Коррадо Тоцци хмуро смотрел на суетящихся вокруг аэроплана механиков.
Никто не мог назвать лейтенанта Тоцци нелюдимым или мрачным человеком. Наоборот, остроумный и болтливый офицер был признанной душой компании в пыльных и, надо признаться, изрядно надоевших итальянским военным окрестностях Себхи. И даже когда аэронавту случалось язвительно отвечать на глупые предложения штабистов, возражения звучали мягко, что позволяло избегать ненужных ссор среди служащих доблестной итальянской армии.
Но сейчас лейтенант был мрачен как туча - на его любимую «Волчицу» вместо привычных «Гранчипелли» механики вешали неудобную и явно плохо сбалансированную полуметровую колбу толстого стекла.
- Наблюдаете? Я тоже не могу заснуть, хотя, казалось бы, что от меня толку ночью на поле? - сидящий на ящиках пилот обернулся. Подошедший скорее напоминал бедуина, те тоже любят обматываться бесформенными тряпками вместо нормальной одежды. Но голос выдавал римского гостя - хорошо поставленный, с правильным построением фраз, твёрдый, даже несмотря на угадывающийся возраст.
- Синьор Чамичан? - Тоцци подавил мимолётное желание послать собеседника куда подальше. Во-первых, офицеру должно уважать возраст, во-вторых - негоже винить профессора в том, что именно «Волчицу» господин полковник счёл необходимым предоставить в пользование гостям из столицы. Да и в целом, ругаться с членом парламента, главой отдельной правительственной комиссии, было бы не лучшим решением для, без сомнения, блистательной грядущей карьеры лейтенанта Регио Аэронавтики.
- Джакомо Чамичян, к Вашим услугам, - профессор поёжился, он ещё не успел привыкнуть к тому, что ночи в пустыне бывают на удивление холодными.
- Да, синьор Чамичан, наблюдаю. Наблюдаю, как обычно рутинный вылет на моих глазах превращают в рулетку со смертью.
- Видите ли… - Чамичян запнулся и бросил вопросительный взгляд на офицера.
- Коррадо Тоцци.
- Синьор Тоцци, я наслышан, как ревностно относятся аэронавты к своим машинам. Но осмелюсь заметить, замена креплений никоим образом не повредит корпусу...
- Синьор, Вы когда-нибудь управляли аэропланом? - это прозвучало достаточно отстранённо, чтобы не показаться оскорбительным прерыванием собеседника.
- Нет, разумеется, - опешил профессор
- Я не беспокоюсь за корпус. Я даже не беспокоюсь, что эта ваша алхимия взорвётся подо мной во время полёта, поверьте. Меня волнует лишь то, что я понятия не имею, как будет смещаться баланс моей машины во время взлёта и в полёте.
- Их вес вполне укладывается в заявленную нам со стороны Корпо Регио Аэронавтика грузоподъёмность.
- Баланс, профессор, это не только вес. А ваша жидкость — что ещё будут помещать в эти бутыли - вполне может начать плескаться при даже небольшом крене или тангаже.
- Ампулы полностью заполнены огневой смесью, там нечему плескаться!
- Огневой смесью… Вы, конечно, умный человек, профессор, учёный, но почему бы просто не закидать турков бочками с бензином, собрав пару простых катапульт?
- Это не бензин, - холодно ответил Чамичян. - Поверьте, мы не просто так назвали смесь «Ужасом». Одна только граната или шрапнель, попавшая в склад с ампулами, превратит расположение части в земной филиал Преисподней.
- Филиал Преисподней? - Коррадо усмехнулся. - Тогда почему этот «ужас» из Рима тащили сюда, а не прямо ко дворцу султана?
Глава парламентской комиссии по научно-исследовательским работам тяжело вздохнул. Лейтенант вдруг понял, что краснеет - в конце-концов, не так-то просто в пятьдесят с лишним лет поменять удобный университетский кабинет на армейское лётное поле на другом континенте.
- Глава парламента рекомендовал в первый раз применить «ужас» против местных турок. Если случится провал, султан не получит повода для публичных насмешек, а позиции самого Фиоре не будут подвергать критике. Его политическое кредо пока что популярно в народе, но не среди власть имущих.
- Вероятно, главе парламента виднее, - примирительно ответил лейтенант.
Оба собеседника замолчали думая о своём.
- «Волчица» готова, Коррадо, - через поле проорал механик, махая рукой. - Пора!
