Лукашевич Денис Николаевич : другие произведения.

Приглашение Волчьего Пана comment version

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Благочестивый иезуит и преподаватель Полоцкой академии отец Франциск никогда бы не предположил, что встреча со странным шляхтичем обернется гулянкой на шабаше, встречей со старыми знакомцами и разгадкой тайны самого Диавола. Версия с комментариями и пояснениями.

Приглашение Волчьего Пана

   - Неужели вы боитесь, отец Франциск? - Дородный шляхтич в волчьем кожушке перегнулся через стол, отчего дедовская сабля звонко стукнулись об столешницу. - Неужели святой отец, благочестивый и образованный иезуит, наставник Полоцкого коллегиума страшится селянских суеверий? Кому ж, как не вам, просвещать темный люд!
   Отец Франциск улыбнулся одними губами, сложил на груди руки, машинально прикрыв крест. Шляхтич, назвавшийся Завальней, ему исключительно не нравился. "Вот привязался! И надо было влезть в этот пустой спор!" - подумал иезуит, а сам хранил внешне благодушный вид.
   - Кто ищет свет знаний, сам идет к нам, - спокойно ответил отец Франциск.
   - Ах, вот как вы заговорили! - отчего-то взъярился Завальня, привстал, оперся на стол широкими ладонями - каждый палец, что ствол гаковницы, черный от въевшейся грязи. И длинные, острые, на удивление ухоженные ногти, каковых трудно ожидать от обедневшего шляхтича на огороде. - А кто, как не вы, только что убеждал меня в необходимости всенародного просвещения для искоренения суеверий? Кто говорил, что леших и волколаков нет?
   "Ну что тебе надо!" - чуть ли не с мольбой подумал иезуит. - "Пьешь-пьешь - все деньги мои уже пропил и не пьянеет, да еще про чернокнижников толкует! А ногти как когти звериные!"
   Отца Франциска передернуло. Завороженный странными руками Завальни, он заметил, как они неуловимо изменились: ногти удлинились, пожелтели, стали похожи на когти, а из-под засаленных рукавов кафтана поперли волосы, черные и жесткие как свиная щетина. Шляхтич перехватил взгляд святого отца и спрятал ладони за спину. Отцу Франциску нестерпимо захотелось перекреститься. "Темно, дымно, третья чарка явно лишняя - вот и привиделось. Надо заканчивать с этим настырным паном!"
   Завальня успокоился также быстро, как и завелся. Опрокинул уже неизвестно какую по счету чарку и насмешливо смерил иезуита снисходительным взглядом.
   - Я могу понять вас, отче. Какой-то полупьяный шляхтич пьет за ваш счет, рассказывает про упырей, лесунов и Ужиного князя, про нечто, выходящее за пределы восприятия, нечто, пришедшее из глубины веков, наследие паганских времен. Странно, или страшно? Вот именно! Вам еще не страшно, отец Франциск? Правильно, рано бояться! А вот когда вы встретите живого вурдалака... Вот тогда да, тогда стоит бояться!
   -Черт с вами, пан Завальня! - не удержался и все-таки крикнул отец Франциск. На звук его голоса мигом обернулось несколько голов сидящих неподалеку посетителей корчмы. Иезуиту пришлось понизить голос: - Я готов, еду только потому, чтобы развеять ваши суеверия.
   - Богохульничаете, отче! - в глазах шляхтича играли озорные чертята. - Но я рад! Будет мне компания на шабаше! Знаете, как у нас бывает: без неофита не являться, а то засмеют: Волчий пан-де без святого отца, а ведь обещался, зад клятвенно целовал!
   Пан Завальня улыбнулся, словно дикий зверь оскалился. И в правду, белые волчьи клыки и желтые глаза, злые и умные. Отец Франциск остолбенел, да так и не смог пошевелиться. Руки-ноги стали чужими, повисли плетьми. "Опоил, как есть опоил!" - с ужасом подумал иезуит. - "И что со мной будет - даже не перекреститься!"
   - Корчмарь, ходь сюды! - тем временем взревел странный шляхтич.
   - Чего изволите, милостивый пан? - словно из-под земли вырос худой как щепка жид в старом лапсердаке и масляной улыбкой на лице.
   - Скажи, буря на улице вовсю разгулялась? - На стол упал талер. Упал и тут же скрылся в рукаве лапсердака.
   - Вовсю, милостивый пан, ох и метет! Собаки на улицу носу не кажут!
   - Значит, нам пора! - весело воскликнул Завальня, застегивая на ходу кожушок. Франциск так и не заметил того, как, только что сидевший за столом шляхтич, вдруг в мгновение ока оказался у выхода. - Отче, нам пора!
   - Уже иду! - проскрипел не своим голосом святой отец и поднялся. Деревянным шагом вышел вслед за шляхтичем. Тело не слушалось его, передвигало ногами как заводная игрушка, и словно принадлежало кому-то чужому. Теперь отцу Франциску стало страшно на самом деле. Живо вспомнились бесконечные диспуты с отцом Казимиром, извечным противником и апологетом существования нечисти. Как тот говорил, "сила Диавола и его прислужников такова, что они могут любым человеком, будь то темный крестьянин или ученый иезуит, вертеть как хотят, но только после того, как те дадут формальное согласие на греховное дело..."
   - Что вы плететесь, отче? Быстрее, еще быстрее!
   Отец Франциск подхватил полу сутаны и вприпрыжку бросился наружу, в метель, под колючий злой ветер. Глаза и уши мгновенно запорошило мелким снегом, тело, прикрытое лишь тонкой сутаной, пробрала густая дрожь.
   - Вот вы где, отче! А я думал, что не дождусь! - прокричал сквозь вой метели шляхтич. Он уже успел вывернуть кожух черным мехом наружу. Святой отец подумал, что и самому не мешало захватить камизельку, забытую на стуле.
