Заходящее солнце заливало небольшую площадь, зажатую между древними руинами, красноватым светом, с трудом пробиваясь через пылевые облака, гонимые по небу злым, колючим ветром. Когда-то видимо здесь находилась детская площадка, где весело звучал беззаботный детский смех, но сейчас здесь царила тишина. Перекрученные и сплавленные странные металлические конструкции отмечали те места, где раньше стояли качели, горки и лесенки; глубокие воронки вспарывали асфальт, как язвы от неведомой болезни, поразившей весь мир. Ковровые бомбардировки, призванные продезинфицировать заболевшие земли, здесь были особенно сильны, не пощадив ни одного здания, ни одной улицы, ни одно живое существо. Видимо, поработали кассетные бомбы - об этом свидетельствовали оплавленные края бетонных плит и металлической арматуры.
А на краю площади, притаившись за кучей щебня и битого кирпича, сплавленного высокотемпературным воздействием в единую массу, лежал человек. Могло показаться, что он мертв. Ни одного движения не произвел он, лежа вот уже час на неудобном щебне. Только карие с зеленью глаза равнодушно смотрели с непроницаемого лица на пустую площадь. Этот человек уже давно забыл, что такое эмоции, и сейчас походил больше на машину, смертоносную и непобедимую. Тело его было затянуто в комбинезон из сверхпрочного вибропластика, когда-то покрытого маскировочным нанослоем, но десятки лет эксплуатации и безжалостный ветер не оставили от него и следа. Но и такая одежда не могла уберечь от опасностей Чумного Мира, как называли Землю выжившие. Совсем другое дело, когда у тебя за спиной длинный, чуть искривленный меч из молочно-белого металла, а во взгляде плескается вселенский холод, и тебя называют свинчером. Тогда ты из жертвы превращаешься в хищника. Все эти признаки имелись у человека, залегшего в руинах, окружавших площадь.
Ни зрение, ни слух не могли помочь ему понять, что было неправильным в тишине бывшей детской площадки. Свинчер задействовал свое чутье эмоций или шестое чувство, как называли его непосвященные. И сразу же площадь изменилась, заиграла буйством красок. На противоположной стороне в глубокой воронке ярко пульсировали пять пятен, смешанные из красного страха, синего недоумения и более легких оттенков других чувств, и черной стежкой через них проходила безглазая, бессмысленная ненависть существ, чуждых даже этому разрушенному миру.
Эти существа не представляли большой опасности для свинчера; он бы уже давно прошел по площади, оставляя за собой порубленные куски инородной плоти, но было одно но. Всегда существовала возможность, что где-нибудь в руинах притаилось еще с пару десятков слуг. А вот их свинчер уже разглядеть не мог: слуги представляли собой просто движущиеся куски разлагающегося мяса, ни мыслей, ни эмоций. Тупые, но опасные исполнители. Например, слуги-солдаты по своей реакции лишь чуть-чуть уступали свинчеру, но, к тому же, были совершенно не чувствительны к эмоциональному подавлению свинчеров. Надо только подождать, чтобы хотя бы одного слугу послали в разведку, тогда человек узнает, где они залегли, куда метнуть дезмину, уничтожающую любую органику на основе земных соединений. Против чужаков, затаившихся в воронке, она была совершенно бесполезна. Вот там и пригодились бы способности свинчера.
Человек продолжал ждать. А вот чужаки не обладали таким неиссякаемым терпением. Из малоприметного провала, уходившего, видимо, в остатки городской канализации, тяжело выполз человек, или что-то на него похожее. Свинчер, обладавший великолепным зрением, сразу заметил неимоверные, грязные лохмотья, прикрывающее изможденное тело, покрытое огромными гниющими язвами, сочившимися черной сукровицей. И огромные выпученные глаза как у больного базедовой болезнью. Свинчер классифицировал его как смотрителя. Угрозы для человека эта разновидность слуги не представляла, служа чужакам лишь средством сбора зрительной информации. Его зрение было искусственно расширенно в инфракрасный и ультрафиолетовый диапазоны, чтобы ничто не ускользнуло от пристального взора смотрителя. Слуга неуклюже проковылял к середине площади и застыл в напряженной позе, внимательно рассматривая окрестности.