Аэронавт поднялся, обернул шарф, заправив концы под куртку, и уверенным шагом направился к машине.
- И да, лейтенант Тоцци, - вдогонку уходящему офицеру донеслись слова Чамичана. - Если у Вас по возвращении будут какие-нибудь соображения, мысли, как лучше...
- От винта! - закричал механик. Окончание речи профессора заглушил рёв мотора.
Двадцать три минуты спустя, лейтенант Тоцци смотрел, как из турецкого окопа навстречу итальянским пулям выбегали охваченные пламенем фигурки. Коррадо был заслуженно горд собой, немногие смогли бы положить со ста метров ампулы - ладно, будем честны, одну из четырёх - настолько метко. Освободившись от мешавших её полёту колб, чутко слушающаяся штурвала «Волчица» легла на обратный курс. 5 часов 43 минуты - записал привязанным карандашом лейтенант в закреплённый под правой рукой лётный блокнот. Записанной в верхней графе листка дате ещё только предстояло войти в историю.
Наступало утро двенадцатого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года.
Пятнадцатого сентября Румыния объявила России войну.
Само по себе это действие никаких серьёзных последствий для России не влекло — румыны, как и ожидалось, не страдали ни отменной выучкой, ни значительными ресурсами. Значение этого дипломатического хода было другим — Центральные державы закончили переговоры.
Наступление началось спустя каких-то четыре дня. За шесть дней до того, как я увидел доклад Генмора. Румынские дивизии, поддержанные итальянской авиацией, форсировали Дунай сразу в десятке мест, просто за счёт численности сминая пережившие итальянские налёты гарнизоны приграничных крепостей. Практически одновременно полки двуединой империи — впервые в истории, кстати — начали наступление целым Львовским фронтом, от Перемышля до Галича. Ирония судьбы, но Брусилов, на позиции которого пришлась большая часть удара так и не смог парировать наступление. Дивизии Данкля (ставшего к Новому году фон Хельмом) и фон Бойна первыми взломали оборону на стыке Варшавской и Житомирской полевых армий, перерезав только недавно отстроенную варшавско-одесскую железную дорогу и, если бы не вставший стеной 24й корпус, венгры могли бы взять Брест-Литовск уже в сентябре.
Больше всего меня удивило то, как отреагировало общество. Газеты - все, даже самые провинциальные — ухватились за новую тему с неслыханным энтузиазмом. Каждый заштатный писака считал своим долгом высказать ценные мыслишки по поводу наконец-то оживившейся войны, втиснуть пару абзацев собственной военно-стратегической мысли между рекламой торговой лавки купца третьей гильдии Фендюлькина и разделом знакомств. Публика же с не меньшей радостью читала и обсуждала подобные опусы — от ресторанов и клубов до базарных площадей и трамвайных остановок. Да и тон этих обсуждений начал до боли напоминать интернет-форумы столетней… как звучит антоним давности - будущности?
У меня же сразу после первых сообщений начало посасывать под ложечкой. Впрочем, и не только у меня - эпопею 24го корпуса изучали почти все вменяемые офицеры Артуправления, с которыми мне приходилось работать. Начиная с героического, без дураков, рейда «стальной дивизии» ныне покойного Корнилова по тылам наступающих войск противника и заканчивая ставшего притчей во языцех Бычавское сражением. В котором Россия вышла безоговорочной победительницей.
Глубину приближающейся пропасти я начал осознавать, когда в середине октября ко мне без предупреждения пожаловала целая делегация Генштаба. Получив с самого утра звонок из заводуправления о визите столичной делегации «все важнее некуда, со столицы, крестами да погонами аж сверкают, при наганах каждый да с адъютантом» я помчался туда, даже не позавтракав. Хотя, просмотренная уже в машине утренняя газета, никаких причин для такой спешки вроде не давала.
Полтора десятка офицеров, переговариваясь между собой, сидели на скамейках у заводской проходной, где, на всякий случай, как и при последнем недороде, я выставил вооружённых револьверами отставников. Заметив меня, наиболее общительный полковник встал, сделав навстречу мне пару шагов.
- Сергей Сергеевич Самойлов, - представился он. - Хорошая у Вас тут охрана, какая и должна быть. Чинопочитание выше Устава нисколько не ставит.
Похоже, это его искренне восхищало.
- Всякое может случиться, а сами понимаете, тут место государственной важности.
Стоящий поодаль военный - я с трудом разглядел его выцветшие генеральские погоны на полевой шинели - внимания на меня не обращал.