   - Да ладно вам, отче! - Завальня читал мысли иезуита как раскрытую книгу. - Скоро будем вам тепло и сладко!
   А сам прыгал, размахивал руками, крутил головой и хрустел суставами - словно гимнастику делал, да такую, что любой циркач обзавидовался гибкости нехудого пана. То пальцы вывернет в другую сторону, то нога переломится между коленом и ступней, то голова крутанется на шее, как горшок на плетне.
   - Ну все! - с удовлетворением выдохнул Завальня, от его кожушка густо шел пар, пушистые усы воинственно топорщились, а глаза горели пуще прежнего. - Прыгай мне на плечи!
   Франциск послушался - тело его до сих пор было как чужим. Покряхтывая от натуги, взгромоздился на широкие шляхецкие плечи и зажмурился - ветер так и шибал в лицо, кидал пригоршни ледяных иголок в лицо, не давая даже рта открыть. А Завальни как будто все нипочем.
   - Держись крепче, отче! Сейчас мы полетим!
   - Полетим?! - сдавленно пискнул Франциск, и только тогда наваждение его отпустило, руки пристыжено заныли, словно извинялись перед хозяином за то, что изменили. Но было уже поздно.
   Пан Завальня разбежался навстречу ветра и прыгнул. Иезуит лишь на мгновение открыл глаза, чтобы снова сжать веки. Шляхтич бежал, но уже в воздухе. Он перебирал руками и ногами, как зверь, косился желтым глазом на Франциска и постепенно менялся. Рот растянулся в алую пасть, клыки истекали пеной и перли наружу, как непокорные сорняки. Волчий кожушок сросся с телом, под гладким мехом бугрились могучие мускулы, а сзади подрагивал от нетерпения мохнатый хвост. Под лапами его медленно отдалялась земля, от корчмы остался лишь длинный хвост печного дыма, разносимый ветром по небу; заснеженный лес ширился и рос, пока не сменился безвестным фольварком, да и тот пропал, скрывшись за облаками.
   Огромный волк нес куда-то отца Франциска под самым небом, так близко, что казалось можно коснуться ярких гирлянд звезд и огромного, чуть ли не в полнеба белого Месяца. И тут зверь резко дернулся и опрокинулся вниз, как подбитая птица.
   - Тяжел ты, отче! - сказал волк голосом Завальни, восстановив равновесие, повернул голову на толстой шее, прижал уши и оскалился - заметил-таки крест, что бережно сжимал в руке Франциск. - Брось цацку, отче, а то не выдюжу я, словно Всеславов камень поднимаю. - Передняя лапа его, как ни странно, все еще напоминавшая человечью руку, только заросшую мехом донельзя, вытянулась, закинулась назад, наподобие плети флагеллантов и безжалостно вырвала крест. Сверкнув в лунном свете, священный символ улетел в бездну неба.
   - Куда!.. - только и успел возмутиться Франциск, но и крик его улетел назад вслед за крестом. Теперь он остался один на один со страшным шляхтичем-волколаком.
   - Не жалей, пан Франциск! Вот, если бы я не вытянул. Грянулись мы где-нибудь под Менском. Я то ничего: ударился бы оземь, да и обернулся добрым молодцом, а ты б расшибся насмерть. И пришлось бы тебя в труну класть на ближайшем цвинтаре! А так погуляешь на шабаше - когда же еще такой шанс выпадет. Может быть, знакомцев встретишь!
   Летели они высоко, над облаками, но Франциску было тепло, только ветер насвистывал детскую колыбельную на ухо. Не мудрено, что святого отца стало клонить ко сну. Не прошло и пары секунд, как иезуит зачмокал в колдовском сне, крепко уцепившись в жесткую как войлок шерсть. Волк улыбнулся и лишь прибавил шагу по звездной дороге, "Храбрый отче! Другой на его месте уже бы бесновался не хуже черта на шабаше, кукиши крутил и именами святых клял, а этот спит. Славно..."
   Отец Франциск проснулся лишь тогда, когда волк приземлился на берегу болотистого озера и стаскивал зубами полусонного иезуита.
   - Просыпайся, отче! - Завальня ткнулся горячим носом в щеку, лизнул шершавым языком. - Мы на месте!
   Еще долго оглядывался Франциск, пытаясь понять, как они умудрились улететь от зимы и попасть в летнюю ночь. Вокруг было тихо; белесые клочья тумана плыли по воде, а сквозь них просматривалась черная громада острова посреди озера, а на его вершине кидал кроваво-красные отблески огромный костер.
   - А почему мы не полетели на остров? - невинно поинтересовался Франциск. - Я плавать не умею!
   - Хороший из тебя иезуит вышел, отче! - выгнул лихую бровь волк. - Ничего не боишься, хоть и в гости к чертям и ведьмам лезем! Надеешься проповедовать и слово Божье чернокнижникам и вурдалаком говорить?
   - А отчего же и нет? - ответил Франциск, отряхнулся и поправил сутану. Креста жалко, хороший был, еще от старого наставника отца Вацлава достался, когда Франциск учился в Кракове, как лучшему студенту. - Небось, смягчаться темные души.
   - Откуда у нас души, отче? - рассмеялся Завальня, вновь превратившись в крепкого шляхтича. Был на нем алый новенький контуш, шитый жемчугом, и хрустящие сапоги, блестевшие диамантами размером с ноготь. На боку сабля с золотой насечкой и в ножнах с пластинами слоновьей кости, а на плечах волчья шкура, как у заправского гусара, лишь крыла не хватает.
