Владимир Ильич с раннего утра сидел в своем уютном кабинете и напряженно работал. Следовало без промедления ответить на жалобу Гриши Зиновьева: у него в Петрограде опять волнения рабочих начались. Почему волнения - это понятно, эсэрами подло убит Мойша Гольдштейн. И конечно же рабочие возжелали мести за это подлое убийство, а вот Гриша... нет, на неправильную позицию встал руководитель Петербурга!
Да и вообще в последнее время он чего-то вообще мышей не ловит. Агитационную работу, похоже, вовсе забросил: виданное ли дело, чтобы в Петрограде, в колыбели русской революции, пришлось объявить локаут после забастовки рабочих! Да, пришлось закрыть Путиловский завод, Ижорский... а вот если бы партийная организация верно разъяснила бы рабочим, что все трудности со снабжением есть результат антиреволюционной деятельности кулаков и буржуазных элементов... в конце-то концов, не в одном Петрограде месячный рабочий паек сократился до двух фунтов муки!
Владимир Ильич поглядел на часы: время уже приближалось к полудню. Пора бы и отдохнуть, но нет, дело превыше всего! Он взял в руки ручку, придирчиво осмотрел перо - но не найдя в нем никакого изъяна, обмакнул его в чернильницу и быстро, как он всегда делал, начертал на листе бумаги:
"Товарищ Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архиважное. Надо поощрять энергичность и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин"
Окинув взглядом написанное, хозяин кабинета подумал, что на сегодня срочных дел больше не ожидается и можно будет съездить поохотиться, но ошибся: в кабинет буквально вбежал Феликс Эдмундович:
- Владимир Ильич, ко мне пришел нынешний любимчик Красина, и предложил что-то очень странное...
Владимир Ильич знал, что Леонид Борисович в очередной раз пригласил какого-то буржуя в помощники, наверняка чтобы предложить очередной план по сдаче дела революции на откуп капиталистам. Вовремя его ЦК решил отстранить от должности министра промышленности, очень вовремя! Да и буржуй этот таких "программ" понаписал...
Но, выслушав сбивчивый рассказ нового министра, Владимир Ильич решил не отказать себе в удовольствии лично посмеяться над незадачливым "советчиком" - уж больно тот наглые заявления себе позволил. А если, вдобавок, и предложения его хоть сколь-нибудь подкрепятся реальным делом, то это может оказаться весьма полезным развитию революции. И, тем не менее, за наглость нужно наказать. Макнуть, образно говоря, мордой в дерьмо - потом, небось, посговорчивее окажется и из него побольше выжать выйдет!
Не спеша шествуя к кабинету наркома промышленности, Владимир Ильич даже начерно обсудил с наркомом процесс "дожимания" буржуя. Но, войдя в кабинет, он замер на полуслове: буржуй оказался знакомым. Старым знакомым...
Рассказанное Красиным мне не показалось очень важным - я и без него, вообще-то, знал, что промышленность порушили изрядно. У меня голова, честно говоря, была совсем другим занята: я все еще переживал случившееся в Сьюдад Электрико. Дело сугубо личное: Васька запросила у Кирилла Константиновича развода. Поскольку детей у нее больше быть не может, а мне-де наследники нужны. То, что в официальных наследниках у меня числились не только Машка с сестрами и Степан, но уже пятеро "внуков", было для нее совершенно неважно.
Важно было это мне. Не с наследниками, а с самим разводом: меня категорически не устраивало, что Васька попросила вместе с разводом и постриг в открывшийся в Уругвае женский монастырь. Оно, конечно, всякую сельхозпродукцию в монастырском огороде выращивать - дело хорошее, но не для единственной известной мне сварщицы вне всяких разрядов. Да, с семейной жизнью у нас с Васькой как-то не заладилось, но о производстве-то забывать и вовсе нельзя!
Не устраивало все это и самого митрополита: с одной стороны он хоть был и Васькиным духовником (как же иначе-то, ведь супруга "главного благодетеля"!), и настоятелем того самого монастыря, но с другой он очень хорошо понимал, что стоит мне захотеть - и церкви в Уругвае станет весьма грустно. Так что - после довольно долгих переговоров, споров и уговоров было принято компромиссное решение: церковь нам развод дает, но на Василису накладывает епитимью: пятнадцать лет отработать на обучении сварщиков-универсалов.
После прошедшей весьма грустной церемонии Васька все же тихонько мне шепнула:
- Если тебе вдруг будет нужно... ну, это, то полюбовницей твоей я быть согласна... потому что люблю тебя и всегда любить буду!
- Ну и зачем тогда ты всю эту потеху устраивала? - с искренним недоумением поинтересовался я.