- Бачурин, Андрей Фёдорович…
- Лукконен, Отто Роальдович…
- Бельский, Игорь Петрович...
Из всех гостей я лично знал лишь штабс-капитана Бельского, с которым раз десять виделся во время согласования заказов на самоходные артустановки.
Здороваясь, я пытался понять причину столь неожиданного визита. Из нерешённых вопросов была, разве что, последняя телеграмма.
- Господа, относительно запроса, поступившего на прошлой неделе, точную дату назвать пока невозможно, но как минимум ещё одну «катовицкую бомбу» мы сможем подготовить до Рождества…
Грузный, какой-то весь помятый, сонливый генерал с густыми, длинными, топорщащимися усами — казавшимися мне особенно нелепыми на фоне выбритой до синевы блестящей головы — внимательно оглядел меня с ног до головы.
- Вы неправильно понимаете цель нашего визита, Александр Владимирович.
- Так удивите меня, господа, - откровенно говоря, мне уже начал надоедать весь этот светский танец вокруг да около.
- Правительство издаёт корректировку Перечня, утверждённого указом от четырнадцатого февраля тринадцатого года, - влез адъютант усатого генерала. - Заводов и фабрик особого порядка. Во избежание возможных недоразумений, Вас было решено ознакомить заблаговременно.
Я машинально принял протянутые документы, пытаясь осознать произошедшее. Ну да, даже Иванов согласовал, министр промышленности, глава Генштаба, «Утверждаю», премьер… «Исключить из «Перечня заводов и фабрик, работники которых подлежат призыву при объявлении военного положения согласно особому порядку» следующие пункты:..»
Арзамас. Муром. Сергиево.
- Господа, это должна быть ошибка. Или даже прямая диверсия!
- Никакой ошибки, - в голосе так и не представившегося усатого зазвенел презрительный металл. - Естественно, никто не собирается закрывать заводы, забирая всех работников до последнего. Есть вещи и поважнее Ваших прибылей!
- Вы понимаете, что призыв в армию даже одного человека из бригады снизит количество выпускаемых машин - тех же «Шилок» - самое меньшее на одну в день. А из-за непостоянства поставок мы и так далеко не всегда выдерживаем заложенные в заказ Артуправлением пять машин в сутки! Или кто-то в правительстве считает, что потери после Бычавы восполнять нет нужды, что австрияки больше не соберут механизированный по последнему слову современной техники «кулак»?
- Александр Владимирович, - деликатно кашлянув, приостановил мой только начавший разгораться пламенный монолог Бельский. - Вы, в силу своего коммерческого склада ума, просто не можете осознать, что такое Бычава. В отличие от того же Николая Николаевича…
- Мне с высокой колокольни плевать, сколько машин Вы продадите армии, - презрительно, хоть и устало, ответил тот, кого Бельский назвал Николаем Николаевичем. - У меня даже сейчас на двух с лишним десятках «Акаций» нет полных экипажей.
- И кто-то считает, что вчерашний токарь сможет сесть за рычаги боевой машины и сразу сможет повести её в бой? И та мало того, что заведётся, так ещё и не заглохнет в первую минуту?
- Школы имеются в Посаде и Киеве. Туда и будут направлены призывники с заводов, - ответил Самойлов
- Генштаб не может распорядиться просто отвести в тыл на обучение жалкую пару рот со всего фронта? - возмутился я.
- Основную массу армии составляют крестьяне. Которые любую попытку привлечь их к чему-то сложному незамедлительно саботируют, по причине природной лени и тупости.
- Но неужели нельзя грамотных рабочих набрать вне моих заводов — работающих, ещё раз напомню, почти исключительно на обеспечение фронта!
- Выбирать железнодорожников решительно невозможно, - ответил Сергей Сергеевич, - после разрыва варшавской рокады все европейские дороги перегружены сверх меры, снижать скорость прохождения составов недопустимо.
- Из Перечня не только Ваши заводы убраны, - добавил Бельский. - Семьдесят промышленников исключены. Людей отовсюду призывать будут.
- А в чём проблема выбрать механиков и канониров из флотских экипажей, раз уж Флот проявил себя в лучших традициях самотопства?
- Те, кто производит эти машины, гораздо быстрее обучатся ими управлять. Да и сами по себе изначально будут знать их уязвимости при ежедневном обслуживании машин, - как дураку, с расстановкой, повторил усач.
- Вы говорите так, будто...
Стоп! Он сказал «у меня»?