Пора. Свинчер медленными, выверенными движениями извлек из поясной сумки дезмину и поставил на боевой взвод. Потом встал на одно колено и положил руку на рукоять молочно-белого меча, до поры до времени покоившегося в потертых ножнах. Когда смотритель отвернулся, рассматривая разрушенное здание с обрубками мощных колонн, свинчер мгновенно перешел в боевой режим и прыгнул. Тело, за долю секунды наполнившись адреналином и боевыми гормонами, послушно отозвалось, унося свинчера на десятки метров вперед. Человек приземлился прямо в шаге от смотрителя, подняв столб пыли и мелкого щебня. Меч выскочил из ножен и взвыл, вспарывая вставший плотным как кисель воздух. Голова смотрителя отделилась от тела и взмыла в воздух, разбрызгивая черную слизь, служившую слуге кровью. Одновременно с этим левая рука метнула дезмину в пролом, откуда уже вылезали солдаты с перекаченными, вздутыми мышцами. Почувствовав жаркий упругий толчок в спину, свинчер даже не обернулся, полностью доверяя дезмине в деле обеззараживания территории. Все его внимание занимало другое: из живописных руин поднялось пять черных силуэтов, превратившихся в уродливые безглазые фигуры. Поводя большими кожистыми клювами и расправляя черные мантии, чужаки мгновенно превращались из неуклюжих странноватых уродин в стремительных хищников, походивших на огромных скатов, неведомо каким образом очутившихся за тысячи километров от ближайшего моря. Но чужаки были намного опаснее любых скатов, но только не для свинчера.
Выстроившись полукругом, чужаки кинулись к человеку, готовясь накрыть его плотными мантиями, пробить слабую тонкую кожу крепкими клювами и высосать все жизненные соки, все эмоции, все мысли, весь разум. Но стремительные движения чужаков встретил еще более стремительный молочно-белый клинок. Меч танцевал в руках свинчера, превращая прочные мантии чужаков в лоскутья рваных лохмотьев. Свинчер почувствовал в эмоциональном диапазоне всплески ярко-белой боли. И тут же клинок, совершив умопомрачительный кистевой разворот, разрубил тело одно из чужаков. По лезвию побежали серебристые огоньки, прижигая раны, не давая им зарасти. Чужак издал последнюю вспышку боли и потух, рухнув на землю уже расползающимися ошметками плоти. Следом последовал еще один, пораженный в жизненно важные нервные центры. Будь он ранен в один из них, или даже несколько, то чужак бы выжил, восстановил повреждения и снова кинулся бы в бой. Но раны были слишком обширны, и регенерационные системы не справились...
Внутренний хронометр сухо отсчитал меньше десяти секунд, когда все пять чужаков превратились в груды гниющей плоти, сочившейся черной слизью. Свинчер также как и раньше скачком вышел из боевого режима, разглядывая поверженных врагов. Эмоциональный диапазон был пуст. За спиной послышался тихий скрежет. Свинчер резко обернулся, вскидывая меч. К нему полз слуга-солдат, царапая землю ороговевшими, превращенными в огромные когти пальцами. Ноги и нижняя часть торса сжег взрыв дезмины, но руководящие нервные центры все еще продолжали действовать, управляя изуродованным телом. Свинчер лениво взмахнул мечом - и голова солдата покатилась в сторону, а рука уже занесенная для удара так и застыла в воздухе. Человек стряхнул с молочно-белого лезвия капли черной жидкости и вогнал меч в заспинные ножны.
- Уж слишком часто они стали появляться в последнее время, - раздался голос за спиной свинчера.
Человек медленно повернулся, готовясь в любое мгновение выхватить меч.
- Наверное. Я не знаю, - ответил свинчер высокому худощавому человеку в комбинезоне из виброплатика. За спиной его виднелась рукоять молочно-белого меча. Длинные черные волосы собраны в хвост, развевающийся под порывами холодного ветра.
- Ты издалека? - длинноволосый подошел ближе, внимательно рассматривая коренастую фигуру и лохматые грязно-русые волосы.
- Да, издалека. Я с запада. - Свинчер расслабился.
- Что там, на западе? - длинноволосый выпустил оранжевое щупальце дружелюбия и радушия. - Меня зовут Андрей.
- Все тоже, что и здесь. Ты это и сам прекрасно знаешь, Андрей, - свинчер не проявил ни капли эмоций. Он немного помолчал и потом добавил: - Конрад. Меня зовут Конрад.
- Очень приятно, Конрад, - едва заметно кивнул Андрей.
Длинноволосый подошел ближе, разглядывая обезглавленное тело солдата.
- Эта группа охотилась уже давно. Успела насобирать слуг. - Андрей нахмурился и посмотрел на Конрада. - В моем анклаве пропало уже пять данников за месяц. Я уверен, что где-то недалеко открылся портал, но не я могу его найти. И, если я все таки его найду, я... не уверен, что справлюсь сам. Мне нужна помощь!
Андрей пристально посмотрел прямо в ледяные бездны карих с зеленью глаз. Конрад не отвел взгляда и произнес:
- Я помогу.