- Тебе свои дети нужны. Да, ты всех Векшиных как родных детей любишь, но родные нужны. И чтобы не в грехе они родились...
Да, разобраться в закоулках женской логики человеку никогда не удастся... даже если сам человек женского полу будет. По крайней мере мне Машка так и сказала, когда утром после развода застала нас в одной постели, ничуть этому, впрочем, не удивившись.
А я в тот день удивился - до полного изумления удивился, когда дочь наша после "церемонии" провела меня во "дворец алькальда". Погода была дождливая, промозглая - но намечалось некое торжество по поводу принятия плана строительства новой электростанции (для нынешних времен новой, на Рио Негро), так что пришлось приодеться и я в прихожей замер, раздумывая, хватит ли зонта чтобы дойти до центра города не намокнув или все же нужно на машине ехать.
- Пешком пойдем - заявила Машка, - там даже из машины выходить - и то намокнешь.
- А пешком по дождю - не намокнешь? - съехидничал я.
- Ну мы же не по улице пойдем...
И мы пошли - не по улице. Оказалось, что когда Константин Харлампиевич Панин получил задание выстроить город "спокойным и безопасным, но не похожим на Верден с Осовцом", он все понял правильно. И все понятое выстроил. Кроме того, что город был полностью огорожен каналом, он и внутри представлял собой буквально воплощение принципа "спокойнее чем в любой крепости". Каждый дом стоял на невысоком цоколе из дикого камня (с толщиной гранитных стен метра в два) , причем подвалы имели железобетонные перекрытия тоже метра под полтора толщиной. С арматурой из рельсов. Вдобавок и подвалы были минимум двухэтажные, а на "минус третьем этаже" все здания в городе были соединены широкими проходами - широкими и высокими настолько, что по ним легко мог проехать автобус или грузовик, катящий за собой пушку. Для которых и предназначались "подвальные окошки" во внешних стенах крайних в городе зданий.
В моем доме бойниц для пушек было аж шесть штук, а четыре "солярия" сверху угловых башенок были, оказывается, приспособлены для размещения двухствольных дюймовых "автоматов", и лифты к ним из подвалов были предназначены не только для подъема прохладной газировки. Да, город у Панина получился "совершенно безопасным": после банкета по поводу начала новой стройки алькальд показал мне расчеты, по которым выходило, что пятитысячный "гарнизон" города сможет год держаться против всей армии... нет, не Уругвая конечно - это вообще смешно было бы, а, скажем, Бразилии и Аргентины вместе взятым. И пояснил, почему именно эту парочку он взял в качестве примера - еще раз напомнив мне об одном деле, которым я хотел заняться уже бог знает сколько времени.
И покрытые красивым мрамором жилые дома Сьюдад Электрико с полутораметровой толщины стенами устояли бы при любом штурме... чего не сказать о домах Сталинграда.
Что же до Сталинграда, то бои вокруг города начались в ноябре и продлились до марта. А ожесточенность этих боев я осознал, когда уже на своем старом "лимузине" проехал по городу. В Царицыне тоже разрушения были, но не очень заметные, а вот Сталинград был разбит местами вообще в щебенку. Рейнсдорфовский завод до последнего дня делал пушки для "беляков", и Троцкий решил проблему кардинально: по городу выпустили несколько тысяч снарядов из осадных орудий. Ирония судьбы: город расстреливали из рейнсдорфовских же семидюймовок...
Артиллерийского завода больше не было - только кучи щебня указывали на то, что здесь когда-то что-то было построено. Впрочем, и от тракторного завода мало что осталось - все же заводы-то у меня очень плотно стояли, цеха иной раз вообще вперемешку ставились. Да и "рабочий городок" пострадал изрядно: случайный снаряд от семидюймовки просто сносил половину дома как минимум. От дома, конечно, зависит - но от моего как раз половина и осталась стоять.
А по университету, похоже, вояки Троцкого вообще прицельно били. В центральной башне где-то с сорокового этажа вообще только голая арматура торчала, кое-как удерживая покосившийся шпиль. Два крыла были тоже сильно побиты, а одно вообще рухнуло. Только левое крыло "Волжской стороны" и центральный корпус вроде выглядели неповрежденными...
Красин в этой поездке решил меня сопроводить: а вдруг мне все так не понравится, что я сразу же обратно в Южную Америку и убегу? А планы, которые он мне изложил, были на самом деле грандиозными - и мне он в них отводил одну из главных ролей.
Я на минуту остановился перед главным входом в здание, поглядел на все еще сияющую золотом надпись "Университет имени Камиллы Синициной", а затем все же собрался с духом и вошел внутрь. Огромный зал скупо освещался лишь через окна, частично заколоченные досками, но было видно, что статуи светил русской науки исчезли с постаментов. А в центре зала темным пятном выделялась огромная ниша - но что внутри, была уже не видно. Я подошел к стене, на которой стоял блок выключателей.