   Рядом приземлилась ведьма, верхом на рассерженном волке. Серый зверь скалился и косился на Завальню и Франциска. В одной руке у ведьмы была змея, которой та погоняла волком, как кнутом. Свистнув в воздухе, гадюка стеганула волка последний раз и улетела в траву, обиженно прошипев. Ведьма взлохматила рукой пышные рыжие волосы, скользнула горячим как раскаленные уголья взглядом по Франциску, меж алых губ пробежал язычок, и иезуит почувствовал как вдруг стали тесны ему штаны. Ведьма звонко расхохоталась, скинула одежды, оголив арбузные груди, и побежала, едва касаясь водной глади.
   Франциск не выдержал и все-таки мелко перекрестился.
   - Хороша бесовка! - философски заметил пан Завальня. - Но и нам пора! И пошел он по воде аки посуху...
   Святого отца такое святотатство уже не возмущало - что взять с волколака? Шляхтич затянул потуже турецкий кушак, схватил Франциска за руку и побежал вослед ведьме, широко ставя ноги, будто перепрыгивал с кочки на кочку. Иезуиту пришлось чуть не вприпрыжку бежать за резвым шляхтичем, скользить по воде именно "аки посуху". У иезуита от такого аж дух перехватило, только и умудрялся кончиками сапог оставлять аккуратные круги, а Завальня вообще как будто по воздуху шел. Подумалось: "Нечисть, что поделаешь". Честно говоря, наступил такой момент, когда Франциск перестал удивляться чему бы то ни было: от избытка впечатления переливались через край, и в усталой голове они больше не помещались.
   А на острове уже вовсю шла гулянка. Пан Завальня и отец Франциск явно подоспели к самому разгару. Водяники, лешие, хатники, просто черти и бесы, а порой вообще невообразимые создания прыгали, стонали, кричали, танцевали и веселились, бренчали скрипки и дуда, стучали барабаны из коровьих и человечьих черепов. Иезуиту показалось, что сейчас его бедная головушка расколется от невообразимого гвалта, но потом ничего, отошел, и даже ноги его рвались в лихой краковяк. А чуть в сторонке тоскливо мычала черная корова - безжалостный бесенок, весь черный и мохнатый, резво дергал ее за вымя, наполняя кубки и миски, что подсовывали желающие выпить.
   Грустный упырь в драном саване подошел и со скромной улыбкой заныл:
   - Милосердный пан! Каплю крови на поддержание души в бренном теле! Всего лишь, одну каплю крови - вечность буду вас благословлять!
   - Пшел вон! - грубо оттолкнул его пан Завальня, развернул и для верности добавил под тощий зад сафьяновым сапогом. - Развелось тут жабраков! Отец Франциск, выпить не желаете чарку-другую?
   - Да я, наверное, уже и так слишком...
   - Да ладно, отче! Это всего лишь молоко!
   И принялся пробивать дорогу к черной корове. Вырвал кубок из чьих-то рук - Франциск единственное запомнил, так то, что руки сии были зеленого жабьего цвета и облеплены ряской и тонкими нитями водорослей - и заорал во все горло:
   - Дорогу Волчьему Пану и его гостю! Дорогу, пся крэв!
   Тут же его вопль подхватили другие - со всех сторон понеслось "пся крэв", но свободнее от этого не стало, лишь толпа забурлила и задвигалась, словно водоворот, а отец Франциск почувствовал, как черти оттесняют его от Завальни.
   Кто-то подхватил иезуита под другую руку, стал тянуть еще гуще в толпу, а прямо в лицо ему дыхнуло смрадом из выгребной ямы:
   - Пойдем со мной, ясный пан! Выпьем по одной, девок помацаем, - и премерзко хихикнул.
   Отец Франциск обернулся. Страшный аржавень лыбился и тянул за собой, отирался грязным боком, оставляя на иезуитской сутане длинные потеки ржавой слизи; огромный водянистый живот мелко подрагивал при каждом шаге. И как только он держался на тонких как хвощи ножках. Тут аржавень напрягся и оглушительно рыгнул, обдав Франциска вонючей слюной.
   - Прочь, вонючка! Прочь, пся крэв! - Пан Завальня возник как из-под земли и мигом оттер уродливого беса. - Это мой гость! Гость Волчьего Пана!
   - Ну, так бы сразу! - угрюмо прошамкал аржавень и с удивительной быстротой скрылся в толпе.
   - Где ж вы ходите, отец Франциск?! - с улыбкой, сладкой как сахарная патока, осведомился пан Завальня. - Новых сябров заводите, а старых забываете! Ай-яй-яй! Пейте, отче!
   И всунул в руки кубок с молоком. Плавали в нем какие-то мошки, но шляхтич не дал рассмотреть: настойчиво влил в рот святому отцу напиток, да так умело, что ни капли не пролилось. Франциск с трудом сглотнул и почувствовал, что по телу разливается приятное тепло и радость, как от чарки доброй гарэлки.
   - Га, отче? Лучше? Ото ж!
   И снова куда-то потянул, скорее всего, к группе призывно подмигивающих ведьмачек и пьяных чародеев. Компания горланила песни на разный лад, каждый сам по себе, так что и слова, и мелодия тонули во всеобщем угаре и пьяном буйстве. И прямо посреди компании весело отплясывал фрейлехс давешний жид-корчмарь. Фалды лапсердака крутились как заведенные, а сам танцор лихо выделывал самые замысловатые кунштюки. Пейсы так и крутились, а длинное лицо с крупным горбатым носом светилось пьяным счастьем.
   - А он что тут делает?! - от удивления отец Франциск на долю мгновения даже растерялся.
   - А разве не ваши отцы церкви учили, что жиды первейшие гости на шабашах? - с нарочитым удивлением ответил пан Завальня. - Да ладно вам, отче, разве нельзя достойному наследнику раввина Ашкенази поплясать? Раз не под христианским богом, так под Сатаною!
