Николай Павлович оглядел вошедшего к нему в кабинет молодого человека. "Молодого, да раннего" - подумал он, наблюдая, как вошедший, не выказывая никаких знаков почтения или робости, располагается в кресле. Старый приятель, граф Сумароков, предупреждал его, но списал на "британское воспитание". Однако в поведении молодого человека британского было не больше, чем, скажем, турецкого - Николай Павлович немало людей повидал, и ни с чем похожим не сталкивался.
Нет, этот юноша вел себя вежливо, и собеседника уважал - но совершенно по-своему. Чем-то его поведение напоминало манеру американцев - но не было в нем эдакого снисходительно-хамоватого отношения к собеседнику, которое заокеанцы скрыть не в состоянии… непонятный юноша, да.
Но и неприятным его не назвать. Так ли он молод, как выглядит? Говорит, что ничего в военных делах не понимает, но рассуждает о них так, как, увы, не каждый генерал способен. Опять странно и непривычно - но во многом верно. Указал, кто из его людей какую задачу способен выполнить и что этим людям от правительства потребно будет…
А интересы у него самого тоже непростые - хотя и не сразу понятные. Вот взять к примеру Куропаткина - тот первым делом стал оклад жалования себе торговать. Это-то по-житейски понятно - непонятно, как собеседник Николая Павловича смог предвосхитить не столько и не столько сам факт торговли, но и суммы. Что, впрочем, заставило больше поверить и тому, что генерал войну проиграет. Сам же он из казны денег не потребовал, а лишь прав боевые действия самому вести - а на вопрос, в чём же его интерес, небрежно, махнув рукой, ответил, что с победой он денег заработает куда как больше, нежели потратит. А когда Николай Павлович поинтересовался, каким образом молодой человек себе это видит, с усмешкой ответил:
- Вот я в концессию практически не вхожу, а с оной денег получаю больше, чем все концессионеры вместе взятые. С обслуживания оной - а победим, так я смогу обслуживать не только концессию, а весь Дальний Восток, а заодно и Корею, Китая изрядную часть. Да и Японии мои услуги - платные, между прочим - понадобятся…
Что же до обсуждения военных вопросов, то в разговоре темы наступлений и оборон так и не всплыли: собеседник начал говорить о "плечах снабжения", какой-то "логистике", "обороте транспортных средств"… в общем, о том, что, по мнению Николая Павловича, вообще в компетенции командующих армиями находилось - но говорил он так, что было бы понятно и простому поручику.
Однако Николая Павловича поразило - и для себя он отметил, что поразило приятно - то, что молодой человек пришёл не для обсуждения каких-либо военных или экономических вопросов.
Он, складывалось впечатление, пришёл лишь затем, чтобы с ним, с Премьер-министром России, разделить обязанности. На себя одну - и очень важную - часть работы, а взамен на графа Игнатьева возлагал другую, не менее сложную. И когда юноша покинул кабинет, у нового "хозяина земли русской" вдруг возникла уверенность: будет именно так, как обещал этот странный визитёр. Если он, ненавидимый и почитаемый половиной Европы старый дипломат, свою часть работы выполнит верно.
В том, что другая часть окажется выполненной, у старика сомнений уже не было.
Двадцать восьмого августа Машку вызвал к себе Энгельгардт. И от имени императора вручил моей "приёмной дочери" орден Святой Анны третьей степени: "за выдающиеся деяния в части благотворительности к детям". Ну и в качестве "подарка к дню ангела". Правда, похоже царю никто не сказал, что "знатной благотворительнице" только что стукнуло шестнадцать лет… в общем, Александр Платонович, вручая орден, выглядел весьма смущенным. Мне об этом Машка рассказала позднее, как и о просьбе губернатора "скорейше его посетить" - видимо, для совместного обсуждения, как замять возможный скандал. Но встретиться с Энгельгардтом мне не удалось - о приглашении я узнал слишком поздно.
Десятого сентября я снова оказался в Америке. Война с Японией шла уже вторую неделю, причем положение русской армии было как бы не хуже, чем в "прошлый раз". То есть точно хуже, а у японцев положение стало даже лучше, чем в "исходной истории".