- Электричества нет, городская электростанция тоже... пострадала - поспешил предупредить Леонид Борисович.
- Доктор, у вас ведь скальпель с собой есть?
- Сейчас принесу, я саквояж в машине оставил - ответил Батенков, но идти ему никуда не пришлось: Даница, выудив неизвестно откуда весьма немаленький стилет, протянула его мне:
- Такой нож подойдет?
Выключателей на стене было двенадцать, да и не просто выключатели это были, а пускачи релейной автоматики, поочередно включавшие или выключавшие две тысячи ламп, ранее освещавших холл университета. Довольно немаленькие пускачи, со светло-бежевыми карболитовыми крышками. Стилет был с очень узким лезвием, поэтому я не стал откручивать винты а просто выломал крышку второго сверху (и справа) выключателя. А затем этим же стилетом пропихнул внутрь через узкую щелку в металлическом корпусе пускателя совсем другую "кнопку". Раздалось сильное шипение...
Где-то там, в подвале, запустился сжатым воздухом резервный генератор - все же Елизар не забывал за ним следить, надо бы его найти и отдельно поблагодарить за это - и через несколько секунд темноту развеяли аварийные лампы. Я со страхом, ожидая самого плохого повернулся к нише...
За многослойным бронированным стеклом, изрядно испещренным следами от пуль, стояла, с легкой улыбкой на губах, Камилла. Аварийные лампы были установлены лишь сверху и по самому низу ниши, поэтому тени легли очень для меня непривычно и Камилла выглядела немного смущенной - как бы всем видом говоря "ну, тут кое-что неприятное случилось... но поправить, думаю, можно?" Я повернулся к Красину:
- Леонид Борисович, я вам помогу. Немного помогу советами, и очень много - все же деньгами. При одном условии: вы немедленно выставляете максимальную охрану, чтобы со статуей ничего не случилось. Чтобы ее никто даже пальцем тронуть не посмел, чтобы даже к стеклу не прикасались! Даже не приближались к ней ближе десяти шагов! - и, повернувшись снова к нише, я тихо сказал:
- Камилла, я все поправлю, обещаю тебе. Все будет хорошо...
Когда мы выходили из здания, свет погас: все же простая автоматика - она самая надежная. Компрессор накачал баллон аварийного пуска, клапан закрылся - если кому-то потребуется, можно снова включить электричество, а пока нужно солярку беречь...
Министр - это у большевиков очень важная шишка. В чем я убедился, когда Леонид Борисович в Царицынском отделе ЧК просто приказал оцепить здание университета и никого к нему не подпускать. У него начальник ЧК даже спрашивать не стал зачем - но когда мы подъезжали к вокзалу, навстречу уже ехали караульные роты. Надеюсь, не подпустят.
Проверить времени не было: заехав с Красиным в Москву я немедленно отправился "по местам боевой славы". Просто кроме меня "бегать" было некому: все же инженерам своим деньги я платил весьма немалые, и сразу после того, как большевики "национализировали" очередной завод, они благополучно (большей частью) перебирались в места, более пригодные для нормальной жизни. Как правило, в сопровождении большой группы мастеров и квалифицированных рабочих - ну а оставшиеся большей частью вообще не понимали, зачем на заводах стоят те или иные станки и что с их помощью можно сделать...
Впрочем, тут и понимать стало уже нечего: ничего сделать было нельзя. Так как зарплату рабочим платить переставали (то, что предлагали власти, называть "зарплатой" было бы просто издевательством), то имеющие доступ на заводы разнорабочие очень быстро "освоили" остающееся без присмотра имущество. Я поначалу было удивлялся, что первыми с заводов исчезали электромоторы, но чуть позже ознакомился с расценками на медный лом - и вопросы исчезли. Кроме одного: как восстанавливать порушенное? Ладно медь для проводов - ее-то купить несложно (в той же Америке), но сами моторы... Заводы-то, их выпускавшие, тоже остались и без рабочих, и без станков.
В среднем на составление "дефектной ведомости" по одному заводу у меня уходило дня два - и вовсе не потому, что я мог с первого взгляда определить неисправности в оборудовании. В "ведомость" просто заносилось число станков, которые нужно приобрести заново, так как восстанавливать было практически нечего. От многих станков вообще оставались лишь чугунные станины (от тех, которые все еще не были украдены целиком), но так как деревенские кузнецы и от чугуна не особо отказывались... Мне сказали, что в селах Ярославщины за пуд картошки просили десять пудов черного лома, а на семью-то пуд картошки - это всего неделю с голоду не помереть.