   Шляхтич снова рванул, не выпуская руки иезуита. Франциску лишь оставалось с христианским смирением последовать за ним. Они пробежали мимо болотника - огромного, толстого, похожего на ком грязи - и его брата багника - черной масляной лужи, в которую пьяный аржавень - третий брат - с хохотом выливал молоко. А за ними беззвучно смеялись русалки в обнимку с водяником и вирником. Рядом пригорюнился над кубком упившийся тихоня - как всегда грустный, чуть не плачущий.
   - А вот и наша компания! - весело взревел пан Завальня, отчего у иезуита заложило одно ухо, будто воды налили. - Знакомьтесь, панове! Отче Франциск!
   - Гу-гу-гу! - заорали ведьмы, чародеи, волколаки и упыри. Их поддержали гаёвки и сам дед Гаюн с мокрой от молока бородой и диким взглядом из-под густых как заросли крыжовника бровей.
   Отец Франциск сначала застыл, потом отступил назад и чуть ли не силком заставил себя не перекреститься, знал, что за это его на шабаше по головке не погладят. А прямо перед ним, со знакомой рыжеволосой ведьмой на коленях, тиская ее за пышные груди, сидел в одной кашуле и почему-то без штанов отец Казимир собственной персоной. Истый ненавистник нечисти побледнел лицом, открыл-закрыл рот, как рыба, выброшенная на берег, но и слова не смог выдавить из себя. Теперь он мало походил на словоохотливого и убедительного наставника богословия.
   - Отец Казимир! - обрадовался Франциск с поистине иезуитским притворством. - Какими судьбами?
   - Отец Франциск! - Казимир не уступал тому изворотливостью - И вы тут?
   - Да так, решил заглянуть на огонек, молочком побаловаться.
   - Да и я... Тоже. Молочком балуюсь...
   Отец Казимир принялся медленно подниматься, до этого отодвинув ведьму в сторону. Отец Франциск встал на полусогнутых, раскинул руки, будто хотел обнять богослова. Но пойманный на горячем отец Казимир оказался весьма догадлив и умел. Вместо того, чтобы броситься во встречные объятия, глумливо ухмыльнулся, топнул босой пяткой оземь и одарил Франциска увесистым щелбаном.
   Мир вокруг гостя Волчьего Пана поплыл, земля вспухла, опрокидывая на спину, а тут еще неизвестный злонравный бесенок подставился, дабы продлить полет отца Франциска. "Матка Боска! Да отче-богослов умелый чернокнижник!" - с невероятной ясностью пронеслась в голове одинокая мысль. С диким неистовством захохотала нечисть.
   Некто сильный и надежный как скала подхватил ослабевшего иезуита и поставил на ноги. Со словами "А ну брысь, пся крэв!" отбросил сапогом вредоносного черта, оправил сутану на Франциске и, улыбаясь в черные усы, произнес:
   - Ай-яй-яй, отче! Неужели это молочко так вам в голову шибануло! Вы бы поосторожнее, а то в другой раз я не поспею.
   Впервые за все время отец Франциск был рад видеть пана Завальню.
   - Да я... Да он... - от пережитого у иезуита не хватало слов. - Это все отец Казимир - кто ж знал, что он чернокнижник и дьаволопоклонник!
   - Каждому свое, - философски заметил Завальня. - Пойдемте, отче. Будем слушать Гаспадара, иди, как любит выражаться ваш отец Казимир, Диавола.
   - Гхрр... - от неистового возмущения в горле у Франциска запершило, забулькало, да так и ничего не родилось. Лишь тихий выдох: - Ух!
   - Не бойтесь, отче. Никто вас не тронет, когда рядом Волчий Пан, да и у Гаспадара с вашим христианским богом pactum conventum заключен еще со времен пана Витольда: день - ваш, ночь - наша. Покуда не влезете, никто руки не поднимет. Сильно слово Гаспадара!
   Тем временем, вокруг огромного костра на вершине стала собираться нечисть, что слетелась на шабаш со всего Княжество, а, может быть, и Короны, сходились степенно и спокойно, без криков дьявольского веселья, и у всех были такие торжественные морды, словно собиралось заседание Сойма, а вокруг одни шляхтичи, распираемые гонором и liberum veto. Отец Франциск только диву давался такой переменчивости.
   - Пойдем, пойдем, отче! А то пропустим самое интересное! Гэй ты, пропусти Волчьего Пана и его гостя!..
   Работая руками и ногами, пан Завальня растолкал присмиревшую нечисть и вылез в первые ряды, увлекая за собой иезуита. Франциск, оттиснув растерянного и робкого водяника, вылез за шляхтичем и застыл, раскрыв рот. Из самой вершины холма в небо били ослепительно белые молнии, все больше и больше вспарывая податливый дерн. Вот показалась рука, потом другая, голова в невыносимом сиянии, а затем и все тело. Свет немного приугас, но еще теплился над головой подземного пришельца, будто солнце вставало. "Князь Утренней Зори. Сатана. Вельзевул! До чего же он прекрасен!" Все, произошедшее ранее меркло перед этим чудом, все ужимки сил тьмы выскочили из головы, испугавшись пронзительно-мудрого взгляда звездных глаз.
   Перед толпой нечисти стоял прекрасный ликом и телом пахолик с серебристыми волосами. Одет он был в домотканую рубаху и простые портки. Отец Франциск опустил взгляд и скривился от отвращения: портки бугрились спереди, больше подчеркивая, чем скрывая мужское естество невиданных размеров, поболей бычьего. Пахолик улыбнулся, и стало от этой улыбки на душе иезуита особенно гадостно. Теперь в каждой черте видел он маленький изъян, не заметный в целом, но прекрасно различимый отдельно от всего: то рот с чувственными, почти женскими губами как бы завалился набок, то глаз один косит, то ухо одно больше другого...