Вячеслав Константинович хлеб свой ел не даром, и добыл в Англии копию одного кредитного договора с японцами. Оказалось, что Япония предложила Англии в качестве "залога по кредиту" уголь с Сахалина. Очень выгодное предложение: ведь на Дальнем Востоке пуд угля стоил от двадцати двух копеек (плохонький, для "торгашей"), до сорока пяти - за кардиф. Дешевле продавал только я - по восемнадцать копеек - но только в двух портах, и исключительно "в угольные ямы", не для перепродажи. Мы банально не могли больше доставлять в порты.
Сахалинский японцы предложили англичанам покупать по гривеннику и в любых количествах - что существенно снижало издержки по ограблению того же Китая. Под такую "гарантию" "Армстронг" построил для Японии лишнюю пару крейсеров типа "Нанива". За британские же деньги и Вильям Крамп выстроил в Филадельфии два новых крейсера типа "Касаги". А Торникрофт поставил в Японию дюжину новых миноносцев.
В результате японский флот в ночь на второе сентября атаковал не только Порт-Артур, но и Владивосток - и русский флот уменьшился на три броненосца и три крейсера. В принципе, корабли можно было бы и поднять - затонули они на внутренних рейдах - но заниматься этим было некому. Японцы уже высадились в Корее и быстро двигались в сторону Маньчжурии.
По сравнению с "прошлым разом" у нас было одно, хоть и не очень значительное преимущество: Алексеев всё же взял у меня "поносить" около сотни пушек Рейнсдорфа (хотя формально они предназначались для защиты концессии). Все остальное было только хуже…
А я сидел в Нью-Йорке, в кабинете Генри Роджерса, где обсуждались совсем другие вопросы:
- Нет, мальчик мой, я всё-таки не понимаю. Почему я должен вкладывать деньги в верфь в твоей России? Если мне потребуются корабли, то проще заказать их на существующих верфях, и если наши не справятся с заказом, то англичане постоят. Будет и быстрее, и дешевле.
- Дешевле будет если нужно с дюжину. Да и дюжина в России все равно обойдется не настолько уж дороже даже с учетом затрат на строительство завода. А нужны будут сотни.
- Зачем? И почему в России будет дешевле?
- Сейчас я строю сухогрузы на полторы-две тысячи тонн. В среднем одно судно обходится мне в двести тысяч рублей - то есть сто тысяч долларов. Такое же сухогруз в Англии стоит втрое дороже - просто потому, что рабочим в России платится меньше денег. Но даже не это главное - главное заключается в том, что мои суда потребляют и топлива вчетверо меньше. Причем - мазута, а не угля - и погрузка топлива занимает пару часов, а не трое суток.
- А зачем мне сухогрузы? Речь, насколько я помню, шла о нефтяных танкерах…
- Именно о них. Мои инженеры провели предварительные расчеты, и выходит, что танкер на десять тысяч тонн обойдется меньше двух миллионов рублей. То есть миллиона долларов. А в Портленде строительство такого танкера встанет в два с половиной - три миллиона. Долларов.
- Ну и куда нужно будет возить нефть? В Европе своей хватает, причем из-за России, если ты не в курсе. А в здесь нефти хватает с избытком - сейчас даже приходится останавливать скважины.
- Сейчас - да. Но по Штатам бегает всего полторы сотни тысяч автомобилей. А года через четыре будет бегать миллион - причем миллион только моих. А сколько успеют наделать конкуренты… Сколько бензина сжигает каждый автомобиль? Галлонов триста в год?
- Пожалуй побольше… судя по продажам, ближе к пятистам.
- То есть только для бензина потребуется добывать… - я быстро прикинул на бумажке. - Сто сорок миллионов баррелей нефти. Через четыре года добычу нужно будет удваивать - или придут Нобели и Ротшильды.
Рождерс задумчиво пробарабанил пальцами по столешнице.
- Допустим, ты меня испугал.
- Я просто знаю место… вы, если я не ошибаюсь, уже бурили скважины больше мили глубиной?
- Да, но это очень недёшево, скважина в милю обойдется тысяч в семьдесят, а то и в сто тысяч.
- А если из этой скважины пойдет по несколько тысяч баррелей в сутки? Причем нефти, из которой получится бензина по двадцать процентов и еще больше керосина?
- Ты начитался сказок, - несмотря на свои шестьдесят, Генри рассмеялся как ребёнок. - Пока что больше пятисот баррелей в день получалось только в вашем Баку, причем очень недолго.
- Моё дело предложить, - не стал настаивать я. - А вы уж - как хотите.
