Поселили нас в десантном кубрике, в котором во время учений обитали морские пехотинцы. Однако мы сразу же перебрались на дачу - в танковый трюм, где вдоль бортов находились откидные, как в железнодорожных вагонах, койки, очевидно для танковых экипажей. Их мы и приватизировали.
В кубрике была ужасная жара и духота, - за длинный, июльский день эта стальная коробка разогревалась не хуже духовки. В трюме же было относительно прохладно, особенно ночью. СДК стоял у причала кормой на воду, носом к берегу. Носовые створки были раскрыты настежь, а аппарель опущена, как во время десантирования, и лёгкий ветерок с берега задувал внутрь трюма не хуже импортного кондиционера.
По утрам, по подъёму, мы охотно выскакивали вместе с командой на палубу, сбегали по трапу на гулкий как барабан понтонный пирс и мчались наперегонки вдоль по берегу, от нашего угла базы до эсминцев и обратно.
Закончив пробежку, делали физзарядку и возвращались на корабль. Затем построение и подъём флага.
После завтрака, - осмотр и проворачивание механизмов. Мы спускались в машинное отделение, и хоть нам и не нужно было писать отчёт о практике, всё же изучали, для расширения технического кругозора, энергетическую установку корабля. СДК строились в братской нам тогда ещё Польше, хотя вооружение и часть оборудования были советскими.
В то время как мы бродили, наподобие экскурсантов в музее, по сверкавшему чистотой, сравнимой разве что со стерильностью хирургической операционной, машинному отделению, молодежь срочной службы наводила, в сотый раз по одному и тому же месту, блеск на пайолах и "мороз" на поручнях.
Когда мы вежливо поинтересовались у своего "механического" мичмана на кой ляд вся эта бесполезная работа, то получили от него на это убийственно- аргументированный ответ:
- А на хрена тогда на флоте матросы?!
Крыть было нечем.
Перед обедом, командование устраивало личному составу небольшое развлечение, с водными процедурами. Эффектно смотрелись команды с эсминцев в двести пятьдесят - триста человек, топавших строем в рабочих ботинках, чёрных, до колен, военно-морских трусах и в белых чехлах от бескозырок на головах.
Дойдя до крайнего, за нами, причала, они разувались и так же строем проходили по раскачивающимся понтонам в торец плавпирса. Организованно, по команде, прыгали в воду и плыли, огибая пару причалов к берегу. Затем опять строились, шли обуваться и возвращались на эсминцы.
У нашего же экипажа это выходило не так внушительно, потому что вместе с "партизанами", - то есть нами, в массовке участвовало от силы человек сорок.
По окончании обеда наступал, святой на флоте, "адмиральский" час; когда команда, не считая вахты, отдыхает, и будить её не имеет права даже адмирал. Исключения, конечно, бывают, но строго ограничены: шторм, аврал и боевые действия.
После ужина и вечернего построения, когда уже совсем смеркалось, повадились мы в дополнение к дневному купанию устраивать себе ещё и вечернее. Стараясь не шуметь и не брызгаться, по очереди соскальзывали с аппарели в тёплую чёрную воду, и бесшумно поплавав немного, опять вскарабкивались на неё, и шли, затем, в душевую ополоснуться пресной водой.
В один из таких тихих и душных, тёмных вечеров я пожадничал и перед самым отбоем захотел ещё раз, перед сном, окунуться самостоятельно. И надо ж было такой беде случиться! Как ни старался я аккуратно соскользнуть в воду, но всплеск был услышан, (ну невезуха!) шедшим по причалу, как раз в это время, на наш СДК, дежурным по дивизиону офицером. Тот, естественно, не мог пройти мимо такого безобразия и заорал:
- Вахтенный! У вас человек за бортом! - а сам наклонился, чтобы рассмотреть получше, кто это там барахтается.
- Ага, как же, буду я тебя дожидаться!
Меня уже не было видно; поднырнув под аппарель, я сидел под ней как под зонтиком, вцепившись руками за какой-то выступ в конструкции, и старался не хлюпать водою.
- Играй сбор! - крикнул дежурный вахтенному матросу и сам двинул в сторону трапа.
Времени у меня оставалось в обрез. Дельфином запрыгнул я в танковый трюм, галопом промчался по нему, ворвался в десантный кубрик, сорвал с себя плавки и швырнул их в рундук - металлический шкафчик, и быстро напялив на себя форму метнулся в душевую, откуда уже и выскочил вместе с несколькими мывшимися там матросами на палубу, где по сигналу сбора строилась команда.