Я запоздало присмотрелся к толстому генералу. Николай Николаевич. Пусть качество нынешних газетных фотоснимков оставляет желать много лучшего, но, делая скидку на вымотанность и помятость…
Герой Бычавского сражения, превозносимый не только столичными светскими газетами, но и «Русским инвалидом». Один из немногих военачальников, понявший роль нового вида оружия в изменении тактики боя и успешно его освоивший. Меньшими силами навязавший австрийским танкам встречную схватку — и оставивший поле боя за собой. Командующий первой и, пока, единственной во всей армии, механизированной (танковой, как я её по привычке называл) дивизией.
Юденич.
Генерал, который не может набрать сотню достаточно грамотных для обучения танковому мастерству солдат во всей восьмимиллионной действующей армии.
Проблема была в том, что Бычавское танковое сражение - четыре сотни боевых машин с обеих сторон одновременно, пехота, самоходная полевая артиллерия, два дня жесточайших боёв - никак не повлияло на результат осенней кампании. Более того, как оказалось, оно нанесло российской армии невосполнимый ущерб. Убитыми и ранеными Россия потеряла более двух тысяч жизненно важных для продолжения войны человек - механиков, ремонтников, водителей, подготовленных членов экипажей.
Превосходное оружие имеет значение только тогда, когда есть те, кто сможет его хоть как-то использовать. Вчерашние крестьяне, научившиеся читать и писать, в массе своей по прежнему считали, что «колёса паровоза крутятся потому, что дым идёт». Освоивший грамоту русский мужик, в основном, читал лубки и подписи под похабными фотографиями (а также газетные объявления об их рассылке и прочую рекламную чушь). В лучшем случае - околосельскохозяйственные журналы или самоучители телеграфистов, в надежде на скорую карьеру. В то время как несущая серьёзные потери армия, как пылесосом, собирала всех, более-менее технически образованных людей по всей империи.
К ноябрю, когда фронт стабилизировался по линии Херсон-Бердичев-Белосток-Рига, мы уже остановили производство «Шилок».
Рождество - впервые за все годы - мы встречали вдвоём.
И, вероятно потому, что никогда раньше мы не оставались именно «совсем вдвоём», нас потянуло на философию:
- Саш, а что ты собираешься делать дальше?
- Как что? Заводы строить, жизнь делать лучше… не совсем понял, ты о чём?
- Мария Иннокентьевна давеча говорила, что ты теперь самый богатый человек на Земле. Но ведь Господь не просто же так дал тебе это богатство? Нет, я вижу, что ты деньги тут же тратишь, с пользой большой - но что дальше?
Что дальше, что дальше… Да откуда я знаю? Надо строить больше тракторов тех же - чтобы народ с голоду не помирал. И не только тракторов - вокруг ещё столько разного людям не хватает! Одежды, обуви, лекарств… знаний!
- Неправильно она говорила, не я, а мы с тобой… Наверное надо будет заняться устройством школ, институтов, училищ разных. Чтобы люди сами могли себя накормить, одеть, обуть… крышу над головой надёжную построить. Вот взять Суворову: она ведь очень много полезного сделала. Сама сделала - но те ребята, которых она в своем институте обучила сделали уже в десятки раз больше. Кстати, надо институт назвать её именем. «Институт прикладной химии Ольги Александровны Суворовой» - звучит?
- Звучит - улыбнулась Камилла. - Действительно, чего я о всяких глупостях спрашиваю? Ты всегда найдёшь, куда деньги потратить с пользой. Пойдем-ка спать.
Камилла давно уже уснула, а я всё размышлял над её словами: что же дальше? Неожиданно вспомнил Генри Роджерса. Да, я несколько удивился, узнав, что он фактически подарил мне «Палм Ривер» - но причина этого поступка мне была известна. Ещё когда лишь компания создавалась, он, как бы между делом, заметил:
- Александр, а ты знаешь, почему мне с тобой так хорошо работать? Ты не похож на Джона, - Генри имел в виду Рокфеллера. - Ты похож на меня.
- Вроде не очень, - с улыбкой ответил я, посмотрев в зеркало.
