Как же глупо приезжать на пятнадцать минут раньше, если знаешь заранее, что придётся ждать. Без пятнадцати семь. В метро в это время толпы уставших москвичей, наступая друг другу на ноги, протискиваются в узкие двери душных вагонов. Меня только что выдавили из такого вагона на платформу и теперь я стою у скамейки с дохленьким букетиком гербер и жду. А рядом со мной другие представители сильного пола, назначившие своим дамам сердца встречу в центре зала.
Этот вот длинный - без цветов. Наверное, жмот. А может быть просто рациональный рассудительный болван и считает, что цветы лучше не дарить: замёрзнут на морозе. Одет с иголочки, стрелки на брюках - обрезаться можно. Выбрит гладко, прыщ на носу припудрен. Точно - болван.
Смотрю на свои ботинки - ещё один повод для недовольства: кто-то наступил в вагоне на ногу и все мои утренние старания по чистке обуви коту под хвост. Да и рубашка уже не свежа. Пришло же мне утром в голову вырядиться в белоснежную рубашку. Как будто я не знал, что после девяти часов работы в затхлом пыльном офисе она потеряет свою первоначальную белизну. Мог бы надеть синюю, она тоже хорошая, но не такая маркая, правда, без верхней пуговицы. Ну, в конце концов, можно было бы и пришить ради такого случая.
Да, я забыл представиться, меня зовут Виктор, имя у меня победное, вот только с женщинами я почему-то частенько терплю поражения и любовными победами похвастаться не могу. Мне двадцать восемь, не стар и не юнец. Женщинам я почему-то не нравлюсь, хотя некрасивым себя назвать не могу. Нормальный среднестатистический холостой мужчина нашего времени со средним достатком, маленькой однокомнатной квартиркой и пустым холодильником. Правда коллеги поговаривают, что я зануда, но, мне кажется, есть у мужчин недостатки и посерьёзней.
Ещё один состав с грохотом вырвался из тоннеля. Ищу глазами среди толпы её малиновый пуховичок с большими чёрными пуговицами. Опять её нет. Опаздывает, как всегда. Не люблю ждать. К долговязому подплыла с блаженной улыбкой на лице пышная брюнетка в мини-юбке и умилительно чмокнула его в щёку, приподнявшись на цыпочках. Вот ведь загадка природы. Она низенькая и пухлая, он - высокий и худощавый, вид у них потешный, а на лицах детская радость и счастливая улыбка. Шутки Амура.
А вот этот детина с огромным букетом роз, из которого торчат зеленые пушистые веточки какого-то неизвестного мне растения, явно о чём-то замечтался. Букет он держит перед собой и задумчиво пожёвывает одну из зелёных травинок. Счастливые влюблённые мужчины выглядят удивительно глупо. Его девушка тоже опаздывает. Как бы он не сжевал к её приходу весь этот дорогостоящий гербарий!
Я опять взглянул на часы: четверть восьмого. Ещё один поезд выплеснул из чрева очередную порцию вечерних пассажиров. Вот, наконец, и она. Издалека она похожа на маленькую хитрую куколку. Стройная и шустрая. Глаза большие и круглые, как у девочек из китайского мультфильма, личико тоже круглое, и тёмно-синие волосы до плеч. Вы спросите: почему синий цвет? - Да, любая другая девушка выглядела бы вызывающе с таким цветом волос, но только не она. Смотришь на неё, и, кажется, будто это её естественный цвет, будто есть такой тип синеволосых женщин, наравне с блондинками и брюнетками. Я в детстве играл в куклы, стыдно в этом признаваться, и у меня была такая голубоглазая Мальвина. Вот и теперь, когда я иду с ней рядом, мне чудится, будто все вокруг смотрят на меня и осуждают: взрослый мужик, а всё в куклы играешь!
- Привет! Опять опаздываешь!