Передвигался я в основном на своем "бронелимузине", и именно благодаря этому мне довелось узнать очень вовремя одну неприятную вещь. Очень неприятную - но вовремя...
В Нижнем Новгороде здание университета было выстроено сильно отличающимся от всех остальных "маленьких университетов". Семнадцатиэтажное здание "перекрывало" Покровку, которая отныне заканчивалась огромной аркой там, где во всех других "высотках" располагался парадный зал. Главный вход был повернут к Ильинке, чуть в стороне от Малой Покровки - но из за "туннеля" места для парадного зала на первом этаже не было и он - зал этот - размещался уже на четвертом этаже, над аркой. И когда машина подъезжала к Нижнему, я увидел, что огромные окна этого зала, смотрящие на юго-запад, почему-то забиты досками. Вроде в городе и боев особых не велось, но мало ли что могло случиться. И мне стало вдруг интересно, что именно.
Ответ дал первый же прохожий, которому Батенков переадресовал мой вопрос:
- Дык это, когда статую германцы забирали, красноармейцы криворукие раму-то и уронили.
- Почему красноармейцы? - удивился уже я.
- Дык это, наши то рабочие, нижегородцы которые, все как один наотрез отказались статую снимать - - в слове "статую" он делал сильное ударение на "у".
- А почему отказались? - мне просто стало интересно, сколько же власти предложили за довольно несложную работу, если даже не избалованные окладами нижегородцы отказались. Но оказалось, что причина была иной:
- Дык это, все знают: где Святая Камилла стоит, в тех городах рабочему люду жить можно. Кто же себе худшей жизни-то пожелать может? - удивился нашему невежеству нижегородец. - Вот убрали статую - и всё, нету в городе работы... - прохожий печально махнул рукой и, внимательно поглядев на нас, повернулся и скрылся в каком-то проулке.
Судьбу университетской скульптуры прояснили в городском управлении ЧК - оно теперь и "управлением промышленностью" занималось. Поскольку рабочих на несколько еще действующих предприятий приходилось буквально под конвоем доставлять.
- Четыреста шестьдесят пудов бронзы алюминиевой, двести пудов бронзы никелевой - германцы по двадцать пять марок за пуд предложили. По двадцать четыре... но золотых! Мы за эти деньги на Сормовском заводе четыре станка отремонтировали!
- Ну что сказать: идиоты - прокомментировала известие Даница. - Даже я слышала, что Беклемишев за каждую скульптуру для университетов получал по полмиллиона... Интересно, немцы - такие же идиоты?
Беклемишев все же получал гораздо меньше, но и немцы оказались совсем не идиотами, а мне еще немного помогло то, что Красин так и не отменил приказ "никого не пускать" в отношении Сталинградского университета. Конечно, "делались исключения" - но немцев все же пока туда не пустили, чему еще и поспособствовал Чижевский - ставший, к своему неудовольствию, еще и "председателем городского Совета".
- Ну судите сами, Александр Владимирович, какой из меня председатель? В город селится какой-то неведомый народ, ЧК мне не подчиняется и творит что пожелает, денег нет совсем... Только и сил хватает, чтобы институт свой да университет от полного разграбления защитить.
- По нынешним временам и это очень немало. А если нет желания - вы же знаете, в Усть-Карони или Сьюдад Электрико вам всегда найдется спокойное и весьма комфортное место.
- Нет, за предложение спасибо... но вам не понять: я все же русский, который тут родился, и только здесь мое место.
- Я просто напомнил. Кстати, что там сейчас с университетом-то делается? Со шпиля зеркала поснимали, звезду куда-то дели...
- А... там сильно побито все. Архитекторы германские приезжали, смотрели - сказали, что починить невозможно. Сейчас в Москве принято решение университет восстановить, занятия в смысле... здание ремонтировать нужно, а денег нет. Вот и решили шпиль и верхние дюжину этажей разобрать, два совсем разбитых крыла тоже - чтобы третье крыло поправить, башенки опять же разберут на материалы... заодно и металл добудется - пятьдесят тысяч тонн почти, а то совсем уже со сталью в России плохо.
- А запустить Оскольский завод не пробовали? Он пятьдесят тысяч за две недели выдаст.
- Был я в Осколе, там завод, почитай, заново ставить нужно. Батареи коксовые рассыпались, домны закозлены были с полными плавками - а чугун-то при застывании расширяется... вам подробно расписать?
- Нет, и так понятно... Но за Университет - спасибо!