   - Слава! Слава Гаспадару! - взвыла вокруг нечисть, в том числе и пан Завальня закинул голову, и крик его напоминал больше волчий вой. Каждый черт кричал свое, но всё вместе сливалось в жуткое многоголосое "Слава!"
   - Рады ли вы, панове? - Диавол поднял руки, как бы обнимая стоящую перед ним ораву нечисти.
   - Рады! - взревели бесы и духи, ведьмы и чародеи, волколаки и упыри. - Рады, Ваша Моцнасть!
   - Ваша Моцнасть! Ваша Моцнасть! - из толпы выскочил отец Казимир, увлеченно размахивая руками и топоча ногами. - Беда, Ваша Моцнасть! Чужой на шабаше! Шпиён хрыстианского бога! А привел его-то Волчий Пан! - наябедничал богослов и тут же умолк под тяжким взглядом сверкающих глаз.
   - Где он? - взревел Диавол. - Где он, панове?!
   - Туточки! - с готовностью отозвался Волчий Пан и пинком вытолкнул из толпы отца Франциска, а напоследок шепнул: - Не робей, отче!
   - Какое лихо занесло тебя, слуга хрыстианского бога? Что забыл ты на шабаше, иль облобызать мой царственный зад желаешь и в верности поклясться? Уже и на коленки опустился, готовишься!
   Отец Франциск и вправду упал на колени, лишь бы не откатиться от молодецкого пинка в ноги Гаспадару, но храбрости своей не растерял, и лишь спокойно ответил:
   - Не про тебя та честь будет, Царь Мух, а покровителю своему небесному, Езусу Христу молюсь я во спасение душ, погрязших в грехе и пороке!
   - О своей душе бойся, святоша! - ухмыльнувшись, ответил Диавол. - Даю последний шанс: целуй в зад и получишь силу немереную, как у пана Казимира, а от бога своего отрекись.
   - Не бывать такому! - откликнулся отец Франциск и демонстративно-размашисто перекрестился. - Уж лучше смерть мученскую принять, а не рогатому кланяться! И отчего же ты, Сотона, так ревнив: отец Казимир вот двум богам поклоны бьет, чернокнижием балуется, а в костел ходит! А что же он?
   Воцарилась оглушительная тишина - о такой в Сойме лишь мечтать, - шумливая и озорная нечисть разом замолчала, наверное, и дышать перестала. Лицо Гаспадара стало похоже на восковую маску, застывшую в злобном оскале. А отец Казимир побелел лицом, стал совсем как свежий покойник.
   - Поклоны бьет, говоришь? - роняя слова тяжелым каменьем, процедил Диавол. - А может, и Маткой Боской клялся?
   - Клялся!
   Неведомый хатник в залитой чем-то жирным спаднице не выдержал и попытался было перекреститься, за что тут же схлопотал от соседа по руке - тучного лазника.
   - И крыж целовал?
   - Целовал.
   Отец Франциск понял, к чему ведет Диавол, но было уже поздно. Где-то вдалеке завыла плачка, и в ответ ей заголосила, загомонила, загоготала, заухала нечистая сила. Чертенок в иезуитской сутане, снятой с плеча отца Казимира, прокричал:
   - На костер ересиарха!
   - На костер! На костер его, Ваша Моцнасть!
   - На костер, так на костер, - равнодушно пожал плечами Гаспадар и словно потерял интерес ко всему происходящему.
   - Хапай его, панове, а то сбежит!
   И в самом деле отец Казимир дал доброго дёру, так и сверкая голыми ляжками. Упырь, пристававший до сего к Франциску, бросился в ноги и мигом оседлал уже лежащего, размазывающего по лицу горючие слезы, богослова-чернокнижника. Отец Казимир покаянно заголосил:
   - Пощади-и-и-ите-е-е-е, панове! Отрекусь, отрекусь от хрыстианского бога, только пощадите!
   - Ты уже отрекался, пан иуда!
   - Поздно, отче, на жалость давить! По двум дорожкам не пойдешь, и двум богам не поклонишься!
   Нечисть подхватила иезуита, завертела, закружила в безумном водовороте и с дружным уханьем кинула в костер. Отец Казимир с коротким возмущенным возгласом приземлился прямо на раскаленные уголья, и прожорливое оранжевое пламя взметнулось чуть ли не до самых небес.
   - Пойдем, отец Франциск, а то затопчут.
   Пан Завальня силком оттащил очумелого Франциска подальше от костра, от демонического торжества, от перекошенных рож и пылавшего человека. Отец Казимир несколько раз пытался выбраться из костра, но с достойной резвостью был водворен обратно, а вокруг кружила хороводы опьяненная запахом горелой плоти нечисть. Через несколько мгновений затих последний крик богослова, и силы тьмы с невиданным остервенением принялись рвать горячее мясо с почерневших костей, разматывать истекающие жиром кишки и сражаться за кусочек сердца или печени. Дурная волна подступила к горлу отца Франциска, то, видно, бесовское молоко просилось наружу.
   - Ты, отче, знай, не зря я привел тебя сюда. - Пан Завальня впервые за сегодняшнюю ночь стал по-настоящему серьезен. - Отец Казимир прибился к нам давно, годика два как уже, и все это время грызла меня настойчивая мысль, что не совсем честен иезуит с нами. Нельзя двум богам кланяться, отче. Так и в pactum conventum оговорено, что Его Моцнасть с хрыстианским богам заключил. Ты понравился мне, отче: храбр, удал и верен себе. Таким и оставайся: веришь в своего бога, верь дальше, не сомневаясь. Главное, ведь, не то, во что верить, а сама вера. Верь во что угодно, просто верь и будет тебе сие панцирем стальным, что никакие посулы и угрозы не пробьют, но и о нас не забывай, знай, что мы жили на этой земле издревле, задолго за того, когда родился божий сын, задолго до ахейского Зевеса, задолго до всех. Волаты, асилки - все было, есть и, надеюсь, будет...