Андрей коротко кивнул.
- Пойдем. В моем анклаве ты сможешь поесть и отдохнуть... А может и что-то больше...
Кровавый глаз солнца уже навис над самым горизонтом, когда впереди показался высокий забор, обмотанный колючей проволокой. Конрад автоматически отметил, что эта преграда не защитит ни от слуг, ни от чужаков. Скорее это был символ того, что здесь живут люди. Пока живут. Анклавы беспрестанно кочевали по Чумному Миру, спасаясь от нашествий чужаков. Стоило людям задержаться надолго на одном месте, обзавестись хозяйством, почувствовать, что здесь их новый дом, как тут же рядом появлялись чужаки, влекомые запахом эмоций. И только молочно-белый клинок свинчера мог их защитить. Свинчеры вели анклавы как пастыри, защищая и оберегая. Но иногда даже невероятных возможностей свинчера не хватало, чтобы сохранить анклав. И тогда люди пропадали, бесследно и безвозвратно.
Этому анклаву грозило тоже самое. Свинчер-хранитель прозевал угрозу и подвел тех, кто ему доверился. Анклав не мог никуда двинуться, так как в любой момент стоило ожидать нападение чужаков, которые пока только кружили вокруг него как стервятники над умирающим человеком. И жители анклава это прекрасно понимали: угрюмые взгляды, бросаемые данниками, были красноречивее любых слов. Жители анклава еще продолжали обыденную жизнь: ухаживали за детьми, что-то мастерили, копошились на небольших огородиках, неестественно зеленых на фоне серо-коричневых руин. Но эта была лишь видимость, попытка защититься от страшных перемен, грядущих в будущем. Напряжение и страх витали в воздухе, проникали в каждую щель, в каждый разум.
Анклав располагался вокруг практически не пострадавшего в бомбардировках здания; в некоторых окнах даже сохранились стекла. Видимо, когда-то здание служило чем-то вроде библиотеки, так как над самым входом нависал почерневший осыпающийся барельеф, изображавший раскрытую книгу. А вокруг библиотеки раскинулось множество небольших огородиков, обильно родивших на удобренной пеплом и прахом почве; стоило только убрать осколки камней и кирпичей. Кто-то, видимо, решил обосноваться здесь надолго, посадив несколько куцых яблонь. Под ногами шныряли грязно-белые курицы, а рядом искоса поглядывал единственным глазом худой облезлый петух. Люди низко кланялись своему свинчеру-хранителю, пряча хмурые взгляды: уж лучше согнуть лишний раз спину, чем высказать свое недоверие. Но Конрад все равно ощущал страх и настороженность своим обостренным чутьем. А Андрей упрямо смотрел вперед, стараясь не обращать внимания на молчаливое неодобрение данников.
Внутри библиотека встретила свинчеров запахом слежавшейся книжной пыли и густым полумраком, едва рассеиваемого трепещущимся пламенем примитивных светильников. Стены были завалены стопками старых книг. Если бы какой-нибудь библиотекарь увидел такое, то, наверное, его бы хватил удар. Но в новом мире профессии библиотекаря уже не существовало. Заметив взгляд Конрада, Андрей грустно улыбнулся:
- Самое смешное то, что эти книги могу прочитать только я. Но, к сожалению, не имею страсти к чтению. А остальные не умеют ни читать, ни писать. Горько видеть, что труды наших предков пропадают впустую. Все забыто, все...
- А почему ты не научишь их? - спросил Конрад.
- Научишь их... - как эхо повторил Андрей, - Зачем? Зачем давать им несбыточные мечты? Зачем смущать неокрепшие умы? Все равно прошлого уже не вернешь. Когда не помнишь, каково здесь было раньше, то и не так горько сознавать свою убогость. А я уже стал забывать... А вот, кстати, мы уже пришли.
Конрад молча посмотрел на Андрея все таким же, как и раньше безжизненным и холодным взглядом. Впереди открылась большая ярко освещенная комната, наверное, самая большая в библиотеке. Столы, еще помнящие прикосновения рук читателей, вынесены, либо сдвинуты к стенам, а вдоль них все те же стопки книг. Навстречу свинчерам поднялась высокая русоволосая женщина с миловидным лицом, прижимая к груди мирно сопящего младенца, и улыбнулась Андрею. Свинчер улыбнулся в ответ и порывисто подался вперед, обнимая и покрывая поцелуями женщину и младенца. Конрад молча наблюдал за этой сценой, не выказывая ни капли эмоций. Женщина отстранилась и вопросительно взглянула на Конрада.