- Я не хочу, - ответил Генри. - Мы с тобой вроде уже третий год знакомы, и ты мог бы уже заметить, что я не полный идиот. Ты не бедняк, так почему предлагаешь мне поверить в эту сказку вместо того чтобы заработать на этом сказочном месторождении самому?
- Оно под англичанами.
- Ты думаешь, что англичане отдадут его "кузену"?
- Они про нефть не знают, так уж получилось. Но даже, допустим я пробурю скважину - так на этом всё закончится. Вторую мне бурить уже не дадут, да и первую отнимут.
- А у меня не отнимут? - собеседник посмотрел на меня уже с определенным интересом, поглаживая густые седые усы.
- У тебя не отнимут если эта земля перестанет быть английской. Остров сейчас японцам одолжил с полмиллиарда долларов - и если японцы проиграют, то Британии срочно потребуются деньги для компенсации убытков и стабилизации рынков. И тут как раз Америка сможет им в этом помочь. Скажем, за весьма умеренно прибыльные промыслы, но навсегда… А сотня танкеров перевезет за год сто миллионов баррелей нефти - если пробурить всего сотню скважин.
- Допустим… а твой интерес тут в чем? Хочешь, чтобы Вашингтон помог Петербургу против Токио? Тедди на такое не пойдёт, ты преувеличиваешь мое влияние на президента.
- Нет. В смысле, не преувеличиваю. Но Вы же сказали, что что хорошо для Стандард Ойл, то хорошо и для Америки?
- Это говорил Джон... но неважно.
- А интерес мой простой: семьдесят скважин - вам, тридцать - мне.
- За что? За то, что ты знаешь сказочное место?
- За разгром Японии.
- Мальчик, вот теперь ты меня действительно рассмешил. Надо тебя познакомить с Сэмом - ему понравится.
- Сэмом?
- Клеменсом, это мой старый приятель.
- Марк Твен?
- Да. Он, кстати, завтра ко мне приезжает - мы собираемся в небольшое морское путешествие во Флориду. Ладно, я тебя тоже приглашаю. Хоть ты отнял у меня два часа, но развеселил на целую неделю вперед... Ты ведь не расторгаешь старые контракты на поставку меди и рельсов?
На следующий день я снова появился в особняке Генри - в десять утра, как он и сказал. И даже действительно познакомился с Марком Твеном - Генри ему меня представил как "такое же трепло, как и ты, только русский". Но вот в обещанный круиз мы не отправились: буквально через минуту после того, как я пожал руку писателю, запыхавшийся камердинер принес Генри экстренный выпуск "Нью-Йорк Таймс". Всего две страницы, и на первой огромными буквами, на половину полосы был помещен заголовок срочной новости: "Русский царь отрекся от престола - Россия объявлена парламентской республикой!".
- Чертовы газетчики! - воскликнул Генри, быстро просмотрев то, что было напечатано под заголовком. - Дерут с читателей пять центов за то, что можно прочитать и бесплатно!
- Ты что имеешь в виду? - поинтересовался знаменитый писатель, протягивая руку к газете.
- То, что кроме заголовка тут и читать нечего. Русский царь отрекся, Россия объявлена республикой. А за пять центов можно еще узнать, что случилось это в восемь вечера по Пулковскому времени. Знать бы, сколько это будет по Гринвичу?
- Извините, мистер Клеменс, вам наверное такой вопрос задавали сотни раз… Говорят, что Том Сойер написан по вашей собственной жизни. Но мне почему-то кажется, что Гек Финн более, что ли, автобиографичен. Я прав или нет?
- Александр, тебе что, неинтересно? У вас в стране война, теперь царь отрёкся - а тебя, похоже, интересует какой-то вымышленный персонаж? - искренне удивился Генри.
- Про войну я и так в курсе, царь мне безразличен. Игнатьев же ещё ко мне с просьбой о помощи не обратился.
- Кто такой Игнатьев?
- Граф Игнатьев. Послезавтра он будет премьер-министром.
- Так ты знал?!
- Генри, я ничего не понимаю в политике. Но когда я вижу лежащие на земле - или в земле - пару сотен миллионов долларов, которые мне мешает взять какой-то политик, я обращаюсь к людям, в политике разбирающимся. И знающим, что там, где я подниму сто миллионов, они возьмут впятеро больше. И это - честная сделка. Без этих людей мне мои миллионы не взять - но и они прекрасно знают, что и им без меня ничего получить не удастся.