- Похож, очень похож. Джон зарабатывал деньги для того, чтобы получить много денег, а мне не то, чтобы это неинтересно, нет. Мне этого недостаточно. И тебе недостаточно. И мне тогда, и тебе сейчас деньги нужны не для богатства, а для того, чтобы перестроить мир так, как нужно нам. Мы оба хотим этим миром управлять, но не как паршивые политики, которые всё хотят отнять, а как творцы, как люди, которые знают как сделать этот мир лучше. И деньги для нас - это способ сделать то, что мы видим, реальностью. Только ты ещё не научился правильно дергать за те ниточки, которыми управляются жадные и недалекие люди. Но я постараюсь тебе показать, как это делать в совершенстве…
Роджерс был гениальным кукловодом. Своих у него было «всего» восемьдесят миллионов, но он держал в крепких руках более двадцати миллиардов, своими ниточками контролируя почти треть американской промышленности. У меня капитал в разы больше, но контролирую ли я хотя бы мою собственность?
И права Камилла: куда потратить эти деньги - я найду. А вот Генри был не прав: пока я "лучшего мира" себе не представлял. Знал, чего не хватает в нынешнем, ну тех же школ с институтами или больниц. А вот весь "лучший мир" целиком… Всё же у Генри за плечами кроме кучи денег и налаженной системы управления был и большой жизненный опыт, такой опыт, который дает лишь время. Но мне всего лишь тридцать... то есть, уже за пятьдесят, но организм об этом не знает - значит время у меня есть. И деньги есть, даже не деньги - капитал. Заводы, поля, рудники - этот капитал не пропадет. Так что лучший мир я всё же построю. Хоть и не сразу…
Оказывается война - это чрезвычайно выгодный бизнес. Когда миллионы взрослых мужиков занимаются этим делом на фронте, то другие миллионы очень сильно заняты на работе: ведь тех, первых, мало накормить, их нужно одеть, обуть, постоянно подтаскивать им новое оружие и боеприпасы - а всё перечисленное и ещё больше не упомянутого нужно сделать. Причем делать это должны другие люди, работающие на работе - и получающие оплату за свой труд деньгами. Денег у них становится много, и они начинают их тратить на не самые необходимые в жизни вещи. Например, на подушки-пердушки или автомобили.
Правда подушек больше продать у меня не получилось, а вот автомобилей…
Поскольку французы были в основном заняты на войне, много из необходимого им делалось в той же Америке. И у американских рабочих завелись упомянутые лишние деньги. А затем - у них завелось два с половиной миллиона автомобилей, из которых на моих заводах было сделано больше полутора миллионов. Завелись лишние деньги и у испанцев со шведами: эти неплохо наварились на поставках «всего необходимого для войны» немцам, австрийцам и итальянцам - и теперь для шведского или итальянского рабочего жизнь без собственного авто стала казаться слишком пресной. Конечно, рабочие сами не таскали контрабанду - но те, кто ей занимался, возжелали теперь жизни во дворцах (или хотя бы виллах), комфорта и счастья, и рабочие получали свои денежки за сбычу мечт новоявленных богатеев. «Хозяева жизни» тоже мечтали о роскошных автомобилях, но небольшие дешевенькие машинки всё же прибыли дают больше, чем лимузины ручной сборки - просто потому, что «простых и дешёвеньких» у меня в этих двух странах купили больше ста тысяч.
Столько же употребила и Британия - и два раза по столько её колонии с союзниками. С Австралией-то понятно: она продала угля и руды столько, что на вырученные деньги каждый австралиец машину купить сможет. А вот то, что Китай наберет денежек на восемьдесят тысяч машин, я даже и предположить не мог. Не мог, потому что просто не знал, сколько Британия платит за китайских солдат в Европе…
Кроме автомобилей у меня очень успешно продавались патроны, снаряды, пушки, самоходки - русская армия потребляла очень много довольно дорогого товара. И результат не замедлил сказаться.
Мышка - по традиции уже - утром тридцать первого декабря принесла предварительный финансовый отчет по итогам года. Ничего, в общем-то, необычного. Вот только Мария Иннокентьевна прошлым летом наконец нашла свое счастье в браке, и счастьем для неё стал Валера Тимофеев - главный «дизелист» компании и заодно директор Царицынского тракторного завода. Тоже дело хорошее - если бы не приехавшая к нему сестра. Вообще-то наличие сестры обычно для человека не является источником проблем - но вот конкретно у Валеры сестра имела несчастьем служить в Москве, секретарём редактора «Московских ведомостей»…
У людей какая-то маниакальная тяга к круглым цифрам - вот мне дважды довелось встретить тысяча девятисотый год, и дважды я удивлялся тому, насколько люди теряют разум при виде двух нулей на листочке календаря. Но сейчас год-то наступил всего лишь пятнадцатый, и особого повода сходить с ума я не видел. Наивный!