   - Верно говоришь, Волчий Пан! - от зычного Гаспадарского голоса отец Франциск против воли втянул голову в плечи. - Слушай его, святоша, и помни: тебе сегодня повезло. Волчий Пан - молодец, такого святого отца к нам привел! Доброе веселье с тобой, отче. Вот и от паршивой овцы избавились, как велено в твоей священной книге. Спасибо тебе за это мое нечистое, и памятка от меня. Дай руку!
   Отец Франциск не смог побороть властность в голосе Диавола и с дрогнувшим сердцем протянул руку. Завальня услужливо подхватил ослабевшую руку обезволенного отца Франциска, поддержал того под пояс и, щекоча усами шею, задрал рукав сутаны.
   - Не бойся, отче! - прошептал в самое ухо, одаряя буйным ароматом гарэлки, молока и волчьего духа. - Совсем не больно. Сие, чтобы помнить.
   "Чтобы помнить..." еще долго звучало набатом в голове иезуита, когда Гаспадар обхватил запястье обманчиво тонкой ладонью с нежными девичьими пальцами. И отпустил только тогда, когда запястье отца Франциска онемело, а из-под холеных Гаспадарских пальцев не потянуло легким дымком.
   - Вот тебе мое диавольское клеймение. Передавай привет своему богу, расскажи о том, как мы блюдем уговор.
   - А теперь, отче, пора домой. Погуляли, и досыть!
   Невероятные искристые очи Диавола смотрели в упор, сжигая своим огнем и душу, и тело, впиваясь в глаза Франциска. И святой отец все понял, словно заглянул в седые времена, когда на земле жили волаты, кинувшие вызов богам, и асилки, предки людей. И такая в тех глазах была древняя тоска, что иезуиту стало жалко Князя Утренней Зари - невероятно древнего существа, которое предки называли Ярилой и поклонялись, как несущему свет и благодать. А потом пришел христианский бог со своими крестами и храмами, а старые капишча осквернялись и забывались, оставались лишь замшелые валуны да память народная, что еще хранила лесунов и хатников, болотников и водяников.
   - Не жалей меня, отче, - с грустной улыбкой прозвучали слова Ярилы. - Пусть я последний из своего рода, последний Гаспадар над сонмищем духов и бесов, пусть я видел свой последний рассвет еще во времена Ольгерда Великого, но мы еще долго будем жить и плясать под луной, покуда звучат казки и миты, покуда ты знаешь и помнишь. Наступит момент, когда ты постареешь, а память твоя покроется паутиной времени, мы выберем нового Хранителя, но пока ты - это он. Живи долго и счастливо, отче, и прощай - никогда ты не ступишь на проклятую землю! Неси его, Волчий Пан, домой, неси быстро, а то рассвет скоро!
   И снова мир вокруг отца Франциска крутанулся, встал с ног на голову, ночное небо оказалось снизу, под сапогами, а земная твердь вздыбилась над макушкой, снова мигнул диск Месяца-хитрована, а звезды были, что глаза Гаспадара, холодные и мудрые...
   Проснулся отец Франциск в своей кровати перед самым рассветом, когда первые лучи солнца лишь слегка лизнули купола полоцкой Софии. Метель давно улеглась, укрыв улицы и крыши толстым белым одеялом. Паганская ночь, похожая на страшный сон, закончилась, сменилась христианским днем. А отец Франциск впервые в жизни сомневался: а так ли легко выполнить завет Волчьего Пана, легко ли верить в непогрешимость Церкви с грузом такого знания, легко ли вынести этот крест? Вот и отец Казимир не посилил, сломался, поддался искушению, и что с ним стало? Сгорел на сатанинском сборище, а останки его пожраны чертями. А что станет с новым Хранителем? Отец Франциск не знал. Единственно, в чем он точно был уверен, так в том, что внизу, в учебных классах Коллегиума ждут его школяры, невинные души, ждут новых знаний и непоколебимой веры, но никогда они не узнают то страшное и главное знание, что мертвым камнем легло на дне души наставника и будет жечь ее пекельным огнем. Утихнет боль в обожженной диавольским клеймом руке, подернуться пеплом воспоминания о шабаше, но это пламя ни что на свете не сможет загасить: ни гарэлка, ни молитвы, ни даже старость. И будет каждую ночь приходить во сне жуткие и прекрасные, звездные глаза древнего бога, названного Диаволом...
  

Примечания и необходимые пояснения

   Сперва наперво, я признаюсь, что написан этот рассказ был под влиянием Яна Борщевского и его "Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах" (как уважаемые читатели заметили, в том числе имя Волчьего Пана позаимствовано у главного героя, шляхтича Завальни). Кроме этого я позволил себе пояснить некоторые слова и понятия, которые могут быть непонятны читателям.
   1) *дедовская сабля* - сабля для любого шляхтича было главным атрибутом шляхетского гонору. Пусть он не имел герба, собственного надела и побирался у своих более удачливых соседей, но без сабли он никуда. Пусть она будет старой и ржавой, а последний раз ее доставали в Ливонскую войну, но без нее и шляхтич - не шляхтич.