Дежурным по кораблю как раз оказался наш "механический" мичман. Вместе с капитан-лейтенантом он пересчитал нас по головам; команда вся налицо, "партизаны" тоже все, в полном составе.
Что же это за подводник-диверсант?
Но мыслили они логически верно, - видно "партизаны" часто таки добавляли им хлопот.
Спустившись в десантный кубрик и идя по мокрым следам, оставшимся на линолеуме от моих босых ног, они добрались до рундучка, извлекли на свет божий мои плавки и торжественно притащили их на палубу.
Потрясая ими, мичман заорал:
- Чьи плавки?
Я честно ответил:
- Мои.
- Ты был за бортом?
- Ни как нет товарищ мичман, я был в душевой; вот и ребята подтвердить могут, - кивнул я на матросов, с которыми выбегал на построение.
- Так точно товарищ мичман, он был с нами в душевой, - дружно встали на мою защиту ребята.
- Да ведь вода солёная, - неосмотрительно вырвалось у него.
А вот это зря.
- А вы их полижите товарищ мичман, - раздался ехидный голос из задней шеренги.
- Забери, - швырнул он мне мои плавки. - Разойдись!
На следующий день наш СДК стоял с по походному собранным носом: аппарель поднята, носовые створки плотно сомкнуты и стянуты изнутри талрепами. Нам же было велено переселиться в десантный кубрик.
А вскоре нас лишили и последнего развлечения, - ежедневной пробежки вдоль озера. Однажды утром, прибывший на одном из СДК, только что из "Средиземки", командир бригады, наткнулся на живописную группу "партизан" в ярких, с цветочками как у волка из мультфильма "Ну погоди!", трусах и в остроносых лакированных туфлях, трусивших рысцою вдоль берега. Неуставной их вид возмутил бравого комбрига и он приказал:
- Чтоб я этих клоунов на утренней зарядке больше не видел!
Отца-командира можно было понять. Вот-вот на бербазу должно было нагрянуть высочайшее начальство, а тут такое безобразие.
Но нам от этого было не легче.
От скуки кому-то из нас пришла в голову дикая мысль - смотаться вплавь на ту сторону озера за абрикосами. В том месте, где стоял наш СДК, ширина озера не превышала примерно одного километра. На той, противоположной его стороне, наблюдалась такая же каменистая, унылая пустыня. И только в одном месте, немного вправо от нашей кормы, она оживлялась выползавшей из-за горизонта и спускавшейся по пологому склону, перпендикулярно озеру, почти к самой воде, длинной и узкой лесополосой.
По сведениям, полученным от команды, эта лесополоса исключительно состояла из абрикосовых деревьев. Как раз сейчас, в начале августа, их плоды становились мягкими и сладкими.
Мы почему-то сразу решили, что нам не хватает витаминов, и без абрикос ну просто не обойтись.
Сказано - сделано. Примерно через час после отбоя Толик, Миша и я, захватив с собою большой полиэтиленовый мешок и предупредив вахтенного у трапа, чтобы не вздумал вытаскивать из воды, с кормы опущенный, капроновый конец, спустились по нему и, стараясь не шуметь, поплыли брассом на противоположный берег.
Добравшись примерно до середины озера, легли на спину отдохнуть.
На эскадренном миноносце "Безупречном" вахта, скуки ради, баловалась с прожектором, семафоря азбукой Морзе. Яркие вспышки, то короткие то длинные, освещали на мгновение узкую полосу воды и противоположного берега.
Отдохнув немного, перевернулись и двинулись дальше. Мы плыли в чёрной воде. Над нами был безбрежный воздушный океан, на дне которого мерцали загадочные звёзды. И оттуда, с небес, некто вечный, могущественный и бесконечно добрый, укоризненно смотрел на своих неразумно-беспечных детей и подстраховывал их, на всякий случай, от беды.
Наконец берег приблизился настолько, что под собою можно стало ощутить дно. Было не очень-то приятно, натыкаясь босыми ногами на камни, вылезать из тёплой воды на уже довольно остывший воздух.
Выбираясь на берег, спугнули целую стаю чаек или бакланов, расположившихся на ночевку прямо у воды. Птицы с возмущёнными криками взлетели и стали метаться из стороны в сторону. От неожиданности мы тоже немного струхнули. Наконец они успокоились и снова уселись где-то у берега.