Все же и у Чижевского - чуть ли не первого ленинского соратника - авторитета для "высшей власти" было маловато. Или ему все же было важно содержание, а на форму плевать? Подъехав еще раз взглянуть на университет, я заметил, что на фронтоне уже поменялась надпись, и теперь это был "Университет имени тов. Троцкого". Вообще-то Нижний Новгород был последним пунктом моего "путешествия", в Сталинград я вернулся лишь узнав о том, что немцы скупают университетские скульптуры - но новые буквы на фронтоне университетского здания меня достали. Так что на следующий день, входя в кабинет Красина в Кремле (не буду уточнять, что Даница высказала по поводу ночного ралли, где было показано "мастерство почти победителя гонки века"), я все для себя уже решил:
- Леонид Борисович, я привез окончательный отчет. Надеюсь, все предыдущие вы уже посмотрели...
- Добрый день, Александр Владимирович. Посмотрел, и даже хотел кое-что с вами обсудить - но теперь не могу. Назначен, видите ли, посланником в Лондон - он злобно ухмыльнулся - где я принесу больше пользы для Революции. Пока эти болваны будут окончательно разрушать страну... Должен выехать нынче же вечером, так что... Сейчас ответственным за промышленность назначен Феликс Эдмундович, вам к нему. Идемте, я провожу, у него теперь кабинет тут, в Кремле... и скажу так: сейчас только на вас надежда.
- Даже так? - не удержался я от ехидного замечания.
- Вы хоть что-то в экономике понимаете...
Феликс Эдмундович встретил меня со всем большевистским радушием. Впрочем, я уже привык к тому, что даже уездные "комиссары" любят по часу мариновать посетителей в приемной, а потом - неожиданно "убывать по делам", поэтому сразу предупредил секретаря "Железного Феликса":
- Я буду ждать не более пяти минут. И если по моему докладу позже у Дзержинского появятся вопросы, он всегда сможет меня найти в Сьюдад Электрико - это в Уругвае, если вы не в курсе. Причем говорить я буду только лично с ним...
Так что уже через минуту мне посчастливилось лично лицезреть легендарного "друга детей". Впрочем, он все же оказался подготовленным к содержательной беседе:
- Александр.... Владимирович, я смотрел ваши отчеты. Все это - чушь и ерунда! Вы насчитали потребность в станках почти на миллиард американских долларов, прекрасно зная, что у Советской России нет таких денег...
- Ну, во-первых, такие деньги есть... должны быть, по крайней мере. А во-вторых, я сам все нужные станки приобрету и поставлю на заводы. Правда, если считать с последними отчетами, которые вы еще не успели прочитать, там чуть больше, примерно миллиард сто миллионов, но это неважно.
- У вас есть миллиард долларов? - засмеялся чекист. - Вы, часом, не Рокфеллер?
- У меня есть больше, причем - это только в золоте. Но я продолжу: я оплачу все эти станки лишь при одном условии: вы позволите мне забрать скульптуру Камиллы Синицкой из Сталинградского университета.
Дзержинский склонил голову на бок:
- И это все ваши условия?
- Да. Камилла - это девушка, которую я любил... любою больше всего. И эта скульптура, именно Сталинградская, которая изготовлена первой, мне очень дорога как память о ней. Что же до денег... ваша партия пятнадцать лет жила на мои деньги лишь потому, что я для нее как раз деньги и копил. В надежде, что именно вы, большевики, сделаете, наконец, Россию счастливой. Лично мне это не удалось, так что надеюсь, что у вас выйдет лучше чем у меня.
- Интересно... говорите, партия существовала на ваши деньги? Не слишком ли вы много о себе думаете? - удачно для меня проигнорировав последнюю фразу.
- Не слишком. Можете поинтересоваться хоть у вашего Ленина: я деньги передавал через Эрнесто Гевару. Это - в Швейцарии, здесь - через Леонида Красина, у него тоже можете уточнить суммы. Он, если я не ошибаюсь, у себя в кабинете - как раз он-то меня к вам и проводил.
- Подождите немного... Эйхманс! Принеси чаю гостю! - и с этими словами Дзержинский буквально выбежал из кабинета.
Чай так чай... кстати, очень неплохой. Из запасов купца Высоцкого. Меня в свое время очень удивило то, что Высоцким - в отличие от всех прочих чаеторговцев России - была выплачена полная стоимость их имущества и запасов в России, причем расчетная цена была явно завышенной. Правда удивлял этот казус очень недолго: ровно до того момента, как удалось выяснить, что племянник купца был заместителем начальника управления ЧК по Москве. Недолго, но для устройства дел дяди времени ему хватило, через пару месяцев этот чекист тоже покинул Россию вслед за родственниками...
Но чай в Кремле был великолепен, и это радовало - потому что вернулся "Железный Феликс" только минут через сорок. И не один - в сопровождении самого В.И. Ульянова-Ленина. Я еще через дверь услышал мурлыкающий голос Вождя Мировой Революции:
- И утверждает, что партия выстроена на его деньги?