Я беру её за руку и смотрю в глаза. Уже два месяца мы так вот встречаемся на разных станциях метро два три раза в неделю, а я до сих пор не знаю ни её номера телефона, ни адреса, ни даже настоящего имени. Мальвина, так я её называю, каждый раз назначает день и час следующей встречи и я жду её то на Театральной, то на Пушкинской, то на Маяковской. Пару раз я намекал на то, что живу один, и хотел бы пригласить её в гости, приготовить ужин, зажечь свечи, но она всегда отшучивается и переводит разговор на другую тему. Мальвина сразу догадалась, что готовить я не умею, и что основу моего скудного рациона составляет яичница. Она безошибочно определила мой семейный статус, возраст, она даже догадалась о том, что в квартире моей вечный холостяцкий беспорядок, рубашки висят на спинках стульев, а немытые тарелки аккуратными стопками подолгу ждут в раковине своего часа. Нет, я, конечно же, не неряха. Просто холостому мужчине нет дела до беспорядка в доме. Дом для холостяка становится неким перевалочным пунктом. Там ты спишь, завтракаешь и, иногда, сидишь вечером с бутылкой холодного пива перед телевизором и ругаешь вслух правительство или футбольную сборную. Жизнь одинокого мужчины протекает вне дома и, если женатые люди спешат с работы домой, то холостяк, наоборот, спешит из дома на работу.
- Так что, опаздываешь?
- Я совсем чуть-чуть. К тому же я дала тебе возможность поразмыслить лишний раз о том, любишь ты меня или нет. Ты скучал?
- Конечно скучал. Я давно говорю тебе, что я хочу видеть тебя каждый день, мне порядком надоели эти встречи в метро, ты ведь...
- Ты забыл, какой сегодня день? Не начинай хотя бы сегодня. Не будь таким занудой. Куда мы сегодня пойдём?
- Я заказал столик в Трианоне, небольшой кабачок тут недалеко. Итальянская кухня, тихая музыка, свечи... Надеюсь, тебе понравится.
- Слушай, не обижайся, давай не пойдём туда. Давай погуляем, я буду твоим гидом, покажу тебе кое-что. Я хочу, чтобы сегодняшний вечер был необычным, ты не обиделся?
Обиделся ли я? Я выбрал уютный ресторан, специально для влюблённых, сбежал с работы пораньше а, оказывается, она хочет, чтобы вечер был необычным. Я просто оторопел. Вот уже два месяца я постоянно чего-то жду, чувство неопределённости царапает меня изнутри и вырывается наружу раздражёнными криками на сослуживцев и обозлёнными взглядами на ни в чём не повинных пассажиров метро, наступающих мне на ноги. А она так просто может поменять все планы. Обиделся ли я?
Я только теперь понял, что по-прежнему сжимаю в руке букет. Странные цветы Герберы: яркие и безупречные по форме, только не пахнут совсем. Совершенство делает их какими-то искусственными, будто их не природа создала, а мастера первого разряда Голландской фабрики флоры.
- Это тебе. Если мы пойдём гулять по морозу - они умрут. Тебе их не жалко? - Спросил я в надежде, что она передумает.
- Жалко... а я их согрею своим теплом и они будут жить.
И она, не задумываясь, сунула букет под пуховик и застегнула пуговицы. Меня удивляет, как легко она решает самые сложные, как мне кажется, задачи.
Она взяла меня под руку, прижалась головой к моему плечу, и мы бодрым шагом направились к выходу. Теперь я весь вечер в её власти и она будет смеяться и подшучивать надо мной и поведёт меня в какой-нибудь парк, где мы будем долго целоваться под фонарём, или в какой-то никому неизвестный музей, или лавку, где продают стеклянные фигурки животных и будет увлечённо что-то рассказывать о дальних странах, в которых она никогда не была. А я буду слушать её и глупо улыбаться и вид у меня будет ничуть не лучше чем у того детины, что жевал в метро букет роз.
Мы идём в сторону Третьяковки по одной из улочек. Сегодня тут совсем пустынно. Редкие прохожие кутаются в шерстяные шарфы и быстро проскальзывают мимо. Сыплется снег, но не пушистыми ватными хлопьями, а колючим и едким порошком. Пальто тоже стало колючим и каким-то тяжёлым. Я прервал молчание:
- Слушай, ну если ты не хочешь идти ко мне в гости, может быть ты меня к себе пригласишь, или хотя бы номер телефона скажешь? Я б тебе звонил по вечерам.