   2) * наставник Полоцкого коллегиума*. Полоцкий коллегиум - учебное заведение в Полоцке, основанное иезуитами в 1580 году с высочайшего позволения Стефана Батория, и просуществовавшее до 1812 года, когда он был преобразован в академию со всеми правами университета. Стоит заметить, что иезуитские школы Беларуси, как и всего мира, руководствовались принятым Генеральной конгрегацией Ордена в 1581 году документом под названием "Способ и порядок обучения", в основе которого лежали труды прогрессивных педагогов эпохи Ренессанса, а так же принципы деятельности Парижского и других европейских университетов. Общество Иисуса создало лучшую для своего времени систему образования. Отцы-иезуиты учили бесплатно, требовали от школяров быть католиками от рождения либо менять веру; необязательно было принадлежать к шляхетскому или духовному сословию: коллегиумы охотно принимали детей горожан и крестьян.
   3) *гаковница* - европейские крепостные дульнозарядные ружья XV--XVI вв. с крюками ("гаками") под стволами, которые зацеплялись за крепостную стену с целью уменьшения отдачи при выстреле.
   4) *шляхтича на огороде* - ироничное обозначение мелкопоместного шляхтича, происходящее из польской пословицы "szlachcic na zagrodzie rСwny wojewodzie" ("шляхтич на огороде равный воеводе"), подразумевавшей существовавшее в Речи Посполитой равенство всех шляхтичей между собой, независимо от имущественного положения. Околичные, или застенковые (застенок - односелье, хутор, однодворок), шляхтичи, у которых не было крепостных крестьян, в некоторых областях Беларуси в начале XIX в. составляли до 15% населения.
   5) *Ужиного князя* - Хозяин всех ужей. Он всегда ползет впереди своих подопечных, показывая им дорогу. Ужиный князь значительно больше остальных ужей, с блестящими глазами, может ходить на хвосте стоймя. Нет ему равного среди ужей: все они его дети и подданные. Если уж свистнет он, то свист его слышен по всей Беларуси.
   Узнать князя ужей можно по золотой короне на голове. Можно попробовать получить эту корону. Для этого надо пойти на Лосиную гору осенью, когда ужи собираются в Вырай. Путь к Лосиной горе тяжел, много страхов и искушений ожидает человека. Главное, ничего не бояться и ничему не удивляться, иначе не дойдешь до места. На гору надо прийти до утра. Приметив князя ужей, нужно расстелить перед ним скатерть иди полотенце, стать на колени и низко поклониться. Сбросит князь корону на полотенце и уйдет со своими подданными в Вырай. Владельцу ужиной короны всегда будет везти на охоте; ему будет помогать огромный таинственный черный пес. Кроме того, владельцу короны станут известны все сокровища, перед ним будут открываться все двери и запоры, он сможет понимать язык зверей и птиц.
   6) *наследие поганских времен* - Поганство - древняя религия наших предков, язычество.
   7) *жид* - В XVIII в. этноним "жид" (от др.-евр. jeh-?di - хвала Богу) не имел неуважительного, презрительного или бранного оттенка.
   8) *лапсердак* - традиционный кафтан ашкеназских евреев.
   9) *талер* - крупная монета Речи Посполитой.
   10) *камизелька* - у беларусов, верхняя одежда.
   11) *Месяц* - Луна.
   12) *Всеславов камень* - огромный валун, один из многих, служивших в древние времена местом поклонения. Впоследствии полоцкие князя, в том числе и Всеслав Чародей, вырезали на них кресты и различные надписи христианского содержания.
   13) *Менск* - старинное название Минска.
   14) *труна* - гроб.
   15) *цвинтар* - кладбище
   16) *контуш* - род кафтана, особенно был распространен в среде шляхты.
   17) *хатник* - домовой.
   18) *бренчали скрипки и дуда*. Дуда - белорусский народный музыкальный инструмент, напоминающий волынку. Представляет собою мешок (мех), сделанный из шкуры барсука, телёнка или козлёнка, либо из пропитанной дёгтем кожи, с несколькими деревянными трубками. Одна из трубок (соска), снабжённая клапаном (залогом), предназначена для наполнения меха воздухом. Игровые трубки, внутрь которых вставлены пищики из птичьего пера, служат для извлечения звука. Первая из них (пирабор) имеет длину 8 вершков и снабжена шестью отверстиями сверху и одним снизу. Две другие игровые трубки (гуки) длиной 1 аршин и 3/4 аршина дают по одному нижнему звуку, соответственно, октаву и квинту нижнего звука пирабора. Более сложно устроенные модели дуды имели до шести гуков.
   19) * жабраков*. Жабрак - нищий, бедняк, попрошайка.
   20) *пся крэв* - польское ругательство, дословно "собачья кровь".
   21) *аржавень* - грязно-рыжий, с необычайно толстым животом, тонкими, как стебель хвоща, ногами. Все время рыгает, чем отталкивает от себя даже неразборчивых духов. Все живые существа обходят его жилище. Из-за этого Аржавеннику редко удается заполучить жертву. Животное забегает в аржавенье (место на болоте, покрытое ржавчиной), только спасаясь от хищников, а из людей зайдет разве что ненормальный. В то время, когда Болотник и Багник могут обмануть прохожего и скрыть свое жилище, Аржавеннику это не удается даже зимой. Своей буро-желтой окраской аржавенье обязательно выдаст местонахождение духа. Аржавенник более спокойный, чем его братья - Болотник и Багник, потому что жаркое лето не высушивает аржавенье, а людям не нужна его неурожайная земля. Дух спокойно валяется на дне своего жилища, обрастая липкими слоями грязи.
   22) *фрейлехс* - традиционный еврейский мужской танец.
   23) *раввин Ашкенази* - создатель труда по Каббале Писания Ары. Жил в XVI в.
   24) *Они пробежали мимо болотника - огромного, толстого, похожего на ком грязи - и его брата багника - черной масляной лужи, в которую пьяный аржавень - третий брат - с хохотом выливал молоко. А за ними беззвучно смеялись русалки в обнимку с водяником и вирником. Рядом пригорюнился над кубком упившийся тихоня - как всегда грустный, чуть не плачущий.* Болотник мычит, как корова, крякает по-утиному, булькает, будто тетерев, гогочет человечьим голосом, чтобы заманить молодого неопытного охотника.