Впрочем, мурлыканье стихло как только Вождь вошел в кабинет: он меня явно узнал и оказался в некотором смятении:
- Э... сеньор Кастро?
- Ну и Фидель Кастро тоже. Александр Владимирович Волков, инженер.
- Очень, очень приятно! Мне Феликс Эдмундович сообщил, что вы желаете предложить оплатить закупку станков на огромную сумму, не так ли?
- Именно так.
- Я предлагаю иное. Видите ли, пользуясь нашими знакомствами среди европейских социалистов мы могли бы все вами означенное купить существенно дешевле... так что было бы лучше, если бы вы смогли просто передать указанные суммы казначейству - и он с надеждой посмотрел мне в глаза.
- Меня это полностью устраивает. Но, повторю, при одном условии: я забираю скульптуру Камиллы Синицыной из Сталинградского университета, а так же литейные формы для нее. Причем деньги вы получите сразу после того, как скульптура будет погружена на борт моего парохода. Вас это устраивает?
- И вы не обманите?
- Владимир Ильич, выше правительство национализировало мои заводы стоимостью в три с лишним миллиарда рублей, железные дороги стоимостью почти в миллиард. А я помогаю вам в их восстановлении после войны. Во время германской интервенции я только Сергееву отправил провианта на сто двадцать миллионов долларов - поинтересуйтесь у него, потребовал ли я хоть копейку оплаты? И вы думаете, что я буду обманывать из-за скульптуры, которые вы продаете германцам по пять тысяч марок?!
- Да не горячитесь вы так, Александр Владимирович, это была лишь шутка... неудачная шутка, так. Вам какая-то помощь от нас потребуется для вывоза скульптуры?
Мне помощь не требовалась. "Упаковку" для перевозки статуи изготовили в Усть-Карони - предварительно отлив в перевезенной туда форме "габаритно-весовой макет", оловянный. Оловянный потому, что олово при деформациях громко хрустит и можно просто услышать если что-то выходит не так.
В конце сентября все необходимое было доставлено в Сталинград, и мы - вместе с Елизаром - аккуратно опустили статую в транспортный контейнер, предварительно потратив пару часов на перепиливание пневматической "болгаркой" когда-то приваренных Васькой ригелей. Под неусыпным приглядом целого "взвода" разнообразных (а, точнее, "однообразных" - почти все были латышами) чекистов. Хорошо еще, что они только приглядывали: все же вняли пояснениям по необходимости "соблюдения техники безопасности" - Елизар попросту сказал, что "ежели труба домкрата лопнет - масло человека разрежет легче чем шашка разрубит камышину", а домкратам все же уже десять лет... Да и, вероятно, сверху были получены инструкции "не мешать". Контейнер сам по себе был довольно тяжелый, на двух трехосных вагонных тележках - вдобавок еще на нем была установлена машинка для "нежного"кантования груза - так что никто и не обратил внимания, когда специально подготовленный лихтер "просел" слишком глубоко для двенадцатитонного груза. Мало ли железа в этой самобеглой тележке напихано...
Ну а через неделю, после того как лихтер благополучно был погружен на лихтеровоз и последний прошел уже Дарданеллы, я снова зашел в кабинет к "главному по промышленности":
- Доброе утро, Феликс Эдмундович. Вы свою часть договора выполнили, теперь дело за мной. Но как раз тут мне ваша помощь и потребуется, поскольку золота вы должны получить чуть больше двух тысяч тонн. Я один просто столько не донесу...
- Сколько?! Откуда нужно это золото забирать?
- Из Сталинграда конечно. Просто я боюсь, что народ, узнав о таком количестве золота, пожелает в широких слоях поделить неправедно нажитое мною имущество среди себя, так что делать все нужно будет во-первых довольно тихо, а во-вторых силами исключительно самых доверенных товарищей. Вы согласны?
- Вполне.
- Причем этим людям должен доверять и я тоже. Сразу скажу: товарищу Троцкому я не доверяю... остальных вы мне лучше покажите до того, как сообщите им что делать нужно.
Троцкому я "не доверял" по вполне объяснимой (для большевиков) причине: этот "товарищ" для начала поселился в царских апартаментах в Кремле, забрал себе для разъездов царский поезд... это, конечно, не причина для недоверия - но он потом поменял царский поезд на мой! Мой, конечно, лучше - но все знали что он был именно моим. Дзержинский молча кивнул.
Эти большевики ну прямо как дети, честное слово! Можно подумать, что они золота никогда не видели - но в Царицын (причем опять на бывшем и снова уже моем поезде - Троцкому он почему-то еще раньше не понравился) поехала половина правительства. И - отобранная Дзержинским "особо доверенная рота" чекистов. С чекистами вообще забавно получилась: когда Феликс Эдмундович представлял мне вторую группу, одного из них я неожиданно узнал. Вот не думал, что встречусь, а надо же...