Она задумалась:
- Представь себе, что к тебе домой вдруг ни с того ни с сего постучат в дверь и принесут посылку, а ты даже не знаешь, что там внутри и кто тебе её послал, поскольку на коробке нет обратного адреса? Что ты сделаешь, откроешь её или нет?
- Открою, конечно, я ж любопытный.
- А если там бомба?
- Тогда взорвусь, только, я думаю, все посылки проходят контроль, и бомбу так просто почтой не пошлёшь.
- Ты слишком разумный и рассудительный. Понимаешь, я для тебя и есть такая посылка. Ты не знаешь, что внутри. Может быть приятный сюрприз, а может быть бомба, а может быть просто банка солёных грибов от заботливой бабушки. И никакой контроль тебе не откроет правды.
Я остановился, обнял её и поцеловал в губы. Она кажется такой хрупкой и лёгкой, как одна из тех стеклянных фигурок, что мы видели в прошлый раз в сувенирной лавке. Что она во мне нашла? Она живчик, полна энергии, смеётся всегда так естественно, радуется мелочам. Она красивая, но в ней нет того, что привлекает мужчин с первого взгляда. Есть категория женщин, которая притягивает к себе мужчин, как магнит. Что в них такого особенного, на какую деталь реагирует мужская опознавательная система "свой - чужой"? Это точно не природная красота. Скорее всего - это взгляд. Некоторые женщины неосознанно владеют хитрым искусством японских гейш, одним взглядом располагая к себе мужчин. Достаточно посмотреть один раз с нужным выражением, немного лукаво, но не вызывающе, чуть-чуть игриво, но не вульгарно, а потом непринуждённо отвести глаза - всё. У девяноста процентов мужчин в голове загорается красная лампочка, безотказно срабатывающий сенсор влечения к противоположному полу. Так вот, у Мальвины этого взгляда нет. Её глаза не завлекают мужчин. Они спокойные и глубокие, и в них скрыто что-то неизвестное и необъяснимое и в то же время они искренние и ласковые.
Мы свернули в переулок. Двухэтажные особняки девятнадцатого века, обветшалые, но добротные. Этот переулок, как тайный клуб нищающей аристократии, офисные черви ещё не подточили стены этих домов, но реставрировать их тоже никто не собирается, да и обитатели уже не те, что прежде. Мы остановились у бледно-жёлтого двухэтажного дома. Над большим крыльцом покосившийся навес, покрытый ржавым железом. У двери поцарапанная деревянная табличка: "Музей чердачных шедевров". Я и не думал, что такие бывают. Мальвина улыбнулась и потянула меня к двери.
- Уже четверть девятого, неужели он работает?
- Этот музей всегда открыт и вход бесплатный. Идём, я тебе всё покажу.
Она нажала тяжёлую дверную ручку, открыла дверь и повлекла меня за собой. Холл музея похож на прихожую квартиры в хрущёвской пятиэтажке. Низкий потолок, тусклый свет от свисающей с него лампочки без абажура, массивные железные крючки для одежды на стене. На ветхом деревянном стуле сидит пожилой привратник. Я неуклюже переминаюсь с ноги на ногу, с любопытством оглядывая стены. Они облупившиеся и влажные, как в подвале.
Зачем я здесь? Сейчас нам бы уже подали итальянскую пасту и бутылку Кьянти, я бы сказал ей, что люблю её и хочу, чтобы она переехала ко мне и стала мне подругой, а потом, может быть, и женой. Мы бы пили вино, слушали музыку, и я был бы счастлив и всё было бы так, как я хочу, как я задумал, как я планировал... А я в музее чердачного хлама, голодный и злой!
Привратник помог нам снять пальто и бережливо повесил нашу одежду на крючки. Экспозиция находится на втором этаже. Мы поднялись по скрипучей лестнице. Первое, что я вижу - древняя деревянная прялка, рядом на полу - веретено и приспособление для расчёсывания шерсти. Да, старинная вещь, но настолько бесполезная, что её убрали на чердак. Экспозиция музея - это нагромождение скарба пенсионного возраста. Вещи, которые давно никому не нужны и не представляют никакой материальной ценности, нашли здесь последний приют, как в доме престарелых. Вот резная потемневшая картинная рама, вот керосиновая лампа со стеклянным абажуром в форме груши, а на стене целая галерея пожелтевших семейных фотографий, неотъемлемый атрибут чердака старого дома.