- Познакомься, любимая, это Конрад. И он нам поможет справиться с бедой, постигшей нас. Конрад, это моя жена, Елена. - Андрей с нежностью посмотрел на младенца. - А это мой сын, Дмитрий, Дима...
- Здравствуйте, Конрад! - настороженно проговорила Елена. Голос у нее был красивый и мелодичный. С таким голосом надо петь. Что-то давно позабытое шевельнулось в сером мареве, покрывавшем разум Конрада. - Вы наверное голодны?
- А как же, милая! - Андрей подмигнул своей жене. - Еще как голодны! Иди, собирай данников - будем ужинать в общем зале.
Ужин прошел все в том же зале. Столы были составлены в один большой, за которым смогли уместиться все обитатели небольшого анклава. Во главе сидели Андрей с женой, рядом старейшины - мужчины с суровыми лицами и огрубевшими от длительного физического труда ладонями. На фоне подтянутого и молодцеватого свинчера-хранителя они смотрелись стариками, но только внешне. Андрей был, наверное, старше любого, сидящего за столом в 2-3 раза, даже старше старика-долгожителя с трясущимися руками и длинной седой бородой, подслеповато ковырявшегося в жидкой кашице. Рядом сидел здоровый парень с простоватым лицом и утирал ему слюни. В остальном же, анклавовцы были удивительно похожи, как братья и сестры. Все как один крепкие, выносливые и мрачные. Кроме одной молодой девушки. От остальных она отличалась хрупким телосложением, ярко рыжими волосами и мечтательной улыбкой. Удивительные зеленые глаза исподтишка посматривали на безразлично жующего куриную ножку Конрада. Когда же он смотрел на нее, она поспешно отводила взгляд. И эти глаза оставляли в серой душе непонятные сполохи того, что свинчер уже позабыл. И из-за этого Конрад испытывал недоумение и неуверенность, как в далеком прошлом, когда все было по-другому.
Уже после ужина, лежа в небольшой комнате на низеньком топчане, укрытом домотканой материей, Конрад думал и анализировал свои ощущения. Но как только острый как тот самый молочно-белый клинок ум не изощрялся, все логические цепочки сводились к одному: он начал испытывать эмоции. Сейчас еще слабые и невыразительные, но вскоре они могли сделать его похожим на Андрея.
Тихо скрипнула дверь, прерывая размышления Конрада. Свинчер резко сел и сжал рукоять меча. Рефлексы действовали еще безотказно.
- Извините... - В образовавшийся проем проникла головка с ярко рыжей копной волос. - К вам можно?
- Да! - Собственный ответ оставил свинчера в недоумении: он же хотел сказать "нет".
- Так вы еще не спите. Я хотела с вами поговорить. - Девушка зашла в комнату. На мгновение Конрад ощутил мимолетный аромат цветущего леса, и смутные воспоминания пронеслись у него в голове. Кто-то очень похожая на эту девушку была там. - Я слышала легенды о прошлом... Неужели все когда-то было по другому?!
Девушка присела на краешек топчана, уставившись широко раскрытыми глазами на Конрада. Правильнее всего было банально выгнать девушку и снова обрести покой, но новые ощущения оказались удивительно приятными, и Конраду хотелось, чтобы она осталась. Чтобы бесконечно смотреть в эти удивительные глаза, вдыхать запах ее волос и наслаждаться ее голосом. Свинчер сам не заметил как его рука накрыла узенькую ладошку девушки, а вторая погладила ее по волосам. И девушка не отстранилась, а только еще ближе прижалась к Конраду. Холодный рассудительный разум кричал об опасности, но тело его не слушалось. Сильные руки обняли хрупкое тело, губы Конрада слились с губами девушки. Горячее гибкое тело послушно изогнулось. И крик разума потонул в вихре чувств, захлестнувших его с головой...
...Острый край полумесяца проглянул в разрыве облачного покрова, закрывавшего ночное небо, на мгновение осветив причудливые руины. Осветил и тут же снова погас. Тьма снова пыльным черным одеялом накрыла разрушенный город. Среди остатков кирпичных стен, похожих на гнилые зубы, почувствовалось движение. Длиннорукая согнутая фигура, чернее окружающей тьмы, быстро промелькнула на границе светового круга, образованного неверным огнем факелов, венчавших забор, обмотанный колючей проволокой. Парень с простоватым лицом испуганно замер, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в ночной тьме, окружавшей поселение анклава. Холодные пальцы страха пробежали по позвоночнику, оставив после себя ощущения сухости во рту и внезапную слабость в руках, сжимавших грубое копьецо. Врятле оно помогло бы против тех, кто скрывался в разрушенном городе, но все равно даже это смехотворное оружие вселяло хоть и небольшую, но уверенность в собственных силах.