- Это - бандит, его к делу близко подпускать нельзя - сказал я, указывая на стоящего в строю Акимова. И вздрогнул от неожиданного звука.
- Других отводов нет? - спокойно поинтересовался "Железный Феликс", запихивая наган обратно в кобуру.
- Нет - я еще раз посмотрел на тушку "калужского большевика", затем на спокойно стоящих в строю чекистов. - Больше нет.
Лучший способ не подставляться под пулю политического оппонента - не сообщать ему, где можно пульнуть удачно, поэтому "правители", инкогнито прибывшие в Царицын, так же скромно и быстренько пересели в поданный к поезду автобус с занавешенными стеклами. Три таких же автобуса вместили "доверенных чекистов", и уже через двадцать минут небольшая колонна въехала в ведущий от пристани туннель.
- Так вы в университете все спрятали? - не выдержал Владимир Ильич: вероятно ему уже рассказали, как по этому туннелю вывозили статую.
- Нет, вы сейчас все увидите.
Автобусы остановились посреди туннеля, там, где молча стоял Елизар, охраняя небольшую кучку кирок и кувалд.
- Вот тут надо долбить - показал я на стену, это не сложно, тут только штукатурка.
Штукатурку чекисты сбили быстро - и остановились, уперевшись в стальную дверь. На то, что это все же именно дверь, указывало наличие двух очень немаленьких петель слева - но все остальное было гладкой стальной плитой. Дзержинский с любопытством посмотрел на меня.
- Елизар, дальше-то что? - поинтересовался я. Это было полностью его епархией, раньше я даже и не видел ни разу как тут все открывается.
Тот молча кивнул, отошел в сторону, вытащил откуда-то стремянку и полез под потолок, где висели стальные плафоны осветительных ламп. Там он что-то повернул, плита дрогнула и подалась вперед - целиком, вместе с петлями. Но недалеко, сантиметров на десять. Елизар слез со стремянки, показал на выдвинувшийся торец плиты:
- Тут тянуть надо.
Чекисты уже углядели углубления в торце плиты, дружно навалились - и огромная дверь тихо, без малейшего скрипа, открылась.
- Тут недалеко, метров триста, но на автобусе не проехать. Пойдемте, товарищи...
Со мной пошли лишь чекисты: видимо только теперь до вождей дошло, что именно тут уничтожить всех их скопом не представляет никакого труда, было бы желание. Но так как Феликс Эдмундович был именно чекистом, ему и удалось первому увидеть то, что в свое время так поразило Водянинова: тускло блестевшие в свете аварийных ламп штабеля золотых монет.
- Принимайте, Феликс Эдмундович. Тут должно быть примерно семьсот тысяч долларов в двадцатидолларовых монетах, полмиллиарда рублей в царских червонцах, двести семьдесят миллионов золотых марок, миллионов триста пятьдесят разных франков... точнее - сами посчитаете, тут две машинки для пересчета монет имеются. Феликс Эдмундович, распишитесь, пожалуйста, в получении доступа к хранилищу... спасибо. Теперь это все ваше, а я пошел. Будут нужны еще деньги - обращайтесь - и мне показалось, что именно последняя фраза отвратила Дзержинского от желания повторить трюк с наганом, результатом которого стало отсутствие в этом мире Акимова... Хотя, возможно, лишь показалось.
- Елизар, ты со мной? - проходя мимо замерших чекистов, спросил я.
- Я, Александр Владимирыч, останусь пока. Кто им покажет, как со счетными машинками-то работать?
- Ну хорошо. Закончишь - зайди к Чижевскому, он тебе дело уже присмотрел.
Вроде все... Когда я усаживался в подъехавший "лимузин", члены правительства высыпали из автобуса и оживленно беседуя направились в глубь тоннеля. Ну а моя работа здесь закончена... большей частью. По крайней мере в России мне точно делать больше нечего, а из Сьюдад Электрико при нужде можно будет им еще в чем-то помочь. Деньги-то у меня еще немалые остались - и это если не знать, что в США мне, кроме торговых сетей, принадлежат еще "First Industrial" и "First Trading" банки, не считая пары десятков банков поменьше...
Хорошо, когда главное сделано и можно посвятить себя простым семейным радостям! Спустя пару месяцев после передачи золота я сидел на патио нашего дома в Сьюда Электрико и качал на ноге Александра Андреевича Новикова:
- По ровной дорожке, по кочкам, по кочкам - и в ямку бух!
Точно, надо бы и своего завести... ну, в принципе надо бы...