- Кто эти люди? - спрашиваю я.
- Я не знаю, но мне очень нравится разглядывать эти фотографии. От них веет стариной и уютом. Вот посмотри: молодая пара, они только что поженились и это их первое семейное фото. Они молоды и красивы. А вот они же, но уже с детьми: два мальчика. Эти мальчики давно умерли, а их правнуки сейчас ходят в школу с мобильными телефонами и играют в компьютерные игры и, скорее всего, даже не подозревают о том, что тут висят фотографии их предков. Природа дала нам чувство времени, но память наша несовершенна, а всё существо стремится к тому, чтобы жить настоящим моментом и думать о будущем. Поэтому мы редко заглядываем на чердак своей памяти, а зря. Там можно найти ответы на многие вопросы. А будущего может и не быть.
- А мне кажется, хлам нужно выбрасывать. От него становится тесно и пыльно в голове.
- Это не хлам. В этих вещах живёт мудрость поколений. Хлам в голове у недалёких людей. Выбрасывай - не выбрасывай, там всё равно не станет светлее, просто будет пусто.
- Мудрость поколений? В керосиновых лампах? Только в сказках в лампах живут джины, в наших керосинках можно найти разве что дохлую моль. Почему ты всегда отказываешься от моих предложений? Я звал тебя в ресторан - ты отказалась, звал в кино - вместо этого мы пошли в сувенирную лавку глазеть на безделушки. Теперь мы рассматриваем старую рухлядь в каком-то богом забытом музее.
Она ничего не ответила, только, мне показалось, у неё в глазах мелькнула лёгкая тень грусти. Это длилось долю секунды, а потом она засмеялась и потянула меня за руку в следующий зал. Там среди прочего хлама стоял большой массивный почерневший комод. На комоде - маленькая костяная шкатулка. Она открыла крышку, и зал наполнился тонким мелодичным звоном. Под крышкой закружилась вокруг своей оси маленькая белая фарфоровая балерина. Надо же! Балерина вся белая, а волосы выкрашены в яркий синий цвет.
- Нравится? - спрашивает она.
- Это ты?
- Нет, это не я, но она очень похожа на меня. Этой шкатулке много лет, наверное. Это мой тебе подарок на день Святого Валентина. Будешь приходить сюда иногда и вспоминать обо мне.
У меня по коже пробежал холодок, закатился за шиворот и больно ущипнул под лопаткой.
- Что это значит? Ты хочешь меня бросить? Я тебе что надоел?
Она опустила глаза. Вопросительное выражение, видимо, застыло у меня на лице, как осенняя вода в луже у подъезда, после ночных заморозков. Она взяла меня за руку и повела назад к выходу.
Я помог ей одеться, попрощался с усталым привратником, и мы вышли в московскую стужу. Снег стал ещё острее и холоднее. Фонари плелись вдоль улицы медленно и неохотно. Им куда холодней! Люди могут прижаться друг к другу. Фонари же разделены неприступным интервалом в тридцать пять шагов. Я про себя считал шаги, Мальвина молчала.
Мы почти дошли до метро, когда она вдруг остановилась и сказала:
- Я больше не приду.
- Почему? Я не смогу без тебя. Ты всё, что у меня есть.
- Теперь у тебя будет шкатулка в музее. Я не хочу ничего объяснять. Просто так надо. Не обижайся.
Она развернулась и быстрым шагом пошла по направлению к метро. Я смотрел ей вслед, пока она не слилась с серой массой спешащих в светлое и тёплое подземелье пассажиров. А я долго ещё стоял, как болван, и смотрел ей вслед. Побродил ещё немного по улицам, посчитал шаги от фонаря до фонаря, поймал ртом несколько снежинок, плюнул и пошёл домой.
Не знаю, видел ли я вообще когда-либо эту девушку. Может быть и не было её совсем. Может быть, я её придумал, такое, говорят, бывает. Только утром я проснулся в своей комнате, на стуле висит вчерашняя белая рубашка с засаленным воротничком, а в голове холодно и скользко.