Несколько минут парень напряженно во враждебный внешний мир, залитый ночной чернотой. Но руины хранили молчание. Парень полушепотом выругался и отвернулся, продолжая обход. Он не послушал советов анклавовцев и не поспал перед ночным дозором, а предпочел своими глазами увидеть неведомого свинчера, пришедшего вчера. Всякое могло показаться усталому стражу, не смыкавшему глаз для сна вот уже сутки. Конечно можно было отказаться, попросив у хранителя заменить его, чтобы потом отработать вне очереди, но парню дозор все равно казался лучшим выбором, чем вскакивать среди ночи и слушать бессвязный лепет выжившего из ума деда и убирать за ним. Черная тень, беззвучно перемахнув забор, встала за ним. Парень почувствовал беду даже не разумом, а спинным мозгом. Страх подстегнул его рефлексы, и он, круто развернувшись, ударил практически вслепую своим смехотворным копьецом. Острие, сработанное из древнего ножа, вонзилось во что-то мягкое и податливое. Тут же нехитрое оружие выскочило из рук парня. И только сейчас он закричал.
Дикие вопли мгновенно разбудили Конрада, хотя даже не вопли, а чистейший импульс сильнейшего страха. Для свинчера такие сильные эмоции были как звуки сирены для обыкновенного человека. Конрад вскочил, инстинктивно хватаясь за меч, с которым он никогда не расставался. Но надежной рукояти не оказалась на нужном месте. Он растерянно оглянулся, ища клинок, но не нашел его, а увидел только обнаженную рыжеволосую девушку, мирно причмокивающую во сне. И в разум свинчера потоком хлынули воспоминания, которые он так долго прятал от себя. А вместе с воспоминаниями пришли эмоции, ввергшие Конрада в ступор.
Крик снова повторился, приводя свинчера в чувство. Сомнения в собственной силе наполнили его разум. Конрад попытался перейти в боевой режим. И тело послушно отозвалось, смывая бурлящей адреналиновой волной ненужный мусор эмоций. Разум его снова стал спокоен и собран. И свинчер не стал ждать.
Прозрачным дождем осыпались осколки разбитого стекла, и из окна вылетело нечто невероятно быстрое, мягко приземлившись среди огородиков. Свинчер быстро огляделся, и в его ускоренном разуме мгновенно сформировалась картина происходящего. Высокий слуга-ловец с неимоверно длинными руками боролся с отчаянно отбивавшимся человеком. Торчашее из груди копье явно мешало слуге, позволяя несчастному держаться вне зоны досягаемости цепких рук. Но в тоже время двор наполнялся все новыми и новыми слугами, методично перелезавшими через забор. Среди них, кроме ловцов, было и несколько солдат, тупо разрывавших колючую проволоку и не обращавших внимания на многочисленные порезы, сочившиеся черной сукровицей.
Свинчер подскочил к боровшейся паре и одним ударом кулака раскроил череп ловцу. Слуга мгновенно обмяк и завалился набок. Конрад схватил человека за шиворот и отбросил его ко входу в библиотеку, откуда уже выбежал Андрей, сжимая в руках молочно-белый меч. Клинок закрутился в смертоносном танце, превращая в ошметки плоть еще двух ловцов, неосторожно близко подобравшихся к свинчеру.
Конрад развернулся навстречу солдату, тянущему за собой куски колючей проволоки, впившейся ему в кожу. Слуга попытался достать его когтистой лапой, но свинчер перехватил ее одной рукой, а кистью другой, превращенной в клинок из плоти и крови, ударил его по мускулистой шее. Рука как настоящий меч смяла плоть, пробила насквозь и разорвала позвоночник. Слуга замертво упал на мягкую землю небольшого огородика, погребая под собой труды анклавовцев. Но свинчеру было не до сожалений о гибнущей собственности. Боевые гормоны все еще продолжали действовать, подстегивая разум и рефлексы.
Андрей все также орудовал своим мечом, усеивая землю остатками тел вторгшихся слуг. Никто даже не мог подступиться к нему, не попавшись под удары безжалостного клинка. Но и кукловоды, руководившие слугами, поняли это.