Но развлечение прервал Слава:
- Не помешаю? Я просто посижу тут на солнышке... а вовремя ты, Саша, все же из России уехал. А то как раз в Саратове и окрестностях самые гадости и начались...
- Александр Андреевич, тебе наверное уже кушать пора - я протянул ребенка няньке. - Какие гадости?
- Большевики собрали, как они пишут, "все буржуйские элементы" в какую-то "трудовую армию" и отправили людей строить железную дорогу на Эмбу.
- Зачем? - я лениво повернулся к Славе лицом.
- Официально - чтобы застраховаться от захвата бакинских промыслов интервентами-англичанами... а на самом деле - там, на стройке, бушует эпидемия тифа, людей не кормят... британцы пишут, что погибло уже несколько десятков тысяч человек.
- Постой, постой, какая в жопу железная дорога? В России нет рельсов! На действующие дороги, на ремонт нет!
- Грубый ты стал, Волков. Дорога не в жопу, а в Эмбу. К нефтяному промыслу. Рельсы они собираются брать с разобранной по приказу Ленина дороги в Экибастуз - правда разобранная дорога вдвое короче, но это для них неважно, поскольку дорога - всего лишь повод. Они там еще и нефтепровод параллельно строить хотят - а труб у них тоже нет. Разбирают нефтепровод из Баку в Петровск... уже разобрали. Я же тебе говорил, что большевики - идиоты, а ты не верил, но это к слову. Я вообще-то к тебе по делу пришел, только не очень срочному. Болдвин предложил нам перекупить пятьсот паровозов за полцены, даже дешевле. Нам нужно? Очень дешево отдают, по десять тысяч долларов плюс доставка морем - если берем не меньше двухсот.
- Куда нужно? Почему нам?
- Ленин отказался принимать у них пятьсот паровозов, которые еще Император заказал и оплатил. Отказался, видишь ли, от всех долгов... сволочь. А паровозы эти под русскую колею, как раз такая только в Маньчжурии и здесь, в Уругвае да в Венесуэле, и осталась. Им переделывать дороже выйдет, потому нам и предложили. Финнам тоже предложили, но у них денег нет, они вроде штук двадцать только купить готовы...
- Интересно... пятьсот паровозов - это минимум десять миллионов долларов. Щедро что-то Ильич деньгами сорить начал.
- Конечно. Большевикам же досталось почти полтора миллиарда царского золотого запаса, а они же против денег выступают - засмеялся Слава. - Сами кричали "без аннексий и контрибуций", а германцу уже отдали треть миллиарда марок золотом и две трети обещали станками. Угадай, какие станки могут пожелать немцы?
- Как треть миллиарда? - удивился я.
- Золотом, в слитках. Сто тридцать тонн передали. Сейчас фирма Юнкерса разбирает авиазавод в Киеве, Фоккер забирает завод Ветчинкина в Москве... Юрьев, кстати, как-то сумел отправить в Венесуэлу все вертолеты и документацию по ним, надо их сюда перевезти, починить да использовать. Там, говорят, тебе еще и письмо от Жуковского... что в нем - не спрашивай, это только радио пришло, а само письмо через неделю доставят. Но на вопрос-то ответь: берем паровозы?
- Если топки мазутные - берем... хотя для Маньчжурии, пожалуй, угольные все же лучше. Еще что-то приятное сказать хочешь или на завтра гадости приберегаешь?
- Угольные, но Илья Архангельский берется для Венесуэлы быстро и недорого переделать часть под мазут. Так что берем... вот еще из американских газет есть интересная новость: некая Мэри Вольфенстейн избрана на пост президента "First Union Bank".
- И в чем интрига?
- First Union, образовавшийся от слияния First Industriаl и First Trading, стал самым большим банком США, а избрание на должность президента банка женщины - это вообще, по американским понятиям, за гранью добра и зла. Кстати, тебе письмо от этой славной женщины - Слава, протягивая мне конверт, откровенно хихикал.
И я понял, почему. Не из-за написанного - хотя там стояло лишь число "5000000000", а из-за "подписи" - он же знал, кто отправитель. А подпись оказалась замысловатой: вместо букв там была довольно неумело нарисована маленькая мышка...
- Мария Иннокентьевна заодно и у меня совета попросила, так что я, думаю, в курсе того, что она написала тебе. Все же распихать пять миллиардов по разным счетам хоть и сложно, но для управляющего вполне доступно. А вот как их с пользой потратить...
- И как?
- Я еще думать только начал.
- Ладно, думай еще месяц, но не больше. А я скатаюсь-ка снова в Россию... кое-что на месте уточнить нужно.
- Хочешь помахать кайлом на стройке дороги в пустыне?
- Не волнуйся, меня там не тронут. Я им пока ещё очень нужен...