   Каким бы образом ни приманивалась жертва. Болотник в состоянии погубить ее только тогда, когда трясина достаточно глубокая. В противном случае он мучается бессильной злобой. Очень злит Болотника использование людьми болотных лыж, что не позволяет ему завладеть жертвой. До полного бешенства его доводит жаркое лето: не только сам человек смело ходит по его владениям, но нередко проводит по ним коня с возом. Зимой же мерзляк-Болотник корчится и трясется на дне своего жилища, беспокоясь лишь о собственной безопасности: вымерзнет болото - погибнет и он сам. Мало кто видел Болотника, но известно, что он страшно толстый, без глаз, весь в толстом слое грязи, на которую налипли в беспорядке водоросли, мох, всякие водяные насекомые. Все это делает Болотника наиболее безобразным из духов. У него есть братья - Багник и Аржавень.
   Багник живет в болоте, которое никогда не покрывается растительностью и имеет вид грязной и черной лужи. С виду Багник более грязный, нежели Болотник. Он никогда не появляется над поверхностью болота и свое присутствие в нем выдает только пузырьками и мелкой рябью. Он не поднимается с мягкого ложа даже тогда, когда жертва попадает в трясину и гибнет. Он уверен, что ей не спастись и она сама опустится к нему.
   Багника не пугают морозы, потому что он обогревает трясину своим теплым дыханием и она редко замерзает. Страх у него возникает тогда, когда люди начинают осушать болота, добывая топливо, удобрения для полей и огородов. В сухое лето полумертвый Багник мучается на дне своего жилища, с нетерпением ожидая дождей.
   Водяник (Водяной) - человекоподобный дух воды. У него есть еще несколько имен, в зависимости от того, в какой воде он живет. Тихоня - живет в стоячей воде озер, колодцев. Вирник - в быстрой воде малых рек, ручьев.
   По внешнему виду он пожилой мужчина, среднего роста, с длинной бородой лопатой, с такими же длинными волосами на голове в форме клина, гладкой блестящей кожей, расплывчатым лицом, длинными ногами, между пальцами которых - перепонки. Все тело Водяника покрыто волосами, которые, если приглядеться, оказываются тонкими струйками воды. Если Водяник вышел на берег и по каким-то причинам задержался и обсох, он не сможет вернуться в воду и погибает.
   Тонкий пласт засохшей тины, который остается от Водяника, оживает вновь, если кто-нибудь сбросит его в воду. Водяник не раз отблагодарит человека, спасая его, если он будет тонуть, или загоняя в его сети рыбу.
   На протяжении дня Водяник обычно лежит, распластавшись на дне, и только после захода солнца начинает свою деятельность. Передвигается по своим владениям верхом на соме. Рвет сети и другие рыбачьи приспособления, разрушает плотины на мельницах, подстерегает купальщиков. Может превращаться в сома, щуку и другую рыбу, а также в человека:
   Водяников сравнительно немного - по одному на каждый водоем: озеро, пруд, реку, лужу, которая не высыхает, колодец. Водяник - старый кавалер, и в этом особенное несчастье женщин вообще и девушек особенно: при своей старческой неприглядности он любит молодость и красоту.
   25) *Их поддержали гаёвки и сам дед Гаюн с мокрой от молока бородой и диким взглядом из-под густых как заросли крыжовника бровей.* За порядком в лесу наблюдает Гаёвый дед, или Гаюн, который охраняет красоту нетронутых мест и следит за лесорубами. Деревья для строительства хаты не заготавливали без разрешения Гаёвого деда. Срубленное без его разрешения дерево не было долговечным и прочным. Для этого Гаевику оставляли в лесу гостинец со словами: "Принес еды Гаёвому деду. Или сам съешь, или внучкам отдай". Внучки Гаёвого деда - Гаёвки - молодые, игривые девушки. Они любят все живое. И лось, и маленькая птичка, если заболеют или поранятся, обращаются к Гаёвкам за помощью, потому что знают: они залечат раны, выходят их.
   26) *кашуля* - рубаха на голое тело.
   27) *pactum conventum* - соглашение, договор.
   28) *пахолик* - юноша.
   29) *лесунов и хатников*. Лесун (Лесовик, Леший, Лесной дед) -хозяин леса и всего, что в нем водится. Среди деревьев он ростом с деревья. На лесной поляне или опушке леса - ростом с траву. Сфера деятельности Лесу на - весь лесс холмами и низинами, оврагами и полянами, за исключением водоемов: озер, рек, болот. В глубине леса находится дом Лесуна, где живут его жена и дети. Сам же он дома не сидит - больше обходит свои владения. Отдыхает и ночует на вершинах высоких деревьев, в дуплах, густых зарослях, буреломах.
   При обходе владений Лесуна сопровождают стада зверей и стаи птиц. Он способен имитировать голоса всех живых существ. Любит пугать человека, особенно ночью, дикими звуками, сбивает с пути, заставляя блуждать, и доведя человека до отчаянья, хохочет. А то начнет плакать, как ребенок. Кто пойдет на помощь, может попасть в болото. Но кто знает, как позвать Лешего и завоевать его расположение, получит хорошего помощника. Леший будет загонять на него во время охоты дичь, показывать грибные и ягодные места, оберегать от соперников. Лесовик не любит, когда переходят его любимую тропинку. Вредит плохим хозяйкам и детям, которые не слушаются своих матерей. Лесовик крадет таких мальчиков, а Лесовичиха - девочек.
   30) *казки и миты* - сказки и мифы.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"