- А чем Вы зарабатываете Ваши миллионы? - с ехидством поинтересовался Сэм Клеменс.
- Выпускаю авторучки. Кстати, я не успел вручить подарок от искреннего почитателя вашего таланта, - и я вытащил из кармана приготовленный свёрток. - Тут их две, специальная модель - чтобы рука не уставала при письме.
- Спасибо… и на ручках вы получаете миллионы?
- На ручках - да, миллионы. Ещё я делаю электрические выключатели, патроны для лампочек, сами лампочки. Автомобили, в фары которых лампочки вкручиваются. Был бы признателен, если бы Вы сообщили свой адрес - сейчас готовится к выпуску абсолютно новая модель и я очень хочу подарить новую машину вам. Убеждён, вам понравится.
- Думаю, нам придется отложить поездку. Извини, Сэм, в связи с этими новостями мне придётся кое-что сделать… Мистер Волков, когда бы мы могли подробнее обсудить Ваше вчерашнее предложение?
В принципе, я знал, что Роджерс является большой шишкой в "Стандард Ойл". И знал, что у него серьезные связи в медной промышленности. Но о том, что он входит в директораты двух десятков крупнейших американских компаний, я не представлял. А оказалось, что даже рельсы я теперь покупал у него: он стал и директором "Юнайтед Стил" после того, как Эндрю Карнеги отправился на пенсию. Фактически Генри контролировал чуть ли не половину американской промышленности. Хотя это-то понятно: такого чутья на деньги мало у кого найдешь, он и со мной-то разговаривать стал, поняв, что автомобили при должной раскрутке увеличат прибыли нефтяников в разы.
Но хотя он и называл президента Рузвельта просто "Тедди", поменять политику страны Роджерс был не в состоянии: американская пресса просто лучилась ненавистью к России. Не вся: "автомобильное" влияние сказывалось, и довольно много народу понимало, что без запчастей американским автомобилистам придется туговато. И тем более - без "русского масла": прямогонные нефтяные масла для моторов практически не годились, а касторка стоила очень дорого. Да и было её для уже существующего парка машин явно недостаточно.
Так что мелькали в прессе и пророссийские настроения. Но, к сожалению, большая часть газет выражала позицию банков. Надеяться на то, что США перейдут на сторону России, было наивно. Генри - правда после того, как через день в газетах объявили о назначении Игнатьева премьер-министром - лишь договорился, да и то только в "своих" компаниях, о безусловном исполнении "русских контрактов". То есть о бесперебойных поставках листовой стали, профилей и труб для того же автомобильного производства. А Марк Твен - после того, как мы почти весь день проговорили о войне - опубликовал пару весьма ехидных памфлетов о том, как японцы начали войну из-за запрещения им браконьерить на Сахалине.
Война началась очень не вовремя - впрочем, война всегда не вовремя. Большая часть того, что планировалось доставить на Дальний Восток, всё ещё находилось в лучшем случае в портах Ростова и Одессы, а то и вовсе на в Капъяре. Услышанная мною когда-то в "прошлом будущем" и произнесенная в суровом настоящем аббревиатура стала официальным названием полигона у Капустина Яра.
Нет, кое-что было припасено. И это вселяло надежду на успешное развитие событий. Например, у Лютоги уже колыхались на волнах шесть мониторов класса "Пионер", два таких же спешили к месту дислокации по Амуру, а вслед за ними - правда на буксире - плыли три готовых корпуса, везущих неустановленные турбины и недоделанные башни. Амур-то скоро встанет, а довести мониторы до ума можно и у Сахалина. Гораздо с большими трудностями и сильно дороже - но уже в этом году.
С началом войны Владивостокская верфь прекратила постройку рыболовецких суденышек - вместо них на стапелях собирались "арткатера". По конструкции кораблик напоминал катер какого-нибудь американского миллионера из американского же фильма, и с двумя сташестидесятисильными моторами это десятиметровое чудо вполне стабильно разгонялось до тридцати с лишним узлов, имея на борту полторы тонны топлива и четыре тонны груза. Но миллионеры вряд ли позарились бы на подобный атрибут: в "мобилизационном" варианте - с невысокой рубкой и крошечными иллюминаторами, да еще выкрашенный шаровой краской - впечатления на публику катер не производил.