Придя в себя, мы направились к видневшейся недалеко тёмной лесополосе. Добравшись до неё, стали ощупывать ветви деревьев, срывать с них абрикосы и бросать их в мешок.
Наполнив его до половины, возвращаемся обратно на берег. Завязав мешок таким образом, чтобы верхняя часть его была заполнена воздухом, бросаем его в воду. Он плавает как надувной спасательный плотик. Отлично!
Залезаем снова в воду и, то толкая мешок перед собой, то таща его на буксире, плывём в обратную сторону. Теперь, с грузом, это гораздо труднее; часто останавливаемся и отдыхаем.
С трудом добираемся, наконец, до своего боевого корабля, влазим по концу на корму, втаскиваем на борт мешок. Всё! Экспедиция благополучно завершилась.
На следующий день матросы и "партизаны" с купеческим шиком сплёвывали за борт абрикосовые косточки....
Умудрённые опытом общения с "партизанами" воинские начальники решили нашу неуправляемую энергию направить в полезное русло и отправили выполнять дембельскую работу - облагородить, в смысле покрасить, парочку пустых плавпричалов, к приезду высоких гостей.
Работа оказалась то что надо. Оказывается, о ней только мы и мечтали. В течение недели мы красили и купались, купались и красили; то катая по понтону валик с краской, то прыгая с него в освежающую, раскалённое солнцем тело, прозрачную воду. Прерывалось это удовольствие только на обед и священный на флоте адмиральский час. К концу недели мы превратились в настоящих негров, потом, правда, начавших облазить, от обилия солнечных и водных процедур.
Лично мне, никогда больше в жизни, ни в каком санатории, ни в каком доме отдыха, не довелось так весело и беззаботно провести время.
Но вот настал день высочайшего визита. Территория береговой базы с утра обезлюдела, как будто по ней был нанесен ракетно-бомбовый удар нейтронными боеголовками. На палубах стоявших у причала кораблей, замерев по стойке смирно, маячили одни лишь вахтенные у трапов; всех остальных загнали вниз и велели не высовываться.
Любопытство не порок, но большое свинство; мы это знали, и всё же, одолжив у сигнальщиков их оптику, вылезли таки на площадку над боевой рубкой, где находился запасной пост ведения огня по самолётам из зенитных автоматов не с помощью радиолокационной станции, а врукопашную, на глазок. Тут же были нарисованы силуэты летательных аппаратов вероятного противника: всякие там "орионы", "фантомы", "миражи" и прочие "старфайтеры".
Отсюда сверху была прекрасно видна кавалькада чёрных "чаек" и ЗИЛов спустившихся с горки на бетонную набережную. Из них вышло столько адмиралов, что аж в бинокле засверкало от крупнокалиберных звёзд. Впереди свиты шел сам Главнокомандующий ВМФ СССР, адмирал флота Советского Союза Горшков.
Прогулявшись немного по берегу, бригада адмиралов снова села в свои "чайки" и ЗИЛы и кортеж машин скрылся из нашего поля зрения.
По отъезду крупнозвёздных гостей косяком пошли сплошные торжества и ритуалы. Сначала нас привели к присяге. Впервые, за службу на корабле, одели мы свою летнюю парадную форму. Весь экипаж был выстроен на палубе СДК. Мы, по очереди, выходили из строя, одной рукой придерживая висевший на шее десантный "калашников" с откидным прикладом, а в другой держа текст присяги. Громко зачитывали и расписывались.
Честно говорю, на душе было светло и торжественно.
Затем, через пару дней, нас снова выстроили, объявили и поздравили с присвоением каждому воинского звания - старшины второй статьи.
Ещё какое-то время спустя - опять построение. Зачитали приказ о введении в вооруженных силах института прапорщиков и мичманов. Отныне все пожелавшие остаться на сверхсрочную, отбыв на специальных курсах три месяца получали звание мичмана.
В царской армии и на императорском флоте звания прапорщика и мичмана были офицерскими. Морской корпус в Петербурге, при царе- батюшке, выпускал своих питомцев с первым офицерским чином - мичмана. Потом, при советской власти, мичман - было самое высокое звание, до которого мог дослужиться сверхсрочник. И вот теперь это высшее звание для контрактников, стало промежуточным между младшими командирами срочной службы и офицерами.
В конце августа нас снова построили, поздравили с окончанием военной стажировки и мы, распростившись с ребятами и пожелав им лёгкой службы и счастливого возвращения домой, к мамам и невестам, отправились в последний раз в свою Alma mater.