всякому мужчине хочется пасть на колени и выполнять все Её желания. Молодая, красивая, ухоженная, хорошо одетая.
  
  Она всегда глядела только на, разом сгорбившегося, нервно щиплющего бородавку на щеке, Легарта, остальные для неё не существовали. Даже если Легарта от Неё заслоняли посторонние спины, Она глядела только на него, сквозь эти спины, и спины раздвигались перед Её взглядом.
  - Напился? - строго спрашивала Она. - Достаточно тебе? Домой!
  И выходила прочь. Легарт молча вставал, рысцой устремлялся к выходу из таверны, не прощаясь и не обращая внимания на удивление слушателей и презрительное фырканье престарелых подавальщиц. Двери "Убойного уголка" ещё не успевали закрыться, как с улицы доносился рёв турбин взлетающего с места, в нарушение всех правил дорожного движения, аэрокара.
  
  - Конец фильма, - констатировал кто-нибудь ироничный. - Любовь и голуби. Титры.
  
  - Кто это? - спрашивал кто-нибудь из тех, кто впервые посетил таверну "Убойный уголок", единственную таверну в Каперне, давно уже поглощённой мегаполисом, но до сих пор пытающейся сохранить инакость.
   - Кто-кто, - бормотал тот или та, кто осведомлён или осведомлена. - Жена, кто ж ещё? Пятнадцать лет вместе живут, трое детишек у них. Всегда его здесь находит. Другая давно бы плюнула на старого урода, а эта - нет, приезжает, забирает.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"