Конрад, сломав в нескольких местах цепкую руку ловца с длинными пальцами, заметил, как один из слуг залазит внутрь библиотеки через окно на первом этаже. Андрей этого не видел, увлеченно разрубая тела слуг. Отбросив от себя ловца, Конрад, совершив огромный прыжок, оказался рядом и попытался отцепить ловца от окна, намертво прилепившегося к оконной раме. И в этот момент что-то большое и тяжелое сшибло его с ног и прижало к земле, обдав смрадным дыханием. Прямо перед глазами свинчера появилось жуткое лицо, обезображенное шрамами и язвами. Гниющие губы растянулись в некоем подобии улыбки, обнажив почерневшие осколки зубов. Конрад не стал церемониться. Сильнейший удар свернул челюсть солдату, а второй кулак врезался в висок, сминая плоть, кость и то, что служило слуге мозгом. Свинчер скинул с себя тяжелое распухшее тело, встал и повернулся к тяжело дышавшему Андрею. Двор вокруг библиотеки был завален изрубленными и искалеченными телами, истекавшими черной слизью. Забор из колючей проволоки повален и прорван в нескольких местах. От огородиков, с таким тщанием выращиваемых людьми, осталась лишь черная грязь, вперемешку с измочаленными, вдавленными в почву зелеными листьями и стеблями.
В этот момент из библиотеки женский крик. Андрей тут же кинулся внутрь. Прямо перед ним возник ловец, держащий в своих руках Елену, отчаянно вырывшуюся из цепких рук слуги. Он выставил ее перед собой как щит. Андрей застыл, занеся над собой меч. Ловец проявил удивительную сообразительность, обходя свинчера сбоку и все так же держа перед собой женщину. На лице свинчера отразились отчаяние и растерянность. Боевые рефлексы требовали действий, а чувства, разъедающие разум, не давали ничего сделать. Конрад стал медленно пробираться к ловцу, готовясь нанести решительный удар. Он спиной почувствовал черные волны ненависти и коричневые облака иномировой злобы, исходившие из враждебной темноты. На мгновение он отвлекся и оглянулся. Свинчер понял, что чужак, затаившийся во тьме, видит и чувствует его, что впервые за много лет серое марево, стальным панцирем покрывавшее его разум, дало трещину, истекавшую тоненьким ручейком эмоций.
Ловец воспользовался моментом и не стал медлить: закинув на плечо Елену, он лихо перемахнул через остатки ограды и скрылся в ночи.
- Нет!!! - Андрей кинулся было за ним, но Конрад врезался в него плечом и опрокинул на землю. Сейчас разум хранителя напоминал кипящий котел эмоций, поверх которого как накипь плавали осколки серого панциря.
- Успокойся! Возьми себя в руки! Ты слаб! - Конрад крепко держал Андрея за плечи, не давая ему вырваться. - Ты ей ничем сейчас не поможешь!
Конрад почувствовал, как бурлящее море эмоций хранителя покрывается тонкой серой коркой. Андрей затих и успокоился, взгляд его стал отстраненный и безразличный. Конрад выпустил свинчера. Андрей оценивающе посмотрел на Конрада.
- Где твой меч? - Конрад нахмурился и не стал отвечать на вопрос, а просто скрылся в библиотеке.
Рыжеволосая девушка по имени Мария настороженно глядела на то, как Конрад искал меч. Свинчер не удостаивал ее даже взглядом, как будто она была еще одним предметом интерьера. По правде говоря, сейчас для Конрада так оно и было. Просто еще одна вещь, как и другие люди. Вещь, которую к тому же требовалось защищать.
Клинок нашелся под топчаном, неведомо каким образом оказавшийся там. Свинчер пристроил его себе на спине так, чтобы его было удобно выхватывать. Поясная сумка с дезминами оказалась там же, где и меч. Конрад еще раз поразился тому, что овладело им этой ночью. Ведь, если бы мины взорвались, то от анклава не осталось бы и следа.
На мгновение свинчер задержался в дверях. В нем боролись два Конрада: один требовал: "Скажи хоть что-нибудь, не уходи просто так! Она ждет тебя!"; второй, наоборот, холодным, безжизненным голосом настаивал на другом: "Молчи, и просто уйди. Все равно ты больше сюда не вернешься - зачем терзать себя?". Победил второй. Свинчер молча ушел. Мария тихонько заплакала, уткнувшись в домотканое шерстяное одеяло.
Андрей уже ждал его на улице, сосредоточенный и равнодушный. Конрад молча кивнул ему, и они скрылись во тьме.
Свинчерам не требовался свет, чтобы ориентироваться в ночи среди нагромождения руин. Великолепное ночное зрение помогало им видеть даже в кромешной тьме. Они продвигались быстрой рысцой вслед за ловцом, уносившим свою жертву. Она служила своеобразным маяком, излучавшим волны страха и боли.
Это было похоже на охоту. Два опасных хищника отпустили жертву, чтобы она привела их в свое логово, где они смогут утолить бушующую в них жажду крови. Жажду холодную и рассудительную, и от этого еще более страшную.