Но он произвел впечатление на отставных мичманов: с "дополнительными баками" в виде четырех двухсотлитровых бочек, навешанных по бортам, катер на тридцати узлах в идеальных условиях мог пробежать тысячу миль. А на двадцати - почти две тысячи. Ну и, конечно, "артиллерийский катер" был обеспечен "артиллерией": на нем устанавливались две пушки Дальберга. Две дюймовых пушки.
Первые пять таких катеров были сделаны еще летом, а теперь с шести заводских стапелей ежедневно на воду спускалось еще один. Пушек же Ульф теперь делал по пять-шесть штук в день.
А еще все мои "механические" заводы на Дальнем Востоке были переведены на выпуск снарядов и мин - этого добра требовалось очень много. И пока ещё выпуск опережал расходы. Собственно, тратились пока только снаряды к пушкам Рейнсдорфа и восьмидесятичетырехмиллиметровые мины…
Японцы успели высадить в Корее, в Чемульпо главным образом, чуть больше ста тысяч солдат. И теперь эти солдаты шли пешком через Корею в направлении китайской границы: устроить "промежуточную базу флота" в районе островов Эллиот японцы не рискнули. Спасибо за это нужно было говорить помощнику полковника (уже - Николай Павлович Игнатьев издал соответствующий указ) Юрьева - капитану-артиллеристу Травину. Тоже из "охранных отрядов концессии". Травин вытащил на острова две дюжины пушек и с полсотни минометов, а когда японские корабли подошли поближе, устроил им жесткий обстрел, не жалея снарядов. И - мин. Вроде даже одну миноноску потопил (хотя уверенности в этом не было). В любом случае попал несколько раз по разным кораблям. Но японцев напугало не это: когда корабли подошли к берегу поближе, минометы (всё же стреляющие больше чем на шесть километров) высыпали в море чуть ли не две тысячи мин за пятнадцать минут.
Стреляли, конечно, не все артиллеристы - их по разным островам раскидали, так что в празднике участвовало всего восемь пушек и десятка два минометов. Однако взрывы по густоте и мощности создали иллюзию "береговых калибров", и японцы - про скорострельность минометов не знающие - решили, что на островах артиллерии размещено стволов двести. А при существующем "нормативе" в одну-две батареи на пехотный полк такая плотность огня заставила их задуматься - и придти в ошибочному выводу.
Пешком японцы передвигались небыстро, гораздо медленнее, чем они наверное ожидали. Благодаря наличию пары сотен грузовиков "охраной концессии" была устроена промежуточная база в городке Анджу (куда до "железки" была уже проложена вполне приличная "углевозная" дорога), откуда мобильные конные группы с минометами выезжали на "охоту". Обнаружив колонну солдат, они быстренько ставили пару минометов, выпускали по паре дюжин мин - и быстренько ретировались. Потерь те практически не несли, но каждый такой обстрел как правило останавливал колонну до следующего дня. И к началу октября, когда я вернулся в Россию, японцы успели дойти лишь до Пхеньяна - так ещё и не приступив, собственно, к боям с русскими войсками.
Вернулся я в Петербург — до него на пару дней меньше плыть, чем до Ростова. И прямо с причала (где меня встретил Феликс Юсупов) отправился в Зимний дворец, где разместилось новое правительство России. Судя по тому, что успел увидеть в окно автомобиля, обстановка в городе была довольно спокойная: никаких митингов, народ занимается обычными делами…
Про графа Николая Павловича Игнатьева я знал немного. В "прошлой жизни" о нем упоминал Мефодий Теохаров: в Болгарии граф был живой легендой, в Софии в честь него улицу назвали и даже вроде какой-то город носил его имя. Феликс мне ещё до отъезда про него кое-что рассказал, но вот встречаться с новым премьером мне пока не доводилось. И при первой встрече легендарный граф, в чем-то неуловимо похожий на артиста Евгения Леонова, произвёл на меня очень положительное впечатление:
- Добрый день, Александр Владимирович, рад знакомству с вами. Мне товарищи весьма положительно Вас характеризовали, и, надеюсь, разговор с вами меня не разочарует.
- Взаимно рад, граф.
- Александр Владимирович, ладно вам, мы не на светском рауте, а на работе. С нее же, думаю, и начнём. Вы с кем желаете сначала побеседовать, с премьер-министром или, скажем, с военным министром?