На Новый год мы, тем не менее, полетели в Москву - видимо нам обоим «одинокого Рождества» вполне хватило для тихого семейного счастья. И хотелось счастья шумного и буйного - что вполне обеспечивалось в Машкином доме. Сам праздник прошел в полном соответствии с ожиданиями, и мне не хватало только телевизора - который, впрочем, вполне заменил любительский концерт, устроенный семьями инженеров с «Рубина». А вот утром первого января Москва сошла с ума. Может быть и не одна она: «Ведомости» опубликовали лишь строку из Мышкиного отчета. И даже не целиком, а маленький кусочек этой строки. Опустив слова «таким образом за год по предварительным данным доход превысит» они напечатали стоящее после этих слов число. С девятью нулями после единицы…
Первой моей мыслью - после того как я прочитал заголовок в газете и поглядел в окно - было «надо кого-то срочно убить» - но высказать я её не успел. Пока женщины вслух обсуждали мою невысказанную идею, удалось прочитать написанное в газете.
В целом статья была довольно честной, в ней говорилось, что в прошедшем году «Компания автомобильного короля Александра Волкова, заработав более миллиарда рублей, на эти деньги запустила в России четыре завода по постройке самолетов, ещё один завод по выделке тракторов новой конструкции, выстроила железную дорогу в тысячу верст до Мурмана…». И если заголовок намекал, что у г-на Волкова теперь в кармане лежит миллиард наличными, то сама статья говорила, что упомянутый г-н миллиард потратил и ещё даже должен остался…
Раздался звонок внутреннего телефона и Дарья, взяв трубку и выслушав сообщение, повернулась к нам с каким-то испуганным видом:
- Саша, там к вам какой-то инженер пришел, принять просит…
- Ну, что я говорил? - ухмыльнувшись, я повернулся к Камилле с Машкой, - полчаса-то пройти успело? Да, как раз полчаса и прошло - и вот уже какой-то инженер…
Машка оказалась не права - но и я правым в своих предположениях тоже не был: идиоты сообразили, что при личном визите их скорее всего с лестницы спустят и начали слать письма. Много писем, пришлось даже специальный секретариат создать, в котором люди внимательно эти письма читали и отправляли в ответ один из трех напечатанных в типографии факсимильных бланков. Наиболее популярным был «Мы с удовольствием прочитали ваше письмо, однако затрагиваемые Вами вопросы не входят в нашу компетенцию». Вторым по популярности был бланк «К сожалению, в обозримом будущем мы не сможем решить Ваши проблемы». И третий - используемый крайне редко - «Ваше письмо очень заинтересовало нас, для уточнения просим обратиться в профильную комиссию по адресу:» - куда адрес вписывался руками.
Однако находились идиоты, которые писем не писали…
В пятницу, пятнадцатого января, Машка позвонила (мы с Камиллой уже вернулись в Царицын) и с истерикой в голосе потребовала, чтобы мы немедленно прилетели к ней. На простой вопрос «что случилось» она нервно засмеялась и сообщила, что её будут орденом награждать.
Император Всероссийский решил напомнить публике о себе, не иначе. А то к нему даже за титулами и орденами народ обращаться стал всё реже - и в воскресенье Императорский поезд прибыл на Брестский вокзал. Дальше было два часа суеты, протокольный «чай»… Когда гости «и сопровождающие их лица» покинули помещение, Дарья, печально оглядев комнату, сообщила:
- Ну, Александр Владимирыч, теперь придется артель полотеров нанимать - ишь как натоптали.
На что новоиспечённая графиня Машка, снова нервно хихикая, ответила:
- Думаю, проще новый паркет настелить…
Николай наградил Марию Волкову орденом Святой Екатерины - за благотворительность, конечно. Ну а поскольку статут ордена подразумевал наличие у орденоноски (а орден был строго женским) немалого титула, то Император (хотя давно уже не Государь) и титул Марии Петровне присвоил. Хитро присвоил: теперь дети Машки тоже все будут графьями - и прежние, и будущие. Андрей, после объявления «царской милости» угрюмо пробурчал:
- А я что, теперь недопринц-недоконсорт буду?
- Будешь, как и раньше, любимым мужем Машки. Или ты всю эту мишуру всерьёз воспринимаешь?
Хорошо ещё, что никто, кроме меня его не услышал…
Однако все эти «наградные» дела были лишь мелкими приятностями пятнадцатого года. Который неприятностями был заполнен гораздо больше.