Небо на востоке постепенно светлело, наливаясь бордовым пыльным рассветом. Тьму ночи сменили серые сумерки. У разрушенных построек легли густые тени, похожие на чернильные краски. Беззубыми ртами скалились пустые оконные проемы. Небольшой хвостатый зверек юркнул в узкую норку среди куч битого камня и вздыбленного асфальта, заметив пробегающих людей. Свинчеры бежали легко и ровно, больше похожие на неведомые человекообразные механизмы, чем на людей. Впереди вставала темная громада полуразрушенного завода, угрюмо возвышавшаяся среди небольших красно-серых коробок бывшего рабочего поселка. Пронизывающий ветер гудел в переплетениях проводов, стальных опорах мостовых кранов и раскрытых настежь металлических воротах, изъеденных ржой и ветром. Верхние ярусы, где раньше находились цеха и мастерские, теперь пустовали, постепенно заносимые пылью и песком. Ощущение запустения и тоски веяло от этих мест, как от старой, поросшей бурьяном и всеми забытой могилы. Одной из многих на этом всепланетном кладбище, по которому бродили люди-падальщики, побирающиеся на остатках цивилизации, и чужаки-сторожа, хранящие здесь покой. Но в недрах подземных коммуникаций и отстойников бурлила неземная жизнь. И среди этого варева из разноцветных лоскутов эмоций, сшитых грубыми черными стежками ненависти, ярким изумрудным пламенем полыхал портал.
Сам завод и прилегающая к нему территория практически не пострадали в бомбежках: здесь жило не так уж много людей. Только шальная бомба напрочь снесла крышу одного цеха и разрушила несколько прилегающих зданий. Свинчеры замедлили свой бег и стали осторожно пробираться через ржавые остовы древней техники. Глубокие черные тени и переплетения искореженного металла могли скрывать в себе массу неприятных сюрпризов. Но их встречали только завывания ветра над головой и шуршащий песок под ногами.
- Нас ждут? - Андрей оценивающе оглядел черный провал распахнутых огромных ворот, который раньше, видимо, служил для подъезда больших грузовиков. Вспышки ужаса вперемешку со страхом доносились уже из глубины завода. Они манили хранителя, но в тоже время служили предостережением его рациональной, свинчерской части личности.
- Безусловно, - Конрад заметил вентиляционное отверстие на высоте двух человеческих ростов. - Поэтому мы обойдем ловушку.
Он ловко взобрался по остову древнего грузовика, распластавшегося у стены так, как будто какой-то великан пытался пробить им дыру. Но стены из высокопрочного бетона и листовой стали уцелели, чего нельзя было сказать о грузовике. Конрад выломал решетку, закрывавшую вход вовнутрь, и заглянул в длинную вентиляционную трубу, неожиданно пахнувшую резким запахом гнили.
- То, что нужно. Мы попадем прямо в инкубатор. - Конрад повернулся к дожидающемуся его Андрею и поднял большой палец. Андрей взобрался вслед за ним.
Узкая металлическая кишка, пропахшая гнилой плотью через несколько десятков метров разделялась на несколько ответвлений. Одно из них резко сворачивала направо и вниз, и оттуда поднималась смрадная волна разложения, сбивающая дыхание. Конрад, а за ним и Андрей соскользнули в него, устремившись на запах. В конце его у решетки, сочившейся грязно-белым паром, скорчилась уродливая фигура, огромными немигающими глазами уставившись на свинчера. Смотритель не успел даже дернуться, как кулак Конрада размозжил ему голову. Вторым ударом свинчер вышиб решетку и сбросил вместе с ней тело слуги. Прямо в мерзкую шевелящуюся массу, составленную из странно искаженных людских тел, непрерывно переползающих с места на места и соединенных длинными отростками с пульсирующей колонной ярко-красной плоти.
Упавшее тело мгновенно исчезло среди корчащихся в чудовищном экстазе тел. Свинчеры не стали медлить, и четыре дезмины полетели следом, превращая инкубатор в огненный ад. Беззвучно пахнуло паленой плотью и раскаленным металлом. Дальнейший путь был свободен. Стены и пол инкубатора теперь покрывала жирная черная сажа - все, что осталось от будущих слуг. От мерзкой колонны осталась лишь горстка невесомого пепла в центре инкубатора - эпицентр взрыва дезмин пришелся именно на это место. Свинчеры не стали задерживаться и пошли дальше, вглубь подземных коммуникаций, туда, где кипела чужацкая жизнь и где еще яростно требовал спасения одинокий человеческий разум.