- А кто у нас военный министр? Куропаткин? Я, Николай Павлович, в Россию вернулся - ещё и часа не прошло…
- Нет, Алексей Николаевич, как Вы и предупреждали, озаботился в первую голову своим окладом жалования… так что должность военного министра замещать пришлось тоже мне. Надеюсь, временно.
- Если Вы про меня подумали, то ошиблись. Я всего лишь промышленник. Но, поскольку идёт война, я бы предпочёл сначала поговорить на военную тему.
- Вячеслав Константинович так и сказал. Ну что же, рад, рад что Вы ситуацию видите верно. Господин Безобразов говорил, что у вас есть какой-то особый план на эту войну, так? А то, откровенно говоря, положение наших войск в Квантунской области не из лучших. Евгений Иванович сообщал, что Ваша помощь уже видится как неоценимая, но мне думается, что есть у Вас намерения к более существенным деяниям…
- Царь успел взять кредит у французов?
- Да, сейчас у нас есть изрядные средства. Французских кредитов получено на триста миллионов, и до двухсот можно взять с прочих статей бюджета. Мне сообщили, что у Вас есть с десяток мониторов, мы готовы их выкупить немедленно…
- Это не требуется, и вообще французский кредит пока лучше вообще не трогать. Кредит - это дело ведь такое: берешь чужие деньги, и на время, а отдаешь свои и навсегда, - поделился я известной (похоже, пока лишь мне одному) сентенцией. - После войны выкупите. А сейчас, как Вам вероятно уже сказали, меня интересует лишь один вопрос…
- Нового Берлина не будет, это я вам могу обещать!
- Ну и отлично. Я, как уже говорил, вообще человек не военный, но вот полковник Юрьев, который командует береговой обороной Сахалина, тактик весьма неплохой. Что же касается стратегии, то тут все просто. Нужно всего лишь сделать так, чтобы противнику война стала невыгодной - и полковник Юрьев этим займется. А помогут ему в этом благом начинании капитаны Семёнов и Курапов. Я был бы благодарен, если это будут капитаны первого ранга…
С "военным министром" мы побеседовали еще около часа. Было очень интересно разговаривать с человеком, который лично присоединил к России Дальний Восток. Но ещё после именно этого разговора я понял, почему в Болгарии имя графа Игнатьева так почитаемо. А так же понял, почему большевики предали его имя забвению…
Десятого октября десант в количестве четырехсот человек при двадцати пушках (и двадцати грузовиках) высадился в крошечной деревушке Вакка-Най на самом севере острова Йессо. А в ночь на двенадцатое - в полтора раза больший десант захватил небольшой порт Отару. В Отару, кроме собственно десанта, прибыли и полсотни рабочих - так что уже утром четырнадцатого на берегу стояли четыре танка по две тысячи кубов - для мазута. В следующую волну десанта, как раз четырнадцатого, в Отару прибыл и Семёнов - и ещё через день на горе Акайва рядом с портом встала первая крупповская пушка, а на следующий день их стало уже две. Три сотни корейцев - страшная сила…
Японцы задали вопрос "а нас-то за что?" только шестнадцатого числа - уж больно неожиданным для них стал сам факт, что на них тоже можно нападать. За это время на Йессо было переправлено уже четыре тысячи человек и двести пушек. И вдвое больше минометов.
На острове все японские войска были представлены лишь резервным полком, стоящим в городе Асашикава, причем настолько резервным, что пушек у них было две. Дульнозарядных и вообще бронзовых. А солдаты носили винтовки Мурата, совсем старые, однозарядные. Собственно, именно этот полк и был направлен, чтобы "уничтожить десант". Им бы сначала поинтересоваться размером этого десанта…
Один батальон (направленный "на освобождение Севера") был просто расстрелян из минометов на подходе к городку Сибецу (уже в ста шестидесяти верстах от Вакка-Наи) двадцатого октября, а два других потихоньку расстреливались уже из пушек в Саппоро.
Десант из Отару подошел к Саппоро на шесть километров - и, установив там четыре батареи, стал потихоньку стрелять по городу. Один снаряд каждые пять минут. Каждый следующий снаряд - метров на тридцать-пятьдесят ближе к городу. Двадцать четыре часа в сутки. Двадцать второго октября такой же режим был установлен и для Асашикавы. А двадцать третьего - для самого южного города острова - порта Хакодате. Я начал "тотальную войну".