Впереди открылось огромное помещение, заполненное переплетениями труб и проржавевшими паровыми котлами. Видимо, когда-то здесь находилась котельная. Но сейчас их уже здесь ждали. Котельная была заполнена слугами-солдатами, а за их спинами маячили горбатые силуэты чужаков, похожих на огромных стервятников, готовых добить слабеющую жертву. И где-то среди них находилась Елена.
Толпа солдат молча бросилась вперед, а навстречу им полетели дезмины, своим огненным касанием выкосившие с пару десятков слуг. Обгоревшие, лишенные кто рук, кто ног, солдаты не отступали, продолжая бестрепетно умирать от молочно-белых клинков. Но иногда все таки то тут, то там рука с ороговевшими пальцами, превращенными в огромные когти, прорывалась сквозь смертоносный танец мечей, оставляя на теле свинчеров глубокие кровавые борозды. Но они не могли задержать или остановить натиск свинчеров. Конрада вела подсознательная, свойственная всем свинчерам, холодная ненависть к чужакам. Андреем же полностью завладела не рассуждающая иррациональная ярость, поддерживающая истощенные борьбой с эмоциями врожденные силы свинчера.
И тут случилось нечто невероятное. Остатки слуг отступили, оставив после себя десятки изувеченных тел. Конрад, покрытый черной слизью с ног до головы в алых разводах собственной крови, молча ринулся в образовавшийся проход, готовясь уничтожить чужаков всех до единого. Но Андрей остался на месте, тяжело дыша. Впереди корчилась в муках бледная фигурка, маленькая на фоне раскрывших свои мантии чужаков. Чудовища угрожающе нависали над нею, готовясь в любой момент превратить ее в пустую телесную оболочку. Конрад застыл и повернулся в сторону Андрея. На лице хранителя застыло растерянное и испуганное выражение, его руки обессилено опустили клинок. Вид измученной жены окончательно сломил свинчера, превратив его в слабого, беспомощного человека, терзаемого противоречивыми чувствами. Но Конрад не стал медлить. Последняя его дезмина полетела в толпу чужаков. Ярко-белая вспышка на мгновение с невероятной четкостью высветила каждую черточку на ставшем вдруг умиротворенно-спокойном лице Елены. И через миг ее не стало.
Чужаки, обескураженные случившимся, растерянно застыли. Они даже не смогли сразу среагировать на то, как Конрад с методичностью механизма стал выкашивать их ряды. И только спустя бесконечно долгие мгновения остатки солдат ринулись на вырочку своим хозяевам. Но было уже поздно. Остановить прекрасный в своей неистовости танец смерти молочно-белого клинка они уже были не в состоянии. Раз за разом, один за другим чужаки и их слуги ложились безжизненными лоскутами плоти под ноги неудержимого свинчера.
- Зачем ты это сделал? - Безумие плескалось в глазах Андрея. Конрад тяжело дышал после изматывающей схватки, но меч он так и не опустил. Остались только они одни.
- Так было нужно, может быть, ты поймешь меня со временем. - Конрад поднял меч в боевую стойку.
- Ты убил ее! - взвыл Андрей и бросился сломя голову в атаку.
Конрад легко парировал его удар и нанес ответный, неотразимый. И молочно-белый клинок впервые за время своего существования отведал теплой человеческой крови. Меч наискосок прошел по груди Андрея. Казалось, он коснулся только ее только острием, пощадив обезумевшего свинчера. Но это было не так. Кровь потоком хлынула из раны, протянувшейся от плеча до поясницы. Перед смертью на лице Андрея появилась умиротворенная, благодарная улыбка, и он прошептал:
- Я иду к тебе, любимая...
После был волнующееся марево портала и странный мир за ним, сплошь состоящий из серых, с черными прожилками, зданий, нагромождавшихся друг на друга. И низкое небо, похожее на защищающий разум свинчера серый панцирь. И язык булыжной мостовой, сложенной из больших необработанных камней, вгрызался в металлический пол. Два удара мечом крест накрест по плотному киселю воздуха, отмечавшему место входа в портал. Видение чуждого мира содрогнулось в беззвучных судорогах, помутнело и растворилось в легкой дымке, пахнувшей освежающим озоном.
Конрад вернулся в анклав, хотя его рациональная, свинчерская часть противилась этому. Но что-то тянуло его обратно, наверное, зеленые глаза Марии, смотревшие вслед ему с тоской и печалью. Он не мог так уйти, не простившись. А теперь он стоял и смотрел в эти глаза - и не мог оторвать свой взор. И только теперь свинчер понял, что никогда уже не бросит эти глаза. И пусть он повторит ошибку Андрея, пусть он станет простым человеком, но был готов пожертвовать этим ради того, чтобы каждый день видеть эти зеленые глаза.